Вдвоем они прошли в ворота, и направились к дому. Шанелька подняла голову, втягивая носом запахи.
- Это что? Клубника? Пойдем скорее!
На веранде у большого стола двигалась Лера, в городских шортах, в кроссовках, в той самой узкой джинсовой рубашке, а темные волосы убраны под цветную косынку. Расставляя чашки, кивнула:
- Знаю, не голодные. Но я сварила кисель.
- Кисель, - повторила Шанелька, упиваясь густым ароматом, - клубничный, да? И как у тебя получается это? По идее - просто кисель.
Лера ушла в кухню, потом вернулась, неся за бока старую алюминиевую кастрюльку с половником наискось.
- Особо я ничего не готовила, Миша, пойди, там масленка и джем. Хлеб возьми серый, в пакете.
Водрузив кастрюльку на стол, села, вытирая салфеткой руки. Улыбнулась Шанельке, та, набирая смску, улыбнулась в ответ. Встречая Мишу, Лера приподнялась и отобрав у него масленку, поставила перед собой. Открыла пузатую баночку и зачерпнув ложкой горку блестящей массы, бухнула ее на мягкое масло. Заработала ложкой, вымешивая.
Миша бухнулся рядом с Шанелькой и облизнулся.
- Ой, - сказала Шанелька, кладя на стол смартфон, - мы такое ели, в детском саду еще. Вкусно...
- Хлеба нарежь, - руководила Лера Мишей, - не толсто, ага, и треугольниками теперь. Ну что, придут твои столичные гости? А, вон вижу.
Через палатки торопились, тихо переговариваясь, Азанчеев и Крис. Уселись, гремя стульями и выжидательно глядя, как Лера превращает масло и клубничный джем в поблескивающую однородную массу.
- Тебе хорошо, - упрекнула графа Крис, - ты тощий, а я после тяжкого труда на раскопе ни во что не влезу теперь.
- Кисель, - сказала Лера, двигая масленку в центр стола и укладывая на чистую тарелку нож, - намазывайте сами, я разолью.
Кисель оказался не только клубничным, были в его вкусе и аромате еще какие-то восхитительные нотки, и отпивая густой мягкой жидкости, Шанелька прикидывала, как бы это звучало в рекламной подписи, чтоб никак не хуже, чем патетические описания драгоценных кутюрных духов от Тома Форда. Легкая нотка клубники с послевкусием лесных ягод и степных горьковатых трав. И так далее-далее...
Когда выпили по кружке, постанывая от удовольствия, Лера налила по второй и обвела слушателей острым взглядом. Снимая косынку и взбивая тонкими пальцами черные волосы, остановила взгляд на Шанельке:
- Сама будешь спрашивать? Или мне рассказать?
- Расскажи. Пожалуйста. Мы потом спросим, если что вдруг.
Лера опустила голову, побарабанив пальцами по столу, подняла снова и усмехнулась.
- Гордиться тут особо нечем. Я это хорошо поняла, когда твои рассказы прочитала, Неля. Нет, я не про мастерство сейчас, недостатки у кого угодно выкопать можно, да посмотри, что говорят о классиках, и сами, когда читаете, думаю, видите же, да? То у Фолкнера громоздкие конструкции на три страницы без точек, то у Толстого масса вроде бы лишних рассуждений и поучений. Но написать идеальный текст - одно, а написать талантливо, от сердца - другое. Чего я вам лекции буду читать, сами не дураки. Хотя лекций в свое время я перечитала уйму. Преподавала литературу студентам. И вот, когда началась вся эта катавасия с вольными публикациями, я и подумала, как многие. Да разве я так не умею? Я умею на порядок лучше. Мало того, знаю досконально, каким должен быть текст идеальный - по построению, сюжету, архитектуре, тайным приемам, чтобы внимание читателя удержать. Так что, с маху села и несколько вещиц написала. Новеллы, повесть небольшая. Нет, Неля, не хмурься...
