Лагерь спал за спиной. Шанелька медленно шла навстречу морю, которое мягко серебрилось узенькой лунной дорожкой за резко очерченным гребнем, отделяющим степь от пляжа. Думать не хотелось совсем, и потому она думала о том, в какую бы сторону свернуть. Направо, к скалам? На них надо лезть, а лень. Налево, туда, где длится и длится плавно скругленная бухта, содержащая в себе ночные соленые воды? Или просто, никуда не сворачивая, снова устроиться на валуне, где она встречала восход... Но там с ней болтал неугомонный Дэнчик и сейчас воспоминание об этом мешало, как муха.
Шанелька даже поморщилась, бессознательно махнув у лица ладонью. И вышла на гребень, встала, оглядывая пустое пространство, пахнущее свежей ночной водой.
Почти пустое - ниже, на песке у самой воды чернел скорченный силуэт. Сидит кто-то, подумала она с неудовольствием, собираясь тихонько ступить в сторону, правую, и пробраться к скалам, где можно будет укрыться в тенях. Все же придется лезть наверх.
Силуэт пошевелился. Встал, превращаясь в длинную сутуловатую фигуру. Фигура шагнула к воде и вошла, разбивая лунные блики. А потом, стоя по колено в воде, повернулась и Шанелька замерла, не успев спуститься и понимая - ее хорошо видно на гребне, таким же черным силуэтом.
Гуляющий взмахнул длинной рукой и пошлепал обратно на берег, держа курс прямо к ней и превращаясь из кого-то незнакомого в Мишу Баратынского, с поблескивающими на невидимом лице очками.
- На скалы? - спросил, останавливаясь чуть ниже.
Шанелька немного подумала.
- Нет. Лучше туда, по песку. Вдоль воды.
Он кивнул и протянул руку, но она спрыгнула на песок сама, разулась, вешая сандалии на пальцы, но Миша их отобрал. И рядом они двинулись по диагонали, приближаясь к воде и одновременно удаляясь от правого края бухты, запечатанного скальным массивом. При каждом шаге Миша хлюпал и чавкал мокрыми сандалиями, и они тоже блестели в неярком лунном свете под мокрыми до черноты штанинами.
- Чего в воду полез обутый, - попеняла Шанелька, выворачивая босые подошвы из песка. Песок был одновременно теплым и прохладным, она прислушалась к свои ногам - как это? Потом засмеялась.
- Смотри, песок сверху уже остыл. А под холодным, оказывается, он еще теплый, от солнца. Это как кофе с мороженым.
- Та, - сказал Миша и уточнил, - сандали - чего им сделается. Я в них купаюсь, там, где камни, чтоб ноги не порезать.
- Грамотно.
Ей было лень говорить о том, что она годами мечтает о настоящих античных сандалиях, чтоб подошва из нескольких слоев грубой кожи, и кожаные ремешки, которые принимают форму подъема и щиколотки. И получается, словно обувь приросла к ногам, стала как собственная кожа, и тогда, конечно, их можно и не снимать, заходя в воду и лазая потом по острым камням. Но лень вслух, и она просто шла, думая об этом.
Миша тоже молчал, и Шанелька преисполнилась благодарности, и тут же вспомнила, что она уже отмечала в нем это - умение правильно молчать, не нарушая личного пространства, но тем не менее, находясь рядом. С Мишей было легко. Легче, чем с Димой, с которым Шанелька, прожив вроде бы благополучно уже несколько семейных лет, все равно слегка напрягалась в молчании, почему-то ожидая, что Диме скучно, или - Дима расстроен чем-то, а иначе бы говорил. И легче, чем с собственным сыном Тимкой, который Мише практически ровесник. С Тимкой напряжение было другим, сейчас он постоянно и неумолимо отдалялся от Шанельки, словно их разносило большим вселенским взрывом, не потому что катастрофа, а потому что - так выходит. Возможно, думала Шанелька, ступая в сыпучий песок и выворачивая из него ноги, у Миши то же самое происходит сейчас с его матерью. Но сила вселенского притяжения никуда не денется и как только планета Миша (и планета Тимка - утешила она себя) обретет нужную орбиту, то будет и возвращение, и так будет уже навсегда. Удалится, чтоб после приблизиться, чтоб потом снова почти исчезнуть, и - снова.
Миша тронул ее локоть.
- Тут хорошо идти, ближе к воде.
Она кивнула и сдвинулась ближе к мелким поплескивающим волночкам, где сыроватый песок слежался и бережно-плотно принимал шаги.
- Зато тебе неудобно.
- Нормально, - сказал Миша.
Дальше снова шли молча. Уйдя совсем далеко, остановились, чтобы смотреть на воду, на лунную горбушку, удачно скрытую небольшим плотным облачком, от чего звезды засветили ярко, как на рисунке в детской книжке. Тут было совершенно пустынно, так, что щемило сердце от тихого удовольствия. И Миша находился рядом, был именно тут, но не воспринимался помехой, не нарушая сладостного одиночества.
