Близнецы А.Р. : другие произведения.

Об этом нельзя говорить

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В ожидании своей судьбы,вдали от большого мира. Море,Хозяин человеческих страхов, двое Обречённых и Храм. Глава(что самое оригинальное - не первая,а четвёртая)нашего "монументального эпического произведения". Может рассматриваться как отдельный рассказ.

   Cult
  
   Об этом нельзя говорить
  
  
   1.
   ...не касаясь пола ступнями, я чувствую, как холодно, я чувствую, как узором колючей изморози оплетает пальцы ног, а воздух такой ледяной, что кажется - кристаллами осыпается в лёгкие и звенит там - а, может, это какой-то другой мелодический, тонкий звук, щекочущее желание петь, или плакать, или летать...
   Я даже не могу определить, где нахожусь - повсюду густой-густой, похожий на туман, мрак. Я понимаю, что это может быть абсолютно в любой точке любого мира, но мне не важно, где именно. Моё непрерывное движение напоминает вальс и скольжение одновременно, и единственное, что реально - пропитывающий, вгрызающийся в меня холод и звонкий, отчаянный,обжигающий, вопль, рвущийся в груди. Этот вопль вот-вот разобьёт меня - всё более хрупкую, снежную. Мне невыносимо холодно и нестерпимо горячо, оба этих чувства - на грани самой сильной боли, такой, что отмирают нервы, и я знаю, что никогда больше не смогу заметить чужого касания заиндивевшей кожей,и что я никогда не смогу высечь ни искры эмоций из выжженой до тла души. Но мне не страшно, я не протестую, не хочу остановиться - я покорна, я спокойна...за секунду до пробуждения я то ли исчезаю совсем, то ли замечаю в непроглядности яркий блик, и становится немного теплее снаружи, немного тише внутри - на ресницах тает лёд, сами мои глаза - тают, и я просыпаюсь заплаканной и приятно-усталой
  
   Она откладывает серебряное перо в сторону - по неосторожности капля чернил пятнает скатерть забытой точкой, и рассянно ждёт, пока её новый сон присохнет к странице, впитается в бумагу. Обычные записи она оставляет редко, и даже то, что пишется о реальном, неотличимо от снов, равно как и сны для неё неотличимы от реальности.
   Она сидит у окна и тихо, без слов напевает старую колыбельную. Колыбельные - её любимые песни, независимо от времени суток. Она греет руки о чашку чая. Ей не хочется очнуться - она знает, сейчас - не получится. Сейчас один из них явится и будет говорить. Она ждёт.
  
   Ждать никогда не приходится слишком долго - чашка всё ещё тёплая, когда на плечи ложится невидимая тяжесть.
  
   - Злое утро, Вольта-Рекруа, - иронично звучит среди собственных мыслей - никогда не удастся привыкнуть - словно кто-то думает за меня, - всё мечтаешь?
   - Мечтаю.
  
   Сегодня пришёл Стэфъ, а Стэфъ ей не нравится. Стэфъ считает, она должна его бояться - потому что любая девушка взвизгнет от его неслучайного касания в темноте, и упадёт в обморок, заметив его силуэт среди ночных теней. Стэфъ нахальный и самоуверенный - обычно она наглухо закрыта от таких, но Стэфъ - один из них, она с ним взаимно и полностью проникновенна. Стэфъ приносит ей живописные знаковые кошмары. Стэфъ - хозяин человеческих страхов.
  
   - Хочешь, расскажу тебе, что плохого случиться в ближайшее время?
   - Не сегодня.
   - Почему?Боишься? Ты же никогда не боялась...
   - Я не хочу знать.
   - Значит, боишься. Наконец-то.
  
   Ей не нужно оборачиваться, не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть его внутренним зрением. Сейчас его силуэт чётче, чем всегда, совсем не такой размытый и зыбкий. Сейчас черты его лица, всегда притушённого тенью, неприятно-знакомы. Его руки вминаются в неё всё большим весом, заставляя сутулиться.
  
   - Нет.
   -А я говорю, боишься.
   -Хорошо, значит, боюсь. Как скажешь.
   -Опять ты соглашаешься. Най, ты понимаешь, что нельзя со всем соглашаться?
   -Да, конечно.
   -Иногда ты бываешь невыносима, Вольта-Рекруа. А сегодня ещё и от правды отказываешься. Мы тебя избаловали.
   -Может быть. Стэфъ, у меня был трудный сон. Я хочу немного тишины. Можно?
   -Неужели кошмар приснился? - она чувствует радостный всплеск в пустых пропастях глаз, она пытается отгородиться от него,цепляясь за твёрдую, осязаемую реальность - безголосые присвисты ветра за окном, далёкий грохот моря, но Стэфъ сегодня слишком навязчив, чтобы так просто раствориться в невнятных шумах.-Расскажешь мне?
   -Ты и так всё знаешь.
   -Сегодня ты ведёшь себя ужасно, Най.
   - Тогда уходи, Дух.- она резко выпрямляется, заставляя его отпрянуть.
   -Это уже чересчур, Вольта-Рекруа! - висок пронзает острым гневом Стэфъ'а, - не смей!..
   - Растворись, Стэфъ, Хозяин Страхов, - звонко и распевно восклицает она, стараясь выразить в голосе как можно больше торжествующей победы, - растворись и исчезни до тех пор...
   -Ты с ума сошла?...
   -...пока я не позову тебя снова!
   Она хлопает в ладоши - громко и сильно, до боли. Ещё и ещё раз, изгоняя протестующего Стэфъ'а из мыслей. Хозяин Страхов возмущён, он липко цепляется за её волосы, швыряется обрывками болезненных образов памяти, и тогда она начинает кричать - оглушительно, широко распахнув глаза - пока этот звенящий крик не вышвыривает Стэфъ'а за пределы её понимания.
  
   Когда она обрывает вопль, воздух вокруг испуганно дрожит. Дрожь передаётся в пальцы. Ошеломлённая, она берёт отброшенное перо, пишет нервным, пляшущим почерком:
  
   Я достаточно несогласилась с тобой, Стэфъ?
   Я сорвалась, я ослушалась его, а он - меня, я не знаю, что со мной случилось, я впервые попыталась приказать одному из них, не попросить, а приказать, я внезапно почувствовала такую ярость, на него,на каждого из них, почему они всегда приходят ко мне, когда хотят, и не оставляют до тех пор, пока им не надоест?
   Теперь Стэфъ наверняка исполнит мой страх. Надо было успокоиться и слушать, но я, наверное, действительно немного сошла с ума. Можно ли оправдать это предстоящим?
  
   Она резко захлопывает тетрадь, не дожидаясь, пока высохнут чернила - слова наверняка пропечатаются на следующей странице.
  
   Найка хочет к морю. Успокоив взглядом дрожащие пальцы, она торопливо уходит из комнаты - это похоже на спасение бегством.
  
