Утром, с ощущением, что всю ночь тяжело работала вместо того, чтобы нормально отдохнуть, стояла на лестничной площадке, уже закрыв дверь и раздумывая, не постучаться ли к Тоне. Прямо видела, как входит и, убедившись, что Вадик уже отправлен в школу, начинает решительным уверенным голосом отчитывать соседку за ее бесцеремонность, за попытки повернуть ее - Иринину жизнь, с которой она сама вполне в состоянии справиться.
Но дверь открылась сама. Тоня вышла, таща в руке мешок с мусором. Засветилась улыбкой, немного виновато засматривая в хмурое лицо соседки.
- Ирэночка! Доброе утро. А знаешь, ты права. Вчера. Ты вызвала уже? А я забыла вынести, торопилась, когда с Вадиком. И хочу еще в парк сходить, пока выходной у меня. Потом все станет некрасивое такое.
Вместе они вошли в лифт, Ирина молчала, разглядывая оживленное некрасивое лицо, опять привычное, Тонино, с блестящей на неровных скулах кожей и нелепо торчащими кудряшками над ушами.
- Я полночи думала. До утра почти. Там и правда, сладкое такое все, дамское. Я, наверное, никогда не смогу. Написать, как оно чувствуется. Понимаешь? Эти слова. Они вроде настоящие, а когда я их пишу, потом получается, как ты и сказала. Ой, я рада как!
- Чему рада? - Ирина была сбита с толку.
- Тому, что ты права, - удивилась Тоня, переступая разношенными туфельками-балетками под старой джинсовой юбкой, - я сначала решила, ты совсем не слушаешь, а ты все верно заметила. Ну ничего, я перепишу снова. Попробую. Знаешь, мы, когда с Мишей, в самом начале вот...
- Тонь... А ты эту шаль с кружевом, ты ее почему не носишь?
Лифт дернулся, лязгая, разъехались двери, открывая гулкий подъезд, яркий проем на улицу и фигуру соседа с ротвейлером на поводке.
- Ну. Испанскую такую. Которую ночью ты...
Ирина смешалась. Ночная Тоня так отличалась от дневной, что и говорить было неловко, и все эти кружева казались чем-то театральным.
- Ночью? - удивленно переспросила Тоня.
Но тут в проеме показалась тонкая мальчишеская фигурка с ранцем, волочимым за лямку, и Тоня, забыв о разговоре, ахнула, рванулась, хватая мальчика за плечо и присаживаясь на корточки перед опущенным бледненьким лицом:
- Вадинька! Что случилось? Ты заболел? Да как же ты. Сам!
- Книгу забыл. И атлас. С картами. Нормально все, мам! Я возьму только.
- Пойдем! Пойдем скорее. И в туалет заодно сходишь.
- Ма-ма!
Тоня снова нажимала кнопку лифта, так сильно, будто хотела оттуда вытряхнуть соседа с собакой где-то между этажами.
Ирина кивнула мальчику. И вышла, щурясь на яркий, еще летний, но уже приправленный осенней густотой воздух.
В спортзале работала машинально, проходя между тренажерами, подсказывая и поправляя усердно потеющих женщин, потом вдруг оборвала себя на полуслове и вышла, спускаясь мимо огромных окон по легкой лесенке на первый этаж, где была дверь во внутренний дворик, небольшой, с деревом и парой скамеек. Села, вытаскивая из кармана наброшенной куртки пачку сигарет. Содрав глянцевый целлофанчик, вытащила одну. И оглянулась, ища, у кого бы попросить зажигалку.
- Э, - с укором сказал над головой вальяжный баритон, - ну-ка...
Гоша ловко выдернул из пальцев сигарету, смял и бросил в урну. Протянул руку за пачкой. Ирина сунула ту в карман.
- Дай, я сказал!
- Ты мне начальник, что ли?
- Ирка, не дури. Мы договаривались, так? Еще не хватало, девочки увидят, тренер вдруг с цигаркой. У нас имидж. Давай пачку.
Ирина встала. Молча обошла Гошу и направилась в раздевалку.
Через полчаса снова стояла на площадке, уверенно нажимая кнопку звонка на двери соседней квартиры.
Тоня смутилась, раскрывая дверь нешироко, вроде не знала, пускать или нет.
- Проходи. Не убрано у меня. Я Вадика снова же в школу. Не успела.
- Ничего.
Ирина прошла в комнату, оглядываясь в сумраке задернутых штор, села в кресло, откуда Тоня поспешно убрала кучу каких-то вещичек. Сама присела к столу, где мерцал экраном ноутбук. Вокруг были горами навалены книжки.
- Пишешь?