Иногда Шанелька думала, как было бы прекрасно оказаться на время совершенно одной не в квартире, не среди толпы, а именно так, чтобы вокруг никого на километры. И по желанию, соскучившись по всем, вернуться обратно. Но там - совсем-совсем одной. Совершенно. Космически.
- Обратно? - она повернулась, и Миша повернулся, молча кивнув.
В том же торжественном молчании шли вдоль воды, отбрасывая на песок лунные неясные тени. Пару раз Шанелька подумала было, насчет, нужна, наверное, хоть какая-то вежливая беседа. Но вспоминала, как беседовала с отражением в душевой, рассуждая о долге и здоровом эгоизме, и отпинывала вежливость подальше.
А потом, когда стал приближаться сочный свет фонаря, рисуя черный гребешок обрывчика и бросая на песок от него еще более черную зубчатую тень, она перешла в другое настроение, и внезапно, подстраивая слова к шагам, рассказала Мише про их с Криси попытки вычислить профессора тире писателя тире полевого археолога и его теоретического помощника.
- Вот, - сказала, завершив рассказ в аккурат напротив валуна, торчащего рядом со съездом на песок с обрывчика, - не поняла, ты что смеешься? Хотя да, смешно это все.
- Извини. Я так. Я думал, чего вы с мужиками этими. Один сначала, потом другой. И Кристина тоже. А вы, оказывается.
- Охо-хо. Представляю, если даже ты так думаешь, что ж тогда думают бедные все эти мужики. Наверняка решили, приехала парочка неуспокоенных теток за летними развлечениями. В полном, так сказать, объеме.
- Не говори так.
- А уж что думает бедная Надя Константинна. И Лера. Что? Как - так?
- Не надо про себя - тетка. Ты не тетка никакая.
- Никакая ты не тетка, - поправила Шанелька, - ой. Извини. Спасибо, конечно.
Стряхивая с ног песок и обуваясь, она хотела продолжить, эдак мудро покачивая головой - насчет хочешь не хочешь, а разница поколений, напомнить, что она - на три года старше его матери. Но не стала, обсуждали уже этот вопрос, а повторять - совсем не значит быть мудрой. Да и почему люди обязаны выстраивать стенки, подчиняясь усредненным общим правилам? То есть, если парень - ровесник ее сына, то иди-иди отсюда мальчик, гуляй по песку с Лизаветой и Светочкой, общайся с болтуном Дениской. Да почему она вообще должна зацикливаться на этом? Править все слова, поступки, все мелочи их общения разницей в возрасте! Так ли это нужно?
Она вспомнила своих дошколят в библиотеке. Там разница настолько большая, что места в общении распределяются автоматически. Никому не придет в голову, что библиотекарь Нелли Владимировна крутит роман, ну, к примеру, с неуемным горластым Петенькой Липченко... Хотя... В нынешние времена охоты на педофилов...
- О боги, - слабым голосом прокомментировала собственные мысли Шанелька и постаралась не расхохотаться вслух - громко и невежливо, - извини, это я так. Думаю всякую ерунду.
Миша просто кивнул. И она снова поразилась тому, как они совпадают в общении. Удивительное рядом с этим длинным спокойным парнем возникает чувство свободы, как будто он - растущее вблизи дерево. Снова веселясь, Шанелька прикинула, а как отнесется дерево Миша к тому, что он вдруг - дерево. Но поняла, скорее всего, отнесется нормально и просто кивнет.
- Так что насчет профессора этого? - возвратился дерево-Миша к свежим для него новостям, - вы думали, может, я помогаю? То есть, я в списке, да?
- Думали, - Шанелька подошла к знакомому валуну и уселась, с удовольствием вытягивая по вытоптанной жесткой траве ноги, - мы про всех почти думали. На всякий случай.
Миша поколебался, блеснул очками, оглядывая неровный камень. И сел у ног Шанельки прямо на землю, свои опуская к песку с маленького обрывчика. Потом сдвинулся подальше, чтоб не выворачивать голову при разговоре. Свет фонаря перекрывала Шанелькина голова и тень от нее падала как раз на Мишино лицо.
