Сначала - Тбилиси. Затем, после многочасового автомобильного путешествия (других видов передвижения туда просто нет), - небольшой горный городишко Ахалкалаки на стыке трех границ: грузинской, армянской и турецкой. И еще - километров сорок до села Агана. Дорога такая, что в Ахалкалаки пришлось пересаживаться с "Жигулей" на "УАЗ". Сопровождение - два местных армянина, водитель Слава и переводчик Томас.
Наконец въехали в село и, миновав небольшую речушку, подкатили к крестьянскому каменному дому, который ничем не отличался от других подобных зданий в деревне. Разве что забора вокруг не было.
Со своими провожатыми я познакомился перед самой поездкой, знают они только мое имя и место работы. Следовательно, предварительный сговор с ясновидящей абсолютно исключен. Телефона в селе нет, и предупредить ее о моем приезде не было никакой возможности. По сути дела, ехал наобум. И если честно, то с огромным скептицизмом.
Томас предупредил: об оплате вообще не говорить, если переступлю порог и потянусь за кошельком - мол, вот вам деньги, а вы взамен расскажите о моем житье-бытье, - визит можно тут же считать оконченным. Женщина не только не станет со мной разговаривать, но и машина у нас может не завестись.
Мы стояли возле машины и ждали. Из дома вышла невысокого роста женщина лет пятидесяти пяти. Одета по-домашнему: в халате и голова повязана серым платочком, узел которого на затылке. Обычная крестьянка.
Томас переговорил с ней, и минут через десять мы вошли в дом.
Убранство оказалось спартанским: стол, стулья, посреди кухни металлическая печь наподобие буржуйки, только прямоугольная, на четырех ножках. Люсия пекла лепешки.
Мы сели на стулья, а хозяйка продолжала спокойно делать свое дело.
- Подожди немного, - сказал Томас. - Она хочет с тобой очень хорошо поговорить, поэтому сосредотачивается.
Через некоторое время Люсия, тщательно вытерев руки, присела рядом на маленькую скамеечку, но сделала это так, чтобы иметь возможность дотягиваться до печи. Иначе говоря, практичная крестьянка совместила два процесса.
- Да, парень, - сказала внезапно Люсия, - многовато у тебя неприятностей. Прямо цепь какая-то. Надо ее разорвать.
- Надо, - согласился я, подумав, что приятностей сейчас, если рассудить, нет ни у кого, даже у президента Ельцина.
- У тебя есть какая-нибудь крепкая цепь?
У меня не было, но у водителя оказались ключи, которые соединялись с брелоком крепкой стальной цепочкой. Люсия взяла их в правую руку и несильно сомкнула пальцы в кулачок. Он находился перед моими глазами сантиметрах в пятнадцати, и я прекрасно видел, что держит ключи с цепочкой в руке женщина безо всякого напряжения.
- На сколько частей разорвать?
- На три, - не задумываясь, ответил я.
- Держи, - тут же сказала Люсия и положила мне на ладонь разорванную цепочку.
Увиденное было почище действа Дэвида Копперфилда, тем более что цепочку не готовили, не подпиливали заранее, а извлекли из кармана человека, который приехал со мной.
- Через неделю надо будет соединить, но не раньше, - сказала крестьянка и добавила, видимо, не успокоившись на достигнутом, - Смотри прямо в глаз. - И показала в какой.
Я взглянул в левый глаз Люсии. Секунд через десять женщина остановила меня следующим смелым заявлением:
- У тебя крест есть. Давай.
Крест и в самом деле был, но его скрывал свитер, и увидеть даже кусочек цепочки на шее Люсия не могла.
- Не подарок, - возразил я. - Меня крестили с этим крестом.
- Но ты же его не покупал?
- Не покупал.
- Значит, подарок. - И прибавила: - Хорошая цепочка, серебряная.
Затем спрятала все это в свой кулачок и спросила:
- Крест или цепочка?
(Только потом, когда я прокручивал этот день в памяти, понял, что она в своем вопросе как бы противопоставляла простой алюминиевый крест хорошей серебряной цепочке.)
- Конечно, крест, - ответил я.
- Держи. - Она выбросила мне на ладонь крест, оставив совершенно целехонькую, по-прежнему застегнутую на замочек цепочку у себя в руках.
И вот здесь я испытал АБСОЛЮТНЫЙ ШОК.
Я привык верить исключительно своим ощущениям и тому только, что вижу сам. Поэтому трюк с брелоком убеждал, но не до конца. Предмет все-таки был не мой, и окончательно поручиться за его крепость я не мог. Другое дело - цепочка. Ведь именно я, купив ее, специально нашел два стальных колечка и прикрепил с их помощью крестик к серебряным звеньям. В принципе достаточно было всего одного кольца, но я решил перестраховаться. И когда закончил работу, то был не на сто, а на тысячу процентов уверен: крест может упасть лишь тогда, когда разорвется цепь. В данном случае она была цела.
Пока ошеломленно переваривал увиденное, Люсия, перебирая в руках целехонькую цепочку, сказала:
- Ты окончил школу очень хорошо.
Признаваться в успехах, даже пятнадцатилетней давности, было как-то неловко, и я что-то невнятно промычал.
- В тебя стреляли, - продолжила раскидывать полотно моей предыдущей жизни колхозница-крестьянка, не забывая присматривать за пекущимся хлебом.
- Наверное, - ответил я. - Когда-то служил в армии, которая вела бои. Но это было очень давно.
- А я и не говорю, что это было недавно, - спокойно возразила Люсия, подкидывая очередную порцию дровишек в печку.