- А? - Тоня оглянулась на беспорядок, - нет, это работа. Ошибки правлю в сканах. Ну, тексты книг после файнридера бывают со смешными такими опечатками, если программа неправильно опознала слово. Приходится вручную. Представляешь, например, у Музиля, там вместо слова "кошки" написалось "кишки". Пушистые полосатые кишки.
Тоня засмеялась, приглашая Ирину посмеяться тоже. Но та уже отвлеклась, пристально глядя на тумбу под телевизором. Вполне современным, не самым, конечно, большим, но с хорошим плоским экраном, ну да, Вадику же нужно смотреть кино и всякие мультики. А сама тумбочка застелена чем-то черным, с зубчатым краем.
- Это что у тебя? - Ирина встала, подходя и трогая черное кружево.
- Это? А. Это от бабушки еще. Вернее, от прабабки. Ей поклонник привез из Индии, еще было желтое, цвета шафрана, но я подарила. Девочке, которая нравится Вадику.
Ирина выпрямилась, теперь уже внимательнее рассматривая шторы, плотно запахнутые на окне. И очень похожие на то внезапное платье ночной Тони. Такой же переливчатый темный атлас, то ли черный, то ли густо-зеленый. Так же собранный в мелкие вытянутые складки.
Ей что, все приснилось? А если так, значит, она видела эти тряпки, раньше. Когда была. А когда была? И была ли вообще?
- Недавно, - говорила Тоня, пока Ирина оглядывалась, пытаясь собрать мысли во что-то внятное, - недавно вытащила и положила, а что, пусть будет. Старинное, но пусть, я ж не музей, даже если порвется, зато посмотрит, как мы живем.
- Новый год! - вспомнила, наконец, Ирина, - я к тебе заходила, помнишь? Приглашала. Полгода назад.
- Полтора, - поправила Тоня, - это прошлый был Новый год.
- Подожди. Недавно? Когда недавно? А шторы?
- И шторы недавно. Ну, месяц, может. Мне их сотрудница отдала, сказала, мрачные. А мне нравится. Откроешь, как будто в другой мир вылетаешь. Да что с тобой, Ирэночка? Давай я корвалолу сейчас.
Она засуетилась возле полированной стенки, хлопая дверками.
И тогда Ирина села снова, махом выпила ледяной мятной жидкости из принесенного Тоней стакана. И рассказала ей все о ночном визите.
- Очки, - с облегчением сказала та, - я вспомнила, ты зашла, они были, потом исчезли. Просто не стало их. Значит, мне все приснилось. Тонь, я сны никогда не вижу. Можно сказать, не знаю, что это такое. И вот вдруг. Но там все такое было...
Она повела руками, пытаясь объяснить, какой весомой значительностью пропитан был сон, каждая крошечная его деталь. Шаги по асфальту, серый прозрачный воздух, и эти птицы под конец - так внятно и звонко болтали. А еще - башня. Но пришлось бы перечислять долго, потому что каждая мелочь словно кричала, убеждая в своей реальности. Каждая!
- Только все эти кружева-шелка, я не понимаю, они точно такие, как у тебя тут. А не могла их видеть. Пусть даже просто похожи. Но все равно, такое совпадение.
- Так надо, - вдруг кивнула Тоня, бросив мучить бахрому, - это правильно.
- Что правильно?
- Ты должна знать, что это был сон. А еще должна знать, что он настоящий. Вот тебе и показано. То, что не видела в жизни, но оно есть. А я? Я тебе говорила позвать Андрея, да? Значит, надо позвать.
- Тоня, перестань! Не верю я во всякие вещие сны. Ты еще скажи, я должна потащиться в парк, встать там на прибое и орать горизонту? Я что, в психушку мечтаю попасть? Да, и еще. Ты там была не такая.
- А какая? - Тоня поправила очки, взбила кудряшки за ухом.
- Ну... - Ирина не стала говорить конкретно, чтоб не обидеть соседку, - совсем какая-то другая, решительная. Уверенная.
- Хочешь, ночью вместе пойдем? - вдруг предложила Тоня, немного нервно раскладывая книги на столе, - в парк, чтоб ты не волновалась, когда будешь звать.
- Да не буду я! - возмутилась Ирина и встала.
Тоня молчала, и Ирина возмутилась еще больше, прочитав в молчании уверенность, в том, что будет. Пойдет и позовет.
На работу возвращаться не стала. Переоделась в домашний спортивный костюм и легла, повыше устроив подушки. Держала в руках чашку, прихлебывая остывший кофе. Не давала покоя оборванная на полуслове Тонина фраза, о том, что вот мы с Мишей, когда-то давно...