  
  
  
   2.
   На Северном мысе полуострова Рэоджинар всегда было ветрено. Можно кричать сколько угодно, ветер всё равно сожрёт все слова, унесёт их вместе с волнами прочь от берега. Чёрно-серое море колышется у скал, бросается на них в своей вечной агонии. Обрыв гладко вылизан водой до мерцающего блеска, до идеальной гладкости, редкие пучки травы, осмелившейся подобраться почти вплотную к морю, кажутся обожжёнными ветром и неживыми.
   Отсюда, с дороги, фигура на краю обрыва кажется маленькой и тонкой, обманчиво хрупкой. Ветер вот-вот сдует её, вот-вот бросит в водоворот беснующихся волн... Но человек на обрыве держится на ногах очень крепко - нужен настоящий смерч, чтобы сбросить его вниз.
   Сколько же нужно сил, чтобы перекричать ветер?
   Мэйд Андрэ боится высоты. Боится волн и бесконечного моря впереди. До фигуры идти ещё метров двадцать, но он встал на обочине дороги и не может заставить себя сделать ни одного шага.
   - ... та.... руа!!!
   Кажется, что брызги долетают даже сюда, вот они, солёные брызги, точками по щекам...
   Очередной порыв ветра хлещет по лицу, пахнущие морем пощёчины по воспалённой коже... Ветер глотает дыхание, обрывает его на полувздохе, забивает обратно в глотку.
   Каково же там, на самом краю?
   Ветер крадет мысли, не даёт додумать их до конца, уносит...
   Сегодня плохая погода. Присмотри за ним там... А лучше позови сюда. И вообще, не нравится мне эта его новая привычка. Зови сюда, слышишь? У меня предчувствие.... скажи, чтобы он туда больше не ходил.
   Как будто можно вот так запросто приказать - не ходи. Как будто его послушают.
   Андрэ снова кричит, но солёный воздух снова забивается в горло, он кашляет, согнувшись и начинает шагать вперёд.
   - ...льта... кру....
   Длинная мантия человека на обрыве похожа на чёрные крылья, которые почему-то растут от пояса.
   - Вольта-Рекруа!!!
   Антрэ выплёвывает слова наперекор ветру, но их уносит куда-то в сторону.
   Обречённый похож на самоубийцу, готовящегося к прыжку, сейчас он расставит руки в стороны и рухнет вниз.
   Предчувствие....
   Зачем? Кто их знает, этих Обречённых, Мэйд - всего лишь слуга при Храме, он понятия не имеет, что в голове у людей, которые должны служить Тэрио.
   Айшер Вольта-Рекруа и его сестра Найка - они ведь особенные, они совсем скоро поедут туда... И, что совсем уж не укладывается в голове у Андрэ, - они Его увидят, будут с Ним разговаривать...
   Человек на обрыве резко разворачивается спиной к морю, позади него разлетаются о камни тысячи брызг. Услышал? Имя своё услышал? Или что-то другое?... Страшно... странные они люди. Оба. Идёт к Андрэ - походка твёрдая, как будто нет всего этого буйства вокруг, как будто шагает по зелёному летнему лугу или по каменному полу Храма.
   - С... с... служитель Луан в-вас спрашивал... - Мэйд говорит тихо, с трудом различает свои слова. - он Вас просил не ходить сюда больше...
   - Да, конечно, - в голосе Айшера какие-то несвойственные ему - особенно в последнее время - нахально-насмешливые ноты, - как служитель Луан скажет, так и будет. Зачем он тебя сюда послал, знает же, что ты боишься.
   Голос мягкий, успокаивающий, и нестрашный совсем. Да и сам Обречённый не пугающий - молодой человек приятной такой, располагающей наружности, волосы светло-каштановые, мокрые и ко лбу липнут... а глаза такие... добрые. Холодные только. Глаза в себе. Как будто смотрят они не наружу, а внутрь всего. Внутрь себя, внутрь тебя... И кажется, что весь Шер не здесь, что это только внешняя оболочка тут, а сам он где-то глубоко в себе запрятан. И на самом деле он только внешне такой хороший, не страшный и мягкий. И как доказательство, всю эту мягкость кривой ломанной линией пересекает тонкий шрам по щеке. Неправильный, лиший шрам, только взгляд к нему так и тянется сам по себе...
   Андрэ в смущении отводит глаза и бормочет:
   - Ну, мне ж положено... Вы бы не ходили сюда, правда...
   Обречённый смотрит отрешённо на мыс, волны продолжают там свою безумню пляску, рвутся на берег, и кричат, кричат...
   - Да, а то свалюсь вниз... утону ещё, да, Мейд?
   Слуга испуганно кивает и пятится назад - странное выражение лица сейчас у Айшера, какое-то жестокое, незнакомое, циничное. Как будто он смеётся над моим страхом. Что же в душе у них, у этих Обречённых? И есть ли, есть ли у них душа, или они отдают её, всю её без остатка отдают Тэрио?
   - Идёмте, - Андрэ тянет Шера за рукав. - а то Служитель Луан...
   - У меня ещё полтора часа до урока. Могу я занятся тем, чем хочу... там, где хочу? - голосом холодным, как хлещущий по лицу ветер и таким же резким. На щеках у Обречённого блестит вода и светлая полоска на порванной много лет назад коже выделяется особенно резко.
   - А как же..? Ну ладно... хорошо.... - Андрэ устало пожимает плечами, - как угодно будет...
   Он уходит по дороге обратно к Храму.
   Вольта-Рекруа не смотрит ему вслед. Он смотрит на обрыв.
  
  
   3.
   - Я знаю, что ты меня ждёшь.
  
   Это самая тихая заводь острова. Никакой шторм, никакой ветер не приносит сюда мёртвых рыб, водорослей или изломанных веток. Вода всегда зеленовато-прозрачна и всегда холодна, а в десятке шагов от берега глубина сочится загадочным, тёмным мерцанием.
   Сейчас погода сумбурна,рваные клочья облаков мчатся по небу, изредка являя взгляду солнце - кажется, лучи его материальны, носятся в воздухе вместе с пылью, песком и запахом мокрой соли. Совсем недалеко огромные волны разбиваются о скалы - те же скалы, что охраняют мягкий подлукруг залива от шума и вихрей. Но здесь - только лёгкая рябь и шепчущие всплески. Это магия или почти магия, это место отмечено тишиной.
  
   Найка сидит у воды и разговаривает с морем. Раньше она просто размышляла здесь, убегая взглядом по волнам к горизонту, но теперь ей тревожно, и хочется слышать свой голос.
  
   - Мне очень страшно. Я боюсь того, что будет. Я боюсь почти до слёз.
  
   В разрыве облаков показывается солнце, осыпая трепещущую воду горстью быстрых лучей - они бросаются в глаза брызгами отблесков, Найка жмурится, невольно улыбаясь.
  
   - Но, с другой стороны, я хочу, чтобы это скорее случилось. Я хочу уехать, хочу быть там. Я так стремлюсь туда, что иногда мне начинает мерещиться, будто всё здесь - уже прошедшее, прошлое, что я зацепилась за вчерашний день и никак не могу из него вырваться, это невыносимо, это скребётся внутри, иногда мне хочется кричать, - она вскакивает, не замечая, что действительно кричит, - пожалуйста, отпусти меня, вчерашний день, мне нечем дышать, ведь я давно должна быть там!
  
   Найка снова опускается на траву, и с печальной улыбкой шепчет:
   - И в то же время, мне так страшно, что я не могу произнести вслух ни Его имя, ни даже название города.
  
   Она отворачивается от воды, вспомнив, что пришла на берег, чтобы встретить Шера. Ей не нужно предсказывать, уноситься мыслями вдаль, чтобы найти его, она чувствует - брат где-то недалеко. Вздохнув - этот вздох не прогоняет осевшую в душе тяжесть неопределённости, нетерпения и страха, тяжесть, которую она носит в себе последние дни - Найка встаёт и бросает последний, тоскливый и медленный взгляд к морю.
  
   И видит нечто небывалое. Море волнуется. Впервые за тринадцать прошедших на острове лет Найка наблюдает, как залив, укрытый магией тишины, залив, который она тайно считала своим, катит к её ногам высокие, взвихрённые, пенные волны, как он шумит всей своей проснувшейся глубиной, будто что-то на самом дне всколыхнулось. Это зрелище переполняет душу немыслимым восторгом, притягивает. Найка подходит ближе, сбрасывая деревянные сабо, кровь приливает к щекам, воздуха - мало, воздух пропитан чем-то незнакомым и упоительным, дышать приходится чаще и глубже. Шквальная волна, захлестнувшая ноги, не заставляет её отшатнуться. Най не ощущает холода, ей кажется, что земля под ногами вздрагивает в унисон с её пульсом и беспорядочными вдохами-выдохами, похожими на всхлипы. Она не глядя швыряет одежду в траву и врывается в бушующее море, в невероятное наваждение. Её то тянет в бездонную глубину, то вскидывает к ослепительному небу. До этого дня Найка думала, что не умеет плавать, но утонуть она не боится, она не боится ничего, крича и захлёбываясь безудержным восторгом.
  
