Но сидеть в палатке было душновато и потом, куда же, интересно, делась Крис?
Шанелька задумчиво переоделась и заплела волосы в свободную косу, накрутила на кончик махровую резинку. Вылезла из палатки и встала, принюхиваясь к запахам ужина. В сумраке под абрикосом кто-то кашлянул, и она вздрогнула. Обошла палатку, всматриваясь в вечерние тени.
- Миша? Напугал. Ты что тут?
- Сижу, - сообщил Миша довольно мрачным голосом, вытягивая длинные ноги в больших кроссовках.
- Угу, - согласилась Шанелька, - вижу. Ужинал?
- Нет еще.
- Пойдем?
Они помолчали немного. Шанелька не подходила близко, чтоб не садиться лицом к лицу и ожидая, что мальчик встанет и вместе они отправятся на веранду. Пахло оттуда чем-то мясным и жареным.
- Блины, - просветил ее Миша, не поднимаясь, - с мясом. И кисель. С курагой.
- Божественно, я уверена. Ты идешь?
- Не хочу.
Шанелька пожала плечами. Огляделась в поисках подруги. Блины влекли, но появляться одной на веранде ей не хотелось, как не хотелось вступать в вежливые беседы с шуточками или слушать, как Семеныч пытается удержать лагерных алкашей от чрезмерного пития.
- Могу принести, - вклинился в ее мысли Миша.
- А? - она сосредоточилась, вернее, попыталась. Прекрасно было бы посидеть под абрикосом, с блинами и киселем. Но надо же вливаться в коллектив, смотреть, слушать и делать всякие выводы, насчет фото-шпионажа. Какая тоска...
- Нет, если, конечно, надо туда, - продолжил Миша, - чтоб снова с этим Григорием. Ля-ля. То иди сама. Я не пойду.
Шанелька стало смешно и сердито одновременно. Она подошла к столику, подвинула шаткий табуретик и села, укладывая на столешницу руки.
- Нет, ну если, конечно, ты принесешь. Два блинчика. И кисель. То я уж лучше уж тут уж.
Миша быстро встал. Свет мелькнул в очках. И зубы тоже блеснули.
- Угу.
- Три, - сказала Шанелька вдогонку, - три блинчика. И если увидишь Кристину...
Мальчик остановился, замявшись. Тыкнул длинной рукой куда-то за дом и деревья.
- Она в степь ушла. С замом.
- Тогда не надо, - поспешила Шанелька, - пусть они.
Через пять минут она ела блинчик, роняя на тарелку сочные крошки фарша и подбирая их вилкой. Молчала, потому что свернутые тонкие блины, обжаренные в масле, были и впрямь, божественны. И запивала киселем, наверное, оранжевым, думала, рассматривая темную поверхность густой жидкости в смешной кружке. Если бы поместился в Шанельке еще один блинчик, было бы здорово, но увы.
Про четвертый она пересказала Мише, отодвигая тарелку и усаживаясь удобнее. И он засмеялся.
Невдалеке, освещая зеленую палатку, разгорался костерок и тренькала гитара, слышался кашель и вдруг, несколько протяжно спетых слов. Шанелька вздохнула. Потрепанный жизнью мушкетер Александр Дмитрич готовится к вечернему выступлению. И они вроде как обещали прийти. Или не обещали, с надеждой стала припоминать. Но даже если не поклялись, все равно надо сходить, посидеть, послушать. Вдруг получится вычеркнуть и его. Чтоб все это просто выбросить из головы и дальше жить нормальной палаточной жизнью со всеми ее радостями и неудобствами.
Миша листал что-то в телефоне, оттуда на его грубоватое лицо исходил свет, как всегда, если снизу, делал тени черными, высвечивая скулы и шею. Потом он повернул гаджет, положил, придвигая к Шанельке.
- Вот. Я тут снимал немножко.
Она увидела снятый чуть сверху раскоп и сердце стукнуло. Как-то слишком похоже на те снимки, которые выложены в сообществе. Но там на одном торчит сам Миша.
- Это не все я снимал, - уточнил мальчик, - ну не совсем я. Ставил на штатив. Потом дистанционно включал, оно поснимало. Так интересно, получается, вроде как случайный взгляд. Там, дальше листай, еще десять кадров.