Лера несколько искусственно рассмеялась, сплела пальцы, укладывая руки на стол. Шанелька спряталась за кружкой и гулко глотнула.
- Я не про этот дурацкий романчик. В общем, преисполненная, разослала по журналам, повесила на литературном сайте и стала ждать. Набежали литературные соратники, все больше мужичье, стали в комментариях кидать комплименты, о, ну да что говорить, думаю, Нелли, ты и сама все это знаешь. Так что, пройдя то и это, в итоге я разозлилась. И открыла аккаунт с мужским псевдонимом. Валерий вместо Валерии. Фамилию выдумала поинтереснее, моя-то - Голобородько, а ну, побудь дамочкой-писателем с такой фамилией. Ну, и чтоб лучше сработало, я своему персонажу сразу и биографию высосала из пальца. Наврала вокруг правды, короче. Эдька пару раз в экспедициях подрабатывал, копателем. Вон, даже футболку сегодня нацепил из прошлого своего. Ну, подбила я его - сделать несколько фотографий. И понеслось. Правда, сразу же и затормозилось. Как ко мне набежали общаться дядьки, так и к профессору кинулись беседовать литературные дамочки. У него и в разделе-то ничего еще не было, пара туманных минитаюр, а уже полная почта изысканных писем. И такая меня что-то взяла злость, как открою свою страничку - висит фоточка Валерии Голобородько, внимания или ноль или со знаком минус, типа, а вы в Крыму да, а можно приехать, а узнайте там почем жилье... И тут же вокруг профессоровых пары предложений витиеватые комплименты, рассуждения на литературные темы... Вот тут я и сорвалась.
Лера усмехнулась.
- Роман этот левой ногой накатала за неделю буквально. Даже не перечитывала. Собрала все тошнотные штампы, все то, над чем издевалась, читая подобные опусы в сети и на бумаге. Все эти трепеты в сильных объятьях и тыды. И сходу его и повесила.
- И тут оно началось? - Шанелька отставила кружку, захваченная рассказом, - а в издательства ты его посылала?
- Ох, нет. И не началось и не посылала, не решилась. Казалось мне, это из розыгрыша сразу перейдет в какую-то нехорошую правду. А так - ну пошутила, и ладно. Но вот то, что на роман мало внимания обратили, это меня заело. Азартный я человек. Что?
- В карты тебе играть нельзя, - повторил Азанчеев.
- Да. И тогда я устроила себе ликбез по тем дисциплинам, в которых слабо понимала. Почитала статьи, сама пошерстила сеть, кое-какие выводы сделала. И провела рекламную кампанию. В одно, так сказать, лицо. Написала два десятка восторженных отзывов, создала двадцать посторонних аккаунтов, разместила. На всякие книжные сайты тоже их повесила.
Лера снова посмотрела на Шанельку, словно еще что-то говоря взглядом, помимо слов, продолжила с нажимом:
- Придумала кое-каких якобы известных личностей, с кучей титулов и званий, и заставила их спеть дифирамбы профессору. И даже сочинила несколько обложек литературных журналов. Типа - 'Заволжские дали', ну, или там 'Ветер широких степей'... А с переводными, якобы с переводными - вообще полный простор. И отсканировала якобы страницы с якобы размещенными отрывками. Вручила профессору несколько литературных премий...
- О Боже, - сказала Шанелька, - значит, это вот 'всю ночь не спала, плакала', Лера, это ты тоже сама?
Та кивнула, снова криво улыбаясь.
