Аннотация: то, что, как я считаю, можно назвать уже рецензиями, а не читательскими имхами. пока две штуки - самые усердные. может быть, кому-то станет ясно, почему я так ругаюсь на хамские побрехеньки, и почему считаю, что имею право ругаться.
Иван Наумов
Обмен заложниками
или искупительная жертва нашей природе
Часть 1.
"...кто-то должен остановиться первым.
- А второй - остановится?"
Крапивин "Взрыв генерального штаба"
Две расы, одна планета. Две расы - люди и нелюди, рептилии. И одна-единственная планета, которая нужна и тем, и другим. И высадились они одновременно...
Не такая уж и оригинальная завязка - поначалу, читая рассказ, не слишком-то удивляешься чему-то, скорее, с ощущением привычного следишь за развитием сюжета: мерным, неторопливым, емким и лаконичным одновременно. Отмечаешь одну за другой детали - продуманный мир, короткими, но четкими штрихами выписанные пейзажи и портреты. Мужской рассказ, очень мужской в хорошем смысле этого слова. В объеме авторского листа разворачивается многоплановое и очень объемное повествование. Без лишних красот, без растеканий мысью по древу - скуповато, размеренно. Сюжет превалирует над деталистикой, все детали работают на сюжет, подчеркивают, придают ему материальность. Язык прост, ирония отдельных реплик и наблюдений героя недвусмысленна и мягка.
И постепенно втягиваешься, и начинаешь удивляться, как за этой лаконичностью текста встает огромная совершенно проблематика - удивительно узнаваемая, реальная, сущая здесь и сейчас, на самом-то деле. Страшная. До мороза по коже - так ухитрился развернуть, разложить по полочкам, показать всю суть межрасового... да разве в этом дело - это мог бы быть конфликт в соседней республике, на другом континенте или в соседнем городе. Сколько мы уже знаем этих конфликтов - кровавые пятна "точек" на карте...
Подростки обеих рас в заложниках не у другого племени. Они в заложниках у собственных племен, у их амбиций, ксенофобии, экспансионизма. "Потому что любому родителю еще есть дело до двенадцатилетнего чада. И он не разрядит станер в железную ящерку, которая поселилась в опустевшей детской." - оба племени защищаются от самих себя, удивительно похожие друг на друга, вынужденные связывать руки не другому - себе. Потому что "Что, если кто-то из обезумевших поселенцев, потерявших всех своих в стычках со шнехами, не удержится и откроет свой личный счет в своей личной войне? То, что почти пять лет прошли без подобных инцидентов, казалось мне чудом." - вечная проблема кровной мести, вечная диалектика правоты и неправоты перед лицом потери близких.
Когда человек становится таким? Когда он пропитывается, как запахом нечистот, всеми этими предрассудками? Недавние подростки обеих рас свободны от них. Свободны настолько, что образуют семью... именно семью - не взаимовыгодный союз, не коалицию, не приют беглецов от жестокого мира. Семью. Основанную на любви. И даже дети в этой семье есть. Тут бы и завопить - "Не верю!"... да беда в том, что верю. Верю - и когда хотелось написать сомневающееся "ну, не вполне семью", дернуло вдруг, словно зеркало под нос сунули. А в зеркале рожа кривая, ксенофобская, и пенять-то не на кого, кроме себя.
Что такое катализатор? Вещество, не участвующее в химической реакции, но без нее она невозможна. В этой истории таких катализаторов два. Первый - вот эта вот невозможная, нереальная, и все же существующая семья. Очевидный, явный катализатор. Пачка дрожжей, брошенная в сортир душ переселенцев. Второй почти до конца едва заметен, невиден - комендант человеческой колонии.
