Эти слова снова и снова крутились в голове Даэда, и он опять недоумевал, надсадно дыша, и поправляя свою ношу на ноющих руках. Играют. Со временем. Просто. Так просто. Они. Это было сказано незадолго до заката, а сейчас поздний вечер, с раннего утра праздника прошло меньше полного дня. О ком сказаны эти слова? О санатах, запряженных в дивную колесницу. Неллет сказала. Говоря, улыбалась немного неловко, наверное, думала, ее простак-муж снова не понял, потому хмурит брови, чтоб выглядеть умным.
А так и было. Пытался выглядеть.
Даэд хрипло рассмеялся и споткнулся, нащупывая босой ногой невидимые в темноте корневища, перегораживающие тропу. Ступил дальше, нагибая голову, чтоб не цепляться волосами за ветки. И задержал дыхание, пытаясь услышать дыхание Неллет. Еле заметное, рваное, с легким хрипом при каждом вдохе.
Мы тоже играем со временем. Было утро, птицы и праздник. И вот ничего нет, только чернота в колючих ветках, невидимая под ногами тропа, и Неллет, мягко обвисшая на его напряженных руках. Или время играет с нами?
Он позволил мыслям течь, как им хочется, потому что идти еще далеко, а постоянно прислушиваться к ее дыханию и биению сердца, значит, замедлить шаги.
Неллет сказала это, когда усталые, возвращались обратно. Сначала пешком по мостовой, под уже сочным дремотным солнцем послеполудня. Потом усаживались в колесницу, где на обратной дороге оказалось много свободных сидений. Большая часть свиты Ами и Денны решили остаться в городе, ненадолго, смотреть закатные фейерверки над озером. Ехим, кланяясь, проводил гостей до порога, с гордостью слушая стоны и веселые шутки насчет животов, набитых вкуснейшим жареным мясом, тушеными батами, нежным салатом с древесными грибами. И потеснив в сторону Даэда, расцеловал Неллет в щеки, сразу после этого встав на колено - испросить прощения за вольность. Неллет, смеясь, тронула пальцем потный лоб старика, даруя ему свою милость. Солнце пронизывало ущелья улиц между спокойных домов, бросало на дорожки четкие тени. Желтое солнце, которое скоро покраснеет. Это перед закатом, знал Даэд, если день ясный, это - всегда. Но потом они сели на мягкие сиденья, колесница приподнялась, и, если бы не стрекот санатов, было бы хорошо слышно, как шелестят по днищу ветки, которые раскачивает марево сгущенного воздуха. Двинулись. И вот тогда Даэд увидел, как, соотносясь с развертыванием прозрачных крыльев, солнце прыгнуло выше, потом снова спустилось, потом покраснело, присаживаясь на линию горизонта, и снова оказалось на своем месте. Прыжок - крылья уходят к бокам, складываются радужными складками, еще прыжок светила - крылья ложатся на воздух полукругами.
- Что это? Как это делается? - спросил он тогда.
- Это санаты, - ответила Неллет после короткого провала его сознания, - они играют со временем.
Не для красоты, отметил Даэд, почти упустив самый конец ее фразы (а солнце снова качнулось в густой синеве). Мне показалось, они просто украшение, а они скачут. Но не по воздуху.
Пробираясь под колючими ветками буша, он упорно перебирал новые знания о странной колеснице, о тварях, запряженных в нее. Понимал, почему. Неллет лежала на его руках, свесив ноги, и на левом бедре чернела большая рана, стянутая выше плетеным ремнем. Он сумел остановить кровь, но пока возился, Неллет совсем ослабела. И теперь, идя по тропе к поляне, за которой сгрудились старые вевры, Даэд отчаянно желал найти там летающую беседку. Или колесницу с санатами. Чтоб как можно быстрее увезти раненую Неллет туда, где большой город, много людей, где ее родители, такие всемогущие. И среди толп есть те, кто обязательно поможет. Он помнил одно имя. Великий врач королевской семьи, Кассус. Кассус Монг. Королева представила его Даэду, но смотрела по сторонам, разыскивая дочь, и помахала ей, подзывая. А та, ступив за спину мужа, отвернулась, заговорила с кем-то, и джент Кассус, поклонясь, отошел, тоже заводя вежливую беседу. Был он невысоким, очень стройным мужчиной с огромными темными глазами и тонким, нервно подрагивающим ртом.