- Поначалу да. А вот потом уже оно понеслось. Но самое во всем этом противное даже не то, что стали читать, хвалить, рассуждать, писать гениальному профессору письма с признаниями в любви. Хотя и это уже было достаточно для меня противно. Хуже то, что вся эта петрушка, стоило мне забросить ее на неделю-другую, она засыхала. Все переставало работать, понимаешь? Понимаете? Я вложила столько сил в развертывание этой туфты только затем, чтобы убедиться - теперь я должна все это тащить на горбу постоянно. И самое неприятное - как-то ночью сижу я перед компом и думаю - тащу, да. Справляюсь. Комар носа не подточит. Но - было бы что тащить! Кому я собралась что-то доказать? О боги литературы, я вспомнила Ажара, вернее Гари, который сделал примерно то же, но там было что представлять мирозданию! А я? Получается, набрала слюней больше всех и плюнула смачнее всех? И это то, что мне было нужно?
За забором послышались крики, усталые, впрочем, и Лера кивнула Мише, показывая на кухонное окно. Миша ушел и через полминуты свет погас, оставляя сидящих в почти полной темноте. Щелкнула зажигалка, освещая резкие черты худого лица и ночные пряди волос над воротником. И все погасло, даже огонек сигареты, пройдя дугой от лица вниз, скрылся за краем столешницы.
Шанелька ощутила Мишу совсем рядом, а потом уже скрипнула половица, пристукнул деревянной ногой табурет. Теплые пальцы, найдя ее руку, легонько сжали ладонь.
Сплошное умиление, растрогалась Шанелька и руку не убрала, чуть шевельнула пальцами, укладывая их удобнее. Какая же из меня жена, успела подумать, но не стала углубляться во всякие размышления и снова навострила уши.
Все молчали, прислушиваясь, как разбредаются по палаткам хмельные копатели и густо кашляет рядом со своим клозетным домиком Ристархыч. Лера курила, прикрывая ладонью руку с сигаретой. Вот весело будет, представила Шанелька, если кому-то захочется чайку, и он поднимется на веранду. Обнаружит за темным-темным столом черные-черные фигуры. И тишина...
- И в этом ничего нового не было тоже, - Лера пошевелилась, тихий голос полнился грустной насмешкой, - вы тут все умники собрались, Мишка вот разве не читал Аверченко...
- Читал, - подал Миша обиженный голос, - рассказы у него классные.
- Потому и говорю о тебе, странный ты мальчик, Мишенька, не по тем ты делам, по которым все прочие.
Вот почему, с облегчением догадалась Шанелька, вот почему сказала Лера тогда, про парня. А я-то думала, она имела в виду его пристрастие к дамочкам в возрасте.
- А мне нравится, - с вызовом ответил Миша.
- И прекрасно. Ладно, мне уж немного осталось дорассказать. Поспать еще успеете перед дорогой. Так вот, если читали 'Шутку мецената', там милый Аверченко весьма злую, нет, просто безжалостную историю поведал, как раз о том, чем такие шутки кончаются. Подняли на щит бездарность и плевать всем на то, что бездарно, паршиво, напыщенно. Хвалят, поклоняются, цитируют. Все это мне поперек горла встало и решила я после этого сезона профессора угробить. Вот, думаю, пусть еще попартизанит пару недель, а потом - утоплю гада в море. Или со скалы сброшу.
- И станет этот его роман великим произведением, типа, ах, сколько бы еще написал наш светоч, - звонким сердитым голосом подхватила Шанелька и тут же почти шепотом закончила, - ой, извини.
- Да спят уже все. Так думаешь, да? Ладно. Вот тебе пример из вполне серьезной литературной жизни. Павича небось читали?
- И сейчас читаем, - согласилась Крис, - иногда, как захочется.
- Угу. Но не так, как при жизни. Недавно ведь помер и пока живой был, куда ни глянешь, везде - Павич то, Павич это.
- Он как яйцо, - пробормотала Шанелька, - кружевное такое, вырезанное...
- Чего?
Шанелька, немного смутившись, пояснила сравнение:
- Ну вот, есть такое ремесло - по скорлупе яйца кружева вырезают. Вроде все тонко, красиво, смотреть приятно. А внутри за кружавчиками - пусто, скорлупка.
