Ты лежал на тёплых камнях, а над тобой горел старинный прибрежный город. Под тобою были не просто камни, а широкий каменный парапет. Справа, совсем недалеко слышался плеск волн. Солёная морская вода, её запах отчётливо проступал даже сквозь гарь горящего города. Слева - узкая каменка переходила в крутые ступени наверх, туда, где были дома.
Сам город располагался заметно выше набережной - грубо сложенные каменные дома с узкими улочками напирали друг на друга, в их окнах было либо черно, либо полыхал огонь.
"Боже мой, какая скука", - думалось тебе. Ты не удосужил город ничем более достойным, чем беглый взгляд и снова прикрыл глаза. - "Даже этот пожар на закате".
Вверху кто-то снова играл на свирели, слышалось дробное шевеление. И больше, пожалуй, ничего. Разве что одинокую, пустую лодку пригнало волнами поближе к твоему каменному парапету. По мере приближения было слышно, как неровно она держится на воде.
"Ещё немного, и она начнёт стучать об камни", - мелькнула в голове чуть раздражённая мысль, но что-либо предпринимать было просто лень. И ты открыл глаза.
День 2.
Винсент проснулся за полминуты до того, как в его дверь постучали.
Сон с кратким запозданием отступил, попрощавшись тягучим зевком, и дал возможность выдавить из себя "Встаю!" в адрес неизвестной пока что особы.
"Странно," - подумалось ему при воспоминании о сне. - "Вряд ли я был в таком месте раньше. Не осталось, неверное, в мире таких мест. И что это за мелодия был? Или песня?... Интересный город. Такой уютный и опасный".
Он попытался вспомнить, чем именно приморский городок из сна показался ему опасным, и память неуверенно ответила: "хозяевами". Дальше всё тонуло во мгле и тумане, унося детали и воспоминания прочь с каждой секундой пробуждения. Новая реальность безапелляционно заявляла права не его внимание, вытесняя ту, из сна, как новые жильцы запах предыдущих хозяев дома.
Через минуту снова постучали.
За дверью его ждала женщина, давно оставившая в прошлом бальзаковский возраст. Первым, что привлекло внимание Винсента, был взгляд - тяжёлый, мудрый, прохладный.
"Странно, а голос мягкий" - мелькнуло у него в голове, когда их взгляды пересеклись.
На ней были поизношенные ботинки, лыжный комбинезон с подтяжками и вязаный свитер.
- Идём к свету, лицо покажешь, - сказала женщина и отошла к лампе. - Бери стул, присаживайся.
Она осмотрела места швов, мелкие шрамы и удовлетворённо кивнула.
- Нормально. Бывало, конечно, и хуже, но жить можно. Железяки шьют хорошо, аккуратно и почти всегда как надо. Вам-то мужикам и с таким портретом жить, главное, чтоб женилка на месте была, - она одобряюще похлопала его по плечу. - Всё в порядке. Идём мореходам поесть сготовим, заодно и поговорим.
Винсент согласился и спросил с чего начинать.
