Аннотация: Сие ест первая глава чего-то странного и до боли незаконченного.
И все же - есть что-то фантастически нечестное в том, что тот, без кого ты жить не способен, к твоему отсутствию относится абсолютно спокойно, согласитесь. А ведь каждый раз, возвращаясь откуда-то, хочется растаять, слыша совершенно особенную интонацию в дежурном "ты вернулся!". Ну хорошо, хотя бы этот самый восклицательный знак. Отвлечь внимание больше, чем на пару секунд, которые нужны, чтобы зафиксировать твое присутствие в обозримом пространстве и бросить, возвращаясь к прерванному разговору - "а, это ты..."
Проследив полет недокуренной сигареты с балкона шестого этажа до самой земли, я ушел в квартиру. Вы думаете, я сам не понимаю, до чего глупо жить - любовью? К сожалению, я не умею иначе. К сожалению, друзья всегда были для меня важнее прочего. К сожалению - к сожалению ли? - меня угораздило полюбить лучшего друга. Хотя это всего лишь фигура речи - сожалеть я тоже никогда не умел. Жить одним моментом значит чувствовать боль или счастье разной степени тяжести, не умея ни обидеться, ни пожалеть, ни свалить вину на кого-то другого. Улыбайся, потому что жизнь прекрасна - и плевать ей, насколько тебе хреново в данный конкретный момент. Наверное, это можно было бы записать в графу "жизненное кредо", возникни у меня желание составить энциклопедию самого себя. Подумав об этом, я попробовал улыбнуться зеркалу на синей стене коридора, и результат меня совершенно не порадовал. Наверное, когда сидишь один в квартире ранним утром на стыке зимы и лета, да еще и жалеешь себя - исподволь, незаметно, чтобы не было причины укорять себя после, когда момент слабости пройдет - вся глубина обиды на что-топробивается маленькими черными вопросительными знаками в серых глазах и черными же тенями под ними.
На плите шумел чайник. Иногда единственным спасением может оказаться чашка горячего и до слез крепкого чаю - чтобы смешать боль от тяжких душевных повреждений с болью обожженного языка, горечь осознания бесполезности твоих терзаний - с терпкостью черных листьев... И на пару минут забыть о тебе, себе и давящем чувстве обреченности.
Я отхлебнул из стеклянной чашки, прикрыл глаза и попробовал не быть. Получилось ненадолго - дедушкины часы с кукушкой проорали пять раз. Досидел.
Уже давно не могу спать. Я только забываюсь на пару часов, как правило, в районе семи, чтобы потом весь день пугать прохожих какой-то странной пеленой в глазах и слишком горьким изгибом губ. Я не сплю уже месяц. Это значит, что уже месяц прошел с тех пор, как я ушел.
Потому что я так больше не могу. Не могу бороться с желанием завыть. Не могу смотреть в твою спину - "А со спиною говорить не по карману мне...", ты же знаешь. И вот уже месяц пытаюсь мочь - без тебя. Я спрятал твои фотографии, перестал бывать там, где могу встретить тебя, сменил номер мобильника и переехал в старую дедушкину квартиру, где ты никогда не был. И днем я даже создаю иллюзию жизни. А ночами я пью крепкий чай и не могу думать ни о чем, кроме тебя. Каждая моя мысль - обращение к тебе. И легче не становится. Знаешь, вот это действительно страшно. Страшнее всего. Страшнее даже того, что я не получил от тебя ни одного письма, ни одной строчки, что моя почта молчит, что ты меня даже не пытаешься найти.
Поток ночных воспоминаний подошел к своему логическому концу - я вырубился, успев отметить на крашенной в зеленый стене первые солнечные лучи.
***
Пробуждение было необычным: на кухне работал телевизор и закипал чайник. Я не встал, а практически скатился с неразложенного дивана, попутно проклиная чертову мебель - плечи затекли страшно. Продрав глаза и слегка встряхнувшись, я вспомнил ту мысль, что согнала меня с дивана, и пошел выяснять, кто же настолько нагло хозяйничает на моей кухне. Варианты, конечно, были, но мама обычно звонит перед тем как прийти, да и не в ее стиле - вставать в такую рань.
Я ступил на светлый линолеум, огляделся и решил, что встал я слишком рано, надо бы для начала проснуться. Ни одна часть моего мозга не решилась возражать сему резонному предложению, потому я развернулся и направился обратно в комнату. Далеко, правда, не ушел. На пороге меня остановил низкий голос:
- И куда?
- Спать, - ответил я. - Когда глюки сидят на кухне, это не слишком хорошо.
