Бичев Виктор Романович. Грядущее Прошлое

ВИКТОР БИЧЕВ

ГРЯДУЩЕЕ ПРОШЛОЕ

ИЗРАИЛЬ

5770

Дизайн обложки: Денис Бишев

Иллюстрации: Инна Кацева

Издательский дом А.В.С. , Нетания, 2009, www.printabc.co.il/ru

Printed in Israel

No Виктор Бичев. Грядущее прошлое.

No Охраняется законом об авторском праве. Воспроизведение книги или любой ее части каким- либо способом запрещается без письменного разре- шения автора

ИЗРАИЛЬ

5770

ОТ АВТОРА

С незапамятных времен и до наших дней человечество вглядывается в бездонный космос, пытаясь среди нескончаемого количества звездных систем отыскать признаки существования разумных существ, а если повезет, то и найти своих прародителей, тех, кто поселил Цивилизацию на нашей уютной планете Земля. Как-то не хочется верить в то, что, несомненно, смышленые, человекообразные обезьяны и есть наши предки! Но даже если этот факт принять за истину, то должны же мы знать, откуда они прибыли на Землю!

Пока все усилия тщетны, пока есть только гипотезы, но с каждым годом поток сигналов

внеземных цивилизаций растет, как снежная лавина, и с каждым годом мы все ближе и ближе к разгадке тайны мироздания, с каждым годом в нас

растет уверенность, что мы не одиноки в космосе, что нас тоже ищут. И это уже не фантастическая реальность - сигналы из глубин вселенной идут к

нам, нужно только правильно настроить себя и открыть информационные каналы мозга на прием такой идущей к нам информации.

В этой книге представлена информация, которую автор принял из космоса и сумел расшифровать. События, о которых пойдет речь в этой книге,

произошли примерно 64 миллиона лет тому назад в

Галактике под номером 16WQ345X, отстоящей от

нашей Солнечной системы на расстоянии 122 миллионов световых лет. Возможные совпадения имен, событий, о которых идет речь в книге, не имеют ничего общего с событиями, происходивши- ми на Земле, а возникающие ассоциации с такими событиями лишь только доказывают, что любая цивилизация, как бы далеко в космосе она ни находилась, проходит похожие этапы в своем развитии.

Часть первая. ГИБЕЛЬ ЦЕСИСА

Седой человек, устало откинувшись в глубоком рабочем кресле, смотрел прямо перед собой, невидящим взглядом. Казалось, что он не слышит мерного шума Главной навигационной машины, не замечает мириады светодиодов Основного пульта управления космолетом сверхдальнего действия "Перл", не реагирует на высокий, постоянно меняющийся звук его фотонных двигателей, которые в данный момент разгоняли космолет до его крейсерской скорости. Казалось, он не замечает подошедшего к нему Главного координатора, с которым его связывала долгая дружба и долгие годы совместных полетов в дальний космос.

- Сколько нас осталось? - тихо спросил Ноб, так звали Главного навигатора.

- Включая нас с тобой - триста сорок пять, - эхом

отозвался Главный координатор.

Гримаса боли исказила еще молодое лицо Ноба. "Невероятно, невероятно, - тихо прошептал он, -

триста сорок пять... ".

- Я не могу в это поверить, это чудовищно невероятно, - Ноб устало поднялся, - неужели

больше никому не удалось спастись?

- Думаю, что никому, да нет, я в этом уверен -

никому, - скорее прошептал, чем сказал координатор.

- Триста сорок пять, - снова прошептал Ноб, как бы вслушиваясь в эту страшную цифру. - Ведь это ВСЕ, что осталось от всей нашей цивилизации - почти застонал он.

Координатор молча опустил голову, как бы подтверждая это страшное известие.

- Побеспокойтесь о людях, Элм, - сказал Ноб, обращаясь к координатору. - Им сейчас необходима поддержка, я выйду на связь со всеми чуть позднее,

благодарю вас, мне нужно побыть одному.

Когда бесшумная дверь командирского салона закрылась, Ноб опустился в кресло и закрыл глаза.

Страшная картина произошедшего мгновенно предстала перед ним. Он усилием воли отогнал ее прочь, сейчас его волновало другое - почему это произошло? Почему при наличии самой

совершенной планетарной защиты случилось невероятное и непоправимое? Без понимания сути произошедшего он не в состоянии что-либо

объяснить людям. А они будут слушать его, затаив дыхание, ибо теперь он в ответе за всех, он с этого момента не только Главный навигатор - он Главный

Брамптон.

Брамптон - вот что ему не давало покоя, вот что он хотел сейчас вспомнить. Нужно только

сосредоточится, ведь встреча с Главным Брампто- ном планеты Цесис была всего лишь пол оборота Цесиса тому назад. Главный Брамптон планеты

принимал экипаж Ноба на следующий день после возвращения из пятого Дальнего похода. Он не

нарушал сложившуюся традицию. Но то, что Брамптон принимал их не в здании Планетарного совета, а в своей личной резиденции. и был один без членов совета - было отступлением от традиции. Ноб был несколько удивлен, хотя старался ничем не выдавать удивления. Главный Брамптон, уже довольно немолодой мужчина, был очень похож на своего деда, который провожал их в этот пятый Дальний поход.

Словно угадав мысли Ноба, Брамптон сказал:

- Да, друзья, ведь когда вы отправлялись в этот поход, меня еще не было на планете и, если я не

ошибаюсь, вас провожал мой дед.

И не делая паузы, продолжал:

- Только вам, разведчикам космоса, дано видеть нашу планету на протяжении такого долгого

периода времени. Только вам - покорителям скорости и времени - дано видеть будущее, ведь каждый раз вы возвращаетесь в будущее Цесиса. За

время вашего отсутствия, - чеканил слова Брамптон, - мы довели до совершенства Систему планетарной защиты. И, хотя за время

существования нашей Цивилизации, а это почти семь тысяч оборотов планеты вокруг нашей звезды, не было попыток проникнуть к нам извне, мы будем

продолжать уделять особое внимание нашей безопасности. Именно вы, - глядя прямо в глаза Нобу, продолжал Брамптон, - посвятив себя делу

защиты планеты, добровольно отказались от семейного уюта, и вашим домом стал космолет.

- А теперь, друзья, прошу вас, садитесь, - сказал Брамптон, и первым сел за овальный стол, стоявший в самом центре приемного зала.

Когда все расселись, Брамптон продолжал:

- То, что я скажу сейчас, очень важно, и примите мои слова, как приказ. Завтра вы приступаете к

приему космолета нового поколения. С этого момента основной и дублирующий экипажи должны быть всегда на борту космолета. Я

приказал перенести на космолет часть планетарного банка спермы и включить в ваш экипаж обслуживающий его персонал. Об остальном

подумайте сами. Главный навигатор, вы лучше меня знаете, что необходимо.

- Можем ли мы знать, что послужило причиной столь серьезных изменений? - спросил Ноб.

- Конечно, - кивнул Брамптон, - я ждал этот вопрос, - он развернул лежавшую на столе галактическую карту. - Наш Центр дальнего

обнаружения зафиксировал направленное излучение, которое не является ни одним из известных нам ранее. Пока это все, что я могу

сказать, и еще могу добавить, что исходило оно из вот этой области Галактики, никогда не исследованной нами.

Ноб внимательно проследил за движением руки Брамптона по карте, и какое-то внезапное чувство тревоги охватило его. Ноб открыл глаза. Все

приборы показывали штатную ситуацию на борту.

Не о чем было тревожиться. Ноб знал, что

управление космолетом в надежных руках его экипажа. Тревожиться. Тревога!!! Почему же после визита к Брамптону это чувство ни на миг не покидало его? Время как бы спрессовалось для Ноба, работы по приемке космолета и обеспечению следующей экспедиции захватили его полностью. И он гнал от себя это чувство тревоги, мешающее ему нормально ощущать себя, но оно, как заноза, не давало покоя. "Ничего ведь не происходит, - уговаривал себя Ноб. - Все как обычно".

Жизнь обитателей Цесиса, да и самой планеты,

практически не изменилась. Он наблюдал эту жизнь как бы со стороны уже на протяжении почти 600

оборотов планеты вокруг звезды. Кому, как не ему, всегда были заметны даже малейшие изменения, произошедшие вокруг, за время отсутствия.

Подлетая к Цесису, возвращаясь из полета, он всегда жадно всматривался в вырастающий на глазах зеленый или красный, в зависимости от

времени года, такой дорогой для сердца, Цесис.

За время полетов Ноб видел множество планет-

пустынь, планет со скудной, зарождающейся растительностью, планет - ледников, планет,

состоящих из безжизненных скал или пыли, и как приятно было возвращение после похода в этот мир

ярких красок, прозрачного воздуха и комфорта. Когда Цивилизация обнаружила Цесис, и приняла решение о переселении, вся планета, как и сейчас,

была покрыта огромными деревьями. Высота их достигала двадцати человеческих ростов, а ствол

могли обхватить только три человека, взявшись за руки. Листья, покрывавшие ветви, были строго овальной формы. Первые исследователи планеты были потрясены, обнаружив, что стволы деревьев и ветви, и листья настолько крепки, что не уступали в прочности самому прочному сплаву, сделанному руками Цивилизации. Это свойство деревьев заставило новых обитателей строить свои здания в причудливой форме, заполняя свободное простран- ство между деревьями. А деревья продолжали удивлять поселенцев. Один раз за оборот планеты деревья меняли цвет листьев с яркозеленого на яркокрасный, оставаясь при этом так же крепко прикрепленными к своим местам на ветвях. Исследуя корневую систему, было обнаружено, что мощные корни уходят настолько глубоко в тело планеты, насколько это могли видеть приборы для исследования почвы. Так оборот за оборотом, обитатели привыкли к своим молчаливым соседям, укрывающим их от яркого свечения звезды, и защищающим от сильных ветров, дующих над Цесисом. Научились передвигаться на своих воздушных лодках, безошибочно ориентируясь в лабиринте из огромных стволов. Работы по приемке корабля завершались. Космолет стоял на стартовой площадке, которая намного возвышалась над кронами деревьев, сверкая обшивкой в лучах звезды. Скоростные подъемные кабины доставляли людей и все необходимое. Через огромный иллюминатор командирского салона на большое

расстояние вокруг открывалась великолепная панорама зелено-красного ковра, над которым то тут, то там проносились воздушные лодки. Наступало время, когда листья меняли свой цвет, и жители планеты спешили увидеть это завораживающее зрелище.

Ноб вспомнил, что и он, несмотря на занятость, остановился у иллюминатора, чтобы тоже посмотреть эту завораживающую панораму Цесиса. Сейчас, сидя в кресле, Ноб вдруг подумал, что если бы он не видел ЭТО своими глазами, то не смог бы поверить в реальность произошедшего. Полюбовавшись минутку изменением цвета кроны деревьев, он уже сделал было шаг по направлению к главному пульту, как вдруг панорама планеты резко изменилась. В первую секунду Ноб не мог понять, что произошло, но спустя еще одну секунду он увидел нечто такое, что не сможет забыть уже никогда. За многие годы пребывания в космосе ему приходилось видеть множество леденящих душу картин, но то, что он увидел сейчас, не шло ни в какое сравнение. Листья вдруг исчезли с деревьев. ВСЕ листья и со ВСЕХ деревьев. Нет, они не осыпались, если бы это было так, то все было бы погребено под их многометровым слоем. Буквально в эту же самую секунду Ноб явственно ощутил гул, исходящий откуда-то из глубины, и легкое содрогание почвы. Все еще не веря в происходящее, и пытаясь понять, куда исчезли листья, он вдруг увидел, что ветви деревьев стали уменьшаться в

размерах и как бы таять на глазах. Именно таять,

оплывать, как оплывает, сгорая, восковая свеча.

В мозгу пронеслись все слова, сказанные

Брамптоном, он машинально включил общий сигнал немедленной готовности к вылету, тревога, исподволь подтачивавшая его, охватила Ноба целиком, хотя масштаб случившегося он не мог предположить в ту минуту. Гул, исходящий из глубины, стал намного сильнее, и Ноб вдруг увидел, что то тут, то там, поверхность планеты стала вспучиваться, и в разрывах на поверхности стали появляться гибкие щупальца такого же цвета, как стволы деревьев. Их становилось все больше и больше, Они извивались вверх как бы в поисках опоры, и когда находили таковую, то опутывали ее, сжимая и раздавливая все, что оказывалось на их пути.

В ту же секунду Ноб почувствовал, как космолет начал медленно наклоняться. "Сейчас будет

разрушена стартовая ферма", - пронеслось в мозгу.

- Взлет и зависание, - прокричал Ноб. Космолет оторвался от стартовой площадки и завис над

Цесисом. Происходившее же внизу трудно поддавалось описанию. Корни деревьев, а это были именно они, теперь в этом не было никакого

сомнения, опутывали смертельной удавкой все, что попадалось на их пути. Вслед за ветками стали таять на глазах и сами стволы, казалось, деревья

стали расти внутрь, и, не находя места, снова появлялись на поверхности, но уже в виде оживших

корней-убийц. Спастись было невозможно. Корни, сплетаясь между собой, не оставляли ни малейшего свободного пространства.

Космолет медленно двигался над поверхностью Цесиса. Планету нельзя было узнать, вся поверхность кишела щупальцами-корнями, и

никакого признака существования Цивилизации не было видно.

Ноб медленно обходил рабочие отсеки

космолета, он должен был быть в движении, чтобы все видели: Главный навигатор на месте, он не сломлен. Экипаж, привыкший, казалось, ко всему, был подавлен, никто не стеснялся слез. За несколько мгновений было потеряно все, что напоминало им о детстве, о счастливом и беззаботном времени. Была потеряна планета, с которой они никогда не теряли связь и к которой всегда стремились их мысли, как бы далеко от нее они не были.

Ноб понимал, что от него во многом зависит, исчезнет ли вслед за этой катастрофой Цивилизация, или ее удастся спасти, найдя в этом огромном пространстве новую планету. Найти планету... Сейчас Ноб старался не думать об этом. Пока он отдал приказ, и космолет медленно, оборот за оборотом парил над безжизненным Цесисом, принимая на борт всех, кто в своих лодках любовался панорамой планеты, и кто успел подняться в воздух до того, как деревья-щупальцы опутали и раздавили все, что попадалось на их

пути. Когда Главный координатор Элм доложил ему, что эфир не прослушивается, а следовательно, планета безжизненна, Ноб отдал команду на переход двигателей в режим крейсерской межгалактической скорости и, опустившись в кресло, задумался.

Голос Элма заставил его вздрогнуть.

- Я проинформировал всех на борту, что с минуты на минуту ты выйдешь на связь с ними.

- Спасибо, Элм. Я сделаю это немедленно.

- Ноб, - тихо сказал Элм, - но мы не определили курс космолета!

- Курс! - Ноб вскочил на ноги. - Курс! - как бы убеждая себя в чем-то, еще раз повторил он. - Как же я сразу не понял это. Конечно - курс, - уже как бы про себя повторил Ноб, и Элм встревоженно

посмотрел на Главного навигатора. Таким возбужденным он ни разу не видел его. Ноб включил тумблер общей видеосвязи космолета.

Теперь его видели и слышали во всех уголках

"Перла".

- Друзья, - тихо проговорил Ноб, - это к вам обращаюсь я - Главный навигатор планеты Цесис, -

Ноб на долю секунды как бы споткнулся, но, взяв себя в руки, продолжал. - Я глубоко скорблю

вместе с вами, и никакие слова утешения не смогут снять боль наших сердец. Потеря, которую мы понесли, соизмерима лишь с размерами космоса,

нет, друзья мои, она во много раз огромней его,

этого ужасающе необъятного скопления холодных

каменных глыб, кипящих термоядерными реакциями звезд, россыпями загадочных черных планет, пожирающих все на своем пути, и еще много и много необъяснимого и неизученного состояния вещества. Все годы существования Цивилизации мы строили и укрепляли свою защиту от нежелательных вторжений извне, и, казалось, ничто не в силах посягнуть на благополучие Цивилизации. Но случилось непоправимое. Вы ждете от меня объяснений случившегося, и ждете ответ на вопрос, а можно ли было это предотвратить? Сразу отвечу вам на второй вопрос: нет, предотвратить было нельзя. Учеными было зафиксировано прохождение через Цесис потока заряженных частиц, природа которых оказалось неизвестной. Это облучение и вызвало мутацию деревьев, превратив их в убийц. Остальное вы видели. Я сказал, что погибла Цивилизация, но вместе с тем я говорю - Цивилизация жива. Она жива, пока живы мы с вами. Мы не смогли предотвратить, но мы смогли предусмотреть! С нами генетический фонд Цивилизации, и я обещаю вам, мы отыщем в космосе нашу планету. Сегодня я краток, но я готов говорить с каждым, кто нуждается в беседе со мной. Спасибо.

Ноб выключил тумблер, эти несколько слов дались ему с большим трудом. Главный навигатор, Брамптон, да нет, он же внутри такой, как все, он так же сострадает, и у него так же в груди болит и кровоточит сердце.

- Ноб, как ты смог сопоставить это? - спросил

Элм.

- Ты знаешь, Элм, я все время думал о том, что мы должны двигаться в любом направлении, но

только не в том, откуда происходило это излучение.

И в тот момент, когда ты сказал про курс, я все понял.

- Да, ты прав, предотвратить это было невозможно.

- Но Брамптон чувствовал, - добавил Ноб, - он что-то чувствовал, иначе он не отдал бы такой приказ.

- Садись Элм, мы действительно должны подумать о направлении поиска. Сектор первого поиска был определен. Главный навигатор и Главный координатор были единодушны в выборе

направления поиска. Им давно уже казалось, что именно там, за двумя галактиками-близнецами, должны быть звездные системы с планетами,

пригодными для жизни.

Когда Элм ушел отдать распоряжения смене управления полетом, Ноб вдруг почувствовал

невероятную усталость, он вспомнил, что не смыкал глаз все это время.

Над входной дверью раздался мелодичный звук,

и засветилось табло: "К вам посетитель". Пересилив усталость, Ноб нажал кнопку, и дверь в салон открылась. Навстречу ему решительным шагом шла женщина. Подойдя к Нобу, она положила руки ему на плечи, и он в свою очередь сделал то же самое.

В этом жесте не было ничего особенного, это было обычное приветствие жителей Цесиса.

Необычной была сама посетительница. Она была

среднего роста, с царственной осанкой и величественной посадкой кудрявой головы. Все женщины Цесиса были кудрявы и красивы, поскольку Цивилизация могла управлять процессом появления на свет нового жителя планеты. К моменту появления ребенка мать уже могла видеть, как будут выглядеть ее дочь или сын в детстве, юности и пожилом возрасте, и если хотела, могла изменить облик ребенка. Для этого ей предлагался банк внешних данных, в котором не было повторенных лиц, и после выбора этот имидж удалялся из банка навсегда. Процедура изменения внешности заключалась в подключении соответствующей программы к кровеносной системе через компьютер. Но посетительница была необыкновенно красива, таких лиц Нобу не приходилось видеть ранее.

- Меня зовут Иза, - отступив на шаг, произнесла она. Низкий грудной голос не соответствовал

внешности, так в первый момент показалось Нобу,

но было в нем что-то чарующее.

- Ты спас меня, - глядя в упор своими зелеными глазами, сказала Иза.

- Сейчас так думают все, - отозвался Ноб.

- Тогда ты спас меня дважды, - настойчиво,

голосом, не терпящим возражений, но тем не менее с нежностью промолвила посетительница.

Ноб удивленно посмотрел на Изу.

- Два раза? Я не понимаю тебя!

- Милый Ноб, ты очень устал, очень. Тебе нужно хорошо отдохнуть, ты сейчас будешь спать, и

слушать мой рассказ.

Ноб даже не успел удивиться, как его рука оказалась в руке Изы, и он послушно последовал за

ней к креслу. От ее прикосновения исходило тепло,

и в звуках ее голоса было что-то такое, что заставляло верить и повиноваться ей. Она бережно,

как ребенка, усадила Ноба в мягкое кресло.

- Расслабься, пожалуйста, и закрой глаза, - тихо проговорила она.

Иза расположилась у изголовья, обняла руками совсем поседевшую за последние дни голову Ноба, и когда убедилась, что он заснул, заговорила:

- Я сказала, что ты спас меня два раза, ты скоро поймешь, что ты спас меня много раз больше, ты сотворил меня, ты изменил меня. Я стала тем, кем я

есть, только благодаря тебе. Но все по порядку. Ты знаешь, ведь в день катастрофы я поднялась в воздух на своей лодке не для того, чтобы

любоваться изменением цвета листьев. Я была там, чтобы попрощаться с тобой. Я знала, что ты улетаешь, и я также знала, что уже больше никогда

не увижу тебя. Я подлетала к космолету на максимально близкое расстояние, чтобы хоть издали увидеть твой силуэт. Ты спросишь, почему?

Откуда я тебя знаю? Милый ты мой, я знаю тебя с того момента, как стала осознавать себя. Первые

мои картинки - это были твои фото у отца на рабочем столе. Ему поступали все отчеты о твоей экспедиции, ведь мой отец - Брамптон. Я грезила тобой и твоей работой. И твердо решила стать навигатором. Но ты же знаешь - у женщин Цивилизации другое предназначение. И даже отец мне не смог помочь в этом, Совет был непреклонен. Женщина - продолжательница рода. Любая профессия, но не скитание в космосе. Тогда я решила: я стану Главным прогнозистом Цесиса. Это хоть как-то приблизило бы меня к тебе, так я наивно полагала. На тестировании мне сказали, что не требуется дополнительной коррекции мозга. Мой оказался достаточным и даже по некоторым параметрам превосходящим требуемые. Я вся ушла в изучение наук. Я досконально изучила историю Цивилизации. Мне удалось теоретически заглянуть в глубь космоса, проследив его зарождение до самого начала всех начал - Большого Взрыва. Мои труды были признаны и стали основополагающими в теории космоса. Я была горда тем, что все то, что я сделала, будет помогать тебе в твоих экспедициях. Но мне всего этого было мало. Я хотела видеть не только прошлое, я хотела прогнозировать и видеть будущее. Мне удалось создать нечто такое, что я даже не могла открыть это отцу. Такие деяния были запрещены, и меня бы ждало суровое наказание. Проследив эволюцию космоса, я нашла двадцать два ключевых этапа, в которых было сконцентриро- вано все произошедшее в космосе, а значит, и

могущее произойти. Обозначив их соответствую- щими символами, я сделала двадцать две маленькие картинки. Располагая их, согласно расположению звездных систем галактик, можно предсказывать события, ожидающие космос. Я ждала твоего возвращения, чтобы только тебе открыть все это, чувствуя, что могу доверять тебе. Но известие об этом странном излучении все изменило. Отец решил встретиться с вами незамедлительно. Я с трудом упросила его перенести встречу в нашу резиденцию. Не могу до сих пор дать себе отчет, что я хотела этим добиться, может быть, просто увидеть твое, такое дорогое мне лицо, совсем близко. Какая-то необъяснимая тревога овладела мной в тот момент, когда ты появился. Тревога нарастает, и я бегу к себе, чтобы разложить свои картинки-символы... и... о ужас. Я увидела в них Катастрофу. Решив твердо открыться прямо сейчас, я бросилась в зал приемов, и уже на пороге услышала, как отец говорил об излучении и о чрезвычайных мерах. Я поняла, что опоздала, но благодарила мысленно отца за интуицию, за то, что ты, находясь неотлучно в космолете, будешь спасен. Увидев из лодки, что листья исчезли с деревьев, я поняла, что это начало Катастрофы, я попыталась направить лодку назад, чтобы спасти отца, но все развивалось так стремительно, что от бессилья помочь я потеряла сознание. Очнулась уже в космолете. Все чувства смешались во мне: боль утраты и радость своего и твоего спасения, и

то, что мы вместе. Мы должны быть вместе, нам с тобой, мой милый Ноб, предстоят серьезные испытания, и я знаю, что после всех скитаний мы будем плыть с тобой в лодке, но не по воздуху, а по огромному водному пространству, и свободные, и счастливые, и неразлучные, а над нами будет сиять Голубой Пульсар.