   ...Когда этот шторм, не похожий ни на одно из впечатлений её жизни, заканчивается, она бессильно лежит на успокоенных, мерно баюкающих её волнах, не пытаясь понять, что произошло, просто созерцая небо. Нет ни страха, ни сложных, запутанных мыслей, ни предчувствий, ни памяти о снах, только чистота и прозрачная ленность.
  
   А ведь там нет моря...смогу ли я жить без моря?
  
   Время перестало существовать, время сброшено и валяется где-то на берегу, рядом со смятой одеждой, и хочется, чтобы так продолжалось долго, долго, долго...Кожа пропитывается тёмным сиянием глубины.
  
   Это восхитительное, молчаливое безумие длится до тех пор, пока блуждающий в вышине взгляд Найки не цепляется за далёкую фигуру на вершине одной из ближних скал. Она знает, кто там стоит.
   Реальность обрушивается на неё холодным ветром, горькой солью во горле, в носу и в глазах, и осознанием охватившего её недавно помешательства.
  
   Я чуть не утопилась, что со мной было? Я могла умереть...
  
   Плыть к берегу приходится самой. Это не так уж сложно, но пальцы ног сводит от холода, а каждый вдох протравлен морской водой, смотреть вперёд - больно и солоно. Найка не успевает окликнуть брата, он уходит, даже не заметив её.
  
   Тем лучше. Я могла умереть...
  
   Она вытягивает себя на твёрдую почву, вытряхивает воду из ушей и начинает одеваться, торопливо и пристыженно. Она забывает заметить, что тяготивших её тревог больше нет - наверное, унесло морем.
  
   Я могла умереть... но это было прекрасно.
  
  
   4.
   Дети сегодня притихшие. Сидят, трудолюбиво уткнувшись в учебники, скрипят перьями, шелестят страницами. Даже вопросов задают меньше, чем обычно. Уж не потому ли, что видели, когда возращались с завтрака, как их наставник, мокрый насквозь и взъерошенный, размашистой быстрой походкой шёл по улице, как нездорово блестели его глаза, чужие, незнакомые...
   Наставник помахал им рукой в ответ на нестройное приветствие и исчез за поворотом.
   Наверное, дети думали, что он сошёл с ума.
   - Что, и вопросов сегодня больше не будет? - Айшер сидит, откинувшись на стуле, держит на коленях толстый фолиант - наставника Вольта-Рекруа трудно представить без книги - и неглядя переворачивает страницы. Он уже переоделся и теперь выглядит не так пугающе-безумно.
   Классная комната небольшая и очень уютная. Стены обиты жёлтым деревом и до сих пор пахнут смолой, окна большие и светлые, а стекло на них такое тонкое, что его почти незаметно.
   - А кто нас будет учить, когда Вы уедете?
   Почти все головы поднимаются - шесть мальчиков, три девочки - и с любопытством смотрят на наставника.
   Задавший вопрос рыжий мальчуган - ужасно непоседливый и любопытный, самый проблемный на всём потоке - немного смущается от такой реакции остальных детей, но тут же снова берет себя в руки: смотрят-то все не на него, а на Шера.
   - Найдут кого-нибудь. - уверенно отвечает Айшер. - Тут много хороших преподавателей. Гораздо лучших, чем я, - прибавляет он с улыбкой, но Нейрэт по-прежнему глядит на него серьёзно.
   - Но нам же нельзя кого-нибудь. Нас же Вы учили, а Вы - особенный. Значит, нас доучать должен тоже особенный.
   - И чем же я такой особенный? - Шер знает, что мальчишка не осмелится выговорить это вслух при остальных детях.
   - Ну, Вы... Вы же с сестрой... - он запинается, теребит пальцами пуговицу на рубашке. - А если я скажу, Вы меня не накажете?
   - Накажу, - с улыбкой отвечает ему Шер, - Ещё как накажу.
   - А почему нельзя об этом говорить? - Кайра всегда поднимает руку, прежде чем что-то спросить. Но вопрос она задаёт в любом случае, независимо от реакции преподавателя.
   - Об этом можно говорить. Но Кайра, к чему говорить сейчас о том, чего вы пока не понимаете? Мы с сестрой - Обречённые, мы поедем в Рэйграуд и будем служить Тэрио. Да, прямо ТАМ, - отвечает он на безмолвный вопрос в глазах Нейрэта, - И мы даже увидим Единственного и будем разговаривать с ним... каждый день. Так вот скажи мне, Кайра, ты понимаешь, что это значит на самом деле? Ты можешь это понять?
   Девочка часто-часто моргает, кусает себя за палец. Молчит какое-то время, потом отрицательно машет головой.
   - Вот видишь. - разводит руками Шер. - и ни я, никто другой не сможет тебе этого объяснить. Это можно только почувствовать, но невозможно передать словами.
   - А мы это почувствуем? Когда вырастим?
   Шер обводит взглядом маленький класс. Среди них нет Обречённых. Они все будут обычными Служителями. Но разве это плохо?
   - Почувствувете. Но - по-своему.
   - А сколько вам было лет, когда вы... в первый раз почувствовали?
   - Кайра. Когда я говорил про вопросы, я имел в виду вопросы по теме урока.
   - Но ведь у нас же это последнее занятие! А потом Вы...
   - Вот именно. Занятие последнее, а у вас ещё экзамен. - внутренне Шер улыбается собственному занудству. Им же и правда хочется всё знать, но это их судьба, их жизнь, у них всё будет по-другому... К тому же, он не специалит по инициации, он всего лишь преподаёт язык.
   Но он знает, что дети успокоятся ещё не скоро. Судьба наставника гораздо интереснее экзаменов...
   Всё сегодня кажется обманчиво мирным. Таким спокойным, нездорово, преувеличенно спокойным. Время тягучее и медленное, время тянется сквозь Шера сонными нитками и кажется, что между каждым движением стрелки на часах проходит вечность.
   Он проснулся сегодня с этим ощущением, с мёртвым спокойствием, пригревшимся на груди, и никак не может избавиться от него. Эмоции не умерли, но казались приглушёнными, ненастоящими. Это чувство не было похоже на обречённость. Просто этим утром Шеру казалось, что он знает больше, чем может осознать. А всё остальное, всё, что не имело отношения к этому знанию, в том числе простые человеческие эмоции и чувства, казались вторичными и несущественными. Но он изо всех сил старался демонстрировать, что всё как обычно.
   Море не подсказало ответ. Море не слышало его тихого шёпота там, на берегу, а может, просто не хотело отвечать. Может, в грохоте гигантских волн был какой-то смысл, может быть в какой-то момент Шеру даже послышалось - ты должен всё понять сам, ты сам найдёшь, но не сейчас, тогда, потом... Горло перехватывало от ветра, глаза шипало от соли. Не хотелось дышать и смотреть, не хотелось думать. Хотелось стать чем-то другим, чем-то большим, стать шумом волн или воем ветра, морской солью или камнем, притулившемся на самом краю обрыва между двумя стихиями.
   Когда до вспененной бурлящей воды оставалось несколько сантиметров, когда волны готовы были ворваться в мысли, а ветер - выдуть душу вместе со всеми тревогами, пустыми мыслями, нелепыми желаниями, сомнениями, а брызги отливали золотом в ярком весеннем солнце, именно тогда появился проклятый слуга, озари его Свет, и начал кричать. В тот момент Шеру показалось, что сердце его рухнуло вниз с обрыва и разбилось о прибрежные скалы. Внутри появилась невероятная гложущая пугающая пустота. Шер уже давно разучился себя бояться - с той самой ночи, когда сам, своей же рукой резал себе лицо - лезвие было зазубренным, боль, во много раз обстрённая до крайности ясным сознанием невыносимой - но в тот миг это чувство вернулось опять. Но сейчас всё не важно, это было так давно, а сейчас...
   Тссс... Об этом нужно молчать. Это чувство нельзя заплести в слова...
   - Наставник! А когда нам можно будет идти?
  
