Появление трейлера с графом и Светланой изменило жизнь лагеря дважды. Пока не пронесся слух о том, что гости вовсе не семейная (или любовная) пара, копатели только вздыхали, рассматривая красотку издалека, а Лизавета нервно активизировала попытки как-то задеть работающих на керамичке подруг. И что она дергается, размышляла над ведром Шанелька, ну приехали туристы, мало ли кто приезжает. Оказалось - наши знакомые, практически друзья. Не нравятся они ей? Ну и кидалась бы на самого Азанчеева и на Светлану тоже. Зачем без конца цепляется к Криси, язвительно упоминая ее место работы. Да и в сторону Шанельки фыркает, поглядывая свысока и отпуская шуточки насчет книжек и детишек.
Крис успела несколько разъяснить подругины недоумения еще до того, как ситуация изменилась.
- Мне кажется, - вполголоса поделилась соображениями, когда они шли в свою палатку, вдоволь наплескавшись в душевой трейлера, - ее ужасно бесит, что мы - такие вот провинциальные неудачницы-тетки - и вдруг так хорошо дружим с эдакими голливудскими персонажами.
- Это она еще правды не знает, - усмехнулась Шанелька, - я-то ладно, а вот то, как Валерка за тобой уже несколько лет волочится...
- Что? С ума сошла?
- Я?
Они остановились у провисшего забора, с одинаковым изумленно-возмущенным выражением на загорелых лицах. Потом лицо Шанельки выражение поменяло, озаряясь искренней заботой:
- Криси. С тобой вообще все в порядке? Ты такая умница-разумница у нас, я бы сказала, преисполненная мудрости. И не видишь таких ясных вещей?
- Это не вещи. Это фигня, - заявила Крис, - да посмотри на меня. И на Валерку посмотри!
- Я смотрю, - кротко согласилась Шанелька, - смотрю вот уже сколько? Пять лет, да? И недоумеваю. Три последних года точно.
- Нет, - Крис помотала головой и подхватила упавшее с волос полотенце, - нет и нет.
- Жалко. Ужжасно жалко. Но если такое вот "нет", то почему вы с Сашкой тянете резину? Не, ну я понимаю, гостевой брак, почти заочный, междугородний, так сказать, брак. Но я хочу уточнить!
- А кто меня звал? - из-за ближайшей к сетчатому забору палатки петрушкой вынырнула расхристанная фигура гидальго Александра Дмитрича, - не отпирайтесь, я слышал, Са-ша, проговорили нежные уста. О, Са-ша. И вот! Я тут!
Дамы молчали, припоминая контексты. Но Саша, очевидно, не услышал ничего, кроме имени, разумеется - своего, и говорили тут разумеется - о нем, такое было выражение на не слишком чистом лице с очень сильно нечищеными зубами. Лучась, он подскочил к воротам, джентльменским жестом распахивая зыбкую створку. Створка, явно не привыкшая к джентльменскому отношению, крякнула и застряла в кустишках травы.
- Но какая фемина, - болтал Саша, с пыхтением приподнимая дощатую раму с натянутой в ней рабицей, - природа мать... мать ее так, извините, девочки, уж как создаст, так вот создаст. Я таких только в телевизоре и видел, идет такая колибри, в модных шмотках, уф, вот, получилось... Пррошу! Она идет, а я, я тогда женатый был человек, сижу, передо мной миска с пельменями, а она пока-ачивается эдак и на повороте глянула... я говорю Верке, жена это моя была Верка, говорю, и ведь кто-то же это, а? Её. Того. На этого... Не, ну я шутил, конечно же. И зачем пельменями швыряться? Она совсем была простая, Верочка моя, с деревни. Не понимала... Вы вот. Да-мы...
Тут Саша прервал монолог, возможно, вспомнив, где якобы работает Крис, которая слушала его с непроницаемым выражением, в то время как Шанелька изо всех сил рассматривала горизонт, мечтая, чтоб в руках у нее оказалась та самая миска с пельменями, и чтоб потяжелее они.
- Вы конечно, понимаете, - уверил сам себя Саша, нащупав некое доказательство, которое тут же и привел, - вы же опытные, пожили, так сказать. Умудренные. Прошу! Осторожнее, Кристиночка - ямка.