Но если с первым все ясно - это очевидное такое зеркало, простое, предсказуемое... не читая еще следующих страниц, можно предсказать развитие событий в связи с появлением семьи человека и шнехи: обострение расизма, по любым мотивам - и, если честно, религиозно-сектантский я не могу назвать самым оптимальным решением, здесь, мне кажется, автор попытался увильнуть от самим же нарисованной картины. Рука не поднялась поставить последнюю точку в рисуемом портрете человечества, ту самую последнюю точку, которая сделала бы картину безупречно правдоподобной. Ведь всегда легко увернуться - психологически, я имею в виду - и сказать "ах, это какие-то сектанты, мы же не такие!". Ах, если бы... Не такие мы через одного рычим в метро и автобусе "Понаехали тут!" и делим друг друга на стаи не по принципу человек-нечеловек, по носам и цвету волос. А уж против такого союза восстает все... "Как вам пришло в голову, что народ стерпит брак между человеком и крокодилом?! Позволит этим извращенцам воспитывать детей? Это даже не скотоложество. Здесь дело не в похоти, с похотью всё проще и понятнее. Это что-то за рамками человеческого естества." - говорит один из второстепенных персонажей, и неважно, говорит ли он искренне, или чтобы завладеть вниманием публики. Ведь кто-то слушает, раскрыв рот - и хорошо бы, если б один из ста. Увы...
И кончается все так, как должно. Тьфу ты, черт, как всегда оно кончается - как всегда, и как недолжно...
Часть 2.
"Бойтесь не гибели - бойтесь стерпеть,
Бойтесь не судей - бойтесь не сметь..."
Н.Васильева.
А со вторым катализатором-то все интереснее. "Но эти три смерти не будут напрасны, Антошенька! Я двадцать тысяч положил зря - а этих не зря. Не будет нас, не будет их - будем мы. С общими гуманными законами. С единой торговлей. Всё у нас будет хорошо!... Я подгадал переговоры под нападение...Заодно и эти маньяки-церковники у нас вот где теперь!" - говорит комендант, чувствуя себя победителем. Для себя он прав безмерно - что такое три жизни (один человек и два ребенка-шнеха) рядом с двумя сотнями тысяч остальных? Комендант здесь мне прямо напоминает Иуду апокрифических и литературных трактовок: для того, дескать, предал Христа, чтобы все свершилось к лучшему. И оно свершилось. Только вот предательство осталось предательством. И не благодаря ему все случилось - вопреки. Потому что благодаря предательству и подлости ничего не бывает. Предательство и подлость благодарить нельзя, к каким бы благим последствиям оно не приводило.
Автор идеально попадает в этот архетип "Иуда-благодетель". Так четко и метко, что диву даешься. Ведь хороший же человек, если близко не рассматривать, этот комендант. Ведь не для себя же старается - для всего человечества. И нечеловечества тоже, за компанию. За общее благо и общее дело. И такие, всегда готовые принести в жертву не себя - других, они ведь пострашнее любых гопников любой расы и планеты. Потому что те линейны в своей оголтелой глупости. А такие умны. Умелы. Ловки. И говорят они красивые, умные, ласкающие слух этакой жесткой нужностью вещи.
"Малая жертва за большое дело", говорит комендант. Тут бы прагматично кивнуть, и сказать - ну да, а что. Война и политика дело грязное, руки по локоть в крови всегда. И в этот скользкий момент неустойчивого равновесия автор высказывается с безупречной лаконичностью, сразу расставляющей все на свои места, и не дающей застыть в этом подленьком прагматизме: "И как можно любить ящерицу? Ты же взрослый человек!
Я вспомнил, как однажды застал Шуль одну на веранде. Она не слышала моих шагов, и продолжала мучительно разрабатывать артикуляцию. Стягивая изо всех сил углы безгубого рта, она тихо-тихо повторяла: "Люллю... Лювлю... Люблю..."
Дальше - обрыв. Срыв - у героя, чувство растерянности у читателя. Да, негодяй покаран. Но - не означает ли это срыв всего, кровавую кашу, в которой потонут оба племени? Ведь как было бы хорошо и полезно последовать плану коменданта: все устыдятся, и начнется всеобщее единение. Мир, дружба, жвачка... Не стоило ли засунуть в карман свои эмоции, наступить на горло собственной песне и смириться с тем, что для мира на планете нужна была искупительная жертва - один человек и двое нечеловеческих детей? Не стоило ли принять эту жертву? Имел ли право заезжий специалист решать за планету, на которой и жить-то не ему?
Автор не дает нам окончательного ответа, даже не тени. Ни намеком не позволяет понять, что будет дальше. Думайте сами, решайте сами, как в песне поется. По своей совести. Смотритесь в свое зеркало. Этот рассказ - великолепное зеркало. Беспощадное, кристально чистое, лишенное кривизны. С удобной рукояткой-интерфейсом по руке. Авторский лист текста. Всего-то. А вопросов - да пол-жизни можно отвечать себе на эти вопросы...