Штатив, значит... Шанелька коснулась пальцем экрана, вызывая следующую картинку. То есть, он мог поставить и уйти, влезть в кадр. А они с Крис его вычеркнули. Рановато.
Она пролистала несколько снимков, потом прислушалась к тишине. И, спохватившись, стала листать обратно, уже просто смотря на кадры, а не выискивая в них что-то там. Засмеялась. Кадры, снятые Мишей, оказались хороши. Просты, как бывают простыми самые важные и нужные слова. Или вот, как простые, и так невероятно вкусные блюда, которые готовит Лера.
- Ветер, - Шанелькин палец прошел над клубами желтой пыли, через которую виднелась поднятая лопата и чьи-то плечи, блестело напряженное лицо с прищуренными глазами, - и солнце, жара. Какой ты молодец. Прекрасно у тебя получается. Я вот не умею снимать людей, толпу, движение.
Она сдвинула снимок, и вдруг горячая рука попыталась отобрать смартфон, тот упал на стол, глухо стукнув.
- Дальше нету, - Миша прокашлялся. Протянул было руку к телефону, но опустил. Потому что там уже светилась другая картинка. С Шанелькой, но без пальмы, о которой говорила Крис.
Куст дурмана, усыпанный огромными, в размер ладони, белыми колокольцами цветков. И за одним, внимательно глядя в нежное нутро цветка - женское лицо, обрамленное светлыми волосами. Краешек приоткрытых губ, не заслоненный лепестками, сложен, как для поцелуя. Блестящие глаза смотрят в цветок, словно там есть что-то еще. Или кто-то.
Шанелька подняла глаза на лицо Миши.
- Извини, - сказал он, стоя над ней, а руки опущены вдоль тишотки с дыркой на подоле, - ну, я снял просто.
- Дальше еще есть? - она дождалась кивка и вызвала следующую картинку, немного боясь, что увидит себя смешную или с перекошенным некрасивым лицом. Или просто - старую, как то бывало иногда, когда случайно видела себя в зеркале мимоходом, не успев автоматически сделать, как сама это называла "лицо для зеркала". Но те пять-шесть кадров, которые Миша сделал, они были очень хороши. Хотя да - на парочке из них Шанелька никак не выглядела на тот самый десяток лет моложе, а выглядела как раз на свои, и еще, на снимке, где она стоит над цветами, сосредоточенно настраивая фотокамеру, не слишком хороша была и фигура. Могла бы быть и постройнее, мысленно упрекнула себя Шанелька, пролистывая снимок, а потом снова к нему возвращаясь. Но с другой стороны, Миша ее не для модного журнала снимал. А вообще - для чего?
- Ты всех снимаешь? - она долистала снимки до разрешенного Мишей предела: в какой-то момент он поднял большую руку, предупреждая, и она кивнув, стала возвращаться, снова рассматривая себя. - Извини, если невежливо спрашиваю, мне просто интересно, сравнить, как ты видишь других. Не только меня. Понимаешь, смотреть на себя на чужих фото, это как слушать голос записанный. Думаешь, обожемой, какой ужас. А потом уже - вроде и не ужас. С внешностью еще смешнее, потому что даже к зеркалу идешь, заранее делая лицо. У нас женщин - так. Но если не хочешь показывать, то и не надо.
- Не хочу, - ответил Миша после паузы.
Шанелька кивнула. Указала пальцем на фотографию:
- Эту скинешь мне? Нет, ты скинь все, а я удалю какие не очень.
- Они все очень, - сердито возразил Миша.
Она кивнула еще раз.
- Снова извини.
Поднялась, забирая со стола тарелку и чашку. Через крыши палаток всмотрелась в отблески костерка.
- Ты пойдешь туда? Песни, гитара там, чай вечерний.
- Нет, - отказался Миша, - ничего там интересного. Но мужики соберутся. Чай-портвейн.
- Одна я не пойду, - постановила Шанелька, - ладно, если увидишь Кристину, скажи, что я к скале ушла. Часа через полтора вернусь и спать.
- Чего одна, - голос мальчика прозвучал с некоторой язвительностью, - там и Гриша будет. Как раз в самый раз.