Шагая за умудренными следом, он продолжал, вздыхая и отпуская временами смешки:
- И вот я увидел. Увидел, кому отдает свое сердце неземная, так сказать, красота. Эх-хе-хе. Я серьезно! Я всю ночь сегодня пытался вспомнить, доводилось ли мне. В жизни. Вблизи, так сказать. Были, конечно. Ольга была, роскошная такая брюнетка, кассир на сибирской магистрали, а, там еще проводница. Была. Но то совсем другой разговор.
Крис повернулась, намереваясь попрощаться, пока Саша, упоенный воспоминаниями, не сунулся следом за ними в палатку.
Тот развел длинными тощими руками.
- Нет! Все не то. И вот - ангел. И еще ангел - в любви. Ведь невозможно не увидеть... эхе-хе. Искры. Искры между ними. Ну что ж. Он с виду вполне мужичок. Нормальный такой мужичишка. Староват, конечно. Для такой фемины. Но... эхе-хе. Мог ведь оказаться вообще, м-м?
Саша подмигнул Крис, потом отдельно Шанельке. И что мы ждем, подумала Шанелька, давно пора найти дрын. Суковатый дубовый. И звездануть.
- Жырным старым олигархом. Но вот... пусть и сильно пожилой. Но еще поскрипит.
- Он ей не муж, - спокойным голосом прервала монолог Крис, - Светлана девушка его сына. И если вы, Саша, закончили свои мемуарные изыски, то мы хотим поспать.
Подтолкнула Шанельку, и они почти строевым шагом удалились за абрикос, хотя палатка стояла ближе. Обойдя дерево, вернулись к ней с другой стороны - Саша уже удалялся, что-то бормоча и вскидывая за голову руки.
В палатке после порции язвительных и возмущенных слов Шанелька улеглась на спину, суя руки под голову.
- Миша бы тебя не одобрил, - вспомнила вдруг, - за теток.
- А Саша с нами общался вполне уверенный, что мы тетки и есть.
- Я там, где Миша, - объявила Шанелька, - и ты иди к нам, ну его нафиг этого Сашу. И вообще, это тебе урок. Будешь знать, как рассказывать - посмотри на меня, и посмотри на Валерку! Высказалась, вот сразу и материализовала всяку каку.
- В виде Саши. Кстати, мы только что поменяли ситуацию, ты в курсе? Теперь роскошная Светлана как бы практически свободная женщина и уж точно свободным оказался Азанчеев.
- Хм. Интересно, как теперь все будет.
- А мне нет, - зевнула Крис, - что-то мне все эти хождения в народ уже надоели.
- А мне еще нет, - повинилась Шанелька, тоже зевая, - хотя нервов уже не хватает.
- Тыж писатель, - напомнила Крис, - тебе положено, за правдой жизни. Ходить.
***
За ужином Шанелька просто разрывалась между восхитительными сырниками в золотистой корочке, залитыми нежнейшим сметанным соусом, и ситуацией за столом.
Азанчеев и Светлана пришли одновременно со всеми, Шанелька церемонно познакомила их с Лерой, та улыбнулась своей скупой улыбкой Азанчееву, потом, быстро оглядев Светлану в маечке и длинных шортах, с белой косой по груди, улыбнулась отдельно, кивнув с одобрением. И выставила перед ними на стол дополнительную розетку с джемом из белой шелковицы, чем вызвала веселое возмущение прочих, которые порывались шутить, но очень осторожно, присматриваясь к новым гостям.
Саша разливался соловьем, журчал, привставая и двигая на столе посуду, подмигивал, обращаясь к Азанчееву и прикладывал длинные руки к груди, закатывал глаза в сторону его спутницы. Что-то спрашивал, но каждый вопрос оказывался предлогом для развития новой темы, и пару раз открыв рот для ответа, Валера Аксенович оценил ситуацию и молча наслаждался сырниками, намазывая их перед каждым укусом полупрозрачным джемом с точками крошечных семечек.
Рядом с Сашей тяжко вклинивался в реальность громкий алкаш Мыколка, который, побив собственные рекорды, проспал не только ночь и рабочее утро, но и практически весь день и выполз из палатку к ужину, и теперь сидел с повернутой набок башкой, не в силах оторвать глаз от смеющейся Светланы.
