Стася Шер Бланк : другие произведения.

Вампирские откровения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    моя краткая автобиаграфия с элементами вымысла и мистики. Хотя из автобиаграфичного здесь только главная героиня нарисованная с меня точь в точь, а на самом деле это история об энергетических вампирах, о бессмертии и о том как оно страшно когда все твои близкие давно покинули этот свет.

   Вампирские откровения
  
   В общем, родилась я в конце осени, когда на деревьях уже нет листьев, а самые умные птицы отправились в теплые края. Когда в полях воют злые ветра, и люди склонны к болезням, готовые словить любую заразу. Но думаю, писать о времени моего рождения будет бессмысленным; из моего детства сохранились только мутные и размазанные, как пятна крови воспоминания. Стоит начать с того момента как я начала реально жить, словно проснувшись от длительного сна. Было мне в ту пору лет одиннадцать, и училась я в пятом классе. Важно даже не то, что я в тот год начала жить, а то, что я осознала свое отличие от других. Отношения со сверстниками были у меня натянутыми, я не то чтобы их боялась, но держалась в стороне. Случались и редкие друзья, но только товарищи по нашим бесконечным шалости, "сокаторжники" как я стала называть их позднее, говоря не только о своей школе, а о нашем потерянном поколении. Я любила, уединившись от них, сесть за самую дальнюю парту, и не обращая внимания на идущий урок, утыкалась в чтение книги. А они тем временем развивались, жили и думали пульсирующей жизнью молодых организмов, я невольно смотрела на них с ненавистью. С того момента, о котором я помню весьма смутно, прошло еще два-три года. Вот именно тогда я и поняла, в чем заключается мое отличие. Даже не в моих породистых дворянских корнях, позволявших мне смотреть на эту шушеру с высока. Дело было в том, что возможно, присутствовало какое-то биологическое или психическое различие; об этом я узнала позднее.
   С детства я любила страшные сказки, голливудские страшилки про вампиров, оборотней, зомби, ведьм и прочую нечисть, но никогда не придавала всему этому особого значения. Значение всегда оставалось на экране телевизора, где-то отдельно от меня, больше, оно меня не касалось совсем. Я смотрела все эти истории, не потому что верила в рассказанное там, а потому что не любила сказки, ближе мне были только такие, страшные. И вот однажды, когда я наконец-то осознала то, что отличаюсь от других тем, что я настоящий вампир, при чем энергетический, я живо вспомнила об этом. Мои губы скривила презрительно-насмешливая улыбка, и я снова повторив бред, сослала все это на свои фантазии. Но. На обратном пути из школы, а уроков было много, и я уставала как собака, смотря на скорченные мины одноклассников, я ехала в трамвае, и, вспоминая все прочитанные книги, и просмотренные киноленты впервые задумалась, каким же образом я могу красть чужую энергию. В прочем, почему именно красть? Может это мое законное право, мой талант. Ну, я задумалась. Вокруг было полным-полно народа, и многие весьма неприятные на вид. Неужели мне чтобы всех их "выпить" придется их кусать или даже просто дотрагиваться, ведь мне так хорошо было в моем углу. Я прищурилась, выбрав взглядом какого-то бритоголового, лет тридцати с наушниками. Прицелилась первый раз в жизни, и, сосредоточив все свои мысли, свое внимание, на его спине и сделала глубокий вдох, набрав полные легкие воздуха, и почувствовала, как по тело наполняется энергией, которую я так легко теряла. Этого хватило мне на долго, и позднее я уже регулярно пользовалась своим "даром".
   Время для меня наступило странное: я ненавидела других, ненавидела себя, мечтала со всем кончить. Только жалость к родителям мешала мне это сделать, по этому я ходила с исцарапанными венами, прикрывая их рукавом свитера. Я пила очень мало энергии, просто не успевала, всегда была занята своими тяжелыми мыслями. Приходила домой, падала лицом на кровать и лежала, часами слушая музыку в наушниках и одновременно не слыша ее. Потом я вынимала наушники, встала, шла в ванную, умывала сухие ледяные глаза, отражавшиеся в большом зеркале над раковиной. Они были зеленые, или голубые, в общем, это зависело от погоды. Я ударяла кулаком по зеркалу и говорила злобно "зачем ты живешь, сука? Почему ты не умираешь?" Но отражение не отвечало. Оно тоже ударяло кулаком и тоже ненавидело меня, то есть себя. Я была жалким человеком (наверное, им и осталась, сказать это могут только Анька и Саша, но позднее о них) и сама признавала свою жалость. Другие же уличали ее и смеялись над ней. Я не умела любить, уважать, совсем не училась, не заботилась ни о ком, даже о себе, что привело мое здоровье в отвратительное состояние. Я не интересовалась, не училась, только бесцельно шаталась по городу с наушниками. Это была моя единственная и самая страстная любовь (опять же забывая и о Сашке и об Аньке, но о них позднее, тогда их не было) - музыка. Я жила ей, дышала ей. Если у меня отключали компьютер, то плеер отнять никто не мог. Я любила садиться ближе к ночи, работать в photoshope, делать жуткие, но красивые коллажи, при этом к наушниках моих бесконечно лопотала либо Земфира, либо Диана Арбенина, хотя это могла, быть любая звезда или не звезда русского рока. В эти моменты я забывала все, даже свою ненависть... А если не было компьютера то плеер с потертыми кнопочками, лист бумаги и карандаш спокойно заменяли мне "чудо техники".