- Жаль, - душевно отметила Лера, - быстро уезжаете, нам бы еще сто раз потрепаться. Про всякое отвлеченное. Ну, ладно. Я о чем хотела сказать-то. Пока был жив и много вокруг своей прозы сам суетился, принимал во всяком участие, то и популярен был, ну - плотно. В смысле, одновременно много читали, обсуждали, покупали книжки. Вот, умер. Оставил после себя. И теперь читатели его рассеются по времени. Я понятно сказала? Не всемирное общество любителей странной прозы мэтра, а сегодня один, завтра еще один, через пару лет еще кто-то... Через сто лет покажется, они все толпой, а это не так. А мы - живые - мы ж хотим, чтоб все сразу, в один год, еще лучше - в неделю. То, что называется 'проснулся знаменитым'. Попочивать, значит, на лаврах. Успеть.
- Это еще называется 'пятнадцать минут славы', - усмехнулся невидимый Азанчеев.
- Во-от. Но хотим же? И пятнадцати минут в итоге нам маловато. Так что, кто вертится, суетится, тот их и продлевает. Сам или там агент его, или реклама издательства. Что?
- А писать тогда когда же? - расстроилась Шанелька, - ночью писать, утром править, днем значит, побегай вокруг своих пятнадцати минут? А еще ж жить надо.
- Именно. Но я о другом. О профессоре. Мне его и не жалко было, и не волновалась я, что постигнет несчастного посмертная слава, она тоже хлопот требует, от тех, кто остался. А я хотела выкинуть из жизни и из головы, забыть, плюнуть. Но пусть я суеверна, но Эдька ж дурной - он мне брат. Портреты его. В интернете. А тут еще оказалось, хоть и дурной, но хитрый. Я же от него всякие переписки вела. Но в конце-концов он у меня пароль от фейсбука отжал и от ящика тоже. Я и не знала, поняла только, когда успел уже девочке куры состроить, конкретные, и свидания стал назначать.
Лера засмеялась. Загремела по столу невидимая пепельница.
- Я, когда увидела, каких он ей там накидал фоточек, мне поплохело, прям. Герой-любовник, в плавках, в ластах, с ножом для мидий в волосатой ручище. Насчет бунгала не успела и прочитать, наверное, удалил, в общем, решила поехать к нему и переговорить нормально, хотя с Эдькой никогда нормального разговора и не выходило у меня. Что? Да он в соседнем поселке живет, как развелся, так и остался там, жена уехала в Питер, а Эдя развел кур, уток и возится там с ними.
- Кур, - задумчиво проговорила Крис, - о боги, никуда от этих кур не денешься...
- В следующий раз разводи павлинов, - посоветовал граф и Крис пихнула его локтем в ребра.
И снова все молчали, на этот раз спокойно, вдумчиво слушая окружающую ночь, такую странно тихую на своем темном излете, словно и не было пару часов тому веселого хмельного шума. Устали копатели, думала Шанелька, украдкой подавляя зевок, устали и отрубились. И нам нужно ложиться, ведь графу днем несколько часов вести свой лощеный трейлер. Хотя, чем вот хорошо безмятежное лето - можно махнуть рукой и проспать, выехать позже. Но все-таки выехать - в голове ее, при мысли о том, что вдруг отъезд будет отложен и нужно снова день быть в лагере и ночевать в палатке - натянулась тугая нетерпеливая струнка. Уже настроилась, уже практически еду, улыбнулась она и сунула руку в карман широких штанов.
- Лера? Можно сигарету, я свои оставила в палатке.
- А кончились, - Лера пошевелилась, еле видным силуэтом в отблесках фонаря, который тускло пробивался через ветки, окрашивая палатки в желтовато-серый цвет.
- Могу блок открыть, в сумке. Но девчонки там.
- Я принесу, - подал голос Миша, - в палатке, да?
- Там слева, у входа сразу, - вполголоса припомнила Шанелька, - три пачки валяются.