Лизавета и Светочка восседали на внешнем торце стола, рядом с ними вертелся Дэнчик, бросая на гостей быстрые взгляды, а потом шепча что-то Лизавете, стараясь придвинуться к ней поближе и нежно убирая от маленького девичьего уха каштановые локоны, явно свежезавитые. Лизавета вообще постаралась, отметила Шанелька, отвлекшись от сырника. Несмотря на еще по-дневному горячий зной, невыразительное личико было густо покрыто тональным кремом с бликами всяких хайлайтеров на кончике носа, скулах и подбородке. Полосатый топик сменила полупрозрачная майка с драпировками, а джинсовые шорты - черные велосипедки с ртутным блеском.
Ну, подумала Шанелька, с содроганием отогнав ассоциацию из своей собственной юности - блестящие черные лосины, так любимые дискотечными барышнями (о боги, как же давно это было, пришла мысль, полная веселого ужаса) - хайлайтеры с бронзерами не сделали девочкино лицо более выразительным, а вот присутствие за столом Азанчеева в его новом качестве свободного мужчины ее явно волнует. Ключевое слово "явно"...
Лизавета следила за гостем пристально, не обращая внимания на то, как ее вилка крошит сырник на мелкие кусочки, гоняя их по тарелке. И поймав случайный взгляд, отвечала на него прищуренными глазами и как бы тайной улыбкой, полной театрального обещания.
Больше всего Шанельке понравилось смотреть на Светочку. Никакого театра не надо, в самом хорошем смысле этого слова. По широкому лицу с большим тонкогубым ртом, который придавал внешности нечто лягушачье, бежали тени, сменяясь светом. Откровенное любование Светланой, настороженное внимание к Азанчееву, легкий испуг в кинутом на подружку взгляде и вдруг (вот тут Шанелька поняла, почему Светлана хочет снять именно ее - свою некрасивую тезку) - щемящее в своей полноте и беззаветности выражение любви ко всему миру, с которым она обводила стол, кажется, почти не видя сидящих, а потом кидала взгляд дальше и шире - через двор, кроны деревьев - к распахнутой синеве моря под небесной голубизной.
Казалось, Светочка ест не сырник, от которого, впрочем, не забывала откусывать, макая каждый кусочек в кляксу клубничного варенья, а поглощает весь окружающий мир, и он для нее вкусен невероятно. Даже с переживаниями за подругу и собственным испугом за то, что подруга может обидеть, заметив ее радость.
Она изменилась, отметила Шанелька, или просто мы чуточку ближе узнали ее? Поначалу казалась только неловким отражением красивой подруги, ее послушным эхом. А теперь, может быть, полностью захваченная интересом и любованием, забывает прежнюю роль и становится сама собой? Или просто нашла себе нового, пусть и временного кумира? Так, филологически отвлеклась Шанелька, где там наши феминитивы? Кумирку? Кумиршу?
Светлана, допив чай, подхватила тарелку и прошла за спиной сидящего напротив подруг Азанчеева, легко коснулась его плеча. Пройдя вдоль стены с распахнутым в кухню окном, ушла в двери, оттуда послышался ее негромкий разговор с Лерой.
За столом ожидаемо воцарилось молчание, вдруг прерванное кашлем Мыколки и все задвигались, заговорили неловко. А Светлана вышла, поправляя косу, и встав за спиной Светочки, чуть наклонилась к ее уху.
Крис посмотрела на Азанчеева, тоже отставляя пустую кружку.
- Вы как? Прогуляться идете или на пляж?
- Светка пусть сама, - ответил Азанчеев, - если решила поработать. А я пойду, куда поведете. Неля, кого будем спасать? Дельфинов или акул?
***
На берег опускался закат, вернее, расцветал, по мере того, как солнце медленно двигалось к ровной кромке воды, зажигая над собой облачную гряду, и та очерчивалась нестерпимой золотой каймой по верхнему краю.
Народ расходился, гремя тарелками, посматривая на одиноко сидящую в торце стола Лизавету, от которой Светлана увела ее тезку.
- Даже Дэнчик свалил, лопух такой, - сердясь, пожаловалась Шанелька, удаляясь вместе с Крис к палатке, чтобы переодеться для прогулки - они решили пройтись втроем как можно дальше по песку, может быть, добраться к самому краю бухты.
