Раньше дорога туда составляла двадцать четыре часа. Теперь - тридцать. Четвертую часть суток прибавило пересечение границ.
Поезд из Москвы на Тирасполь вышел около полуночи. В купе долго гадали, как будем "проходить" русско-украинскую границу. Случилось так, что все мы впервые переезжали из России на Украину после окончательной суверенизации. Мы не везли контрабанды, наркотиков, антиквариата или же оружия. А гадания наши были связаны с очень простой вещью - сном, так как приходилась граница на самые сладкие предутренние часы.
Так ничего и не выяснив, мы улеглись спать, втайне надеясь, что окажемся на территории суверенного государства без предварительного извещения об этом служивых людей.
Мягко покачиваясь, вагон, убаюкивающе стучал колесами. Сон пришел внезапно, как очередное повышение цен. Но длился он недолго.
Проснулся от сильного удара в дверь. Подняв голову, увидел, как она отъезжает. Тут же в купе вспыхнул пронзительно яркий свет. И я почувствовал себя так, словно оказался на операционном столе.
- Русская таможня! - радостно проорал крепкий мужик в военной шапке и камуфлированной форме, без каких-либо знаков различия или же цветастых нашивок.
Видимо такая необычная радость "таможенника" в четвертом часу утра была вызвана тем, что количество бодрствующих людей увеличилось еще на четыре человека.
Всклокоченный сосед по верхней полке изумленно выпучился на "камуфлированного". Тот моментально бросил ему в лицо, изрезанное "шрамами" от подушки: "Вещи есть?"
- Есть, - тряхнул головой еще не проснувшийся человек.
- Вы должны продекларировать, - отрезал "таможенник", но декларации для заполнения почему-то не предложил.
Сосед снова затряс головой и заморгал. "Шрамы" у него то съезжались, то расходились в стороны. Наконец выпалил: " Ну... носки!"
У "таможенника" лицо стало приобретать огурцевидную форму, а испуганный сосед уже планировал вниз. Защелкали замки чемодана. Вещи беспорядочно посыпались в узкий проходик.
- Достаточно, - сказал "таможенник" и вышел, проигнорировав остальных.
Мы принялись ожидать пограничников. Но те почему-то не появились. Через двадцать минут выключили свет и постепенно заснули.
Громкий удар в дверь, вспыхнувший свет и крик: "Паспорта у всех есть?"- вновь вырвали нас из сна, укрепляя во мнении, что российские пограничники, так же как и советские, бдительны, ходят непременным дозором и по-прежнему всех застают врасплох. Только в отличие от "имперских" предшественников мужик был в военной шапке, камуфлированной форме без каких-либо знаков различия или же цветастых нашивок.
- У всех, - ответил кто-то, и "пограничник" так же внезапно исчез.
Я посмотрел на часы. Разрыв между двумя российскими службами (если это, конечно, были они, а не "оборонцы" белого дома, "охранители" Моссовета или же какие-то спьяну резвящиеся ночью торговцы из тех, кто почему-то предпочитает всей остальной одежде "камуфляж") составил что-то около сорока минут. Этого времени достаточно для того, чтобы заснуть настолько хорошо, чтобы затем после резкого пробуждения начать ощущать, как тебе изнутри вдруг выламывают затылок.
Однако подобные тренировки достаточно закалили нас, и мы достойно встретили через некоторое время мужика ... в военной шапке и камуфлированной форме без всяких знаков различия.
На чистом русском языке тот объявил, что он "украинская таможня". Но вещи досматривать не стал, ибо теперь, наверное, каждый первоклассник знает, что из Украины выгоднее вывозить, нежели ввозить.
С пограничниками, признаюсь, мы дали маху, долго ждали их, не засыпали, чтобы потом, проснувшись, не рассыпать остатки сна; выходили в тамбур на перекуры. Но ... так и не дождались. Измотав сами себя долгим бесцельным ожиданием и бессонницей, мы на свой страх и риск опустили головы на подушки.
Утром мы говорили ... о дружбе народов. И испытывали почему-то чувство вины и стыда друг перед другом, словно накануне собственноручно вкапывали пограничные разделительные столбы.
Помнится, больше года назад на этом маршруте в узких отсеках купе споры между украинцами, русскими и молдаванами затихали лишь на рассвете.
Тогда в основном занимались "переделом" территорий и осмыслением того, кто же мешает людям жить.
Украинцы обвиняли "москалей" в том, будто те пожрали весь "самостийный" сахар, особенно напирая, что он в три раза дороже бензина и если его продать по "правильным" ценам, то Киев просто утонет в бензине.
Русские щерились при слове "Крым", подозревая, что "хохлы" будут отдыхать на курортах сами, а "иностранцев" до них не допустят.
Молдаване же плевали и на тех, и на других, приводя в пример румын, которые свободно могут поехать в любую страну, чтобы стать там миллионерами. Как Надя Комэнеч, например.
Прошло совсем немного времени, и как-то само собой выяснилось, что на Украине не только бензина не прибавилось, но и сахар исчез. А в Крым на отдых одинаково не может поехать большинство русских и украинцев. И молдаване отчего-то не торопятся рассеяться по свету в поисках индивидуальных миллионов долларов.
А поезд продолжал свой бег на юг под песни Леонтьева, Пугачевой, Ротару, которые все ставили и ставили в радиорубке молдавской поездной бригады. Почему-то думается, что эти песни звучали на русском языке не столько для того, чтобы потрафить вкусам бывших "больших" братьев, сколько своим собственным.
Прощаясь в Киеве, спутник - украинец пожал нам руки и сказал напоследок: "Дай Бог, чтобы границы убрали, чтобы жить стали как люди - по-дружески!"
Я согласно кивнул головой. Тем более что предстояло пересечь еще одну границу. И тоже в ночь.