Почти час готовки прошёл незаметно в малоинформативных коротких разговорах. По большому счёту, Тамила Сергеевна, жена градоначальника, не рассказала ничего нового о городке и даже меньше, чем в своё время рассказал Анатолий Степанович. В основном она говорила: "Смотреть у нас толком не на что. Сам ещё насмотришься. Расскажи лучше, чего о себе помнишь". И Винсент нехотя рассказывал. Воспоминания о младшей группе были расплывчатыми, неприятными, но ещё более противными были о старшей группе. Короткими фразами с паузами, он привыкал говорить с непривычной моторикой лица - левая щека, где ещё неделю назад была дырка, зудела, ныла и норовила подсунуть часть зарубцевавшегося мяса под укус. Память рассказывала, как в младшей группе они играли в "зеркало" - близнецы становились друг напротив друга и копировали движения. Это выглядело так, словно рядом с ребёнком ставили голографический дубликатор со стареньким скан-аппаратом. Иногда картинка давала задержку на миг-другой, но неизменно возвращалась к синхронности. В более зрелом возрасте, Винсент был уверен, что в этой игре содержался некий неведомый ему психологический фокус, но какой и в чём он заключался, не рассказали ни Тройка, ни Куратор. Одним из самых ярких воспоминаний детства была экскурсия в город-шахту Сатинов-2, где некогда добывали соль. Огромные, но тесные своды произвели неизгладимое впечатление, как, впрочем, и общая убогость городка. "От потолка до земной поверхности ещё двести тридцать шесть метров," - рассказывала им воспитатель Вторая. - "И скажу вам по секрету, когда-то этот свод обрушится. Все жители знают об этом, но предпочитают не помнить, так что цените Наш город, в котором можно увидеть небо". Небо... в прежней жизни Винсент видел небо только сквозь стекло: один раз в толстом иллюминаторе экскурсионного автобуса, а в остальном - сквозь прозрачную защиту градосферы. А если верить словам Второй, то в некоторых городах не было и по сей день возможности увидеть небо - на них лежал слишком плотный слой "чёрной" пыли. В тех городах попросту становилось немного светлее днём. Иногда Винсент придавал сомнению такие байки, но не было никого, кто подтвердил или опроверг их. Всё детство и юность его окружили только пятнадцать братьев и сестёр, не считая Тройки и Куратора. А теперь - ни единого знакомого лица и слишком много неба. Никаких налезающих друг на друга многоэтажек, соединённых переходами, никакого кораллового рифа воспитательно-подготовительного корпуса.
- Тяжело тебе здесь? - спросила Тамила Андреевна, услышав это. - Не переживай, самое огромное потрясение в твоей жизни уже произошло. Это было всего один раз, но мир становился с ног на голову и, наверное, было очень больно, как никогда после этого. Это было, когда ты родился. По сравнению с этим все жизненные переживания так, щекотка. Просто никто не помнит, как это было.
Винсент взглянул на женщину с удивлением, а та продолжала.
- Так чего тебе теперь бояться? О чём жалеть? Ты спокойно мог умереть, но выжил. У тебя есть шанс начать жизнь сначала, без старых ошибок и непонятного опыта. Без злобы, комплексов и обид. Так чего ты хнычешь? Хочется назад в свой город? так вернёшься. Захочешь остаться здесь - оставайся, никто тебя пока что взашей не гонит. Или ты картошку чистить брезгуешь, а Веня? ... Да шучу я, шучу. Не будь таким мрачным. Как-нибудь всё образумится, вот увидишь. Тем более завтра, вроде бы Майнер к нам заходить должен.
- А это кто? Это тот корабль, с которым вы рыбой меняетесь?
- Почти, - Тамила Андреевна попробовала еду на соль, дала снять пробу Винсенту и, удовлетворённая результатом, уточнила. - На Майнере в основном люди к нам приходят, иногда привозят медкомплекты для железяк, и ещё всяко разное, но крайне редко. Но в основном люди. Торгуем мы с Марком Аврелием, а он зайдёт к нам примерно через месяц.
- А если с кораблями что-то случится?
- Не знаю. Не трогай лихо, пока спит тихо. Анатолий с Петром что-нибудь обязательно придумают, не пропадём, но лучше не думать об этом, так жить спокойней. Или ты хочешь брать на себя ответственность за то, что они к нам не дойдут?
Винсент удивлённо взглянул на неё: "А я в чём буду виноват?"
- Я не о том, что накаркаешь, так сказать, или беду накличешь, просто это не твоя забота. Просто не морочь себе голову, Петя с Андреем давно уже перестраховались с тройным запасом. Один раз правда беда была, когда осадки радиоактивные выпали, на два месяца закрылись в ремонтном цехе. На головах друг у друга толклись, в буквальном смысле слова, но, слава Богу, и такое было предусмотрено ещё перед основанием Берега.
- Берега? - недоумевающее спросил Винсент.
- Да, просто Берег, так основатели назвали этот уголок, - развела руками женщина. - По факту его фиордом назвать надо было, но им, наверное, видней было. Ну, так вот, я это к тому, что даже такой случай был предусмотрен. И на Самохине в трюме до сих пор лежит всё необходимое, чтобы ещё раз десять, как минимум тут можно было тут всё хоть от чумы, хоть радиации очистить. У нас здесь не лаптёжники живут и устрой не такой топорный, как может показаться.