- Ну, Лизавете ты Дэнчика не заменишь, - справедливо заметила Крис, забираясь в палатку, - и надо быстрее увести графа, а то вдруг барышня за нами увяжется.
А после они долго и медленно шли, Шанелька впереди с фотокамерой, иногда останавливаясь, чтобы снова и снова снять прекрасную над тихой водой вечернюю зарю, и тогда Крис с Азанчеевым ее обгоняли, углубившись в ленивую беседу. До нее долетали обрывки фраз, и она кивала, улыбаясь, мол, слышу и слушаю, но на самом деле слушать и снимать одновременно не умела, а вечер был так красив.
Потом Шанелька вообще отошла подальше, под самый обрывчик, чтоб в кадр попадали двое - мягкая, полная плавных изгибов фигура Крис и рядом, по щиколотку в воде - резкий мужской силуэт, который складки килта над коленями совсем не делали женственным, а как-то наоборот, добавляли походке и осанке экзотической мужественности.
Шанелька выцелила в видоискателе затемненную контровым светом пару и, нажав кнопку, улыбнулась, представив себе по очереди в таких юбках копателей и самого Ристархыча. Еще, припомнила, есть же японские широченные штаны, тоже практически юбки, черные, туго стянутые поясом, и самураи прыгают, рассекая воздух своими сверкающими катанами. И дервиши! Турецкие дервиши в белоснежных крутящихся юбках. Да, если подумать, полно в мире одежд, которые подчеркивают мужественность, но без всяких там брюк и штанов. Даже вот древние греки потешались над местными скифами, которые носили меховые и кожаные штаны. Но Крым это вам не Эллада, в особенности восточный Крым, хотя историки уверяют, что климат тогда был мягче. Наверное, после пары ветреных зим штаны пришлись грекам как раз ко двору. Нет, лучше сказать - в тему. А вот нет, улыбнулась своим филологическим упражнениям, ко двору - как раз ко двору.
Перед тем, как отправиться спать, они снова сидели в кондиционированной прохладе эйрстрима, свежие после неторопливого душа, на мягких диванах, и пока за сдвижной дверцей плескала вода, смотрели на экран большого настенного телевизора, откуда на них смотрело осиянное вечерним солнцем широкое лицо Светочки Владимировой. Полное тихого покоя, с полуприкрытыми глазами, а ниже руки, обхватившие согнутые коленки.
- Ну как? - спросила Светлана, выйдя из душа и усаживаясь на низкий кожаный пуфик. Взяла заботливо налитый Азанчеевым высокий стакан оранжевого сока, отхлебнув, заела кусочком ветчины, вытряхнутой из банки в блюдце. Смеясь, сморщила ровный нос.
- После сырников вашей Леры все эти консервы - брр...
- Очень хорошо, - сказала Шанелька, тоже преисполняясь немного печального покоя, - ну просто, замечательно совершенно. Так странно, ей тут, на этом портрете то пять лет, то двадцать, а иногда кажется, все семьдесят. Прекрасные, в смысле, семьдесят.
Светлана засмеялась, немного смущенно.
- Люблю девочек.
- Ты всех любишь, - кивнул Азанчеев. И встал, отвернулся, добывая что-то из высокого встроенного шкафа.
Пока поворачивался, Шанелька успела заметить, как мелькнуло на худом лице некое выражение. Непонятно, какое, но - сильное. И еще заметила, как быстро Светлана глянула на их недопитые стаканы с белым вином, снова берясь за свой, полный солнечного жидкого апельсина.
Что-то у них, медленно и нехотя освобождаясь от впечатления, вызванного прекрасными снимками, догадалась Шанелька, что-то такое - серьезное и совсем не гладкое, что оба скрывают. Ох, Господи, лишь бы это не то, внезапно-обыденное, когда красивая девушка собственного сына, и красивый в своей уверенной зрелости отец. Вдруг... Для них - не хочу такого.
Тихо звякнул лежащий на столике смартфон, посветлел экран, показывая мрачную физиономию, всю в черной косматой бороде и шевелюре. Светлана, смеясь, схватила, прижимая к уху.
- Кирка? Кирочка, ну наконец-то!