У них же была любовь, думала Ирина, и от любви родился Вадик. То есть, двое хотели друг друга. Стремились, обмениваясь взглядами и улыбками. Может быть, Тоня пишет свои нескладные сладкие романы именно чтоб закрепить, не дать уйти этому вот, что когда-то было. Доказать миру, что оно никуда не ушло. Хотя бесповоротно закончилось. Зачем мне это? - спросила себя, баюкая в руках чашку и глядя на приоткрытую дверь в коридор. Может быть, для того, чтоб я вспомнила нас с Андреем? Когда вспоминала в последний раз? Очень давно. Когда были вместе и счастливы. А после, когда пришло ровное равнодушие, берегла его, стараясь не нарушать. Потому что знала, разрыв - это очень больно. Опыт был, до Андрея, и повторять его не хотелось. Так что, когда стали они отходить друг от друга, и оказалось, почти и не больно, просто ноет внутри, а начнешь работать и общаться, нытье утихает, прячется. Тогда тихо радовалась, лелея равнодушие. А оно росло, ширилось. Может быть, оно росло, потому что я его холила? - снова задала себе вопрос Ирина. И не знала, как ответить, и нужно ли отвечать.
Ночная Тоня была уверена в том, что нужно позвать. Попробовать что-то вернуть. И можно издевательски посмеяться над ее уверенностью, приводя в пример ее собственного злобного Мишку. Но ведь Андрей совсем не такой! Хороший. Нормальный. Даже как-то чересчур нормальный, хотя сначала именно это и нравилось в нем. Надежный. Поэтому и выбрала, обратила внимание. И стала. Что стала? Ловить, приманивать, как делают это женщины во все времена. Увлеклась, конечно, но крышу не сносило, и это радовало.
Ирина поставила кружку на столик и легла на бок, поджимая ноги, обняла подушку, усмехнувшись. Назначила, выходит, приятного молодого человека тихой пристанью. Для себя. А он и не в курсе. И потом вдруг перестал соответствовать. Пришла обида. И вместо того, чтоб увидеть в муже человека, более настоящего, живого, она остановилась, застыла, мягко отталкивая увиденное, запрещая себе. А значит, и ему тоже.
Мысли утомляли, хотелось заснуть, тем более, гуляла полночи. Нет, не гуляла, спала, поправила она себя, зевая. И упрямо поднялась, взбивая отросшие волосы, надо бы выбрать время, пойти постричься. Андрею понравилось. Тогда. Когда приехал и потом почти сразу же уехал.
Встав перед большим квадратным зеркалом, перечеркнутым гимнастической горизонтальной стойкой, осмотрела себя, как чужую. Вспоминая, как ночью читала соседкино лицо, прошлась взглядом по чертам своего, стараясь не менять выражения. Все, вроде бы, понятно, излом четких бровей - недоумение от происходящего, и раздражающая печаль в глазах, от настойчивых напоминаний о недавнем прошлом, о разрыве. А эта черта между бровями? Из тонких морщинок. Злость?
- Почему я? - сказала, переводя черточку в слова, - а сам? Слабо? Кто из нас мужчина?
И вздохнув, ушла в гостиную, села на пол перед мебельной стенкой, выдвинула длинный ящик, набитый бумагами. Вытаскивала конверты, аккуратно подписанные. Откладывала в сторону, чтоб не мешали. За открытым окном внизу ревели машины, пикала сигнализация, кричали дети на автобусной остановке - рядом школа. Хорошо, что спальня выходит на парк. Одно окно в сторону деревьев, тишины и дальней воды. Но хоть одно.
Может быть, если я проснусь ночью, подумала, укладывая на колени старую серую папку с замахрившимися краями, выгляну в окно, то за кронами увижу башню? Она такая высокая...
И тут же одернула себя: нет никакой башни. Просто дурацкий сон.
Полотняные тесемки разъехались, неровная горка бумаг вылезла, роняя квадратики старых фотографий. Ирина перевернула папку, высыпая добро на палас. И стала брать наугад то снимок, то сложенные справки и документы, одни сразу откладывала в сторону, над другими сидела дольше.
Мутная фотография в белых прочерках. Три мальчика и девочка, стоят у воды, серой, как давешний предутренний воздух. Андрей сбоку, шорты перекошены, одна штанина закрывает коленку, другая задрана. И пояс шортов сполз наперекосяк. Карман набит чем-то, догадалась Ирина, улыбаясь. У мальчика в центре рука поднята, на низке черные и серые рыбы. Другие смотрят на героя. И только девочка, улыбаясь широким ртом, старательно глядит в камеру. На ней ситцевое платье с пуговицами на груди.
Совсем еще малышня, с нежностью подумала Ирина. Лет по семь-восемь. И вдруг резко ощутила ногами тот самый песок, колючие в нем ракушки. Жаркое солнце, пекущее непокрытые головы, и ласковую воду, которая лижет щиколотки, щекотно прыгая и отступая. Как будто это она там стояла. Не взрослая, когда жили у родителей Андрея, а тоже малявка, как эти вот. Или одна из них.