   А потом время полетело, довольно быстро и я даже нашла способ контакта со своими сверстниками - интернет. Хотя тут я ошибалась, я не просто нашла способ общаться с ними, я спряталась от них на бескрайних просторах рунета, позволяя полностью виртуальной жизни вытеснить реальную. Я часов по десять по двенадцать просиживала у компьютера, а когда чувствовала что слабею от отсутствия энергии, я выходила на улицу, прогуливалась до близлежащего магазина, и как наркоман после долгой ломки, плевав на свои нравственные правила (не пить детей и стариков) впивалась глазами в любую подвернувшуюся потенциальную жертву, хотя все-таки правило насчет стариков, оставалось в силе, а вот энергией детей я напитывалась легко и с превеликой радостью, ведь она такая свежая у них, и ее так много. Я бродила по темнеющим улицам, заглядывая в лица встречных людей, я не искала кого-то ни было, я получала изысканное удовольствие от волны встречной энергии, будтобы сбивавшей с ног. Но я никогда, не задумывалась, есть ли другие такие же, как я, мне совсем было безразлично их присутствие, я компенсировалась за счет своего изысканного таланта, и, приходя, домой возбужденная и раскрасневшаяся от мороза щеками, встречалась с тревожным и усталым взглядом родителей. Они привыкли за меня волноваться.
   А потом в моей жизни наступила пора, так сильно изменившая все, и отодвинувшая интернет на второй план, - реальная жизнь тоже немного заинтересовала меня. Мы переехали на новое место в густо пахнущую краской и побелкой после недавнего ремонта большую трехкомнатную квартиру, а меня соответственно перевели в другую школу. Мне было очень непривычно на новом месте, я вообще очень не любила перемены, больше, я была к ним не готова. А сейчас все случилось слишком уж неожиданно, по этому я в легком смятении стояла у окна, в своей новой комнате через оконную гладь, со второго этажа пытаясь украсть энергию у прохожих на улице. Но стекло изолировало мои способности и я невольно начала уставать от этого занятия. По этому я быстро накинула на плечи свою весеннюю куртку окраса миллитари и вышла на улицу. Вдохнула полные легкие воздуха и мечтательно огляделась. На лавочке перед домом сидела какая-то молодежная компания, примерно лет четырнадцать-пятнадцать, как и мне, в песочнице ковырялись закутанные и румяные дети. Я медленно вставила наушники в уши и села на лавочку чуть поодаль от компании, следя за всеми с интересом, и намечая "батарейку" для себя. Я не завидовала им, не прожигавшим свою молодость, я питалась их любовью к жизни, с которой у меня были большие проблемы. Я любовалась красивым весенним вечером, хотя любила всегда осень. С завистью я смотрела только на маленьких детей, гадая и прикидывая, была ли я такой когда-то или нет. Или меня вселили в это тело недавно? Но кто тогда здесь "жил" до моего появления? Хотя это меня не волновало, я была эгоисткой, и меня волновало только то, как "глотнуть" и где "глотнуть". Я достала блокнот, и искоса поглядывая на светловолосую женщину в десяти шагах от меня, и черпая ее энергию, стала зарисовывать крышу дома и птиц над ней. Мое дыхание выровнялось, стало глубоким и спокойным, спина выгнулась, глаза загорелись, и вообще я приободрилась, одним словом зарядилась. Я понимала, что могу заряжаться по другому - от деревьев, животных, каких-нибудь еще других источников, но особый интерес для меня составляли именно люди, а в частности нелюбовь к ним. Они были глупы, банальны, смешны в своих чувствах и мыслях, и я искренне радовалась, что не отношусь к их расе, а если и отношусь, то очень отдаленно. Я прекрасно знала, что вампиризм это болезнь, причем весьма опасная болезнь, но не хотела признавать это, называя это своим "даром". Ведь иначе ничего не отличало меня от других людей! А я так не любила их... но все чаще мне в голову приходили мысли может это всего лишь психологический эффект? Я внушила себе, что я краду энергию? Нет иначе бы я не чувствовала той легкости и невесомости, которая приходила после зарядок. Да и к тому же я прочитала статью о том, что науке просто пришлось смириться с вампиризмом, и в этой же статье были указанны симптомы, мои симптомы! И я продолжала пить, пить в трамваях, в метро, в школе... Я просто не смыслила без этого своей жизни.