Говоря туда, в плоскость гаджета, обводила сидящих за столом невидящим, полным веселой любви взглядом. И у Шанельки отлегло от сердца, она мысленно отругала себя за всякие, теперь уже казалось ей мещанские страхи, достойные дамского журнала со сплетнями.
Светлана встала, держа рукой на груди тонкое полотенце, закутывающее ее до щиколоток. Рассеянно кивнув, и болтая на ходу, прошла вперед, туда, где распахнутые двери отделяли спальный отсек. Дверь плавно проехала, закрываясь.
- Ну все, - проворчал Азанчеев, - теперь на час болтовни, - Светка! Ты мне хоть потом дай трубку, я поздороваюсь.
- Я уже поздоровалась, - донеслось из-за двери, - за тебя. Кирочка, батя тебе передает здрасти.
Крис зевнула, ставя на столик пустой бокал. Следом, не удержавшись, зевнула Шанелька, и Азанчеев тоже прихлопнул ладонью сам собой раскрывающийся рот.
- Вам же завтра ни свет ни заря. Пошли, провожу. Светку теперь за уши не оттащишь, пока не наговорятся.
Не торопясь, шли через яркий свет фонаря, бросающий на вытоптанную землю резкие тени. За спинами темнота, усиленная белым электричеством, съела море, оставив лишь мерный шорох прибоя. Впереди, за сеткой-рабицей тоже было темно и тихо, усталость развела всех по палаткам, только в доме горели пара кухонных окон.
Шанелька шаркала уставшими ногами, соображая, не поведать ли сейчас Азанчееву про их с Криси расследование. Судя по тому, как быстро Светлана налаживает контакты, толку от нее может быть намного больше, чем от них обеих. Будет снимать копателей, студентов, глядишь, кто-то и проговорится...
Азанчеев остановился на границе света и тени, не дойдя к полураскрытым воротам.
- Я про Светлану. И Кирку. В двух словах.
Подруги подошли, становясь совсем близко, чтоб слышать негромкий голос.
- Они в одном классе учились. Светка совершенный была кузнечик, тощая, тихая. Влюбилась в Кирку по самые уши, ходила за ним, как щенок. Только что хвостом не виляла. А он, куда там, герой. Популярный был мальчик, девчонки за ним бегали. Мускулистый такой брюнет, весь из себя спортсмен. Ну, выпустились, жизнь развела, она быстро уехала, в Америку, с парнем каким-то. Прислала Кирюхе фоточек - вполне продвинутая девица, с модной стрижкой, на шее зеркалка навороченная со здоровенным объективом. Контракт там у нее был, с молодежным журналом, и его тоже потом прислала, пару номеров. А Кирилл, бывает так, пору своего внешнего расцвета, оказалось, в старших классах и проскочил.
Азанчеев засмеялся, с любовью. Поднял руку, отмеряя тихий воздух на уровне своего уха.
- До меня не дорос пацан, и волосы стали редеть, омедвежился, эдакий стал коренастый мужичок. Но упорный и самостоятельный, серьезный, аж не могу. Встречался с приличной такой девочкой, аж скулы у меня ломило от скуки, ну я молчал, само собой. Раз уж, думаю, не в дурного отца пошел, радуйся, папаша. А два года тому без всякого звонка, явился к мне, я спал, просыпаюсь, слышу, грохот, шум, да что думаю, воры в Кирюшкиных дизайнерских шторах запутались? Ты помнишь, Крис, я тебе говорил, он мне квартиру отделал всю.
- Угу. Под филиал Антарктиды. Ты еще спал чуть не в кладовке.
Азанчеев кивнул.
- Выхожу в кухню. А там мой сын. И с ним - существо. Худое, башка бритая, синяя какая-то вся. Одета реально вот - в лохмотья. И значит, он в углу сидит, спокойный такой. А она крушит кухню. Только летают все эти его медные ковшики, что для красы висели, и миксер с тостером. Но выдохлась быстро, худая, как тот скелет, не ела, видно, давно. И тут он встал, ботинками по осколкам прохрустел, ее значит, с табурета на руки, пока на пол не сползла. И мне культурным таким голосом "папа, это Светлана, ты помнишь, моя одноклассница, я ее сейчас уложу и поеду, а ты присмотри, чтоб ночью, ну, тут газ не открыла или воду. Чтоб не утопилась, в общем".