- А теперь ты должен извиниться, - вздохнула Шанелька, - за свои дурацкие намеки и шуточки.
- Извини, - буркнул Миша и исчез за стволом абрикоса.
Шанелька возвела глаза к черным веткам и направилась в палатку - намазать лицо и руки дэтой от комаров.
В палатке было совсем темно, но она не стала включать фонарик или подсвечивать себе телефоном. Наощупь вытащила из кучи одежды ветровку, нашарила косметичку и в ней - цилиндрик с распылителем. Сунула его в карман ветровки, намереваясь опрыскаться уже снаружи. Потом притихла, слушая приближающийся разговор.
- Приятно, Кристиночка, найти тэаксскзть, единомышленницу, вдалеке от родных пенатов. Как говорила Блаватская... позвольте, тут камушек. Ага. Так о чем я? И Рерих. Рерихи, с агни-йогой, и как же приятно, Кристиночка, что не нужно вам объяснять, что йога, не та совсем йога. Да что там, наши дамы... Тут ветка. Пришли уже? Кактусы, понимаете? Увлеклись, Кастанеда, ах, пути и перспективы, и что же? Стали на подоконниках выращивать кактусы! Захотели пейотля.
В палатку донесся деликатный кудахтающий смешок. Шанелька застыв, соображала, как быть. Получается, она подслушивает этот вдохновенный монолог, находясь буквально в полуметре от токующего эзотерика. Жалко, что он не тетерев, те, когда токуют, не слышат вокруг ничего. Или - глухари не слышат?
- Спасибо, Игорь, вы очень, оч-чень любезны. А сейчас, если позволите... Ну что вы, не надо, Игорь, оставьте.
Шанелька напряглась, услышав - неужто звуки борьбы? Во всяком случае, какое-то шевеление с тяжелым дыханием и вот прогнулась стенка палатки, кто-то ощутимо пнул ее в плечо коленом.
- Я же с-сказала, - сквозь зубы прошипела Крис.
Шанелька совсем уже собралась очень громко зевнуть, пошебуршиться и выползти, притворяясь только проснувшейся, как вдруг ситуация изменилась. Встала за тонкой стенкой звенящая тишина. А через пару мгновений рассыпалась, ударенная негромким, но очень свирепым голосом.
- Игорь П-петрович?
- Надя? - осторожно осведомился казанова, - Наденька! А я это...
О боги, подумала Шанелька, прикусывая губу и на всякий случай усаживаясь в самый центр одеяла, чтоб не стукнули ненароком, если начнут снова пинаться коленями. Вспомнила мощные колени Надежды Константинны и отползла еще дальше - к противоположной стенке.
- Я ужин. Час уже. - проговорила Надежда, - но я понимаю, да. Простите.
- Наденька, - воззвал Игорь Петрович, - э-э-э, Кристина, я совершенно извиняюсь, за Надежду Константинну, у нас отчет, журнал.
Крис чертыхнулась и присев на корточки, распахнула вход. Еще раз чертыхнулась, столкнувшись нос к носу с Шанелькой.
- Спокойствие, Криси! Это всего лишь я.
- Слава котам и крысам, - Крис вползла и уселась, сдирая с плеч ветровку, - иногда я понимаю, для чего нужны паранджи и хиджабы всякие. Как я упарилась в этой куртке.
- Хватал, что ли?
- Не. Смотрел глазами.
Она зашарила руками у стенки.
- Дэта тут где-то.
- Я взяла уже. Вылезай, а то совсем запаримся.
Они вылезли и, встряхнувшись, сели на табуретики под абрикосом. Крис зажгла было фонарик, но тут же его выключила, оглянувшись на подсвеченную невидимым костерком палатку. Нагнулась над столом поближе к Шанельке.
- Сейчас точно припрется этот гидальго с гитарой. Ну, пойдем туда?
- Не хочу.
- Я, что ли, хочу? Два часа таскалась в закатной степи, слушая про рерихов и кастанеду. Под конец думала, задушу эзотерика и закопаю там под обрывчиком. Крупскую только жалко.