Ноб открыл глаза. Он давно уже не чувствовал себя таким отдохнувшим. Иза сидела рядом на

низком стульчике, и глаза ее были закрыты. Ноб открыто любовался ее прекрасным лицом.

- Почему, - подумал он, - мне кажется, что я знаю

ее всю жизнь?

- Потому что ты видел меня в своих снах, - не открывая глаз, сказала Иза.

- Ты умеешь читать мысли?

- Не всегда, но твои - да. Мне кажется, я знаю каждую клеточку твоего мозга, что волнует тебя, и что радует.

- В этой ситуации это, наверное, несложно.

- Но даже в этой ситуации ты вдруг подумал о любви, не правда ли?

- Да, правда, это так.

Ноб взял руку Изы в свою ладонь, и глядя ей в глаза, произнес, как клятву:

- Мы будем плыть с тобой по водной глади, и над нами будет сиять Пульсар.

На главном пульте замигал индикатор вызова.

- Ноб, я могу зайти к тебе? - это был голос Элма.

- Да, конечно. Я жду.

Элм был не один, его сопровождал руководитель службы обеспечения Фёрн.

- Друзья, - сказал Ноб, - я хочу вам представить

Главного прогнозиста Цесиса, ее зовут Иза, и с этого момента она полноправный член нашего экипажа.

- Вы хотели поговорить - прошу вас, - Ноб жестом указал на стол для совещаний.

- Я хотел бы обратить внимание Главного

навигатора, - начал Ферн, - на то, что нас на борту теперь в десять раз больше запланированного. И наши мощности по выработке продуктов питания не рассчитаны на такое потребление.

- Я вас понял, - отозвался Ноб. - Я должен поговорить с нашими докторами, и после этого я сообщу всем свое решение.

- Элм, - Ноб обратился к Главному координатору,

- курс космолета поддерживается надежно?

- Да, как обычно, все штатно.

- Могу я, друзья, узнать направление движения? -

спросила Иза.

Ноб развернул свернутую рулоном карту, на которой красной полосой был обозначен курс.

Иза отодвинула карту на край стола, достала из складок платья какие-то пластинки и углубилась в

изучение карты. Мужчины с удивлением наблюдали за тем, как Иза чередует изучение карты с раскладыванием этих странных пластинок, на

которых были изображены неведомые им символы.

Почувствовав, что ее действо затянулось, Иза

повернула голову к смотрящим на нее с удивлением трем парам глаз, и сказала:

- Слишком важно - я перепроверяю. - И снова

углубилась в свое, как казалось, колдовское занятие.

Спустя короткое время, она оторвалась от карты

и пластинок, откинула голову назад, как бы еще раз взвешивая все то, что ей сейчас предстоит сказать, и произнесла:

- Этот курс - ошибка, он грозит нам гибелью.

Мужчины переглянулись между собой.

- Иза, - мягко начал Ноб, - мне бы не хотелось...

Его речь вдруг неожиданно прервал резкий звук сирены, который означал, что космолет теряет скорость, переходя на режим торможения.

Ноб стремительно оказался у пульта. Достаточно

было беглого опытного взгляда, чтобы понять - ничего необычного не произошло, кроме несанкционированного торможения. Все остальные параметры были в норме. Однако именно это торможение выглядело настолько необычным, что Главный навигатор вызвал на связь весь технический персонал.

- Гравитационная составляющая? - прозвучал первый вопрос.

- Полностью отсутствует, - пришел немедленный ответ.

- Программное обеспечение?

- Без сбоев, все в норме.

- Состояние систем двигателей?

- Отклонений не обнаружено.

- Прошу вернуться к прежнему режиму работы двигателей, - отчеканил Главный навигатор.

Все затаили дыхание.

- Команда на возвращение режима не проходит, -

прозвучал, как приговор, ответ.

В этот момент сирена, извещающая о торможении космолета, умолкла. В командирском салоне наступила звенящая тишина.

- Что происходит на главном компьютере?

- Он не принимает команды, - был встревоженный ответ.

- Я не понимаю, что происходит, - промолвил Ноб. - Мы продолжаем полет с какой-то странной, не выбранной нами скоростью.

- А тебе не кажется, Ноб, - вдруг неожиданно

сказала Иза, - что нами кто-то управляет извне? - И не дав Нобу ответить, добавила, - если это так, а похоже, это именно так, то нам хотят добра, поскольку нам резко изменили наш курс.

- Я готов даже в это поверить, но ты можешь ответить мне, Иза, кто? Если то, что ты говоришь,

действительно имеет место, и нами управляет кто- то или что-то, то какой же мощью этот кто-то или что-то должен обладать? Я до сих пор не встречал

ничего подобного.

- Есть пока только теоретические догадки, -

сказала Иза, - последние расчеты, проводимые в

Центре прогнозирования, предлагали с большой долей вероятности наличие некоего

энергетического поля с необыкновенно мощной напряженностью. И если нами сейчас кто-то управляет, а похоже, что это именно так, то мы с вами явились свидетелями практического подтверждения этой теории. Я допускаю, что мы находимся под воздействием скалярного поля, которое, по расчетам, отвечает за все, происходящее в космосе, отсутствие гравитационной составляющей в точке нашего нахождения подтверждает мою догадку.

Все с нескрываемым интересом смотрели на Изу.

Так получилось, что за короткое время Иза преподнесла уже две сенсационные новости.

- Я понимаю так, - проговорил Ноб, - что мы пока ничего не можем изменить.

- Давайте, друзья, наберемся терпения. А пока,

Элм, убедитесь, что все изменения маршрута, которые происходят не по нашей воле, были зафиксированы. Мне почему-то кажется, что если догадка Изы верна, и нами кто-то управляет, то сегодняшнее маневрирование может оказаться единственно верным, чтобы обнаружить то, что мы ищем.

В этот момент, как бы подтверждая слова Изы и

Ноба, включилась сирена увеличения скорости

"Перла". Нервное напряжение последних часов как- то улеглось. И к каждому новому включению сирены и новому режиму работы двигателей экипаж и присутствующие в командирском салоне

относились, как к штатному, тщательно фиксируя каждое изменение маршрута.

Казалось, кто-то умелой рукой направлял среди

невидимых опасностей стремительно несущуюся громадину космолета. Наконец, наступил момент, когда приборы показали - "Перл" снова достиг своей максимальной скорости.

- Я думаю, теперь, наконец, мы можем проследить маршрут нашего движения.

Ноб пригласил Элма и Изу к столу, на котором лежала карта, поверх которой все еще были разложены необычные пластинки, которыми

пользовалась Иза.

- Прошу Главный компьютер данные для определения маршрута, - запросил Ноб.

За столом у каждого рабочего места засветились

экраны с запрошенными Нобом данными.

Главный компьютер моментально выдал обработанную им информацию, которую осталось

нанести на карту.

- Мы движемся в направлении Туманности

Центавра, - почти одновременно воскликнули Ноб и

Элм.

- Да, - продолжал Ноб, - нам никогда не удавалось ранее проникнуть в эту зону.

Срабатывали системы гравитационной защиты, показывая наличие опасного уровня гравитации, ты помнишь, Элм?

Элм утвердительно кивнул, он всегда был немногословен, и по его лицу было трудно

определить его состояние.

На пульте замигал вызов службы дальнего обнаружения.

- Главный навигатор слушает вас, - отозвался

Ноб.

- У нас сообщение для Главного навигатора.

Радиационные телескопы обнаружили на пути нашего движения звездную систему: звезда 5 яркости, пульсирующая и удерживающая три планеты.

- Спасибо, друзья, прошу сконцентрировать мощность телескопа на этом узком секторе, и более

подробную информацию как возможно быстрее.

- Мы уже имеем и такую информацию.

- Сообщите, - нетерпеливо сказал Ноб.

Голос старшего Службы дальнего обнаружения был крайне взволнован:

- Две планеты на ближайших орбитах не пригодны для развития цивилизации. Планета,

находящаяся на дальней от пульсара орбите, имеет атмосферу, идентичную атмосфере Цесиса. Период обращения вокруг пульсара в три раза быстрее

обращения Цесиса.

- Шестьдесят процентов поверхности, - чем дальше шел доклад, тем голос докладывающего

становился все торжественней, - покрыто водой.

Ноб и Иза переглянулись.

- Температура в дневное время на 2 градуса выше дневной температуры на Цесисе. Ночная же -

наоборот, ниже, чем на Цесисе, на 4 градуса.

- Спасибо вам от всех нас, и передайте ваши данные для корректировки курса на Главный компьютер.

- Мы идем на эту планету, - торжественно заключил Главный навигатор. Планета медленно "вырастала" на экранах мониторов. Отсюда ее шар

переливался всеми оттенками синего цвета. Картинки, получаемые с телескопов ближнего действия, могли наблюдать все обитатели

космолета. Уже можно было отличить водную поверхность от твердой почвы. И вода, и суша играли в лучах яркой звезды-пульсара непривыч-

ным для глаз обитателей Цесиса синим цветом.

- Как интересно, - сказал Ноб, обращаясь к Изе, - как будто всю планету покрасили краской "Индиго".

- А что, - ответила задумчиво Иза, - неплохое название для нашего нового дома.

- "Индиго"?! - несколько раз вслух повторил Ноб.

- Действительно, совсем неплохой вариант, -

согласился он.

Космолет медленно парил над поверхностью планеты. Никаких признаков существования

разумных обитателей ни приборы, ни тем более глаза пришельцев, жадно устремленные на планету,

не наблюдали.

- Элм, - передал в эфир Ноб, - нужно постараться выбрать место для посадки на берегу океана.

- Хорошо, - отозвался Главный координатор, - мы будем следовать вдоль береговой линии.

Пришельцы во все глаза смотрели на огромную водную поверхность. Пока это казалось им самым необычным на этой синей планете. На Цесисе не было такого изобилия воды, ее приходилось добывать из воздуха. Космолет завис над небольшим участком берега, не покрытого растительностью. Океан искрился в ярких лучах пульсара и отражал его лучи, как зеркало.

- Ноб, похоже, здесь мы можем опустить нашу поисковую капсулу, - сообщил Элм. - Почва

способна выдержать нагрузку десятикратно.

- Хорошо, к группе поиска присоединяюсь я и

Иза, - ответил Ноб, - мы уже направляемся к капсуле.

- Мы имеем возможность опускаться и на водную поверхность,- пояснял Изе Ноб, пока шли к

капсуле, - но нам не приходилось делать это ни разу. Не будем рисковать.

- Удачи вам! - прокричал взволнованно Элм, - и

не забудьте инструкцию, мы должны слышать ваш комментарий все время.

Когда спускаемая капсула замерла на

поверхности планеты, пришельцы не смогли сдержать свои чувства и наградили себя и тех, кто остался в космолете, аплодисментами.

- Что это у вас там за шум? - встревожился Элм.

- Все в порядке, - впервые за долгое время засмеялся Ноб, - приборы подтверждают -

состояние атмосферы безопасно для нас. Мы выходим.

Трап-лестница начала свое движение вниз к поверхности. Пришельцы впервые вздохнули воздухом синей планеты.

- Дышать легко, - комментировал Ноб.

- Я бы даже сказала, очень легко, - добавила Иза.

Они, держась за руки, первыми спустились на

Индиго.

- Я хочу, чтобы эта планета называлась "Индиго",

- громко и по-детски озорно закричала Иза, - давай дотронемся до воды, - предложила она.

То ли исчезнувшее с первым шагом на новой планете напряжение последних дней, то ли

ароматный воздух "Индиго" так действовал на нее. Хотелось смеяться, бегать вприпрыжку, и даже броситься в воду и поплыть. Но она только опустила в океан руку, зачерпнула ладонью воду и

бросила ее в Ноба.

- Ты, оказывается, еще маленькая девочка, -

воскликнул Ноб. Настроение Изы передалось ему,

он почувствовал необыкновенную легкость во всем теле и какую-то непоколебимую уверенность в выполненной миссии.

- Смотрите! - этот возглас старшего поисковой группы заставил всех оглянуться.

Из зарослей цветов, а именно большие цветы

покрывали в этом месте поверхность Индиго, появились необыкновенные существа. Существа на какое-то мгновение замерли, а потом неожиданно быстро стали приближаться к пришельцам. Руки мужчин потянулись к бластерному оружию.

- Не надо, - закричала Иза, - нет агрессии, - и она сама двинулась навстречу существам, как бы защищая их своим телом.

Приближающиеся обитатели Индиго были больше похожи на мягкие игрушки, любимые всеми детьми Цесиса с детства. Они передвигались на

маленьких ножках и приветственно размахивали такими же небольшими ручонками. Казалось, что они так соскучились по пришельцам, а теперь,

увидев их, не могли сдержать радости. Подбежав к Изе, один из них стал ласково тереться своей круглой головой о ее ногу. Иза осторожно

прикоснулась к его пушистой голове и нежно провела по мягкому меху.

И вдруг неожиданно, так, что никто не успел даже испугаться, это существо прыгнуло на руки к

Изе и, обвив своими ручонками ее шею, как ребенок, прижалось к ней.

- Надо же, - сказал Ноб, - такое впечатление, что

он или она ждали тебя, Иза, всю свою жизнь, и вот,

наконец, ты появилась.

Иза гладила рукой пушистую голову,

прижавшуюся к ней, и приговаривала:

- Все хорошо, пульсарчик ты мой, все хорошо, я уже здесь, и никуда не улечу от тебя.

- Какие они легкие, - воскликнула она, - у них почти нет тельца, один мех.

Иза, наконец, повернула голову к своим

спутникам и от удивления чуть не выронила своего пульсарчика.

Все его сородичи сидели на руках у мужчин и, копируя Изу, поглаживали их своими лапками по голове.

- Кажется, они всю жизнь ждали и вас тоже, -

начала смеяться Иза.

Не издававшие ни звука до этого момента существа вдруг начали смешно попискивать, как

будто переговариваясь друг с другом.

- Все это выглядит замечательной встречей, но нас ждет работа, друзья, - сказал Ноб, - по расчетам,

пульсар вскоре перейдет в фазу голубого свечения,

наступит темнота.

Словно поняв, о чем говорит Ноб, существа начали громче попискивать и показывать своими лапками в сторону зарослей цветов, откуда они и появились.

- По-моему, они предлагают нам совершить экскурсию, - сказала Иза.

- Во всяком случае, выглядит это все очень

странно, но гостеприимно, - промолвил Ноб, - последуем в этом направлении, - эти слова уже были обращены к старшему группы поиска. Группа медленно двинулась по направлению к зарослям, а впереди семенили существа, которым не досталось место на руках пришельцев.

- Удивительные цветы, - комментировал Ноб, чтобы его слышали на космолете, - они примерно нашего роста, а под ними множество таких же более низкорослых. Заросли не густые, мы спокойно продвигаемся между цветами.

- Пока удивляет лишь одно, - добавила Иза, - мы не можем разглядеть их внутри, все бутоны закрыты.

- Очень жарко, - продолжал свой рассказ Ноб, - гораздо жарче, чем на Цесисе, но дышится очень легко, усталости не ощущается, хотя мы в пути уже

достаточно долго. Я бы даже сказал, что... - Ноб вдруг замолчал.

- Что там у вас? - спросил Элм. - Почему ты

замолчал?

- Мы, кажется, нашли что-то, Элм, -

взволнованно воскликнул Ноб.

Пришельцы стояли на краю площадки, окруженной со всех сторон зарослями цветов. Прямо в центре площадки блестело металлом непонятное сооружение, напоминающее древнего робота. Пульсарчики, попискивая, показывали всем своим видом, что пришельцы должны подойти ближе.

- Мы сейчас приступаем к обследованию объекта,

- проговорил Ноб для Элма.

- Я почти уверен, что это робот, - продолжал Ноб,

- он сохранился в идеальном состоянии, видимо, сплав, из которого сделана его оболочка, абсолютно не подвержен коррозии. В одном, вытянутом вперед манипуляторе робота, находится небольшой цилиндр.

- Ноб, - задумчиво сказала Иза, - мы должны исследовать этот цилиндр, возможно, в нем

заложена информация. Ведь не зря же наши новые друзья привели нас сюда.

Ноб решительно подошел к манипулятору робота

и, протянув руку, дотронулся до цилиндра.

Поверхность его была холодна, несмотря на то,

что воздух был раскален.

- Его можно взять в руки? - спросила Иза.

- Сейчас попробую, - отозвался Ноб.

- Нет, робот его держит достаточно крепко, мне бы не хотелось применять инструменты для этого.

- Элм, - спросил Ноб, - сколько у нас еще светлого времени?

- Немного, - тут же откликнулся Главный координатор.

- Я решил остаться здесь и увидеть ночь на этой планете, Элм.

- Ноб, смотри, - воскликнула Иза, она продолжала внимательно осматривать манипуля- тор. - Здесь на его трех "пальцах" есть какие-то

странные бугорочки. Что ты думаешь об этом?

- Я думаю, это может нам помочь. - Ноб легко нажал на один из бугорков.

Все с любопытством наблюдали за действиями Ноба. Результат был отрицательный. Ноб нажимал по очереди на все три бугорка, но ничего не

происходило. Цилиндр был крепко зажат.

- Иза, помоги мне, пожалуйста, - попросил Ноб.

- Что ты думаешь сделать? - спросила она.

- Я хочу попробовать нажать на все три бугорка на обеих манипуляторах одновременно, но одному

мне это не под силу.

Иза присела у опущенного вниз манипулятора и положила свои пальцы на бугорки "пальцев"

манипулятора.

- Я готова, Ноб.

- Нажимаем одновременно! - возглас удивления вырвался у всех стоящих пришельцев.

"Пальцы" манипуляторов медленно разжимались.

Цилиндр был свободен.

- Бери его, Ноб, скорее, пальцы могут сжаться вновь, - воскликнула Иза.

Но Ноб, предвосхитив ее слова, уже держал

цилиндр в своей руке.

- Возвращаемся к капсуле, - скомандовал Ноб, -

видите, пульсар начинает менять фазу свечения.

Не успели пришельцы сделать и нескольких шагов назад, как вокруг них началось какое-то

непонятное шевеление воздуха, и шуршащие звуки.

Пульсарчики незаметно исчезли куда-то. Яркость звезды вдруг стала быстро гаснуть, и над планетой

уже не сияла ослепительная звезда, а висел огромный диск глубокого голубого цвета, который

залил все планету своим необыкновенным светом.

- Смотрите, смотрите, - воскликнули все одновременно.

Перед пришельцами стала разворачиваться феерическая картина. Бутоны цветов, закрытые до этого момента, вдруг стали раскрываться, а из них

стали вылетать и кружить вокруг бабочки.

Вся эта волшебная картина была усилена необыкновенным световым эффектом.

Удивительный свет, испускаемый пульсаром в

этой фазе свечения, вызывал эффект флюоресценции всего, на что попадали его лучи: цветы светились необыкновенным сочетанием красок, глядя на распустившиеся бутоны, казалось, что по ним текут разноцветные маленькие ручейки, сплетаясь в необыкновенно красочный орнамент; крылья неисчислимого количества бабочек, порхающих над головами, походили на разноцветные маячки, и все пространство над головами казалось сказочным карнавалом.

Одежда пришельцев тоже преобразилась в этих волшебных лучах. Все выглядело так необычно и так красочно, что пришельцы не могли сдержать

восклицаний восхищения. Их капсула, к которой они подошли, стала похожа на светящуюся волшебную свечу.

- Мы с Изой останемся здесь на берегу, - обратился Ноб к старшему группы. - Передадите цилиндр Главному координатору.

Еще очень долгое время после старта капсулы за ее светящимся силуэтом наблюдали Ноб и Иза. Наконец они остались совсем одни в этом

незнакомом, но уже так полюбившемся им мире ослепительно яркого дневного тепла и голубого ночного буйства красок, этого огромного теплого

океана, к которому они бежали сейчас, взявшись за руки.

Еще какое-то время из скользящей по водной глади лодки Ноб и Иза любовались флюоресцирую- щими в воде обитателями океана.

- Ну вот - то, о чем мы мечтали, уже реальность, -

нарушил молчание Ноб.

Он нежно привлек к себе Изу, и их губы слились в долгом поцелуе.

- Наша первая ночь вдвоем, и это волшебство вокруг, но ты будешь удивлен, Ноб, я эту ночь

видела не раз во сне. Какое это счастье, милый,

когда такой сон стал явью.

Она всем телом прижалась к нему, и в этот же миг все перестало существовать для этих двух

любящих сердец!

Часть вторая. ГЕО Глава первая

На террасе большого, но уютного дома, стоящего на самом берегу океана, сидел средних лет мужчина, весь облик которого не оставлял сомнения в причастности его к высшей касте Индиго.

Напротив него за низким столиком, на котором дымились две чашки свежесваренного "тененго" -

бодрящего любимого напитка всего населения

Индиго, сидел молодой человек, почти юноша.

Его вьющиеся волосы резко контрастировали по цвету с его юношеской бородкой, отливающей медью.

- Я рад тебя видеть, сын, - проговорил Брамптон Индиго, - попробуй этот напиток, он из лучших зерен, растущих на Дальнем плато.

