Курсант второго курса Витя Самохвалов - отличник боевой и политической подготовки, надежда всех начальников и преподавателей - получил в бубен.
Когда молодой военнослужащий прибыл из увольнения в Институт с изрядно набитой мордой и заплывшим левым глазом, курс был приятно потрясен. А, разглядев рваную парадную форму и фуражку, потерявшую свой уставной вид, сослуживцы были потрясены трижды, решив, что, оказывается, Самохвалов не такой уж пропащий тип, как они думали о нем раньше. Курс единогласно решил, что есть, оказывается, в Вите еще что-то человеческое.
Самохвалов славился тем, что учился успешно, в самоходы категорически не ходил, во всем открыто повиновался начальникам, а зачастую и откровенно перед ними заискивал. В увольнениях курсант тоже заметно отличался от всего коллектива тем, что вместо общепринятого посещения пивных и приятного общения там с девушками, провинциал Самохвалов целенаправленно прочесывал музеи и всякие концертики симфонической музыки, не забывая напоследок прихватить программки, которые обязательно демонстрировал начальнику курса.
Сказать, что майор Зиминов был опечален, не ознакомившись с очередной историей Вити о "повышении им своего культурно-образовательного уровня во время планового проведения досуга", это ничего не сказать. Майор, глядя на свою обезображенную надежду, был раздавлен, разбит, уничтожен. И хотя "надежда" на удивление для всех оказалась трезва, дать пояснения, что же с ним произошло Витя не смог, ибо изрядно отрихтованные челюсти по-прежнему не повиновались хозяину.
На удивление курса майор Витю не наказал и все, вроде бы, сошло на нет.
Через некоторое время, достаточное в Институте для того, чтобы тайное стало явным, сокурсники все-таки узнали о приключениях Самохвалова в увольнении. Этот день стал днем окончательного падения Вити в глазах сослуживцев и боевых товарищей.
А приключилось с курсантом следующее. Когда ночью подтянутый и бодрый Витя после посещения очередных восемнадцати музеев и ста двадцати пяти концертов, вышел из троллейбуса и намеревался оставшиеся метры преодолеть упругой пружинистой походкой, он заметил, как в его сторону с перекошенным лицом несется солдат, а за ним два офицера. Так как рядом с Институтом находилась бронетанковая академия и несколько армейских частей, то сообразительный Витя быстро смекнул, что отъявленный мерзавец солдат что-то натворил и теперь пытается скрыться от справедливого возмездия офицеров в виде ареста и заключения на гарнизонную гауптвахту. Еще Самохвалов мгновенно понял, что это великолепный шанс отличиться, заработав множество положительных баллов не только у майора Зиминова, но и у всего институтского начальства.
Шустрый курсант отпрянул в тень и вынырнул из нее лишь для того, чтобы ловко ударить бойца по ногам. Солдат рыбкой полетел вперед, а настигающие его офицеры, пролетели мимо и едва успели заскочить в уходящий трамвай. Надо ли говорить, что они, так же, как и солдат, просто торопились к остановке, чтобы не упустить столь редкий для этого часа трамвай?
А теперь представьте чувства солдата, которого впервые за полтора года отпустили на ночь в увольнение к невесте, приехавшей в Москву из далекого сибирского городка? Его ни за что ни про что предательски сбивает с ног какой-то щегол в курсантской форме. Да так, что от блеска и шика парадной одежды бойца не остается и следа, не говоря уже о разбитых в кровь локтях и коленках.
На курсе вообще удивлялись - почему разъяренный сибиряк - косая сажень в плечах - оставил Витю в живых?