- Да-мы! - над зеленой палаткой воздвиглись плечи и растрепанная голова, - дам-мы! А мы вас ждемм! Не начинаем! Я уже иду!
- Какое счастье, - пробормотала Крис, - ну решай. Давай уже сходим и с завтрашнего дня положим на все с прибором. Если ты не против, конечно.
- Я б и сегодня не против, - вздохнула Шанелька и встала, цепляя на лицо улыбку, - но ладно, давай уж сегодня и нафиг. Добрый вечер, Саша!
Саша, который, лавируя между палатками, добрался к ним, выставил вперед ногу и согнулся в поклоне, прикладывая руку к военной рубашке. Потом выпрямился и сложил обе руки баранками, приглашая "дамм" кокетливо повиснуть.
- Мы скоро, - поспешно сказала Шанелька, - вы идите, мы сейчас подойдем.
- Нам в сортир надо, - уточнила неделикатная Крис.
Саша осклабился, схлопнул свои баранки и растворился во мраке.
- Не в том дело. Он же теперь начнет именно как с птичницей.
- Гм. Ну ладно, отобьемся.
***
Через пару часов совершенно умотанная общением Шанелька все еще сидела у костра на галантно раскинутом хозяином пиршества одеяле и улыбалась всякий раз, когда скулы раздирала зевота, то есть, почти без перерыва. Загадочный бродяга Александр оказался обычным, как называли таких они с Крис, байкером. Не мотоциклистом, а любителем рассказать байки, выученные настолько, что даже кивки, подмигивания и паузы в них следовали в одном, навсегда определенном порядке. Оптимальном, по его мнению, догадалась Шанелька. Крис рядом с ней кивала, если Саша умолкал, дожидаясь реакции, и снова утыкалась в смартфон, быстро набирая очередное послание. Наверное, пишет своему Алекзандеру, которого срочно вызвала из Питера, чтоб он поухаживал за возлюбленными крысиками, которых у Крис внезапно (хотя вполне ожидаемо) образовалось всего-то три десятка. А еще там был маленький, но жутко голосистый чихуахуа Павлин - любовь и радость крисиной мамы, которого та подбросила в дочкин зоопарк, уехав с подругой в отпуск. Так что, Крис было о чем пообщаться с бойфрендом, отвечая на вопросы о кормежке, прогулках крысиного стада по дивану и о том, что делать, если Павлюша наблевал в коридоре после выгула.
По диагонали за костерком располагались на старом коврике оба алкаша. Тихий Вова молчал и неустанно подставлял свою эмалированную кружку под горлышко трехлитровой банки с домашним вином, которую притащил громкий Коля, вернее, как все его называли Мыколка. Мыколка не стесняясь, громко комментировал каждое налитие, пугал Вову угрозами позвонить его женке, потом хохотал, утешая, мол, та нафиг ты ей, и бабки твои нищениские не помогут, после чего рвался объяснить, что жена Вовчика бросила, уйдя не просто так, а уехав в сраную Америку с каким-то туристом-пиндосом. Видимо, факт востребованности обычной женщины иностранцем, да такой основательный, что даже - развод и последующая женитьба, был так неудобен и впечатляющ, что Мыколка повторял свой рассказ снова и снова, уже спотыкаясь на каждом слове и обводя маленькое общество моргающими глазками.
Саша, витийствуя, повышал голос, чтоб не тормозить на самом интересном месте своего повествования, но сдавался, умолкал, и Шанелька каждый раз, казалось, слышала отсчет (и раз, и два, и три) секунд, которые он выделял Мыколке, чтоб, снова перебив его рассуждения, вступить и продолжить.
- А ррыбы! Я больше нигде и никогда, девчонки! Выходишь из дома, а там вдоль домов тротуар такой сделан из дерева, чтоб значит, не чапать по грязи, так вот, до самой воды - сплошное серебро. Живое. Лежит она, милая, трепыхается. Я в первый раз, дурак же дураком, молодой, говорю, а кто привез ее? Кто рассыпал? А они надо мной ржать.
Саша обвел слушателей торжествующим взглядом. Пылающее в свете костра худое лицо выражало умиленную насмешку над собой - тем, молодым и наивным, мол, вот какой был Сашок, но нынче уже терт и ого-го.