Он первым отхлебнул несколько обжигающих глотков. Пока юноша пил "тененго", Брамптон незаметно разглядывал его, как будто видел

впервые. "До чего же он красив и похож на нее", - подумал он, и глаза Брамптона повернулись в сторону висящих на стене портретов мужчины и

женщины. Нет дома на планете, в котором бы не висели такие же портреты первооткрывателей Индиго. Множество поколений сменилось с тех пор, но никто и никогда не забудет их, спасших

Цивилизацию.

- Итак, Вик, я пригласил тебя к себе перед твоим первым, но таким ответственным стартом, чтобы

поговорить вот так за чашечкой "тененго" не как официальное лицо, а как отец с сыном.

- Я слушаю тебя, отец, и я рад, что ты нашел

время поговорить со мной.

- Я знаю, - начал Брамптон, - что ты самый молодой из всех Главных навигаторов

Цивилизации. И хочу, чтобы ты знал, что стал им по праву, а не потому, что я занимаю высший пост на Индиго. Ведь все тесты претендентов были под

номерами, и Совет не знал, кто стоит за каким номером. Но я могу теперь сказать тебе, что чашу

весов в твою пользу склонили твоя необычайная способность к глубокому анализу, и исключитель- ная неординарность твоих решений. Как отцу мне приятно вдвойне. В этом я вижу и свою маленькую заслугу, - при этих словах они оба рассмеялись.

- Я хорошо осведомлен, что ты достаточно детально изучил все материалы для своей

экспедиции, но я хочу еще раз побеседовать об этом с тобой. Возможно, у тебя возникнет какой-то

вопрос, а может быть, проявится какой-то неизвестный тебе эпизод. Ты согласен со мной?

- Несомненно, я слушаю тебя, отец, очень, очень

внимательно.

- Все началось очень давно, в тот самый день, когда твои предки, - Брамптон показал кивком головы на висящие на стене портреты, - открыли

Индиго. До настоящего времени нам так и неизвестно, кто оставил цилиндр с информацией на Индиго. Информацию, которую содержала

пластиковая карта, вложенная в него, удалось расшифровать. В ней содержались координаты звездной системы Соляр и указывалось на

возможность существования разума на планетах,

принадлежащих этой системе.

Спустя много лет, когда Цивилизация вышла на уровень развития, достаточный для возобновления

межгалактических перелетов, первая же экспедиция отправилась в Солнечную систему, указанную в той

самой пластиковой карте. Планету удалось найти,

но жизнь на ней в тот момент только начинала

зарождаться. Атмосфера планеты, которую назвали Гео, была подходящей для обитания нашей Цивилизации только на высоте одного километра над уровнем океана, покрывавшего большую территорию Гео. Нами было принято решение поднять поверхность планеты путем искусственных землетрясений на нужную высоту, однако, видимо, внутреннее напряжение базальта планеты неправильно было исследовано, и поверхность была поднята не так, как было запланировано. Местами горы оказались такими высокими, что жизнь там стала невозможна из-за низкой температуры, а в других местах на поверхности гор образовались каверны, через которые на поверхность стала вырываться раскаленная часть планетной мантии, сжигая все на своем пути. Лучший результат горообразования произошел там, где удалось столкнуть плавающие в океане материки. Однако общая картина планеты не привела к желаемому результату. Расчеты показали, что разумные существа на планете могут появиться только через сотни тысяч лет. По возвращении экспедиции её доклад был представлен на специальном заседании Совета. Это был, наверное, самый бурный Совет за всю историю. Ведь решалось - ждать появления разума на планете Гео, или вмешаться в естественный процесс появления разумных существ и, тем самым, ускорить его в десятки раз? И победили тогда сторонники вмешательства в естественный ход событий.

- Я хочу спросить тебя, отец, - прервал Брамптона внимательно слушавший его Вик.

- Конечно, спрашивай.

- Скажи, что реально лежит в основе моей, да и всех предыдущих экспедиций?

- Кроме общих положений о стремлении

Цивилизации познавать окружающий её ближний и дальний космос, я не обнаружил в материалах ничего. Но мне кажется, что то внимание, которое уделяется Гео, неадекватно продекларированному Советом Положению.

- Хороший вопрос, сын. И знаешь, пожалуй, я открою тебе эту тайну. Мне всегда казалось, что это

не должно было быть тайной для тех, кто работает именно там, в дальнем космосе. Тем более для твоей экспедиции.

- Когда собрался первый Совет уже на Индиго, то Ноб, - Брамптон снова кивком головы указал на портрет на стене, - в своем докладе не исключил,

что излучение, вызвавшее мутацию деревьев, могло быть не случайным. Ты понимаешь меня, Вик?

- Да, прекрасно понимаю, он хотел сказать, что

Цесис был уничтожен кем-то, кто знал эту особенность деревьев.

- Именно это он и сказал. Вот тогда-то и была

изменена концепция нашей работы в космосе. Коротко она звучит так. Мы не можем влиять на цивилизации, стоящие с нами на одной ступени по уровню развития или выше, но там, где мы находим ростки разума, мы должны быть уверены, что этот

разум не несет в себе агрессию, а значит, активно вмешиваться в процесс формирования сознания будущего разума любыми гуманными действиями.

- Спасибо тебе, отец, за ответ, и продолжай, я прервал тебя.

- Так вот, - продолжал Брамптон, - после

принятия решения об ускорении процесса развития разума на планете Гео туда была отправлена внеочередная экспедиция. На борту космолета были контейнеры с организмами, которые способны в течение примерно восьми тысяч лет, по временному исчислению Гео, развиться в высокоразумные существа, внешний облик которых не отличается от облика тех, кого ты видишь каждый день на Индиго. Экспедиция оборудовала станцию на безжизненном спутнике Гео и оттуда челночными рейсами, которые по времени занимали всего мгновения, доставляла организмы в различные районы Гео. Так было положено начало жизни на почти такой же голубой планете, как наша Индиго. Когда стало ясно, что доставленные организмы приспособились к новым условиям, и их жизни ничего не угрожает, экспедиция возвратилась на Индиго. Был утвержден график дальнейших экспедиций для контроля и коррекции происходящего в случае необходимости.

- Вот относительно графиков, - снова прервал отца Вик, - начальные интервалы посещений были в

тысячу лет, а после прохождения срока в пять тысяч интервалы уменьшились, но моя экспедиция

начинается почти без интервала.

- Есть какое-то объяснение этому?

- Да, Вик, конечно же, есть. Я специально пригласил сегодня к себе одного члена предыдущей

экспедиции, видавшего все, что происходит на Гео,

своими глазами, рассказ которого как раз и даст ответ на твой вопрос.

- Вот, по-моему, там по дорожке как раз наш гость и спешит.

Вик повернул голову, по дорожке, ведущей на террасу, быстрым шагом шла... женщина.

- Наверное, у отца уже пошаливает зрение, -

промелькнуло в голове у Вика, - гость, несомненно, но и несомненно также то, что не тот, о котором только что он говорил.

Тем временем, женщина уже поднималась по

ступенькам и, едва ступив на террасу, весело рассмеялась:

- Я надеюсь, что хоть на этот раз я не опоздала?

Мужчины поднялись, чтобы поприветствовать гостью.

- Познакомься, Вик - это как раз и есть тот самый

участник экспедиции, о котором я тебе говорил.

От неожиданности Вик на секунду забыл свое имя, а когда произнес, то получилось похоже на

икоту.

- Меня зовут Ель, - все так же весело, с каким-то ребяческим задором сказала гостья.

- Нет, нет, как раз именно в самый нужный момент, - приветствовал гостью Брамптон.

Пока все рассаживались, мозг Вика работал как самый быстродействующий компьютер. Что он знал о женщинах? Практически ничего. Он с детства решил посвятить себя космосу и твердо знал: космос и женщины несовместимы. Да, у него не было времени уделять внимание какой-либо женщине. Из планетных новостей до него доходили отрывки борьбы женщин за расширение своих прав, а не замыкание их на ответственности за демографическую ситуацию, что, по мнению женщин, превращало их чуть ли не в угнетаемую часть популяции. Дело дошло до того, что женщины призывали пользоваться только банком спермы в случае необходимости стать матерью, тем самым дать понять мужчинам, что и в этом вопросе женщина стоит если не выше, то на одной с ним ступени. На что мужчины пригрозили перестать снабжать этот самый банк.

Вик только посмеивался и в душе радовался, что все эти проблемы далеки от него. Но вот сегодня

вдруг неожиданно все изменилось. Он, наверное,

что-то упустил, промелькнуло в голове, и под давлением общественного мнения все-таки женщин

стали привлекать для работы в космосе? И если это так, а похоже, это уже реальность, то именно ему

придется бок о бок долгие годы работать рядом с женщиной. Его размышления прервал голос отца.

- Знаешь, Вик, ситуация на Гео, да и последние

дебаты тут у нас на Индиго заставили пересмотреть свое отношение к работе женщин в космосе. Но это

дело ближайшего будущего, а Ель пока исключение, и мы ждем ее рассказа с нетерпением, и я надеюсь, что у тебя не возникнет вопроса, который, как я вижу, застыл в твоих глазах.

При этих словах все рассмеялись, и Вик с удивлением отметил, что Ель смеется так звонко и

заразительно, что хочется продолжать шутить,

чтобы вновь услышать ее смех.

- Я постараюсь кратко, как это возможно, -

заговорила Ель, - хотя рассказать все в деталях Вику у меня будет достаточно времени, сегодня в основном для вас, Брамптон, как я и обещала.

Ель раскрыла коробку, которую принесла с собой, и достала оттуда какой-то шар.

- Смотрите, вот это и есть уменьшенная модель

Гео.

Мужчины с неподдельным любопытством стали рассматривать шар, который Ель установила на стол. Шар при этом стал медленно вращаться.

- Голубой цвет, - продолжала гостья, - это океаны и их внутренние моря, вот эти две области на полюсах белого цвета - зона холода и нетающих

льдов. На материковой части вы можете видеть горы, плод нашей с вами деятельности, и оценить их различную высоту, и зеленым цветом

обозначены равнинные участки поверхности. Неоднородные климатические условия привели к тому, что жизнь в разных районах планеты

развивалась неодинаково. Поэтому люди в разных районах имеют внешние различия, как, например,

цвет кожи. Наиболее бурно развитие цивилизации происходит в среднем поясе Гео, - Ель рукой обвела экваториальную зону шара, - поскольку здесь наиболее благоприятные климатические условия.

- Расчет времени появления человека, -

продолжала гостья, - оказался неверным. В чем причина, пока сказать трудно - нужны серьезные

детальные исследования. Все произошло намного быстрее расчетного, и контролирующая экспедиция

прибыла на Гео, когда уже популяция человека на планете достигла определенного расцвета.

- Ель, скажите, пожалуйста, как этот расцвет

можно сравнить с уровнем Индиго? - спросил Вик.

Ель задумалась на мгновение.

- Я думаю, если Индиго - это полная чаша, то Гео на этот момент - несколько капель в ней.

- Но вот что очень тревожит и не может не оставить без внимания, - продолжала она, - это то, что у популяции Гео превалирует ген агрессии. На

планете идут постоянные войны, население убивает себе подобных, не только на соседних территориях, но и внутри племен, соединенных родственными

узами. Вот кратко то, что я хотела сообщить, - Ель как-то грустно улыбнулась.

На террасе на какой-то момент воцарилось

молчание.

На правах старшего его нарушил Брамптон:

- Ель, скажите, какого уровня оружие применяют для ведения войн на Гео?

- Вот это-то и пугает, поскольку пока

применяется примитивное оружие. Стальные пики, стрелы, пущенные из специальных устройств. Не хочется думать, во что это может перерасти в развитии.

- Теперь ты понимаешь, Вик, почему твоя экспедиция не терпит отлагательств?

- Вы, - обращаясь к Вику и Ели, торжественно сказал Брамптон, - должны изменить ситуацию на Гео, если, конечно, мы не опоздали, - уже про себя

добавил он. - Мне кажется, что мы еще можем что- то изменить, - как бы услышав непроизнесенную фразу Брамптона, тихо сказала Ель.

- Скажите, Ель, каким видится вам путь изменения сознания популяции Гео? - обратился к ней Вик. - И видится ли такой путь вообще? Уж не думаете ли вы произвести сеанс массового гипноза

всепланетного масштаба?

- Конечно же, Вик, путь такой есть, - ответила серьезно Ель, как бы не замечая явного сарказма в

тоне Вика, - во всяком случае, мы должны использовать любой шанс, и вы, Вик, недалеки от истины в своем предположении о всепланетном

гипнозе.

- Уж не вы ли, милая Ель, собираетесь провести этот сеанс?

- Совсем нет, - упорно не замечая язвительных выпадов Вика, продолжала Ель свою мысль. - Гипнотизера, как вы выразились, Вик, мы должны

найти, или создать, в этом и есть суть моей идеи.

Но. по-моему, мы, Вик, злоупотребляем

гостеприимством вашего отца, у нас с вами будет предостаточно времени все обсудить.

- Нет, нет, - воскликнул Брамптон, - продолжай-

те, Ель, я прошу вас.

- Давайте спустимся к океану, побродим по песку на самой кромке воды, я так люблю такие прогулки,

и потом вам будет что вспомнить там, на Гео.

Они спустились по ступенькам к океану,

сбросили сандалии и, как в детстве, шлепая босыми ногами по воде, медленно побрели вдоль береговой

линии. Хозяин дома, шагая в середине, держал за руки молодых людей. Если бы кто-то мог со

стороны наблюдать этот безмятежно бредущий по песку триумвират, никогда не мог бы предположить, какие последствия поистине космического масштаба вызовет в скором будущем

то, о чем они говорили.

Спустя некоторое время хозяин дома остановился, соединил руки своих спутников, как

бы благословляя, обнял каждого из них, прошептав слова прощания, и еще долго смотрел им вслед, как они, взявшись за руки, удалялись. И только когда

Вик и Ель скрылись из виду, Брамптон, как бы смахнув рукой что-то, что мешало ему видеть, медленно побрел назад, к дому.

Глава вторая

Вой сирены заставил Ель слегка вздрогнуть. Она никак не могла привыкнуть, несмотря на

достаточно долгое время нахождения на космолете, к этому звуку, означавшему смену работы двигателей. Ну вот, - подумала Ель, - мы уже маневрируем, чтобы не "проскочить" мимо звездной системы Соляр, а значит, уже скоро она вновь увидит голубовато-белый шар Гео. Начало маневра космолета застало Ель, когда она шла по просторному переходу из жилого отсека в зал управления телескопом дальнего обнаружения.

Неожиданно ее внимание привлек посторонний звук, заставивший ее замедлить шаг и остановиться у двери, из-за которой он доносился. Ель вдруг подумала, что она еще ни разу не открывала эту дверь, ведущую в музыкальный салон. Любопытство пересилило все правила внутреннего этикета, действующие на космолете, и Ель приоткрыла дверь салона. Она увидела сидящего за небольшим органом Вика, который играл и пел какую-то необычную песню, незнакомую ей. Он пел вполголоса, как бы разговаривая сам с собой, и чтобы получше расслышать слова, Ель осторожно подошла и, затаив дыхание, стала за спиной у исполнителя.

. . . Она стояла на краю обрыва,

Лицо и плечи, подставляя солнцу,

И царственно с Вселенной говорила.

Она была так хороша собою,

Что стать ему художником хотелось,

Чтоб изваять Рождение Вселенной

И уповать, чтоб мастерства хватило...

Она была так хороша собою,

Что начинало ныть тревожно сердце,

Вместив в себя всего одно желанье, Завещанное в древних книгах предков, Из давних лет покрытых пеленою...

Укрыть ее от бурь, не дать затмить рассвет, Желанье подвигов, погонь и схваток жарких. Тот голос крови, что живет в мужчине,

Готовому пожертвовать собой,

Лишь взгляд царицы получив в награду,

Которой выше во Вселенной нет.

Она стояла на краю обрыва...

Было что-то такое в этой чарующей мелодии и в этих непонятных и вместе с тем таких простых словах, что Ель, помимо своей воли, положила руки на плечи Вику. Вик, не оборачиваясь, как будто для него это не было неожиданностью, прижался щекой к ее руке.

- Я и не предполагала, что ты музицируешь, -

чтобы снять неловкость, сказала Ель.

- Немного, совсем немного, а главное редко, - Вик как-то грустно усмехнулся, - тебе ужасно повезло, ты единственная, кому довелось услышать лучшего музыканта среди Главных навигаторов, и заодно лучшего Главного навигатора среди музыкантов.

- Ты такой смешной, Вик, - засмеялась Ель.

- Хорошо, что ты заглянула сюда. Я все время

думаю о том, что ты рассказала тогда, мне и отцу, помнишь, когда мы брели по берегу океана, - сказал Вик и, сев снова за инструмент, заиграл.

- Действительно, в твоих мыслях и выводах я нахожу много интересного, - продолжая наигрывать одному ему известную музыкальную тему,

заговорил он.

Ель с удивлением смотрела на Вика - вести серьезный диалог под музыку!?

Такого ей еще не приходилась делать.

- Да, популяция на Гео разобщена, средств коммуникаций нет, - продолжал Вик.

- Отсутствие каких бы то ни было знаний у подавляющего большинства населения не позволяет им понять обычные явления природы, вселяя в них суеверие и страх перед неведомыми силами,

низвергающими на них то огонь, то воду, - орган зазвучал тревожными басами.

- Как интересно, - подумала Ель, музыка совсем

не мешала, а наоборот, гармонично вплеталась в канву разговора. И она решилась.

Жестом показав Вику, чтобы он немного

подвинулся, села рядом с ним и подхватила музыкальную тему, предложенную Виком.

- О, - с нескрываемым удивлением воскликнул

Вик и, сделав галантный реверанс, добавил, -

снимаю шляпу!

- О, не напоминай мне про шляпы, - в таком же шутливом тоне отпарировала Ель, - мне пришлось

их все оставить дома, и хотя их всего девять, но

таких, что твой космолет их бы не смог вместить!

Несколько минут они импровизировали так слаженно, как будто игра в четыре руки была для

них обычным занятием, и если бы кто-то слушал этот дуэт, и предположить бы не мог, что на самом деле звучит экспромт.

- Неудивительно, - наконец продолжил Вик, - что люди стали придумывать для себя персонажей, наделенных сверхъестественными возможностями,

и называть их богами, то есть обожествлять.

- Да, - предлагая Вику перейти в экспромте на более высокую тональность, продолжила мысль

Ель, - но представь себе, они придумали и бога

Войны, вот что поразительно.

- Важно, что было первично? Агрессия, и затем,

как бы в оправдание, придуман бог, или бог был первичен, чтобы оправдать агрессию в будущем.

- Твои оба варианта имеют место, но пока в этих вопросах нет ничего устоявшегося, и вот этим мы

должны воспользоваться, - как бы подытожила Ель.

Мелодия стала постепенно переходить в более спокойное русло, тем самым как бы утверждая, что

алгоритм дальнейших действий не вызывает сомнений. Красивый, мощный и вместе с тем нежный финальный аккорд мог быть бы и

бесконечным, как поцелуй, но Ель и Вик прервали его аккомпанемент, заключив друг друга в объятия.

"Внимание, на мониторы выведена информация с

телескопов, в которые уже можно наблюдать Гео", -

прозвучала информация, которую Ель и Вик не слышали.

Глава третья

Вик стоял не вершине небольшого горного массива, подставив лицо утренним лучам звезды, освещавшей Гео. Он любил такие ранние утренние часы на Индиго, любил дышать свежим утренним воздухом, который здесь, на Гео, так напоминает ему воздух его родной планеты. Несколько минут назад он тихо, чтобы не разбудить Ель, вышел из челночного корабля, который являлся уменьшенной копией звездолета. Они опустились на Гео поздно ночью, Ель еще спала, и Вику не хотелось будить ее, зная, как она, в отличие от него, любит этот утренний сон. Отсюда с вершины открывалась великолепная панорама Гео, Вик уже хорошо ориентировался на незнакомой местности, изучив модель-шар, сделанный Елью.

Вот там, на севере, за горизонтом, Страна пирамид, на западе даже без телескопа видна

полоска синего Внутреннего моря, оно совсем близко, и он даже ощущает морской ветерок, который доносит знакомый по Индиго соленый

вкус океана. А внизу - долины, покрытые зеленой низкой растительностью, холмы, и соседние горы, покрытые деревьями, совсем не похожими на

деревья Цесиса.

Это сравнение вернуло его мысли к открытию, которое он сделал на пути к Гео. Он большую часть рабочего времени проводил у телескопа дальнего обнаружения. Этот прибор нового поколения позволял увидеть то, что раньше никому не представлялось возможным. Пока это открытие было тайной для всех, поскольку работы на Гео требовали первостепенного внимания.

Вик подошел к краю каменистого обрыва, поднес к глазам переносной телескоп и обвел взглядом

лежащую внизу долину. Его глазам предстала интересная картина. Далеко внизу, там, где

заканчивались камни и начиналась зеленая растительность, стоял шатер. Невдалеке от шатра, на невысоком камне сидел молодой мужчина и что- то мастерил. Из шатра то выходила женщина, то

снова заходила в шатер, выполняя, по-видимому, какую-то работу. Поодаль на зеленом ковре располагались, медленно передвигаясь, какие-то

существа белого цвета. Как показалось Вику, кто-то из этих существ питался этой растительностью. Вдруг из-за шатра выбежал мальчик, за которым

следовало другое существо черного цвета, размером чуть меньше мальчика. Ребенок нагнулся, взял небольшой предмет с поверхности почвы и бросил

его вперед, что было силы. Существо бросилось в направлении полета предмета и вскоре вернулось обратно, неся этот предмет назад. Мальчик, взяв

предмет, повторил все сначала.

"Это, наверное, какая-то игра", - подумал Вик.

Неожиданно черное существо повернулось в сторону тропинки, ведущей к шатру. Вику показалось, что оно стало издавать какие-то звуки, поскольку и мужчина, и женщина, и ребенок повернули головы в ту же сторону. Вик перевел и свой взгляд в этом направлении. Далеко от шатра на тропинке он увидел еще одного мужчину, который усталым шагом приближался к шатру. Когда до шатра уже оставалось несколько шагов, мужчина, сидевший на камне, бросился к путнику, видимо, узнав его, и они обнялись, похлопывая друг друга по спинам. Путник в измождении опустился на камень. Хозяин шатра что-то сказал женщине, но она уже несла к путнику кувшин с водой, и присев возле его ног, стала поливать их водой, смывая дорожную пыль и грязь.

- Наверное, сейчас там, внизу, будет интересный разговор, - подумал Вик, - надо поприсутствовать.

