Штаб Хорогского пограничного отряда кольцом охватывают горы. Одни из них, с солнечной стороны, серые и отвесные, свободны от снега. Другие почти полностью белы, горбатясь обнаженными подножиями. Именно к ним, молчаливым и холодным, относятся горы Афганистана. Они настолько близко, что, кажется, дойдешь минут за десять. Но на самом деле пешком идти около получаса. Добрались до темно-зеленой и пока еще мелкой реки Пяндж, а за ней и Афганистан. Серые одинаковые четырехугольники домов видны на том берегу.
Именно с того, афганского, берега вернулись 8 апреля десять российских пограничников, которые были захвачены афганскими и таджикскими боевиками 5 апреля в районе одной из пограничных застав Хорогского погранотряда.
Как это произошло, рассказывает один из очевидцев - рядовой Бахадур Ахмедов.
"Это было в 9 часов утра. Мы ехали на двух машинах "ЗИЛ-131". В их кузовах были снаряды и минометы. Колонна начала подниматься на горку, когда до самой верхней точки осталось метров тридцать, мы увидели, что стоит человек и машет рукой. Первая машина остановилась. Офицер спрыгнул на землю, и в этот момент раздался выстрел. Затем начали стрелять из-за камней. Но пули попадали в борта и никого не ранили. Нас просто хотели запугать.
Я выскочил из машины с пулеметом и собрался занимать позицию, но увидел, что со всех сторон стоят вооруженные люди, которые направляют на нас гранатометы, автоматы и крупнокалиберный пулемет.
Сопротивляться было бесполезно. Мы сложили оружие на дороге. А нападавшие полезли в кузов и начали выкидывать снаряды в реку. Тогда кто-то из нас сказал, что может быть сильный взрыв, и все погибнут. Снаряды оставили в покое.
Главарь нападавших мулло Абдул Гафур, который убежал из Душанбе, потому что он против нынешнего правительства, спросил: "Среди вас есть узбеки?" Я знал, что мулло ненавидит узбеков и его заместитель из Ленинабада, у которого сожгли дом, - тоже. Я понимал, что если я скажу о том, что я единственный среди всех узбек, то меня убьют. Я промолчал. А другие ребята - казахи и русские - меня не выдали.
Затем нас повели к реке, посадили на лодки и быстро перевезли на афганскую сторону - в кишлак Моймай. Нас вели всех вместе, и солдат, и офицеров.
В кишлаке у нас отобрали все документы и деньги. Мне удалось по дороге порвать свой военный билет и выкинуть его. Потом нас завели в какой-то дом.
Абдул Гафур разговаривал с каждым из нас. Он говорил, что мы станем моджахедами, и будем воевать до тех пор, пока ислам не дойдет до Урала. Еще он спрашивал нас о заставах, об отряде, но я понял, что он знает все так же, как и мы, и даже лучше.
Приблизительно в двенадцать часов ночи нас разбудили и повели под охраной в другой кишлак - Кавида. Мы пришли туда под утро, где-то часа в четыре. Нас ввели в мечеть. Жители кишлака принесли нам одеяла, чтобы мы укрылись, и после этого мы уснули.
Нас никто не бил, над нами никто не издевался. Простые бедные афганцы приходили к нам разговаривать и все повторяли: "Мы ни в чем не виноваты. Это не мы взяли вас в плен".
Те, кто нас охранял, кормили нас тем же, что ели сами: лепешками и сушеной шелковицей.
В кишлаке Кавида я увидел афганца, который когда-то перешел границу и его захватили наши. Тогда я был на допросе переводчиком. После того как контрабандиста отправили в отряд, я его больше не видел. И вот встретился с ним на афганской земле. Но, к моему счастью, афганец, меня не узнал.
Потом нас снова повели в Моймай. Там нас уже встретили, как дорогих гостей: на большом блюде нам дали лепешек и что-то типа сыра, я не знаю, как это будет на русском языке называться.
Я думаю, нас приняли так хорошо, потому что в Моймай приехал афганский генерал Абдул Кадыр. Вместе с ним был фотограф. Он сфотографировал нас сначала на афганской земле, а потом когда мы переправлялись через реку.
Перед этим нам вернули документы, но деньги не отдали. А оружие осталось там, на таджикской земле. Нас в Афганистан перевезли без него, и где оно сейчас, я не знаю".
Девятого числа утром всех бывших военнопленных на вертолете перебросили с заставы, расположенной на том участке, где они были возвращены, в штаб погранотряда в Хороге.
Счастливые и ничего не понимающие солдаты бегали от одной службы штаба к другой. Они рассчитывались с частью, из которой уволились в запас по личному приказу командующего пограничными войсками России генерал-полковника Шляхтина. Никто из них не выслужил установленных двух лет.
"Это акт гуманизма, - сказал подполковник Сергей Сорокин. - Ребята натерпелись, пусть едут домой!"
Надо сказать, что совершенно обалдевшие от счастья пограничники, попавшие "с корабля на бал", конечно же, не задумывались о том, как произошло их вызволение.
Командование погранвойск, МИД России, МБ России провели большую оперативную работу. Свидетельством этому является то, что за российских пограничников даже не запросили выкуп.
Безусловно, это бесспорная удача многих министерств и ведомств не только России, но и Таджикистана - освобождение пленных.
Но проблемы границы, на которой несут службу российские пограничники, остаются прежними: катастрофическая нехватка офицеров и солдат на заставах, постоянные обстрелы и нападения на пограничные заставы и посты, неприкрытые угрозы со стороны афганцев и памирцев в адрес офицеров, которые пытаются пресечь проникновение контрабанды на территорию Таджикистана.
Подавляющее большинство офицеров вывезли свои семьи к родным. Многие желают перевестись на территорию России, некоторые хотят уволиться.
В тот день, когда улетали в мгновение ока уволенные солдаты-пограничники, один из их сослуживцев, который, несомненно, мечтает побыстрее попасть домой, спросил у меня: "А может, пойти и сдаться в плен?"