   Так я и дошла до первого дня в новой школе. А дальше все изменилось, очень сильно изменилась. Я привыкшая к ненависти с другими учениками, не торопилась идти на контакт, держалась в стороне. Анька подошла ко мне сама, правда решилась она на это только после уроков, во время учебы она бросала на меня косые и заинтересованные взгляды. Вот тогда то я и уяснила раз и навсегда для себя существование других таких же, как я.
   Я стояла на улице, глотая энергию какой-то женщины на краю школьного двора, как воздух, потому что чувствовала себя очень уставшей, впрочем, силы уже потихоньку наполняли меня. Тут же из школьных дверей вышла Анька, тогда я посмотрела на нее с заискивающим интересом, что-то в глубине ее серовато-рыжих глаз меня заинтересовало. Глаза наполняла какая-то глухая и немая пустота, как и мои, впрочем, которую я, как и она, о чем узналось потом, все время старалась заполнить украденной энергией. Ветер красиво трепал ее огненно рыжие недлинные волосы, бросая в лицо густую пушистую челку, она заправила ее под беретку и быстро подошла ко мне, вперившись своими странными глазами.
   - Ты что... тоже? - выпалила она, вестимо, давно изученный вопрос, при этом нижняя ее губа легонько дрогнула.
   - Что "тоже"? - переспросила я насмешливо, питаясь ее смущением. Ба! А я и не знала, что можно и с других вампиров что-то поиметь.
   - Ну... - потянула она как-то рассеянно, - тоже... вамп?
   Наверное, услышь кто-нибудь "не просвещенный" наш разговор со стороны, он подумал бы, что мы обе сошли с ума, - Аня задавала такой вопрос, а я серьезно и понимающе смотрела на нее.
   - Да! - гордо ответила я в конце-концов. Она сдержанно улыбнулась.
   - Давай... дружить, - она протянула мне свою розовую и теплую слегка влажную ладонь, я с радостью пожала ее, так было принято у нас, потом. Другие школьницы чмокались в щечку, мы "жали лапу". Мы вообще сильно отличались от них, и мы, и они это понимали и замечали. Нас недолюбливали, обзывали, мы недолюбливали их, и пили их энергию, усмехаясь над богатой на ругательство фантазией своих врагов. Если меня просто сторонились, и немного побаивались, то Аньку открыто называли сумасшедшей и шваброй. В этом плане она была слабее меня, она относилась к этому всерьез, и часто, приходя к ней, я заставала привычную рыжую веселую добродушную (пожалуй, слишком добродушную для вампира!) Аньку сгорбленную и заплаканную на широком подоконнике. Она вытирала слезы и шмыгала носом.
   - Ну, что ты, дурочка, - говорила я, ей, как могла ласково, гладя по взъерошенным пушистым волосам, - разве можно принимать их всерьез! Раз и навсегда запомни, что они - только батарейки для нас...
   Анька кивала, вытирала лицо, шмыгала носом и снова вытирала лицо, потом мы с ней шли гулять; заряжаться. Садились в полупустой трамвай, и диалог наш был смешон и прост, но нам хватало и этих слов:
   - Вон того видишь... в шляпе?!
   - Ага...
   - Бери себе... а я тетку в пальто...?
   Мы ненавидели их всех за то, что они были слабее и не совершеннее нас, взаимно. Мы любили друг друга, как встретившиеся после долгой разлуки сестры близнецы, хотя злые языки плыли сказки про нашу с Анькой однополую любовь. Это было неважно, Анька всегда была и навсегда осталась для меня старшей сестрой. Хотя во многом она была слабее меня и ее всегда считали младшей: она была довольно доброй, и боялась боли физической, я сильно жалела ее, и считала, что ей не хватает моего равнодушия равносильно тому, как мне не хватало ее упорства. Она была очень странная моя Анька (я начала считать ее своей уже спустя месяц после нашего знакомства), она была растерянная, веселая добрая по отношению ко всем, но готовая впиться зубами в горло за любимого человека. Я училась у нее этому, но тщетно. Все равно я не умела никого ценить и выше всех для меня стояла моя, такая ненавистная, но лицемерная персона. А потом в нашей жизни наступила странная и тяжелая пора: я рыскала по бескрайним просторам сети, Аня же оплакивала своего так неожиданно почившего отца. Это был сильный удар для нее, она выплакала все глаза, почти перестала разговаривать, и была совсем никакая от того, что перестала пить энергию. Помню, я напитывалась, так что у меня шкалило все датчики; пила детей, пила всех встречных и неслась к ней, делилась "награбленным". Она улыбалась сквозь слезы, но ничего не говорила. Молчала.