Она ещё раз попробовала стряпню на плите, торжественно произнесла "готово!".
- Чего ты так хмуришься? Боишься, что скучно будет, затоскуешь?
Винсент неуверенно пожал плечами.
- Наверное. Я сам себя ещё не понимаю до конца. Много всего чужого вокруг, теряюсь. Наверное из-за этого.
Тамила Сергеевна иронически улыбнулась и глянула на часы.
- Всего-то делов? А я уж думала тут целая трагедия в семи актах. Одевайся давай, пойдём прогуляемся. Мореходы вернутся примерно через час, а мы за это время быстренько прошвырнёмся. Не тормози, собирайся.
Он попробовал возразить, что Пётр Андреевич велел ему оставаться на складе до его прибытия, но жена градоначальника лишь раздражённо отмахнулась.
- Зачахнешь ты здесь, пока он вернётся. Пройдёмся налегке, свежим воздухом подышим, заодно и разомнёшься.
Подымались они и вправду налегке, оделись потеплее, закрыли за собой все двери и направились вдоль пирса к горам.
То, что раньше в горах не доводилось бывать, Винсент понял сразу: подъём оказался более пологим, чем виделся издалека, но расстояния, напротив, в разы больше.
- С тропинки только не сходи, - бросала ему, не оглядываясь, Тамила Сергеевна, а он, запыхавшийся, не мог разглядеть даже намёка на эту самую тропинку и старался идти след в след.
Пару раз казалось, что подъём вот-вот окончится, но, видимая лишь спутнице, тропа делала очередной виток и снова удаляла заветную вершину гребня. Накинутый на лицо шарф, обмёрз и доставлял уйму неприятных ощущений в шрамах. Без шарфа было идти ещё хуже - порывистый ветер то и дело швырялся в лицо снегом, инеем. В определённый момент Винсенту очень сильно стало не хватать широких защитных очков. Таких удобных и привычных; в таких очках очень удобно прятать глаза... на работе... на работе... Аймазов попытался ухватиться за ускользающее воспоминание, руки сами потянулись к лицу поправить за дужки широкую оправу... и споткнулся об укрытый снегом булыжник. Он чертыхнулся, прибавил шагу и снова сократил дистанцию от жены градоначальника.
"Я всё время носил очки", - завертелось в голове. - "Со зрением всё в порядке, я попросту носил их. И не потому, что в очках были все вокруг... Чёрт! Но я точно носил раньше защитные очки! Нужно будет повнимательней присмотреться в зеркало".
На вершине было просто отвратительно. Винсент ожидал увидеть море или ещё что-нибудь плоское и приятное, ради чего стоило подыматься, но никак скалистые гребни, за которым не видно горизонта. Ветер с края обрыва то и дело швырял в лицо снег, кусал за все доступные участки кожи.
- Я прихожу сюда, когда мне нужно побыть одной. Но это бывает очень редко, - слова Тамилы долетали на грани разборчивости. - Я однажды по этому хребту целый круг накинула вдоль города, когда на душе плохо было.
Аймазов обернулся, чтобы оглядеть весь хребет и снова поразился масштабам - горы виделись ему гораздо крупнее, необъятнее, и в то же время завораживали. Ему с трудом верилось, что человек может пройти по всему этому хребту просто размышляя. А дальше, за первым поясом, виднелись острые очертания иных гор. Сердце невольно сжалось в комок от нахлынувшего, всеобъемлющего одиночества. Внутренности похолодели до просто-таки физической необходимости взвыть. А потом...
- Только сейчас я тебе не советую уходить дальше этого пятака. И в особенности предупреждаю не бывать вне города когда стемнеет, - жена градоначальника подошла на шаг ближе. - Сюда подняться легко, спуститься тоже, а дальше по хребту на полтора километра ходу одни обрывы на обе стороны. Отсюда хоть и кажется, что там не круто, но это обманчивое впечатление из-за деревьев. Так что приходи сюда, если в голове каша будет твориться, мне это всегда помогало, когда моложе была... А сейчас ты модой, и тебе впору кашеварить.