На кровать в спальне, ту антарктическую, уложил, и в самом деле исчез. А я рядом сел, вот думаю, дела. Просидел до пяти утра, разок она встала, в туалет, меня обматерила, потом просила рому, нет - требовала, заявила, что я гад такой, украл недопитую бутылку и сам выпил. Потом пыталась меня, значит, соблазнить, чтоб я ее отвез в бар, добрать до кондиции. Ну потом, когда вазу об стенку грохнула, устала и снова легла, отрубилась. Кирка утром приехал, в пять. И остался. С ней. Так вот, с тех пор...
Он замолчал, и они тоже молчали. Шанелька вспомнила о своих намерениях рассказать про лже-профессора и незаметно передернулась, скривясь, как от зубной боли.
- Я не особенно верил, - снова сказал Азанчеев, - но тогда вот понял, зачем моему сыну мироздание подарило это вот железобетонное упорство. Господи, как же он с ней возился. И сколько раз все срывалось, и назад их отбрасывало. И ведь ни разу рук не опустил! Сказал бы, что понимаю, что любовь там, она эти горы сворачивает. Но если честно - не знаю. Не знаю, что сворачивает, и кажется мне, захочет она уйти - такая вот, нынешняя, Кирка ее отпустит без единого слова. И продолжит жить. В смысле нормально будет жить, а не бегать с веревкой, искать на чем повеситься.
Он тихо рассмеялся. Покачал головой, привычным жестом подцепил резинку на волосах и распустил тугой хвост. Стальные пряди, желтея в электрическом свете, рассыпались вдоль резких скул.
- Но пока что никуда она не хочет. И на Кирку смотрит точно так же, как вот в школе на того черноволосого супермена смотрела. С щенячьим обожанием. А он суров и зануден, воспитывает и чуть что, кидается отовсюду - нос своей Светлане вытирать. Чтоб, значит, снова дальше воспитывать.
- Суров ты, Валерка, к собственному сыну, - улыбнулась Крис.
- Ну, шучу же, потому что люблю. А так, вижу, конечно, что им вместе исключительно хорошо. Она, хоть и смотрит снизу вверх на него, но там, где прочие девочки уже бы об его раннюю лысину все сковородки побили, возмущаясь, только смеется и мимо ушей пропускает.
Он покачался на подошвах, осматривая тихий лагерь и два негасимых окошка в кухне, перевел взгляд на молчащих спутниц:
- Что я все о себе, о нас. Это я просто предупредить хотел, насчет спиртного. Светка в полной завязке, ей даже лекарств на спирту нельзя. Держится хорошо, умница она. Никогда не боится помощи попросить, если что вдруг, звонит Кирке или вот бежит ко мне. Знает, не бросим, и если что, не отвернемся. Но, похоже, самое гадкое время прошло, теперь сама себя контролирует. Кирка ее отпускает, видите, и не только со мной. Ну, а я... видел я больше, и потому опасений больше. Какие-то ситуации заранее обхожу. А тут вон - костры, застолья, мужики с бухлом.
- Мы последим, - сказала Крис, - ты не волнуйся.
Шанелька кивнула. Азанчеев тихо рассмеялся.
- Знаю. Потому и сказал. Опыт у вас прекрасный, у обеих. Крысы, коты, детишки библиотечные. И про то, что будете деликатны, знаю тоже. Ладно, бегите спать, хранители. Завтра расскажете свое. А то я вас знаю, наверняка не просто так черепки на раскопе намываете.
- Что молчишь?
Тихий вопрос повис в тихой темноте палатки, уколотой сбоку бликом недремлющего фонаря. Шанелька заворочалась, устраиваясь удобнее, чтобы лицом к подруге.
- А я тут. С профессором своим, - ответила сразу завершением мыслей, уверенная, что Крис ее поймет.