   А я проводила опыты, мне было скучно без нее. Я каталась в трамваях и метро и пробовала новый способ добычи энергии, если раньше я выбирала себе жертву, и мне хватало одного взгляда, то сейчас я попробовала глотать массово, сразу у всех кто был в трамвае. Вот тогда я и встретилась с недовольным моими экспериментами другим вампиром, другим которого я знала, помимо Аньки. Хотя нам хватило одного разговора, и больше мы даже не встречались. Мы вышли на одной остановке и другой вампир, было ему лет сорок-пятьдесят, с лысоватой проседью и двойным подбородком сказал мне укоряющее:
   - Ненасытность тебя погубит...
   - Возможно, - согласилась я, и каждый пошел своей дорогой.
   Я больше не проводила таких экспериментов, не потому что боялась. Просто привычный способ был легче и много удобнее. Было в ту весну и первое признание в любви. Я опять же маялась Анькиной депрессией: спустя пару месяцев ее мать собралась снова замуж, и Анька замкнулась в себе, не хотела видеть даже меня. А я как последняя эгоистка поехала на встречу Фан-клуба, дабы, как следует повеселиться и зарядится в прок. Всех этих людей я знала только по никам и ко мне тоже обращались никак иначе кроме как торжественно дико и красиво: "почтиснайпер". Говорилось это в одно слово, и было очень оригинально, рунет знал тысячи снайперов и среди них был только один "почти", и этим единственным была я. Так вот вернусь к признанию. Девушка, чуть старше меня, темненькая, кудрявая, ее кажется, звали "Ханна" подошла ко мне, услышав, что это я и есть единственный снайпер интернета с приставкой "почти", и наигранно улыбаясь с тупым восторгом в глазах произнесла.
   - Слава, это ты! Знаешь, мы общались только по "аське", ну и в чате немного... ну ты мне нравишься! Я, кажется даже люблю тебя, Слава! Только не смущайся... У тебя такой красивый ник! И номер icg тоже очень красивый!
   Я только сдержанно улыбнулась и наплела, что уезжаю в Питер, и это моя последняя явка на встрече. Любовь мне не была нужна, тем более однополая. Меня интересовали совсем другие вещи.
   Когда я рассказывала о встрече Аньке (где-то спустя неделю она пришла в себя) она молча кивала головой и говорила по странной ее привычке не "да", а "та, та, конечно", искренне жалея, что пропустила такое веселое мероприятие. Наши ники были похожи, даже тут мы совпали, потому что они имели родственную основу. Я была "почти", а моя Анька была "пуля". И она действительно на нее походила: меткая, резкая и быстрая. От нее у меня кружилась голова, но она могла вылечить любую мою болезнь, она была положительным вампиром. Когда у меня что-то болело, ей хватало немного подержать руку над этим местом, чтобы все прошло. Мне было пятнадцать, ей шестнадцать с половиной, и я учила ее жизни. Она слушала молча и с интересом, пыталась печатать рассказы, смешно стучала клавиатурой, в частности пробелом, материла "ворд" за то, что не понимала, как им пользоваться. С немым интересом жадно и удивленно смотрела, как я делаю коллажи в photoshope, просила изменить ее фотографию, чтобы не стыдно было показывать друзьям, которых у нее не было. Мы были такие маленькие, теплые терпкие тогда. А Анька казалась особенно маленькой (она была меня меньше на пол головы) по сравнению с ее парнем. После смерти отца у нее выработался комплекс Электры, хотя она полностью игнорировала своего отчима. А парню ее было лет сорок, может меньше, но он казался мне молодым по сравнению со мной, они ходили за ручку, и как рассказывала Анька, он даже пытался лишить ее девственности, но это не понравилось ей и их отношения быстро кончились. Она писала повести, читала мне их в слух, мы правили ошибки, смеялись над банальностями. Потом расставались, - я шла в свою квартиру, выше этажом, переписывалась с ней по icq.
   "Пуля 21:10 AM
   Салют! Ну, как дошла?
   Почтиснайпер 21:11 AM
   Нормально, как там у вас дела внизу?
   Пуля 21:12 AM
   Нормально... Высунись в окно"
   Я подходила к окну, открывала, радуясь весеннему теплу, ложилась на подоконник, выглядывала вниз. Анька была уже там.
   - Давно не виделись: здравствуй, - кричала она мне.
   - Салют, - улыбалась я в ответ, - хочешь, кину тебе цветочный горшок?
   - Не-а! Не хочу... - она рисково мотала головой, - лучше диск мне на веревке спусти...
   - Ага.