Очень зрелый, очень умный и очень тяжелый по своей сути рассказ. Глубокий, как бездонный колодец. Вот только звезды ли видны из этого колодца?
/рассказ победил на весеннем Эквадоре-2005/
Алекс де Клемешье
Пищевые отравления
Или
Обед стоит совести...
У каждого хорошего человека есть своя маленькая слабость. Вообще, если подумать, у каждого человека есть слабость. Но у хорошего она маленькая, тщательно контролируемая. На поводке. А стоит отпустить ее на волю - ой, и человек-то оказывается не очень-то хороший. А уж если слабость входит в число смертных грехов...
Мало кому сейчас понятно, почему чревоугодие - мало того, что грех, так еще и смертный, наравне с алчностью, гордыней или похотью. Ну, любит человек пожрать - да что ж с того? В рассказе "Пищевые отравления" автор сумел превосходно напомнить, почему. Точнее, где проходит тонкая грань между любовью к вкусной и здоровой пище и преступной одержимостью.
Начнем с названия. "Пищевые отравления" - строка из ведомости, графа в колонке причин смерти. Только ли? Да нет, читая, начинаешь понимать, что не только. Пищевые отравления - отравления пищей. Пищей, точнее, нездравой страстью к ее приготовлении отравлен главный отрицательный герой рассказа; отравлен безнадежно, пропитан не тетродотоксином, а своими маниакальными желаниями.
"Он же фанатик, маньяк! Не из тех, что людей убивать любят, а из тех, что не гнушаются этим ради достижения собственной цели. А цель у него какая, а? Высшая? Благородная? Не-ет, братец! Он не врагам мстит, он творит очередной кулинарный шедевр" - говорит следователь, подводя промежуточный итог расследования. И не промахивается - виновник всех горестей и бед, действительно, не мститель, не фанатик идеи или борьбы за что-то. Он - заложник собственной страсти. Жертва отравления.
Повод к размышлению находится уже в названии. Хорошо подобрано, метко, не случайно.
Быт вертухая скуден и тягостен, даже если планетка - средней комфортности, а в пленных - гуманоиды с четким кодексом чести. Это тесный мирок, где все кружат между уставной службой и отдыхом, между серым служебным и серым личным. Своеобразная скороварка, где страсти, акцентуации и навязчивые идеи расцветают буйным цветом, подпитываемые скудостью досуга и отсутствием действительно тяжелых стрессов.
Прибавьте к этому худо-бедно функционирующему, но изнывающему от пресного однообразия микросоциуму щепотку перца - нового человека, да еще и не простого, а облеченного во власть, да, чтоб никому уж совсем мало не показалось - маньяка. Имеющего, в промежутке между выполнением обязанностей, с которым он справляется достойно, одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть.
Вряд ли выйдет что-то хорошее, верно?
А еще - партию военнопленных, из которых получаются неплохие объекты экспериментов. А еще - партию экзотического продукта, крутого коктейля из божественного вкуса и адской ядовитости.
Вы уже содрогнулись? Я лично - уже вовсю. И правильно делаете, если содрогаетесь. Потому что это - только завязка сюжета, фон, на котором будут разворачиваться события. Это цветочки. Ягодки еще поспевают.
Начинают они поспевать - как начинается рассказ - медленно и неспешно. Герой положительный един в двух лицах. Умудренный опытом майор, вспоминающий себя же - молоденьким солдатиком, оказавшимся в центре того самого котла, рецепт варева в котором описан чуть выше. Постепенно герой нынешнего времени отходит на второй план, и мы наблюдаем историю из жизни солдата. Исповедь? Байка? Поучительная притча? Пожалуй, все сразу - и искренне, как на исповеди, и чуть гротескно, как в байке, и отчасти назидательно - кто хочет, услышит и сделает выводы.