  
  
   5.
   Суетливые перешёптывания, многозначительные взгляды, философские рассуждения, преисполненные смысла и пустоты (фраза, оброненная ею случайно и записанная в тайной тетради Юда) - всё, что постоянно окружает Обречённых, превращая их из осязаемых, материальных существ в мистические символы, в эти дни усиливается многократно, чудовищно.
   Юдшао следит, как она идёт вдоль долгих мраморных перрил моста между западным и южным корпусами, и ему чудится, что кокон сплетен, предположений и домыслов окутывает её, скрывая настоящую, живую Найч. Она слишком глубоко погрузилась в свои сложные мысли и проходит мимо, не заметив его. Юд следует за ней, наблюдая и наслаждаясь.
  
   Найка - девушка особенная, редкая, но вовсе не потому, что Обречённая - так считает Юд. Самое необыкновенное в ней - она не меняется. Она развивается, становится старше, обнаруживая новые черты и раскрываясь новой глубиной, но всегда остаётся прежней. Густая, шелковистая тьма её гладких волос, кожа персикового, едва тронутого солнцем оттенка, плавный профиль, мягкие линии губ, хранящих ускользающее, неопределённое выражение и глаза - светло-зелёные, завороженно-спокойные, обрамлённые пушистыми ресницами - тени их делают взгляд мягким и бархатным - все детали её облика лишь дополнялись признаками прошедшего времени, метаморфоз возраста и знаний. С тех самых пор, как она приехала сюда тринадцать лет назад, тогда ещё - очень испуганная, потерянная девочка, - с тех самых пор не изменился ни её тихая, вкрадчивая речь, ни походка - спина идеально прямая, но подбородок и взгляд покорно опущены, ни даже привычка к светлым, просторным одеждам, скрывающим черты её всё более женственной фигуры. Все знакомые Юда за время взросления ломались, перестраивали свои характеры и судьбы под влиянием внешних событий, но она всегда оставалась такой - молчаливой, загадочной и необъяснимой. Сейчас Найке девятнадцать лет, и Юдшао уверен, что она - лучшая девушка из всех, кого ему когда-либо прийдётся встретить. Не потому, что она Обречённая, а потому, что она - Найч.
  
   - Мадзо, - она прерывает его молчаливое любование,- я вижу, что ты идёшь за мной.
   - Разве это запрещено, Волтра-Рекруа? - Юд напускает на себя заносчивую хамоватость, - Не стой рядом, не подходи близко?
   Найка не отвечает. Юдшао прибавляет шагу, чтобы двигаться около неё. Они минуют стайку нынешних выпускниц - Юд машет им рукой, вызвав восторженный вздох, прилив хихиканий и далёких от учёбы разговоров. Юдшао очень популярен: во-первых, он отличается от большинства местных юношей обаятельным нахальством, во-вторых, у него есть официальное разрешение три раза в месяц уезжать в Бергсайд "для самообразования", в-третьих, он просто симпатичен - той невыразительной симпатичностью, которая нравится всем, но никому не западает в душу.
   - О чём замечталась, Вольта-Рекруа? - не унимается Юдшао, - Нетерпится уехать от нас, чтобы никогда не видеть мою постную физиономию?
   - Ты льстишь себе, Мадзо. Я хочу уехать совсем не поэтому.
   - Это ново! - Юдшао хохочет, - А почему же? Зов предназначения?
  
   Должно быть, Най меня ненавидит, - с нежностью думает он, - тем лучше...
  
   - Не обижайся, но это не совсем твоё дело.
   - Само собой. Это не для средних умов.
   - Вот-вот.
  
   Юд восхищён её неисчерпаемой вежливостью, терпимостью, но именно это раздражает его - во всех возможных смыслах. Эта непрошибаемость делает Най абсолютно недосягаемой, будто она парит в иных пространствах и временах. Юду хочется взбесить её, вызвать ярость или хотя бы спровоцировать реплику резким, несдержанным тоном, дабы убедиться в её телесности, убедиться в том, что она тоже человек. Ему хочется этого почти так же сильно, как пробраться пальцами под укрывающие её плечи длинные волосы, под воротник, попробовать её наощупь.
   - Расскажи мне про этот город, Мадзо.
   - Ч-что?
   - Расскажи мне. Ты ведь часто там бываешь.
   - Эээ... про Рэйграуд что ли?
   Она кивает и смотрит на него. Смотрит внимательно, от этого взгляда губы сохнут, и Юд облизывается. Она не улыбается, не отводит глаз - в них что-то незнакомое, в них что-то изменилось. Или вскрылось.
   - Ну... он такой... большой. Даже примерно не могу себе представить, каких размеров. Больше острова, это точно. Как здоровый каменный лабиринт. Там красиво, но очень шумно, людно - когда я сюда приезжаю после Рэйграуда, несколько часов гадаю - оглох я или все умерли? А ещё... ну... эээ....
   - Что?
   - Там жутко, Найка... кхем, Вольта-Рекруа.
   - Ты видел замок?
   - Ага. Я даже в Лабиринте Фонтанов один раз был - внутрь-то меня, конечно, не пустили, но это ведь всё равно почти замок! Там... обалденно красиво, такое, знаешь, посещает чувство... причастности. Если ты понимаешь, о чём я. Впрочем, кому ещё понимать, как не тебе?
   - Что-нибудь ещё?
   - Нет... да. Но это я нормально не объясню... да и не надо, наверное.
   - Надо. Пожалуйста, Мадзо.
   - Ээээ.... чем ближе к замку... тем сильнее... такое чувство... такое... ну... Как будто я с тобой рядом.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Сильное и... такое... горячее. Найка...
   Юд вгядывается в неё, в её жаждущие глаза - никогда он не видел в них такого страстного импульса, в её лицо, знакомое и далёкое, и его пронзает острый, панический ужас: совсем скоро она уедет, он не сможет видеть её каждый день, заново пытаясь вывести из себя, её не будет. Ощущение будущей непоправимой потери настолько болезненно, что...
   - Найка, я тебя люблю.
   Она молчит. Она совсем рядом, совсем рядом её яблочный, сумеречный запах, с лёгким оттенком морской соли. Юдшао касается её плеча - это момент, когда нет мыслей - и склоняется ближе, вторгаясь в сферу излучаемого её телом тепла...
   Но она неслышно отступает.
   - Мадзо, - её тон не изменился, прохладный и ровный, как корка первого льда, - когда встретищь моего брата, передай ему, пусть ищет меня в городе. Пожалуйста.
   - Я люблю тебя... - бормочет Юдшао. Он слышит, но не понимает, о чём она говорит. Юдшао ещё никому не признавался в любви.
   - Я догадалась. Это очень лестно. Так ты передашь?
   - Спасибо.
   - Най... не уходи... Най, прости меня, ты злишься за всё, что я говорил? Най, пожалуйста, прости меня!
   - Я не сержусь. Мне всё равно, что ты говорил. До свиданья, Мадзо.
  