   Я исчезала, скользила глазами по комнате в поисках веревки. Подвернулся только старый сетевой кабель, я привязывала к нему диск в пластмассовой коробке и свешивала из окна, диск стукался о стену, норовя упасть, но спускался прямо к Аньке в руки, она мгновенно отвязывала его, шаловливо дернув кабель, и исчезала. Компьютер мой как бы недовольно ойкал, оповещая о том, что пришло теплое Анькино спасибо. Так мы жили, душа в душу. Подкатило лето, кончилась весна. Я не пожелала ехать на дачу, и решила остаться в Москве. Мы с Аней шатались по округу, бегали в лес, в первый раз пробовали сигареты. Анька кашляла и плевалась, я корчила недовольную мину. Мы включали музыку громко и орали вместе с любимыми исполнителями. Соседи мечтали нас убить. Но мы им не давались. Мы катались в полупустых от жары трамваях, и пили энергию. И повторяли свои нелепые и смешные диалоги. Потом я на коленях просила своих "предков" отпустить меня на "Нашествие", с Анькой. Они смотрели на серьезную рыжую Аньку и разрешали. Ей просить не надо было; матери она была безразлична, отчим же был пошловатый и плохой человек, и Анька интересовала его только в одном плане, как педофила, а что с ней и где она его не касалось. Мы таскались по кассам, покупая билеты. Пили энергию в очередях, пили, пили... Заряжались и начинали беситься.
   Потом когда подкатил август, собирали в небольшие рюкзачки вещи, паковали палатки и воду. Потом опаздывали на автобус до Рязани. Спали на мягких сидениях, задыхаясь от жары. Анька читала Пауло Коэльбо и хотела казаться умной, я не хотела, я просто играла в телефон. Она смеривала меня насмешливым взглядом. Мы вываливались со своим багажом на нужном месте, и шли до ограждений. Весь фестиваль мы почти не пили энергию, мы заряжались по-другому, за счет музыки и атмосферы. Мы пили пиво, говоря себе, что родители не узнают, им никто не скажет. Мы орали как две идиотки при виде Земфиры, братьев Самойловых, Дианы Арбениной, Александра Васильева. Махали руками, и пытались выделиться из толпы. Орали и на неизвестных коллективах. Выбирали с болью в сердце между Сургановой и Пелагеей. Разрывались на две части, но при этом не отпускали друг друга. Рассказывали ужастики лежа в тесной палатке, подсветкой от мобильника делая страшные лица. Стояли в очереди за водой, встречали знакомых по интернету, и знакомились заново. Это было чудесное лето, я запомнила его надолго. Потом мы вернулись в Москву, шумно и с криками, вспоминая фестиваль, праздновали Анькину ДР, я подарила ей совершенно бездельный подарок, но только моя Анька сумела его оценить, и чуть не задушить меня в объятьях за него.
   Осень тоже была хорошей: я гуляла по осеннему старинному кладбищу, шпыняла листья, золотые, кровавые, коричневые. Анька не разделяла моих спиритических развлечений, отсиживалась дома. А я черпала энергию из нагревшихся на солнце могильных плит, с немым восторгом и ужасом вдыхала в себя торжественную и страшную тишину этого места. Читала стертые имена на надгробиях, делала редкие снимки на телефон. Потом время летело довольно быстро, события чередовались как в калейдоскопе: встречи Фан-клубов, ночные клубы, интернет, компьютер, снова встречи. И всюду рядом была Анька. Судьба готовила нам нежданный подарок, казалось бы, дружба на век. Но она захотела разлучить нас. По окончанию школы мы пошли в разные институты: я в гуманитарный (ума не приложу, что я там забыла) а Анька, по требованию ее родителей в приборостроение, хотя никаких задатков к этому у нее совсем не было. Вскоре мы расстались еще на дольше: мать ее развелась с отчимом, узнав, что он не раз пытался наложить на падчерицу руки, сдала трехкомнатную квартиру, которая была им не по деньгам и сняла небольшую однокомнатную рядом с Анькиным институтом. Я переживала это тяжело, хотя понимала, что скоро, может через года два-три они вернутся на старое место. Но пока я скучала в институте, кончала его на какой-то средний бал, и бесцельно шаталась по городу. Следующим моим проступком было желание самостоятельности, я написала для издательства какую-то небольшую и банальную книжицу, получила за нее свой небольшой гонорар и отправилась жить в центр, там было интереснее, и чаще пересекались с Аней.
