Блинников Павел : другие произведения.

Сказочка дедушки Абдуллы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вы когда-нибудь читали книги про чудовищ? Ну так вот в этой их полно. Одни скрываются под обличием людей, другие - самые что ни на есть настоящие. А что, если одно старое, мудрое чудовище расскажет молодому и неопытному чудовищу сказку про третье чудовище, настоящее? Сказку про антихриста и конец света. Сказку, которая сведет с ума. И которую никто никогда не забудет. Что будет? Давайте посмотрим... Вычищенная версия, подробнее в комменте.
   Сказочка дедушки Абдуллы
  
  
  
  
  
  
  - Мне так плохо, хочу, чтобы все умерли...'.
  
  Бэндэр
  
  
  
  
  - Ну, я устал, спокойной ночи. - Закрывает глаза.
  
  - Подожди, Бэндэр... Бэндэр!
  
  - Убить всех людей... убить всех людей... Должен убить всех людей...
  
  - Бэндэр, проснись!
  
  - Что такое?! Мне снился прекрасный сон. И ты там был.
  
  Через некоторое время снова закрывает глаза.
  
  - Да, детка...
  
  - Ох!
  
  - Детка, хочешь убить всех людей?
  
  Он же
  
  
  
  
  
  
  
   Пролог
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Утро у Давида началось отвратительно. Как иначе, если просыпаешься в шесть утра на самолете, потому что уши заложило? Выспаться? Отдохнуть? Куда там! А пробуждение? Вот вы представьте - проснуться от резкой боли в ушах! А только вспомнил, зачем, куда и, главное, к кому летит - настроение всплыло кверху брюхом. Давид летел к деду. А старый хрыч почему-то предпочитал обитать в России.
  
  Четырнадцатилетний пацан ростом где-то метр пятьдесят Давид угрожал стать высоким и сильным юношей через пару лет. Он и родители жили в Амстердаме. В школе Давид уже успел стать капитаном футбольной команды, а вот на учебном фронте успехи не впечатляли. Юный злодей зарекомендовал себя настоящей грозой всех ботаников и зубрил, причем не только своего возраста. Кроме футбола мальчик активно увлекался каратэ, боксом, уличными драками и откровенным хулиганством. В свои четырнадцать доставлял школе такое количество неприятностей, все с ужасом думали: 'А ведь он повзрослеет!'. Из других достижений стоит упомянуть: курение, трехкратное доведения себя, любимого, до упившегося овоща и пробу уже целых трех видов наркотиков. Амстердам оставляет свой осадок...
  
  Короче, проблем с ребенком хватало. Один только пожар, учиненный в школе, чего стоил? И парня давно ждало бы какое-нибудь увеселительное учреждение для трудных детей, если б не родители. А предки у Давида не простые - важные люди в крупной нефтегазовой корпорации 'Абдулла ink.'. Собственно, отец Давида - вице-президент, а мать - глава профсоюза. Миллионеры, если не миллиардеры - у подобных персон редко хватает времени посчитать свой кошелек. Поэтому Давиду большинство 'шалостей' сходило с рук. Едва не десятиметровый лимузин привозил папу или маму к директору школы, там появлялось новое оборудование, даже новый спортивный зал, проделки отпрыска списывались. С одной стороны, богатые родители - очень даже неплохо. У мальчика, надо думать, обеспеченное будущее. С другой стороны, постоянно работающие, почти всё время в командировках, они уделяли маловато времени воспитанию сына. Ни наказать, ни наставить на какой-нибудь 'путь истинный' родители не могли. И с каждым годом было сложнее. У мальчика уже появился набор из пирсинга и татуировок, за что его всего лишь оставили без ужина. Впрочем, тогда он всё же поел - друзья принесли пиццы. Давид три раза сбегал из дома, однажды на целую неделю. Родители пропадали на внеочередной командировке, сиделка получила штуку евро и забыла. Папа и мама снабжали мальчика деньгами, не слишком заботясь, куда тот тратит.
  
  Давиду нравилась жизнь в Амстердаме. Практически полная свобода, плюс хорошие карманные деньги, чего еще желать юному хулигану? И только раз в году идиллия прерывалась - когда предки уходили в отпуск. Обычно собирались всей семьей и ехали на какой-нибудь модный курорт. Там Давид прекращал привычный образ жизни, прикидывался маменькиным сынком. В те редкие случаи, когда подвыпивший папаша брался за воспитание, он как будто заливал в ладонь свинец и давидовой заднице приходилось на несколько дней распрощаться со стулом. Впрочем, сказано выше, такое случалось нечасто. Но в нынешнем году жизнь отклонилась от семейных норм. Родители прекрасно понимали, от года в год сын превращается в чудовище, потому решили не портить вожделенный отпуск того присутствием. В конце концов, отпуска у них всего неделя в году. Недолго думая, решили: сынишке вовсе не нужен отдых. Какой нафиг отпуск - у него жизнь и так одна дискотека! Ну и сплавили его деду, а сами укатили в Мексику. Хотя 'сплавили' - сказано слишком сильно. Дед у Давида такой, что сплавить ему кого-либо без согласия - ни в жизнь! Причин на то много, но вполне достаточно, что он президент той самой 'Абдулла ink.', где работали родители Давида. Именем деда ее, собственно, и назвали. Дедушка Абдулла - тот еще фрукт. Если внук только грозил стать чудовищем, дед уже давно чудовищем был. Но, не будем забегать вперед.
  
  Всеми правдами и неправдами Абдуллу уговорили, чтобы присмотрел за внуком. Папу Давида это немало удивило, а потом он, с самой злорадной улыбкой, на какую способен, заявил сыну: 'Вот тут тебе спуску не будет!'. Дескать, если дед не вправит мозги, этого не сделает никто. Давид, естественно, не поверил. Сам он последний раз видел деда в шесть лет, и единственное сохранившееся о нём воспоминание - дедушка Абдулла очень старый и некрасивый. Мальчик его не боялся, справедливо решив, что уж с ним-то совладает. На крайний случай подсыплет снотворное в травяной чай или украдет вставную челюсть. То, что дед обязан пить именно травяной чай и носить вставную челюсть, Давид считал само собой разумеющимся. Все люди старше двадцати в его глазах были стариками, старше тридцати мумиями, а старше сорока - ходячими мертвяками. Тех же, кто преступил пятидесятилетний рубеж, вообще можно не брать в расчет. А Абдулле уже за семьдесят. Короче, проблем с дедом не будет, и, происходи всё в Амстердаме или другой европейской стране, визит к деду был бы как хорошее приключение. Денег родители отвалили целую кучу, можно просто сбежать на недельку да неплохо покуролесить. Но так уж получилось, что дед жил в России.
  
  В мыслях Давида Россия представлялась самым ужасным местом на планете, в первую очередь, потому что очень скучная. Судя по тому, что показывал телевизор - а другой информации мальчик не доверял - Россия уже давно погрязла в бедности, и ее наличие в мире оправдывается лишь тем, что может еще потрясти ржавым атомным оружием, оставшимся от СССР. Да и бог с ним, если бы дед жил в Москве или каком другом большом городе - он просиживал где-то в провинции. А если что-то может быть хуже России - это только провинция России. У деда как раз сейчас тоже ведь отпуск. Родители Давида специально отдыхали одновременно с Абдуллой - так никто не мог сорвать их с места. Но, если мама и папа балдели на модных курортах, старикашка любил деревню. В общем и целом, Давиду надлежало провести целую неделю под присмотром старого маразматика в полной глуши. Самые скучные каникулы, которые могут быть! Неделя, пропавшая зря, - чуть не самая страшная кара на свете. Почти такая страшная, как две недели.
  
  Суть да дело, а самолет зашел на посадку, скоро Давиду предстояло встретиться с родственником. Золотой 'Ролекс' показал половину седьмого, старинный Боинг-драндулет приземлился в аэропорту Ростова-на-Дону. Пассажирам предложили прокатиться до здания на автобусе, никаких рукавов в помине нет. Первый шок - до этого мальчик таких страшных автобусов не видел. Кто их собирает, наверное, какое-нибудь африканское племя? Ну не могла страна, производящая ракеты, делать автобусы, недалеко ушедшие от телеги!
  
  Над аэропортом нависли тучи, что не поднимало настроения. А когда мальчику пришлось проходить таможню почти час, он проклял и Россию, и родителей, и, конечно, деда. Неужели старый пердун не мог поселиться в Москве? Давид бывал там однажды - с аэропортами в столице России полный порядок. Не как дома, но терпимо. А здесь, во-первых, таможенники смотрели на него, будто он приехал выведать какие-нибудь страшные тайны нового Президента России Владимира Путина. Во-вторых, только один зеленый коридор! Нет, их два, но работает один. И нет места для курения. А курить хотелось сильно - к сигаретам пристрастился уже пару лет.
  
  Ему удалось пройти таможню, он вышел на улицу и, к своему удивлению, не обнаружил деда. Он-то думал себе, старичок кинется с распростертыми объятиями, но его встречал хмырь с табличкой. На помятой картонке криво вывели 'Давид', причем по-русски, поначалу Давид не понял, что встречают его. Но потом припомнил несколько уроков русского, которые преподал отец, и абракадабра сложилась в имя.
  
  Табличку держал странный тип лет тридцати с невозмутимой, даже отсутствующей физией. Не искал мальчика среди толпы, не улыбался приветливо, не махал. Тут вообще-то головоломки нет, детей такого возраста больше в самолете не было, найти Давида просто, но мужик тупо стоял и пялился поверх пацана, который в пяти метрах напротив. Казалось, не прилети Давид на этом самолете, он просто сядет в машину и поедет по своим делам. Такое поведение сильно возмутило сына миллионера, он решил подойти к незнакомцу и высказать, что думает о 'радушной' встрече. Давид подошел и обратился на голландском, не сильно надеясь, что тот поймет:
  
  - Мог бы хотя бы на английском написать, придурок!
  
  - Ты Давид? - невозмутимо ответил мужик по-голландски.
  
  - Так ты знаешь голландский? Ну тогда ты точно придурок! Почему ты написал мое имя по-русски?
  
  - Ты не ответил на мой вопрос, мальчик, - бесцветным голосом сказал незнакомец. Давида это сбивало. В мужике что-то настораживает. Уж чересчур спокойный для работника, которого прислали встречать внука начальника нефтегазового гиганта.
  
  - Ну да, я Давид, - уже скромнее ответил мальчик.
  
  - Покажи документы.
  
  - Ты издеваешься?!
  
  - Парень, если ты не покажешь мне документы, я тебя ударю. И ударю сильно. Только то лицо, которое я встречаю, имеет право говорить со мной в этом тоне. И право не слишком сильное.
  
  Давид застыл с открытым ртом. Подобной наглости он никак не ждал и даже с таким никогда не сталкивался. Более того, ему стало страшновато. А что делать, если перепутал надпись, и этот чокнутый встречает не его, а кого-нибудь другого? Получить по морде с утра пораньше? Хмырь-то серьезный, сразу видно - скрутит Давида в два счета, никакие уроки каратэ не помогут. Надо бы осесть ненадолго, попридержать гнев. Он достал паспорт. Кисть со сбитыми костяшками взяла его, бесцветные глаза пробежались по странице. Мужчина перевел взгляд на мальчика, сравнивая. Точно так же недавно делали таможенники. Результат его, похоже, удовлетворил, он вернул документы и сказал:
  
  - Пошли.
  
  - Эй, подожди! Никуда я с тобой не пойду! А если ты террорист? Ты давай тоже покажи ксиву.
  
  - У меня нет документов, - едва покачал головой незнакомец. - Я послан твоим дедом, чтобы доставить тебя к нему.
  
  - Но как я могу быть уверен?
  
  - Ты можешь не ехать со мной, а добираться самостоятельно. Мне всё равно.
  
  - Мой дед тебя уволит!
  
  - Хозяин скорее уволит твоего отца, чем меня, - впервые мужчина показал эмоцию - усмехнулся. - Я иду к машине и еду к Абдулле. Ты можешь поехать со мной, а можешь остаться здесь.
  
  Сказав это, мужик пошел к выходу из терминала. Давид во второй раз открыл рот. Да уж! А дело-то совсем плохо, он даже не мог никому позвонить. Сотовый по каким-то непонятным причинам отказывался работать в этой стране. И тогда, решив, что двум смертям не бывать, он подхватил чемодан и поплелся за мужиком.
  
  - Эй! А ты не мог мне хотя бы помочь? - крикнул Давид ему в спину.
  
  - Нет, - более чем лаконично ответил псих. Давиду пришлось переть тяжеленный чемодан самому. Тележек для перевозки в аэропорту не предвиделось.
  
  Их поджидал большой черный лимузин, только там у Давида слегка отлегло от сердца. На машине красовался логотип 'Абдулла ink.'. Давид подумал, когда увидит деда, первым делом потребует уволить этакого сотрудника. Это надо, он сказал, дед скорее выгонит отца, чем его! Вице-президента и сына, вместо какого-то тупого громилы!
  
  Давид с трудом затолкал чемодан в багажник и уселся на заднее сидение. Мужик сел там же - шофером служил кто-то другой. Устроившись, Давид достал сигарету и прикурил.
  
  - Я не люблю табачный дым, - заявил мужчина.
  
  - И каким боком это меня касается? - сказал Давид, делая долгожданную затяжку.
  
  Сигарета потухла. Погасла сама собой! Мальчик достал зажигалку, чиркнул, но... Зажигалка, всего несколько секунд назад прекрасно работавшая, и не думала гореть! Он еще раз чиркнул, из металлического навершия вылетел кремень. Такого предательства от фирмы 'Крикет' он не ожидал! Но, делать нечего, запасная зажигалка в чемодане, а просить, чтобы машину остановили, бесполезно. Проводник не согласится, а еще хуже - высадит. Давид поступил так, как делают большинство четырнадцатилетних - сложил руки на груди и надулся.
  
  Машина резво выехала из города и понеслась по дороге, прорезающей бескрайние поля. Настроение у Давида стало еще сквернее. Незнакомец прикрыл глаза и не то заснул, не то медитировал, ясно, общаться не собирался. Да не очень-то и хотелось. Время тянулось медленно, за окном попадались какие-то уродливые машины и несколько страшных на вид деревенек. Черный лимузин смотрелся как-то нереально среди этого запустения. Но дорога не могла длиться вечно, и они, наконец, куда-то свернули. Давид так и не смог прочитать названия населенного пункта, в котором решил провести отпуск его чокнутый дед. Судя по проплывающим мимо домикам с шиферными крышами и грязным, врастающим в землю тротуарам, поселок не обещает развлечений. Деревня представляла из себя настолько унылое и убогое зрелище, что канализация Амстердама могла дать ей сто очков вперед. Боже мой, да есть ли здесь вообще канализация?! Неужели придется целую неделю срать в дырку в полу?
  
  Эти и еще тысячи неприятных мыслей не грели Давида, когда они подъехали к дому деда. Впрочем, когда парень увидел, где живет дед, большинство опасений развеялось. Оказалось, у Абдуллы если не огромный, то, по крайней мере, большой дом прямо на берегу Дона. Двухэтажный, сделанный из белого кирпича, он серьезно выделялся среди прочих виденных Давидом сегодня. А стоявшая рядом большая спутниковая тарелка намекала - хотя бы телевизор у старикана есть. Дом обносил высокий кирпичный забор с автоматическими воротами. Они распахнулись, лимузин въехал внутрь. Дворик чистенький и ухоженный. Трава аккуратно подстрижена, меж четырех деревьев натянуто два гамака. Пахнет недавно скошенной травой, свежестью и деревней. Этот аромат ни с чем не спутаешь, он не отравлен выхлопом мощных механических двигателей. Воздух свободен от волн сотовой связи, а ночная тишина соревнуется не с гудками авто и сигнализациями, но гармонирует пением птиц и кваканьем лягушек. Давиду запах не понравился, да и птицы верещат громковато. И вообще, тут противно, потому что дыра. Такое может понравиться только пердунам, которые под старую жопу решают приблизить себя к земле, путем обустраивания грядок. Нет тут прогресса! Нет хромированного металла, сотовой связи, чипов, компьютерных игр и синтетической нарокты! Будущего тут не бывало!
  
  Машина остановилась, Давиду предложили выметаться. Правда, на этот раз незнакомец соизволил выйти и помог с чемоданом. Он одной левой достал его и поставил на землю, как будто тот сделан из пенопласта, а не набит всякой нужной и не очень всячиной.
  
  - Хозяин ждет тебя в доме, - сказал он Давиду.
  
  - Может, все-таки поможешь мне донести чемодан? - с надеждой спросил Давид.
  
  - Нет, - как и раньше, лаконично ответил мужик. - До встречи, парень. В следующий раз мы увидимся, когда я повезу тебя обратно в аэропорт.
  
  - Жду не дождусь, - пробурчал Давид и потащил чемодан к дому.
  
  Мужик никак не отреагировал на остроту, а спокойно сел в машину и укатил, оставив Давида в одиночестве. Мальчик попёр тяжеленный чемодан, ругая себя, что взял так много шмоток. Когда собирался, ему и в голову не могло прийти, что придется таскать его самому!
  
  Рядом с крыльцом здоровенная будка, но Давид не обратил на нее внимания. Мысли всецело поглотил чертов чемодан. Поэтому, когда мальчик услышал позади громкое рычание, это стало большим сюрпризом. Он медленно повернул голову, и то, что предстало перед взором, заставило волосы встать дыбом. Огромный черный пёс, больше всего похожий на добермана, только раза в два крупнее, смотрел на него очень недобро. Это не просто большая собака, она как будто занималась в тренажерном зале - тело покрывают неестественно рельефные мышцы. А еще глаза. У собаки глаза буквально светились разумом. Она глядела на Давида, как на интересное насекомое, будто решая, стоит ли раздавить.
  
  Губы пса искривились, Давид увидел, желтые, неправдоподобно большие зубы. Вовсе не собачьи, нет, это зубы, как минимум, крокодила. Собака зарычала, мальчик со всех ног рванул в сторону дома. Чемодан он бросил, а пока бежал, молился, чтобы дверь не заперли. Он затылком чувствовал - пес догоняет. Позже Давид не мог вспомнить, как вбежал в дом. Всё запомнилось набором кадров: кирпичи, дверь, исписанная снежинками, его пальцы проворачивают ручку, темнота прихожей.
  
  Давид уперся в дверь спиной и почувствовал удар. Дыхание участилось, мысли пролетают быстро, как пустой товарняк. Что, если пёс проломит дверь? Или окно? Сердце бешено колотилось, выстукивая самбу, руки вспотели, а из легких пышет раскаленный пар. Снаружи послышались странные звуки. Сначала он не понял, кто их издает, но точно не пёс. Потом прислушался. Нет, это все-таки пёс. Он смеется! Хрипло так, будто даже с издевкой. Давид услышал тяжелые шаги на крыльце - собака ушла.
  
  Давид перевел дыхание. Он повернулся к двери, чтобы закрыть замок, но обнаружил, что его нет. Если тебя такая псина охраняет, на хрен нужны запоры? Давид рискнул и слегка приоткрыл дверь. В малюсенькой щелочке он увидел, как пес залазит в будку. Давид стер со лба холодный пот и обернулся, чтобы осмотреться.
  
  Надо сказать, дом деда отличался от обыкновенных не только охранником. Обстановка необычна, напоминает музей. Если снаружи здание - обычный двухэтажный домик, внутри - пещера с сокровищами. Повсюду золотые статуэтки, канделябры, шкатулки, дорогие картины, стены в позолоченных обоях. Прихожую будто отлили из золота. Куда ни глянь, оно везде.
  
  Давид прошел дальше и оказался гостиной - та занимает весь первый этаж. Тут тоже блистал золотой цвет и разлилась вульгарная арабская роскошь. Кроме того, нет мебели для сидения или лежания. В гостиной нет ни стульев, ни кресел, ни диванов, ни пуфиков. Вместо этого кучами навалены подушки. По самым скромным прикидкам, не меньше сотни и все сияют тем же золотом.
  
  Посредине, словно шест для стриптиза, потолок прорывает винтовая лестница. Сверху из круглого отверстия доносится приятная, спокойная музыка. Ясно. Значит, хозяин дома где-то там. Шок от стычки с псом благополучно сошел, мальчик решительно направился наверх высказать безумному старику всё, что думает об оказанной встрече.
  
  Поднявшись, он обнаружил, что второй этаж имеет более современную структуру. Здесь то, что в России называют - евроремонт. Стены зашиты в бездыханный пластик, двери из крашеной фанеры выполнены по стандартному образцу, превалирует уже не золотой цвет, а куда как демократичный коричневый. Небольшой коридор и четыре двери. На одной табличка с писающим мальчиком. Две другие закрыты, а вот третья - распахнута настежь. Именно оттуда льется успокаивающая музыка и исходит запах вишневого дыма. Там курили кальян.
  
  Давид, недолго думая, пошел к открытой двери, но перед порогом вся решительность внезапно спала. Как будто навалилось какое-то чувство страха и неведомой тревоги. Впрочем, чувство быстро испарилось, как кирпич, оставленный на стройке без присмотра. Секунду спустя, он вошел в комнату.
  
  Убранство совпадало с гостиной. То же золото и подушки на полу. Только тут есть массивный старинный стол и самый настоящий золотой трон! На столе - кальян, на троне - кто-то. Золотая спинка смотрит необычными иероглифами, скрывая пассажира. Кое-что, впрочем, Давид разглядел. Стопку одинаковых книг на столе в простых оранжевых обложках. Название он прочесть не смог. Буквы могли с одинаковым успехом оказаться и русскими, и китайскими - мальчик знал по-русски только как пишется его имя. Сидящий в кресле держит еще одну оранжевую книгу. Старая морщинистая кисть с длинными тонкими пальцами обхватила переплет, как ястреб кусок мяса. Другая сжимает трубку кальяна.
  
  - Привет, внучек, - прозвучал удивительно молодой и звучный голос. Давид даже посмотрел по сторонам, пытаясь определить, откуда он исходит. Но голос продолжил, дав соответствующие пояснения. - Это мой голос, Давид. Подойди же и обними своего старого деда.
  
  - Хорошо, - ответил Давид, не рвясь исполнять просьбу. Слишком много странностей за последние несколько часов, чтобы так с ходу облобызать деда.
  
  Давид осторожно вошел в комнату и, обойдя трон, посмотрел на деда. Да уж, когда видел его в последний раз, дед был старым, теперь Давид понял, что детская память сгладила углы. Дед не старый, а древний. Абдулла облачился в некое подобие халата или балахона. Одежда расшита золотом и усыпана сияющими камнями. Мама Давида хорошо разбиралась в драгоценностях, кое-что почерпнул у нее и сын, чтобы определить - бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры не подделка, а настоящие. Камни крупнее, чем материнские, и лучше обработаны. Наряд деда тянул на десяток миллионов. Но бог с ним, с халатом, не это взбудоражило воображение, а лицо старика. Гладко выбритое, изборожденное тысячью морщин, и это отнюдь не преувеличение, скорее наоборот. Будто кто-то взял бритву и поставил себе цель покрыть кожу на лице как можно большим количеством линий. Длинный крючковатый нос изгибался так, что чуть не доставал до тонких губ. А еще глаза. Совершенно белые с маленьким черным зрачком посередине они смотрели на Давида отрешенно и одновременно насмешливо. Смотрели не на, а сквозь. Дед как будто разглядывал не Давида, а стену за ним. Или даже не стену, а небо, которое она скрывала.
  
  Пожалуй, более жуткого старика Давид не видел в жизни. Вроде ткни пальцем и развалится, но, словно опровергая его мысли, старик резко поднялся и невероятно быстрым движением заключил Давида в объятья. А потом, взяв внука за плечи, и, не испытывая видимых усилий, поднял на уровень глаз.
  
  - А ты вырос, крошка Дэйв, - при таком, на первый взгляд, бурном проявлении эмоций, эмоций-то как раз и не было. Дед не улыбался и тем более не смотрел на внука ласково. Белые глаза буравят изучающее, и не самого Давида - лезут под бледную кожу мальчика.
  
  - Деда, ты бы это... поставил бы меня на пол, - сказал Давид. - А-то надорвешься еще. Я почти шестьдесят килограмм вешу.
  
  - Я думал, родственникам так положено, - звучным голосом сказал дед. Давиду показалось, от него по комнате распространяется небольшое эхо. Хотя по размерам помещения - не должно. - Ведь мы же родственники?
  
  Сказав это, дед на секунду закрыл глаза.
  
  - Ну да, определенно родственники. Ты же мой правнук, - прошептал Абдулла и поставил Давида на пол. Потом уселся на трон и вылупил белесые глазища на Давида.
  
  - Не дед, я не правнук, а внук, - сказал Давид, про себя решив, дед всё же сумасшедший.
  
  - Ты ошибаешься, мальчик, - покачал головой Абдулла. - Я, может, и стар, и даже слегка не в разуме, но еще помню, кого трахал и кто в результате этого рождался. И могу тебе ответственно заявить, что твой отец вовсе не плод сочетания моего семени и яйцеклетки моей покойной жены. А вот его отец как раз и был моим сыном. Правда, он недолго прожил и умер всего в двадцать три, но таки успел оставить ублюдка, который и является твоим родителем. А то, что тебе это неизвестно, говорит лишь о том, что мой внук не слишком болтлив.
  
  Да уж, после такого заявления Давиду только оставалось, что в очередной раз за утро открыть рот. Больше всего поразила манера, с которой дед выдал информацию. Небрежно и очень быстро, будто не старик с ним беседует, а молодой мужчина в самом рассвете интеллектуальных сил. И, как ни странно, Давид поверил. Не полностью, но почти. И решил первым делом после разговора позвонить отцу и выяснить. А дед не переставал удивлять.
  
  - А теперь иди и отдохни. Ты слишком много думаешь в моем присутствии, а я этого не люблю. К вечеру я освобожусь и уделю тебе немного времени. Пойди вниз и подбери свой чемодан, пёс больше тебя не тронет. Твоя спальня справа от этой комнаты. Ступай.
  
  Давид, наверное, первый раз в жизни не нашелся, чего ответить. Тот тон, каким дед это сказал, не давал даже возможности возразить. Давид, так ничего и не сказав, поплелся вниз. Спустившись на первый этаж, он приоткрыл входную дверь. Убедившись, что пса нигде не видно, осторожно вышел на улицу, схватил чемодан и быстро затащил в дом.
  
  Встав перед лестницей, Давид подумал, что сам не сможет занести чемодан наверх, а просить деда почему-то не решался. Хотя та прыть, с которой дед поднял внука - ему втащить чемодан раз плюнуть. Мальчик вздохнул, отстегнул молнию на крышке, и охапка вещей перекочевала в руки. Поднявшись, Давид заглянул в комнату деда - тот прятал книги в сейф за картиной. На ней Абдулла стоял на коленях посреди огромной ледяной пустыни и целовал руку красивой женщине.
  
  Дед никак не отреагировал на подглядывание. Положив книги в сейф, он уселся на трон и попыхивал кальяном. Давид пожал плечами и открыл дверь своей спальни. Довольно большая комната, явно не обремененная мебелью. Фактически, только большая кровать и встроенный в стену шкаф, пару валявшихся на полу подушек можно не брать в расчет. Давида начинало нервировать, что он пока не увидел в доме телевизора. Без драгоценного ящика неделя, проведенная с сумасшедшим старпером, обещала стать бесконечной. Он закинул в шкаф барахло и пошел вниз за следующей партией. Ему ужасно хотелось закурить, но неизвестно, как к этому отнесется дед. Дома он курил в своей комнате - взрослым путь туда Давид закрыл еще год назад, устроив недельную голодовку. В конце недели родители сдались и пообещали предоставить ему 'право на личную жизнь', как это позиционировалось мальчиком. Но тут такой фокус не прокатит. Старик вызывал у Давида страх, и это странно, потому что до сего момента такого почти не случалось. Он никогда никого не боялся, даже хулиганов старше себя. Всё время ввязывался в драки, и даже если после попадал в больницу, жестоко мстил обидчикам, подкарауливая поодиночке и нападая сзади.
  
  Но с дедом иначе. Давид не знал, почему, но тот сразу вызвал невольное уважение. Но пыхнуть всё одно хотелось, он открыл окно и прикурил сигарету запасной зажигалкой. Сначала хотел запереть дверь, но замка нет, как и на входе в дом. А ведь залезь сюда грабитель, смог бы озолотиться, просто украв у деда халат. От сигареты голова пошла кругом, Давид выкинул окурок в окно. Отправившись за третьей партией вещей, он отметил, дед закрыл комнату с троном. Давид хмыкнул и спустился по лестнице.
  
  Кое-как рассовав вещи в шкаф, он отправился в ванную. Там его подстерегала очередная диковинка - ванна, отлитая из золота. Показная роскошь начала надоедать, но горячая вода забрала все мысли, расслабив уставшее тело. Еще плескаясь в бархатной пене, его поклонило в сон, поэтому, выбравшись, он сразу пошел к кровати. Дрема буквально валила с ног, мальчик отключился, едва накрывшись простыней.
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  Что может присниться внуку в доме деда? Родители? Друзья? Может быть, дорога сюда или страшный пес? Нет. Мальчик попал не то в пустыню, не то в долину, покрытую сероватым снегом. Где-то вдалеке ходит мрачная фигура сутулого старика. Дед что-то ищет в полутьме, казалось, он внезапно ослеп. Подул ветер, подняв тучу снега. Она взметнулась ввысь, растянулась по низкому небу, потребовала внимания. Посреди новых туч пронеслись образы странных людей. Суровый мужчина с длинными волосами, дед, отрастивший бороду, пляски совокупляющихся людей... Пейзажи смешивались, накладывались, казались мальчику странно привычными. Как будто он это уже где-то видел. Или увидит?
  
  Образы менялись, сколько их? Миллиард? Три? Сколько там сейчас людей на планете? Все они пронеслись перед Давидом и вот последний - он сам. Четырнадцатилетний красивый мальчик, уже почти парень. Широкие плечи, непослушная челка, ухмылка на смазливом нахальном лице. Сотни женских сердец он похитит и разобьет. Разобьет он и сотни мужских лиц. Его никто никогда не сумеет приручить или посадить в клетку. Все клетки будут разрушены им, все враги уничтожены. В этом его суть, в этом его предназначение. Никто не будет ему авторитетом, никто не отдаст приказ, которому Давид подчинится! Никогда! Его слово: наперекор! Всему и всем! За это его будут любить женщины и бояться мужчины, а враги трепетать и прятаться по темным углам. Это только кажется, что человечество двигается в сторону гуманизма. По-прежнему будут сильные, у которых есть всё, потому что они отберут его у слабых. И Давид будет не просто сильным, он станет самым сильным! Вождем сильных! Их альфой и их же омегой.
  
  Этот нахальный Давид глядел на себя же с небес. И оба Давида друг другу нравились. Но появился дополнительный образ. Еще один Давид. Он грустно стоял в стороне и, казалось, готов расплакаться вот-вот. Почему-то вся крутизна этих 'близнецов' не трогала его, не внушала уважение или страха. Что-то он такое знал, этот третий Давид. И скрывал. И понятно, что никогда не скажет.
  
  Очередной порыв ветра разогнал образную тучу, перед Давидом появилась дверь с пляшущим человеком в черном цилиндре. Пару секунд он раздумывал, потом лукаво усмехнулся, копируя ухмылку первого 'небесного' Давида. Он подошел и повернул ручку. В косяке открылась пустота. Вдруг на него налетели сотни собственных чувств. Он почуял, как пахнет краска на двери, увидел мельчайшие трещинки на монолитной бронзовой ручке, до барабанных перепонок донесся рев из-за далеких гор... Давид сделал шаг вперед и растворился во тьме. Первый шаг дался легко второй тоже, третьего он не помнил...
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  
  Когда Давид проснулся, на поселок опустился вечер. Попытался вспомнить сон, ничего не вышло. Встал, оделся и пошел на кухню, чего-нибудь перекусить. Спустившись на первый этаж, понял, кухни в доме попросту нет. Он пошел на второй этаж, поискал там. Никаких результатов. Комната деда закрыта, наверное, в доме она одна запиралась на ключ. Давид заглянул в третью спальню, но обнаружил лишь еще одну кровать и стенной шкаф.
  
  - Он вообще не жрет? - пробормотал Давид.
  
  Дед тоже куда-то запропастился. Давид тщательно обыскал дом, несколько раз постучал в его комнату, но никого не нашел. Решил, стоит выйти во двор, и там, наконец, отыскал деда. Абдулла расслаблялся в гамаке, перед ним небольшой столик. На нём медленно исходит паром огромный казан с пловом. Тут же и пёс. Дед держит в руках кусок сырого мяса и, отрезая большие куски, бросает в бездонную пасть зверюге. Тот ловко ловит и, чавкая, доставляет до чрева. В саду поет птицы, дует теплый воздух, виноградная лоза извивается вдоль забора. Как раз сейчас идет цветение, сад пропах тончайшим ароматом виноградных соцветий. Короче, все старческие удовольствия - скукотень.
  
  - Ты хочешь есть? - спросил дед.
  
  - Конечно, - ответил Давид, на цыпочках подходя к деду. - А почему у тебя нет кухни?
  
  - Это одна из моих привычек, мальчик. Я уже лет сто ем на открытом воздухе и нахожу это весьма полезным для здоровья, - сказав это, он швырнул собаке очередной кусок.
  
  Давид подошел поближе и посмотрел на огромный казан. На слова деда о возрасте он не обратил внимания. Решил, это просто выражение такое.
  
  - А что это? - спросил он.
  
  - Плов.
  
  - А нет чего другого?
  
  - Нет.
  
  Давид недоверчиво посмотрел на рис, смешанный с сухофруктами и большими кусками баранины. Запах ему не сильно понравился.
  
  - Это ты сам приготовил?
  
  - Еду мне приносят из деревни.
  
  - А чем есть? - ни тарелок, ни даже вилок на столе нет.
  
  - Плов полагается есть руками, - сказал дед, зачерпывая костлявой ладонью пригоршню риса, и отправил в рот. Показались его желтые, вроде даже заостренные зубы.
  
  - Как-то это негигиенично, - поморщился Давид, повторяя операцию. Плов на вкус оказался отвратительным! Больше всего не понравились курага и чернослив. Они совершенно не сочетались с бараниной, напоминали какую-то китайскую кухню.
  
  - Я отдаю предпочтение Востоку в еде, - продолжил дед. - Завтра у нас будет люля и хаш.
  
  - А это что такое?
  
  - Увидишь.
  
  - А нормальной, человеческой пищей ты не питаешься?
  
  - На мой взгляд, только я во всём Замысле и питаюсь нормальной пищей...
  
  Давид всё же поел, хотя и немного. Дед молча кидал в колючую пасть пса куски мяса, а в свою пригоршни риса. Покормив собаку, он растянулся в гамаке. Бельма немного расширились, вылавливая свет бледной луны и звезд. Давиду опять захотелось курить, он уже собирался отойти за угол, когда старик сказал:
  
  - Ты можешь курить при мне.
  
  - А с чего ты взял, что я курю? - слегка покраснел Давид.
  
   Но дед уже сказал всё, что хотел, и продолжил смотреть на небо. В наступивших сумерках он выглядел, как только что выкопанный из могилы труп, если бы не глаза. Они, казалось, вообще не моргали, как будто светились в темноте. Давид решил, раз уж дед не против, можно и закурить. Достал сигарету и, прикурив, спросил:
  
  - А как же вред здоровью? Или тебя не волнует, что твой внук курит?
  
  - Когда я был молодым, курение не считалось вредным. Я сам курю с десяти лет и, как видишь, прожил достаточно. Впрочем, у моего здоровья есть и другие причины...
  
  - И какие же?
  
  Но и на этот вопрос Давид не получил ответа. Дед начинал страшно раздражать. Давид не привык к такому обращению. Напротив, естественное для него состояние - когда вокруг бегают слуги, суетятся взрослые, а каждое слово будущего миллионера ловят с трепетом. Но, как ни странно, сказать об этом деду он не решался. Тот по-прежнему вызывал легкое чувство страха и тревоги.
  
  - А что за порода у твоей собаки? - спустя пару минут спросил Давид.
  
  - Доберман. Я думал, что это очевидно, - снизошел до ответа дед.
  
  - Нет, ну он, конечно, похож на добермана, но слишком большой, и какой-то перекаченный что ли.... У вас здесь что, радиация?
  
  - У кого это, у 'нас'?
  
  - Ты же здесь живешь?
  
  - Я здесь отдыхаю от дел. Тут неподалеку одно интересное местечко, я его исследую.
  
  - А что за местечко?
  
  Но и этот вопрос улетел впустую.
  
  - Эй, я все же с тобой разговариваю! - взорвался Давид.
  
  - Я знаю, - спокойно сказал дед.
  
  - Ну так отвечай!
  
  - А чего это я должен тебе что-то отвечать?
  
  - Ну, не знаю, - пожал плечами Давид. - Так вроде принято среди НОРМАЛЬНЫХ, не сумасшедших людей.
  
  - Это ко мне не относится, - картинно отмахнулся Абдулла. - Я - не нормальный. А многие сказали бы, что я - безумен.
  
  Это слегка сбило с Давида спесь. Он на какое-то время замолчал. Прошло еще минут пять, и Давид решил попробовать завязать разговор снова.
  
  - А как зовут твою собаку? - спросил он, помня, что дед отвечал на вопросы о псе.
  
  - Хапакурбак-Адвар.
  
  - В смысле?
  
  - Я никак не возьму в толк: ты глухой или глупый? Я ведь ответил на твой вопрос - пса зовут Хапакурбак-Адвар.
  
  Псина, услышав имя, приподнялась - до этого лежала рядом с будкой. Но, увидев, что ее никто не зовет, улеглась снова.
  
  - Ни хрена себе имечко! А что такое длинное?
  
  - Откуда я знаю? Как будто я его так назвал? - пожал худыми плечами дед.
  
  - А кто?
  
  - Точно не скажу, но предполагаю, что Темный.
  
  Столь дурацкой беседы Давид не вёл с тех пор, как с другом накурился травы, и потом долго смеялся, как ходят прохожие. Но сейчас-то мозг вроде не одурманен. Или, может, в кальяне у деда что-то покрепче табака? Или что-то такое было в плове?
  
  - А чем ты здесь занимаешься? - спросил Давид еще через пару минут.
  
  - Парень, я начинаю сомневаться в здравости твоего рассудка, - сказал дед и поглядел на внука с некоторым, как показалось, одобрением. - Ты ведь прекрасно знаешь, что у меня сейчас отпуск. Между прочим, я тебе уже об этом говорил. А если ты и вправду сходишь с ума, постарайся хотя бы извлечь из этого пользу.
  
  - Еще вопрос, кто из нас сходит с ума!
  
  - Нет, ты не сумасшедший, - сказал дед так, словно это его огорчило, и вновь откинулся на гамак. - Ты все-таки глуп. Я ведь говорил тебе, что многие назвали бы меня безумцем. Или у тебя плохая память, что ты не помнишь? Если это так, могу тебя поздравить.
  
  - У меня прекрасная память! - вконец вышел из себя Давид.
  
  - Это прискорбно, мальчик. И постарайся впредь не повышать на меня голоса, иначе я скормлю тебя Хапакурбак-Адвару.
  
  Давид заткнулся. Почему-то сразу поверил, дед вовсе не выражается фигурально. Даже во рту пересохло. Абдулла спокойно лежит в гамаке и слегка раскачивается. Молодой голос совершенно не соответствует старому телу, это завораживало и пугало. Легкая старческая фигура едва имеет вес, зато голос, казалось, весит целую тонну.
  
  - Ты шутишь? - тихо спросил Давид, зная ответ.
  
  - Отнюдь, мальчик. То, что ты являешься моим родственником, не имеет для меня никакого значения. Почти никакого. В Мире не наберется и сотня людей, которые могут позволить себе мне дерзить. Но и они постараются этого не делать.
  
  - Может, теперь их будет сто один? - слегка оклемался Давид.
  
  - Может быть.
  
  И в первый раз Давид увидел на тонких губах легкую улыбку. Все черты лица разгладились, но продолжалось это недолго. Маска безразличия приподнялась и вернулась, веселье под ней надежно скрыто.
  
  - Я даже, в некотором роде, на это надеюсь, - сказал Абдулла.
  
  Теперь усмехнулся внук. У Давида это получилось куда естественней и легче, эмоции на мальчишечьем лице всегда хорошо себя чувствовали.
  
  - И как ты проводишь здесь время? - окончательно упокоился Давид.
  
  - Примерно так, как сейчас. Лежу и смотрю на звезды.
  
  - Но ведь днем звезд нет?
  
  - Звезды, мальчик, есть всегда. Просто не все люди могут их видеть.
  
  - А ты, значит, можешь?
  
  Разговор опять заходил в странное русло, Давид поморщился. С дерева в казан упал одинокий листок и прилип к жирной стенке.
  
  - Я вижу их всегда, - кивнул Абдулла. - Даже днем, даже под крышей или в могиле, даже с закрытыми глазами.
  
  - Ты что опять шутишь?
  
  - Нет, мальчик, я вообще редко шучу, а некоторыми вещами не шучу никогда.
  
  С каждым новым заявлением понятней и понятней - дед вовсе не шутил, когда говорил о собственном безумии.
  
  - И тебе не скучно? - спросил Давид.
  
  - Скука для меня и есть отдых. Боюсь, в остальное время я веду слишком активный образ жизни. Да и сама жизнь у меня более чем переполнена событиями, в ней редко бывают моменты, когда можно просто понаблюдать за звездами.
  
  Давид помолчал. Эти разговоры представлялись ему бредом сивой кобылы.
  
  - А что ты тогда говорил про мою память? - спросил он через несколько минут.
  
  - Я говорил, что если у тебя хорошая память - это очень плохо.
  
  - А почему? Я наоборот всегда думал, что это хорошо. В школе так говорят.
  
  - Единственное, что ты делаешь правильно, это не слушаешь, что говорят в школе. И всё равно умудрился подцепить там глупости.
  
  - В смысле? И почему ты считаешь, что я не слушаю, что говорят в школе? Батя наябедничал, да?
  
  - Уж в чём я точно не нуждаюсь, так это во мнении твоего отца, - Абдулла сморщился и это у него получилось куда естественней недавней улыбки. - Для меня он стал одним из самых больших разочарований. Совершенно обычный человек. А вот мой сын, хоть и умер рано, был своеобразным юношей. Ты даже на него похож.
  
  - А почему, если ты мой прадед, отец всегда называл тебя папой?
  
  - Потому что я растил его с рождения. Мой сын умер незадолго до того, как родился внук.
  
  - Ладно, и бог с ним. Ты лучше расскажи про память и школу? - махнул рукой Давид. Но для себя поставил галочку - надо бы всё же позвонить отцу и узнать наверняка.
  
  - Про то, что вы именуете школой, и говорить, в общем-то, нечего. Это унылое учреждение, которое старается переделать детей под нужды общества. Сделать их такими, как и само общество. Если бы школа учила только писать и читать, а потом отправляла в свободный полет - как в мое время - это было бы куда честнее. А так, она пичкает вас большим количеством совершенно ненужных, а, следовательно, вредных знаний, которыми пользуется, дай Темный, один из десяти.
  
  - А почему знания вредны? - Давид как завороженный слушал деда. Тот в точности сформулировал то же самое, что думал о школе он сам. Но у мальчика никогда не хватало слов, чтобы выразить это ясно и четко.
  
  - Потому что, отягощая мозг неиспользуемой информацией, мы укорачиваем себе жизнь. В мое время была очень хорошая притча, суть которой сводилась к тому, что человек рождается в Мире, чтобы что-то узнать. Он, рождаясь, как бы задавал Вселенной вопрос. У каждого свой вопрос, а у кого-нибудь вопросов может быть очень много. И, когда человек получает ответы на свои вопросы, он умирает, потому что жить ему больше незачем. Однако, если забывать ответы, можно искать их вечно. Прямой путь к бессмертию. Конечно, сказка, она и есть сказка, но меня всегда завораживала та простая мудрость, которая иногда проявляется, в самых, казалось бы, простых историях.
  
  - То есть, если я буду всё забывать, стану жить вечно?
  
  - Вполне может быть. Но смысл не в том, чтобы что-то там забывать, смысл в том, чтобы не помнить. А это совсем другое.
  
  - Я не понимаю.
  
  - Ну и не надо. Сказки не всегда несут в себе явную мудрость. А теперь, если ты насытился, оставь меня. Я хочу насладиться моими звездами.
  
  Давид послушно встал и пошел в дом. Дед его серьезно озадачил. Да и вообще денёк получился беспокойный. Единственное, о чём он жалел, что не спросил деда, где телевизор. Но возвращаться не хотелось. Давид пока не понял, как лучше вести себя с дедом, и слегка побаивался. К счастью он прихватил сюда ноутбук, а на нём несколько новых игрушек и пара любимых фильмов. Таким образом он и провел остаток вечера, а когда в два ночи посмотрел за окно, обнаружил, дед всё еще в гамаке. Можно подумать, он уснул, но белые глаза отчетливо виднелись на старческом лице. Давид выкурил последнюю сигарету и лег спать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Можно ли вообразить зрелище более унылое? Пустыня, на этот раз обыкновенная, но песок не желтый, а серый. Где-то вдалеке виднеется черный трон покатой формы, на нём кто-то сидит. Страшная фигура в латах - воин забытой древности. Позади по плато идет он сам, только взрослый. Давид нацепил на лицо сумасшедшую ухмылку и шагает по просторам, не обращая внимания ни на трон, ни на воина, ни на маленького Давида. Это так обидно, когда взрослые забывают о тебе. Тем более ты сам...
  
  Пейзаж не меняет. Воин сидит на троне, Давид шагает на месте. Ни первый, ни второй не может уйти, их выбор давно сделан, а мужество, чтобы изменить его, кончилось. Маленький Давид не стал смотреть на грустную картину. У него есть выбор! И лучше уж он не увидит вообще никаких снов, чем станет смотреть на такие...
  
  Он повел рукой и разорвал пейзаж. Где-то вдалеке послышался безумный хохот Абдуллы. Молодой голос звенел в ушах и забирал что-то важное. Может быть, даже самое важное...
  
  Смех прервался так внезапно, что песок в пустыне аж подскочил, быстро оседая серой пылью. И посреди песчаной вечности прозвучал молодой и полный здоровья голос:
  
  - Ты забудешь всё, мой маленький Давид! Забудешь этот сон! Забудешь родителей! Друзей! Подруг! Но кое-что ты будешь помнить всегда! Я подарю тебе это!
  
  Абдулла снова расхохотался безумно-молодым смехом. На пару секунд песчаный пейзаж раздвоился, замерцала другая картина. Древний город, похожий на Аграбу из мультфильма про Алладина, наложился на серую пустыню. Давид не смог оценить красоты его узких улочек, где бешеный смех деда набирал и набирал силы. В хохоте Абдуллы очень трудно было не растворяться. У Давида не было шансов...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Следующие четыре дня стали самыми скучными в жизни Давида. Уже утром он сделал вылазку в деревню, но не нашел там ни кинотеатра, ни игровых автоматов, короче - ничего. Единственным увеселительным заведением в деревне оказался странный магазин. Открывался он рано, закрывался поздно и предлагал огромный ассортимент дешевых, совершенно ненужных товаров: от китайских колготок, до моющих средств. Да и купить там хотя бы это очень трудно. Давид не знал русского, а продавщица ни голландского, ни английского. Правда, ему всё же удалось объясниться - по большей части, с помощью жестов. Давид купил почти весь шоколад и чипсы, но заплатил по весьма невыгодному курсу. Рублей у него нет, а евро у находчивой продавщицы стоили в два раза дешевле официального курса. Но хотя бы не надо теперь есть бурду деда. Абдула ел только блюда из баранины и какие-то медовые булки, которые невозможно взять в рот.
  
  Страх перед дедом отступил. Да и как можно бояться человека, почти с тобой не разговаривающего? Дед весь день лежал в гамаке, иногда уходил в свою комнату, чтобы полистать девять оранжевых книг и всё. На вопросы, что за книги, отвечать отказывался. А больше-то и общих тем для разговоров не было. Дни тянулись невероятно долго и скучно. Давид подумывал, можно сходить на рыбалку, но не очень-то себе представлял, как это делается. В итоге он купил бамбуковую удочку и леску с крючками, но так ничего и не поймал. Тогда попробовал познакомиться с кем-нибудь из местных девчонок. И, несмотря на языковой барьер, ему это удалось. Девочку звали Варя, его ровесница, но родители не пускали ее гулять после шести вечера. Она говорила на английском, правда, не очень хорошо, но и сам Давид тоже изъяснялся на нём плохо, так что интеллектуального общения не получалось. А Давид от нее этого и не ждал. Юный 'Казанова' хотел просто ее соблазнить и похвастаться перед друзьями в Амстердаме, что за неделю успел засадить русской девчонке. Хотя мечты разбивались о реальность, ибо, как уже говорилось выше, девочку не пускали из дома после шести, да еще и с каким-то незнакомым иностранцем. Но похвастаться перед друзьями Давид, конечно, всё равно похвастается.
  
  Деда в деревне все боялись, но почему никто толком сказать не мог. Об этом он тоже узнал от Вари. Давид смог дозвониться и поговорить с отцом, тот подтвердил, что Абдула по-настоящему приходится ему прадедом. Подробности обещал рассказать при встрече.
  
  Самыми скучными стали вечера. Первые три дня он заполнял их игрой в компьютер, но это быстро надоело. И вот, на четвертый день, Давид решил выманить Варю из дома после шести. Они договорились, та будет ждать в своей комнате, и в десять вылезет в окно. Но к родителям Вари приехали гости и пьянствовали почти до одиннадцати. Давид наблюдал за ними в окно, потягивая пиво. Каково же было его разочарование, когда ближе к полуночи в варину комнату внесли раскладушку, и там разлеглась какая-то толстая тетка. Наверное, помещений для гостей не хватило, и их расселили куда попало.
  
  Давид, в сердцах разбив пустую бутылку об фонарный столб, поплелся домой. Спать не хотелось - Давид ложился не раньше трех, а вожделенное свидание провалено. Войдя во двор, он увидел деда, привычно рассматривающего звезды и почти полную Луну. Как Абдулла сказал, полнолуние завтра. Впрочем, Давида это интересовало, примерно как методы спаривания моллюсков. А, может, еще меньше.
  
  - Свидание не удалось? - осведомился дед. В голосе как всегда ноль эмоций, а глаза и не подумали оторваться от ночного неба.
  
  - А тебе какое дело? - пробурчал Давид, но подошел к деду и лег в соседний гамак. - Ничего, вот вернусь домой, там и оторвусь. У меня там есть пара девчонок, которые всегда не прочь. Ну, ты понимаешь, о чём я?
  
  - Прости, нет. Если о той проститутке, с которой потерял девственность, так она тебя вовсе не ждет. Она ждет нейрохирурга, который вырежет ей раковую опухоль. Но ей это не поможет... А других женщин у тебя не было.
  
  - Откуда ты узнал?! - воскликнул Давид, подскакивая с гамака и густо краснея.
  
  - Я много чего знаю. А чего ты так завелся?
  
  - Вы с отцом шпионите за мной?!
  
  - Больно надо, мальчик. Поверь, ни твоему отцу, ни тем более мне, совершенно не интересно, куда ты засовываешь свой...
  
  - Но тогда откуда ты знаешь? - Давид стоял красный, как вареный рак. Кулаки сжимались-разжимались, хотелось врезать по безразличной морщинистой морде деда, но сделать это одновременно и страшно.
  
  Абдулла лишь усмехнулся едва-едва и поудобней устроил сухое тело в гамаке - это была третья улыбка, что видел внук за всю жизнь.
  
  Давид надулся и снова плюхнулся в гамак. У деда совершенно отсутствовали комплексы. Мальчик не мог себе представить, что отец стал бы разговаривать с ним на такие темы. Да и не мог представить, что отец разрешит курить или ходить на свиданки по ночам. Абдулла же на вопрос, можно ли погулять после восьми, лишь безразлично пожал плечами. Дед бы нисколько не расстроился, если б внук вообще укатил обратно в Амстердам прямо сейчас. В этом плане демократичней родственника Давиду не найти, но и слегка непривычно, когда вся ответственность за себя лежит на себе же. Впервые Давид оказался хозяином своей жизни, это было одновременно и приятно, и давило. С другой стороны, оно открывало и кучу возможностей. Например поговорить с взрослым об откровенном.
  
  - Слушай, дед, а это ничего что я это... ну, в общем, в первый раз и с шлюхой? Это ведь в будущем никак не повлияет на... ну ты понимаешь...
  
  - Будущее твое туманно, мальчик, но разврата там определенно будет много, - Абдулла отвлекся от неба и внимательно рассмотрел внука. Под взглядом белых буркал Давид аж съежился. Будто его только что старый педофил всего ощупал.
  
  - Вон ты какой смазливый получился, девки вокруг тебя течь будут, - продолжил дед. - Что до шлюхи - а какая разница? Я потерял девственность, когда мне было двенадцать с одной из моих рабынь. Но позже я был женат трижды и имел несчетное количество любовниц. Не переживай, всё у тебя будет нормально.
  
  - С рабыней? - округлил глаза Давид. - А когда это было?
  
  - Давно. Очень давно, мальчик. Так давно, что я уже не скажу точно.... Ах, да, тебе ведь интересны подробности... Она тоже была девой, была черной. Я помню, ее кожа очень красиво лоснилась - мой отец хорошо кормил рабов, а женщинам приказывал натирать кожу маслами с благовониями. Был вечер, у нее, в общем-то, и выбора не было, однако, она была кроткой. Мне было интересно, я раздел ее, ощупал, разделся сам. Потом с трудом прорвал ей плеву. Дальше, кажется, пошло обычно, разве что, циновка была в ее крови и закончил я быстро, но у молодых так бывает, тебе ли не знать...
  
  Давид ловил каждое слово, но снова покраснел. Да, таких разговоров с родственниками он никогда не вёл. Что там с родственниками, не все его друзья шли на такую откровенность. Абдулла же не знал стеснения. Он морщил лоб, выискивая в памяти подробности, но ему быстро надоело.
  
  - А теперь оставь меня, мальчик, - сказал Абдулла, возвращая взор звездам. - Ты сейчас начнешь много думать, а меня это раздражает. Поговори со своей рукой, это тебя охладит.
  
  - Я этим не занимаюсь, - в третий раз покраснел Давид.
  
  - Тем хуже для тебя, - сказал Абдулла и сделал жест, приказывающий внуку удалиться.
  
  Давид пошел к себе. Да уж, подумать действительно есть над чем.
  
  На следующий день, Давид опять встретился с Варей и узнал, что родственники собирались гостить у нее целую неделю. Жаль, но о прогулке к сеновалу под покровом ночи можно забыть. А попытаться соблазнить ее днем у Давида не хватало пороху. Как-то оно ему представлялось только ночью. Он, она, Луна, неловкое касание, потом поцелуй и... Днем пошло и... страшно.
  
  И вот, на пятый день пребывания в России, он сидел во дворе и, потягивая пиво, ждал, когда дед спустится. Рядом примостился столик с противным жирным пловом, где-то за рекой выла собака. Давид поглядывал на Луну и начинал понимать, почему Абдулла так долго ее рассматривает. Сегодня она зависла во всей красе, как огромный гонг или золотая монета. Иногда мальчику казалось, он видит в кратерах смутные образы. Будто кто-то маленький разламывает Луну на кусочки и кидает их в космос. Абдулла вышел из-за угла, бросил безучастный взгляд на пьющего мальчика с сигаретой в руке. Следом два белых глаза исследовали нетронутый плов. Внук пьет, курит и голоден - старику совершенно на это пофиг.
  
  - Да, дед, у тебя здесь можно подохнуть со скуки, - сказал Давид, делая глоток из бутылки. - Слава богу, я скоро свалю отсюда.
  
  - А тебе здесь скучно? - удивился дед. Сделал это настолько искренне, что Давид чуть не подавился пивом.
  
  - Ты издеваешься? - возмутился мальчик. - Да тут вообще делать не хер! Пиво дрянь, травы нет, бабы не дают.
  
  - Примитивно глядишь на жизнь, мальчик, - покачал головой Абдулла. - Она не состоит из желудка, дурмана и опустошенных яиц. Мне тебя даже жалко.
  
  - Да ты себя лучше пожалей! - возмутился Давид. - Тебе-то, старому, может, и в радость валяться в гамаке и смотреть на звезды, а мне нет! Я же молодой! Мне действия нужны, понимаешь? Дей-стви-я! Действия - это набитый желудок... нормальной только едой, а не этим. Еще это... как ты там сказал... Еще это дурман! И совершенно пустые яйца! Пустые, как у Рокко Сиффреди после съемок! Действия!
  
  - Так действуй. Разве тебя кто-то ограничивает?
  
  - А что делать в такой глуши? Какие тут действия?
  
  - Если тебе так скучно... - задумался Абдула. - Может, я как-нибудь смогу тебя развлечь. Ведь у людей так, кажется, принято?
  
  - Что принято? У каких людей?
  
  - У простых людей. Чтобы дед развлекал внука.
  
  - Это я-то простой? - чуть не подскочил Давид. - Нет, ну, по сравнению с тобой, я простой. Вернее, нормальный. А так я очень даже не простой!
  
  - И что же в тебе сложного? - глаза Абдуллы округлились, морщины вокруг них разгладились.
  
  На этот вопрос Давид не смог сразу ничего ответить. Дед поставил его как-то глупо. Но уступать в споре не хотелось, он уцепился за другое.
  
  - И как, интересно знать, ты можешь меня развлечь? Может, сказку расскажешь? - усмехнулся Давид.
  
  - Точно! - воскликнул дед. По спине мальчика пробежала струйка пота. Впервые он услышал в голосе деда такие бурные эмоции. Это так противоречило предыдущему поведению старика, что, почему-то, испугало. - Ведь мой первый наставник тоже мне рассказывал сказки! Я, конечно, тебе не наставник, но, помниться, мне тогда это очень нравилось.
  
  - Мне скоро пятнадцать стукнет, я уже из сказок лет десять как вырос! - сказал Давид нахально. Но голос предательски задрожал, а шестое чувство разбередило чакры на спине. Мальчик чувствовал недоброе. Уж очень довольным выглядел Абдулла. Как рыбак, загарпунивший особенно крупного тунца.
  
  - Так то смотря какую сказку, - сказал Абдула. Его глаза, казалось, разгорелись, а внук пожалел, что увидел возбужденного Абдуллу. Мертвецки спокойный дед нравился ему больше. Глаза старика засияли, там блестело самое натуральное безумие. Он так резко подскочил с гамака, сам Давид не сумел бы резвее. - Или думаешь, я расскажу про Белоснежку и семь гномов?
  
  - Даже если про Бэмби, я слушать не буду.
  
  - Какой может быть смысл рассказывать парню твоего возраста и характера подобную чушь?
  
  - Так а я про что?
  
  Абдулла закинул в рот порцию плова, запил вином из высокого хрустального бокала и слегка задумался. Но Давида это не провело. Слишком хитро выглядел дед. Словно готовился к этому моменту давным-давно.
  
   - Я расскажу тебе сказку про антихриста, - наконец родил дед.
  
  - Хочешь мне рассказать сказку про дьявола? - заинтересовался Давид. Что-то дед задумал, но страх ушел. На смену ему пришел интерес.
  
  - И о нём тоже. Дьявол будет там участвовать эпизодически.
  
  - Ну ладно, давай рассказывай. Если не собираешься пересказывать мне 'Омена'?
  
  - Разумеется, нет. Этот фильм не имеет с действительностью почти ничего общего. И вообще, сказки рассказываются не про то, что происходит сейчас и здесь. Если ты помнишь, они обычно начинаются: где-то в волшебной стране много лет назад...
  
  - Это типа в некотором королевстве? Так твоя сказка из прошлого?
  
  - Нет. И это не то чтобы сказка. Всё, что я собираюсь рассказать, произошло и не в прошлом, и не в будущем, и не в настоящем. Но оно произошло. Эта сказка начинается в другой эпохе.
  
  - А это как?
  
  - Мир переживал за свою историю множество эпох. Какие-то были раньше, какие-то будут позже, но у каждой есть свой конец. Как будет он и у нашей.
  
  - Так когда начинаются действия: в прошлом или в будущем?
  
  - Да не знаю я. И не важно это. Главное, оно было или будет, или даже каким-то образом есть. Короче сказка эта повествует о конце эпохи.
  
  - Умеешь ты, дед, дыма нагнать. Ну ладно, насыпай.
  
  - Хорошо. Только предупреждаю, это не совсем обычное повествование. Слишком много лиц замешано в истории, слишком много событий случается в конце каждой эпохи. Так что рассказ будет несколько рваным и постоянно перескакивать в разные места...
  
  - Да ты начнешь когда-нибудь?!
  
  - Ты прав, что-то я затянул с вступлением. Вот только с чего начать? А, наверное, с судебного процесса. Да! Итак, в славном городе Сан-Франциско, проходил удивительный судебный процесс...
  
  
  Молодой голос придавил Давида к гамаку. Накатила слабость тела, но ум мальчика обратился вниманию. Голос говорил и говорил, говорил и говорил, вливая в уши мед и горчицу. То была страшная сказка, рассказанная Абдуллой Кровавым своему правнуку Давиду, одной бесконечно долгой и жаркой ночью.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Сказочка дедушки Абдуллы
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В славном городе Сан-Франциско проходил удивительный судебный процесс. На скамье подсудимых один из самых отвратительных преступников на планете. Сумасшедший, убивший двадцать пять человек. Детей. Не так давно он пришел в начальную школу и, войдя в подготовительный класс, убил всех, включая учительницу. Орудием убийства стал пожарный топор. Зачем он это сделал, никто не знал, преступник отказался давать показания до суда. Но ясно одно - это сделал он, вполне здравомыслящий человек. Все психологические тесты показали - он психически здоров. Более того, чертовски умен. Только один тест на интеллект выдал двести баллов. Но ум ни коим образом не оправдывает зверское убийство.
  
  В газетах дело окрестили: самым страшным преступлением двадцать первого века. Преступник не просто убил детей, он буквально раскромсал их на маленькие кусочки. Еще следователи нашли на телах убитых следы мочи и спермы. Короче, хоть вердикт врачей гласил: он не псих, действия подсудимого явно на это указывали. Полиция застала его на месте преступления с топором в руках, раскладывающего из детских пальчиков слово 'Эван'.
  
  Процесс проходил в главном зале правосудия Сан-Франциско и освещался телевидением. Тоже прецедент - обычно слушанья проходили без прессы. Но в связи с жестокостью преступления и его необычности процесс решили провести в открытую. И не просто в открытую, а в прямом эфире.
  
  На скамье подсудимых высокий черноволосый мужчина неопределенного возраста. Документов у него не нашли, ни в одной картотеке он не значился, назвался мистером Блэком, все анализы лаборатории не могли сказать, сколько ему лет. Вернее говорили, но откровенную бессмыслицу. Одни показывали, что он старше динозавров, другие, что вообще не родился. На вид мужчине можно дать где-то лет тридцать или сорок, или, может, даже двадцать. В общем, с возрастом непонятки. Внешность тоже примечательна. Высокий лоб, тонкие усики и аккуратно зачесанные волосы. Похож на киношного злодея пятидесятых. В уголках губ постоянно усмешка, даже спал он с ней, а в темных глазах легкое безумие. Словно знает какой-то секрет, может быть, страшный секрет. Завершает антураж мистера Блэка кисти. Тонкие с длинными пальцами и вытянутыми ногтями, выкрашенными черным лаком. И пах еще он противно. Как будто сероводородом.
  
  Заседание суда начиналось. В зале собрались родные и близкие погибших детей. В основном папы и мамы, но пришли дедушки с бабушками, дяди и тети, даже просто знакомые или друзья. Общество потрясло случившееся, процесс вызывал нешуточный резонанс. И вот, наконец, в зал вошел судья. Толстый чернокожий мужчина хмурого вида, сразу понятно, какой он вынесет приговор - электрический стул. Впрочем, приговор и так ясен- подсудимый во всём сознался.
  
  - Всем встать! - сказал пристав. - Заседание начинается, проводит его досточтимый судья Джон Бэйли!
  
  Все встали. Подсудимый сидел, закованный в наручники, и смотрел на судью с легким презрением. Его усмешка слегка растянулась, показывая чересчур белые зубы.
  
  - Садитесь, - сказал судья. - Слушается дело об убийстве двадцати пяти человек. И я хочу сразу заявить, в моей практике я первый раз я вижу такое зверство. Большинство погибших дети, поэтому я хочу провести процесс быстро. Правосудие США не хочет доставлять дополнительных страданий родителям.
  
  - Убейте его! - разорвал официальность женский крик из зала. Словно что-то порвалось у нее в горле.
  
  - Тишина! - крикнул судья и ударил молотком о стол. - Я уверяю, подсудимый получит по заслугам. Но закон есть закон, всё должно проходить по правилам. Итак, подсудимый вы признаете свою вину?
  
  Блэк встал и сказал звонким басом:
  
  - Я не понял вопроса ваша честь, - усмешка на лице по-прежнему обдает всех присутствующих презрением.
  
  - Вы признаете, что убили двадцать пять человек, из них двадцать четыре ребенка и одна воспитательница, шестнадцатого июля сего года?
  
  - Да, признаю.
  
  В зале зашептались. Послышались выкрики, требовавшие убить подсудимого самыми разными способами. Кто-то хотел, чтобы повесили, кто-то, чтобы четвертовали, выдвигались и более экзотические требования. Вообще фантазия у собравшихся оказалась богатая. Но судья прекратил шум, пригрозив, что выгонит всех из зала. Толпа умолкла, но на задних рядах слышался приглушенный шум. Так гремит гром где-то вдалеке, предвещая неприятности.
  
  Судья вытер выступившую испарину. В голову пришел очень явственный образ. Он оправдывает подсудимого, его рвут на маленькие кусочки. Он взглянул на Блэка, тот смотрит на упавшие капли пота и усмехается. Как будто знает, о чём подумал Бэйли.
  
  - Итак, мистер Блэк, так как вы признали свою вину, по закону можете рассчитывать на снисхождение суда. Но, если учесть, что вы сделали, я на вашем месте не надеялся бы на это. Вы обвиняетесь в массовом убийстве и отказались от адвоката. Вы поддерживаете заявление?
  
  - Да, адвокат мне не нужен, - сказал Блэк.
  
  - В таком случае, я вызываю вас в качестве первого и единственного свидетеля. Прокурор не против?
  
  - Нет, ваша честь? -ответил прокурор.
  
  - Тогда к делу. Пройдите к месту для свидетелей.
  
  Блэк встал и направился к креслу, огороженному со всех сторон невысокой перегородкой. Ему принесли библию, попросили положить на нее руку. Так как руки скрепляли наручники, пришлось протянуть обе. Он положил на книгу правую, пальцы левой в это время выстукивали по столику какую-то рождественскую мелодию.
  
  - Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего кроме правды? - спросил пристав.
  
  - Что же, в виде исключения, можно и правду, - весело сказал Блэк, разглядывая черное тиснение библии.
  
  - Отвечайте: да или нет! - рявкнул судья. - Это суд, а не балаган!
  
  - Да, - спокойно сказал Блэк и убрал ладонь с книги. Никто не обратил внимания, но на черном переплете отпечатался нечеткий след. Как будто рука Блэка была очень горячая.
  
  Прокурор вышел из-за стола и встал напротив Блэка.
  
  - Мистер Блэк, почему вы совершили это страшное преступление? - спросил прокурор. Для него сегодня день славы. Еще бы, такой процесс большая редкость, а еще телевизионщики... По такому случаю прокурор надел свои самые дорогие туфли и сейчас волновался - попадут ли в кадр?
  
  - На это было несколько причин, - глаза Блэка внимательно рассматривали толпу сидящих родственников, но когда прокурор подумал об обуви, взор преступника упал тому на ноги. Усмешка растянулась, обнажив зубы. Казалось у него во рту их побольше, чем тридцать два. - Первая - я просто проходил мимо. Я искал знакомого. Ради этих поисков и приехал в ваш город.
  
  - Вы хотите сказать, что убили детей просто потому, что проходили мимо? - прокурор играл на публику, как заправский актер. В голосе гнев, встал так, чтобы камера показывала профиль. Знал, так кадр получится эффектней.
  
  - Нет. Я же сказал: причин на это было несколько. Вторая, я просто не люблю детей. Ни детей, ни вообще то, что растет. Ни деревья, ни детенышей зверей, ни человеческих. Но даже в колее вашей морали тут ничего такого страшного нет. Скоро произойдут вещи, которые покажутся вам куда страшнее, и вы позавидуете этим детям...
  
  - А что же скоро произойдет, мистер Блэк? Я напоминаю, прикинуться сумасшедшим вам не удастся. Все тесты показали, вы совершенно нормальны.
  
  - Если я нормален, значит, не отличаюсь от вас. А если так, почему я, а не вы сидите на скамье подсудимых? - спросил Блэк.
  
  - Отвечайте на вопрос! - крикнул судья. Ему очень не нравилось, как проводился допрос. Прокурор явно выпендривался, а подсудимого, по-видимому, не волнует, что завтра его казнят. Всё это неправильно и раздражает. Тем более отца троих детей. Он хотел, чтобы ублюдка побыстрее признали виновным и на этом закончилось.
  
  - Что скоро произойдет? -спросил Блэк насмешливо. - Это третья причина. Я знал, это привлечет много внимания, и я смогу сделать одно маленькое заявление.
  
  - Интересно будет послушать, - насмешливо сказал прокурор. Подсудимый ввязался в беседу и это хорошо. Уже заготовлена прекрасная речь для присяжных, что гад ерничает, а не кается. Ему не удастся закосить под сумасшедшего, а это была единственная лазейка для мерзавца.
  
  Внезапно, все двери в зале с грохотом захлопнулись, а в окнах свет перестал проникать сквозь стекла. Только белое насмехающееся лицо с тоненькими усами, как будто горело изнутри, и отчетливо виднелось на фоне непроглядной тьмы. Но только лицо - тело под ним пропало, слилось, растворилось... Лицо увеличилось. Его как будто что-то распирало изнутри. Через секунду оно надулось, как воздушный шарик, и устремилось к потолку. В зале раздались крики - кто-то попытался встать, но упал. Послышались стоны боли...
  
  - Слушайте меня, живущие!!! - из круглого лица, летающего над толпой, по залу прокатился страшный бас. Оно светилось белым, но вот резко окрасилось красным. - Ничто приходит к вам, ничто заберет вас, ничто обратит вас! Близится час! Уже скоро моя армия войдет сюда! Уже скоро Та, Что Гасит Миры, погасит и ваш! И тот, кого невозможно победить, победит! Близится ваш конец, сущие, ведь всё заканчивается, считайте, закончились и вы!
  
  Шарик взорвался с громким хлопком. Всё кончилось. Свет снова проник в зал, обнаружилось - от грохота все оглохли. У каждого лопнули барабанные перепонки, из ушей текли красные струйки крови. А когда взгляды устремились к месту, где сидел мистер Блэк, они увидели лишь воздушный шарик, привязанный к библии, с отпечатком шестипалой руки на обложке. Присмотревшись, поняли, это не шарик, а презерватив, по стенкам которого стекает густая белая жидкость.
  
  А сейчас, Давид, я перенесу тебя на несколько дней назад. Процесс был в пятницу, а служба в церкви, куда приходили в основном афроамериканцы, состоялась в предыдущее воскресенье. Представь толпу народа, сидящую на деревянных скамьях, хлопающую в ладоши, как заводные обезьянки, и распевающую церковные гимны. Сюда мы устремим взор, чтобы послушать небольшую проповедь чернокожего священника. Он выступил сразу, как все прекратили петь. Возможно, просто хотел дать им слегка отдохнуть, перевести дух. Возможно, у него действительно наболело, и он не мог себя сдержать.
  
  - Скажем аллилуйя, братья и сестры!!! - в опьяняющем религиозном экстазе взвыл он. Голос эхом пронесся под сводами церкви и, отразившись, попал в доверчивые уши прихожан.
  
  - Аллилуйя!!! - отозвалась толпа.
  
  - Мы сегодня собрались здесь, для благой цели! - он растягивал слова по слогам, мастерски менял темп. - Сегодня мы пришли, чтобы воздать дань Господу нашему Иисусу за то, что он есть!
  
  - Аллилуйя!!!
  
  - Воздать дань за то, что он сделал для нас!
  
  - Аллилуйя!!!
  
  - И воздать за то, что он делает сейчас, вот в эту самую секунду, для каждого из нас!
  
  - Аллилуйя!!!
  
  - Спросите себя, что делает для вас Господь? Загляните себе в сердце, и спросите, что конкретно он делает для вас?
  
  - Всё! - раздался возглас толстой женщины.
  
  - Правильно! Правильно, дочь моя! Всё что с нами происходит. И плохое, и хорошее. Вы спросите, почему он делает для нас плохое? И я скажу, почему. Чтобы испытать нас! Чтобы испытать нашу веру. Чтобы испытать нашу решимость следовать этой вере. Ведь не зря говорил его апостол Алфей: 'Тернист будет путь ваш к Господу, но, пройдя его, поймете, что было нельзя иначе. Ибо труден путь в Рай, а в Ад легок'. Поэтому мы и испытываем на себе зло! Поэтому мы каждый день подвергаемся испытаниям! Потому что тяжело творить только хорошие дела и не совершать злых. Потому что, когда каждый божий день, каждую минуту, мы подвергаемся испытаниям, только тогда мы сможем научиться той решимости, которая позволит не совершать зла ближнему своему. Только тогда мы сможем творить добро несмотря ни на что! Только тогда у нас будет шанс сопротивляться Сэту и его демонам!
  
  - Аллилуйя!!!
  
  - Это как тренировка, - перешел на тихий голос пастырь. - Многие ведь ходят в тренажерные залы, занимаются акробатикой, бегают по утрам. А для чего? Чтобы стать сильнее, быстрее и лучше. Так, братья и сестры, и с верой. Веру тоже надо тренировать! Легко сходить раз в неделю в церковь и прочитать молитву. Легко один раз в неделю уступить старушке место в метро, а сотням других отказать. Это сделать легко! Но совершать такие подвиги каждый день, каждый час и каждую секунду сложно. Кто-то скажет, что у него нет на это времени, кто-то, что нет сил. Каждый найдет себе оправдание! Но были люди, которым всегда хватало на это и времени, и сил. Которые творили добро каждую секунду! Вспомним восемь апостолов. Они, несмотря на то, что были простыми людьми, совершили несчетное число добрых дел. Но можно ли назвать их путь легким? Нет! Мало в мире людей встретили столько трудностей на своем пути. Но трудности закаляли их! Испытания сделали их веру несокрушимой! Так что скажем: аллилуйя!
  
  - Аллилуйя!!!
  
  - Скажем Господу нашему: спасибо за то зло, которое мы испытываем в нашей жизни! И это будет не меньшее спасибо чем то, что мы скажем за добро! Потому что только так мы научимся быть сильными! Только пройдя тяжелый, наполненный трудностями и страданиями путь мы сможем закалить нашу веру так, что, встретив на своем пути Сэта, мы смогли бы посмеяться над ним, и пойти дальше! Пойти по дороге, которая ведет в Рай! Скажем: аллилуйя!!!
  
  - Аллилуйя!!! - прогремело под сводами храма.
  
  - А теперь я хочу попросить вас задуматься еще кое над чем. Вы, наверное, думаете, что я выражаюсь фигурально, когда говорю про встречу с Сэтом? Что это просто такое выражение? Что Сэт - обычная страшилка для детей? Нет! Ибо он есть! В писании четко говориться: есть царь всех демонов, отец лжи, великий змей, которого именуют Сэтом. И он всегда вредит роду людскому, и искушает нас, и творит великое зло! Вспомним пророчество восьмого апостола Макура. 'И придет день, когда исполнятся восемь знаков, и восторжествует зло. Из черных подвалов выползет страшный человек, которого никто не сможет победить. И принесет он на земли наши великое горе. Люди сами изберут его, отвернув от него свою милость, а Сэт коронует его силою своей. И не будет в нём добра, ибо озлоблен он будет на весь род людской. И никто не обратит его, ибо не будет у него сердца. И тогда исполнятся восемь знаков. Дом Господа заберет детей его, страшное зло остается безнаказанным, тысячи падут от руки антихриста, огонь пожрет и праведных, и неправедных, вера людей ослабнет, звезды померкнут, земля перестанет родить и умрет надежда. И придет великий змей, и легионы зла, и станут царствовать на земле. И наступит конец. И только один сможет помешать этому, только один сможет остановить это, только один сможет уничтожить зло'.
  
  Проповедник остановился, припоминая, точно ли он процитировал библию. Вроде, ошибок нет - слово в слово.
  
  - Таковы слова апостола, братья и сестры! - продолжил он. - А теперь задумайтесь, кто этот один? И я скажу вам, кто он. Это вы! Каждый из вас и есть тот, кто может помешать злу. Вы и есть тот самый 'один' из писания! Каждый, у кого хватит сил, чтобы противостоять злу в себе, сможет остановить конец. Каждый из вас, найдя в себе силы, сможет сделать так, чтобы свет горел вечно! Скажем: аллилуйя!!!
  
  - Аллилуйя!!!
  
  - Скажем еще раз!
  
  - Аллилуйя!!!
  
  - И еще!
  
  - Аллилуйя!!!
  
  Крыша церкви в один миг обрушилась на прихожан и священника. Махом, одним единым порывом. Собрав все балки, перекрытия и еще, казалось, ладонь невидимого великана придавила сверху - уж очень неестественно резко обрушилась конструкция. В живых не осталось никого. Прихожан раскромсало на мельчайшие кусочки.
  
  И только высокий мужчина с вечной ухмылкой и тонкими усиками, проходя мимо, видел это. Безумным голосом он прокричал во тьму ночи:
  
  - Аллилуйя!!! Да восславим господа!!! О, да!
  
  Теперь, Давид, я снова перенесу тебя в прошлое. Только на этот раз довольно далеко - на двадцать три года. Там мы увидим рождение одного малыша. В больнице ? 43 города Сан-Франциско простая женщина родила простого мальчика. Нельзя и представить более простую малопримечательную мать и более чем простого отца. И ребенок у них получился простой и малопримечательный. Роды прошли без осложнений, и нам вовсе не надо было о них говорить, если б не медсестра. А вот медсестра как раз очень необычная. Если бы родители, спустя двадцать три года, присутствовали на судебном процессе над мистером Блэком, они ни за что не позволили медсестре отнести ребенка в комнату для новорожденных. Ее лицо почти полностью повторяло лицо мистера Блэка. Приделать усы, подстричь и, оторвав голову, приделать на мужское тело - вышел бы вылитый Блэк.
  
  Медсестра, слегка покачивая шикарными бедрами, медленно несла мальчика в комнату новорожденных. Там спокойно спало еще несколько детей, но при входе женщины они зашевелились, кто-то даже проснулся и заплакал - им всем разом приснился плохой сон. Медсестра аккуратно положила ребенка на кроватку, а потом наклонилась и мужским голосом прошептала на ушко только одно слово:
  
  - Проклинаю.
  
  И резким движением сжала мальчику ножку, ломая сразу несколько косточек. Ребенок заверещал от боли. Остальные дети проснулись окончательно и заголосили. А медсестра с в единый миг выросшими тонкими усиками на физиономии растворилась в воздухе.
  
  А сейчас, Давид, я буду медленно возвращать нас к тому моменту, с которого мы начали. Попутно мы узнаем несколько интересных и не очень фактов об этом мальчике, которому принадлежит главная роль в нашей сказке.
  
  Ребенка назвали Эван. Судьба у него сложилась трудная. Но, по порядку. Переломанные кости мальчика срослись неправильно. Новорожденному не взялись делать сложную операцию и на всю жизнь он остался калекой. Ходить научился только в пять лет и здорово прихрамывал. Травма дала осложнения на здоровье, мальчик получился слабым, много болел. Когда Эван пошел в школу, обнаружилось, еще он не слишком умен. Это перешло по наследству от родителей. Отец, в честь которого назвали ребенка, никогда не блистал ни умом, ни красотой. Оно, впрочем, относилось и к матери. Что взять с простых работяг на фабрике по изготовлению картонных коробок? Жило семейство в трейлере, родители постоянно ругались. Отец сильно пил, матери это не нравилось. Когда Эвану исполнилось десять, они развелись. Ребенок остался с мамой, отец изредка навещал их. Еще через год отец попал под машину и умер. На деньги, которые зарабатывала мать, хорошо не проживешь, Эван годами ходил в одних вещах и ел, что придется. В школе дела тоже шли не очень. Ладно бы только учеба, были там ребята и поглупее. А вот с тем, что называют 'популярность', были серьезные проблемы. Во-первых, внешность у Эвана не самая привлекательная. Не чтобы урод, но рано появившиеся прыщи искорежили лицо. Дорога в спорт тоже закрылась - из-за травмы ноги он не мог ходить, не хромая. С годами у него начал формироваться горб, хотя и не сильно большой, но всё же. Кроме этого, Эван с самого детства страшно заикался. Будто кто-то его сильно напугал. Что, как мы видели, действительно имело место быть. Всё вместе собралось, и детство мальчика прошло без друзей или даже приятелей. В младшем возрасте - ничего особенно страшного, но когда Эван подрос, вынужденное одиночество медленно отравляло жизнь.
  
  Естественно, с таким набором личных качество Эван оказался почти идеальной жертвой для хулиганов. Слабый заика, да еще убежать не может. А когда к старшим классам он проявил некоторые успехи в учебе... Хулиганы, получив дополнительный повод для ненависти, еще сильнее изводил его. Постоянные издевательства становились изощренней год от года. Зрение у Эвана ухудшилось, пришлось носить очки за что он получил десяток обидных прозвищ. Из-за травмы и плохого питания переходный период как будто прошел мимо него. Он как был сутулым, прыщавым, хромым слабаком в больших очках с дешевой оправой, так им и остался.
  
  С годами глумления стали настолько сильными, что полностью испортили Эвану жизнь. Его обязали делать за тупых одноклассников домашнее задание, заставляли исполнять всякие унизительные приказы. Иначе били. Причем сильно, несколько раз он попал в больницу. За неимением отца и друзей он не мог рассчитывать на какую-либо защиту. Мать не сильно заботилась о сыне, полностью поглощенная поисками нового мужа. Хотя до самой смерти ей этого так и не удалось.
  
  Годы шли, жизнь Эвана превращалась в ад. В старших классах измывательства приобрели сексуальный характер, дошло до изнасилований. Все эти подробности я привожу, чтобы ты, Давид, понял, как Эван превратился в того человека, с которым мы вскоре познакомимся поближе. У девушек он успеха никогда не имел, издевательства и регулярные насмешки на сексуальной почве медленно превращали его в гомосексуалиста. Ему самому это не очень-то нравилось, но другого полового опыта у него не было и не предвиделось.
  
  И вот школа окончилась, но на колледж денег у матери Эвана не хватило. Он устроился в некоторое подобие Макдоналдса. Когда ему исполнилось двадцать, мать умерла. Наследство - старый трейлер - забрало государство за долги. Пришлось снимать квартиру, на это уходила большая часть зарплаты. Ел он в основном то, что продавалось на работе, что убивало и так плохое здоровье. К двадцати трем у него открылась язва. Успех у девушек по-прежнему обходил стороной, становление Эвана геем состоялось полностью.
  
  Надо бы еще отдельно упомянуть, что мистер Блэк никуда из жизни Эвана не девался. Его молодая копия первой посмеялась над Эваном, дав обидное прозвище. Почти та же самая медсестра разбила сердце, жестоко отказав и высмеяв, когда он предложил пойти на свидание. И самый мерзкий хулиган, который постоянно бил его и однажды предложил дружбанам 'опустить' Эвана - то тоже был он, мистер Блэк.
  
  Впрочем, не всегда Блэк нёс Эвану горе, насмешки и боль. Учительница, подтянувшая Эвана в старших классах -это тоже он. Он был библиотекарем, советовавшем Эвану интересные книжки. По телевизору Эван был единственным зрителем - такие программы показывал только его телевизор - шоу, на которых мистер Блэк загружал в мозг нужную информацию.
  
  Мы подходим дню, когда Эвану исполнилось двадцать три года. Давай посмотрим на него со стороны. Вот он проснулся в маленькой квартирке с минимумом мебели. Стрелки дешевого будильника показывают семь утра. Он встает, направляется в ванну. Он практически голый, так что мы можем его хорошенько рассмотреть. Итак, сегодня ему исполнилось двадцать три, в этот праздничный для него день Эван выглядит так: высокий, примерно метр восемьдесят пять, худой, сутулый парень. Тело почти полностью усыпано веснушками. Волосы длинные и сухие, черного цвета с крупной перхотью. Глаза карие и маленькие, но кажутся больше из-за очков. Лицо усеяно черными точками угрей. Нос кнопкой, слегка вздернутый вверх. Рот маленький, за тонкими обветренными губами прячутся неровные зубы. Двух передних не хватает, выбили еще в школе. Впалая безволосая грудь, кривые ноги, на одну хорошо прихрамывает. Вот такой примерно наш герой. А верней - наш злодей.
  
  Эван почистил зубы, пошел одеваться. До работы ехать на метро целый час. Выпил растворимого кофе - это весь завтрак. Кофе вызывало в слабом желудке легкую боль, но сегодня решил: можно себе позволить. День рождения, как ни как, а кофе Эван любил. Он много чего любил, но мало мог позволить...
  
  - Ну, с-с-с днем рожденья тебя, Э-э-эван, , сказал он высоким писклявым голосом себе в зеркале. Он редко заикался когда оставался один, но и такое бывало.
  
  Выпив кофе, он поставил грязную кружку в грязную раковину, пошел вниз. Когда спускался по лестнице, навстречу вышла старушка.
  
  - Д-д-доброе утро, м-миссис К-к-канингтон, - сказал Эван.
  
  - Мне, может, и доброе, - буркнула в ответ старуха и пошла дальше, толкнув Эвана локтем.
  
  Эван вышел из дома, пошел в сторону метро, сильно прихрамывая на правую ногу. В то время, когда вышел из метро, как раз начинался судебный процесс над загадочным мистером Блэком. А когда оказался на рабочем месте, тот исчез, оглушив всех присутствовавших.
  
  - П-п-привет, Кени, - поздоровался Эван с уборщиком. Кени - красивый молодой блондин, чуть ли не каждую ночь являлся к Эвану в эротических снах.
  
  - Привет, Эв. Как жизнь? Нет-нет, не рассказывай, на это уйдет неделя, а у меня еще много работы.
  
  Эван улыбнулся на бородатую шутку и пошел переодеваться. По дороге ему встретилась непосредственная начальница Гвен. Она почему-то очень не любила Эвана. Стоило ему опоздать хоть на минуту или задержаться после перерыва, или вообще совершить любую оплошность, она тут же писала жалобу. Презрения в ее взгляде хватило бы, чтобы убить кого послабже. Хотя, если честно, немного в мире найдется людей слабее Эвана.
  
  Рабочий день начался, Эван приступил к своим обязанностям. В них входило спрашивать у клиентов, что хотят, и подавать заказ. День тёк как обычно, никто не вспомнил, что сегодня у Эвана день рожденья. Эван подавал еду, получая свою порцию презрительных взглядов от посетителей ресторана. Иногда в них читалась жалость - это еще хуже. Но противней всего - на них надо отвечать приветливой улыбкой. Такова политика кафе. Если клиенту что-нибудь не понравилось - малейшая жалоба, и Гвен накатает очередную жалобу. А там могут и уволить. Впрочем, улыбаться ненавистным людям Эван научился давно, как давно понял - такому, как он, дерзкое поведение приносит только унижение и синяки. Всю работу он делал совершенно машинально. Принимал заказ, брал его на кухне, подавал клиенту, получал деньги, улыбался, клал деньги в кассу. И так по кругу, до конца своих дней. По крайней мере, он так думал. Темный меня раздери, Давид, никто никогда так не ошибался!
  
  Рабочий день подходил к концу. В первый раз за сегодня Эван улыбнулся по-настоящему. У него большие планы на вечер. Может, для кого-то они покажутся смехотворно убогими, но в голове Эвана выглядели идеально. Он вышел из кафе, повесив фартук на спинку стула. В кармане у него все деньги, что удалось сэкономить за месяц. Он направился в маленькую пиццерию. Когда-нибудь он мечтал устроиться туда на работу. Эван и сам не знал, почему она ему нравилась, наверное, тут не слишком людно. Войдя, он сел за угловой столик, подождал официантку и сделал заказ. Самую дорогую пиццу и бутылку лучшего виски! Потом достал из рюкзака припасенную книжку и, открыв где-то на середине, начал читать. Вот так Эван представлял себе идеальный день рождения. Книга, пицца, бутылка виски. Хотя проводить вечера так получалось нечасто. Денег на спиртное редко хватало, да и здоровье не позволяло много выпить. Слабенькое сердечко Эвана начинало сильно биться уже после третьего глотка. Но сегодня он решил совершить подвиг - выпить целую бутылку виски во что бы то ни стало!
  
  Принесли заказ, он с трепетом взял первый кусок пиццы. Откусил, налил стакан до середины и, мысленно поздравив себя, выпил половину. Сразу долил. Доел кусок пиццы и уставился в книгу. Вечер неспешно тек, бутылка опустела наполовину, а Эван пьянел. Его уже сильно развезло, когда в пиццерию вошел необычный посетитель. Описывать его не имеет смысла, накинь мистеру Блэку лет тридцать, и получишь представление, как он выглядел. Блэк, недолго думая, пошел к Эвану и с ходу задал вопрос:
  
  - Разве можно в день рождения, напиваться в одиночестве? - бас разлился по кафешке, запуская липкие пальцы страха в сердца посетителей, но старательно обходя Эвана.
  
  - Что? - Эван оторвал глаза от книжки.
  
  - Я говорю: Эван, как можно надираться в одиночку в свой самый счастливый день?
  
  - А вы, с-с-собственно, к-к-кто? - спросил Эван. Он не ожидал, что день рождения будет разноображен диалогом.
  
  - Я, с-с-собствено некто вроде твоего дедушки, - с неизменной улыбкой ответил мистер Блэк, присаживаясь за столик Эвана.
  
  - Д-д-дедушки? Но п-п-ростите, у м-м-м-еня н-н-нет д-д-дедушки.
  
  - Да, прав был Кени, - сказал Блэк, закатив глаза к потолку. - Я, пожалуй, начну с того, что избавлю тебя от этой отвратительной заикоты.
  
  - Что вы имеете в виду?
  
  - Да уже ничего. Но, приступим. - Блэк достал из кармана точно такую же рюмку, что стояла перед Эваном, налил ему и себе. - Выпьем, за тебя, внучек! Ты получился удивительно хорошим, пожалуй, ты - лучшее мое творение.
  
  Блэк, подняв рюмку, так посмотрел на Эвана, что тот, как-то машинально, поднял свою и выпил. Блэк тоже выпил, тут же налил по второй.
  
  - Так вы и вправду мой дед? - спросил Эван. - Но родители отца и матери давно умерли.
  
  - Я прихожусь тебе дедом только в некотором роде. Если выразиться точнее - я твой опекун.
  
  - Извините, но я не понимаю, о чем вы говорите.
  
  - Да это и похуй, - беззаботно сказал Блэк и поднял рюмку. Эван так же машинально поднял свою, выпили. - Значит, так: я - то, чего никогда не было, не будет и не может быть, но я, как ты видишь, есть.
  
  - Простите, я по-прежнему не понимаю, - покачал головой Эван. От этой операции в башке пролетели вертолеты.
  
  - Да хватит уже просить прощения! Во-первых, это бесполезно - прощать я не умею. А во-вторых, это не сочетается с твоим новым имиджем.
  
  - С моим имиджем?
  
  - Ну да, разве может просить прощения темный властелин? Короче, привыкай к тому, что ты больше никогда не будешь ни перед кем извиняться.
  
  Эвану разговор казался страннее, и страннее. Незнакомец говорил загадками, изгаживая и так не самый веселый день рождения.
  
  - Это всё очень интересно, но я хотел бы провести вечер в одиночестве, - сказал Эван, а сам подумал, что от алкоголя у него взыграла храбрость. Будь он трезв, никогда не позволили бы себе так грубить старику. Но у старика заявление Эвана вызвало только неудержимый порыв хохота. Он рассмеялся так, казалось, стекла в пиццерии вылетят.
  
  К ним подошла официантка и с кислой миной осведомилась:
  
  - А нельзя ли потише? У нас, между прочим, есть еще посетители, вы им мешаете.
  
  Мистер Блэк прекратил смеяться мгновенно. Вот старик, громко смеющийся над Эваном, спокойно сидит на диванчике и вдруг вскакивает, а страшные немигающие глаза зависают напротив глаз официантки.
  
  - Слушай ты, паршивая страшная сука, - сказал Блэк, почти не открывая рта. Голос похож на рычание, капельки слюны полетели в лицо официантки, хоть зубы Блэка сжаты. - Ты сейчас заткнешь свою грязную пасть и пойдешь на кухню готовить мне еду. А если ты этого не сделаешь, я тебя убью. И не просто убью, а сотру твою поганую суть из этого замысла. Ты поняла меня, тварь?
  
  - Д-да, - только и смогла выдавить официантка. Ее как ветром сдуло.
  
  - Вот теперь уже она будет заикой, - весело сказал Блэк, опускаясь за столик.
  
  - А это было необходимо? - спросил Эван.
  
  - В том-то и дело, что нет. Кстати, свыкнись, когда выйдешь из этого кафе, ты больше никогда не будешь делать ничего необходимого. Только то, что тебе захочется.
  
  - Ваши намеки мне непонятны. И я по-прежнему прошу вас оставить меня одного.
  
  - Поверь мне, Эван, за этим столиком ты находишься в одиночестве, - рассмеялся Блэк. - С одиночеством один на один.
  
  - Да кто вы такой? - сказал Эван грубей, и сам поразился своей наглости.
  
  
  - Ну вот, ты уже ведешь себя лучше. Слушай, а ты вообще в бога веришь?
  
  - А какое...
  
  - Отвечать! - рявкнул Блэк. Изо рта у него вылетело сероводородное облако, обдавшее Эвана зловонием с ног до головы.
  
  - Нет. Но какое вы имеете право на меня кричать? - спокойно сказал Эван, опять сам себе удивляясь.
  
  - А вот такое право, - сказал Блэк, переходя в спокойное состояние так же внезапно, как до этого взорвался. К столику подбежала официантка и поставила большущую пиццу.
  
  - Ч-ч-что-нибудь еще? - спросила она. Эван отметил - ее руки сильно дрожат, ногти выстукивают по металлическому подносу.
  
  - Пшла вон! - сказал Блэк, официантка ретировалась. - Так вот, Эван, давай-ка поговорим с тобой по душам.
  
  Блэк снова наполнил рюмки.
  
  - Вот ты доволен своей жизнью?
  
  - Послушайте, мистер, я не хочу говорить о своей жизни с незнакомым человеком.
  
  - А ты попробуй. Ведь ты же никогда ни с кем об этом не говорил. А тебе хотелось. Больше всего на свете хотелось излить душу человеку, которому была бы не безразлична твоя жизнь. Рассказать о проблемах, пожаловаться на врагов. Но все люди отвернули свои сердца от тебя, Эван. А я - просто идеальный слушатель такого рода разговоров. Мне можно всё рассказать, и я не буду тебя осуждать, а, наоборот, поддержу. Ведь я - самый обиженный человек во вселенной.
  
  - Да кто вы такой?
  
  - Обещаю, об этом ты узнаешь сразу после того, как ты расскажешь, доволен ли ты своей жизнью.
  
  - Хорошо, но вы должны пообещать, что после этого оставите меня в покое и позволите провести остаток вечера в одиночестве.
  
  - Если после нашего разговора ты попросишь меня уйти, я уйду. Ну давай не тяни, - сказал Блэк и опрокинул очередную рюмку.
  
  Эван поднял свою, хлопнул ее и начал:
  
  - Жизнь дерьмо! И все дерьмо, и даже вы дерьмо! И отсюда снова - всё дерьмо! Вы довольны?
  
  - Почти. Могу только сказать, что про меня ты ошибаешься, и хотелось бы конкретнее, чем словом 'дерьмо', - сказал Блэк и налил еще по одной. Эван тут же поднял рюмку и выпил. Странно, бутылка-то должна бы опустеть, но янтарной жидкости больше половины. Да и виски на вкус другой - гораздо приятней и дороже.
  
  - Более точно, чем 'дерьмо', не скажешь, - процедил Эван. - И я не ошибаюсь, называя вас дерьмом, потому что вы мешаете мне спокойно сидеть здесь, читать книгу и напиваться. Это должен был быть идеальный день рождения, но и его вы превратили в дерьмо. Вам не понять, каково быть таким ничтожеством, как я, и иметь достаточно мозгов, чтобы понимать это. Вы не можете себе представить, каково: не иметь ни друзей, ни семьи, вообще никого! И в первый раз изливать душу какому-то сумасшедшему мерзавцу, вместо того, чтобы пойти домой и, трахнув кого-нибудь, рассказать ему или ей, как мне паршиво. Каково это, знать, что все смотрят на тебя свысока, потому что ты хромой, слабый, покрытый прыщами горбатый заика, а они нет. Вот вы посмотрите на себя, вам, наверное, уже за пятьдесят, а выглядите лучше меня. Вы двигаетесь быстрее меня и уверенности у вас уж точно больше, чем у меня. Но разве вы это заслужили? Нет! Разве вам приходилось проявлять титанические усилия, чтобы просто дойти до дома и не быть побитым? Нет! Или вы стерпите над собой насмешки? Тоже нет! Вас когда-нибудь насиловали пятеро парней? Или, быть может, вы скажите, что девушки никогда не говорили вам ничего приятного? Или вы валялись на полу, извиваясь от боли в животе, понимая, что надо хоть что-то съесть, но не могли себе позволить купить еду, потому что мама не дает денег, прогуливая всё и делая долги, пытаясь найти себе очередного ёбаря? На все вопросы нет! И вы еще говорите мне, что вы - самый обиженный во вселенной человек и спрашиваете, верю ли я в бога? Я, может, и хотел бы поверить, но тогда я бы его ненавидел. Почему он так поступил со мной? Почему одним в жизни достается всё, а другим дерьмо на лопате? Почему? И я скажу вам, почему - потому что он мудак! Самый большой засранец, который сидит на своих гребаных облаках, или еще где, и смотрит, как я загибаюсь по его воле!!! Да кому нужен такой бог? Пускай он засунет себе в жопу всю эту муру про всепрощение и любовь! Нет любви! Нет всепрощения! Есть только целая прорва говнюков, которые отравляют мне жизнь! И ты, сукин сын, решивший поглумиться надо мной - худший из них!
  
