8 июня на брифинге в МВД заместитель начальника ГУБОП Николай Морозов заявил, что похищения людей в России стали особенно популярны в последние четыре года. Причем это касается не только Северного Кавказа. Изучив опыт своих чеченских коллег, преступные группировки даже в российской глубинке похищают предпринимателей и членов их семей, пытаясь либо получить выкуп, либо заставить вернуть долги. В прошлом году органами внутренних дел было зарегистрировано 1415 похищений. Четыре заложника (без учета чеченских пленников) погибли.
В то же время только за четыре месяца текущего года зарегистрировано уже 529 преступлений, связанных с похищениями людей, что почти вдвое превышает общее количество похищений за весь 1996 год. Лишь 115 преступлений удалось раскрыть. Борцов с организованной преступностью крайне настораживает тот факт, что в последнее время похищения людей превратились в целую индустрию - сродни наркоторговле и оружейному бизнесу.
Редкий случай, когда освободивший пленник начинает рассказывать о том, что было во время плена. И, наверное, никогда еще не бывало, чтобы начинал говорить человек, чей сын вот уже более девяти месяцев томится в неволе. Только после нескольких встреч такой человек согласился дать интервью и назвал себя: Магомед Чагучиев, доктор технических и экономических наук.
"11 ноября 1997 года в Махачкале украли моего сына Рустама. За ним на своей машине заехал сын председателя правительства Дагестана Даниял Шихсаидов. С того момента Рустама больше никто не видел. Его поиски, а также обращения во все республиканские правоохранительные органы убедили только в одном - многие их сотрудники напрямую связаны с похищениями людей.
Бессильным оказался даже шеф ФСБ республики, который действительно хотел помочь. Поэтому я твердо решил вести поиски сам, создав штаб по розыску сына, Но, видимо, зашел слишком далеко... Когда я приблизился к первым лицам Дагестана, меня решили убрать. Совершенно точно знаю, что один из руководителей республики заплатил достаточно большую сумму в долларах, чтобы меня похитили, увезли в Чечню, а там убили. Кстати, чеченцы людей в Дагестане не похищают. Только местные. Они же заказ дают, они же воруют людей, и они же перевозят их через границу".
Необходимо отметить, что чеченские похитители людей властны исключительно на своей территории. За ее пределами они вынуждены опираться на местных бандитов: дагестанских, ингушских, осетинских, черкесских, русских. Поэтому миф о вездесущих чеченцах сильно преувеличен. Правильнее было бы говорить об устойчивых преступных межнациональных структурах, в которых инициатива по похищению людей по большей части исходит не от чеченцев. Они являются лишь звеном в этом все более распространяющемся по России бизнесе.
"В августе 1998 года на меня внезапно вышли из Грозного с предложением выкупить Рустама. Однако не успел я доехать до границы с Чечней, как какие-то милиционеры взяли меня и моего сына Рауля в плен: наставили автоматы, уложили на землю, накинули на головы мешки и повезли в горы. В итоге мы оказались в сыром подвале. Там, в двух его раздельных небольших камерах, уже содержалось одиннадцать человек: новозеландец, три англичанина и семеро дагестанцев. Когда спали, я постоянно упирался ногами в новозеландца.
Наша темница была специально подготовленным местом заключения. Свет был, но очень слабый - одна маленькая тусклая лампочка. Раз в сутки приносили ведро воды. Еду готовили сами из продуктов, которые давали тюремщики. За продукты питания мы не дрались, делили все поровну. Но я ограничивался лишь хлебом - у меня сахарный диабет.
"Место общего пользования" - обычное ведро. Скученность и теснота жуткие, но самой большой гадостью были мыши и разные насекомые. Наручниками никого не сковывали, да в этом и смысла не было. Ведь мы постоянно сидели в яме. Между собой практически не общались, каждый был поглощен собственными мыслями. А с иностранцами не говорили лишь потому, что из них только один чуть-чуть владел русским.