  
  
   6.
   Шеру хочется, чтобы было темно. Ему хочется блаженного мягкого сумрака, глубоких теней и тишины. Ему хочется, чтобы наступила ночь, непроглядная, чёрная ночь без луны и звёзд. Чтобы все люди ушли спать и перестали наконец шуметь.
   Сейчас он всё в этом мире променял бы на тишину. Вернулось детское желание забиться в самый тёмный угол, сесть там, обхватив колени руками и затихнуть надолго, пока не пройдёт...
   ...то, что скребётся сейчас изнутри, то что ты будешь слышать, даже если закроешь уши руками, даже если оглохнешь... То, что ты всегда умел прятать, то что с чем ты всегда умел справляться лучше всего. Ты молчал об этом весь день. И не один день. Может, хватит?
   Он идёт по вымощенной тёмным булыжником дороге и смотрит себе под ноги. Он знает, что если кто-то обратится к нему, он найдёт в себе силы мгновенно встрепенуться, натянет на лицо привычную приветливо-нездешнюю улыбку и будет говорить спокойным, мягким голосом. Никто и не заметит, что Вольта-Рекруа не в себе. Он всегда не в себе. Сейчас, должно быть, не больше чем обычно.
   Ну давай, давай, скажи. Пока никто не лезет к тебе. Пока ты почти один и никто не обращает на тебя внимания. Давай. Тот факт, что ты не можешь этого сказать, это тоже своего рода разновидность... слабости...
   Дорога ведёт к высоким металлическим воротам, выходу с территории Храма. Дальше она расширяется, спускается вниз, идёт меж полузаброшенных домов, в которых когда-то тоже жили служители, и плавно втекает в город. Сразу за воротами многовековой дуб, похожий на голый черно-коричневый скелет, покрытый узловатыми наростами. Прошлой осенью в него попала молния и он скорее всего уже не оживёт.
   Юдшао Мадзо сидит на нижней ветке спиной к Храму и смотрит на дорогу.
   - Злого дня, Мадзо! Да пожрёт Тьма твою душу!
  
   Мадзо вздрагивает и смотрит на Шера так, словно его присутствие причиняет ему боль, с неумело скрытой плаксиво-безднадёжно гримассой.
  
   - Привет, Вольта-Рекруа. - взгляд у Юдшао пустой, затуманеный и отупевший.
   Шер подходит ближе, кладёт руку ему на плечо - ветка, на которой сидит Юд, расположена достаточно низко - и заглядывает в лицо.
   - Тебя кто-то обидел, Мадзо? - Если не вслушиваться в голос Шера, можно подумать, что это настоящее, искреннее сочувствие. А никакое не любопытство с насмешкой пополам. Здесь, в храме никто ни над кем не издевается. Никогда.
   - Нет... никто... - он говорит медленно, очень медленно, не слыша себя.
   - Тогда в чём дело? - Шер убирает руку садится рядом с Юдом на ветку. Дорога впереди прячется за покосившимся домом. Дом выкрашен чёрной краской и за заколоченными ставнями иногда чудятся какие-то тени. Там темно, думает Обречённый, там темно и тихо...
   И скорее всего там грязно, сыро и пахнет пылью... и там призраки.
   - Ни в чём, - усталые, высохшие звуки, - какое твоё дело... то есть, какое тебе дело, Вольта-Рекруа... иди, куда шёл.
   - Конечно, извини за беспокойство Маздо. - Обречённый улыбается, пожалуй даже немного виновато, но не собирается вставать. - Ты не видел Най?
   Юд вздёргивается, смотрит ему в глаза с неожиданной, резкой злостью, но злость эта почти сразу стухает, взгляд снова становится ватным.
   - Да, я видел... Най.
   И тут, после раздумчивой паузы, происходит небывалое. Юдшао Мадзо, выдавив из себя стонущий всхлип, закрывает лицо руками и замирает в абсолютной неподвижности. Можно подумать, что он даже не дышит.
   - Ну вот, а говоришь, что тебя никто не обижал, - усмехается Шер. - И что она сказала тебе?
   Юдшао не отвечает, он не в силах сбросить охватившее его оцепенение, отнять ладони от лица, остаться без защиты.
   - Я никогда не думал, что тебя можно так расстроить, Мадзо. Тем более, я не думал, что она может так тебя расстроить. - Шер не задумывается над своими словами, они льются сами по себе. Он не злится на Юда, в сущности, ему наплевать на Юда...
   А злишься ты на себя. И знаешь, за что. Прекрати это, а? Никто не может быть совершенным человеком, всех эмоций всё равно не убьёшь.
   И отстань уже от бедного мальчика.
   - Ты же всегда задевал её, она должно быть разозлилась по-настоящему, да Мадзо?
   - Нет, - глухо отвечает Мадзо, - она не разозлилась. Она сказала...
  
   На этом силы его иссякают, Юд снова застывает недвижно. Длинная тёмная чёлка обрамляет его пальцы, достигая нижних фаланг, руки прижаты так крепко, что черты лица наверняка должны стать площе, когда он прийдёт в себя.
   - Сказала?...
   - Она сказала, что... чтобы... - из под ладоней пробивается странный гортнанный звук - то ли сдеражанный смешок, то ли сдувшийся всхлип, и Юдшао убирает руки. Кожа его покраснела, глаза лихорадочно блестят, - сказала, чтобы ты искал её в городе. Она хочет с тобой увидеться.
   Шер озадаченно смотрит на Юда, пожимает плечами.
   - Спасибо, - он встаёт, уже не глядя на Мадзо. Его вдруг снова охватывает ощущение пустоты, отступившее было после урока. Ему нужно было бы пообщаться с людьми, с нормальными людьми, а не с Юдом у который внезапно обезумел. Ему хочется уйти отсюда поскорее. Уйти в город, где есть и шум, и люди, и чужие голоса, которыми можно заполнить сознание. Хотя только что хотелось тишины.
   Правильно. Беги.
   Пустота, раздираемая страхом.
   Браво. Наконец-то. Ты просто герой.
   Я приду туда... К Нему...
   И тогда...
   У меня случится этот приступ. Я упаду на колени и буду рыдать. Или начну хохотать, как припадочный. Я буду кататься по полу и хвататься за горло.
   И ты не сможешь взять себя в руки.
   И я даже не смогу ничего сказать. Он будет смотреть на меня... Смотреть.
   И это то, чего я действительно... Боюсь.
   Я боюсь.
   Я боюсь, что во время церемонии у меня случится приступ.
   И даже если ты расскажешь Ему всё ещё до, ты всё равно...
   Я всё равно буду до смерти этого бояться. И я не смогу справиться с этим страхом.
   Айшер стоит, повернувшись спиной к Юду. Поднимает руки, трёт пальцами виски. Пальцы вроде бы не дрожат, но это абсолютно ничего не значит. С дрожью он всегда умел справляться. Это мелочи.
   - Всего хорошего, Мадзо.
  
  
  
  
   7.
   Мир Обречённых - это полуостров, с трёх сторон омываемый морем. Это Храм, многочисленные учебные комнаты, общежития, сады, примыкающие к Храму, с их узкими тропинками и вековыми деревьями. Ещё это Акрио- расположенный на том же острове город - единственный из городов бесконечного Тэрио, который Шер знает как свои пять пальцев. Здесь он провёл последние четырнадцать лет своей жизни - тринадцать на обучение, а последний год преподавал первогодкам язык, ожидая, когда Най закончит учится.
   Шер почти наверняка знает, где её искать.
   Всю дорогу до пристани его не покидают мысли - о Най, о Рэйграуде, который всё равно окажется не таким, каким он его себе представляет, о несчастном Мадзо, о предстоящей аудиенции у Старшей и отъезде, о родителях - всё что угодно, лишь бы не думать о болезни и страхе.
   Пробираясь через толпу горожан, Айшер идёт к Западной набережной. Люди всматриваются в его лицо, ловят его отсутствующе-сосредоточенный взгляд. Он не реагирует на приветствия: Акрио - маленький город, большая часть народа, слоняющегося по улицам - ученики или служители Храма, и все здесь знают его, если не лично, то уж понаслышке точно, - он идёт, погружённый в свои мысли, почти не смотрит по сторонам и едва не проходит мимо Моэт'а.
  
   Оставив за спиной ветренный май, Шер оказывается в серовато-свинцовом полумраке, пронизанном памятью о ноябре. Воздух сухой и чистый. В любом студенческом городе есть крэт, заведение, где можно спрятаться от тесных правил устава - нейтральная территория, где говорят о чём угодно, шумят и собираются большими компаниями, где можно представить, что ты дома. Моэт - тоже крэт, но суетливым пристанищем вольнолюбивых он не станет никогда. Вольнолюбивых нет на Риоджи - за исключением, конечно, тех, кого за "нестандартным образованием" сослали в Храм деспотичные родители - если отвечаешь за каждый свой шаг, свобода выбора не кажется такой уж сладкой. В Моэт'е беседуют очень тихо, а чаще - молчат, шелестя страницами за чашкой кофе.
  