Миша поднялся, аккуратно ступая, сошел по ступенькам, мелькнул в рассеянном свете и исчез за ветками кустарника.
- Отправь его дауншифтером, - посоветовал Азанчеев, - Эдьку своего. Пароли он не поменял в социалках? Ну вот, напиши пафосную речь ко читателям, попрощайся. И удали все нафиг.
- Гм... а роман? - раздумывая, вопросила Лера.
- Да пусть висит у пиратов, - согласилась Крис, - там, где можно, удали, а где нет - пусть оно само как-то. Заодно посмотришь, чем дело кончится.
- Думаешь, кончится? - Лера замолчала, размышляя сама, - ладно, сама знаю, не отвечай. Никто с этой нетленкой носиться не будет. Получается, я проверила, можно ли раскрутить, а теперь мы все проверим, сколько времени нужно, чтоб... чтобы оно мхом поросло.
- Эдя твой заново не откроет? Сам не кинется продолжать? - Шанелька улыбнулась предположению, радуясь, что улыбки не видно. Мысль о новом, возрожденном профессоре после того, как она увидела персону лично, повеселила.
- Куда ему. Нет, он нормальный мужик, конечно. И в своем деле совсем не дурак, но книжек никогда не читал, и пишет, ох.
- Как курица лапой, - хихикнула Крис.
- Касаемо грамотности - именно так. Все эти тогдалие и молотые риббентропы - это как раз его стиль. Лизавете (тут Лера понизила голос до шепота) на это, может, и наплевать, хотя она не глупая девица в плане учебы-то, но вот то, что великий историк разводит курей в махоньком поселочке - ее подкосило. Расстроилась так, что вон дрыхнут у меня в гостевой, как два сурка. Ладно, это все технические детали, я с этим справлюсь. Спасибо, тезка, за совет.
Шанелька зевнула и следом так же сладко зевнула Крис. Вместе сказали:
- Ой.
И дальше засмеялись уже все, потому что следом зевнул Азанчеев, а за ним Лера.
- А Мишка пропал, - отметила Шанелька вслух, а про себя отметила и другое - собрались же пойти за скалу, вместе, типа попрощаться, и она, как дурочка, планировала зажечь в маленькой нише огарок, пусть светит. Ну, чтоб уехать, думая, что он там все еще светит. Такая внешне ерунда, про которую никому и не скажешь.
Граф зашевелился и встал, за руку поднимая зевающую Крис. Шанелька встала тоже.
- Лера. Спасибо.
- За что? - удивилась та, аккуратно двигая табуретки глубже под стол, - за фигню эту с профессором?
Шанелька пожала плечами. Не говорить же ей - спасибо, что ты вообще существуешь и что мы теперь знакомы, и за то, что правильно поступаешь после не слишком правильного. И за слова о ее, Шанелькиных рассказах. А еще...
- А еще, - продолжила вслух, - за совершенно дивную еду, и за кисель вот отдельно.
- Ох, да на здоровье, - Лера засмеялась, - идите, мне через два часа уже с завтраком возиться. А Мишке я скажу. Утром увидитесь, они ж рано встают.
Через минуту трое стояли у палатки и задумчиво смотрели на две здоровущие ступни, торчащие из распахнутого полога. Рядом с одной валялась сброшенная сандалета.
Шанелька присела на корточки и над неподвижными ногами сунулась головой в палатку. Оперлась рукой рядом с Мишиным теплым животом и нашарила пачку сигарет, которую держали его пальцы. Откачнулась, когда Миша захрапел с некоторым подвыванием, и снова встала.
- Ну что ржете? Его трактором не поднимешь теперь. Герой, сигареты пошел принести. Детский сад, штаны на лямках.
- Мы с тобой, между прочим, спали в каждую свободную минуту, - вступилась Крис, - а он романтикой занимался. Любовь - штука энергетически затратная.