Представила себя девочкой, но нет, казалось ей - ощущения переносят ее в тело именно пацана, каким был ее муж когда-то.
Старых снимков было немного, десятка полтора. Двор под виноградом. Дорога и чей-то мотоцикл, окруженный подростками. Андрей с гитарой, волосы длинные, елозят по плечам расстегнутой рубашки.
Скользнув под пальцами, упал на палас цветной кодаковский снимок, яркий, но уже меняющий оттенки. Ирина подняла, всматриваясь в свое собственное лицо. Помнится, сидеть было ужасно неудобно, нога съезжала с неровного валуна, и Андрей, смеясь, положил ее ногу к себе на колени. Чтоб не упасть, она ухватилась за его плечи, обняла, так и остались, он держит голую ногу, юбка поехала к самым бедрам, а у нее рот открыт и глаза сощурены. Волосы свесились на плечо, белые совсем. Пару лет ходила блондинкой, пока не надоело. Когда перестала выбеливать, заодно и постриглась в первый раз совсем коротко. Как мальчишка.
Она положила снимок в общую кучу бумаг. Ну, посмотрела. И почти ничего он ей не сказал. Вернее, напомнил обстоятельства, и можно их вспомнить подробнее. А сама фотка - от нее только неловкость. Смешная одежда, моднявая на то время. Смешные лица. Что интересно, какие-то чересчур молодые, безликие, как у всех. Сейчас Андрей выглядит лучше. Хорошо мужчинам, их возраст не портит, подумала общее, но не согласилась с утверждением. Свое молодое лицо тоже казалось ей никаким, просто заготовкой. Удивительно, что он вообще обратил внимание на нее - такую вот, какой была. Удивительно, что и она разглядела в нем что-то. Ах да, и уже успела пережить несчастную любовь, с попыткой самоубийства и прочими страстями. Удивительно, что это гладкое существо, с личиком, на котором - глазки-ротик-носик, страдало с таким пылом, по-настоящему, еще раз удивилась Ирина. Но ведь было.
Она отложила снимок в сторону, отдельно. Перебрала старые документы. Школьный аттестат, справку для какой-то отработки, медицинский обходной с выцветшими чернильными закорючками. Самодельные дипломы с русалками и нептунами, это уже с его студенческой практики в рейсах. Рассеянно открыла тонкий, самый большой по формату и потому неудобно подвернутый краем школьный атлас контурных карт. Случайно приблудился, не попал в макулатуру, как исписанные математикой и русским тетрадки.
И выпрямилась, с холодком, ползущим по спине.
Среди старательно раскрашенных материков с неровными подписями, на развороте, во всю ширину двойного листа, был вычерчен черной тушью остров. Похожий на большую подкову с разной длины округлыми лапами, смотрящими вниз. На широкой части острова тушь старательно прорисовала замкнутые линии, какими обозначают возвышенности - от самой большой, неровной, к маленькому кружку в центре. И в нем - жирная точка, из которой устремлялось вверх облако. Вернее, башня, стоящая на острие. Вытягивалась, неся на стержне рядок круглых бусин, потом - плавные диски, несколько, от маленького до самого широкого, как плоская шляпа. И над диском-шляпой еще такие же, но поменьше, три, нет, четыре, а из них - шпиль. Уходит к самому краю листа.
Ирина подняла атлас, держа перед лицом на вытянутых руках. Встала, поворачиваясь к двери, за которой коридор и дверь в спальню, а там окно, выходящее в парк. За парком - море. Горизонт, на который ночью показывала Тоня. Лист удобно расположился в пространстве, башня поднялась вертикально, и размер нарисованной совпал с увиденной ночью, совершенно далекой.
Вдруг стало слышно, как потикивают на стенке часы, рывками передвигая ажурную стрелку. Ирина затаила дыхание, вслушиваясь в странную тишину. Но та молчала, убрав из себя уличные звуки, не шептала в ухо, не приносила дальнего голоса. Только часы двигали время, медленно, но без перерыва.
- Ерунда какая, - шепотом сказала Ирина и захлопнула атлас. Тут же открыла снова, рассматривая мелкие буквы под нарисованным островом. Те сливались в невнятную вязь, торча острыми верхушками незнакомых букв. Да нет, сердито подумала, просто почерк, как у тех докторов в справке. Обычные игры, детское рисование. Сидел на уроке, калякал, слушая учителя. Кто не рисовал в тетрадках и учебниках? Контурные карты по географии 5-го класса. Вот-вот, самое время для воображаемых путешествий.
Она аккуратно сложила бумаги обратно в папку, туго затянула тесемки и отправила ее снова в шкаф. Оставила только цветной снимок и атлас. Унесла в спальню, сунула под кровать с той стороны, где спала. И, расчесав волосы, решила выйти перекусить в кафе, а то в холодильнике ничего, кроме йогуртов и пакета с виноградом.