  Последние предложения Эван уже орал. Он встал и кричал в лицо мистеру Блэку все обиды, а горячие слезы текли по прыщавому лицу. Блэк слушал, криво улыбаясь, а в глазах плещется сумасшествие. Пока Эван говорил, из глаз Блэка пропали белки и радужка. Только тьма, изредка вспыхивающая красным светом, во взгляде. Другие посетители кафе уже сбежали, а официантки с поварами спрятались на кухне, сами не понимая, почему их обуял страх. Мужчина с тонкими усиками и хромой юнец вызывали настоящие приступы ужаса. Над столиками, словно раскаты грома, повторялось эхо последних слов Эвана: 'Худший из них, худший из них, худший из них...'.
  
  - Браво, Эван! - сказал Блэк и захлопал в ладоши. - Даже я не сказал лучше. Утри свои слезы, ты только что плакал в последний раз в своей дерьмовой жизни.
  
  - Убирайся прочь, старая скотина! - прокричал Эван. Слезы не думали останавливаться, ручьем текли из маленьких глаз и оставляли на очках разводы.
  
  - Успокойся! - рявкнул Блэк. - Сядь и выслушай меня!
  
  Эван в бессилии опустился на диван и обхватил голову руками. Рыдания сотрясали худые плечи. Он оплакивал свою жизнь, свою судьбу, вообще всё. В очередной раз промелькнула мысль о самоубийстве.
  
  - А вот этого не надо. Посмотри на меня, Эван, - ласково сказал Блэк.
  
  Эван поднял слегка припухшее лицо и открыл рот от удивления. Блэк на глазах молодел. Седые волосы превращались в черные, и сами зачесывались назад. Усики распрямились, морщины пропали. Причем полностью - на лице Блэка не осталось ни одной линии. Оно стало совершенно гладким, как покрытие нового бильярдного шара. Глаза остались угольно черными, единственное, что не изменилось - это кривая усмешка на алых губах.
  
  - Кто ты? - спросил Эван. Его рыдания, наконец, прекратились.
  
  - Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла! - рассмеялся Блэк. - Ну же, Эван, ведь мы проходили с тобой это еще в школе. Тебе надо побольше читать, Эван. Пускай ты и некрасив, но ум может компенсировать все недостатки.
  
  Последние слова Блэк сказал голосом учительницы Эвана по литературе.
  
  - Миссис Блэк? Вы сменили пол?
  
  - Болван! - еще сильнее рассмеялся Блэк. - Я - Сэт!
  
  - Вы князь тьмы? - обалдел Эван.
  
  - Ну да.
  
  В пиццерии потемнело. Вокруг космическая тьма, только столик и Блэк с Эваном остались видны. Они летят в безбрежном и бесконечно черном пространстве. Эван бы подумал, что оказался в космосе, если не полное отсутствие звезд.
  
  - Где мы? - спросил Эван, удивляясь, что ему нисколечко не страшно. Наоборот это место наполняло воспаленный мозг спокойствием и умиротворением.
  
  - Что, нравится? - спросил Блэк в ответ. - Мне тоже. Ты тут, помнится, возмущался, что я назвал себя самым обиженным человеком во вселенной, и определенно метил на это место сам. Но твои страдания, Эван, ничто, по сравнению с тем, что я испытываю каждый день, терпя этот безумный замысел! Меня обуревает такое чувство гнева, что иногда уничтожаю целые галактики. Но они появляются снова...
  
  - Так ты действительно Сэт? Великий змей, отец зла и лжи?
  
  - Нет. Я гораздо хуже, чем эти глупые клички. У меня нет имени. И если уж говорить честно, меня самого тоже нет.
  
  - Как это?
  
  - А вот так. Я есть - ничто и имя мое - никак. Вы, люди, надо признать, умеете находить правильные слова, если захотите. И этим доводите меня до бешенства! - Блэк придвинул лицо почти вплотную и зашипел. Эвана опять обдало вонью, но в следующую секунду Сэт откинулся обратно.
  
  - А зачем ты меня сюда привел? - Эван не ощущал никакого страха перед самим Сэтом. Будто действительно воспринял его как дедушку.
  
  - Чтобы кое-что рассказать. И кое о чём попросить. Ну, и сделать тебе подарок на день рождения. Ведь я не зря назначил тебя внуком. Не всякий дед так пристально следит за жизнью внука и так участвует в ней. Ты - плод моих трудов и стараний. Понимаешь, Эван, это я стоял за каждой неудачей в твоей жизни, и это я превратил ее в то самое дерьмо.
  
  - И зачем?
  
  - Чтобы показать ее истинное лицо. Настоящую изнанку этой жизни и этого Мира. Но не надо на меня обижаться. В конце концов, ты страдал всего двадцать три года, а теперь тебе предстоит самая лучшая вечная жизнь, какую можно вообразить. Ты станешь самым счастливым человеком, потому что у тебя будет неограниченная свобода и великая сила, чтобы делать то, что ты хочешь.
  
  - Я опять ничего не понимаю, - сказал Эван, первые в жизни не испытывая никаких чувств - он оставался совершенно спокоен.
  
  - А вот такое настроение мне не нравится, - нахмурился Сэт.
  
  - Это всё из-за этого космоса. Мне здесь почему-то очень спокойно.
  
  - Это потому, что у тебя со мной своеобразное родство душ. Тебе ведь нравится одиночество? Погоди, не отвечай, сначала подумай?
  
  - Я всегда мечтал о друге.
  
  - Это мой просчет, хотя и не очень сильный. Я действительно не позволял тебе заводить друзей. Но, если бы ты их все-таки завел, быстро обнаружил бы, что их общество тебя только раздражает.
  
  - Не позволял заводить друзей?
  
  - Ага. Но не подумай, что это было сложно сделать. Штрих тут, шажок здесь, толчок там. Большинство людей, унижавших тебя, делали это сами, добровольно и получали огромное удовольствие. И дружить с тобою никто не хотел тоже по своей воле. Но теперь у тебя есть шанс отомстить. Ты хочешь отомстить им, Эван?
  
  - Конечно, хочу! Но только навряд ли...
  
  - Было бы желание, - отмахнулся Блэк. - Я помогу тебе. Я наделяю тебя огромной силой, а ты взамен уничтожишь свой мир.
  
  - Это как?
  
  - Да просто. Я сделаю тебя очень-очень сильным и совершенно неуязвимым, а ты уничтожишь свой Мир. Ну и еще, я объясню, как это сделать, конечно.
  
  - И ты сможешь? Но зачем? И почему я должен это делать? Раз ты можешь уничтожать целые галактики, значит, можешь и Землю. Или не можешь?
  
  - Сколько 'можешь' и глупых вопросов... - улыбнулся Сэт. - А что изменится, если я на них отвечу? Тут, видишь ли, всё просто - я могу наделить тебя силой уничтожить мир. Ты можешь согласиться или не согласиться. В случае согласия, я гарантирую, что подтвержу слова делом. В случае несогласия, ты окажешься в том кафе и завтра пойдешь на работу с больной головой. Вот и всё.
  
  - Но я не хочу уничтожать мир, просто потому, что он мне не нравится! Это неправильно.
  
  - Почему? Кто тебе сказал, что должно существовать то, что ты ненавидишь? Церковь? Бог? Я? Уж точно не я! Напротив, я считаю, если есть шанс уничтожить то, что противно, и есть возможность, надо это сделать. Другое дело, что возможности почти ни у кого нет.
  
  - Но как же другие люди?
  
  - Это которые всю жизнь тебя унижали и насмехались? Так ты очень правильно их охарактеризовал, назвав дерьмом. Тут такое дело, Эван: или ты веришь в то, что мне говорил, или ты мне врал. Но я как Отец лжи могу ответственно заявить: ты говорил правду.
  
  - Всё равно я не могу.
  
  - Конечно, не можешь! Пока ты вообще ни хрена не можешь. А я предлагаю тебе смочь. Неужели тебе не хочется всем отомстить? Ведь то, что я предлагаю, это не какая-то работа, - губы Сэта скривились, будто слово 'работа' ему кислое на вкус. - Я просто наделю тебя силой и скажу цели. А как ты к ним дойдешь и в какие сроки, мне неважно. Твой путь может быть длинным, а может коротким, но будет приятным - это точно. И потом, если не возьмешься ты, я найду другого. Такие правила игры - всё когда-то должно закончиться. Но мне хотелось бы, чтобы закончил именно ты. Понимаешь, ты идеален, как мой антихрист. Ты действительно ненавидишь Мир и жизнь. Если разобраться, у тебя есть на это всё основания.
  
  - Если посмотреть не с такой стороны...
  
  - Да с какой стороны на это не смотри, всё равно я прав, Эван. Ну ладно, не в моих правилах облегчать людям жизнь, но я сделаю для тебя исключение.
  
  Мистер Блэк, он же Сэт, протянул кисть с длинными черными ногтями и легонько дотронулся лба Эвана. Изменения произошли сразу. Прямо на глазах у Блэка Эван изменился. Прыщи пропали, лицо разгладилось, как у Блэка - ни одной морщинки и складочки. Очки растворились, Эван обнаружил, что прекрасно видит без них. Из волос улетучилась перхоть, они выросли до плеч и приобрели красивый блеск. Но больше всего изменилось тело. Эван надулся мышцами. Одежда улетучилась, прямо посреди пустоты появилось зеркало.
  
  Эван с трепетом рассмотрел новое отражение. Лицо перестало быть уродливым, не хоть сейчас на подиум, но вполне такое интересное лицо - сильное. Чуть более длинные волосы ему идут. И, конечно, тело! Он похож на Шварценеггера в молодые годы. Груды мышц даже намазались маслом и слегка загорели. Горб и веснушки канули в Лету, осанка идеальная. А как порадовал длинный пенис с нормальной крайней плотью вместо прошлого обрубка. В детстве ему сделали обрезание из-за фимоза, и сколько он выслушал издевательств от одноклассников в душевых и раздевалках... Дети жестоки и больше всего по поводу отличия от некоторой общепринятой нормы. Высокий будет для них длинным, с плохим зрением - очкариком, умный - зубрилой, а с обрезанным членом - обрубком.
  
  - Это что, я? - спросил Эван, не узнавая свой голос. Приятный бас вместо прошлого пищания.
  
  - Можно было, конечно, оставить и прежнее тело, - задумчиво промурлыкал Блэк. - Оно само по себе нисколько не влияет на силу, что ты получишь, если согласишься. Но я решил, тебе нужен дополнительный стимул.
  
  - А это останется?
  
  - Если согласишься. А, если нет, тогда...
  
  В одно мгновение Эван стал прежним. И прыщи, и горб, и веснушки, и перхоть - всё вернулось, нагая плоть только подчеркнула уродство.
  
  - Нет! Верни! Пожалуйста! - Эван выплюнул слова вперемежку болью, грустью и отчаянием.
  
  - Как только ты согласишься, - весело помахал указательным пальцем Сэт.
  
  - Я согласен! Только верни!
  
  - Постой, как говорил один грешник: 'Не гони волну'. Мне вовсе не нужно, чтобы ты что-то там делал, только чтобы стать красавцем. Мне надо, чтобы ты согласился сделать это из ненависти к Миру и жалким людям. Мне нужен антихрист, а не супермодель. Давай, я напомню тебе кое-что...
  
  Эван полетел вниз. Или вверх, или в сторону. В безбрежной пустоте нет направлений. Говорят, самоубийцы, прыгающие с моста, видят всю свою жизнь. Не знаю, так это или нет, Давид, но Эван свою жизнь увидел. Я так же не знаю, сколько времени он летел. В конце концов, в пустоте, скорее всего, нет времени, но для Эвана это продолжалось долго. Он отчетливо увидел все события прожитого. Совершенно всё, с тех самых пор, как Блэк, в образе медсестры, сломал ему ногу. Он опять прошел через все стадии взросления, наполненные горем, болью и унижением. А еще страхом. Он понял, всю жизнь его преследовал страх. Сначала боялся отца, потом матери, потом одноклассников, потом девушек, и, наконец, - всего на свете. Как точно это характеризует его жизнь. Он боялся всего на свете, потому что предназначался для тьмы. Но теперь в нём появились прочно забытые чувства - злоба и ненависть, барахтающиеся в бурлящей реке ярости. Его так запугали, загнобили, опустили, что он даже боялся быть озлобленным. Боялся ненавидеть. Боялся быть злобным, а ведь было ему от чего озлобиться. И как могло получиться иначе? Откуда взять силу на злобу? Чтобы ненавидеть всё, чего боишься, нужна сила. Теперь ему предлагают силу. Теперь он сможет отомстить. Теперь для него возможно всё.
  
  Еще он понял, насколько глупы его сомнения. Понял, почему поначалу отказывался. Тот же страх. Но только не теперь! Нет, Эван поклялся, даже если Сэт не наделит его силой, он всё равно отомстит миру! И пускай у него не получится, что ему терять? Эван расхохотался, смех пронзил бесконечную тьму и разметал по грязным углам.
  
  Вот он снова сидит перед Сэтом за столиком той самой пиццерии, где началось. Он оглядел себя - снова не дрыщ, а культурист, аж одежда полопалась. Потрогал лицо - прыщи сошли. Ладонь быстро скользнула к паху, и там не как раньше - ужик превратился в удава! Он ощупал торс, кубики пресса. Грудь больше девичьей, но твердая, как камень! Плечи шире стола, за которым сидели! Шелковые волосы до плеча. Даже пальцы крепкие, будто проволока, а предплечья толще его прежнего бедра.
  
  Блэк сидит напротив, наливает виски и усмехается. Эван ответил точно такой же кривой усмешкой, сверкнули новые, совершенно белые зубы - акула позавидует.
  
  - Слушай внимательно, антихрист, - сказал Сэт.
  
  - Слушаю, - отозвался Эван, получая огромное наслаждение, как зазвенели стекла, отразив его бас.
  
  - Уничтожить мир не так уж сложно. Тебе даже не надо убивать всех людей лично. Достаточно просто исполнить те самые восемь пророчеств, о которых писал Макур. Тогда армия Ада получит доступ в эту эпоху и доделает за тобой. Это и будет твоей главной задачей - исполнить восемь пророчеств. Уже даже шесть, два первых я реализовал. Дом Господа забрал детей его и ужасное зло осталось безнаказанным - работы тебе меньше. Как ты их будешь исполнять, мне всё равно. Покумекай, почитай книжки какие-нибудь... Пророчества должны быть исполнены полностью, но их можно трактовать по-своему. Давеча я убил двадцать с лишним детей и сбежал с судебного процесса и, пожалуйста, великое зло осталось безнаказанным. Я обрушил крышу церкви и Дом Господа забрал детей его. Принцип, надеюсь, понятен. А как ты сделаешь, чтобы земля перестала родить или отберешь надежду, решишь сам.
  
  - А что за силу я получу?
  
  - Ты, во-первых, станешь неуязвимым. Почти неуязвимым, но об этом позже. Во-вторых, станешь очень сильным. Правда, сила будет приходить к тебе постепенно. Это не моя прихоть, а идиотские правила игры. Короче, ты в любом случае сможешь поднять двухэтажный дом, уже когда покинешь кафе. Но, если ты будешь следовать дорогой зла и разрушения, то есть убивать, насиловать и так далее, сила твоя начнет возрастать. И наоборот, если ты вдруг вздумаешь творить добро, она уменьшится.
  
  - А насколько она может вырасти или уменьшиться?
  
  - Уменьшиться до уровня нормального человека. А увеличиться.... Знаешь, тут я ничего сказать не могу. В идеале, ты сможешь двигать горы. Но неуязвимость от тебя, в любом случае, никуда не денется.
  
  - Ладно, что еще?
  
  - Да, в общем и целом, всё. Фактически тебе надо только исполнить шесть оставшихся пророчеств, дальше всё сделает моя армия.
  
  - А что будет со мной, когда я исполню их?
  
  - То есть, что ты будешь с этого иметь? - рассмеялся Блэк, наливая виски. - Поверь, награда будет достойная. Если ты всё сделаешь правильно, можешь рассчитывать на полное бессмертие. Я сделаю тебя высшим демоном, и ты сможешь вечно делать то, что захочешь. Или оставлю человеком, будет зависеть только от твоего желания.
  
  - А у меня может не получиться? - сказал Эван, закидывая в рот виски.
  
  - Может. На это есть несколько причин. Первая - это время. Ты будешь сильным и неуязвимым на протяжении всей жизни, но можешь просто умереть от старости. Хотя с твоим новым здоровьем у тебя даже седины лет сто объявится. Ну, и у тебя будет противник, конечно. Без этого никак.
  
  - И что за противник?
  
  - Простой человек. Вот тут я ничего конкретного сказать не могу. В общем, по правилам игры, должен быть злодей-антихрист - это ты. И герой - кто-то из простых людей. Их будет трое. Никакой особенной силы у них не будет, просто обычные люди. Но за одним маленьким исключением - они смогут тебя убить. Только они смогут убить тебя так же, как и любого другого, допустим, пристрелив из винтовки. Если не убьют, а всего лишь ранят, твои раны заживут, как у простых людей. Короче, перед ними у тебя не будет преимущества в бессмертии.
  
  - А в силе?
  
  - В силе ты их будешь превосходить всегда. Как и в скорости, а еще у тебя будет власть над тьмой - мои слуги в Мире будут подчиняться тебе и охранять тебя. Единственный шанс героев - убить тебя исподтишка и в спину. Я не знаю, кто они, так что опасайся любого. Не доверяй никому. Или сначала проверяй, а потом доверяй.
  
  - Это будет не сложно, -сказал Эван задумчиво.
  
  - Не надо недооценивать героев. Огромное число антихристов на этом погорело.
  
  - А были и другие?
  
  - Были, но в других эпохах. Ты главное помни, если найдешь всех героев и убьешь, считай, ты победил. Тогда тебя никто не остановит. Так что будь осторожен, героем может оказаться любой. Даже твой знакомый, даже глубокий старик или безобидный новорожденный. Если он выстрелит тебе в голову или в сердце, ты умрешь и конца света не будет. И, кстати, о сердце. За всю историю Мира большая часть антихристов не справилась с задачей вовсе не из-за героев. Их подвела банальная любовь. Они влюблялись или вдруг им втемяшивалось, что делают плохое дело. Пытаясь исправить грехи, они становились добренькими, теряли силу и тупо дохли от старости. И отправлялись ко мне в Ад, где получали от меня подарочный котел за проваленную работу. Уже то, что они согласились стать антихристами, автоматически купило им билет в один конец до пекла.
  
  - Так я попаду в Ад?
  
  - Да. Но, если сделаешь работу, попадешь туда одним из властелинов. Я не могу гарантировать, что в тебе внезапно не проснется глупое сострадание или чего-то в таком роде. Поэтому, я нашел прекрасный выход из положения.
  
  - Какой?
  
  - Я просто сейчас заберу у тебя сердце.
  
  - А это как?
  
  - Да ничего сложного, формально у тебя даже останется сердце, просто я отберу у тебя возможность любить.
  
  Сэт протянул руку с длинными черными ногтями к груди Эвана, пальцы прошли сквозь одежду, вошли в тело. Боли Эван не почувствовал. Сэт какое-то время копошился в груди, потом вытащил ладонь с зажатым сердцем Эвана. Оно продолжало биться и слегка сочилось кровью.
  
  - Ну вот, теперь хорошо, - сказал Блэк.
  
  - Что ты сделаешь с ним? - спросил Эван.
  
  - Пусть пока побудет у меня.
  
  Сэт засунул сердце во внутренний карман.
  
  - А там посмотрим. Может, после захочешь его обратно.
  
  - И что теперь?
  
  - Теперь всё. Оставляю тебя развлекаться. Смысл работы ты понял?
  
  - Да. Исполнить шесть пророчеств, опасаться героев.
  
  - Правильно и лаконично. Я вообще люблю, когда лаконично. Ну и последнее, так сказать, пожелание на дорожку. Попробуй получить от всего этого побольше удовольствия. Наплюй на мораль, стеснение и жалость. Теперь ты сам теперь мораль. Ты определяешь, как жить этой планете. Мораль, нравственность и справедливость всегда определяет сила. Сила - это ты. Понимаю, информации навалил тебе много, всего не запомнить, когда уснешь, приснятся кое-какие подробности... Ну всё, антихрист, увидимся на конце света.
  
  Мистер Блэк растворился в воздухе, оставив запах паленой резины. Эван не удивился. Наверное, потому что у него отняли сердце. Вдруг, поток мыслей на краткий миг захлестнул его. Продолжалось мгновение, но за него Эван понял, что именно произошло. Он посмотрел на отражение в стекле витрины. На него глядит довольно красивый бугай, одетый в рваные кое-где, обтягивающие джинсы и футболку стретч. Никогда Эван не позволял себе одеться во что-то похожее. Такая одежда подчеркивала худобу и горб. Он почти не носил футболок с коротким рукавом - веснушки видно, смотрящиеся на белой коже, как мушиное дерьмо. Длинные черные волосы излучали блеск, а на губах, наверное, в первый раз за жизнь самодовольная улыбка.
  
  Эван посмотрел на столик, там металлическая пепельница и оставленные Сэтом сигареты. Он никогда не курил, но когда-то ведь надо начинать. Как такое может быть, что антихрист и не курит? Он достал последнюю сигарету и, смяв пачку, отправил в пепельницу. Немного подумал, взял пепельницу. И одним движением смял, как до этого пачку. Аккуратно расправил и обратно. Закурил. Дым сигареты не показался ни приятным, ни противным. Он сделал глубокую затяжку, с удивлением наблюдая, как сигарета истлела до самого фильтра. Он выпустил большое облако дыма и вышел из кафе.
  
  Эван точно знал, куда хочет пойти в первую очередь. Не так уж далеко, но идти пешком лень. Он поднял палец, призывая проезжающее мимо такси остановиться. За рулем женщина. Эван сел на заднее сидение и продиктовал адрес.
  
  - Что-то засиделись вы сегодня? - спросила женщина Эвана. Антихрист посмотрел на часы - почти полночь.
  
  - У меня был повод, - промурлыкал Эван. - Сегодня у меня день рождения.
  
  - Тогда поздравляю! И сколько вам стукнуло?
  
  - Я думаю, сорок шесть.
  
  - Что-то на сорокалетнего вы не тяните.
  
  - Сегодня я прожил жизнь еще раз и подумал, теперь мой возраст вырос в два раза...
  
  - Так по-настоящему тебе двадцать три. Ты, смотрю, качаешься.
  
  - Нет. Мне очень повезло с наследственностью.
  
  - А куда едешь?
  
  - К другу.
  
  - А что не к девушке?
  
  - Нету.
  
  - Ну, а друг сильно ждет тебя?
  
  - Нет, он даже не знает, что я собираюсь к нему, - сказал Эван, когда такси уже подъезжало.
  
  - Тогда, может, друг подождет немного. У меня как раз смена заканчивается... - игриво сказала таксистка.
  
  - Уже потекла, сука? Но у тебя ничего не выйдет. Я буду трахать только супермоделей.
  
  Эван протянул руку, проламывая решетку, разделявшую его с водителем, и, обхватив тощую шею, повернул вправо. Он даже не почувствовав напряжения, такси понесло к обочине. Машина на полной скорости врезалось прямо в бетонную стену. Раздался взрыв, яркая вспышка осветила округу. Такси какое-то время оставалось в покое, но вот из нее, разламывая и разгибая металл, выбрался высокий мускулистый мужчина. Одежда на нём горела, он легкими хлопками сбил пламя. Никаких следов от ожогов на теле. Мужчина рассмеялся, от громоподобного смеха животные соседних кварталов разбежались. Они-то сразу поняли, что означает этот раскатистый смех. В Мир пришел антихрист. Будет много смертей, боли и страха.
  
  Эван полностью погасил одежду и пошел в какой-то дом. Он бывал здесь всего один раз, когда помогал Кени с переездом. За недолгое время, пока перетаскивал посуду - тяжелые вещи не мог поднять - пришлось выслушать такое количество насмешек, что хватило бы на приличный юмористический концерт. Друзья Кени, да и он сам, буквально втоптали Эвана в грязь. Конечно, не в лицо, за спиной, но, словно специально, говорили так, чтобы Эван услышал. Тогда это не тронуло Эвана - Кени и на работе позволял себе те еще шуточки. Все их себе позволяли. Не трогало это и сейчас, но уже по другой причине.
  
  Он прошел на третий этаж, постучал в дверь Кени. Эван проделывал эту процедуру тысячи раз в снах и фантазиях, но даже тогда его захлестывал стыд. Это что-то вроде Стокгольмского синдрома - Эвана всю жизнь мучили - физически и морально - именно парни. И почему-то в них он влюблялся, их хотел больше девушек. Наверное, потому что не было ни одной девушки, которая бы ни скривилась при виде его. Однажды он заказал проститутку, чтобы просто попробовать, но даже она отказалась спать с ним! Даже когда он поднял оплату в два раза! С парнями же у него хотя бы что-то было. Пусть в унизительной, пассивной форме, но сексом назвать можно. Вот и сформировалась ориентация, за которую ему, до недавнего времени, было стыдно. А, может, это Сэт хотел, чтобы антихрист был геем? Даже больше - пидором? Отвратительным, грязным и мерзким, мечтающим отомстить за унижения, мечтающим трахнуть в жопу мир, который делал это с ним? Пробежала мысль: а не была ли та проститутка Сэтом? Вполне ведь могло быть.
  
  Сейчас всё по-другому. Никакого стыда, его трясло от нетерпения, в джинсах обтянут напряженный, рвущийся наружу член. Кени даже не успел ничего сказать. Как только дверь открылась, Эван схватил его и повалил на пол. Антихрист сорвал с себя джинсы, на ковер полетели две неровные штанины. Кени что-то закричал и даже попытался сопротивляться, но куда ему тягаться с антихристом? Следующим слетели штаны Кени. А потом квартиру пронзил его крик.
  
  - Молчать, шлюха! - крикнул Эван. Кени ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
  
  Ну, что было дальше, Давид, я, пожалуй, опущу. На следующее утро из дома Кени вышел высокий мужчина с мечтательной улыбкой на устах и пошел по тихим улицам Сан-Франциско. К обеду Кени нашли мертвого. Его убили ужасающим способом, как будто какой-то зверь ворвался в квартиру и разорвал надвое. Половинки привезли в морг к патологоанатому - устанавливать причину смерти. Разорван диким зверем? Да нет. Кени убили в отчаянном порыве страсти. Эван разорвал его при первом оргазме, испытанном с кем-то кроме своей руки.
  
  Ну что же, Давид, оставим на какое-то время Эвана предаваться греховным делам и осваиваться с новыми возможностями. А сами перенесемся туда, где живут наши герои. Не все сразу, но по очереди мы посетим каждого. Вот наша первая героиня. Звать ее Анна, проживает она в России, впрочем, как и все герои. Анна молодая и очень красивая студентка, учится в одном из университетов Санкт-Петербурга. В каком именно говорить нет смысла, ибо в той эпохе нет ни Санкт-Петербурга, ни Сан-Франциско, ни Москвы, ни Берлина, да и вообще названия городов в каждой эпохе разные. Мы будем придерживаться знакомых названий для облегчения нашей истории. Ведь это всего лишь сказка, а в сказке можно допустить и не такое. Правда, есть из этого правила одно занимательное исключение, но об этом чуть позже.
  
  Итак, Анна как раз бежала по красивой мраморной лестнице с очередной лекции, когда с ней случилось несчастье. Кто-то из студентов забыл на ступени тетрадь или обронил ее, или вмешались какие-нибудь высшие силы... Короче - тетрадь там лежала. И первая из наших героев, поскользнувшись на ней, упала, раскидав по лестнице теперь уже свои тетради. Она шмякнулась на спину, ударилась головой о ступеньку и потеряла сознание. Может, и не очень удачное начало - знакомить тебя с героиней даже не описав ее внешность, но, поверь мне, Давид, в девушке не было ничего необычного, пока она, упав с лестницы, не потеряла сознание. Да и описывать ее более конкретно нельзя, ибо никто не знает силы Темного, быть может, он сквозь время сможет услышать меня и сообщить приметы Эвану. Тогда Анне останется жить очень недолго.
  
  Девушка провалилась в неестественный сон. Вначале она увидела только свет, потом различила его источник. Сиял маленький одуванчик. От цветка лилась желтизна, но одуванчик рос, покрываясь семенами-пушинками и серебро вытеснило золото. Он продолжал развитие, первая пушинка, подхваченная порывом красного ветра, оторвалась и полетела в неведомые дали, забрав с собой маленькую частицу освещения. А красный ветер продолжал бушевать, срывая пушинку за пушинкой, медленно раздевая одуванчик. Ты спросишь, как ветер может быть красным или вообще иметь цвет? Но не забывай, Давид, это всё только сон, тут ветер есть какого угодно цвета. Красному ветру, наконец, удалось сорвать последнее семя, оно улетело, полностью забрав свет. Красный ветер перестал быть красным, ибо во тьме не бывает цвета. Анна осталась в темноте, слушая завывания бесцветного ветра, и разум наполнился тревогой.
  
  Внезапно всё прекратилось - и ветер, и тьма. Анна обнаружила себя на небольшом островке посредине огромной реки. Она текла в совершенно пустом пространстве, будто кто-то пролил в космосе молоко. Она нарушала бесконечную пустоту, то же самое делали берега. Песчаные и какие-то зловещие они ограждали реку с двух сторон, как будто грозя когда-нибудь замкнуться и поглотить ее. Анна увидела, что островков, подобных ее, вокруг великое множество. Сзади река уходит в бескрайность, спереди ширится, покрываясь островами, как клавиатура кнопками. Много-много маленьких и один огромный - изогнутый тремя волнами, он несёт город.
  
  Анна посмотрела туда, где река сужается, к ней плывет громадный корабль. Более удивительного судна она никогда не видела, хотя бы потому, что корабль плыл, лишь слегка касаясь поверхности реки длинным килем. Основная масса висит в воздухе. Корабль не то плыл, не то летел, оставлял на волнах неглубокую борозду, прорезанную килем. Он напоминал фрегат из пиратских сказок, только сделанный из металла. Его поверхность красиво переливалась, на ней красиво плескался свет звезд, отраженный рекой. Только сейчас Анна обнаружила, что сверху на нее смотрят мириады звезд. Побольше, чем на Земле, но Анна уже догадалась - сейчас она не на третьей планете от Солнца.
  
  В днище корабля открылся люк, в воду упала металлическая шлюпка. Сидящий в ней достал два весла и мощными движениями быстро погрёб к острову. Сперва шлюпка тоже отливала металическим серебром, но быстро потускнела, потом потемнела до коричневого. Когда доплыла до острова, шлюпка проржавела насквозь. Из нее вылез мужчина, одетый как капитан Блад. По крайней мере, Анне пришло на ум именно это сравнение. Анна посмотрела в лицо незнакомца и поняла - у него их тысячи. Его облик постоянно мерцал, будто кто-то каждую секунду менял на нём маски. Но вот лица перестали мелькать - незнакомец, наконец, выбрал, как выглядеть. По правде сказать, выбрал тривиальный облик, за исключением большого шрама, рассекавшего левую скулу.
  
  - Здравствуй, Анна, меня зовут Мастер, - сказал мужчина приятным низким голосом.
  
  - И чего вы мастер? - насмешливо спросила девушка. Это же просто сон, можно и расслабиться. Впрочем, странно, редко когда спящему так отчетливо ясно, что происходящее ему именно снится.
  
  - Всего, - пожал широкими плечами мужчина. Хотя безразличным не был, на устах едва виднеется усмешка, будто хочет Аню закадрить. - Так меня зовут.
  
  - Интересно. И что же вы, Мастер, забыли на моем острове?
  
  - Но ты ведь видела мой одуванчик? - спросил он в ответ.
  
  - Который горел, а потом угас? Да.
  
  - Тогда ты должна всё понять.
  
  - Что 'всё'?
  
  - Трудно объяснить, - покачал головой странный мужчина. - Такие вещи или ясны сразу, или никогда, даже после тысячи объяснений. Я пришел сюда, чтобы сказать тебе кое-что, но надеялся, ты поймешь и это.
  
  - А я не понимаю! - сказала девушка весело. Что там было-то? Одуванчик, ветер, лепестки.
  
  - Да? Но ты же видела! Неужели тебе, человеку, больше неясно, что такое Ветер и что то был за Одуванчик? Или что Ветер под конец обратился во тьму? Это же очевидно - Ветер и Темный теперь заодно. И это очень, очень плохо, Анна из шестьсот тринадцатой эпохи.
  
  - А мне всё равно непонятно! - весело уперлась Аня, хотя теперь веселье больше напускное.
  
  - Ладно, - снова покачал головой Мастер. - Главное тебе меня внимательно выслушать - к твоему носу уже подносят нашатырный спирт и времени у нас мало. Вскоре тебе придется встретиться с разрушителем вашей эпохи, и ты будешь единственной, кто сможет его убить. Но у тебя ничего не получится, если ты не сможешь пробудить в нём любовь. Это и есть твоя задача: найди разрушителя и пробуди в нём любовь, а потом убей! Или не убивай... Если тебе удастся, всё окончится само собой. Проснувшись, ты всё вспомнишь, но не поверишь. Поверить тебе поможет лекция по истории. А теперь прощай, Анна. Хотя, возможно, я тебя еще увижу. Я запомнил тебя, Анна.
  
  Анна почувствовала странно-резкий запах, ударивший в ноздри, и окружающее пространство взорвалось тысячью пушинок одуванчика. Она открыла глаза и увидела улыбающееся лицо какой-то медсестры в белом халате.
  
  - Ну вот, вы боялись, а даже юбка не помялась, - весело сказала медсестра.
  
  - А где Мастер? - Анна сначала не поняла, где находится - настолько резкий получился переход.
  
  - Откуда знаю, девчушка. Ты с лестницы упала и головкой ударилась, на твое счастье я неподалеку была. Всё равно надо в больницу поехать, проверить, нет ли сотрясения...
  
  - Хорошо, - сказала Анна, опять проваливаясь во тьму.
  
  Но на этот раз она не увидела ни одуванчиков, ни Мастера - только тьма. Анна поняла, она не одна, тут есть еще кто-то. Этот кто-то ее искал. Искал долго и упорно, искал очень давно, с самого рождения. Но что-то с ним не так. Анна знала, он всё равно ее найдет когда-нибудь. Да, это определенно он - мужчина. Принц ее мечты, ее любовь. Ее рок. Ее жизнь. И ее смерть, быть может...
  
   Второй раз девушка очнулась уже в больнице. Перед ней мужик в белом халате и ее парень - Макс.
  
  - Я так рад, что ты очнулась! - сказал Макс, освещая палату улыбкой. - Тебе было больно, наверное...
  
  - Молодой человек, я уже в десятый раз говорю вам: выйдите из палаты! - рявкнул доктор. - Вашей девушке нужен покой!
  
  - Хорошо, хорошо, - поднял руки Макс. - Только поцелую ее на прощанье и ухожу.
  
  Макс наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Анна не ответила на поцелуй, более того, ей показалось, губы Макса холодные и неправильной формы.
  
  - Макс, сколько я провалялась без сознания? - слабым голосом спросила Анна.
  
  - Да всего пару часов, - ответил Макс.
  
  - Молодой человек! - крикнул доктор.
  
  - Всё иду, иду. Поправляйся, я буду неподалеку, если всё нормально, заберу тебя отсюда, - сказал парень и вышел из палаты.
  
  Доктор тщательно обследовал девушку и сообщил, вроде всё в порядке, возможно легкое сотрясение, но ничего страшного. Правда, выписывать сегодня не стал, сказав, что еще понаблюдает. Вечером снова пришел Макс, принес тетради и учебники, которые Анна обронила на лестнице. Макс знал - Аня чуть ли не помешана на учебе. Она поблагодарила, но ничего учить ей не хотелось. На следующее утро она выспалась и почувствовала себя просто прекрасно. Доктор, осмотрев ее, сказал, что пока не стоит сильно напрягать мозг, и выдал больничный на освобождение от занятий. Макс приехал и повез ее домой, потом укатил в универ. Учились они в одной группе, Макс пообещал вечером рассказать Ане, что она пропустила.
  
  Несмотря на рекомендацию доктора, Анна все-таки решила слегка позаниматься. Она взяла учебники и, заглянув в ежедневник, обнаружила, вскоре ей предстоит контрольная по истории. Она достала лекции, записанные в тетрадь аккуратным ровным почерком. В тетрадь как будто что-то засунули, нечто вроде закладки. Анна открыла ее и обнаружила посредине засушенный одуванчик. Она тут же вспомнила странный сон, хотя и так часто думала о нём последние сутки. Загадочный Мастер, непонятная и прекрасная река, одуванчик, погашенный красным ветром. Воспоминания прокручивались по кругу снова и снова. Но не они вызывали тревогу, куда больше волновал мужчина, ищущий ее во тьме. Кто он? Зачем он ее искал? И почему ей так хочется встретиться с ним? На эти вопросы ответов не находилось.
  
  Вечером пришел Макс - принес бутылку шампанского. Аня сказала, после сотрясения ей нельзя, парень вылакал бутылку сам. Он весь вечер рассказывал смешные истории о том, что произошло в универе за ее отсутствие. Уж это Макс умел. Анна поэтому и начала с ним встречаться - привлекло чувство юмора. Но сегодня истории, почему-то, не смешили. Это, конечно, глупо, но, казалось, рассказывая случаи из жизни любимого университета, Макс насмехается над ней. Даже издевается. 'Посмотри, как весело и интересно течет жизнь, пока ты здесь занимаешься фигней', - будто говорил он. Это злило.
  
  Макс почувствовал: что-то идет не так, и быстренько заткнулся. Он решил, Аня на него обиделась, хотя не мог понять, почему. Хотя -молодец. Прекрасно сориентировался и вышел из трудного положения. Подсел к девушке на диван и нежно поцеловал. Прелюдия продолжалась долго и, наконец, они пошли в спальню. Макс старался, делал всё, как Анне нравится, но ощущал, она плохо заводится. Но вскоре она завелась.
  
  Сперва Аня пошла с ним в спальню как бы нехотя, когда перешли конкретно к процессу, закрыла глаза и через несколько минут застонала. Она и раньше так делала, занимаясь с ним любовью, но сейчас аж кричит! Макс даже занервничал, что им в стену застучат соседи. Но вскоре все мысли улетучились - нельзя думать о соседях, когда под тобой извивается содрогающаяся от страсти девушка. Ее острые ногти царапали спину, оставляя красные полосы, а ноги обхватили торс. Она кусала его губы в кровь, каждая мышца ее тела дрожала, то расслабляясь, то напрягаясь до каменной. Макс тоже приходил в экстаз, получив такой ее отклик свои на ласки, но серьезно расстроился бы, если узнал - как только Аня закрыла глаза, она занималась сексом уже не с ним. Не его тонкие руки ласкали розовое тело, а толстые мускулистые лапы другого мужчины. Это его широкую накаченную спину царапали острые ноготки, а вовсе не спину Макса, и даже поршень, что двигался в лоне, принадлежал не ему. Когда они одновременно кончили, Макс не расслышал, как в приступе дичайшего оргазма Анна прокричала: 'Эван!!!'. Она и сама этого не расслышала. Последней яркой вспышкой в голове пронеслось - черноволосый мужчина удовлетворенно улыбнулся...
  
  Как-то странно течет наша сказочка, не правда ли, Давид? Мы прощаемся с вторым персонажем, когда он занимается любовью. Но ничего нельзя поделать - слов из сказки не выкинешь. Оставим наших любовников обливаться потом в объятьях друг друга и курить в комнате, пропахшей похотью, чтобы познакомиться со вторым героем. Как я уже говорил: все три героя живут в России. Второй наверняка вызовет у тебя улыбку, Давид. Потому что герой, который может противостоять целому антихристу - твой ровесник. Кстати, сильно похож на тебя. Вернее был бы похож, если б родители мальчика не разбились в автомобильной катастрофе, и он не переехал к дяде. Героя зовут Борис, в двенадцать он был главной головной болью отличников семнадцатой школы Барнаула, а все девочки млели от него. Его родители, как и твои, уделяли воспитанию сына мало времени. Мальчик уже давно исковеркал бы свою судьбу, или судьбу других, если б не их смерть. Дядя Бориса, Глеб, служил священником в маленькой деревеньке где-то на бескрайних просторах Сибири. Других родственников у Бориса не нашлось, не нашлось и альтернативы. Пришлось бросать прошлую жизнь и ехать к дяде.
  
  Глеба в семье Бориса всегда считали чудиком. И дело даже не в том, что после школы он всех бросил и ушел в монастырь. И не в том, что, когда умер дед Бориса, отказался от своей части наследства в пользу младшего брата. Нет, с Глебом вообще всё было не так с самого рождения. Лучший ученик Барнаула, он окончил школу на три года раньше положенного. Отец Глеба работал директором металлургического завода, так что перед подростком открывались двери всех университетов или колледжей мира, вместо этого он решил пойти в семинарию. Три года учился, принял сан и уехал куда-то далеко, где жил почти пятнадцать лет. Куда конкретно никто не знал, хотя он писал и присылал поздравительные открытки на каждый семейный или церковный праздник. Отцу Глеба, несмотря на светский авторитет, не удалось вырвать сына из лап церкви и веры. Но тот умер, и Глебу пришлось приехать на похороны. Тогда Борису стукнуло одиннадцать. Единственный раз, когда он увидел дядю.
  
  До этого дядя упорно присылал ему открытки и письма на каждый день рождения. Все агитационной тематики. Глеб советовал Боре следовать заповедям, не заниматься плохими делами - в таком духе. Больше всего забавляла приписка в конце: 'Да прибудет с тобой Бог!'. Очень похоже на: 'Да прибудет с тобой Сила!'. Дядя, видимо, 'Звездных войн' не смотрел. А в письмах к отцу, Глеб просил прислать к нему мальчика на недельку. Но отец не хотел, чтобы на не окрепший мозг сына вываливалась вся эта религиозная муть. Поэтому Борис к дяде так и не съездил.
  
  Но судьба распорядилась по-своему. Спустя год после смерти деда, умерли родители Бориса и мальчик поехал в монастырь к дяде. Представь, что стало бы с тобой, Давид, если б тебя оторвали от всего, что ты знал и любил? Если б твои родители разбились в авиакатастрофе, допустим, и тебе пришлось бы жить с ближайшим родственником - со мною? Вот ты провел у меня всего пять дней, и уже помираешь со скуки, а Борису предстоит жить с дядей как минимум шесть лет - до совершеннолетия. И вот, мальчика, еще толком не отошедшего от смерти родителей, привезли в небольшой монастырь, где началась другая жизнь.
  
  В монастыре не было ни одного блага цивилизации: ни света, ни отопления, ни горячей воды. Везде, кроме главного молельного зала, топили по-черному. Его поселили в маленькой келье размером два на три метра. Естественно, молодой хулиган сразу заявил: жить здесь он не станет. На что дядя серьезно ответил: выбора нет, он и сам живет в такой же. Они почти сразу поругались, в наказание дядя запер Бориса в келье на целые сутки. Почти все двадцать четыре часа мальчик сбивал кулаки в кровь и срывал ногти, пытаясь сломать массивную деревянную дверь. Половину времени он оглашал монастырь самыми грязными ругательствами, пока не охрипло горло.
  
  Но Борис был отнюдь не глупый мальчик и решил пойти на хитрость. На следующий день он извинился перед дядей и с трудом съел невкусный обед. А после дал деру из монастыря. Его никто не держал, ему не попытались помешать. И, быть может, ему удалось бы добраться до какой-нибудь деревни, если не пошел сильный снег. На пороге ноября, снег в тех краях не редкость. Почти три дня мальчик скитался по тайге, пока дядя не нашел его. Боря вернулся в монастырь. Еда уже не казалась противной на вкус, куда лучше безвкусного лишайника, келья была верхом комфорта после холодной заснеженной земли. Пока мальчик бродил по лесу, он отморозил два пальца на ноге, их пришлось ампутировать. Операция проходила на живую без наркоза - лекарств в монастыре не держали. Но Боря пережил это. Всего за неделю он стал другим человеком. Ты скажешь: не может быть, чтобы суть человека менялась так быстро? На это я могу ответить: всё бывает Мире. Даже такое.
  
  Пока Боря отходил от операции, дядя неустанно находился рядом. Пока метался по жесткому ложу, сотрясаемый кошмарными видениями умерших родителей и часто просыпаясь от тупой боли в ноге, он запомнил одно - холодный монотонный голос дяди. Глеб неделю читал Боре священные писания, они, к великому удивлению, забирали боль и грусть с тоской. Молитвы стали для Бори настоящим спасением не только тела, но и души. На четырнадцатый день переезда из Барнаула Борис открыл глаза и впервые не почувствовал боли в ноге. Обнаружилось, она ушла из сердца тоже.
  
  - Дядя Глеб, что со мной было? - спросил он улыбающегося дядю.
  
  - Ты был одержим демонами Борис, - ответил дядя.
  
  - А это как?
  
  - Большинство людей одержимы демонами. Они носят в себе демонов страха, гордыни, похоти - их много-много, легионы их! Иногда надо приложить огромные усилия, чтобы не впустить их в себя. А, если впустил, приходится прикладывать еще большие, чтобы их из себя выгнать.
  
  - Теперь во мне больше нет демонов?
  
  - Нет. Но появятся ли они снова, решать только тебе. А теперь отдыхай.
  
  Дядя ушел, оставив Бориса наедине с новыми мыслями. Через пару дней мальчик уже мог ходить и даже помогать монахам в каждодневном труде. Он носил дрова, убирал в столовой и удивлялся, что работа не в обузу. Случись это две недели назад, он взвыл бы раненым волком, теперь делал, что говорили, с удовольствием.
  
  Так потекли недели. Он вообще не думал, что с ним творится. Просто делал, что делал. Было бы чем занять руки. Мысли не забирались в его чистую голову, может быть даже, он мог назвать себя счастливым. Но не полностью, а только в маленькой части огромной жизни, которую он проживал в монастыре. Будто не было ничего раньше и не будет потом. Поэтому не могу назвать это счастье полноценным.
  
  Однажды он пошел в лес собирать хворост. Его встретил солнечный декабрьский день, в монастыре готовились к празднованию Рождества. Вчера выпал глубокий снег, продираться сквозь сугробы трудно, да и хворост собирать тоже, поэтому он отламывал сухие ветки. Когда потянул не слишком сухую, она внезапно сломалась, он упал на спину, взгляд устремился в небо. Он лежал со сломанной веткой в руках и смотрел на бесконечную голубизну, наслаждаясь, как при каждом движении свежий снег похрустывает под спиной. По небу пролетали перистые облака, на ветках деревьев еще не успел растаять ночной иней. Вокруг тихо, как в подвале, и в тишине он отчетливо различил удары сердца. Оно стучало спокойно, отбивая несущий жизнь ритм и принося гармонию. В первый раз за несколько недель Боря вспомнил отца и мать, в первый раз воспоминания не принесли страданий, не вывали грусти. Только сердце как будто замерло на один миг, слегка нарушив ритм. И в промежуток между ударами ушло всё плохое. Ушло, и беспощадно раздавилось следующим ударом. Мысли вернулись, вернув давно забытую радость. Одинокая слезинка прокатилась по щеке и тут же обледенела. Борис встал, взял все ветки, что успел наломать, и пошел в монастырь.
  
  Вернувшись в обитель, Борис увидел ее другими глазами. Теперь это не тюрьма, в которую его сослали, и не странное место, забравшее боль. Нет, это просто место, не лучше и не хуже любого другого. Храмом делали его вовсе не купола и иконы. В Дом Господа его превратили люди, молящиеся, коленопреклоненные, верующие... Только они могли обратить безжизненный камень в священное место. Только от них к Господу вела прямая, пусть и многоступенчатая лестница.
  
  После прогулки за хворостом жизнь Бориса еще раз изменилась. Забегая слегка вперед, я скажу: не в последний раз. Второй герой проводил основное время точно так же, как после операции - помогал монахам в скромном быту. Нога окончательно выздоровела, работа давалась легко. Но шли дни, Боря стал замечать - далеко не всё так просто в жизни монастыря и его обитателей. На первый взгляд монахи делали, что должны: молились, работали, пили и ели, придаваясь духовным мыслям. Но первое подозрение закралось, как ни странно, в бане. В монастыре большая общая баня. Вместе с основным зданием и приличных размеров амбаром - вот и весь монастырь. Есть, правда, еще несколько сараев под хранение дров и продуктов. Так вот, попав в общую баню, Борис заметил, что монахи не похожи на обычных людей. Все худые и поджарые, но это ладно - настоящий монах должен быть таким. Отбивая на коленях молитвы и питаясь скромней дикого зверя, - не разжиреешь. Но не просто худые, а великолепно сложенные, будто попал в баню с легкоатлетами или гимнастами. Реально, таких крепких, гибких и суровых мужчин Боря никогда не видел. Не уступал им и дядя, под монашеской рясой скрывавший тело культуриста.
  
  Другая загадка монастыря - большой амбар, куда Бориса не пускали, но монахи проводили там примерно половину времени. Там всегда выставлялось что-то вроде караула. Нет, никто не маршировал вокруг, не стоял с ружьями около входа. Но два-три монаха постоянно что-то делали неподалеку: чистили снег, кололи дрова, вешали белье. Короче, незаметно прокрасться и подсмотреть, что там происходит, нельзя. Случись это год назад, он попробовал бы утайкой пробраться к амбару, не поглядев ни на какую стражу. Теперь в голову пришла мысль крамольная для старого Бориса - просто спросить у дяди.
  
  Глеб выслушал и ответил, что там они занимаются тренировкой тайного знания. Это заинтриговало мальчика, он спросил, нельзя ли приобщиться к нему. Глеб ответил, что возможно, но только когда Борис прочитает некоторые священные писания и поймет их смысл. Боря возразил: чтобы понять весь смысл уйдет сто лет. Глеб предложил помощь. Дядя взял в храме несколько книг и дал Боре.
  
  И опять Борис удивился - оказывается, проводя за книгами по двенадцать часов в сутки, можно получить массу удовольствия. Читал он запоями, уходя от действительности так, что прерывался, только когда дядя звал поесть. Кроме чтения Глеб настоял, чтобы мальчик ходил на молитвы вместе с остальными монахами. В таком режиме прошло еще полгода. Борис читал, слушал разъяснения дяди и молился. Он уже не представлял другой жизни, более того - чувствовал, вроде и живет сам, но дополнительно проживает жизнь для кого-то. До сего момента любые знания давались ему крайне трудно, нынче он запоминал любую страницу священных писаний до запятой, мог процитировать нужный отрезок, даже ночью разбуди. А так, скажу я тебе, бывало часто.
  
  Личность Бориса продолжала меняться. Под суровым руководством дяди детство ушло и растаяло, как дым. Дядя поутру заставлял Борю делать зарядку, а перед сном бегать по часу вокруг монастыря. Глеб бегал рядом и требовал, чтобы мальчик отвечал на вопросы о писаниях. Борис встретил тринадцатый день рождения совершенно другим человеком. От прежнего хулигана не осталось и следа, теперь это серьезный, даже где-то суровый парень. У него на лице пробилась неровная щетина, тело покрылось совсем не детскими мышцами, он мог посостязаться в знании писания с настоятелем монастыря.
  
  И тогда дядя открыл ему тайну. Это не просто монастырь, это место подготовки воинов для Православной Церкви (ты, конечно, понимаешь, Давид, что церковь та была совсем не православная, но мы договорились с тобой брать понятные и привычные названия). Его впервые впустили внутрь амбара, там обнаружился прекрасный, очень современно оборудованный спортивный зал. По нему скакали, бегали и качали мускулы на тренажерах суровые на лик монахи. Тут они расхаживали с открытым торсом, переливаясь мускулами, у каждого под левой подмышкой спрятана татуировка - крест. Ее Боря в бане ни разу не видел, видимо, монахи не поднимали левой руки. Для чего монахи тренировались, дядя не объяснил, сказав лишь, что Боря узнает всё в свое время.
  
  Жизнь Бориса снова повернула русло. Его больше не заставляли читать умные книги, направив всю неуемную энергию на тренировки. Боря не знал, так ли готовили других монахов, но предполагал, что нет. Он проводил в амбаре как минимум десять часов в сутки, и не видел ни одного монаха, тренирующегося с таким же усердием. Но мысли его витали далеко - он с головой ушел в новое занятие. Однако мы, Давид, более наблюдательны, чем Борис. Ведь мы знаем - Боря далеко не заурядный ребенок. Он - самый настоящий герой! И в наших головах вполне может зародиться интересная мысль. Цель всех служителей монастыря -подготовка всего одного воина. Бориса...
  
  Именно поэтому он не видел одного и того же учителя чаще раза в неделю. Каждый должен был научить чему-то своему. Каждого монаха, до того как он попал в храм, готовили в разных местах не просто России, но Мира. Их собирали по планете, сколачивали в коллектив, который сможет дать ребенку нечто свое, но непременно - лучшее. Каждый из учителей - непревзойденный мастер. Только лучше из лучших собрались тут, в маленьком сибирском монастыре. И не все тут были монахами, даже больше тебе скажу, многие и в бога-то не верили, а просто взяли деньги. Пожалуй, никогда за всю историю человечества не было второго такого ребенка, на обучение которого потратили бы столько времени, сил и средств. Годами готовили всё, чтобы в максимально короткий срок подготовить Бориса. За небольшим монастырем следила целая армия, чтобы обеспечить тишину и покой. Чтобы воспитать настоящего героя. Так прошел еще один год.
  
  И теперь, Давид, мы можем посмотреть на Бориса и тебя, чтобы сравнить. И не надо хмуриться. Хоть сравнение не в твою пользу, никто ж с тобой не занимался так серьезно, как с ним. Итак, в четырнадцать лет Борис стал высоким молодым парнем, выглядящим на несколько лет старше своего возраста. Он мог похвастаться самой настоящей бородкой и телом не мальчика, но мужа. Во всём монастыре нашлась бы всего пара человек, поспоривших с ним в мастерстве боя. За год парень тренировался настолько усердно, проявлял такие успехи, что некоторым учителям становилось не по себе. Но боялись они зря, ибо мальчик превратился не просто в атлета, но и очень просвещенного юношу. Глеб не оставлял уроки со священными книгами, хоть и делал это реже. Вокруг Бориса образовался настоящий купол несокрушимой, почти фанатичной веры. Ради Бога он, не задумываясь, отдал бы жизнь и унес чужую во имя Его. Многие учителя, особенно нанятые, уже откровенно побаивались его ледяного взгляда и отводили взор от голубых, бесконечно глубоких глаз. Бывший хулиган прошел превращение до своего персонального имаго - стал идеальным церковным псом. Как и подобает псу, он вселял страх в сердца, где вера не просто слаба, но даже только могла пошатнуться.
  
  Вскоре после четырнадцатилетия Бориса снова постигло несчастье. Глеб заболел туберкулезом, теперь уже мальчику предстояло проводить дни и ночи в молитвах над умирающим телом дяди. Заразиться сам Борис не боялся, вера защищала его лучше любой марлевой повязки и антибиотиков. На смертном одре дядя, в последний раз придя в сознание, подозвал Бориса и рассказал ему следующее:
  
  - Слушай меня, Боря, - сказал Глеб хрипло, постоянно срываясь на кашель. Изо рта у него летела мокрота, вперемешку с кровью. - Мне сорок пять лет и ровно тридцать лет назад ко мне явился сам пресвятой архангел Михаил и сказал то, что навсегда переменило мою жизнь. Ни твой дед, ни твой отец так и не поняли, почему я ушел в монастырь, сейчас я расскажу тебе всё.
  
  Выпив воды из кувшина, бережно поднесенного Борисом, он продолжил:
  
  - Архангел явился мне во сне и сказал, что у моего брата родится герой. Этот герой будет единственным человеком, который сможет помешать приходу конца света. Понимаешь, Боря, в наш мир явился тот самый страшный и непобедимый посланник Сэта, о котором говориться в писании. Я точно знаю это, ибо мне было сказано, что я умру в тот момент, когда придет он. И поэтому твое время пришло. Мне очень жаль, что не удалось закончить твое обучение, но на это есть еще немного времени. Антихрист начнет действовать не сразу, и за это время ты должен стать непобедимым. И еще ты должен закалить свою веру так, чтобы никто не смог ее сломать. Ты должен убить антихриста, во что бы то ни стало! Ты слышишь меня, Борис, во что бы то ни стало! Ничто в мире не имеет такой важности для тебя, потому что ты единственный, кто способен его убить, для всех остальных он будет неуязвим, понимаешь...
  
  - Да, я понимаю. Но почему ты не сказал об этом раньше? - спросил Борис.
  
  - Я не мог. На то были причины. Ты знаешь, я даже говорил с твоим отцом, но он отказался верить мне, сказал, что я сумасшедший. И тогда вмешалась сама судьба, пускай это и мерзко, но твои родители погибли от руки Господа, чтобы ты смог начать обучение здесь. Обещай мне, обещай мне, Борис, что ты закончишь обучение, найдешь и убьешь антихриста. Убьешь это зло, пока он не разрушил весь мир. Обещай мне...
  
  - Я обещаю тебе, дядя, - сказал Борис твердо, хоть крупные слезы текли из его синих глаз. - Клянусь!
  
  - Тогда я умираю спокойно...
  
  После этих слов Глеб испустил последний вздох. Но давай-ка, Давид, на правах рассказчика я загляну в его мысли за секунду до смерти. В тот самый момент, когда Борис поклялся. И что я увижу там, Давид? Облегчение, что не зря прожил жизнь? Нет. Быть может, благоговение, ведь он скоро встретится с Богом? Тоже нет. В его мыслях я вижу только страх, а вот и гаденькая ухмылочка мистера Блэка нарисовалась. Хотя могу сказать точно: Блэк никогда не знал Глеба, как не знал, что его племянник герой.
  
  Действительно, к Глебу тридцать лет назад явился архангел и сказал, чтобы он подготовил героя к битве с антихристом. Глеб удалился от людей, нашел этот монастырь и стал собирать учителей для будущего героя. Церковное начальство знало и всячески содействовало, помогая всеми возможными средствами. Глебу удалось собрать отличную команду учителей, еще бы, светлые силы были на его стороне! И всё бы ничего, если не отец Бориса. Когда Глеб рассказал ему то, что Борису на последнем издыхании, тот просто посмеялся и прогнал брата. Глеб убеждал, как мог, но всё без толку. А время шло, ведь Глеб не знал точную дату прихода антихриста. Об этом знал только Сэт, как имена героев тоже знали только высшие представители светлых сил.
  
  Тогда Глеб решил пойти на крайность. Так вот, поглубже заглянем в голову умирающего Глеба. На смертном одре он видел не ученика, побеждающего антихриста, а то, как он, темной октябрьской ночью, перерезает тормоза в машине брата. Да, это сделал именно он. Только так появлялся шанс вырвать из лап глупых родителей будущего героя и подготовить его как следует. Родители Бориса разбились на следующее утро. Именно эти мысли крутились в голове Глеба перед смертью. Он лихорадочно думал, пустит ли Бог такого слугу в чертоги Рая? И, испустив последний вздох, Глеб отправился в ад. Ибо добро, Давид, не бывает с кулаками. Если убиваешь ради добра, ты отправляешься в ад. И кару Глеб начал получать уже при жизни. Конечно, умер он вовсе не от туберкулеза и прекрасно об этом знал. Церковь не могла допустить, чтобы обучение героя, которому предстоит спасти всё человечество, вёл убийца.
  
  Так что мы покинем второго героя на печальной ноте. Но не грусти, третий герой тебе понравится. Обычный, хороший парень. Ему не будет мерещиться Эван и он далеко не религиозный фанатик.
  
  Но прежде чем мы посмотрим на Владимира, я хочу немного рассказать о месте, где он живет. Мы с тобой, кстати, сейчас, неподалеку от него. Помнишь, я говорил тебе, что во всех эпохах названия и местоположение городов и стран разные? То же самое и с географическим рельефом. Материки трансформируют очертания, моря бурлят в разных местах, даже полюса меняются. Наша планета то приближается к солнцу, то отдаляется, потому и климат непостоянен. И есть всего одно исключение из правил, только одно место всегда находится и называется одинаково во всех эпохах. Это место - Багаевка, и расположилась она в Ростовской области нашей эпохи или в районе Корак эпохи Эвана. Но мы уже договорились, так что пусть останется Ростовская область. Багаевка, впрочем, тоже меняет названия. Иногда это Багаевская, когда Богаевское, порой оно Бугаевское. Вариантов много, но, конечно, самый верный - Богаевка. Именно корень 'бог' когда-то избрало себе Место. Да-да, мы, сказочники, предпочитаем так его называть: 'Место' и обязательно с заглавной буквы. Потому что других таких мест нет в Мире. Место всего возникает на берегу реки. У нас это Дон, в других эпохах иначе. Багаевка на левом берегу, в этом месте всегда есть небольшой остров - Буян.
  
  Так почему эта деревушка есть во всех эпохах, и что в ней вообще такого особенного? Вот на этот вопрос я не могу ответить - не знаю. Вроде примечательного ничего в Багаевке и нет. Население колеблется от нескольких сотен до пятидесяти тысяч, но никогда не переходит этих границ. Да и существует она тоже не всю эпоху, иногда ей тысяча лет, а порой не держится и года. Но везде она есть, и каждый раз там происходит хотя бы одно событие, каким-то образом влияющее на судьбу эпохи. Редко это как-то заметно. Обычно там что-то случается, это тащит цепь событий и, как миллионы упавших домино, они складываются в то, что меняет Мир. Опять же мы, сказочники, обычно говорим: там вызревает какая-нибудь сильно значимая вероятность.
  
  Так, быстрый взгляд. Обычная ростовская станица. В основном одноэтажная, есть парочка предприятий, остров, паромная переправа через Дон. Вся в теплицах, специализируется на выращивании огурца. Не станица - а целый растениеводческий комплекс по огурцу. Все прочие культуры заброшены, сады выкорчеваны, есть такие станичники, что не могут себе позволить вырастить и куста помидора - каждый квадратный метр земли реально кормит и занят огурцом. Люди тут живут... Ну, на первый взгляд обычные. В том смысле, что голова у них есть, руки-ноги и всё остальное. И ходят они, работают, на машинах ездят. Да проживи тут хоть неделю - ничего необычного не заметишь.
  
  Теперь же посмотрим повнимательнее. Багаевка в нескольких километрах от трассы застенчиво спряталась от назойливых машин, держащих путь в крупные города. Багаевка окружена полями, не всегда засеянными, веселый восточный ветер гуляет по ним - не перегуляет. Здесь редко выпадает снег, но часто бывает грязно. За всю историю Багаевка так и не смогла полностью одеться в асфальт, поэтому рассечена проселочными дорогами не меньше, чем бетонными. И много тут чего - тайна. В чём таинственность? Во-первых, Багаевка редко отпускает людей. Большинство родившихся в ней, остаются здесь навсегда. На подсознательном уровне они знают, что Место не отпускает их, и иногда пытаются вырваться. Проявляется это, в первую очередь, на детях. После окончания школы детей отправляют в крупные города, а сами бешено вкалывают на огородах, чтобы дать тем образование, и возможность вырваться. Но дети, вкусившие запах восточного ветра, всё равно возвращаются снова и снова, чтобы еще раз почувствовать аромат речной тины. Иногда они уезжают надолго, но, в конце концов, Место притягивает их. Иногда для этого она ломает человеку всю прежнюю жизнь и не оставляет выбора. И тогда он, сидя в маленьком деревянном домике посреди грязного огорода, пьет водку, и грустит по тому, что потерял. Место - очень жестоко, Давид. Я нахожусь в нескольких километрах и чувствую его печальный и голодный зов. Его слышат люди по всему Миру, но не осознают этого. Как много таких она загубила, просто однажды заинтересовавшись ими и пригласив для знакомства. А потом, потеряв интерес, превратила в жителей. Многие мудрецы размышляли, почему она так делает, и знаешь, Давид, думаю, я нашел ответ Это место кого-то ищет. Когда-то здесь проживал или проходил мимо, или оставался в гостях какой-то удивительный человек. Он заставил эту землю полюбить себя, даровал возможность помнить о нём. А потом ушел, и теперь Место скучает по нему, пронося свою грусть сквозь эпохи. Оно притягивает людей, которые кажутся ей похожими на него, и ищет, ищет, ищет... Как обиженная женщина, она хочет отомстить, но не может, и поэтому мстит всем, до кого дотягивается.
  
  Иногда Место отпускает людей за пределы. Одних, потому что они ей не нравятся, других, чтобы привели новых заключенных. И надо быть настоящим героем, чтобы уйти отсюда раз и навсегда. Чтобы вычеркнуть жадную деревню из сердца и никогда не вспоминать. Если ты просто убежишь - сойдешь с ума и всю жизнь тебя будут преследовать неудачи. Или будешь всегда грустить, унеся с собой маленькую частицу той грусти, которая здесь поселилась.
  
  Но у меня что-то получилось не самое веселое описание по сути не самого плохого места на Земле. Многим Место вполне себе помогает. На тех, кто напоминает ЕГО. Она словно выплескивает на них ту любовь, что выливается через край сосуда, где храниться для того самого. И эти люди здесь счастливы. Они не понимают, что вокруг Места есть какой-то другой мир, и вполне довольны тем, что дарует она. Иногда они выезжают по делам в другие города и страны, а возвратившись, рассказывают о них всякие гадости. Если живут там беднее, чем в Месте, разговоры снисходительно-насмешливые. Если живут там лучше - в их быте, обычаях и внешности найдутся тысячи мелких недостатков. Получится так, что живут там глупые, напыщенные балбесы, а то и вовсе сумасшедшие.
  
  Однако вернемся к нашим героям. Итак, героя, проживающего в Багаевке, зовут Владимир. Он простой парень, ровесник Эвана. По местным меркам он уже добился многого. Женат, сына родил. В школе был отличником, сельхоз университет окончил с красным дипломом. Вернувшись в родные пенаты, занялся земледелием. Его родители, довольно богатые фермеры, помогли построить дом, там он и обосновался с молодой женой Валей. На его огороде несколько огромных теплиц, где он выращивает огурцы. Как уже было сказано, выращивать огурцы - основное занятие жителей Багаевки. Они растят их промышленными масштабами в огромных, покрытых полиэтиленовой пленкой теплицах, которые именуют 'балаганами'. Наш герой занимался этим же, только, проявив некоторую смекалку, нашел способ отапливать теплицы зимой, чтобы получать урожаи раньше, когда цена повыше. Вообще зима - самое печальное время в Багаевке. Большая часть населения не может заниматься огородом и просто сидит, проедая накопленное за лето. По крайней мере, так считают сами жители. На самом деле они грустят, потому что грустит Место. Это оно заставляет их ложиться спать раньше или, наоборот, выходить на улицы, чтобы искать приключения на седалище. Оно требует рано выключать свет в домах, потому что зимой хочет укрыться в собственную тень. В это время редко когда над ней проглядывает чистое небо. Оно затянуто противными серыми тучами, иногда изливающимися на землю мелким дождем, делая деревню донельзя грязной и как будто скользкой.
  
  Но я опять отвлекся. Описывать багаевскую зиму не буду, потому что сейчас там лето. Сезон продажи огурцов в самом разгаре, станица пропитана приятной суетой. Все с раннего утра идут в балаганы, чтобы собрать сотни килограммов огурцов, пока не слишком жарко. К обеду начинается своеобразная сиеста, но к вечеру снова сборка и продажа. Сотни грузовиков приезжают в Багаевку, чтобы закупиться и развести плоды труда южного человека по громадным просторам северной России. И вот к восьми-девяти часам вечера наступает самое приятное время для местных. Молодежь, приехавшая на каникулы из университетов, вместе со старшими школьниками ходят по улицам, пьют пиво и пепси. Старики выходят из домов и, наслаждаясь вечерней прохладой, курят на маленьких деревянных лавочках - такие есть почти у каждого дома. Они позволяют себе выйти за пределы огороженного забором участка, чтобы вдохнуть ароматы цветов и луговых трав, доносимых ласковым восточным ветром. Темнеет летом поздно, многие идут к реке искупаться и отпраздновать прошедший в трудах день. Кто постарше празднует бутылкой водки и нехитрой закуской - теми же огурцами - молодежь пьет напитки полегче, зато и покуривает. Всегда найдется самый ответственный, который за рулем, ему приходится веселиться с чистым сознанием. В это время над Багаевкой летает легкий запах секса. Молодые люди распространяют его вокруг себя. То и дело видишь, как они встречаются и знакомятся, чтобы провести несколько ночей вместе, а потом легко расстаться для поиска следующего партнера. И никаких угрызений совести - для этого и существует лето. Ночью, приехавшие из Ростова туристы, жгут костры на берегу полноводного Дона. Они ловят рыбу и потягивают пиво, охлажденное в реке.
  
  Примерно так проводил время и наш герой. Собрав огурцы вместе с женой и сплавив сына бабушке с дедушкой, они решили сходить на Дон, чтобы смыть пыль из полей, приносимую вечными суховеями. Они сели в машину и, купив по дороге пару бутылок пива, поехали к реке. Чтобы добраться до Дона, надо проехать по асфальтированной дороге, потом мимо старого пионерского лагеря, выехать на гравийку и найти свободное место. Это, кстати, не так уж просто, так много людей проводят вечера на берегу Дона, разжигая костры и распевая старые казачьи песни, хриплыми пьяными голосами. Вова ехал почти час, чтобы найти спокойное безлюдное место. И наконец, приехав, они разделись догола и сиганули в теплую, слегка мутноватую воду. Володя и жена молоды, их купание напоминало брачный танец двух морских котиков. Они ныряли, догоняли друг друга, целовались, иногда вступали в неуклюжее соитие под водой. Но потом, окончательно измотав себя игрой, выбрались из воды и занялись уже делом по-серьезному. А закончив, долго лежали, пытаясь отдышаться и делая жадные глотки пива прямо из бутылок. Будто два карася, выброшенные волной на берег.
  
  Над ними раскинула крылья ночь, два голых тела блестели на берегу, словно покрытые мелкой чешуей. Теперь уже не караси, а толстолобики вышвырнутые проплывающей мимо баржей.
  
  - Знаешь, что я тебе скажу, жена, - сказал Вова, переворачиваясь на бок и глядя в ее зеленые глаза, - мне кажется, я очень счастлив.
  
  - Правда? - насмешливо спросила она. - То есть, до сегодня тебе казалось, что ты несчастлив.
  
  - Нет, тут по-другому, - внезапно посерьезнел он. - У меня такое чувство, будто я дошел до своего предела. Понимаешь, ведь у всякого состояния есть предел, вот и у меня, по-моему, он наступил. Мне кажется, что таким счастливым, как сегодня, да и вообще, как в последнее время, я больше никогда не буду. Просто потому, что больше нельзя. Я, может, еще буду доходить до этого предела, но переступить его никогда не смогу. Понимаешь, о чём я?
  
  - Не очень. У тебя сегодня лирическое настроение, как я погляжу. По-моему, нельзя так мерить такие вещи. Ты как будто придумал себе 'счастьемер', и думаешь, что шкала на нём покажет тебе уровень чувств. Но так не бывает. Нет такой машины, которая могла бы измерить счастье или любовь, или даже ненависть. Границы здесь ты ставишь себе сам и не догадываешься, что они гораздо дальше, чем ты можешь себе представить.
  
  - И это еще у меня лирическое настроение? - весело спросил он. - Вот ты мне лучше скажи, жена, зачем было оканчивать филологический, чтобы выращивать в Багаевке огурцы?
  
  - А я приехала, чтобы вырастить только один огурец. И, кажется, уже второй раз за вечер, у меня это получилось.
  
  Они, как две змеи, поползли друг другу.
  
  На следующий день подъем дался им трудно. Тяжело просыпаться в шесть, когда лег в три. Но чашка кофе и холодный душ привел в чувства, они пошли на сбор урожая. К десяти закончили, и Вова поехал на причал, где собирались грузовики, принимающие товар. Продав всё, что собрали сегодня и вчера вечером, Володя поехал домой, но когда поставил машину в гараж, вспомнил, что забыл купить хлеба. Выкатывать машину лень, благо магазин неподалеку. Он назывался 'Удача' и именно вот такую удачу в кавычках, принес Володе поход туда.
  
  Хотя сначала ничто не предвещало беды. Утро выдалось не таким жарким, прогулка доставляла удовольствие. По пути ему попалось несколько знакомых, Вова перекинулся парой слов о ценах на огурец и пошел себе дальше. Всё хорошо, пока не встретил бабу Тоню. Баба Тоня - самая интересная старая карга на улице. Она тоже выращивала огурцы, но больше ради местной моды, чем прибыли. Скрюченная в три погибели, она собирала максимум десять килограммов, но, несмотря на небольшое количество, шла до самого парома и продавала, торгуясь совершенно безбожно. Правда, это было единственное занятие, которое она делала безбожно. Во всём остальном эта самая набожная бабка в станице. Она не пропускала ни единой службы, и даже такие длинные, как на Пасху или Рождество, отстаивала до конца. Хотя батюшку не любила и поносИла при первом удобном и неудобном случае. ПоносИла за большой живот, который, по ее мнению, не положен тому, кто держит пост. Еще не может простой священник ездить на 'Паджеро', не должен носить дорогие часы и такое прочее.
  
  Но не только батюшка был объектом нападок. Баба Тоня критиковала всех жителей станицы за неправедный образ жизни. Ее можно было встретить в самых неожиданных местах, и там сразу начинался форменный цирк. Баба Тоня кидалась на девушек за то, что одеты как вавилонские блудницы. Орала на юношей, если, не дай Бог, замечала нечто типа серьги или рваных джинсов, а особенно почему-то не любила шорты. На женщин имела зуб, потому как толстые, а на мужчин, что алкаши. Толстые алкаши. И скандальность эта ей всегда сходила с рук. У бабы Тони был такой дар убеждения, что все, на кого она кричала, тут же шли бриться, стричься, переодеваться, втягивали живот. А первей всего - переходили на другую сторону дороги, если она со своей клюкой шла навстречу. И вот сейчас кто-то из неуспевших попался бабе Тоне и получал по-полной.
  
  - Ты что же, ирод желтопузый, делаешь?! - кричала она писклявым голосом, похожим на скрип ногтями по школьной доске. - Ты чего с утра пораньше, каланча зеленая, вытворяешь?! До обеда уже надраться решил?! Тебе, оболтус, годков-то сколько?
  
  - Восемнадцать, - понуро ответил молодой парень с полупустой бутылкой пива в руке.
  
  - Сколько-сколько? У тебя еще молоко на губах не обсохло, от титьки мамкиной только оторвался, а уже хлещешь, как алкаш! Ты какого хрена пьешь-то? Думаешь, раз бутылку взял, так крутым заделался? А чего это от тебя табаком воняет? Ты, поганец, еще поди куришь?
  
  - Нет, баб Тонь. От друзей провонялся.
  
  - Чего? От каких еще друзей? А ну мне имена, фамилии и адреса быстро!
  
  - Баб Тонь, ну, может, хватит уже, а? Жарко просто на улице, вот я и решил пивка треснуть, ну что здесь плохого?
  
  - А плохого здесь, бестолочь такая, что нельзя в твоем возрасте пить! Сейчас ты бутылку пива выпил, завтра бутылку водки, а послезавтра начнешь вещи из дома выносить!
  
  - Ну, баб Тонь, ну что вы чепуху несёте? Какие вещи, какая водка? Я просто...
  
  - Просто ты, дубина стоеросовая, ничего в этой жизни не бывает! Вот стукнет тебе тридцать... э-э-э... тридцать пять лет, тогда и пей себе, сколько влезет... по праздникам... празднику... Раз в году и не больше ста граммов! Вина!!!
  
  - Баба Тоня, ну не начинайте вы с начала...
  
  - Да я сейчас к твоей матери пойду, с отцом поговорю, чтобы он тебя как сидорову козу выдрал! Хотя отец-то твой - тот еще алкаш, каких поискать. Да и, кстати, к Сидорову сходить надо... - как-то нескладно окончила баба Тоня. А потом ее взгляд как будто заволокло, она что-то зашептала про себя.
  
  - Уже поздно, поздно, слишком поздно... - сумел расслышать парень. - Первые два ни на что не годятся. Он слишком, слишком... для них. Такого сильного еще никогда не было! Что же делать, что же делать... Наш тоже слаб! Попробовать? Хорошо, попробую...
  
  В одно мгновение во взгляд вернулась осмысленность, опять два голубых зеркала уперлись в незадачливого парня.
  
  - Так, ладно, а ну пиво на землю вылил и вали отседова! - рявкнула бабка. Парень, не поверивший в свою удачу, сразу исполнил, что велено.
  
  - До свиданья, баб Тонь, - сказал он с виноватой улыбкой. - Я, это, больше не буду.
  
  - Пошел вон! - крикнула старушка, указав пальцем в сторону его дома. Парень, счастливый, что так легко отделался, уже улепётывал. И не заметил, по внутренней стороне ладони у бабы Тони течет тонкая струйка крови.
  
  Баба Тоня посмотрела на свои старческие, как будто сделанные из глины, ладони, и увидела - на запястьях из двух маленьких дырочек течет кровь.
  
  - Открылись, - тихо пробормотала она. А потом посмотрела на удаляющегося паренька и грустно сказала:
  
  - Молодой-то какой... И не пожил совсем... Девку не полюбил, детей не завел... Нет, надо попробовать!
  
  Она, вытерла ладони о красный сарафан, резко развернулась, встречаясь глазами с Володей. А тот чуть не на цыпочках крался, чтобы проскочить.
  
  - А чегой-то ты, Вовка, не здороваешься со мною? - спросила баба Тоня, сводя кустистые брови. - Аль здоровья мне не желаешь?
  
  - Да я было подумал, что вы заняты, и решил, что... Ну, в общем... здравствуйте, баб Тонь, - кое-как промямлил Володя.
  
  - Ты чего в церкви не бываешь? - строго спросила бабка.
  
  - Так в то воскресенье был.
  
  - А по-твоему туда надо только по воскресеньям ходить?
  
  - Нет, конечно! Так просто дел невпроворот, баб Тонь. Сезон же, вот я и...
  
  - Какой сезон! Я тебе сейчас покажу сезон! Думаешь, эти твои зеленухи важнее Бога?
  
  - Нет, баб Тонь, - понял, в какую клоаку попал Вова. -Нет, ну так жить же надо на что-то. Да и сил нет, ей-Богу.
  
  - Жить тебе надо? - прищурилась старушка. - Это хорошо, что ты жить хочешь. Но про силы свои мне тут не бреши. Как всяким непотребством с женой на Дону заниматься, сил у тебя хватает, а чтоб в церковь нет?
  
  - А вы откуда знаете? - залился краской Вова.
  
  - Я много чего знаю. Значит так, дело у меня к тебе есть, ты в Сэта веришь?
  
  - Баб Тонь, вы не перегрелись ли?
  
  - Я тебя не о себе спрашиваю! Я тебе, дубина, простой вопрос задаю и ответа требую!
  
  - Ну ладно, ладно. Ну, верю. Я же в Бога верю. Значит и в Сэта верить должен. Правильно ведь? - спросил он с надеждой, что сказал верно.
  
- Ты сегодня с кровати упал, да? Вот поэтому и просветление такое у тебя, - хмуро сказалА бабка. Ей, похоже, не нравилось, что Вова ничего не перепутал. - Ответил-то ты правильно, но суть не в этом. Вот что будет, если я тебе скажу, что ты должен с Сэтом сразиться, что бы ты сказал?
  
  - Так сразился бы, наверное.
  
  - Ты мне тут не бреши, чтобы отвязалась! Я тебя не иносказательно спрашиваю, а на полном серьезе. Если бы с дьяволом тебе предстояло сразиться, ты бы сразился?
  
  - А кто такой, этот дьявол?
  
  - Нет, ну за что мне Господь таких дураков с утра посылает? - закатила глаза Баба Тоня. - Дьявол - это одно из имен Сэта. Неважно короче, на вопрос отвечай!
  
  - Баб Тонь, я спешу, я только с парома, уставший...
  
  - Отвечать!!! - скандальная старушка так посмотрела на Вову, что тот испугался. Ее голубые глаза внезапно словно наполнились светом, ему даже показалось, он видит там проплывающие облака.
  
  - Нет, не сразился бы, - ответил он и вдруг понял, что сказал старухе чистую правду.
  
  - А придется, касатик, - ответила бабка грустно. Ее плечи опустились, а морщины на лице стали настолько глубокими, что Вове показалось, будто лицо бабы Тони превратилась в кору дерева. Хотя продолжалось это всего несколько секунд, потом она расправила плечи и колко посмотрела на него. - Так, значит, сегодня вечером жду тебя в церкви. И не вздумай не прийти! Разговор у меня к тебе серьезный. Настолько серьезный, что серьезней некуда. Чтобы был как штык, понял?
  
  - Понял.
  
  - А теперь иди куда шел!
  
  И Вова, как до него парень, припустил на домой полусогнутых. Он совершенно забыл, что надо купить хлеба. А баба Тоня снова посмотрела на свои ладони, на них опять выступила кровь.
  
  Естественно, Вова пошел вечером в церковь. Даже жена согласилась, что шутить с бабой Тоней себе дороже. Старая перечница вполне могла провести остаток жизни, стоя под окнами их дома и ругаясь с забором. А на такое сомнительное удовольствие никто не пойдет. Поэтому в шесть часов вечера, чуть не падая от усталости, Вова поплелся в церковь. Старушка не указала, когда точно надо туда явиться, но не пойдешь же к ней уточнять. Солнце уже не так палит, но над золотым куполом воздух плывет, густеет. Рядом самое старое кладбище в Багаевке, с него шли одинокие люди. Вове подумалось: грустное зрелище - люди, пришедшие на кладбище, взглянуть на порог, к которому придется когда-нибудь подойти. Увидеть свое будущее - аккуратно прибранный холмик под прямоугольным памятником. Но он помотал головой и стряхнул бессмысленные мысли, словно капли воды с кончиков волос. Вздохнув, Вова пошел к входу.
  
  Перекрестившись трижды и войдя внутрь, Володя обнаружил, что баба Тоня уже здесь - молится на коленях перед иконой Иисуса Христа. Володя подошел, старуха повернула голову к нему и сказала властно:
  
  - Становись рядом.
  
  Надо думать, имелось в виду встать на колени. Вова пожал плечами и подчинился.
  
  - Теперь повторяй за мной, - сказала старушка. - К тебе обращаю молитву мою, Господи.
  
  - К тебе обращаю молитву свою, Господи.
  
  - Молю сотвори чудо великое.
  
  - Молю сотвори чудо великое.
  
  - Открой глаза мои, ибо хожу я во тьме и не вижу света.
  
  - Открой глаза мои, ибо хожу я во тьме и не вижу света.
  
  - Не простой раб твой молит тебя, но тот, кого послал ты на бой великий.
  
  - Не простой раб твой молит тебя, но тот, кого послал ты на бой великий, - после этих слов Вова подумал, бабка всё же сошла с ума. Тут же ему показалось, в церкви вроде как посветлело.
  
  - Явись и дай знак мне, ибо слаба вера моя и силы мои слабы.
  
  - Явись и дай знак мне, ибо слаба вера моя, и силы мои слабы.
  
  - Сотвори чудо великое и наставь меня на путь истинный.
  
  - Сотвори чудо великое и наставь меня на путь истинный.
  
  - Исполни просьбу мою. Аминь.
  
  - Исполни просьбу мою. Аминь.
  
  Икона перед ними вдруг засияла. Вова смотрел на это чудо и не верил глазам. Пространство вокруг медленно наполнялось сиянием, и вот он уже летит в нём, совершенно нагой и как будто тоже светиться изнутри.
  
  - СЛЫШИШЬ ЛИ ТЫ МЕНЯ, ВЛАДИМИР?!!! - прогремел голос со всех возможных и невозможных сторон. Он не кричал, не шептал и не говорил спокойно, но пронзал тело и душу насквозь. Каждая клеточка тела то рассыпалась на молекулы, то вновь собиралась в произвольном порядке. Даже глаза у Вовы иногда обнаруживались в самых неожиданных местах, не говоря уж об остальном. В море света он сам стал светом. Не больше, чем те маленькие частички, из которых свет состоит. И он ответил. Ответил ртом, что находился на многие-многие мили от глаз.
  
  - Да, я слышу.
  
  - ТОГДА ИСПОЛНИ ВОЛЮ МОЮ!!! ТЫ БРОСИШЬ ВСЕХ И ВСЯ И ПОЙДЕШЬ НА ЗАПАД!!! ТАМ ПРИТАИЛОСЬ ВЕЛИКОЕ ЗЛО, СКОРО ОНО НАЧНЕТ ПРОЯВЛЯТЬ СЕБЯ!!! ТЫ ДОЛЖЕН ЕГО ПОБЕДИТЬ!!! ТОЛЬКО ТЫ И НИКТО ДРУГОЙ СПОСОБЕН НА ЭТО!!! ТВОЙ ПУТЬ БУДЕТ ТРУДЕН, НО РАДИ ЛЮБВИ, РАДИ МИРА, В КОТОРОМ ЖИВЕШЬ, ТЫ ДОЛЖЕН ЭТО СДЕЛАТЬ!!! ИДИ!!!
  
  И всё кончилось. Было ли это простым видением или еще чем, в следующий миг он снова на коленях рядом с бабой Тоней.
  
  - Что...
  
  - Не здесь! - прошипела бабка. - Пошли.
  
  Она, три раза перекрестившись, встала с колен и, увлекая за собой Володю, пошла к выходу. Когда вышли, старуха приказала молчать, пока не придут к ней. До дома бабы Тони не так уж далеко, пришли они минут через десять. Володя еще ни разу не ходил к ней в гости и, попав внутрь, несколько поразился убранством. Внутри всё уставлено иконами и расписано золотом. Сотни образов казалось, наблюдают за Володей, и он каждую секунду ждал, что один из них вспыхнет ярким светом, увлекая куда-то...
  
  А старушка, тем временем, поставила электрический чайник, совершенно не подходящий к обстановке и, указав на простой деревянный табурет, сказала:
  
  - Садись. Сейчас чаем тебя напою. А то привыкли пиво свое хлестать...
  
  Вова послушно сел и, наконец, спросил:
  
  - Баб Тонь, что это было?
  
  - Нет, ну молодежь тупая нынче. То сам Господь Вседержитель тебе явился и цель указал. Так что сейчас вот чайку выпьешь на дорожку и вперед с песней.
  
  - В смысле? На запад идти? Да и какой Вседержитель? Ты говоришь, мне Бог померещился?
  
  - Не померещился, а явился, дурья башка! А пути другого у тебя нет. Придется идти, если не хочешь, чтобы померли все.
  
  - Как это все?
  
  - Ладно, объясню. И чему вас только в школе вашей тупой учат? Короче, помнишь ты пророчество апостола Макура?
  
  - Нет.
  
  - То есть нет?! Ты, бестолочь, в гроб меня загнать решил?! Ты, может, еще и библию не читал?
  
  - Ну, я начал...
  
  - Ну дубина, ну герой, прости, Господи. Ты вообще понимаешь, что книги такие пишутся не просто так, а чтобы их читали. Мало того что вера наша на них стоит, так в них, в каждой строчке, мудрость вековая заложена. Да будь ты хоть еретик или язычник поганый, книги такие читать надо!
  
  - Баб Тонь, ну не начинай...
  
  - А я еще и не начинала! А ты сиди и молчи в тряпочку! Господи, почто ты такую орясину силой наделил? Нет, вы подумайте: ему Господь сам в видении благостном является, беседу ведет, а он тут из меня жилы тянет! Да я бы всё на свете отдала, чтобы на твоем месте оказаться! А ты сидишь тут и...
  
  - Баб Тонь, ты обороты сбавь. Я и половины из того, что ты сказала, не понял.
  
  - Да ты, постыдник, еще перебивать меня вздумал! Да я тебя сейчас... где моя клюка?! Хотя, ладно. Другого выбора всё равно нет, - закончила старушка грустно. Ее плечи опустились, а лицо сильно постарело, как тогда на улице. Она бессильно села на соседний табурет и вроде не своим, а каким-то спокойным и молодым голосом продолжила, не глядя на Вову. - Слушай меня, герой. Идет с запада истинная, великая тьма. Уже явился в наш мир антихрист, он спит и видит, как уничтожить его. И никто кроме тебя уничтожить его не может. Два других не подойдут...
  
  - Баб Тонь, ты чего несешь такое...
  
  - Тихо! - подняла на него взгляд бабка. Вова с ужасом смотрел на бельма, светящиеся тем самым светом, в котором он плавал в церкви. - Ты пойдешь! У тебя нет выбора. Ни у кого теперь нет выбора. Антихриста можно остановить, пока он не вошел в полную силу, но с каждым совершенным злом его сила растет. Вскоре он соберет армию, и тогда тебе даже подойти к нему не удастся. А убить его можешь только ты. Ты - герой! Если ты его не убьешь, он исполнит все пророчества. Тогда легионы зла ворвутся в наш мир, и наступит конец света.
  
  Свет в глазницах старушки медленно погас, будто батарейки, питавшие его, сели. Вова посмотрел на пол, там налилась лужица крови - с ладоней бабы Тони текли тоненькие красные струйки.
  
  - Баб Тонь, вы ранены? - спросил Вова.
  
  - Нет. Это мой дар, я всю жизнь живу с ним. И не первую жизнь. Я вижу грех, вижу зло. И каждую секунду это ранит. Я всё отдала бы, чтобы быть на твоем месте, мальчик, но я слишком стара, а Господь выбрал тебя.
  
  - Так вы не шутили?
  
  - Какие тут шутки? Ты должен исполнить свой долг.
  
  - Пойти на запад, чтобы кого-то там убить? Вы издеваетесь?! У меня жена молодая, сын, а вы хотите, чтобы я всё бросил и ехал хрен знает куда? Так я вот что вам скажу: ищите кого другого.
  
  - Ты понимаешь, что, если примешь такое решение, мир погибнет. Это будет не завтра, но скоро. И с каждым днем это всё более неотвратимо. Если уйдешь сейчас, будет больше времени найти антихриста и убить. Уйдешь позже - а ты уйдешь - это будет стоить тебе гораздо-гораздо дороже...
  
  - Не несите чушь! Я никуда не пойду!
  
  - Но твое видение...
  
  - Мало ли что мне показалось! Мне по синей лавочке и не такое виделось!
  
  - Ты не понимаешь, мальчик, - покачала головой старушка. - Ты - герой. И антихрист знает о твоем существовании. У тебя просто нет выбора. Если ты не найдешь антихриста, он сам тебя найдет. Ты единственный, кто может ему помешать, и он найдет тебя. Только тогда вы будете сражаться на его территории и по его условиям. И он тебя убьет. Здесь не голливудский фильм, где не может быть плохого конца. Я даже больше тебе скажу: конец мира неизбежен, в наших силах только отсрочить его. Сказать Темному, что наше время еще не пришло. И только ты можешь ему это сказать.
  
  - Чушь! Вы как хотите, а я не собираюсь сидеть здесь, и слушать этот бред. Я пошел домой, меня ждет жена и сын.
  
  - Глупец, их убьют, если ты не попробуешь!
  
  - Пошла ты...
  
  Вова вылетел из дома бабы Тони, а та еще долго сидела на табурете и плакала кровавыми слезами под свист кипящего чайника...
  
  Ну что, Давид, как тебе герои? Хороши, правда? Уж какие есть. С этим, как сказала баба Тоня, ничего не поделаешь. Однако вовсе не они главные персонажи нашей сказочки. Это, конечно, Эван. Оставим мы наших героев разбираться со своими принципами и тараканами в башке. Вернемся к антихристу.
  
  У него всё идет по маслу. Эван наслаждался жизнью весьма изощренными способами. Я долго думал, стоит ли рассказывать тебе о времени, когда Эван проходил становление и входил в силу. Я решил, все-таки стоит. Поэтому мы вернемся в тот день, когда он ушел из квартиры Кени. Чтобы ты понял основную хронологию событий, скажу, на этом дне обрываются мои рассказы обо всех героях. В вечер субботы Аня занималась любовью с Максом, представляя Эвана. В этот день умер Глеб, а Вова попал в гости к бабе Тоне. Для каждого героя это был сложный день, наполненный переживаниями и страхами. Для Эвана - это был самый прекрасный день в жизни.
  
  Когда Эван ушел из квартиры Кени, часы показали одиннадцать утра. Впервые он встал не когда надо, а когда хочется. За двадцать три года Эван ни разу не высыпался, и понял он это только сейчас. Может, это тоже входило в план Блэка... или уместней будет называть его Сэтом. В план Сэта сделать из Эвана идеального разрушителя планеты? Проснувшись, Эван окинул взглядом труп Кени, разорванный на две половинки, и сказал:
  
  - Привет, Кен! Как жизнь? Нет, не рассказывай, на это уйдет неделя, а у меня еще много работы.
  
  Посмеявшись так, что в квартире задрожали окна, антихрист пошел в ванну. Там он долго мылся. Сначала включил холодную воду и обнаружил, ледяные струи не жалят, словно пчелы. Включил горячую и спокойно намылил мускулистое тело под кипятком. Это было здорово. Его болевой порог вырос до невообразимых высот, он чувствовал лишь приятное тепло. Но намыливаться в кипятке забавно. Пена образовывалась крупными шматами на нём и на губке, которой мыл свое упругое, тугое тело Кени. И тела того эта губка никогда не коснется - на Кени уже начали пир мухи. От этих мыслей Эван возбудился. Новый член, размером с предплечье, восстал из пены, покрывавшей его всего. В запотевшем зеркале его мутный силуэт напомнил греческого бога Сатира. Причем Эван не мог сказать точно, что его сильнее возбудило: что он наконец попробовал хоть кого-то в постели или что несчастный погиб от его руки? Это была двойная потеря девственности. Первый секс и первое убийство.
  
  Помывшись, он пошел на кухню что-нибудь поесть. Хотя теперь можно и не есть вовсе, но сам процесс - удовольствие. В холодильнике он обнаружил яйца и решил, что лучшего завтрака, чем яичница, и быть не может. До этого у Эвана к проблемам с внешностью и дикцией имелся еще длинный список продуктов, вызывавших аллергию. И яйца занимали там первое место, хотя он их просто обожал. Достав сразу упаковку, он поставил на плиту сковородку и начал разбивать над ней яйца ножом. Во все стороны полетели брызги и скорлупа. Разбив весь десяток, Эван как-то задумчиво посмотрел на нож и со всей возможной силой воткнул себе в бедро. Попытался воткнуть. Нож смялся гармошкой, а бедро совершенно не пострадало. Правда, от удара нога подалась назад, и Эван чуть не упал, но удержался и еще раз рассмеялся. Ничто, даже он сам, не может повредить его. Ничто!
  
  Поев, он взял сигарету из пачки на столе. И опять от одной затяжки она истлела до фильтра. Эван посмотрел на еще тлеющий фильтр и затушил о собственный язык. Послышался шипящий звук, Эван проглотил фильтр. А потом достал новую сигарету. С новой он поступил точно также, и вынул еще одну. Когда в комнате от дыма пропала видимость, а в желудке собралось восемнадцать окурков, он, наконец, успокоился и пошел потрошить гардероб Кени. На его новое мускулистое и большое тело нашлось не так уж много чего надеть. В итоге он выбрал широкие хлопковые бриджи, которые Кени были велики раза в два, и майку, треснувшую на нём по швам в нескольких местах. Отвесив шутливый поклон мертвому хозяину квартиры, Эван пошел на улицу.
  
  Утренний Сан-Франциско казался волшебным местом. Впервые он видел этот город своими глазами, а не через стекла очков. И город, как испуганная женщина, приготовился лечь под нового властелина Земли. Да, теперь Эван смотрел на мир, как на собственность, как на большую площадку для игр. Этой ночью с ним произошло еще кое-что - он увидел сон. В нём перед Эваном предстали тысячи слуг. Его новые подданные, удивительные и страшные существа, до этого момента прятавшиеся в тени Мира. Вынужденные скрываться от общества, которое в своей гордыне не принимало их. Но уже скоро они займут подходящее место. Среди новых слуг Эвана: убийцы и насильники, маньяки и педофилы, колдуны и ведьмы, да и просто обычные злодеи. Все они уже знали, что пришел тот, кто скоро поведет их на последнюю битву между добром, кое они ненавидели, и злом, чьими адептами всю жизнь являлись. Но есть среди новых слуг не только люди. Во-первых, животные встали под знамена антихриста. Не все, только определенные виды, но таких достаточно. Во-вторых, существа, о которых Эван раньше и не подозревал. Вампиры и оборотни, демоны, скрывающиеся под масками людей, древние монстры, спящие в недрах океанов и теперь начинавшие ворочаться и просыпаться, отвечая на зов нового властелина. Таких немало, но и немного. За историю Мира тварей, подобных им, нещадно истребляли и изгоняли. Впрочем, все слуги пока Эвану не нужны. Он сам стоил во стократ дороже, чем все они вместе взятые. Но силы своей он еще далеко не добрал. Этим надо заняться в первую очередь. Потому что во сне он увидел, КАКИМ может быть антихрист, вошедший в полную силу.
  
  Эван шел по улицам, прохожие инстинктивно уступали ему дорогу, отворачивая испуганные взгляды от карих глаз антихриста. На губах у Эвана улыбка, почти такая же, как у мистера Блэка, демонстрирует всем, у кого хватало мужества взглянуть, неестественно ровные зубы цвета хорошо выделанной слоновой кости. Навстречу Эвану выехал молодой парень на скейте. Одет по рэперской моде: широкие джинсы с низкой мотней, белая футболка, бейсболка с ровным козырьком, большие темные очки, в ушах наушники. Он вылетел из-за поворота, не заметив наслаждающегося новой жизнью Эвана. Он несся прямо на антихриста, но в последний момент вырулил. Но не тут-то было. Резкое движение и Эван схватил парня за шкирку. Скейт покатился дальше, а парень повис в воздухе, темные стекла очков почти уперлись в лицо Эвана.
  
  - Ты боишься смотреть мне в глаза? - спросил Эван насмешливо.
  
  - Эй, отпусти! - забарахтался паренек.
  
  Эван с силой впечатал его в стену, продолжая удерживать. Парень вскрикнул от страха, а Эван свободной рукой снял с него очки и надел на себя.
  
  - Отвечай, - сказал Эван. Парень весь дрожал, до Эвана донесся терпкий запах мочи. Он посмотрел на джинсы, по ним расползается темное пятно.
  