- Неля, если ты дашь нам одеяло... Иди поспи в трейлер, там куча места. Вот ключ. А мы с Кристиной на берегу. Погуляем, в общем.
- Дам, - поспешно согласилась Шанелька, боясь, что Крис встрянет с возражениями, - его только надо вытащить, из-под Мишки.
- Я сам, - граф опустился на четвереньки и какое-то время сражался со спящим, а тот протестующе мычал, пытаясь в это самое одеяло завернуться.
Граф и Крис проводили Шанельку за ворота и ушли в сторону пляжа, обнявшись и волоча край одеяла, как шлейф, по песку. Она постояла еще немножко, вертя на пальце ключи, усмехнулась своему легкому, но все же разочарованию, и проверив смартфон в кармане, двинулась в сторону скал, все еще темных, совсем ночных. Спохватившись, пощупала в другом кармане зажигалку.
Да вот. Иду сама, констатировала с печалью, и видимо, как и мыслилось в недавних размышлениях, это тебе знак, пишущая Нель-Шанель - привыкай делать свои личные собственные вещи - сама. А то всю жизнь будешь бегать в поисках человека, который свое отодвинет, помогая тебе совершать твое. Угу, некто уже с фонарем бегал, пока не поселился в бочке. Конечно, есть вещи, которые делать самой несподручно, но разве ты можешь жаловаться на кромешное одиночество? У тебя есть Крис, а когда ее нет рядом, ты можешь совершать эти вещи - написав их.
В общем, как-то так, успокоилась она, снова зевая и оглядываясь уже на самой макушке скалы. На востоке небо наливалось еще не зарей, но предвестием ее, и это меняло воздух и направление легчайшего ветерка.
Постояв, Шанелька засветила фонарик и стала очень осторожно (еще не хватало сломать ногу и испортить всем последние дни отпуска) спускаться по тайной тропинке, показанной Мишей.
...И потом, смотри, ты идешь туда, где была с кем-то, и мальчик, как оказалось, один из тех, на кого падает правильный свет фонаря поисков, это место он показал тебе. И помог тебе - совершенно глобально помог, чтоб вместо мучений кризиса среднего возраста ощутила себя прекрасной, желанной и любимой, а не бывшей хорошенькой. Было? Да. Хотела, чтоб не продлевалось до полного истощения ситуации? Хотела. Так какого рожна печалишься, пусть ребенок спит, устал.
Она вспомнила ноги и сандалию - размера не меньше сорок четвертого и рассмеялась почти вслух.
Спрыгнула на полегшую сухую траву. Уперев в землю кружок света, постояла в кромешной, космической совершенно темноте, которая тут будет и будет, даже, когда солнце выглянет, оторвется от воды, и там, за скалой засияет дивное летнее утро... И только потом, когда свет станет ярчайшим, он осветит собой и темные тени. А пока - как же здорово, что решила не спать, а пробралась сюда.
Вздыхая от полноты чувств, которых и скрывать не надо, и объяснять никому не надо, и не надо думать, как выглядишь в один из особенных для себя моментов, Шанелька шмыгнула, утерла уголок глаза сгибом руки со смартфоном. Фонарик выключился, но включать заново она его не стала. Хотела еще постоять и послушать темноту.
Но когда притихла, глядя перед собой и пытаясь разглядеть, где темнота травы и земли переходит в темноту воды, дальше уже осиянную легкой лунной рябью, вдруг обнаружила, что рядом с ней, в десятке метров невидимая земля разрисована другими бликами - еле заметными, и они танцуют, меняя свои зыбкие очертания.
'Там что-то... Какой-то свет...'
Она замерла, утишая дыхание и пытаясь услышать, точно ли одна тут. Или кто-то притаился неподалеку и... ну... светит там чем-то? Сигаретой? Совсем непохоже.
Мысли заняли несколько секунд, после которых она сердито засмеялась и повернулась, пошла вдоль стены, с уверенностью нащупывая кончиками пальцев твердые выступы. Через десяток шагов отпустила стену и отошла от нее.