Она слепила снежку и швырнула в сторону горизонта.
- Если ребёнок приходит домой с улицы в чистой одежде, значит он болеет. Если в молодой голове не гуляют глупости, значит это старик. А если уж совсем глупости замучают, обращайся к мне или Пете. Но сначала, лучше сходи сюда. Хорошо?
- У! Да ты замёрз совсем, заяц! Если дорогу запомнил, идём назад.
Примерно на средине обратного пути Винсент заметил, пришвартованный у пирса, сейнер. Аймазов ясно ощутил, что случилось нечто непредвиденное. Тамила, бросила на него короткий взгляд через плечо и молча ускорила шаг. Ощущение возможной беды мобилизовало мысли и восприятие, казалось, даже снег под ногами заскрипел громче.
К тому моменту, когда они спустились к пирсу, движения от сейнера к ангару прекратились, команда, скорее всего собралась в бытовке. Винсент догнал жену градоначальника почти возле двери ангара, в ангар они вошли вместе.
В новом жилище Аймазова было крепко накурено и тихо, не смотря на то, что за столом сидели пятеро мужиков. Но ещё больше поразила реакция Петра Андреевича на их появление. Капитан кивнул Винсу и очень сухо бросил жене градоначальника:
- А тебя кто звал? Пшла нахер отсюда.
Тамила Сергеевна поджала губы, проглатывая то, что хотела ответить сразу и выжала нерешительное:
- Что с Лёвой?
- Жив, - чуть мягче ответил капитан. - В лазарете, у Вени смену принял. Передай Петьке, что в округе рояль гуляет, возможно не один. Пару дней, а то и неделю на приколе постоять придётся...
- Но... - хотела было вставить обескураженная женщина, но Пётр Андреевич только махнул на неё и сделал тон жёстче.
- Я знаю, что норму мы отдать не сможем, но против форс-мажора даже твой Петруха не попрёт. Не факт, что Мозер своё корыто в срок притащит из-за этих... Короче! Что передать ты поняла, так что свободна. Делать тебе здесь сейчас нечего. Или тебе придать ускорения на старте?
Дверь закрылась почти довольно тихо и Винсент заметил, как спала с лица капитана стальная маска холодной жестокости и проступила неимоверная усталость. Старый мореход закурил и с явным облегчением выпустил в потолок струйку дыма.
- Ну чего столбом стоишь, Веня? Раздевайся, приземляйся, знакомься.
Аймазов принял решение не болтать лишнего в такой напряжённой обстановке, что сочтут нужным - сами расскажут. Скинув куртку, он подошёл к столу.
- Здравствуйте, Винсент Аймазов... вроде бы, - смущённо сказал молодой человек.
Их звали Матвей, Тарас, Данила и Джон. Первая тройка рыбаков ничем не запомнилась Винсенту, а может просто поблекла в восприятии на фоне круглого выразительного лица Мамиджона Худайбердыева.
- Познакомились? Вот и ладушки. А теперь по домам господа, по домам. Лёву я чуть позже наведаю и дам вам знать как он. От вас сейчас ничего не зависит, так что лучше займитесь домашними делами.
Подчинённые в четыре голоса, каждый на свой лад, согласились, попрощались и ушли.
- Завари мне, чайку, Веня, пожалуйста, - попросил капитан. - Моя кружка - синяя, с якорем. И не спрашивай пожалуйста, насчёт Томы, это наши с ней счёты. Ты обо всём потом узнаешь сам. Или не узнаешь. Устал я, Веня, ох как устал.
Он достал из-за флягу, отхлебнул, прокашлялся, утёр слёзы и снова прокашлялся.
- Мы сегодня на рояля напоролись. Слава тебе, Господи, что живыми ушли. Чего ты на меня так смотришь? Или у вас там, под колпаками о таком говорить не принято?
- Не помню, может и не принято. Или я был не в курсе.