- Са-ма! Ясно вам? Идет на нерест, такой волной идет, что выбрасывается на берег, а дальше еще идет, и снова на берег.
- И ползет к домам, - шепотом сказала Крис в Шанелькино ухо.
Та поспешно заслонилась кружкой от блуждающего Сашиного взгляда. Округлила глаза, показывая внимание, когда тот выпрямился, витая худыми плечами и расхристанной головой среди крупных звезд черного неба, и выставил перед собой указательный палец.
- И тут начинаются метафоры и гиперболы, мои дорогие... Потому что на следующий день прибыла бригада рыбообработки. Пятнадцать женщин. Заключенные местной тюрьмы.
Саша умолк, ожидая реакции. Очевидно, от нас, поняла Шанелька, потому что прочие мирно выпивали, занимаясь каждый свои делом. Мыколка и Вовчик именно выпивали, Семеныч, поставив свою кружку между скрещенных по-турецки ног, тыкал в кнопки смартфона, свет показывал его внимательное лицо, словно он настройщик и тычет в клавиши, слушая, как те отзовутся. На заднем плане в тени прошел Ристархыч, с кем-то толкуя по телефону и на его месте вдруг возникла Лера, посмотрела на оратора с легкой насмешкой на темном от загара лице и осталась стоять, скрестив на груди руки.
Ах да, еще на границе света и тени сидел со всех сторон семейный толстячок и повесив круглую голову, смотрел в костер, о чем-то думая. Он с полчаса препирался по телефону, отстаивая свое мнение о марке подгузников для какого-то Петеньки и обучал некую Марину варить детскую смесь, но видимо, был наконец, послан и пока что просто кидал на телефон взгляд, как голодный на хлебную корку.
- И все... они... - с расстановкой говорил Саша, по-прежнему держа перед собой палец и помахивая им в такт, - несколько лет... без мужиков! Простите, дамы, без мужчин. Конечно же. А нас там, на заимке - трое. Тро-е... Бригадир наш Левка, здаровый такой мужик, плечом дом мог перекосить, если как следует упрется, мне говорит, Санек, замки у тебя есть? Навесные значит, замки. Я говорю, есть, Лева. В кладовке. Бери, говорит, замки, на ночь закроешься в лаборатории, навесишь изнутри на окно и на дверь тоже. Я говорю, Лева, там же засов. И ставни, щеколды! А он мне печально так, эх, молод ты, Санек. Не знаешь ты женской силы, на одиночестве настоянной. А у тебя в лабе еще и спирт. Так?
- Спирт? - пробудился от дремоты Вовчик и протянул длинную руку к рассказчику, но тот проигнорировал.
- Так, - согласился Саша с воображаемым Левкой, - а ты сам? А я говорит, запрусь на ночь в лабазе. Будем защищать себя, сил не жалея. Ну я и не поверил же. Тем более, пришел катер, привез этих женщин, я ожидал, монстров каких, как в кино показывают, тетки в татуировках. А ничего вот подобного, обычные женщины, разные. И совсем молодые есть, а бежать там некуда, это же островок, катер ушел, девы остались. И всю ночь... всю... ночь... я сидел дрожал, потому что домик мой, где лаборатория, ходил ходуном, ровно в землетрясение. Почти до утра пытались они нас выкурить. И так каждую ночь. Смотрите!
Стоя над костром, нагнул голову, хватая пальцами поредевшую прядь:
- Утром Левка мне говорит, э, друг, да у тебя седые волосы! Я говорю, да где? Ну думаю, один там, два. Хотя совсем же пацан. Две пряди. Так с тех пор и живу, шевелюра каштановая, и в ней две пряди седые, а? Всем говорю, конечно, что это за мной сивуч погнался.
Крис снова наклонилась к уху Шанельки:
- А если спросить, где половину волос растерял, тоже сочинит страшную историю. Даже две.
- Не, - прошептала Шанелька, - про это скажет, по чужим подушкам растерял.
- М?
- У меня такой был знакомый. Только байки про летчиков. А, еще один, про похоронное бюро баял, он катафалк водил. А про подушки они все...