Конечно!
В той самой нише, куда несколько дней тому они с Мишей водрузили свечу и зажгли ее, горел, плавно качаясь и иногда прыгая, крошечный огонек.
Приближаясь осторожными шагами, не сводя глаз с яркой точки, танцующей в укромной нише, Шанелька радовалась и одновременно удивлялась. Конечно, никого тут нет, а просто горит огонек, который наверняка виден ночью с лодки, как она и хотела. Но почему горит-то? Свечка должна бы сгореть еще в ту, самую первую ночь. Выходит, Миша, приходил сюда сам и зажигал? О счастье, о чудо, немножко посмеялась надд собой Шанелька, о нежность и умиление, о, и еще раз о, и снова о...
И когда успевал-то? Даже вот сегодня - когда, ведь постоянно был рядом, а если раньше сюда забежал, она бы сгорела. Или погасла. От ветра. Вон как танцует пламя...
Она не стала соваться в нишу ни рукой, помня о пауках, ни приближать лицо, чтоб рассмотреть все досконально. Горит? - ласково шепнула ей ночь и, слыша этот шепот, Шанелька понимала, он слышен, потому что она тут - одна. Горит? И пусть горит, какая тебе разница, что за винтики и пружинки внутри маленького летнего чуда, сотворенного для тебя. И - тобой вообще-то.
Да, кивнула Шанелька, соглашаясь с доводами и было ей совершенно наплевать, кто говорит с ней - может быть, легкое и такое хмельное вино блистательного графа Азанчеева, или - ее собственное воображение, или же - то самое мироздание, о котором шутят.
И, еще немного постояв, отправилась обратно, нащупывая в темноте крошащиеся камни и кустики полыни на обочинах петляющей тропки.
На другой стороне скального массива утренняя заря заливала восточный край неба, но над линией горизонта стояла еще серая полоса, показывая - заря отыграет раньше, чем солнце начнет показывать раскаленный краешек.
Шанелька не стала ждать рассвета, отдышалась и спустилась вниз, уже в розовато-сером предутреннем свете. Дошла к трейлеру, похожему от скал на огромный брикет мороженого, лежащий между песком и травой. Потыкав ключом, справилась с дверью.
Перед тем, как лечь на боковой дальний диванчик, помялась, но заглянула в отгороженную временной ширмой комнатку Светланы. Постояла, глядя на прекрасное лицо в короне разбросанных по плоской подушке волос. Дрогнула сердцем, увидев в неярком свете, проницающем матовое оконное стекло, страдальческую морщинку между тонких бровей. И, уже еле переставляя ноги и не помня, как умывалась, и добралась ли до стильного сортира, ушла к диванчику, дернула штору, которая послушно выкатилась из стены, отгораживая ночлег. Упала на мягкую кожу и заснула, одетая, таща на бедро край какого-то стильного самовязаного покрывальца.
***
Она еще несколько раз просыпалась, вернее, пыталась проснуться, охваченная желанием найти ответы на невысказанные в общей беседе вопросы: как именно, например, Эдька оказался в халабудке и почему сидел там, таясь и вынуждая сидеть Лизавету... И насчет Криси хотела возмутиться - чего ж это она ее сватала за Диму Фуриозо, а теперь вот говорит совсем другое - ты можешь быть сама, Шанель и, наверное, самой тебе лучше... И еще во сне взволновалась, как же Лера успеет приготовить завтрак, уже утро. А еще - бедный куровод Эдька пошел, что ли, ночной степью пешком? К своим курам... И вот еще...
Но всякий раз, не успевая проснуться, засыпала снова, понимая там, в глубине сна, что все вопросы, конечно же, имеют ответы, нормальные и логичные. А Эдька - да пусть идет.
Ей снилась огромная степь под бледнеющей луной, полная трав, сверчков и легкого ветра. Как будто она идет там сама, и ей - прекрасно.