Он отложил телескоп, достал из одного из

многочисленных карманов на поясе контроллер, и соединился с беспилотным спутником, который оставила на орбите Гео предыдущая экспедиция. Вик знал, что в данный момент этот спутник завис там, далеко вне атмосферной зоны, и его аппаратура имеет неограниченные возможности по наблюдению и сбору информации обо всем, что происходит на Гео.

Через несколько секунд, после того, как Вик набрал соответствующий код на контроллере, перед

его глазами прямо в воздухе возникла

голографическая картинка того, что происходило там, внизу у шатра.

- Как ты нашел меня, Навин? - этот голос

принадлежал хозяину шатра.

- Мне показал дорогу погонщик каравана, когда я описал ему тебя, - ответил путник. - Он сказал, что

я могу найти тебя на пастбище, где ты сейчас пасешь овец.

- Да, этот караван проходил здесь шесть лун

назад. Да что мы говорим, ты так устал после перехода.

- Руфь, - окликнул женщину хозяин шатра, -

нужно накормить гостя, видишь, как он устал.

- Кроме того, что я узнал, как зовут обитатели Гео этих белых животных, ничего интересного, - подумал Вик.

Вдруг он почувствовал, как ладошки таких знакомых рук, обхватив сзади, закрыли ему глаза.

- Пока не угадаешь, кто это - не открою! - эта

фраза прокатилась над ним, как раскат грома. Звук голоса, измененный до неузнаваемости, казалось, обнимал тебя и входил в каждую клеточку мозга, заставляя трепетать его.

- Ангел, - чуть не заикаясь, пробормотал Вик

- Тупица, - продолжала уже своим обычным насмешливым тоном Ель, - это я испытываю наш

голосовой трансформер. Впечатляет?

- Побойся бога, - указывая на себя, вскричал Вик.

- Ангелы так с утра громко не шутят, - подражая капризному мальчику, заключил он.

- Неинтересно, - уже серьезным тоном сказал

Вик, отключая картинку происходящего внизу.

- Интересно, интересно, - теперь уже Ель, как капризная девочка, стала вытирать несуществую-

щие слезы.

- Поясни, - приняв шутливо-начальственную позу, потребовал Вик.

- Сей момент, - засмеялась Ель, - но учти, что сегодня у меня смешливое настроение.

- Какое это счастье, быть рядом с Елью в этот момент, - закатив глаза, мечтательно произнес Вик,

- и мне посчастливилось видеть ее смешливое

настроение еще при жизни!

- Все, - с трудом пытаясь сдержать смех, начала Ель. - Я не зря затащила тебя именно на этот горный массив. Он не совсем обычный, таких мест

на Гео всего шестнадцать. Если построить пространственную модель, то все эти 16 точек образуют как бы двойной октаэдр внутри планеты.

Десять точек или узлов-концентраторов находятся под поверхностью океанов, две - находятся на полюсах холода. И лишь четыре концентратора

находятся под поверхностью почвы, пригодной для жизни. Мы сейчас находимся именно в одной из четырех таких точек. Именно в этих точках

сконцентрировано действие различных энергетиче- ских полей, природу которых нам предстоит еще изучить. Но ясно одно: здесь, в этих точках, будет

зарождаться все самое передовое, и в эти точки будет обращено и будет притягиваться как

магнитом сознание всей популяции Гео. А значит, именно отсюда мы должны начать свою работу по воздействию на это сознание.

- Я составила 10 основных заветов, - продолжала Ель, - которые должна исповедовать вся популяция Гео в повседневной жизни.

- Я чувствую, - сказал Вик, - что ты уже знаешь,

кто будет проводником этих заветов.

- Да, знаю, - ответила Ель, - я просмотрела всю информацию, собранную спутником за время моего

отсутствия, и выбрала один немногочисленный народ, который более всего подходит для данной

роли.

- Что же определило твой выбор? Что отличает этот народ от всех остальных? - поинтересовался Вик.

- Не знаю, особенно ничем, интуиция... и еще то, что в своей массе у этого народа отмечен наименьший уровень агрессии.

- Но решающим фактором стало то, что у этого народа на данный момент нет единого бога, и этим мы должны воспользоваться.

- Когда-то, несколько земных столетий назад, в поисках лучшей жизни они перекочевали в Страну пирамид, но постепенно оказались в этой стране на

положении рабов. Мы должны дать этому народу лидера, который выведет их из рабства, даст им от имени бога эти заветы, являясь как бы его

представителем на Гео.

- Мне кажется, - задумчиво сказал Вик, - я даже

знаю, кто будет этот лидер.

- Уж не тот ли мужчина, там внизу у шатра? Он в твоем вкусе. Высокий, статный, кудрявый с черной

бородой. Но прошу учесть милую Ель то обстоятельство, что наш лидер - женат.

- Ты прав, милый, - в тон ему ответила Ель, - если

бы он был знаком со мною, он тут же бы влюбился в меня.

- Ну а ты записала в заветах - не возжелай жену

ближнего, - захохотал Вик, - или забыла?

- Вот ты тут хохочешь, самый несерьезный из всех Главных навигаторов, а к нам, между прочим,

направился гость, и скоро будет в пределах досягаемости.

Вик быстро подошел к краю обрыва, и посмотрел в телескоп. Действительно, к ним по каменному

гребню карабкался хозяин шатра, еще немного времени - и он будет на вершине.

- И еще, Вик, - продолжала Ель, - перед

разговором с ним ты должен знать, что он воспитывался в Стране пирамид в семье фараона, но когда была раскрыта его принадлежность к рабскому племени - изгнан из страны. Решителен, смел, ярко выраженное чувство лидера, большое чувство сострадания ближнему, превалирует же над всеми чувствами - чувство справедливости.

- Это все, что я хотела сказать, теперь все зависит от тебя, дерзай, - прошептала на ухо Ель и встала

рядом с Виком.

Вик дал команду спутнику на включение защитной ширмы.

Прошло всего несколько секунд, и перед Виком

выросла стена из лучей, переливающихся пурпурным цветом. Вик и Ель могли видеть все, что происходило за этой стеной, но сами они были невидимы.

Вик взял в руку трансформер звука,

продемонстрированный недавно Елью, и стал ждать. Вскоре из-за обрыва показалась сначала

голова пришельца из долины, а затем он вскарабкался сам. Увидев необыкновенный свет, он

остановился, глаза его выражали огромное любопытство, смешанное с чувством страха и благоговейного трепета.

- Кто ты? - громко спросил он.

- Я - есть я, - раскатилось над вершиной горы. - Назови свое имя, - потребовал голос, который, как казалось, в тот момент слышала вся планета.

- Я Мозус, - прокричал пришелец и упал на колени.

- Мозус, - повторил Вик, приведя трансформер в

положение максимального эмоционального воздействия, - слушай меня и внимай каждому слову, каждому звуку.

Хозяин шатра пал ниц, не смея поднять голову от земли.

- Завтра на рассвете ты должен отправиться в

Страну пирамид, - продолжал свою речь Вик. - Тот человек, Навин, который пришел к тебе, будет

сопровождать тебя. Ты явишься к фараону во дворец и скажешь ему, чтобы он отпустил твой народ из рабства.

- Но что я скажу фараону? Кто меня послал? Кто же ты? - вскричал Мозус.

- Я повторяю тебе, я - есть я. У меня нет имени -

но я в каждом имени! У меня нет лица, но я в каждом лице! Моя душа - в душе каждого из живущих ныне, и тех, кто родится в будущем. Ничто и никто на планете не укроется от моего взора, ничто и никто без меня не родится и не умрет. А теперь встань, слушай и смотри!

Мозус поднялся с колен. Он держался мужественно, но слегка подрагивающие губы и кончики пальцев выдавали его сильное волнение.

- Теперь я знаю, кто ты. Ты - Бог, - закричал

Мозус, но из его уст был слышен лишь шепот.

- Тебе нужно спешить, - звучал голос, который,

казалось, спускался с неба и одновременно шел из-

под земли. Пока ты будешь говорить с фараоном, Навин должен собрать народ. Ты поведешь его вот этим путем.

Перед взором Мозуса, в воздухе, возникла карта Страны пирамид, на которой от главного города до Узкого моря была проложена красная черта.

- Мозус, ты должен привести народ к берегу моря в тот момент, когда его воды отступят и обнажится горный хребет, соединяющий оба берега, по

которому твой народ и перейдет море. Не опоздай,

воды моря отступают один раз за миллион лет, и

этот момент наступит через тридцать лун. Когда ты и твой народ перейдете море, то разбейте лагерь, и пусть все отдохнут перед долгими дорогами испытаний, - продолжал звучать голос. - Но прежде, чем двинуться в путь к Земле Обетованной, каждый из твоего народа должен запомнить мои Заветы, по которым отныне надлежит жить ему и всему твоему народу, а тому, кто не будет соблюдать их, грозит кара божья. Путь твой к Земле Обетованной будет долог, и только когда ты поймешь, что не осталось в твоем народе ни капли ненависти к поработившим вас, и стал твой народ сильным и единым, ты приведешь его вот в эти долины, в эту Землю Обетованную. И будет твой народ жить на этой благодатной земле, и сполна воздастся ему за труды его, и построит он множество городов красивых и богатых, и построит он самый главный на земле город и наречет его Ерашалаим.

- Ерашалаим, - как эхо повторил Мозус

- И здесь на этой земле, - продолжал свою речь Вик, - утвердится волей Бога государство, и имя ему будет - ИЗАЕЛЬ.

- Изаель, - опять эхом отозвался Мозус.

- Но бог отвратит свой лик от твоего народа, и неисчислимые беды ждут его, если не будет народ

соблюдать мои Заветы.

Мужество почти покинуло Мозуса при этих словах, но он устоял на ногах.

Ель и Вик вдруг увидели, что волосы на голове и лице Мозуса слегка покрылись белым инеем.

- Протяни ко мне руки, Мозус, - проговорил Вик.

Яркий сноп света ударил в лицо Мозусу. Он инстинктивно закрыл глаза, но если бы они были

открыты, то он ничего не смог бы разглядеть,

настолько был ярок свет.

Ель, выйдя из за световой ширмы, подошла к

Мозусу и, вложив в его руки пластину с высеченными на ней заветами, вернулась обратно.

- Открой глаза, Мозус, - проговорил все тот же

громогласный голос. - У тебя в руках мои Заветы для твоего народа. Они должны быть всегда с твоим народом и в твоем народе. А теперь иди и делай все, как я сказал.

Мозус повернулся и осторожно, держа на вытянутых руках пластину с заповедями, словно боясь расплескать драгоценный напиток, стал

спускаться в долину.

Глава четвёртая

- Ну, Вик, ты велик, - рассмеялась Ель. - Видишь, я даже стихами заговорила.Ты все сказал как нельзя лучше, убедительно, мне даже самой стало страшно. И с названием главного города ты все решил замечательно. Вот только жалко, никто не узнает, что Ерашалаим - это Божественный - на языке Индиго.

- И еще никто не узнает, - прошептала Ель на ухо

Вику, - что государство ты назвал в честь двух самых дорогих тебе женщин? Да?

- Как же ты смогла догадаться? - заулыбался Вик, как бы снимая с себя невероятное напряжение этих минут разговора с пришельцем. - Приходится опять признаться, что ты полностью права. Да, я позволил себе вот такую вольность, да простит меня за это Высший планетарный совет. Но согласись, неординарное и, более того, красивое решение, - продолжал смеяться Вик.

- Главный навигатор, - тоном строгой учительницы заговорила Ель, - согласно

инструкции должен быть скромен, но я закрываю на твою нескромность глаза, потому что я покорена.

Давай посмотрим, что происходит там внизу, - уже серьезным тоном сказала Ель, - тебе что, не любопытно увидеть первый результат?

Вик снова включил голографическую картинку.

Перед глазами пришельцев и Индиго возникло лицо женщины, которая с тревогой вглядывалась в спускающегося с вершины Мозуса. Мозус шел, осторожно ступая по каменистой поверхности, вытянувшись, как струна, и смотря впереди себя невидящим никого и ничего взглядом.

- Посмотри на него, Навин, - заговорила женщина, - я знаю, ОН ГОВОРИЛ С БОГОМ.

- Давай, милая моя Ель, предоставим Мозусу

действовать самостоятельно. Я уверен, что он не медля отправится в Страну пирамид.

- Вик, а ты уверен в успехе его миссии?

- Странно, что ты вдруг засомневалась, разве ты не будешь помогать Мозусу?

- Не сомневайся, буду, просто нынешний правитель Страны пирамид крепкий орешек, и у него личные счеты с Мозусом.

- Ах, да, я вспомнил, ты мне рассказывала. Дочь правителя была влюблена в Мозуса и не отвергла его, даже когда выяснилось, что Мозус

принадлежит к племени, находящемся на положении рабов.

- Да, именно так, Вик, но Рамзес, мучимый

ревностью, все же нашел повод бросить Мозуса в темницу, заставил дочь правителя стать его женой и после смерти ее отца сам стал правителем, а затем выгнал Мозуса из страны в пустыню на верную смерть. Вот тогда-то я помогла ему, перенесла его к стоянке кочевников, когда он уже был в бреду от жажды.

- Может, это и поможет Мозусу, ведь его появление как бы из мертвых должно произвести на правителя нужный эффект, ну и ты, Ель, я знаю, ты сможешь внушить правителю, что народ Мозуса нужно отпустить с миром. А сейчас пойдем внутрь, у меня для тебя много информации.

- Садись вот в это кресло, - сказал Вик, когда они зашли в рабочий отсек, где Вик проводил у пульта телескопа почти все время полета до Гео.

- Смотри внимательно, - Вик нажал невидимые кнопки на пульте телескопа, и вся стена осветилась множеством фотоснимков Вселенной.

- Что это, Вик? - воскликнула Ель. - Как интересно!

- Это не только интересно, Ель - это сенсационно!

- Работая с этим новейшим телескопом-зондом,

предназначенным для замеров температуры радиационного излучения разных частей галактик, я

обнаружил наличие на космических просторах странной линии, которая насквозь пронизывает

Вселенную и формирует ее пространственную модель. Я назвал про себя эту линию "Осью жизни". Обнаружение данной оси ставит под

сомнение все современные представления о зарождении Вселенной и ее развитии, включая теорию нашего знаменитого теоретика в этой

области Ейна. Согласно теории Ейна, развертыва- ние пространства и времени после первоначального Большого Взрыва происходило хаотично, а сама Вселенная в целом однородна и имеет постоянную

тенденцию к расширению на всем протяжении своих границ.

- Однако данные, которые получил я, -

продолжал Вик, - опровергают эти постулаты: замеры температуры реликтовой радиации свидетельствуют не о хаосе в распределении различных зон Вселенной, а об определенной ориентации или даже плане! И если ты, Ель, внимательно всмотришься в эти снимки, ты увидишь эту гигантскую линию, вокруг которой происходит ориентация всей структуры Вселенной.

- Да, конечно, я вижу ее - эту "Ось жизни"! Ты уже отправил все эти данные Планетарному совету?

- Дать оценку этому открытию я один не в состоянии, конечно, я не только отправил, но и получил в ответ важную информацию!

- Наша с тобой работа, Ель, получила высшую оценку. И Совет принял решение просить нас остаться здесь на Гео так долго, как этого потребует

обстановка.

- Я это предполагала, - не то радостно, не то грустно произнесла Ель, - значит, мы переходим в

разряд живущих вечно? Я слышала об этой категории, но никогда не думала, что мне доведется быть одной из них.

- Да, Ель, и я дал свое согласие, а теперь твоя очередь, я не смог сделать это за тебя, да и такое важное решение строго регламентировано Советом. Каждый решает сам.

- Я согласна, Вик! Я согласна, и согласна лишь потому, что рядом будешь ты, Навигатор!

Вик подошел к Ели, взял ее за руки и обнял,

надолго задержав ее в объятиях.

- Я знал, что ты согласишься, спасибо тебе, я просто не мог представить, что сюда вместо тебя

прибудет кто-то другой.

- Нам готовят новый космолет?

- Да, его нам доставят в ближайшее время, это будет совсем необычный космолет, умеющий

передвигаться как в воздушной, так и в водной среде с одинаковыми показателями маневренности

и скорости.

- Вик, дорогой, я предполагала такой вариант

развития событий, и мне в голову пришла мысль о том, что мы должны попытаться соединить популяцию Индиго с жителями Гео. И именно первый ребенок, родившийся от мужчины с Индиго, должен в будущем стать тем лидером, той личностью, которая объединит популяцию Гео. И постепенно ген неагрессивности просто вытеснит все чуждое нам, а значит, наша задача будет выполнена.

- Ты хочешь просить Совет отправить нам банк спермы?

- Да, Вик, ну не тебе же самому заниматься этим

экспериментом, - и Ель звонко рассмеялась, так, как умела смеяться только она.

- Да и к тому же зачем плодить на Гео навигаторов? - продолжая заливаться колокольчи-

ком, с трудом проговорила Ель. - Нам тут, на данном этапе, нужны совсем другие лидеры.

- Бьюсь об заклад, - серьезно сказал Вик, - ты уже

наверняка придумала имя этому первенцу.

- Конечно, ты, как всегда, прав, Вик, но до его появления еще очень и очень долго. Пусть народ

выйдет из Страны пирамид, обоснует государство, которое ты предначертал, и только потом появится ОН. А вот имя ему все-таки пусть даст та женщина,

которая произведет его на свет, хотя я бы хотела назвать его - ПЕРВЫЙ, а значит - ИИСУС на языке Индиго.

Глава пятая

- Ты, знаешь, Вик, кажется, наши усилия начинают давать плоды. Садись, вот в это наше с тобой любимое кресло, - Ель пододвинула ближе к экрану "любовный диванчик", так она называла кресло, рассчитанное на двоих.

- Я отобрала весь материал, собранный спутником за время нашего отсутствия,

касающийся нашего посланника на Гео, и хочу,

чтобы ты увидел эту запись, да и я, заодно, еще раз.

- Неужели что-то заслуживающее внимания, -

сказал Вик, усаживаясь на приготовленное ему место, - я-то был почти уверен, что после того, как с нашим Иисусом Бен-Гуром так негостеприимно обошлись на Гео, об этом проекте надо забыть.

- Не думаю, Вик, давай посмотрим, и потом все обсудим.

Ель включила записывающее оборудование, и на

экране возникла объемная картинка.

По живописной парковой аллее шестеро рабов несли шатер-носилки.

- Это Рим, дворец римского императора, -

шепнула Вику Ель.

- Остановите здесь, - прозвучал голос из носилок.

Рабы опустили носилки, и из них вышел пожилой мужчина в плаще до пят.

- Ждите меня, - бросил он старшему из рабов, и

стал подниматься по лестнице, ведущей во дворец.

Его походка выдавала в нем человека, проведшего

большую часть жизни в седле. Войдя в тронный зал,

гость остановился в его середине и произнес:

- Здоровья и благоденствия тебе, Кесарь, - и при этих словах почтительно склонил свою большую

седую голову.

- Приветствую тебя, Пилат Понтийский, -

проговорил император.

Усталый голос выдавал серьезное недомогание,

император Доминциан был болен, он старательно пытался скрыть душивший его кашель,

беспрерывно поднося ко рту платок.

- Ты позвал меня, Доминциан, - по-военному проговорил гость, - и я здесь.

- Ты видишь, Пилат, мне нездоровится, а они, - при этих словах Доминциан отнял руку с платком ото рта и стал угрожающе размахивать ею. - Они, -

хотел продолжить он, но, видимо, это движение потребовало много усилий, и Доминциан надолго закашлялся.

Пилат невозмутимо смотрел на своего императора. В душе он не любил этого человека, этого выскочку, волей случая попавшего в

правители самой могущественной империи на планете, и теперь... мысли Пилата прервал хриплый голос Доминциана.

- Ты, конечно, знаешь, что творится в Риме, - заговорил император. - Эти секты, называющие себя христианами, растут, как головы у дракона.

Мы отсекаем одну, а на ее месте появляются две.

Они хотят разрушить устои нашей империи, все

грозит рухнуть, все, что с таким трудом создавали мы - я и ты!!!

- Вот как заговорил, - подумал Пилат, - я-то

создавал, не жалея своей шкуры, а ты все получил на блюдечке.

- Проклятые иудеи, - продолжал император, - эта

зараза пришла оттуда.

- О, - застонал вдруг Доминциан, - а может быть,

это кара их Бога за то, что мы разрушили

Ерашалаим, Храм - Дом Бога!

От этой внезапной догадки Доминциан даже привстал на троне.

- Это не я, - прохрипел он, словно Бог мог услышать его оправдание, - это Тит, этот безмозглый кретин, который не мог остановить свои когорты.

Император рухнул в кресло, и уже не сдерживаясь, закашлялся.

- Скажи, Понтий Пилат, - откашлявшись, вновь

заговорил Доминциан, - ты ведь был там, ты ведь был прокуратором Иудеи. Откуда там такое количество пророков, что это за народ?

- Фанатики веры, - отозвался Пилат. - Конечно разрушив Храм, мы совершили ошибку, и допустив гибель этого Иисуса Бен-Гура, мы тоже совершили

ошибку.

- Ошибки, одни ошибки, - забормотал

Доминциан, - не слишком ли много в последние десятилетия?! Я искренне сожалею, что тебя не

было там в тот момент, Пилат. Теперь мы ни в чем

не можем разобраться. Учение этого Бен-Гура, или как его, поставило нас на грань гражданской войны. Альтернатива одна - принять эту веру...

- Или разбить ее изнутри, - прервал императора

Пилат.

- Каким образом? - заинтересованно спросил

Доминциан. - Ты читаешь мои мысли.

- Найти уязвимое звено в легенде об этом пророке.

- Ты прав, Пилат, ты тысячу раз прав, я знаю такое место в легенде о нем. Но то, что я считаю слабым местом, христиане считают самим сильным.

А значит, тем сокрушительней будет наш удар по их легенде, если нам удастся сделать то, что я задумал, - глаза императора оживились, он вдруг неожиданно встал и направился к Пилату.

Подойдя к нему, он заговорил громким шепотом,

как будто боясь, что кто-то может услышать его.

- Я позвал тебя, чтобы ты мне помог, помог империи. Я могу это дело доверить только тебе,

всадник Пилат.

- Все, что в моих силах, император, и даже то, что не в моих силах, - серьезно ответил Пилат.

- Слушай меня, - заговорил Доминциан, - эти христиане считают Иисуса Бен-Гура сыном

Божьим, и главным доказательством его Божьего происхождения считают его исчезновение после смерти или, как они говорят, вознесение на небеса.