  - Боишься меня, да? - сказал Эван, улыбаясь. - Ну, ничего. Сейчас мы с тобой пойдем куда-нибудь и займемся кое-чем...
  
  - О-отпустите меня, пожалуйста, - прохныкал парень. Эван чувствовал, как у того истощается воля. Так было и с Кени вчера - он даже не особо трепыхался, хоть у него ничего бы и не вышло. Так и тут, паренек, словно барашек на бойне, перестал сопротивляться и обмяк - что хочешь с ним теперь делай. Хочешь, убей, а хочешь... Это тоже новая сила Эвана - вселять страх и ужас, лишать воли и надежды.
  
  - Может, чуть позже, - сказал Эван, облизнувшись. Он засунув парня в подмышку и потащил в ближайший магазин.
  
  - Эй, мистер! Ты куда тащишь парня, а ну отпусти его! - услышал Эван возглас сзади. Он повернулся и увидел - к нему обращается здоровый негр.
  
  - Отпустить? Хорошо - отпускаю!
  
  Подкинув парня в воздух, он схватил его за ногу, и, крутанув вокруг головы, как пращу, метнул в негра. Голова мальчишки вошла в грудь, пробивая ребра. Парень и его неудачливый защитник, пролетели несколько метров и упали на асфальт. Оба умерли - голова парня все еще торчит из груди чернокожего, будто он страус, а негр - земля, спрятавшая в себе испуганную голову.
  
  Вокруг начали кричать. Кто-то звал полицию, кто-то - скорую. А Эван слегка раздосадовался, что не удалось позабавиться с парнем. Вчера с Кени он не смог себя проконтролировать и сразу убил, а так хотелось еще... Но брать первого встречного тоже не годится. После вчерашнего сна он узнал, что еще далеко не так силен, как будет, если сделать всё правильно. Нет, он и сейчас может справиться с армией, но есть и небольшой шанс пленения. И тогда герой сможет его прикончить. К тому же получить все удовольствия мира можно и по-другому. Предложи он тому парню миллион баксов, тот с готовностью сам подставил бы зад. Надо бы поосторожней. Время показать себя еще придет, и показывать надо, будучи на высоте. Для начала - разбогатеть. А как это сделать? Ну, вариант с ограблением банка напрашивался сам собой. Но тогда он засветится, после придется таиться. И так уже убил трижды и его видели. Правда, никто из свидетелей не сможет его описать. В их памяти он останется просто качком в белой футболке. Ускользать от памяти людей - еще один дар Сэта. Если взять банк, его заснимут на камеры и всё - придется начинать активные действия. А этого пока не хотелось. Антихрист жаждал как следует насладиться тем, что может дать этот мир. И тогда, быть может, и не надо будет устраивать конец света? Эван усмехнулся. Нет, конец он этому миру точно устроит.
  
  Тогда, где взять деньги? Заработать? Пф! Только украсть или отобрать, и второй вариант более привлекательный. Но у кого? Можно отнять деньги у какого-нибудь миллионера, вот только здесь опять проблема с оглаской. Нет, можно, конечно, его убить, как и всех свидетелей, но всё равно начнется расследование, и копать будут настырней, чем в случае Кени или этих двоих идиотов с улицы. Надо отобрать у того, кто сам получил деньги незаконно. У того, кто зарабатывает, отбирая деньги у других.
  
  С этими мыслями Эван направился в строну итальянского квартала.
  
  Луиджи Манчини был боссом итальянской мафии в Сан-Франциско уже двадцать лет. Толстый старик с гладко выбритыми щеками и колким взглядом серых глаз редко когда улыбался. Но сегодня такой день. В обед ему позвонил какой-то нахал и сказал, что держит в заложниках его сына Тони. Казалось бы, такая новость не должна вызывать у отца радости, но Кровавый Луи, как его называли партнеры по бизнесу, давненько не занимался любимым делом. А любил он одно. Раньше круг интересов был пошире, там были и женщины, и скачки, и казино, и налеты, и ограбления. Но с наступлением преклонного возраста над всем этим возобладал одни порок. Убийство людей. Причем не просто убийство, а убийство под пытками. Раз в месяц, а иногда и чаще его люди доставляли жертву, которую он медленно расчленял, наслаждаясь криками и просьбами прекратить мучения. Сначала жертва просто кричала, но потом, привыкнув к боли, у нее хватало сил звать на помощь. Затем начинались мольбы и стенания. И наконец, всегда оканчивалось одинаково - просьбой убить поскорее. Именно этот момент нравился Луиджи больше всего. В это время он понимал, жертва полностью в его власти. Он чувствовал себя господом богом. Жестоким богом, который решает окончить мучения и прервать жизнь или позволить мучиться дальше. Иногда он позволял жертве выжить и даже оплачивал дорогостоящие операции, чтобы изрезанный человек мог существовать, прикованный к аппарату поддержания жизни. Он даже навещал таких и с невероятным возбуждением наблюдал, как взгляд их леденеет от ужаса, когда он входит в палату. Но большинство он убивал. И искренне думал, что этим приносит великое добро - дарует смерть и успокоение. Помогает, наконец, покинуть этот злой, наполненный страданиями мир, ко всему прочему еще и скучный. О да, это, пожалуй, самый большой изъян в мире. Когда у тебя нет ничего, ты страдаешь, пытаясь добиться цели, ломая башкой стену за стеной. Но когда у тебя есть всё, стремиться уже не к чему, и приходит скука. Она поджидает везде, будь ты в ресторане, откушивая изысканную еду, или занимаясь любовью с девушками, чьи фото красуются на обложках глянцевых журналов. Скука делает еду безвкусной, книги глупыми, фильмы пошлыми, а оргазм тусклым. От скуки Луи видел только одно избавление. Даже не избавление, а краткую передышку. Убийства. Последняя игра, доставлявшая радость. Игра в бога. Игра в Сэта.
  
  Поэтому, когда Кровавый Луи узнал, что кто-то взял в заложники его сына, улыбка расползлась по толстым губам. Он улыбался, он знал, через пару часов можно взять набор медицинских инструментов и порезать наглеца на ленточки. На сына плевать. Парень уже давно действовал на нервы и рисковал сам оказаться на 'операционном столе' у Луи. А тот, кто его захватил, смел. Он потребовал у Луи все деньги, иначе не отпустит отпрыска. Да, на это нужна недюжинная смелость. Или глупость, что обычно совпадает. Быть может, Луи повезет и сегодня придется резать не кролика, как обычно, а тигра. Хотя надежда на это слаба, очень слаба...
  
  Луи взял с собой почти всех парней - человек двадцать - и поехал в ресторан, принадлежавший сыну. Когда они прибыли, кирпичное двухэтажное здание показалось Луи немного зловещим. Вроде обычно, только снесенная с петель дверь, лежащая на тротуаре, - это как-то неправильно. Зачем вырывать дверь, если можно просто открыть и войти? Попахивает дешевыми боевиками, когда спецназ врывается в здание, вышибая двери и круша всё на пути. Но даже спецназ не вырывает двери с корнями в другую, противоположную естественному открытию, сторону! И уж тем более так не делают коллеги Луи. Может, Тони взяли в заложники легавые? Или еще хуже - банда каких-нибудь отморозков, желающая расправы над Луи. Хотя Луи не боялся ни тех, ни других. С отморозками его ребята расправятся, а полиция давно куплена с потрохами вместе с судьями. Но у Луи почему-то дрожат пальцы, а такого не было уже лет сорок.
  
  - В общем так, мальчики, - сказал он бандитам, построив перед входом, - я не знаю, кто там засел, но, если это легавые, не надо сразу размахивать пушками. Но, если сукины дети наши конкуренты или вообще левые ребята, я хочу, чтобы их главарь остался жив и цел. Это понятно?
  
  - Да, дон Луи, - нестройным хором ответили бандиты.
  
  - Тогда вперед.
  
  Они вошли внутрь. На первом этаже пустынно, как в санитарный день. Некоторые столики перевернуты, под одним валялся труп человека Тони. У него оторвана рука и проломлен череп. Причем рука валяется неподалеку с пистолетом, зажатым в сведенных судорогой пальцах. Люди Луи медленно и осторожно пошли на второй этаж, где кабинет Тони. На лестнице снова попались трупы, убитые отрыванием голов, сворачиванием шей, разламыванием черепов, и тому подобного... У каждого в руках оружие, а в стенах отверстия от пуль. Все погибшие исключительно люди Тони, а нападавшие, очевидно не пострадали, или их тела перенесли в другое место.
  
  Сверху льется приятная, медленная мелодия. Люди Луи вошли в приоткрытый кабинет. Перед ними, закинув ноги на стол, сидит и курит сигару какой-то накаченный тип в испачканной кровью одежде. Рядом на столе лежит очередной труп. Только убит очень уж специфически. У мужчины зад разорван в хлам. Такое чувство, из него, как в фильме 'Чужой', кто-то вырвался, разодрав кожу и мышцы на лоскуты. На самом же деле, туда как раз кое-что влезало. Труп смотрел на вошедших мертвыми бельмами, в которых еще можно прочитать страх и боль. Это Тони, сын Кровавого Луи.
  
  - Это сделал ты? - спросил Луиджи, выходя из-за спин. Очевидно, качок - единственная опасность; но с двадцатью бандитами, набившимися в кабинет как сельди в банку, он не справится; будь хоть трижды чемпион мира по борьбе, или чему такому. - Это ты убил моего сына?
  
  - А ты вместо денег решил привести начинку для гробов? - ответил Эван насмешливо.
  
  - Значит так, мальчики, свяжите этого клоуна, скоро с его жопой будет примерно то же само, - Луи скривился, глядя на труп сына. - И не только с жопой.
  
  Эван начал действовать. Пока пробирался в ресторан, он сумел получить представление о том, на что способно его тело. Теперь опыт пригодился. Эван думал, он неуязвим и силен, но, оказалось, еще чудовищно быстр. Он в одно мгновенье перешел из сидячего положения в летящее и, схватив Луи за руку, кинул себе за спину. Он пока нужен живым. Он и еще кто-то. Но девятнадцать других могут отправляться прямиком на встречу с работодателем Эвана.
  
  Бандиты начали стрелять, но пули отскакивали от Эвана, как от камня. Он сразу вычленил старшего из бригады и, слегка оглушив, швырнул к баюкавшему раздробленное плечо Луиджи, чтобы случайно не зашибить в потасовке. А сам разгулялся вовсю. Он продрался к входу, буквально разметав толпу и отрезав путь к отступлению, а потом стал рвать, бить, сворачивать, отрывать и всё с невероятной скоростью. Его пытались бить, но кулаки сбивались в кровь, будто Эван отлит из металла. Его пытались зарезать, но ножи тупились, встретившись с каменными мышцами Эвана. И, конечно, в него пытались стрелять, от этого рикошетом убило двух своих. Спустя пару минут закончилось. Эван застыл, с головы до ног покрытый чужой кровью, и улыбался пялевшемуся на него Луи.
  
  А Луи во время схватки разрядил в незнакомца всю обойму, с ужасом наблюдая, как пуля, отскочив от надбровной дуги Эвана, угодила в Горацио. И теперь, когда страшный человек медленно, вразвалочку подходил к нему, Луи испугался. Испугался до такой степени, что кишечник не выдержал и он позорно наложил в штаны.
  
  - Ну зачем же так? - поморщился Эван. - Газами меня тоже не отравишь...
  
  Подойдя к старику, антихрист поднял его одной рукой и осмотрел жутким, насмешливым взглядом. А потом, скинув со стола труп Тони, положил на него извивающееся тело босса мафии. Из внутреннего кармана Луи вывалился небольшой ларчик и, упав, раскрылся. На пол с металлическим звоном посыпались блестящие медицинские инструменты.
  
  - Это, надо полагать, предназначалось для меня? - спросил Эван, поднимая острейший скальпель. - Ну, ничего, это и тебе сгодится. Слушай меня внимательно, старый убийца. Когда этот очнется, ты скажешь, чтобы он принес все твои деньги. И тогда я, может, не стану испытывать на тебе эти игрушки. Ну, разве что, самую малость.
  
  Эван схватил Луи за волосы, скальпель медленно вошел в краешек уха. Луиджи закричал, попытался отвести руку Эвана, попробовал выдавить ему глаза, но не вышло. Глаза Эвана словно из пластика, на ощупь, что мячи для гольфа. Эван резал старику ухо, как будто не человек, а робот - медленно, точно выверяя движения. Выполнив работу, он показал Луи его ухо, и залепил пощечину, от которой тот слетел со стола. Раздался крик, полной боли, а ладонь Эвана отпустила на пол вырванные с кожей волосы. Он не отпускал их, когда бил, вот они и остались в руке. Луи засверкал кровавой плешью на голове.
  
  - Что? Где? - послышалось кряхтение на заднем плане.
  
  - А, твои подручный пришел в себя, - обрадовался Эван. - Прикажи ему.
  
  - Гарри, убей этого сукина сына! - проорал Луи, забиваясь в угол. Несколько сломанных зубов вылетели из кривого рта.
  
  Гари быстро пришел в себя и, схватив лежащий рядом пистолет, начал стрелять в Эвана пока не закончились патроны. Пули бесславно отскакачили от кожи Эвана, проглядывающей из-под порванной в клочья футболки.
  
  - Да кто ты такой, мать твою?! - взревел Гарри и бросился на антихриста. Его тут же скрутили, и со сломанной рукой отправили в угол, где тихо подвывал босс.
  
  - Я спрашиваю у тебя в последний раз: ты отдашь мне все свои деньги? Предупреждаю, если откажешься, я стану тебя пытать. А так как палач я неумелый, тебе будет очень больно, но недолго...
  
  - Н-но мои деньги в бизнесе... - завыл Луи.
  
  - Вот пусть твой друг выведет их из него. По оценкам твоего сына, у тебя где-то сто миллионов долларов, и даже больше. Сойдемся на этой сумме. Если у тебя останется что-то сверху, бери себе, я не жадный. Но учти, за каждый час ожидания я буду отрывать у тебя палец, а через десять, примусь за другие органы.
  
  Эван чудовищно быстро оказался рядом, подхватил Луи и одним легким движением вырвал указательный палец на левой руке. Прямо с мясом. А потом второй рукой поднял Гарри и кинул к дверному проему на кучу трупов.
  
  - Время пошло. Вздумаешь сбежать, я тебя найду, - сказал Эван угрожающе. Гарри очень быстро поверил этому и стал судорожно продираться к выходу по трупам бывших соратников по бандитизму.
  
  - Ну, а что нам с тобой делать, пока его ждем? - спросил Эван у Луи. - С твоим сыном я неплохо провел время, но ты для меня староват. Может, сыграем в карты? Только ты меня научишь, хорошо? А то стыд получается - антихрист и не умеет играть в карты.
  
  Спустя пять часов, Гарри вывел из темного двухэтажного ресторана своего босса, слегка поскуливающего, как дворняга. Луи поддерживал сломанной рукой искалеченную. За ними вышел парень в пиджаке и брюках, явно из разных ансамблей. В руках он держал пару внушительных чемоданов, набитых сотней миллионов долларов...
  
  
  
  Эта ночь стала самой прекрасной в жизни Эвана. Хотя до этого, считал он, наилучшей была предыдущая, но с каждой следующей секундой жизнь его расцветала. Первым делом Эван поехал приодеться. Он взял такси и отправился по самым дорогим и модным бутикам Сан-Франциско. Там он накупил десяток костюмов и еще кучу всякой всячины. Потом подумал, где будет всё это хранить, и вообще, где-то же надо жить. Такси повезло его в самую лучшую гостиницу, где Эван снял целый этаж - пентхаус. Затем набрал воды в джакузи и долго, тщательно отмывал кровь с нового тела. Позвонил в ресторан и заказал множество различной еды с выпивкой. А, отмывшись и насытившись, подозвал какого-то парня из обслуги и попросил связать с сутенерами. Тот дал номер, Эван позвонил и попросил прислать пару мальчиков и девочек. С женщинами он еще не спал, а вдруг понравится?
  
  И понеслось. Выпивка текла рекой, совокупление практически не прекращалась, Эван обнаружил, что тоже может быть нежным в постели. А наутро, когда гости ушли, долго размышлял, с каким полом заниматься сексом ему нравиться больше. После долгих раздумий мужской пол превалировал, хотя для разнообразия нельзя забывать и о противоположном. С приятными мыслями Эван заснул на рассвете в комнате, пропахшей спиртным, дымом и похотью. Он почувствовал себя дома...
  
  Следующая неделя не отличалась большим разнообразием, хотя и скучной ее тоже не назовешь. Парень, наконец, дорвался до всех развлечений, свойственных богатым-красивым, и отрывался на всю. Он спал со всеми, до кого мог дотянуться. В его постель попадали мужчины и женщины, за деньги и по знакомству... Несколько раз Эван совершил изнасилование. Но никого не убил. Занимаясь любовью, он контролировал чувства - теперь партнерам ничего не угрожало. Эван за неделю перепробовал всё - он был и активным, и пассивным, и вообще, каким только можно. Его здоровье позволяло эякулировать по несколько десятков раз в день, в принципе, он мог вообще не останавливать процесс, если бы партнеров подавали конвейером. Собственно, таким вот нехитрым способом он и проводил первое время. Ну, и еще сюда приплюсуй все возможные наркотики, кроме тех, что надо вводить в кровь - он сам не мог даже оцарапать себя или тем более проткнуть кожу. Он почти не спал, только пил, ел, нюхал, глотал таблетки, курил, пропадал в клубах и трахался, как озабоченный кролик. Короче, делал всё, чего не мог раньше.
  
  И вот, ровно через неделю, он обнаружил себя ночью лежащим посреди огромной кровати в своем пентхаусе. Белые шелковые простыни смялись и валялись в куче. Рядом с обеих сторон два молодых юноши, положив головы на его широкую грудь, слегка посапывают во сне. Склянки пробили трижды, и хоть Эван бодрствовал трое суток, сон не шел. Он лежал и смотрел в большое окно. За стеклами расплескался Сан-Франциско. Эван не дышал уже пару часов - оказывается, его организм не нуждается в воздухе. Город горел миллионом огней и манил всеми удовольствиями. И где-то там они. Герои... Быть может, они сейчас в его постели, ведь героям можно не убивать его насильственно - достаточно подсыпать яду, и яд убьет, как любого другого. Как обычного человека. Эти два слова страшили антихриста. Обычный человек. То, что он получил, так ему понравилось, так пришлось к его натуре, что представить себя прежним - это кололо раскаленным штырем в задницу. Это невозможно. Недопустимо. Никогда-никогда.
  
  А посреди города за окном бродили как раз они - обычные люди. Теперь стеснительно улыбающиеся, когда он проходит мимо. Те самые люди, готовые лечь с ним в постель за его новые деньги или новую внешность. Они его любили и боялись. Отдавались или лебезили. Эти самые люди двадцать три года превращали его жизнь в ад. Он не видел ни одной улыбки от этих людей за двадцать три года - только ухмылку или усмешку.
  
  Ему вспомнились посетители маленького ресторанчика быстрого питания, где он работал. Перед ним пробегали лица и призрение на них. Их грубые слова, их мелкие колкости, их ехидства и снисхождение. Да, теперь поменялось, и снисхождения достойны уже они, но по большому счету всё осталось по-прежнему. Он представил себя прежнего, лежащего меж двух этих Адонисов. Его тощее, покрытое веснушками тело, посреди двух идеальных юношеских тел. Он представил, как занимается с ними любовью. Как пытается что-то сказать, заикаясь на каждом слове. Представил, как они вели бы с ним тогда. Он видел на их лицах те же усмешки превосходства и ухмылки уверенности в себе. Теперь, когда весь мир у ног, а он может взять, что захочет, обнаружилось - ему ничего и не надо. По крайней мере, ничего от этого мира. Мира, пропитанного лицемерием, понимающего только силу.
  
  Наконец, он сделал вдох. Холодный воздух слегка обжег легкие. Могучая грудь поднялась и опустилась. Парни зашевелились во сне. Эван посмотрел на свое голое тело. Мускулы, мускулы, мускулы. Мощь! Каждая деталь продумана и гармонично вписана в общую картину. Всё, от волос, до пальцев ног, от сосков, до члена - четко выверено великим архитектором его тела. Он вспомнил Сэта и понял, его внешность полностью соответствует внешности мистера Блэка. Они не похожи, но тот тоже идеален. Другой, но такой же неправильный в абсолютной упорядоченности. Идеальный до тошноты, больше напоминающий не человека, а древнегреческую статую. Сэт - это Пан, а Эван - Геракл. Это показалось ему настолько мерзким, что на секунду он даже захотел вернуть прежнее тело. А вслед покрылся потом от мысли, что по-настоящему станет прежним. Дикий ужас пронзил его, по сравнению с которым страх перед неведомыми героями ничтожен.
  
  Он улыбнулся. Он точно знал: дороги назад нет. Игра вступила в свои права, и никто, ни Бог, ни Сэт, не смогут остановиться посредине. Начался конец света, правила можно поменять только после завершения. Эван посмотрел на правого юношу. Сегодня он был с ним нежен, но когда ласкал его, испытывал странные, невиданные до этого чувства. И только сейчас ясно, что он чувствовал. Презрение. До этого момента презрению не находилось места в списке ощущений Эвана. За последнюю неделю он понял - многих чувств раньше просто он просто не испытывал. Как можно презирать кого-либо, являясь ничтожеством? Никак.
  
  Эван протянул к юноше руку и аккуратно, так, чтобы не разбудить второго, свернул ему шею. Парень даже не проснулся. Эван почувствовал как из перекрученной трахеи вышел последний натужный вздох, и всё. В прошлой жизни парень даже не посмотрел бы на него, пару часов назад исполнял любое желание и вот - теперь мертв. Это так просто. Будь он героем, будь он профессиональным воином, будь чемпионом мира по каратэ - итог предопределен. Эван улыбнулся еще сильнее, встал с кровати. Парень, что лежал слева, проснулся, попытался продрать глаза. Эван подошел к бару, плеснул виски в стакан.
  
  - Что... что происходит? - бормотал юноша, не понимая, почему его потревожили. - Эван, ты почему не спишь?
  
  - Бессонница, - сказал Эван коротко, содержимое стакана скрылось во рту одним махом.
  
  - А что с Эйнжел?
  
  - Умер.
  
  - Как? Ты что шутишь?
  
  - Нет.
  
  Парень посмотрел на Эйнжел и волосы на его голове встали дыбом. Тело обращено в его сторону, а голова повернута на триста шестьдесят градусов. На парня смотрят безжизненные глаза бывшего любовника, шея перекручена, как простыни вокруг.
  
  - Господи... - проговорил он, садясь. - Как это произошло?
  
  - Он мне надоел, и я свернул ему шею.
  
  Парня как ветром сдуло. Он ломанулся к двери, но когда дверной проем был уже в паре метров, кто-то схватил его за шкирку и бросил на кровать через всю комнату.
  
  - Куда же ты? - сказал Эван насмешливо. - Ведь ты не хочешь уйти, не поцеловав меня на прощанье?
  
  Его взгляд упал на старый пиджак, висящий на спинке стула. Его он повесил туда, когда в первый раз зашел в номер. Из внутреннего кармана что-то торчит. Он достал - медицинские инструменты кровавого Луи, прихваченные на память.
  
  - Знаешь, недавно я понял, что совершенно не умею пытать людей. А что за антихрист, не умеющий этого... - он пошел к живому любовнику, что валялся рядом с мертвым.
  
  Из отеля вышел высокий мускулистый мужчина, одетый с иголочки, и сел в черный спортивный Феррари. На лице у него кривая усмешка, слегка показывающая неестественно белые зубы. Криков боли и зовов о помощи никто не услышал. А если бы и услышал, не обратил внимания. В конце концов, из пентхауса за последнюю неделю доносились и не такие звуки.
  
  Эван завел машину и поехал. Ему надоел этот город, надо поменять место жительства. Все деньги уже давно в банке, их осталось еще много. По крайней мере, хватит на первое время. А потом деньги ему будут не нужны.
  
  Ну что же, Давид, теперь ты, наверное, имеешь представление, как Эван провел свою первую неделю в качестве антихриста. Так он провел и вторую, только в Лос-Анджелесе, куда прилетел следующим утром. Там тоже разгулялось пьянство, наркотики, секс и насилие. И остались горы трупов. Достаточно посмотреть заголовки газет: 'Потрошитель продолжает бушевать! Сегодня в парке обнаружили еще двадцать тел, растерзанных на части!'. 'Ужас пришел к нам из Сан-Франциско! В Лос-Анджелесе продолжается кровавая череда убийств и изнасилований, начало которой было положено на прошлой неделе в Сан-Франциско!'. 'На счету Потрошителя уже двести жертв! У полиции есть образцы его спермы, оставленной в одном из тел, но результатов по-прежнему нет!'. 'Куда смотрят власти? Потрошитель убивает трехсотую жертву, а на его след до сих пор не встали! Нация в ужасе!'. И в таком духе, Давид.
  
  Да, Эван убивал. И с каждой жертвой сила его росла. Ночами во снах он видел всех монстров мира, начинающих просыпаться по его зову. И большинство монстров - люди. По всей планете резко возрос процент убийств, изнасилований, краж. Все, в чьих сердцах притаилось зло, активировались. Они слышали беззвучный зов своего нового повелителя. Они видели по телевизору и читали в газетах, что загадочный Потрошитель продолжает зверствовать и остается безнаказанным. А значит, это возможно! Значит, можно творить всё, что скрывается в потаенных мыслях. Значит, извращения, которые мучают миллионы людей по ночам, могут воплотиться в реальности. И главное - возможно остаться безнаказанным. Делать всё, что притаилось в сумасшедшем воображении, и никто не посадит тебя в тюрьму или на электрический стул. Мир начало трясти, он задрожал, а психика многих-многих пошла трещинами.
  
  Эван продолжал развлекаться, а полиция его искала. И не только она. ФБР, ЦРУ, даже разведка подключилась к поимке маньяка. Анализы спермы не могли сказать ничего об этом человеке, кроме того, что он, скорее всего, бесплоден. А никаких других следов Потрошитель не оставлял. Ни волос, ни крови, ни обрывков ногтей, ничего. Его иногда видели, но свидетели спешили скрыться и могли сказать только, что Потрошитель чудовищно силен и удивительно большой. Общество ужасало, что жертвами Эвана становились все. Мужчины, женщины, юноши, девушки, дети, все. Насиловал Эван только молодых, но убивал всех.
  
  Вскоре имя Потрошитель сменилось. Эван тоже читал газеты, смотрел телевизор и ему не нравилось сравнение с киношными маньяками. Тогда на телах жертв он стал оставлять знаки - три шестерки. Число зверя быстро превратило его из Потрошителя в Антихриста. В издательствах по всей планете выходили десятки книг о психологии маньяков, считающих себя посланцами Сэта. ФБР подключало специалистов-психиатров, разрабатывала сложнейшие схемы, чтобы определить имя маньяка. Конечно, ничего не получилось. Все ошибались, ища сумасшедшего, который считает себя антихристом. На этот раз посланец Сэта был настоящий.
  
  Эван не просто убивал, он еще учился. Он пробрался сразу в несколько библиотек и стащил старые книги, посвященные концу света. Прессе стало это известно, об Антихристе заговорили еще больше. Все психологи сошлись во мнении - загадочный маньяк помешан на конце света и думает, что своими действиями приближает его. И опять промах - Эван действительно его приближал.
  
  Так продолжалось два месяца. Два месяца Эван насиловал, убивал и оставался безнаказанным. Его несколько раз пытались поймать, естественно, в результате он просто убил десяток полицейских. Эван рос. Рос в силе, в познании. Он прочитал уже несколько книг о конце света и антихристе, но больше чем сказал Сэт из них не почерпнул. Его безмолвный зов слышали все убийцы на планете. Репортажи о нём выходили с пугающей регулярностью. Но в открытую он пока выходить опасался. Понимал, без поддержки придется трудно. Нужны люди, нужна команда, нужны подручные. И он точно знал, что скоро они появятся. Он продолжал разъезжать по всей Америке и совершать злодеяния. Он ждал. Ждал, что его найдут. Искать подручных самому - антихристу не по чину. В конце концов, можно обойтись и без них. Но, если призванные служить не найдут его, станут врагами. И тоже умрут. Эван мог убить любого из слуг Сэта в той эпохе. Их он не боялся. По определению они не могли быть героями, а значит, даже поцарапать его не смогут.
  
  И вот, в один темный сентябрьский день, Эван решил остановиться на какой-то Техасской ферме. Он просто проезжал мимо - летать теперь опасно - и решил остановиться, чтобы перевести дух. К тому же на ферме могут оказаться какие-нибудь молодые люди. Желательно, мальчики, но, если у хозяина дочь, тоже нечего. Он не очень требователен в дороге...
  
  Убить хозяина фермы и его жену - плевое дело для антихриста. Эван настолько вырос в силе за прошедшие два месяца, что мог спокойно обогнать гепарда и в одиночку поднять пару Боингов. На ферме жили только: старик, старушка и внук. Старики пошли в расход первыми, хватило и пары ударов; а вот с парнем Эван хотел еще повозиться. Он тащил шестнадцатилетнего юношу к амбару и говорил, чтобы тот не боялся. Быть может, тогда он его даже не убьет. Врал, разумеется - судьба мальчишки предопределена. Но, войдя в амбар и легко удерживая упирающегося парня, он почувствовал что-то интересное.
  
  Мгновенно свернув мальчику шею, как куренку, он прислушался и принюхался. За последнее время Эван обнаружил, что может слышать, как летучая мышь и чуять, как гончая. Слух ничего не говорил - ни дыхания, ни биения сердца. А вот пахло в амбаре странно. Вроде как на кладбище. Запах шел из стога сена посредине амбара. Эван распрямил плечи, сложил руки на груди и приказал:
  
  - Ну-ка, быстро проверить, что там!
  
  Из разных дыр амбара выползли крысы и устремились к стогу. Солома скрыла их, зашуршало, и резко звуки затихли, а Эван услышал, как хрустят крысиные кости. Из стога вылетело нечто. Черное и быстрое, как молния, оно устремилось к Эвану, но тут же отлетело обратно.
  
  - Значит, это и вправду вы, владыка? - сказал мужчина в черных одеждах, смотря на свою проломленную грудь. Впрочем, вмятина на глазах выравнивалась, вскоре грудь приобрела привычные очертания. - Прошу меня простить, но я должен был убедиться.
  
  - Ты просишь меня о прощении? - насмешливо сказал Эван. - Тогда прости меня в ответ, ибо мне незнакомо это чувство.
  
  Эван бросился к незнакомцу. Тот подскочил с огромной для человека скоростью, но все-таки медленно, очень медленно... Прошло всего пару секунд, и на земляной пол упали шесть кусков окровавленной плоти. Они какое-то время шевелились, но когда Эван пинками выкинул их на улицу, задымились и вскоре замерли.
  
  Эван с сожалением посмотрел на труп парня. Нелюдь помешал развлечению. Эван пошел в дом, где приготовил себе обед, взял бутылку виски и сел у телевизора. Сегодня про него мало новостей, за последнюю неделю он убил только троих, но короткого репортажа в конце он удостоился. Выпив бутылку виски и поев, он заснул, развалившись прямо в кресле. Проснулся, когда солнце полностью скрылось за горизонтом. И сразу понял - кроме трупов старика и старухи в доме есть и другие. Их пятеро. Практически бесшумные они крались по комнатам, но Эван их всё равно слышал.
  
  - Можете не таиться, - сказал он, не вставая с кресла. Эван протянул руку ко второй бутылке виски, откупорил, сделал глоток. - Бесполезно.
  
  - Зачем ты убил Калеба? - спросил шелестящий женский голос.
  
  - Я и тебя убью, если не выйдешь, - Эван прибавил холода в голос. Он прекрасно знал, насколько хорошо у него это получается. Он мог нагонять на людей страх всего лишь звуком собственного голоса. Однажды даже записал на диктофон и, прослушивая, понял, что сам у себя вызывает какое-то подобие страха. Звонкий и пронзительный бас раскатывался и всегда звучал отчетливо. Таким голосом хорошо читать заклинания, призывающие Сэта.
  
  - Прости меня, владыка, - вышла из тени красивая молодая девушка с бледной кожей. - Я не хотела вас расстроить.
  
  - У тебя и не получиться. Пусть покажутся остальные.
  
  Из собравшихся в углах теней, выползли другие. Их действительно пятеро, вместе с той, что вышла первой. Две женщины и три мужчины. Все одеты в черное и бледные, как затянутая облаками луна. У мужчин слегка уродливые лица и глаза, горящие красным светом.
  
  - Вампиры, - удовлетворенно сказал Эван. - Почему так долго? Мой зов прозвучал почти три месяца назад.
  
  - Прости нас, владыка, - вышел вперед мужчина. На лице проглядывала пара морщин, говорившая о возрасте, но для вампира это не показатель. Просто это значит - он долго не питался. Но, похоже, в этот раз внешность соответствовала статусу - он главарь этой маленькой компании. - Мы были в Европе в то время. А нам тяжело путешествовать быстро, особенно через океан. И еще мы сначала не поверили своему счастью. Что на наш век придется Ваше явление!
  
  - Зря не поверили. Сколько вас?
  
  - Пятеро, владыка. После того как вы убили Калеба, нас осталось пятеро.
  
  - Не в вашей компании, - поморщился Эван. - Я имею в виду, вообще. Сколько вас в мире?
  
  - Не больше ста, владыка.
  
  - А что так мало?
  
  - В этом мире нам очень трудно выжить. Слишком много было тех, кто нас убивал, и делали они это очень долго. Тысячи погибли в прошлом веке. Но теперь всё изменится.
  
  - Это почему? Из-за меня? Ну, так я собираюсь убить всех людей и даже если оставлю вас в живых, вы всё равно умрете. Ведь животные вам не подходят?
  
  - Нет, владыка. Для пищи нам пригодны только люди. Но, если ты исполнишь задуманное, придет Кровавый Царь и у нас будет шанс присоединиться к его стае.
  
  - Кто придет?
  
  - Кровавый Царь, владыка. Повелитель нашего народа. Его Кровавая Армия приходит в конце каждой эпохи, до того как Тушащая гасит мир.
  
  - Ладно, неважно. Все равно я надеюсь увидеть это своими глазами. А сколько всего моих слуг сейчас на планете?
  
  - Мало, владыка. Кроме нас осталась только кучка оборотней-волколаков и несколько демонов, которые бродят по миру в телах людей. Есть еще подводные монстры, но они крепко спят...
  
  - Что их 'несколько' я сам знаю, - опять поморщился Эван. - Мне нужно точное число.
  
  - Точно не скажу, но, не считая нас, где-то: десяток оборотней, пара демонов и пять подводных змеев. Но они спят и...
  
  - Про этих подводных я знаю. Я могу разбудить их хоть сейчас, но толку-то? Их перебьют обычные китобои. А колдуны и ведьмы?
  
  - Мне не известно, владыка. Но наверняка их мало и они очень слабы. В последние века на них охотились еще сильнее, чем на нас.
  
  - Инквизиция?
  
  - Да.
  
  - А сама инквизиция еще действует?
  
  - Да. Но и они давно потеряли свою силу. Насколько я знаю, число инквизиторов напрямую зависит от числа колдунов. Так что их мало и они не будут представлять вам помехи.
  
  - Они не представляли бы мне помехи, даже если бы их был миллиард. Для меня опасны только герои. Ты случайно не знаешь что-либо о них?
  
  - Нет, владыка. О героях знает только Светлый, но его спросить не получится.
  
  - Хорошо. Значит так, слушайте вашу задачу, кровососы. Вы отправитесь по миру и соберете всех представителей темных сил. Пускай нас мало, но полностью доверять я смогу только вам. Вы-то уж точно не окажетесь героями. Вы передадите всем мою весть, и станете ждать дальнейших указаний.
  
  - А можно ли нам узнать ваши планы, владыка?
  
  - Нет. Хотя, в принципе, что тут знать? Я собираюсь исполнять пророчества. Два уже свершилось, на очереди третье.
  
  - Значит, вы хотите убить тысячи людей?
  
  - Да. И с моими способностями это будет нетрудно. Собственно я уже действую и действую не в одиночестве. Я чувствую, как сэтанисты поднимают головы. Люди уже убивают, им нужен только лидер, за которым они пойдут, чтобы нести смерть и умереть самим. Им надо просто показать дорогу, и они последуют за мной хоть на край света. А теперь идите и исполняйте. И если кто-нибудь откажется, передайте: он умрет.
  
  - Слушаюсь, владыка.
  
  Пять вампиров снова скрылись в тенях дома. Это зрелище завораживало. Вот пять бледнолицых фигур стоят перед ним, а в следующее мгновение они плавно, но быстро метнулись в темные углы, чтобы раствориться в них. Уже через секунду Эван почувствовал, вампиры покинули его.
  
  - Ладно, с ними все понятно, - пробормотал антихрист. - Но этого мало. Мне нужен помощник из людей. Кто-нибудь, кто не предаст, и отдаст за меня жизнь. Кто-нибудь достаточно озлобленный на жизнь и ненавидящий ее так же, как я. Он должен быть дерзок, умен, злобен и предан. Как пес. Да, точно, мне нужен пес! Пес, который будет вылизывать мне яйца и обожать. Ну и еще станет дорожной шлюхой... Но где такого найти? Точно!
  
  Догадка поразила Эвана простотой, заставив улыбнуться. Где его самого нашел Сэт? Правильно, в дешевой забегаловке, продающей всякое дерьмо. Ему нужен не просто помощник, ему нужен единомышленник. Эван закрыл глаза и стал смотреть во тьму. Этот дар Сэта с каждым днем рос в нём. Он мог чувствовать злобу на сотни километров вокруг. Он чувствовал зло, притаившееся в сердце человека. Он чуял противный, гадкий и такой притягательно-вонючий запах плохого. Спустя час, Эван понял, что неподалеку есть как раз нужный человек. Он встал с кресла, сделал глоток виски и, переступив через труп хозяина фермы, пошел к машине.
  
  Эван поехал на север. Цель в четырех часах пути. Хотя сегодня встречаться поздновато, все-таки приедет он не раньше полуночи. А к нему надо приглядеться, посмотреть, понять. Эван чувствовал в нём зло, но насколько оно взросло сказать пока не мог. Слишком много побочных людей мешало, а Эван еще не научился настолько хорошо чувствовать зло, чтобы отсеивать лишнее.
  
  Он прибыл на место - в небольшой городок на севере Техаса - к часу ночи и сразу поехал в самую паршивую гостиницу. Он легко мог позволить себе остановиться в любом мотеле, да он мог запросто купить дом, но в последнее время предпочитал задрипанные ночлежки. В номерах, пропахших дымом от дешевых сигарет, он чувствовал себя почти как дома. Они ужасно напоминали старую квартиру, снимаемую на половину заработанной в поте лица платы. Так получилось и с этим номером. Он представлял собой маленькую комнату с виброкроватью, включить которую можно, кинув монетку в похожий на скворечник механизм, стоявший на тумбочке, стенным шкафом и совмещенной с туалетом ванной комнатой. Эван сразу разделся и пошел в душ. Он вообще стал удивительным чистюлей, и принимал водные процедуры при любом удобном случае. И дело даже не в том, что ему нравилось быть чистым, напротив, он не пользовался ни мылом, ни шампунем. Просто ему нравился контраст между его идеальным телом и тем, что еще занимало в памяти огромное место. Иногда он даже закрывал глаза и ощупывал себя, воскрешая в мыслях образ старого Эвана. Это всегда очень возбуждало, потому что страх потерять новое тело смешивался с восхищением от самого себя. Да, больше всего Эвана заводил он сам.
  
  Помывшись, Эван позвонил вниз и попросил, чтобы прислали проститутку. Через полчаса, что Эван провел за бутылкой пива, привезли несколько девушек. Эван выбрал далеко не самую красивую. Прошло еще полчаса, он уже едва сдерживался, чтобы наслаждаться только процессом, и не свернуть шлюхе шею. А ведь это так просто. Он имел ее сзади, а она старательно выгибала тело, задирая шею к потолку и имитируя неземное наслаждение. Достаточно просто протянуть руку, схватить за косу и легонько дернуть. От этого 'легонько' голова девицы оторвалась бы вместе с позвоночником. Но Эвану удалось остановить демонов, рвущихся наружу. Сразу после завершения он сказал ей, чтобы выметалась. Если сейчас начать убивать, завтра в городе закроют все рестораны, и вообще все дома, а сюда приедет полиция со всего штата. Страна и так напугана по самое не хочу, каждое новое убийство вызывало внеочередной всплеск паники. Поэтому Эван допил пиво и лег спать. Ему снились безлюдные города и опустошенные страны. Он видел один из любимых снов.
  
  На следующий день Эван сидел в дешевом кафетерии неподалеку от мотеля и диктовал официанту, что хочет съесть на завтрак. Именно он и есть тот, из-за кого антихрист удостоил визитом это захолустье. Молодой, в принципе даже миловидный парень, немного моложе Эвана. На вид лет девятнадцать-двадцать - казалось бы, не самый лучший кандидат в помощники антихриста. Одет в рваные джинсы на два размера больше нужного и черную футболку с длинным рукавом. На футболке изображен какой-то монстр, сделанный из костей - видимо, нравится тяжелый рок. Черные прямые волосы, длинная челка до самого рта, правда, только слева, так что одним глазом металлист видит без препятствий. В ноздре, ухе и сосках пирсинг. На сосках два колечка проглядывают из-под обтягивающей футболки. Когда он подошел и спросил, что Эван хочет на завтрак, показался проколотый язык. Короче какой-то коктейль из металлиста, сэтаниста и эмо. Как парень умудрялся совмещать, непонятно, но Эван не собирался понимать. В прошлой жизни у него было так мало свободного времени, что он не увлекся ни музыкой, ни религией, ни даже переживаниями собственной души. В новую жизнь он перешел очень резко, и вся эта мишура стала ненужной. Он точно знал: ради чего живет, как жить и почему надо жить именно так. Надо сказать, ему это очень нравилось
  
  Эван долго мучил парня, выпрашивая, что лучше готовят в этом заведении. Он по собственному опыту знал, как сейчас злит официанта. Звали его созвучно с Эваном - Эмет. Эван посчитал это хорошим знаком. Эмет выслушивал дурацкие вопросы о паршивой стряпне местного повара с легкой улыбкой, которая, правда, из-за челки виднелась только наполовину. Ну откуда ему знать, что вкуснее для этого полоумного посетителя: омлет или яичница? А, может, бекон или что-то веганское? Но самое худшее, если посетителю не нравилась еда. Ну каким боком за это должен отвечать официант? 'Но ведь это вы мне посоветовали!', - возмущенно кричали посетители. 'Но ведь готовил не я, чертов дебил!', - хочется воскликнуть в ответ, но вместо этого приходится выслушивать со смущенной улыбкой и еще что-то лепетать, пытаясь извиниться. Почему? Да просто повар в чертовой рыгаловке стоит на невообразимо более высокой социальной ступени, чем официант. Здесь он еще и совладелец, так что с него взятки гладки, а отдуваться обслуге.
  
  Всё это Эван прекрасно знал и даже собирался сам закатить скандал, если бы не увидел кое-что занимательное. Вскоре после его прихода явились двое. От них тоже пахло злом, но злом уже давно свершенным и устоявшимся. Эван чуял своих прямых последователей. Они хоть сейчас готовы встать под его знамена, но пользы от них? Их зло ненастоящее. Это просто два парня, одетые в лохмотья и грязные до безобразия, желающие выказать хоть какой-то протест против общества. Но в них нет того, чем Эван заполнен под самую завязку. Они не ненавидели мир, они просто хотели получить от него кусок пожирней, причем самым быстрым путем и не сильно напрягаясь. Они, совершив что-то страшное, не способны скрыться от властей и садятся в тюрьму. Из кутузки они выходят со сломанной психикой, а бывает, и с рваной толстой кишкой. Ну, а если им хватает ума не попасться, очень быстро они стригутся, снимают привычную рванину, заводят жену и становятся обывателями. Общество легко давит в них то небольшое зло, что они не успели взрастить. Давит простым и самым надежным способом - бытовухой. Когда родители им приказывают выметаться, а такое, рано или поздно, происходит всегда, они идут воровать или работать. Если воровать, то тюрьма, а, если работать - делать-то ничего не умеют, работать приходится много и грязно. Пляски зла уже не привлекают, хочется сесть в дешевой съемной квартире с кружкой пива в мозолистой руке и рассказывать некрасивой жене о плохой жизни. А уж если надо кормить ребенка, который появляется быстро, потому что лень надеть презерватив, на всякие глупости времени не остается совершенно.
  
  Другое дело Эмет. В этом парне зло притаилось, как змея под камнем, и ждет часа, когда стрелой ужалит жертву. Такие мальчики не показывают истинного лица, потому что слишком умны, чтобы открыться обществу. Понимают, общество с радостью перемелет их, как хорошая кофемолка. Это зло они проносят с собой по жизни. Даже если их скручивает быт, потаенная сила только растет. Они знают, что не подходят миру. Что он неправильный и всегда останется чужим. Пусть они добьются жизненного успеха или придется просить милостыню - грусть и злоба в душе никогда не позволит быть счастливыми. Такой сам Эван. Просто он идеал потаенной злобы. Его котел давно закипел и за толстыми стенками копил сотни, тысячи атмосфер давления злобы, лютости и ненависти ко всему живому. Злости требовалось просто дать выход - клапан подорвать. Если бы не повстречал Сэта, он стал бы изощреннейшим маньяком, который травит воду в городе или попытается пробраться на АЭС и взорвать ее. Или это могло бы вылиться в самоубийство. Если не можешь уничтожить мир, пытаешься уничтожить хотя бы его часть. Себя.
  
  Но для Эмета момент еще не наступил. У Эвана суть стимулировалась уродством, а у этого паренька есть все шансы отхватить от мира кусок пирога. Но в силу небольших лет ему очень хотелось того же, что и большинству молодых. Просто выделиться, распушить хвост и привлечь внимание противоположного пола. От Эмета исходил запах пота и спермы, он пьянил Эвана и говорил: с утра тот занимался рукоблудием. Вошедшие парни вызывали у Эмета чувство похотливой зависти - такие обычно всюду треплются, что под ними побывала половина мира. Чтобы войти в их круг, даже не зная, что уже в клубе, о котором двое недоносков не могут и мечтать, Эмет готов пожертвовать многим. Если не всем...
  
  А вот у них на его счет другие планы. Эван внимательно слушал разговор, находясь в нескольких метрах. Новый идеальный слух позволял слышать не только шепот в зале, но и шкворчание масла на кухне или жужжание мух на улице. Сначала парни перешептывались, потом, когда к ним подошел Эмет, сказали всего лишь пару фраз и, взяв стодолларовую купюру, удалились. Эван улыбнулся. Все будет еще проще. Можно даже неплохо повеселиться.
  
  Все происходило, словно на съемочной площадке фильма ужасов пятидесятых годов. Ночь, кладбище, кучка подростков с факелами в балахонах и белых масках. Только один, с длинной черной челкой, без маски. Он стоял перед разрытой могилой голый и грязный с лопатой в руках. Пока не пройдет ритуал посвящения, ему предстоит сверкать голым задом перед полноправными членами братства. Не говоря уж об откапывании трупов в таком виде. Остальные слишком ленивы, чтобы работать руками, поэтому предоставили работу тому, кого должны сегодня принять в тайное и кровавое общество, носившее грозное название: 'Дети Сэта'. Группа молодых ребят и девушек, от скуки ударившиеся в некромантию. Впрочем, не совсем от скуки. Конец света, зов Эвана, исполнение пророчеств - всё это затягивало людей в водоворот зла. Хоть малая частичка зла в сердце требовала каких-то мерзких действий. Нахамить родителям, ударить соседскую собаку, разбить витрину магазина. В этих ребятах зла было побольше обычного, вот и собрались они в 'тайное общество'.
  
  Их заседания проходили на кладбище и посвящались вызову Сэта, чье воплощение, как они считали, бродило сейчас по стране под именем Потрошитель. Здесь, конечно, поощрялось употребление наркотиков, питье виски и пива. Заканчивали одинаково - оргией. Наширянным подростком казалось, когда-нибудь Сэт услышит их молитвы и явится сам. Но на прошлом собрании, кто-то предложил интересную игру. Кажется, Шейла. Потрошитель, наблюдавший за всей компанией уже пару часов с ветки высокого дуба, не без удивления отметил, что вчера занимался с Шейлой анальным сексом. Впрочем, не она его интересовала, а тот трясущийся от холода молодой парень, по уши измазанный в грязи и прахе трупов. Белая кожа так соблазнительно отсвечивает под светом полной луны, что Эван прилагал недюжинные усилия, чтобы не наброситься на него прямо сейчас. Но время пока не пришло. Эван с безразличием наблюдал, как парни накачиваются виски, а одна из девчонок делала героиновую дорожку на могильной плите. Действу добавлял колорита козел, его собирались принести в жертву. Встречаться на кладбище скоро станет неудобно. Уже сейчас прохладно, так что веселая компашка решила закрыть, так сказать, сезон по полной программе. Как полагается, с жертвоприношением. Вот только бедняга Эмет даже не предполагал, что жертвой станет вовсе не козел, (его Ричи позаимствовал с отцовской фермы), а он.
  
  Могилу раскопали, старый гроб вскрыли, 'председатель' предложил всем помочиться на него. Эмет кое-как выдавил из себя пару капель - мешала эрекция. Он весь дрожал от холода, страха и возбуждения. Ведь сегодня его примут в братство! Тело наполнилось трепетом и вожделением, вскоре ему предстоит совокупиться с девушками, что сейчас мочатся на останки, сверкая голенькими, чисто выбритыми кисками. Что интересно, у всех там разные татуировки. Собственно, это и привлекало в 'Детях Сэта' больше всего - почти все смазливые девицы их маленького городка состояли в этой секте. Ну, по крайней мере, те, что ему нравились.
  
  Больше всего старалась Шейла - девушка с внешностью полевой шлюхи. Собственно, 'попробовать' Шейлу мог любой за сотку долларов, хотя своим была скидка вдвое. Тем не менее, Шейла была одной из матерей основателей 'Детей Сэта'. Если большинство парней и девушек собрались тут развлечься, да переспать друг с другом, Шейла действительно была злой. Потому именно она и попалась Эвану в дешевом мотеле, да и Эмет тут по ее инициативе. Если бы Эмет слышал разговор между Шейлой и Майклом на этом кладбище две недели назад, вряд ли бы он сейчас дрожал на холоде, стыдливо пряча возбужденные гениталии обеими ладонями.
  
  Тогда Луна еще не округлилась, но чистое небо пропускало тусклые лучи, освящая голые тела, извивающиеся на могильных плитах. Шейла занималась сексом с Майклом - довольно здоровым парень лет двадцати, который лишил ее девственности в старших классах.
  
  - Как-то скучно, - сказала Шейла, оставляя ногтем отчетливую царапину на широкой спине любовника. Тот не отреагировал. Майкл только что разрядился и пытался отдышаться, распластавшись потной губкой прямо на девице. С тех пор как Шейла пошла на панель, потребности в простом, так скажем, обыденном сексе полностью удовлетворялись, поэтому пятиминутку, что пробежал на ней Майк, она даже и не заметила.
  
  - Тебе скучно, детка? - удивленно спросил Майкл, приподнимаясь. Рука потянулась, пальцы крепко обхватили пивную банку, что мгновенно скрылась в жарком горле. На соседней плите Бак как раз вошел в Лиану, пустая банка полетела в него, отскочила от голой ягодицы с глухим стуком и брякнулась на мрамор. - Может, ширнешься?
  
  - Я уже. И мне холодно, Майк. Все это становится обычно. Ну, ты понимаешь? Каждый раз одно и то же. Никакого разнообразия. Раньше это было прикольно, добавляло адреналина, а теперь я уже столько видела, что успело надоесть...
  
  - Да, ты видела много и у многих, - рассмеялся Майк. - Мне Патрик рассказывал, как ты хорошо берешь - по самую мошну. А почему ты мне такого никогда не делаешь?
  
  - А ты заплати.
  
  - Вот еще. Ты не забывай, я твой первосвященник. Так что бери.
  
  - А я не хочу...
  
  - Я сказал, бери!
  
  - Хорошо, хорошо! Делов-то...
  
  Спустя десять минут разговор продолжился.
  
  - Тебе понравилось? - спросил довольный Майк.
  
  - Мне всё равно, - Шейла безразлично оглядела голые тела, извивающиеся вокруг змеями. - Это для меня, как для тебя отпахать лишние полчаса на ферме. Скучно.
  
  - Ну, ладно, детка, - Майк закурил. - А чего ты хочешь?
  
  - Ты вообще веришь в то, что мы делаем?
  
  - В смысле?
  
  - Ну, в то, что мы призываем Сэта?
  
  - Конечно, верю. А что?
  
  - А почему у нас никогда не получается?
  
  - Я не знаю. Наверное, он слишком занят. А ну-ка, детка, подержи жгут. Вот так, а теперь подай мне ширялово.
  
  - На. Только этот уже использованный.
  
  - Да и х%й с ним. У тебя же СПИДа нет?
  
  - Нет. У нас с этим строго. Гарри каждый день заставляет проверяться.
  
  - Ну вот и хорошо. О, да! Да, детка! Прямо до костей.... Дай я тебя поцелую и постараюсь не думать о х%ях, что побывали у тебя во рту.
  
  - Последним был твой.
  
  - Вот и здорово!
  
  Спустя еще минуту, Майк спросил:
  
  - Так что ты там говорила, детка?
  
  - А, ну да. Так вот, а что, если надо принести жертву?
  
  - Это типа козла черного? Так мы уже так делали. Ричи после этого отец чуть яйца не отрезал.
  
  - Нет, я думала о другой жертве...
  
  - Бл%, как продирает! То есть другой жертве?
  
  - Ну, ты понимаешь...
  
  - Человеческую?!
  
  - Да! Это было бы улётно!
  
  - Даже не знаю, - слегка протрезвел Майк. - Можно бомжа поймать...
  
  - Да на фиг он нужен, - поморщилась Шейла. - Если я захочу посмотреть на дохлого бомжа, схожу под мост. Там они через день копыта откидывают.
  
  - Тогда кого?
  
  - Помнишь этот пид%рок, как его... Эмет? Он вроде давно хочет к нам.
  
  - Но у него родители есть. Опасно.
  
  - Если сделать по-уму, никто не догадается. Да и кто такого искать станет? У него всё равно крыша едет.
  
  - С чего ты взяла?
  
  - Я однажды видела как он дрочит в школьном туалете. И знаешь, на что? На распятье!
  
  - Да, тут ты права. С крышей у него не очень. Но как...
  
  - Я уже продумала...
  
  - Я гляжу, ты маньячка, - рассмеялся Майк.
  
  - Понимаешь, я вчера телек смотрела...
  
  - И что?
  
  - Там про Потрошителя показывали. И его жертв. Знаешь, я так возбудилась... Просто супер.
  
  - Ладно. Расскажешь мне подробней, подумаю. А теперь напомни-ка мне, как ты это делаешь?
  
  - Снова?!
  
  - Да!
  
  Две недели пролетели, и Шейлу било в лихорадке от мысли, что скоро недоросток сдохнет. И не ее одну. Майк тоже на иголках. В мечтах он нередко кончал таких вот дебилов - Шейла знала, к кому обращалась. Ему приходится горбатиться на ферме, а этот на всем готовеньком живет! В забегаловке подрабатывает, чтобы новый шмот купить или стрижку сделать, челку вон эту пид%рскую. А Майку приходится по двенадцать часов вкалывать, чтобы собственный отец не избил! У папаши рука тяжелая, и частенько он поговаривал, что больше всего ненавидит бездельников. Конечно, в мыслях Майк убивал и его. Этот голубок станет хорошей тренировкой. Когда-нибудь он обязательно зароет в одной из этих могил своего старика, сожжет ненавистную ферму и уедет в город. Найдет нормальную работу в офисе. И навсегда забудет, как кидал в деревне говно огромной лопатой.
  
  - Вознесем молитву! - прокричал Майк. Он в маске, голос звучит приглушенно.
  
  - Приди, повелитель тьмы! - завели знакомую молитву собравшиеся. Только Эмет нервничал и 'молился' невпопад и чуть за всеми. - Мы, дети твои, призываем тебя. Приди, отец зла, научи нас, наставь на путь истинный. Приди и прими наши почести! Мы приносим тебе себя в жертву! Но прежде прими от нас это!
  
  Молитву к Сэту пару лет назад придумал под кайфом какой-то парень, имя которого уже и забыли. Вскоре он сел, а остальным наплевать, что говорить. Главное побыстрее к делу. Но теперь, возможно, впервые, они ожидали от нескольких предложений реального результата. Все знали, что должно произойти. Все, кроме Эмета.
  
  - Ведите жертву! - сказал Майк.
  
  Эмет повернулся к козлу, и его схватили двое. Кто, не разобрать, но каждый сильнее его, а тем более вдвоем они легко скрутили Эмета. Он упирался, даже попытался закричать, но в рот засунули кляп. Судя по запаху, чьи-то несвежие трусы. Эмет мычал и пытался вырваться, но держали крепко.
  
  - Подведите его ко мне, - приказал Майк.
  
  Голого, упирающегося парня подвели вплотную, и Майк достал большой нож, которым на ферме резал свиней. По его мнению, это очень поэтично - убить Эмета именно им.
  
  - Пусть прольется первая кровь! - прокричал Майк.
  
  Он аккуратно провел кончиком ножа по голой груди Эмета. Это не часть какого-то ритуала, просто Майк хотел убедиться, что пороху хватит. По груди Эмета потекла темная струйка крови, почти черная в лунном свете. Сэтанисты задрожали от возбуждения. Словно волки, они почуяли кровь, и теперь хотели увидеть продолжение. Стоявшая сзади Шейла подошла к Эмету и, ловко выгнувшись, слизала кровь с груди. Эмет наконец-то понял, перед ним не просто кучка свингеров, а сборище настоящих сумасшедших. В нём еще теплилась надежда, что это просто часть посвящения, но перепуганный мозг ревел обратное. Именно за этим его так внезапно, после полугода бесполезных попыток, позвали в это проклятое братство. Поэтому Майк подошел к нему неделю назад и предложил вступить, пройдя испытание. Это себе он рыл сегодня могилу.
  
  - Пусть случиться то, что должно случится! - воскликнул Майк, грубо оттолкнул Шейлу и вознес нож для удара.
  
  - Пусть случиться, кто против? - донесся ровный, насмешливый о очень четко различимый голос. - Вы, я так понимаю, меня звали?
  
  Все замерли в весьма выразительных позах. Шейла терла соски, Майк поднял нож, остальные тоже смотрелись колоритно в белых балахонах. Первое, о чём подумали: 'Легавые'. Но когда из тени дерева вышел качок в темных очках, от сердца некоторых отлегло. А сердца иных ёкнули. Чьи-то - забили барабанную дробь.
  
  - Ты кто такой? - крикнул Майк. Ему ужасно не понравилось, что его прервали на самом интересном.
  
  - Эй, да я его знаю! - вмешалась Шейла. - Этот ублюдок был со мной вчера. И еще послал, сукин сын! Давай и его кончим?!
  
  - Сомневаюсь, что у вас получиться кого-нибудь кончить этой ночью, - ответил Эван. - Разве что кончитесь сами вы. Но, вы вырыли могилу. Как удобно.
  
  Он бросился на них. Первым Эван убил Майка. Совершил огромный прыжок и, перелетев через Эмета, ударом ноги снес Майку голову, как заправский футболист. Голова, бешено вращаясь, улетела в кусты. Следующей умерла Шейла. Эван отметил, желание свернуть ей шею все-таки исполнилось. Смерть других наступила минутой позже. Эван рвал на части всех, ночь обагрилась фонтанами крови, а тишина заполнилась криками и воплями. Запахло железом, дерьмом, мочой и прахом. Эмет застыл, ни жив, ни мертв, одновременно радуясь, что жив, а долбаные сэтанисты нет, но понимая КТО пришел к ним. Тот, кого и звали. Сэт.
  
  - Ты как, парень? - повернулся к нему Эван. Голова последнего из 'Детей Сэта' в правой руке, антихрист взглянул на нее - какая-то девка - и брезгливо отшвырнул.
  
  - А кто вы? - набрался смелости спросить Эмет в ответ, бледный от увиденного.
  
  - Ты не поверишь, но я самое лучшее, что случилось в твоей жизни. А теперь помоги мне затащить их в могилу.
  
  Эмет безропотно подчинился. Он всё еще был в шоке и не очень хорошо понимал, что делает. Сначала подумал убежать, но одного взгляда, как незнакомец без видимых усилий в левой тащит сразу три трупа, навалив один на другой, хватало, чтобы понять - побег есть смерть. Да и догонит. Непременно догонит, Эмет видел его скорость. И убьет.
  
  Эмет честно попытался помочь Эвану, попробовал подтащить труп Дианы (Одноклассница! Его гребанная одноклассница!) с проломленной грудью, его вырвало прямо на нее. Он упал, перед взором - оторванная рука. И малюсенький жучок, похоже, уже начал ее есть. Это стало последней каплей, он заплакал.
  
  - Пожалуйста, отпустите меня... - прохныкал он, вытирая сопли.
  
  - Так я тебя и не держу, - весело отозвался Эван. Ты бы оделся, что ли, а то ты меня отвлекаешь.
  
  Эмет понял, что действительно лежит голый и удивительно грязный. Он, шатаясь, пошел искать одежду. По пути он натыкался на трупы, у него опять начались позывы к рвоте. Но во второй раз из горла вышла только желтая жижа, а желудок сжался, скручивая Эмета в калач. Одежда нашлась рядом с парнем, которому Эван вырвал пах вместе с животом и всеми внутренностями. Эмет кое-как натянул джинсы и посмотрел на Эвана. А тот как раз сваливал в могилу предпоследний труп. Правда, на кладбище еще валялись оторванные руки и ноги, но здоровяк свистнул - прибежали две дворняги и стали грызться за право попробовать еще теплую человеческую плоть.
  
  Выкинув в могилу последний труп, незнакомец подошел к сидящему на земле Эмету и плюхнулся рядом с ним.
  
  - Так мне можно идти домой? - робко спросил Эмет.
  
  - Как тебе сказать, для начала ты должен закопать своих несостоявшихся друзей. Трупы я собрал, твоя очередь.
  
  - А потом я смогу уйти?
  
  - Потом посмотрим. Принимайся за дело.
  
  Эмет, по-прежнему шатаясь, пошел искать лопату. Она лежала в кустах прямо в луже крови. Поборов брезгливость, Эмет подошел к могиле. Она заполнилась телами почти доверху, работы не много. Но не ее боялся Эмет, а мертвых глаз, смотрящих из могилы. Незнакомец как будто специально положил тела лицами вверх. Мертвые глаза глядели удивленно и осуждающе - как будто Эмет повинен в их кончине.
  
  - Подожди, я еще кое-что нашел, - раздался голос из-за спины. В могилу полетела оторванная голова Майка.
  
  - Господи... - пробормотал Эмет. Но незнакомец подошел к нему сзади и, наклонившись почти к самому уху, удивительно ласковым голосом зашептал:
  
  - Они пытались тебя убить, Эмет. Это всё страшно, но, если бы я не убил их, они убили бы тебя. А потом им понравилось бы и они начали приводить на это кладбище других глупых парней, готовых унизиться, чтобы трахнуть эту шлюху Шейлу. И поверь мне, нет никакого удовольствия, когда трахаешь ту, кого имел весь ваш город. Это были твои враги. И они получили по заслугам. Закапывая их, помни, кто они такие, и попробуй порадоваться...
  
  - Порадоваться? - едва-едва прошептал Эмет.
  
  - Смерть врагов - пожалуй, нет ничего слаще этого, - ровный разборчивый голос Эвана лился в уши мёдом. - Ты победил их. Они хотели убить тебя, но умерли. И они не просто убили бы тебя. Расчленили, обоссали, может быть, даже пожарили и скормили каким-нибудь крысам. И уж точно каждый из них плюнул бы на твою могилу. Вместо этого всего они лежат тут, сами прекрасно собранные в могилке. Так что - порадуйся.
  
  На Эмета эти слова произвели сильное впечатление. А ведь правда. Если бы не загадочный и страшный тип, его самого закапывали сейчас. И точно - с его телом еще 'повеселились бы напоследок', проделав то же, что с прахом из могилы. Сменяя страх и разгоняя дрожь в коленях, на Эмета накатила злоба. Он поднял лопату и со всей силы заехал ей по лицу Майка. Оно превратилось в кровавое месиво. А потом Эмет с невиданным остервенением стал зарывать трупы. Он делал это быстро, даже как-то страстно. Эван смотрел на это с улыбкой. Злоба в сердце парня сейчас выходила наружу. Стоит слегка подтолкнуть, и он станет его другом. Или рабом, что тоже неплохо. Но раб все-таки не то, предпочтительнее друг и помощник. Тот, кто не постесняется сказать, где Эван допустил ошибку, а где надо сделать вот так. А рабов у него скоро будет очень много.
  
   Эмет зарыл трупы и теперь прыгал, утрамбовывая землю, и кричал:
  
  - Сделать меня захотели?! А вот х%й вам! Я вас сделал, чокнутые ублюдки! - Эван улыбнулся еще шире, когда Эмет расстегнул молнию на джинсах и стал поливать взрыхленную землю. Не парой жалких капель, которые он выдавил, мочась на прах неизвестного человека, нет - струя, как из брандспойта!
  
  Эван отвернулся. Зрелище его страшно возбудило, он приложил приличное усилие, чтобы не наброситься на парня и не изнасиловать прямо здесь. Время еще не настало.
  
  Эмет застегнул молнию, упал рядом с могилой, снова заплакал. Его била дрожь и сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Эван подошел и, ласково посмотрев в заплаканное лицо, сказал:
  
  - Пошли. Надо отсюда уходить, мои слуги приберут здесь.
  
  Эмет осмотрелся и увидел, что к двум дворнягам присоединились еще пять и всё вокруг кишит крысами. Звери искали обрывки плоти или просто пили лужицы крови. Небольшой пир. Эван знал, теперь, попробовав человеческую кровь, милые зверушки станут охотиться на людей. Не тупо нападать, а именно охотиться. Они будут поджидать жертвы в подворотнях, нападать только на детей или стариков, может, на пьяных забулдыг, спешащих домой в надежде, что жена уже легла спать и разборки можно оставить до завтра. Они станут настоящим проклятьем этого маленького городка, пока сюда не придет их повелитель и не убьет всех людей.
  
  - Мне надо домой, мистер, - тихо сказал Эмет, слегка отдышавшись. - Мои родители станут волноваться я и так опоздал.
  
  - Поверь, у твоих родителей куда больше поводов волноваться, чем твой сон. Как и у тебя. Нам надо поговорить.
  
  - Но, сэр, они могут позвонить в полицию...
  
  - Ты пытаешься меня этим напугать? - весело перебил Эван.
  
  - Нет. Боже упаси! Но мне действительно надо домой.
  
  - Ладно. Там где ты живешь, у тебя есть своя комната?
  
  - Да. Я живу на втором этаже, а родители на первом.
  
  - Тогда пошли к тебе. Ты ведь, в конце концов, даже не сказал мне спасибо.
  
  - Спасибо, сэр. Простите, я не подумал.... А ведь я видел вас сегодня в кафе!
  
  - Позже, все позже. Пошли.
  
  Через час Эван сидел в комнате Эмета и пил виски его отца прямо с горла бутылки. Они добрались до родителей Эмета на машине Эвана, антихрист болтал, не переставая, и даже сумел поднять настроение несостоявшейся жертве сэтанистов. По дороге они познакомились, но Эван пока не сказал, кто он такой, пообещал дать объяснения в более подходящей обстановке. Эмет больше и больше пропитывался симпатией к спасителю, не понимая, почему. А Эван, в свою очередь, обнаруживал в себе еще одну способность - оказывается, он мог быть очень обаятельным. Дьявольски обаятельным! Так и балаболил без остановки, хоть тамадой на свадьбу иди!
  
  Когда приехали, Эмет сказал, что войдет первым, а потом скинет какую-нибудь веревку, чтобы Эван смог залезть на второй этаж. Эван ответил, ему хватит открытого окна. Спустя пятнадцать минут, окно отворилось и Эван просто запрыгнул на второй этаж.
  
  - Хотел бы я знать, кто ты такой? - сказал Эмет, после того как Эван элегантно приземлился на подоконнике и влез внутрь.
  
  - Скоро узнаешь, - ответил тот беззаботно. - А сейчас нам не мешало бы помыться и выпить. У тебя есть пойло?
  
  - У отца есть. Ванна там, только тихо, предки спят.
  
  - Они не услышат.
  
  И они действительно не услышали. Эван пробирался по квартире совершенно бесшумно. Он даже прекратил дышать, находя ситуацию очень забавной. Прятки от родителей будущего друга и наверняка любовника - такого еще не было. В прошлой жизни друзей у него не было, а в этой... в общем, в этой тоже пока нет и, наверное, не будет. Хотя, кто знает...
  
  Следом за Эваном в ванну пошел Эмет. Если первый просто смыл засохшую кровь с рук, второму пришлось принять душ. Под одеждой он полностью покрылся грязью. Но вот, наконец, обмотанный полотенцем вокруг пояса, он вошел в комнату, где Эван сидел на подоконнике с бутылкой виски и курил.
  
  - Выглядишь очень соблазнительно, - сказал Эван.
  
  - В смысле?
  
  - В прямом.
  
  - Так ты, это, ну... - покраснел Эмет.
  
  - Гей? Ну, можно сказать и так. Даже нужно, наверное. Видишь ли, моя сексуальная жизнь началась не так давно, зато была очень бурной, и я всё еще не решил, какой пол мне нравится больше.
  
  - Я натурал, - Эмет поднял руки, как бы открещиваясь. От резкого движения полотенце поехало, пришлось придержать.
  
  - Я попробую сдержать себя, - усмехнулся Эван, глядя, как парень пытается запахнуть полотенце, показав ему как можно меньше. - Не волнуйся, у меня к тебе другое дело, оно связано с постелью отдаленно. Я, в конце концов, могу заполучить кого угодно.
  
  - Принудив?
  
  - Да. Так что надень что-нибудь. Ты меня отвлекаешь.
  
  - Странно. Никогда бы не подумал, что могу кого-нибудь отвлекать в этом плане.
  
  Эван смотрел выжидающе. Их взгляды встретились. Что-то такое зашевелилось в глубине души Эмета. Только что на его глазах растерзавший десятки людей мужчина показался ему очень красивым. Не той физической красотой, хотя тоже есть, но силой. Этот взгляд настолько наполнен силой, что страшно становится. Это как сидеть на самом краю бурлящего вулкана. Или делать сэлфи на краю высоченной горы. Или войти в клетку с белым медведем. Нет, мужчина гораздо опасней и вулкана, и горы, и медведя. И сильнее.
  
  Вместо того, чтобы взять джинсы и переодеться в ванной, Эмет скинул полотенце на пол прямо тут. Почему-то сделал это медленно, как бы демонстрируя Эвану себя. Это вообще забавно, что страшный убийца хочет его. Какое-то новое чувство. Оно даже слегка завело Эмета.
  
  - Ну и кто ты такой? - спросил Эмет, одевшись.
  
  - Сначала выпей. Не повредит, - сказал Эван, протягивая бутылку. Эмет взял, сделал хороший глоток. В голове сразу зашумело. Слишком много пережил сегодня, алкоголь подействовал сразу.
  
  - Хорошо. А теперь можем и поговорить, - сказал Эван, забирая бутылку обратно. - Вначале я хотел бы тебя кое о чем спросить. Тебе нравится твоя жизнь?
  
  - Нет, - ответил Эмет, ни секунды не раздумывая.
  
  - Очень хорошо. А если я предложу тебе прямо сейчас ее изменить?
  
  - В какую сторону? И как изменить? Если ты имеешь в виду, что моя жизнь изменится, если я тебе дам, то это не впечатляет.
  
  - Нет, - рассмеялся Эван. - Это другое предложение. Видишь ли, я собираюсь убить всех людей на этой планете. И у меня это получится, потому что я - антихрист.
  
  - Слишком ты добрый для антихриста, - нахмурился Эмет. Скажи ему такое вчера - бред бредом. А сейчас он слушал очень внимательно. Что-то такое внутри подсказывало, сейчас, вот прямо в это мгновение его жизнь меняется. Необратимо, невозвратно и это ему нравилось. Что-то такое испытываешь, когда нашел кошелек, который потерял тот, кого знаешь. Вроде бы, надо отдать, но тут столько денег, столько счастья прямо в руках! Никто ведь не узнает. Что-то такое происходит, когда занимаешься любовью с девушкой лучшего друга. Стыдно, но азартно и - как отказаться?! Это дикое возбуждение от запретного плода. Это искушение. Вот что-то такое происходило с Эметом. Поднимаясь от самых яичек к головному мозгу вибрирующей волной - аж ссать захотелось!
  
  - Я час назад убил на твоих глазах кучу народу, это я добрый? - приподнял бровь Эван.
  
  - Но ты спасал меня.
  
  - Чтобы тебя спасти, достаточно было их побить. Ладно, могу доказать. И, кстати, кое-что проверю. Возьми-ка вон тот нож для бумаги.
  
  Эван показал на тонкий ножик на столе. Эмет подошел и взял его.
  
  - А теперь подойди ко мне и дай руку, в которой держишь нож.
  
  В голову Эвана закралось подозрение. А вдруг Эмет герой? Маловероятно, однако ж. Он аккуратно взял кисть с зажатым ножом, и провел по лезвию ладонью. Крови не выступило, Эван успокоился.
  
  - Это и есть доказательство? - спросил Эмет.
  
  - Нет, это была проверка. А доказательство вот.
  
  Эван с силой воткнул нож себе в живот. Эмет по-прежнему сжимал его в руке, пальцы антихриста крепко держали его пятерню, парень аж ахнул от неожиданности. Естественно, кожа не пострадала, нож загнулся.
  
  - Это фокус какой-то, - сказал Эмет, рассматривая погнутый нож. Вроде его нож, на нём даже остался ценник, который Эмет поленился сорвать.
  
  - Нет, можешь проверить сам. - Эван поднял рубашку, демонстрируя стальной пресс и груду мускулов. - Попробуй, порежь меня.
  
  Эмет взял нож за лезвие и аккуратно, но с нажимом провел по животу антихриста. При этом он дотронулся до кожи Эвана, и температура тела поднялась на несколько градусов. 'Я что, тоже гей?!', - подумал он вдруг. Вот таких мыслей раньше точно не было. Или было? И всё то же самое, как вернуть кошелек или отказать девушке лучшего друга? Никто никогда ему такого и не предлагал, а думал он об этом или нет... Трепещущая волна поднималась от паха к мозгу.
  
  Глаза Эвана в полумраке сияли алым. Он сам возбудился, но даже не сексуально. Он чуял зло в парне. Ураганом, смерчем, бурей оно клокотало в его душе. Это зло Эмет душил в себе всю жизнь. Но теперь оно проснулось, словно кобра в корзине факира. Эван с дудочкой зачаровал это зло и заставил плясать. Он вспоминал себя, некрасивого, закомплексованного, опущенного подростка, в котором тоже пряталось зло. Конечно, Эмету никогда не вобрать в себя столько зла, сколько было в Эване, потому антихрист именно Эван. Но взрастить зло - это ведь дело времени. Иногда очень быстрого времени.
  
  - Гхм, - прокашлялся Эмет, стараясь не смотреть в хитрые глаза Эвана. - Круто. То есть, тебя нельзя порезать?
  
  - Меня вообще нельзя повредить. Даже я сам не могу этого сделать.
  
  - Но это ничего не доказывает, - сказал Эмет всё больше краснея. Эван и не думал опускать рубашку, ладонь Эмета всё еще на его животе.
  
  - Иди-ка сюда, - сказал Эван и притянул к себе Эмета. Он был невероятно доволен. Антихрист почувствовал, как только что суть этого парня полностью изменилась. Ведь всего час назад - да что там, всего несколько минут назад! - Эмет даже не думал, что можно заняться любовь с мужчиной. Эван чувствовал, как зло поднимается в парне, меняет его. Причем, меняет под Эвана. Захоти антихрист, он превратил бы Эмета в великого воина, который убивал бы врагов Сэта тысячами. Захоти, был бы последним рабом, с радостью расставшимся с честью и достоинством ради нового господина. Эван мог ввергнуть в депрессию и безнадегу, мог за полчасика уговорить сброситься с крыши. Но ему нужен помощник. Правая рука. Соратник. И любовник. Таким Эмет и станет по воле его! И ничто не разорвет эти узы! Теперь их скрепляет то, что разрушить нельзя! Зло... Алые во мраке глаза Эвана уставились в темные Эмета. И там, в глубине зрачков Эмета, тоже зажглись искры. Всего одним легчайшим движением Эван разорвал джинсы на парне по шву, и антихрист с новым помощником упали на кровать.
  
  Через полчаса они лежали в кровати и курили. Эмет - впервые в жизни.
  
  - А потом Майк сказал, что я смогу трахать кого захочу после обряда посвящения. А я всего один раз до этого занимался сексом, и то с проституткой.
  
  - Но почему? Ведь ты красивый и молодой парень.
  
  - Знаешь, мне никогда не хватало смелости, я думаю. Я несколько раз приглашал девчонок на свидание, но никогда не мог довершить до конца, понимаешь? Для меня было самое сложное - как им сказать, что давай мол, пойдем ко мне. Это казалось как-то пошло... Я всегда думал, что буду выглядеть после этого в своих глазах глупо. Короче, это всё, наверно, действительно глупо.
  
  - Вовсе нет. Просто в тебе говорило зло. Ты почти идеальный злодей, Эмет.
  
  - После тебя? - рассмеялся Эмет, делая глоток виски.
  
  - Да. Я - идеал, ты - почти идеал. Поверь, я прекрасно разбираюсь в таких делах. Ты вовсе не трус, просто ты грешен. Тобой овладевает гордыня. Причем самая страшная разновидность гордыни. Ты готов пойти на всё, чтобы не чувствовать себя неправым. Ты обманываешь себя, прячешься за страхом, которого на самом деле нет, пытаешься считать себя неудачником, хотя ты вовсе не он, просто потому, что любой отказ бьет по твоей гордыне. Ты ведь очень не любишь, когда тебе в чём-то отказывают, а нет ничего более оскорбительного, чем отказ женщины. Ты очень любишь себя, Эмет. Ты любишь себя так сильно, что готов ради этого ненавидеть себя. Кажется противоречиво, но никакого противоречия тут нет. Именно безграничная любовь к себе и есть основное отличие злых людей от добрых. Добрые готовы пожертвовать собой и своими принципами, а злые нет.
  
  - Тогда почему, раз я такой гордый, я пошел на унизительный обряд на кладбище? Какая тут гордыня - голым рыть могилу посреди ночи, потом проходить идиотские испытания?
  
  - Я видел, Эмет, тебе же это нравилось. Показывать голое тело тем девицам, да и парням тоже. Я видел, как ты прикрывал стояк, чувствовал, как зло плещется в твоей душе. Ты думаешь, кто-то из них пошел бы на такой обряд? Хватило бы у них духа раздеться перед незнакомцами, выкопать могилу и поссать туда? Я думаю, нет. Суди по делам, а не по словам, Эмет. Те дети - стадо. У них и хватило пороху попытаться тебя прикончить, потому что они чувствовали в тебе зло. И боялись тебя.
  
  - Меня? - рассмеялся Эмет. - Ты пытаешься так поднять мне настроение? Я там от страха чуть не обосрался!
  
  - Нет. Я антихрист, Эмет, я никому не поднимаю настроение. И даже больше скажу тебе: в конце я убью тебя.
  
  - Почему?
  
  - Потому что я ненавижу тебя.
  
  - Тогда зачем ты меня спасал, - как ни странно, Эмета совершенно не задевали эти слова. Напротив, он находил их логичными и... забавными.
  
  - Потому что ты мне нужен. Не конкретно ты, а вообще, мне нужен помощник. Мне предстоит долгая дорога и хочется, чтобы был хоть кто-то, с кем можно было поговорить. У меня будут слуги и рабы, но должны быть и советники. Их лучше найти их сейчас, пока страх предо мною не будет туманить разум.
  
  - И всё равно не верится, что ты антихрист.
  
  Эван взял кисть Эмета с догорающей сигаретой и затушил о собственный глаз. Сигарета зашипела и погасла, глаз не пострадал. Потом Эван затушил свою сигарету о второй глаз.
  
  - Значит, тебя нельзя убить?
  
  - Да. И еще я очень сильный.
  
  Эван встал и, взяв кровать одной рукой, поднял на уровень груди прямо вместе с Эметом.
  
  - Класс! - сказал Эмет. - И тебе не тяжело?
  
  - Я вообще не испытываю никаких чувств, кроме удовольствия. Я уже настолько силен, что могу поднять ваш дом и пару соседних в придачу.
  
  - Да ну? Заливаешь?
  - Если хочешь, я тебе это покажу. Попозже...
  
  Эван наклонил кровать так, что Эмет скатился к нему и обвил руками, чтобы не шмякнуться на пол. От неожиданности, он ухватился за антихриста как мартышка за дерево. Эван вернул кровать на место, они снова упали на нее.
  
  - А что ты от меня хочешь? - спустя еще полчаса спросил Эмет. - Зачем я тебе нужен?
  
  - Ты поможешь мне уничтожить всех людей. Ты согласен?
  
  - Не знаю. А если я не смогу никого убить?
  
  - Это можно проверить. Пойди вниз и убей своих родителей.
  
  - Сдурел? Они же мои родители!
  
  - Они всё равно умрут. Только потом их смерть будет в страшных мучениях. И вообще, ты их любишь?
  
  Такой вопрос привел Эмета в замешательство. Он сел, закурил вторую в жизни сигарету. А потом, сделав еще один глоток виски, сказал твердо:
  
  - Нет. Может, это покажется странным, но я тебя люблю.
  
  - Это вовсе не странно. Я твой властелин. Так или иначе, ты пришел бы ко мне. Но тебе повезло, я пришел первым.
  
  - Но я не могу их убить только потому, что не люблю!
  
  - Почему? По-моему, как раз подходящий мотив. Почему то, что тебе не нравится или мешает, должно жить? - Эван заметил, что почти цитирует мистера Блэка.
  
  - Но они мне не мешают.
  
  - Мешают. Очень мешают. Ничто так сильно не мешает злу, как люди, которые нас любят. Пока они живы, желание помочь им, удивить их, порадовать, - будет вечно мешать тебе. Они держат тебя, прижимают к земле, не дают встать на свой путь. А твой путь лежит в долину зла. Твой путь лежит в ад. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Когда на кладбище ты мочился на трупы тех болванов, это и был ты настоящий. И если ты сейчас пойдешь вниз, и убьешь их, ты настолько изменишься, что для тебя больше не будет никаких границ.
  
  - Но убивать плохо.
  
  - Но ведь тебя больше всего смущает не убийство, а то, что тебя могут поймать и посадить в тюрьму. Но теперь ты под моей защитой, Эмет. Так что давай, освободи себя. Я же чувствую, в тебе сидит демон, который хочет проверить, сможешь ли ты это сделать.
  
  Ничего не говоря, Эмет встал с кровати и пошел вниз. Он прошел на кухню, взял большой столовый нож, а потом двинул в спальню родителей. Эван лежал наверху и своим чутким ухом слышал тихий женский голос, сказавший спросонок: 'Эмет? Ты почему не...'. Фраза прервалась стоном боли. Потом донесся какой-то возглас мужчины, снова крик... Два голоса заливались, скоро к ним добавился третий. Только не голос человека, а рев зверя. Зверя, вырвавшегося на свободу. В эту самую минуту Эмет перестал быть человеком. Его мозг не выдержал общения с антихристом, теперь он последует за Эваном хоть на край света, чтобы поселить там тьму. Теперь он отдаст за него жизнь или унесет чужую. Эван получил слугу.
  
  На лестнице послышались шлепанье босых ног. Дверь распахнулась. Весь перепачканный кровью, волосы растрепанны, глаза горят алым, член стоит и тоже красный, будто раскаленный. Эмет застыл в дверном проеме. Самый настоящий демон из ада. Эвану вдруг подумалось, а ведь так и появляются демоны. Сперва пройдя кровавый земной путь. Для Эмета путь начался только что. Его кулаки то сжимались, то разжимались, а на лице растянулась безумная улыбка.
  
  - В-а-а-а-ау!!! - прокричал Эмет. - Я их сделал!!!
  
  Он набросился на Эвана. В третий раз они не занимались любовью, а совокуплялись как дикие звери и даже хуже. Они кричали, рычали, кусали и царапали друг друга. Эвану приходилось сдерживаться, чтобы не убить Эмета, а тому проще. Он царапал непробиваемую кожу, ломая себе ногти, впивался в гениталии зубами, а в самом конце кончил настолько бурно, что потерял сознание.
  
  Эван встал с кровати, небрежным жестом сбрасывая с себя нового раба и, улыбаясь, пошел вниз. Проходя мимо спальни родителей, он обнаружил, мать еще жива. Эмет бил ее ножом, но у него нет опыта, поэтому просто сильно ее изранил. Эван исправил упущение. Антихрист пошел в гостиную, достал вторую бутылку виски, включил телевизор и стал смотреть новости. Сегодня его преступления шли вторым репортажем...
  
  - Хорошо, - сказал антихрист. - Очень хорошо.
  
  Ну что же, Давид, по-моему, мы с тобой достаточно узнали о становлении антихриста. А я уже вижу, в твоих глазах застыла скука, и ты хочешь узнать, как Эван исполнит пророчества. И мы очень скоро узнаем об этом, Давид, сразу после небольшого отчета событий, произошедших до рождества, прозванного после 'Последним'.
  
  Итак, на следующий день Эмет проснулся со страшной головной болью. Вначале подумал: ему приснился страшный сон, но в комнату зашел Эван, разрушая иллюзию. Ты думаешь, Давид, Эмет схватился за голову или пожалел о вчерашнем дне? Нет. Он повел себя, как и подобает новому помощнику антихриста - пошел принимать ванну, даже не заглянув в спальню, чтобы посмотреть на трупы родителей. Потом они с Эваном плотно позавтракали, много смеялись и шутили на темы, которые даже мне кажутся неприличными и рассказывать я о них не стану.
  
  Не надо забывать, Давид, хоть Эван - целый антихрист, посланник Дьявола, наделенный не только физическими, но и мистическими силами огромной мощи, ему всего-то двадцать три года. А Эмету нет и двадцати. Самое яркое в жизни впечатление у Эмета было вчера, а Эван, можно сказать, и жить-то начал со своего двадцать третьего дня рождения. Никто из них не был ни ученым, ни великим философом, они не читали умных классиков, им просто не хватило времени изучить в жизни хоть что-то. И, тем не менее, ты очень-очень удивился бы, если послушал их. Антихрист самим Сэтом наделен даром повелевать злом, а Эмет, став его помощником, тоже получил от сил зла некоторые способности. Они не знали об этом, но страшный, полностью черный взгляд мистера Блэка никогда не оставлял их. И выбор Эвана пришелся тому по душе. Они разговаривали за завтраком не как два молодых парня, которые обычно обсуждают фильмы, компьютерные игры или девиц. Их беседа была вообще без человеческой логики. Смех у них вызывали человеческие страдания, а мораль вызывала презрение. Например, Эмет чуть со стула не упал от смеха, когда Эван рассказал, что добил его мать прошлой ночью. Они решали, как бы побольше прикончить людей за раз. Часто шутили на сексуальные темы и закончили трапезу им же. За столом позавтракали не люди и даже не звери. Посланцы Сэта. И всё человеческое им было чуждо. Теперь их сало двое.
  
  Вскоре Эван и Эмет выехали из маленького городка, где зародилась их странная и страшная дружба. Эта кровавая парочка двинулась на север и вскоре добрались до столицы штата. Там они оставили кровавый след в одном из борделей, убив почти всех его обитателей. Эван закреплял в своем помощнике зло, которое взрастил. А сделать это проще простого - наполнить новую жизнь Эмета выпивкой, наркотиками, кровью и грязным сексом. От такой жизни мозг сам ломает собственные барьеры и медленно уводит к безумию. Впрочем, Эван и Эмет как раз себя-то считали нормальными. Даже не нормальными, а правильными. Такими, каким надлежит быть всем остальным. Или похожими на них, или мертвыми.
  
  Уехав из столицы штата, они продолжили путь на север. Они побывали в разных городах и всюду оставляли трупы. А что же полиция, спросишь ты? Почему она никак не реагировала на эти убийства? А она реагировала, Давид. Пятьдесят мертвых полицейских тому доказательство.
  
  И, кстати, о самой стране. Как, по-твоему, реагировали простые американцы, что по их стране разъезжает маньяк, убивает сотни людей и никто не может его остановить? Реагировала страна необычно. Не было паники, требований сместить президента или конгрессменов. Не было демонстраций протеста. Не было этих невероятно рассерженных людей с транспарантами, пикетирующими Белый Дом. Страна погрузилась в уныние. Страна затряслась. Это можно было почувствовать, просто выйдя на улицу после заката. Во многих домах свет гасили рано, чтобы не дай бог привлечь внимание. На улицах перестали ходить подвыпившие подростки. В парках перестали выгуливать собак. Если выйти на улицу рано утром, страх можно ощутить еще явственней. Люди не бегают. Разносчики газет ездят без плееров, внимательно прислушиваясь к улице. Молочники приносят товар, оглядываясь по сторонам. И вот наступает момент, когда надо пойти на работу или отвести детей в школу. Мужчины и женщины осторожно выглядывали из домов и чуть не бегом неслись к машинам, подгоняя детей, которые не понимали, что стало с их миром, и почему взрослые ведут себя так странно. А взрослые боялись. Взрослые озлоблены, что их кто-то заставляет бояться. Кто-то режет их, как кур, и никто ничего не может с этим поделать. Когда человек боится чего-нибудь, он или борется, или смиряется. Но в стране не так уж и много людей, которые могли бороться. По крайней мере, бороться с самим собой, заставить себя продолжать жить, несмотря ни на что. Большинство пошло по второму варианту - они смирились, на них накатила тошнотворная апатия. Эти люди каждый день отправлялись на работу, чтобы просто ее отбыть, и бежали домой, чтобы спрятаться. И понимали, если убийца придет к ним, его не остановят ни запоры, ни стены. И были правы.
  
  Но были, конечно, и те, кого полностью устраивало такое положение вещей. И это были даже не Эван с Эметом. Плясали от радости производители алкоголя, табака и оружия. Никогда еще в стране так много не пили, курили и покупали пистолеты с ружьями. Наркоторговцы старательно дурманили народ, получая баснословные барыши. И, естественно, теперь в стране разгулялась рванина - преступники, воры, убийцы, маньяки активизировались, чувствуя невидимую, негласную, но мощнейшую защиту антихриста. В стране началась вспышка сэтанизма - Эван по-прежнему оставлял на местах своих зверств число зверя. Всякие отвратительные типы, вроде тех, кто продает первую дозу прыщавому подростку, почуяли, их время почти пришло. Все чувствовали, скоро произойдет страшное. Эти убийства только начало чего-то, что изменит мир навсегда.
  
  Так прошло два месяца. В общей сложности за это время Эван убил тысячу двести тридцать пять человек, и до сих пор полиция не получила даже его фотографии. Эмет был рядом со своим повелителем, другом и любовником, и лично убил десяток человек. Двоих замучил до смерти, прибегнув к пыткам. Он сильно изменился за эти месяцы не только внутренне, но и внешне. Из тощего подростка превратился в сильного юношу. Я не знаю, что привело к росту его мышц, связь с Эваном, или, быть может, гормональный выброс произошел, но факт остается фактом - Эмет оброс серьезной мускулатурой. Он начал колоться и нюхать. Постригся налысо и сделал на голове татуировку - череп и две перекрещенных кости. Эвану это понравилось, чтобы угодить властелину, Эмет сделал еще одно тату - вполне себе эпического размаха. Изобразил на груди Эвана. Антихрист улыбался самой зловещей улыбкой, протягивая правую руку к паху Эмета. Тату занимала всю грудь, тянулась по накаченному прессу и плавно оканчивалась на гениталиях. Эван как бы держал помощника за член - часть тату была и на нём. Картинки накололи мастерски, но не только они покрывали Эмета. Пирсинг украшал (или уродовал), почти всё тело. Пальцы оканчивались длинными ногтями, выкрашенными черным лаком, как у мистера Блэка. А еще Эмет страшно влюбился в Эвана. И уже не представлял жизни без своего могучего властелина тьмы.
  
  Эван же каждый вечер неизменно смотрел телевизор. Его очень забавляло быть главной новостью Америки. Он тоже изменился, только, в отличие от Эмета, не внешне. Он просто не мог выглядеть по-другому. У него не росли усы, борода и ногти. Его волосы не мог остричь ни один парикмахер, ведь они тоже нерушимы, как и тело - только героям удалось бы его постричь. Вот о них-то как раз пока ничего не слышно. Но ничего, они выползут из нор, когда он начнет действовать по-крупному. Но, если его облик и остался таким же, внутренний мир трансформировался. Он приобрел полное завершение, впал в гармонию. Страшную гармонию зла.
  
  За эти месяцы Эван возрос не только во зле, но и в силе. Недавно он решил испытать себя и разрушил тюрьму. В это время Эмет сидел в машине и наблюдал, как Эван вошел в тюрьму, просто разломав стену. Это удивительное зрелище: камни крошились и превращались от его ударов в песок, под стопами трескалась земля, всё вокруг покрыла каменная пыль. Войдя внутрь, Эван сразу начал убивать. Он делал это не испытывая ни наслаждения, ни тем более омерзения. Он проводил эксперимент и всё. Убивал и рушил, рушил и убивал. Стены и сторожевые башни разлетались на куски, а одну башню Эвану даже удалось поднять. Он убил тогда сто двадцать человек - всю охрану и нескольких заключенных. Хотя заключенные просто попали под разрушенную стену. Остальных же он отпустил, сказав, чтобы готовились к большому делу. Его приветствовали криками радости, но были и те, кто не пожелал выходить из тюрьмы. Они забивались в самые темные, отдаленные уголки и тряслись от страха и ужаса, что распространял вокруг Эван.
  
  Сегодня Эван смотрел телевизор и в первый раз видел на экране свое лицо. Хотя это не фотография, а рисунок, сделанный по описанию нескольких пойманных зэков, но всё равно приятно. Теперь его знают не только по слухам, но и в лицо. Какой-то хмырь по телевизору сказал, с этим описанием Эвана очень скоро найдут и, наконец, накажут. Суд Америки уже вынес смертный приговор заочно. И это первый такой случай за всю историю США. Кроме того за голову назначили награду в десять миллионов долларов. Он стал преступником номер один в мире, хотя пока не покидал пределы континента. Но никто этого не знал, более того - все думали, Эван уносит жизни не только американских граждан. Десятки подражателей по всей планете копировали его стиль, расчленяя жертв и оставляя на трупах число зверя.
  
  - Ты снова главная новость, повелитель? - спросил у Эвана Эмет, подходя сзади и обвивая грудь руками. - Тебе нравится быть самым главным?
  
  - Я и есть самый главный. Просто не многие знают об этом. Но ничего, завтра рождество.ю и я, наконец, сообщу им об этом лично.
  
  - Можно мне пойти с тобой?
  
  - Нет! Мы же это уже обсуждали. Для тебя это слишком опасно.
  
  Эмет наклонился и поцеловал повелителя. Он стал называть так Эвана несколько недель назад. Эмет уже неоднократно порывался быть с антихристом, когда тот откроется миру, и каждый раз млел, когда Эван отказывал. 'Для тебя это слишком опасно'. Значит, Эван дорожит им! Как верный пес Эмет чуть не урчал от таких слов. Забота антихриста казалась слаще всего сахара мира.
  
  А что думал по этому поводу Эван? Ты будешь удивлен, Давид, но антихрист действительно дорожил этим татуированным парнем. Относился, как к верной собаке, которой у него никогда не было в прошлой жизни. Эмет не предаст, исполнит любую команду и не столько ради награды, но потому что любит. Эван действительно сильно привязался к Эмету. Так иногда привязываешься к старой шапке, или туфлям, которые уже стоптались и выглядят не очень. Но они такие удобные, с ними связано столько хороших воспоминаний, что очень не хочется их выбрасывать. Для каждого из нас есть такая вещь, с которой не хочется расставаться только потому, что мы к ней привыкли. Вот и Эмет стал для Эвана такой вещью. Он каждую ночь надевал его, как старые стоптанные тапочки, и никогда не задумывался, доставляет ли тапочкам удовольствие? А тапочки надевались со счастьем.
  
  Их отношения протекали странно, но, наверное, не может быть иначе между антихристом и его слугой. Они подолгу разговаривали, строили планы на будущее. Эмет в этих планах всегда выбирал место где-то поблизости от Эвана, но глубоко в тени. Они много смеялись и подтрунивали друг над другом. И, конечно, Эван убивал и насиловал, а Эмет принимал в оргиях активное участие. Им было весело. Эмету, потому что влюблен, а Эвану... Быть может, Эван и хотел что-то почувствовать, иногда ему даже казалось - он вправду любит Эмета, но лишь на мгновение. Без сердца Эван не мог любить. Сэт предусмотрел всё. Эван не мог любить никого и ничего. Без сердца он всегда оставался бездушной машиной, единственная функция которой - разрушение мира. Впрочем, кое-что он чувствовал. Чувства, которые у него остались - это, допустим, веселье. Безудержное, безумное, нескончаемое веселье. Он находил забавным смерть и слезы, смеялся над слабыми и сильными, мог в шутку голову оторвать кому-нибудь, чтобы повеселить Эмета. Тот тоже веселился. Эван чувствовал похоть. Его невероятно сильное тело трещало от гормонов. Эмет не мог и на десятую часть удовлетворить огромную похоть антихриста, иначе стерся бы на члене у Эвана. Антихрист чувствовал гнев - его бесили люди. Своей тупостью, лицемерием и уродством. Эван чувствовал голод, хотя мог вовсе не есть. Эван чувствовал жадность, он хотел повелевать этим миром, владеть им, чтобы каждый человек был его рабом, его собственностью. Иногда он чувствовал страх перед героями. Короче говоря, у него остались только греховные чувства. Человеческие либо уже покинули его, либо паковали чемоданы.
  
  - Но неужели мне обязательно уезжать так далеко? - спросил Эмет.
  
  - Да. Не волнуйся, вскоре я приеду к тебе. Они могут убить тебя, пытаясь прикончить меня. Я сам могу тебя зашибить ненароком.
  
  - Но это ведь будет вскоре. Не сейчас, а вскоре.
  