Надо сказать, что в той ситуации иностранцы вели себя очень достойно. Но участь их была предрешена. Даже если бы за них получили требуемые деньги, чеченцы все равно убили бы их. Боевики были уверены, что иностранцы - шпионы, и твердо решили не выпускать их живыми. В назидание остальным. Потом нас с сыном несколько раз перевозили с места на место, и я понимал, что нас перепродают. Я очень благодарен последнему хозяину, у которого мы находились и где до сих пор продолжает сидеть Рауль. Именно благодаря ему нас не убили, а сын, насколько я знаю, содержится сейчас в более или менее человеческих условиях.
Кстати, в плену мои прежние подозрения, что Рустама в Чечне нет, полностью подтвердились. Я и раньше об этом догадывался, но желание отца хоть на минутку увидеть сына перевешивало все остальное. В чечено-дагестанском приграничье, по моим данным, находится от полутора до двух тысяч заложников. Сколько их со стороны Ингушетии, сказать трудно. Но знаю наверняка, что данные МВД о заложниках в Чечне здорово занижены".
...Постоянные рапорты шефов МВД об очередном освобождении заложников "путем оперативно-розыскных мероприятий", без копейки денег, у всезнающих кавказцев ничего, кроме улыбки, не вызывают. Какой смысл, утверждают они, похищать человека, держать его в застенках, кормить, тратиться на охрану, а потом за просто так отпускать. Деньги платятся в любом случае. Речь идет лишь о порядке цифр да о том, сколько денег прилипнет к рукам бойких посредников с российской стороны. Сами чеченцы откровенно издеваются над сотрудниками МВД и время от времени пересылают его шефам видеокассеты, на которых моджахеды совершают акты мужеложства с попавшими в плен высокопоставленными милиционерами, приговаривая: "Что, начальник, не даешь денег? Тогда мы еще позабавимся!" Впрочем, жертвами таких изощренных издевательств становятся в Чечне не только пленные милиционеры. По республике ходит несколько десятков видеозаписей, сделанных доморощенными операторами, на которых тщательнейшим образом засняты многочисленные изнасилования одной известной московской журналистки, которая тоже некоторое время находилась в плену.
Рассказывает Магомед Чагучиев: "Схема торговли людьми достаточно проста. Преступные группировки из Чечни и Дагестана, сплотившись, заранее изучают финансовые возможности, а также политическое влияние потенциальной жертвы. Важным фактором является ее участие в чеченской войне. Бывают и другие случаи, как мой, когда стремятся бандитскими руками убрать политического соперника. Сложилось так, что Чечня сейчас все больше становится лишь посреднической структурой, через которую ведутся одни только переговоры. Человека могут украсть в Москве и спрятать там же, но создается полная иллюзия, что похищенный содержится в Чечне. Сейчас больше половины похищений проходит именно по такой схеме.
Когда "освобождали" представителя российского президента в Чечне Валентина Власова, в Дагестан поехал замминистра внутренних дел России Колесников, понасажал многих людей, родственники которых, разумеется, бросились их выкупать. Деньги несли мешками, и никто их не считал, потому что самолет должен был вот-вот взлететь. Все эти деньги уже в Москве перевели на доллары и расплатились за Власова. Арестованных отпустили. Думаю, что и на Шпигуна тоже сейчас где-то собирают выкуп таким же образом. Генерала, кстати, меньше чем за 5 миллионов долларов не отдадут. Планка была поднята на Власове и теперь вряд ли уже опустится.
...Как гражданину России, мне обидно, что я больше тридцати лет строил дороги, фабрики, дома, оборонные заводы, телевизионные вышки от Еревана до Владивостока, а когда меня похитили, то страна палец о палец не ударила, чтобы меня освободить. Удивительно, но только один человек во всей России находил время морально поддерживать мою семью. Более того, в силу своего служебного положения он всячески пытался хоть как-то нам помочь. Его зовут Сергей Степашин".