Он хотел сказать это Неллет, утешить, ободрить. Там врач, великий врач, он спасет. Нужно только как следует попросить вевров. Но всякий раз, когда он пытался заговорить, Неллет стонала, шаря рукой по своему животу, прижимала ладонь к сбившейся тунике, испачканной кровью. И Даэд не стал говорить, сберегая ее силы. Обращался мысленно, то к ней, то к далеким людям, то к черным веврам с глянцевыми листьями. Потерпи. Вы там, слышите? Принцесса ранена, может быть, умирает. Вевры, явите в себе тех, кто нужен, больше всего.
На опушке Даэд остановился, дыша пересохшим ртом и внимательно оглядывая поляну, пятнистую от лунного света и облачных теней.
Когда на закате, они вместе, усталые и молчаливые, уже подходили к хижине, и Даэд радовался, что лягут, и может быть, перед сном поговорят, готовил вопросы о том, что запомнилось и поразило больше всего, тогда и случилось несчастье. И теперь он стоял, не зная, можно ли выйти из безопасной колючей чащи на открытое место. Потому что, когда солнце кануло за рощу ромелий, утопая в водах лагуны, на поляну, которая была уже совсем их собственным домом, вышел ночной охотник, самый большой из виденных ими до сих пор.
Темнота опустилась слишком стремительно. Три мягких шага огромного зверя, первый еще в последних лучах солнца, последний - огромной тенью в длинном прыжке.
- Дай! - крик Неллет хлестнул его вместе с ударом сильного, как кожаная плеть, хвоста, - они сняли защиту! Даэд...
А потом все скрутилось в один гремящий клубок. Крик, стоны, рычание и лязг зубов, темнота, сверкание бешеных глаз, и время тоже бешено вертелось, непонятно, кончаясь или начинаясь. В голове случился провал, как в той колеснице, и Даэд уже стоял на коленях, с ужасом ощупывая рваные края кожи, свисающие с развороченного бедра. Руки липли к крови, кровь прилипала к одежде, когда он отнимал руку, пытаясь вытереть пальцы. А еще она текла. Толчками черного выбрасывалась из раны на его колени и подол, падала на траву кляксами. И среди темного светлела открытая шея Неллет, неясно виделся маленький подбородок, а дальше лицо утопало снова в темноте.
Всхлипывая от страха, что она умрет прямо сейчас, Даэд схватил тело на руки, побежал, теряя растоптанные сандалии. В хижине уложил на постель, осматривая и несвязно что-то говоря. И только здесь спохватился, стаскивая ремень, захлестнул ногу, стягивая жгут высоко на бедре.
- Сняли, - хрипло сказала Неллет, открывая глаза и глядя на него с удивлением. В мерцании светляков казалось, она смеется, будто пересказывает шутку.
- Я не знала. Прости, Дай. Я думала, мы все же... сами...
Он поднялся, оглядываясь. Совсем беспомощный. Что он мог тут? Если бы поцарапалась или отравилась грибами, или нахлебалась морской воды. Он мог бы что-то. Но она слабела на глазах, шепча уже почти без голоса.
- Он убежал, - сказал, убеждая себя и одновременно так же, как она, удивляясь, - я не смог бы. Прогнать. Он убежал сам!
- Не вернется. Охотники не возвращаются. Только совсем ночью.
- Почему он пришел так рано? - теперь он кричал, сжимая кулак и лупя себя по бедру, - поганый урод, тварь. Он же ночной!
Но Неллет уже не отвечала.