   Я рисовала картинки, это был такой банальный авангард, пыталась его продавать, находила каких-то пресловутых покупателей, совсем лохов, на это жила. Подрабатывала веб-дизайнером, шаталась по клубам. Было мне в ту пору всего двадцать лет. Я прожигала свою жизнь, свои бесценные годы. Ни с кем не встречалась, хотя попытки начать серьезные отношения у меня были. Тридцатилетний нытик Влад, моя постоянная жертва, батарейка. Довольно долго пытался сжиться со мной, но после десяти минут разговора у него начинала болеть голова и темнеть в глазах, уж тем более, куда там дальнейшим отношениям. Он обегал всех врачей, кричал что-то про редкую свою болезнь. Но я слушала его, зевая, и ни на минуту, не переставая пить его энергию. Он устал, сдался.
   - Я не могу с тобой, - сказал он, в конце концов, и я была этим довольно, я быстро выкинула его из своей жизни, к тому же тогда мне было не до него. Однажды около часа ночи меня разбудил звонок, я только легла, закончив только что творить новый коллаж. Звонила Анька. Голос у нее был расстроенный и встревоженный.
   - Стася, - сказала она, глотая слезы, - я боюсь...
   - Что случилось, солнышко, - нагло парировала я, игнорируя чувства подруги.
   - Я... беременна...
   Я про себя проматерилась, в принципе я догадывалась, что Анька с нее простодушностью так кончит.
   - Ну, что, аборт? - спросила я устало.
   - Нет, я не хочу... Это же грех, да?
   - А я откуда знаю! - простонала я, и соврала быстро и нетактично, - Ань вопросы не ко мне, а к папаше, а у меня и своих проблем хватает!
   Проблем у меня не было совсем. Я врала, чтобы отвязаться. От лучшей подруги. Я, конечно, призирала себя, но утишать и успокаивать я не умела. Я гадала, как поступит Анька, конечно, жутко волновалась за нее.
   "Если она оставит ребенка, я научу его вампирским фокусам, - говорила я себе с глубокой иронией, - будем ходить на "охоту" втроем..."
   Я крутилась на стуле и грызла кончик ручки, уставившись на экран компьютера, пальцы немного нервно дрожали. Из колонок кричала бессмертная "Агата Кристи", странным хрипловатым голосом. Соседи давно меня прокляли, но ругаться со мной побаивались, не один мой экс бой-френд видать заметил, что после общения со мной человек как после долгой изнурительной работы.
   Все обошлась, Анька решила оставить ребенка, папаша оказался хорошим человеком, и сыграли скромную, но дружную свадьбу. Меня там не было, - я валялась с температурой под сорок, что было весьма странно для моего весьма холодного тела. Периодически звонили родители, волновались. Я тоже за себя волновалась, никак не могла придти в себя. Но когда я, наконец, то вышла из своей норы, я еле стояла на ногах от ломки. Я быстро накинула легкий плащик и вылетела в минус двадцать на улицу. Я совершенствовалась: теперь чтобы пить энергию, мне не нужно было даже прицеливаться. Хватало просто постоять рядом с человеком. Он угасал, я ликовала. Я бродила в тот день по центру, по магазинам. Люди стали только батарейками, огромные стада батареек, ходившие по улицам. Я чувствовала себя как ребенок в кондитерской, которому готовы были отдать все даром. Я поднималась к звездам и падала в бездну от переполнявшей меня энергии. В наушниках хриплым и сильным голосом орала Бучч. Я сходила с ума, и я понимала, что я перестаралась. Если вынесу это, обязательно потом запомню и не буду больше так делать. Я почему-то именно сейчас вспомнила свой первый рок-концерт, это были "Ночные снайперы" и я ходила туда с папой... И потом я вышла такая радостная, такая ожившая. И я поняла сейчас почему. Я тогда подсознательно глотнула того позитива, что летел со сцены, вот когда он был совершен первый глоток... И я задумалась, что было бы, если бы я и не открыла в себе этот дар? Я бы прожила одну человеческую жизнь. А теперь? Я что буду жить вечно...
   И меня так вдохновила эта мысль, что я с еще большей радостью понеслась по улице, взлетела на свой этаж и слету нарисовала фантастической красоты пейзаж. Море билось о скалы и рушилось тысячей осколков, я любовалась им лежа на диване, стиснув зубы от своего восторга. Потом позвонила маме, сказала, что я выздоровела и что я скучаю. Позвонила и Аньке сказала, что рада за нее, извинилась, сказала, что тоже скучаю, целую в нос.
   Следующие пять лет были ничем не приметны, и я как заметила, разменивала свою жизнь пачками по пять-десять годов. Не приметны ничем, пожалуй, кроме Анькиного старшего - такого же рыжего, непутевого и косоглазого в папочку славного существа. Анька жалела меня, клеймила мое одиночество, я же, напротив, жалела ее, клеймила ее слабость. Но видать, ее молитвы были услышаны, так как ровно через три года я повстречала Сашку.