- Я прошу тебя, - продолжал император, - не приказываю, но прошу, отправляйся в Иудею и

найди тело этого Бен-Гура, переверни еще раз эту проклятую Иудею, но найди мне его, вернее, то, что от него осталось, потому что мы с тобой знаем, он не на небесах - он здесь. Не медли, отправляйся завтра же, корабль уже ждет тебя!

Император обнял Пилата и некоторое время задержал в своих объятиях.

- Все будет исполнено, как приказывает кесарь, -

решительно произнес Пилат, приложив правую руку к сердцу, и, повернувшись, направился к

входу.

Глава шестая

С наступлением сумерек сырая прохлада стала закрадываться во все уголки дворца Ирода Антипы, единственного здания, восстановленного после разрушения Ерашалаима. По приказу императора левое крыло дворца было отдано в распоряжение Пилата и его людей, прокуратору Иудеи Лукрецию пришлось потесниться, однако он не был оскорблен, а напротив, не скрывал своего удовлетворения появлением здесь Пилата, с которым его связывала давняя дружба. Два военоначальника, два политика последних лет, с удовольствием проводили вместе послеобеденное время, смакуя различные сорта вин, доставленные с родины, и обнаруживая при этом полное совпадение вкусов. Однако сегодня, сославшись на

внезапную головную боль, Пилат, даже не закончив трапезы, уединился в своих покоях. Велев разжечь огонь и поставить кресло поближе к очагу, он, закутавшись в свой плащ, служивший ему верой и правдой столько лет, дал волю своим мыслям, которые мучили его все последние дни.

Почему так устроен мир? Почему такие, как он, как Лукреций, наконец, те, кто, не жалея своей крови на протяжении всей жизни, были да и остаются истинным фундаментом империи, служат пешками в руках выскочек, купающихся в роскоши на Палантине и играющих в демократию. Это было бы пол беды, продолжал негодовать про себя Пилат, но ведь эти, с позволения сказать, императоры, разбазаривали казну, строя никому не нужные памятники, пытаясь перещеголять один другого, чтобы только увековечить свое имя.

Его на мгновение бросило в жар от опасности мыслей, пришедших в голову.

- Хорошо, что мысли пока не умеет читать никто, даже тайные ищейки Рима, - подумал Пилат, и именно в этот момент он почувствовал, что с его

головой происходит что-то необъяснимое. Ему показалось, что кто-то невидимый изучает его. Пилат инстинктивно посмотрел вверх, обвел

взглядом своды спальни. - Придет же такая глупость в голову, облегченно вздохнул он, - померещилось.

И в эту же секунду он снова, на этот раз явственно, почувствовал постороннее присутствие в

комнате, нет, не в комнате - в его голове.

- Видишь, Вик, - прошептала Ель, - он почувствовал сканирующее поле спутника, хоть на

мгновение, но почувствовал!

- Да, это очень интересно, наверное, в будущем возможен прямой контакт, - так же шепотом

отозвался Вик, как будто боясь, что Пилат действительно сможет их услышать!

Пилат поднялся с кресла и медленно обошел все

помещение, не оставляя без внимания ни одни уголок.

- Явно померещилось, - подумал он, - либо это

предвестник мучившей долгие годы головной боли.

- Да, - снова садясь к огню, прошептал Пилат, -

надо подумывать о том, как увековечить себя.

Он вдруг вспомнил, как незадолго до смерти император Веспассиан хвалился ему, как дешево

он, император, оставит навеки о себе память - книгу о своих подвигах, а книги неподвластны времени.

- Видишь, всадник, - хитро прищурив глаза и наклонившись поближе к Пилату, громко шептал Веспассиан, - я двадцать пять лет содержал этого

иудейского священника Иосифа, из которого получился совсем неплохой писатель, день за днем описывающий все, что происходило в моих

походах. И все эти двадцать пять лет его содержания мне обошлись всего немногим более миллиона сестерций! Плюс я дал ему свою

фамилию - Флавий, пытаясь расхохотаться,

проговорил Веспассиан, - что мне вообще ничего не

стоило, - но вместо смеха он стал задыхаться, вокруг него засуетились лекари, и это были последние слова императора, которые слышал Пилат.

Огонь в очаге стал медленно затухать. Пилат кончиком копья пытался дать новую жизнь огню,

вороша угли, однако это не принесло желаемого результата. Он негромко хлопнул в ладоши, и солдат принес охапку сухих дров, бросив их на

угли, и вскоре характерное потрескивание, как шум морского прибоя, стало успокаивать бунтовавшую душу Пилата. Однако, как долго нет никаких

результатов, подумал Пилат. Он поручил выполнение задания Доминциана не своему начальнику тайной полиции, он не очень доверял ему, а поручил более надежному и преданному

человеку - это его верный Лука.

Давным-давно он купил на невольничьем рынке приглянувшегося ему юношу, и этим спас тому

жизнь. Интуиция, которая никогда не подводила Пилата, подсказала ему, что сведения, представленные торговцем, не более чем глупость,

а глаза юноши светились умом и преданностью, и это решило дело. За все эти долгие годы Пилат ни разу не пожалел о своем приобретении, Лука,

пройдя суровую школу испытаний и лишений, которые сопутствуют воинам в их походах, проявил себя с самой лучшей стороны и уже в свою очередь

не раз спасал хозяина от стрел и копий противника.

Но что это? Чуткое ухо всадника уловило топот

коней. Это возвращаются его люди, сомнений уже нет. Это Лука.

- А если это так, то значит, мы имеем хорошие

новости, - воскликнул Пилат, и легкое подобие улыбки появилось на его суровом лице.

Глава седьмая

- Лука возник на пороге спальни внезапно и бесшумно, все, как обычно, - подумал Пилат, - он верен себе.

Лука держал за руку, словно боясь потерять драгоценность, довольно пожилого, изможденного

долгой скачкой человека.

- Игемон, - наконец заговорил Лука, - я привел к тебе человека, которого ты ищешь.

- Кто ты? - спросил Пилат.

- Я Джуда из Кариота, Игемон, - слабым голосом ответил иудей.

Пилат пристально всматривался в лицо человека, которого привел Лука, словно пытаясь сразу найти ответ на мучивший его вопрос. Он жаждал начать

расспрашивать Джуду немедленно, но как будто кто-то изнутри, а не он сам - Пилат - сказал:

- Лука, уже поздно, да и дорога утомила вас.

Позаботься об этом человеке, а завтра я буду говорить с ним.

Еще не успели затихнуть под гулкими сводами

покоев дворца шаги уходящих Луки и иудея по имени Джуда, как в спальню неслышно вошел

огромный красавец-дог светло-коричневой масти и улегся у ног Пилата. Вот уже на протяжении почти десяти лет - это был сигнал к тому, что хозяин должен отдыхать, а он - самый преданный и верный слуга - охранять его сон.

Суровые складки морщин как бы разгладились на лице бывшего прокуратора Иудеи, когда он

взглянул на своего любимца. Если бы кто-то в этот момент посмотрел на Пилата Понтийского, не узнал

бы в нем жесткого человека и жестокого воина, а увидел бы доброе и даже нежное выражение глаз на его лице. Рука Пилата, привыкшая к оружию,

сейчас ласково гладила огромную голову собаки.

Новое предчувствие овладело Пилатом, едва он увидел рядом с Лукой этого незнакомца. От этого предчувствия так сладко заныло сердце, как всегда -

когда он уже наверняка знал о своей очередной победе. Он вдруг почувствовал, что этот изможденный старый иудей и есть тот самый ключ

к его, Пилата, бессмертию.

- О, как бы хотелось не ошибиться! - почти застонал Пилат.

- Нет, сейчас не до сна, - подумал он.

- Фэбрио, - обращаясь к догу, скомандовал Пилат,

- приведи ко мне Луку.

Проследив за собакой, пока она не скрылась в проеме двери, Пилат закрыл глаза. Мысли одна фантастичней другой возникали в его мозгу, и все они, причудливо сплетаясь, превратились в одну - главную. Он, всадник Понтий Пилат, гражданин

Рима, на пороге посвящения в великую тайну, которая будет недоступна для потомков долгие и долгие годы, а возможно, и никогда.

- Ты звал меня, Игемон? - голос Луки прервал эту безумную мысль, которая овладела Пилатом.

- Да, мой верный Лука.

- Перед завтрашним разговором я хотел бы узнать, кто этот человек, которого ты привел ко мне?

- Игемон, этот иудей - самый близкий ученик того самого Бен-Гура, тело которого мне было поручено найти.

- Ты уверен в этом? - стараясь не выдать охватившее его волнение, спросил Пилат.

- Да, Игемон, он пишет об этом в своей книге,

которую я нашел у него.

- Книге? - Пилат вскочил с кресла, волнение, которое охватило его на этот раз, скрыть не удалось, - где эта книга? - почти закричал он.

- Вот она, - Лука осторожным движением руки достал из складок тоги свитки пергамента.

Пилат почувствовал, как ноги перестают

слушаться его. Нет, все-таки интуиция не подводила его никогда и не подвела на этот раз.

- Положи книгу на стол, Лука, - медленно

опускаясь в кресло, промолвил Пилат, - я потом прочту ее.

- Что-то есть еще? - думая уже о книге и

завтрашнем разговоре, спросил Пилат.

- Да, Игемон, есть. Я хотел сказать, что этот человек был рядом с Бен-Гуром в момент гибели.

Пилат почувствовал, как его бросило в жар, хотя

огонь в очаге уже давно погас.

- Лука, - медленно приходя в себя от всего услышанного, проговорил Пилат, - вот эта

безделица - моя благодарность тебе, - с этими словами он снял с пальца перстень с огромным желтым бриллиантом и протянул Луке.

- Игемон, для меня быть рядом с тобой - самая большая награда, - склонив голову и принимая подарок, ответил Лука.

- А теперь я хочу, чтобы ты, Лука, кое-что приготовил к моей завтрашней встрече с этим Джудой из Кариота.

По мере того, как Пилат шепотом, словно боясь,

что его услышит кто-то посторонний, отдавал приказания, лицо Луки, привыкшего за долгие годы нахождения рядом со своим хозяином не удивляться ничему, вытягивалось от удивления, но он сумел взять себя в руки и как обычно отчеканить:

- Будет исполнено, Игемон!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда Пилат вышел из своих покоев, солнце уже стояло высоко над Масличной горой, и хотя в это время года оно не радовало теплом, но было

приятно побыть под его осенними лучами. Пилат придирчиво осмотрел место, которое он поручил накануне подготовить Луке для разговора, возможно, самого важного разговора в своей жизни. Закончив осмотр беседки, стоявшей в центре огромной лужайки дворцового парка, он остался доволен.

- Никто не мог подслушать разговор, не будучи замеченным, а единственный свидетель - его

любимый Фэбрио - никогда ничего не скажет, -

усмехнулся Пилат.

- Фэбрио, - негромко приказал он, - приведи мне

Луку.

Собака стремглав бросилась исполнять приказ хозяина. Пилат устало опустился в кресло. Он совсем не отдохнул за эту короткую ночь, пытаясь

при свете факелов прочитать книгу Джуды. Текст давался ему с трудом, не только потому, что читать на арамейском ему доводилось редко, но и потому,

что написано было малоразборчиво. Конечно, Пилат понимал, что нанять писца для бедного иудея было не по карману, но он продолжал разбирать

текст по слогам, не в силах оторваться от написанного. Заснул Пилат уже под утро, тяжелым сном, так и не прочитав и десяти пергаментов, но

то, что удалось ему прочесть, было настолько интересно, что Пилат с трудом заставил себя отложить чтение и отдохнуть перед разговором.

Фэбрио вернулся и улегся у ног хозяина, положив свою голову на его сандалии.

Значит, сейчас появится Лука и этот иудей из Кариота. Пилат повернул голову в сторону аллейки, ведущей из дворца к беседке и хотя он ожидал увидеть то, что увидел, но тем не менее на его лице отразилось немалое удивление.

Лука в точности выполнил вчерашнее приказание. Если бы кто-то посторонний увидел

приближающихся к беседке людей, он бы подумал,

что Лука ведет к хозяину знатного гостя из Рима.

Джуда был одет, как одевается высшая знать империи, и главное, отметил про себя Пилат, что этот иудей не выглядит переодетым не в свою одежду, а выглядит так достойно, как будто он всегда был гражданином Рима.

- Я правильно поступил, - подумал Пилат, -

сегодня необычный день, и все должно быть необычно.

- Приветствую тебя, Джуда из Кариота, - громко сказал Пилат, когда Лука подвел Джуду к порогу

беседки.

- Приветствую и тебя, Игемон, - тихо ответил

Джуда.

- Проходи, и садись в это кресло, - сказал Пилат, махнув при этом Луке, что тот может быть свободен.

- Ты хорошо отдохнул после дороги? - глядя прямо в глаза гостю, спросил Пилат.

- Да, ты добр ко мне, Игемон, - отозвался Джуда.

- Пойми меня, Джуда, - продолжал Пилат, - я хочу, чтобы ты чувствовал себя моим

добровольным гостем, и не винил меня за то, что я поручил привести тебя ко мне. Ты поймешь скоро, что мы оба нуждаемся друг в друге. В это смутное время ты нуждаешься в покровителе и защитнике, а мне нужен твой ум и талант писателя, чтобы осуществить задуманное.

- Победитель предлагает покровительство и защиту побежденному рабу? - все так же тихо, но твердо, сказал Джуда.

За такую дерзость в былые времена Пилат бы не пощадил никого, но сейчас он спокойно продолжал разговор.

- Давай не будем обвинять друг друга в том, что произошло с Иудеей, - ответил Пилат ровным голосом, который удивил его самого, - в этой войне мы оба были простыми фигурами, зато теперь я

предлагаю тебе стать рядом со мной и с моей помощью донести до потомков правду о нас... о нашем времени.

Пилат говорил, не отрывая острого, испытующего взгляда от лица Джуды, стараясь заглянуть прямо в самое его сердце. Со вчерашнего

вечера в госте произошли заметные перемены. Лицо его уже не выглядело таким изможденным, а даже как бы помолодело, седая борода, не

всклокоченная как вчера, а аккуратно причесанная, обрамляла некогда красивое лицо и оттеняла все еще не тронутые временем темные густые волосы,

спадавшие крупными локонами почти до плеч.

Неизменными остались лишь глаза, поразившие

Пилата еще вчера при мимолетном взгляде на гостя. Увидев такие глаза один раз, их уже невозможно было забыть. Они притягивали к себе своей серо- голубой глубиной, и искрились умом, не оставляя сомнения в том, что этот человек - неординарная личность, но при всем при этом они оставались такими грустными, как будто вместили в себя всю печаль и боль народа, к которому принадлежал их обладатель.

- Прошу тебя, Джуда, расскажи мне о себе, я хочу поближе узнать тебя, - жестом предлагая гостю отведать фрукты, лежащие на столе, сказал Пилат.

- Мне кажется, ты, Игемон, хочешь узнать все совсем о другом человеке, не так ли? - уверенно сказал Джуда. - И я даже знаю, как зовут этого человека - Иисус Бен-Гур.

- Ты прав, Джуда из Кариота, но я ПРОШУ тебя,

- делая ударение на слове "прошу", произнес

Пилат, - рассказать сначала все о себе.

Джуда протянул руку и взял со стола, на котором стояло блюдо с фруктами, большой спелый персик, несколько мгновений смотрел на него, как бы изучая, и положил обратно.

- Хорошо, Игемон, - проговорил решительно

Джуда, по его лицу видно было, что он принял какое-то решение.

- Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Ты прав, Пилат Понтийский, мне действительно нужна

защита сейчас, а моему имени нужна защита в будущем и, наверное, само Небо послало тебя мне.

- Я готов слушать, Джуда, - отозвался Пилат, - и клянусь тебе, что все будет так, как я тебе обещал.

Джуда поднял голову к солнцу, как бы обращаясь

к кому-то находящемуся там, губы его при этом прошептали несколько, одному ему понятных, слов, затем он медленно опустил голову и, глядя в лицо бывшему прокуратору Иудеи, - заговорил:

- Родителей я своих почти не помню. Мой отец и моя мать принадлежали к знатному роду ивусеев, а

в нашем государстве принадлежать к знатному роду

- нет ничего опасней. Оба они исчезли, когда мне было 6 лет от роду. Мне повезло, меня спас мой

дядя Арий, у которого в семье не было детей. Он был священник первой череды, и почти неотлучно находился при Храме, а я почти всегда был рядом с ним. Ты знаешь, Игемон, что Храм - это сердце

Изаеля, и я вырос в этом самом сердце, а когда вырос и стал в 13 лет совершеннолетним, то понял, что врос в это сердце. Нет такого человека на нашей

Земле Обетованной, который бы хоть раз в жизни не побывал в Храме, а значит, перед моими глазами прошли почти все жители Эрец-Изаель. Там, возле

Храма, всегда бурлила людская толпа. Люди приходили молиться, торговали, до хрипоты расхваливая свой товар, обсуждали новости,

назначали свидания любимым, смутьяны будоражили умы и почти открыто призывали взяться за оружие, загадочно появлялись пророки,

объявляя себя Мессией, и тем собирая толпы страждущих избавления, но все эти Мессии так же

загадочно исчезали, не успев избавить от тягот земных никого, кроме себя. Моим любимым занятием было наблюдать за людьми, вглядываться в их лица, определять их настроение, их характер, предугадывать их дальнейшие действия в той или иной ситуации. Многое я узнал от многочисленных предсказателей и гадалок, которые не боялись делиться со мной своими секретами, потому что я ничего не предсказывал. Я мог определить действие человека в данный момент времени, и настолько преуспел в этом, что ко мне стали обращаться люди за помощью. Я, находясь где-нибудь неподалеку от места события, определял, не обманывает ли продавец моего покупателя, пытаясь сбыть свой товар, не лукавит ли предсказатель своему клиенту, не подсовывает ли меняла фальшивую монету, а бойкая сваха - хромую невесту родителям жениха. Ты будешь сейчас очень удивлен, Игемон, но один раз мне пришлось определить и предвидеть твое поведение.

Брови Пилата, поползли вверх, и его неподдель-

ное удивление передалось даже догу, который поднял голову и посмотрел на хозяина, как бы

ожидая приказаний.

- Ты помнишь, Игемон, - продолжал Джуда, -

свой приказ установить в Иерашалаиме скульптуры

Кесаря?

- Конечно, помню, хорошо помню, это был серьезный конфликт с Первосвященником.

- Да, верно, серьезней не бывает. Ведь по нашим

законам нигде не должно быть никаких изображений, и скульптур - это тяжкий грех. - Когда большая толпа священников отправилась к тебе просить об отмене приказа, они взяли меня с собой, чтобы я им помог предсказать твое решение. Каифа так и сказал мне тогда: "Джуда, возможно, мы идем на смерть, Пилат жесток, но нам лучше умереть, чем видеть оскверненный Иерашалаим. Я не могу тебе приказать идти с нами, добавил Каифа, но мы нуждаемся в твоей помощи". Помнишь, Игемон, когда ты сказал, что если толпа священников не вернется в город, то ты прикажешь всех казнить, а Каифа ответил за всех, что они согласны умереть, но от своего требования не отступят. В этот момент я впился глазами в твое лицо, и понял - ты колеблешься. Я шепнул Каифе: "Он колеблется", и это придало всем нам силы стоять на своем до конца. Наблюдая внимательно за твоими глазами и твоим лицом, я почувствовал, что ты отступил за несколько минут до того, как ты произнес свою знаменитую фразу: "Каифа - иди спокойно домой. У Кесаря в империи достаточно мест для своих скульптур. Вы и ваш проклятый город не достойны такой чести". Эта фраза сказала мне о твоем незаурядном дипломатическом таланте. Ты избежал кровопролития, которое не дало бы тебе жить спокойно до конца дней, и выбил почву из-под ног доносчиков.

- Да, Джуда, только так я и мог поступить, ты как будто читал мои мысли, - воскликнул Пилат. -

Однако продолжай, прошу тебя.

- Шли год за годом, - продолжал Джуда, - я взрослел и стал чувствовать, что Храмовая гора и

весь Иерашалаим стали тесны мне. Земля Мозуса, приведшего сюда наших предков, так прекрасна, я каждый раз с упоением слушал рассказы о ней

людей, приходивших к Храму из разных ее уголков, и Земля Обетованная стала манить меня с каждым годом все сильнее. Мне уже шел двадцать пятый

год, когда я решил, что пора отправляться в путь.

- Скажи, Джуда, - прервал рассказ Пилат, - а разве у тебя не было семьи? Ведь каждый

иудейский юноша обязан жениться и произвести потомство согласно вашим религиозным законам!

- Ты прав, Игемон, - Джуда глубоко вздохнул и опустил голову, в беседке повисла тяжелая пауза.

Когда он снова посмотрел на Пилата, тому показалось, что в глазах Джуды блеснули слезы.

- Я не хотел бы говорить об этом, но я обещал

рассказать все. Да, Игемон, у меня была семья, как и предписывает наш закон. И у меня была красавица дочь, которая была как две капли воды похожа на меня. Наш закон предписывает производить потомство, но потом в силу вступают другие, более сильные законы, неотвратимо вторгающиеся в нашу жизнь. Я потерял дочь, Игемон, а вместе с ней и семью, и с тех пор люди, окружающие меня - моя семья.

- Сожалею, я искренне сожалею, Джуда, -

выдохнул Пилат, - может быть, ты хочешь

отдохнуть? - участливо спросил он гостя.