А история, в сути своей, трагична. Безобидный пунктик - угощать всех подряд результатами своей готовки - на глазах героя (и наших) превращается в навязчивую идею. А дальше - череда убийств; пардон - пищевых отравлений. И не сказать даже, что сугубо насильственных - с одной стороны, жертв на обед приглашают под конвоем, а с другой-то "Чего ради всякие бояре-дворяне рискуют своим здоровьем и жизнью? Типа, выпендреж? Я не специалист по мимике усоминцев, но тут я точно уверен: физиономия конвоируемого стала восторженно-дебильной. "Вкус у этого блюда - божественный! - ответил он. - Попробовать кши - предел мечтаний." И никакого удивления этакий идиотизм братьев по разуму не вызывает - ведь и у нас же находятся желающие попробовать рыбу фугу. По признанию автора - сам пробовал. Сразу видно - понимает, о чем говорит.
И полнится список отравленных - так, что несчастный преступный кулинар забывается, и случается неизбежное. На планету прибывает следователь.
Но еще до того герой-солдат, наверное, впервые в своей нехитрой жизни, начинает задумываться над серьезными вопросами. И вопросы-то... так просто не ответишь: "Ну, тогда это - садизм, самый натуральный. Задумался я, можно ли назвать садистом человека - героическую личность, между прочим, - если он так рьяно о своих солдатиках заботится? Да и ненависть его направлена исключительно на врагов - он против них сражался, они убивали друзей, они и его ранили. На передовой война для полкана нашего закончилась, так он ее здесь продолжает. Выходит, это своего рода месть, но никак не садизм. Да или нет?" А ведь, действительно, поди определись в оценке. Мститель? Садист? О солдатах во вверенном ему лагере заботится. Порядок навел. Никого не обижает. Только вот ряды пленных редеют...
И понял мальчик, что попал, как кур в ощип. Пленных ему жалко, полковник-кулинар у него восторга не вызывает, следователь ему куда симпатичнее. Но - устав уставом, а служить ему в этой части дальше. И стукачества, как он понимает, ему не простят.
Удивительно знакомая дилемма, на самом деле. Коллега по работе делает левые заказы? Нехорошо, а настучать начальству как бы и стыдно. Сосед лупит собаку почем зря - и жалко, и связываться неохота. Только здесь речь не о собаке и левых заказах - о жизнях. Не людей, да еще и комбатантов бывших, врагов. Налево пойдешь - комфорт потеряешь, направо пойдешь - и самому стыдно.
Вот именно это, а не детективно-кулинарная история для меня в рассказе самое ценное. Нет, и кулинарный триллер хорош, и до самого конца удивителен. Но триллер триллером, а интереснее живых людей ничего нет. А здесь герой живой. Очень живой, очень четко продуманный, очень хорошо выписанный мальчик. И вплоть до его признания следователю непонятно, что же победит - совесть или конформизм?
И, слава всему, побеждает совесть. Пусть, не совсем самостоятельно. Пусть, ей нужен отчетливый подзатыльник со стороны старшего товарища. Но совесть в главном герое есть, и она уверенно встает на ноги. Он делает свой выбор.
На том с героем можно и попрощаться, и еще раз оглянуться на горе-кулинара.
Интересная личность, ох, интересная.
Наверное, хороший был когда-то человек. По крайней мере, многое в нем от некогда бывшего осталось. Но - доконали сивку крутые горки, добил его экзотический червь. В конце рассказа мы видим типичного маньяка - врущего напропалую, даже не задумываясь о том, что его объяснения шиты белыми нитками, настолько вовлеченного в свою страсть, что даже присутствие следователя не останавливает его - ему бросают вызов, и он принимает его, без тени сомнения. Да он уже и не может здраво оценить последствия своих поступков - типичный мономан.
Жаль, что из рассказа нет возможности узнать, как он дошел до жизни такой, как был устроен изнутри. О чем он думал, скармливая очередной жертве смертоносный ужин? Увы, остается только догадываться.
Стилистика рассказа выдержана очень хорошо - четкое, красочное, достоверное повествование. Плавное начало, напряженный финал, горьковатая изюминка напоследок, судьба следователя. Очень хорошо составлен рассказ. Есть время подумать, понаблюдать за терзаниями героя, примерить на себя и кивнуть - да, жизненно, да, правдоподобно. Собственно, фантастика в рассказе - не главное. Земля или Геката, военнопленные-люди или военнопленные-усоминцы, это, в сущности, только вопрос атрибутики. Все основные герои - земляне, очень понятные, очень достоверно выписанные. Резонанс возникает достаточно быстро.
И - вопросы, такие простые и такие почти неразрешимые...
Хороший рассказ, очень хороший. И стильный, и умный. Браво, автор!