   Если бы он не знал привычек Най, наверняка не смог бы заметить её - в самом дальнем от входа и окон, самом тёмном и прохладном углу. Здесь нет сфер огня, только узкая длинная свеча в центре каждого стола. Стол, как и само помещение, треуголен и расчерчен узорами знаков и чисел.
   Най сидит, опустив голову, её руки лежат на коленях - поза бессильного спокойствия. Она так неподвижна, что кажется спящей.
   Шер крадётся мимо аккуратно расставленных столиков, стараясь не привлекать к себе внимания. Ему это не удаётся - в крэте слишком мало народу. Любопытные взгляды в любой момент готовы уставиться в пол, в стены, в свои тарелки - мы тут ни при чём, мы ни на кого не смотрим, нам неинтересно - но пока Айшер не обращает на них внимания, они все прикованы к нему. Наверняка так же рассматривали и Най, когда она только пришла сюда.
   Он подходит к её столику, отодвигает стул.
   - Тут сегодня ещё меньше народу, чем обычно. Должно быть, мы распугиваем клиентов, - говорит с преувеличенной весёлостью в голосе.
   - Да, - Най продолжает смотреть на свои руки, словно отвечает кому-то другому, но почти сразу, вскинувшись, улыбается, - здравствуй.
   Она тоже пытается быть беззаботной, но светлые глаза слишком неподвижны, и улыбка - просто усилие мышц.
   Вся реальность вокруг Шера сужается до размера её бездонных зрачков, отражающих тускло-жёлтое мерцание свечи. Остальная часть салуна теряется во мраке безразличия, здесь теперь только он и Най. И её ненастоящая улыбка, зыбкая и тающая, словно расплавленный воск.
   Он смотрит на неё, давая глазам отдохнуть от яркого солнечного света, от прилипчивых бесполезных образов, заполнивших разум, от сдавливающего грудь страха. Пауза длится не больше секунды.
   - Привет. Как прошёл день?
   - Безумно. Наверное, я не должна рассказывать.
   - Не должна или не хочешь? - Он говорит сейчас почти так же вкрадчиво и мягко, как со своими учениками, но всё же это - совсем другой тон. Гораздо теплее и тише. Стоит ли просить её говорить о том, о чём я даже не могу связно думать? Можно отгородиться повседневными пустыми беседами, пытаться не замечать безмолвного напряжения, потерянного выражения лица Най, делать вид, что ничего не происходит, и что их поездка - просто первые каникулы за столько лет. Но это ведь неправда. Это неправда, а я не могу ей врать.
   - Не знаю, как рассказывать. - Найка уводит в сторону свой заблудившийся взгляд, не находя в себе сил говорить уверенно и твёрдо, её голос так тих и осторожен, словно она боится кого-то потревожить, - Стефъ хотел что-то мне рассказать, но я не пожелала слушать, сбежала к морю, искать тебя, но... со мной что-то случилось.
   Най опускает голову - длинные волосы скрывают от него её профиль, как чёрный шёлковый капюшон.
   Она была там, но я её не видел... Значит, она была внизу. Шер хочет дотронуться до её сложенных на коленях рук, но вместо этого тянется к ней скорее мысленно. Шер не умеет ни читать мысли, ни передавать их другому человеку, но иногда они с Най понимают друг друга без слов. Надеюсь, ничего плохого. Ничего плохого просто не может случиться с тобой.
   - Говори, не бойся.
   - Я... - она звучит приглушённо, словно ей требуется усилие, чтобы разомкнуть губы, - я плавала. Я... нет, я не могу говорить.
   Найка вскидывает руки к лицу и некоторое время молчит.
   - Ничего плохого. Скорей, наоборот. - она поворачивается к нему, улыбаясь свободней. На её щеках меркнет румянец, но слова звучат равнодушно, прохладно, - А потом я вернулась в Храм, встретила Мадзо, он признался мне в любви. Я сказала, что меня это не интересует, и направилась сюда. Вот и всё.
   Шер нервно усмехается, вспомнив Юда, сидящего у ворот, убитого, почти плачущегоЮда. Трудно поверить, что это вообще было с ним сегодня. Трудно поверить, что всё, произошедшее с ним сегодня, было наяву.
   Впервые за долгое время у Шера возникает желание что-нибудь теребить руками. Но у него нет ни чёток, ни даже кольца, которое можно было бы крутить. Он сцепляет пальцы замком, смотрит на них, пытаясь сосредоточиться, поймать ускользающую мысль.
   - Ты не боишься?
   - Как я могу не бояться? - всё спокойнее и увереннее, с лёгким отзвуком насмешки и горечи, - Я ничего в жизни не видела, кроме этого города. Вернее... ничего больше не помню. Иногда я чувствую, будто уехать отсюда - значит вырвать себя с корнем. А иногда - что это самое большое счастье. Мне щекотно внутри от предчувствий и я не знаю, что происходит со мной.
   - Если бы я знал, что происходит со мной... - Шер вдруг чувствует себя перед Най открытым и свободным, слова перестают пугать и текут с языка сами по себе, - Я знаю наверняка только две вещи - я хочу Его увидеть и я боюсь. Много чего боюсь, но больше всего - что во время Церемонии со мной случится очередной приступ.
   Она протягивает руку, касается пальцев Шера лёгким пожатием и, не отпуская его, произносит - тихо и очень уверенно:
   - Такого не может случиться.
   Её прикосновения несут покой и умиротворённость, она будто передаёт ему свою убеждённость одним этим касанием.
   - Это может случиться в любой момент, ты же знаешь. Я, конечно, намерен рассказать об этом сразу, но если честно, вообще не представляю, как буду говорить с Ним. Я почти ничего о Нём не знаю.
   - Странно - всю жизнь читать о ком-то книги, слушать лекции, и ничего не знать. Сейчас я чувствую себя не более осведомлённой, чем в самом начале. Но если долго вслушиваться, не думать... приходит ощущение такой спокойной силы, что я... я чувствую, что всё будет в порядке.
  
   Во время этого монолога она всё сильнее сжимает его пальцы, и, распрямляясь, говорит всё чище и звонче, привлекая напряжённое внимание соседствующих посетителей. Но с последним словом на неё нахлынула слабость - уронив голову на плечо брата, Най беспомощно шепчет:
   - Ведь будет, правда?..
   - Разумеется будет, - голос Шера звучит убеждённо, но кажется ему самому очень далёким. Прикоснувшись губами к её волосам, вдыхая их аромат, такой родной и знакомый, он закрывает глаза и на несколько секунд в сознании наступает полная ясность - то ли от её слов, то ли от её близости - это именно то ощущение, которого ему не хватало все эти дни.
   - Пойдём, погуляем по городу. Я хочу с ним попрощаться.
  
  
   8.
   Здесь не слышно даже ветра.
   Хотя единственное окно занавешено сейчас только прозрачной магией - видно небо, далёкие шпили смотровых башен, волны, облака - всё расплывчато и зыбко, как мираж, и так же молчаливо. Реально лишь то, что звучит внутри комнаты: часы - наверное, самые старые и самые точные в мире, собственное приглушённое дыхание - почти в унисон с дыханием брата, шорох трепечущих лёгких штор - и голос Марго.
  
   Таким голосом можно говорить что угодно, и тебе будут внимать, сдерживая стук сердца.
  
   - Итак, - Старшая сидит за столом, в кресле с высокой спинкой - белая, истощённая, как меловой росчерк, и кажется, что её звучание, её слова - и есть её настоящая, живая плоть, - очень скоро мне предстоит расстаться с вами, Обречённые. У вас впереди - настощая жизнь. Хочется надеяться, что я и мой Храм сумели подготовить вас к этой жизни.
  