Потом, и в Тбилиси, и в Москве, когда рассказывал знакомым о встрече с Люсией, все интересовались: что она сказала о России, кто будет следующим президентом. Я и сам собирался спрашивать ее про Россию, и про Ельцина, и про Черномырдина. Не получилось.
Рассказав про школу и войну, Люсия взяла мою правую руку в свою левую и, глядя на ноготь большого пальца, начала рассказывать о моей жизни. (Здесь особо необходимо отметить, что предварительно женщина всегда спрашивает, о чем человек хочет говорить: прошлом, настоящем, будущем. Каждый выбирает временной отрезок по своему желанию. Я решился абсолютно на все.)
Люсия рассказывала все то, о чем я про себя или знал, или догадывался, или смутно подозревал. Неуютно становилось от другого: это знал именно я и никто другой.
- Фотографии привез, показывай! - внезапно сказала Люсия.
Я покорно достал кипу фото.
Всех изображенных на фото людей женщина описала точно и, главное, по делу, причем исключительно в привязке ко мне. Я согласен, что по физиономии о человеке можно узнать многое, но Люсия говорила о реальных действиях и поступках.
- Олег-джан, - произнесла она, наконец, - обманывать не буду, скажу только, что вижу. А вижу я...
Короче говоря, не удовлетворившись фотографиями, женщина описала еще нескольких знакомых, которых я легко узнал: кого-то по месту работы, другого - по тому, как привычно одевается, третьего - по имени. Естественно, что описание было не праздным, и сделала это Люсия не из простой любви к искусству, а исключительно ради моего дальнейшего блага.
Голова моя шла кругом, происходящее все больше казалось чем-то ирреальным, случившимся с другим, знакомым мне человеком, но никак не со мной. В принципе вопросов никаких я и не задавал.
Встреча длилась часа два. Я вышел на улицу и закурил, поджидая Томаса и Славу - они задержались в доме.
А во дворе уже притормозили три машины, и люди терпеливо сидели в салонах, надеясь, что им удастся поговорить с Люсией.
Наконец сбежал по ступенькам Слава, за ним Томас. Люсия вышла проводить нас.
- Не обижайся, что не сфотографировал, - сказала она, протягивая только что испеченные лепешки. - А писать можешь обо всем, что увидел.
С ходу она ответила на главный вопрос, который хотел, но не решался задать. А насчет фотографий - это точно: приехал с фотоаппаратом, но рука так к нему почему-то и не потянулась.
Мы попрощались и поехали. По дороге только и делали, что говорили об увиденном и пережитом. После встречи с этой женщиной все изменилось, и истории о ней уже не казались мне столь фантастичными.
Выяснилось, что Люсия еще и врачует. Осмотрев человека, честно говорит: берется за лечение или нет.
Говорили, как-то грузин привез к Люсии умирающего брата. Она посмотрела на больного и сказала брату, что тот возил его в Тбилиси, Ереван и Ахалкалаки. Более того, она описала больницы, в которых лечили больного, врачей и диагнозы, которые они ставили. Родственник был потрясен точностью рассказа.
- Вы беретесь его лечить? - спросил он.
- Да, - коротко ответила женщина.
Через пару месяцев умирающий чудесным образом исцелился, а его, очумевший от радости, брат специально приехал в Агану, и прямо перед домом Люсии устроил благодарственное огромнейшее застолье.
Отец провожатого Славика рассказал, как впервые с женой пришел к Люсии, подговорив супругу представиться сестрой.
"Да я не верил в нее! Совершенно не верил! А она с порога сказала, что мы женаты. И прибавила, что со мной говорить не станет, и я могу идти. Ну, вышел, сел в машину и хотел по делам проехать. Так, представляешь, сорок минут не заводилась. Обратно захожу, а Люсия и говорит: "Что уехал? Все не веришь? Ну, теперь можете ехать. Я с женой поговорила!" Было так. Честно было!"
Пожилая женщина рассказала, как она лет двадцать назад, обеспокоенная отсутствием писем от сына, который вот-вот должен был вернуться из армии, пришла к Люсии.
- Не волнуйтесь, он уже едет домой. С ним все хорошо. Только приедет со шрамом над левым глазом.
Через несколько дней приехал сын... со свеженьким шрамом над левым глазом - перед самым отъездом в части ввязался в драку.
В годы Советской власти милиция не раз предупреждала женщину, чтобы не занималась предсказательством и целительством на дому. А она не могла отказать тем, кто к ней приходил. И вот однажды в дом нагрянули несколько милиционеров. Отвалтузили дубинками "ведьмачку", швырнули в "канарейку" и вознамерились везти ее в районный центр. Но машина странным образом не заводилась. Лишь только после того, как выпихнули Люсию, машина завелась. Больше "ведьмачку" не трогали.
Теперь же милиция чуть ли порядок не обеспечивает - летом к дому Люсии порой съезжается до нескольких десятков машин. Люди желают получить помощь.
Меня, безусловно, интересовало происхождение подобного дара у женщины. Несколько раз напрямую спросил об этом у нее самой. Она не сказала, заявив, что это ее личное, прибавив, что силу эту дал ей Бог.
Однажды во сне явился ей НЕКТО, который предупредил, что дар этот ей дан, чтобы она несла благо людям, и если она этого не сделает, то в семье ее произойдет то-то и то-то... Люсия совету не вняла. И принялась за дело лишь тогда, когда у нее в семье и в самом деле стряслось ЭТО.
- А вообще-то, у нас очень необычные места, - сказала одна местная жительница, человек глубоко верующий. - Чистые. Вон там, за той горой, - Арарат, куда Ной со своим ковчегом пристал.
Апрель 1998 года, Агана - Ахалкалаки - Тбилиси - Москва