- А что за глюк? - В голосе явственно слышался интерес
- Тебе ли не знать. Здоровенный полосатый кошак, который лежит в моем кресле, положив лапу на пульт от телевизора.
Надо сказать, что все это время я простоял на пороге, глядя в комнату. А поскольку говорить, глядя собеседнику в глаза, меня приучили еще в далеком детстве, пришлось обернуться.
И снова увидеть мохнатую скотину с наглыми зелеными глазами. Скотина - черт меня подери, если это не так! - издевательски ухмылялась.
- Если глюк, сидящий на кухне - это плохо, то что тогда можно сказать о глюке, с которым ты разговариваешь?
А ведь он прав. Абсолютно.
- Только то, что месячный недосып, наложившийся на депрессию - это благотворный фон для развития психических заболеваний. Ты, случаем, не знаешь телефона ближайшей больницы?
- Случаем - нет.
- Жаль. Тогда пойду, попробую поспать - может, все не так страшно и в следующее мое пробуждение тебя тут не будет?
Кошак надавил на красную кнопку, заткнув утренние новости, и спокойно ответил:
- Ну-ну. Надейся.
Я облокотился на дверной косяк.
- А что... Совсем бесполезно?
- Нет, я, конечно, могу и уйти, но меня-то послали тебе помочь... А значит, я вернусь. Или уже не я. Что ты думаешь о четырехглазой крысе размером с суповую тарелку? Да и голос у нее писклявый... Или ярко-оранжевый попугай, который трещит без умолку и оставляет перья на каждом шагу. Или каменная горгулья - размером с меня и весом с тебя, которая громыхает, словно отбойный молоток, одну половину дня, а другую сидит тихо-тихо, выслушивая, как тебя матерят соседи снизу... Или...
- Достаточно. - Я уже окончательно проснулся и понял, что кот не менее материален, чем тот же пресловутый телевизор. - Оставайся, пожалуйста, и защити мой дом от нашествия четырехглазых оранжевых горгулий.
Здоровенный зверь - в холке до середины моей икры, если не больше - мягко соскочил с кресла и подошел ко мне. Я могу и ошибаться, но ирония в его глазах сменилась радостью. По крайней мере, часть иронии. Малая часть. Мда.
- Вот и замечательно. Тогда ты должен отзвониться в Департамент и сообщить, что наша встреча состоялась и закончилась успешно.
- В департамент?.. - я постарался передать глубину своего вопроса максимально вопросительной интонацией, потому что говорить было лень. Кот понял.
- Департамент Глюков и Монстров. Организация, которая направила меня тебе на помощь. Я - один из лучших специалистов-практиов, да будет тебе известно. Так что считай свои проблемы уже решенными.
- А...
- Зовут меня, кхм, Глюк.
Так.
Я дошел до кресла, плюхнулся в него с максимальным изяществом, доступным мне в семь утра, взял со столика портсигар и зажигалку и затянулся экстралегким "парламентом". Потом положил все, кроме дымящейся сигареты, на место, затянулся еще раз и внимательно посмотрел на кота.
- Глюк?
- Ну да. А что такого? Нормальное кошачье имя. Тебя вон все друзья-знакомые вообще Блэком кличут. И ничего.
Я задумался. Действительно. Меня так давно не называли паспортным именем, что скоро на вопрос о том, как оно звучит, понадобится долго рассматривать документы, прежде чем ответить. Я привык, имя привыкло, даже родственники притерпелись и не оскорбляют мой слух - ха! - своим дурацким "Сергеем". Так что почему бы коту, тем более говорящему, тем более ведущему специалисту-практику, не зваться Глюком?
- Хорошо. И зачем тебя... Э... Направили?
Кот уселся на широкий подоконник, укоризненно посмотрел на меня и ответил:
- Эх ты. Я тебе тут чайник вскипятил, а ты даже не можешь открыть холодильник и налить мне сливок. Лапа отсохнет. Эх.
Я кивнул, соглашаясь с Глюком, затушил окурок в пепельнице и полез в холодильник. Сливки, как ни странно, не только нашлись, но и оказались вполне свежими. Я вылил все, что оставалось в пакете, в блюдце, и поставил перед котом. Он принюхался, довольно кивнул и скомандовал:
- Только сначала надо звонить в Департамент. Телефон...
Я как-то слишком быстро и окончательно смирился с наличием такого феномена, как говорящий кот, в собственной кухне. И ничуть не возражал против звонка в этот самый Департамент, хотя даже не знал, какие такие проблемы Глюк поможет мне решить. Наверное, я был так доверчив, потому что необычность новых событий - хотя бы чуть-чуть - заглушила поток мыслей о тебе.
Я прикурил еще одну сигарету, поднял трубку и набрал названный котом номер.