   Мы быстро понравились друг другу, хотя я долго не могла понять, и была права, как два энергетических вампира, эгоиста и просто психа могут ужиться в одном доме. Ему кажется, было сорок или даже пятьдесят, но его возраст всегда зависел от количества выпитой им энергии. Иногда он казался мне глупым мальчишкой, почти подростком, а иногда в его светло-голубых глазах, почти как у меня, отражалась вся тяжесть прожитых им лет, и просвечивала седина в темных волосах. Мы были непохожи совсем и одновременно напоминали брата и сестру, я всегда удивлялась, как так может быть. Мы доводили друг друга до истерики, до психоза. От его шуток у меня дрожали пальцы, от моих он быстро и верно седел. Но мне ужасно нравилось спать головой у него на плече, швыряться в него тяжелыми предметами, изображая жену-истеричку, ходить вместе на охоты. В последнем случае мне было даже жаль людей: два ненасытных вампира на охоте, это страшно. Особенно мы любили глотать в универмагах, топчась в очереди. Пока Сашка стоял с сонным видом, вперив свой взгляд в какую-нибудь гламурную девицу (я считала ревность ниже себя, да и понимала что это верх безвкусия) сиротливо косясь на бутылку пива на кассовой ленте, я успевала оставить без энергии почти весь магазин, посетителей и персонал. Моей ненасытности дивился даже он. Наверное, по этому мы и расстались. Не скоро, спустя только десять лет, но расстались же?
   Он ужасно любил мне мешать работать, отвлекал, стоило мне только сесть за компьютер, и как любила выражаться я, гнал ко всем чертям мою и без того пьяную музу. Мне кажется, мы даже любили друг друга, или я ошибаюсь? Хотя мне было приятно просыпаться поутру, от горячих рук на холодном теле под одеялом. Я ничего не перепутала именно так. Горячих рук. А я всегда была холодной, врачи говорили, что мое сердце почти не бьется. Меня это не волновало.
   Я сама все разрушила. Я захотела денег, да была у меня такая слабость. И я, самым наглым образом бросив Сашку, и не сказав не слова Аньке, выскочила замуж за какого-то накачанного урода, становясь хозяйкой всех его миллионов. Он мешал мне, действовал на нервы, я выпивала его почти до нуля, с трудом останавливая себя, чтобы не совершить убийства. Однажды я оставила в нем один два процента жизни, и не знаю, что нашло на меня тогда, я зарядилась как в тот раз после болезни, передозировка была страшной, я не ведала, что творила. Я взяла на кухне нож и по рукоятку всадила в своего мужа.
   Сашка и Анька пытались меня спасти. Они нашли самых лучших адвокатов, в итоге мой срок с пожизненного скостили до двадцати лет лишения свободы. Я видела опухшие Анькины глаза и Сашкин взгляд, в котором читался только вопрос.
   "Зачем? Зачем ты сделала это?"
Я сидела в камере, не проронив не слова, меня остерегались и правильно. Но это не мешало мне пить их. Я переплюнула себя в жестокости и ненасытности - со мной не уживалась не одна соседка по камере, в нашей женской колонии. Их одну за другой косили страшные смертельные болезни, но я понимала, что виной тому была я, моя вечная жажда. Я, молча и тупо смотрела в пол, низко опустив голову. Я смотрела на него двадцать долгих лет, хотя они пролетели как один день, и я изучила его в совершенстве. За эти годы ко мне пару раз приезжал Анькин муж, жалел, говорил какие-то слезливые речи, я кивала. А потом меня выпустили. Ровно через двадцать лет. Я запомнила ту весну, - такой жестокий февраль, кажется, была еще зима. Я куталась в куртку и курила. Я никогда не курила, но тогда, не знаю, что на меня нашло. Боли не было, страха и ужаса тоже не было. Я только немного жалела. Потерянные годы. Но теперь я могу жить дальше. Я вернулась в свою квартиру, позвонила родителям, Аньке и Сашке. Родителям наврала, что была за границей эти долгие годы, они поверили, потому что Анька тоже говорила им это. Сашкины мобильник и домашний отчаянно не отвечали. Анька рассказала мне все. За это время у них родился второй ребенок, - младшенькая Алина, сейчас ей, наверное, уже лет пятнадцать. Рассказала она и про то, что Сашка погиб. В автокатастрофе. Я не огорчилась, даже не заплакала, просто удивилась. Неужели вампиры тоже умирают? А я?
И глянувшись в зеркало, я с ужасом обнаружила, что не изменилась ни капли. Как было мне тридцать пять, так и осталось, хотя по идее я должна была выглядеть на пятьдесят. Тогда это не огорчило меня, а только обрадовало, значит, я бессмертна. У меня в распоряжении большие деньги моего невинно убиенного мужа, вечная молодость, и бескрайние годы... одиночества?