- Нет, нет, Игемон, я хорошо отдохнул прошлой ночью, спасибо тебе, а потом, я уже подошел в

своем рассказе именно к тому месту, которое тебя интересует больше всего. Подтолкнул меня начать скитания один иудей, пришедший с Иордана и

рассказавший, что там, на берегу реки, пророк, называвший себя Иоанном, крестит всех желающих водой. За свои двадцать пять лет я слышал о

множестве пророков, и видел почти всех, так как лучшего места для своих пророчеств, чем место у Храма, трудно было отыскать, а более интересных

людей для моих наблюдений трудно было найти. Священники хорошо одаривали меня, требуя во имя веры помогать им разоблачать лжецов. Но после примерно десяти таких разоблачений это занятие

стало неинтересным, поскольку все эти пророки были не кем иным, как смутьянами из простолю- динов, стремящимися к власти, и повторяющими от

скудности ума всегда одно и то же. Мне было всегда жаль этих людей, потому что у меня сложилось мнение, что все они были игрушкой в

чьих-то руках, преследующих свои, далеко идущие цели, и раз за разом отправляющих наспех подготовленных и умственно обделенных сопле-

менников на мучительную смерть, которую они принимали на кресте. Но вот рассказ о крещении водой заинтересовал меня, это было что-то

необычное... и я решился. Мне удалось довольно быстро отыскать это место на берегу Иордана, не

только потому, что путь туда мне хорошо объяснил тот самый иудей, но и потому, что я был не один в своем поиске. Дорогой ко мне присоединялись желающие пройти этот непонятный, но манящий их ритуал, и просто любопытные. Видимо, слух об этом пророке достиг самых отдаленных мест Изаеля. Пророк, называющий себя Иоанн, оказался высоким и красивым молодым мужчиной, обладавшим сильным голосом, которым он все время зазывал приблизиться к нему стоящих на берегу людей. Фраза, которую он повторял время от времени, была незамысловатой: "Креститесь водой, и вы будете очищены от греха вашего и спасены во веки веков". Он стоял недалеко от берега, где вода доходила ему до пояса, смельчаков, которые решались очиститься от греха и таким образом спастись, Иоанн ставил рядом с собой, клал свою руку на голову крестившегося, и придерживая второй рукой за спину, наклонял его так, что тело полностью на несколько секунд погружалось в воду. Подняв затем уже безгрешного и спасенного, Иоанн на секунду задерживал свою руку на его голове, а затем говорил: "Иди с миром, ты спасен!!!" На берегу смельчака, всего мокрого, но крещенного, тут же обступали сомневающиеся и старались прикоснуться к нему и как бы проверить, что же произошло с этим уже спасенным человеком, а он сам не мог ничего сказать, но было видно, что уже счастлив, потому что все позади, и он, во всяком случае, пока жив и здоров. Я сидел в

стороне и молча наблюдал за происходящим несколько часов, дожидаясь, когда Иоанн закончит крестить, и у меня будет возможность заговорить с ним. Когда солнце уже стало клониться к закату, я вдруг увидел, что к берегу реки спускается небольшая группа мужчин, человек пять или шесть. Ничего необычного в этих людях, подходящих к берегу, не было. Необычным был лишь один из них. Он сразу приковывал взгляд, не своей одеждой, нет, одежда на нем была самая обыкновенная, как у всех. Его выделяла среди них, да нет, вообще среди всех людей, которых я видел в своей жизни, - осанка, величественная походка, и глаза. Я могу поклясться, что ни один царь или кесарь не обладал такой царственной осанкой и походкой, этому нельзя научиться, это может передаваться только с кровью... Я раньше никогда не видел таких глаз, Игемон, в них отражалась вся синь нашего моря, и вся его глубина. Если бы кто-то мне сказал - вот, смотри, идет новый царь Изаеля, - я бы не сомневался в этом ни одного мгновения, даже если бы этот человек не проронил ни слова, - вот такая мысль пришла мне в голову в тот момент. А между тем этот человек решительно, смотря прямо перед собой, направился в реку к Иоанну. Его спутники остановились в нерешительности на берегу. Было хорошо видно, что незнакомец с царственной осанкой произвел на Иоанна сильное впечатление. Однако Иоанн справился с волнением и совершил ритуал, завершив его все той же фразой: "Иди с

миром, ты спасен!". Услышав эти слова, незнакомец резко повернулся, внимательно посмотрел на Иоанна, несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, затем странник поднял обе руки, положил их на плечи Иоанну и негромко то ли сказал, то ли спросил: "Спаситель да спасен будет?!", и повернувшись, направился к берегу. Выйдя на берег, вновь крещенный кивнул своим спутникам, приглашая их последовать своему примеру, и те, не совсем охотно, как-то боязливо, стали один за другим совершать обряд крещения. Я сразу же забыл о своем желании поговорить с Иоанном. Меня так заинтересовал странник, что я решил непременно заговорить с ним, а он тем временем уединился на одном из участков берега, где еще светило солнце, чтобы обсушить одежду.

- Меня зовут Джуда из Кариота, - проговорил я, приблизившись к нему. - Я - Иисус Бен-Гур из Назарета, - на мгновение повернув голову в мою сторону, ответил странник.

Впервые в своей жизни я не знал, как продолжить разговор, и Иисус, как будто почувствовав это,

сказал:

- Я - ребе, люди зовут меня Учитель.

- Ты давно странствуешь,д пророчествуя? -

спросил я, усаживаясь рядом с Учителем. - Я не видел тебя у Храма, - сказал я, обращаясь к нему, - хотя я там нахожусь неотлучно много лет.

- Ты говоришь о доме моего Небесного Отца, -

медленно сказал Иисус, глядя куда-то мимо меня, -

я скоро буду там, я должен быть там, только я в силах спасти и дать всем новое царство, царство света, Я призван спасти всех вас.

Он неожиданно в упор посмотрел на меня своими синими глазами и произнес:

- Присоединяйся ко мне, и ты будешь спасен!

Я опешил. "О чем говорит этот ребе? Какой Небесный Отец? Уж не Ягве ли он имел в виду? Ведь храм был построен именно как дом Ягве. От такой дерзости у меня перехватило дыхание, а потом, от чего спасать всех и конкретно меня? Он что-то знает о нависшей над Эрец Изаель угрозе?" Все эти мысли одновременно пронеслись у меня в голове, и именно в тот момент, Игемон, я первый раз почувствовал, что с моей головой происходит что-то непонятное. Я явственно ощутил, что мою голову как будто кто-то ощупывает изнутри.

- Не может быть, - не в силах сдержать охватившее его волнение, воскликнул Пилат. Дог

почувствовал что-то неладное, вскочил на ноги и угрожающе зарычал.

- Фэбрио, все хорошо, все хорошо, - Пилат

погладил собаку. - Продолжай, Джуда, я неосторож- ным восклицанием прервал тебя, все, что ты рассказываешь, необычайно интересно...

- Именно в тот момент я понял, Игемон, что отныне, я буду неотступно следовать за этим человеком, пока не найду ответы на все возникшие

у меня вопросы, но вслух я твердо произнес: "Я

пойду с тобой". Понимаешь, Игемон, я ощутил

внутреннюю потребность узнать этого человека, я чувствовал, что встретил совершенно необыкновенную личность, и азарт познания человеческой души, которому я посвятил все годы моей жизни, не оставлял сомнения в том, что я сделал правильный выбор. И вот с того самого момента крещения Иисуса Бен-Гура и вплоть до его гибели и исчезновения, я был рядом с ним, и могу гордиться, что Бен-Гур выделял меня среди своих близких учеников. Это и не мудрено, кроме моей наблюдательности, я единственный из всех, окружавших Иисуса, кто мог писать и читать.

- А что сам Бен-Гур? - удивленно спросил Пилат.

- Нет, Игемон, во всяком случае при мне он не написал и не прочел ни одной буквы. Однако однажды я подошел незаметно к нему, когда Иисус,

сидя на песчаном берегу, что-то рисовал тонкой сломленной веточкой дерева на песке. Он был очень увлечен и не заметил моего присутствия. Я

взглянул через его плечо и увидел какие-то нарисованные строчки, составленные из странных знаков. Могу поклясться, что это были слова,

написание на непонятном мне языке. Я впился взглядом в эти письмена, стараясь запомнить их как можно лучше. Написав еще несколько знаков,

Иисус долго смотрел на них, и мне показалось, губы его шевелились, он пытался прочесть то, что написал. Неожиданно он повернулся ко мне: "А, это

ты, Джуда", как всегда невозмутимо сказал он, но рукой быстро стер все написанное им, а я,

оставшись наедине, по памяти записал на клочке пергамента все увиденное мною на песке. Впоследствии я показывал эти знаки многим толмачам, приходящим к нам из других далеких и близких стран, но ни один из них не смог прочесть эти знаки, а значит, они были написаны на языке, которого не существует на Земле.

Джуда на мгновение умолк, как бы прислушиваясь к тому, что происходит в его мозгу.

- Похоже, ты опять чувствуешь, что кто-то копается у тебя в голове? - спросил тревожно Пилат.

- Да, Игемон, с момента знакомства с Иисусом и до его гибели это чувство меня не покидало. Но когда не стало Иисуса, исчезло и чувство наблюдения за мной, именно наблюдения, я уверен

теперь наверняка, что все, что я ощущал, было связано с тем, что я соприкасался с Бен-Гуром. Вот и сейчас я чувствую это, ведь я рассказываю тебе о

нем.

- А теперь послушай меня, Джуда из Кариота, -

как-то торжественно проговорил Пилат, и наверное,

чтобы придать еще больше торжественности моменту, подойдя к столу, налил два кубка красного густого вина. - Возьми и отпробуй, Джуда, это вино из моих виноградников на Крите. Ты скоро сам увидишь этот чудесный и редкий сорт винограда.

- Я хочу сказать тебе, - держа кубок, продолжал

Пилат, - что здесь, вот в этой беседке, сегодня

разговаривают не победитель и побежденный, не знатный римлянин и бедный иудей, а единомышленники, связанные одной тайной навеки.

Пилат пригубил вино, подождал, пока Джуда не сделал несколько глотков, и продолжил:

- Теперь настала моя очередь, Джуда, рассказать тебе, почему я здесь и почему я искал тебя. Ты, конечно же, не знаешь о том, что весь Рим опутан

как пауками сектами, исповедующими учение Иисуса Бен-Гура. Его сторонников так много в империи, что ситуация грозит выйти из-под

контроля. Я послан в Иудею по личному приказу императора Доминциана, с целью найти тело Иисуса или то, что от него осталось, чтобы публично доказать ложь его последователей и

разом покончить с этим явлением. И уж, конечно, ты наверняка не знаешь, что сегодня ранним утром прибыл курьер из Рима с известием о кончине

Доминциана и вступлении на трон императора Константина. Теперь я не связан долгом чести выполнить приказ Доминциана, теперь, узнав тебя,

я хочу помочь завершить твой труд, чтобы те, кто придет за нами, знали правду. И самое важное, что я хотел сказать тебе, Джуда, я не сомневаюсь ни в

одном слове, произнесенном тобой до этого момента и не буду сомневаться в том, что ты расскажешь мне дальше, потому, что как только

Доминциан произнес имя Иисус Бен-Гур, я

почувствовал те же самые ощущения в голове,

просто я не мог найти этому объяснение.

- Этому я нашел объяснение, - сказал спокойно

Джуда, - и хорошо, Игемон, что ты это почувствовал сам, иначе ты мог справедливо принять меня за сумасшедшего.

- Скоро, наступит вечер, - посмотрев на солнце, сказал Пилат, - а мне многое еще хочется узнать у тебя, Джуда, - Пилат показал жестом, стоящему

вдалеке Луке принести тёплые накидки из ламы.

- Скажи, Джуда, в чем же такая особенность

Учения этого Иисуса Бен-Гура, что люди, невзирая на грозящую им смертельную опасность, веруют в

него, и число их растет с каждым днем?

- Я ждал этот вопрос, Игемон, и сам задавал себе его много раз, понимая, что рано или поздно то, о

чем ты сейчас сказал, произойдет. Мой ответ удивит тебя, ничего особенного в его учении как раз и нет. Чтобы понять все, что мы теперь

называем Иисус Бен-Гур, надо было понять, кто он, откуда он пришел, сам или кто-то послал его? Я должен был это понять, и я понял это, Игемон, но,

как оказалось. слишком поздно.

Джуда медленно допил кубок с вином, накинул на плечи принесенную Лукой накидку и продолжал.

- В его поведении было многое, если не сказать все, странное. Я уже говорил тебе о множестве людей, выдававших себя за Мессию, прости,

Игемон, но они все призывали браться за ножи и бороться с Римом, но никто из них и никогда не

поднимал руку на собственную веру, для любого иудея это кощунство.

- Да, - воскликнул Пилат, - я знаю, я был просто

поражен, иудей спокойно принимает смерть в субботу, потому что вера запрещает ему сражаться в этот день!

- Ты говоришь истину, это так, и когда Иисус призывал не соблюдать субботу, я усомнился, что он со мной одной крови.

- Но мать Иисуса ведь иудейка, а значит,

согласно вере, он иудей!

- Он сторонился своей матери, Игемон, и вообще не вспоминал о ее муже, никогда не называя его

отцом.

- Ты знал его родителей?

- Отец его умер, когда Бен-Гуру было 16 лет, я знал только мать, она была рядом с нами, когда

Иисус бывал недалеко от их дома, Мария доверяла мне, она чувствовала, что я искренен с ее сыном, и

рассказывала мне о своих переживаниях. Как всякая мать, она не одобряла бродячий образ жизни сына, не разделяла его взглядов и нападок на истинную

веру, считая это крайне опасным занятием. Я несколько раз заводил с ней разговор о рождении Иисуса, о том, откуда у него такая странная манера

приветствовать людей, почему он так любит находиться в гористой местности, а в долинах задыхается, не результат ли это болезни, и что это

за Небесный Отец, о котором Иисус так часто упоминает? Но Мария никогда не отвечала мне ни

на один мой вопрос, чем вызывала в моей душе еще большее число вопросов. Я еще обязательно вернусь к рассказу о ней, потому что Мария, как я и предполагал, оказалась ключом к пониманию всей тайны, окружавшей фигуру ее сына. Но я немного отвлекся, ты спросил меня, Игемон, что привлекает людей в самом Иисусе и его учении?

- Для тебя не секрет, что когда человеку плохо,

он обращает взор к Небу, он ждет и верит, что оттуда придет помощь. Что спустится с Неба новый

добрый царь, и снова у всех будет достаток и сытая богатая жизнь. И вот появляется странного вида

Человек, с царской осанкой, пронзительным взглядом глаз цвета того же неба, и говорит, что его послал Небесный Отец спасти всех. Говорит иносказательно, а значит малопонятно, однако

никто не утруждает себя и не пытается понять, зачем понимать? Вот он - новый Царь, он рядом с народом, его можно потрогать рукой, он говорит,

что все будут спасены, достаточно только любить этого Царя больше всего на свете... ни мать, ни отца, ни детей, а только Его. Это совсем небольшая

плата за спасение от зла и за благоденствие в этой жизни и после смерти. Ведь народ, Игемон, легко принимает такую веру, в силу своей

неосведомленности. Я же вырос в среде священников, и я догадывался, как они пользуются этой людской невежественностью. Но догадываться

- одно, а знать наверняка - это, согласись, другое, и я совершил то, что задумал, и вынашивал в себе

долгих два года. Для того, чтобы узнать, какие тайны скрывают служители Храма, мне пришлось нарушить самый страшный запрет из всех существующих запретов. Ты знаешь, Игемон, что в Храме была комната, где хранилось все сокровище нашего народа, и куда под страхом смерти никто не имел права войти? И лишь раз в году один из священников, способный выдержать божественное присутствие, входил в эту святая святых, привязанный веревкой, ибо, если он не выдержит соседства с Ягве и умрет, его смогли бы вытащить.

- Не может быть, - с ужасом прошептал Пилат, -

ты... - слова застряли у него в горле.

- Ты знаешь, Игемон, мою склонность к анализу,

- продолжал Джуда, словно не замечая ужаса на лице Пилата, - вот я и подумал, ну как же Ягве,

сотворивший Небо и Землю, и Звезды, может присутствовать в таком маленьком пространстве, и почему он, создавший человека и вдохнувший в

него жизнь, может убить преданного своего слугу только одним своим присутствием. Я видел в этом явное противоречие и, наконец решился, однажды

поздней ночью, когда все спали, взяв маленькую лучину, и мысленно попрощавшись с жизнью, я открыл дверь в святая святых... и ничего и никого

там не обнаружил. Никаких следов божественного присутствия и никаких сокровищ. Я не поверил своим глазам, и, цепенея от страха, дважды

заглянул в Ковчег Завета.

Выражение ужаса на лице Пилата сменилось выражением изумления.

- Как ты мог решиться на такое, Джуда?

- Конечно, это было ребячество, в зрелом возрасте я бы не решился, но зато теперь я знаю точно, что ради подчинения умов, ради манипулирования людьми - ведь согласись, Игемон, верующий человек - послушный человек, священники не будут стесняться в средствах.

Джуда умолк, словно мысленно прося о прощении за столь тяжкое прегрешение, а Пилат, потрясенный услышанным, даже не заметил, как его накидка сползла с плеч, и вечерняя прохлада стала заползать под плащ.

- Так что же случилось с Иисусом, Джуда? Как он погиб и где захоронен? - заговорил Пилат, видимо,

холод вернул его к действительности.

- Что случилось с Иисусом? - как бы эхом отозвался Джуда и, как-то печально вздохнув,

продолжал, - а случилось то, что и должно было случиться, я думаю, Бен-Гур был обречен с самого рождения. В Иисусе было вызывающим все -

внешность, поведение, проповеди, даже то, что казалось естественным для любого иудея, - женитьба оказалась вызывающим поступком.

- Прости, Джуда, я не хотел тебя перебивать, но не удержался. Так что, Иисус был женат? - воскликнул удивленно Пилат.

- Да, Игемон, Магда, так звали эту женщину,

неотлучно следовала за Иисусом, после того, как он

остановил расправу над ней толпы верующих за то, что она, как казалось кидающей в нее камнями толпе, женщина легкого поведения. Бен-Гур действительно полюбил ее, - продолжал Джуда, - как способен любить человек, не любящий никого, кроме себя, да и в Магду действительно невозможно было не влюбиться - она была не только необычайно красива, но и умна. Но повторяю тебе, Игемон - брак, не освященный Всевышним, был вызывающим поступком, плодящим и без того большое количество врагов Иисуса. Иисус любил часто бывать в Иерашалаиме, здесь ему хорошо дышалось из-за горного воздуха, и здесь толпа, преимущественно состоящая из женщин, встречала его с царскими почестями, размахивая пальмовыми ветвями. Я всегда пытался уговорить толпу не делать этого знака внимания, зная ненависть Ирода ко всему, что может пошатнуть его трон, но мои усилия не приносили результата. Женщинам нравился Учитель, чего нельзя было сказать о мужчинах, всегда ревниво относящихся к превосходящему их, будь то его внешность, будь то умение говорить. Находясь возле Иисуса, они постоянно подбивали его свергнуть Ирода, в надежде получить место в царском дворце, но, наталкиваясь на нежелание Учителя вторгаться в политику, затаив злобу, исчезали. Несомненно, что Ирод постоянно следил за действиями Иисуса, и имел информацию о том, что Бен-Гур не претендует на процедуру помазания

в цари Изаеля. Такое положение могло продолжаться очень долго, но тут произошло событие, которое спустя месяц и явилось, на мой взгляд, причиной гибели Учителя. Я, Игемон, не могу до сих пор понять, что произошло в тот день с Бен-Гуром. Он всегда был сдержан в общении с людьми, признаюсь, он раздражался часто, но никогда не повышал голос и тем более никогда не применял силу. В тот день мы, как и раньше, были у стен Храма, где вот уже сотни лет с момента его постройки располагались торговцы. Здесь всегда можно было купить все, что необходимо жителю города, да и не только. На этот базар приходили люди из других городов что-то приобрести или что- то продать, и он был известен далеко за пределами Изаеля, о чем говорили караванщики, приходящие к нам в Иерашалаим.

- Я могу выпить вина, Игемон? Оно действительно великолепно, - вдруг спросил Джуда.

Пилат, видимо завороженный рассказом, несколько мгновений молчал, а потом, как бы спохватившись, наполнил кубки вином.

- Как кровь, - грустно сказал Джуда, - Учитель говорил: "Вы пьете мою кровь" - с того момента и до сегодняшнего дня я не пробовал вкуса вина,

хотя и понимал, что в его словах скрыт какой-то, одному ему понятный, смысл. Так вот, в тот самый день, Игемон, в тот самый день, - повторил, как эхо,

Джуда, - Иисус закончил проповедь, и толпа,

окружавшая его, стала медленно расходиться, к

Учителю подошли несколько фарисеев и стали задавать вопросы, то есть я хочу сказать, Игемон, что ничего необычного вокруг не происходило. Вдруг я увидел, как лицо Иисуса исказила гримаса злобы, да, да, я не мог ошибиться - злобы. Пока я приходил в себя от увиденного, Иисус бросился к торговцам и стал разбрасывать корзины с товарами, переворачивать столики, разбивать все, что попадалось на его пути. Он кричал, и его голос разносился далеко за пределы Храмовой горы.

- Вот дословно его слова: "Уходите прочь от дома

Моего Отца, вы оскверняете Небесного Бога,

который послал меня к вам. Вы слуги Золотого Тельца". Все оцепенели от неожиданности, и никто не пытался даже оказать сопротивление, слишком серьезное обвинение выкрикивал Учитель. Я мгновенно понял, что случилось непоправимое, этого ему не простят. С трудом мне удалось успокоить Иисуса, но было слишком поздно, не осталось ни одного торговца, который бы не пострадал от него. С этого дня тревога не покидала меня, я чувствовал, что тучи над головой Бен-Гура сгущаются. Священники, для которых этот базар был источником немалых доходов, не упустят возможности натравить пострадавших на Иисуса, который никогда не интересовался деньгами, не интересовался настолько, что я ни разу не видел в его руках ни одного тедрахма. Я поделился опасениями со всеми близкими ему учениками, и мы решили, что будем защищать Учителя и день и

ночь. В тот день, 14 числа весеннего месяца Нисана, Иисус опять проповедовал у Храма, он даже не смотрел в сторону торговцев, как будто не было учиненного им разгрома месяц назад. Толпа слушателей была огромной, большинство пришли посмотреть, не будет ли снова Учитель, называющий себя Мессией, гнать от Храма торговцев. Я долго пытался отговорить Иисуса проповедовать там, у Храма, но он был непреклонен. Бен-Гур начал говорить, а я стоял рядом с ним на невысоком камне, поскольку в тот день была моя очередь охранять Учителя. Я физически ощущал на себе враждебные взгляды левитских охранников, охранявших торговцев, и старался быть как можно ближе к Учителю, закрывая его своим телом. Вдруг неожиданно к нашим ногам упал со звоном, брошенный кем-то из толпы, туго завязанный мешочек, в котором обычно носят деньги. Нервное напряжение последних дней сделало свое дело, и я, ничего не делающий поспешно, совершил на этот раз ошибку, на которую и рассчитывали те, кто задумал убить Иисуса. Я машинально нагнулся, чтобы поднять этот мешочек, как будто из него могла исходить опасность для жизни Учителя. В тот момент, когда я, нагнувшись, дотронулся до мешочка, надо мной раздался странный звук, похожий на свист, затем короткий вскрик Иисуса, я мгновенно понял, что произошло, и резко хотел подняться, но не смог этого сделать, поскольку Иисус стал падать на

меня. Мы оба оказались лежащими подле камня, на котором только что стояли. Я с трудом выбрался из- под тела Учителя и перевернул его, чтобы убедиться - он жив или мертв. Когда я увидел, что в груди Бен-Гура чуть ниже сердца застряла стрела, и увидел, как глубоко она вошла, у меня не осталось сомнений: Иисус мертв. Все это произошло в несколько мгновений, а мне показалось, что время остановилось. И я, и все ученики ждали подобного исхода, но все равно смерть Учителя, как, впрочем, и любая смерть, оказалась такой неожиданной, что мы все оцепенели. Толпа безмолвствовала, наверное, ужас произошедшего сковал людей. Еще несколько мгновений назад я, стоя рядом с Учителем, вглядывался в лица людей в толпе, пытаясь определить, кто же из них может поднять руку на Иисуса, чтобы успеть остановить ее. Но ведь убийцы здесь рядом, эта мысль заставила меня вскочить на ноги и броситься в толпу. Наверное, мой вид был настолько страшен, что люди в ужасе расступались передо мной. Не успел я продвинуться от места, где лежал мертвый Иисус, и на десять локтей, как вдруг мое тело перестало подчиняться мне, все закружилось перед глазами, и я не осознавал себя больше. Как долго продолжалось это состояние, я не знаю, видимо, недолго, потому что когда я снова открыл глаза, то солнце проделало совсем небольшой путь по небу. Ничего не изменилось вокруг, только люди вели себя как-то странно, как будто не понимая, что

происходит, будто они впервые видят друг друга, Храм, Иерашалаим, раскинувшийся внизу. Я попытался снова продвинуться вперед в надежде схватить человека, поразившего Учителя, но ноги не слушались меня, тогда я стал скользить взглядом по лицам, надеясь на свою способность проникать в мысли и таким образом отыскать убийцу, но на каком бы лице не останавливался мой взгляд, на нем было написано одно и то же: удивление, граничащее с ужасом. При этом глаза всех без исключения были направлены куда-то мне за спину, туда, где я оставил Иисуса. Я повернулся назад и посмотрел туда, куда смотрели все, кто находился на площади пред Храмом, и могу поклясться, что в тот момент на моем лице отразились те же чувства, что и у всех - удивления и ужаса. Иисус Бен-Гур исчез.