В свет вдруг выступил Гриша, который, оказывается, стоял за спиной Леры. Взъерошив свою густую шевелюру, спросил:
- А волосы-то ваще где порастерял, Сашок? Сивуч тот повыдрал?
Саша расхохотался и провел по редеющим длинным кудрям ладонью, стараясь расположить их поверх лысеющего темечка.
- А это все по чужим подушкам, Гриша, извините, девочки. Шутка такая.
Крис и Шанелька расхохотались так, что он даже растерялся внезапному успеху этой самой шутки.
- Волосы, - авторитетно сказал Гриша, присаживаясь рядом с Семенычем и снова ероша шевелюру, - надо мазать яйцом. Размешать в чайном грибе, майонезу ложку, еще хорошо корня аира заварить. Намазать, пакет полиэтиленовый, и так спать, утречком вымыть с уксусом. А внутрь - чеснок.
- Секрет моей молодости, - процитировала Крис, - это чеснок. Да это уже ни для кого и не секрет...
Шанелька хихикнула, а Гриша радостно закивал через угасающий костерок:
- Тоже знаешь, да? Еще с медом его, на мясорубке прокрутить надо, с полкило, и банку меда. Потом по ложке в сутки. Очень хорошо простату лечит.
- Мне, пожалуй, не пригодится, - возразила Крис.
- Тебе нет, а вот мужу твоему, - тут Гриша оглянулся, но Леры уже не было, исчезла в темноте, а с веранды слышался звон убираемых тарелок, - исделаешь, и будет он у тебя, как огурчик.
Саша попытался начать еще одну байку, раскинув руки и закатив глаза:
- А про канадских медведей вы слышали? Которые по три метра вырастают? Так вот, был я однажды...
- Инка! - заревел вдруг Вовчик, расплескивая вино из наклоненной кружки, - сука ты, Инка, он жеж не просто так ебарь! Враг! Вся херня с той америки ползет, вся! И пидары оттуда, бабам мозги вертят! Прокляну! Если Ольку не вернешь с коледжа вашего сраного, прокляну, кля-кля-нусь вот кровью своей!
Он довольно ловко размахнулся кружкой, которая к несчастью, оказалась фаянсовой, и обрушил ее на перевернутую миску, валяющуюся в траве. Веером разлетелись осколки, подсвеченные красным, будто уже в крови. Собеседники не менее ловко и слаженно кинулись на страдальца, выкручивая из согнутых пальцев остаток кружки, повалили, держа его руки и хлопая по щекам.
Саша, попутно склоняясь в извиняющемся поклоне, пролетел обок костра, плеснул в лицо Вовчику воды из пластиковой бутылки. Тот стих и только ворочался, перемежая стоны и вздохи. Потом сел, тряся мокрой головой. Протянул дрожащую руку. В нее тут же втиснули новую кружку, на сей раз алюминиевую и Вовчик припал к утешению, глотая гулко, будто из бочки.
В звуки суеты вплелись томные гитарные аккорды.
- А что касается мменя, - выводил Саша, усевшись поближе к несколько ошарашенным барышням и подмигивая, - то я опять гляжу на вас, а вы глядите нна ннего, а онн (гитара выдала кучерявых аккордов) глядит в пространство, мнэ-мнэ, эх...
- Инка, - скорбно сказал Вовчик, уже возвращаясь к своему обычному тихому состоянию. И снова уткнулся в кружку.
- Нам пора, - Шанелька привстала, опираясь на плечо Крис. Потопталась, разминая затекшие ноги.
Крис поднялась тоже, кивнула, суя смартфон в кошелек, висевший на шнурке через плечо. И мягко отклонив предложения Саши: послушать песни, спеть, уйти смотреть на луну, испить сваренного им по таиландскому рецепту кофия, сделать точечный массаж головы и ступней, послушать страшный рассказ про анаконду, нет? Тогда про девочек-девственниц племен южной Америки (тут Вовчик вздрогнул, но кружка еще не опустела), снова нет? Поведать о практиках крепкого сна, практикуемых в Мексике (практикующими знахарями, мысленно дополнила Шанелька), - они отправились к своей палатке, а Саша галантно тащился сбоку, провожая. Видимо, предположила Шанелька, чтоб нас не сожрали канадские медведи на этих двух десятках метров от костра до палатки.