Тогда Даэд подхватил ее, устраивая на руках. И вышел, снова спускаясь по двум неровным ступенькам. На шее болтался нож, он не помнил, когда успел накинуть шнурок. Поводя головой и раздувая ноздри, сам, как зверь, нюхая и прицеливаясь глазами, пересек поляну и рощу ромелий, углубился в кустарник, там замедлил шаги, переводя дыхание. Оказалось, вокруг уже стояла настоящая ночь. Тут, в гуще колючих кустов, безопасно, но безнадежно. Надежда была только там, в зарослях вевров. И нельзя ждать утра, нужно попытаться вернуться сейчас, пока Неллет еще дышит. А значит, нужно изо всех сил представить себе, чего он хочет сам, кого или что хочет увидеть на небольших лунных полянах среди гнутых толстых стволов.
Санатов, запряженных в колесницу? Вдруг они могут прыгнуть назад, в самое начало заката. Даже если прыжком они унесут их в город Хенне, пусть. В том, недалеком прошлом, принцессе не нужна помощь, там ведь еще ничего не случилось.
Или захотеть сразу мраморную беседку, в ней - королевского врача? Вдруг он сумеет вылечить Неллет прямо в роще?
Он еще не решил, стоя на лунной опушке. Мешая решению, пришла новая мысль. Ночной охотник не один в этих местах. Не вернется тот, но вдруг придет другой?
Нож висел бесполезно, покачиваясь плетеными ножнами над грудью Неллет. Даэд выдохнул. Потом набрал воздуха, словно собрался нырять. И ступил на траву, полную лунных бликов. Нес свою драгоценную ношу, в памяти вспыхивали болезненными уколами осколки недавнего прошлого, вот несет так же, из воды, а Неллет смеется, прижимаясь к его груди мокрой головой. Вот несет от порога, чтоб сразу в постель. А Неллет смеется...
За правым плечом родился, колыхая ночной вибрирующий воздух, низкий рык, и Даэд увидел в просвете обок рощи, там, где растут высоченные травы с зонтиками на макушках, зеленое свечение глаз и полукруг фосфоресцирующих клыков. Плавно прибавляя шагу, отчаянно пожелал, пусть не выходят. Пусть сидят там, дадут пройти!
И нырнул в густые заросли. Черные, без единого огонька или просвета.
Казалось, время увязло в черном глянце листвы. Даэд бродил, спотыкаясь и сбивая о корни босые ноги, иногда кричал хриплым голосом что-то несвязное, перечисляя имена. Но не видел ни огонька, ни просвета. Совсем устав, сел, приваливаясь к неровному стволу и прижимая Неллет к животу над согнутыми коленями. Даже не взял попить, подумал с раскаянием и злостью на себя. Если кто-то снял какую-то защиту, почему он решил, что они прибегут на помощь? Потому что любят свою маленькую Неллет? Любят так сильно, что разрешили твари напасть, вырвав из бедра кусок мяса, и после уйти с окровавленной мордой?
- Молчи, - прошептал себе, стараясь успокоиться. Причитания и упреки не принесут пользы. Даже после узнанного все равно остается надежда. Он так мало знает об этом мире. И узнавая, убеждается, что знает все меньше. Почему нужно направлять мысли по пути этих малых, возможно неверных знаний? Ведь есть еще желание. И надежда.
В темноте проявилось перед раскрытыми глазами спокойное лицо элле Немероса, наставник кивнул. Даэд моргнул и лицо исчезло.
Желание. Чего я хочу сейчас больше всего на свете? Чтоб твари не появились. Может быть, это желание победило остальные...
Он откинулся на ствол затылком. Пусть их. Сердце дрогнуло и забилось, гоня вместо крови по жилам страх. Он сам открывает тварям себя, снимает свою защиту. Но Даэд, прикусив губу, напряг мысли, разгоняя их по нужным ему местам. Пусть! Их!
В густой темноте завибрировал низкий насмешливый рык.
Нельзя торопиться. Нужно оттащить мысли от этого звука, направить по другому пути. Одному. Санаты! Он открыл глаза в темноту, стараясь разогнать ее взглядом и не думая (не думая, не думая!) верен ли выбранный путь. Санаты и колесница! Он справится сам. Главное, пусть появятся тут. Совсем близко! На этой поляне, невидимой в темноте (она там есть?), она там должна быть!
И за мгновение до того, как мерцающий свет замигал, показывая очертания стволов, Даэд встал и, насколько мог быстро, пошел вперед, прямо в темноту. Которая уже исчезала.