  - Ладно, пока можешь остаться в городе. Но будь готов по первому моему слову свалить отсюда.
  
  - Спасибо! Спасибо, спасибо, спасибо!
  
  - Ты похож на бабу.
  
  - Может, поженимся?
  
  - Ну да. Ты - отличная невеста антихриста, - Эван усмехнулся, рассматривая тату и многочисленный пирсинг на Эмете. - Хотя что-то в этом есть...
  
  А теперь, Давид, мы перелетим в завтра. И не куда-нибудь, а в один из главных храмов Америки. Он в Нью-Йорке, с самого утра там проходит праздничная служба в честь рождения Иисуса Христа. В огромном помещении набилась толпа народа. Хор мальчиков распевал церковные гимны. Вера и благодать в воздухе. Сидящие на старых скамьях родители поющих детей горды за них, сотни других людей наслаждаются пением, медленно теряя тревоги, озлобленность, переживания... Загадочный убийца не страшит, мысли о закладной за дом не беспокоят. Мальчики тоже стараются, заливаются высокими, звонкими, пока еще не сломанными, голосами.
  
  В храме горят сотни, может, тысяча свечей. Священники понимают, как сейчас нужна людям поддержка церкви. Ведь церковь создана не собирать в красивых зданиях толпы людей и читать им одну и ту же книгу снова и снова. На протяжении веков она обслуживает человеческие грехи. В самые трудные жизненные моменты человек идет или в бутылку, или в церковь. Первая отрубает желание задавать вопросы, вторая дает ответы. Веками она направляла, наставляла, объясняла, иногда даже проклинала и отлучала, но всегда давала убежище. И для тела, и для души. Во времена, когда по земле ходит антихрист, людям необходимо такое убежище.
  
  Потому мальчики пели, свечи горели, каждый подсвечник начистили до зеркального, а полы вымыли шампунем. Люди должны видеть, церковь не встает на колени перед трудностями. Церковь - пример того, что нельзя согнуть, нельзя подчинить. Победить веру можно только убив верующего. И именно этого хотел человек, переходящий сейчас улицу в нескольких кварталах отсюда.
  
  Мальчики прекратили пение, епископ Колтран вышел, чтобы прочитать проповедь. Это тоже очень важно; епископ прекрасно понимал, от его проповеди зависит не меньше, чем спасение этих людей. Ему нужно найти такие слова, что успокоят воспаленные головы грешников, позволят идти дальше по тернистому пути жизни. Он подошел к алтарю и, устремив на прихожан взгляд полный любви к ближнему, начал:
  
  - Я приветствую вас, братья и сестры! Я приветствую вас в лоне нашей прекрасной церкви в этот праздничный день. Я понимаю, многим этот день омрачен страшными преступлениями, которые пока остаются безнаказанными. Я чувствую страх перед тем зверем, которого многие считают самим Сэтом. Но поверьте мне, это не Сэт. Это просто заблудшая душа, которая ищет выход своей злобе и которому удивительно везет - он пока остается не пойманным. Быть может, как раз сам Сэт заботится, чтобы он оставался на свободе и творил свои злодеяния во имя его. Но не стоит страшиться, Господь с нами и он поможет нам остаться сильными...
  
  - Бог покинул этот зал, - раздался голос с улицы.
  
  А вместе с голосом большая дверь, ведущая в храм, сорвалась с петель и полетела к священнику. Тот лишь чудом успел увернуться в последний момент. Дверь пролетела рядом, врезавшись в огромное распятье, разбивая его в щепки. А в зияющий проем вошел Эван. Он надел классический черный костюм, в правой руке вторая, толстая металлическая дверь, украшенная позолотой. Хоть дверь раза в три больше его самого, Эван картинно помахал ей над головой, а потом бросил. Второй снаряд попал в цель - епископа разрезало пополам. По залу прокатились крики ужаса. Все узнали Эвана. Вот уже два дня изображение этого лица не сходило с экранов. Конечно, смерть епископа сковала большинство шоком, но в зале не только простые прихожане, есть и полиция. И каждому полисмену в стране дали приказ - при встрече с этим преступником, стрелять на поражение. Они открыли огонь.
  
  Эван продолжал играть на публику. Он поднял руки и, улыбаясь, пошел к стрелявшим. Пули отскакивали от него, будто Эван отлит из титана, некоторые рикошетили очень неудачно и уносили жизнь. Но только не жизнь Эвана, а жизни прихожан. Кусочки свинца отлетали от стальных мышц и попадали в толпу, что отшатнулась от антихриста, как от чумного. Вдруг Эван сделал быстрый рывок вперед и оторвал голову ближайшему полицейскому, а потом запустил как ядро и пробил грудь другому. Вскоре все полицейские упокоились без мира, а у прихожан, наконец, появилось представление, каким образом Эван убил тысячу с лишним человек. Кто-то уже бросился к выходу, но большинство замерло, как кролик перед удавом, словно загипнотизированные этими темными безжалостными глазами, в которых иногда проносились алые искры. Эван подошел к алтарю и ударом кулака разломал на две части. Следом повернулся к толпе и в гробовой тишине сказал:
  
  - Слушайте меня, люди. Я пришел, чтобы убить вас.
  
  После этих слов толпу прорвало. Все вскочили и с криками ринулись к выходу. Эван подошел к стене храма и толкнул ее. Храм вздрогнул. Люди бежали туда, где еще недавно висели прекрасные бронзовые двери. Прихожане давили друг друга, пытаясь выбраться из Божьего Храма. Их обуял животный страх, будто за ними гналась сама смерть. И они несли ее друг другу, спасаясь от ужасного Потрошителя.
  
  Но за ними никто не гнался. Эван толкал стену, но та не поддавалась - чудовищное усилие уходило в пол. Ноги проломили напольную плитку храма, Эван почти по колено ушел под камень. Но вот стопы уперлись во что-то более твердое, и усилие Эвана пошло, куда надо. По стене пробежала сеть трещин - огромный кусок отломался с треском и упал на улицу. У храма будто появился еще один вход, куда больше предполагавшегося по проекту. Этого оказалось достаточно. Слишком сложная и громоздкая конструкция у храма, чтобы он продолжал стоять без такого большого куска стены. Паутина трещин побежала по оставшимся стенам и потолку. И всё же храм простоял бы еще некоторое время, но Эван поднял кусок стены, выпавший на улицу, и бросил в потолок. Он и сам не предполагал, что уже настолько возрос в силе - кусок, весивший десятки тонн, полетел, будто пущенный катапультой, а не человеческими руками. Врезавшись в крышу, он разлетелся на тысячи осколков, пролившись на кричащих прихожан смертельным мраморно-гранитным дождем. А следом обрушился потолок, погребая немногих оставшихся в храме и Эвана, гордо стоявшего по центру со скрещенными на груди руками. Спустя мгновенье упали стены. Храм сложился, как карточный домик; люди, успевшие выбраться, с ужасом, но одновременно с интересом, смотрели на крушение. Когда здание рухнуло грудой мусора, в воздух поднялось настоящее облако известняковой пыли. Кто-то уже вызвал полицию и службу спасения, вдалеке слышалось завывание сирен.
  
  Люди вставали с земли и, хотя лишь чудом избежали смерти, пялились на руины с надеждой. Многие видели, погибли не только прихожане. Под развалинами дома Господа погребло и человека, вселявшего ужас в целую нацию. Но через минуту надежда покинула их лица - из бесформенной груды камней вылетел огромный кусок. А за ним еще один. Второй приземлился в нескольких сотнях метров, придавив кого-то. Раздался взрыв, и сотни камней полетели в разные стороны. Над обломками еще высилось пылевое облако, но даже в нём удавалось разглядеть человека в рваном черном костюме, но без единой царапины на мускулистом теле. Антихрист выбирался, раскидывая куски камня, весившие в несколько раз больше его. Наконец выбравшись, Эван слегка присел и сиганул на добрую сотню метров вверх. Все обворожено смотрели, как он сначала превращается в пятнышко на небе, а потом, становясь всё больше, приземляется, проламывая ногами асфальт, входит в него по пояс. Но, мощное движение ладоней, и враг человеческий выбирается из-под земли. Он неторопливо подходит к замершей в ужасе женщине и резко сворачивает ей шею. Это стало сигналом толпе. Сигналом к панике.
  
  Все бросились врассыпную, спасаясь от, как каждому казалось, гонящегося за ними Эвана. Но Эван и не думал никого догонять. Он посмотрел на труп незнакомой женщины и только усмехнулся каким-то мыслям. А потом пошел к маленькой лавочке и, присев, стал ждать. Те, кого он ждал, прибыли скоро.
  
  Первыми на место крушения приехали пожарники. Странно, потому что вокруг ничего не горело - камень и пыль не горят. Однако, разрывая тишину сиреной, первая пожарная машина примчалась, паркуясь неподалеку от завала. Из нее выбежало несколько человек в красных комбинезонах и с касками.
  
  - Господи, что здесь произошло? - спросил усатый пожарник, вроде и у самого себя, но получил ответ.
  
  - Этот храм разрушили, - прозвучал голос у него из-за спины. Пожарные повернулись и увидели мускулистого мужчину в рваном костюме, спокойно курящего на лавочке.
  
  - Но, как? Кто? Кто его разрушил?
  
  - Я, - сказал Эван и бросился на пожарных.
  
  Убить их ему не составило никакого труда. Слишком быстрый, чтобы уследить взглядом, слишком сильный, чтобы сопротивляться, слишком бессмертный, чтобы убить - таков антихрист. Спустя минуту, на земле прибавилось мертвых тел.
  
  Эван стер кровь с рук об изорванный пиджак и, повернувшись, приготовился встречать очередных гостей. Следующей приехала полиция. Сразу три машины остановились, сплевывая бравых ребят в форме.
  
  - Стоять и не двигаться! - прокричали Эвану.
  
  - А то что? - сказал антихрист и пошел к пожарной машине.
  
  Он наконец-то услышал то, чего ожидал - звук вертолета в небе. К месту его явления миру прибыла пресса. Теперь Эвану надо показать, кто он такой. Сейчас по всем каналам выходят экстренные выпуски новостей, миллионы людей прилипли к заветной стеклянной титьке, чтобы получить далеко не ободряющую информацию. Чтобы понять, в этом фильме не будет хэппи-энда.
  
  По Эвану открыли огонь, разумеется, никто не смог пробить нерушимую кожу антихриста. А он, подойдя к машине пожарников, поднял ее над головой и бросил в легавых. Пожарная машина упала на полицейскую, заодно хороня двоих служителей закона. Раздался взрыв, Эван пошел к остальным. У тех уже кончились патроны и они, вынув резиновые дубинки, побежали к Эвану, надеясь одолеть в простой драке. И, конечно же, все умерли. Эван убивал с первого удара или просто разрывал на куски. Последнего полисмена он схватил за ногу и, посмотрев вверх, где завис вертолет с репортерами, швырнул в небо. Жутко вопя, тот пролетел аккурат рядышком с репортерами, позволив снять отличные кадры. Эван опять повернулся на звуки сирен, но теперь уже не стал дожидаться, когда полицейские вылезут. Он снова поднял горящую пожарную машину и бросил в подъезжающие авто. Опять раздались взрывы и крики. Из горящих тачек выползали полуживые люди и бежали прочь, стеная от боли ужаса.
  
  Вскоре подъехали машины скорой помощи, в них полетели полицейские авто. Эван не баловал прибывавших разнообразием сюжета, просто брал какие-нибудь крупные предметы и швырял в подъезжающие машины. А потом подходил и добивал живых голыми руками. Полицейские подъезжали и умирали. Эван не испытывал усталости, напротив, с каждой унесенной жизнью он чувствовал, его силы растут. Самую капельку, но растут. Так продолжалось почти час. Территория вокруг разрушенного храма уже давно превратилась в руины. Сотни раскуроченных машин горели, испуская удушающий дым. Вскоре люди уже просто не могли подойти к Эвану, но тот сделал им одолжение и пошел навстречу. Он шагал меж руин и огня совершенно голый, от костюма уже давно ничего не осталось. Он шел по тысячам трупов, изуродованных и искалеченных. Его врагов. Ему уже надоела эта бойня, надоел висящий в воздухе вертолет. Из задымленного района в геликоптер полетела какая-то искореженная машина. Бросок получился точным - вертолет взорвался и упал на остатки машин, зданий, людей.
  
  Эван шел по городу, вгоняя всё и всех в трепет и панику. Он убивал и убивал, двигаясь в сторону одной известной телекомпании. Все попадавшиеся на его пути умирали, но вскоре таких стало немного. В город уже входили войска, хотя Эван пока этого не знал. Он шел и крушил здания, переворачивал машины и убивал. Скучная и рутинная работы антихриста. Прошло полчаса, он увидел, дорогу ему преградили пять танков. А потом они дали залп. Четыре снаряда взорвались вокруг, а один пустили настолько метко, что он попал Эвану в грудь. Эвана отнесло на добрые пятьдесят метров, но он, как ни в чём не бывало, поднялся и уже через пару секунд прибежал к ближайшему танку. И, естественно, этот танк полетел в другой танк, а третий танк полетел в четвертый. И так пока все не превратились в куски бесформенного железа, а топливо из пробитых баков загорелось, сжигая солдат. Но за танками на больших и неуклюжих 'Хаммерах' подъехали сотни солдат. И опять по-новой... Выстрелы из автоматов и гранатометов ничего не давали. Гранаты помогали, только попадая в самого Эвана - откидывали от солдат и то лишь на мгновение. А потом Эван вставал и шел убивать. Снова оторванные головы, пробитые груди, крики боли, взрывы брошенных машин и смерь, смерть, смерть. Военные задержали Эвана только на двадцать с небольшим минут. А потом он пошел дальше.
  
  Но я слишком увлекся описанием похода Эвана по городу, Давид. Поэтому предлагаю на пару минут оставить его, чтобы подняться на околоземную орбиту и посмотреть на Америку сверху. Но не бескрайние поля Аризоны и не великие горы Аляски привлекают мой взгляд. Я хотел бы посмотреть на людей. На обывателей, которые в тихое, немного тревожное рождественское утро решили присесть на диван перед телевизором, просмотреть несколько праздничных программ. Кто-то ждет рождественский выпуск любимого сериала, кто-то праздничное ток-шоу с приглашенными звездами Голливуда. Чтобы убедиться, они живут не в самое плохое время и в самой лучше в мире стране. Чтобы им, как в прошлом году, сказали банальность, типа: 'Всё идет хорошо, Санта уже вылетел с северного полюса с мешком подарков'. Они еще вчера закончили покупать продукты для праздничного ужина, а подарки скоро лягут в разноцветные носки, висящие над камином. И этот день будет наполнен праздничным настроением, усиленным из телевизора. Запасшись им, они пойдут на кухню, быть может, все вместе станут готовить ужин. Потом дети лягут в кровати, пытаясь уснуть, но вместо этого будут ерзать на простынях от нетерпения и ожидания толстого старика из печной трубы, сующего подарки по носкам. Взрослые пойдут наверх с бутылкой вина и займутся праздничным сексом. И всё будет хорошо, потому что так было всегда. Так было у их родителей, так есть у них и будет у их детей и внуков. Но они не подозревают - в этом году Санта продал игрушечную фабрику и купил угольную шахту.
  
  Но вдруг праздничное шоу прекращается и по всем каналам разными словами, но передающими единую суть, нации объявляют:
  
  - Мы прерываем шоу для шокирующего репортажа. Сегодня в Нью-Йорке трагедия. Разрушен один из старейших католических соборов...
  
  И чело миллионов американцев слегка покрывается морщинами. Пока они чувствуют только легкое беспокойство. 'Ну что же, разрушили храм. Наверное, опять теракт', - говорят они себе. Но еще не всё потеряно, ведь сегодня Рождество! Можно поправить положение. Ну, или, по крайней мере, выпить вечером один раз в полной тишине, не чокаясь, а потом продолжить праздновать. Трагедия, конечно, но только от автомобильных катастроф каждую секунду умирает человек, и по этому поводу никто траур не устраивает. А голос с экрана продолжает рассказывать, и вот, наконец:
  
  - У нас появилась возможность увидеть прямое включение с места происшествия. Гарри.
  
   - Спасибо, Дженн. Да, не очень счастливо началось Рождество в этом году. Мы как раз подлетаем к месту крушения. Пока непонятно, из-за чего он упал, но уже видно, что разрушения необратимые. Мы видим, подъезжает первая пожарная машина...
  
  Картинка пока нечеткая, детали непонятны, но почему-то лоб у миллионов телезрителей прорезает очередная морщинка, а по спине бежит первая капелька пота, пока еще как будто робкая. За это утро у многих такие капли превратятся в струи. Первый шок через несколько минут, когда почти голый, черноволосый мужчина поднимает пожарную машину и бросает в полицейских. И этот шок крепчает с каждой минутой. С каждой смертью он забирает рождественское настроение и отгоняет чувство безопасности. В загадочного мужчину стреляют, пытаются избить, но ничего не может ему повредить. А когда перед объективом телекамеры пролетает вопящий от ужаса полицейский, запущенный Эваном, многие думают, это какая-то шутка. Ведь так не бывает. Это, наверное, что-то вроде 'Войны миров' Уэллса. Ну не может человек кидаться машинами как жонглер в цирке кеглями. Ну не может он поднять целый танк. Но есть и такие, кто, видя эти зверства, испытывает странное возбуждение. Да что далеко ходить, возьмем хотя бы одного советского эмигранта, что сейчас смотрит телевизор в Чикаго. Зовут его Миша, не так давно он утопил жену, но смог скрыть это от правосудия. Увидев, как Эван бросает первый танк, он подскакивает в грязном, старом кресле и, воскликнув: 'А что же вы хотите - сорок тонн!', - ржет над только ему понятной шуткой.
  
  И подобных ему немало по всей Америке. Эти особые люди уже давно слышали беззвучный зов нового антихриста. Сегондя они заходятся в диком зверином смехе, переходящем в хриплый кашель. Это звери, прикидывающиеся людьми, чтобы общество не избавилось от них, посадив в клетку. Они ликуют! Они впервые увидели вожака - их повелителя. Ликуют: маньяки, убийцы, насильники, воры, педофилы и прочее, и прочее.... Ликует и Эмет, который голый сидит в гостиничном номере и онанирует, наблюдая, как хозяин убивает.
  
  Но большинство телезрителей не ликует. Они впадают в какой-то непонятный им самим ступор. Они видят и не верят глазам. Они слышат и не верят ушам. Им очень хочется, чтобы какой-нибудь высокопоставленный чиновник выступил и сказал: 'Вскоре страшный человек, бушующий в Нью-Йорке, будет убит'. Или сейчас на экране покажется кто-то типа Джима Керри и скажет всем, это всего лишь шутка, а страшный Гринч, крадущий Рождество, простой актер. Но проходит час, а ничего подобного не происходит. Эван убивает, под конец сбивая вертолет. На экранах опять картинка из студии, где сбитая с толку ведущая в первый раз за жизнь не может ничего сказать. Она сама в шоке. На ее вспотевшем лице с подтеками косметики написан страх.
  Вскоре она собирается с мыслями, начинает нести какую-то чушь. Ее никто не слушает. Потом в разных студиях собираются разные специалисты, выдвигают разные версии. Но никто не говорит правду, никто не высказывает, о чём думает. В мире, который уже давно погряз в атеизме, сбываются пророчества Макура. Люди, давно забывшие настоящие чудеса, видят их, и они не радуют. Начинается самое страшное чудо. Начинается конец света.
  
  Первым, кто сказал об этом миру, стал не священник или репортер. Первым это сказал сам страшный человек из пророчества. Эван вломился в пустую студию и подошел к месту ведущего. Никто не удосужился выключить камеры, прямой эфир до сих пор идет. Но в здании больше никого нет. Репортеры и работники одного из центральных каналов первыми поняли, куда идет антихрист. Но ни у кого не хватило мужества остаться в студии и взять у него интервью. И только один из финансовых директоров канала (избивший в том месяце до смерти пьяного бомжа под мостом) сообразил, Эван всё равно дойдет. Так зачем выключать камеры? Пусть первое обращение антихриста прозвучит по его каналу!
  
  Эван подходит к креслу ведущего, садится. Он по-прежнему голый, но чистый. Волосы мокрые - по пути на минутку заглянул в туалет и, вырвав водопроводную трубу, направил на себя ледяную струю. Сейчас вся страна, может быть, даже весь мир видит, Эван несколько возбужден. Все-таки в первый раз на ТВ! Тысячи сексуальных маньяков наблюдают не за ухмыляющимся лицом антихриста, а за слегка покачивающимся эрегированным членом. Эван смотрит куда-то вбок - там работающий телевизор, где показывают картинку прямого эфира. И вот он поворачивается к камере и...
  
  - Здравствуйте, люди, - говорит он планете. - Меня зовут Эван. Я - антихрист.
  
  Эван закрывает глаза. Он чувствует произнесенный миллионами ртов: 'Ох!'. Сейчас весь мир начинает биться в истерике и страхе. Но есть там и другие крики. Это крики радости тысяч сэтанистов, убийц и маньяков, которые, наконец, дождались.
  
  - Я пришел, чтобы убить вас, люди, - продолжает Эван. - И не важно, какой вы расы и веры - вы все умрете. Большие и малые, бедные и богатые, праведные и неправедные. Я пришел, чтобы убить всех. Но к неправедным я хочу обратиться отдельно. Дети мои, вы знаете, кому сейчас идет мое послание. Несколько последних месяцев вы слышали мой зов и зло росло в вас. Вы, дети тьмы, теперь я говорю вам - придите ко мне. Придите, чтобы повеселиться напоследок. Умрут все и вы тоже, так не лучше ли умереть, убивая, насилуя, грабя... Короче, всем, кто хочет повеселиться, я предлагаю присоединиться. И поверьте мне, вы не пожалеете. Сегодня здесь, в Нью-Йорке, я буду ждать вас в городской ратуше. Я очень скоро займу ее и двинусь на Вашингтон. И он падет от моей руки. Присоединяйтесь, если хотите весело провести время с антихристом и прожить чуть дольше, чем все остальные. Присоединяйтесь, дети мои, я жду.
  
  Эван встает, идет к камере. Поднимает ее и, наставив объектив на лицо, показывает себя крупным планом.
  
  - Присоединяйтесь или умрите, - говорит Эван и картинка с экрана пропадает. Антихрист раздавил камеру, как пивную банку.
  
  Ну что же, Давид, окинем мир еще одним взглядом, прежде чем посмотреть, что делает наш злодей. Поверь, это не займет много времени и много слов. Какие чувства испытывал сейчас каждый американец и миллионы других? Страх. Паника. Ужас. Сумасшествие. Радость. Безумие. Ликование. Безразличие. Чувств столько же, сколько и самих людей. И только трое сидели в крайнем удивлении, видя на экране Эвана и его послание. И все трое из России. Одна, пролистывая давно заброшенные конспекты, побледнела от возбуждения, увидев голое тело, являвшееся во снах каждую ночь. Другой, с холодным взглядом голубых глаз, встал и пошел к телефону, чтобы позвонить в аэропорт. А третий сидел и не верил своим глазам, понимая -послание, полученное в наполненном светом пространстве, оказалось правдой.
  
  Но вернемся к Эвану. Он продолжил свое страшное шествие по одному из самых прекрасных мегаполисов мира. Вот только в наступающих сумерках город больше не выглядел огромным муравейником. Над ним летали самолеты и сбрасывали бомбы. По нему ездили танки и, не прекращаясь, стреляли автоматы. И всё бесполезно. Пусть медленно, но антихрист подходил к ратуше.
  Величественное здание с изящной колоннадой уже давно опустело. Когда, сбив машиной очередной самолет, Эван вошел внутрь, его шаги отдались гулким эхом в пустых залах. Он пошел наверх и уже скоро занял кресло мэра города Нью-Йорк. Он оделся, заглянув в какой-то магазин по пути, и стал ждать. Ждать оставалось недолго. Спустя пару часов, в ратушу вошел первый человек. Он испуганно озирался по сторонам, но двигался на зов, как мотылек к пламени. В руках он держал охотничье ружье, унесшее сегодня несколько жизней, за поясом спрятался окровавленный тесак. Таков первый солдат армии антихриста. Он воровато осмотрелся, как будто принюхиваясь и прислушиваясь к чему-то. То ли звук, то ли запах повел наверх. Медленно и осторожно новобранец шел к своему хозяину. Возбужденный и напуганный он дико возжелал встречи с Эваном.
  
  Вот, наконец, он подошел к приоткрытой двери. Похожее на крысиную морду лицо просунулось в просвет. На него смотрел Эван. Глаза антихриста ничего не выражали, разглядывая первого солдата с полным безразличием.
  
  - Я пришел, хозяин, - начал человек с ружьем подобострастно.
  
  - Хорошо, - ответил Эван. - Теперь ты станешь моим генералом, ибо первым пришел на мой зов. Садись и жди остальных.
  
  - Но, хозяин, у меня к тебе столько вопросов...
  
  - Я сказал, жди!
  
  - Слушаюсь, хозяин.
  
  Человек с ружьем присел на самый краешек дивана. Эван спокойно сидел в кресле мэра, не собираясь беседовать с первой ласточкой, а теперь еще и генералом его армии. Он слушал, он наблюдал, он ощущал, он призывал. Через пятнадцать минут в кабинет прибыл второй гость. Болезненного вида подросток мгновенно стал главным помощником генерала и уселся на диван рядом. Пришли двое и тоже получили должности. А потом поток людей приобрел массовость. Всех, кто мог вместиться в кабинет, произвели в войсковые лидеры, остальные получали статус рядовых. Хотя все прекрасно понимали, генерал у этой армии будет один.
  
  Толпа собиралась. К утру, ратуша наполнилась, как будто на какое-то городское собрание. Эван так же сидел в кабинете и приветствовал каждого нового солдата. Каждый, кто отринул правила этого мира, каждый, кто отдался злу, должен получить свой маленький приз - хотя бы увидеть антихриста. На них больше не нападали. Всё же засевшие в ратуше люди - граждане США, скидывать на них бомбы нельзя. В шесть утра большинство уснуло, а Эван начал действовать. Он вышел из кабинета и стал ходить корридорам меж спящих тел. Иногда он наклонялся и будил кого-нибудь, долго с ним разговаривал. Эван собирал информацию. Он говорил с политиками, с журналистами, с учеными - в его армии их оказалось немало. К обеду он вышел на улицу, вся его армия враз проснулась. Все одновременно, сами не понимая, что их разбудило и теперь ведет наружу.
  
  А там, взобравшись на статую перед ратушей, восседал Эван. Тысячи глаз жадно смотрели на него, а он сказал своим рабам только несколько слов.
  
  - Город ваш. Я отдаю его вам сегодня, и пусть каждый хорошо повеселится!
  
  Поднялся крик радости и безумия. Волна злобного счастья прошла по людям, они двинули в город. Да, сегодня в этом городе будет жарко. Эван повел солдат по улицам, продолжая устраивать ту же кровавую баню, что и вчера. Опять кровь рекой, полиция и солдаты умирали, танки взрывались, а самолеты Эван сбивал еще на подлете. Для этого ему не надо никаких ракет - только свой удивительный глазомер, да брошенное что-нибудь, вроде фонарного столба или машины.
  
  В Нью-Йорке поднялась паника. Те, кто не сбежал вчера, сегодня времени не теряли. Люди садились в машины и, забрав родных, уезжали. Но не все. Далеко не все. Многие, видя оргию разврата и преступности, сочли за благо присоединиться к людям Эвана. Таких, конечно, не большинство, но всё же много. Эван снова пошел на телевидение. Сегодня он выступил по другому каналу и снова призвал всех, кто хочет, присоединиться к нему. Если ты, Давид, думаешь, будто всё у Эвана получалось слишком просто, ты ошибаешься. К городу уже давно стянули войска, фактически, уже окружив полностью. На Нью-Йорк направили ракет - хватило бы уничтожить пять мегаполисов. В Вашингтоне генералы держат пальцы на кнопках - приказ президента, и понеслась! Но конгресс и президент понимали, тогда погибнут только простые люди. Зарегистрированные избиратели, между прочим. А тот, кто за один день привел мир в ужас, останется жив. Если Эвану не страшен выстрел гранатомета в грудь, вряд ли ему повредит взрыв ракеты.
  
  А люди Эвана - те самые, с кем он говорил сегодня утром - тем временем выступали по радио, по телевидению, по интернету, призывая вступать в армию антихриста. Они рассказывали, Эван вовсе не злой. Они говорили: наоборот, он пришел, чтобы принести новое веяние. Ведь мир так нуждается в переменах! Демократия изжила себя очень давно - настало время анархии! О, да, анархия, представьте мир без политиков и легавых. Мир, где каждый делает, что хочет, и не смотрит, чего надо кому-то другому. Мир, где не будет убийств, потому что у каждого в кармане есть пистолет и он сможет себя защитить. По телевизору показывали, как солдаты Эвана насилуют, говорили, как это здорово - теперь женщины займут положенное место: подстилки для мужчин. А по другим каналам женщины говорили обратное, как это здорово - поставить мужчин на место, ведь, когда в кармане пистолет, нет никакой разницы, болтается у тебя что-то между ног или нет.
  
  Эти выступления не пользовались бы популярностью, если б то и дело не прерывались на сухие речи Эвана. Он никому ничего не сулил. Просто говорил, если ты не присоединишься, он тебя убьет. И всё. Сразу следом за антихристом выступали другие, более многословные ораторы. Они говорили, чтобы люди брали оружие и выходили на улицу. Они вещали и проповедовали, выбора всё равно нет, лучше присоединиться, пока не стало хуже. Они на ходу выдумывали новую религию, новую веру. Веру в Эвана!
  
  - Отриньте бога! - кричали по радио и телевизору. - Разве он смог вас защитить? Поглядите, как наш могучий повелитель поступает с ним и тем, кто ему служит!
  
  На экранах мелькали картинки разрушенных церквей и разграбленных храмов. Вот Эван самолично рушит какую-то небольшую часовню, поражая своей силой.
  
  - Где их защитник, всемогущий бог?!
  
  Вот Эван справляет большую нужду на распятье. А вот опять распятье, только другим крестом, вбитым в грудь, к нему приколот священник. Вот Эван насилует монашек, а вот под ним плачут молодые монахи.
  
  -Как допускает такое? Или эта такая проверка на прочность?
  
  Вот целый кардинал, молящий антихриста о пощаде, предлагающий сделать с ним всё, что угодно, только бы его оставили в живых. Он позорно отрекается от бога, целует ноги Эвану.
  
  -Счастлив ли был он, когда получил свою рясу? Счастлив ли он теперь?
  
  А вот уже зрители видят, как кардинал насилует монахиню. Его лицо выражает восторг и дикое, необузданное наслаждение. Его губы повторяют и повторяют в такт: 'Присоединяйтесь, присоединяйтесь, присоединяйтесь, о, да! Присоединяйтесь!'.
  
  - Посмотрите, он счастлив! - снова кричат агитаторы Эвана с экранов. - И вы будете счастливы!
  
  Конечно, власти стараются глушить эти передачи, но в современном мире если ты хочешь что-нибудь сказать - ты это скажешь. По всему миру проносится безумный клич.
  
  - ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ!!! - кричат с экранов и из динамиков радиоприемников.
  
  - ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ!!! - кричат безумные проповедники сэтанизма на улицах.
  
  - ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ!!! - печатают армии диванных войск антихриста в сети.
  
  Это слово слышат в головах миллионы людей. Это слово приходит в их снах. Это слово произносит холодный голос посланца Сэта. И он, ломая мораль и веру, крушит все правила, все заповеди. Тысячи уже сошли с ума от этого монотонного баса. И они берут оружие и идут на улицы. Они убивают. Они насилуют. Они веселятся!
  
  Так продолжалось три дня, пока правительство Америки не приняло решение - взять Нью-Йорк штурмом! Почти миллион солдат армии США вошел в город и начал зачистку. Последователей Эвана убивали тысячами - солдатам дали приказ уничтожить всех сэтанистов Йорка. Но и Эван не спал. На второй день после своего явления, он пришел к Эмету и приказал уезжать из города. А когда в город вошли войска, Эван пошел их убивать. Вот ты спросишь, Давид, сколько может убить один человек? И в этом случае ответом тебе будет - тысячи и даже сотни тысяч.
  
  Новые последователи Эвана засели в городской ратуше и отстреливались, а Эван убивал. Как можно победить бессмертного человека, способного поднять небоскреб? Никак. Эван действовал постепенно, методично. Он в одиночку перебил половину того миллиона солдат, что вошли в город. И они отступили. Всем стало ясно, если так продолжится, антихрист просто убьет всех. Тупо по одному, но всех. Армия вышла из Нью-Йорка под улюлюканье слуг Сэта. И опять по стране и миру прокатилась волна агитации. Теперь каждый выступавший надулся от важности. Они больше не упрашивали вступить в армию Эвана - они угрожали смертью каждому, кто не присоединится.
  
  - Присоединяйтесь, пока мы не пришли за вами! - кричали с экранов.
  
  И впервые с момента прихода Эвана в Нью-Йорк, люди хлынули в него, а не из него. Армии США приходилось не столько удерживать людей внутри, сколько не дать им пробраться в город.
  
  И вот, спустя неделю с тех пор как Эван разрушил храм, он покинул город. Но теперь не в одиночку. Не менее миллиона последователей шли с ним. Они разметали армию, попытавшуюся их остановить, и вышли из города. Кстати, об армии - такого дезертирства за всю историю Америка еще не знала. Почти половина солдат сбежали или присоединились к антихристу, прихватив оружие. Эвану не составило большого труда уничтожить еще тысячи и обратить остатки в бегство. Это получилось легко, как всегда... Эван оставлял Нью-Йорк в пылающих руинах. Теперь его цель - Вашингтон.
  
  Армия не просто шла, естественно, почти все ехали на машинах. Эван четко следил за воздухом, самолетов нет. Эта толпа убийц росла, как снежный ком, к Вашингтону подошло два миллиона. Шел десятый день его явления миру. Эван не спешил и, несмотря на небольшое расстояние, двигался к столице три дня.
  
  Столица США встретила их пустыми улицами. Большинство жителей ушли, но есть и те, кто выползал из темных углов и подвалов, чтобы присоединиться. Вечером десятого дня, Эван сел на принесенное с собой кресло в овальном кабинете. Старое кресло президент забрал. И когда он, закурив, окинул взглядом Капитолийские холмы, из окна донеслось странное завывание. Это похоже на звуки пожарных сирен, но громче и в более низкой тональности. Эван улыбнулся. Он знал, что это значит. Все идет по плану.
  
  Ну что же, Давид, настало время опять покинуть Эвана и ненадолго перенести взор в штат Арканзас. Именно здесь совершенно секретный буккер, где и расположилось правительство США во главе с президентом. Мистер президент сидел на прихваченном из Овального Кабинета кресле, как раз в тот момент, когда Эван и его люди входили в его столицу. На последних выборах президент победил безоговорочно и теперь думал, а ведь следующих может и не быть. Из Вашингтона он улетел еще вчера, после того как на него напал собственный секретарь. Президент знал, тот слегка увлекается педофилией, но закрывал на это глаза, потому как работником он был отменным. И он никак не мог предположить, что зов Эвана сведет его с ума. Президент чудом остался жив.
  Служба безопасности настояла, чтобы президент уехал из столицы. Пришлось согласиться. Из Белого Дома он захватил лишь кресло. Мысль, что Эван усадит в него свою задницу, приводила в бешенство. Конечно, вывезли и семью лидера страны, но не всю. Огромным ударом для президента стал побег семнадцатилетнего сына. Он оставил только записку с одним словом: 'Присоединяйся!'. Президент до сих пор не мог отойти от шока, но дела страны важнее. Он прекрасно понимал, теперь его собственный сын стал врагом. И не просто его врагом, а врагом всех хороших людей, всего, во что президент верил искренне. И теперь он собирался сделать то, что должен.
  
  Сейчас президент сидел в большом зале за круглым столом и огромным телевизором. На экране лица двадцати лидеров 'Большой двадцатки'. Весь мир с ужасом смотрел на происходящее в столице США, все ждали решительных мер. За круглым столом сидели министры и члены конгресса.
  
  - Я хочу знать положение вещей? - усталым голосом сказал президент, пальцы старательно растирали переносицу. Он не спал уже более суток. - Что происходит в моей стране?
  
  - Позвольте мне, мистер президент, - поднялся министр обороны. Это его звездный час. Такой власти не могла дать ни война на Ближнем Востоке, ни борьба с терроризмом. Теперь в руках этого сурового негра сосредоточилась такая сила, что она пьянила. А еще его расстреляли бы на месте, если узнали, что вот уже десять дней он слышит в голове: 'Присоединяйся'.
  
  - Конечно, говорите.
  
  - Положение критическое, мистер президент. Эти, не побоюсь этого слова, повстанцы, прямо сейчас входят в Вашингтон. Вскоре в их руках окажутся все главные телевизионные каналы и агитация продолжится. По всей стране люди внемлют этим посланиям, такого всплеска преступности не было даже во времена великой депрессии. А те, кто не выходят на улицы, чтобы убивать и грабить, прячутся в своих норах и ждут конца. У нас есть только один шанс - надо убить этого Эвана.
  
  - Как?! Вы думаете, я не понимаю, что его надо убить? Вы думаете, я дурак?
  
  - Никак нет, мистер президент. Я о том, что его надо попробовать убить теми способами, к которым мы еще не прибегали.
  
  - Ядерное оружие? Но это будет конец Америки!
  
  - Конец Америки наступит очень скоро, если мы не попробуем. И не только ядерное оружие - я предлагаю применить и бактериологическое, и химическое. Может, сукина сына это возьмет.
  
  Президент задумался. А какой еще выход остается? Попросить Папу Римского разобраться с бессмертным антихристом или попробовать сжечь его в очаге ядерного взрыва - что реальней? Но тогда погибнет не просто несколько миллионов человек - на это можно пойти. Погибнет один, который ему дороже, чем все эти миллионы. Он устало повернулся к экрану и спросил:
  
  - А как президенты других стран отнесутся к моему решению применить ядерное, бактериологическое и химическое оружие?
  
  - Положительно, мистер президент, - ответил за всех председатель ООН. - Я понимаю, это для вас трудное решение, но, если антихриста не остановить сейчас, это будет означать гибель того мира. А то, что Эван - антихрист, бесспорно.
  
  - Хорошо, - сказал президент. Конечно, в глубине души он ожидал от них другого ответа. Он очень хотел, чтобы его остановили и не позволили убить сына. И вдруг в голове отчетливо прозвучало: 'Присоединяйся'.
  
  - Мистер президент? - обратился министр обороны. - Если мы ударим сейчас, то сможем уничтожить не только Эвана, но еще и большую часть его последователей. Мы одним махом сможем очистить страну от всей мрази, что до этого момента пряталась и скрывала свою сущность от нормальных людей.
  
  - Я приказываю нанести удар ядерным, бактериологическим и химическим оружием по Вашингтону, округ Колумбия, - сказал президент холодным ровным голосом и протянул министру компьютерный ключ, позволяющий произвести запуск.
  
  - Слушаюсь, мистер президент.
  
  Министр обороны вышел из зала. Он направился в небольшое помещение, где располагался главный шит армии США, а пока шел в голове звучало: 'Присоединяйся'. Министр обороны улыбался.
  
  И снова Давид я вознесусь в небо, чтобы иметь хороший обзор. Через полчаса после того, как президент отдал приказ об уничтожении Вашингтона, над ним прозвучали сигнальные сирены, которые и услышал Эван. А вскоре из трех точек Америки полетели ракеты. Взгляни на Вашингтон с высоты птичьего полета, Давид, - ты увидишь потрясающее зрелище. Вот в подворотнях три мужчины насилуют четвертого. Вот с помощью старого охотничьего ружья подросток заставляет родителей голыми валяться в грязи и хрюкать, как свиньи. Вот дама с дробовиком забралась в ювелирный магазин и навешала на себя столько бриллиантов - похожа на рождественскую елку. Вот собаки грызут младенца в роддоме. И внезапно все они прерываются, услышав вой сирен. А спустя пару минут умирают. Взлетим немного выше, чтобы наблюдать огромный, бушующий черным дымом гриб, растущий над Вашингтоном. И сразу за этим в его 'ножку' врезаются еще десяток ракет. Они несут отравляющие газы и смертельные бактерии. Небо заволакивает тучами, здания сносит ужасным ветром, люди испаряются в долю секунды. Жизнь умирает на этом большом пространстве - она просто перестает быть.
  
  Я не знаю, сколько людей погибло тогда, Давид, и никто никогда не узнает. Над землями округа Колумбия зависла зловещая, плотная, как кисель, тишина. Нет никого, кто мог бы издавать звуки... или почти никого. Минуло несколько часов и тишину разрезает звук ревущего мотора реактивного самолета. Со спутников невозможно увидеть, что происходит под черными тучами, но надо убедиться, погиб ли антихрист? Самолет пролетает в радиоактивные облака, делая сотни снимков в секунду. На нём самые совершенные, самые современные камеры высочайшей точности. Но даже ему нельзя оставаться здесь долго, радиация может пробиться через обшивку, и тогда - лучевая болезнь. Поэтому он улетает, а вскоре прилетает следующий. Пока никто не может ничего увидеть в унылом пейзаже внизу, но мы с тобой Давид можем еще и не такое. Мы можем спуститься туда, где еще недавно высились Капитолийские Холмы, и увидеть безжизненную поверхность, покрытую радиоактивной пылью. Но так ли она безжизненна, Давид? Вовсе нет. Земля, обожженная до состояния стекла, покрывается потоком трещин, наружу прорывается рука. Совершенно нормальная рука, и ты, конечно же, догадался, чья. Эван уже давно выбрался бы, если б не потерял ориентиры - поначалу копал в другую сторону. Рыл не вверх, а вдоль, и прорыл тоннель не меньше километра. Как исполинская медведка, он двигался в непроглядной тьме, но всё же смог сообразить, что роет не туда. Тогда он пошел в почти правильном направлении, и уже скоро был на свободе.
  
  Он вылез из земли и окинул взглядом пустынный пейзаж. Другой на его месте тут же испарился бы от жары, но он не любой. Он антихрист. Эван стал выбираться из воронки - эпицентр взрыва пришелся как раз на Белый Дом. Он не знал, в какую сторону идти, да это и неважно. Самое главное произошло часом позже, когда Эван услышал звук приближающегося самолета. Вскоре он его увидел и приветливо помахал. Естественно, пилот всё это заснял, в штабе прозвучал его испуганный и разочарованный голос:
  
  - Господь всемогущий, он жив. Вы слышите меня, база, Эван жив.
  
  - Вас понял, - сказал министр обороны, а потом бросил стоявшему рядом сержанту. - Доложи президенту.
  
  Сержант побежал исполнять приказ, а министр опустил голову на грудь, закрыл глаза. Он и так знал, что Эван не умер. С тех самых пор, как атомная ракета уничтожила несколько миллионов людей, голос в голове, требовавший присоединиться, усилился. Словно смерть этих несчастных придала антихристу сил. Министр открыл глаза и посмотрел себе на грудь. Там висит компьютерный ключ. Этот ключ, вместе с тем, что во внутреннем кармане кителя, позволял произвести запуск ракет. Он поднял взгляд и увидел на стене карту. Эта старая карта висела здесь уже давно, ярко красным цветом на ней выделялся СССР.
  
  - Суки поганые, - сказал министр обороны.
  
  - Что вы сказали, сэр? - спросил солдатик, сидевший за пультом управления.
  
  - Это всё вы.... Но ничего, я вас всех убью. А потом и вашего ублюдка... - не обращал на солдата никакого внимания министр.
  
  - Генерал, сэр, с вами всё в порядке? - нахмурился второй солдат. Собственно, на щите всего трое: министр и эти два солдата.
  
  Министр быстрым, давно отточенным движением выхватил пистолет из кобуры и дважды нажал спуск. Оба солдата упали замертво, толком ничего не поняв. Потом он подошел к двери и закрыл за секунду до того, когда к штабу подбежала охрана. В дверь забарабанили, но та из толстого металла - чтобы открыть, надо взрывать или тащить газовый резак. Министр достал из кармана свой ключ и, подойдя к пульту управления, вставил вместе с тем, что висел на шее, в специальное отверстие. Компьютеры сразу разблокировались, на экране замелькали цифры. Код команды на уничтожение России мелькал перед глазами министра. Чтобы запустить ракеты нужно нажать всего три кнопки - самая короткая команда, не менявшаяся со времен холодной войны. Три шестерки - специфический военный юмор сегодня очень актуальный. Всего три клавиши и русских не станет. По крайней мере, большой части - ракеты направлены на крупнейшие города России. Правда, там есть противоракетная оборона, но все ракеты сбить не получится.
  
  В дверь колотили, прибежал даже сам президент. Его приглушенный голос требовал, чтобы открыли во имя Господа и Америки. Но министр обороны больше не верил ни в Господа, ни в Америку. У него перед глазами висела карта России. Двадцать лет служил этот военный в войсках Соединенных Штатов Америки и двадцать лет мечтал об этом. Всего три одинаковые клавиши. Шелк, шелк, щелк.
  
  Ракеты полетели.
  
  В это время по всему миру разведки разных стран, со спутников наблюдавшие, как Америка уничтожает свою столицу, получили фото. Мускулистый голый мужчина идет по красной пустыне и машет рукой тому, кто его снимает. И едва они переварили первую новость, как приборы показали, американцы снова дали залп. Сначала подумали, принято решение произвести повторный удар по Эвану, но когда запущенная с Аляски ракета покинула территорию Америки и полетела в сторону Северного Полюса, поняли - это атака по России. Не прошло и десяти минут, как из России полетел ответ.
  
  А чернокожий генерал, наблюдавший за всем этим с монитора компьютера, впервые услышал иной звук, а не удары собственного сердца и монотонное 'Присоединяйся'. Голос в голове пропал, он и так присоединился к Эвану, новый шум донеся с другой стороны двери. Там, наконец, нашли резак и начали резать толстый металл. Министр снова достал пистолет. Он внимательно посмотрел на него и запел. Люди, резавшие дверь удивились, услышав слова американского гимна. Гимна обреченного государства. А следом прозвучал выстрел.
  
  В это время президент США захлебывался слюной, ведя переговоры с президентом России. Но это ни к чему не привело - Россия уже запустила ракеты. Сейчас все системы противоракетной обороны привели в действие, а граждане обоих государств залазали в бункеры и бомбоубежища. Спустя полчаса случилось страшное.
  
  Три ракеты автоматически направили на Вашингтон, пусть он и был уничтожен до этого. Ракеты эти поразили только одного живого человека - Эвана. Правда, он успел уйти достаточно далеко, его не погребло под землей. Но последствия атомного удара он ощутил. Еще один гриб вырос над округом Колумбия, волна горячего воздуха подхватила Эвана и понесла вдаль. При этом антихрист хохотал так, что перекрывал звуки страшного грохота. Он летел в облаке радиоактивной пыли и смеялся. Все шло по плану. А потом он упал и пошел дальше...
  
  Ты, наверное, думаешь, это и есть конец нашей сказочки, Давид? Но нет, мы едва подходим к середине истории. Если бы дело происходило в нашей эпохе, это и был бы конец. Сейчас и у России, и у Америки достаточно ядерного оружия, чтобы уничтожить весь мир. Но там случилось иначе - мир выжил. Просто ни у одной из ядерных держав не хватило бомб. Хотя погибли миллионы. Ракеты ударили по крупнейшим городам, но многие сидели в бомбоубежищах, поэтому остались живы. А в России из-за ее огромных территорий пострадала, дай бог, треть населения. Столицы обоих государств стерлись с лица Земли - не помогла никакая противоракетная оборона. Почти все крупнейшие города, так или иначе, пострадали. И, конечно, все последствия от радиации граждане очень скоро испытали на себе. Но я забегаю слегка веред, и вообще, нас пока не слишком интересует, что стало с Россией. В конце концов, наш главный персонаж сейчас под Вашингтоном и спокойно идет вглубь страны, так обратим же взор на то, что осталось от США.
  
  Я не стану подробно описывать тебе, Давид, первые несколько дней после взрывов. Всё это можно рассказать парой слов: люди ждали. Они сидели в бомбоубежищах, но ведь надо когда-нибудь выбираться оттуда. Через неделю повылезали первые ласточки - наиболее отчаянные. Многие из них слышали страшный зов, звучавший в головах. Они выползли из нор, где пришлось на время спрятаться, и взглянули на мир, раздвигающий перед ними ноги. Они радовались, что могучее государство, до недавнего времени контролировавшее большую часть планеты, перестало существовать. Настало их время. Дороги открыты, чтобы насладиться новой жизнью, достаточно просто найти того, кто звал их уже нескольких месяцев. Звал присоединиться к новому мироустройству, где человек с дубиной будет влиятельней, чем человек с удостоверением, подтверждающим, что он принадлежит некой государственной структуре. Нет больше государств! Нет царей и президентов! Есть бог - Эван. Жестокий бог новой реальности. Тот, кто будет молиться на него, станет господином. Конечно, придется заплатить цену. Кровавую и безжалостную. Придется принять статус не слуги, а раба. Но те, кто слышал зов Эвана, кто обладал частичкой зла в душе, готовы были стать рабами, чтобы иметь собственных рабов.
  
  И всё же, их было меньшинство. Подавляющее большинство как раз верило, можно повернуть время вспять. Снова зажить в красивых загородных домиках, а утром ездить на работу в хороших американских машинах и отправлять детей в школу. Выползя из убежища, они принялись старательно восстанавливать старый мир. Сперва робко и разрозненно, но вскоре обросли лидерами. Всегда ведь найдутся люди, умеющие сплотить и подсказать, что делать. Нашлись они и сейчас. Под их руководством люди чинили поломанные машины, ремонтировали радиоприемники и с надеждой ждали, что скоро к ним обратиться президент и скажет: в стране дела идут не так плохо, как кажется. Они устраивались в полуразрушенных домах, чтобы пережить холодные январские ночи. Палили картон и старые доски в каминах или просто посреди комнаты. Закутывали в полотенца и одеяла детей, с грустью отмечая, как их мало осталось. Эти дети сейчас окружены максимальной заботой, они - будущее человечества. Если у человечества еще есть будущее.
  
  Человек - самая живучая тварь в мире, Давид. Ты поразился бы, как быстро американцы налаживали жизнь. Надежда на будущее у них такой силы, что иногда творит чудеса. Но и надежду можно убить. Пускай не полностью, но в достаточной степени. Люди строили укрытия, слушали тишину в приемниках, изредка прерывавшуюся каким-нибудь криком о помощи или сообщением, что в Далласе есть живые. Ждали обращения президента. Только вот русские заранее знали о бункере в Арканзасе и нанесли туда настолько мощный удар, что президент и конгресс оказалось под навалами земли и не могли выбраться.
  
  Тысячи людей бродили по опустошенным городам, подвергаясь постоянному облучению. Искали еду. Иногда удавалось найти консервы, устраивали настоящие побоища за право поесть. Правда, есть районы, коих вообще не коснулась атака ракет. Фермерские хозяйства, например. Там люди баррикадировались и ждали с оружием в руках, готовые отразить нападение мародеров. По стране электричество отключилось, только те, кому повезло найти генераторы и топливо, пользовались плодами цивилизации. И, кстати, о цивилизации -вся планета с интересом наблюдала происходящее на территории обоих государств, но посылать помощь не спешили. Все понимали, по Америке бродит ужасный антихрист. В Россию хотя бы потекла осторожная гуманитарная помощь. Европа слишком зависела от газа и нефти - на дворе зима, греться тоже ведь надо. Собирались научные симпозиумы, решавшие, что делать с Эваном. Пришли к мнению, раз он выжил при первом ядерном ударе, и второй его не уничтожил. Видимо, и ни отравить, ни заразить его тоже нельзя. Ученые сходились - его надо для начала поймать. Потом можно, допустим, запустить на Солнце, или хотя бы заточить. Но как поймать и заточить человека, жонглирующего пожарным машинами? Задача решалась. Ученые еще старательней морщили бы лбы, если б узнали, что после ядерных атак, Эван может жонглировать домами.
  
  Но вернемся в Америку. Прошло уже две недели после ядерного удара, а прильнувшие к приемникам ждали обращения. И дождались. Вот только вместо голоса президента услышали Эвана.
  
  - Я все еще жив, люди, - говорил Эван. - Меня нельзя убить, и я приду к вам. И я убью вас всех. Если вы не присоединитесь ко мне. Я собираю новую армию, чтобы завоевать мир. Те, кто придет ко мне первыми, на какое-то время станут его властелинами. Я нахожусь в Чикаго и буду ждать здесь. Присоединяйтесь, люди. Или умрите... Я все еще жив, люди...
  
  Сообщение пошло по-новой. Уж не знаю, как Эван умудрился найти радиостанцию и ее починить, да еще включил повтор, но он это сделал. Ты спросишь меня, Давид, почему я этого не знаю? Так потому что это сказка, тут детали иногда ускользают от рассказчика. И раз уж мой взор поплыл, настало время оставить нашего антихриста. Пускай он себе спокойно собирает армию, ждет спешащего к нему Эмета... короче, делами занимается. А мы с тобой отправимся на восток. Туда, где раскинулись бескрайние просторы России.
  
  Как я уже говорил, Россия пострадала меньше после ядерного удара, нежели Америка. Территория у нее больше, а население не так сконцентрировано в крупных городах. Большая часть жителей выжила. Россия граничит с Европой, оттуда почти сразу поехали конвои гумпомощью и врачами. Нашлось много добровольцев, направившихся помогать русским, ведь это США первой нанесла удар.
  
  Впрочем, Давид, интересно, что делали герои, пока Эван знакомился с Эметом, убивал людей, путешествуя по Америке, да и в целом входил в силу. И мы посмотрим, чем они занимались, в обратном порядке - начнем с Владимира.
  
  Итак, мы покинули Владимира и загадочную бабу Тоню примерно за четыре месяца до того, как Эван показал себя миру. Вова оставил сумасшедшую бабку и пошел домой к жене с сыном. Сбор урожая в самом разгаре, хоть и вечер, а работу никто за него не сделает. Он двинул в теплицу собирать огурцы. В 'балагане' огуречная вязь подвешивалась к потолку, как в Садах Семирамиды, наливая плоды силой, вбирая последнее тепло уходящего дня. Работа успокоила воспаленный мозг. Работа может серьезно влиять на психику, особенно такая монотонная и трудная. Вроде и нечего страшного - собирай себе и собирай. А если надо собрать овощей килограмм эдак триста? В горячей, нагретой до пятидесяти градусов теплице? Поверь, Давид, это не самая легкая работа на свете.
  
  Но спустя три часа, он все же закончил и, весь обливаясь потом, пошел принять прохладный летний душ. За день вода в баке нагрелась, как раз то, что надо, для разгоряченного тела. Помывшись, Вова пошел в дом и, достав из холодильника холодного пива, уселся в кресло на крыльце в ожидании жены и сына. Ему есть над чем подумать, пока жена и сын у родителей Вали. В голове проносились события дикого дня, самым необычным было видение в церкви. Баба Тоня тоже подкинула пищу для размышлений, но на ее сумасшедший рассказ можно и не обращать внимания. А вот видение никак не спишешь не бредни старой маразматички. Однако всё это настолько невероятно и неправдоподобно, что мозг отказывался принимать. Скорее всего, какое-то минутное помешательство от жары или ладана в церкви. Ну и харизмы у бабки не отнять. Наверняка как-то настроила его на нужный лад и бац! Вот вам и видение, и остальной бред. После третьей бутылки он окончательно убедил себя, всё это чушь, не стоит забивать голову всякой фигней. А тут как раз жена пришла, и он бросился играть с сыном.
  
  Вова очень любил сына и жену. Он рано женился и быстро завел ребенка. Познакомился Владимир с Валей почти сразу после поступления в университет. Они учились в разных, но это не помешало завести страстный и бурный роман. Так продолжалось два года, когда они решили, их отношения уже прошли достаточную проверку на прочность, пора бы узаконить их. После большой и богатой свадьбы, которую сыграли в Багаевке, Валя почти сразу забеременела, взяла академ-отпуск и доучивалась уже частично очно, частично заочно. Когда молодые окончили учебу, сразу перебрались в Багаевку. Может показаться странным, Давид, что они оставили жизни в большом городе, но не будем забывать, Багаевка - волшебное и очень жадное место, я как раз собираюсь рассказать об этом подробнее. Как многих других, она притянула Володю и Валю в свои унылые тенета. Впрочем, о браке Вали и Вовы надо сказать особо, именно муж стал его инициатором. Как только он повстречал Валю, сразу решил - она станет его женой, и всеми силами стремился связать молодую студентку филфака узами брака. Вова - истинный багаевец и, как его жадная родина, он стремился безраздельно владеть молодой красавицей. Их роман протекал настолько бурно, и наполнился столькими романтическими выходками Вовы, что у Вали просто не осталось выбора. Девушки любят таких вот рыцарей и беспросветных романтиков. Но дело-то именно в том, что Вова никогда не был ни первым, ни вторым. Зато был замечательным актером. Это своеобразный дар его родины - умение затянуть в сети любимого человека.
  
  Нельзя обвинить Вову, что он делал это осознано. Вовсе нет, он искренне хотел осчастливить свою девушку и поскорее понянчиться с детьми. Он считал себя человеком, рано повзрослевшим, и с каким-то мудрым сожалением наблюдал за сверстниками, что бегали по бабам, бросали одну ради другой, плохо учились и проводили в различных клубах и кафе большую часть времени. Он не понимал - ну как можно тратить жизнь вот так впустую? Да это просто какая-то кучка озабоченных болванов, тратящих здоровье, время и ломающих себе жизнь, когда она проходит основной этап - становления. Вова считал себя более взрослым еще в школе - полагал, что умен не по годам. Да и как он мог думать иначе? Он - круглый отличник в школе и в институте. Он - встречающийся с настоящей красавицей. Он - которого заботят такие важные вещи как войны, проблемы экологии; в то время как остальная молодежь его пола думала исключительно о рюмке, юбке, как бы одеться в дорогие шмотки, да сходить в крутой клуб. А потом они занимали у него деньги, потому что оставляли свои в клубах и ждали, когда родители пришлют следующий перевод. Они не могли вызвать у спокойного и трезвомыслящего Вовы ничего, кроме легкой насмешки. Он всю жизнь жалел их. Ну, или, по крайней мере, считал, что жалеет.
  
  В силу твердого характера и невероятной настырности он таки добился своего. Свил гнездо! О да, разве у кого-нибудь из этих институтских гуляк есть дом, машина, жена и ребенок? Конечно, нет. Может, у кого и есть, но это не их заслуга, а родительская. Вове же родители хоть и помогли с постройкой дома, но уже через год, работая как проклятый, он отдал им половину денег, а в этом году вернул оставшиеся. И теперь перед ним огромные перспективы! Подумать только, ведь можно взять долгосрочный кредит, арендовать землю и, поставив десятки 'балаганов', зажить припеваючи. Об этом он почти каждый день рассказывал жене по ночам, лежа в кровати. И ни капли не подозревал, иногда молодая жена пускает скупую слезу, оплакивая потерянное будущее, пока он пропадает на работе. Она никогда не говорила об этом мужу, но скучала.
  
  Валя не так представляла жизнь после университета. Скажи ей кто-нибудь лет пять назад, что из молодой веселой студентки с грандиозными планами на будущее она превратится в обыкновенную курицу, выводящую первого цыпленка... Да она рассмеялась бы ему прямо в лицо! А ведь и второй цыпленок не за горами, Вова уже неоднократно заявлял, что хочет как минимум троих детей. Да и сам Вова оказался не тем принцем, что шел на романтические безумства, добиваясь ее сердца. Он окончательно превратился в скучного фермера, и частенько по вечерам, выпив пару бутылок пива, смеялся над остальным миром, над бывшими друзьями, что они, дескать, живут неправильно. Он стал самым настоящим багаевцем и совершенно не понимал этого.
  
  Но вернемся к тому вечеру, когда наш герой видел бескрайнее, заполненное светом пространство. После непродолжительных раздумий он решил жене ничего не рассказывать. Зачем говорить о глупостях - сейчас сезон продажи огурцов, тем для разговора о более важных вещах найдется много. Вечер прошел как обычно - поздний ужин, уложить ребенка спать и в постель. А там секс и разговоры. Но сегодня, когда муж выговорил все свои планы на будущее и угомонился, Валя долго не могла заснуть. Сон не шел, хоть убей. Ей почему-то не понравился рассказ мужа о встрече с бабой Тоней. Ну не могла старуха просто заставить его прочитать 'отче наш' сто раз и на этом успокоиться. Нет, вроде это в ее стиле, но почему-то Вале не верилось. Но уличить мужа она не могла - уж что-что, а врать Вова умел. Она иногда ловила его, что он рассказывает какие-то байки об их знакомстве, но такого не было. Обдумав, она догадалась, эти вымышленные истории он выкладывал друзьям за кружкой пива. Но Вова уже настолько заврался, что сам поверил в эти истории.
  
  Сон так и не пришел. Вдруг она услышала странный не то крик, не то плач за окнами. Их дом выходит окнами спальни на дорогу, Валя встала с кровати, чтобы посмотреть, что происходит. В тусклом сиянии единственного на их улице фонаря она увидела скрюченную старушечью фигуру, бредущую по улице. Иногда, подняв лицо на полную Луну, старуха слегка подвывала на нее. Она еще что-то кричала, но расстояние слишком велико, чтобы услышать. Валя открыла форточку и все-таки смогла различить суровый, слегка безумный голос бабы Тони.
  
  - Замолчи! Замолчи! - кричала старуха Луне. - Ты не получишь их! Никто не присоединится к тебе!
  
  Безумная женщина прервала отчаянный крик и горько заплакала. С такого расстояния Валя не видела - плачет она кровью. Зрелище завораживало Валю и почему-то вгоняло в стыд. Как будто она подслушивала под спальней родителей, когда те, в бытность ее еще школьницей, запирались на замок поздно вечером. Звуки, доносившиеся из их спальни, были интересны и противны, а любопытство отчаянно боролась со стыдливостью. Валя закрыла форточку и легла в кровать к мужу. Она не увидела, как от щелчка шпингалета на окне старуха резко повернулась к дому героя. Красные глаза внимательно оглядели кирпичное строение с высоким забором. Под покрытыми кровью щеками алые губы усмехнулись и прошептали:
  
  - Надежда еще есть! Есть!
  
  Кровавые слезы перестали течь из глаз, а запястья прекратили кровоточить. Теперь баба Тоня знала что делать.
  
  Следующий день начался обычно. Муж проснулся чуть позже и, небрежно почесываясь, пошел на кухню. Там его уже ждала яичница и чашка растворимого кофе. Валя всегда вставала раньше и готовила семье завтрак. Потом она собрала сына и повезла в детский садик, взяв машину мужа, а тот пошел на сбор утреннего урожая. Когда она вернулась, Вова загрузил полиэтиленовые мешки с огурцами в девятку и повез на рынок. Валя приготовила борщ на обед. Вова приехал с рынка и сказал, надо съездить в Ростов, купить еще пленки на 'балаганы' - дескать, эта в нескольких местах порвалась. Валя сказала, что может поехать с ним, но тот отказался. Он уже обещал взять друга Васю, а в машине не хватит места для еще одного человека. Валя слегка расстроилась, Вова, увидев это, пообещал вывезти жену в театр на следующих выходных. Он прекрасно знал, жена очень любит театр. Сам он равнодушен; когда Валя шла на очередную постановку, Вова обычно отправлялся в кинотеатр - фильмы он любил.
  
  Вова укатил в Ростов, Валя, поставив борщ охлаждаться в тазик с водой, пошла на крыльцо и стала ждать. Она не знала, чего ждет, но ее не покидало чувство - сегодня что-то должно произойти. У нее частенько возникало подобное ощущение. Еще в институте она то и дело замирала в предвкушении чего-то интересного, и непременно это что-то происходило. Обычно это была новость, что подруга нашла очередного ухажера, или декан сломал ногу и несколько пар из-за этого отменили. Короче, ничего из ряда вон, но интересные вещи случались всегда.
  
  Минут через двадцать в ворота постучали. Залаяла соседская собака, Валя пошла открывать. Оказалось, пришла ее подружка - Светка Уласова.
  
  Светка еще молодая девушка, едва стукнуло двадцать два, но уже успела захомутать местного бизнесмена, правда, на одиннадцать лет старше. Но Светка исправляла этот недостаток, заведя чуть ли не десяток любовников. Они подружились, когда однажды долго стояли в очереди в поликлинике на прием у гинеколога. Недавно Светкин муж насел на нее и сказал, пора бы уж дитё заводить. Света долго сопротивлялась, втайне от мужа пила противозачаточные, но, в конце концов, те дали осечку и она залетела. И теперь Света звонила Вале по любому незначительному поводу, типа тошноты по утрам, и консультировалась, нормально ли это? Валя уже давно послала бы эту надоеду куда подальше, если бы не удивительная способность той собирать сплетни и, что самое интересное, объединять их. Из десятка разрозненных слухов Светка умела выдать такую версию, что Агата Кристи позавидует. Не будь Светка, по сути, типичной копией своей тезки Светы Букиной, вполне могла бы раскрывать преступления - с логическими выводами у нее все в полном порядке. Но эту вполне красивую девушку никогда не интересовало что-то большее, чем истории, как приятель Петя вчера вечером нажрался и трахнул соседку.
  
  Валю эти сплетни не слишком вставляли, но хоть какое-то разнообразие - послушать, кто с кем спит, а не обсасывать новость, что цена на огурцы сегодня опять упала, и будь оно всё проклято...
  
  - Валёк, привет, - сказала Светка и пару раз клюнула подружку в обе щеки.
  
  - Привет. Как животик?
  
  - Животик?! Да ты уж скажи сразу: как пузо?! Я похожа на дюгоня!
  
  - Ну что ты - классно выглядишь!
  
  - Правда? Это новая диета! - сразу повеселела Светка.
  
  Получить комплимент - чуть ли не смысл жизни этой взбалмошной девушки. На ней, как ни на ком другом, подтверждалось, что женщины любят ушами. Их встречи давно приобрели элемент игры: сначала Валя спрашивает, как ребенок, Света жалуется, что располнела, Валя заверяет, она очень красива. Валя и сама вполне красавица, ее похвальба для Светки - бальзам на сердце. Традиционное приветствие закончилось, очередь второго гейма, что всегда начинался одними и теми же словами:
  
  - А ты слышала новость? - сказала Светка так, будто сейчас выдаст подруге все тайны Пентагона.
  
  - Нет, - ответила Валя, садясь напротив подруги. Валя была уверена, сейчас будет очередная история о сексуальных похождениях светкиных одноклассников, но подруга ее удивила.
  
  - Баба Тоня в больницу попала.
  
  - Да ты что? А что случилось? - не на шутку разволновалась Валя.
  
  - Мне Петька сказал, а ему Ванька, ну помнишь, я тебе рассказывала, у него еще перец вправо сильно загнут, а Ваньке Танька - она медсестрой работает, что от обескровливания. Она сама с утра позвонила и сказала, что чувствует себя очень плохо. А когда ее врачи обследовали, то оказалось она чуть ли не литр крови потеряла. И никто понять не может, как! Вроде климакс у бабки уже давно прошел, так что оттуда течь не должно. Но и ран на теле нет.
  
  - Бедная... Надо ее навестить.
  
  - Зачем? Ты лучше послушай про Федьку Жукова. Он говорят со своей новой кобылой...
  
  Дальше Валя уже слушала вполуха. Сплетни о Федьке хоть и интересны, но в душу пробралось вовсе не любопытство. Вале стало очень стыдно. Ведь она видела вчера бабу Тоню и даже не спросила, что с ней. А, может, она как раз потому на Луну и выла, что больно ей было. Или, может, порезалась где - в ее возрасте любая рана заживает плохо. В общем, Валя застыдилась и твердо решила навестить старушку, принести ей фруктов, ну и лекарств каких купить. На пенсию-то сейчас много не купишь, а вдруг ей таблетки дорогие нужны. Валя, как могла быстро, спровадила Светку и пошла в больницу.
  
  Багаевка немаленькая станица, в основном, потому что одноэтажная и у каждого огород, поэтому, чтобы из конца в конец перейти, надо потратить часа три уж точно. Благо больница не так далеко от улицы Красина, на которой жили Вова с Валей, уже через полчаса Валя стояла с пакетом фруктов перед входом в палату, куда определили бабу Тоню. Палату ей предоставили отдельную. Вернее шестиместную, но другие больные поскорей сбежали от спятившей бабки, которая тут же начала читать им проповеди. И не дай бог кому-то перечить. Тогда старуха брызгала слюной и грозила анафемой. Естественно, никто не выдержал, к обеду баба Тоня осталась в палате одна.
  
  - Здравствуйте, - робко приоткрыла дверь Валя. - Здравствуйте, баб Тонь. Можно к вам?
  
  - Ну, заходи уж, раз приперлась, - буркнула бабка. Валя не могла разглядеть, как в глубине голубых глаз загорелся маленький красный огонек. Если бы дело было ночью, Валя не на шутку перетрусила бы, но в разгар дня горящие глаза старухи казались обычными.
  
  - А я вам тут фруктиков принесла, - сказала Валя. Для себя она уже решила, что совершила ошибку, придя сюда. Определенно, состояние бабки неопасно, может, просто простудилась. Ну так это сама виновата, нечего по ночам бродить да на Луну выть.
  
  - Спасибо, конечно. Вот только не из-за фруктов же ты сюда пришла? - сказала баба Тоня, забирая у Вали пакет и доставая апельсин.
  
  - Я просто сегодня услышала, что вы в больницу попали, и решила, раз мы соседи...
  
  - Заливать хватит, - пробурчала старушка, вгрызаясь желтыми зубами в такого же цвета сочную мякоть апельсина.
  
  - А почему вы думаете, что я вам вру? Я правда за вас сильно беспокоилась, поэтому...
  
  - Не за меня ты беспокоилась, а за душу свою! Спужалась, что не помогла мне вчера, поэтому и совесть грызть начала. И это правильно, дочка, очень правильно. О душе нам всем сейчас думать надобно., недолго нам осталось...
  
  - Так вы меня видели? - покраснела Валя.
  
  - Я много чего вижу, дочка, - внезапно очень ласково и слегка устало улыбнулась старушка. И всего на краткий миг Валя увидела не чокнутую старую каргу, а обычную добрую бабушку. Морщины слегка разгладились, в глазах цвета неба заиграла теплота. Но это продолжалась секунду, словно баба Тоня не могла позволить себе оставаться доброй дольше. - И вижу я, без тебя ничего не получится.
  
  - Что не получится?
  
  - Не станет твой муж исполнять свою работу, если ты ему не поможешь.
  
  - Какую работу? Да он и так сутра до ночи...
  
  - Не перебивай! Садись и слушай, - властно сказала бабка. Рот Вали как-то сам собой закрылся, она послушно осела на соседнюю кровать. - А теперь слушай, дочка. Внимательно слушай и никому то, что я тебе сейчас скажу, не рассказывай. Ни мужу, ни подруге своей блудливой, которая тебя сюда направила, никому! Это очень важно, потому что секрет, который я тебе сейчас поведаю, настолько страшный, что даже знать о нём уже означает подвергать себя опасности. Это ответственность страшная и никто кроме меня тайну эту в деревне не знает. Как ни хотела я одна ее хранить, выбора у меня нет. Если она почувствует, что тайну многие узнают, она тебя тут же и убьет!
  
  - Кто 'она'? Светка что ли? - всё же спросила Валя.
  
  - Да на эту шалаву мне плевать! Я о деревне нашей говорю.
  
  - А что с ней?
  
  - В страшном месте ты живешь. В страшном месте ты дитё растишь. Деревня у нас ой непростая. Я про нее много чего ведаю, но всё тебе знать не обязательно. Главное запомни, деревня эта - самое жадное место в Мире. Она в себя людей затаскивает и уже никогда не отпускает. Ежели человек здесь жил, то всяко вернется. А скорее всего, еще и жить останется. Ну, а если ты родился тут, тогда уже никогда уехать не сможешь. А если человек, ко всему прочему, необычный, вроде мужа твоего, тогда она его еще пуще держать будет. Она его суть замесит, под себя подстроит, и тогда не человек получается, а раб. А она его пока не исследует и не поймет, награждает. Удача ему сопутствует, богатство, но когда поняла тебя деревня наша, то - считай, каюк. Теперь ты ей уже не нужен и превращаешься в забулдыгу и пьяницу. И так всё устроено, что бороться с этим бесполезно. Слишком сильна Багаевка, только Господь ее переделать может. Да и то вряд ли, а то переделал бы уже. Тут врата в другие миры, что неподвластны нашему сознанию. А там, в мирах этих, говорят, стоит город особый - из пустых бутылок. И каждый человек в станице - такая же пустая бутылка, стоящая на Ветру и поющая ему песню... Не повезло нам, что герой тут появился, или это такой закон, что каждый герой должен проявить себя перед встречи с ним...
  
  - Баб Тонь, вы, по-моему, не в себе. Ну как может какая-то вшивая станица людей держать? Это бред. Какие еще бутылки?
  
  - Бред, говоришь? - прищурилась старуха. - Ну ничего, дочка, как это не противно мне, но выхода уже у тебя нет. Теперь, когда ты тайну ее знаешь, она сама тебе все правила растолкует. И тогда поймешь, я не просто не преувеличиваю, но еще и преуменьшаю ее власть. Теперь нас в деревне двое тайну эту знают, а значит, ты становишься опасной для нее. И вздумаешь проболтаться - умрешь сразу. Под машину угодишь или там котел газовый у вас взорвется. Я бы и не стала на тебя такую ношу вешать, если бы муж твой таким болваном не был. Но не его вина, что он в сети ее попал. Вот только у него есть сила. Великая сила, о которой он пока еще не знает толком, а может вообще не узнать. И эта сила позволит ему уйти отсюда. Хватит ее и на большее. Вот только ты ему еще якорем на шее сидишь, да и ребенок твой тоже. А такие узы уже так просто не порвешь! И без помощи твоей он никогда отсюда не выберется. И тогда всё, конец. Кроме него это отродье никто одолеть не сможет. Двое других слабы. Только он - наша надежда.
  
  - Баб Тонь, я, пожалуй, пойду. Вы, мне кажется, перенапряглись, - сказала Валя, вставая. Но бабка с невероятной скоростью вскочила с кровати. Две свинцовые ладони легли на валины плечи, опуская ее на кровать. Они оказались друг напротив друга, пронзительно синие глаза бабы Тони встретились с зелеными Вали.
  
  - Всего я тебе сказать не могу. Всё равно не поверишь. Крепко тебя Багаевка держит. Но ты еще не полностью в ее власти. Ты, может, и не поняла, о чем я толковала, но с тем, что муж тебе расскажет, вы всё поймете. И тогда ты должна себя в жертву принести. Он уйти должен навсегда, а ты остаться. Потому что не отпустит тебя Багаевка теперь. Ты, как и я, знанием теперь навеки привязана. До самой смерти. И никому ты рассказывать не должна, понятно?! Особенно Вове! Если он узнает о тайне - конец. Тогда Багаевка его точно убьет. С ней он побороться сможет, но победить никогда!
  
  В бессилии бабка сняла руки с плеч Вали, а потом улеглась на кровать. На ее запястьях опять появились маленькие капельки крови.
  
  - А теперь иди... Скоро сама все поймешь. Только ни слова никому... Ля ром...
  
  Старуха заснула. Валя хотела позвать врача, но женщина тихонько захрапела и она успокоилась. Валя пошла из палаты. Всё это очень странно и как-то даже страшно. Но один хороший совет бабка дала. О том, что Валя сегодня узнала, она уж точно никому не расскажет.
  
  Валя вышла из больницы и направилась домой. В голове вертелись слова бабы Тони о станице. Валя, как ни хотела, но не могла выбросить это из головы. Она смотрела на узенькие улочки с дорогами без тротуаров, теперь они казались зловещими. Она глядела на могучие тополя, растущие вокруг главной улицы, а шелест листьев, колыхаемых теплым восточным ветром, слышался насмешливым. На небе не облачка, но ей казалось, над станицей распростерся нереальный полумрак. Как будто над деревней зависла огромная туча. Но хоть заволокла тень, зной и жара бьют с двойным усилием. Теплый ветер шевелит листья на деревьях, но по причудливым путям огибает девушку. Тень от тополей не дает прохлады- в ней, напротив, еще жарче. Валя зашла в маленький ларек купить минералки и, взглянув на продавщицу, нашла в ее лице что-то отталкивающее. И вдруг поняла, что. Эта уже немолодая женщина смотрела на нее, как на приезжую. И не просто как на туриста, что иногда заедет в Багаевку поваляться на пляжах возле Дона и вскоре уедет. Как раз они - всегда желанные гости, потому что оставляют тут какие-никакие, а деньги. Желанные, если не остаются здесь сами и надолго. Если не пытаются обжиться на тихих, таинственных улочках. Если с собой не привозят и свои правила.
  
  Валя купила бутылку минералки и, выйдя, осушила наполовину. Она очень удивилась новым мыслям - до сего дня они никогда не возникали. Валя огляделась и поняла - что-то не так. На каждом прохожем такая же неприятная маска недоверия и... нежелания любых перемен. Никто тут не хотел, чтобы хоть что-то в их укладе менялось, пусть даже в лучшую сторону. Эта мысль тоже пришла внезапно и никогда не заглядывала в мысли Вали до этой минуты. Люди смотрели недоверчиво на нее и любовно на станицу. И даже адское палево, пыльные проулки, отсутствие тротуаров и ночного освящение никогда не заставит их отступиться от Багаевки. Она навсегда завладела их сердцами, вгрызлась в них, как червь в спелое яблоко.
  
  Девушку слегка замутило, она вылила вторую половину минералки в пересохшее горло. Валя подумала, надо бы выкинуть это из головы и пойти домой. Шатаясь и шарахаясь от прохожих, Валя побрела домой.
  
  Когда она вошла в дом, неожиданно для себя сразу двинулась к холодильнику и, достав бутылку пива, к крыльцу. Так всегда делал Вова и она, словно копируя поведение мужа, уселась в его любимое кресло. Валя открыла бутылку и присосалась. Темная холодная жидкость вливалась и вливалась в сухое горло. Но жажда не пропала, хоть Валя осушила бутылку целиком за раз. Ее сразу бросило в сон. Усталость навалилось, прижимая к креслу столбом железного воздуха. Пустая бутылка выпала из ослабевших пальцев и покатилась по крыльцу. Глаза сами собой закрылись.
  
  Ей снилась станица. Валя понимала, что смотрит на нее, словно сквозь матовое стекло и видит не один пейзаж, а тысячи наложенных друг на друга картинок. В целом все варианты сходились, но иногда были и различия. Всё заволокло густым туманом и только одно место в Багаевке четко виднелось сквозь белую пелену. Какой-то старый дом. Двухэтажный, сделанный из красного кирпича, вроде и старый, а вроде хозяева только недавно покинули его. Его обносил низкий забор из тонких старых досок, сильно нуждавшихся в покраске. Окна в деревянных рамах кое-как заколочены, но не разглядеть, что внутри, сквозь грязные стекла в просвете меж досок. Этот дом сильно отличался от остальных хотя бы тем, что на огороде не выращивали овощи. Он смотрелся голым среди других огородов, где каждый квадратный метр не пропадает зря. Здесь росла только высокая, кое-где засохшая амброзия. Во дворе скорбела полуразваленная песочница, в которой никогда не играли дети.
  
  Но вот из тумана выехала машина. Обычная пятерка, оттуда вышли мужчина и женщина. Они подошли к забору, начали что-то кричать. Вскоре из тумана показался старый дед - вот только Валя сразу поняла, он, может, и старый, но это никак не дед. Только кажется бывалым казаком, по-настоящему - это иллюзия. Дед должен показать приезжим дом, навечно выставленный на продажу, но никогда никем не покупаемый...
  
  Дед открыл скрипучую калитку и повел покупателей в огород. Вход в дом располагался сзади, прежде чем впустить, дед что-то спросил у мужчины и женщины. Те переглянулись, а потом, рассмеявшись, ответили. Дед рассмеялся в ответ, но Валя видела, ему вовсе не смешно. Он достал связку старых заржавевших ключей, открыл дверь в дом. Все трое вошли внутрь. Взгляд Вали не проникал внутрь, но она знала, приехавшая посмотреть дом парочка умерла почти сразу. Как только они переступили порог плотный туман заволок здание, а через минуту дед уже закрывал дверь снаружи. В руках у него прибавилось ключей, теперь там и ключи от пятерки. Он вышел, аккуратно прикрыв скрипучую калитку. Окинув дом грустным взглядом, старик сел в машину неудачливых покупателей и поехал на свалку. По пути машина стремительно ржавела, к свалке прикатилась уже совершенно старая развалина.
  
  - Валь, - послушался голос Вовы, она тут же проснулась. Перед ней муж, он трясет за плечо.
  
  - Вова? - спросонья ответила Валя. - Это ты?
  
  - А кто ж еще? - усмехнулся муж. - Пива что ли выпила и уснула?
  
  - Да, - потерла глаза Валя. Голова болела так, будто выпила она не бутылку пива, а бутылку водки. - Жарко было, вот и разморило.
  
  - Ну ничего. Уже вечер, жара скоро спадет.
  
  Вова чмокнул жену в щечку и пошел в дом. Валя следом - надо еще ужин готовить.
  
  До самой ночи у нее болела голова. Ни таблетки, ни еще бутылка пива не помогли. Сына из сада забрал Вова, а она, кое-как состряпав ужин, пошла в спальную и легла. Сегодня не до любовных утех - Володя не приставал к жене, до часу ночи играл в компьютере. Впрочем, когда, со слегка ошалевшими глазами, он пришел в спальную и осторожно улегся рядом с женой, та еще не спала. Наверное, выспалась днем, теперь сон, как и в прошлую ночь, не шел. Вова заснул быстро, а Валя лежала и думала.
  
  На электронных часах цифры показали три ночи, когда она услышала с улицы странный звук. Унылый мужской голос пел грустную казачью песню - 'Не для меня'. Слова у песни вправду навивают тоску, писал явно человек, отлично понимающий в грусти: 'Не для меня придет весна, не для меня Дон разольется и сердце девичье взойдется с восторгом чувств - не для меня!', - пел хрипловатый, неприятный голос. Валю же песня наполнила вовсе не грустью, а страхом. Ей не хотелось вставать и смотреть, кто поет, но когда она поняла, песня громче, страх заставил вылезти из кровати. Она подошла к окну - на том же месте, где вчера завывала баба Тоня, другой человек. Тот самый дед из ее сна, только одетый по-зимнему, хотя в это время даже ночи в Багаевке жаркие. Теплая шапка-ушанка, старый казачий китель, ватные штаны и валенки, вдетые в калоши. Старик курил самокрутку и хитро улыбался в густую бороду - он напомнил ей деда Щукаря. Как только Валя выглянула, песня смолкла. Дед очень внимательно глядел на нее. Он стоит прилично от нее, но зрение девушки будто усилилось, она различила и морщины, и подпаленные сигаретой усы, и красноватые как будто глаза, глядящие очень хитро из-под длинных, пучком, бровей. А потом дед поднес большой, старческий, покрытый венами кулак с оттопыренным указательным пальцем и прижал к губам, как бы призывая к тишине. Но Валя сразу поняла, что означает это жест. Молчи. Не говори никому, что знаешь. Валя испуганно кивнула, соглашаясь с дедом. Тот улыбнулся обветренными губами и, сделав шаг назад, ушел из-под круга света в тень, полностью растворившись в ней.
  
  Валя бессильно упала в кровать и забылась беспокойным сном.
  
  На следующее утро, отвезя сына в садик, она не поехала домой. Сразу в больницу, еще раз навестить бабу Тоню. Оказалось, старуха уже выписалась. Тогда Валя поехала к ее дому, но гудки машины и стук в высокий забор ни к чему не привели. Валя двинула домой.
  
  Следующая неделя прошла для нее беспокойно, в первую очередь потому, что ей вдруг стало очень везти. Валя каждую неделю покупала лотерейный билет, как, впрочем, делают многие. До этого времени она выигрывала максимум сто рублей, а сегодня, просматривая утреннюю газету, обнаружила, что выиграла почти сто тысяч. Вова сначала не поверил, но потом поднял жену и закружил в безумном танце, весело смеясь и покрывая лицо поцелуями.
  
  Но это было только начало. Внезапно в Багаевку пришла жара. Все ходили, как вареные раки, но над домом Вовы и Вали нависла маленькая тучка - там образовалась постоянная тень. Со стороны это незаметно, но, зайдя во двор, чувствовалось сразу. И еще огурцы в 'балаганах' будто наелись стероидов и росли, как сумасшедшие. За две недели Вова аж похудел, собирая их. Но он не жаловался на усталость и счастливый ездил продавать на рынок. У сына прорезалось несколько зубов, он стал говорить почти как взрослый, хоть были с этим проблемы, которые нервировали родителей. И еще чувствовала Валя себя просто потрясающе. Никогда она не была более здоровой, против обыкновения отлично переносила жару.
  
  Их жизнь наполнилась кучей приятных мелочей. Крохотные удачи преследовали везде. Вот вроде пошел в магазин, а очереди нет. Или идешь по улице и находишь сторублевую купюру. В этом особенно везло именно Вале, за две недели она нашла денег на две тысячи. Было много всего, много пустяков, незаметно делающих жизнь лучше. Но только Вале всё это не нравилось. Она-то понимала, этими удачами ее просто подкупают. Станица платит за то, что она не открывает рот. И она держала тайну. Хотя целую неделю пыталась поговорить с бабой Тоней, ей этого так и не удалось. Проклятая старуха в последний момент всегда ускользала. Вот вроде видна на горизонте, но попытаешься догнать, завернет в проулок, и нет ее.
  
  Так потекли дни. Валя не призналась мужу ни в чём, Вова тоже хранил молчание. Вот только чем ближе приходила осень, тем беспокойнее были их сны. Сезон грунтовых огурцов окончился, Вова с гордостью ходил по своим отапливаемым теплицам и ждал очередной урожай. И пусть он будет не такой большой, как летом, но и цена куда выше. Им по-прежнему везло во всём, за что ни возьмись. Но ночью то беспокойство, что расползалось по всей планете, передавалось и им. Да, им везло, но про окружающих этого не скажешь. По станице прокатилась целая волна преступлений - такого не помнил никто. Власти пытались бороться с кражами, убийствами и изнасилованиями, но очень вяло. Слишком много людей в пагонах сами поддались греху - в их сердца проник вездесущий зов. Эван созывал всех будущих рабов и они, пока еще робко, но с каждым днем сильнее и сильнее, показывались на людях. Хотя в Багаевке еще куда ни шло. Подумаешь, обокрали несколько магазинов, да изнасиловали пару девок, ну так ведь не убили же. А вот в области куда печальней. Объявились сразу два маньяка, теперь у каждой школы постоянно дежурили наряды милиции. Все с содроганием смотрели, что происходит в далеких и манящих красивой жизнью Соединенных Штатах. Там бушевал кошмарный Потрошитель, и никто не мог его остановить. По телевизору множество финансовых экспертов и политиков с гордостью заявляли, что мы, наконец, видим закат Америки. Дождались, дескать. Будто бы они хоть как-то причастны к этому закату.
  
  Дни шли. Вале чаще снился старый казак. Он ничего особенного не делал, просто грозил указательным пальцем, как неразумному дитяти, а потом прижимал его к губам, призывая к молчанию. А вот Вовины сны были весьма разнообразны. Всё чаще он видел страшного, мускулистого человека, шедшего по бескрайней пустыне. На его пути попадались люди, он убивал их. Иногда ему снилась баба Тоня, плачущая кровавыми слезами. А иногда он сам, с вырванным сердцем, лежащий на полу собственного дома. По утрам он просыпался с больной головой и красными прожилками в глазах, хотя с вечера не пил уже несколько недель.
  
  Приближался новый год, настроение у супругов портилось. Зов Эвана достиг и Багаевки. Как ни могущественна жадная станица, но и она поддалась голосу, который звучал в умах миллионов. Но станица кое-как хранила жителей - по-прежнему ни одно убийство не произошло на ее территории. Мир замер в ожидании плохого. Каждый землянин чуял нарастающее напряжение. Националисты и прочие идейные извращенцы поднимали знамена. Убийцы выставляли жертвы в интернете. Насильники активизировались, как никогда, теперь массово извращались не только над девушками, но и над парнями. Больше не увидишь девушку, прогуливающуюся вечером без сопровождения, да и парни ходят толпой. Под мраком ночи творились самые отвратительные и ужасные преступления. Близилось явление антихриста миру.
  
  И вот, Давид, мы можем взглянуть на Валю и Вову тем утром, когда в храм Нью-Йорка зашел Эван. Как обычно утро встретило их в слегка потерянном состоянии, но они уже привыкли. Покрасневшие глаза смотрели на унылый пейзаж из окна, там раскинулась грязная деревня. Зимой и осенью Багаевка превращалась в настоящее скопище грязи. Будто кто-то не поленился и, взяв кисточку, покрыл все улицы ровным слоем жидкой грязи. Они пили кофе, ели уже порядком надоевшую яичницу. В детском садике разгулялся грипп, сын еще спит в детской. Вова пошел в 'балаган' и проверил огурцы. Нудная, монотонная работа уже не приносила того успокоения и радости, как всего несколько месяцев назад. Хотя сезон в этом году был самый удачный.
  
  Ближе к вечеру они увидели это. По телевизору мускулистый мужчина раскидывал автомобили, убивал и рушил самый большой город в мире. Не только эта семья следила за кошмаром, что разворачивался в Нью-Йорке, но никому оно не принесло такого успокоения. Нет, сначала Вова вел себя, как все, глядя на Эвана - не верил. Но довольно быстро догадался - свершилось необратимое. А когда страшный человек в открытую выступил по телевизору и заявил, он пришел убить всех людей; когда на весь мир показали кадры, где Эвану в грудь попадает снаряд из гранатомета, а он спокойно поднимается... Вова понял - это он. Тот, кого может убить только герой. И герой - это Вова.
  
  Тем же вечером он долго не ложился спать. Жена уложила сына в кровать и тоже прильнула к телевизору. Она не понимала, почему муж так нервничает, но чувствовала, скоро должно что-то произойти. Ее опять посетило то чувство, предупреждающее о чём-то интересном. И вскоре оно случилось. Вова сидел и пил уже пятую бутылку пива. Такого за ним редко случалось, обычно он останавливался на второй, а крепких напитков вообще почти не пил. Но сейчас Валя видела его таким пьяным, каким он не был даже на их свадьбе. Он сидел полулежа, положив голову на грудь, и уперся невидящим взглядом в телевизор. Там продолжали показывать бойню в Нью-Йорке.
  
  - Любимый, - позвала Вову жена. Тот не ответил. - Вова!
  
  - А? Что? Что такое?
  
  - Может, тебе лучше пойти спать?
  
  - Нет. Я хочу посмотреть на него... - рассеянно ответил муж.
  
  - Любимый, по-моему, тебе уже хватит, - сказала Валя, глядя, как он открывает шестую бутылку.
  
  - Что? А, это последняя, да. Послушай, милая, я должен тебе кое-что рассказать. Это касается бабы Тони...
  
  - А что с бабой Тоней? - напряглась Валя.
  
  - Да, может, и ничего. Просто, понимаешь... помнишь, я ходил с ней в церковь? Да нет, это всё, конечно, глупость, но... Блин, я даже не знаю, как это объяснить...
  
  - Успокойся, милый. Расскажи, как есть.
  
  - Да, тебе легко говорить. Я вот боюсь, как расскажу, ты скажешь, я сошел с ума.
  
  - Не волнуйся. Я знаю, ты совершенно нормальный человек, так что рассказывай и не бойся, - сказала Валя. Если бы он знал насколько ЕЙ нелегко. Впрочем, сначала она выслушает его.
  
  - Ладно, - собрался Вова. - Будь, что будет. Я соврал тебе. Я не просто прочитал молитву сто раз, мне было видение.
  
  - Какое?
  
  - Будто я плаваю в каком-то ярком свете, и голос сказал мне, я должен идти на запад и убить антихриста. А потом баба Тоня мне всё подробно разъяснила, но я послал ее, куда подальше. И вот, похоже, этот антихрист объявился. И я не знаю, что мне дальше делать...
  
  Вова замолчал и сделал глоток пива. Валя сидела и обдумывала услышанное. Так значит вот из-за чего весь сыр-бор. А она несколько месяцев гадала, что имела в виду старуху. И неожиданно для себя Валя рассердилась на нее. Неужели нельзя было всё сразу рассказать и не заставлять столько времени сидеть на иголках. И еще она поняла, бабка действительно сумасшедшая. С другой стороны - жить в этой деревне и знать ее страшный секрет кого угодно доведет до безумия.
  
  - И что ты собираешься делать теперь? Пойти и убить этого Эвана? Но как? Ты же видел, его даже танк не берет, - с неожиданной злобой в голосе сказала она.
  
  - Никуда я идти не собираюсь, - ответил он еще злее. - Просто я хотел, чтобы ты знала. А эта старая идиотка может говорить, что хочет, я уверен, скоро американцы разберутся с ним сами. Если он даже антихрист, то они его просто поймают, посадят в клетку и дело с концом. Ладно, я пойду спать.
  
  - Я с тобой.
  
  Валя пошла в спальню за мужем и, проходя рядом с диваном, увидела недопитое пиво. В горле внезапно пересохло, она одним глотком допила остатки.
  
  Эту ночь супруги провели горячее предыдущих. Напряжение, висевшее несколько месяцев, спало, тайны открылись, и Валя разошлась. Наверное, таким грубым и страстным их секс еще никогда не был. В разных позах, с криками они соединяли тела, казалось, целую вечность. От выпитого он не мог быстро кончить, зато возбуждался снова и снова. Она же больше всего походила на разъяренную кошку. Ее короткие ногти до крови раздирали его спину, а рот то и дело выплевывал грязные ругательства. О, какими только словами не обзывала она Вову! Этой ночью она сказала ему всё. И зачем он вывез ее в эту гребанную деревню, и почему похоронил тут девичьи мечты. Правда, Вова не услышал ничего из сказанного. В такт его движениям в их головах пульсировала одна и та же фраза, доводящая до полного, дикого животного экстаза. 'Присоединяйся, присоединяйся, присоединяйся!!!', - стучало в висках, а нервные окончания сотрясало от оргазма. Они покрылись каплями пота, в темноте Вова не смог различить, пот его жены приобрел розовый оттенок. И только под утро они успокоились и уснули. Но не в объятьях друг друга, а, как бы стыдясь содеянного, легли на разных сторонах кровати спиной к спине. Сон их населяли кошмары, но они уже привыкли.
  
  Их разбудил сын, требовавший есть. Валя, как в тумане, пошла на кухню и приготовила дежурную яичницу. Вова еще спал. Покормив ребенка, она пошла в ванну и обнаружила, ее тело покрыто розовыми разводами. Это ее сильно напугало, она поспешила смыть вчерашнюю ночь.
  
  Муж проснулся только в двенадцать и пошел на кухню. Валя сидела в зале и смотрела телевизор. Там опять показывали картину разрушения и убийства. Вскоре Вова присоединился к ней. Между ними за эту ночь что-то пробежало. Да, им было хорошо, но такой секс бывает между проституткой и озабоченным, а не между мужем и женой. В нём не было любви, лишь похоть. Похоть, в процессе, приносит удовлетворения гораздо больше, нежели любовь. Вот только после похоти остается пустота, как бы изощренно ты не удовлетворил ее. А за любовью... за любовью остаются дети, чувства, бывает, обиды, но что-то остается. После похоти не остается ничего. Впервые за время замужества Вова и Валя, не начали утро поцелуем.
  
  - Ну что там? - спросил Вова.
  
  - Всё то же, - безразлично ответила Валя. - Вов, прошлой ночью... я не знаю, что на меня нашло...
  
  - Ничего, мне даже понравилось, - соврал он. Ему не понравилось. Тогда нравилось, а теперь - совсем не нравилось. И он не мог понять, почему.
  
  На этом разговор окончился.
  
  В Америке люди прятались в подвалах, а другие, наоборот, из них выползали, но работу еще никто не отменял. Вова пошел в огород и с ужасом посмотрел на ближайший к дому 'балаган'. Всего у него три теплицы, каждая встречала его по утрам запотевшей пленкой. На улице легкий мороз, и отопление работало на всю... вернее, должно работать. Но сегодня пленка прозрачная.
  
  Он влетел в 'балаган', понимая, что забыл вчера включить отопление. Все огурцы погибли за одну ночь. Вову обуяла ярость. Он схватил тяпку и принялся бешено разносить повисшие стебли в зеленую кашу. Он крушил их с таким остервенением, что скоро вспотел от натуги, но это только начало. Расправившись с бахчей, он стал рвать пленку и громко материться. Вся подготовительная работа коту под хвост! Два месяца!
  
  Он наверняка пошел бы в другой балаган и разбушевался бы там, если из дома не выбежала Валя. Она впорхнула в 'балаган' и увидела растрепанного мужа с безумными глазами и взъерошенными волосами, крушащего последнюю стенку теплицы.
  
  - Милый, - сказала она и отскочила, когда муж - ее собственный муж! - замахнулся на нее тяпкой.
  
  - Господи, - сказал Вова, осознав, что собирался сделать. А потом кинул тяпку и осел на землю. По его щекам потекли слезы.
  
  Валя слегка отошла от шока и, подбежав к мужу, обняла. Она тоже заплакала, когда прислушалась, как ее муж, всю брачную жизнь казавшийся таким надежным, таким взрослым, плачет и тихим писклявым голосом повторяет:
  
  - Я не могу, Господи, я не могу... Почему я, почему...
  
  И она поняла. Поняла - это конец. Теперь она знала, о чём говорила баба Тоня, знала, какую жертву надо принести.
  
  - Ты должен уйти, - сказала она тихо и замогильно.
  
  - Что? - он спросил, будто даже не понимал, кто ему это говорит. - Куда?
  
  - На запад.
  
  - Ты что же думаешь...
  
  - Сейчас! - рявкнула она. - Если ты не уйдешь сейчас, не уйдешь никогда!
  
  - Но я не хочу... Я не могу бросить тебя и сына...
  
  - Чтобы нас бросить, ты должен сначала нас найти! Уходи, иначе, клянусь - я разведусь с тобой уже завтра!
  
  - Чего?
  
  - Мне не нужен трусливый муж, а моему сыну не нужен трусливый отец. Нам нужен герой. И попробуй доказать, что ты - это он. Иди!
  