Та молчала и Шанельке стало паршиво. Не потому что она ждала поддержки, а просто мысли текли дальше, и мгновенно представилось ей, как вдруг сын Тимка притащит в дом худую замурзанную алкоголичку или наркоманку, помогай, милая мама (внутри сразу все всколыхнулось в отрицании, нет-нет...), потом подумалось еще, насчет давешнего сравнения родственных отношений с орбитами планет. Получая нового человека, ты получаешь не только его, а еще и всех, кого удерживает рядом его притяжение. Не планету или звезду, а сразу звездную систему, которая вмешивается, встраивается и нужно дальше как-то с этим жить. Как вот живет Валерка Азанчеев, принимая участие в девушке, с которой проще всего было бы так - убери с глаз, не нужна, или сам вожжайся, если такой милосердный. Получается, если его система переплетется с системой Криси, то и она примет к себе эти же новые орбиты, а не одного лишь стильного красавца в килте. И где проводить границы, и насколько они нужны? Может быть, права беззаветная Элечка Ивановна, живущая не свои, а чужие жизни? Потому что любое место для проведения границы кажется...
- Так, - голос подруги прозвучал достаточно внезапно, чтобы Шанелька забыла, какой там вывод о границах она собралась сделать, - я понимаю, ты уже улетела в космические выси. И дали. Но ты вот о чем подумай-то. Если Светлана много пережила и от каких-то своих кошмаров избавилась, ей теперь что, всю жизнь посыпать главу пеплом?
- Нет, конечно!
- Или тогда что? Потрясаться значительностию каждого дня и падать ниц в молитве, типа спасибо за спасение? И Валерке значит, руки лобызать, попеременно правую и левую.
- Фу ты, Криси, перестань, поняла я. Я и сама прекрасно б до этого додумалась. Ну после пары облетов вселенной, конечно, - повинилась Шанелька.
- Мне кажется, ей наоборот, ценны теперь всякие милые пустяки. Веселые пустяки. И возможность радоваться и огорчаться просто так. По пустякам как раз. А если она не дура, а мне кажется, что не дура, такая жизнь все ж таки учит, то прочее будет фоном, всегда. Ну это как пирсинги графа на его неприличных местах совершенно не отменяют его самого. Что?
- Я говорю, серебро на стали. И золотая сердцевина. Про золото это я сегодня очень хорошо поняла. Давай, Криси, выходи за него замуж, а? Я было испугалась, что ты испугалась, ну, что вы оба слишком взрослые, и у каждого слишком уж своя жизнь, но ты не боишься. Извини, но он тебе больше подходит, чем Сашка твой.
- А если я не хочу замуж? Вообще. Глобально, - Крис зевнула, ее рука в темноте стукнулась о шанелькино плечо, - извини, жестикулирую.
- М-м... - Шанелька упала навзничь, пристально глядя в темный, прореженный еле заметными бликами потолок, - э-э... Блин! А что, так можно было? - резко села, сжимая в кулаках край тонкого одеялка.
- Тише ты!
Теперь Крис повернулась на бок, чтобы лучше слышать взволнованный шепот подруги.
- Нет. Мне еще подумать надо, над этим. Но пока вот что скажу. Я ж постоянно прикидывала, что со мной не так, а? Ну вот, вроде бы симпатичная дамочка, и общаться умею, и комплиментик соображу, и жрать приготовить. Но с мужиками постоянно какая-то невезуха. И оно ж не только со мной так. Куда ни плюнь, кругом это вот - и что вам мужикам надо, если эдакие супер-деффки годами в деффках сидят, ай-яй-яй, ох и эх. Так может, дело во мне, а не в мужиках? Может, подсознательно мне та семейная жизнь нафиг не нужна? Нет, я не про феминизм. Но вот когда Гриша сказал, типа оскорбил насчет "лежать на диване с котом!", а я подумала, вай нот-то? Ну да, когда мне хочется лежать на диване с котом, сутки, я хочу лежать. На диване. С котом. Потому что дальше я все равно наверстаю свое, и не надо мной стоять с расписанием и секундомером. Требуя ежедневного супа и вообще.
Она замолчала. Потом сказала, уже умерив пыл:
- Это все риторическое. Давай спать, ага? Завтра докуем.
Крис снова зевнула. Вытянув руку, похлопала подругу по кулаку и тот разжался, пальцы шевельнулись, расслабляясь.
- Зато у тебя есть Тимофей, - напомнила тоже зевающей подруге.
И Шанелька кивнула, вспомнив Тимку, а потом, почти без перехода, почему-то - долговязого Мишу Баратынского и его круглые очки в тонкой золотистой оправе.