   Марго изучающе смотрит на них, выискивая признаки паники, слабости, шаткости. Най с самого начала разговора не сводит глаз с лица Старшей, в который раз недоумевая: как такие тонкие и сухие губы могут издавать звуки такой чистоты и силы. Най уделяет мало внимания тому, как выглядят люди и предметы. Она живёт среди шумов, голосов и внутренних ощущений.
  
   В этой вступительной речи чувствуется подвох, почти что обвинение.
   Взгляд Шера блуждает по комнате, ему будто бы трудно зацепиться за Марго, трудно сосредоточиться на ней. Он похож на человека, глубоко ушедшего в свои мысли, нашедшего покой среди них, и даже голос Старшей не может вывести его из этого состояния. В его внешности просматривается что-то пугающе протусторонее. Впрочем, если не знать старшего Вольта-Рекруа достаточно хорошо, можно решить, что сейчас он ничем не отличается от себя обычного.
   - И всё-таки у меня есть сомнения. - говорит наконец Марго. Фраза будто разрубает воздух, повисшую в комнате умиротворяющую тишину, ясно даёт понять, что разговор пройдет совсем не так гладко, как можно было подумать. - сомнения в вашей... компетентности. Вы знаете, что главный смысл существования Храма - именно взращивание Обречённых. Вам прекрасно известно, сколько сил было потрачено, чтобы подготовить путь, подходящий именно вам. До сих пор вы казались мне одной из лучших пар за последние несколько поколений.
  
   Пауза похожа на размах для удара. Най всё так же не поднимает глаз. "Наверное, она такая тонкая потому, что энергия сточила её, как волна точит камень. Как море... скалы. Ещё несколько поколений - и останется только голос, но он будет гораздо сильнее, чем то, что я слышу сейчас"
   Шер смотрит на Марго - гораздо более присутствующим живым взглядом, нежели секунду назад, смысл сказанных ею слов окончательно выдергивает Обречённого из собственных мыслей.
   - Но теперь я начинаю думать, что весь наш труд пошёл насмарку. Вы ведёте себя, как неуравновешенные... - ещё одна пауза - Марго делает вид, что подбирает нужное слово. На самом деле слово давно заготовлено - всё дело в том, что после секунд молчания оно станет тяжелее и значительней, - ...лишённые какого бы то ни было контроля подростки. Словно вы не воспитывались в Храме в течение пятнадцати лет, а росли, как прийдётся, как сорная трава у обочины. Такого безответсвенного, бессмысленного, ничем необоснованного расхода эмоций я не ожидала не то, что от вас - ни от кого, кто учится здесь взаимодействию с высшей материей.
   Обречённым бесполезно оправдываться, говорить, что всё это глупое недоразумение, что Марго показалось, на самом деле они спокойны и собранны, бесполезно прятать глаза и делать недоумённое выражение лица - я не понимаю о чём Вы, - потому что всё правда. Но далеко не вся правда, которую знает Старшая. Самые болезненные удары оставлены на потом.
   - Найка, - голос Марго обманчиво мягок, - я предполагала в тебе исключительную личность. Ты была нашей гордостью, и даже твоё общение с духами не казалось мне опасным увлечением. Но сегодня... ты слушаешь меня?
   - Да. Это не увлечение. Я не звала его.
   - Вы - Обречённые. Вы в ответе за свою судьбу, и всё, что происходит с вами - ваш выбор. Ты забыла об этом за день до...
   - Я помню.
   Можете продолжить уничтожать меня.
   - Хорошо. Итак, можешь ли объяснить, что случилось сегодня?
   - Нет. Я не знаю.
   - Замечательно. Тогда я объясню. Ты поддалась своему настроению - безумному, дикому настроению. Ты могла погибнуть. Отдаёшь себе в этом отчёт?
   Най смотрит на Марго - впервые за этот разговор. Она ничего не знает. Она понятия не имеет, почему я так поступила! Впервые... Или я действительно сошла с ума.
   - Да. - Весь этот тяжёлый разговор теперь слышится далёким, словно она уже не здесь, а в Бергсайде. Она ничего не почувствовала, а значит, я больше не в её власти. - Это было глупо и беспечно. Вы абсолютно правы. Во всём.
   - Это всё, что ты можешь сказать?
   - Да. Это всё.
   Марго задумчиво кивает, кажется, она сделала для себя какие-то выводы, но не торопится их озвучивать.
   - Айшер. - в этот раз её голос звучит жёстче, - Ты был удивительно способным и старательным молодым человеком. Твоя выдержка была достойна восхищения. На тебя возлагались очень высокие надежды. - Был, была, всё в прошедшем времени, как будто сейчас, в этот момент Старшая зачитывает их смертный приговор, - Твоя болезнь, естественно, не могла не вызывать беспокойства, но нам казалось, что ты способен держать себя под контролем.
   - Себя - могу. Но не болезнь.
   - Нет, не можешь. - спокойно возражает Марго, - Ты позволил страху взять над тобой власть. Да, ты в сложном положении, любой обычный человек на твоём месте имел бы право бояться, но ты не имеешь такого права.
   - Я понимаю.
   - Ты понимаешь? Это не может не радовать. И чем же помогает тебе это понимание?
   - Ничем, - устало признаётся Шер.
   - Мало понимать, надо бороться, а не скулить, поджав хвост. Страх - унизительная эмоция, и если в тебе недостаточно сил, чтобы побороть его, тебе лучше... - она замолкает, давая ему возможность самому домыслить предполагаемые последствия.
   - Я справлюсь. - впервые за весь разговор - может быть, впервые за всё время их знакомства - в голосе Обречённого прорывается злость.
   Марго всматривается в него несколько мучительно долгих секунд, ещё один короткий кивок - она ждала именно такую реакцию? - Старшая продолжает:
   - У тебя нет другого выхода. У вас обоих.
   - И у Вас, - неожиданно подаёт голос Най, - если, конечно, в Храме не спрятана ещё одна пара Обречённых. Можно нам идти?
  