   И я была права. Это не было даром, это было моим проклятьем. Мне было суждено пережить всех своих близких, мне было суждено увидеть конец света. И возможно пережить его, если я сумею... Если я сумею оторваться от человеческой расы, ведь я жила только за счет нее за счет ее энергии. Я была другой. Я была лучше других энергетических вампиров бороздивших свет. Я в отличие от них была бессмертной. Я продлевала свою молодость, крадя чужую энергию, но я понимала, что рано или поздно мне все это осточертеет. Я мужественно переносила все.
   Даже смерть Аньки я перенесла по геройски, стиснув зубы. Мне было восемьдесят, ей восемьдесят один, и она умирала. Тихо, не больно. Подозвала к себе мужа, детей по очереди. А потом преспокойно испустила дух. Но перед тем она сказала мне.
   - Слава, зачем тебе вечность? Что ты будешь делать с ней в одиночестве?
   Я не знала. Я не ответила ей.
   Я скиталась по свету, - объездила множество стран и городов, лишь бы выкинуть из души странную поселившуюся там после смерти Аньки тоску. Больше всего меня тяготило то, что умерла она от старости, хотя была только на год старше меня. Я же по-прежнему выглядела на тридцать пять, и, наверное, буду выглядеть так вечно. Я всячески старалась придать своему лицу старческий вид, дабы не вызывать подозрений но максимум могла выглядеть на сорок-пятьдесят...
   Подведем итог: родители и родственники, друзья и недруги, сверстники - все давно умерли. Я еще живу. И неизвестно, сколько это продлится...
   Я курила дорогие сигары, гуляла по улицам поздним вечером, пила встречных как когда-то, но держала себя в норме, чтобы не перестараться. Я думала, что же мне сделать, чтобы не было так скучно прожигать свои бесконечные годы.
   Однажды мной овладела ипохондрия и депрессия, я поняла, как тяжело мне будет эту вечность. Я позвала Анькиного старшего, хотела рассказать ему все, но поняла, что не считаю нужным доверить кому-то все это. Что доверю только себе.
   Я, оставшись наедине с собой, стала быстро и уверенно печатать всю эту историю с самого начала с самой первой жертвы с самой первой волны энергии, которую впитали в себя мои тело и душа, я писала честно откровенно и впервые в жизни оплакивала себя, заливая все вокруг злыми слезами. Потом я взяла нож и сильно резанула по левой. Кровь хлынула на стол и на холодные кнопки клавиатуры. Пальцы мои как у дистрофика дрожали. Я стирала кровь с клавиатуры и продолжала печатать до последней строчки. Потом я сделала паузу, замотала руку, затянулась тугой кубинской сигарой, прошлась круг по большой квартире, остановилась у зеркала.
   И как в детстве я говорила, ударяя по зеркалу.
   "Зачем ты живешь, сука? Почему ты не умираешь?"
   А потом все как рукой сняло. Я отхлебнула из бутылки терпкого крепкого виски, накрасила губы, смыла кровь, перебинтовала руку, надела солнцезащитные очки, и вышла на улицу. Солнце отражалось в лужах после недавнего дождя. Забавно... Красивая картинка.
   Я усмехнулась, вставила наушники в уши и двинулась навстречу жестокому миру, которому было суждено стать моей темницей, тюрьмой на долгие столетия. Это ведь так забавно? Я напевала мотив песни лившейся из наушников, жевала жвачку, щурилась на солнце, поправляла очки.
Потом села на лавочку рядом с какой-то девчонкой, странно улыбнулась ей. Она была совсем еще юная - лет четырнадцать, наверное, прямые темно-русые волосы, голубые глазки с метким взглядом-выстрелом, которому, тем не менее, не удалось пробить стекла моих очков, чтобы пройти сквозь них в мою душу. Черная куртка с белой меховой оторочкой, наушники "Philips", из которых громко неслись знакомые ритмы русского рока времен моего детства, скажем так юности. Кепка, сдвинутая на один бок, не специально, нечаянно, тонкие белые руки с пальцами- когтями. Девочка питалась женщиной стоявшей около соседней лавочки с сигаретой в зубах. Мило. Забавно...
   - Салют, меня тоже зовут Слава, - я протянула ей забинтованную руку. Она покосилась на бинты, но руку пожала с интересом и ужасом.
   Забавно...
   "И замкнутый круг глупых разлук не разорвать..." - неслось из ее наушников.
   - Аривидерчи, - улыбнулась я ей, вставая с лавочки. Я даже приблизительно знала, куда она пойдет потом, что будет с ней. Я понимала как интересно и приятно взглянуть на себя в молодости взрослым и здравым взглядом. Я бросила взгляд на эту лавочку, на дом, на свой этаж, на Анькин. Ей столько еще предстоит...
  

Конец

18 февраля

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"