- Как исчез? - Пилат даже вскочил с кресла. - Ты же сказал, Джуда, что он был мертв, да и кому, как

не мне знать, что такое попадание стрелы не оставляет надежды на спасение.

- Да, Игемон, я ошибся, Иисус Бен-Гур не исчез,

в том-то и дело, что исчезло ЕГО ТЕЛО. - Будь терпелив, Пилат, и ты скоро все поймешь, если это только можно понять. Я уже не думал о поимке убийцы. Исчезновение тела Учителя было настолько таинственным и необъяснимым событием, что заслонило собой само убийство. Я в изнеможении от свалившихся на меня переживаний опустился на камень, на котором еще несколько

мгновений назад лежало тело Иисуса. До меня, как в тумане, доходили крики людей, к которым постепенно возвращалось потерянное сознание. Мозг мой уже независимо от меня продолжал анализировать происходящее вокруг. До меня как из тумана доносились крики: "Осанна, Осанна, Учитель Святой! Он же не мог пройти мимо нас", - кричали сразу несколько человек одновременно. "Конечно, - вторили другие, - мы бы его заметили". "Этот Джуда его убил!", мне так хотелось посмотреть, кто прокричал это, уж этот человек наверняка был причастен к убийству, но полное безразличие овладело мной. А толпа продолжала выкрикивать: "Осанна", "Явилось чудо", "Небесный Отец взял его к себе!!!", "Иисус наш Спаситель!", "Джуда убил нашего Мессию", и я почувствовал, как рядом с моей головой пролетел камень. Все могло закончиться плохо для меня там, у Храма, там - где все так хорошо для меня начиналось. Но тут вмешались Первосвященник и все левиты.

Исчезновение Учителя смешало все задуманное ими, они поняли, что если не вмешаться

немедленно, то настроение толпы выйдет из-под контроля. Я слышал, как они с помощью стражников теснили толпу к дороге в нижний

город, и скоро все стихло. Не помню, сколько времени прошло с момента исчезновения Иисуса, когда я открыл глаза, была уже ночь. Светила луна,

и ее свет, отражаясь в золоченом куполе Храма и позолоте Главного входа, заливал всю площадь. Я

все еще продолжал держать в руке тот самый предмет, который я поднял с земли и тем самым открыл цель для убийцы. Заглянув в мешочек, я увидел, как в нем мутно блеснули монеты. Их было тридцать. Теперь у меня не оставалось сомнения в том, кто убил Учителя - я наверняка знал, что положить в мешочек тридцать тедрахм в Иерашалаиме могли немногие. Но я не знал, что случилось с телом Иисуса, как оно могло исчезнуть, причем исчезнуть так, что этого НИКТО не видел.

Я продолжал неподвижно сидеть на том самом камне, с которого говорил Учитель свою

последнюю проповедь и на который он рухнул со стрелой, пущенной ему прямо в сердце, мне казалось, если я покину это место, то никогда не узнаю истины. Вокруг стояла какая-то

неестественная тишина, не слышно было даже переклички стражников на башнях городской стены, казалось, весь Иерашалаим сковало ужасом

от совершенного злодеяния. Лишь вечные музыканты-цикады трезвонили свою ночную мелодию, которая сегодня больше походила на

траурную. Я вздрогнул от неожиданности, почувствовав, что кто-то тронул меня за плечо. Молнией промелькнула мысль... а вдруг это Он, но

резко обернувшись, увидел только силуэт, так как луна светила мне в глаза.

- Джуда, - прошептал незнакомец, - я Матфей,

узнаешь меня?

Его рука все еще касалась моего плеча, и я сразу почувствовал, что этот человек взволнован до крайности.

- Я Матфей, с нижнего города, - продолжал шептать мой ночной гость, - помнишь, ты помогал мне при покупке моего осла?

Видимо, заранее зная, что этот случай не столь запоминающийся, он добавил:

- А моя красавица-дочь, Шушана, мой нежный

цветок, помнишь, ты спас ее от недостойного жениха?

Я утвердительно кивнул головой, хотя не узнавал

его, ведь мне так и не удавалось разглядеть лицо шептавшего.

- Джуда, я знаю, ты хороший человек, я и моя семья молимся за тебя, поэтому я сейчас здесь,

чтобы предупредить тебя. Тебе грозит опасность!

- Я ничего и никому не сделал плохого, -

спокойно ответил я человеку, назвавшемуся

Матфеем, - кого мне опасаться?

- Джуда, - Матфей наклонился так близко к моему уху, что его борода касалась моей щеки, - я

должен рассказать тебе то, что я слышал и видел сегодня потому, что только тебе я могу ЭТО рассказать. Я понимаю, мне нужно забыть и никому

и никогда не говорить то, что я видел, да если бы я начал говорить, меня бы приняли за сумасшедшего, но я знаю, ты был близким другом Учителя - ты

должен знать.

Меня как будто кто-то подбросил вверх, и я вскочил с камня, сомнений не оставалось, этот человек ВИДЕЛ, что произошло перед Храмом до захода солнца, я схватил его за руку, словно он убегал от меня, и инстинктивно переходя на шепот, чтобы не сорваться в крик, проговорил:

- Да, Матфей, расскажи мне, ЭТО очень важно!

- Мы должны покинуть это место, доверься мне,

я знаю, где мы можем поговорить, и нас никто не услышит, - с этими словами Матфей потянул меня

за руку, и я последовал за ним.

Мы некоторое время блуждали по освещенной луной Храмовой горе, пока, наконец, Матфей не

втиснулся в пространство между двумя огромными, еще не отесанными камнями, которыми укрепляли западную стену Храма. В это каменное укрытие не

попадал лунный свет, и разглядеть там кого-то, или услышать шепот находящихся внутри было невозможно даже для близко проходивших мимо.

- Говори же, Матфей, - я не мог скрыть своего нетерпения, мне все время казалось, что этот человек, посланный мне самим Провидением,

может внезапно исчезнуть, как это уже произошло сегодня.

- Джуда, - зашептал Матфей, - тебя уже давно не

было видно у нас возле Храма, я слышал, ты скитался с проповедником по имени Иисус Бен-Гур.

- А я продолжал работать металлическим дел

мастером при Храме, как и работал все эти годы.

- Ах, Матфей, теперь я узнал тебя, ну как же я сразу не догадался, что передо мной знаменитый мастер, сделавший Храм таким сверкающим и неповторимым.

- Так вот сегодня, - продолжал Матфей, - я как всегда в последние дни был на подмостках над

восточным фронтоном Храма, покрывая фронтон золотыми облицовочными листами. Я уже не молод, Джуда, и работа стала чаще утомлять меня,

поэтому я позволяю себе иногда отдых, там наверху, где меня никто не видит.

Вот и сегодня, я прислонился спиной к стене,

куда не падало солнце, и задремал. Проснулся я оттого, что внизу, далеко подо мной, разговаривали два голоса, а ты же знаешь, как все хорошо слышно наверху, когда говорят внизу?! Я сразу узнал голос Первосвященника, он произнес:

- Сегодня он должен умереть - для этого все готово!

Я боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя. А

второй голос спросил:

- Как быть с Джудой? Он же всегда возле него!?

Тут я проснулся окончательно, я понял, что говорят о тебе и об Учителе!

- Я об этом позаботился тоже, - ответил

Первосвященник, - ему подбросят кошелек с деньгами, и мы таким образом разделаемся и с Бен- Гуром, и с этим предателем, Джудой, обвинив его же в убийстве!

- Твой план хорош, Первосвященник, - ответил ему второй голос, - но кто же поверит в это? Все знают, как привязан Джуда к этому Иисусу!

- Кто не поверит, будет бояться открыть рот, а говорить будут те, кто поверит, а уж через некоторое время все будут помнить, что все было

именно так, уж поверь мне! И потом, запомни, чем невероятней слух, тем легче в него верят.

Первосвященник засмеялся при этом, и они

поспешно ушли.

Я долгое время сидел, не в силах поверить в услышанное, боясь пошевелиться и выдать свое

присутствие. Когда я пришел в себя, первая мысль была немедленно бежать предупредить тебя. Но толпа уже слушала Учителя, а рядом с ним стоял ты. Я понял, что уже поздно, и в отчаянии

опустился на мостки, но в этом положении мне не было видно происходящего на площади, и я, чтобы лучше видеть, ползком пролез под золотой лист,

временно закрепленный на опорах, чтобы потом быть опущенным на место установки. Там меня никто не мог видеть, зато я видел все как на ладони.

Надежда, что убийство сегодня не произойдет, и я успею предупредить тебя, не покидала меня. Когда ты нагнулся за чем-то, надежда покинула меня, я

сразу понял, что за этим последует.

- Матфей, - зашептал я, - ты действительно видел все, что происходило после того, как я нагнулся?

Если это так, то рассказывай и не пропускай ни малейшей подробности.

Вик оторвался на мгновение от экрана и вопросительно посмотрел на Ель.

Они уже давно понимали друг друга с полуслова

и даже с полувзгляда.

- Ну, Вик, милый, как я могла предположить, что любопытство, а главное, лист золота, спутают наши

планы?

- Если бы поле, - продолжала она, - было большей напряженности, то лист золота не отразил

бы его, но тогда я не могла ручаться за то, что люди на площади остались бы невредимыми.

- Опять стечение обстоятельств не в нашу пользу,

- нахмурился Вик.

- Это не факт, совсем не факт, может, мы все-таки извлечем из этого пользу?! - парировала Ель, она не признавала неуспеха, и умела извлекать пользу там,

где, казалось, ее и быть не может.

- Вот увидишь, - закончила она, - не отвлекайся!

- Нет, - прошептал Матфей, - я не в силах описать то, что я видел, да ты и не поверишь мне, Джуда. В

это невозможно поверить, невозможно, - продолжал бормотать металлических дел мастер.

- Говори, прошу тебя, - почти закричал я, - ты понимаешь, я ДОЛЖЕН это знать, иначе... - ладонь Матфея закрыла мне рот, я, видимо, не отдавая

отчета об опасности, подстерегающей нас, перешел на крик.

- Хорошо, Джуда, только не перебивай меня, и

поверь, что все это я видел своими глазами. Я

увидел, - начал свой рассказ Матфей, - как ты

выбрался из-под тела Иисуса, упавшего на тебя, и бросился в толпу, наверное, думая успеть схватить убийцу. Иисус остался лежать лицом вниз, как бы обхватив одной рукой камень, на котором вы стояли. Ты, Джуда, не успел сделать и десяти шагов, как вдруг вся толпа, включая тебя, стали медленно оседать на землю, как будто сон свалил вас. Я заметил, что несколько птиц, пролетавших над площадью, упали как подстреленные. И в этот же момент с неба спустился луч света. Поверь, Джуда, ведь день был солнечный, и ты можешь подумать, какой луч при таком ярком солнце? Но это был действительно луч, он был так ярок, что был заметен, как огонь костра в темную ночь.

- Продолжай, Матфей, прошу тебя, -

взволнованно зашептал я, словно боясь, что этот человек вдруг потеряет дар речи.

- Луч медленно двигался, пока не осветил целиком камень и тело Иисуса, - Матфей приблизил

губы вплотную к моему уху, и подумав несколько мгновений, начал шептать быстро, словно боясь, что если он сейчас не расскажет увиденное, то уже

не расскажет никогда. - Луч стал медленно подниматься от земли вертикально вверх, и в этом луче поднималось тело Иисуса вот так, как оно

лежало, вместе с камнем. Когда тело поднялось до уровня моих глаз, луч как бы вздрогнул, и отпустил камень, который упал, как мне показалось, на то же

самое место.

А тело Иисуса повернулось в луче, как будто его поставили на ноги. Однако оно было безжизненным

- поникшая голова и руки, опущенные, как плети,

говорили об этом. Луч вместе с телом стал стремительно подниматься вверх, и уже через мгновение все исчезло. Я старался ущипнуть себя, не сон ли это, - уже спокойно продолжал Матфей, - не сплю ли я, как вся толпа на площади? Я опустил голову вниз и оглядел площадь перед Храмом. Кое- кто из лежащих на земле стал подавать признаки пробуждения. Я нашел глазами тебя в толпе недалеко от камня, ты тоже пытался встать на ноги. Затем я посмотрел на камень, тела Иисуса не было подле него. Я окончательно понял, что мне это не приснилось. Но объяснить то, что произошло, я не мог, я только знал, что мне нужно затаиться и не выдать себя. Я лег снова под золотой лист, работать у меня уже не было сил, пот катился с меня ручьем, а сердце выскакивало из груди, я не знал, что мне делать. Мне так нужно было рассказать кому-то все то, что я видел, тому, кто не убьет меня и не примет за сумасшедшего, а поверит. Я знал только одного такого человека, и я стал спускаться вниз, чтобы встретиться с ним. Ты сидел на камне, обхватив голову руками, безучастный ко всему, а толпу разгоняли стражи Храма. Я осторожно приблизился к тебе, и уже хотел было окликнуть, но тут я вспомнил разговор Первосвященника, услышанный мною, и решил дождаться темноты. Я повернул прочь от камня и уже сделал шаг, чтобы уйти, как

мои глаза увидели то, что не оставило сомнения в реальности произошедшего. Камень, на котором ты сидел, и который не смогли бы сдвинуть с места и десять силачей, лежал не на своем месте. Заметить это было возможно только внимательно осмотрев его, внизу под камнем был отчетливо виден отпечаток места, на котором он лежал до сегодняшнего дня десятки лет. Это единственное доказательство правдивости моего рассказа, Джуда, и ты, когда взойдет солнце, можешь в этом убедиться.

- Я верю тебе Матфей, и без этого доказательства,

а теперь поверь мне, что я догадывался о многом, но рассказать тебе об этом я сейчас не могу. Я должен немедленно покинуть Иерашалаим. Я хочу получить последнее и самое важное доказательство.

Пилат сидел неподвижно, впившись неморгающими глазами в лицо Джуды. Казалось, он перестал дышать, и глядя со стороны, можно

было подумать, что его хватил удар.

- Игемон, - окликнул его Джуда, - ты слышишь меня?

Джуде пришлось еще раз повторить вопрос, прежде чем Пилат стал подавать признаки жизни - он несколько раз моргнул, мускулы на лице ослабли

от напряжения, с которым он слушал рассказ, а тело обмякло в кресле.

- Да, Джуда, конечно я слышу тебя и все, что ты

рассказываешь, - хрипло оттого, что пересохло в горле, проговорил Пилат

- Наверное, Игемон, ты не веришь во все то, что услышал?

- Джуда, - после глотка вина, которое вернуло

Пилата к прежнему состоянию, уже твердым голосом военачальника, начал Пилат, - я воин, притом старый воин, много повидавший на своем веку. Я столько раз видел смерть со стороны и столько раз смерть смотрела мне в глаза, что я перестал обращать внимание на такую мелочь, как эта старуха. Мне казалось, что нет в нашей необъятной империи уголка, который бы я не проскакал на своем верном скакуне, нет такого противника, которого я бы не переиграл в смертельной схватке, нет такого политика, хитрую игру которого я бы не разгадал. Но то, что я услышал от тебя, Джуда, повергло меня в шок, перечеркнуло все мое представление об империи, обо всем, что нас окружает, потому что я верю - рассказанное тобой - правда. Однако ты остановился на том, что собрался получить последнее доказательство исчезновения Иисуса Бен-Гура?

- Да, Игемон, именно так.

- Ну так продолжай, Джуда, я готов выслушать тебя до конца.

Джуда поднес к губам кубок с вином, сделал несколько глотков, повременив несколько мгновений, словно перенося себя вновь туда, на

Храмовую гору, продолжил:

- Куда ты сейчас пойдешь? - зашептал Матфей, - смотри, начинается гроза, ничего не видно, подожди до рассвета!

- Мне нужна лошадь, Матфей, - не обращая внимания на последние слова металлических дел мастера, прошептал я в ответ.

- Лошадь? - удивлению Матфея не было предела.

- Да где ж в это время взять лошадь? Начался праздник опресноков, ты же знаешь, Джуда, нам

даже не откроют двери!

- Ты забыл, Матфей, у меня есть деньги, и хоть это грязные деньги, запачканные кровью, они

послужат доброму делу, пойми, я не имею права опоздать, я должен спешить, и мне нужна лошадь.

- Я знаю, где ты можешь купить лошадь сейчас, -

подумав сказал Матфей. - Один римский начальник центуриона может продать тебе любую лошадь

своих конников на выбор, но просит за это двойную цену.

- Я дам ему эту цену, Матфей, тридцать тедрахм, будет вполне достаточно. Поспешим, прошу тебя, проводи меня к нему.

Джуда остановился, посмотрел на Пилата и произнес:

- Игемон, я не хотел бы рассказывать тебе

подробности этой воровской сделки с твоим соотечественником, думаю, тебе это будет не совсем приятно, как неприятно узнать и имя этого человека.

- Я догадываюсь, Джуда, о ком идет речь, -

усмехнулся Пилат, - тут вина не только этого человека, наши кесари никогда не были щедры при оплате военных нужд, подталкивая воинов на торговлю. Они не понимали и не понимают, что это развращает армию, на копьях которой держится их трон и, вспомнишь мои слова, недалек тот день, когда копья не смогут удержать этих жирных политиканов на Палантине, однако я даже доволен, что один раз лошадь была продана тебе, и эта сделка послужила доброму делу. Продолжай, Джуда, прошу тебя.

- Еще не стало светать, а я уже скакал во весь опор на юг от Ерашалаима. Я не замечал

начавшейся грозы и проливного дождя, струи которого хлестали меня как плетьми. Сердце, казалось, выскакивало у меня из груди, и только

одна мысль стучала в виске в такт копытам теперь уже моего коня - скорее, скорее, скорее. Я не отдавал себе отчет, почему я так спешу, но мне

казалось, что если я промедлю, то тайна появления Иисуса и его исчезновения так и останется для меня тайной.

Вскоре я уже стал ощущать запах моря, а это означало, что я совсем близко от прилепившегося на горном склоне древнего Яффо. Теперь мне

предстояло найти среди лабиринтов узеньких улиц, по которым можно было с трудом проехать на лошади, домик, где последнее время жила Мария,

мать Иисуса. Единственным ориентиром, по которому я мог видеть причудливые изгибы улочек,

были догорающие свечи, зажженные в каждом окне, накануне праздника опресноков. Наконец, я остановил коня у дома Марии, который я сразу узнал по причудливой форме камня, торчащего у самой двери. Возможно, звук копыт коня, а скорее всего, материнское сердце, подсказало Марии, что у ее порога гость, не успел я слезть с коня, как дверь дома распахнулась, и Мария, тревожно вглядываясь в предрассветную темноту улицы, воскликнула:

- Иисус, сынок, это ты?

- Поверь, Игемон, услышав эти обращенные ко мне слова, я чуть было не разрыдался, вдруг в это

мгновение я понял, что у меня совсем не было времени оплакать нашего друга и учителя, и голос Марии, его матери, как бы вернул меня к действительности, и разом все напряжение

последних часов вдруг уступило месту простому человеческому желанию выплакаться.

- Джуда? - вопрос Марии вернул меня к

действительности. - Ты один?! Что случилось с

Иисусом?

Голос Марии дрожал, а у меня перехватило горло от душившего рыдания, и я стоял, не в силах

вымолвить ни звука.

- Джуда, - Мария начала трясти меня за плечи, -

что ты молчишь? Говори, что случилось?

- О, Боже, мой мальчик, - застонала Мария,

правильно поняв мое молчание, и уткнув свое лицо ко мне в плечо, горько зарыдала.

Я осторожно взял рыдающую Марию на руки и внес ее в дом.

- Господи, - вдруг Мария резко встала на ноги,

словно вновь обрела силы, - Джуда, ты же приехал за мной, мы же должны похоронить его. - Вдруг она снова отчаянно зарыдала, и, всхлипывая, продолжала говорить что-то бессвязное, - ну как же нам сделать это? Ведь зашел праздник, кто согласится, что я скажу Версавии и Давиду? Нет, нет.

- Мария, - собрав все свои силы, обратился я к безутешно рыдающей женщине. Она, не дав мне

сказать ни слова больше, подняла заплаканное лицо и твердым голосом сказала, - Джуда, где ты оставил его тело, с ним все остальные ученики? - продолжала она, - Иисус в надежном месте?

- Мария, - снова начал я, - выслушай меня и постарайся поверить. Да, Иисуса убили, в него попала стрела, когда он говорил, и он упал замертво

к моим ногам. Но через мгновение его тело исчезло, но исчезло так, что этого не видел никто, ни я, ни другие ученики, ни толпа!