  
   9.
   Шер и Найка в карете, уносящей их прочь от Храма.
   Впререди и сзади - процессия сопровождающих. Их вереница растянулась на добрую сотню метров. Вокруг них - незнакомый лес, пересыпанный подтаявшим грязно-белым снегом, голые ветки, кажущиеся на его фоне неестесвенно тёмными. Деревья мелькают перед глазами, рождая своим бесконечным единым движением завораживающий, гипнотический ритм дороги. Стук копыт и шелест колёс. Свист холодного утреннего воздуха.
   В этом движенни сквозь неоттаявший весенний лес есть что-то сверхъественное. Это движение не от, а к. Нет ликующей радости освобождения от долгих лет жизни, проведённой в строгости Храма, нет облегчения, есть только бесконечное стремление вперёд. Туда.
   Но пока впереди только теряющаяся среди деревьев дорога, изломанная линия горизонта и спины лошадей. Они в пути всего несколько часов, но этот путь уже кажется Шеру едва ли не самым главным испытанием сегодняшнего дня. Этот монотонно однообразный лес - секунду назад между стволами мелькнуло что-то красное, но это могла быть всего лишь иллюзия - способен вогнать в тоску кого угодно.
   Дорога будет долгой, но первые часы кажутся особенно трудными.
   Шер и Найка молчат.
   В этот час общению друг с другом они предпочитают общение с собственным ожиданием. Каждый - со своим.
   В этот час для воспоминаний нет места, но они, подобно мелкому песку, бьющему по глазам во время бури, настойчиво хлещут из недр памяти, тянут за собой другие воспоминания...
   Шер вспоминает отца.
   Их последнюю встречу сегодня утром. За время обучения в Храме они виделись с отцом не так уж часто, но последняя встреча, как и ожидалось, оказалась самой запоминающейся.
   Сегодня утром Дэйру Вольта-Рекруа появился на пороге комнаты Най. Он был как всегда безупречно аккуратен и холоден. Он как всегда выглядел моложе своих лет. Шеру он всегда казался человеком, для которого время остановилось. Он не менялся никогда, его лицо не старело, глаза не становились старше, они были всё такими же колючими, холодными, всегда смотрели в упор, будто обвиняя в чём-то заранее. Впрочем, обвинять он всегда умел. Лучше всего.
   Злое утро, папа. Мы тебя не ждали.
   Разумеется.
   Шер даже не возразил, когда отец отодвинул его в сторону и решительно шагнул в комнату. Потом он смотрел на Най.
   Шер помнит, как она подняла глаза, как сжимала пальцами чашку. Как пыталась выдержать взгляд отца, но опустила голову.
   Здравствуйте, папа.
   Встань. Что ты делаешь?
   Пью чай. Мы разговаривали.
   До вашего отъзда остаётся всего час, а вы просто сидите тут и пьёте чай? Почему вы не в Храме?
   И упрёки, упрёки. Всё не так и всё не то. Тогда Айшер вдруг осознал, что их отец - всего лишь выживший из ума сварливый старик. Он воспринял эту мысль с тем же равнодушием, с которым обычно воспринимал осторожный шёпот за спиной и любопытные взгляды. Перед ним, выпрямив спину и расправив узкие плечи стояло его прошлое, такое далёкое и такое неважное сейчас...
   Нам сегодня нет необходимости идти туда, папа.
   Нет необходимости? Считаете, что вы полностью готовы? Как ты считаешь, Найка?
   Да. Я думаю... да.
   На этот раз её голос звучал увереннее и Шер улыбнулся ей поверх отцовского плеча. Хотя она, кажется, не заметила.
   Готова, говоришь? К свету!!! Ты никогда ни к чему не будешь готова. Ты...
   Успокойся, папа.
   Я сейчас разговариваю не с тобой, Айшер. Или может, ты тоже думаешь, что готов?
   Мы готовы настолько, насколько можем быть готовы. Сейчас.
   Так вы считаете, что вы у нас теперь совершенны, да? Что вам не к чему больше стремиться?
   Он начал кричать. О том, что всё время обучения они занимались ерундой. Чтобы теперь в Бергсайде продемонстрировать всё, на что они неспособны. Он отобрал у Най чашку и швырнул её об пол.
   Старый, выживший из ума неудачник. Его обвинения были так абсурдны и бессмысленны, что не могли вызвать ничего кроме смеха.
   Хватит, папа.
   Не затыкай мне рот, мальчишка!! Вы всегда были бездарностями, но здесь они вас вознесли, молиться на вас готовы, только потому, что вы - Обречённые!!
   Тшш, тшш, тише... Не кричи здесь. Ты хоть понимаешь, какой бред несёшь? Папа, мне всегда казалось, что ты нездоров. Что тобой движет? Зависть? Ты всегда хотел стать Обречённым, но у тебя было недостаточно способностей? Тебя всегда злило, что эти способности есть у нас, да папа? Что мы сможем добиться того, чего ты не добьёшься никогда?
   Последовавшая далее пощёчина послужила лучшим доказательством верности всего сказанного. Шер наблюдал за тем, как кривилось всегда безупречно спокойное лицо отца и улыбался.
   Тебе стало легче? Теперь ты успокоишься?
   Но Дэйру не успокоился. Он рванулся вперёд, ослеплённый яростью. Не разбирая дороги. Удары градом сыпались на Шера. Он уворачивался как мог. Загораживался защитными заклинаниями. Потому что даже в такой ситуации считал ниже своего достоинтва напрямую поднимать руку на отца. Дэйру кричал, что убьёт его, что всегда мечтал это сделать, придушить своими руками, его и его сестру.
   Я так рад, что мы наконец-то можем поговорить откровенно.
   Жаль только, что слишком поздно.
   Отец никак не мог успокоиться. Слишком искренней была его злость. Слишком долго копилась в душе. А Шер поражался собственному равнодушию.
   Потом Най вызвала духа, который успокоил Дэйру. Возможно, не самым гуманным методом - на какое-то время отец выпал из мира живых, всего на несколько секунд, но когда дух отпустил его, когда глаза Дэйру прояснились, он уже больше не кричал. Но он ненавидел их, Айшер это знал.
   Спасибо, Най. Но нужно было дать ему возможность высказаться до конца.
   Всё это уже не важно теперь.
   Это прошлое. Прошлое с ненавидящим взглядом. Которое не хочет смириться.
   Дэйру Вольта-Ракруа остался позади, так же, как Храм и его воспитанники, служители, наставники. Марго. И Мадзо. Который сорвал торжественное прощание с Обречёнными. В самом конце - но его выходка надолго останется в памяти обитетелей Храма.
   ...Мы очень благодарны Храму и нашим наставникам, за то, что они помогли нам пройти этот путь и подготовили нас...
   ...Надеемся оправдать доверие...
   Они шли сквозь толпу - по обе стороны от них привычно-заинтересованные лица. Шер тогда ещё подумал - врядли кто-то всерьёз будет скучать по ним. Врядли кому-то действительно жаль с ними расставаться. Они были здесь чем-то вроде изгоев, они всегда были отдельно - отдельно и всегда друг с другом, что тоже многих раздражало - и даже те, кто считал себя их друзьями, наверняка в глубине души чувствовали это различие.
   И мне не по кому будет скучать здесь.
   А потом толпа выплюнула им навстречу Юда - как прощальный подарок, припасённый на самый последний момент - когда до кареты оставалось всего несколько метров и ничего уже не могло случиться.
   У Юда горели глаза, а сам он выглядел очень опасным, решительным и ничем не напоминал того тихого несчастного юношу, которого Шер оставил возле ворот.
   Най, он пришёл тебя проводить.
   Маздо, что случилось?
   Сестра не выглядела ни напуганной, ни удивлённой, похоже безумный Юд абослютно не впечатлил её.
   Мадзо затормозил время вокруг них, чтобы никто не мешал ему высказаться. Он него было всего несколько минут - осилить такое заклинание было не просто.
   Хочу сказать... Вам... Несколько слов... На прощание...
   Слова, с трудом выталкиваемые наружу падали в пыль, падали мимо, не затрагивая недоступную отрешённую возлюбленную Юда.
   Ей было всё равно - по крайней мере на вид - а Шеру было любопытно.
   Судя по всему не очень тёплых, да Мадзо?
   Юд молчал и буравил их ненавидящим взглядом, теряя драгоценные минуты.
   Нам нужно ехать... Ты это понимаешь?
   Она разговаривала с ним, как с умственно отсталым. Бедный влюблённый Юд...
   Вам надо ехать, да?! Ехать... В ваш... Поганый Рэйграуд?!!
   Как ты хорошо осведомлён...
   Не издевайся надо мной!!!! Ты!! Поклятая... Проклятая... Едешь в Рэйграуд... Уезжаешь...
   Да, Мадзо. Сегодня мы с братом уезжаем в Рэйграуд, но мне казалось, это не должно быть для тебя неожиданностью.
   Вот и катись! Катись в свой ублюдочный Рэйграуд! Пусть тебя там имеют как хотят, это ведь часть твоей благородной работы?! Да?!?! Или это уже сделал твой проклятый брат - ты же больше никого на свете не замечаешь?!?! Отвечай мне!!!
   После этих слов старший Вольта-Рекруа проявил непростительную для Обречённого несдержанность.
   Собрав копившееся с утра раздражение, он разорвал Юдову временную сферу - та и без того уже совсем ослабла - и ударил его... Физически это воспринималось как сильный пинок в живот, от которого по всему телу расходятся болезненные судороги. Долго расходятся, как круги по воде от брошенного камня. На то, чтобы успокоить боль, потребуется около получаса, это было жестокое заклинание, одно из действительно сильных боевых заклинаний, которым их обучали в Храме. Эмоция - чистая злость. Лучше, если она будет выдержанной, терпкой, как хорошее вино.
   Они обошли корчащегося на земле Юда и сели в карету.
   Этот этап их жизни закончился.
  
   За окном всё так же проносятся деревья, бесконечно одиноковые, тёмные, льётся из-под колёс ухабистая дорога, навсегда унося Обречённых от их прошлого.
   За миллион лет отсюда.
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"