  Владимир смотрел на свою жену с ужасом. Неужели эта та самая женщина, на которой он женился? Нет, это не могла быть она. Та была другая, совсем другая... Как пьяный, он встал и пошел в дом. Прямо возле порога его маленький сын, на какое-то мгновенье его красивые зеленые глаза вспыхнули нестерпимо желтым светом. Владимир отшатнулся.
  
  Он схватил куртку и выбежал из дома. Он проскочил собственные ворота и побежал - по щекам текли горькие слезы. А в 'балагане' его бывшая жена с великим удивлением осматривала внезапно открывшиеся раны на запястьях. Из них текли две тонкие струйки крови. И она удивилась бы еще больше, если бы увидела, по щекам у нее текут красные слезы.
  
  Вова бежал. Он не знал, куда и зачем - в голове стучала кровь и звучали чьи-то голоса. Одни говорили, чтобы он присоединился к кому-то, другие требовали отправляться на запад. Он прислушался ко вторым и пошел к автомастерской. Вчера он отдал туда машину, скоро техосмотр, надо всё проверить. Но когда пришел, обнаружил открытые ворота и свою машину с вытащенным из капота двигателем. От этого зрелища мысли полопались, как пупырки на защитной товарной пленке, но одновременно пришла и некая ясность. Значит, надо выбираться отсюда иначе. Внезапно он понял, надо уходить из Багаевки! Он не знал, почему, знал только, что надо. И быстро. Сегодня, сейчас. Любыми путями! А иначе не сможет уйти никогда. Он побежал в сторону автовокзала, по пути отмечая, на улице нет людей. Все застенчиво запирали двери, закрывали ставни, зашторивали занавески.
  
  Прибежав на автовокзал, он увидел на дверях амбарный замок и листок бумаги с сообщением, что сегодня автовокзал работать не будет. Ему на плечо легла рука.
  
  - Закурить не найдется, - спросил грубый голос сзади.
  
  - Не курю, - рассеянно сказал Вова и повернулся. Перед ним здоровенный бугай определенно бандитской наружности.
  
  - Может, денег одолжишь на сигареты? - и странный тип полез во внутренний карман.
  
  Впоследствии Вова и сам не понял, почему поступил именно так, но это спасло ему жизнь. Он резко ударил незнакомца в горло, тот упал, пытаясь захватить глоткой воздух. Вова увидел, как из его ладони выпала складная 'бабочка'.
  
  Вова побежал.
  
  Опять пришло странное иррациональное знание - ему пытаются помешать уйти отсюда.
  
  До этого безлюдные улочки наполнились людьми, а дороги обросли старыми машинами. Каждый шофер и все прохожие казались Вове очень зловещими. Все они искоса смотрели на него - подозрительно, неприязненно.
  
  Он начал выдыхаться, перешел на шаг.
  
  До выезда из Багаевки не меньше пяти километров. Он достал телефон, позвонил в диспетчерскую таксистов. Занято. Он позвонил на другой номер, результат тот же.
  
  - Эй! - окликнули его. - Может, тебя подвезти надо?
  
  Вова медленно повернулся и увидел мужика рядом со старыми 'Жигулями'. Выглядел тот как будто нормально, но что-то заставило Вову насторожиться. И через пару секунд он понял, что. Может, он и сошел с ума, но одежда на незнакомом мужчине не колыхалась от ветра. И даже его длинные волосы лежат в полном порядке, а ветер крепчал! Он был как будто голограммой, а не человеком! Вписанная картинка. Мираж.
  
  - Нет. Мне никуда не надо.
  
  - Да всего за сотку.
  
  - Я сказал нет!
  
  - Хозяин - барин.
  
  Незнакомец залез в машину. Вова повернулся и пошел дальше, снова набирая номер такси и едва успел отпрыгнуть в сторону. Незнакомый мужик на полной скорости попытался сбить его машиной!
  
  - Ах ты еб?ный мудак! - прокричал он вдогонку и волосы на голове встали дыбом. Старая пятерка продолжала ехать, но водительское сидение пустовало! Так она без водителя и укатила, резко завернув в проулок.
  
  Мысли в голове запутались. Его пытаются убить! Но почему? И ответ пришел сразу - конечно, потому что он пытается уехать. Но кто? Антихрист? Нет, этого не может быть. Тот сейчас крушит Нью-Йорк. Но тогда кто? И что теперь делать? Вопросов много, но он твердо решил обдумать всё, когда выберется отсюда. Он встал, стряхнул грязь и, подняв голову, увидел на горизонте несколько фигур. Среди них и просивший закурить, и шофер машины, и еще человек пять, которых он никогда не видел. Но больше всего пугал старый дед, что шел впереди процессии, держа в руках казачью саблю в красивых ножнах, украшенных драгоценными камнями. Блин, какая-то дичь происходит - какая сабля, какие камни?!
  
  Вова опять побежал к выезду из Багаевки, но резко затормозил, когда увидел десяток старых 'Жигулей', перегородивших дорогу. Но поверх них виднелось еще кое-что. Скрюченный старушечий силуэт, указывающий кривой клюкой на запад. Герой повиновался и побежал в этом направлении. Никто не противился ему.
  
  Он бежал и слышал, как за ним кто-то гонится. Слышал, сзади едут машины, ворча старыми двигателями. Но он не оборачивался, а бежал как проклятый. Или как благословенный. В груди горели легкие и поднималось странное чувство - он сможет! Потому что ему всё можно! Никто и ничто не может его задержать... потому что он может задержать то, что никто другой задержать не может.
  
  Он проносился меж одноэтажных домиков и огородов, усеянных мертвыми 'балаганами' с оборванной на зиму пленкой. Он бежал, и казалось, все собаки станицы лают на него. А он бежал. В висках стучало, сердце вот-вот должно выпрыгнуть наружу, но почему-то оставалось на месте. Дома кончились, начались куцые южные леса. На деревьях кто-то сидел и рычал, но Вова не обращал на это внимания. В голове засело только - на запад.
  
  Над станицей нависли темные грозовые тучи и, несмотря на декабрь, он услышал раскатистые удары грома, а яркие вспышки молний осветили его. Вскоре кончились и леса, сменившись бескрайними степями. Тучи надавили так, что, казалось, до них можно допрыгнуть. Он полностью выдохся и, наконец, повернулся.
  
  Перед ним Багаевка. Будто окруженная неким теневым куполом, станица гудит, как улей с пчелами или работающий трансформатор. А в нескольких километрах стоит страшный старик с шашкой. И тут, как бы обреченно, дед махнул рукой и, повернувшись, скрылся в леске. Вова понял - его отпустили.
  
  Обессиленный он упал на землю и прямо над собой увидел в облаках просвет. Тонкий луч света пробился сквозь толщу туч и указывал на запад. Вова отдышался, поднялся и последовал за лучом. Он отправился в долгий и опасный путь, но понимал - всё, что с ним произошло, правильно. Он шел и шел. Так минул день, за ним другой и третий. Они проносились в каком-то страшном сне, зато кошмары по ночам больше не беспокоили. Он сторонился автострады - боялся, страшный старик передумает и пуститься в погоню. Так пронеслась неделя. А к середине второй он увидел в небе огненные стрелы, рассекающие черные тучи. Это летели ракеты из США.
  
  Ну а теперь, Давид, мы посмотрим, что там с нашим вторым героем - Борисом? Прошло полгода со смерти Глеба, мальчик окончательно сформировался. Может показаться странным, четырнадцатилетний пацан и окончательно сформировался. Но не забывай - когда в нашу жизнь вмешиваются Темный или Светлый, случается всякое. Светлый создал Бориса героем - это тоже надо учитывать. Герои не такие, как мы. Они и не люди, наверное. Вернее, перестают ими быть, как только начинают исполнять свою функцию. Как Эван крепчал с каждой новой жертвой, так и герои набирали силу, встав на тропу к уничтожению антихриста. Поэтому нет ничего удивительного, что Борис, раньше других героев осознавший свою природу, получился таким, каким получился. Крепким, как закаленная сталь, натянутый, как тетива лука и фанатичный, как крестоносец.
  
  Итак, Борис продолжал обучение, но это уже явно лишнее. Он уже перерос всех учителей и в боевых искусствах, и в вере. Мальчик едва ли спал больше четырех часов в сутки, а бодрствование делил между тренировками и молитвами. Наверное, и малым возрастом можно объяснить его страсть к исполнению долга, что на него возложил Глеб. В мальчике осталось еще много живого и человеческого, даже детского. В снах он видел себя, разрубающего огромного антихриста красивым булатным мечом. И тогда все восхитятся им, весь мир скажет: вот он, спаситель человечества, настоящий герой! И тогда слава и почет. Хотя он пока толком не знал, что будет делать с этими славой и почетом, но это не препятствие на пути к ним. Он тренировался до седьмого пота, а потом и до восьмого, и до девятого. Каждый день по несколько часов он стоял перед алтарем в храме, выпрашивая Господа даровать силы. Будто не решается судьба планеты, а идет необычная и очень увлекательная компьютерная игра. Где Господь сможет добавить силы, жизней и умения.
  
  Когда одним декабрьским утром настоятель монастыря позвал его в свою келью и показал на экран телевизора, который Борис не видел уже почти два года, все существо героя затрепетало. Он впервые увидел лицо врага. Того, ради которого он родился. Того, ради которого он жил. И того, ради которого он готов умереть. Это правда, Давид, Борис не думая отдал бы жизнь, но только на единственном условии - если это позволит победить антихриста. Иногда он даже мечтал, как пронзает его мечом, но на последнем издыхании враг разрывает его на части. И благодарные люди выстраивают ему огромный памятник, гораздо больше, чем Колоссу Родосскому. И до конца времен ему будут приносить туда тысячи цветов, и сложат о его героизме бесчисленное количество песен. Вот он - величайший герой мира!
  
  Четырнадцатилетний мальчик встал с кресла и пошел к телефону на столике. Он поднял трубку и позвонил в аэропорт. Самолет до Москвы вылетал из Ноябрьска вечером, он без труда заказал билет. Потом он собирался оттуда вылететь в Америку. Ему давно сделали и заграничный паспорт, и все возможные визы. Он мог спокойно добраться в любую точку мира в течение двух суток. Тот таинственный орден, что готовил мальчика, имел огромную власть; в нём знали, лучше убить антихриста, пока тот не вошел в полную силу.
  
  - Ты готов, Борис? - спросил у него настоятель, заранее зная ответ.
  
  - Да.
  
  - Тогда езжай с Богом.
  
  Настоятель, перекрестив Бориса три раза, поцеловал его в лоб. Машина уже ждала на улице, но прежде Борис пошел к себе и переоделся в 'гражданскую' одежду. Он взял меч, разрешение на его перевозку как музейного экспоната и кейс, набитый всякими полезными игрушками и деньгами. При просвечивании этого кейса проявлялись обычные вещи, вроде носков и рубашек. Осталось совершить последнюю молитву в храме и - в бой.
  
  Приехав в Ноябрьск, он сел на самолет до Москвы. Прилетев в Москву, пошел заказывать билет до Нью-Йорка, и вот тут столкнулся с первой проблемой. Нет, ему продали бы билет, несмотря на молодой возраст. Это как раз не проблема, есть документы на имя сына американского посла. И вообще, все необходимые бумаги, вплоть до письма от этого посла с объяснением, почему он не может сам купить билет сыну. Дело не в том. Просто из Москвы до Нью-Йорка самолеты не летали. Очень 'неожиданно' какой-то пилот сошел с ума и угнал один из 'Боингов', все вылеты в Америку из Москвы заморозили. Но девушка, сидевшая на кассе, так пропиталась к юному сыну посла США, что предложила другой вариант. Из Питера самолеты в Америку всё еще летали, в том числе и до Нью-Йорка, так что бери билет и вперед. Борис поблагодарил девушку и купил сразу два билета: один до Питера, другой до Нью-Йорка.
  
  Ты, наверное, уже догадываешься, всё не просто так в нашей сказочке, ибо героиня живет как раз в городе на Неве. Поэтому мы ненадолго оставим Бориса в ожидании самолета до Санкт-Петербурга, а сами посмотрим, что делает Анна.
  
  Но сначала - поглядим, что там с ней было эти неспокойные месяцы. Скажу сразу, с Максом Аня порвала через неделю, как увидела в мечтах Эвана. Слишком ярок был контраст между мужчиной, с которым она хотела заниматься любовью и тем, с которым она ей занималась. Она трахалась с ним с закрытыми глазами, но приходилось их иногда открывать, и тощее, бледное тело любовника не шло в сравнение с грудой мускулов черноволосого красавца из снов. Да и лицо прежнего любовника никак не похоже на суровое и мрачное лицо Эвана. Особенно, впрочем, гасило возбуждение мужское пятнадцатисантиметровое 'достоинство' Макса. Куда ему до 'полицейского жезла', что долбил ее в сексуальных фантазиях по ночам. Бывало, она трижды за ночь занималась сексом с Максом, но ни о каком удовлетворении даже не было речи. Разбуженная пошлыми снами, она просыпалась в пять утра и шла в туалет, где мастурбировала, словно мальчик-девятиклассник. Но и сама себя она удовлетворить не могла. Всё это было не то. В ее вагине горел именной огонь, что погасить мог только один человек, которого звали Эван. Конечно, Макс пошел лесом очень быстро, так и не поняв, почему его отшили.
  
  Но, бросив Макса, Анна скоро обнаружила и другую проблему. Ее обуревало неуемное желание иметь плотскую близость. И это серьезно мешало жить. Как можно сосредоточиться на учебе, если вместо лекции мысли устремлялись к Коле и его накаченным бицепсам? Которые он, словно специально, выставлял напоказ, надевая обтягивающие футболки? Не прошло и пары дней после разрыва с Максом, и Анна вдруг, как-то даже неожиданно, обнаружила - на ней пыхтит Коля. Но всё равно - не то. Коля хоть и заглядывал в тренажерный зал, но на культуриста не тянет. И тогда Аня пошла туда, где качки водились стаями - собственно, в спортивный клуб с тренажерами. Она записалась, истратив на абонемент чуть ли не все сбережения. В постели с ней перебывали почти все мужчины в том клубе, более-менее соотвествующие ее идеалу. А идеал у нее примерно такой: молодой, не старше двадцати пяти, с большими налитыми мышцами и непременно брюнет. Хорошо бы, чтобы еще и с большим... Но и здесь ее ждало разочарование. Никто не мог совместить красивое тело вместе с, как смоль черными, длинными волосами и бесстрастным, слегка грустным взглядом. Никто не был Эваном. Что, конечно, и неудивительно.
  
  Так продолжалось почти три месяца. За это время из перспективной студентки, встречающейся с хорошим парнем, Аня превратилась в круглую двоечницу и вдобавок прослыла в университете как конченая шлюха. Дом Знаний стал для нее обычным большим помещением, где с ней никто не здоровается, а за спиной слышатся перешептывания. Так было поначалу, а потом насмешки стали открытыми. Нельзя пройти по широким коридорам университета, чтобы какой-нибудь дебил не предложил отсосать за червонец. К своему стыду Аня таки переспала с парой таких шутников. Естественно, с брюнетами или с красивым телом.
  
  Жизнь медленно превращалась в кошмар. Все бывшие подруги отвернулись, а вернее, она от них отвернулась. Аня знала, после очередной сессии ее выгонят, но не делала никаких шагов, чтобы остаться в универе. Плевала она, что о ней думают, что говорят, хотелось лишь одного - найти ЕГО. Того, кто потушит ее духовку! Кто, наконец, вы%бет ее так, что пятки завернутся! Она хотела кончить, сквиртануть, сломать ногти о его мускулистую спину, отсосать, униженно стоять на коленях перед ним, хотела даже, чтобы он на нее помочился... Этим словом можно описать ее состояние: хотела.
  
  Ну, а теперь, Давид, представь ее реакцию, когда она увидела по телевизору выступление Эвана? По-правде сказать, она даже не расслышала, о чём он говорит. Огромная волна возбуждения и облегчения прокатилась по телу. Значит, он есть, он настоящий!!! Значит, я не сошла с ума!!! И это лишь две мысли из тысячи, что пронеслись в голове. Выступление Эвана закончилось и, естественно, показали не только его, но и всё, что он сделал. Но для Анны это не имело значения. Да окажись Эван спидозным бомжем с деревни Грязежопово, она всё равно сделала бы то, что сделала. Почти синхронно с Борисом она позвонила в аэропорт. Ей сказали, самолет до Нью-Йорка будет только завтра. И Анна стала ждать. Ее разрывало от нетерпения, но теперь она могла ждать. Ведь завтра она встретится с НИМ. А еще она, наконец, узнала, как его зовут - Эван.
  
  Разумеется, и она, и Борис взяли билет на один самолет. Хотелось бы, чтобы они еще оказались на соседних сидениях, но это не так. Мальчик взял билет на самый последний ряд возле туалета, а Анна первый попавшийся. Учителя Бориса всегда советовали брать именно задние места, с них весь самолет виден. В эти секунды Эван крушил Нью-Йорк, но самолет набился почти под завязку. В первую очередь так получилось, потому что все рейсы из Москвы отменили.
  
  Борис вошел в самолет последним - это тоже одна из премудростей, усвоенных при обучении. Так можно рассмотреть всех пассажиров. Хотя Борису это ничего не дало. Ну как он мог что-то понять о проходивших мимо, если за последние два года видел не более тридцати монахов и десяток учителей? Впрочем, двое внимание на себя обратили. Во-первых, странная молодая девушка, пронесшаяся в самолет сразу после объявления посадки, будто спешила на пожар. И еще почему-то привлекла молодая девчушка, примерно его возраста, одетая в простую теплую одежду, с маленьким рюкзачком на плече. Ему показалось, девчонка - иностранка, но чем она приглянулась, он не знал. Быть может, потому, что, как и он, летела без сопровождения взрослых. Что до остальных пассажиров, они виделись скучными и даже обыденными. Мужчины в дорогих костюмах и уже немолодые женщины пытались подчеркнуть одеждой, красота еще не покинула их окончательно. Им нет дела, что в городе, куда они летят, уже во всю буйствует антихрист, а в одном с ними салоне единственный человек, который может его остановить. Они летели по своим бессмысленным делам и совершенно не чувствовали величия происходящего. Это слегка било по юношескому самолюбию героя, но он лишь прочитал молитву и вошел в самолет.
  
  Самолет, хоть и почти полный, но не до конца. Примерно десятая часть сидений свободна, так получилось, на соседних с Борисом креслах никто не летел. Он вольготно расселся, внимательно посмотрел по сторонам, приоткрыл кейс и достал библию. Он серьезно волновался за свой меч. В салон такую штуку не пропустили - пришлось сдать в багаж. Но легким усилием воли Борис подавил волнение. Его спокойствие закалилось часами тренировок и месяцами молитв, ничто не могло выбить героя из колеи. Он так считал.
  
  - Привет, - сказал женский голос, отрывая Бориса от книги. Он поднял глаза и увидел стюардессу вместе с той девчонкой, на которую обратил внимание еще в зале ожидания.
  
  - Что простите? - сказал Борис на чистейшем английском. За последние полгода он выучил целых три языка - как и всё прочее, это далось очень легко. У героев есть это качество - учатся они очень быстро.
  
  - Я так и подумала, что вы тоже из Америки, - перешла на английский стюардесса. Только акцент у нее просто ужасный. - Я просто подумала, раз вы летите один, а у нас есть еще одна пассажирка вашего возраста и тоже без взрослых обоим будет веселее, если вы полетите рядом.
  
  - Конечно, - приветливо улыбнулся Борис. Однако в душе взбурлило. Вместо того, чтобы спокойно почитать священные писания и отдохнуть перед предстоящим поединком с антихристом, надо развлекать глупую соплячку. Да с ней и поговорить-то не о чем!
  
  - Привет, меня зовут Эмма, - представилась девочка. Борис еще раз внимательно рассмотрел ее. В принципе, ничего особенного, девчонка как девчонка. Личико вполне себе миловидное, слегка вздернутый вверх носик, лукавая улыбка на маленьких губках, волосы каштанового цвета, выглядывающие из-под вязаной шапки, которую Эмма не пожелала снимать. Типичный тинэйджер.
  
  - Борис, - сказал герой. И теперь уже он удостоился внимательного разглядывания. Как ему показалось, Эмме он понравился. А как может не нравиться герой?
  
  - А почему у тебя имя русское? Или ты из России?
  
  - Нет, просто мать у меня русская, а отец из Америки, - выдал заготовленную легенду Борис. Если бы Эмма продолжила расспрос о родственниках, получила бы подробнейшую историю, включающую перечисление всех братьев и сестер, вплоть до троюродных, а также упоминание о дедах и бабках. Легенду Борис продумал давно, даже мог рассказать несколько забавных историй из детства. Но девочка не стала расспрашивать о родных. Вместо этого она задала очень неприятный для Бориса вопрос:
  
  - И ты что веришь в этот бред? - сказала она, усаживаясь рядом и показывая на библию.
  
  - Бред? - напрягся Борис.
  
  - В бога. Или ты не знаешь, наука уже давно доказала, что это неправда?
  
  И сразу ясно - перед ним та, кого он в школе называл не иначе, как зубрила. Борис ведь до сих пор помнил школу. Нет, он полностью изменился и часто просил Господа простить за все хулиганства... Но раз уж она первая начала, можно и вспомнить прошлое.
  
  И теперь у него есть серьезное преимущество перед тем двоечником, которого Глеб вез в монастырь. Сейчас его познаний хватит на десять таких вот отличниц.
  
  - И как она это доказала? - спросил он у девочки. Та, естественно, только и ждала такого вопроса.
  
  - Логически.
  
  - Это как?
  
  - Бога нет и быть не может, - словно отрезала девочка. - Всё, что написано в библии - это сказки и легенды еврейского народа. В век космических кораблей - если бы бог был, его уже давно нашли. Ученые доказали, поклонение Иисусу - это всего лишь переделка языческих религий поклонения Солнцу. И уж, если так начистоту, если бы бог был, он уж, наверное, не позволил бы мне говорить про него такое. Как и никому другому. Ты веришь в седобородого старца, который сидит на небесах и управляет всеми нами? Пожалуйста. Но это - только твое подсознательное желание, чтобы тебя любили. Это, - со снисходительной улыбкой закончила Эмма.
  
  - Позволь не согласиться с тобой, - улыбнулся в ответ Борис. - Нельзя делать вывод, что Бога нет, только потому что его никто не видел. Так и гравитацию никто не видит, но ведь ты не сомневаешься в ее существовании.
  
  - Но гравитацию можно почувствовать. А вот бога твоего почувствовать нельзя.
  
  - Почему же нельзя? Вот я, например, вполне его чувствую, - сказал Борис очень серьезно, а девочка даже слегка съежилась в кресле. - И ни я один - таких, как я, большинство на планете. И их точно не меньше тех, которые ни слова не знают про гравитацию. И ученые пока не установили, откуда она берется и почему действует. То же самое можно сказать и об электричестве, и о теории эволюции. Кстати, ты знаешь, что пятьдесят нобелевских лауреатов совершенно открыто верили в Бога. Начиная от Ньютона, Эйнштейна и заканчивая Шредингером. Именно эти пятьдесят великих умов и построили цивилизацию, в которой мы живем. Они делали свои величайшее открытия и ни у кого не возникало мысли, что Бога нет. Вся наша цивилизация совсем не 'научная', а христианская. В христианстве впервые были заложены принципы любви и свободы. Христос заповедовал нам эту свободу - свободу выбора. И наука пошла из религии точно так же, как обычаи, традиции. Демократия и свобода слова, в конце концов. Христианство породило огромную псевдонауку - каббалу, которая была у основ математики. Христианство - это единственная религия, которая, пускай и неохотно, но приютила под крылом тысячи ученых, которые потом отплатили ей эпохой атеизма. И христианство почти безгранично властвует сейчас на планете, оказавшись самой жизнеспособной из религий. А если твоя в кавычках наука, которая якобы правит миром, не может этому противостоять, несмотря на всё свое могущество - значит, на стороне религии сила, которая ее превосходит. И имя ей - Бог.
  
  - А всё равно ты меня не переубедишь! - надула губы девочка. Она не ожидала от незнакомого мальчишки таких речей.
  
  - А я и не собираюсь тебя переубеждать. Это вам, атеистам, надо нас обязательно переубедить. Ты можешь верить, можешь не верить. Ничто не дает такую свободу, как вера. Если ты веришь, что тебе воздастся за грехи после смерти, если веришь, что после смерти вообще что-то будет - ты освободишься. Тебя оставит самый главный человеческий страх - страх смерти. Но ты, зная, что после смерти поступки твои оценят и осудят, будешь стремиться прожить даже не просто праведную жизнь. Ты постараешься стать в этой жизни героем. Послужить всему человечеству. Чего никогда не сможет атеист.
  
  Эмма окончательно скисла. Она и сама не поняла, почему этот маленький выскочка так просто заткнул ей рот. Ведь у нее была еще тысяча аргументов против Бога, но заставили их забыть даже не доводы Бориса, а тон, каким он говорил. Он как будто точно знал - Бог есть, и растолковывал глупому ребенку элементарные вещи, вроде того, что нельзя совать руку в костер. Она замолчала, а Борису только этого и надо. Он спокойно уткнулся в книгу.
  
  Внешне Борис спокоен, но в мыслях на воображаемых устах растянулась улыбка до ушей. Ему вспомнилась школа и то чувство, когда удавалось переспорить отличницу. Но улыбался он недолго, вскоре писание полностью захватило, и он сосредоточено вчитывался в каждое слово, ища скрытый смысл меж строк. Естественно, читал он пророчество Макура.
  
  Борис недооценил Эмму. Он-то думал, на время перелета его оставят в покое, но не тут-то было.
  
  - А ты слышал, что сейчас в Нью-Йорке? - не выдержала долгого молчания девочка, отводя Бориса из размышлений.
  
  - Это ты про что? - спросил он, неохотно отрываясь от книги.
  
  - Ну про этого человека, который всё крушит и его якобы нельзя убить. Ты в это веришь?
  
  - А почему я не должен верить тому, что видел собственными глазами по телевизору?
  
  - Ну как, это же невозможно, чтобы кого-то нельзя было убить.
  
  - А если это как раз тот самый страшный человек, о котором говорит Макур?
  
  - Не начинай опять, - поморщилась Эмма. - Я, по-моему, уже говорила, что в бога не верю.
  
  - А дело не в том, что ты не веришь в Бога. Тут вопрос, веришь ли ты в Сэта?
  
  - Конечно, нет. Если бы я во всё это верила, не летела бы сейчас в Нью-Йорк. Это какие-то шутки или Пентагон хочет поднять бюджет армии...
  
  - А твои родители живут в Нью-Йорке? - внезапно спросил Борис заинтересованно. Действительно, что-то тут не так. Остальные пассажиры самолета бизнесмены или какие-нибудь сумасшедшие, вроде той девицы, что влетела первой в салон. Многие из них могут идти на зов Эвана - его юный герой тоже чувствовал, но борол с легкостью. Но что за безумцы заставляют дочь лететь в город, где бушует Эван?
  
  - Да, папа. Они с мамой уже давно в разводе, вот он и пригласил меня к себе погостить.
  
  - А твоя мать живет в России?
  
  - Ага. Она работает в посольстве в Санкт-Петербурге. Только, по-моему, ей на меня наплевать. Она сейчас слишком занята поисками мне нового папы.
  
  - А настоящий папа кем работает? - не отставал Борис. Ему ближайшее будущее этой девочки совсем не нравилось.
  
  - Да он простой работяга. Работает на стройке.
  
  - А из-за чего твои родители разошлись?
  
  - Эй, а тебе не кажется, что это уже не твое дело? - нахмурилась Эмма.
  
  - Не кажется, - ответил Борис. В холодных, не по-детски серьезных глазах Эмма прочитала то, что уже давно не видела. Заботу напополам с беспокойством.
  
  - Я не знаю. Мама мне этого никогда не говорила. Как я помню, они почему-то поругались и разошлись. Мне тогда было десять лет, я помню, они ругались, но мать отправила меня в свою комнату, а после часа ругани пришла и сказала, чтобы я собрала вещи и увезла меня в мотель. А через месяц они уже развелись.
  
  - А что говорит твой отец про этого Эвана?
  
  - Да ничего. Вроде это просто какой-то клоун, да и то, что в новостях показывают, тоже сильно преувеличено.
  
  - А твой отец будет встречать тебя в аэропорту?
  
  - Конечно. А твои родители нет?
  
  - Нет, - покачал головой мальчик. - Отец сильно занят, сказал, чтобы я взял такси.
  
  - Ну, тогда мы сможем поехать вместе! Здорово, правда?
  
  - Да, здорово.
  
  Но ничего хорошего Борис не видел. Ему очень не нравилось эта история, но он решил, пока не будет делать поспешных выводов.
  
  Они продолжали мило болтать о всякой чепухе, хотя Бориса и не назовешь специалистом по ней. Два года, потраченные на обучение, выкинули его из молодежного информационного потока. Он не смотрел последних фильмов, не слушал новой музыки, пропустил свежие веяния в моде. Эмма, конечно, удивилась, но Борис объяснил, что учился в очень строгом интернате для мальчиков, им не разрешали даже смотреть телевизор. Эмма пожалела его и быстренько исправила это упущение. Она вытащила из рюкзака ноутбук и, достав наушники, начала посвящать Бориса в новинки молодежной жизни. Правда, наушники одни, но она честно разделила их, отдав левый динамик ему, а правый вставила в свое ухо. Они оба слушали музыку, но для этого приходилось держать головы очень близко. Борис с удивлением отметил, ему нравится, как пахнут ее волосы, торчащие из-под шапки. После музыки они посмотрели новый блокбастер. Борис неоднократно замечал, Эмма то и дело бросает на него взгляды. Впрочем, в этом он от нее не отставал.
  
  Самолет прилетел в Нью-Йорк в два часа дня по местному времени. И Борис, и Эмма так увлеклись фильмом, что даже не обратили внимания - над городом кое-где вздымаются столбы дыма. Но аэропорт города Нью-Йорк работал, даже когда сам Нью-Йорк методично разрушала армия Эвана. И еще как работал. Тысячи грешников летели к своему властелину, шли на зов, как гиена идет на запах падали.
  
  Герой и его новая подруга прошли таможню, двинули за багажом. Мимо пронеслась девушка с безумным взглядом и сразу выбежала в город. Багажа она не везла, хотя и у Бориса в багажном отделении только меч. Герой аккуратно спрятал его в чехол и обернул в толстую вощеную бумагу. А вот у Эммы, как у любой уважающей себя девочки, чемодан приличных размеров. Борис по-джентельменски помог ей. Эмма только сейчас отметила широкую спину Бори и не по-детски сложенную фигуру - чемодан, который едва подняли два помощника ее матери, Борю, казалось, даже не напряг. Он одной рукой поставил его на телегу и повез в город.
  
  А там, посреди хаоса зала ожидания, их ждал толстый, улыбающийся до ушей дядька, сразу бросившийся к Эмме. Подбежав, он поднял ее на руки, заключая в объятья. Борису он не понравился сразу. Что-то безумное показалось во взгляде миндалиевых глаз, точной копии глаз его дочери. И еще, когда мальчик пожал влажную ладонь отца Эммы, в мыслях, очень-очень далеко, прозвучало: 'Присоединяйся'...
  
  - Пап, это Борис, - представила его Эмма. - А можно он поедет с нами? Его родители заняты, и ему придется ехать на такси. А так ты можешь его подбросить.
  
  - Конечно, милая, - мужчина перевел взгляд на Бориса. - Это просто прекрасно, что твой друг поедет с нами.
  
  - Приятно познакомиться, мистер... - сказал Борис, отпуская потную ладонь.
  
  - Называй меня просто Джейк. Дядя Джейк.
  
  Они пошли к выходу. Эмма тараторила, не переставая рассказывая, как она окончила семестр на одни пятерки, а Джейк громко восхищался ей. Он легко тащил тяжеленный чемодан дочери - крепкий мужик, видно сразу. Они пошли к его машине, Борис, вроде как скромно, но точно руководствуясь указаниям учителей, устроился на заднем сидении. Они поехали, Борис задал вопрос, больше всего интересующий героя:
  
  - А что сейчас происходит в городе, мистер Джейк? Что с этим Эваном?
  
  - Да ничего. Просто очередной сэтанист. Фокусник. Теперь эти уроды повылезали из дыр и устраивают всякие бесчинства, но мэр уже заявил, к вечеру полиция всех поймает и устранит беспорядки.
  
  - Я же тебе говорила! - сказала Эмма довольно. - Всё это чушь. Никакого антихриста нет и быть не может!
  
  - Будем надеяться, ты права, - тихо пробормотал Боря.
  
  - Пап, а ты вообще куда нас везешь? - спросила Эмма. - Надо же сначала довезти Бориса к его родителям.
  
  - Конечно, милая. Только заедем к моим приятелям на склад, я должен им кое-что передать. И сразу отвезу его. Это всё равно по пути.
  
  Машина ехала, Борис отметил, они единственные въезжали в город - поток машин, пытающийся выехать, очень велик. Фактически другие авто ползли в гигантской пробке, стараясь убежать от Эвана.
  
  - Пап, а почему все эти люди едут из Нью-Йорка?
  
  - Трусы, - презрительно бросил Джейк. - Таким волю дай, они комендантский час установят. Подумаешь, пару домов сожгли, так что теперь - паниковать?
  
  Борис кожей чувствовал, как нарастает напряжение в машине. Эмма замолчала и уставилась на огромную пробку, а ее отец потел и курил сигарету за сигаретой. И вот перед ними предстал Нью-Йорк. Над городом летали бесчисленные вертолеты, кое-где вздымались столбы дыма.
  
  - Не бойтесь, - сказал Джейк. - Это просто дымовухи. На большее эти сэтанисты не способны. Вот мы и приехали, сейчас на пару минут заедем, я кое-что передам своим друзьям и поедем в город.
  
  Он свернул в сторону старого склада. Даже дурак понял бы, склад уже давно не работает. В железной крыше большие дыры, покрытые ржавчиной, большинство окон разбито. Но двери огромного ангара открыты, рядом припарковались два стареньких автомобиля. Джейк заехал внутрь склада. Посреди помещения трое мужиков, соответствовавшие по телосложению отцу Эммы. Такие же толстые и здоровые, они глядели на подъезжающую машину с бешеным блеском в глазах. Как бы случайно Борис разорвал оберточную бумагу на чехле с мечом. Машина остановилась, Джейк вышел и направился к трем мужикам.
  
  - Как-то здесь жутковато, - сказала Эмма, когда отец покинул авто.
  
  - Слушай, а в тот день, когда твои родители поругались, что делала ты? - неожиданно спросил Борис.
  
  - Я? Ну я принимала ванну, когда услышала под дверьми крики...
  
  - Понятно, - сказал Борис и расстегнул чехол на мече.
  
  А тем временем четверо мужчин уже о чём-то договорились и направились к машине. Теперь в их взглядах безумие видно настолько отчетливо, что Эмма сжалась в комочек. У двоих на уровне пояса брюки слегка оттопырены.
  
  - Эмма, Борис, выйдите, я хочу познакомить вас с моими друзьями, - сказал Джейк в открытое окно машины.
  
  - Папа, я не хочу... - сказала Эмма.
  
  - Да ты не бойся, всё будет хорошо, - улыбнулся ее отец.
  
  - Всё нормально, Эмма, - сказал Борис. - Давай выйдем.
  
  Как ни странно, Эмма сразу успокоилась. Она открыла дверь и вылезла из машины. Борис вышел следом, держа в руках сверток с мечом.
  
  - А что у тебя там, мальчик? - сальным голосом спросил один из мужиков.
  
  - Да какая разница! - грубо перебил другой. - Ты кого берешь?
  
  - Мальчика, - ответил первый. - Я всегда хотел такого...
  
  По его подбородку потекла струйка слюны.
  
  - Папа, что происходит? - спросила Эмма. - Мне страшно.
  
  - Не бойся, дочка. Мы просто сейчас поиграем с вами в одну интересную игру. Я давно хотел тебя ей научить, но твоя мать была против. Но тут этой суки нет.
  
  - Я так понимаю, вы - слуги Эвана? - вышел вперед Борис.
  
  - Что? Ах, у нас тут герой, какая прелесть, - умилился третий мужчина. - Боюсь, парень, ты ничего сделать не сможешь. Снимай штаны, становись раком и думай об Англии...
  
  - Вы не ответили на мой вопрос, - сказал Борис холодно. Четверо мужиков аж прищурились, глядя на него. Что-то непонятное есть в этой натянутой, словно дверная пружина, фигуре, распрямившей плечи.
  
  - Хорош базарить. Хватай их! - приказал второй.
  
  Четыре мужчины набросились на детей. Эмма закричала. Борис начал действовать.
  
  Одним резким движением мальчик выхватил меч из ножен, первый подбежавший упал, потеряв голову. Вторым умер отец Эммы. Борис ловко проскочил меж его рук и рассек грудь, разрубая ребра и деля на части внутренности. Двое оставшиеся застыли. Они с ужасом смотрели на быструю кончину товарищей.
  
  - Эй, парень, ты это брось, - сказал один из них неуверенно.
  
  - Папа! - кинулась к трупу отца девочка. Но Борис не обращал на нее внимания.
  
  - Вы думаете, что можете безнаказанно творить зло? - спокойно спросил у мужчин Борис. - Ну и где ваш властелин, который защити вас? Он скоро будет лежать точно так же на холодной земле с перерезанным горлом!
  
  Теперь уже он летит на них так быстро, что почти расплылся в воздухе. Секунда, и оба педофила лежат на грязном полу старого склада отдельно от собственных голов. Герой обернулся и увидел, девочка плачет над трупом отца. Он подошел к ней и, наклонившись, обнял.
  
  - Эмма... - начал он, не зная, что еще тут сказать. Он понимал, она его никогда не простит. Он только что убил ее папу. А папа - есть папа. Хороший или плохой. Но Эмма не вырвалась из его объятий, не оттолкнула, не устроила истерику. Эмма обняла его в ответ.
  
  - Я знала, - сказала она сквозь слезы. - Я знала, что он за мной подглядывает. Но я не хотела его обижать. А потом он пошел к психиатру и сказал, что вылечился. Но... но...
  
  - Я понимаю. Поплачь, поможет...
  
  Так они просидели почти десять минут. Она плакала, а он ласково гладил ее по голове. В детстве горе приходит легко и шарашет с сокрушающей силой. Можно заплакать, наколов палец иглой, или, когда кто-то отрывает крылья бабочке. Уже позже сердце покрывается толстой коркой засохшего навоза, и мы не пускаем боль внутрь. Но у детства есть и преимущество. Горе, что вначале кажется безбрежным, проходит быстро. И это - великая сила детского сердца. Минуло десять минут, Эмма выплакала всю боль и взглянула в голубые глаза Бориса. И не увидела там ничего, кроме теплоты и сочувствия.
  
  - Что нам теперь делать? - спросила она.
  
  - В первую очередь, надо отсюда уехать.
  
  - Нет, нам надо позвонить в полицию и всё рассказать.
  
  - Сомневаюсь, что полиции сейчас есть дело до нас, Эмма. Они заняты антихристом.
  
  - Ну, тогда нам надо поехать к твоим родителям.
  
  - И тут тоже есть проблема. Но сначала нам надо уехать. Вставай.
  
  Эмма, слегка пошатываясь, с помощью Бориса поднялась на ноги. Он повел ее к машине и, посадив на переднее сидение, сам сел за руль.
  
  - А ты умеешь управлять машиной? - спросила она.
  
  - Я много чего умею.
  
  Он лихо развернулся и выехал из ангара.
  
  - Слушай, Эмма, мне надо тебе кое-что рассказать. Но сначала скажи: у тебя еще есть родственники в Нью-Йорке?
  
  - Нет. У меня тетка живет в Лос-Анджелесе, но это через весь континент.
  
  - Хорошо. Тогда я сейчас отвезу тебя в аэропорт и посажу на самолет. Тебе надо поскорее выбираться отсюда, скоро этому городу наступит конец.
  
  - Что ты такое говоришь? Ну, не хочешь везти меня к своим родителям, так и не...
  
  - Мои родители умерли два года назад, Эмма. Я из России.
  
  - Но как же...
  
  - Я врал тебе, Эмма. Прости, но единственное, что я сказал правдиво, было мое имя.
  
  - Но тогда кто ты и зачем сюда приехал? - девочка не сказать, чтобы сильно удивилась. На ее глазах Боря зарубил четырех здоровых мужчин, конечно, тут была какая-то тайна.
  
  - Это не имеет значения. Сейчас главное - посадить тебя на самоле...
  
  Борис резко затормозил машину. Они выехали на трассу, и первое, что бросилось в глаза - огромный дымный гриб, вздымающийся там, откуда они приехали. Это горел аэропорт.
  
  - Проклятье! И что же теперь... - задумчиво сказал он.
  
  - Борис, так, значит, ты не сможешь меня отправить к тете?
  
  - Боюсь, что нет, - как бы извиняясь, покачал головой мальчик. - И я не могу просто посадить тебя в первую попавшуюся машину и отправить из города. Кто знает, на кого уже подействовал он... Ладно, тогда ты пойдешь со мной. Если нам повезет, уже завтра всё закончится, и мы сможем поехать в соседний город, а оттуда ты полетишь к тетке.
  
  - Я не понимаю, о чём ты?
  
  - Сейчас объясню, - сказал Борис, направляя машину к городу. Дымовых труб там появилось больше.
  
  - А зачем нам вообще надо туда ехать? Мы можем просто поехать с остальными из города, - сказала она.
  
  - На то у меня есть причина. Понимаешь, Эмма, я даже не знаю, как начать... Ладно... Вот ты мне говорила, что не веришь в Бога? А я вот тебе скажу, что Бог есть. И не только он, но и Сэт тоже...
  
  - Я же уже говорила тебе, что это враки, потому что наука...
  
  - Послушай, Эмма, мне и так непросто, ты хоть меня не перебивай, хорошо? Как я закончу, говори, чего хочешь. В общем, и Бог, и Сэт есть. Это так, потому что как раз сейчас посланник Сэта разрушает тот город, в который мы едем. И никто не может его убить. Он совершенно неуязвим. Его кожу нельзя даже поцарапать, его волосы нельзя остричь, а еще он невероятно силен. Силен, как тысяча людей, и с каждой секундой он становится сильнее. С каждым совершенным злом его силы прибавляются, и вскоре он будет неостановим! И есть только один человек, который сможет его убить. И этот человек - я.
  
  Он замолчал и покосился на нее, ожидая реакции. Он и сам понимал, звучит, как бред. Пусть она поверит, что антихрист есть, что он бессмертен, что чудовищно силен - этому подтверждение пылающий город. Но поверить, что единственная надежда мира - сопливый юнец, встреченный в самолете? Нет, он сильно сомневался, что она поверит. И более того, ожидал, сейчас она расхохочется. Но девочка опять его удивила.
  
  - А почему именно ты, и как ты узнал об этом? - спросила она секунд через пятнадцать. Всё это время Эмма внимательно глядела на Борю, будто по профилю его стараясь угадать, врет/не врет. Он-то на нее поглядеть особо не мог, за рулем, всё ж таки. Но пару вкрадчивых взглядов кинул - не улыбается, серьезная, может, поверила?
  
  - Потому что я герой. Я понимаю, это звучит странно, но поверь мне, это так. В секретных библиотеках Ватикана, да и не только Ватикана, есть целые комнаты книг об этом. Многие я читал, там сказано, что перед концом мира придет великий злодей и великий герой. И что они сразятся в страшной битве, от исхода которой будет зависеть судьба человечества. Если победит герой, у мира появится шанс продолжить свое существование, и более того - наступят времена великих радостей, ибо зло умрет вместе с посланцем тьмы. Но если победит злодей, умрет последняя надежда и тогда разверзнется ад, и легионы демонов придут, и убьют всех людей. Моему дядьке было видение незадолго до моего рождения, что герой - это я...
  
  - А если твоему дядьке померещилось? - перебила девочка. - Или он был сумасшедшим?
  
  - Мой дядя был великим человеком! - взорвался Борис. Эмма, не ожидавшая этого, вжалась в дверь машины и тихонько ойкнула.
  
  - Прости, - быстро спохватился Борис. - Прости, я не хотел тебя пугать. Я обещаю, что больше никогда тебя не напугаю. Прости. Просто он умер не так давно, и заменил мне отца, когда умер тот. Прости...
  
  - Ничего, - слегка успокоилась Эмма. - Я тоже не должна была говорить про твоего дядю плохо, просто... ну, ты понимаешь, это странновато, что ли?
  
  - Да, я понимаю. Но я - герой, есть другие подтверждения. Всего за два года я превзошел в боевых искусствах всех своих учителей, а меня учили лучшие. Теперь сильнее меня бойца на Земле нет. Ты же сама видела, там, на складе...
  
  - Да, ты был быстр, - на глазах девочки появились слезы.
  
  - Извини, я не хотел тебе напоминать.
  
  - Ничего. Это так ужасно...
  
  - Твой отец поддался зову, Эвана. Антихрист распространяет свой призыв по всему миру. Все люди, в которых есть зло, слышат его и становятся подонками. В смысле, они всегда были подонками, но зов как бы подталкивает...
  
  - Это неважно, Борис. Всё равно уже ничего нельзя исправить, - печально сказала Эмма.
  
  Они ненадолго замолчали. Прошла минута, потом другая, Эмма первой не выдержала тишины.
  
  - А что ты еще делал, когда учился? - спросила она.
  
  - Читал. И молился. Много читал и много молился.
  
  - А что это были за книги?
  
  - Разные. В основном, на религиозные темы. Я прочитал не меньше трех сотен толстенных томов, и могу процитировать каждое слово из них. Я как будто вижу их перед глазами, и даже могу читать в собственной голове. Но только одна книга, сколько бы я ее не читал, не хочет залезать в мозг. Это Библия. Я читал ее сотню раз, и не могу дословно запомнить. Остается лишь смысл, а слова забываются.
  
  - Ну, ничего странного. Она все-таки большая.
  
  - Нет, ты не поняла. У меня абсолютная память, я могу выучить любую книгу, прочитав ее всего один раз. Но не эту. Она как будто зовет, чтобы я прочел ее еще раз. А потом снова и снова. И я должен читать, пока не пойму весь тайный смысл, который в ней заключен. Пока не смогу расшифровать послание, которое передает в ней Господь.
  
  - Звучит глупо.
  
  - А вот и нет.
  
  - А вот и да!
  
  - А вот и нет!
  
  - Да!
  
  - Нет!
  
  И они, внезапно осознав, что ведут себя как дети, рассмеялись. Хотя кем они, в общем-то, были, Давид? Несмотря на пережитое одной и огромную подготовку другого, они и есть дети.
  
  Наступал вечер, они подъезжали к Нью-Йорку. Город встречал их россыпью пожаров и трупов. Пока они ехали, никто не обращал внимания на машину с мальчишкой за рулем. Никто не остановил их, не потребовал объяснить, что они здесь делают, почему едут в проклятый город? Полиция уже оставила Нью-Йорк, к границам стаскивались войска.
  
  Въехав в город, Борис сразу почувствовал дикое безумие, что носилось в воздухе. Он всем своим геройским нутром чуял мерзкий, пьянящий запах греха, который испускал вокруг Эван. Но искать его сегодня опрометчиво. Борис видел, по улицам бродят подозрительные личности, видимо, Эван уже набирает армию. Герой понимал, будь он хоть трижды величайшим воином планеты, продраться сквозь тысячи сэтанистов не удастся - возьмут числом. Есть еще проблема - надо где-то укрыться и что-нибудь поесть. Нет, сам Борис не нуждался в еде. Он мог неделю обходиться без воды, не говоря уж о пропитании. Многочисленные посты закалили желудок, а чудовищной силы воля стерпит все лишения. А вот Эмма так не может. Всё ж декабрь, ночевать на промерзлом асфальте нельзя. Не дай бог подхватит воспаление легких, а больницы вряд ли работают.
  
  Но где остановиться? Мотель? Нет, они все-таки дети, номер им не сдадут. Да и кто знает, не нарвутся ли они там на очередного маньяка? Сейчас город так и кишит ими. И еще надо как-то получить информацию. Самый простой путь - найти пустую квартиру с телевизором. Если судить по потоку выезжающих из города машин, это будет нетрудно. Так и случилось. Они без трудностей доехали до более-менее приличного дома, Борис сказал, чтобы Эмма вылезала. Здесь их поджидала первая неприятность. Когда они вышли из машины, с подворотни раздался старый прокуренный голос:
  
  - Детишки! Мои вы хорошие! А вы не могли бы помочь старому Джо?
  
  - Иди, куда шел, -бросил Борис. Мужчине это не понравилось и быстрой, хотя и шатающейся от выпитого походкой, он вышел из темного проулка.
  
  - Молокосос! Дерзить мне вздумал?! - прокричал мужик, выходя на свет. Выглядел он ужасно: отвратительный грязный плащ поверх рваного свитера висит, как на вешалке, по закопченному лицу на небритой щеке пробежал свежий шрам, сочащийся сукровицей. - Никто не может так говорить со стариком Джо! Больше никто!
  
  Он попытался схватить Бориса. Но на том месте, где мальчик только стоял, остался лишь воздух. В стремительном прыжке Борис увернулся от грязных рук и нанес удар пяткой в нос пьяному бомжу. Послышался треск ломаемого хряща, 'старик Джо' упал на землю. Эмма что-то крикнула.
  
  - Господи! Да ты и вправду быстр! - сказала она Борису, когда тот пошел доставать ее чемодан.
  
  - Я герой, - только и сказал Борис. Он считал, сказал достаточно.
  
  Он без особого труда достал тяжеленный чемодан и потащил внутрь дома. Эмма пошла следом. Если в доме и есть кто-то, с улицы этого видно - в окнах не горит свет. Борис проверил, работает ли лифт и удовлетворенно крякнул, услышав мерное гудение после нажатия кнопки. Тащить эту тяжесть наверх (у нее там свинцовые платья, что ли?!) не хотелось, а ночевать на первом этаже опасно. Борис с новой подружкой поехали на последний. Приехав, он проверил все двери - закрыты. Впрочем, героя это не поставило в тупик. Он взял у Эммы свой кейс и, набрав код на замке, открыл. Эмма стояла сзади и только ахнула, увидев, что скрывал на первый взгляд безвредный чемоданчик. Во-первых, там разобранная винтовка с оптическим прицелом и пара пистолетов. Во-вторых, какие-то бутылочки, пара ножей и набор отмычек. Борис взял последние и стал ковыряться с замком. Спустя минуту, дверь щелкнула, пропуская их внутрь.
  
  - Классно! Так ты еще и взломщик? - спросила Эмма, когда они вошли в квартиру.
  
  - Меня обучали не хуже, чем агентов спецслужб. Один из бывших ЦРУшников был моим учителем, - ответил он, затаскивая чемодан и запирая дверь. Изнутри замок устроен так, что можно закрыть и без ключа. Борис остановил руку Эммы, потянувшуюся к выключателю.
  
  - Подожди. Нам надо сначала завесить окна, чтобы с улицы никто нас не заметил, - сказал он, про себя отмечая, насколько приятно теплая ее ладонь.
  
  Они стали рыться в шкафах и искать, чем бы завесить окна. Перелопатив весь гардероб хозяев, они соорудили достаточно приличные шторы. Борис в это время думал, как глупо он будет выглядеть, если в доме нет электричества. Впрочем, тогда придется зажечь свечи, так что работа не пропадет втуне. Он подошел к маленькой настольной лампе, аккуратно нажал выключатель. Ничего не произошло.
  
  - Блин! - выругался он шепотом. - Так и знал. Ладно, тогда надо найти свечи и...
  
  - А ты проверил, она включена в розетку? - спросила Эмма. Борис мысленно отругал себя, а потом отругал еще сильнее, когда в темноте увидел, штекер лампы действительно лежит рядом с розеткой. Он вставил вилку, и свет загорелся. Он старался не смотреть на девочку, но даже по ушам та определила - он покраснел.
  
  - Ладно, герой, не переживай. С каждым может случиться, - сказала она. Его уши еще больше покраснели. - Я пойду, посмотрю, что у них в холодильнике.
  
  Эмма ушла инспектировать запасы еды. Холодильник хозяева не выключили, открыв его, у девочки сразу потекли слюни. Еды там валом.
  
  - Борис! - позвала она.
  
  - Тише! - шикнул он, входя на кухню. Краска с лица у него сошла. - Не надо привлекать к себе внимание.
  
  - Прости. Ты только посмотри, - сказала она, набросившись на бананы из отделения для овощей.
  
  - Ну и что? Еда как еда.
  
  - Может, ты уже перестанешь разыгрывать из себя Индиану Джонса? - с набитым ртом спросила Эмма.
  
  - Может, и перестану.
  
  Борис тоже налег на еду. Да, он мог терпеть долго, но кому это нравилось? Подкрепившись, Эмма пошла к телевизору. Она уже хотела его включить, когда Борис снова ее остановил.
  
  - Погоди. Как бы хорошо мы не зашторили окна, свет может проникать наружу.
  
  Он выключил лампу. Комната опять погрузилась во мрак.
  
  - Ну и что ты предлагаешь?
  
  - Сейчас.
  
  Борис пошел в спальню, взял с большой кровати покрывало. Потом подошел к телевизору и сел на пол напротив.
  
  - Садись рядом, - сказал он Эмме.
  
  Она подчинилась. Борис накрыл покрывалом себя с Эммой и телевизор. Плотная ткань полностью скрыла их, только после этого он нажал кнопку включения.
  
  - Присоединяйтесь! - прокричал с экрана явно безумный мужчина. Борис тут же понизил звук почти до минимума. Всё равно казалось, голос мужика слышен на другой стороне Нью-Йорка. - Присоединяйтесь! Повелитель тьмы примет в свои ряды всех. Только так вы сможете стать избранниками новой эпохи. Эпохи Эвана! Незачем сидеть в своих норах и ждать конца, разве не лучше присоединиться сейчас, и уже завтра стать избранниками нового общества? Вы станете избранными! Больше нет смысла подчиняться старой морали, навязанной нам святошами. Теперь всё можно! Сам властелин тьмы даровал вам право делать только то, что вы хотите. Присоединяйтесь!
  
  Борис переключил на другой канал. Там голая женщина тоже требовала, чтобы все присоединились к Эвану. По третьему каналу шли новости. Ведущий нервными жестами комментировал происходящее на большом телевизоре, что на заднем плане.
  
  - Вы только посмотрите, что он делает? Этот танк весит сорок тонн! Вы можете себе представить, сорок тонн! А он мало того что поднял такую махину, так еще и кинул его метров на тридцать! А вот этот кадр посмотрите. Прямо в него попадает снаряд из гранатомета и что - его разрывает на части? Нет! Он встает и, отряхнувшись, идет дальше. Он убивает и убивает. Я не знаю, люди, какие еще вам нужны доказательства, что это - антихрист? Или вы думаете, это шутка? Так поверьте, шуткой здесь и не пахнет! Я говорю вам, грядет конец света и никто не сможет его остановить. Как можно остановить такое?
  
  Эмма переключила на другой канал. Там на экране идет снег.
  
  - Зачем? - спросил Борис. Всё это время он жадно ел глазами того, кого призван уничтожить. Запомнить каждую чёрточку, чтобы не совершить ошибки...
  
  - И ты действительно думаешь, что сможешь остановить такое?
  
  - Это мое предназначение, - сказал мальчик спокойно и даже где-то холодно. - Если я не смогу его остановить, никто не сможет. И выбора у меня нет, если я не убью его пока он не вошел в полную силу, он сам найдет меня. Он знает что я - единственное препятствие на его пути.
  
  Она внимательно посмотрела на него. После маленькой речи он раскраснелся и выглядел очень взволновано. Они сидели под плотным покрывалом и смотрели в глаза друг другу. Миндальные глаза Эммы разглядывали синюю бесконечность в глазах героя. А экран телевизора освящал ее курносое лицо, подчеркивая легкую улыбку. Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
  
  - Зачем... зачем ты это сделала? - спросил он.
  
  - Захотелось.
  
  С той же хитрой улыбкой Эмма выбралась из-под покрывала, оставив Бориса размышлять, что сейчас произошло. Прошла пара минут, она услышала приглушенный звук телевизора. Кто-то кричал: 'Присоединяйтесь'. Кто-то давал советы, как уничтожить антихриста. Вот только Борису это безразлично. Он переключал с канала на канал в поисках кадров с Эваном. Он хотел его запомнить.
  
  Минул час, Эмме надоело сидеть одной, она заглянула под одеяло.
  
  - Я пойду спать. Ты идешь? - спросила она Бориса, внимательно рассматривающего Эвана на экране.
  
  - А? Что? Да иду.
  
  Выключив телевизор, он пошел вместе с Эммой в спальню.
  
  - Здесь только одна кровать, - сказал он.
  
  - А ты сообразителен.
  
  - Нет, я могу поспать и на полу...
  
  - Да ладно уж, герой. Ты же ведь монах, так что за целомудрие можно не беспокоиться.
  
  - Я не понимаю, что...
  
  - Ну и хорошо. Давай спать.
  
  Они легли на кровать прямо в одежде. Отопление работало плохо, раздеваться было бы глупо. Борис принес покрывало из гостиной и накрыл обоих поверх одеяла. Одеяло в спальне нашлось всего одно, поэтому они оказались рядом - легли друг к другу спиной. Борис начал читать молитву. Эмма на это никак не отреагировала. Помолившись, Борис стал обдумывать план на завтра. Ни он, ни Эмма не могли заснуть. И вдруг он почувствовал, кровать мелко задрожала. Эмма заплакала. Она оплакивала отца-извращенца и окончание детства, прекрасно понимая, теперь ее жизнь полностью повернула вектор. Впрочем, не только ее, но и жизни всех жителей Земли. Борис повернулся и обнял ее. Содрогания прекратились. Она тоже повернулась к нему лицом и обняла. Так они и уснули. А когда проснулись в Нью-Йорк вошли войска.
  
  Борис очухался от странного звука. Словно вдалеке гремел гром. Но такого не могло быть - сейчас декабрь. Он вскочил с кровати и бросился к окну. Эмма тоже проснулась, но не от звуков, а потому что Борис нечаянно толкнул ее.
  
  - Что такое? - протерла глаза девочка.
  
  - Не знаю. Но мне это не нравится. Вроде стреляют. Надо сходить на разведку.
  
  - Ты спятил? Какую разведку? Тебя же могут там убить!
  
  - Не смогут. Я хорошо подготовлен.
  
  - Ты увернешься от пули? Или выживешь после взрыва, как этот Эван? Я думаю, нет.
  
  - Мне всё равно надо идти. Я должен сразиться с ним.
  
  Борис пошел в ванну, наспех умылся и отправился собираться. Он снова взял кейс и, достав пистолеты, засунул в специальные отделения на куртке. Да, куртка тоже непростая. Заделана под кожаную, но с вшитыми титановыми пластинами. На джинсах и куртке есть дополнительные карманы и петельки, к ним можно прикрепить нож, или пистолет.
  
  - Ты и правда пойдешь туда? - с тревогой наблюдала за этими приготовлениями Эмма.
  
  - Конечно. Я герой, что бы ты по этому поводу не думала.
  
  - Но это опасно!
  
  - Да, опасно. Вот только для остальных людей это еще опаснее - у них нет никаких шансов, но они сражаются. А, если позволить ему набрать армию, тогда его уже будет не достать. Так что выбора у меня нет.
  
  - Тогда я пойду с тобой.
  
  - Нет, для тебя это слишком опасно.
  
  - Ха! По-моему, точно такой же аргумент, только что был тобой отвергнут.
  
  - Так ты не забывай, кто я, а кто ты. Меня готовили к этому два года, и я еще вдобавок герой. А ты простая девчонка, и тебя, скорее всего, убьют.
  
  - Что ты заладил: герой да герой? Ну и что с того? Ты не сможешь сделать это сам.
  
  - А ты собралась записаться ко мне в помощницы? Так у тебя ничего не выйдет. Если ты пойдешь со мной, мне еще придется тебя охранять, и тогда на дело не останется времени.
  
  - Короче так, герой, - я иду! - топнула ногой девочка. - Будешь ты меня охранять, или не будешь, мне всё равно! Я пойду туда, где гремят выстрелы, и остановить меня ты не сможешь.
  
  Борис посмотрел на решительное, красное от гнева лицо Эммы и неожиданно залюбовался ей. Хотя это продолжалось не больше секунды. Потом он решил, что сейчас просто свяжет глупую девчонку и делу конец. Хотя оставлять ее здесь, да еще связанной опасно. Вдруг кто-нибудь придет, пока его не будет?
  
  - Хорошо. Я возьму тебя с собой, но только на одном условии.
  
  - На каком?
  
  - Ты должна мне пообещать, что будешь в точности исполнять мои приказы. Если я прикажу, чтобы ты спряталась, ты спрячешься, скажу бежать, побежишь.
  
  - Нет!
  
  - Тогда я сейчас тебя свяжу и спрячу в шкафу.
  
  - Ты не посмеешь.
  
  - Поверь, посмею. И сделаю это ради твоей же безопасности. Ну так что, ты согласна?
  
  - Ладно, - после небольшого раздумья сказала она. И каждый в душе улыбнулся. Эмма и Борис получили, чего хотели, и поздравили себя с победой, не подозревая, что по-настоящему оба проиграли.
  
  - Хорошо. Тогда нам надо собраться и поесть поплотнее. Я не знаю, когда нам удастся перекусить в следующий раз. Все твои вещи придется оставить здесь, возьмешь только теплые и не стесняющие в движениях. Я не уверен точно, но может случиться, что сюда мы не вернемся. Не надевай ничего яркого и способного издавать звуки. Возможно, надо будет красться или прятаться. И еще ты понесешь мою винтовку. У меня будет меч, пистолеты и прочие нужные вещички, винтовка же сильно затрудняет движения, а мне надо быть начеку. Все ясно?
  
  - Да.
  
  - Тогда вперед.
  
  Пока Эмма пошла собираться, Борис приготовил завтрак. Получилась у него недурно, даже сам удивился, что смог сварганить сразу пять блюд: омлет, овощной салат, мюсли, бекон и гренки. Поковырялся над кофеваркой и, разобравшись, что к чему, сварил кофе. Когда Эмма вошла на кухню, одетая в серый джинсовый костюм, она открыла рот от удивления.
  
  - Да ты точно герой! Тебя этому тоже учили?
  
  - Нет. Но я полагаю, у меня просто получается всё, за что бы я ни взялся. Это, наверное, что-то вроде Божественной благодати...
  
  - Ну-ну.
  
  Эмма принялась уплетать за обе щеки. Надо сказать, герой всё приготовил мастерски - ничего не пригорело и пахло восхитительно. Позавтракав, Борис достал из опустевшего кейса винтовку и аккуратно положил в рюкзак Эммы. Потом, под скептическим взглядом девочки, совершил молитву, прося Бога о помощи, а когда поднялся с колен, ничего не говоря, пошел к выходу. Выйдя из квартиры, закрыл дверь на замок и осторожно спустился по лестнице, сказав, чтобы Эмма держалась позади.
  Когда они вышли на улицу, Борис с удовольствием отметил, машина отца Эммы на месте. Вчера он не запер ее, но никто не позарился на эту развалюху - только какой-то шутник нацарапал не капоте неприличное слово, почему-то русское. Когда, слегка прогрев машину, Борис тронулся с места, Эмма спросила:
  
  - А ты хоть знаешь, куда ехать?
  
  - Поедем на звуки выстрелов.
  
  - А как ты вообще всё представляешь?
  
  - Пока не знаю, там видно будет. Но одно знаю точно - у меня будет только одна попытка. Если я не убью его с первого раза, он может просто кинуть на меня дом или еще чего в таком роде. Так что, я думаю, лучше всего будет встретиться один на один и сразиться на мечах. Я очень хороший фехтовальщик, у него не будет шансов в честном бою.
  
  - А почему не выстрелить ему в спину?
  
  - А вдруг я промахнусь? Или только раню? Что тогда, ты подумала? Нет, если представится возможность, я, естественно, попытаюсь убить его на расстоянии, но вряд ли такой случай у меня будет. Тут ошибиться нельзя - если бить, бить наверняка.
  
  - А почему ты считаешь, что наверняка - это сразиться с ним на мечах? По-моему, как раз гораздо безопасней просто застрелить его. Даже если ты промахнешься, можно будет попробовать снова попозже. А один на один он тебя в бараний рог скрутит, несмотря на то, что ты так лихо этой железкой махаешь.
  
  - Это еще почему? - обиделся Борис на такой нелестный отзыв о его мече.
  
  - Так он же очень сильный!
  
  - Сила - это еще не всё. Я, быть может, и не очень силен, но уж точно быстрее. К тому же, ты забываешь, меня долго готовили к этому поединку, а Эван просто сильный и злой человек. Если он будет полагаться только на силу, то проиграет. Любую силу можно обернуть против противника, если знаешь, как.
  
  - А ты, значит, знаешь?
  
  - Конечно, я же герой.
  
  - А если ты скинешь на него бомбу, он умрет?
  
  - Точно сказать не могу, хотя можно попробовать. Вот только кто мне эту бомбу даст?
  
  - А как же те, кто тебя тренировал?
  
  - Да не знаю я, - нахмурился Борис. - Орден хоть и имеет большое могущество, но к бомбам и прочей серьезной военной технике доступа у него нет. К тому же в писаниях говорится, я должен одолеть страшного человека в бою, но тогда еще не знали о том, что это можно будет сделать, просто нажав кнопку. Попробуем обычными методами.
  
  Они замолчали. Улицы Нью-Йорка пустовали. Все приспешники Эвана в это время засели в ратуше, остальные горожане уже давно уехали подобру-поздорову. Но долго ехать Борису и Эмме не пришлось. Через полчаса они увидели тыл армии США. Несколько сотен солдат рядом с машинами, наполненными боеприпасами и оружием. Борис остановил машину и сказал Эмме, отсюда они пойдут пешком.
  
  Они вылезли и медленно и осторожно пробрались по безлюдным проулочкам и подворотням. Но вскоре и это стало невозможно. Целый миллион солдат полностью заполонил улицы, прошмыгнуть мимо постов нереально. Но Борису необходимо было получить представление, что творится у городской ратуши, поэтому он предложил Эмме залезть на крышу одного из домов. Но и это непросто. На крышах самых высоких засели снайперы и вели наблюдение, а входы охранялись. Тогда Борис сказал, чтобы Эмма спряталась за мусорными баками, а сам медленно и бесшумно подкрался к входу охраняемого дома. Несмотря на приказ Бориса не высовываться, Эмма рискнула и одним глазом подглядела за ним. О, это надо было видеть! Эмма еще раз убедилась, этот хвастливый парень и правда самый лучший боец в мире. Просто дух захватывало, как он бесшумно подкрадывался к часовым, будто сливаясь со стенами, прячась то за фонарными столбами, то за кучами мусора, то за такими же баками, что и она. И никакого шума. Пара минут, оба часовых получили два коротких удара по шее и отключились. Борис достал из кармана шприц, вколол им что-то в бедра, вероятно, чтобы не очнулись раньше срока. Потом жестом подозвал Эмму. Когда она, куда менее изящней, подошла, герой уже затащил часовых внутрь и спрятал за двумя кадками с пальмами.
  
  Эмма приблизилась и увидела - это какой-то большой отель. Хотя лифт работал, Борис настоял, чтобы шли пешком. Когда, пятнадцать минут спустя, они пришли на двадцатый этаж, Эмма задыхалась от усталости. А вот герой даже не запыхался, хотя то и дело забегал на несколько этажей вверх или наоборот вниз - проверял, всё ли чисто. Придя к люку, ведущему на крышу, он снова приказал ей спрятаться и быстро пробрался наверх. Эмма всё ждала, что вот сейчас услышит выстрелы, но через десять минут Борис спустился к ней и сказал, путь свободен. Поднявшись на крышу, Эмма увидела двух мужчин, лежащих рядом с огромными снайперскими винтовками. Борис проделал с ними то же, что и с часовыми у входа - рядом валялся пустой шприц.
  
  - А с ними всё будет в порядке? - спросила она.
  
  - Да. Это снотворное, через пару часов очнутся. А теперь давай посмотрим на Эвана.
  
  Эмма только сейчас обнаружила, с крыши открывается вид на самое кошмарное зрелище из виданных ей. Внизу простиралось настоящее море трупов. Несколько зданий разрушено, всюду валяются разбитые машины и танки, а вдалеке бушует антихрист. До него не меньше пяти миль, но маленькая фигурка, размахивающая танком, видна и отсюда. Борис лег и уставился в прицел винтовки, Эмма последовала его примеру. Не только Эван стал лучше виден, но и все его зверства тоже. Тысячи искалеченных, разорванных на куски, горящих трупов покрыли пространство вокруг городской ратуши. Армия напирала и напирала, а Эван убивал и убивал. Вот на горизонте показался самолет, тут же в него полетела машина, запущенная Эваном. Это поразительно, но такой несуразный снаряд угодили прямо в цель. Иногда в Эвана попадали пули или гранаты, но это случалось реже и реже. Антихрист двигался с такой скоростью, что застать его врасплох не так просто. Борис понял, заявление, что он быстрее Эвана, сильно преувеличено. И Эван не просто 'злой и сильный человек'. Он думает и осторожен - уже не так рьяно подставляет грудь под снаряды. Знает, герой может оказаться всюду, старается увернуться от каждой пули.
  
  Эмма наблюдала, как голыми руками Эван разрывает на части людей, кидает в них танки и прочий строительный мусор. На нее навалилась тошнота. Всего за пару минут, Эван убил не меньше сотни человек. Она отвернулась, ее вырвало прямо на крышу.
  
  - Эй, ты чего? - повернулся к ней Борис.
  
  - Господи, и с ним ты собираешься сразиться?! Да он же тебя прихлопнет и не заметит!
  
  - Не стоит меня недооценивать. Я, конечно, не бессмертен и не смог бы наворотить столько же, но, если бы захотел, и со мной солдатам пришлось бы повозиться...
  
  - Хвастун! И дурак! А если ты не герой? А если всё это просто сказки, а ты обычный вундеркинд, и обучился всему, просто потому что особенный? Об этом ты не подумал?
  
  - Думал, - серьезно сказал Борис. - Но недолго. Я герой, Эмма, я точно это знаю. Ты можешь в это не верить, как можешь не верить в Бога или Сэта, но от этого ничего не поменяется. Я всё равно сражусь с ним.
  
  Эмма надулась, а Борис снова уставился на Эвана в прицел. Внезапно из его винтовки вылетела пуля. Эмма повернулась и увидела, он опять прицеливается.
  
  - Нет, слишком далеко, - покачал головой он. А Эван, словно почуяв опасность, скрылся за одним из недоразрушенных домов.
  
  - И что теперь? - спросила Эмма.
  
  - Ждать. Рано или поздно армия отступит, тогда появится шанс подобраться к нему поближе. Мне бы только подойти на расстояние выстрела и... Этот кошмар закончится.
  
  Они продолжили наблюдать. Но теперь Эван больше не показывался на глаза герою. Последствия его деятельности видны: дома машины, огромные валуны уносятся к небесам, а его самого нет. Через час Борис заявил, так долго оставаться на одном месте опасно, они двинули вниз. Он снова шел первым, но никого не встретил на пути. Выйдя из здания, они попробовали пробраться по закоулкам, но солдат вокруг слишком много, а попадаться им на глаза не хотелось. Борис еще на крыше увидел, как солдаты расстреляли двоих, что шли к ним с поднятыми руками. Видимо, им дали приказ убить каждого оставшегося в городе. Если нельзя бороться с самой болезнью, надо оградить ее масштабы, устраняя зараженных.
  
  Так прошел почти весь день. По-прежнему где-то неподалеку гремели выстрелы и взрывы, но подобраться к ним поближе невозможно. Наступил вечер, Эмма запросилась домой. Она сильно устала и заявила, нет смысла оставаться здесь. Сразу после этого до них донесся усталый мужской голос, усиленный мегафоном.
  
  - Солдаты армии США, с вами говорит генерал Макберн. Код желтый, повторяю: код желтый. Операция 'Чистка' отменяется, всем вернуться на базу. Всем вернуться на базу! - говорил бравый генерал. Но потом его прорвало. То, что он увидел сегодня, повергло в шок. Миллион солдат не смог ничего сделать с одним человеком. С ОДНИМ!!! И закончил он обращение усталым и грустным голосом. - Мы проиграли, ребята...
  
  - Надо уходить, - сказал Борис, поднимая Эмму за рукав. - Если они сейчас пройдут здесь, наверняка пристрелят. Пошли.
  
  Он потащил ее туда, где они бросили машину. Ее по-прежнему упорно никто не хотел воровать, герой с подругой благополучно уехали с места одной из самых кровавых битв в истории человечества. Борис решил, раз уж они обжили одну квартиру, нет смысла что-то менять. Она на окраине, вероятность встретить кого-нибудь или попасть под горячую руку Эвана ничтожна. Так же осторожно они поднялись на пятый этаж и вошли внутрь. Борис сразу пошел в спальню и взял покрывало. Они залезли под него, и включили телевизор.
  
  - Ну и что? Чего вы добились? - говорил с экрана какой-то противный тип. - Ни-че-го! Ничегошеньки! Вы подумали, Темного Властелина кто-то может убить? Тогда вы просто болваны. И теперь мы уже не просим вас присоединиться к нам. Мы приказываем! И если вы этого не сделаете, мы убьем вас, как убили тысячи рабов старого режима! Присоединяйтесь!!!
  
  Борис выключил телевизор. Они вылезли из-под покрывала и мрачные пошли на кухню готовить ужин.
  
  Следующие несколько дней прошли в том же ключе. Они с раннего утра выходили искать Эвана, а вечером возвращались с пустыми руками. На второй день им, правд,а повезло, они увидели Эвана когда тот разрушал какой-то храм. Но со всех сторон антихриста окружали тысячи последователей. Сэтанисты плотным кольцом собрались вокруг владыки и снимали его буйства на камеры, чтобы продемонстрировать напуганным американцам. И даже не подозревали, теперь уже Эван под их защитой, а не наоборот. Антихрист чуял героя поблизости, и ему вовсе не хотелось рисковать, поэтому он засел в ратуше и занимался только тем, что принимал новых в армию. Сначала Борис решил попробовать закосить под одного из вновь прибывших, но, поймав и допросив языка, отринул эту мысль. Каждого новичка Эван осматривал лично. Новобранца заводили в кабинет мэра, там под дулами автоматов Эван решал, стоит ли тому вступить в его армию или нет. Естественно, он расколол бы Бориса сразу. Эван чувствовал зло в людях и различил бы в сердце героя скрытую доброту. С каждым днем Борис становился мрачнее и мрачнее. Он уже собрался в отчаянной попытке пробиться к врагу с боем, и только Эмма остановила его от этого безумства. Шли дни, в Нью-Йорк приходило всё больше людей. Теперь армия антихриста перевалила за миллион.
  
  И вот на шестой день, у героя появилась надежда. Эван выступил по телевизору и сообщил, завтра утром он выйдет из города и отправится к Вашингтону. Свой уход из Нью-Йорка он решил обставить большим парадом. Завтра все последователи соберутся у городской ратуши и огромной колонной выйдут из города. Выступление объявили на десять утра.
  
  - Значит, надо подготовиться... - задумчиво сказал Борис. Они с Эммой опять смотрели телевизор под покрывалом.
  
  - Что ты задумал? - спросила она.
  
  - Не бойся, я хочу попробовать убить его издалека. Залезу на крышу какого-нибудь дома сегодня ночью и пристрелю этого козла!
  
  - Я с тобой.
  
  - Нет. На это раз нет, Эмма. Слишком опасно, быть может, мне придется спасаться бегством или действовать по обстановке. Ты будешь сидеть дома, и смотреть за всем по телевизору.
  
  - Но...
  
  - Не спорь! Так надо.
  
  - Хорошо. Только, Борис... будь осторожен.
  
  - Я обещаю.
  
  И теперь уже он наклонился и поцеловал ее в щеку. Она покраснела, но ничего не сказала.
  
  Борис решил, лучше всё разведать еще ночью. Он оделся в черный спортивный костюм и, помолившись, получил еще один поцелуй на удачу. Пара секунд и дверь за ним закрылась - ему не хотелось, чтобы Эмма видела, как он опять густо краснеет. Впервые герой вышел из квартиры один. Только меч и винтовка спряталась в Эммином рюкзаке за плечами. Борис решил не пользоваться машиной - на часах два ночи, есть время добраться пешком. Через час он уже осматривал посты вокруг ратуши. Сейчас, чтобы подобраться к Эвану, не было речи. Он еще раз внимательно осмотрел окрестности. Так, Эван с армией могут выступить только двумя путями. Один наиболее приемлем, потому что проходит по улице, окруженной домами. В каком-нибудь можно спрятаться, и Эван будет виден как на ладони. Второй путь более извилист и проходит меж руин, Борис решил сосредоточить внимание на первом. Эван наверняка не удержится и покажет парад по телевизору, а марш меж руин выглядел бы не очень красиво.
  
  Боря принял решение, лучше сразу не выбирать объект для засады, а действовать по обстановке. Он сделал импровизированную берлогу в куче мусора и стал ждать.
  
  Приспешники Эвана начали собираться у ратуши рано утром. Это тоже потрясающее по омерзению зрелище. Большинство пьяные или под кайфом они стягивались после бурной ночи. Кто-то вел плачущих женщин на привязи, кто-то тут же насиловал их. У всех поголовно оружие, снятое с трупов солдат, или из разграбленных оружейных магазинов. Грязные, или наоборот одетые с иголочки, пестрой толпой они собирались возле вотчины своего господина. Насильники и убийцы, маньяки и педофилы, разбойники и извращенцы - такова армия Эвана.
  
  В десять часов к ним присоединился и владыка. Все рабы Эвана встали перед ним на колени, а он, удовлетворенно хмыкнув, пошел к Роллс-Ройсу с открытым верхом. Антихрист залез на машину и толкнул речь. О чём говорил, Борис не слышал, его внимание полностью поглотила могучая фигура в черном классическом костюме. Эван находился слишком далеко, чтобы стрелять, но перед взором героя силуэт врага обвелся прицелом. И вот, наконец, армия тронулась. Повсюду антихриста снимали сотни камер, но это уже не волновало Бориса. Он сразу сообразил, Эван собирается ехать по той самой улице, окруженной домами. А значит, жить ему осталось недолго.
  
  Со страшной скоростью герой покинул убежище - побежал, опережая ветер. Он уже наметил дом, где можно сделать идеальную засаду - не слишком приметную и с прекрасным видом на улицу. Минут через тридцать Борис доставал из рюкзака Эммы винтовку и собирал по частям. Напряжение нарастало, но Борис легко подавил его. Руки не дрожат, разум чист. И только губы медленно шевелятся, читая молитву.
  
  Эван ехал на Роллс-Ройсе и махал рукой рабам. Пока это еще необходимо. Надо завоевать популярность, стать знаменитым. Только так он мог поколебать веру людей в бога. Только так можно исполнить пятое пророчество Макура. Третье, считай, уже выполнено и насчет четвертого тоже есть кое-какие мыслишки. Но ведь надо глядеть в будущее! Поэтому он улыбался и махал рукой. Но его последователи вмиг разбежались бы, если могли заглянуть в мысли антихриста. Как ему хотелось прямо сейчас наброситься на эту безликую толпу и уничтожить всех поголовно! Рука, не занятая маханием идиотам, то и дело сжималась в кулак, а на лбу пульсировала вена.
  
  По прикидкам Бориса Эван должен попасть в пределы досягаемости винтовки через пять минут. Машина с открытым верхом медленно ехала по улицам, антихрист появлялся на глаза героя, мелькая меж домов. Борис выбрал для засады дом не на улице, по которой ехал антихрист, а немного в стороне. Опасался, что ближайшие дома могли проверить, лучше подстраховаться, если придется бежать. Хотя бежать Борис собирался не от Эвана, а от его последователей. Фигура врага человеческого уже в кружкЕ настоящего прицела, а не воображаемого, когда Эван появится в очередном проеме меж домами, умрет. Еще немного и всё закончится, толком не успев начаться. Учитель Бориса, преподававший технику стрельбы, говорил: многие ошибаются, думая, легче всего убить человека, выстрелив в голову. Нет, если ты в паре метров, а у тебя в руках пистолет - самый верный способ. А если цель на приличном расстоянии, да еще в движении, в голову стрелять нельзя. А вдруг человек мотнет ей? Или слегка повернет, и пуля скользнет по толстой черепной кости. Что тогда делать? В положении Бориса второго шанса могло и не быть. Учитель советовал стрелять в центр груди. Если стреляешь с высоты и под углом, пуля прошьет туловище, превращая внутренние органы в фарш. Быть может, она и не попадет в сердце - и не надо. Если человеку разворотить желудок или легкие, его тоже ждет смерть. Пусть и не мгновенная, ничего. За пять минут антихриста не довезут до больницы, не сделают операцию. Да и бессмысленно пытаться сшить плоть Эвана - это сможет сделать только герой. Поэтому прицел винтовки на широкой груди антихриста. Пусть проедет еще чуть-чуть, пуля пройдет под бОльшим углом, нанесет бОльший вред. Правда, стреляя в грудь, есть шанс, что на цели будет бронежилет, но Борис не волновался по этому поводу. У него не простая винтовка. Очень маленькая, достаточно дальнобойная она рассчитана только на один выстрел, но особенной пулей. Большой запас пороха в длинной гильзе пустит пулю по стволу из сверхпрочных материалов с такой скоростью, что пробьет листовую сталь в пару сантиметров. Конечно, убойная сила понижалась, если цель на расстоянии больше чем в двести метров. Но Борис стрелял с возвышенности, мог себе позволить и триста. А большего и надо. Вот антихрист заехал за дом, по расчетам Бориса он должен выехать на линию огня через двадцать секунд. Сердце мальчика медленно отсчитывало удары. До выстрела оставалось всего десять.
  
  Эван услышал не звук выстрела, а рассекаемый пулей воздух, но уже не успевал уклониться. Даже его огромная скорость имела пределы. Дзинь! Раздался звук удара металла о металл. И вот тогда Эван начал действовать. В следующую секунду его уже не было в машине. Глаза всех рабов едва успели уследить, как могучая фигура, проломив стену, влетела в соседний дом. Секунд пять и дом рухнул. А за ним и следующий. Эван знал направление, откуда прилетела пуля, и ломал все дома с той стороны. Минуту назад он в первый раз за полгода почувствовал боль и не сомневался, когда размотает проволоку, обнаружит на груди синяк. Его первый синяк с тех пор, как он стал антихристом.
  
  А Борис уже летел вниз. Он бросил винтовку в то же мгновение, как увидел, что Эван вылетел из машины, бросился к лестнице. Времени очень мало. Но почему? Ведь он попал! Даже видел, пуля встретилась с грудью антихриста... и отлетела, выбив искру. Эти мысли лихорадочно проносились в голове, а ноги несли вниз. Он добежал до третьего этажа, когда дом содрогнулся. Не успеет. Он вломился в какую-то квартиру и, за секунду до того, как обрушился потолок, залез в холодильник.
  
  Эван стоял посредине руин и глубоко дышал. Наверное, присутствие героя вызвало отдышку, о которой он уже забыл. Впрочем, она быстро прошла. Он стряхнул пыль с остатков пиджака, посмотрел на дыру от пули. Там блестел металл. Ну откуда Борис мог знать, что Эван еще три дня назад нашел прекрасный способ защиты от снайпера-героя. Рабы притащили огромный моток проволоки, и он аккуратно обмотал ею почти всё тело. Теперь, если с него сняли бы пиджак, увидели, тело антихриста как будто обвили сотни металлических змей. Проволока толстая, почти палец толщиной, а Эван обмотал себя не одним слоем. Простой человек не смог бы даже пошевелиться, закованный в такие доспехи. Но Эван - непростой человек, поэтому даже не замечал, что несет пару сотен килограммов металла. Но что делать теперь? Он разрушил десяток домов, но где гарантия, что герой мертв? А слуги уже бежали к нему с удивлением на лицах. Бросить всё и продолжить поиски? Нет, не сейчас. Сейчас - взять столицу. Поэтому Эван улыбнулся и развернулся к приближающимся репортерам с камерами. И, конечно, не объяснил никому свое поведение - вот еще, отчитываться перед скотом. Никто не должен знать, что и у него есть слабое место. Но один человек все-таки понял. Наблюдавшая по телевизору Эмма сорвалась с места, как только поняла, у Бориса ничего не получилось.
  
  Когда на выходе из города армия Эвана столкнулась с солдатами США, Эмма как раз подбегала к разрушенным домам. Под одним из них погребен Борис. Вот только под каким, девочка не знала. Она прошлась меж руин, на глаза навернулись слезы. По телику всё выглядело не так безнадежно, но по месту очевидно, без бульдозера завалы не разобрать. И это страшно. Она села на обломок стены и тихонько заплакала. Вокруг тихо, даже ветер не сотрясал воздух. Пошел легкий снежок. Эмма плакала, ее маленькие слезинки замерзали, достигнув земли. И вдруг она услышала звук. Слезы тут же высохли, а в сердце появилась надежда. Она вскочила, прислушалась. Звук повторился. Едва уловимый шорох, для Эммы он прозвучал раскатами грома. Легкий скрежет камней доносился из полностью разваленного дома всего в нескольких десятках метров от нее. Она подбежала туда и опять напрягла уши. И увидела, что производило звук, разливающийся по сердцу горячей радостью. Камни в куче легонько шевелились. Она подбежала и стала разгребать завал. Ее руки лихорадочно разбирали камни, она почти сразу порезалась о маленький кусочек стекла. Но боль от укола даже не почувствовала, потому что, спустя минуту, откопала теплую мальчишескую ладонь. Она схватила ее, пальцы Бориса сжали маленькую ладошку Эммы. Свободной рукой Эмма продолжала разгребать, показалось плечо, а потом улыбающееся лицо.
  
  - Дурак! - вместо приветствия прокричала Эмма, стирая серую пыль с оцарапанного лица Бориса. - Какой же ты дурак!
  
  - Я знал, что ты меня найдешь, - хрипло прошептал Борис. И тут же ее холодные губы встретились с его. По щекам Эммы опять потекли слезы, на этот раз от радости. Ее лицо зависло всего в паре сантиметрах от него. Одна слезинка упала ему на нос и, размывая грязь, поползла вниз, оставляя чистую белую дорожку.
  
  - Борис, я...
  
  - Потом. Тебе не кажется, что сначала мне надо вылезти отсюда?
  
  - Не кажется. Такой ты нравишься мне больше.
  
  - В смысле?
  
  - Зафиксированный. Так ты не наделаешь глупости. И вообще, я не стану тебя откапывать, пока не пообещаешь, что больше не станешь лезть на рожон и будешь всегда слушать меня!
  
  - Обещаю, - сказал Борис спокойно.
  
  Эмма возобновила работу. Очень скоро Борис с наслаждением растянул ноги.
  
  - И что мы теперь будем делать? - спросила Эмма, присев рядом и пытаясь отдышаться.
  
  - Последуем за ним.
  
  - Зачем? Ты разве не понял, что не можешь его убить?
  
  - Почему? Я понял, что не смогу его застрелить. Но до сих пор уверен, отрубить его голову в моих силах.
  
  - А почему ты так в этом уверен?
  
  - А ты разве не видела, как он сорвался, когда я в него выстрелил? Да он тут целый квартал разворотил, хотя мог просто не обратить внимание. Он боится меня, Эмма, значит, я действительно герой.
  
  - А если ты все-таки ошибаешься? Если ты не герой?
  
  - Тогда мы все обречены в любом случае. Я должен попробовать, Эмма. Другого пути нет.
  
  Они замолчали. А потом так же молча встали и пошли искать транспорт. Это оказалось не так-то просто сделать - большинство авто забрали люди Эвана. Но им удалось найти старенький 'Форд', и Борис снова продемонстрировал профподготовку, заведя машину без ключа. Они поехали по дороге, усыпанной пустыми бутылками и трупами, оставленными людьми Эвана. Вскоре донесся звук выстрелов - это армия Эвана вступила во второе сражение с армией США.
  
  Их погоня за Эваном продолжался два дня. Сначала пришлось проехать через настоящее поле смерти - результат сражения Эвана и армии. Опять море крови и смерть. Именно таков почерк нового властелина Америки. Да, Эван покорил эту страну за неделю. Они забили 'Форд' провизией еще в Нью-Йорке и теперь доедали остатки в нескольких километрах от Вашингтона.
  
  - А я говорю, глупо сейчас туда идти! - заявила Эмма. - Их же там миллион! Они нас поймают и подадут Эвану на блюде.
  
  - И что ты предлагаешь? - спросил Борис. Он уже больше часа возился с ноутбуком Эммы. Надо проверить электронную почту - вдруг из Ордена поступили какие-нибудь сообщения. Он пытался подключить компьютер к Интернету с помощью мобильника, но пока не мог всё правильно настроить. Ни он, ни Эмма особенно в компьютерах не разбирались. Эмма умела пользоваться только на уровне: включить, выключить, посмотреть фильм, послушать музыку. А у него это действительно зияющий пробел в образовании. В монастыре-то Интернета не было. Да там даже сотовые не работали! Приходилось действовать на ощупь.
  
  - Надо связаться с властями, и они помогут тебе встретиться с ним. Ну, или они смогут его поймать, а ты просто перережешь ему горло.
  
  - Во-первых, они не смогут его поймать - ты же видела, что он сделал с их армией. Во-вторых, мне наверняка никто не поверит, а, может, еще и сошлют в Россию. А скоро уже будет поздно. Оп-па, наконец-то! Заработало! Ведь даже ты мне до сих пор веришь не до конца, а они и подавно. И потом, на это просто нет времени. Скоро он засядет где-нибудь и станет спокойно ждать новых РАБОВ. Его зов с каждым часом становится все сильнее, когда он наберет достаточную армию, то пройдет по миру с войной.
  
  - И всё равно то, что предлагаешь ты, называется самоубийством. Нам надо связаться с властями и...
  
  Но Борис ее больше не слушал. Он внимательно читал свою почту и впервые с тех пор, как приехал в Америку, в душу прокрался страх.
  
  - Где ближайший аэропорт? - перебил он.
  
  - Что?
  
  - Я спрашиваю, где ближайший аэропорт?!
  
   - В Балтиморе. Но я не думаю, что он...
  
  - Садись в машину быстро!
  
  Он буквально силком потащил ее в машину и молился, чтобы хватило бензина.
  
  - Да что случилось? - спросила Эмма.
  
  - Читай сама, - сказал Борис, отдавая ноутбук. Завел машину и рванул с места. Эмма прочитала сообщение на экране. 'Внимание, герой! Правительства мировых держав обсуждают нанесение ядерного удара по объекту. Будь осторожен!', - гласило сообщение.
  
  - Господи, они собираются скинуть на него атомную бомбу?
  
  - Наверное, - мрачно ответил Борис. - Вот только это не поможет, хотя может сыграть нам на руку.
  
  - Как?
  
  - Они, по крайней мере, убьют всех подонков из его армии, и ему придется набирать ее заново. Если я смогу подобраться к нему в этот момент, у меня будет шанс сразиться с ним один на один.
  
  - И ты победишь человека, который может в одиночку разрушить целый дом?
  
  - А почему бы и нет? Я, знаешь ли, тоже кое-чего умею.
  
  - Ага, прятаться в холодильнике.
  
  - И зачем я тебе рассказал?
  
  - Ладно, не обижайся. Лучше скажи, зачем нам ехать в аэропорт?
  
  - Если там еще остались самолеты, попробуем улететь. А если нет, там должно быть бомбоубежище.
  
  - А ты умеешь водить самолет?
  
  - Только теоретически. Но выбора-то нет - если не спрячемся, не думаю, что мы выживем после ядерного взрыва.
  
  Они приехали в аэропорт Балтимора. Этот город тоже полностью опустел. От Эвана все разбегались, как крысы с тонущего корабля. Но их ждало разочарование - самолетов там не оказалось. Борис стал искать укрытие, снова войдя в Интернет и написав сообщение в Орден. Ответ пришел почти сразу - ближайшее бомбоубежище в паре километров от гражданского аэропорта Балтимора на военной базе. Сказали, чтобы поторапливался, приказ о ядерном ударе может поступить в любую минуту. Они снова сели в машину и поехали на базу, где никого не было. Удивительно, как быстро люди оставили города и работу, ведь не прошло и двух недель с явления Эвана, а всюду пустота и разруха. База напоминала кадры фильма про зомби - словно солдат сожрали или они превратились в ходячих мертвецов и разгуливают теперь по окрестным лесам. Когда они проехали через пустой КПП, Эван вошел в Овальный Кабинет. Завыли сирены.
  
  Сирены замычали не только в Вашингтоне, но и в Балтиморе. Эмма и Борис едва успели найти бомбоубежище, когда над базой пролетела огненная стрела. Это пронеслась ракета, набитая смертоносными бактериями. Борис с трудом открыл толстую металлическую дверь, они быстро прошмыгнули в темноту подвала. Когда он затворил дверь, в помещении автоматически включился свет. Они не услышали первого взрыва, уничтожившего Вашингтон, и тем более второго, от русской ракеты. В подвале нашлись тысячи консервов и большой запас воды, десятки больших бочек с горючим для генератора и непонятные приборы, оказавшиеся измерительной аппаратурой. О том, что Правительство США всё же решило применить ядерное оружие, сообщил странный прибор - он стал распечатывать непонятные формулы через десять минут после того, как герой и подруга укрылись в подземном бункере. Второй раз он заработал спустя двенадцать часов, сообщая, нанесен второй атомный удар. Но ни Борис, ни Эмма так и не поняли этого.
  
  Дни потекли для них в скуке и праздности - в почти пустом бункере не слишком много развлечений. Особенно трудно приходилось Эмме, она просто не знала, куда выкинуть энергию. Борис же нашел способ убить время - прихватил библию и читал дни напролет. Иногда девочке удавалось вызвать его на разговор, в такие часы скука отступала. В итоге Эмма принялась разбираться с измерительными приборами. Там она обнаружила радиоприемник и вскоре узнала подробности произошедшего на поверхности. Эта новость повергла обоих в шок, но ненадолго. Как я уже упоминал, Давид, герой и подруга всего лишь дети, они не могли долго грустить или радоваться - такова их природа. Борис каждый день тренировался, Эмма с удовольствием наблюдала, как мальчик фехтует с собственной тенью, отжимается по пятьсот раз или нарезает круги по бункеру. Он раздевался до пояса, его не по-детски накаченное тело переливалось мышцами и жилами, от этого вида у девочки замирало дыхание. Любое, даже пустяковое движение пускало мышцы в бешеный пляс, да и рельефу Бориса мог позавидовать любой гимнаст. Эмма где-то читала, что через десять дней, риск подвергнуться облучению снижается, тогда они и решили высунуться из бункера. Ни он, ни она не разбирались в физике настолько, чтобы понять все показания счетчиков Гейгера, но стрелки застыли на уровне красной шкалы - это говорило само за себя. Десять дней минуло, Борис предложил задержаться еще на неделю, чтобы быть уверенным наверняка. Так бы и случилось, если не радиопередача, перехваченная Эммой. В приёмнике зазвучали не только помехи или крики помощи, а холодный, ставший уже знакомым, голос Эвана:
  
  - Я все еще жив, люди. Меня нельзя убить, и я приду к вам. И я убью вас всех. Если вы не присоединитесь ко мне. Я собираю новую армию, чтобы завоевать мир. Те, кто придет ко мне первыми, на какое-то время станут его властелинами. Я нахожусь в Чикаго и буду ждать здесь. Присоединяйтесь, люди. Или умрите...
  
  Сообщение повторялось, взглянув на Бориса, Эмма поняла - они выйдут из бункера уже сегодня.
  
  - А, может, еще подождем? - спросила она, зная, каким будет ответ.
  
  - Нет. Это же прекрасный шанс. Если мы приедем раньше других, ему некем будет себя прикрыть, и я смогу сразиться с ним один на один.
  
  Через час они уже возились с дверью. Борис нашел в одной из кладовых плотные желтые костюмы, закрывающие тело и лицо. По знаку на груди они поняли, это антирадиоактивные костюмы. Из бомбоубежища взяли только меч Бориса и запас консервов с водой.
  
  - Ну, с Богом, - сказал Борис и открыл дверь.
  
  Их обдало волной коричневой пыли пополам со снегом. Пейзаж за дверью выглядел по-настоящему ужасно. Черные тучи нависли над Балтимором, из них хлопьями сыплется крупный темный снег, совершенно не похожий на обычный. Ветер гонял его по опустошенным полям и перемешивал с пеплом. Только пепел не черный, а коричневый. Они выбрались наружу и осмотрелись. Им очень повезло, потому что до этой базы взрыв не дошел, даже машина не пострадала. Правда, ее засыпало снегом, но пять минуть работы и 'Форд' в порядке. Похожие на неуклюжих желтых уток Борис и Эмма залезли внутрь. Молясь про себя об удаче, герой провернул ключ в замке зажигания. Машина немного пофыркала и завелась. Дети радостно рассмеялись. Они понимали, что было бы, если они пошли пешком. От радости Борис даже захотел расцеловать Эмму, но маски в виде больших колпаков с окошечками для глаз не позволили. Тогда он взял ладошку девочки и пожал. Она поняла без слов.
  
  Они отправились в путь. До Чикаго не меньше тысячи километров, Борис искренне радовался, что на базе нашлась заправочная станция. Хоть и не работала, они залезли в цистерну и наполнили несколько канистр, валявшихся тут же. Они ехали почти двенадцать часов, прежде чем рискнули снять костюмы. И всё же последствия облучения у них проявились. У Эммы выпало два передних зуба и несколько клочьев волос, теперь она очень смешно шепелявила. Борис поначалу потешался над ее выговором, но когда девочка надулась и назвала его свиньей, очень долго извинялся. Она его простила.
  
  Иногда на пути попадались мертвые люди, пару раз встретили и живых. Увидев их, Борис не остановил машину. Одного взгляда на ссутуленные фигуры и покрытые язвами лица с безумным взглядом хватало, чтобы понять, кто они и куда идут. Конечно же, это новые солдаты армии антихриста, шедшие на его зов. Кстати, теперь и Эмма иногда слышала в голове голос Эвана, говоривший одну и ту же фразу, что уже давно набила оскомину. Естественно, от девочки требовали присоединиться. Она рассказала об этом Борису. Тот очень серьезно протянул ей библию и сказал, чтобы начала читать. Как ни странно это помогло - голос в голове пропал.
  