- Да-мы, - Саша поклонился, потом по очереди припал к неохотно протянутым дамским ручкам, чтобы пощекотать их растрепанными усами, запечатлевая поцелуй. Вздохнул, выражая этим свое удовольствие от общения и разочарование от прерывания оного. И ушел обратно, что-то там про парусники и шторма напевая.
Шанелька заползла в палатку, откатилась вбок, чтоб освободить место для Крис и упала навзничь.
- Что, хождение в народ не понравилось? - Крис вытянулась тоже и с удовольствием зевнула.
- Я бы лучше послушала про бьюти-блогеров, с Лизаветой.
- Это тебе кажется. Тоже помирала бы с тоски.
- Слушай, мне ужасно, просто жутко неловко это говорить...
- Да говори уж, - разрешила Крис.
- Но это просто какой-то зоопарк.
Шанелька с минуту лежала молча и печально, потом рывком села, поправляя растрепанную косу.
- Я совершенно не хочу сказать, что мы лучше...
- Но мы же лучше, - возразила Крис, - в этом конкретном случае - да.
- А еще, надо идти умываться и всякое.
- Пойдем, - Крис тоже села, - а то передумаем, я уже сплю совсем.
Пока они, по максимально большой дуге обогнув тлеющие угли и пару самых стойких рядом с ними копателей, занимались вечерним, вернее уже ночным туалетом, Шанелька раздумывала. И совсем не о том, о чем бы надо было. Совсем не хотелось ей перебирать наблюдения и прикидывать, кто из собеседников мог быть помощником неуловимого профессора. И вообще, вся эта катавасия с призраками писателя, с тайными фотографиями, выложенными в сеть, с какими-то виртуальными волнениями, авантюрами и собственными надеждами, показалась ей ненужной шелухой, легкой, сдуваемой даже сквозняком. А вот неуклюжая скорбь длиннолицего алкаша Вовки - это уже настоящее. И жалко его, конечно, но с другой стороны, она легко могла себе представить эту измученную постоянными пьянками жену. И хорошо бы мятежной Инке попался нормальный американский мужик, а не забугорная копия собственного мужа или того же Гриши, помешанного на лекарствиях. Хотя, разве я ее знаю, спросила себя Шанелька, начищая зубы и строго глядя в зеркало на уставшее лицо. Может, ей как раз счастье - вертеть чеснок в мясорубке и потом делиться рецептом на форумах, где такие же.
Это не она виновата, и вообще-то даже и не он, вернее, они, постановила Шанелька, как всегда стремящаяся к глобальной справедливости. Это я страшно далека от народа. И всегда была. И Криси тоже. Но ее это даже не волнует, а вот Шанельку это заставляло чувствовать себя виноватой.
Плохое чувство, в сотый раз напомнила она отражению, прополаскивая рот, пока Крис за стенкой плескалась в душе, зевая. Все твои ошибки, Нель-Шанель, выросли и совершились именно из-за чувства вины, что поделать, так уж воспитали. Ты виновата и всем должна. А вот здоровый эгоизм пришлось воспитывать в себе самостоятельно, и пусть это странно звучит (эгоистично, ага), но всему хорошему, что с ней происходило в жизни, Шанелька обязана именно здоровому эгоизму и любви к себе.
Об этом хотелось подумать, но спать хотелось сильнее.
Они вышли на веранду, пустую и тихую, темную, спустились по трем ступенькам и разом подняли головы, глядя на россыпь звезд, видную на половине неба - другую забивал светом далекий, но сильный фонарь между территорией лагеря и раскопом.
У воды, думала Шанелька, пробираясь мимо спящих палаток, и даже Саша уже исчез, залив костерок и перестав мучить гитару, у воды - там звезды видны в полную силу, и луна как раз уже небольшая.
- Криси, - сказала она у палатки, - я, наверное, пройдусь. Чуть-чуть совсем. А то после этого всего...
- М-м, - Крис зевнула и пролезла в палатку, высунула оттуда руку, белеющую в темноте, - баллончик.
- О!
- Не утопись, смотри. А, ну ты ж не пила совсем. Это я старый алькач, целую кружку портвейна жахнула.