- Ясно... А ты представь себе нечто среднее между кашалотом и касаткой, только побольше. Камертоны херовы. Но самое страшное в них вовсе не размеры, а... не знаю как это точнее выразиться. Приезжал к нам один зоолог, складно так на пальцах объяснял, а я так не умею... В общем у всех теплокровных вся коронарная система имеет свою частоту колебаний и эта клёпаная калоша способна сама генерировать сигналы в этой частоте. У здорового, нормального человека в худшем случае только уши от такого заложит слегка, ну в голове зашумит чуток. Это при условии, что он не в воде находится, иначе контузия гарантирована. Так вот Лёва у нас резонанс словил по полной. Мы и ахнуть не успели, а он в рубке на полу лежит готовый, и рояль себе появляется на границе локатора. Ненавидит нас мать-природа, ох, как ненавидит... и поделом. Еле успели смыться, про сети можно забыть. В общем...
Капитан явно окончить выражением покрепче, но вместо этого ещё раз отхлебнул из фляги и спрятал за пазуху.
- Лиха беда начало, Веня, - горестно воздохнул он. - Лишь бы Лёва выкарабкался, а с остальным разберёмся. Я тут подумал и вспомнил, как меня один хороший человек учил, мол, когда тебе тяжело, будь добрее. Хреново вот мне сейчас, просто жуть, и так хочется из тебя козла отпущения сделать, да не по-людски это. Ты лучше в гости заходи, как в голове прояснится или вспомнишь чего. Я тебе сейчас адрес и карту начеркаю...
Пока Пётр Андреевич чертил карту и попутно объяснял что к чему, Винсент заварил чаю и присел напротив. Рассказывал как проще дойти до ратуши, где располагается рынок. И что названий у улиц нет, только номера - с юга на север идут нечётные улицы, с востока на запад - чётные. И прочее.
- В общем, такая вот ситуация, - Капитан вручил карту. - А по большому счёту, выходишь от пирса по прямой и идёшь до пересечения шестой и пятнадцатой. У меня дом номер два на шестнадцатой, от перекрёстка вверх, за ратушей.
Винсент постарался представить где это располагается, вспоминая вид городка с горного хребта, и угукнул.
- Можешь, конечно и сегодня зайти, если совсем худо будет. Но, честно тебе скажу, устал я. Рояль этот чёртов... - старый капитан поскрёб небритый подбородок. - Всё будет хорошо, Веня, всё будет хорошо. Заходи ко мне в любом случае. Быть может, я и сам к тебе забегу, если уснуть не получится. У меня на перемену погоды часто кости ломит, а сегодня, похоже, снег идти будет. Надо будет своей старухе глинтвейна сварить.
Он поднялся, натянул шапку и, бросив через плечо "бывай", ушёл.
Когда захлопнулась дверь ангара и всё стихло, Винсент ощутил пустоту вокруг. Было желание заполнить её хоть чем-то - пройтись ещё раз по тропе на заснеженный хребет или наведаться к потерпевшему в лазарет, но... В том-то и дело, что "но". В лазарете, рядом с вита-камерой делать было нечего, да и дорогу он не помнил толком. Прийти, да попялиться на тело за стеклянной ширмой? А толку? Да и кто знает что могут подумать о его прогулках по "Самохину". В тамошних потёмках что-нибудь сломать себе тоже не улыбалось. А лазать по незнакомым горам в преддверии сумерков, мучаясь агорафобией - и подавно занятие дурацкое.
Не желая вдаваться в какие-либо глубокомысленные действия, Винсент взял широченную лопату и вышел разгребать снег возле ангара. Просто и незатейливо.
По большому счёту, солидная часть пирса, дорога от самого пирса к жилой части и ангару посёлка была вычищена каким-то агрегатом. А вот вокруг самого ангара снега собралось по пояс и выше.
К тому времени, как Аймазов сделал первый перерыв успело стемнеть, зажглись прожектора и огни в окнах большинства домов. На ратуше прозвонил колокол и жутко захотелось курить. Борясь с искушением расслабиться он снова взялся за работу. И так повторялось раз за разом, пока не захотелось рухнуть в снег от изнеможения и там же уснуть. Переводя дыхание, он запрокинул голову, насколько позволял тёплый ворот и улыбнулся падающим с неба снежинкам - они падали всё плотнее и плотнее.