Он успел взбежать по опущенному на траву легкому трапу, когда на круглую полянку метнулся большой зверь, клацнул зубами, рождая в шерстяном горле рык. Но санат вытянул в его сторону членистую лапу, блеснули серебром шипы, вырастая в грозные крючья. И рык превратился в яростный визг.
Даэд уложил Неллет на ряд мягких сидений. Покачиваясь, пробрался на возвышение перед короткими хвостами, покрытыми чешуей. Схватил в кулаки лежащую на деревянных плитах цепочку, наматывая ее на пальцы.
- Хороший зверь. Славный. Давай!
Вспоминая, крикнул хрипло и требовательно:
- Хэццо! Домой, хэццо!
Откидывая порывом воздуха листья, с треском раскрылись полукруги радужно-прозрачных крыльев. Инерция усадила Даэда на скамью, и он плюхнулся, сгибая колени, чтоб не попасть под резкие движения мощных хвостов. Над головой в черном небе, которое, смигиваясь, светлело и снова рассыпалось звездами, закрутились черные облака, осветились ярким оранжевым светом, побелели и снова стемнились, вертясь клубками ветоши.
Уже знакомо проплыла чуть ниже центральная вершина, Даэд знал - вершина острова. Он оглянулся, проверяя, как там Неллет. Она лежала на спине, обернув к нему светлое лицо с огромными глазами и приоткрытым ртом. Увидев, что смотрит, приподняла руку:
- Там. Луч.
- Что? - он послушно повернулся, успевая поймать глазами виденное уже дважды.
Из самой вершины, с которой спускалась колесница, повторяя изгибы скал и купы деревьев, вырвался слепяще-белый луч, теряясь в звездах размытой иглой. И погас в оранжевых и розовых вспышках. А потом погасли и они.
- Не разговаривай! Мы скоро приедем!
- Дай... - Неллет сглатывала, прижимая к животу руку, - нам нельзя. Там ночь. Ты не умеешь. Санаты...
- Молчи. Скажешь, когда прилетим.
На узорчатый пол медленно стекала кровь, капая черными вязкими каплями.
- Надо ждать, Дай. Вели санатам. Пусть кружат. До восхода.
Звезды выстроились в привычный рисунок глубокой ночи, тот, который очень далек от утра. Даэд покачал головой, встряхивая цепочку. Он не собирается ждать до утра. Если санаты не могут опустить их в недавнее прошлое, хотя в полете они прыгают вперед и назад по временам суток, значит, пусть привозят во дворец ночью.
Тонкая двойная цепь блеснула в его руках, поворачивая колесницу к сверкающей громаде дворца, увенчивающего собой одну из вершин наружной стороны. Вернее, как сейчас разглядел Даэд, изо всех сил всматриваясь в яркие узоры и линии лестниц, переходов, террас с колоннадами, высоких окон, драпированных цветными занавесями, дворец был встроен в рельеф, выращивая свои детали прямо из возвышенностей, впадин, резких расщелин и плавных изгибов холма. Светился изнутри, как драгоценное украшение, и снаружи ловил теплые блики, откуда-то со стороны города, что раскинулся внизу.
Санаты послушно встали там, где стояли в прошлый раз, а может быть, сам Даэд привел их в единственное знакомое ему место.
- Эй, - позвал он, спускаясь по дрожащему трапу на каменные плиты, такие надежные. На террасе было пусто, ветер шелестел в кронах, позвякивал решеточками на фонариках, прикрепленных к аркам.
Даэд удобнее устроил на руках свою ношу и пошел к лестнице, шепча успокаивающие слова. Удивлялся, оглядываясь. Неужели праздные жители дворца легли спать так рано, после веселого пира, после ужина и фейерверков в городе? Все до одного?
Через широкие ступени проскочила неясная тень, замерла у перил, слабо освещенная перекрестьем оконного света. Плоская, подумал Даэд, мгновенно собравшись и прищуриваясь. Как... как огромная ящерица. Блеснул в луче узкий язык, из распахнутого рта, вернее, пасти, посыпались, как мелкие камешки, звуки. Не звуки. Слова? Непонятная тварь болтала, извиваясь телом, на непонятном языке. Или - показалось?