Произнеся это, я думал, что сейчас Мария снова зарыдает еще сильнее, ведь не предать земле умершего - страшный грех не только у иудеев, но,

услышав мои слова, с Марией произошло совершенно необъяснимое, Игемон. У нее мгновенно высохли слезы, на лице появилось какое-

то подобие улыбки, глаза засветились необыкновенной нежностью и благодарностью, и

именно эти чувства она адресовала кому-то там наверху, куда был обращен ее взгляд. - Глядя на Марию в этот момент, у меня не осталось сомнений в правоте моих догадок, но я должен был услышать это из ее уст.

- Мария, - теперь я уже начал трясти ее за плечи,

- расскажи мне все, пойми, - я почти перешел на крик, - я ДОЛЖЕН это знать!

Мария, как будто не слыша моих слов, глядя

прямо перед собой, повторяла одну и ту же фразу:

- Они забрали его, он забрал его.

Я весь превратился в слух, стараясь не пропустить ни одного слова, ни одной буквы. А

Мария вдруг уже осмысленно посмотрела мне в глаза и сказала:

- Джуда, запомни, в этот день наш народ вышел

из Страны пирамид, и это был НАШ исход, и обрел наш народ жизнь вечную, и в этот же день мой сын ушел от нас, и это ЕГО исход, и это начало Его вечной жизни!

- Мария, - я понял, что я должен рассказать ей все, что я знаю, иначе я так и не получу ответ на

мои вопросы, - выслушай меня, прошу тебя, это очень важно, сядь вот здесь, тебе будет удобно, - я указал ей на кресло, сделанное для нее Иосифом, и

такой же скороговоркой, как Матфей, рассказал

Марии все, что случилось вчера на Храмовой горе.

Мария слушала внимательно и с огромным интересом, видно было, что она, слушая мой

рассказ, все время думала, открыть мне тайну или

нет. Когда я завершил свою скороговорку, она спокойно сказала:

- Хорошо, Джуда, ты доказал своей бескорыстной

дружбой с Иисусом, что ты достоин знать о нем то, что знаю только я, - и не делая паузы, словно боясь передумать, она заговорила:

- Когда, Игемон, я покинул Марию, то бросился немедленно к пергаментных дел мастеру, и на остаток денег купил все, необходимое для письма,

затем я нашел уединенное место и записал все услышанное. Эта запись и положила начало моей книге. И чтобы мой рассказ был в точности таким,

как я его услышал из уст матери Иисуса, я лучше прочту тебе, Игемон, этот отрывок из моей книги, потому что этот пергамент могу прочесть только я, так как из-за необыкновенной важности того, что я

услышал, я написал этот отрывок шифром,

известным лишь мне одному.

Джуда взял со столика свитки своей книги, нашел среди них нужный пергамент и стал читать.

Глава девятая

"По каменистой, дороге, вьющейся среди холмов, торопливым шагом шла женщина, одетая, как все иудейские женщины, не принадлежащие к высшему сословию. Однако достаточно было беглого взгляда на ее наряд, чтобы понять - семья этой женщины живет в достатке. Мария, а так звали нашу путницу,

была в хорошем настроении, и легкая улыбка постоянно появлялась на ее миловидном лице. Она не была красавицей, но именно таких женщин называли очаровательными, и редкий мужчина не задерживал взгляд на ее лице и стройной фигуре. Было что-то царственное в ее походке, повороте головы и даже голосе, ведь недаром же ей рассказывала ее бабушка, а той, в свою очередь, ее прабабушка, что их род идет от самой Бат-Шевы. Но сейчас мысли Марии были там, в Нац-Эрете, в ее простом доме, в котором она живет со своим Иосифом и с двумя сыновьями. При мысли о муже она снова улыбнулась. Какой он замечательный, ее Иосиф, как он любит ее и ее сыновей - Давида и Марка.

Когда она осталась одна после смерти своего первого мужа Лазаря, Иосиф взял ее в жены и

сумел, несмотря на свой преклонный возраст,

вернуть ей и ее детям тепло семьи. Он трудился и трудился день и ночь, хотя не так уж легок труд

плотника, но и она, и Марк с Давидом всегда стараются помочь ему в его работе. Вот три дня

назад они, ее мужчины, сдали заказ на двери для загородного дома Левита, служителя Храма, и теперь можно немного передохнуть и хорошо

отпраздновать праздник Пурим, который заходит завтра с закатом солнца. Поэтому Мария так спешит в Иерашалаим, куда, по слухам, пришел

караван из Индии. Ей так хочется порадовать подарками детей и, конечно же, Иосифа.

Мария свернула с дороги на тропинку, ведущую к Масличной горе, чтобы сократить путь, и ее взору открылась панорама города Давида. Она видела ее множество раз, но каждый новый взгляд на этот необыкновенный город заставлял сердце замирать от восторга. В эти минуты она действительно верила, что принадлежит к царскому роду, ведь сердцу надо верить, и оно не может обмануть.

Мария отсюда, с Масличной горы, уже видела у

Яффских ворот множество шатров, а значит, слухи о караване были верны, и снова улыбка заиграла на ее лице и, не чувствуя усталости от многочасовой дороги, она устремилась вниз, к городским стенам Иерашалаима. Вскоре Мария смешалась с толпой торговцев, зазывал, жителей города и окрестностей, состоящих из покупателей и просто глазеющих на диковинные заморские товары, от обилия которых рябило в глазах. Вдруг неожиданно перед ней возник мужчина, одежда которого выдавала в нем пришельца с караваном. В первый момент Марию смутило то, что этот незнакомец заговорил с ней на чистом арамейском языке, но это смущение быстро прошло и уступило место любопытству.

Теперь, после того, что с ней произошло, она вспоминает, что и одежда была на незнакомце

какая-то необычная, и глаза его как-то странно смотрели, как будто пронизывали насквозь, и коробочка с благовониями, которую он предложил

ей купить очень дешево, выглядела настолько необыкновенно и притягательно, что от нее нельзя

было оторвать глаз. Она, конечно же, взяла ее в руки и втянула в себя аромат, исходящий из этого странного сосуда... и потеряла сознание.

Очнулась Мария в каком-то странном зале, непохожем ни на одно сооружение, виденное ею ранее. Она лежала на каком-то столе, ей даже

показалось, что такие столы делал ее Иосиф. Неба и солнца она не видела, но весь зал был залит каким- то ярким светом, непонятно откуда идущим. От ее

рук и головы тянулись какие-то нити, но она не могла пошевелиться, чтобы посмотреть, куда же эти нити тянутся.

Вдруг она увидела, что над ней склонились два лица. Она точно помнит, что это были очень красивые лица мужчины и женщины.

- Я, наверное, попала в рай, - подумала Мария, - а

эти люди - Давид и Версавия.

Однако, когда мужчина и женщина заговорили между собой на непонятном ей языке, Мария

засомневалась в своем предположении, и решила их спросить, где она и что происходит, но язык не слушался ее.

Она вдруг поняла, что вообще не чувствует свое тело, но при этом не ощущает никакой боли. Она удивилась бы еще больше, если бы поняла, что,

наклонившись над ней, Вик и Ель обсуждали, какими чертами характера должен обладать будущий сын Марии, и какую в связи с этим сперму

из банка необходимо использовать. Мария почувствовала, как приятное тепло разливается по

ее телу, и она погружается в сладкий сон, но прежде, чем заснуть, она успевает услышать сказанную на арамейском языке склонившейся над ней женщиной фразу:

- Мария, у тебя будет замечательный сын!

- Это, несомненно, Версавия, - успела подумать

Мария, - но о каком сыне она говорит? У меня же уже есть два сына!

- Она открывает глаза, - сказал кто-то из стоящих

вокруг нее людей.

Какой-то торговец брызнул ей в лицо водой из бурдюка, и Мария окончательно открыла глаза.

- Синее небо, стены Иерашалаима, сияющий купол Храма, все как прежде, неужели я спала? - подумала Мария. Она быстро поднялась с земли, поправив накидку на голове, и взяла свою

матерчатую сумку. К ее удивлению, в ней лежали именно те подарки, которые она хотела купить.

Не поднимая глаз, сквозь обступившую ее толпу

зевак, Мария решительно направилась к тропинке, ведущей в ее Нац-Эрет. Весь путь домой она пыталась вспомнить, что с ней произошло, но мысли сбивались, и она раз за разом возвращалась к тому, что помнила - к встрече с незнакомцем. Уже подходя к дому, она вдруг почувствовала внутри себя такую знакомую ей волну, подкатывающую к горлу. Она хорошо изучила свой организм и знала, ошибки быть не может. Она беременна.

В этот момент Мария все отчетливо вспомнила: и привидевшуюся ей Версавию, и царя Давида, и слова, сказанные ей где-то ТАМ.

Вдруг невероятная догадка пронзила ее мозг: это не был царь Давид, это был Бог, - она была у Бога, и она должна родить ЕГО сына.

От этой догадки у нее похолодело внутри - а как Иосиф? Что Она скажет ему? Нет, он должен поверить и понять!!! Только он, больше никто не

должен знать об этом.

Глава десятая

- Вот, Игемон, - Джуда положил пергамент на стол, - это все, что я мог тебе рассказать.

Пилат молчал, по его лицу было видно, как

трудно ему осмыслить все услышанное. Джуда также молча смотрел на сидящего напротив одного из влиятельнейших в недалеком прошлом римских военоначальников, разрушивших его страну, и ее сердце - Храм, и с удивлением думал, что не испытывает к этому человеку неприязни. День, проведенный в беседе с римлянином, позволил ему понять этого человека, осознать, что его грубость, жестокость и коварство - это всего лишь инструмент для выживания и продвижения по иерархической лестнице, и что всеми этими качествами сполна были наделены сильные мира сего не только в империи, но и здесь, рядом в Иудее, да что там в Иудее, как это ни прискорбно,

но надо признаться, этой болезнью заражены все вокруг.

- Но что же так странно ведет себя моя голова?

Как будто кто-то хочет вынуть мой мозг! - Джуда обнял обеими руками свою седую голову.

Вик посмотрел внимательно на Ель.

- Какой интересный человек, - медленно произнес он. - Я все это время следил за ходом его мыслей. Удивительная способность к анализу, и практически ни одной оплошности.

- Я же говорила тебе, Вики, можно, я тебя буду так называть, Навигатор? Мне так нравится, и это

имя здесь, на Гео, звучит более благозвучно. Так вот, я же говорила тебе, что наши усилия принесут нам успех. Видишь, сколько последователей у нашего Иисуса, и число их множится и множится.

- Рано пока говорить об успехе, но вот знакомство с Джудой, я думаю, - успех.

- Хорошо, Вики, я тебя поняла, давай побудем

еще несколько мгновений там, во дворце Ирода, и я все организую.

- Итак, Джуда, - Пилат встал с кресла, - я

выполнил задание Доминциана, хоть и не нашел тело Иисуса. Но я нашел нечто гораздо более важное - я нашел тебя. Но даже если бы Доминциан был жив, я бы не смог ему рассказать то, что услышал от тебя. Мне кажется, что еще долго, и очень долго, надо будет хранить эту тайну, пока люди смогут поверить в то, что случилось здесь в Иудее. Но когда я думаю о том, что происходит

сейчас в Риме, и как множатся последователи твоего друга и Учителя, мне начинает казаться, что свидетелем того, что произошло на Храмовой горе

14 Ниссана, был еще кто-то, а не только этот

Матфей.

- Я не могу это исключить, Игемон, но я могу поручится за то, что всю тайну Иисуса Бен-Гура

знают только два человека - я и ты, Пилат.

- Ты хочешь сказать, Джуда, что матери Иисуса нет в живых?

- И да и нет, Игемон. Я был в ее доме, спустя несколько лет после той страшной ночи, но не

нашел ее там. Соседи сказали, что она исчезла, и никто ее больше не видел.

Пилат опять задумался на мгновение, видимо,

осмысливая еще одну услышанную тайну.

- Уже слишком поздно Джуда, мы оба устали, а завтра нам предстоит собираться в путь на мой остров, где нам никто не будет мешать, и ты сможешь закончить свою книгу, которая обязательно должна будет явиться потомкам, когда придет время, а я буду рядом с тобой, и буду залогом твоей успешной работы и твоей безопасности.

- Лука, - негромко произнес Пилат, и по привычке хлопнул в ладоши, хотя уже видел, как

верный слуга спешит по дорожке на зов хозяина.

- Мы закончили на сегодня, Лука, - обратился к подошедшему слуге Пилат, - проводи нашего гостя, и позаботься, чтобы ему было комфортно, и он

хорошо отдохнул, завтра мы покидаем Иераша-

лаим.

С этими словами Пилат кивком головы, как с

равным, попрощался с Джудой, и сопровождаемый

верным Фэбрио, не оглядываясь, направился в свои

покои.

Глава одиннадцатая

Дворец Ирода спал, погруженный в густую темноту южной ночи, и только в покоях, отведенных Пилату, горели светильники, и языки пламени танцевали отброшенными тенями на стенах покоев.

Пилат не мог уснуть, он долго ворочался на своем ложе, но сон не шел к бывшему прокуратору Иудеи. Наконец он не выдержал и, встав с постели, сел в кресло у огня, закутавшись, как всегда, в свой походный плащ. Он раз за разом возвращался к услышанному сегодня, мысли путались в его голове от обилия полученной информации, возникающие сомнения он от усталости отбрасывал, оставляя серьезное обдумывание на потом.

Одно не вызывало сомнения - он, Пилат

Понтийский, посвящен, возможно, в самое важное событие, произошедшее на Земле с момента ее создания, и тайну произошедшего именно он, всадник Понтий Пилат, призван охранять.

- Но что-то странно ведет себя Фэбрио, - вдруг подумал Пилат. - Он, вместо того, чтобы лежать у ног, вдруг вскочил на ноги, что самое странное - заскулил, как маленький щенок.

Затем Фэбрио как-то странно стал двигаться, как будто не зная, какое направление выбрать.

Пилат, уже привыкший за сегодняшний день не

удивляться ничему, на этот раз встревожился не на шутку.

Наконец Фэбрио осмысленно бросился к выходу

из покоев и чуть не сбил с ног бегущего ему навстречу Луку.

Одного взгляда, брошенного Пилатом на слугу,

было достаточно, чтобы определить: случилось нечто ужасное.

Лука открывал рот, как рыба, выброшенная из

воды, но не мог произнести ни слова.

- Говори! - закричал Пилат.

Видимо, этот окрик вернул Луку к действитель-

ности, и он с трудом выговорил только два слова:

- Джуда исчез!

Лука инстинктивно закрыл глаза, ожидая немедленного сокрушительного удара, и упал на

колени. Судорожными движениями он стал сдергивать с пальца перстень, подаренный накануне хозяином, и, наконец, сорвав его, не поднимая

головы, протянул Пилату. При этом он пытался что- то сказать в свое оправдание, но язык перестал ему повиноваться. Мысленно Лука уже простился с

жизнью, ибо за сегодняшний день он успел убедиться, как важен этот старый иудей для его хозяина, а значит, его исчезновение - это как

проигранная хозяином битва, и уж кто-кто, а Лука хорошо знал, как не любит Пилат проигрывать.

Если бы в этот момент под ним разверзлась земля, Лука был бы менее поражен, чем словам, которые прозвучали над его опущенной головой.

- Встань, Лука, - каким то незнакомым, усталым голосом проговорил Пилат. - Вставай! - уже более твердо, видя, что слуга, все еще не веря в такой

исход, продолжает стоять на коленях.

- Скажи мне - продолжал Пилат, - как это все произошло, ведь ты был все время с Джудой?

- Да, Игемон, иудей был все время не далее чем на локоть от меня.

Пилат молча сверлил глазами Луку.

- Я клянусь Игемон, он все время был рядом!

- Успокойся Лука, - не сводя глаз с лица слуги, как бы гипнотизируя его, почти шепотом сказал Пилат.

Спокойный голос хозяина вернул, наконец, Луку к действительности.

- Я вспомнил, Игемон, - закричал Лука, - я вспо...,

- тяжелая рука Пилата не дала Луке закончить фразу, запечатав ему рот.

- Не надо кричать Лука! - не отнимая своей руки,

прошептал Пилат, - я хорошо слышу тебя, и будет лучше, если ты будешь говорить тихо!

Пилат взял факел, висящий на стене, и подошел к

выходу в галерею, осветив ее, насколько позволяло пламя. Убедившись, что никого нет в ней, он вернулся к Луке.

- Так, что ты вспомнил Лука?

- Игемон, - зашептал Лука, - я вспомнил, - на этом слове он как-то странно запнулся, - я вспомнил..., - снова начал он, - ты, наверное, не поверишь, Игемон.

- Я поверю тебе Лука, я обещаю, что поверю тебе, что бы ты ни вспомнил, - нетерпеливо и так

же тихо проговорил Пилат.

- Я только вспомнил, что передо мной вдруг вспыхнул яркий, как солнце, свет, и ослепил меня.

А когда я смог снова видеть, иудея не было рядом со мной. Ты веришь мне, Игемон?

- Разреши мне, - быстро зашептал Лука, - я

переверну весь Иерашалаим и к утру найду иудея,

он не мог далеко убежать.

Пилат несколько секунд молча смотрел на слугу,

а когда он заговорил, Луке показалось, что все, что он слышит - это не явь, а сон!

- Перстень принадлежит тебе, ты заслужил его,

отыскав один раз Джуду, второй раз тебе его не найти, Лука, уж поверь мне! А сейчас слушай меня

внимательно, Лука! Мы покидаем Иерашалаим немедленно, и тайно! Сделай все необходимые

приготовления, и когда люди и лошади будут готовы, разбуди меня, если я засну!

- Иди, Лука, - видя, что тот как будто прирос к

полу, подтолкнул его Пилат, - нам надо спешить!

Не успели затихнуть в гулкой галерее шаги слуги, как Пилат дал волю кипевшей в нем ярости,

которую с трудом сдерживал, разговаривая с Лукой.

Выхватив свой меч, он, как загнанный воин,

попавший в окружение врагов, метался по залу, круша и сметая все предметы. Такого поворота событий он не мог припомнить за всю свою совсем не короткую жизнь.

- Держать удачу в руках, да какую удачу, и все потерять в одно мгновение! - эта мысль, как

стенобитная машина, раскалывала мозг Пилата и с каждым ударом добавляла ярости в его схватке с самим собой.

Когда в покоях не осталось ни одного целого предмета, он, как подкошенный, упал на каменные плиты пола, с трудом нашел в себе силы доползти

до камина, в котором еще теплилась жизнь, и, укутавшись в плащ, лечь у подножия огня, закрыв глаза!

Ему всегда не хватало тепла, простого

человеческого тепла с самого его рождения. Огонь костра, верный конь, да Фэбрио - вот все, кто согревал душу сурового и беспощадного воина.

А сегодня ему показалось, что этот иудей не только мог сделать Пилата бессмертным, но и мог бы стать ему первым и, скорее всего, единственным

другом, и вот, не успев появиться, Джуда исчез!

Битву с его похитителями, а что Джуда был похищен, сомнений у него не было, ему не

выиграть, даже если вся Римская империя будет на его, Пилата, стороне.

Как же он устал за этот самый длинный день в

своей жизни, наверное, оттого, что не умел проигрывать...

Вдруг Пилат ощутил такое знакомое чувство присутствия посторонних в зале.

- Фэбрио или Лука? - подумал он, стараясь

разомкнуть веки, но они показались Пилату тяжелее стен этого мерзкого Ерашалаима.

Мысли устало, медленно, как жернова мельницы,

крутились в голове бывшего прокуратора Иудеи и,

казалось, им не будет конца.

Неожиданно жернова встали, как будто вода,

вращающая их, иссякла в одно мгновение.

Книга! Ужас сковал Пилата. Где книга Джуды?

Неужели он потерял и этот бесценный предмет?

Нет. Этого не может быть. Надо только открыть глаза, и книга отыщется. Но как сдвинуть эти проклятые стены, которые давят на веки!

О, кажется, он побеждает в борьбе с ними. Это

его верный Лука идет с факелом, и Пилат видит, наконец, приближающийся свет. Однако свет так ярок, что Пилату невозможно рассмотреть, кто несет этот факел.

Нет, это не Лука, там никого нет. В небольшом зале, кроме Пилата, никого. Какое странное

сооружение, Пилат готов поклясться, что он никогда ничего подобного не видел.

Неожиданно стена, на которую смотрит Пилат,

вдруг исчезает, и изумленному его взору открывается картина океанского побережья.

- Совсем как у меня на острове, - успевает

подумать Пилат, и вдруг замечает фигуру человека,

который медленно идет к нему по песчаному берегу...

- Откуда я знаю этого человека?

Неизменный предвестник страха - неприятный холодок - пробежал по спине Пилата.

Он узнал идущего к нему, его невозможно было

не узнать после того, как его описал Джуда!

Бен-Гур остановился на расстоянии вытянутой руки, несколько мгновений пристально смотрел на

Пилата, изучая его, а потом медленно, словно взвешивая каждое слово, произнес:

- Я слышал, ты искал меня, Понтий Пилат!

Конец первой книги

126

127

Оставить комментарий © Copyright Бичев Виктор Романович (ber_faina@hotmail.com) Размещен: 14/05/2012, изменен: 14/05/2012. 212k. Статистика. Роман: Проза Иллюстрации/приложения: 4 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: С незапамятных времен и до наших дней человечество вглядывается в бездонный космос, пытаясь среди нескончаемого количества звездных систем отыскать признаки существования разумных существ,а если повезет, то и найти своих прародителей, тех, кто поселил Цивилизацию на нашей уютной планете Земля. Как-то не хочется верить в то, что, несомненно, смышленые, человекообразные обезьяны и есть наши предки! Но даже если этот факт принять за истину, то должны же мы знать, откуда они прибыли на Землю! Пока все усилия тщетны, пока есть только гипотезы, но с каждым годом поток сигналов внеземных цивилизаций растет, как снежная лавина, и с каждым годом мы все ближе и ближе к разгадке тайны мироздания, с каждым годом в нас растет уверенность, что мы не одиноки в космосе, что нас тоже ищут. И это уже не фантастическая реальность - сигналы из глубин вселенной идут к нам, нужно только правильно настроить себя и открыть информационные каналы мозга на прием такой идущей к нам информации. В этой книге представлена информация, которую автор принял из космоса и сумел расшифровать. События, о которых пойдет речь в этой книге, произошли примерно 64 миллиона лет тому назад в Галактике под номером 16WQ345X, отстоящей от нашей Солнечной системы на расстоянии 122 миллионов световых лет. Возможные совпадения имен, событий, о которых идет речь в книге, не имеют ничего общего с событиями, происходившими на Земле, а возникающие ассоциации с такими событиями лишь только доказывают, что любая цивилизация, как бы далеко в космосе она ни находилась,проходит похожие этапы в своем развитии.

Бичев Виктор Романович : другие произведения.

Грядущее Прошлое