  Путь предстоял неблизкий, а еще приходилось объезжать разрушенные участки дороги, места, где бушевала радиация. Их можно легко узнать по нависшим черным облаками. По мере приближения к Чикаго люди попадались всё чаще. Появились первые машины. В них сидели люди, больше всего похожие на прокаженных. У Бориса остался пистолет, пришлось пустить его в ход, когда до Чикаго оставалось двести километров. Путь им преградили несколько старых автомобилей и людей с винтовками. Борис приказал Эмме спрятаться под сидением, а сам вышел, вскоре девочка услышала несколько выстрелов. Борис вернулся и поехал дальше. Пока не прошло несколько минут, Эмма так и не рискнула вылезти из-под сидения - и так слишком много смерти ей пришлось повидать.
  
  Они приехали в Чикаго. Понятно, почему Эван собирал новую армию тут. Каким-то чудом Чикаго остался не поврежденным. То ли русские не шмальнули сюда ракетами, то ли сработала противоракетная оборона, так или иначе, город находился в относительно хорошем состоянии. Почему в относительно? Да просто Эван и здесь поработал в своем любимом стиле: разрушил сотни зданий, убил миллионы людей, разметал толпы военных. Город стал походить на Нью-Йорк, но улицы не настолько опустели. То тут, то там из нор выглядывали испуганные лица. Хотя кое-кто ходил в открытую. Такие вооружились по самое не балуйся и расхаживали с видом настолько важным, что напоминали гусей.
  
  При въезде Борису опять пришлось применить оружие. Грязный человек со шрамом на пол лица потребовал пошлину за вход в город. В качестве оплаты он предложил Борису предоставить в его распоряжение Эмму на час, и тут же получил пулю в лоб. Дорога совершенно вымотала их, они сочли за благо сначала найти укрытие и отдохнуть. Назавтра Борис запланировал поединок с Эваном.
  
  Как в НьюЙорке, они отыскали заброшенную квартиру и расположились в ней. На улицу спустился вечер, слегка перекусив консервами из убежища, они легли спать в одной кровати. Со дня встречи они всегда так спали, но ничего предосудительного не делали. Просто лежали напротив друг друга и смотрели на повзрослевшие лица. Борис глядел на слегка испуганное личико подруги и поражался ее красоте. Он испытывал к ней странные чувства, но не хотел разбираться в них. Каждый день герой подавлял мысли об этой девочке, потому что знал, они могут лишить решимости. Иногда очень хотелось бросить всё и отвезти Эмму в Россию, но он понимал, это невозможно. В такие моменты он говорил себе только: 'Я - герой', - и вместо миленького личика Эммы перед взглядом вспыхивал суровый лик Эвана. Она тоже смотрела на него и не понимала, что такого нашла в этом гордом подростке. Еще в бункере у нее было много времени, чтобы разобраться в чувствах к Борису. Теперь она точно знала, что любит этого глупого мальчишку и отдаст за него жизнь, если потребуется. Она чувствовала себя с ним в полной безопасности - каким-то образом он распространял вокруг чувство уверенности. И сейчас она внимательно глядела в эти бездонные голубые глаза, приютившие русскую зиму, смотрела на поросшее щетиной детское, но в то же время взрослое лицо юного героя, чувствуя себя так хорошо, как никогда до этого. У нее тоже появлялись мысли, что хорошо бы им куда-нибудь уехать и зажить нормальной жизнью, но, в отличие от Бориса, она их не подавляла. Но и она понимала, что это невозможно. Пока существует Эван, никому на Земле не будет спокойно, а этот задавака единственный, кто может его остановить. Да и уговорить героя бросить всё тоже не получится.
  
  Он лежал и думал о завтрашнем дне с предвкушением, его чуть ли не трясло. Мечты об Эмме причудливо перемешивались в голове с картинами, где он отсекал Эвану голову. Она тоже была в предвкушении завтра. Вот только у нее рождались совсем другие картины. Чувство страха менялось надеждой. Ее мечты могли осуществиться, если Борис победит, но она понимала, насколько велик риск. Так они и лежали, размышляя о разном и схожем, а потом уснули, обнявшись.
  
  Наутро Эмма увидела перед собой Бориса, уже полностью одетого с мечом в руке.
  
  - Я пойду один, - мрачно сказал он.
  
  - Нет, - так же мрачно ответила она.
  
  - Ты слишком дорога мне.
  
  - Ты мне тоже.
  
  - Хорошо.
  
  Больше они не сказали друг дружке ни слова. Эмма встала, позавтракав, они вышли из квартиры. Надо было видеть эти серьезные детские фигуры, шедшие по улицам Чикаго. Многие следили за ними, но никто не подходил. Наблюдатели чувствовали, два необычных ребенка сейчас идут на встречу с самой тьмой в человеческом обличии. Возможно, сейчас решалась судьба мира.
  
  Борис и Эмма шли, взявшись за руки. Борис точно знал, где им предстоит найти антихриста - конечно же, в мэрии. Им по-прежнему везло - они нашли Эвана на площади перед мэрией, беседующим с кучкой людей. Окружения набралось немного - человек двадцать. Им предстояло стать свидетелями великого боя добра со злом. Борис наблюдал за Эваном из-за угла дома, а потом повернулся к Эмме и сказал:
  
  - Жди здесь. Если я проиграю, у тебя еще будет шанс убежать.
  
  - Куда?
  
  - Я не знаю, поэтому постараюсь победить.
  
  Он развернулся, чтобы выйти на площадь, ладонь Эммы вцепилась в рукав.
  
  - Не ходи! Умоляю, не ходи, - сказала Эмма. Он оглянулся - по ее лицу текут слезы. Борис бережно стер их и улыбнулся. - Я люблю тебя, Борис.
  
  - Я тоже тебя люблю, Эмма.
  
  - Тогда не ходи. Мы уедем от него и заживем вместе...
  
  - Мы уедем, - Борис приложил к ее губам палец. - Мы уедем сразу после того, как я избавлю мир от него.
  
  И он впервые поцеловал ее по-настоящему. Их губы слились, языки завязались. Поцелуй вышел долгий - секунд тридцать. А потом он резко отстранился и выскочил на площадь. Эмма еще несколько секунд приходила в себя, а он уже шел по площади твердым шагом, широко расправив плечи. Вскоре на него обратили внимание. Изящная тонкая фигура словно выросла в размерах, сейчас он казался больше Эвана. Герой шел к злодею, тишину январского утра разрезал звонкий голос:
  
  - Эван! Я герой и пришел, чтобы убить тебя, - прокричал Борис. Эван повернулся и с интересом взглянул на него.
  
  Знаешь, что я больше всего не люблю в историях, Давид? Это когда рассказчик прерывается на самом интересном месте и начинает описывать какое-нибудь другое событие. И к прискорбию своему я хочу сделать точно так же. Ведь мы не узнали, что делал Эван в течение двух недель после взрыва, я расскажу об этом. Но, чтобы не испытывать твое терпение, обещаю сделать это как можно быстрее.
  
  Итак, Эван пережил оба ядерных взрыва, и шел по пышущей жаром пустыне, четко чеканя шаг. Его мысли обитали далеко отсюда. Они летели в далекие дали и наблюдали, как в эту минуту мучаются миллионы людей. Его дар смотреть в черные души невероятно возрос за последние сутки. Пусть Эван не сам запустил ракеты, но именно он стал причиной запуска, и, способствовав смерти миллионов людей, невероятно возрос в силе. Теперь весь мир лежал перед его мысленным взором как на ладони. Не то чтобы он мог видеть всё-всё, но ощущал зло в каждой человеческой душе. Там, где зло еще недостаточно окрепло, он помогал ему взраститься, где доброта боролась, беспощадно давил светлое, хорошее, красивое. Тысячи людей сошли с ума, пока антихрист брел по безлюдной пустыне. Тысячи убивали, тысячи насиловали, тысячи воровали, тысячи грабили. И миллионы присоединялись. Эван звал, теперь уже с удесятеренной силой, и они шли на зов. А он шагал и улыбался. Нельзя вообразить его радости оттого, что он смог угробить столько народа. Все эти ничтожные людишки, что составляли его армию, наконец, умерли. Еще в Нью-Йорке Эвана подмывало убить их, каждую минуту он прилагал огромные усилия, чтобы сдержаться. И вот свершилось! Правда, надо набирать новую армию, но антихрист планировал отправить ее вслед за предыдущей как можно скорее.
  
  Эван шел три дня, прежде чем обнаружил на месте какого-то разрушенного города бомбоубежище. Там засели где-то сто человек - он ворвался и убил всех. Предварительно изнасиловав нескольких, разумеется. В его теперешней жизни три дня без секса - серьезный срок. Совершив сие злодеяние, он пошел дальше. Вскоре он нашел второе бомбоубежище и поступил точно так же. Правда, взял пару рабов скрасить путь. Там же он нашел машину, передвигаться стало легче. Парень с девушкой, которых он взял с собой, вскоре умерли от лучевой болезни. Он выкинул трупы и поехал дальше. Именно тогда Эван понял, для сбора новой армии, надо выбрать место без радиации. Какой смысл собирать солдат и наблюдать за их медленной смертью? Нет, как раз в этом зрелище для него нашлось бы много приятного, но есть и другие цели, которые предстояло решить.
  
  Десять дней, и он доехал до Чикаго. Город пребывал в прекрасном состоянии. Страна лежала в руинах, а город, устроившийся на берегу озера, почти не пострадал. Мэр Чикаго уже примерял статус новой столицы США, но в его честолюбивые планы вмешался Эван. Он пошел по тому же сценарию, что в Нью-Йорке, только здесь он почему-то оказался не столь действенен. Как ни странно, в городе, где жили миллионы, почти не нашлось грешников. Всего несколько тысяч, этого мало. И Эван решил, раз такое дело, не стоит их щадить. И он убил всех и каждого. Он бушевал в Чикаго двое суток, пока не обнаружил, что остался в городе один. Те, кого не убил, убрались. Вскоре пришла первая партия призванных мерзавцев, они и помогли Эвану организовать обращение к стране. И вот тогда Эван почувствовал, весь мир зашевелился. Узнав, что темный властелин жив и набирает армию, чтобы завоевать планету, миллионы возликовали, а миллиарды впали в ступор. Антихрист пережил ядерную атаку, а значит, его ничто не сможет остановить. По всей Америке мерзавцы покинули убежища и потянулись в Чикаго. Процесс шел медленно, но Эвану некуда торопиться. Он точно знал, рано или поздно у него будет миллионная армия рабов, которая пойдет завоевывать ему мир.
  
  И теперь, представь его удивление, когда он, приветствуя новых солдат, услышал:
  
  - Эван! Я герой и пришел, чтобы убить тебя, - прокричал какой-то мальчишка, шедший к нему.
  
  Эван внимательно посмотрел на него и понял, это правда - перед ним первый герой. Быть может, тот, что стрелял в Нью-Йорке. И просто замечательно, если это тот самый. Мучится от неизвестности гораздо хуже, чем точно знать, сколько героев еще осталось. Мальчишка красив и очень грозен одновременно. Эван прислушался и понял, тот совершенно спокоен. Его сердце билось ровно и редко, а дыхание не сбивалось. Карие глаза Эвана встретились с голубыми Бориса, оба спокойно выдержали взгляд друг друга. Бесконечная тьма и бесконечный свет боролись, но никто не уступил. А еще Эван чувствовал в мальчишке огромную угрозу. Но надо убедиться. Рядом восемнадцать новобранцев, он приказал им:
  
  - Убейте мальчишку.
  
  Толпа бросилась к Борису. Они побежали толпой, первые даже не заметили, откуда мальчик выхватил меч, и ближайшие приспешники антихриста упали замертво. Эван наблюдал за этим с нешуточным интересом. Движения мальчика настолько быстры и отточены - перед ним один из лучших бойцов мира. Но всего лишь мальчишка! И что, бог думает, его сможет одолеть этот юнец? Нет, случись эта встреча несколькими месяцами раньше, тогда Борис уложил бы Эвана, не заметив. Но за это время всё изменилось. Впрочем, прежде чем убить, надо кое в чём убедиться.
  
   - И как тебя зовут, герой? - спросил Эван, когда голова последнего из его новобранцев слетела с плеч. Эвана это, разумеется, нисколько не волновало.
  
  - Борис, - гордо ответил парень. Хоть он только что убил почти два десятка людей, голос его не дрожал, дыхание не сбилось. - Запомни хорошенько, антихрист, ибо это твоя последняя возможность что-то запомнить!
  
  - Я учту, - сухо сказал Эван. - Это ты стрелял в меня в Нью-Йорке?
  
  - А кто же еще? - слегка приподнял брови Борис. И Эван догадался - герои не знают что их трое! Ну, или, по крайней мере, этот парень думает, он такой один - великий и ужасный враг Темного Властелина.
  
  - И ты пришел, чтобы меня убить? А почему не попробовал опять подстрелить меня из окна?
  
  - Я не настолько глуп, чтобы повторить одну ошибку дважды. Пусть тебя нельзя убить пулей, но уж срубить голову точно можно.
  
  Эван просиял. Мальчишка и не подозревает, что тогда он обмотался проволокой. Иначе он, конечно, попробовал бы еще раз, а именно этого Эван боялся больше всего - выстрела в спину из-за угла. Он улыбнулся и сказал:
  
  - Нет, парень, ты именно настолько глуп.
  
  Борис решил, время трёпа прошло, и стал действовать настолько стремительно, насколько мог. Каждая из тысячи накаченных жил его тела напряглась, сердце забилось в два раза быстрее, помогая адреналину нестись по венам, кости почти сломались от чудовищной перегрузки. В одно мгновение Борис превратился в скрученную пружину, и в ту же секунду она раскрутилась. Эмма, наблюдавшая за всем, увидела, как силуэт возлюбленного расплылся и устремился к антихристу. В руках блестит окровавленный меч, кажется, сейчас голова Эвана слетит с плеч. Потому что нельзя двигаться быстрее, нельзя сопротивляться тому, чего даже не видишь. Борис выложился на полную и...
  
  Но для Эвана это было совсем не так быстро. Быстро да, но недостаточно. Никто кроме него не смог бы увернуться от атаки, а он смог. Ему не надо вводить себя в состояние берсерка, как поступил Борис, его сердце продолжало биться спокойно, находясь где-то в кармане у Сэта, а ладонь схватила руку Бориса за кисть с мечом и оторвала. Другая рука Эвана легонько толкнула героя в грудь, ломая все ребра. Борис отлетел на десяток метров и завыл раненым зверем. Сердце Эммы сжалось. Ее любимый пытался подняться, но с одной рукой и сломанной грудиной это трудно. А антихрист, не спеша, подошел к барахтающемуся на земле Борису и, наклонившись, сказал:
  
  - Неужели ты думал, что сможешь меня победить? Ты глуп, мальчик, - я самый сильный человек в мире и самый быстрый тоже. Как бы ты ни был хорош, у тебя был единственный шанс - пристрелить меня. В честном поединке я всегда выиграю. Зло всегда побеждает в честном поединке...
  
  Оставшейся рукой, Борис сделал стремительное движение, намереваясь выколоть Эвану глаза, но ладонь антихриста перехватила ее. И, уперевшись в грудь для удобства, Эван оторвал герою и вторую руку. Борис закричал. Изо рта потекла кровь.
  
  - А ты красив. Но позабавиться с тобой было бы слишком опасно, - сказал Эван. - И ты скоро умрешь к тому же. Но я буду милосерден к тебе, мой первый герой, и не стану пытать. Ты умрешь быстро, хотя и мучительно.
  
  Эван положил его на спину и, легко отмахнувшись от удара ноги, стал давить не грудь. Его руки проломали грудину, начали копошиться во внутренностях, как будто антихрист что-то искал. Борис умер быстро, но, как сказал Эван, в больших муках. Эван вытащил его сердце, оно еще слегка билось. Встав с колен, Эван откусил приличный кусок. Пожевал недолго и выплюнул.
  
  - И что они находили в этом? - спросил Эван у самого себя и пошел в мэрию. У него еще много дел.
  
  Эмма дождалась, когда страшная фигура антихриста скроется из вида, и выбежала из укрытия. Она бросилась к телу Бориса и, упав рядом, заплакала навзрыд. Тот лежал без рук с развороченной грудью. Его голубые глаза заволокло серым, теперь они похожи не на безоблачное небо, а на небо, покрытое тучами. На лице застыла посмертная маска непонимания. Оно полностью утратило отпечаток зрелости, перед Эммой лежал обыкновенный искалеченный мертвый мальчик. Она закрыла его глаза и поцеловала холодный лоб. Это конец - что теперь делать и куда идти, она не знала. Грусть и страх овладели ей, когда чья-то ладонь легла на плечо, она вздрогнула и упала на спину рядом с телом Бориса. Перед ней старик, смешно одетый в какое-то рванье, с приветливой улыбкой на лице.
  
  - Привет, девочка. Как тебя зовут? - спросил он. У него в голосе расплескалось столько теплоты, что боль Эммы ушла на задний план.
  
  - Эмма, - как будто сами по себе ответили губы девочки.
  
  - Хорошее имя. А что ты здесь делаешь, Эмма? Это был твой друг?
  
  - Нет. Это был мой возлюбленный.
  
  - Ты говоришь странные вещи, Эмма, ведь ты слишком молода, чтобы любить.
  
  - Я думаю, возраст тут не играет роли.
  
  - Да, думаю, ты права, - улыбнулся старик. - Я тоже считаю, что возраст для любви не имеет никакого значения.
  
  А потом вся теплота пропала из его взгляда. Одной рукой он вытащил из-за пояса огромный острый нож, а другой расстегнул молнию на брюках. Девочка попыталась убежать, но старик успел схватить за волосы, торчащие из-под шапки. Он по-прежнему улыбался.
  
  Уже вечером Эмма разделила участь Бориса. Хотя, Давид, смерть ее была куда более отвратительной, чем у него, и продолжалась много-много дольше. Но на то они и возлюбленные, чтобы делить участь друг друга. В жизни и в смерти...
  
  А теперь, Давид, я хочу слегка ускорить события и рассказать об Эване не настолько подробно, а в общих чертах. Это не так-то просто - уместить целый год жизни в несколько абзацев, хотя на описание нескольких месяцев ушло так много времени. Но я попытаюсь.
  
  С другой стороны, тут хватит и одного предложения. В тот год Эван завоевал мир. Всего шесть слов, Давид, но сколько в них крови, боли, смертей и сломанных судеб. Вскоре после смерти Бориса к Эвану приехал еще один необычный гость. На этот раз желанный - Эмет. Впервые за почти месяц разлуки Эван увидел это покрытое татуировками лицо. И оно вызвало у него только положительные эмоции. Он тут же схватил своего первого раба в охапку и потащил в койку. На целые сутки он прекратил принимать новых солдат, предоставив заниматься этим новым генералам. Генералов, как и прежде, Эван набрал из первых людей, что пришли к нему. Тут, собственно, никакой разницы, кто будет командовать. Всё равно Эван угробит армию при первом удобном случае, а потом соберет новую, чтобы тоже угробить.
  
  Эван и Эмет встретились не просто как старые любовники, но и как верные друзья. Эван понял, ему действительно дорог этот парень - его по-настоящему первый друг. Его тело пьянило, его речи ласкали слух и только в его обществе Эван мог не изображать грозного владыку тьмы и надежного руководителя армии, за спиной коего укроются присоединившиеся. С Эметом всё легко и просто. Они дурачились, бегая голыми по мэрии, играли в разные игры... Правда, в игры не самые пристойные и почти всегда завязанные на сексе и крови. Так, например, заставляли прятаться молодых девушек и парней по всей мэрии, а потом соревновались, кто больше найдет и изнасилует. Тех, кого находили первыми, убивали, чтобы другие прятались лучше. Последнего отпускали на свободу. Подобных забав они напридумывали целую кучу, дни для Эвана потекли более чем весело.
  
  Эти дни складывались в недели, а недели в месяцы. Армия набиралась не так быстро, как хотелось бы, и Эван решил, если к нему не идет гора, надо бы прийти к ней самому. И сдвинул миллионную армию в путь. В Чикаго держать такую прорву людей невозможно из-за отсутствия поставок продовольствия. Помедли Эван еще немного, солдаты стали бы голодать. Эван прошелся по стране смертельным кошмаром, добивая тех, кто еще пытался трепыхаться, и вбирая новых последователей. Потом он стал просто забирать всех - неприсоединившиеся заняли в армии нишу чернорабочих и рабов. Надо иметь воистину извращенную фантазию, чтобы представить это зрелища, Давид. Но я думаю, у тебя получится.
  
  Ехавшая на тысячах разных машин толпа меньше всего напоминала армию прежде всего потому, что передвигалась не колонной, а врозь, распределившись на огромной территории. Их можно было бы назвать похожими на цыганский табор, но таких больших скопищ у цыган не бывает. Почти пять миллионов сэтанистов колесило по стране в трейлерах, легковушках, грузовиках, а иногда даже на поездах вместе со своим властелином. Еще столько же или даже больше путешествовали в качестве рабов. В армии Эвана только ленивые или уж совсем ничтожные не обзавелись ими. Рабы имели гораздо меньше прав, чем, ну, допустим, табуретка. Их пускали в расход, нисколько не сожалея, потому что знали, скоро Эван поведет их в Европу и в рабах не будет недостатка. Насилие, содомия, педофилия и разврат распустились в армии Эвана безбрежно. Они уже исколесили всю Америку за прошедшие полгода и теперь, когда наступило лето, двинулись в Канаду. Эта страна сдалась легко, как портовая шлюха, добавив армии еще миллион боевых единиц. И, конечно, рабов там тоже взяли много. По плану Эвана надо пробраться через Аляску в Россию, а там: Китай, Азия, и наконец - Европа.
  
  Так и получилось. Часть армии плыла по морю, в июне они перебрались с континента на континент. Остальной мир следил за этим с ужасом, но никто не мог ничего поделать. После ядерного удара Америки по России атомное оружие запретили и уничтожили, запустив в открытый космос. Все понимали, что будет, если Эван доберется до ядерных арсеналов - полная победа над миром и конец человечества. Во время перехода в Евразию, объединенный флот Европейских и Азиатских стран попытался потопить армию Эвана, но у них не получилось. Теперь на службе у антихриста состояли и профессиональные военные, они заставили военную машину бывшего США снова работать на полную мощность. Ну и, конечно, сам Эван старался, как мог. Он вплавь добрался от Аляски до России, попутно потопив несколько подводных лодок противника и голыми руками разламывая мины. А когда им преградил путь флот Китая, Японии и Англии, Эван продемонстрировал насколько возрос в силе, уничтожив все корабли в одиночку. Он подплывал к ним и утаскивал на дно, пробивал в корпусах гигантские бреши, или просто колошматил крейсера и авианосцы до нерабочего состояния. Он, наконец, разбудил подводных змеев, что тысячи лет спали на дне моря, теперь они наводили ужас на его врагов, пожирая жертв. В общем, переброс армии прошел почти без потерь. Хотя, если бы Эван потерял всю армию, он ничуть не пожалел бы об этом. На другом континенте его поджидала ничуть не меньшая - ее просто надо собрать и всё.
  
  Больше Эван не отсылал Эмета от себя. Он был уверен, что сможет его защитить, а жизнь без единственного друга становилась слишком скучной. Анализируя чувства к нему, Эван не мог сказать, что любит Эмета. Нет, он просто не мог любить никого и ничего. Но Эмет стал чем-то вроде любимой собачонки. Антихрист слишком привязался к нему, чтобы снова остаться одному. К тому же он знал, всё ядерное оружие уничтожено, и настолько мощных атак не предвидится.
  
  В России Эвана встретило подкрепление. Почти сто вампиров, двенадцать оборотней и три вселившиеся в людей демона, ждали приказов властелина. И приказ им дали незамедлительно. Все дети тьмы должны стать новой охраной для Эвана и Эмета. Особенно для Эмета - ведь он отнюдь не бессмертен. Но и для Эвана такая охрана тоже нужна. Встретившись с первым героем, он стал куда осторожней, чем прежде. Выходил на поле боя, полностью закованный в громоздкие металлические доспехи. Они весили пятьсот килограмм, но Эван чувствовал себя в них, словно голый. Он напоминал Саурона из фильма 'Властелин колец'. Завернутый в латы огромный монстр с двумя большими рогами по бокам шлема он почти нигде не появлялся без подобной защиты. Но с новой охраной можно слегка сбавить бдительность. А она, в свою очередь, начала службу с того, что схарчила старую охрану. Отныне за армией антихриста оставались тела, полностью лишенные крови или растерзанные волками. Три демона вели себя более-менее прилично. Они облачились в людей и были вынуждены оставаться в этих сосудах, пока армия ада не ворвется в мир. Демоны могут находиться на этом свете только в таком состоянии - вселившись в кого-нибудь.
  
  Высадившись на материке, Эван двинул армию на юг в сторону Китая. Он не обратил внимания на Россию, она и так лежала в руинах, а ему нужно большая кровопролитная война, в которой погибнут миллионы. В конце концов, в этом его цель - убить всех людей. С каждым днем число рабов Эвана росло. Его армада набирала людей, как снежный ком. Правда, и теряла быстро, но в миллиардный Китай вошла армия численностью десять миллионов. И почти сразу солдат Эвана стало в десять раз больше - подкрепление из местных негодяев прильнуло со скоростью света.
  
  Эван очень тепло вспоминал войну с Китаем - так много людей ему еще не приходилось уничтожить. Он убивал миллионами, причем, сам лично, а уж что говорить об армии. Китай пал через неделю - правительство офциально признало поражение и сдалось на милость победителя. Хотя о какой милости могла идти речь? Еще почти месяц Эван провел там, убивая и убивая, и только когда сократил численность китайцев в пять раз, он успокоился и двинулся дальше. Он прошел по всей Азии, оставляя миллионы трупов, никто не мог его даже просто задержать. Национальность его солдат почти полностью менялась после очередного вторжения. Сейчас в армии Эвана едва ли осталась тысяча американцев, что вышли в этот кровавый поход. Выйдя из Китая, армия Эвана укомплектовалась китайцами, после Индии состав опять поменялся и на Европу обрушились уже индийцы.
  
  Европа сопротивлялась дольше всех. Гораздо лучше вооруженная, чем предыдущие государства, она выставила против Эвана всю военную мощь Евросоюза. Но прошел месяц, и она тоже пала. Эван рос и рос в силе, теперь мог смести полк противника, просто набрав побольше воздуха в грудь и дунув. Он ударял по земле, и та отзывалась землетрясением, он выкидывал людей в стратосферу и стал настолько быстр, что за секунду пробегал километр. Но физическая сила это еще не всё - возрос в мощи и его зов. Люди больше не могли находиться в его присутствии и оставаться в здравом разуме. Они либо присоединялись, либо сходили с ума.
  И вот, покорив Евразию, Эван двинулся в Африку. Тут его ждало разочарование - никто не хотел воевать с новым владыкой мира. Африканские страны посчитал, сдавшись ему на милость, они сократят число жертв. Естественно, Эван прошел кровавым смерчем и по Африке. Последними в мире пали Австралия и Южная Америка. Эван туда даже не поехал. Приказал слугам покорить для него последние континенты, а сам принялся исполнять пророчества. Он приказал возвести себе церкви по всему миру, потребовал всех людей отречься от бога и отныне молиться ему. По всем телевизорам мира транслировалась его послание:
  
  - Зачем вам молиться тому, кто где-то далеко? - спрашивал у мира Эван. - Перед вами я - ваш новый бог! Я гораздо ближе, чем неспособный защитить своих верующих глупый старик, которому вы возносите почести. И пускай я не буду вас благословлять, поверьте мне, моей кары избежит только тот, кто примет новую веру. Веру в меня. Теперь любой, кто не сделает себе на лбу татуировку с моим знаком, объявляется вне закона, и его надлежит убить.
  
  И по всем экранам показали знак новой церкви. Перечеркнутый крест. Не прошло и недели как на лбу у пятидесяти процентов людей появились эти тату. Вера людей пала так же, как и сами люди. Впрочем, не все. Многие делали на лбу не татуировки, а обычные рисунки. Верующие христиане, мусульмане, буддисты по вечерам запирались в полуразрушенных домах и, достав из тайников припрятанные иконы или Коран, молились старому богу. Были и те, кто продолжал борьбу, уйдя в подполье. Пусть правительства всех стран мира признали Эвана властелином, кучки партизан то и дело совершали набеги на силы антихриста. И даже не подозревали, они оказывают ему услугу. Эван плевать хотел на слуг, а если выразиться точнее: он их всех ненавидел. Когда ему докладывали, повстанцы взорвали очередную сотню его солдат, он только улыбался. Таких осталось еще миллионы и миллионы.
  
  Эван задержался в Европе на несколько месяцев, а потом решил, новую мировую столицу лучше будет поставить в Америке. Его родная страна, там он начнет восхождение, выстроит новую систему ценностей, займет по праву завоеванное место нового бога. Он взял миллионы рабов и поехал домой. Вот так и закончился тот страшный год, когда антихрист завоевал весь мир. Он исполнил три пророчества и теперь размышлял, как выполнить остальные.
  
  Взглянем на него, Давид. Внешне ты не увидишь в Эване никаких перемен - его облик по-прежнему нерушим. Единственное изменение - он завил в волосах несколько тонких косичек. Инициатива его любовника Эмета. Да, Давид, они всё еще вместе и делят одну постель. Сейчас он тоже в большом зале, что построили для временного пребывания Эвана. Для владыки мира сооружали огромную цитадель неподалеку от Чикаго - того города, с которого начался его разрушительный путь по миру. Из окна временной стоянки виднелась стройка. Она шла быстро, там каждый день погибало не менее тысячи человек. Эван лично распорядился, чтобы из костей умерших строителей сделали облицовку главного зала. А трон приказал сделать исключительно из человеческих черепов. Но и тут тоже много жутких вещей. Одна из них как раз привязана к столу, а над ней стоит Эмет со скальпелем. Хотя вовсе не она, а он - молодой мужчина лет тридцати окровавлен с ног до головы и тихо подвывает, когда Эмет режет на лбу символ новой веры.
  
  - Я не знаю, клянусь, я не знаю... - плакал мужчина - его пытки продолжались уже несколько часов.
  
  - Послушайте, профессор, ведь мне вас рекомендовали, как одного из самых умных молодых ученых мира, - холодно сказал Эван, прогуливающийся вокруг стола. - И я никогда не поверю, что вы не сможете сделать мне атомную бомбу. А еще лучше, если вы укажете мне тайник, где спрятали свое ядерное оружие остальные страны мира.
  
  - Клянусь Господом, я не зна-а-а-а-а!!!
  
  - Тебе лучше не упоминать его при нас, - сказал ему Эмет, отрезая ухо.
  
  - Подожди, жена, он еще может быть полезен, - сказал Эван.
  
  Ах да, Давид, я и забыл, Эван и Эмет поженились. По такому случаю устроили грандиозный праздник, окончившийся оргией, где принимало участие десять тысяч человек. Задумка была примерно такая: сначала свадьба в последнем уцелевшем католическом храме, потом Эван разрушает его и, наконец, они придумали своеобразную игру для брачной ночи. Поиск друг друга в десятитысячной толпе, занимающейся любовью. Естественно, пока Эван искал Эмета, он убил большенство. И в конце они целую ночь сношались на развалинах храма, как пьяные обезьяны. И всё это показывалось в прямом эфире по телевизору.
  
  - Итак, профессор, вы хотите сказать, все ученые мира потребовали уничтожить ядерное оружие, чтобы оно не попало ко мне в руки, и правительства согласились?
  
  - Да.
  
  - Но как вы это себе представляете? Ладно, я еще могу поверить, что они согласились - действительно, для меня самый легкий способ поставить мир на колени был завладеть их арсеналами и пускать бомбы в моих врагов. Но как они могли от них избавиться, профессор? Единственным возможным мне кажется их просто разобрали. Но то, что было разобрано, можно собрать, профессор. Пускай вы в одиночку не сможете этого сделать, у меня есть другие ученые. И много времени к тому же - я могу ждать годами. Ну так что, профессор, даже если вы не знаете, где тайник, вы можете предположить, куда спрятали разобранные бомбы? - Эван стоял рядом с окном и вдруг в одно мгновение оказался рядом, нависая над ученым. - Куда спрятали мои бомбы?!!
  
  - Я не знаю, владыка. Но я кое-что слышал...
  
  - Да, я внимательно слушаю вас... - Эван полуобнял Эмета, тот заурчал, как кот.
  
  - Я слышал, все бомбы погрузили на ракеты и отправили в космос. Это было сделано тайно, с десятков космодромов по всему миру...
  
  - Похоже на сказку, профессор, - продолжал гладить Эмета Эван. - Зачем им было запускать их в космос, можно было зарыть на крайний случай или...
  
  Эван резко прекратил гладить Эмета. Он отстранился от любовника и вернулся к окну.
  
  - Что такое, хозяин? - спросил Эмет, подходя ближе. - Ты что-то придумал?
  
  - Космос... - задумчиво сказал антихрист. - Любопытно. А ну-ка отвяжи нашего ученого и прикажи отвезти его в больницу. Пускай его подлатают, а я пока все обдумаю.
  
  Эмет пошел исполнять приказ, а Эван продолжал смотреть в окно. Там день и ночь строили его резиденцию. По задумке это должен быть еще и храм. Эван глядел в сгущающиеся сумерки на полную Луну, мрачно освящающую всё вокруг. Вон из тьмы выползла фигура девушки и направилась на стройку. Это его верные вампиры идут ужинать. Вообще, некоторые из них уже настолько окрепли от усиленного питания, что могли гулять днем. Но ведь и спать когда-то надо, а бодрствовать они привыкли ночью.
  Эвану стало скучно. Теперь, когда мир покорен, а вера порушена, по идее надо наслаждаться результатом трудов своих, но этого антихристу мало. Он подумывал слетать в Европу или в Южную Америку, где сейчас его армия. Этот континент держался дольше всех - там вера людей была еще сильна. Эван приказал просто вырезать смутьянов. Он еще в прошлом месяце отдал распоряжение об уничтожении всех жителей этого континента, а те сопротивлялись, как крысы, загнанные в угол. Но вчера пришло сообщение, что восемьдесят процентов населения уничтожено. Эван сказал, остальных можно брать в рабство - теперь война превратится в обычную охоту.
  
  С каждым днем ненависть Эвана к миру возрастала. Его раздражало почти всё: и его слуги, приносящие хорошие новости, и его рабы, которых набирали из самых красивых пленников мира, и то, что сам мир пал так легко - стоило похлопать по плечу и раздвинул ягодицы... Он с удесятеренной силой хотел его уничтожить. Зачем такому миру существовать? Планета оказалась столь слабой, что внушала только презрение. Единственным исключением, единственной радостью для него оставался, как ни странно, Эмет. Эван и сам не мог понять, почему до сих пор не убил его. Ведь не только потому, что делил с ним постель. А ее он, кстати, делил не столько с ним, а по большей части с пленниками и рабами. Хорошо, если они спали раз в неделю, а так Эван видел Эмета и того меньше. Эмет стал главным помощником и вторым лицом на планете, руководящим Правительством Земли. Но те разговоры, что они вели иногда темными, как душа Эвана, ночами, отгоняли тоску. В такие моменты Эван чувствовал себя, словно находится еще в самом начале пути. Тогда, полтора года назад, мир еще был прочен, его только предстояло завоевать. Тогда еще было интересно. А теперь скучно.
  
  Эван пошел к трону, изготовленному из платины, и, усевшись, нажал кнопку вызова слуги. Голый мальчик вбежал почти сразу и осведомился, что хочет властелин.
  
  - Новых рабов привели? - спросил у него Эван.
  
  - Да, владыка. Вести?
  
  - Да.
  
  - А кого владыка хочет посмотреть, женщин или мужчин?
  
  - Даже не знаю. Мужчины вроде надоели. Веди баб.
  
  Раб удалился. Это тоже одно из развлечений, хоть как-то отгоняющее скуку. Эвану приводили десятки новых рабов каждый день, и он выбирал тех, с кем провести ночь. Иногда он брал мужчин, иногда женщин, иногда молодых, иногда в возрасте, иногда одного, иногда десяток. Большинство заканчивали ночь с антихристом мертвыми. Эван обладал настолько чудовищной силой, что львиная доля смертей оказывались случайными. В момент возбуждения схватит девушку за грудь, а та лопается, как перезрелая дыня. Или положит руку на спину и сломает позвоночник. Как правило, Эван совершенно не контролировал себя в такие моменты, а под дверьми дежурили слуги, готовые тут же предоставить хозяину замену. Иногда слуги сами становились заменой. Мало кто мог похвастаться, что служит у темного властелина достаточно долго - обычно состав слуг полностью обновлялся за неделю. Единственное исключение, когда Эван себя сдерживал, это опять-таки - Эмет. И это было одной из причин, почему они спали в основном порознь. Слишком много усилий прилагал Эван, чтобы не повредить друга, от этого секс становился скучным. Нет, дикая натура антихриста требовала напиться в стельку, грубо изнасиловать десяток человек и уснуть, измазанным их кровью. Вот это веселье, одно из последних прибежищ от скуки!
  
  В комнату завели первую девушку. Естественно, голую и тщательно намазанную маслом. У Эвана служили несколько охотников за рабами, они точно знали вкусы и предпочтения властелина. Он любил юношей примерно двадцати лет и девушек такого же возраста. Все должны быть худыми, девушки с маленькой грудью. Короче, ему нравились девочки, похожие на мальчиков. Первая не понравилась Эвану - красивая, но сегодня он хотел брюнетку. Ее увели и завели вторую. Ту тоже отвергли, как и следующую, и десяток дальше. Эван уже собирался сказать, что передумал и желает посмотреть юношей, когда завели ее.
  
  Скука сразу слетела с Эвана, как только он увидел девушку с длинными черными волосами и счастливой улыбкой на устах. Тоже раздета, на обозрении антихриста прекрасное тело. Ни пышности форм, ни грации округлостей, наоборот. Тело в мышцах, но не настолько серьезных, чтобы казались неестественными. Небольшая грудь медленно вздымалась от охватившего возбуждения, Эван почувствовал, в душе ее нет страха к нему. И еще там нет ненависти, а только страшная и непонятная любовь. И грех. Да, этот запах Эван мог различить за тысячи километров - она пропахла грехом. Руки и ноги девушки слегка переливались мышцами, когда она шла, ягодицы круглые и идеально ровные без всякого целлюлита. Но главное - это, конечно, лицо. Тонкое и невероятно красивое, с точно такими же, как у Эвана, глазами, оно притягивало взгляд, как и хорошо видное лоно.
  
  - Как тебя зовут? - спросил Эван и обнаружил, его голос дрожит от возбуждения.
  
  - Анна, - ответила девушка.
  
  И теперь, Давид, я расскажу тебе, что стало с нашей второй героиней. Мы, помнится, расстались с ней больше года назад, когда она суматошно выбежала из Нью-Йоркского аэропорта. Тогда ныне мертвый Борис со своей подругой, воспользовались машиной отца-извращенца, а вот Анна столкнулась с проблемой транспорта почти сразу. Она кое-как нашла таксиста и попросила отвезти в город. На половине пути, проехав тот самый склад, где поджидали Эмму и Бориса, раскинулся небольшой лесок. Там таксист изнасиловал нашу героиню. Она только чудом избежала смерти - в тот день у аэропорта, словно специально, собрались маньяки-убийцы. Но ей удалось убежать, а таксист был слишком расслаблен, чтобы догонять. Потом он сел в машину и поехал встречать в аэропорту новую жертву.
  
  Как Анна добралась до Нью-Йорка, помнилось смутно. После изнасилования ее трясло, первым делом она собиралась звонить в полицию. Однако стражи порядка там больше не работали. Она попробовала найти Эвана, но тут ее неприятности продолжились. Надо ли говорить тебе, Давид, что сделают с молодой красивой девушкой в городе, где бушует антихрист, и куда стягиваются практически все маньяки и убийцы Америки? Ближе к вечеру ее опять изнасиловали. Благо, попался не маньяк, а простой мужик, захотевший развлечься. Так начался трудный и наполненный унижениями путь в поисках любимого. Иногда она подбиралась к нему так близко, что могла видеть, но в этот момент какой-нибудь мерзавец обязательно препятствовал ей. Еще хорошо, что ее оставили тогда в Нью-Йорке, а, если точнее, ей удалось сбежать. Иначе Анна была бы уже мертва, попав под первую атомную бомбу, упавшую на Вашингтон. Но вскоре бомбы упали и на Нью-Йорк. Анне удалось спрятаться в одном из городских бомбоубежищ, вот только компания там подобралась не самая приятная. Очень быстро Анна превратилась в обычную рабыню.
  
  Когда они рискнули выбраться наружу, Анна убежала и снова устремилась на поиски. Стыдно признаться, но даже когда ее силой склоняли к соитию, она представляла Эвана. За год, наполненный унижениями, она повзрослела и заматерела. Приходилось прятаться и силой добывать пропитание, от этого тело обросло мышцами. Но, тем не менее, она попадала в рабство как минимум десяток раз, иногда даже добровольно - рабов хотя бы кормили. Но когда узнала, Эван собирается перебраться на другой континент, она уже отчаялась его увидеть. Правда, теперь ее положение слегка улучшилось - она раздобыла оружие и очень скоро уже у нее появились рабы. Исполняли они в основном то, за что сами с радостью заплатили бы - утоляли невероятный голод, бушевавший в теле Анны, но не имевший к еде никакого отношения. Она попробовала войти в армию антихриста, ей опять повезло - армия покинула Аляску за день до ее прибытия туда. Почему повезло? Да просто она наверняка погибла бы, как и большинство солдат Эвана. И тогда она стала ждать, надеясь, что Эван когда-нибудь вернется обратно. Так и получилось, хотя на это потребовался целый год. И за этот год Анна неплохо раскрутилась. Завела ферму, пару любовников и начала ждать.
  
  Когда Эван вернулся в Америку, Анна, естественно, всё бросила и понеслась к нему. Но столкнулась с очередной трудностью - оказалось, Темный Властелин никого не принимает. Тогда Анна навела справки и узнала, Эван всё ж видится кое с кем: либо с приближенными, либо с рабами. И Анна пошла на то, от чего уже зареклась - опять попала в рабство. Просто позволила себя поймать. Разыграла беззащитную дурочку, которой давно не была. Вообще, в новой Америке угодить в рабство было легче легкого. Надо выкинуть оружие и попасться на глаза одному из охотников Эвана. Хотя тут тоже есть тонкости. Таких охотников за рабами по всей Америки бродит чуть ли не несколько тысяч. Эта работа стала весьма популярна с тех пор, как Эван отменил деньги. Во всём мире перешли на бартер в торговле, самым ходовым товаром оказались рабы. Рабам не надо было делать тату с перечеркнутым крестом и это, пожалуй, единственный плюс. Весь мир в развитии как будто сделал огромный шаг назад, и очень многим это нравилось. Появилась новая элита, что жила по принципу: кто сильней, тот и прав. И пистолет на бедре давал куда больше этих прав, чем когда-то знаменитый билль.
  
  Но вернемся к Анне. Итак, она попалась на глаза охотнику за рабами, тот, естественно, не преминул ее поймать. Он отвел ее в барак, где людей держали, словно зверей - в клетках. Там в импровизированных камерах Анне пришлось бороться за кусок еды. Рабов помещали соответственно полу - в клетке, куда попала Анна, заправляла толстая баба по прозвищу 'Большая Берта'. Хотя звали ее вовсе не Берта, а Мария, надо сказать, прозвище подходило ей. Большая Берта действительно отличалась и размерами, и пышностью. Огромная жирная бабища лет сорока, чернокожее тело покрывают десятки татуировок - большей частью перечеркнутые кресты. Она считала себя ярой поклонницей Эвана и в тайне мечтала попасть к тому в постель. Анна очень удивилась бы, узнав, что Большая Берта угодила в рабство так же - позволив поймать себя. Хотя шансы очутиться на приеме у Эвана сводись к нулю, и она это отлично понимала, в широкой груди, под маслами сисек, таилась надежда...
  
  Когда Анну втолкнули в большую клетку из толстых стальных прутьев, она сразу разобралась, кто здесь правит бал. Большая Берта сидела на своеобразном насесте из различных шмоток. Судя по размеру, они принадлежали не ей, а другим девушкам, что томились здесь вместе с грузной 'атаманшей'.
  
  - Ну надо же, вы только посмотрите, кого к нам привели? - сказала Берта и испустила газы.
  
  - Привет, - спокойно сказала Анна. Случись такое год назад, она не знала бы, что делать. Но год она стала другой, ни капли не похожей на подающую надежды студентку факультета журналистики. Теперь уже она сама имела рабов и руки ее окропились человеческой кровью. Наверное, такова природа героев, Давид, что у них должно получиться всё, за что они берутся, а смерть антихриста - вершина этой способности.
  
  - Значит так, козочка, у нас здесь правило - каждая новая сучка жертвует одну из своих вещей, чтобы Большой Берте было удобней умастить свой зад. А у Большой Берты зад толстый, так что давай, раздевайся.
  
  Наряд Анны представлял собой только небольшой топик и коротенькие шортики. Так она хотела привлечь внимание охотника за рабами. Ни лифчика, ни трусиков она не надела, если чего-то отдать, придется сверкать или голой попой, или голой грудью. Она огляделась - большинство девушек действительно полураздеты. Наверняка, толстой мамке нравилось, что им приходится вот так унижаться. Сама Берта оделась вполне прилично - в почти новый джинсовый костюм. Что остальным рабам приходится мерзнуть ночью, ей по боку.
  
  - Давай-давай, козочка, снимай трусишки. Большой Берте нравится смотреть на ваши щелки.
  
  - А не пошла бы ты, - спокойно ответила Анна.
  
  - Вы только посмотрите, мокрощелочки, у нас тут героиня, - расхохоталась негритянка. - Но она не знает, что Большая Берта была чемпионкой США по армрестлингу. Видимо, Большой Берте не помешает протрясти свою толстую задницу и надрать тощую.
  
  Большая Берта начала подниматься. Это походило на попытку ламантина встать на хвост. Толстое засаленное тело переливалось жиром - видно даже из-под джинсы. Анна сразу поняла, если эта сумоистка поднимется, скрутит ее в бараний рог. Но Анна и не собиралась давать ей возможности подняться. Она уже давно уяснила, в новом мире можно победить только подлостью, а вовсе не героизмом. Когда Большая Берта наклонилась и встала на четвереньки, Анна сделала стремительное движение и ударила ногой в лицо. Все остальные рабы ахнули, а, не ожидавшая такого поворота, Большая Берта села от удивления. В ее глазах появилась суета, но быстро сменилась гневом. Она заревела, как раненый слон, и опять попыталась подняться. Но Анна снова нанесла удар, теперь по колену. Голень пронзила боль, но Берте явно больнее. Толстуха схватилась за коленку и снова получила удар по морде. И еще, и еще. Берта попробовала схватить наглую рабыню, но та двигалась слишком быстро. Анна то подбегала, то в последний момент отскакивала. Ясно же ведь, если Берта схватит ее - это конец. И она не пресекала все попытки, действуя быстро, но холодно и расчетливо. Анна продолжала осыпать Берту ударами, и та заплакала. Анна подскочила к ней сзади и схватила заплетенные в косички волосы. Приложив чудовищное усилие, Анна рванула волосы, Берта перевернулась на живот. Анна продолжала держать ее за космы и начала бить лицом об пол. Послышался хруст ломающегося носа, на грязном полу появилась кровь.
  
  - Что вы стоите?! - крикнула Анна остальным рабыням. - Бейте жирную суку!
  
  Девушек не пришлось просить дважды. Они набросились на Большую Берту и принялись осыпать ударами маленьких кулачков. Одна из рабынь расцарапала Берте лицо. Та уже потеряла сознание, но ее продолжали мутузить, вымещая накопившуюся злобу. Так продолжалось минут десять, никто из охранников даже не попытался им помешать. Наоборот, пара мужчин с татуировками на лбу улюлюкали, требуя, чтобы толстую рабыню прикончили. Но, наконец, девушки успокоились и отошли от груды жира в обличии женщины. Джинсовый костюм полностью изодрали, толстое тело Большой Берты покрылось сотнями царапин и синяков. Анна подошла к куче одежды и сказала:
  
  - Ну что, разбираем? Конечно, не хочется надевать на себя то, на чём сидела эта корова, но будет теплее.
  
  Все молча стали брать свои вещи. Там не только их шмотки - Большая Берта в клетке почти месяц, за это время тут побывало много девушек. Анна выбрала старенький обветшавший плащ и накинула на себя. Охранники, посмеиваясь, ушли по своим делам.
  В клетке стало определенно веселее, девушки, наконец, смогли поболтать без Большой Берты. С толстухой разговоры всегда оканчивались оскорблениями и дракой. Правда, их треп не слишком привлекал Анну. Она для приличия познакомилась с заключенными, а потом уселась в уголке и стала ждать. Сколько ей здесь сидеть, она не знала, но терпеть научилась за этот безумно долгий год.
  
  Прошел день - на улице наступили сумерки. Девушки сбились в кучку и уснули. Из услышанного краем уха Анна поняла, Большая Берта заставляла их ложиться вокруг нее и так грелась. А тем девчонкам, что лежали с краю, приходилось мерзнуть. Когда все уже лежали и слегка посапывали, Анна заметила в камере шевеление. Большая Берта, хлюпая разбитым носом, приходила в сознание. Анна безучастно смотрела, как толстуха пытается встать и понять, что произошло. Она подняла голову и посмотрела на Анну налитыми кровью глазами. И вдруг улыбнулась.
  
  - А ты нифего, козофька, - прошепелявила Большая Берта. У нее выбили почти все зубы. - Но фнаеф, я на фебя не ф обиде. Дафно надо было наподдать мне по толфтому заду.
  
  Она с трудом встала и подошла к Анне и встала напротив. Аня смотрела на нее практически безучастно, будто бы не она несколько часов назад оттузила толстуху. Глядя на темные глаза героини, Большая Берта увидела там нечто такое, что впервые за жизнь почувствовала страх. В бытность еще Марией Кофи Большая Берта никогда ничего не боялась. Ни в школе, ни в колледже, из которого ее выгнали на второй год, ни на работе в магазине. Она понимала, что уродлива, но Бог одарил ее удивительной силой. Она действительно была чемпионкой США по армрестлингу, но никогда не тренировалась. С самого детства всегда могла дать отпор кому угодно, от собственных родителей до грабителя магазина, которого она задержала самолично и даже попала после этого в газеты. А еще Берта была без комплексов - такой уж уродилась. Ей было наплевать, что мужчины не обращают на нее внимания, в отместку за это она могла поколотить почти любого из них. И вот теперь она смотрела в эту худую, покрытую мышцами девушку и в ее глазах увидела такую безумную решимость, что страх прорвался сквозь толстые барьеры. Сама не понимая, откуда, она точно знала - Анна убьет ее, если Большая Берта попытается помешать. И неважно, к чему стремится эта брюнетка, она всё одно добьется цели. И ничто не сможет ее остановить.
  
  - А ты не профтая суфька! - рассмеялась Берта. - Как ты попала фюда? Никогфа не поферю, что эти ферьмофые охотники смогли фы тефя поймать?
  
  - Я попалась специально, - ответила Анна. Берта плюхнулась рядом и легонько ударила героиню по плечу, продолжая посмеиваться.
  
  - Ты не пофериф, но я тофе!
  
  - А зачем?
  
  - Эфо ефинственный шанс встретиться ф ним.
  
  - С Эваном?
  
  - Конефно! Фнаеф он полнофтью ифменил мою фифнь!
  
  - А как?
  
  - Он стер фсе гфаницы. Ефли раньфе я была пфостой толфтухой, фо феперь я Фольфая Ферта! И я уже кфо-фо, понимаешь?
  
  - Не очень.
  
  - Ну и лафно. А фы пофему пофволила сефя поймафь?
  
  - Я тоже хочу его увидеть. Он тоже изменил мою жизнь.
  
  - Пфавда? - рассмеялась Берта. Одна из лежавших в кучке девушек проснулась от хохота, и посмотрела на толстуху испуганными глазами. - Ну фогда фавтра фы его уфидеф. Фавтра фмотф.
  
  - Что завтра?
  
  - Фмотф. Ну будут фебя фмофеть и офенивафь.
  
  - А, смотр. Это хорошо.
  
  - Фа, фля тебя форошо. А фот я опяфь офтанусь на бобах.
  
  Большая Берта поднялась с пола. Она посмотрела на Анну хитрющими глазами и пошла к кучке девушек. Теперь уже она легла с краю, застенчиво прижавшись к остальным. Анна тоже закрыла глаза и уснула. Ей снился Эван. Как обычно.
  
  На следующий день действительно назначили смотр. Личный проверяющий Эвана приказал вывести всех рабов и построить в две шеренги. В одной парни, в другой девушки. Большая Берта не удостоилась присоединиться к остальным, но не разочаровалась. Только пожелала остальным девушкам удачи беззубым ртом и громко рассмеялась, когда охранник брезгливо посмотрел на нее.
  
  - Фе хофешь разфлефьфя, фарнифа? - сказала она охраннику.
  
  - Как-нибудь в другой раз, - сказал он, осматривая девушек. - Так, ты, ты и ты за мной.
  
  Он указал пальцем на трех девушек, у Анны замерло сердце, когда она не оказалась в числе выбранных.
  
  - А как же я? - спросила она.
  
  - Ты? Ну ладно, тоже выходи, - пробормотал охранник. - И что он вам так нравится...
  
  Девушек и парней построили и какой-то молодой тип, одетый с иголочки, начал бродить меж строев. Сначала он прошелся перед шеренгой голых юношей.
  
  - Так, что тут у нас, Джордж? - сказал он тому охотнику, что поймал Анну. - Опять халтуришь? Ты же знаешь, властелин не любит подростков. Надо, чтобы слегка обросли мышцами, тогда есть шанс, что он возьмет. А тут половина четырнадцатилетних.
  
  - Но в прошлом месяце ему приглянулись такие вот молоденькие, - оправдывался охотник.
  
  - То было в прошлом месяце. Ты не знаешь, какой он ветряный? Любит разнообразие.
  
  - Ну да, как же. А почему он тогда продолжает спать с тем голубком, на котором женился?
  
  - Так это просто ход такой рекламный, дурья твоя башка. Ему надо марку держать, страх нагонять, а то вон в Техасе восстание за восстанием. Ну ладно, хрен с ним, давай смотреть. - Молодой парень пошел мимо строя. - Слишком худой, слишком молодой, у этого писюн маленький, а вот этот ничего, этот годится...
  
  Пройдя мимо строя юношей, он соизволил окинуть взглядом и девушек.
  
  - Да, а вот тут посложней будет. Хрен его знает, кто ему понравится.
  
  - А ты возьми разных.
  
  - Ну ничего, главное, что блондинок сразу на фиг. Он брюнеток любит. Хотя...
  
  - Так ты только посмотри на эту. Ну и что тут такого, если волосы белые, на крайняк можно и перекрасить. Зато смотри, сиськи какие.
  
  - А ему маленькие нравятся. Вот как у этой. Только она что-то слишком мышечная, что ли...
  
  - Зато брюнетка. А что сильная, так это ему только понравится. Ты же сам говорил, ему на парней похожие нравятся.
  
  - Говорил, говорил. Ладно, эту берите, и еще вон ту и ту. У нас еще десяток несмотренных есть...
  
  Анна ликовала - ее выбрали первой. И теперь она узнала, ему нравятся такие, как она, а значит, есть шанс!
  
  Девушек повезли во временное пристанище Эвана и поместили в отделение для рабов. Тут нет клеток, у каждого раба собственная комната с ванной, множеством косметики и бижутерии. Анну привели в ее комнату, тот парень, который ее выбрал, показал ей всё.
  
  - Значит так, - сказал он Анне, когда они вошли внутрь. - Первое, помойся. В ванне есть горячая вода, отлежись там не менее часа. Он не любит грязных, а от тебя сейчас так несет... в общем, приводи себя в порядок. Почисти зубы, помой волосы, тут всякой косметики полно. Дальше, когда помоешься, сбрей все волосы с тела, за исключением головы и бровей. Когда я говорю 'все' - это значит 'все'. Даже грудь побрей, понятно?
  
  - Да.
  
  - Отлично. Если он тебя выберет, ты сможешь здесь остаться. Кормят у нас хорошо, так что жить будешь, как королева. А не выберут, тогда опять в тот барак вернешься. Когда он смотреть будет, никто не знает, так что будь наготове, ясно?
  
  Анна кивнула.
  
  - Тогда я пошел. Удачи, детка.
  
  Анна последовала всем советам: долго сидела в ванной, брилась и, наконец, надушившись дорогими духами, стала ждать. Вскоре ей принесли роскошный ужин, она съела всё до последней крошки с удовольствием. Следующие три дня прошли в томительном ожидании. Несколько раз заходили охранники и проверяли, всё ли в порядке. Каждый день Анна начинала с той же процедуры мытья-бритья, и вот, к вечеру третьего дня, вошел ее знакомый и сказал, чтобы собиралась. Сердце забилось в бешеном танце - неужели она встретится с ним? Но к возбуждению примешивалась и большая порция страха. А что, если ее не выберут? Тогда, наверное, придется покончить жизнь самоубийством. Она просто не сможет жить, зная, что тот единственный человек, ради которого она пожертвовала всем, ее отверг.
  
  Ее тело резко отличалось от тех стандартов, что Эван выбирал до этого, поэтому ее пустили на смотрины последней. Девушки выходили в большой зал с улыбками на лицах, а возвращались с постными физиономиями. И есть от чего расстраиваться. Их тут же заковывали в наручники и уводили туда, откуда привели. Возможно, теперь их посадят в одну клетку с Большой Бертой, которая наверняка уже восстановила свой статус. И вот настал ее черед. Она сделала глубокий вздох и пошла навстречу судьбе.
  Огромный унылый зал показался очень зловещим, но когда она увидела мощную фигуру на троне, всё ушло на задний план. На нее смотрел Эван. Высокий, накаченный мужчина с длинными черными волосами и внимательными темными глазами. И все сомнения покинули Анну, она поняла, ее обязательно выберут.
  
  Эван встал с трона и подошел к ней.
  
  - Как тебя зовут? - спросил он, и голос его дрожал.
  
  - Анна, - просто ответила девушка.
  
  - Какое красивое имя. Анна... - просмаковал четыре буквы антихрист.
  
  Он не стал утруждать себя речами. Просто махнув охране, чтобы удалились, поднял девушку и поцеловал. По телу антихриста пробежало удивительно приятное электричество. Он еще никогда не получал столько наслаждения, целуя девушку. Это даже лучше, чем целоваться с Эметом. Она стояла голая, поэтому тратить время на раздевание нет надобности. Вместо этого Эван легко сорвал с себя весь наряд, разодрав в клочья. Он овладел ей прямо тут, на холодном полу. Как только Анна почувствовала его внутри, накатила волна первого оргазма. В первый раз за полтора года она занималась любовью с открытыми глазами. В первый раз те картины, что возникали в мыслях, сошлись с реальностью. Эван оказался точно таким, как в ее мечтах. Ласковый, и в то же время удивительно сильный, он двигался в ней с невероятной для человека частотой, заставляя кричать от наслаждения.
  
  - Наконец ты мой!!! - закричала она после очередной захлестнувшей волны.
  
  - Да!!! - вторил Эван.
  
  А вот для него заниматься любовью с этой девушкой стало настоящим откровением. Он понял, его руки, способные разрушать горы, могут быть деликатными. Он навалился на нее, но не всем весом, слегка поддерживал тело одной рукой. Другая нежно исследовала ее тело. Гладкая кожа Анны сводила с ума, но не возникало желания растерзать ее. Каждый раз до этого Эван прилагал нешуточные усилия, чтобы не разорвать партнера. Даже с Эметом такое желание возникало почти каждый раз. Но теперь обнаружил, можно быть ласковым без всяких усилий. Он сжимал ее грудь, но та не лопалась, он обхватил ее тело, но кости не затрещали, он гладил ее волосы и не свернул шею. Как будто эта девушка забрала всю его силу в тот самый момент, когда он вошел в нее. И это прекрасно. Во время извержения Эван заорал, от этого с потолка посыпалась штукатурка. И он не заметил, как острые коготки Анны оставляют на его спине красные царапины...
  
  В ту ночь они занимались любовью еще несколько раз. Перешли в спальню Эвана, там Анна рассказала, что влюбилась в антихриста с первого взгляда, как только увидела по телевизору. Она хотела рассказать, что он являлся ей во снах и про видение, когда она упала на лестнице, но каждый раз открывая рот, обнаруживала, - из него не желают выходить слова. Причину этой скрытности она понять не могла, но и рассказать тоже не получалось. Впрочем, теперь это не имело значения. Он с ней, это главное. К утру они лежали в постели и курили. Эвану это напомнило встречу с Эметом. Хотя на этот раз у него не возникало желания обратить ее во зло, как он сделал тогда. Зачем? Девушка и так идеальна во всех отношениях. Он ласково гладил ее тело и поражался тому, что раньше девушки были лишь способом слегка разнообразить жизнь. Теперь он понимал, природа все-таки взяла свое, и женщина предназначена для мужчины гораздо лучше, чем другой мужчина.
  
  - Ты прекрасна, - сказал он, водя пальцем вокруг ее пупка.
  
  - Нет, это ты прекрасен, - она обвила его толстую и твердую, как каменный столб, шею.
  
  - Одно другому не мешает.
  
  - Я тоже так думаю.
  
  Они уснули в объятьях друг друга и со стороны смотрелись очень негармонично. Красавица и чудовище, тонкая лоза и могучий ясень, фея и динозавр. Но они спали и каждому снились удивительные сны. Анна видела Эвана в белой шелковой рубашке, скачущего на лошади, а ему в первый раз не приснились горы трупов. Ему снилось бескрайнее поле с низенькой, как будто подстриженной травой. А посреди поля, нарушая все возможные законы, рос одуванчик. Единственный цветок испускал приятное серебристое сияние, Эван слышал, как, соприкасаясь друг с другом, пушинки звенят, словно колокольчики. Они спали, на умиротворенных лицах застыли улыбки.
  
  После этой ночи жизнь обоих потекла иначе. Тоска и грусть отошли от Эвана, на их место пришли радость и спокойствие. Его больше не интересовали атомные бомбы или повстанцы, имевшие наглость сопротивляться антихристу. Теперь все мысли занимала Анна. Она тоже была совершенно счастлива. На следующий день Эван сделал то, чего не делал никогда в жизни - пригласил девушку на свидание в ресторан. В Чикаго еще остались подобные заведения, все посетители почти сразу разбежались, когда увидели, КТО пришел разделить с ними ужин. Но Эван и Анна плевать хотели на остальных, их помыслы устремились исключительно друг на друга. Эван рассказывал, как он покорил целый мир, а она поведала, каково живется в России. Вернее, жилось в России. Она нисколько не скучала о прошлой жизни, а Эван не мог признаться себе, что ему больше не хочется уничтожать мир. Перед ним сидела причина, доказывающая ему, не всё в мире отвратительно. Мир должен существовать, чтобы могла существовать она. Он сидел напротив и слушал бессмысленную болтовню девушки, ощущая лишь радость и приятное тепло в груди. Там, где когда-то находилось его сердце...
  
  На следующий день они выехали на конную прогулку, затем Эван посадил девушку на самолет и повез в последний уцелевший в Америке Диснейленд. Дни пролетали, словно кадры в кинофильмах, ночи тянулись в приятной неге. Они почти не спали, но никогда не жаловались на усталость. Так пролетела неделя, за ней другая, а вскоре и третья. И на середине четвертой недели, произошло кое-что занимательное, Давид. Вот только случилось это не с Эваном, а с его женой.
  
  Эмет пребывал не в самом хорошем расположении духа. Вот уже две недели он не видел Эвана - тот разъезжал по планете с новой игрушкой. Вроде причин для беспокойства нет, он и раньше иногда увлекался, но никогда так долго. И что он нашел в ней? Девка как девка. Смазливая, конечно, но таких миллионы. У него самого есть любовница, как он считал, дававшая этой Анне сто очков вперед. Да и черт с ней с этой дурой, главное, Эван как будто изменился. Он полностью отошел от дел, те легли на плечи Эмета. А дел много. Повстанцы по всему миру активизировались, вроде у них даже появился какой-то лидер. Таинственный главарь, в народе прозванный Спартаком за то, что освобождал рабов. Спартак, вкупе с несколькими тысячами повстанцев, наносил точечные удары по венным базам, крал у армии продовольствие, устраивал теракты. Никто не мог его поймать, а вот для Эвана вычислить бунтарей было бы проще простого. Достаточно окинуть мир своим взглядом и найти среди повстанцев того, в ком поселилось зло. Эмет прекрасно знал возможности Эвана и не сомневался, ему достаточно просто захотеть. Но тот не хотел. Он и раньше не сильно заботился о войсках, но теперь другое дело. Народ брал пример с бунтарей, кое-где вера в Бога поднималась. А каких трудов стоило ее опустить! Нет, с этим надо что-то делать, иначе пятое пророчество может и отмениться.
  
  И еще кое-что беспокоило Эмета. Когда он в последний раз видел властелина, тот показался ему каким-то уж очень счастливым. Казалось, когда он смотрел на новую пассию, его взгляд заволакивало поволокой. И от этого в сердце Эмета поднималась ревность. Он говорил себе, такое случалось и раньше, девчонка ему рано или поздно надоест, а Эмет никогда. Ведь Эмет не просто друг и не просто любовник, не просто жена! Он гораздо-гораздо сильнее привязан к Эвану, чем думается антихристу. Тогда, в ту самую ночь, когда Эмет убил собственных родителей, он, как и Эван, заключил сделку с Сэтом. Нет, у него не было личных встреч, как у Эвана, не та Эмет фигура, чтобы с ним встречался сам Сэт. Однако в своей черной до дна душе, которой никогда не будет спасения, Эмет знал - контракт есть. И цель контракта - помочь антихристу. Быть с ним. Направлять. Поддерживать. И даже охранять, путь тот и неуязвим. Не было злее человека на планете, чем Эмет, даже Эван не факт, что злее, но он и не человек. Даже демоны из Ада, скрывающиеся в людских телах, что охраняли антихриста, даже вампиры и оборотни признавали Эмета над собой властелином. Он был вторым после Эвана по праву Зла. Он прошел через горы трупов и вобрал в душу Зла до самого края и даже сверх края. Он уже не помнил себя до встречи с Эваном, он был с антихристом одним целым. Эмет знал это, понимал это, раз за разом повторял, что Эван никогда не променяет Конец Света на девку. Но это не помогало.
  
  Сегодня будет военный совет. Южная Америка полностью пала, надо послать туда наместника. Такими вопросами всегда занимался Эмет, но тщательно соблюдая инструкции Эвана. Его наместник должен быть сумасшедшим сукиным сыном, а еще лучше маньяком убийцей. Такой сможет реализовать идеологию антихриста - смерть всем людям. Кандидатов трое, но обычно Эван утверждал того или иного. С его способностью смотреть в сердцах людей он мог точно сказать, кто достоин поста, а кто нет. Но сегодня решать предстояло Эмету.
  
  Он шел по пустынным коридорам и внезапно услышал странный разговор из-за угла:
  
  - А девка-то не промах. Так хозяина захомутать.
  
  - Да ладно тебе, как будто в первый раз.
  
  - А я тебе говорю, она ведьма.
  
  - Ну с чего ты взял? Ну увидел ты царапины и чего?
  
  - Да ты не понимаешь. Я с ним с самого начала. Я видел, как в него ракеты попадали, а ему хоть бы хны. И тут, значит, вызывает он меня к себе, я захожу, а он стоит голый и баба его в постели валяется. Правда, тогда я еще не заметил ничего, он ко мне лицом стоял...
  
  - Да, я его однажды тоже голым видел и скажу тебе, Неггершварц отдыхает.
  
  - Да погоди ты. Короче, говорит он мне, принеси, мол, шампуня бутылку. Ну я, естественно, кабанчиком метнулся, зная, что ждать он не любит. И вот возвращаюсь, всё как положено, ведерко со льдом, бокалы. Захожу, а он уже на нее залез и пыхтит, как паровоз. Ну, мне, конечно, интересно стало, не каждый день такое увидишь...
  
  - И как?
  
  - А как фильмах: стоны, крики. Да только не в этом дело. Я, значит, ведро поставил и смотрю, она его спину царапает. А у него полосы красные остаются и даже кровь выступила...
  
  - Да брешешь ты. Пьяный, наверно, был.
  
  - Нет, ну ясное дело, что не трезвый. Но всё же ошибиться я не мог.
  
  - И что дальше?
  
  - Что дальше, что дальше. Вышел я вот и всё 'дальше'. Я что, дурак - долго подглядывать? Но говорю точно, ведьма она.
  
  - Но красивая...
  
  - Так ведьмы они все красивые.
  
  Эмет не слышал продолжения разговора. Он осел на пол и покрылся холодным потом. Герой. Может быть, этот придурок и ошибся, но если нет? Значит, Эван уже почти месяц встречается с тем, кто может его убить! Значит, ловушка! Он вскочил и побежал к себе в комнату. Там есть телефон, по которому можно связаться с Эваном в любое время. И он даже не взглянул на тех, кто вёл беседу за углом. А меж тем, на это стоило бы посмотреть. Два совершенно одинаковых человека в черных костюмах стояли друг напротив друга и улыбались кривыми улыбками. А когда шаги Эмета перестали разноситься по коридорам, они растворились в воздухе.
  
  Эмет прибежал в спальню и вытащил из шкафа громоздкий спутниковый телефон. Модель старая, но надежная. Его любовница вышла из ванны, небрежно запахивая полы халата, и спросила:
  
  - Милый, что с тобой? У тебя нездоровый вид.
  
  - Так, а ну пошла отсюда!
  
  - Что?
  
  - Я сказал, пошла отсюда, сука! Быстро!
  
  Девушка вылетела из комнаты быстрее молнии. А Эмет лихорадочно набрал номер Эвана и молился, чтобы тот не отключил телефон. Его молитвы были услышаны, но отнюдь не богом. Трубку сняли, послышался веселый голос Эвана:
  
  - Да, Эмет. Что у тебя? Только быстрей, я сильно занят.
  
  - Эван как можно быстрей возвращайся сюда. У нас такое случилось...
  
  - Конкретней. Если опять повстанцы, то меня не интересует.
  
  - Нет, вроде герой объявился.
  
  - Как герой, - сразу посуровел голос Эвана. Эмет улыбнулся, именно такой тон нравился ему больше всего.
  
  - Не могу по телефону. Твоя Анна с тобой?
  
  - Да, а что?
  
  - Да нет, просто спрашиваю. Может, она тебе уже надоела?
  
  - Нет, не надоела. Ты ревнуешь?
  
  - Есть немного, но дело не в этом. Приезжай как можно скорее. И будь осторожен.
  
  - Я буду к вечеру.
  
  Эмет повесил трубку и улыбнулся ее шире. Он действительно ревновал, но вскоре предмет ревности перестанет существовать.
  
  Эван действительно прилетел к вечеру и, отослав Анну к себе в спальню, пошел к Эмету. Тот уже ждал его, лежа на кровати и потягивая виски прямо из бутылки. Рядом стояло большое зеркало.
  
  - Ну и что там с героем? - спросил Эван вместо приветствия.
  
  - А как же поцеловать жену, - ответил Эмет. - Мне кажется, ты стал меня забывать, хозяин.
  
  - Не мели чепухи. Ты прекрасно знаешь, что значишь для меня. Ну, говори.
  
  - Сначала сними рубашку.
  
  - Я не в настроении, Эмет. Говори, что с героем.
  
  - Ну пожалуйста, повелитель, я вовсе не хочу, чтобы ты меня имел прямо сейчас. Но мне надо, чтобы ты снял рубашку.
  
  - Хорошо. Но если это просто розыгрыш...
  
  По спине у Эмета пробежали мурашки. Тот тон, каким Эван это сказал, он слышал к себе впервые. А вот когда Эван говорил так с кем-нибудь другим, это означало, тому оставалось жить недолго. И теперь он запоздало подумал, что будет, если спина у Эвана окажется гладкой? Как бы антихрист в порыве гнева не разорвал его. Но опасения оказались напрасны.
  
  - Ну снял я и что? - спросил Эван.
  
  - Позади тебя зеркало, посмотри на свою спину.
  
  Эван повернулся и обомлел. По спине пробежали несколько едва заметных царапин. Если бы прошло еще несколько дней, ничего не осталось бы, но пока разглядеть их возможно.
  
  - И что же это... - в растерянности сказал Эван.
  
  - Ты не понял? Она и есть герой!
  
  - Но этого не может быть. Ведь она женщина.
  
  - Помнится, ты рассказывал, что Сэт говорил: героем может оказаться каждый. И даже трехлетний младенец.
  
  - Но тогда... нет, я не могу. Или могу?
  
  Растерянность в голосе Эвана пропала. Он в одни момент посерьезнел и, повернувшись к двери, бросил Эмету:
  
  - Пойдем со мной.
  
  Они пошли по коридорам и вскоре оказались у спальни Эвана.
  
  - Эван, это ты? - прозвучал звонкий голос.
  
  - Возьми ее и привяжи к столу в главном зале, - бросил Эван Эмету. - Но пока не применяй ничего, что может ей повредить. Я должен убедиться.
  
  Эван повернулся и вышел из комнаты. А Эмет, не говоря ни слова, пошел к кровати и, на удивленный возглас Анны, набросился на нее. Девушка оказалась подвижной, как ртуть. Она начала сопротивляться и звать на помощь. Вбежала охрана, но помогла, конечно, не Анне, а Эмету. Девушку скрутили, Эмет приказал отвести ее в главный зал.
  
  Тот стол, что еще хранил следы крови профессора, представлял из себя настоящее произведение БДСМ искусства. На нём имелось такое количество ремешков, что жертву можно обездвижить целиком и полностью. Ни размеры, ни пол не имели значения - ремешки настраивались под любого человека. Эмет привязал Анну к столу и стал ждать Эвана. Тот вскоре появился, крутя в руках маленький скальпель.
  
  - Эван, что происходит? - спросила Анна.
  
  - Не волнуйся, милая, всего лишь небольшая проверка, - сказал антихрист. После слова 'милая' Эмета покоробило. Он никогда не слышал ничего подобного от своего повелителя.
  
  - Но что за проверка? - спросила девушка.
  
  - Сейчас увидишь. Эмет отвяжи ей руку.
  
  Эмет послушался, Эван взял девушку за кисть. Он мог сломать ее, почти не напрягаясь, но еще медлил.
  
  - Возьми это, - сказал Эван, протягивая скальпель. Анна послушно зажала острый нож в кулачке, Эван вдруг почувствовал, как мышцы напряглись. Он держал ее руку с зажатым ножом и впервые причинил боль, сжав пальцы сильнее, чем требовалось.
  
  - Мне больно, Эван, - на ее темных глазах навернулись слезы.
  
  - Потерпи, - Эван поднес вторую кисть к скальпелю. Он слегка надавил на острое лезвие подушечкой большого пальца и одернул руку. А потом отскочил и сам. По руке текла кровь.
  
  - Значит, правда. Значит, ты мне врала, - сказал он.
  
  - Я не понимаю, о чём ты говоришь, - теперь девушка плакала почти навзрыд.
  
  - А ведь и правда не понимаешь, - грустно покачал головой Эван. - Вот только это ничего не меняет.
  
  - Позволь мне, хозяин, - сказал Эмет. - Иди, я сделаю всё в лучшем виде.
  
  - Нет. Я должен сделать это сам. Отними у нее скальпель и привяжи, - когда это сделали, он подошел к столу, на котором плакала Анна.
  
  - Да что тут происходит? - прорыдала девушка.
  
  - Ничего, милая. Ничего. Если бы у меня было сердце, всё могло сложиться иначе. Тебе не будет больно.
  
  - Я люблю тебя, Эван!
  
  - Как бы я хотел сказать тебе то же самое, милая. Ты даже не представляешь, как я этого хочу. Но...
  
  И он аккуратно провернул ее шею на триста шестьдесят градусов. Анна не почувствовала боли, а Эван не почувствовал вообще ничего. Он смотрел на мертвое тело и заплаканное лицо той, которую почти полюбил, глядел на скрученную кожу шеи, и душа его оставалась пуста. Эван нежно закрыл ее угасшие глаза и, повернувшись к Эмету, приказал:
  
  - Кремируйте ее и сделайте урну для праха. Я хочу, чтобы она была со мной.
  
  Антихрист пошел по мрачным пустым коридорам замка, ставшего для него ненавистным. К вечеру он оттуда уехал. Эмет распорядился, чтобы рабыню кремировали и пошел искать властелина.
  
  Следующую неделю Эван провел в постоянном запое в компании Эмета. Эмет чувствовал себя счастливым, Эван пустым. Теперь, когда он шел с Эметом в спальню, вместо него занимался любовью с Анной. Он не знал, примерно то же самое испытывала и она, когда спала с другими мужчинами. Но не это самое страшное. На антихриста навалилось гора безразличия. Он хотел почувствовать что-нибудь после потери девушки, но обнаруживал в сердце только ничего. Тот самый ноль мистера Блэка поселился под массивами грудных мышц. И даже больше того, он понял, пустота всегда сидела там, просто ему раньше не было с чем сравнивать. Но, когда обнаружил, что способен быть с кем-то нежным и заботливым, и этот человек смог залатать брешь в его жизни, пустота стала невыносимой. Он переехал в строящуюся цитадель и продолжал пить, выслушивая весь бред Эмета, которым любовник хотел поднять ему настроение. Компания Эмета стала еще более необходимой, чем раньше. Он вспоминал, каким увидел его в первый раз - сопливый, недовольный жизнью подросток, работавший официантом в паршивой забегаловке. И каков он сейчас. Уверенный в себе, но преданный, готовый отдать за него жизнь, мускулистый и даже страшный. Урна с прахом Анны заняла место в новой спальне, по вечерам он смотрел на нее и хотел заплакать. Но не мог. Слезы для него ушли в прошлое.
  
  - Может, тебе надо развеяться? - сказал ему Эмет в одну из особенно темных ночей. На улице полыхали первые майские молнии, цитадель Эвана почти полностью построили. Антихрист сидел на троне, сделанном из человеческих черепов, в зале со стенами из человеческих костей и пил виски. Эмет сидел рядом на маленьком табурете. - Поехать в Европу, навести там шороху, а? Ты же антихрист, у тебя есть работа.
  
  - Я не хочу работать.
  
  - Это ты пока так говоришь. А как только примешься за дело, всё встанет на свои места. Ты забудешь ее, всё станет как прежде.
  
  - Ничего уже не будет как прежде.
  
  - Эван, ты же знаешь, как я тебя люблю. И я никогда не говорил тебе подобных вещей, но я должен. Когда я увидел тебя в первый раз, то подумал - вот тот человек, который точно знает, что делает. А когда я познакомился с тобой поближе, понял, что тебя ничто не сможет остановить. Ни эти вшивые герои, ни проклятое общество. Вспомни, каким ты был тогда. Ты был полон надежд, ты видел цель и двигался к ней. А теперь посмотри на себя. Да ты похож на одного из тех зануд, которых убивал сотнями тысяч. Ты потерял это, Эван, и дело тут вовсе не в той шлюхе.
  
  - Она не была шлюхой!
  
  - Да какая мне разница кем она была?! - Эмет слез с табурета и встал напротив Эвана. - Меня интересуешь ты, понимаешь ты, больше никто!
  
  - Оставь меня.
  
  - Нет, только не сегодня. Если ты позволишь грусти завладеть тобой, всё, что ты сделал, окажется бессмысленным. И тогда оставшейся герой просто придет и убьет тебя.
  
  - Плевать. У первых двух ничего не получилось, а на третьего мне плевать. Может, будет лучше, если ему удастся...
  
  - Да послушай себя! Это говоришь не ты!
  
  - Нет, я.
  
  - Кто ты такой?
  
  - Что? - не понял Эван.
  
  - Я спрашиваю тебя, кто ты такой?
  
  - Я Эван.
  
  - А еще?
  
  - Антихрист.
  
  - Ну так и действуй как антихрист! Вспомни себя прежнего! Вспомни всех людей, которые издевались над тобой в прошлой жизни! От того Эвана еще можно было ожидать, что он повесит руки, но не от тебя! Ты изменился, и сам это знаешь!
  
  - Да, я изменился. Но к лучшему ли я изменился?
  
  - Любое изменение происходит к лучшему!
  
  Эван посмотрел на Эмета мутными от выпитого глазами. Он чувствовал ту злобу, что клокочет в сердце любовника и впервые со смерти Анны почувствовал этот запах. Запах греха. Такой противный и такой приятный. Пустота из груди так и не ушла, но теперь ее частично заполнила злоба. Злоба на всех! На Анну, которая не могла оказаться простой бабой, на Сэта, взвалившего на него эту миссию, и даже на этого жалкого смертного, что кричит на него.
  
  - Больше никогда не повышай на меня голоса, Эмет, - спокойно сказал Эван. - Иначе я убью тебя.
  
  - Простите, хозяин, - Эмет поклонился, чтобы Эван не увидел усмешку, промелькнувшую на устах. - Каковы будут ваши приказы на завтра?
  
  - Вытащи мне того профессора. У меня будет к нему много вопросов. Ступай.
  
  Эмет вышел из зала, а Эван пошел в свою спальню. Он бросил взгляд на урну с прахом Анны на полочке, а потом открыл окно и высыпал пепел наружу. Налетел порыв ветра и унес невесомую пыль. Пустота в груди никуда не ушла, но Эван почувствовал себя лучше. Завтра будет новый день и у него есть работа. Это тяжелая работа, но кто-то должен ее делать...
  
  Итак Давид, мы увидели смерть двух первых героев. Но ведь мы с тобой знаем, еще баба Тоня говорила, какие у них шансы на успех. А что же в это время происходит с третьим героем? Я пока попридержу эту информацию, а мы с тобой перенесемся на несколько месяцев вперед. Перед нами прекрасный городок Куру, который по совместительству же великолепный космодром. Сотни ракет взлетали отсюда, чтобы запустить на орбиту очередной спутник или доставить космонавта на МКС. И так уж получилось, этот космодром единственный не пострадал от армии Эвана. Куру находится в Южной Америке, а там Эван лично не принимал участия в войне, предоставив покорять этот континент своей армии. Поэтому ужасных разрушений Куру избежал. Сейчас в командном пункте десяток ученых, среди них мы видим того самого профессора, которого пытал Эмет на столе, где умерла наша героиня. Он выглядит лучше, шрамы зажили, но легкий страх в присутствии антихриста еще можно прочитать в глазах. Он то и дело прикладывает руку к отсутствующему уху, отрезанному женой антихриста. Кстати, сам антихрист тоже здесь, как и Эмет, и десяток особенно приближенных головорезов. В большом конференц-зале двадцать восемь человек, Эван выслушивает ученых. Он слышал это уже сотни раз, но всё равно пытается разобраться досконально.
  
  - Таким образом, я заявляю, интересующая нас часть находится здесь, - говорил один из ученых. - И мягкого приземления никак не получится.
  
  - Меня не интересует мягкость или жесткость. Я должен быть уверен, что ракета долетит до цели, - сказал Эван.
  
  - В этом можете не сомневаться. Все расчеты уже произведены, ошибки быть не может. Вот только какова цель этого эксперимента, владыка?
  
  - Это не должно вас беспокоить, профессор. Скажем так, мне надо доставить туда посылку и это единственное, что вам надо знать.
  
  - Мы ручаемся за то, что ваша посылка попадет куда надо. Но за ее сохранность я не отвечаю.
  
  - Такая посылка сохранится, профессор. Когда можно будет запускать?
  
  - Хоть сегодня вечером.
  
  - Отлично. На этом и порешим. Старт назначим на десять часов. И еще кое-что. Я надеюсь, вы понимаете, что с вами и вашими родными будет, если вы ошибетесь? - лица всех ученых сразу побелели. Они прекрасно знали, что будет с ними в случае неудачи. - Вот и хорошо. Так что работайте, господа, а я пока приготовлю посылку. И меня не будет на старте, за всем проследит Эмет. Прощайте.
  
  Все ученые и приспешники Эвана вышли из зала, на месте остались только сам Эван с Эметом.
  
  - И всё равно, я считаю это слишком опасным, - сказал Эмет, когда за последним закрылась дверь.
  
  - И в чем, по-твоему, опасность? - улыбнулся Эван. - Ты же видел, что я сделал с той горой. Успех мне предрешен.
  
  - Да я не об этом. А если ракета собьется с курса?
  
  - Тогда ты убьешь всех ученых. Не волнуйся, всё будет как надо. А теперь пошли готовить посылку.
  
  В восемь часов вечера к огромной белой ракете подвезли большой стальной ящик. Эмет внимательно следил, чтобы ящик поставили на платформу, что должна поднять его к ракете. Он кричал на суетящихся грузчиков, а потом сам поднялся на борт и убедился, всё ли сделано верно. Он лично проверил все крепления и только после этого спустился вниз. От того, как будет доставлена посылка, зависело очень много. Эмет поехал на машине к центру управления полетов и уже в девять орал на ученых, чтобы поторапливались. Его заверяли, всё идет по плану, но Эмет требовал, чтобы проверили и перепроверили. И вот, наконец, ровно в десять ноль-ноль ракета устремилась в небо. Медленно и натужно она поборолась с гравитацией, ускорилась и устремилась к цели.
  
  Когда стало очевидно, что запуск прошел успешно, ученые захлопали в ладоши. Эмет тут же приказал им не отвлекаться. Полет шел по плану в точном соответствии с расчетами. Цель ракеты - Луна. А если точнее, один из горных массивов на светлой половине. Приземлить там ракету невозможно из-за ландшафта. Да, впрочем, ее вообще нельзя приземлить. Конструкция ракеты не предусматривала приземление - она должна врезаться гору на поверхности Луны и всё. Спустя пять долгих часов так и случилось. На большом экране Эмет увидел, как ракета ворвалась в Луну и на секунду вспыхнула - это сгорел кислород, оставшийся в ней. Подробностей увидеть нельзя, но Эмету этого и не нужно. Он попрощался со всеми и пошел к ожидавшей его машине. Выйдя из здания, он кинул последний взгляд на Луну и сел в автомобиль. Машина повезла его в тихую летнюю ночь.
  
  Ну, а мы с тобой, Давид, посмотрим, что же происходит сейчас на нашем спутнике. Вот к Лунной поверхности подлетает белая ракета. На бортах нарисован перечеркнутый крест, она врезается в невысокую гору, разлетаясь на части. Обломки летят во все стороны, устремляясь вдаль из-за низкой гравитации. Но что же с загадочной посылкой Эвана? А вот и она. Тот самый металлический ящик тоже летит над поверхностью Луны, но вот его разрывает изнутри. И кого же мы видим, Давид? Ну, конечно, это наш антихрист. Летит, постепенно снижаясь. А вот он уже встал на поверхность. Эван бросает взгляд на нашу голубую планету, занимающую приличный кусок неба, на устах появляется улыбка. Но что же он забыл здесь, спросишь ты? Чтобы ответить на твой вопрос, я должен снова опуститься с небес на землю.
  
  Алексей Нечепуров с раннего детства любил астрономию. Хотя для бывшего сантехника, проживающего в Краснодарском крае, это, может, и не самое удачное хобби. Таким людям на пенсии обычно больше подходит пьянство, и до недавнего времени Алексей был редким исключением из этого правила. Страсть к небу брала верх. Как можно смотреть в телескоп, когда у тебя двоится в глазах?
  
  Но пару лет назад жизнь у Алексея изменилась. Этому поспособствовал человек, высадившийся на Луне час назад. У Алексея была жена и двенадцатилетний сын, но после ядерных ударов США они погибли. Лучевая болезнь забрала семью Алексея и оставила отпечаток на нём самом - огромная язва уродовала его лицо. Она затянулась тромбом, но иногда он лопался, тогда наружу вытекала сукровица пополам с гноем и кровью. Впрочем, случалось это, в основном, когда он шевелил мышцами лица, а теперь такое случалось нечасто. Маска безразличия застыла на лике бывшего сантехника, он больше не улыбался. Правда, иногда хмурился, но время забирает всё, в том числе и печаль - хмурился он теперь тоже редко. Когда на Краснодарский край упали атомные бомбы, ни его семья, ни вообще почти никто не успел спрятаться в бомбоубежищах. Подземные бункеры давно использовались как склады для мусора, да и находились ближе к Краснодару, а семья Алексея жила в пятидесяти километрах от него. Они жили в частном двухэтажном доме, доставшимся от родителей. И, слава Богу, в доме с погребом, где они и спрятались. Но это не помогло - сын и жена умерли от облучения через неделю. Сам Алексей оказался крепче, у него только выпали волосы, семь зубов и тело кое-где покрылось язвами. Сейчас осталась последняя, на лице. О том, чтобы жениться второй раз, не могло быть и речи, банально не на ком. А когда через год армия Эвана прошлась по России, его не взяли в рабство только потому, что он показался захватчикам слишком слабым.
  
  Алексей по сей день жил в том доме. Ну, как жил - прозябал. Иногда выходил в огород поплакать над двумя могилами, которые вырыл сам. Хотя теперь делал это редко. Всё изменилось в один морозный январский вечер, когда он, изрядно приняв на грудь, пошел к могилам. После смерти семьи он начал пить и перестал смотреть на звезды - его захватила грусть от утраты. Грусть иногда уходила после выпивки, но чаще, наоборот, только усиливалась. Так случилось и в тот вечер. Выпив бутылку водки, практически ничем не закусывая, Алексей вышел из дома и, проходя по обледеневшему крыльцу, поскользнулся и упал на спину.
  Этого Алексей никогда не забудет. Он лежал и безучастно смотрел на небо. Язва на лице открылась, сукровица мгновенно замерзла на морозе, причиняя боль, но его это не волновало. Он смотрел на безоблачное небо, раскинувшееся над ним, вслед за сукровицей по щекам потекли слезы. В первый раз за год он плакал не от горя, а оттого, что видел возможно самую прекрасную картину в жизни. Над ним пробегал Млечный Путь во всём своем великолепии. Мириады звезд собрались на небе, чтобы поделиться друг с другом холодным, как этот вечер, светом. Он перевел взгляд в сторону и увидел созвездие Большой Медведицы. И, как-то машинально отмерив положенное расстояние, перевел взор на Полярную Звезду. Она вовсе не самая яркая на небе, как говорится в плохих книжках и как врут учителя в школе. Не такая уж она и большая, но ее тусклое серебристое сияние успокаивающе давило Алексею на грудь. Ему пришло в голову: какое количество людей за всю историю мира точно так же находили эту звезду на небе, чтобы продолжить путь? И сколько было таких, что погибали в облачную погоду, не найдя нужной дороги? Полярная звезда являлась величайшим проводником человечества, словно Харон она вела миллионы путников, иногда на Елисейские поля, а иногда и в мрачный Тартар.
  
  Для Алексея Полярная Звезда тоже стала проводником - за один вечер вывела из безумия. Он поднялся с холодной земли и пошел на чердак. Когда он открыл люк, на него посыпалась целая куча голубиных перьев и помета. Но его это уже не волновало. Он проворно залез наверх и чуть ли не бегом кинулся к телескопу. Коснувшись покрытого пылью штатива, он сразу понял, почему так долго не поднимался сюда. В последний вечер перед ядерным ударом он был здесь с сыном. Тогда была такая же безоблачная погода, как сейчас, Алексей мог показать сыну все планеты, кроме Плутона, и множество звезд. Они сидели почти до трех ночи и то, как сын восхищался красотой ночного неба, приятно грело душу любящего отца. Ведь это так здорово, когда сын увлекается тем же, что и ты сам. Тогда их согнала отсюда жена Алексея, той же ночью они в последний раз занимались любовью.
  
  С тех пор утекло много воды и обстановка в доме радикально поменялась. Первые два этажа казались заброшенными и утопали в пыли, летящей с полей, а чердак, наоборот, - Алексей тщательно вылизал. Он перенес сюда кровать и ночи напролет любовался небом. Спал он днем, почти ничего не ел, и жил только этими тихими ночными часами. Тогда он еще не подозревал, что, украв у него жену, Эван украдет и небо. Но это будет позже, а сейчас Алексей сидит на чердаке с улыбкой на устах. Рядом со столиком несколько пустых бутылок водки и одна полная. В последние дни он пил, как делал всегда, когда небо заволакивали тучи. Но наконец, сегодня небо почти очистилось - выпивать расхотелось.
  
  Правда, небо не идеально чистое. В эту ночь на нём растянулись тонкие перьевые облака, мешавшие рассмотреть далекие звезды. Но один объект виден хорошо. Полная Луна царила на небе, как будто призывая повыть на себя. Иногда Алексей так и делал - ему это казалось очень забавным. В таких случаях его тоскливый вой подхватывали соседские собаки. Сегодня он как раз хотел получше осмотреть один из горных массивов. Он делал это и раньше, и не надеялся увидеть ничего нового, но это лучше, чем ничего. Сегодня ему предстояло увидеть кое-что удивительное.
  
  Он не сразу обнаружил изменения в ландшафте, вроде всё, как и раньше. Но вот что-то его насторожило. Вроде эта гора была выше. Он встал и подошел к шкафу, где лежали всяческие астрономические карты, есть здесь и подробный атлас Луны. Взяв книгу, он вспомнил, какой скандал закатила жена, когда он принес атлас домой и сказал, что потратил на книгу половину месячной зарплаты. Он улыбнулся. Хоть жена и пилила его почти весь вечер, но как приятно мириться с ней, после таких ссор... Было приятно.
  Он открыл нужную страницу и стал сравнивать рельеф Луны с рельефом на карте. Так и есть, одна гора стала ниже. А что это за металлический блеск? Лунный лед? Да нет, не может быть. Он пристально изучил остальные горы, и вдруг остатки волос на голове зашевелились. Гора содрогалась! Что же это такое? Вулкан? Не может быть, давно доказано, на Луне недостаточно сильная активность ядра, чтобы лава могла дойти до поверхности. Но тогда что же это? Гора продолжала дрожать. Она как будто собиралась пойти и прогуляться по поверхности, и сейчас пыталась оторваться своими исполинскими ногами, вросшими в твердый грунт. И вот она откололась от поверхности и слегка наклонилась. По всем законам физики гора должна сорваться в соседний кратер, вот только, по-видимому, законы для нее не писаны. Замерев на мгновенье, она как будто присела и устремилась прямо в глаза астронома-любителя, закрыв обзор. Она полетела на Землю.
  
  А давай-ка, Давид, мы с тобой ненадолго вернемся на месяц назад. Перед нами Гималаи. Седые великаны-путешественники - так называл их один из поэтов древности. Рядом с огромной конусообразной горой высотой в два километра два человека. На лицах обоих противные улыбки. Одного мы хорошо знаем - это Эмет. Другой - седовласый мужчина лет сорока пяти, курящий трубку. В глазах безумный блеск, а на уши надеты меховые наушники. Такие же и на ушах Эмета, только они нужны им не для обогрева. Предназначение наушников - приглушать страшный грохот, что исходит из узкой пещеры у самого основания горы. Таких пещер по всему диаметру горы уже не менее сотни и прорублены они всего лишь одним человеком. Гора от них где-то в километре, но шум ломающихся камней слышен даже отсюда. Вдруг огромный кусок, примерно в треть горы, откалывается и летит вниз, увлекая за собой тысячи камней поменьше. Это похоже на снежную лавину, только вместо снега тут камни. Кусок летит вниз, скользя по новому склону, и дробится в крошку - до подножья докатывается уже не цельный валун, а просто груда камней.
  
  Грохот прекращается, спустя двадцать минут из пещеры выходит здоровый мужчина. Он совершенно голый и весь в каменной пыли, а на лице недовольная гримаса. Он какое-то время осматривает результат своей деятельности, а потом мощными прыжками в несколько секунд преодолевает расстояние до наблюдателей.
  
  - Великолепно, владыка! - седой мужчина хлопает ладошами, скрюченными артритом.
  
  - Я не вижу здесь ничего великолепного, профессор, - мрачно отвечает Эван. - Мне не нужны маленькие кусочки, а эта гора просто крошится в моих руках.
  
  - Так не забывайте, на Луне гравитация гораздо ниже. Единственное, в чём я сомневался, - сможете ли вы отколоть такой кусок? И сомневался я напрасно. На Луне, если вы проделаете то же самое, то сможете удержать нужный вам кусок. Там и состав несколько прочней, чем здесь. Ну, а если вам повезет, и вы наткнетесь на железо, то вообще все вопросы снимутся.
  
  - Вы уверены в этом, профессор? - вмешался Эмет. - Не забывайте, что поставлено на карту.
  
  - Я никогда не ошибаюсь в подобных вещах, молодой человек, - поджал губы профессор.
  
  - Ну ладно, а он сможет добросить их до Земли? И самое главное: сможет ли он потом вернуться?
  
  - Сможет. Все расчеты говорят, что властелин обладает достаточными силами, чтобы докинуть камни до Земли. Ну а раз у него хватит сил на это, что уж говорить об остальном? Достаточно будет только преодолеть лунную гравитацию, а потом Земля всё сделает сама.
  
  - Вы точно уверены, профессор?
  
  - Могу поставить на кон свою жизнь!
  
  - Хорошо, - сказал Эван и ударом руки снес голову профессора с плеч. Потом повернулся к Эмету. - Позвони и скажи, чтобы его команду устранили. Никто не должен знать об этом раньше времени.
  
  - Конечно. Но, хозяин, по-моему, все это слишком рискованно...
  
  - Другого выхода нет. Эти яйцеголовые не могут сделать мне достаточно атомного оружия, а другого пути исполнить пророчества я не вижу. Пошли, нам предстоит долгий путь назад.
  
  Эван с Эметом пошли в сторону ближайшего города, где их ждала машина. Один голый, а другой закутанный в пуховик они дико смотрелись посреди бесконечных заснеженных просторов Гималаев.
  
  Ну и теперь, Давид, мы все-таки посмотрим, что делал Эван, попав на Луну. Он оделся в простой классический костюм, ни вакуум, ни холод космоса на него не действовали. Он уселся на поверхность лунного грунта и засек время на специальных часах для космонавтов. Это единственная сложная вещь, которую он взял с собой, да и она не столь нужна. Ведь можно отсчитать два часа, нужные Эмету, чтобы добраться до подземного бункера, просто считая секунды. Эван сидел и смотрел на Землю, на свою собственностью. Да, он ее властелин, но ведь не это конечная цель его работы. Надо исполнить пророчества, а не покорять голубой шарик. Но для этого мало набрать непобедимую армию, мало залить Землю кровью, сократив население втрое, мало задушить религию и стать новым богом, хотя последнее как раз было необходимо. Следующие два пророчества звучали так: звезды померкнут, земля перестанет родить. И Эван хотел исполнить их одним махом. Вот, правда, с последним пророчеством проблемы. 'Надежда умрет' - что это значит? Однако есть шанс, что вот прямо сейчас, он исполнит и последнее...
  