Даэд ступил вбок, обходя существо, а оно, продолжая рассказывать что-то побулькивающим языком, вдруг явственно рассмеялось, цепко хватаясь за перила, вытянуло плоское тело вверх, наваливаясь шеей на полированный камень. Мотнуло хвостом, задевая растопыренные сильные лапы. И болтая, уставилось на Даэда человеческим лицом на чешуйчатой шее животного.
Неллет, открывая глаза, сказала что-то непонятное, таким повелительным тоном, что тут же выдохлась, обмякая. Тварь перестала болтать, булькать и смеяться, плюхнулась и поползла, изгибая толстое тело. Передние лапы, маленькие и слабые, оканчивались женскими кистями с тонкими пальцами.
Даэд вбежал в покои, где стояли длинные столы, сейчас брошенные в беспорядке. Фрукты и объедки валялись на перепачканных скатертях. В тишине лениво журчал фонтан, испуская странный аромат с нехорошим оттенком сладких, перебродивших до гнилости плодов.
- Эй,- снова окликнул он пустоту, а внутри уже щекотно ворочалось предчувствие осознания ошибки. Не то пожелал. И Неллет говорила ему.
- Молчи, - прошептала она, пытаясь найти его руку своей - слабой.
- Ты молчи! Не трать силы.
Но она испуганно открывала глаза, которые стремились закрыться. Шептала, иссиливаясь, умолкала и снова говорила, не желая оставлять его наедине с огромным пустым залом, первым из анфилады роскошных комнат.
- Туда. Где мы были. С тобой. Скорее...
Он, огибая столы, почти побежал к внутренней лестнице, по которой они с Неллет недавно спускались к гостям. Краем глаза видел на скатертях странные вещи, которых не должно быть на столах для еды. Засушенные крупные насекомые, влажно блестящие смятые тряпки, куски покореженного металла, какие-то грубо вырезанные статуэтки с глазами-дырками. Спиной уловил тяжелое шевеление в дальнем углу, оттуда хлынул отвратительный запах, что-то пролаяло с негодующим удивлением.
Но Даэд уже перепрыгивал через две ступеньки, поддерживая на весу тело Неллет. Не оборачиваясь, ворвался в богатую спальню, путаясь ногами в краях тяжелых штор.
Тут Неллет умолкла, закрывая глаза. Значит, механически решил Даэд, быстро оглядывая затянутые парчой окна, занавешенные двери, зеркала, отражающие его горящее лицо, значит, тут безопасно. И замер, пробуя внезапную мысль. Он что, притащил любимую туда, где вокруг опасность? Которой он не ведает, не разумеет.
Укладывая девушку на покрывало, наклонился к измученному лицу:
- Нель? Как найти Кассиса Монга? Кассуса. Врача, того, великого?
- Ты его, - она с трудом улыбнулась, - не узнаешь. Сейчас.
- Скажи, где? Или твои родители. Где они?
- В зале ночных. Цветов. Ты не дойдешь.
- Дойду. Куда мне идти?
Она приподнялась, хватая его руку.
- Дай. Не надо. Утро. Придет и ... Будь здесь. Подожди.
- Нет, - он осторожно высвободил руку, - где зал цветов?
- В... глубину. Последний. В анфиладе.
- В чем? Ладно. Я быстро.
Выходя, тщательно занавесил вход, проверяя, чтоб не было щелей. Теплый свет остался внутри, а на него упал теперь странный, мертвенно-бледный.
"В глубину". Даэд встал, оглядываясь. Это было понятно, череда покоев уходила внутрь горы, показывая распахнутые входы с небрежно отброшенными к стенам шторами. Он двинулся через пустые залы, настороженно всматриваясь в углы и мебель, отбрасывающую резкие тени. Там, в глубине, что-то шумело, двигаясь, издавало звуки, неприятные. Бульканье, хлопки, утробный смех. И в дальнем конце ярко светил почти белый прямоугольник с черными шевелящимися тенями.