- Если начну совсем много болтать, остановишь, - предупредила она, в задумчивости ковыряя на коленке присохшую к штанам глину, - а то я люблю - мыслию по древу растекатися. Во-от. Я тебе потом расскажу, как мы с Криси ездили в Египет и там шерстили всякие архивы, чтоб найти родню одной замечательной московской старухи. Было весело и ужасно интересно. И сейчас, оно вроде как похоже. Но на самом деле - не особенно. Понимаешь, там во всех этих фантиках из приключений, поездок, встреч, старых бумаг, в них содержалось - настоящее. Поэтому, когда нашли, а-а-а, даже если бы и не нашли, я вот поняла - это получилось важное время. Со смыслом. В обертке скрывалось нечто настоящее. А сейчас, ну что меня без конца в этой ситуации с профессором раздражает? Почему сперва воодушевилась как-то, а потом скисла? Неужто я такая, м-м-м, нестойкая? В смысле в достижении цели? ...Сижу вот и думаю, а может, какая цель - такие и усилия? Ну написал некто не слишком хорошую книжечку. Ну раскрутилась она и стала популярной, не впервой такое. И выходит, это вот все, что я обнаружу, когда докопаюсь до правды? Увижу человека, который, раздуваясь от собственной гениальности, изрекает всякие типа гениальности, одновременно подкусывая собратьев по цеху. Увижу. И? И даже те пряники, которые меня вроде как манят, манили, они кажутся не слишком и нужными. Невкусные какие-то они стали. Это как...
Она обвела взглядом горизонт и тихую воду, песок уходящий влево и нагромождение черных скал справа.
- А... вот... Это как будто нужно осилить много скучной и неприятной работы, допустим, мыть причал, убирать хлам, чинить парусник, мечтая о кругосветке, а потом он превращается в игрушечную лодку в надувном бассейне. Тоже вроде удовольствие, но совершенно не те масштабы, и кому-то нужно такое, а мне другое совсем. Эх, мелю какую-то ерунду. Так выглядит?
- А какое? Тебе самой какое нужно? - Миша сидел, согнув ногу и обнимая ее руками, из тени поблескивали очки.
Шанелька отклонилась, чтоб дальний фонарь осветил его лицо, успела увидеть спокойную сосредоточенность, и Миша сдвинулся, чтоб уберечь глаза от света. На секунду ей стало неуютно, именно от его спокойствия, происходящего, как показалось, от полной веры в нее - Шанельку. Откуда такой аванс доверия, а? Чем заслужила? Но он ждал ответа, и она задумалась. Потом спросила, вставая:
- У тебя случайно, свечки нет? Обыкновенной.
- У Леры есть, - он сполз с обрывчика и поднялся к валуну по тропинке с вырубленными в глине парой ступенек, - в шкафчике на веранде.
- Пойдем!
Они прошли через спящий лагерь совсем тихо, иногда переглядываясь и улыбаясь друг другу. Миша добыл огрызок толстой свечи, прилепленный на залитую парафином консервную крышку, и полупустой коробок спичек.
А через десять минут подавал Шанельке руку, помогая ей спускаться по той самой тропинке в камнях, что вела на крошечный спрятанный пляжик, с пятачком вытоптанной травы под высокой каменной стенкой.
Шанелька светила под ноги фонариком, пятно света прыгало в руке, меняя очертания скал, и ей некогда было думать о том, а вдруг ничего не получится - нужно было внимательно следить, куда ставить ногу.
Скала закрывала пляжик от вездесущего фонаря и под каменной стенкой стояла кромешная, бархатная темнота, казалось, ее можно отодвигать руками, открывая еще одну и еще.
Они шли под самой стеной, кружок света превращался в овал, потом в полосу, сжимался снова, уходил по скале вверх и опускался ниже. А потом Шанелька споткнулась о камушек в траве и, опираясь о стену, рядом с выглаженной поверхностью обнаружила маленькую пустоту.
- Сюда посвети.
- Руку убери, - поспешно сказал Миша, просвечивая неровную и неглубокую нишу, - вдруг пауки там.
Шанелька отдернула руку, встряхивая кистью. Потом забрала у Миши свечу и спички.
- Вот, - сказала, когда слабый огонек помелькал, нашел себя и разгорелся, издавая еле слышное потрескивание, - я дурочка, да?
- Нет, - мальчик стоял рядом, опустив руку с выключенным фонариком.
Мерцающий свет падал на его лицо, меняя на нем выражения. И освещал лицо Шанельки, немного сердитое от смущения, но одновременно полное удовлетворения - лицо человека, совершившего важную работу, и понимающего - она сделана правильно.
Она ждала продолжения, но Миша молчал. И снова развеселившись, теперь уже в полном счастии от того, что желание исполнилось, зевнула, так сладко, что ее качнуло, плечо коснулось Мишиной руки над локтем.
- Теперь вот можно спать. Ужасно устала.
Он взял ее руку и повел обратно, перед тропинкой отпустил, полез первым, через каждые пару шагов останавливаясь и протягивая ей руку. Зевая, Шанелька цеплялась, спала на ходу, нащупывая тропу сперва на подъеме, потом на спуске. Потом шла рядом с Мишей в ворота, потом что-то там говорила ему уже перед палаткой вежливое. И наконец, на четвереньках вползла внутрь и, свалившись набок, мгновенно заснула, исполненная тихой благодарностью к щедрому мирозданию, которое, с улыбкой глядя, позволяет ей получать те подарки, какие она пожелала сама. Желанные. А не те, которыми положено обладать на уровне, где живут и играют в общие земные игры.