  Эван честно подождал два часа, теперь Эмет должен быть в безопасности, а потом пошел в сторону горного массива. С его удивительной силой надо быть осторожней, он мог запросто не рассчитать и, преодолев гравитацию, улететь в космос. А это значило бы прозябание в холодном океане пустоты до смерти от старости. Ведь он может умереть и без помощи героя, об этом тоже надо помнить. Подойдя к горе, он ударил по ней кулаком и отлетел назад. Его пронесло над поверхностью не меньше километра, пришлось возвращаться. Подойдя к горе во второй раз, он действовал осторожней. Аккуратно прорубал пещеру, потихоньку привыкая к местным отличиям. На это у него ушел еще один час. Но, наконец, он смог проделать под горой сотни ходов и когда почувствовал, она слегка оседает, уперся в потолок и оторвал огромный кусок. Фактически он отколол самую вершину и теперь держал на вытянутых руках. Прикинув, где Земля, он еще раз убедился, скала не крошится в его руках, и швырнул ее вверх. Его сил хватило. Каменный кусок, весящий тысячи тонн, устремился к голубому шарику. Он с интересом наблюдал за этим зрелищем, и пока не спешил продолжать труд. Вначале надо убедиться, что его каменное послание достигнет адресата.
  
  У Эвана, как я уже говорил, очень хорошее зрение, он легко мог проследить путь запущенного им метеора. Той силы, что он приложил, хватило не только, чтобы огромный камень покинул Луну, но и чтобы его не закрутило вокруг Земли, подобно тысячам спутников и обломков космического мусора. Через несколько часов Эван с улыбкой наблюдал, как метеор превращается в метеорит. Вначале он раскалился и окрасился бардовым. За время, пока проходил атмосферу, воздух стачивал его, как тысячи напильников, но того, что долетело до поверхности, хватило. С Луны это выглядело, как маленькая красная точка, ярко вспыхнувшая где-то на просторах Африки, а потом поднятые метеоритом клубы пыли закрыли от взора Эвана маленький кусочек суши. Эван встал и расхохотался, выпуская из легких остатки воздуха. Ему удалось! Он поднялся и пошел к следующей горе. Теперь он знал, что делать, так сказать, в деталях.
  
  Бомбардировка Земли продолжалась две недели. Метеориты падали с частотой примерно в каждый час. Часа как раз хватало Эвану, чтобы отколоть очередной кусок и запустить на Землю. Метеоры попадали и на сушу, и в воду. По всему миру прокатились цунами, а там, где метеориты падали на землю, вырастали огромные грибы взрывов. Эван работал без отдыха, и с каждым днем голубой шарик все больше становится серым, а иногда и черным. Пыль от взрывов поднималась в небо и закрывала звездные светила от жителей Земли. Эван продолжал работать до тех пор, покуда все участки Земли полностью не покрылись тучами. Он не видел, что там сейчас происходит, но мог себе это вообразить. Низкие черные тучи осыпают землян хлопьями грязного снега. Поверхность планеты покрыл этот снег, но вначале миллионы людей умерли от волны жара, распространяемой взрывами. Он чувствовал, что убивает даже не тысячами, а миллионами. Его сила, и так немаленькая, возросла во сто крат. Последними он уже кидал не верхушки гор, а сами горы. Если до этого он крошил камень, будто тот сделан из пенопласта, теперь руки входили в скалу, как в воду. Он совершенно не чувствовал сопротивления, бросал горы, почти не прилагая усилий.
  
  Но к концу второй недели ему это надоело. Он уже исполнил два пророчества, причем еще неделю назад. По расчетам его ученых, такого количества 'каменных бомб' хватило бы, чтобы тучи оставались над поверхностью Земли еще десятки, а может быть, и сотни лет. Но он решил не рисковать и перевыполнить план. Вернуться на Луну для второй попытки не выйдет. И вот он смотрит на Землю, скрытую плотными тучами, и бросает на нее последнюю гору. Та, как и сотни предыдущих, устремляется к Земле, но уже через секунду в нее врезается маленький снаряд в виде человеческого тела и добавляет ускорение. Момент возвращения не менее важен, чем остальная операция. Вернуться на метеорите ему подсказал один из ученых, что, находясь в подпитии, припомнил, Мюнхгаузен путешествовал на Луну не просто так, а на ядре. Произведя дополнительные расчеты и основательно протрезвев под суровым взглядом антихриста, он сказал: да, так вероятность благополучного возвращения будет действительно больше. Сразу после этого Эван его, естественно, убил. Никто не должен был знать, что антихрист собирается лететь на Луну. Ведь тогда достаточно будет просто сбить ракету с курса и пустить в долгое плавание по открытому космосу. Эван останется жив, но проиграет.
  
  Он вылез из прорубленной в метеоре лунки, и, ухватившись покрепче, стал наблюдать, как увеличивается его серая планета. Спустя несколько часов он попал в атмосферу, и даже его сил не хватило, чтобы удержаться на метеорите. Поверхность камня просто сточило, Эван полетел отдельно от него. Хотя теперь это уже не имело значения, главное - он вернулся.
  
  Врезавшись в Землю, Эван ушел под землю на добрую сотню метров, подняв облако пыли. Но не прошло и десяти секунд, как он вылетел на поверхность, раскидав чернозем и покрывающий его грязный снег. Эван осмотрелся и отметил, всё так, как он себе представлял. Черные тучи скрыли от людей Солнце, на Земле наступила вечная зима. Он окинул всю планету своим взглядом и с удивлением почувствовал, население Земли сократилось до сотни-другой миллионов. А ведь всего три года назад, их было почти шесть миллиардов. Впрочем, пораскинув мозгами, он понял, людей наверняка больше, ведь он видит только тех, в ком зло пустило корни. Но, как бы то ни было, еще два пророчества исполнились, дело за последним.
  
  Эван пошел, куда глаза глядят в этой вечной ночи, и даже не подозревал, всего в нескольких километрах от него на чердаке двухэтажного дома, только что повесился пьяный в стельку астроном-любитель. Он не нашел причин продолжать жить, теперь, когда антихрист украл у него небо.
  
  Итак, Давид, Эван исполнил семь из восьми пророчеств Макура и отправился в цитадель. Путь ему предстоял неблизкий, но он, когда пешком, когда бегом, когда на машине, когда на вертолете, когда на корабле, а когда и вплавь все-таки добрался до дома. На это путешествие у него ушло почти две недели, но он-таки вошел в тронный зал, где ему на шею сразу бросился Эмет. Ни замок антихриста, ни его жена не пострадали во время страшного метеоритного дождя. Эмет рассказал, что их армия, хоть и значительно сократилась, но пострадала не так сильно, как остальной мир. Эмет успел предупредить подвижников Эвана и приказал поскорее спрятаться. Укрыться получилось далеко не у всех, но и то, что осталось, по-прежнему было самой грозной силой на Земле.
  
  А мы с тобой оставим Эвана, Давид. Пускай они вместе с Эметом думают, как исполнить последнее пророчество, а сами устремим взор на небольшой городок в штате Арканзас. Неподалеку отсюда так и не смог выбраться из-под земли бывший президент США, но не это привлекает нас здесь. Маленький городок почти полностью погребен под снегом. Ушлые деревянные лачуги топятся по-черному, но, по крайней мере, там есть тепло. Рядом с самой приличной избой тарахтит дизельный генератор и фыркает дымом из трубы, расплавляя падающий снег. В избе сидит молодой мужчина в старой шинели и молча смотрит на экран телевизора. Он смотрел эти записи уже тысячи раз, и всё равно, голубые глаза сосредоточено запоминают каждую деталь. Мы знаем этого мужчину, хотя за три с лишним года он сильно изменился. По правой скуле пробежал глубокий шрам, левой руки нет, ее пришлось ампутировать после того, как она высохла из-за лучевой болезни. Мужчина лыс, как коленка, во рту не осталось ни одного зуба. Он пользовался вставной челюстью, слегка ему великоватой и давившей на десны. Он вытаскивал ее изо рта при любом подходящем случае, сейчас она плавает в стакане с соленым раствором. Но даже без руки его фигура крепкая, плотно сбитая. Протез, заменявший левую руку, лежит на столике рядом со стаканом с челюстью, зато вторая рука накачена почти до придела. Хотя тоже не без изъяна - на ней не хватает мизинца. Мужчина закутался в одежду, но, если бы мы могли увидеть его голым, поразились бы количеству шрамов на теле. Там есть отметины от ножей, плохо зажившие язвы, круглые шрамы от пуль и по всей спине пробежали рубцы от плетки. За последние три года мужчина попадал в рабство трижды, но каждый раз устраивал восстание и убивал неволивших его. Мужчина являлся главой повстанцев, выступавших против Эвана по всему миру, все знали его под именем Спартак. Хотя по-настоящему его звали Владимир.
  
  Да, Давид, это наш третий герой. И скажу я тебе, такой страшной судьбы не выпало ни Борису, ни Анне. Первый умер рано и не ощутил, каково жить в мире, где правит Эван; вторая хоть и немало испытала, но скорее унижений, нежели страданий. А вот Вова именно страдал. Когда он, уйдя из Багаевки, увидел летящие по небу ракеты, сначала не придал этому значения. Подумаешь, может, новые самолеты испытывают? Но уже очень скоро понял, насколько ошибался. Ростов-на-Дону - один из крупнейших городов России, естественно, по нему нанесли мощнейший ядерный удар. Когда Вова увидел вздымающийся на горизонте гриб, сначала подумал - это конец. Но ему повезло - в это момент он шел неподалеку от заброшенной водонапорной башни и успел скрыться в ней, когда волна жаркого всеразрушающего воздуха накрыла поле, по которому он двигался на запад. И пускай взрыв прогремел далеко от него, пускай на пути волны встал Дон и поглотил часть тепла, испарив тысячи тонн воды, но от радиации Вове спастись не удалось. Уже на следующее утро у него стали выпадать зубы, а тело покрылось фурункулами. Он понимал, надо идти дальше, иначе радиация его убьет и, несмотря ни на что, шел на запад. Каждое утро он писал кровью и находил рядом очередной выпавший зуб, но, стиснув оставшиеся, брел дальше. Ему повезло еще раз, через неделю он набрел на людей. Его отвели к врачу, но тот только перебинтовал едва живого парня и сказал, теперь он в руках Господа. И, наверное, хватка Бога была крепка, ибо Вова поправился. Правда левая рука стала очень слабой, а зубы и волосы полностью выпали, но он остался жив. Очнувшись, он сразу спросил, что же случилось с Багаевкой? Ему ответили, одна из ракет угодила прямо туда. Эта новость повергла его в ступор, но, надо отдать ему должное, он быстро вышел из него. Герой провалялся в больнице почти месяц, а когда окреп, стал искать пути в Америку. Он уже знал, Эван жив, и именно он виновен в гибели жены и сына. Он и не подозревал, что его семья была еще жива. Информация, что в его станицу попала ракета, оказалась ошибочной. Напротив, наверное, во всей России не нашлось бы места, что пострадало бы меньше. Правда, Багаевка не прожила так уж долго. Когда армия Эвана двигалась по России, ее солдаты прошлись по тем местам, но обнаружили только леса вдоль Дона. Жадная станиц исчезла. Уснула до следующей эпохи.
  
  Но повторюсь - Вова об этом не знал, и даже сейчас, глядя на экран телевизора, считал, его жена и сын погибли тогда, после ядерной атаки. Выйдя из госпиталя, он направился в Европу. Пришлось пойти на тысячи хитростей, но в итоге удалось пробраться на корабль, плывший в новый свет. Прибыв в Америку, первое, что он сделал, это попал в рабство. К сожалению, такое случалось со всеми вновь прибывшими. Его первым хозяином стал некто Гарри. Высокий мужчина с длинными белыми волосами, никогда не расстававшийся с дробовиком. До того как Эван явил себя миру, Гарри работал вышибалой в ресторане, принадлежавшем мафии. Иногда можно поразиться, как причудливо изгибается судьба, Давид. Глубокая ирония жизни - в тот день, когда Эван ворвался в ресторан сына Кровавого Луи, Гарри взял выходной. Но после атомной войны он неожиданно смог подняться, сколотить приличную команду головорезов и неплохо устроиться при новом порядке. Он одним из первых понял, самое выгодное сейчас дело - это торговля рабами. Гари и его команда стали профессиональными работорговцами и поставляли живой товар даже в Чикаго. Этим они очень гордились, ведь именно там находился Эван. Особенно в то время на рынке ценились девушки и женщины. Многие американцы по горло пресытились феминистскими выходками слабого пола, желание видеть женщину исключительно в постели и на кухне удовлетворилось. Мужчины же ценились куда меньше и в основном использовались как чернорабочие. Такие, как Вова, не были ходовым товаром. Худой и бледный, да еще со слабой левой рукой и последствиями лучевой болезни, он не находил покупателей. Другие работорговцы обычно просто убивали таких рабов, но у Гарри была большая ферма, куда и направляли рабов, подобных последнему герою. Пускай в его тогдашнем состоянии он был человеком наполовину, но еще с парочкой безногих или безруких превращался в одного полноценного работника.
  
  Почти полгода Вова прорабствовал на ферме Гарри. Тяжелые пять месяцев, но они пошли впрок. Володя серьезно возмужал, но довел левую руку до полного онемения. Сначала она перестала подчиняться, потом вообще повисла безвольной плетью, а когда начала чернеть, Вова попросил знакомого раба отрезать ее. Операция проходила ночью при свете зажженного костра. Его друг, лишенный ноги негр, отрезал руку ржавой пилой, а потом прижег тлеющей головней. Боль была адская, но Вова вытерпел. За время рабства он научился как бы отключаться от действительности и не замечать той боли и унижений, что уносили жизни десятков рабов. Как ни странно, большинство работавших на ферме умирали вовсе не от недостатка пищи или холода в долгие зимние ночи, укрытые тоненьким одеялом под крышей сарая, в стенах которого сквозь дыры гулял продирающий до костей ветер. Они умирали, потому что не могли перенести резкого поворота в жизни. Вроде совсем недавно они жили в самой свободной стране мира, и вот, на тебе, - они рабы. Многие тупо вешалась, некоторые пытались убежать и их затравливали собаками, кое-кто умирал очень странно. Вроде вечером после тяжелого дня ложился спать с остальными, а утром уже труп. Естественно, никто не делал вскрытия, но Вова считал, такие гибли от отчаяния и безнадеги. Они терпели и крепились, как могли, в надежде, что мистер президент, в конце концов, приедет и освободит их. Но шли дни, никто не приезжал. Их мозг отказывался воспринимать действительность и уходил. Иногда люди сходили с ума, но гораздо чаще просто умирали. Впрочем, и сумасшедшие жили недолго, их убивали надсмотрщики. Безумный раб никому не нужен.
  
  Но Вова был не таков. Он точно знал - надежды нет. В отличие от остальных, понимал, пока жив Эван, ничего не изменится к лучшему. А убить его мог только герой. Шли месяцы - его тело крепчало. Правая рука стала сильнее, чем обе у других рабов и даже надзирателей. Он попал в любимчики к Гарри, когда работорговец догадался использовать героя в соревнованиях по армрестлингу. Такие состязания проводились в одном из соседних городков - туда съезжались и рабы и хозяева. Они проводились в двух видах: мужские и женские. В мужских всегда торжествовал Вова, а в женских толстая негритянка по прозвищу Большая Берта.
  
  Его стали лучше кормить, он продолжал крепнуть. Разве могли хозяева подумать, что в одноруком парне они вскоре найдут смерть? Вова организовал свое первое восстание тихой весенней ночью. Все рабы знали, что сегодня будет, но никто не проболтался. Сначала они перебили стражу, потом ворвались в поместье и повесили Гарри на собственном ремне. Так умер первый из трех убитых Володей работорговцев, владевших им. Правда, к следующему он попал уже добровольно. Вова понимал, выжить в новом мире в одиночку не получится, нужны соратники. После того как кучка калек под его предводительством устроила переворот на ферме, он ушел от них. Из их разговоров он понял, теперь они собирались жить так же, как до них Гарри. Бывшим рабам и самим захотелось иметь рабов. И Вова ушел.
  
  Первым порывом он хотел найти Эвана и попытаться убить, но, слегка поостыв, отринул эти мысли. Слишком опасно, слишком велика ответственность перед миром. Ведь, если у него не получится, это будет конец. К тому же подобраться к Эвану не так-то просто. Антихрист окружил себя тысячами последователей, готовых на всё ради властелина. Нет, так сгоряча рубить нельзя. И Вова затаился. Он нашел старенький домик в полуразрушенной деревне и устроился там шерифом.
  
  Как корабль входит в тихую гавань, Вова вошел в самый спокойный период жизни. Всего год он жил спокойно и как быстро пролетело время... Он разъезжал на лошади, носил широкополую шляпу и, как мог, защищал десяток стариков и детей от набегов работорговцев и прочего отребья. А отребья в те времена в Америке хватало. Это уже потом Эван собрал бОльшую часть и повел на войну, а сейчас всякая мелкая (и не очень) преступная шваль, то и дело пыталась напасть на деревню. Там Вова приводил мысли в порядок и наслаждался свободой. Он даже познакомился с дочкой мэра и вскоре они разделили ложе. Правда, в такие моменты он всегда вспоминал Валю, но в его года организм требовал своего.
  
  Он многому научился в той деревне. Уже тогда начал понимать, герой способен на многое. Ведь не может быть, чтобы антихрист обладал такой огромной властью, а герою ничего не давалось. Он много размышлял над этим и, наконец, стал искать в себе скрытые резервы. То, что он быстрее и сильнее обычного человека, Вова понял, еще будучи рабом. Нет, ему не дана сила, подобная Эвану, изначально. Но как только герой стал активно нагружать мышцы, обнаружилось, они растут, как на дрожжах. И это не всё. Обучаясь стрельбе, открылось, и это ему дается легко. Вскоре он понял, герой - это человек, у которого есть таланты ко всему. Просто надо их развить. И, по мнению Вовы, это честно. Антихрист получает всё и сразу - это путь зла. Никто никогда не должен получить всего, чего желаешь, одним махом. Ребенок миллионера обязательно разбазарит наследство, вор никогда не получит удовлетворения от украденных миллионов. Эван - это ребенок в самом жутком проявлении. Дети ведь вполне себе жестокие существа. Дай, сделай, купи, просто потому что хочу! - это детские капризы, которые исполняет далеко не всякий родитель. И правильно делает. И вот Эван как раз пример, когда гадкому, капризному ребенку дали все в мире игрушки, исполнили все желания и он сошел от этого с ума. Обезумел до такого состояния, что возжелал убить всех людей. Решил, что он выше самого Господа.
  
  Но герои не такие. Они и не должны быть такими. Герой - это человек, у которого всё получается, но с нюансом. В любом из нас есть этот капризный ребенок, но мы же не выращиваем из него сволочь, вроде Эвана. Мы учим его, даем понять, что есть не только твои желания, но и других людей. Что, порой, счастье дает не удовлетворение своего 'хочу', а наоборот. Мужу гораздо приятней осчастливить жену и детей. Для матери нет большего счастья, чем отдать последнее ребенку. Да и сделать хорошее совершенно незнакомому человеку - тоже огромное счастья. Ты после этого целый день будешь ходить радостный, что сделал доброе дело. И это путь героя. Учение, возможно, и через страду; труд, жертва собой - это дорога для героя. И, если он будет стараться, у него получится абсолютно всё. Даже убить посланца самого Сэта - Темного Властелина Эвана.
  
  Вова быстро научился метко стрелять и скакать на лошади. По вечерам читал книги и впитывал их мудрость, как губка. И еще выявил у себя хорошие лидерские качества. Люди легко подпадали под его влияние, шли за ним в огонь и воду. Правда, исключительно хорошие люди. Те, кто носил в сердце зло, принадлежали Эвану.
  
  Когда Эван уехал из Америки, Вова решил, пришла пора действовать. Но тут начались трудности. Да, он герой, но в одиночку ему не победить. А где можно найти достойных соратников? Вова быстро додумался - рабских лагерях. Всего-то надо их оттуда вытащить, и есть лишь один способ это сделать. Он попрощался с жителями деревни и уехал оттуда. Его провожали, как короля, он пообещал, если ему удастся победить, он вернется. Но этого не случилось, его путь только начинался.
  
  Во второй раз он попал в рабство уже добровольно и провел там месяц. Ему удалось найти сподвижников, вскоре он организовал второе восстание. Его прозвали Спартак, он не возражал. Вскоре он попал в рабство и в третий раз, но не пробыл там и недели - появились помощники на воле, убить работорговцев стало проще. Пока Эван бушевал в Евразии, Вова освобождал рабов в Америке. К концу года у него накопилась приличное число сторонников - примерно тысяча человек.
  
  Но прошло время, Эван вернулся. Володе пришлось снова уходить в подполье и бежать из Америки. Так началась следующая фаза жизни, он ездил по миру и собирал сопротивление. К нему шли с неохотой, но все-таки шли. Когда его повстанцев собралось несколько тысяч, они стали действовать. То, что делал Вова и его люди, называется просто - терроризм. Они устраивали набеги на лагеря рабов, взрывали поезда с солдатами, отравляли им еду, освобождали пленников. Короче, пытались уколоть Эвана, как комар старается пробить толстую шкуру слона. И только один Вова понимал, они играют Эвану на руку. Антихристу всё равно, живы его солдаты или нет. Его цель уничтожить мир, а не установить над ним власть.
  
  Вова несколько раз видел Эвана, а один раз даже подошел на расстояние выстрела, но так и не достал из кармана пистолет. Нет, здесь надо бить наверняка, второй попытки не будет. Иногда соратники упрекали его за чрезмерную осторожность, но делали это исподволь. Усвоили - Спартак никогда ничего не делает просто так. Если он медлит, значит, так надо. В отличие от двух погибших героев, Вова имел гораздо больше информации о Эване и знал, какая судьба постигла его предшественников. Да, Вова знал, что два героя погибли, но об этом чуть позже.
  
  И даже у него сдали нервы, когда на Землю упал первый метеорит. Разведка докладывала, Эван зачем-то запустил ракету в космос. Правда, никто не знал, куда и зачем, да и помешать запуску не могли - слишком хорошо охранялся космодром. Но всё ж, когда с Луны полетели огромные камни, Вова проклинал себя , что не попробовал застрелить сукина сына раньше. Никто не винил его, повстанцы не знали, кто их предводитель. То, что он может убить Эвана, оставалось тайной. Если антихрист узнает, кто возглавляет повстанцев, дни Вовы, считай, сочтены. Как и остальных повстанцев. Очевидно же, Эван не взялся за них серьезно, потому что они ему не сильно мешают. А иногда и помогают, убивая людей. Вова уже давно понял, Эван не делит человеческий род на друзей или врагов - для него враги все. И он не успокоится, пока не уничтожит всех.
  
  Однако атака с Луны сыграла им на руку. Слишком много солдат Эвана погибло, слишком сильно ослабла защита его цитадели, появился шанс. Конечно, самый опасный житель цитадели - сам Эван; но, чтобы к нему подобраться, надо пройти охрану. И сейчас сотни повстанцев медленно стягивались к бывшему Чикаго, чтобы нанести удар по врагу в его логове. Сам Вова подал это под таким соусом, что, якобы, есть шанс схватить антихриста и заточить. Вроде, работающие на Вову ученые, изобрели специальный газ, который сможет усыпить Эвана. И только трое знали, как оно на самом деле, - что их предводитель герой и может убить Эвана. Хотя, чтобы не обвинили в промедлении, Вова до конца никому не открывался. Он усвоил одну истину за эти безумно долгие годы - не доверяй никому. В новом безумном мире герой может положиться только на себя. Поэтому та троица сидит в соседнем доме под домашним арестом.
  
  И вот мы снова видим Вову, сидящим возле экрана телевизора. На телевизоре стоит старый видеомагнитофон - аппаратуры, способной читать диски, в деревне не нашлось. На экране толпа народа, шествующая по широкой улице. Толпа окружает красивый 'Роллс-Ройс' с открытым верхом. В машине высокий черноволосый мужчина в черном классическом костюме, приветливо машет рукой поклонникам. Вроде как президент на предвыборной кампании. Толпа шумит и улюлюкает, но вдруг мужчина слегка дергается и уже в следующую секунду делает гигантский прыжок, пропадая из кадра. Камера дрожит, появляются помехи и вот в кадре пятиэтажный дом рушится, а из-под обломков смутная черная тень устремляется к следующему дому. Потом рушится и он. А за ним следующий. Всего Эван тогда разрушил одиннадцать домов всего за пару минут. Слегка прыгая вверх-вниз, камера передвигается по улице. Эван стоит к ней спиной, потом поворачивается, на устах снова приветливая улыбка. Этот кадр самый ценный. Оператору удалось подойти к антихристу почти вплотную, на его одежде видна аккуратная дырочка, а в ней блеск металла.
  
  Вова останавливает кадр, но пленка слишком истерта, чтобы рассмотреть подробности. Впрочем, у него уже давно есть увеличенные фотографии этой дыры. Он взял с соседнего столика старую кожаную папку и, развязав тесемки, открыл. Перед ним подборка фото Эвана. В главном убежище у Вовы несколько шкафов были забиты материалами об антихристе, но один из метеоритов уничтожил штаб. Впрочем, самые важные материалы он всегда возил с собой, а остальные помнил наизусть. Он пробежался взглядом по фотографиям и решил, лучше будет подробно рассмотреть их на собрании.
  
  В дверь постучали.
  
  - Пароль? - рука Вовы привычно легла на кобуру револьвера.
  
  - Дрозд, - ответил знакомый голос снаружи.
  
  - Заходи, Кот. - Вова нажал кнопку, отключающую подсоединенную к двери гранату. Если бы кто-нибудь рискнул войти без стука, его разорвало бы на части. Заряд направленный, Вове он не угрожал.
  
  В комнату вошел парень по прозвищу 'Кот' - едва пробившиеся усики и большие хитрые зеленые глаза, вправду, настоящий кот. Он даже улыбался, будто только что наелся сметаны.
  
  - Приехали, босс, - сказал Кот.
  
  - Хорошо. Вы подготовили сарай?
  
  - Да, все тип-топ. Обогреватели поставили и второй генератор запустили. Вас все ждут.
  
  - Тогда бери телик, а я возьму видак.
  
  Кот, не обсуждая, пошел и отсоединил провода от телевизора, потом вытащил из розетки и понес в хмурую вечную ночь. Вова присоединил протез, вставил челюсть и, зажав вместе с папкой в подмышку, взял видик. До амбара, где должна проходить встреча, идти метров пятьсот по грязному снегу. Вова почти сразу пожалел, что не надел шапку. На лысину падал грязный снег и таял. По лицу побежали струйки мутной воды. Он посмотрел на небо и в очередной раз обругал себя за медлительность и нерешимость. Ведь тогда он мог попытаться, а вместо этого позволил Эвану пройти мимо. Но, как и раньше, он сказал себе: если действовать, то наверняка. А в тот раз был шанс, что антихрист успеет заметить его руку, метнувшуюся к кобуре, и тогда Вова уже давно лежал бы в могиле, а у мира пропала бы надежда - все пророчества Макура сбылись бы. Нет, только наверняка, и никак иначе. Слишком огромна ответственность, слишком велик куш.
  
  Кот и Вова пришли к амбару через пару минут, как туда вошли трое друзей, знавших его тайну. Всего на собрании будет пять человек, если не считать его. Оставшимся двоим, придется тоже всё рассказать, иначе никак. Кот открыл дверь ногой, их обдало волной пара и вони. Раньше этот амбар предназначался для скота, но другого достаточно большого помещения в деревне не нашлось. Вова сделал последний вздох, прихватив глоток относительно свежего воздуха, и вошел внутрь.
  
  Когда он вошел, все встали. Кот поставил телевизор и стал возиться с видиком. Вова осмотрел гостей. Пятеро самых верных, самых проверенных повстанцев. Четыре суровых мужских лица, одно не менее суровое женское. Женщину мы без труда узнаем, Давид, толстая чернокожая со вставной челюстью, как и Вова, она присоединилась к ним относительно недавно. Но успела зарекомендовать себя настолько хорошо, что ее быстро приняли в круг главарей. Вове приветливо скалилась Большая Берта. Кроме того у Вовы были причины, чтобы толстуха присутствовала на собрании, она встречалась с героиней и он это прекрасно знал. Остальных мужчин звали весьма разнообразно: Али, Петр, Джек, Кио. Разных национальностей, все в шрамах с ног до головы и с лицами, что уже давно разучились улыбаться. Они терпеливо ждали, пока Кот не подсоединит аппаратуру и только когда он вышел за дверь, поприветствовали Вову.
  
  - Спартак, милый! Неужели ты наконец решил наподдать этому недоноску по мускулистой заднице? - сказал Берта.
  
  Из всей компании только она еще могла позволить себе улыбаться и шутить. Остальные слишком много потеряли за последние годы, слишком много смертей видели. Мышцы лица у них почти атрофировались, а губы изгибались только вниз. И ограничились они простым: 'Привет'.
  
  - Привет всем, - так же лаконично сказал Вова. Он не ответил Берте, но она не обиделась. Эта удивительная женщина вообще не способна обижаться. Хотя по жестокости и трезвости ума не уступала никому из присутствующих. - Итак, мы собрались сегодня, чтобы проработать план действий в операции под кодовым названием 'Эван'. Хочу сразу предупредить, хоть я и знаком с вами уже долгое время, если я узнаю, что один из вас проболтается о том, что сейчас услышит, я немедленно дам приказ на ликвидацию. Эта операция слишком важна, я требую от вас принципиально новых мер предосторожности.
  
  - А разве раньше было как-то иначе? - спросил Али. Этот араб один из самых влиятельных главарей в их организации. Ему удалось завербовать в ряды повстанцев несколько тысяч мусульман-экстремистов. Правда, пользы от них немного, тонко они работать не умели, но силу представляли грозную.
  
  - Раньше мы просто кусали, теперь у нас есть возможность загрызть.
  
  - Всё настолько серьезно? - спросил Петр. Из всей компании Петр - самое слабое звено в плане полезности. Но для Вовы он много значил - они подружились раньше всех. Петр - один из невольников, которых освободил Вова после второго заключения в рабство. Прошло пару лет, из тех, кто стоял у истоков их организации, в живых остались только Петр и Вова. Кроме того, Петр иммигрант из России, родная речь пробуждала в Вове воспоминание о потерянной семье.
  
  - Да. Сегодня вы кое-что узнаете обо мне, чего не знали раньше. Я долго думал, рассказывать ли вам всю правду или ограничиться кусками моей истории. И только сегодня принял решение, что надо рассказать всё.
  
  - У каждого из нас есть тайны, Спартак. Иногда очень страшные тайны, - сказал Кио. Китаец на первый взгляд выглядел очень молодо. На лице нет морщин, волосы черные без единой сединки. Но первый взгляд обманчив. После Вовы Кио самый опасный в комнате человек. Превосходный боец и мудрый философ, он стал для героя чем-то вроде учителя, может быть, даже гуру.
  
  - Но нам всё равно интересно, - сказал Джек. Кроме Берты, Джек, хоть и редко, но улыбался. Уроженец Техаса, шумный и огромный, он мог вылакать ведро виски, а потом забраться на Эверест. Его фигура лишь слегка уступала Эвану по количеству мышц, но техасец совсем не так прост, как хочет казаться.
  
  Впрочем, в этой компании простых нет. В первую очередь Вова ценил их не за физические качества, а за способность трезво размышлять и анализировать. Это были самые лучшие и умнейшие люди на планете. Да-да, без преувеличения именно так. И Вова отлично понимал это. Чтобы сразиться с Эваном, нужна команда самых-самых - они и пришли к нему, повинуясь великой воле героя. Нет, он, конечно, предпринимал шаги, искал, завлекал, но в этом ему сопутствовала божественная удача и провидение. Все светлые силы на планете объединились вокруг героя, который был острием иглы, способной пронзить антихриста и прекратить этот кошмар. Битва Света и Тьмы сейчас в эндшпиле, поэтому чудеса - вполне обычное дело. И это было самое настоящее чудо, что эти люди встретились и объединились под предводительством героя.
  
  - В таком случае, я начну... - сказал Вова. И рассказал им все. И про Багаевку, и про бабу Тоню, и про жену, и про видение в церкви. Потом поведал, как перенес лучевую болезнь и попал в рабство. Дальше рассказывать смысла не было. После того, как его прозвали Спартаком, о нём знали все.
  
  - Ничего себе новости, - сказала Берта. - Ты хочешь сказать, что мог убить этого сукина сына уже давно? Так почему ты не попытался?
  
  - На то есть несколько причин. Хочу сказать сразу, извиняться я ни перед кем не стану и все ваши возмущения оставьте при себе. Сначала выслушайте меня до конца, а потом судите или не судите. Хотя на ваше осуждение мне тоже плевать, от вас требуется только полное исполнение моих приказов.
  
  Лица собравшихся посерьезнели. Не многим они позволили бы говорить с собой в таком тоне, но Вова именно тот человек. Все присутствующие сильные люди, но Вова сильнее. Он держал их в настолько крепких тисках, если кто-нибудь сейчас попробует возмутиться - из амбара его вынесут ногами вперед. Вова установил жесткие законы, но за время существования повстанцев доказал, только так можно бороться с Эваном и его людьми.
  
  - Сегодня вы услышите еще много всего интересного о той организации, в которой состоите, и, возможно, для кого-то из вас это будет удивительно. Но поверьте, я действовал согласно четко намеченным планам, и считаю, что поступал правильно.
  
  - Но, Спартак, столько людей погибло, - продолжила Берта. Единственная, у кого хватило смелости высказать то, что грызло душу каждого.
  
  - Если бы мне не удалось убить Эвана с первой попытки, погибли бы все. Ты не понимаешь, какова ответственность, Берта? У меня нет возможности ошибиться. Если Эван узнает, что все три героя мертвы, он просто пройдет по миру и убьет всех людей. Или ад разверзнется, как говорил Макур.
  
  - Ладно, Спартак, хватит толочь воду, продолжай, - сказал Джек.
  
  Вова окинул всех внимательным взглядом, кивнул и продолжил.
  
  - Вначале я хочу спросить у вас, кто-нибудь знает, сколько людей в нашей организации? - Вова никогда не называл их сообщество повстанцами или бунтарями, или вообще конкретными словами. Для него это была всегда просто 'организация'.
  
  - Я думаю, около двадцати тысяч, - сказал Кио. Кому как не ему знать о цифрах, ведь он занимался кадровыми вопросами. Но ответ Вовы удивил и его.
  
  - До падения метеоритов число сотрудников было пятьдесят четыре тысячи с небольшим. Правда, теперь точнее сказать сложно, но не менее сорока тысяч осталось в живых.
  
  - Так мы можем взять его замок штурмом! - воскликнул Джек. - Сорок тысяч! В его армии сейчас не более ста!
  
  - Да, но не будем забывать, он один стоит миллионов. А теперь он еще вырос в силе. Но, если честно, из этих сорока тысяч всего три - активные бойцы. Остальные занимаются совершенно другим.
  
  - И чем же? - спросил Али. Араб очень любил терроризм и искренне считал, это единственно достойный способ ответить Эвану. Но Вова думал иначе.
  
  - Разведка. Только в замке антихриста у нас шестнадцать шпионов. Остальные собирали информацию по всему миру и обеспечивали нас данными о местах, по которым мы наносили удары. Наша организация, это, в первую очередь, разведка. По большей части, у нас только один объект для наблюдения.
  
  - Эван, - сказал Кио.
  
  - Да. Последние два года я собирал информацию о нём и теперь знаю почти всё. Мои люди работали на стройке его цитадели, мои женщины ложились с ним в постель, и многие не возвращались из нее живыми. Впрочем, как нам всем хорошо известно, в его постели бывают не только женщины.
  
  - Уж лучше сказать, что они там и не бывают, - буркнул Петр.
  
  - Да, ты прав. Эван гомосексуалист, об этом знает весь мир. Но сейчас я хочу рассказать вам о другом. О двух героях, которым не удалось убить антихриста.
  
  Он подошел к видеомагнитофону и нажал кнопку REW. Магнитофон заурчал, перематывая до начала.
  
  - Судя по тому, что мне сказала баба Тоня три года назад, всего героев трое. Я не знаю, кем она была, очевидно, не простым человеком, потому что больше нигде не упоминается точного количества героев. Вообще, мы произвели поиски по всему миру и лишь однажды встретили упоминание о герое и антихристе, если не считать пророчество самого Макура. - Он открыл папку и, немного порывшись, достал ламинированный лист пожелтевшей бумаги, исписанный неизвестным языком. - Это испанский. Отрывок из дневника брата Джузеппе, который жил в монастыре под Римом в тысяча пятьсот тридцатом году. Его приговорили к сожжению за ересь и одержимость демонами. У брата Джузеппе появились странные видения, в которых он предсказал конец света. Этот лист написан не им самим, а одним из прислужников монастыря, который записывал, пока тот сидел в камере и бредил. Прислужник записал тридцать семь листов, но нас интересует только этот.
  
  Вова достал из внутреннего кармана очки и, надев, стал читать. Зрение у него испортилось не так давно, как говорили врачи, это тоже результат перенесенной лучевой болезни. Очки слегка помогали, но даже в них, чтобы буквы сложились в слова, пришлось поднести лист к самому носу.
  
  - 'Придет он. Тот, кого никто не остановит. Тот, кто был избран самой тьмой. Он совершит пророчества. Он покорит мир. Он станет владыкой. И придет другой. Он будет иметь силу. Он будет иметь вероятность. Он сможет ему помешать'. Собственно, эти три строчки все, что нам удалось найти. Но я лично встречался с несколькими священниками, которые служили в Ватикане, и они заверили меня, подобные тексты встречались, причем нередко. Но и они не знали, что героев трое. У меня есть только несколько неосторожно брошенных слов бабы Тони. И всё это можно понять. Если бы герои знали о существовании друг друга, то наверняка захотели бы объединить силы...
  
  - Но разве это плохо? - перебила его Большая Берта.
  
  - Да, это очень плохо. Если они, то есть мы, объединились бы, в случае неудачи Эван мог убить нас всех одним махом. Кроме того, когда знаешь, что только ты один способен его убить, у тебя не возникает желания махнуть рукой и предоставить разбираться с Эваном другим героям. Ведь герои, несмотря на название, это простые люди. Все герои были молоды, а значит, поводов для сомнений у них было еще больше. Когда впереди вся жизнь, ее не хочется терять.
  
  - Да это логично, - признал Петр.
  
  - Логично, но подло, - сказал Джек. - Получается как-то нечестно.
  
  - Да, быть героем не так-то просто, уж поверьте мне, - сказал Вова и поглядел на плечо без руки. - Но я продолжаю. Прошло два года, как я наблюдаю за Эваном, и могу точно сказать, кто был первым героем, погибшим от его руки, и с вероятностью в восемьдесят процентов, кто был вторым.
  
  - Так два других умерли? - вмешался Петр.
  
  - Да. Первый примерно три года назад, почти в самом начале, вторая около семи месяцев назад.
  
  - Так она была бабой? - спросила Берта.
  
  - Да, и ты ее, кстати, видела, Берта.
  
  - Ого! Так это была она...
  
  - Всё по порядку, - перебил ее Вова. - Сначала о первом герое. О его личности ничего неизвестно точно. Кто он был и как судьба свела его с Эваном нельзя сказать наверняка. Но у меня есть предположения на этот счет.
  
  Он достал из папки стопку фотографий. На них изображен мальчик с продолговатым пакетом в руке, везущий чемодан, и шедшая рядом девочка. В руках она держала кейс.
  
  - Это фото из Нью-Йоркского аэропорта. Нам чрезвычайно повезло, что записи камер наблюдения там почти не пострадали. У меня есть все основания полагать, это наш первый герой.
  
  - Мальчишка? - сказал Али. - Но как ты можешь утверждать такое, Спартак?
  
  Вова снова достал из папки фотографию. На ней тот же парень и девочка. Они в толпе, приветствовавшей Эвана, но единственные не хлопали ему. Рука парня засунута под куртку.
  
  - Мне хорошо знакома такая же ситуация. Антихрист близко, но стрелять пока нельзя. Сначала надо убедиться. В то время на Эвана было совершено покушение. Примерно через пять дней после того, как камеры телевидения засняли их вдвоем на площади.
  
  Вова подошел к видику и включил. Сначала по экрану пробежали помехи, но вскоре пошла запись. Эван, 'Роллс-Ройс' с открытым верхом, толпа первых последователей антихриста. Вова видел эти кадры сотни раз и точно знал, когда нажать паузу. Он стал показывать соратникам фильм покадрово.
  
  - Вот этот момент, - сказал Вова. - Вы видите, как он дернулся? Слегка, почти незаметно, но дернулся.
  
  Вова снова нажал воспроизведение и остановил, когда Эван поворачивался к камерам после разрушения домов.
  
  - А вот теперь посмотрите внимательно. Обратите внимание на эту дырку в пиджаке.
  
  - У него там бронежилет? - спросил Али.
  
  - Непохоже. Как будто ведро на себя нацепил. Но это не его доспехи - они не поместились бы под костюмом, - сказал Джек.
  
  - Вы оба неправы. Вот, посмотрите внимательнее.
  
  Вова достал из папки увеличенный и оцифрованный снимок. Все визуальные помехи с него сняли, хорошо виден какой-то рифленый металл.
  
  - Я думаю, это проволока. Он намотал на себя проволоку, и его не смогли застрелить.
  
  - А почему он не выстрелил ему голову? - спросила Берта.
  
  - Когда стреляешь издалека, лучше стрелять в тело. С другой стороны, парень мог просто промазать, - ответил Али вместо Вовы. Уж он-то отлично разбирался в таких вещах - сам неоднократно работал снайпером.
  
  - Скорее первое, - сказал Вова. - Хоть первый герой и был еще ребенком, но был блестяще подготовлен. Посудите сами, он смог выжить в Нью-Йорке в то время, когда город был наводнен маньяками и убийцами. И даже смог подстеречь Эвана и попал в него. Все говорит, что он был профессионалом.
  
  - Но ведь у тебя нет доказательств, что это был именно тот самый мальчик, - сказал Петр. - Ну и что, если он попался под камеры дважды. Это еще ни о чём не говорит.
  
  - Нет, это говорит о многом, но об этом чуть позже. Следующий раз этих детей видели в машине, которая ехала в сторону Вашингтона. Их засняли камеры дорожного наблюдения на мосту. И, наконец, последняя имеющаяся у нас информация - вот эта газета.
  
  Вова достал из папки газетную вырезку, где под заголовком: 'Темный Властелин собирает новых соратников!!!' фотография. Качество снимка оставляло желать лучшего, но можно разглядеть Эвана, беседующего с кучкой людей, а на заднем плане худая фигурка мальчика с какой-то палкой в руках идет к антихристу.
  
  - У него в руках меч. В этом нет никаких сомнений, как нет их и в том, что первый герой погиб лишь несколько минут спустя.
  
  - Всё это только предположения, Спартак, - сказал Али. - Ты не можешь сказать ничего точно.
  
  - Могу, но только когда опишу вам вторую героиню. Вы все помните, о чём говорили доклады нашей разведки семь месяцев назад?
  
  - Да, тогда у Эвана появилась какая-то необычная любовница, с которой он вроде встречался почти месяц, - сказал Кио. - Мы еще хотели ее завербовать, но Эван всё же убил ее.
  
  - Да, я помню ту сучку, - сказал Берта. - Огонь баба. Это она выбила у меня все зубы, а после того как ее увели и она не вернулась, я сбежала оттуда. Тогда мне стало ясно, к нему мне всё равно не попасть.
  
  - Какие интересные подробности, - сказал Джек. - А я и не знал, что ты пыталась стать его любовницей.
  
  - Ну, так он ведь тоже огонь. А чтобы растопить мою печку, нужен именно огонь, а не жалкий уголек! Я думала, если попаду под него, может, моя жизнь приобретет какой-то смысл. Но мне не удалось.
  
  - И тогда ты пришла к нам, - спросил Петр, поджав губы.
  
  - Ну да. Я думала, раз мне не достанется костер, так хоть будет факел. Но и здесь меня ждало разочарование. Спартака я помнила еще со времен чемпионатов, но он меня отверг.
  
  - Вы закончили? - сухо спросил Вова. - Тогда вот снимок, который полностью развеет ваши сомнения в моих умозаключениях.
  
  Он достал из папки еще одно фото.
  
  - Да, это она! - воскликнула Берта. - Точно она. Правда, когда я ее видела, она уже поздоровей была, но рожа ее - это точно!
  
  - Этот снимок был сделан в том же аэропорту Нью-Йорка. В том самом самолете, на котором прилетел мальчик, прилетела и эта девушка.
  
  - И что это доказывает? - скептически спросил Али.
  
  - Это ставит точку над всем. Итак, все три героя из России - это раз. Эти двое прилетели на одном и том же самолете, когда Эван в первый раз выступил по телевизору - это два. На Эвана было совершено покушение спустя неделю и совершил его герой, иначе он не дернулся бы от пули и не пошел крушить все дома - это три. Девушка, как и мальчик, искала его, а, найдя, антихрист стал спать с ней в течение месяца, хотя до этого не проводил с одной женщиной более ночи - это четыре. И наконец, она пропала при необъяснимых обстоятельствах, а мои люди в замке говорили, что через месяц, после того как Эван стал с ней спать, в подвалах его временного убежища кого-то кремировали. А на следующий день Эван переехал в еще неготовую цитадель и его видели с чем-то очень напоминавшим урну для праха. Я думаю, парень попытался убить антихриста, просто зарубив его, потому что думал, что пуля его не берет. Ведь он попал в него, но изучить картину происшествия, как это сделал я, у него не было возможности. А девушка каким-то образом попыталась влюбить его в себя и, судя по всему, добилась каких-то результатов, но он узнал, что она героиня и убил ее. Вы согласны со мной?
  
  Все молча кивнули. Когда им всё разжевали, трудно усомниться такому количеству совпадений.
  
  - Тогда я перехожу ко второй, самой важной части нашего собрания. В ваших глазах я увидел невольный укор, когда вы узнали, что я мог попробовать убить Эвана, но не сделал этого, а просто шпионил за ним. Поверьте, не проходит и дня, чтобы я не проклял себя за это. Каждый раз, закрывая глаз, я вижу миллионы трупов, которых могло и не быть. Но я уже давно знал участь двух первых героев, которых подвела поспешность. Они умерли, и что тогда толку с их героического поступка? Сейчас на Земле, по нашим подсчетам, осталось не больше двухсот миллионов людей. Они разбросаны по планете и борются за жизнь, как могут. И моя задача спасти именно их, сохранить то, что осталось, потому что, если я проиграю, погибнут все. Я думаю не о людях, а о человечестве в целом, его надо спасти. Так уж получилось, только теперь у нас появилась возможность предсказать успех атаки цитадели Эвана и его убийства с вероятностью в восемьдесят процентов. И клянусь вам, если бы до этого у меня была вероятность хотя бы в десять процентов, я не раздумывал бы ни секунды. Но только теперь, когда охрана его крепости уменьшилась почти в пять раз, когда он думает, что все герои погибли, или, по крайней мере, надеется на это, у нас появился шанс.
  
  - Так давай сделаем это! - воскликнула Берта. - Дадим задохлику по хребту!
  
  - Мы попробуем это сделать, Берта. И, да поможет нам Бог, если всё пройдет по плану, Эван умрет до окончания этой недели.
  
  Вова достал из папки последние документы и положил на стол. Все встали, чтобы посмотреть - на столе лежали карты.
  
  - Это подробный план цитадели Эвана. В его точности можно не сомневаться, как я уже объяснял, наши люди принимали участие в строительстве. Крепость Эвана имеет три линии защиты. Первая - самая мощная, вторая - скорее номинальная и третья - внутренняя. Во-первых, стража вокруг крепости. Там постоянно дежурит около тысячи человек, все-таки цитадель очень большая. Нам совершенно необходимо убить их всех, чтобы никто не смог поднять тревогу.
  
  - Убить тысячу солдат? - сказал Петр. - Даже не знаю, Спартак, по-моему, это нереально. То есть реально, но так, чтобы тихо...
  
  - В этом вопросе положитесь на меня. Большую часть мы усыпим, используя специальный газ. Уже сейчас мои люди устанавливают баллоны вокруг цитадели. Далее, там уже засели около двухсот снайперов, и они уже выбрали себе идеальные позиции. Не стоит забывать, большая часть охраняющих цитадель солдат - это простые мерзавцы. Они почти всё время пьют или ширяются. Кроме того наши люди внутри постараются отравить как можно больше солдат. И в этом еще один важный момент, если у нас не получится сейчас, то не получится никогда. Мои шпионы покинут цитадель независимо от того, завершится ли наша операция успехом или нет. Короче: кого удастся отравим, остальных усыпим или ими займутся снайперы. Когда убедимся, что всё тихо, мы войдем в крепость. Там есть камеры наблюдения, но с нами пойдет Кот и сможет их отключить. Там есть посты, так что придется переодеться в форму охранников. Небольшая группа войдет первой и убьет охрану. И, наконец, третий этап, внутренняя стража. По замку постоянно патрулируют солдаты, поэтому надо быть осторожными. При встрече того, кто нас узнает - убивать тут же. Пусть это будет один из наших, рисковать нельзя.
  
  Пятеро главарей всё больше хмурились, но кивали после каждого предложения.
  
  - Наша главная цель вот эта вентиляционная труба, - Вова указал пальцем в точку, отмеченную на карте красным кружком. - Если мы сможем добраться дотуда и не поднять шума, я пролезу в трубу и проберусь по ней до спальни Эвана. Разведка докладывает, в последнее время Эван спит только там, уединившись с этим псом Эметом. Я доползу и через решетку пристрелю сукина сына. Вентиляционный люк в спальне Эвана находится прямо напротив его кровати. У меня будет отличный шанс.
  
  Все снова молча кивнули.
  
  - Нападение назначено на пятницу. Более подробный план действий каждый из вас получит в среду вечером, у вас будут сутки, чтобы его изучить. К каждому из вас будет прикреплен человек, который будет следить за вами и днем, и ночью. Не думайте, что я вам не доверяю, но рисковать я не намерен.
  
  - Хорошо, - сказал Петр по-русски.
  
  - Хорошо, - сказал Али.
  
  - Пойдет, - сказал Джек.
  
  - Согласен, - сказал Кио.
  
  - А можно ко мне приставить какого-нибудь мальчишку погорячее? - спросила Берта. Но все поняли, что и она согласна с планом.
  
  - Тогда с Богом, - сказал Вова и протянул над столом руку ладонью вниз. На нее легли еще пять ладоней, и Вова, собрав документы в папку, пошел к выходу.
  
   По пути он бросил Коту, чтобы принес видак и телевизор обратно в его избу. Уже через полчаса, он смотрел на машущего рукой антихриста в 'Роллс-Ройсе'. Он снова и снова проглядывал тот момент, когда Эван слегка дергался от попадания пули. Лицо героя сосредоточилось, а глаза слегка светились в полумраке, отражая свет экрана.
  
  - Я достану тебя, - приговаривал он. - Я достану тебя, антихрист...
  
  Ну что, Давид, снова к Эвану? Он провел последние несколько недель в некоторой задумчивости. Вернувшись в цитадель, он поначалу погрустнел, но это настроение быстро прошло, на смену пришла какая-то расслабленность. Дни больше не проносились кадрами старой видеопленки, наоборот, тянулись, погребая тем, о чём он уже давно и думать забыл - бытовухой. Делать больше, в общем-то, нечего. Население Земли уничтожено на девяносто пять процентов, семь пророчеств исполнено, но что делать дальше он не знал. Последнее пророчество гласило, надо уничтожить надежду, но как ее уничтожить? Как и, что самое главное, для кого? Он прокручивал все возможные варианты и пришел к выводу - надо найти и убить героя. Он очень надеялся, что уничтожит его последнего атакой с Луны, но, по всей видимости, ошибся. Наверняка, герой жив, и он есть та самая надежда человечества.
  
  Однако оттого, что он это понял, легче не становилось. Как его искать, где он находится, кто он? Это только три вопроса из тысячи, мучивших Эвана вечными ночами, что он сам устроил на планете. Теперь день отличался от ночи совсем чуть-чуть, иногда вообще нельзя понять, какое сейчас время суток. Проблемы никто с него снять не мог, и он думал. В последнее время Эван стал много читать, в его крепость уже давно перетащили всю библиотеку Ватикана, просто раньше до этого не доходили руки. Он подрядил пару переводчиков и они читали ему древние тексты, а переводы на английский читал сам. Ничего о героях он так и не нашел, впрочем, Эван прочитал настолько малую часть, что и надеется особенно не следовало. Всё же библиотека очень большая.
  
  Раздражало, что он не мог ни у кого спросить совета. Единственный, кто знал его тайну - это Эмет, но в последнее время он очень занят собиранием остатков армии. Это тоже необходимо, на крайний случай Эван решил тупо пройти по Земле новой войной и убить всех людей. Хотя и здесь есть недостаток и вполне очевидный. Эван точно знал число армии и не сомневался, среди солдат героя нет. После своей 'Лунной сонаты', как он любил называть полет на Луну, Эван невероятно возрос в силе и теперь чувствовал зло в людях настолько, что мог полностью контролировать их. Они шли на его зов, готовые отдать жизнь за властелина, но в армии численностью сто тысяч человек герой мог легко затеряться и ударить в спину. Можно пустить армию в поход, не присутствуя лично, но тогда есть шанс ее потерять. Число людей в мире еще очень велико - почти двести миллионов, если судить по разведке. И есть маленький шанс, что они смогут собрать собственную организованную силу. А тут еще доклады о новых терактах повстанцев. До этого Эван не обращал на них внимания, ведь те в итоге делали его работу - убивали людей. Но в последнее время это стало слегка беспокоить. Хотя именно что слегка. Для Эвана после полета на Луну, все стало 'слегка'. Он ел и испытывал легкое наслаждение пищей, пил и слегка пьянел, занимался сексом и получал легкий оргазм. Мысли его текли тоже легко и непринужденно. Странное состояние, ни в прошлой жизни, ни в нынешней его не было.
  
  Иногда ему хотелось развлечься. Раньше в таких случаях он или напивался или принимал наркотики, или затаскивал кого-нибудь в постель, а чаще всё вместе. И в результате пустые бутылки, недокуренный косяк или пара дорожек из белого порошка на лакированном столике, да мертвый любовник или любовница на залитых кровью простынях. Теперь он возрос в потребностях, такие милые и простые вещи больше не заводят. Эван, сам того не подозревая, столкнулся с тем же, с чем в свое время столкнулся ныне мертвый Кровавый Луи. Он пил меньше, наркотики вообще забросил, они не доставляли былого удовольствия, а простой секс казался никаким. Вместо этого у него появилась страсть к унижениям и пыткам. В мрачных застенках он замучивал людей до смерти, растягивая на дыбе, или часами изгалялся скальпелем. Имелись и другие развлечения, например шедевром он считал собственный туалет. Его конструкцию антихрист придумал сам, но строили, естественно, другие. Под уборной устроили небольшую комнатку и прорубили маленькое отверстие. Туда приводили человека, обычно кого-нибудь религиозного фанатика или одного из особо рьяных повстанцев, и просовывали голову в отверстие. Потом герметично закрепляли на уровне шеи, и на этом, собственно, всё. Ну, и, конечно, голова его торчала в унитазе антихриста. Такая пытка почему-то казалась Эвану очень изощренной - заключенный медленно погружался в фекалии, пока они не доходили до носа, и он не задыхался. Единственным выходом было эти фекалии есть, ненадолго продлевая свое существование. Эвану очень нравилось, когда в первые дни голова сначала ругалась и проклинала его, потом просила смиловаться и, наконец, как ни странно, умоляла накормить чем-нибудь кроме дерьма. Такие заключенные жили недолго. Обычно они умирали даже не от того, что задыхались, а просто от отравления - дерьмо антихриста было слабоядовитым, еще один неожиданный дар Сэта Эвану. Но произошел редкий случай, когда узник прожил целую неделю, и умер от пистолетной пули. Один из немногих оставшихся в живых священников. Каждый раз, когда Эван приходил и садился на унитаз, он читал ему Библию наизусть. Эвана это поначалу забавляло, потом стало раздражать и, наконец, он не выдержал и впервые убил человека из огнестрельного оружия. Ему просто не хотелось дотрагиваться до священника руками.
  
  Кроме издевательств над людьми у Эвана появились и еще парочка развлечений. Примерно раз в два-три дня он покидал цитадель и ехал в Чикаго. В старом городе не осталось и следа былого величия одного из самых красивых мегаполисов США. Теперь тут стоянка для армии Эвана, а он ездил туда в аэропорт. Последний из работающих аэродромов мира. Был еще один, но Эван разрушил его по пути из России в цитадель. Только у Темного Властелина и еще у Эмета осталась возможность полетать. Эван умел водить самолет, этому научился еще во времена завоевания мира, и с удовольствием садился за штурвал. Недавно он издал указ, запрещающий летать на самолетах под страхом смерти. Его приказ исполнили, как всегда, с большим рвением, но пошли по самому простому пути - уничтожили всю летательную технику, которая осталась.
  
  Многие недоумевали, зачем Эван отдал такой приказ. Кто-то говорил, чтобы противостоять повстанцам, кто-то, что это начало какого-то нового плана, который унесет еще миллионы жизней. Кто-то даже считал, за темными облаками летает сам Иисус с ангелами и антихрист не хочет, чтобы последние земляне его видели. И все они ошибались.
  
  Эван завел двигатель и, слегка прогрев, выехал на взлетную полосу. Для полета он выбрал огромный пассажирский 'Боинг'. Ему нравился этот мощный самолет, потому что напоминал Эвану самого себя. Такой же огромный и сильный, он мог везти пассажиров, а мог в одно мгновение уничтожить их. Самолет взлетел и стал набирать высоту. На стекла падали хлопья темного снега, но тут же таяли, не способные прилипнуть. Эти хлопья напоминали ему людей. Такие же жалкие и грязные, они пытались что-то сделать, но мощный Боинг им не по зубам. Его настроение постепенно поднималось. На устах наметилась улыбка, но это лишь прелюдия - главное чуть позже. Самолет медленно поднимался и вот уже достиг плотных коричневых облаков. Небо такого цвета, показал людям Эван.
  
  - Радуйтесь, людишки, когда бы вы такое увидели, - сказал Эван в пустоту салона и рассмеялся.
  
  Видимость полностью пропала, но Эван умел летать по приборам. Он знал, как самолет пролетит облака, станет темно серого цвета. Пыль покроет его, он приобретет окрас этих самых туч. Но на передних стеклах специальные щетки, сейчас они работают на всю катушку, очищая небольшой участок. Вот вроде немного светлее. Облака слегка рассеялись, самолет внезапно вылетел под атаку света. Эван увидел солнце и голубое небо. Под ним, словно вторая земля, переливались грязные облака. Они как будто сердились на антихриста за то, что он смог вырваться из их объятий. Небо казалось настолько пронзительно голубым после уже привычного коричнево-серого, что контраст завораживал. Солнце заставило зрачки Эвана сузиться, они потерялись в его темных глазах. Но он всё равно смотрел прямо на него. Другому человеку лучи обожгли бы сетчатку, но Эвану не могло повредить даже Солнце. Постепенно зрачки расширились, Эван смог уловить не только пронзительно яркое сияние Солнца, но и едва видные на дневном небе звезды. Когда он увидел их в первый раз, подумал, это просто солнечные зайчики, но потом разобрался - все-таки звезды. Пару раз он поднимался в воздух ночью и смотрел на Луну, что принесла ему триумф. После унылого темного неба, которым приходилось любоваться миллионам жителей Земли, эта голубизна не могла никого оставить равнодушным. Никого, кроме Эвана.
  
  Он не наслаждался красотой безбрежной голубизны или ярким сиянием желтого круга. Для него всё это не имело никакого значения. Он поднимался сюда снова и снова, чтобы поразмышлять. И мысли в это время у него крутились одни и те же. Как много людей восхитились бы, увидев это. Многие наверняка тут же накатали бы несколько поэм или бездарных стихов, а пару строчек в голове сложил бы каждый. По щекам людей потекли бы слезы от умиления и утраты того, чего они навсегда лишились. Того, чего он их лишил. Он явственно представлял их с глупыми рожами, стоявшими посреди салона, ибо нельзя смотреть на такое сидя... И в их сердцах закипела бы радость. Но они этого не видели.
  
  Эвану нравилось именно это. Он, возможно, единственный человек, которому подобный пейзаж до лампочки, имел возможность видеть его хоть каждый день. А все остальные не могли. Он обрек всех людей на самую изощренную из пыток, а то, что они даже не знали о ней, делало ее более пикантной. Эван сидел за штурвалом, пил пиво и смеялся над людьми. Он произносил самому себе, как ему казалось, пламенные речи и поносил в них род человеческий. Сначала они звучали насмешливо, потом злобно, затем в них проявлялась обида и, наконец, Эван переходил на мат и кричал на мир, забрызгивая приборы слюной. Он вставал и ходил по салону, вырывал сидения, орал с такой силой, что по нескольким иллюминаторам пробежали мельчайшие трещинки. А в самом конце возвращался в кабину пилота, плюхался в кресло и начинал безудержно хохотать. Он смеялся над этим миром, что еще так недавно пинал его при любом удобном и неудобном случае, а теперь лежал у ног, как шелудивая шавка. А вернее - под ногами. Отсмеявшись и успокоившись, Эван, весь покрытый липким потом, допивал пиво и возвращался на землю. Его поношение мира заканчивалось, он ждал следующего раза. Да, именно так - он поднимался сюда, чтобы поиздеваться над миром, и это наполняло его душевными силами.
  
  Сегодня вечером он как раз вернулся с заоблачных высот, но оставил на их уровне собственное настроение. Приехав в цитадель, он прошел в главный зал, уселся на огромном троне, построенном из человеческих черепов, и стал думать, что делать дальше. Чем можно дополнить такой прекрасный вечер, что может сделать его незабываемым? Если бы в замке был Эмет, вопрос отпал бы сам. В компании давнего любовника Эван мог позволить себе расслабиться и ничего не скрывать. С Эметом можно поговорить по душам и не поддерживать сказку, будто Эван и не человек вовсе, а чуть ли не воплощение Сэта на Земле. Можно поговорить о том, что действительно беспокоит, например, о героях или творящемся в душе... Но Эмета нет. Уехал еще позавчера и должен прибыть только послезавтра. Эмет разъезжал по Америке и собирал остатки войск, а так же заглядывал к охотникам за рабами, чтобы пополнить человеческий материал. Человеческий материал - так Эмет называл рабов, и Эвану очень нравилось такое определение. Только сам Эван расширял его и распространял не только на невольников, но и на всё человечество. Мысли о рабах слегка возбудили его, он почувствовал, как натянулась материя на брюках. Эван сначала решил приказать, чтобы, как всегда, привели отобранных рабов, но подумал, будет забавнее самому выбрать. В бараках неподалеку от цитадели томились сотни пленников, а он не ходил туда уже больше года. Быть может, отыще- что-нибудь оригинальное. Эван опрокинул стакан коньяка и улыбнулся. А потом встал и, приказав страже следовать за ним, пошел к выходу.
  
  До бараков с рабами расстояние не меньше километра, Эван велел подать машину. С неба почти всё время шел снег, но дороги вокруг крепости тщательно вычистили и вылизали те самые рабы. Машина легко преодолела небольшое расстояние, Эван пошел внутрь. Сначала его спросили, кто идет, а он просто свернул охраннику шею. Эван не любил, когда его не узнавали с первого взгляда. Вскоре к нему прибежал главный надсмотрщик и, сделав глубокий поклон, залепетал:
  
  - Это такая честь для меня, владыка, такая честь. Вы не представляете, как я рад, что вы удостоили своим посещением нашу убогую обитель...
  
  - Я не представляю? - приподнял одну бровь Эван. - Ты хочешь сказать, у меня плохое воображение?
  
  - Нет-нет, - побледнел надсмотрщик и кинул взгляд на труп охранника - его как раз убирали. - Вы не так поняли... вернее, я не так выразился, великий властелин. Я хотел сказать...
  
  - Довольно, - холодно приказал Эван. - Показывай, что у тебя есть.
  
  Надсмотрщик повел Эвана в огромный зал, где содержали рабов. Как здесь сидела Анна и Большая Берта, в обстановке ничего не изменилось. Те же ржавые стальные клетки рядами возле стен, а в них люди. Грязные, немытые, кое-как одетые рабы прозябали в холодном помещении и негромко разговаривали кто о чём. Кто-то смеялся, кто-то плакал, но основная масса спала или тихо отдыхала после работы. Ни о каких туалетах здесь нет и речи - в нос Эвану шибанул запах мочи и экскрементов. Он поморщился, надсмотрщик, увидев это, извиняющимся тоном сказал:
  
  - Простите, владыка, но мы не можем содержать их в лучших условиях, а убирать за ними...
  
  - Поверь, слуга, я нюхал в своей жизни и менее приятное. Иди и помалкивай.
  
  Эван проходил мимо решеток и осматривал людей. Сразу видно, кто хозяин в каждой клетке. Как правило, это мужчина, его отличительная черта - более-менее хорошая одежда. Причем ансамбль снят с разных рабов. Кое-кто узнал Эвана, такие будили остальных, чтобы те воочию увидели антихриста. Холодные темные глаза Эвана пристально осматривали каждого. У того, на кого падал взгляд, по спине пробегали мурашки. Эван умел вызывать страх в людских сердцах и раньше, а теперь делал это, даже не замечая. Большинство прижималось к противоположным от Эвана стенкам и отводили взгляды. Эвану не нравилось, что он видел. Когда ему приводили рабов в замке, они были умыты, побриты и приведены в порядок. А здесь, мало того что все грязные, как свиньи, и источают смрад, так еще к ногам мужчин и женщин прилипли куски засохшего дерьма, на одежде следы от пищи или рвоты. Это не вызывало у него отвращения, он действительно видел и более мерзкие вещи, но и не пробуждало того возбуждения, что он испытал в тронном зале. Теперь он смотрел на этих ничтожеств и даже удивлялся, как можно хотеть залезть с такими под одеяло? Ведь с тем же успехом можно заняться сексом и, ну, допустим, с собакой или лошадью. По сути, эти люди не сильно отличались от животных. Но тут Эван сам себя поправил. Они даже хуже животных. Ведь звери не изменили своей природе после его явления миру. Тигра можно посадить в клетку, но от этого он не перестанет быть тигром. Да, он признает, человек оказался сильнее, но убьет его, если тот откажется кормить пленника. Убьет, если у него будет такая возможность. А эти люди всего несколько лет назад были властелинами мира, и посмотрите на них теперь. Жалкие безвольные создания, которые забыли, что человек - это звучит гордо. И Эван понял, он уже уничтожил всё человечество. Всех, кроме одного - самого себя. Только он может называть себя человеком, только у него теперь есть такое право.
  
  Внезапно его схватили за локоть. Какая-то уже немолодая, но еще и не старая девица с безумным взглядом смотрела не него. Из ее грязного рта текли слюни и шепелявые слова.
  
  - Отпустите меня. Отпустите, пожалуйста. Я так больше не могу. Я не выдержу больше. Клянусь, если вы не отпустите меня, я покончу с собой!
  
  - Я отпускаю тебя, - сказал Эван и оторвал ей голову. На его лицо попало несколько теплых капель крови, он стер их рукавам рубашки и пошел дальше.
  
  Мальчики отрывают головы куклам Барби, Эван отрывал их куклам покрупнее. Он шел дальше, продолжая осматривать рабов. Иногда его взгляд задерживался на ком-нибудь, но антихрист не мог заставить себя возбудиться от вида грязного человека. В его представлении секс должен быть с чистоплотным партнером, а не с этой рванью. Быть может, если их отмыть, они предстанут перед ним в другом свете, но Эван сомневался.
  
  Он безучастно оглядывал рабов и уже собирался повернуться, чтобы уйти, не испортив настроение окончательно, когда глаза зацепились за одну клетку. Вроде такие же грязные люди, все мужчины и поначалу Эван даже не понял, что его там привлекло. Ага, вот оно - маленькая тощая фигурка у прутьев решетки в отдалении. Он подошел к клетке и разглядел заключенных. Мужчины, в основном сильные и здоровые, есть и калеки. Главный в клетке явно вон тот здоровый бородатый мужик, одетый в две шубы и стоявший по стойке смирно, прижимаясь к стене. Он дрожал и старательно отводил взгляд. Эван осмотрел остальных. По одежде можно составить неплохое представление о местной иерархической лестнице. Эти пятеро самых здоровых лучше всего одеты, значит, они держат клетку. Те, что посубтильней, тоже одеты, но курток им не полагалось. Калеки и самые слабые почти голые. Есть здесь и женщина, но она не видела Эвана, а просто уставилась в противоположную стену амбара. В ее статусе тоже можно не сомневаться. Но парень лет семнадцати - резкое исключение из 'клеточных' правил. Чуть чище остальных, худой и какой-то даже болезненный, но, тем не менее, сидит в нормальной одежде, а на ногах добротные сапоги. Эван медленно осмотрел его с ног до головы, взглянул в лицо. Ничего не разобрать - со лба парня падает длинная засаленная челка. Но когда Эван уставился на него, парень, как будто бросая вызов, откинул ее и посмотрел в темные глаза антихриста.
  
  Эван смотрел в такие же, как у него, темные глаза и ждал, пока пацан отведет взор. Обычно на это уходит всего пара секунд, но он продержался почти минуту. Парень опустил глаза, Эван заметил, как его кулаки сжались, а костяшки пальцев побелели. Мальчишке не нравилось, что он проиграл этот поединок. У него обычное лицо: некрасивое, грубоватое, но решительное. На щеке и скуле красуется пара шрамов, переносица перебита, причем не один раз. Эван заглянул к нему в сердце и увидел там такую непроглядную тьму, что поразился - а почему парень до сих пор жив? Только у Эмета он видел подобное, да и то, тьма пробудилась в жене после встречи с ним. А у этого мальчишки злоба чуть не выплескивалась наружу. И это интересно.
  
  - Отведите его в мою машину, - сказал Эван надсмотрщику. Тот молча ходил за антихристом, по его лбу с вытатуированным перечеркнутым крестом постоянно бежали крупные капли пота. Он тут же полетел за охранниками, чтобы отдать приказ. Эван пошел к машине.
  
  Когда мальчишку вели в авто, он молчал. Эван тоже не проявлял никакого интереса и только прислушивался к той злобе и страху, что вызывал у парня. Тот боялся Эвана, ненавидя себя и его за этот страх. Они приехали в Цитадель, охранники отвели раба в спальню к антихристу. Эван сначала зашел в тронный зал, отдал распоряжения, чтобы его не беспокоили, а потом последовал к себе. Открыв дверь, он увидел, парень сидит на незаправленной кровати. От грязных джинсов под его задницей осталось серое пятно на белоснежных шелковых простынях.
  
  - Я у тебя поссал, - сказал парень звонким голосом. - Хороший у тебя тубзик. Что там за мужик сидит?
  
  - Один из бывших святош, - сказал Эван, закрывая дверь. - И ты можешь положить нож на место, всё равно я бессмертен.
  
  - А зачем тогда тебе столько охраны? - улыбнулся парень. - Нет, тут нестыковочка, начальник.
  
  - Хочешь, проверь, - пожал плечами Эван. Он не боялся, что парень окажется героем. Слишком много в нём зла, чего не было ни в том быстром мальчишке, ни тем более в ней...
  
  - Ладно, поверю на слово, - парень достал из куртки небольшой стилет, которым Эван чистил ногти, повертел меж пальцев и положил на столик. Эван уселся в кресло, предварительно развернув его так, чтобы видеть собеседника.
  
  - Как тебя зовут? - спросил антихрист.
  
  - Пепе.
  
  - Пепе, а дальше?
  
  - Пепе Длинный Конец, если полностью. Но что-то мне подсказывает, ты меня так называть не будешь. - Эван опустил взгляд на уровень его паха. - Нет, под штанами не видно, но ты поверь мне на слово.
  
  - Иди, прими душ, Пепе, а потом тебе принесут чистую одежду и ты расскажешь мне о себе.
  
  - А что, если я не хочу?
  
  - Не хочешь чего?
  
  - Ну, мыться, переодеваться и трепаться.
  
  - Если ты сделаешь, как я сказал, тебя накормят, а если откажешься, я убью тебя.
  
  - Да, на таких условиях и в жопу дашь, - усмехнулся Пепе. - Ладно, начальник, где у тебя купальня?
  
  Эван показал на дверь слева, Пепе пошел туда. Через минуту послышался звук включенной воды. Мальчишка заинтриговал Эвана. Пепе буквально трясло от страха, но он боролся с ним собственной ненавистью. Эван понимал, в таком состязании Пепе ему проиграет - антихрист мог вызвать страх в любом человеке. Быть может, тот молодой герой его не боялся ни капли, но на то он и герой. Но здесь всё совсем по-другому. Ненависть и злоба клокотала в нём, его темная душа принадлежит Эвану всецело, но продолжает сопротивляться.
  
  Пришли слуги, вызванные звоном колокольчика Эван приказал принести чистую одежду и еду для Пепе. Вскоре тот вышел из душа, на ходу вытираясь полотенцем. Одновременно с ним в комнату вошли слуги. Смуглое тело парня покрывали десятки шрамов, есть там даже рубцы от пуль. На спине следы от плетки, на шее шрам от бритвы, такой же на запястьях правой руки. Он посмотрел на пах, да, Пепе заслуживал прозвище, но и тут лобок рассекал рубец.
  
  - Что, нравится? - спросил Пепе, вытирая длинные волосы и нагло ухмыляясь. Эван видел и чувствовал, каких усилий тому стоило улыбнуться. Парня трясло, тело покрылось мурашками, а яйца почти скрылись в мошонке, но он скалил зубы, изображая веселость.
  
  - У меня не меньше, - ответил Эван.
  
  - А я и не сомневаюсь, начальник.
  
  Он взял у слуг одежду и нарочно стал одеваться не снизу, а сверху - трусы и брюки надел в последнюю очередь, даже после носков.
  
  - Ешь, - сказал Эван. И все-таки в смелости ему не откажешь. Ведь наверняка знает, что делает Эван с такими парнями, и еще хватает духу дразнить антихриста, демонстрируя голый зад.
  
  Эмет тоже играл так с Эваном, что подтверждало удивительную черноту души этого Пепе. Зло может подчиняться, да что там - будет подчиняться. Из тьмы выходят самые лучшие рабы. Но, присягнув тебе, они без раздумий переприсягнут другому, окажись тот сильней, а ты получишь нож в спину. Зло не имеет привязанности и преданно только в подчинении. Паренек сделает для Эвана всё, даже жизнь отдаст, если приказать, но лишь потому, что у него нет выбора. Появится выбор: предать, сбежать, схитрить, подставить подножку, унизиться, - на всё это Пепе пойдет, чтобы сменить этого господина. Потому что истинный хозяин у них не он. Эван владел Пепе или Эметом по своему статусу, но эти черные души на самом деле принадлежат Сэту. И буду испытывать антихриста в его злобе, даже сами не понимая, почему делают это. Будут играть со смертью, потому что в какой-то степени они в безопасности перед Эваном. Как в безопасности обосранный святоша в параше, который попадет после смерти в Рай, так и эти пропащие души получат награду в Аду. Правда, понравится ли она им? По всему выходит, что да, а там - только Сэт знает.
  
  Пепе не стал себя долго упрашивать, сразу набросился на еду. Впрочем, ел быстро, но старался показать, что ему не очень нравится. Выходило у него плохо, Эван опять-таки отметил его дерзость, граничащую с глупостью. Ведь сто процентов - парень не ел ничего вкуснее уже пару лет. А, может, и никогда в жизни.
  
  Когда Пепе поел, то громко рыгнул и, поднявшись с кровати, пошел к бару.
  
  - Ты не против, начальник? - сказал он, наливая виски в стакан. - Я, может, и последний засранец... но когда у меня еще будет возможность?
  
  - Налей и мне, - сказал Эван. Пепе пожал плечами и налил второй стакан. Потом подошел к антихристу и протянул полный стакан - рука у Пепе почти не дрожала. Эван взял стакан и чокнулся.
  
  - За знакомство, Пепе, - сказал Эван.
  
  - За знакомство, Эван, - ответил Пепе. Это тоже необычно - Эваном его в глаза называл только Эмет и то в самые интимные моменты. А так величали: владыка, властелин, хозяин и тому подобное. Пепе вернулся к кровати и плюхнулся на нее, едва не разлив виски из стакана.
  
  - Расскажи мне о себе, Пепе, - сказал Эван, опрокидывая полный стакан разом.
  
  - А зачем? Ведь ты меня всё равно сейчас трахать начнешь. Или это у тебя вроде прелюдии?
  
  - Я не стану тебя трахать, Пепе. Я хочу тебя узнать.
  
  - Правда? Как-то даже обидно. Это получается, я зря жопу мыл?
  
  - Получается. А теперь хватит хохмить - рассказывай.
  
  Пепе в первый раз растерялся. Он-то думал, будто точно знает, что теперь с ним будет - Эван его изнасилует, а потом убьет. Примерно такой был план, но, если антихрист его не хочет, может, и не убьет? А, может, это просто такой ход? Так или иначе, выбора нет, придется рассказывать. Вот только правду или выдумку? Он посмотрел на внимательные глаза Эвана, и его передернуло. Нет, такому лучше не врать. А вдруг он мысли читать умеет? По крайней мере, такое про него рассказывают. Пепе, конечно, не верил, но вдруг? И Пепе решил, надо рассказать всё. В конце концов, он никогда не исповедовался, а так как в бога не верил, то и священникам не верил тоже. Но тут другое дело. Исповедоваться антихристу! В этом что-то есть...
  
  Пепе сделал глубокий вздох, привычным усилием воли поборол страх и начал рассказ:
  
  - В общем, мою жизнь можно описать одним-двумя словами. Если одним, то - дерьмо. Если двумя, то - бессмысленное дерьмо. Я родился в Бразилии или семнадцать или восемнадцать лет назад. Точно не знаю, за последние годы как-то потерял счет времени, по твоей вине, кстати. Родился я в каком-то сраном родильном доме на окраине какого-то сраного городка. Мать моя, как мне потом сказали, была шлюхой, но я этому не верю. Шлюха слишком достойная профессия для этой суки. Как бы то ни было, она меня бросила, и я попал сначала к приемным родителям, а потом в детский дом. У приемных я прожил три года, а потом им надоело кормить лишний рот. Моя вторая мамаша за это время пару раз опоросилась, и три ребенка они не потянули. Короче, сплавили они меня, но я на них не в обиде. Нет, сначала был и еще как, но потом, когда сбежал из приюта, первым делом нашел ее милых деток и так отмутузил, что они, наверное, еще неделю ссали кровью. Ну и попал я в приют. Если ты не был в Бразильском приюте, ты не знаешь, что такое пожрать дерьма, парень. Пока я был мальцом, то еще не замечал, но ко мне быстро пришло прозрение, как любила повторять наша настоятельница. Однажды там одному мальчонке крыса отгрызла во сне оба уха, а он не проснулся, потому что мы не спали, а теряли сознание после работы. Рассказывать-то в принципе о следующих десяти годах особенно нечего: работа, койка, пожрал, посрал и спать. Но когда мне стукнуло четырнадцать, у меня в жизни в первый раз случилось то, о чём и сейчас приятно вспомнить - я поимел монашку. Она еще молодая была, лет, наверное, тридцать, так что под юбкой чесалось дай боже. А я тогда был уже не по годам развит - подрачивал в сортире. Хотя так все делали. Вот тогда я, кстати, веру-то в бога и потерял, когда эта монашка у меня в рот взяла. Ну как она могла этими же губами молитву читать? Что я у нее не первый такой был - это точно. Да мне после этого еще несколько пацанов рассказали, как с ней замутили. Ну и тогда я сбежал. А на хрен мне такой дом господа, мать его? А тут, через год или что-то вроде этого, ты куролесить стал. Хотя к нам ты так и не пришел, но армия твоя шороху прилично наделала. Я к тому времени на рынках приворовывал, мне даже уже кое-кто предлагал в банду вступить. В качестве шестерки, правда, но ведь нельзя сразу в короли. Короче, жизнь была, считай, обеспечена, и тут твои бравые солдафоны приперлись. Ну и меня в рабство, хорошо еще, что не кокнули. Отвезли меня в Америку, а климат тогда был здесь так себе после бомбочек, не многим лучше, чем теперь, но мне нравилось. Все-таки Америка - мечта любого бразильского мальчишки. Везли нас на поезде, там я опять целку себе сорвал уже в другом смысле - двоих охранников завалил. И удёр. Потом долго по стране ныкался-мыкался и домыкался. Опять в рабство попал, теперь уже к серьезным ребятам. А они еще и педиками оказались, так что учти, очко у меня разработано. Ну сбежал я и от них, да только что толку? Жрать нечего, работы нет, даже украсть нельзя, потому что нет ни у кого ни хрена. А если у кого есть чего, то к таким лучше не подъезжать, они тебе быстро - пулю в лоб, и до свидания. А когда камни с неба падать стали, я вообще думал - амба. Но выжил. Как, сам, правда, не пойму, метеорит-то всего в паре километров от меня упал. Повезло, что неподалеку дом был, а в нём подвал, там и схоронился. Ну и к самому интересному подходим. Вылезаю я оттуда, ну, из подвала того, и меня - хап! И опять в рабство, теперь уже к тебе, начальник. Вроде, всё.
  
  - Как-то быстро ты описал восемнадцать лет жизни, - сказал Эван.
  
  - Ну так какая жизнь, такое и описание. Нет, если ты подробностей хочешь, то я расскажу. Тебе про что: про то, как я монашку жучил, или про то, как меня работорговцы имели? Нет, могу и еще несколько случаев вспомнить, правда, не думаю, что, у кого рабов тыщщи, особенно заинтересуется.
  
  - Твои сексуальные похождения меня не интересуют.
  
  - А что так? Рожей не вышел? Мне, знаешь, даже обидно, я, это получается, единственный, кто к тебе попал и даже в очко не подолбился?
  
  - А ты так сильно этого хочешь?
  
  - Да, если честно, нет. А если еще честнее, то вообще не хочу. Мне больше нравится, когда я, а не меня.
  
  - Расскажи мне о том времени, когда ты попал ко мне в рабство.
  
  - Привели меня в твой амбар и сразу в клетку. Меня тут же пахан местный прижать попытался. Снимай, говорит, куртку, зачем она такому сопляку нужна? Ну я снял, а ночью ему горло перегрыз. Меня дружки его тогда здорово побили, пришлось даже надзирателям вмешаться, но ничего, выжил. А когда оклемался, новому пахану опять глотку перегрыз. Он, скотина, мою куртку на себя нацепил, вроде как по наследству от старого. Я тогда думал, всё, убьют меня теперь. Но нет, обошлось. Отстали от меня и даже говорить перестали. Правда, однажды один доход попытался вякнуть, но я ему быстро рожу отшлифовал, с тех пор порядок.
  
  - А скольких людей ты убил, Пепе? - спросил Эван и сразу понял, что впервые попал в больное место. По-видимому, парню совсем не нравилось убивать.
  
  - Да уж поменьше твоего, - пробурчал Пепе и опустил взгляд.
  
  - Ну, это понятно - я убил почти шесть миллиардов людей. А скольких убил ты?
  
  - Тринадцать, - в голосе у Пепе пропали все эмоции. Слово вылетело изо рта, подобно удару линейки об стол.
  
  - Немного.
  
  - Достаточно, - опять удар линейки. Он как будто пролаял ответ.
  
  - А тебе нравилось их убивать, Пепе? - продолжал Эван.
  
  - Нет. Пришлось, - голова опущена вниз, челка свисает, полностью заслоняя лицо. Руки тоже повисли плетьми.
  
  - А у тебя есть друзья, Пепе?
  
  - Нет.
  
  - А были?
  
  - Да.
  
  - Я имею в виду не приятели, а настоящие друзья?
  
  - Да. Нет. Не знаю, - голос дрогнул. Всего на секунду, но дрогнул.
  
  - Ты доволен тем, как ты живешь, Пепе?
  
  - Нет. Сейчас, кроме тебя и сотни сумасшедших ублюдков, довольных нет.
  
  - А если бы меня не было, как думаешь, был бы ты доволен жизнью?
  
  - Если бы у бабки был член, она была бы дедом.
  
  Парень покривил душой. Он хорошо знал ответ - нет. Он не был бы доволен жизнью никогда. И вот он ответ, откуда столько тьмы в его душе. Всё тот же ответ, который Эван хорошо усвоил - этот паренек похож на него самого. Такой же неудачник, которого жизнь била по голове каждый раз, как он пытался ее поднять. Но, в отличие от Эвана, Пепе хотя бы пытался поднять голову. А если бы Сэт не выбрал его в антихристы? У прежнего Эвана никогда не хватило бы смелости вот так сидеть перед властелином тьмы и рассказывать свою жизнь, да еще и насмехаться. В нём есть то, чего Эван был лишен. Чего у него, наверное, нет и теперь. Храбрость. Не безрассудно смел, но научился подавлять страх. Вместо того, чтобы сидеть в дешевой квартире и жалеть себя, накапливая злобу, он старался вырваться из той грязи, в которую его закинула судьба. И он стал опасен без всякого Сэта - даже десяток здоровых мужиков испугались связываться с этим волчонком. И он не в обиде на этот мир. Он не считал мир неправильным, он считал, что сам недостаточно силен для мира. Именно из-за обиды на мир Эвана сделали антихристом. Много злобных людей на планете, Эван давно убедился в этом, но таких, что по-настоящему ненавидели бы мир - мало. А тех, что будут продолжать ненавидеть, даже когда мир станет их собственностью, и вовсе нет. Эван такой один. Быть может, Сэт и прав - он действительно его лучшее творение. Его злобы на людей хватило и еще осталось.
  
  Пепе продолжал сидеть с опущенной головой. Он думал, Эван сейчас размышляет: убить его или сначала изнасиловать, а потом убить? У парня не было надежды выйти из этой спальни живым, еще когда он приступил порог. Но антихрист молчал, а у Пепе не находилось сил, чтобы поднять голову и посмотреть на него. Он думал, как только взглянет в глаза Эвана, тот примет решение. Но просто сидеть и ждать тоже нет сил.
  
  - И что теперь? - спросил Пепе. Эван отметил, в его голос вернулось спокойствие и отрешенность.
  
  - Я не знаю.
  
  - Тогда, может, просто отпустишь меня? - в голос вернулась и насмешливость. Правда, сказав последние слова, Пепе тут же мысленно прикусил язык. Вспомнил, как 'отпустил' Эван ту женщину в амбаре.
  
  - Пожалуй, я действительно тебя отпущу, - сказал Эван.
  
  Пепе услышал, как скрипнуло кресло, когда тот встал. Парень всё еще не решался поднять голову, боясь спровоцировать Эвана. Думал, для него это будет, как красная тряпка для быка, а еще хотелось пожить. Хоть пару минут, но пожить. Он услышал еще какой-то щелчок, вокруг потемнело. 'Ну вот и всё. Прощай, малыш Пепе', - подумал парень. Но ничего не происходило, он даже боли не почувствовал. Поднял голову и увидел, на него набросили что-то вроде одеяла. Скинув его с головы, обнаружил в руках добротный теплый плащ. Возле ног что-то упало - пара слегка стоптанных, не его размера, но хороших кожаных сапог.
  
  - Одевайся и иди, - сказал Эван, снова садясь в кресло. - Я скажу страже, чтобы тебя выпустили. И постарайся больше не попадать в рабство.
  
  Пепе стал лихорадочно натягивать сапоги, а потом закутался в плащ и уже собирался выходить, но перед дверью остановился.
  
  - А почему ты меня не убил? - сказал он, проклиная себя за длинный язык. 'Пепе - Язык Длиннее Конца, так надо было назваться' - подумал он.
  
  - Не волнуются, Пепе, - грустно усмехнулся Эван,- я тебя убью, обещаю. Я всех убью. Иди...
  
  Пепе пулей вылетел из спальни. Эван позвонил в колокольчик и сказал слуге, чтобы парня выпустили и поменяли постель. Он налил еще стакан виски и стал размышлять, что было бы, будь он на месте Пепе, а тот на его. От таких мыслей стало немного веселее.
  
  Пепе вышел из Цитадели и быстрым шагом потопал в противоположную от бараков с рабами сторону. Он шел и не верил своему счастью. Ему удалось уйти из спальни Эвана живым! Если не считать жену-извращенца Эмета, он первый, кому это удалось. Конечно, слова, что Эван всё равно убьет его, как и всех остальных, слегка тревожили, но очень отдаленно. Когда оно еще будет?
  
  Пепе улыбнулся, почесал то место, за которое ему дали прозвище 'длинный' и побрел по грязному снегу. Поднималась серьезная буря, и он не увидел, как кое-где сугробы слегка шевелились. Пепе не видел, но мы можем подойти и поглядеть внимательнее, не так ли, Давид? Они почти неотличимы от снега, но даже им иногда надо двигаться. Ведь они лежат здесь в тщательно раскрашенных комбинезонах уже почти три дня. Но ничего, Спартак сказал, к завтрашнему вечеру операция 'Эван' начнется.
  
  Итак, Давид, мы выходим на финишную прямую нашей сказочки. Уже скоро ты узнаешь, кто победит. Будет ли это могучий Эван, который не только легко справился с первыми двумя героями, но и убил почти всех людей на Земле? По всей видимости, выходит, шансов исполнить все пророчества у него больше, но и Вова не лыком шит. Сотни его лучших аналитиков вместе с опытными военными террористами планировали штурм Цитадели. План выверили до секунды, каждому там определено свое место, каждого дублировали и у этого резерва был свой резерв. И, как некогда нерушимые крепости брали хитростью, терпением и удачей, так может получиться и тут.
  
  Кто же победит? Давай посмотрим, Давид. Но хочу сразу предупредить, мне придется постоянно скакать с одного персонажа на другого, чтобы придать окончанию сказки некоторую динамичность. Ведь я знаю вас, молодых, вам подай действия и закрути интригу. Что ж, постараюсь создать тебе и то другое.
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  Спартак, он же Владимир, бывший житель станицы Багаевской, а ныне предводитель второй по могуществу военной организации в мире лежал в тесной землянке и смотрел в перископ. На улице поднялась снежная буря, видимость затруднилась, но перископ заканчивался прибором ночного видения, что мог распознавать не только самый слабый свет, но и улавливал инфракрасное излучение. Поэтому мрачная цитадель Эвана виднелась, как на ладони. Антихрист специально заказал построить крепость в самом мрачном стиле, и архитекторы расстарались на славу. Огромная, квадратной формы, на крыше десятки башенок разной длинны, как на древних католических костелах. Крепостной стены нет, зато есть самые настоящие подъемные ворота, которые, впрочем, почти всегда опущены. Так и сейчас, войти в крепость проще простого, если не смущает патруль, что медленно прогуливаются вокруг замка. Всего стражников тысяча, но где-то половина внутри и они постоянно меняются. Каждый час сто патрульных возвращается в Цитадель, а новая сотня выходит. Вся эта охрана предназначена исключительно для одной цели - предупредить Эвана. Если на крепость нападут, и патрули поднимут тревогу, антихрист закутается в доспехи и вылезет из берлоги. И тогда всё, конец. Простых солдат он перебьет, а герой не сможет достать его издалека выстрелом - доспехи выдерживают попадание из танка. Правда, если в Эвана действительно попадут из танка и на курок нажмет герой, антихрист, скорее всего, умрет. Путь доспехи и выдержат, но от такого удара у него переломает все кости. Но никто не попадет в Эвана из танка или гранатомета, или еще чего подобного. Он настолько быстр, что даже прицелиться не получится. Вова видел его в действии, и понимал, единственный шанс попасть, когда тот ничего не ожидает и непременно в спину. И именно это он собирался сделать.
  
  До смены очередного караула примерно двадцать три минуты, а это значит, через пять минут начнется. Необходимо убить пятьсот человек быстро и наверняка. Никто не должен забить тревогу, никто не должен заподозрить. Вообще, несмотря на грозный вид и количество стражи, замок охранялся плохо. Какой смысл в тысячи патрульных, если половина пьяная или обколотая, а кто-то спит или откровенно отлынивает? Все слишком уверены, даже если весь мир, всё оставшееся человечество попробует напасть, Эван легко справится с ними. Есть в этом, конечно, и рациональное зерно. Эван действительно мог легко убить столько людей, сколько их пойдет на подобное безумство. Но никто из стражи не подозревал о существовании героя. Никому Эван не мог доверить эту тайну. Поэтому охранники оставались полурасслабленными и думали не о том, чтобы выполнять долг, а о том, чтобы побыстрее вернуться в теплую крепость и, выпив чего-нибудь горячительного, уединиться с одной из многочисленных рабынь. Три минуты до начала.
  
  Вова достал из внутреннего кармана маленький цилиндрический передатчик с единственной кнопочкой. Любые переговоры между повстанцами строго воспрещены. Вова не хотел допустить случайного перехвата. Он посмотрел на хронометр и нажал кнопку один раз.
  
  У каждого солдата сопротивления маленький цилиндр коротко пикнул, подавая сигнал к началу. Это самый слабый момент с точки зрения планирования времени - от подачи сигнала на исполнение давалось двадцать секунд. Первый сигнал предназначается двадцати солдатам, что сейчас лежат вокруг Цитадели, образуя почти идеальный круг. У каждого баллон с сильнейшим сонным газом и противогаз. Впрочем, противогазы есть у всех. Сейчас каждый из двадцати солдат с баллонами еще раз оглядывает окрестности, чтобы по полету снега определить, в какую сторону дует ветер. Это очень важно, если выпустить газ со всех точек одновременно, шестьдесят процентов атаки пропадет - его просто сдует сильнейшим ветром. И так эта атака будет малоэффективной - буря развеет большую часть газа по полям. Но, даже если удастся усыпить хотя бы человек двести, это уже большая удача. Восемь из двадцати солдат медленно откручивают баллоны с газом. Потоки ветра тут же подхватывают их и уносят в сторону Цитадели. Остальные двенадцать ползут по специальным ходам, прорытым под снегом. Ходы укреплены, их стены и потолок специально поливали водой - ползти очень легко. Если судить по предварительным расчетам, в течение шестнадцати минут двенадцать солдат проползут туда, где проходят пути патрулирования. Вокруг Цитадели под толщей снега прорыто множество ходов и двенадцать солдат несутся по ним с привязанными к правой ноге баллонами, отталкиваясь от заледенелых стенок специальными рукавицами с шипами и свободной левой ногой. Они скользят, подобно бобслеистам, развивая приличную скорость. В то же время примерно тридцать человек точно так же проползают к месту смены караула, но двигаются значительно медленнее - им спешить некуда, да и расстояние у них короче.
  
  Первые потоки газа достигают часовых, вызывая легкую сонливость. Газ очень мощный - один хороший вздох, и ты уснул. Но слишком силен ветер, чтобы облако газа накрыло всех плотно. Пока концентрация в воздухе очень мала.
  
  Вова застыл с хронометром в руке. Десять секунд до начала второго этапа. Он упорно ждет и нажимает кнопку на передатчике дважды. Все повстанцы слышат два коротких сигнала.
  
  Вокруг крепости спрятались двести пятьдесят семь человек, если первый сигнал предназначался только для солдат с баллонами и оперативной тридцатки, второй активировал почти всех. Сто восемьдесят снайперов взяли цель, двадцать одетых в комбинезоны солдат с ножами поползли к крепости. Со стороны вроде и не заметишь, но в этот момент двести пятьдесят человек, так или иначе, но пошевелились. Кто-то поднял винтовку, кто-то продолжал скользить под снегом, кто-то полз над ним. Теперь, когда до смены караула примерно восемнадцать минут, прежде чем действовать, надо дождаться, пока газ нанесет максимальный урон.
  
  Солдаты Эвана не видели друг друга. Вернее, видели, но максимум одного-двух соседей по патрулю. Цитадель очень большая, посты рассыпаны вокруг очень равномерно, поэтому, хоть патрульных аж пятьсот, по крайней мере половина не увидела бы друг друга даже в хорошую погоду. Ну, а метель с сугробами затрудняли наблюдение еще больше. Да, собственно, никто особенно и не старался ни за кем наблюдать. Патруль Цитадели менялся каждую неделю, потом из Чикаго присылали новый, так что никто сильно друг друга не знал, и уж тем более не волновался о товарищах по оружию. Собственно, и товарищами здесь никого не назовешь, уж слишком специфический контингент у армии Эвана. Солдат подбирали по принципу - чем человек хуже, тем для армии лучше. И согласись, Давид, если человек по природе плохой, он, естественно, будет эгоистом. А, если он эгоист, ему абсолютно наплевать и на службу и Цитадель, и даже на самого Эвана.
  
  Ральф служил в армии Эвана недолго, всего несколько месяцев. Он пребывал в неплохом расположении духа - пару минут назад ширнулся - и теперь восхищался красотой зимней бури. На улице темно, только лучи прожекторов иногда выхватывают из вечной ночи какую-нибудь одинокую фигуру, закутанную в теплую шубу, с винтовкой за спиной. Прожекторы управлялись компьютерами, траектория движения лучей одинакова. Ральф уже давно от нечего делать изучил ее и точно знал, кого и когда осветит луч. Сейчас он смотрел туда, где Эдди. Отличный парень, ровесник Ральфа, Эдди, перед тем как пойти в патруль, принял на грудь чуть ли не две бутылки водки. Пока Ральф помогал ему дойти до поста, тот два раза падал в снег, вызывая искренний смех у друга. Когда прожектор высвечивал его в последний раз, Эдди рвало прямо на грязный снег. Этим он снова вызвал у Ральфа приступ гомерического хохота. И теперь Ральф с нетерпением ждал, не учудит ли дружок еще чего интересного?
  
  Прожектор медленно тащил луч по заснеженному полю и вот Эдди попал под него. Ральф обратил внимание, тот зачем-то снял шарф, закрывающий лицо, и вдруг упал, как подкошенный.
  
  - Ну чудила! - рассмеялся Ральф.
  
  Он покатился от смеха, холодный воздух обжег легкие, и его аж скрутило впополам. От смеха дыхание сперло, он даже испугался, что задохнется. Но через минуту сумел успокоиться, тоже опустил шарф и снял защитные очки, чтобы стереть слезы. Очки запотели, он протер их шарфом, но в рукавицах это делать неудобно, особенно, если ты еще и под кайфом, так что очки упали на снег.
  
  - Чёрт! - выругался он и уже начал наклоняться, чтобы поднять очки, когда увидел, рядом с ними из-под снега пробивается маленькая металлическая трубка. - Какого...
  
  Он наклонился, чтобы внимательнее рассмотреть ее, но, почувствовав дурноту, упал на снег и уснул. Ему снились глюки.
  
  Двенадцать человек с баллонами добрались до позиций. Каждый точно знал, где надо расположиться при определенном направлении ветра. Теперь все находились с запада от Цитадели, именно оттуда дул ураганный ветер. В тех местах, где они остановились, от потолка снежного туннеля до поверхности примерно полфута. Точнее сказать трудно, из-за бури над ними могло намести сугроб, или наоборот, сдуть снег. Так или иначе, все достали тонкие металлические трубки и пробили ими потолок. Потом каждый продул их ртом, чтобы избавиться от набившегося снега, и только убедившись, трубки чисты, подсоединили к баллонам с газом.
  
  Двенадцать дополнительных баллонов почти мгновенно возымели действие. Они провели газовую атаку ближе к Цитадели, поэтому облако накрыло хоть и меньшее количество людей, зато концентрация получилась гораздо больше. Практически все патрульные, находившиеся с запада, попадали во сне. До начала третьей фазы оставалось три минуты.
  
  Вова ждал до последнего. По всей заснеженной пустыне снайперы, несмотря на мороз, покрылись пОтом от напряжения. Почему нет сигнала? Ведь не совсем же они слепые, могут и заметить, как человек сто пятьдесят упали на снег. Да и смена караула уже скоро. Если судить по часам, до нее не больше пяти минут. А ведь после третьей фазы еще надо так много сделать. Но Вова ждал. В отличие от остальных, он умел ждать и даже любил ждать. И еще он гораздо лучше осведомлен обо всём, что происходит и может произойти. Он знал, хоть смена патруля и намечена через три минуты, она произойдет, дай Бог, через десять - пятнадцать. Те, кто сейчас в крепости, вовсе не горят желанием отправляться на мороз и всегда тянут резину. Смена караула проходит в определенном порядке. Сначала те часовые, что в крепости, должны собраться в специальной комнате и непременно собраться все. Пока не набиралась полная сотня, ворота не открывали и по одному никого не выпускали. Но собралась они или нет, сигнал к смене караула подавался точно в начале каждого часа. Этот также сигнал к тому, чтобы все посты сдвинулись вокруг Цитадели по часовой стрелке. Так та сотня, которую должны сменить, оказывалась напротив входа и ожидали, когда выйдут сменщики. Но все знали, смена обычно задерживается. Поэтому, переместившись, они не торопились идти к месту передачи оружия, а просто ждали, когда новая сотня выйдет из ворот, и уже тогда шли навстречу.
  
   Этот порядок знал и Вова. И еще имел в виду, что около пятидесяти солдат внутри Цитадели сегодня получили тяжелое пищевое отравление. Теперь в стройном порядке смены караула перестановки, которые тоже наверняка сдвинут момент еще на некоторое время. Баллон с сонным газом опустошался за семнадцать минут, а это значит, первые восемь баллонов уже опустели, а под действие двенадцати попало пока слишком мало солдат противника. По его наблюдениям, не больше ста пятидесяти и этого явно недостаточно. Даже если предположить, что снайперы снимут свои сто восемьдесят мишеней, оставалось еще почти половина часовых, которые вполне могут поднять тревогу. Правда, снайперы должны тут же перекинуться на следующую мишень, но здесь будет достаточно всего лишь одного просчета, и операцию придется свернуть. А в следующий раз охрана будет на стороже, и, самое ужасное, будет готов к нападению сам Эван. Рисковать нельзя. Ни в коем случае. Если есть возможность усыпить еще несколько человек, надо их усыпить.
  
  Над Цитаделью протянулся унылый рёв трубы - прозвучал сигнал смены караула. Всего три минуты назад открыли двенадцать баллонов с газом. Теперь, когда охранники стали медленно перемещаться по часовой стрелке вокруг Цитадели, под действие газа должно попасть еще несколько десятков человек, может быть, даже сотня. Часовые, не торопясь, направились к хорошо очищенной дороге, что тянулась вокруг крепости. Все хмурые, особенно те, кто уже провел пять часов на морозе, они иногда присасывались к фляжкам, курили. Стандартный наряд, который выдают часовому, нисколько не затрудняет движения или обзор - об этом Вове сделали специальное исследование. Их форма состояла из: шубы, теплых ватных штанов и кальсон под ними, шапки-ушанки, шарфа, унтов и теплых шерстяных носков под ними, хлопчатобумажной толстовки, свитера, специальных рукавиц с тремя пальцами, защитных очков, винтовки, пистолета и ножа. В такой одежде можно передвигаться относительно свободно, вот только никто не ограничивался только ей. Как правило, под шубой есть еще одна куртка, под ватными штанами несколько пар других, под рукавицами дополнительные варежки, и на голову натягивался специальный капюшон, сильно ограничивающий угол обзора. Сейчас все эти бравые часовые больше похожи на снежных баб, и не могут шагать быстро. Если разобраться, не могли и быстро выстрелить или подать сигнал по рации, потому что рацию большинство носило не в руках, как полагалось по уставу, а под шубой. А, чтобы расстегнуть пуговицы, надо снять рукавицы и варежки под ними. Это же надо сделать, чтобы выстрелить. Рукавицы с тремя пальцами специально так и сделаны, можно стрелять, не снимая их. Но никто не соблюдал правила и предписания. Поэтому, даже если кто и заметит отсутствие соратников, пока он достанет рацию, Вова успеет подать сигнал к третьей фазе.
  
  Часовые неуклюже шли вокруг замка. Вот они подходят к месту очередного поста. Во время перехода несколько человек упало, но на это никто не обратил внимания. Дорога скользкая, это в порядке вещей. А почему не встают? Ну так и что? Вы нацепите столько шмоток, посмотрим, как вы будете быстро подниматься. Нет, пока они перевернутся, пока перестанут материть всё вокруг, пока потрут ушибленный зад - на это уйдет пару минут. Все должны подумать именно так, и пока еще никто не достал рации. Вова наблюдает за всеми, кто с западного края Цитадели. Каждая сотня плохо видит другую из-за бури, никто не заметил, что одна никуда не пошла, а просто лежит на снегу в отключке. Уже скоро. Но сначала они должны пойти на посты. Все же снайперам будет легче стрелять в мишень неподвижную, а не в ту, что хоть с небольшой скоростью, но движется. А когда они станут расходиться к постам по узким, протоптанным в глубоком снегу тропинкам, их скорость станет минимальной. Тогда можно начинать. И тут главное не переборщить с ожиданием. Если кто-нибудь заметит спящую сотню - сразу сообщит в Цитадель.
  
  И вот, наконец, все пришли к местам дежурства и стали расходиться по постам. Вова три раза нажал кнопку передатчика. У его людей в ушах колокольным звоном прозвучали три коротких 'бип'. И сразу после третьего сто восемьдесят пальцев нажали спусковые курки. Но Вова не обращал внимания на них. Ему, собственно, отсюда плохо видно, что там с восточной части Цитадели, а именно туда направлены дула снайперов. Его гораздо больше интересует, что сейчас на западной части. И он с улыбкой наблюдал, как сто человек, уже почти готовые к смене, упали на землю. Значит, всё идет по плану.
  
  Снайперов разделили на две равные группы по девяносто человек и расположили примерно в трехстах метрах от Цитадели с севера и юга. Первым залпом удалось снять всю сотню на востоке. В некоторых солдат попали по две пули - без радиосвязи нельзя разобрать каждому по своей конкретной цели. Нет, любой снайпер примерно знал пост, по которому должен стрелять, но кое-кто из часовых не стоял на местах. Кто-то всё же уснул, а кого-то плохо видно. Так что цели дублировались. Но самый ответственный момент - на втором залпе. Теперь часовых осталось всего двести, а снайперов девяносто на каждую сотню. Как бы Вова не хотел, но разместить больше людей вокруг Цитадели невозможно просто физически, да и найти в этом новом мире хорошего снайпера не так уж легко. Всего должно быть три выстрела. Первый берет восточную сотню, второй частично северную и частично южную, третий, добивает южную и северную. Правда, на севере две сотни, потому что там же бараки с рабами, но после атаки газом посты, которые должна занять уснувшая сотня, остались пустыми.
  
  Вторым залпом уничтожили ровно сто восемьдесят человек - усиленые тренировки снайперов не пропали даром. По девяносто человек с севера и с юга упали на снег. Теперь с севера осталось пять, а с юга восемь одиноких фигурок, покуда даже не заметивших, что их так мало. Их осталось не по десять, потому что кое-кто вдохнул-таки газ и теперь мирно спал на снегу. Очередные сто восемьдесят пуль в клочья разнесли плотно закутанные фигурки. Винтовки у снайперов мощные, с разрывными патронами - шансов выжить нет.
  
  Первые пятьсот человек устранили, но это только начало. Не давая себе передышки, солдаты сопротивления вскочили и, уже не таясь, понеслись осматривать часовых. Надо убедиться, что все мертвы, и присыпать снегом. По дороге они сдирали с себя маскировочные комбинезоны, под ними обнаруживались копии костюмов солдат Эвана. Теперь их не отличить от мертвых или спящих охранников. А о спящих уже позаботились. Те пятьдесят человек, что поползли к западным постам после первого и второго сигнала, вылезли из-под снега и перерезали глотки спящим. Там же с ножами ползали и те, что выпустили газ. Они действовали быстро, но пока не скидывали маскировки. У каждого помимо ножа есть пистолет, и они с опаской поглядывали на ворота, откуда в любую секунду должна выйти очередная партия смертников.
  
  Снайперы добежали до поверженных часовых, но не все стали осматривать, убиты ли они. Ровно пятьдесят человек из каждой группы быстро схватили винтовки и побежали по дороге вокруг Цитадели. Они должны заменить сотню, сдающую посты. Они бежали, сломя голову, если сейчас ворота откроются и новые часовые увидят их бегущими по дороге, это может вызвать подозрение. Вроде это серьезный просчет в плане, но только на первый взгляд. Рации часовые должны передать сменщикам, поэтому, пока те не сменились, сообщить им будет не по чему. Но всё обошлось. Снайперы, переодетые часовыми, успели прибежать и даже встали на посты возле присыпанных снегом тел. Ворота Цитадели медленно отворились.
  
  И только теперь настал черед действовать Вове. Он был дальше всех от Цитадели - примерно в пятистах метрах. Он повернулся на спину и ударом ног разбил доски над собой. Посыпался снег, его слегка завалило. Снег попал в нос и под воротник, но Вова смог выкарабкаться и вылез на поверхность. Рядом большой сугроб, под ним снегоход на случай экстренного отступления. Вова помнил о безопасности, ведь пока он жив, жива и надежда. На счету каждая секунда, но он медленно пополз по снегу, почти невидный в маскировочном комбинезоне - никто не должен его заметить.
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  Эван сидел в спальне и слушал музыку. Играл какой-то тяжелый рок. Ему не слишком нравилось, зато Эмет от него без ума. Жена Эвана приехал на два дня раньше и вернул тому благоприятное расположение духа, утраченное после разговора с Пепе. Он прибыл всего через пять часов после того, как необычный парень из Бразилии вышел из спальни Эвана. Эмет не стал будить антихриста, хотя тот и не спал. Той ночью Эван анализировал много чего и сделал множество выводов. Ему хотелось поделиться ими с Эметом и спросить его мнения, но тот слишком устал и проснулся только к вечеру. Теперь уже Эван не хотел его беспокоить раньше времени. А когда Эмет явился в тронный зал для доклада, делового разговора не получилось - они очень быстро переместились в спальню. И вот только сейчас, когда Эмет пошел в душ, предварительно поставив музыку, Эван размышлял, с чего бы начать? Хоть они друзья и любовники уже три года, Эван не мог просто взять и вывалить на него всё подряд. Эмет - это, пожалуй, единственный в мире человек, чье мнение он ценил и к кому прислушивался. И, между прочим, не зря - почти все планы, разработанные Эметом, приносили нужные результаты.
  
  Эмет вышел из душа и сразу напомнил ему Пепе. Тот выходил точно так же - вытирая волосы полотенцем и не утруждаясь одеждой. Эван осмотрел Эмета с ног до головы и в очередной раз подумал, насколько он изменился. Ведь ему всего двадцать три, а посмотрите на него. Генерал последней армии на Земле. Главный мозг и руководитель того, что построил Эван. И всего двадцать три. Да ему самому только двадцать семь! Или двадцать шесть? Неважно. Чувствовал он себя гораздо старше. Эмет стал прыгать на левой ноге, вытряхивая из уха воду, на его татуированном теле заиграли мышцы. Он серьезно поздоровел. Потяжелел на треть и отнюдь не из-за жира. Да еще и тату сделаны настолько искусно, что Эмет казался не человеком, а каким-то демоном. Они покрывали всё тело, начиная от шеи, и тянулись вниз, рассыпаясь причудливыми узорами. Тема татуировок одна - Эван. Перечеркнутые кресты, разрушенные города, а недавно на спине появилась Луна и летящие с нее метеоры. Да и сам антихрист уже давно поселился на груди. И еще этот пирсинг. Не менее тридцати железок торчат в теле. Воистину Эмет - достойная жена антихриста. Неправильный не только внутренне, но и внешне. Уже не человек, но еще и не демон, а существо в одном шаге от нового статуса. И не просто демон, а демон-хранитель, посланный Сэтом, чтобы хранить не тело антихриста, но его разум.
  
  - Ты смотришь на меня, будто хочешь сожрать, - сказал Эмет, улыбаясь.
  
  - Может, и хочу, - улыбнулся Эван в ответ.
  
  - Ты будешь слушать мой отчет? - Эмет сел на то же место, где вчера сидел Пепе. Эван тоже занимал вчерашнюю позицию - сидел в кресле. Правда, сегодня собеседники в спальне голые, но это их не смущало.
  
  - Только, если он будет коротким. Мне самому есть о чём тебе рассказать.
  
  - Хорошо, постараюсь покороче. Итак, численность нашей армии составляет сто восемьдесят с небольшим тысяч солдат. Из Европы скоро прибудет пять тысяч и из Китая семь. Это пока всё. Можно рассчитывать, что мы сможет увеличить число еще тысяч на пять-десять, но это максимум.
  
  - А что говорит разведка?
  
  - По всему миру люди медленно умирают, но остатки собираются. Пока Чикаго самый населенный город мира, но через год-другой могут появиться и другие, подобные ему. Тогда я и предлагаю начать операцию по окончательной зачистке Земли.
  
  Эван вздохнул. Его мысли от Пепе полетели в другом направлении. Герой. Проклятый герой и то, как его обнаружить.
  
  -Что с сопротивлением? - спросил он через минуту.
  
  - Пока они ведут себя тихо, но оно определенно осталось и действует. Ублюдки напали на военную часть в Африке.
  
  - А ты не думаешь, героем может оказаться этот Спартак? - Эван знал, как зовут лидера повстанцев. Впрочем, об этом многие знали. За последний год он уже стал легендой, но до недавнего времени Эван мирился с ним. Теперь у него появились подозрения.
  
  - Я не думаю, - после недолгого размышления сказал Эмет. - Если бы он был героем, уже давно попробовал напасть. Зачем было так долго ждать?
  
  - Не знаю, хотя у меня есть мысли. Те двое пришли сами, а Анна не знала, что она героиня, может, и этот не знает?
  
  - Может быть. И даже, скорее всего. Тот мальчишка, если судить по твоим рассказам, был хорошо подготовлен, значит, есть, а вернее были люди, которые знали о существовании героев и смогли его подготовить.
  
  - Сэт тоже знал об их существовании но, тем не менее, кто они, сказать не мог. Так откуда узнали эти, которые его подготовили? Нет, тут что-то не так. Не всё так просто.
  
  - Ну и что ты предлагаешь? Как его найти, если он сам не знает, что он герой?
  
  - То, что предлагаешь ты, тоже не выход, - буркнул Эван. Ему не нравилось, что Эмет справедливо указывает ему на отсутствие у него полезных идей. А ведь Эмет не антихрист, идеи должны рождаться не в его голове, а в голове Эвана. Хотя вчера он кое-что придумал... Это опять увело мысли в сторону Пепе.
  
  - То, что я предлагаю, - это выход. Правда, выход очень трудоемкий, но выход. Если мы методично прочешем Землю, то сможем убить его. На это по моим подсчетам уйдет пару лет...
  
  - Твои расчеты неверны. На это придется затратить десятилетия. Кто его знает, а вдруг он где-то в горах Тибета? И мне придется всё время не расставаться с доспехами, завести себе пробователя еды, оглядываться по сторонам. Нет, что-то у меня нет особого желания заниматься этим.
  
  - Но тогда что делать? - Эмету уже давно надоел этот разговор. Они заводили его почти каждый раз, когда виделись, и по-прежнему Эван не решался на поход.
  
  - Надо было закидать Землю метеоритами, пока все не сдохли, - процедил Эван. Эмет поморщился.
  
  - Ты всё равно не смог бы убить всех, кто-нибудь да уцелел бы. И в таком случае я бы тоже погиб.
  
  - Ты погибнешь в любом случае, ты же знаешь об этом, Эмет. Как мне не жаль, но этого не избежать.
  
  - А тебе жаль? - голос Эмета стал сухим как пенопласт.
  
  - Нет. Я не испытываю жалости.
  
  - А тебе не хотелось бы ее испытывать?
  
  - Я не знаю Эмет. Как раз об этом, и о том, как нам найти героя, я хотел с тобой поговорить. Как ты думаешь, почему Сэт выбрал антихристом меня?
  
  - Хороший вопрос, - Эмет задумался. - Ну, мы ведь вроде об этом уже говорили. Потому что ты был озлоблен на мир и хотел его уничтожить. Как и я. Помнишь, ты сказал мне об этом при нашей первой встрече.
  
  - Помню, Эмет. Я помню каждый наш разговор с тобой.
  
  - Спасибо, - как бы не к месту сказал Эмет.
  
  - Не за что, Эмет. Не за что, дружище, - улыбнулся Эван своей необычной жене. - Но ты не ответил на мой вопрос?
  
  - Почему, вроде ответил.
  
  - Нет. Ты же сам сказал, ты тоже был озлоблен на мир. Так почему не выбрали тебя?
  
  - Наверное, я был недостаточно озлоблен.
  
  - А как ты можешь понять, достаточно или недостаточно? Ведь ты был не такой уж и злой, когда я тебя встретил. Зло дремало в тебе, но взрастил его я. А вот со мной получилось иначе.
  
  - Я не понимаю, к чему ты клонишь? - нахмурился Эмет.
  
  - Вчера я познакомился с очередным злобным существом в мальчишеском обличии. Его звали Пепе. О, это был настоящий волчонок, Эмет. В нем сидело столько злобы, что даже тебе до него далеко, а уж мне, каким я был тогда, и подавно. Почти идеальный антихрист и я уверен, если бы ему сказали: 'На, уничтожь мир' - он сделал бы это не хуже. А когда я поговорил с ним, то понял, что был неправ. Он не мог стать антихристом потому, что к восемнадцати годам уже стал убийцей, насильником, наркоманом и пьяницей, но у него был один серьезный недостаток, который помешал бы ему сделать мою работу.
  
  - Какой?
  
  - Он смог побороть свой страх. Побороть все невзгоды и прожить до этого дня, а другие умерли. Сейчас на Земле остались только самые живучие, Эмет. Только крысы и тараканы, которые переживут всё, что угодно.
  
  - Я всё еще не понимаю.
  
  - Скоро поймешь. Итак, я стал рассуждать, что раз были более злые люди, более сильные морально, более опытные и более умные, а на эту работу Сэт взял меня, значит, у меня было что-то чего не было у них. Зачем брать двадцатитрехлетнего парня с комплексами неполноценности, когда полно старых и мудрых злодеев, которые справились бы не хуже? Значит, что-то во мне такое есть, правильно?
  
  - Ну да.
  
  - Вот и я думал, что да. И только вчера вечером понял, что ошибался. У меня нет достоинств, Эмет. У меня есть только недостатки. То есть, теперь нет и недостатков, а тогда были. Я был полным ничтожеством, Эмет, поэтому я так идеально подошел Сэту. Приведу пример: вот, допустим, взять хотя бы тебя. Ты тоже не был идеальным парнем, в тебе тоже таилась злоба и обида на мир, но, хоть ты и имел недостатки, ты имел и достоинства. Ты очень умен, Эмет, гораздо умнее меня, и еще ты смел, в отличие от меня, и поэтому ты не подходишь. Но понял я это только после встречи с Пепе. Он был почти моей точной копией. Не очень красивый, не очень сильный, и в то же время он научился подавлять свой страх ненавистью, и поэтому тоже не подходил.
  
  - Как-то это слишком запутано и нелогично. По твоим словам получается, идеальный антихрист - это трусливый олигофрен.
  
  - Ты почти прав. Идеальный антихрист - это я прежний. Тот, кто имеет только недостатки и не имеет достоинств. Я не мог быть слишком глупым, потому что глупые люди обычно не ведают страха в полной мере, а я боялся. Умные смогут полюбить этот мир, а я ненавидел. Слишком злые могли наслаждаться злодеяниями очень долго, а я проделал почти всю работу за три года. Слишком чувствительные могли полюбить этот мир таким, какой он есть. И вот тут Сэт исключил мой единственный недостаток - он отобрал у меня сердце. Так что я идеален, Эмет. И я не сильно изменился с тех пор. Я не поумнел, по большей части за меня думаешь ты. Я не перестал бояться, иначе не надевал бы доспехи перед каждой битвой и не тянул столько с этим походом. И у меня до сих пор сохранились тысячи комплексов, которые просто спрятались под бессмертием. Но я достаточно злобен, чтобы продолжать, и как всегда усерден и самолюбив, поэтому продолжаю работать. Я суть скопище всех недостатков человеческих и поэтому я антихрист.
  
  - Неплохо. И ты еще говоришь, что ты глуп?
  
  - Ты на моем месте понял бы это уже давно, - покачал головой Эван. - Только, как я тебе только что доказал, ты не смог бы быть на моем месте. И все эти размышления навели меня на одну интересную идею. Я подумал, какие у меня были самые большие недостатки? А потом понял, что они были присущи героям, которых я убил. Всего в себе я насчитал три недостатка, которые считаю самыми главными и отвратительными.
  
  - И какие?
  
  - Первое - это гордость. Именно из-за того, что я так болезненно горд, я по сей день не сдаюсь. Но, когда гордого человека ломают, он становится абсолютно злобным. Нет человека хуже, чем тот, у кого подавили его гордость, Эмет. И именно гордость подвела первого героя. Если бы он попробовал еще раз пристрелить меня, у него получилось бы, но он решил выйти со мной один на один и проиграл. Он тоже был одержим гордостью, не так, как я, но одержим.
  
  - Ладно, а Анна?
  
  - Похоть. Хуже подавленной гордости только подавленная похоть. Человек, который не может удовлетворить сексуальный голод, но при этом одержим им, становится извращенцем. У меня это вылилось в гомосексуализм, Анна стала нимфоманкой. Она не могла сдержать свои желания и поэтому поехала искать меня. Да, она не пыталась меня убить, но, ища удовлетворение похоти, всё равно нашла свою смерть.
  
  - Тоже неплохо. Ну а третий? - сказал Эмет. Эван откинулся в кресле и сложил пальцы рук в замок.
  
  - Если честно, похоть и гордыня были в моем списке на втором и третьем месте, а самым главным своим недостатком, я считаю другое. В силу его специфичности, я не удивляюсь, почему этот герой так долго не приходит за мной. Я думаю, он может вообще не прийти. Мой главный порок, Эмет, - это трусость.
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  Вова медленно полз по грязному снегу. Сейчас главное не спешить, не допустить ошибку. Он наблюдал, как снайперы выстроились на расчищенной дороге и нетерпеливо переминаются с ноги на ногу, старательно делая вид, что им не терпится побыстрее сдать оружие и устремиться внутрь Цитадели. А там хлебнуть чего-нибудь с содержанием алкоголя не меньше сорока и завалиться в койку. Это спектакль тоже отрабатывался неоднократно, когда они в течение месяца раз за разом брали 'учебную Цитадель', выстроенную на Аляске. Конечно, не в деталях, но такого же масштаба, чтобы каждый знал, что делать и куда бежать. В этой операции никто не мог позволить себе допустить ошибку: ни солдаты, ни их командиры, ни тем более сам Вова. Он лучше всех понимал, какая сейчас на нём ответственность.
  
  Он огляделся и поморщился. Примерно в трехстах метрах слева большой сугроб пошевелился. Потом он вроде как завалился на бок, и Вова увидел черное лицо Большой Берты. Она посмотрела на него, но из-за плохого зрения Вова не мог разглядеть, что отражается на ее лице. Хотя здесь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Наверняка эта толстая дура улыбается своей звериной улыбкой. Проклятая идиотка! Неужели она не понимает, если он ее заметил, это мог сделать кто-нибудь другой? Ему ужасно захотелось достать пистолет и пустить ей пулю в лоб. И остановило его расстояние. Но всё равно - какая глупость! Неужели она не может спокойно и осторожно подкрасться, как это делает он? Неужели она не понимает, что поставлено на карту? Сейчас нельзя рисковать ни в коем случае. Он перевел взор на солдат. Часовые сменщики медленно подходили к сотне Вовы. Это значит - уже скоро.
  
  Он пополз еще медленнее. Гнев на Большую Берту слегка угас. Все-таки и от нее много пользы, она привлекла в организацию много женщин. А от них пока толка больше, чем от всех террористов Али. Он, кстати, тоже сейчас где-то полз, но араб умел оставаться незаметным. Женщины в сопротивлении не играли роли бойцов, но и цель организации вовсе не в борьбе с Эваном, а разведка. Укусить Эвана мог только герой, а все эти теракты, подрывы, диверсии играли тому на руку. Антихристу плевать, чьи люди гибнут, главное, чтобы гибли. И поэтому бойцов организации в десять раз меньше, чем аналитиков и шпионов. Вова вообще отказался бы от диверсий против Эвана, если бы его люди не нуждались в иллюзии, будто делают что-то важное. Чтобы солдаты могли гордиться тем, что убивают врагов человечества, но никто не понимал, враг только один. Хотя бойцы тоже нужны, вот сегодня они в первый раз делают что-то важное. Для этого они тренировались два года и убивали солдат Эвана, для этого они стали спецами по диверсиям. Всё для сегодняшнего дня.
  
  Вова полз, его люди почти встретились с обреченной сотней. Он думал о других героях. Он собирал о них информацию по крупицам, показывал материалы профессорам психологии - просил составить их психологический портрет. Потом, правда, все эти ученые погибли - Вова, как и Эван, не мог допустить, чтобы его тайну кто-нибудь узнал. И он получил некоторое представление о них. То, что он рассказал командирам на собрании, только капля в море. Для примера, его агенты прочесали всю Америку, чтобы найти информацию об Анне. Как оказалось, та была достаточно преуспевающей фермершей и даже имела рабов. И как раз от ее невольников он получил главные сведения. По всей видимости, героиня грезила Эваном, и именно для этого приехала сюда из России. Впрочем, грезила, слабое слово, правильнее надо сказать: она была одержима им. Он не понимал сути этой неудержимости, она как-то не вязалась с тем, что Анна хотела убить Эвана. С первым героем всё ясно. Четко и понятно - глупый, тщеславный мальчишка поленился еще раз попробовать подстрелить антихриста. Психологи почти в один голос кричали, он наверняка с самого начала представлял себе поединок именно так - один на один и на мечах. А дальше голова с плеч, герою слава, злодею посмертные проклятья. А вот Анну понять труднее. Она была постарше и умела ждать. Вова представлял ее план примерно так: сначала попасть к Эвану в рабство, потом в постель и, когда он станет ей доверять, - выстрел в голову с расстояния в несколько метров. Попытаться заколоть такого кабана в постели по меньшей мере глупо. Слишком велик риск, что он просто раздавит тебя в объятьях. Да и где гарантия, что сможешь убить с первого удара? Вова был уверен, она действовала именно так. Первые два пункта плана ей удались на славу, она попала в рабство, а потом в постель. Но что же ее подвело? Почему она встречалась с ним несколько недель и не убила? Сначала Вова думал, просто попытка не удалась. Быть может, не смогла найти пистолет и попробовала заколоть? Но тогда шпионы доложили бы о ране антихриста. Ответ пришел несколько месяцев назад, когда завербовали одну из служанок Цитадели. Эта молодая девушка меняла белье в комнате Эвана через пару дней после смерти Анны, пока тот мылся в душе. Но дверь осталась открыта, она не удержалась и посмотрела. Когда ее допрашивал Вова, она показала, будто у Эвана на спине пробежали едва видимые царапины, вроде как от ногтей. 'Вы понимаете, что это значит? Значит, его можно повредить!', - торжествующе закончила она. Ха! Шпионка, конечно, добыла важную информацию, но вывод для Вовы был смехотворен. В тот момент стало ясно, что произошло со второй героиней. Она долго готовилась и поступала правильно - в таком деле брать с наскока нельзя. И прокололась на такой ерунде! Не смогла сдержаться в постели и выдала себя. Естественно, после этого ее план убийства полетел коту под хвост, и Эван ее прикончил.
  
  Вова считал, что сделал правильные выводы из судьбы первых героев. Не торопиться, всё просчитать до мельчайших деталей, ударить в спину. И желательно с большого расстояния, чтобы в случае неудачи попробовать еще раз. Только так и никак иначе. И сейчас он готов. Скоро вынашиваемый годами план исполнится. Он не допустит ошибок предшественников.
  
  Часовые медленно подходили к месту смены караула. На дороге, примерно в ста метрах от входа в Цитадель, нарисованы две длинные прямые линии. От одной до другой ровно полтора метра, старый патруль выстраивался с одной стороны, а новый с другой. В каждой сотне есть сержант, он должен встать самым крайним справа и дать команду о передаче оружия. Сегодня это индус Рахман. Он приехал в Америку не так давно и уже успел возненавидеть эту страну за суровый климат. Это случилось еще до атаки с Луны, а после нее он возненавидел климат на всей планете. Слишком холодно и недостаточно влажно, не то что на берегах священного Ганга. Но пришлось смириться - в новом мире, если ты не с Эваном, тебя отправят к предкам. А Рахман еще не проверил все киски у местных мадам.
  
  Та сотня, которую они должны сменить, уже пританцовывала от нетерпения. Их сотня специально не спешила, зная, так все делают. Когда окончится их караульное время, сменщики тоже не станут торопиться. Рахману не нравилось, что его сделали сержантом, но среди остальных у него есть хоть какое-то образование. Наверное, Кали дернула его за язык, когда он рассказала об этом. Быть сержантом не означает ничего, кроме ответственности. В армии Эвана его всё равно никто не слушал, но, если что-то случалось, спрашивали с Рахмана. Даже сейчас - он должен проводить эту дурацкую процедуру передачи винтовок и раций. Неужели нельзя просто подойти друг к другу и взять оружие, а потом одни пошли греться, а другие остались? Но нет, этот зануда, чью задницу раздирает антихрист, установил правила. А если не будешь соблюдать, на тебя донесут, и тогда можно оказаться в сортире Эвана, а то и в пыточной Эмета.
  
  Они подошли к линии и выстроились достаточно стройно. Кое-кто из его ребят злорадно покрикивал из строя:
  
  - Яйца не отморозили? - говорили в его сотне.
  
  - Я на вас посмотрю. Скоро из-за простаты срать не сможешь, - отвечали из меняемой сотни.
  
  И те, и другие навеселе - его сотня, потому что пьяна, а вторая, потому что скоро напьется. Рахман вздохнул, набрав в легкие холодного вонючего воздуха, и прокричал:
  
  - Тихо!
  
  Все слегка притихли, но смешки всё равно доносятся откуда-то с противоположного края.
  
  - Вы не слышали, что вам говорят?! Сейчас подержу на морозе минут двадцать, не до смеха будет! - проорал сержант напротив. Рахман его никогда не видел, но пропитался уважением и ненавистью, когда та сотня стихла. Его-то раздолбаи по-прежнему угорают, и Рахмана бесило, что этот сержантик может подчинить солдат, а он нет. Но надо продолжать.
  
  - На караул!!! - прокричал Рахман. Фраза глупая и должна означать, что надо передать оружие. Устав армии писал Эмет, который никогда не служил. И, наверное, для него команда 'на караул' означала именно это.
  
  Рахман снова с завистью отметил, как синхронно снимает с плеч винтовки меняемая сотня. Словно и вправду тренировалась. А его, с позволения сказать, подчиненные продолжали ржать. Кто-то смолил косяк, кто прикладывался к фляжке. Бардак. Сто человек совершенно синхронно протянули винтовки, так же сделал и сержант. Рахман с неодобрением посмотрел на его красивое суровое лицо. Одной рукой он протягивал винтовку, а другой полез под пальто, чтобы достать рацию. Ну хоть что-то он делает не по уставу. Если бы сержант носил рацию в руке, как положено, Рахман, наверное, плюнул бы ему в рожу. Индус протянул руку, схватил приклад винтовки и потянул, но сержант крепко держал и не отпускал.
  
  - Эй, молокосос, ты какого...
  
  И тут его глаза, как и глаза большинства солдат, расширились. Вместо рации сержант достал пистолет с глушителем и нажал курок. Послышался звук, словно в воду кинули монетку, и сто человек упали замертво. Люди Вовы сделали еще по одному контрольному выстрелу в голову и, взяв часовых за ноги, потащили к сугробам.
  
  Вова наблюдал за всем с улыбкой. Всё сделано правильно, точно и совершенно синхронно. Они отрабатывали эту процедуру не раз. После команды 'на караул' его люди стали про себя отсчитывать секунды. На счет 'двадцать' каждый должен вытащить пистолет и выстрелить. Очень важно всё сделать одновременно и точно вовремя. Нельзя, чтобы какого-нибудь часового убили раньше остальных. Ведь это могли заметить и попытаться поднять тревогу или броситься на его людей. Нет, стражники должны одновременно удивиться на секунду, которая нужна на осознание опасности, и умереть. Стрелять полагалось от груди, согнутой рукой и в сердце. Расстояние в полтора метра слишком маленькое, чтобы поднимать руку и стрелять в голову. Кто-нибудь мог выбить пистолет. Нет, всё надо было сделать так, как только что. Главная проблема, с которой он столкнулся на тренировках, это отсчет времени. Ведь от волнения каждый будет считать до двадцати с разной скоростью, а смотреть на часы, конечно, нельзя. И Вова придумал, как решить этот момент с помощью какого-то фильма, увиденного в детстве. Там герой отсчитывал секунды, вставляя между цифрами слово 'гиппопотам'. То есть, это выглядело примерно так: 'Один гиппопотам, два гиппопотама, три гиппопотама и так далее'. Может, со стороны и глупо, но на практике получилось отлично. После команды 'на караул' его люди стали считать гиппопотамов, а после двадцатого вытащили пистолеты. Оказалось, почти у всех отсчет получился одинаковый - погрешность меньше секунды. Вова остался доволен собой. Он, наконец, встал, правда, не в полный рост, а слегка согнувшись, и припустил к шеренге. Из снега поднялись еще пять фигур и понеслись к месту действия. Теперь остались всего две фазы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  Эмет обдумывал слова Эвана в молчании. Потом встал и пошел к бару. Эван опять залюбовался его накаченным телом. До него Эмету, конечно, как до Китая раком, но всё же.
  
  - Ты знаешь, это слишком сложно, - сказал Эмет, наливая виски в два стакана. - В жизни так не бывает.
  
  - В жизни и антихриста не бывает, - сказал Эван, беря протянутый стакан. - А вот только он перед тобой. Мне вообще иногда кажется, что мы все живем в какой-то книге, просто сначала не догадываемся об этом, а когда нас тычут в это мордой, мы упорно отказываемся верить.
  
  - Эко тебя занесло сегодня, - улыбнулся Эмет, снова усаживаясь на кровать. - Ты случайно не курил?
  
  - Ты еще спроси, не кололся ли я?
  
  - Ну ладно, не сердись. Просто откуда вдруг такие мысли? Я имею в виду о том, что ты такой плохой и ничтожный. Неужели это тебя так волнует?
  
  - Понимаешь, иногда ведь люди должны задуматься, что ими движет, и зачем они это делают. А у меня совсем другая жизнь, поэтому все простые ответы не подходят. Я всё время спрашиваю себя, почему я уничтожил весь цивилизованный мир так быстро, что толком не насладился им? Ведь кто меня торопил? Сэт? Нет. Ты? Тоже нет. Тогда кто? Ответ найти нетрудно - я сам. Но почему? Ведь мне так всё это нравилось сначала. А что я получил теперь? У нас уже скоро станет не хватать рабов. Или что я получу, когда работа будет выполнена? Сэт обещал, что сделает меня властелином тьмы, но я и так ее властелин. Я и без Сэта стал бы антихристом, рано или поздно. Когда-нибудь моя злоба и ненависть всё равно прорвалась бы наружу, и я попытался бы уничтожить мир.
  
  - Но получилось бы у тебя?
  
  - А у меня пока это тоже не получилось. Нет, вся эта сила, бессмертие, отбирание сердца были только для одной единственной цели. Это меня, так сказать, катализировало. Сэт просто захотел ускорить процесс...
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  Вова и еще двадцать восемь человек бежали к Цитадели антихриста. Вова настоял, чтобы теперь всё происходило как можно быстрее. До следующей смены караула осталось меньше часа, к этому времени антихрист должен быть мертв. Они неслись по грязному снегу, что уже успел припорошить дорогу к входу. Следующая фаза - убить часовых внутри и выпустить шпионов организации из Цитадели. Таков уговор и Вова твердо решил его соблюсти. Внутри поработали очень хорошо и заслужили право на отход. Благодаря им у него есть все планы, карты и точки постов.
  
  Врываться в крепость Эвана большой группой слишком рискованно. Внутри не меньше трех тысяч солдат, если заметят что-то подозрительное, например, слишком много незнакомцев, могут поднять тревогу. Хотя тридцать ренегатов - более чем достаточно. По сути, нужны только десять, а остальные должны делать массовку на входе. Ведь там ожидают сотню промерзших людей, которые обычно очень торопятся попасть в тепло и вваливаются толпой, мешая друг другу. Надо действовать также. В дежурке только пять часовых, но один сидит за армированным стеклом, а перед ним кнопка тревоги. Его надо убить первым, для этого у Вовы есть специальный пистолет с разрывной пулей страшной мощи. Остальных должны снять его люди.
  
  В толпе бежали все предводители организации. Петр, Али, Кио, Джек, и Большая Берта. Сначала Вова не хотел брать ее с собой, но кто бы что не говорил, она - прекрасный боец.
  
  - Берта, - сказал Вова. - Ты пойдешь последней. Если тебя кто-нибудь заметит, он может поднять тревогу.
  
  - Хорошо сладенький, - отозвалась толстуха, бежавшая рядом. Вес не мешал ей бежать со всеми.
  
  Они достигли опущенного подъемного моста и перешли на шаг. Вова поднял руку, чтобы все отдышались. Он подождал полминуты и опустил руку. Тридцать человек сгрудились поплотнее и пошли внутрь, при этом каждый отсчитывал гиппопотамов. Все разом загомонили, громко покрывая матами погоду. Вова шел во втором ряду, его голубые глаза сразу выцепили главное. Молодой парень в небольшой будке пил горячий кофе. Будка из стали, от Вовы его отделяют два толстых стекла с проволочной сеткой между ними. Тот даже не взглянул на входящих, а Вова не смотрел на других часовых. Они - не его работа. Его цель вон тот парень, который только что поднес чашку к губам. Вова вошел внутрь и сразу закричал:
  
  - Ну вашу мать! Я себе так яйца отморозил! У меня, похоже, трусы порвались, - он, как бы походя, приближался к будке. В голове звучало: 'Пятнадцать гиппопотамов, шестнадцать гиппопотамов'.
  
  - А что так? - весело отозвался Джек. - Встало на снежную бабу?
  
  - Уж не на снежного мужика, как у тебя! - ответил Вова.
  
  Шутка прозвучала точно на двадцать первом гиппопотаме. Это тоже часть плана, как и то, что все тридцать солдат громко заржали. Надо как-то отвлечь часовых, Вова выбрал именно смех. На часовом собрании напридумывали сотни шуток и решили остановиться на пошлой. То, что тридцать человек одновременно засмеялись, должно подстегнуть часовых. Вова рассчитывал на тот эффект, к которому прибегают режиссеры юмористических сериалов. Смех на заднем плане заставляет стадный рефлекс человека присоединиться, поэтому, когда его из сериалов убирали, зритель реагировал слабее. Так произошло и сейчас - все пять часовых засмеялись, кое-кто даже запрокинул голову назад. И в этот момент гиппопотамов стало тридцать.
  
  Первым выстрелил Вова. Парень в будке поднял голову посмотреть, над чем смеются, и даже улыбнулся сам. Стоявший к нему спиной Вова, плавно повернулся, единственной рукой доставая из-за пазухи пистолет с длинным стволом. Пуля пробила стекло и прошла сквозь череп часового, разметав мозги по стенке сзади. Вова не слышал остальных выстрелов, но точно знал - все часовые мертвы. Никто больше не смеялся, из толпы вышел Кот. Он уже доставал из-под куртки небольшой ноутбук и направился к будке. Стекло треснуло, но не разлетелось из-за армирования, впрочем, замок на двери не вызвал у Кота проблем. Уже через минуту он подключался к компьютерам Цитадели.
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  - То есть, думаешь, ты смог бы уничтожить мир? - спросил Эмет. - Даже без твоей силы?
  
  - Думаю, я попытался бы. А получилось бы или нет сказать не могу. Естественно, я действовал бы иначе. Ну, не знаю, может, травил бы людям воду или попытался украсть атомную бомбу.
  
  Эмет задумался. То, что говорил Эван, и логично, и нелогично одновременно. Логику видно сразу, а вот изъян пока только сформировывался в голове. Но Эмет действительно был очень умен, поэтому нашел его быстро.
  
  - А как же тогда герои? Они ведь тогда тоже не появились бы?
  
  - А что герои? Ведь у нас с ними такие же отношения, как с другими людьми. Ну, не сам бы я убил того пацана, а попросил бы телохранителей его пристрелить. Да, он был быстр, но не быстрее пули. А Анна, она всё равно бы мне надоела когда-нибудь и я тоже устранил бы ее. Зачем мне нужна эта сила, если есть пистолет, которым можно застрелить. Эван с пистолетом и Эван, способный разорвать тебя на части, одинаково опасные люди. А то, что я такой сильный, сделало процесс более быстрым и всё. Есть много путей уничтожить мир, тот, которым я это сделал, просто самый быстрый.
  
  - Но ты сам сказал, что пока мир не уничтожил.
  
  - Да, это так. Я, если так можно выразиться, перевыполнил план, но своего не добился. Вот скажи, какая у меня была цель в самом начале?
  
  - Убить всех людей.
  
  - А если точнее?
  
  - Тогда исполнить пророчества.
  
  - А теперь перечисли мне их и скажи, как я их исполнил. Первые два, правда, исполнил Сэт, но и это тоже очень важно.
  
  - Первое, дом Господень заберет детей его. Тогда Сэт обрушил крышу церкви.
  
  - Сколько погибло людей?
  
  - Я не знаю, но, по-моему, в газете писали, где-то сто пятьдесят.
  
  - Ладно, запомним это. Давай дальше.
  
  - Ужасное зло окажется безнаказанным. Сэт убил двадцать пять детей и смылся с судебного заседания.
  
  - Да.
  
  - Тысячи падут. Это уже твое - ты убил не просто тысячи, а миллионы.
  
  - Да.
  
  - Огонь пожрет праведных и неправедных - это, надо понимать, ядерный взрыв, а потом атака США на Россию и наоборот. Тогда погибли тоже миллионы.
  
  - Продолжай.
  
  - Вера ослабнет - ты разрушил все храмы в мире, приказал построить свои и делать на лбу эти кресты.
  
  - Да.
  
  - Звезды померкнут, земля перестанет родить - эти два ты исполнил, обрушив на Землю астероиды.
  
  - Верно. И осталось у меня только 'убить надежду'. Мы с тобой уже решили, что это значит, надо убить героя, и я не сомневаюсь, мы не ошиблись. Но подумай вот над чем, Эмет. А не загнал ли я себя своими действиями в угол? Ведь, если бы я не делал всё так грубо и масштабно, героя можно было и не убивать. Он не был бы надеждой, если бы я действовал тоньше...
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  Кот подключился к компьютерам Цитадели быстро. Этот молодой парень был одним из лучших домушников и хакеров мира еще до явления Эвана. А главным программистом Цитадели был тот же Эмет. Конечно, его защита не выдержала. Тем временем Вова открыл дверь, ведущую в коридор, и свистнул. Тут же из разных щелей к нему побежали люди. В основном девушки и женщины, но есть и пара мужчин. Это его глаза и уши в крепости, но больше они не нужны - скоро Эван умрет. А даже если не умрет, этих шпионов всё равно вычислят и заменят, так что держать их здесь нет смысла. Когда они построились перед Вовой, он достал компас и отдал одному из парней. Всего шпионов девятнадцать, но в этом Вова слегка слукавил. Двое всё еще в Цитадели и никак себя не компрометировали - это на случай неудачи. Он предусматривал всё.
  
  - Значит так, - сказал им Вова, - выходите и доходите до сугробов. Там мои люди уже раздели часовых, вы оденетесь и пойдете на восток. Через пять километров вас заметят и подъедет грузовик. Вы сядете в него и уже послезавтра будете в Мексике.
  
  Все заголосили, пытаясь задать вопросы или просто благодарили, но Вова поднял руку и все замолкли.
  
  - У меня нет времени. Если сегодня у меня получится, уже завтра мир будет свободен. Не отвлекайте меня и идите.
  
  Они молча пошли к выходу. Их рабство закончилось.
  
  Вова подошел к Коту и спросил:
  
  - Ну что?
  
  - Да легко, - отозвался Кот. - Сейчас сделаю им 'Гудзонского Ястреба' и можешь идти.
  
  - Чего сделаешь?
  
  - 'Гудзонского Ястреба'. Ты чё, фильм не видел? Это про вора. Когда он и его дружок грабили музей... Короче, смысл, что камеры постоянно снимают всё в коридорах, так?
  
  - Ну?
  
  - Но всё еще и записывается на носители. Через каждые двенадцать часов старые записи стираются, а на их место пишутся новые. То есть не так, через двенадцать часов происходит полное обновление, а так старое стирается каждый час...
  
  - Кот, мне не интересны такие подробности, - перебил Вова. - Ты скажи, что с камерами делать будешь, остальное расскажешь потом. У нас не более получаса.
  
  - Ладно, по существу. Я возьму запись часовой давности и поставлю ее проигрываться в эфире. На экранах будет видно то, что происходило час назад, а не то, что происходит сейчас.
  
  - Ясно. Когда?
  
  - Через пару минут. Можете готовиться.
  
  Вова повернулся к остальным и сказал:
  
  - Со мной идут только главные, остальные держат вход и обеспечивают прикрытие. По радио не говорить, сигнал о штурме отдам я, если выгорит. Ясно? - Все кивнули. - Тогда переодевайтесь.
  
  Это относилось уже к пятерке главарей. Петя, Кио, Али, Джек и Берта разделись, под шубами у всех, кроме последней, сержантская форма.
  
  - Джек, у тебя крест слегка стерся, - сказал Вова, внимательно осматривая их. Сам он не ереодевался, так кто-нибудь может заметить, что у него одна рука.
  
  Джек подошел к стеклу и посмотрел на отражение рисунка, начерченного на лбу. Перечеркнутый крест расплылся с левого краю.
  
  - Пойдет, - буркнул Джек.
  
  - Нет, не пойдет, - строго сказал Вова. - Или подкрасься, или останешься здесь.
  
  Джек злобно посмотрел на Вову, но под тяжелым взглядом голубых глаз потупился. Он достал из внутреннего кармана маркер и подошел к Берте, чтобы та подправила.
  
  - Готово! - крикнул Кот. - У вас есть час.
  
  - У нас есть двадцать четыре минуты до следующей смены караула, - сказал Вова, даже не взглянув на часы. Он всё еще отсчитывал гиппопотамов. - Всем удачи.
  
  Шесть человек вышли из дежурной комнаты. Они шли по коридорам и переговаривались, будто только что вышли из пивной. Шутили, но никто не перебивал друг друга. Ни один встречный не заподозрил, что они просто читают заученный текст. Даже Большая Берта ничего не перепутала. Женщина-сержант могла привлечь внимание, поэтому на ней очень откровенный наряд: из лифа почти вываливались большие груди, шоколадные ляжки открыты и переливаются целлюлитом. Она изображала местную шлюху, а они подвыпивших сержантов, шедших в комнату для развлечений.
  
  Вова прекрасно знал дорогу и уверенно вёл остальных. Он ни разу не бывал здесь, но видел сотни карт, тысячи фотографий. И, между прочим, даже приложил руку к строительству этого огромного мрачного здания. По его приказу рабочим подменили чертежи, и вентиляционная труба, проходящая возле спальни Эвана, стала на три дюйма шире. Обычный мужчина не смог бы пролезть по ней, но однорукий, да еще сидевший целый месяц на строжайшей диете и сбросивший почти пятнадцать килограмм, сможет.
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  - Что ты имеешь в виду? - спросил Эмет.
  
  - А ты сам подумай. Ведь Сэт ограничился тем, что убил меньше двухсот человек, а этого хватило. А что сделал я? Только в одном пророчестве от меня требовали убить тысячи, а я уничтожил тысячи тысяч! Сэт показал мне, как действовать, но я сам выбрал путь наибольшего кровопролития и пошел по нему. Смотри, ведь можно было убить потихоньку пару тысяч человек и исполнить третье пророчество. Ведь две - это уже тысячи, а не тысяча. Дальше огонь - я мог кинут в костер попа и сэтаниста и тоже исполнил бы пророчество. Ослабить веру можно было, ну, не знаю, разрушив Ватикан...
  
  - А что со звездами?
  
  - Тут сразу не скажешь, но и со звездами, и с землей можно было что-нибудь придумать без миллиардов убитых. И результат был бы тот же, а мир пребывал в прежнем состоянии. И уж его надежда никак не выражалась бы в герое. У умирающего мира есть надежда, потому что он умирает и хватается за соломинку. Но мир, который крепко стоит на ногах, гораздо легче повалить и надежду отнять. Короче говоря - мне никто не сказал: убей почти всех людей и стань властелином мира. Это была исключительно моя идея. И теперь у мира действительно осталась одна надежда - герой. И хочешь ты, не хочешь, а мне придется его искать.
  
  - Хочешь сказать, если бы ты действовал по-тихому, героев бы не было?
  
  - Почему? Они были, но от них не было бы никакого проку. Как они могут быть героями без меня? Без злодея нет героя, Эмет. А вот наоборот может быть. Поэтому настоящих злодеев обычно не видно, они скрываются. Но бывают такие глупые злодеи, как я, и именно они порождают героев. А отсюда можно сделать еще один вывод. Чтобы нам поймать героя...
  
  - Ладно, давай-ка обсудим все это позднее. Или я зря принимал душ? - перебил его Эмет.
  
  - Не зря...
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  Они, наконец, у цели. Небольшая дверь с висячим замком, а за ней кладовка со швабрами и прочим хламом. Их, естественно, интересовали вовсе не швабры, а вентиляционный короб, что проходит там, и люк достаточной ширины, чтобы Вова пролез. Кио и Али слегка отстали, а Петр и Джек наоборот вышли чуть вперед, пока Вова достал ключ, переданный одним из шпионов, и открыл кладовку. Он быстро прошмыгнул внутрь, за ним зашла Берта. Все не могли поместиться в маленькой кладовке, поэтому оставшиеся стали прогуливаться по коридору туда-сюда.
  
  Вова достал отвертку и открутил болты с люка. Тем временем Берта баррикадировала дверь и прислушивалась, что снаружи. У них пятнадцать минут до смены караула.
  
  - Готово, - прошептал Вова. - Помоги мне раздеться.
  
  Берта стянула с него шубу, потом помогла снять сапоги. С одной рукой это можно сделать, только получится медленнее.
  
  - Прямо как сыну моему, - сказала Берта, стаскивая сапоги, и грустно улыбнулась.
  
  - А что с сыном? - спросил Вова. В досье Берты о детях не сказано ни слова.
  
  - Умер. Как ты, попал под радиацию, да только не выкарабкался.
  
  - Прости, мне жаль, - сказал Вова.
  
  - Да. Ты давай, сладкий, лезь. И отомсти этому козлу за меня и Бобби.
  
  - Я постараюсь.
  
  Он сам отстегнул протез и остался в тонком обтягивающем нейлоновом белье. У него ампутировали не только руку, но и часть плеча. Это пришлось сделать год назад, когда врачи обнаружили, у него там зарождается гангрена. Но теперь это только на руку, извини за каламбур, Давид. Теперь он в плечах такой же, как в тазе, и смог пролезть в узкий люк. Берта помогла забраться, и он ужом пополз в нужную сторону.
  
  Вообще, ползать по вентиляции очень неудобно, а тем более с одной рукой. Фактически можно отталкиваться только ступнями, от этого у Вовы очень скоро заболели голеностопы. Единственную руку пришлось вытащить вперед, потому что иначе, он не сможет ее потом вытянуть для выстрела - вентиляции слишком узкая. В руке он сжал пистолет, к запястью прикрепил браслет с запасным магазином. Ни пистолет, ни магазин нельзя прицепить к поясу по той же причине - потом не достанешь. Если бы его могли видеть со стороны, приняли бы за неудачную пародию на супермена. Тоже в обтягивающем нейлоне, рука вперед, только двигается очень медленно.
  
  От кладовки до спальни Эвана всего восемьдесят метров - место входа в вентиляцию выбрано не зря - но, если можешь передвигаться только за счет движений голени, скорость получается маленькая. И еще здесь жарко, Вова почти сразу покрылся потом. Он до сих пор считал гиппопотамов и знал, времени мало. По подсчетам через десять минут подадут сигнал к смене караула, тогда к дежурной комнате потянутся солдаты. Впрочем, пойдут они по одному, и его люди будут их просто убивать, да и большинство часовых опоздают, так что времени немного больше, чем десять минут. Но ведь надо еще вернуться. Даже если он убьет антихриста, это не значит, что можно вылезти из трубы и спокойно пойти по коридорам в облегающем нейлоновом костюме. Нет, убить антихриста мало, надо еще исправить то зло, что он причинил. Избавиться от армии, наконец, собрать боевое, а не разведывательное сопротивление. Он еще слишком нужен миру, чтобы умереть сразу после смерти Эвана. А в том, что тот скоро умрет, Вова уже не сомневался.
  
  Он продолжал ползти, а когда гиппопотамы сказали, что до смены караула осталось всего три минуты, Вова добрался. От главной вентиляционной шахты к спальне Эвана ведет отдельная труба, он червяком пролез туда. Теперь надо соблюдать тишину. Он старался даже дышать через раз, не говоря уж о том, чтобы ударить пистолетом о металлическую стенку короба. Вентиляционное окно в комнату Эвана такого же размера, что и труба, но из-за вытянутой вперед руки подлезть к нему вплотную невозможно. Максимум на расстояние локтя. К тому же труба заканчивается металлической решеткой в мелкую сетку, обзор очень плохой. Но главное, окно выходит точно на кровать, а на ней лежит антихрист.
  
  От волнения пот заструился по лбу героя. Он положил пистолет, специально обтянутый мягкой тканью, и, изогнув кисть, дотянулся до запасного магазина. Все может быть, лучше подготовиться заранее. А вдруг прибежит охрана, что тогда? Пускай пистолет с глушителем, но и такого нельзя исключать. Он резко распрямил кисть, удерживающий магазин ремешок на запястье оторвался. Вова аккуратно поставил обойму перед собой 'на попа', чтобы можно было нажать крючок, который выбрасывал пустой магазин, а потом просто надеть пистолет на полный. И только после этих приготовлений стал внимательно разглядывать полулежащего на кровати Эвана.
  
  Из-за решетки и слабого зрения Вова не мог сказать точно, кто лежит перед ним. Определенно мужчина, определенно здоровый, но лица не разглядеть. А, может, это не Эван, а Эмет? Впрочем, разведка докладывала, он вернется только завтра, но, если разведка ошиблась? Или, может, это не Эмет, а другой любовник? Но тогда где сам Эван? Нет, так не пойдет, надо убедиться наверняка. Проклятое зрение! И ведь самое противное, очки в его случае помогали слабо, как и контактные линзы. Есть шанс, что лазерная хирургия помогла бы, но Вова не согласился. Слишком велик риск ослепнуть полностью, а слепой герой курам на смех. Оставался одни выход - выбить решетку и, убедившись, выстрелить. Но и это тоже слишком опасно. Эван может его заметить, а тогда в него уже будет невозможно попасть. Вова слишком хорошо знал, с какой скоростью двигается антихрист. Он прекрасно помнил те кадры, когда первый герой не смог его убить. Вот Эван дергается, а вот уже превращается в размытый силуэт, летящий крушить дома. Значит, тоже не годиться. И еще время поджимает. Сигнал смены караула уже подали, у него есть не больше десяти минут. А ведь надо еще вернуться, и придется двигаться задом вперед и отталкиваться рукой. Значит, надо принимать решение сейчас, такого шанса больше не будет. Проклятые, проклятые глаза!!!
  
  Вова успокоился и стал всматриваться. Тонкая сетка на вентиляции черного цвета, от этого казалось, тело Эвана одето в странную одежду. Что-то вроде его обтягивающего костюма, только разноцветного. Он продолжал фокусироваться, от напряжения из глаз потекли слезы. Тело плыло перед глазами и вот, вот... Что-то такое вроде вырисовывалось. Эван переливался, плыл, одновременно оставаясь на месте, и внезапно Вове удалось сфокусировать взгляд. Он отчетливо увидел лицо Эвана. Зловещие черные глаза разглядывали его, а губы изогнулись в презрительной улыбке. Страх пронзил Вову, и он тут же восемь раз нажал курок, выпуская весь магазин прямо в лицо антихриста. Его всего заколотило, он лихорадочно нажимал крючок, выкидывающий пустой магазин. Но не просчитал одного момента - выпавший магазин отскочил от пола вентиляции и задел полный. Тот упал. Вова попробовал поднять его, не выпуская пистолет из руки - не получилось. Тогда он быстро положил пистолет, поставил магазин, потом также быстро поднял пистолет и с силой насадил на магазин. И только тогда повернулся, чтобы пустить контрольный выстрел. Пистолет выпал из ослабевшей руки. В дырке от пуль, через решетку открывался прекрасный обзор мертвого тела. На кровати лежал Эмет, в его груди зияло восемь кровавых дыр. Через секунду, справа послышался треск ломаемого камня, и героя раздавило в кровавую кашу. Единственная целая кость осталась в оторвавшейся голени.
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
  
  
  
  
  
  - Ты помылся, а я еще нет, - сказал Эван.
  
  - Ну ладно, иди. Только недолго, - ответил Эмет.
  
  Эван пошел в ванную и быстренько включил воду. Раздеваться, ему нет надобности, он и так голый. Он не стал намыливаться, всё равно вскоре снова сюда идти, просто позволил струям кипятка стекать по мускулистому телу. У него ушло на это всего пара минут, он вылез и решил помочиться, раз уж зашел сюда. Он отлил прямо в раковину. Туалет у него - отдельная история. Сейчас там томится одна шлюха, которая сегодня утром испортила ему настроение. Принесла какую-то отвратительную еду, а потом долго извинялась и говорила, наверное, на кухне недоглядели. Но Эван не стал ее слушать, и теперь уже ей приходится жрать дерьмо в самом прямом смысле. Отлив, он продолжил вытираться, когда услышал звук. А вернее восемь звуков подряд. Тихих, как будто приглушенных выстрелов. Выстрелов? Выстрелов!!!
  
  Он отрыл входную дверь и увидел самое страшное зрелище за все последние три с лишним года. В груди Эмета, в том самом месте, где вытатуирована его собственная голова, зияли несколько пулевых дыр. Герой!!! Определить, как и откуда стреляли не составило труда. Вентиляция. Чтобы осознать это и начать действовать у Эвана ушло чуть больше двадцати секунд. В это время Вова пытался поменять магазин. Эван всё еще стоял в ванной. Он врезался в стену, разворачивая камень с металлом, и уже секундой позже почувствовал, как добрался до мягкого и податливого человеческого тела. Эван буквально замесил последнего героя, как тесто. Все кости раскрошились в труху, а внутренние органы обильно перемешались с каменной крошкой и металлической стружкой. Эван продолжал месить героя почти минуту, хотя тот умер сразу - его сплющило стенками вентиляционнго короба. Но Эван продолжал работать руками, словно мельничными жерновами. Только что убили его единственного друга, и он спокойно делал фарш из убийцы. Никаких чувств он не испытывал. Ни гнева, ни радости, ничего. Просто это такой прощальный подарок мертвой жене. Эван знал, Эмету это понравилось бы.
  
  Наконец он перестал толочь тело. Теперь оно настолько смешалось с мусором, что непонятно, где кончается герой и начинается камень. Идеальная консистенция. Эван резким движением скинул грязь с рук и вошел в спальню. Тело Эмета мирно лежало на кровати, его лицо выражало ледяное спокойствие и даже удовлетворение, словно он был рад, что его убили. Да, это так и есть - Эмет был его демоном-хранителем. И отдал свою жизнь за его. Подставился и, фактически, исполнил последнее пророчество Макура.
  
  Двери распахнулись, вбежали охранники.
  
  - Что случилось, владыка? - спросили они.
  
  - Вон, - не поворачиваясь, сказал Эван. Охранники пропали быстрее, чем появились.
  
  Эван подошел к кровати и присел на самый краешек. Он посмотрел в мертвое лицо любовника и сказал:
  
  - Я ведь не договорил, Эмет. Я хотел предложить тебе выманить героя. Найти двойника, устроить дурацкий поход, где 'я' буду на виду. И тогда трусливый герой мог попытаться. Но вышло иначе. Прости...
  
  Эван закрыл глаза Эмета. Ему показалось, в глазах любовника до сих пор застыло предвкушение предстоящей ночи.
  
  - Как бы я хотел что-нибудь почувствовать, Эмет, - сказал Эван. - Если бы ты знал, как бы я этого хотел.
  
  - А зачем? - раздался знакомый голос за спиной.
  
  Эван резко повернул голову и увидел мистера Блэка собственной персоной. Точно такой же, как тогда. Тот же черный костюм, те же аккуратно прилизанные волосы, ногти, порытые черным лаком, и неизменная кривая улыбка под тоненькими усиками.
  
  - Зачем тебе что-то чувствовать, Эван? - повторил мистер Блэк. - Вообще, я никогда не мог понять, почему вы, люди, так стремитесь сделать себе хуже. Ну почувствуешь ты боль от утраты и что? Тебе станет легче? Не думаю. Тебе станет гораздо-гораздо паршивее, поверь мне, мой антихрист. А сегодня такая замечательная ночь и я хочу, чтобы ты получил полное наслаждение от представления.
  
  - Какого представления?
  
  - Как какого? На сегодня у меня запланирован Конец Света, Эван. И ты сделал так, что работы у меня осталось немного. Так что, думаю, к утру управимся. Ну, вставай. Пойдем, я покажу тебе то, к чему ты шел эти долгие четыре года.
  
  Мистер Блэк подошел к Эвану и, взяв за локоть, легко поднял с кровати. Он повлек Эвана к выходу, по пути антихрист почувствовал, что холодная, твердая, как доска, рука Сэта будто выкачивает его силы. Не физические, нет. Сэт лишал воли, заставляя Эвана послушно идти за собой. Но когда они уже находились рядом с дверью, Эван все-таки сумел на мгновение повернуть голову и бросить прощальный взгляд на того, кто был ему другом. И сейчас, когда Сэт волок его куда-то, Эван что-то почувствовал. К нему в душу вкралась тоненькая ниточка грусти. Впрочем, уже в следующую секунду Сэт открыл дверь, вывел его из спальни, и грусть пропала, оставив лишь привычную пустоту. Теперь ее стало немного больше.
  
  - Прекрати, - сказал Сэт. - Не порть себе настроение.
  
  Они вышли в коридор, к ним подбежали два охранника. Они уставились на незнакомца, который тащил безвольно шагающего Эвана, и вначале не поняли, что делать. Но за них решил мистер Блэк.
  
  - Смирно! - скомандовал он. Стража подчинилась. Сэт, на мгновение отпустив ладонь Эвана, взял их за плечи и столкнул с такой силой, что тела охранников буквально вошли друг в друга, превратившись во что-то ужасное, истекающее кровью, с четырьмя руками, четырьмя ногами и двумя головами. И оно почему-то не падало, а продолжало стоять. - Хорошо!
  
  Прокомментировав свою выходку, мистер Блэк снова взял Эвана за руку и повлек по извилистым коридорам Цитадели. По пути им иногда встречались люди. Они куда-то бежали, но Сэт убивал их так же просто, как это делал Эван. От единственного удара они отлетали на десятки метров и расплывались кровавыми кляксами по стенам, как мухи на лобовом стекле. Сэт провел Эвана по коридору, где дежурили главари сопротивления, и не отказал себе в удовольствии прикончить и их. Они шли в сторону тронного зала и когда вошли в огромное помещение с троном, сделанным из человеческих черепов, Сэт, наконец, отпустил Эвана, тот в бессилии опустился на пол. А мистер Блэк подошел к трону, одобрительно цокнул и с важным видом уселся на него.
  
  - Ну, а теперь можно и поговорить, - весело сказал работодатель Эвана. - У тебя, я вижу, накопилось так много вопросов ко мне, Эван. Но сначала я хотел бы тебя поздравить. Ты разрушил мир за неполных четыре года! Это самый лучший вариант из всех, которые когда-нибудь будут или были, или есть. Твоя работа настолько потрясла меня, что я уже сейчас могу предложить тебе стать наместником одного из кругов Ада.
  
  - Погоди, - сказал Эван. Он нашел силы подняться с пола и посмотреть на Сэта. - Почему мне так плохо? Что, моя сила ушла?
  
  - Нет, отчего же. Твоя сила не может уйти, Эван, ты по-прежнему антихрист и убить тебя может только герой. Просто я только что забрал у тебя статус властелина тьмы. Прости, но, чтобы открыть врата Ада, он мне самому нужен. А так ты остался прежним Эваном, великим и ужасным. Но ты ведь не об этом хотел меня спросить, не так ли?
  
  - Ты знаешь, о чём мы с Эметом говорили до того, как он умер?
  
  - Конечно. Я вообще знаю о тебе всё, Эван, и о твоей женушке.
  
  - А ты не можешь воскресить его? - с легкой надеждой спросил Эван.
  
  - Я вообще всё могу, Эван. Всё, кроме одного, но дело-то в том, что мне нужно только это одно. Я самый несчастный человек в Замысле, Эван. Мне дано всё, кроме того, что действительно надо. Да мне еще приходится и помогать ему... - после этих слов Сэт поморщился. Но это продолжалось всего секунду, и хорошее настроение вернулось к нему.
  
  - Тогда воскреси его.
  
  - Не буду. Ты сможешь его увидеть, если станешь одним из моих демонов. Он уже направился в Дум и там он не менее бессмертен, чем ты. Из него получился на удивление отличный демон, впрочем, кто бы сомневался, у него был хороший учитель. Так что вы сможете забавляться сколько влезет, если ты примешь и это мое предложение. Но ты опять уводишь разговор в сторону. Ведь тебя вовсе не интересует Эмет, тебе куда больше интересен ты сам. Спрашивай, уже скоро начнется, и мне будет не до тебя.
  
  - Я был прав? Тогда, когда мы говорили с Эметом, я был прав? Я мог бы исполнить пророчества и без твоей силы, и без этой неуязвимости, и герои тут ни при чем, не так ли? Всё дело во мне? Я сам своими действиями загнал себя к тому, что надежда выразилась в герое?
  
  - Ну, мой дорогой антихрист, твоя теория - это целая мешанина из правды, неправды и вымысла. Для начала скажу тебе, что никаких пророчеств никогда не было.
  
  - Как? - сказать, что Эван был ошеломлен, значит, ничего не сказать. В нем закипела злоба, захотелось скинуть сукина сына с его трона и размазать по стене.
  
  - А вот так, - продолжил Блэк. - Посуди сам, Эван, разве я не мог исполнить все пророчества лично, если бы дело было только в них? Ведь я исполнил первые два, и что мне мешало исполнить последние шесть? Нет, мой антихрист, ты оказался неправ. Единственным твоим заданием было - убить героев. Всё просто: ты их убьешь - наступит Конец Света, они тебя - эпоха продолжится до следующего раза.
  
  - Но зачем ты соврал мне?
  
  - А почему бы и нет? В первую очередь, я находил это просто забавным. Во-вторых, только если бы ты стал разрушать мир, герои сами пришли к тебе. А так, как бы ты их нашел? И самое главное, зачем бы они стали искать тебя? Так или иначе, ты бы сам пришел к выводу, проще убить всех людей, а герои умрут заодно с ними. Так просто получилось быстрее.
  
  - А куда ты спешил? У тебя что, план горит? - сказал Эван, сжимая и разжимая кулаки.
  
  - Вообще, то, что ты так быстро справился, действительно доставило мне удовольствие. Но, главным образом, всё это было сделано для тебя самого, Эван. Чем быстрее ты уничтожил бы мир, тем больше пыла у тебя осталось. А если бы прошло пару десятков лет, то ни герои к тебе не пришли, потому что стали бы слишком старыми и мудрыми, да и ты сам разленился бы. Мне надо было всё сделать, пока вы все были молодые. И не только мне, кстати. Он тоже накормил героев этой ложью, между прочим. Только не сам, а через своих посредников. Ведь герои должны же были победить кого-то. А самый лучший злодей, это тот, который хочет уничтожить мир.
  
  - Значит, нас всех водили за нос?
  
  - И да, и нет. По-настоящему правила были такие: они должны остановить зло в виде тебя, а ты должен выстоять под натиском героев. У каждого из них был один недостаток, и, если бы они побороли его, то легко убили тебя. Прости, Эван, но ты был совсем не главным персонажем в этой игре, главными были герои. В конце каждой эпохи человечество должно доказать, что у него есть право жить дальше. И тогда появляются герои. Простые люди, как и все остальные, и им дается задание ценой в мир. Им предлагают спасти мир, но они никак не идеальные исполнители для этого. При всех их достоинствах у них есть несколько недостатков, которые мешают им справиться с задачей. Если бы первый герой смог побороть гордыню, ты был бы мертв. Если бы вторая героиня смогла побороть похоть, ты был бы мертв. Если бы третий герой смог побороть трусость, ты был бы мертв. Вот, собственно, и всё, Эван.
  
  - Но откуда я знаю, что ты не врешь мне теперь?
  
  - А вот это первый твой умный вопрос, Эван. Это ты сможешь понять только после долгих и мучительных размышлений, потому что отвечать тебе я не буду. Мне действительно очень нравится врать вам и строить ловушки из ваших собственных страстей. Так что смирись, истинного положения вещей ты не узнаешь никогда. Но выше нос, Эван, ты сделал свою работу и сделал ее отлично. Теперь начинай получать удовольствие от того, как я закончу этот мир.
  
  - Погоди. Ты сказал, когда всё закончится, ты отдашь мне сердце. Я хочу, чтобы ты сделал это.
  
  - Даже так? А зачем? - казалось, Сэт впервые удивился по-настоящему.
  
  - Я хочу насладиться концом света в полном объеме. А как это сделать, если я ничего не чувствую?
  
  - Ха! И когда же вы, люди, поймете, меня обмануть нельзя. Ну ладно, если хочешь, можешь получить его обратно. К сожалению, я не могу противиться этой твоей просьбе. Впрочем, тебе же будет хуже.
  
  Сэт встал с трона и подошел к Эвану. Он расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармана красное, истекающее кровью сердце Эвана, а потом засунул руку по локоть тому в грудь. Эвана скрутило от боли, но он стоически терпел.
  
  - Да, это вытаскивать не больно, а вставлять неприятно, не так ли? - сказал Блэк. Эван взглянул в черные глаза и понял, Сэт обманывает его. Он мог вставить сердце совершенно безболезненно, но специально причинял боль.
  
  Но вот он вытащил из груди Эвана окровавленную руку и стряхнул кровь с чистого черного пиджака на пол. И пусть кровь - это жидкость, она слетела с ткани подобно пеплу.
  
  - Погоди пару минут, и оно заработает, - сказал Сэт. - Все-таки оно долго у меня пылилось. А я пока сделаю тебе площадку для наблюдения.
  
  И пока Эван прислушивался к ощущениям, Сэт картинно развел руки, и всё вокруг взорвалось. Все этажи над тронным залом и стены вокруг разлетелись на кусочки. Сэт как будто срезал с Цитадели верхний пласт, и Эван оказался на новой крыше. Крепость уменьшилась почти в два раза, единственной конструкцией на вершине остался большой трон Эвана.
  
  - Нет, так тебе тоже будет плохо видно, - сказал Сэт, и Цитадель взорвалась еще раз. Камни полетели в разные стороны, а пол под ногами стал оседать. Очень скоро крепость сформировался в подобие конусообразной горы. На пике осталась ровная площадка с троном и Сэт с Эваном. - Вот теперь хорошо. Но что-то мне не нравится погода.
  
  Сэт протянул руку, из нее вырвался настоящий шквал ветра, похожий на огромный смерч. Он поднял руку, и смерч разметал облака над бывшей Цитаделью антихриста, оголив чистое звездное небо.
  
  - Отлично. Садись, Эван. - Сэт снова подошел к нему и повлек к трону. Эван не сопротивлялся. В его груди что-то происходило, и он старался понять, что. - Садись и смотри. А я, пожалуй, полетаю. Мне надо встретить войска.
  
  Как только Эван сел, Сэт подал ему большое ведро попкорна, взятое прямо из воздуха, а потом повернулся и, отойдя на несколько шагов, рассмеялся диким всепроникающим хохотом. Он расправил руки и с невероятной скоростью стал увеличиваться в размерах. Перед удивленным взором Эвана Сэт превращался в огромного черного дракона. Чешуйчатая шкура не отражала свет звезд, напротив - казалось, она аннигилирует его, становясь от этого еще темнее. Эван отметил, этот облик подходит Сэту как нельзя лучше. И вдруг на него нахлынула боль. Она пришла внезапно, и Эван не увидел, как большой черный дракон взмахнул крыльями и стремительно улетел в небо. Эвана скрутило, а дракон камнем полетел вниз, с силой ударился о поверхность и ушел под землю. Растапливая грязный снег из проделанной дыры полилась раскаленная лава.
  
  Эван вспоминал. Вспоминал всех людей, которых он убил, и теперь убийства казались ему отвратными. Он вспомнил Кени - одну из первых жертв. Он вспомнил миллионы других и, наконец, его счетчик остановился на Анне. Только сейчас он понял, почему она так поразила его. Это была любовь. Самая настоящая чистая любовь мужчины к женщине. Он понял, тогда всё могло измениться, но благодаря Сэту осталось прежним. Можно ли испытывать боль от утраты любимой задним числом? Оказалось, еще как можно. Счетчик жертв опять побежал вперед, и он увидел Пепе. Мальчишка всё еще жив, но ненадолго. Опять укол в груди. Счетчик побежал дальше. Ему оставалось совсем немного, всего десяток жертв, и он прибежал к самому главному.
  
  - ЭМЕТ!!! - разнесся в ночи крик антихриста. От него стаю голубей в небе разнесло на кусочки мяса и перьев, а в троне полопались десятки черепов.
  
  Эта боль оказалась самой сильной. Всепоглощающая она врезалась в сердце, холодным ледорубом сметая все бывшие преграды. Друг, любовник... Для Эвана Эмет был единственным человеком, с которым было хорошо. С которым было легко говорить, который понимал его и который, единственный во всём мире, его по-настоящему любил. Не только как любовник любовника, но как брат брата или даже как отец сына. Он берег его, защищал и охранял самого сильного и неуязвимого человека планете - парадокс, но это так. И отдал жизнь за него, пусть и не добровольно, но Эван точно знал, если б надо было - отдал бы и добровольно. Он проклинал его за то, что тот умер. Он проклинал себя за то, что вытащил его из того Техасского городка. Он проклинал Сэта за то, что Эмет умер бы в любом случае. И он проклинал Бога за то, что тот допустил это. Он проклинал всех.
  .
  Глаза Эвана затянуло поволокой и он по-прежнему не видел, что происходит под руинами его бывшей Цитадели. Но у нас, Давид, глаза видят хорошо, мы можем посмотреть. Не каждый день можно увидеть конец света, Давид, так давай глядеть в оба.
  
  Из проделанного Сэтом отверстия, сначала текла лава, но недолго. Вот ее расплавленные струи втянулись внутрь, и всё вокруг замерло в предвкушении. И внезапно огромный черный дракон вылетел из дыры, а за его хвостом протянулся настоящий огненный ураган. Сэт доставил в мир пламя из самого ада. Этот пламенный хвост тянулся за драконом толстым огненным столбом, и он понес его куда-то вдаль. Из огня на землю падали маленькие капли жидкого пламени, на том месте, куда они попадали, тут же получался кошмар. Пламя из глубин Ада пожирало всё. Оно горело в снегу, горело в воде, разбегалось в разные стороны, будто его подгоняли ветрА. Дракон улетел вдаль и уже через секунду пропал из виду. Только огненный столб, замерший в воздухе, указывал, куда он отправился. Мы на мгновение взлетим над миром, Давид, и увидим, как дракон проносится над морями и континентами, таща за собой огненный хобот. Он летит быстрее любой ракеты. Вот он над Америкой, и уже пересекает атлантический океан. Пролетает над Великобританией, устремляется на бескрайние просторы Африки. Его маршрут кривоват, вот он через Индию пролетает над заснеженными просторами России и летит показать свой пламенный хвост жителям Китая. Жителей немного, но они выползают из убежищ, чтобы посмотреть на удивительное зрелище. Дракон несется в сторону Северного Полюса и, разрывая северное сияние, через Тихий океан устремляется в сторону Австралии, где одна из огненных капель по иронии судьбы падает на последнего в мире кенгуру. И вот, наконец, последний континент - Антарктида. А оттуда небольшой крюк на Гренландию, и дракон подлетает к невысокой горе, на вершине которой сидит мускулистый мужчина в костяном троне и разрывает на части собственную душу. Дракон замыкает кольцо, проносясь под началом огненного хвоста, тот перестает тянуться за ним. Огромный огненный столб, неровно протянувшийся над всеми континентами, гудит, как ветер в пустой бутылке, и обрушивается на землю.
  
  Страшный грохот вывел из оцепенения даже Эвана. По всему Земному шару в том месте, куда упал столб огня, пробежала огромная, не меньше километра в ширину, трещина. И под наполненным болью утраты взглядом антихриста из трещины повалили страшные чудища. Рогатые, хвостатые, крылатые, усеянные шипами, похожие на зверей или огромных сороконожек размером с дом; и не больше маленького пуделя, иногда бесформенные, вроде лужи черной смолы, или сделанные из пламени, они вылезали, чтобы уничтожить остатки человечества. Огромная, размером со слона, сороконожка устремилась по обломкам к Эвану, щелкая отвратительными клешнями возле зубастой пасти. Она подбежала к нему, прыгнула... И тут же две дергающееся в агонии половинки упали на обломки, забрызгав всё вокруг черной кровью. Эван поднялся всего на одну секунду, только чтобы выместить накопившуюся злобу, и обнаружил, его сила действительно осталась неизменной. Он по-прежнему неуязвимый антихрист. К нему подбежали еще несколько уродливых чудовищ, но, принюхавшись, поняли, кто перед ними, и устремились вниз, искать жертвы полегче. Эван бессильно опустился на трон и погрузился в боль.
  
  Из трещины поползли не только чудовища. Со скоростью, нарушающей все законы физики, по планете пронеслись пожары. Всё горело, даже камень, не говоря уж о людях. А огромный черный дракон присел на гору, появившуюся в результате разлома, и стал ждать. Его демоны - это только первые ласточки. Скоро придет Кровавый Царь.
  
  И Кровавый Царь не заставил себя ждать. Из последних клочков тьмы, что еще не разогнал проносящийся по миру пожар, стали появляться красивые мужчины и женщины. Все белокожие, они принюхивались к этому миру, чтобы понять, что он может им предложить. Не так уж и много, но ничего - это тоже неплохо. Вот появился и сам Царь. Высокий мужчина в старых черных одеждах с пристегнутой к поясу большой кобурой стоял и смотрел, как его дети ищут пищу. Ему самому она не нужна, но его народ должен поесть досыта. Он смотрит на человека, возвышающегося на костяном троне, и гадает, о чём тот грустит. Вот от подножья горы, на которой стоит трон, отделяется сотня теней. Это его местные дети. Они хотят, чтобы владыка забрал их с собой. Он сделает это.
  
  У подножья горы Эвана можно наблюдать еще одно интересное зрелище. Три демона в человеческом обличии, наконец, могут расстаться с ненавистной оболочкой. Три когтистые твари вылезают из самых неожиданных мест человеческого тела и пожирают его. Теперь уже нельзя и подумать, что эти монстры, каждый в несколько раз больше человека, могли помещаться в небольшом человеческом сосуде. И они тоже бегут на охоту.
  
  По всему миру поднимается паника, Давид. Демоны и вампиры ищут оставшихся в живых и убивают. Это не составляет им труда, потому как они сильнее и их миллиарды против двухсот миллионов. Иногда демоны и вампиры даже затевают драки за жертвы, а победитель забирает всё. Они охотятся не только на людей - многие демоны убивают животных и рыб. Посреди Тихого океана разлом достиг трехсот километров, из него лезет огромный шарообразный монстр. Ему трудно вылезать, потому что его диаметр четыреста километров, но всё равно длинные щупальца ищут жертв, а найдя, затаскивают в тысячи ртов. Всего за полчаса демоны наводнили мир. Им надо спешить, скоро придет Та, Что Тушит Миры, и тогда уже ничего не останется. Люди гибнут тысячами, и это не милосердная смерть от упавшего метеорита или атомного взрыва, нет. Демоны не торопятся сожрать жертву, им хочется поиграть с ней. Сначала напиться страха, а уже потом наесться мясом. Вампиры тоже не просто убивают людей. Они присасываются к шеям, и на лицах людей распространяется неземное наслаждение. И так почти до самого последнего момента, когда мозг понимает, что через секунду умрет, в глазах у обескровленного человека появляется страх, но уже поздно.
  
  Так прошел час. Или год. Для Эвана время остановилось. Грудь сжималась от потери, а сердце неровно билось. И вот появился третий персонаж. Надо всеми ровным холодным светом засияла Полярная звезда. Теперь она и вправду стала самой яркой на небе. Кровавый Царь махнул рукой, его дети тут же скрылись в тенях. А он бросил прощальный взгляд на Эвана и, взмахнув непонятно откуда взявшимся алым плащом, исчез. Демоны тоже почуяли недоброе. Все устремили взор на небо и бросились к пышущему жаром разлому. Даже чудовищный монстр, пытавшийся вылезти из Тихого Океана, трусливо втянул щупальца и ушел обратно в Ад. Впрочем, Эван чувствовал, демоны и вампиры сделали свое дело. В данный момент на Земле осталось не больше десятка человек, которым чудом удалось спрятаться. Сейчас они с ужасом ждут новых кошмаров.
  
  Демоны прыгали в трещину, а звезда продолжала увеличиваться. И вот орлиные глаза Эвана различили детали. Это вовсе не звезда, а женщина неописуемой красоты в колеснице, запряженной двумя огромными, куда больше Сэта, драконами. Она спускалась, окидывая земной шар ледяным взором. На ее лице появилась улыбка, и Эван понял, эта женщина сейчас что-то украла у мира. Что-то очень важное, без чего он больше не может жить. Женщина взмахнула рукой и мгновенно поменяла пейзаж. Вся планета покрылась слоем толстого льда. Тучи от упавших метеоритов рассеялись, Эван увидел удивительно ясное небо. Первые за четыре года слезы на щеках замерзли, а в следующий миг он сам покрылся коркой люда. Но легкого напряжения мышц хватило, чтобы она разлетелась тысячей маленьких льдинок. Женщина посмотрела на наглеца, который смог сопротивляться ее чарам, на секунду их глаза встретились. Женщина сразу поняла, кто перед ней, и поклонилась. А потом огромные ледяные драконы понесли ее куда-то вдаль. Она должна проверить, всё ли она заморозила или где-то еще есть кусочек живого. Зима, устроенная Эваном, ничто по сравнению с этой. Не будь Эван антихристом, кровь в его жилах замерзла бы и он умер. Он посмотрел на небо и увидел, как два дракона уносят хозяйку к полярной звезде. Вскоре и они пропали, растворившись в голубом сиянии. Эван остался один в этом мире. Хотя нет, их трое.
  
  Эван посмотрел туда, где лежал черный дракон. Когда пришла эта странная женщина, Сэт не сопротивлялся и позволил ледяной корке покрыть драконье тело. Но теперь там лежали лишь куски разломанного льда. На обломках стоял Сэт - он снова стал мистером Блэком - а рядом, светясь нестерпимо желтым светом, в воздухе висел кто-то еще. Присмотревшись, Эван увидел высокого мужчину с длинными светлыми волосами и маленькой бородкой, но без усов. Он горел изнутри, как огромная электрическая лампочка. Он повернулся и взглянул на Эвана. И заглянув в полные боли голубые глаза, Эван понял, кто перед ним. Ни Кровавый Царь, ни неизвестная женщина не смотрели на него так. Каким-то образом Эван знал, если Он захочет, антихрист перестанет существовать. Перед ним в воздухе висел, если судить по названию, его антагонист. А вернее, Эван его антагонист, если опять-таки судить по названию.
  
  Человек недолго смотрел на Эвана, вскоре перевел взор на покрытый льдом мир. Рядом приплясывал Сэт. Он смеялся и строил рожи, а потом, отвесив шутовской поклон, спросил:
  
  - Было?
  
  Но человек продолжал смотреть, думая о своем, и не обращая внимания на вопрос. Тогда Сэт снова стал танцевать и кривляться. Но спустя минуту опять спросил:
  
  - Было?
  
  Сияющий человек опустил голову и тихо сказал:
  
  - Было, - этот голос наполнил Эвана еще большей грустью. Ему захотелось вскочить и закричать: 'Нет, есть!', - но сил открыть рот не нашлось. Он понимал, что теперь уже ничего не решает.
  
  - БЫЛО!!! - пронесся над Землей рёв Сэта.
  
  Уже в третий раз пейзаж переменился. Лед рассыпался, превращаясь в песок, а под ним открылась унылая коричневая пустыня. Воздух остановился, небо заволокли толстые грозовые облака, из которых никогда не пойдет снег. И наступила вечная, никогда не заканчивающаяся тишина.
  
  Эван продолжал сидеть на троне, сделанном из человеческих черепов. Трон не пострадал, только гора под ним пропала. Теперь Эван сидел посреди бескрайней, ровной, как стол, пустыни. К нему шел Сэт. Он стянул с себя дурацкую улыбку, его пустые черные глаза смотрели на бывшего слугу с полным безразличием. Правда, в глубине этой тьмы Эван различил, что по-настоящему Сэт его ненавидит. Но это ничего - он всех ненавидел. Как и Эван. Когда-то.
  
  - Ты готов, Эван? - спросил Сэт.
  
  - К чему? - ответил бывший антихрист.
  
  - К тому, чтобы пойти со мной в Ад и дальше служить моему делу. Вставай, пошли, у меня еще много работы.
  
   Сэт протянул руку. Эван знал, если сейчас возьмется за нее, уже не сможет отказаться. Обратной дороги не будет.
  
  - А если я не хочу? - сказал Эван, не протягивая руку в ответ.
  
  - Тогда я уйду, а ты останешься здесь, - сказал Сэт. - Мое предложение действует только сейчас и только один раз. Ты идешь?
  
  - Нет, - сказал Эван твердо.
  
  - Но тогда всё, ради чего ты работал, пойдет прахом. Тогда ты не получишь награды. А в Аду ты увидишь и Эмета, и Анну. Вы будете вместе.
  
  - Нет, - покачал головой Эван.
  
  - Ну, на нет и суда нет, Эван, - покачал головой в ответ Сэт. - Возможно, я ошибся, и ты всё же не идеал. Но ничего, я продолжу искать и когда-нибудь найду.
  
  - А кого ты ищешь, Сэт?
  
  Но Сэт, казалось, не услышал его. Он повернулся и пошел в обратную сторону. А потом Эван наблюдал, как тот с каждым шагом становится все прозрачней и прозрачней. И вот, когда остался лишь тонкий силуэт, словно сплетенный из тумана, Эван услышал ответ на вопрос.
  
  - Того, кто поможет мне уничтожить не один, а все миры.
  
  И мистер Блэк ушел из жизни Эвана. И нам, Давид, пришла пора прощаться с ним. Взглянем на него на дорожку? Хорошо.
  
  Вот бескрайняя коричневая пустыня. Над ней всеми колоколами звенит вечная тишина и нет надежды, что этот звон когда-нибудь прекратится. Посреди пустыни (хотя, как у бескрайности может быть середина?) стоит большой трон, сделанный из человеческих черепов, а на нём сидит мускулистый мужчина с длинными черными волосами. Раньше волосы были как сажа, теперь в них появилась тонкая серебристая полоска седины. Мужчина опёр подбородок о кулак и, прикрыв глаза, о чем-то думает. Заглянуть в его голову невозможно, но иногда по меняющемуся выражению лица понятно, там бродят и хорошие, и дурные воспоминания. Да, воспоминания. Это всё, что осталось у некогда могучего владыки целого мира. У того, кто заставлял трепетать одним взглядом, и который получил свою награду за хорошо проделанную работу. И его награда - это просто помнить. Хорошее и плохое. И это всё, что ему нужно. Он улыбается. Улыбнемся же и мы ему, Давид. Улыбнемся и оставим Эвана с его воспоминаниями.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Эпилог
  
  
  
  
  
  
  
  
  Дед окончил сказку. Он выпивает последние капли алого вина из бокала, чтобы промочить засохшее горло, и устремляет белые глаза на Солнце, поднимающееся над горизонтом. Дед проговорил всю ночь, и его чарующий молодой голос осязаемым комом повис в ушах Давида. По щекам мальчика катятся крупные слезы. Ему очень жалко Эвана, но он не может допустить, чтобы кто-нибудь видел, как он плачет. Ему же четырнадцать, время слез давно прошло. А поэтому он украдкой бросает взгляд на деда - не заметил ли? - и вытирает слезы рукавом. Но дед не смотрит на внука, его гораздо больше беспокоит, под каким углом взойдет сегодня Солнце.
  
  - Дурак он, - сказал Давид. Получилось плохо, горло от долгого молчания пересохло. Он взял открытую бутылку пива и отхлебнул. Потом достал сигарету.
  
  - Кто? - спросил Абдулла. От этого голоса перед Давидом снова пронеслись десятки красочных картин. Да уж, дед оказался классным рассказчиком.
  
  - Эван. Ведь он всё делал правильно и в конце свалял дурака. Почему он не согласился на предложение Дьявола?
  
  - Я не знаю, Давид, - ответил Абдулла, продолжая смотреть на восход.
  
  - Но ведь это твоя сказка, как ты можешь не знать?
  
  - Это не моя сказка, и я могу еще и не такое.
  
  Давид понял, ответ на вопрос он не получит. Тогда он закурил и задал другой вопрос:
  
  - А в чём мораль?
  
  - То есть?
  
  - Ну, ведь в сказке должна быть мораль. Там, живите дружно, не занимайтесь сексом без презерватива, в таком духе.
  
  - Мораль из этой сказки ты сможешь вычленить, только когда вырастешь. Или не поймешь ее никогда. Эта сказка тем и хороша, что не требует от слушателя ничего, а дать может многое.
  
  - Ты опять говоришь загадками, дед.
  
  - Да. А теперь иди, ты, наверное, хочешь спать, а мне еще надо так много сделать.
  
  Дед просто продолжил смотреть на восход, а Давид пошел в дом. Завтра у него самолет в Амстердам, наконец, он уедет из этой деревни. Но стоило Давиду зайти за угол, как два белых глаза метнулись в ту сторону, словно продолжая видеть мальчика сквозь стены, а тонкие губы проговорили:
  
  - Ты поймешь. Ты всё поймешь.
  
  Абдулла улыбался. Он остался доволен собой.
  
  Вечером Давид все-таки решил сделать еще одну попытку залезть Варе под юбку и ему это удалось. Всё произошло на сеновале и оказалось до скукоты простым делом. Мальчишка вернулся в три ночи, довольный, как мартовский кот, и стал собирать вещи. Самолет отлетал в двенадцать, дед разбудил его в девять. Давид улетал из России точно так же, как прилетел - не выспавшись. Долгих прощаний не было. Дед опять поднял правнука и прижал к себе, демонстрируя огромную силу. А потом пожал Давиду руку и, не говоря ни слова, пошел в дом.
  
  В аэропорт Давида вёз тот же самый невозмутимый тип, только теперь он смотрел на мальчика с несколько большим уважением. Или дед постарался и устроил ему нагоняй, или Давид как-то изменился за эту неделю. Так или иначе, они приехали в аэропорт по расписанию и дедов помощник, вытащив чемодан Давида, пожал ему руку и поехал восвояси. Давид оказался в аэропорту Ростова один без сопровождения и не зная язык, но сумел сориентироваться. Он пошел в бар и заказал там пиво. Как ни странно, официант понял его ломаный русско-голландско-английский и даже не спросил, сколько ему лет. Давид вспоминал детали прошлой ночи, представляя, как Варя ждет его сегодня. Какое ее ждет разочарование. Такие мысли сделали настроение еще лучше. Объявили посадку. Давид не спеша допил пиво и пошел в самолет.
  
  Следующая неделя стала у мальчишки звездной. Вернувшись в Амстердам, он поразил друзей историей о поездке в Россию. Центральное место там занимал подробный отчет о том, что он делал с Варей, но Давид рассказал и о деде, оказавшимся прадедом, и о собаке, которая его чуть не съела, и как убого живут люди в России. Единственное, о чём он умолчал, что дед рассказал ему одну очень необычную сказку. В мыслях он говорил себе, друзья перестанут его уважать, если узнают, что ему всё еще рассказывают сказки. Но в глубине души знал, это не так. Он просто не мог рассказать. Как будто дед поделился с ним самым сокровенным секретом, и теперь они повязаны страшной тайной.
  
  Он часто думал о сказке. Особенно часто по ночам. Он размышлял, зачем дед рассказал ее ему? И почему именно ее? И какова мораль истории про Эвана? Он понимал, когда мальчишкам вроде него рассказывают истории вроде этой люди вроде деда, они хотят как-то повлиять. Научить уму-разуму - так у них говорится. И значит, один из персонажей определенно должен быть завуалированным Давидом. Но кто? Дед умел напустить дыму, поэтому по ночам Давид перебирал всех персонажей и сравнивал с собой. Он - это Эван? Нет, слишком очевидно, да и непохоже. Он - это один из героев? Давид сопоставлял себя даже с Анной, но не мог найти достаточного сходства. Самое лучшее совпадение - Пепе. Он вроде подходил, но очевидно ведь - в сказке он просто второстепенный персонаж, чтобы получше раскрыть образ антихриста.
  
  Прошел месяц, а сказочка не выходила из головы. Давид стал плохо есть и, в конце концов, решил записать всё на бумагу, чтобы разобраться, кто же он. Но когда садился за стол и брал ручку, понимал, многие детали ускользают. Учеба, и до этого дававшаяся плохо, теперь вообще перестала волновать. Он не виделся с друзьями, они стали не интересны. Куда им до персонажей Сказки. Но самыми трудными в жизни Давида стали ночи. Он спал не больше четырех часов в сутки, потому что как только закрывал глаза, в голове начинал звучать голос деда. Холодный и молодой он разрывал мозг и капал в мысли свинцовыми каплями. Он пытался позвонить деду и попросить ответа, но тот никогда не брал трубку. Отец сказал Давиду, отпуск у деда закончился, а значит, теперь он снова ведет тот самый активный образ жизни, и поймать его невозможно.
  
  Прошел еще месяц, Давиду становилось всё хуже. Теперь он начал слышать голоса. Иногда слышал голос Эвана, иногда Эмета, иногда Анны, или Вовы. Единственный, кто не звучал в голове - это гордый Борис. Наверное, считал выше своего достоинства говорить с Давидом. Давид сильно похудел, и его повезли к врачу. Доктор прописал снотворное и сказал, что мальчик перетруждается. Хотя родители так и не поняли, чем их сын так перегружен, но последовали совету доктора и забрали его из школы.
  
  Вчера Давид заболел, у него поднялась температура. Ему принесли ужин в постель, а вскоре пришла мама и принесла лекарство, сбивающее жар. Давид выпил его и, слегка поклевав ужин, достал из-под подушки свои записи. В толстой тетрадке он записал сказку. Вернее, отдельные куски сказки - всё, что удалось вспомнить, всё, что смогла начертать рука. Тут же лежали рисунки. Корявые и некрасивые, но Давид понимал, кто на них изображен. Вот Эван на обломках разрушенного храма. Вот Борис выходит навстречу смерти. Вот Анна занимается любовью с Максом. Вот Эмет с простреленной грудью. Вот Сэт. Этот рисунок получился очень удачным, на Давида смотрит криво улыбающийся мистер Блэк, очень похожий на того, каким мальчик его представлял.
  
  Пришла горничная и принесла снотворное. Но получив пятьдесят евро, ушла и забыла, что прописали доктора. Давид не хотел засыпать. Ему продолжали сниться странные сны, так и не покинувшие его после той странной поездки в Россию. Только теперь они стали до ужаса однообразными. Мужчина на троне, сделанном из человеческих черепов, сидел посреди бескрайней пустыни, оперев голову на кулак. Эван снился ему каждую ночь, но не это самое ужасное. Недавно, сразу после того как он начал принимать снотворное, он услышал голос. Ровный молодой голос деда, повторяющий только одну фразу. Давид не хотел слышать ее, не хотел вдумываться в смысл, но под утро всё же уснул или просто потерял сознание от усталости. И увидел ту же унылую пустыню, в которой нет звуков. Кроме одного. Кроме молодого голоса, повторяющего и повторяющего:
  
  - Я всё еще ищу, Эван. И я найду...
  
  
  
  
  
   Конец
  
  
  
  
  
  Павел Блинников
  Email - blinnik84@mail.ru
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"