В комнате, гулкой до легкого звона, похожей на легкую шкатулку из старого дерева, прибой не был слышен и, укладываясь, Рита улыбнулась. Зимой, когда она мечтала об Острове, то засыпала, слыша мерный шум прибоя, отделенный от спящих всего лишь тонкими стенками временного жилья. Совсем забыв, что домик находится неподалеку от генератора, и тот неустанно тарахтит, добывая местное электричество. Но басовитое тарахтенье усыпляло так же быстро, как шум воды.
Пару раз просыпаясь глубокой ночью, Рита переворачивалась, откидывая с ноги жаркую простыню, и снова уходила в сон, который перебирал вечерние картинки, тасуя их картами воспоминаний.
...На танцы возле брезентовой палатки клуба они не вернулись. Зашли в домик, с удовольствием бросили в угол неудобные босоножки, и босиком, щедро намазавшись гвоздичным одеколоном, ушли гулять, без всякой спешки навещая места своих прежних посещений.
Медленно прошли по аллее, где черные ветки в свете фонарей превращались в серо-зеленые, скрывая ночное небо. У калитки, за которой начиналась окаймленная осокой дорога, постояли, всматриваясь в темноту, украшенную дальними городскими огнями, и выходить не стали - впереди целых две недели прогулок, и первая - совсем без никого, только вот сами по себе, успеется.
Пробрались на пляж вдоль почти невидимой ограды из сетки-рабицы, белеющей бетонными столбиками, и по воде пошли обратно, слушая тихий плеск и приглушенную музыку. Рита подвернула широкие штанины к самым коленкам, Алька, двигая попой, задрала узкую юбку и шлепала, придерживая ее руками на бедрах.
Посидели в деревянной лодке, вытащенной на песок напротив спасательной. В окошках ее беленого домика горел неяркий свет, чья-то тень пересекала его, являясь в распахнутой двери, потом исчезала в наружной темноте и там загорался маленький красный огонек папиросы. Но к ним никто не подошел, и сидя рядом с молчащей Алькой, Рита испытала странное чувство - разочарование, смешанное с облегчением. Ну понятно почему грустно, размышляла она, трогая рядом с бедром теплое, словно живое, дерево лавки. Никому-то мы не нужны и знакомиться с нами никто не хочет. Но почему тогда одновременно с этим и вдруг - радостно, хотя и без всяких восторгов? И еще интересно, чувствует ли это Алька, решительная и быстрая в своих, часто неправильных, решениях?
Потом они снова шли по прибою, уйдя в темноту, когда из кустарника, отделяющего аллею от пляжа, вывалила шумная небольшая толпа, кто-то, визжа и смеясь, несся к воде, на бегу скидывая вещи и обувку, кто-то остался рядом со спасалкой, и на черном фоне зажглись сразу несколько красных точек.
А девочки шли, Рита впереди, Алька за ней, потому что полоса мокрого песка, где ноги не проваливались, была узкой, как раз на одного человека, и пятки приятно-твердо ударялись в мокрое, находя кожей выпуклые рифлености ракушек и покалывающие россыпи крупного песочка.
У дальнего края пансионата стояла уж совсем кромешная темнота и у Риты сжалось сердце от какого-то, тоже темного, восторга - уйти бы туда, растворяясь в ночи, и пусть утро не приходит долго-долго, а ночь спрячет ее, совсем от всех, пока она сама не захочет вернуться к солнцу. И к людям.
Стоя на песке, в паре метров от границы воды, она переступала босыми ногами, просто так - ощутить пальцами и ступнями, как под верхней прохладой все еще прячется дневной зной, и одновременно она же шла в темноте, касаясь настороженными локтями высоких стеблей приморской осоки, трепетала ноздрями, ловя запахи цветущих деревьев, морской травы, выброшенной волнами на берег, может быть, запахи спящих на берегу птиц и, конечно, наплывающий со всех сторон запах морской воды, смешанный с легким ветром.
Рита с неловкостью за странные мысли оглянулась на Альку. О чем думает сейчас подруга? Хорошо бы, о том же. Тогда можно представить, что ушли в темноту они вместе... Ну, как всегда и везде они ходят вместе.
Но что-то внутри сопротивлялось этому, и Рита с удивлением поняла, несмотря на свою зависимость от подруги (она вообще никуда без Альки ходить не могла и ужасно злилась, если та вдруг в каких-то делах действовала самостоятельно), такие вещи ей хочется совершать в одиночку.
Ну, может быть, неуверенно прикинула Рита, может быть, если вдруг появится тот самый Он. Вот с Ним тогда. Вместе.
Представленный вариант казался самым нормальным и вполне логичным и это ее успокоило. В самом деле, ведь не будет она цепляться за Алькину длинную юбку всю жизнь. А вот любовь - дело совсем другое.
Но и растолковав себе все эти тонкости, Рита чувствовала, что какая-то неувязка в представленной мечте осталась. Непонятно какая, ну и не устраивать же копания в себе, топчась на песке рядом с морем, и - устали уже вусмерть, все-таки проснулись очень рано.
Алька, подтверждая ее мысли, широко зевнула, дергая юбку вниз и расправляя ее на бедрах.
- Дрыхнуть? Завтра че будем?
- Угу. Еще ж зубы чистить. В рукомойниках этих.
Они повернулись спиной к темноте, лицами - к неяркому свету, озаряющему спящие домишки, неподвижные ночные деревья, мачту над спасательной будкой, лодки, брошенные у воды, и медленно пошли обратно, загребая ногами рыхлый песок.
Но еще мы сходили на пирс, отчиталась сама себе засыпающая после одного из ночных пробуждений Рита, да, сперва ушли в туалет и чистить зубы, а потом не стали возвращаться в домик сразу. Ушли на самый конец, где внезапно приткнулся с левой стороны маленький "Рейд", оказывается, отвезя вечерних пассажиров, он вернулся на косу ночевать. И Рита немедленно захотела оказаться там, будто она - не она, а взрослый дядька, дома семья и всякие хлопоты, но вдруг ночная вахта и до утра - совсем далеко от всех, можно купаться, смотреть на дальние городские огни...
На самом конце пирса устроился вытащенный с катера трап с зыбкими перильцами, связанными белым канатом. Девочки взошли на ребристую деревянную поверхность и, покачиваясь вместе с перильцами, а еще вместе с самим пирсом, ведь часть его была плавучей, пришвартованной к бетонному началу, внимательно осмотрели лежащий за проливом и бухтой город, пытаясь по россыпям и лентам огней угадать знакомые места.
Вот там, на пирсе, помнила Рита, все было уже нормально, никаких желаний уйти в темноту, оставив за спиной людей, всех-всех. Волшебно, странно и непривычно, совсем не по-домашнему и не по-городскому, но именно - нормально. Они плавно качались вместе с перилами, тонкий палец Альки указывал на городские огни, рядом спал молчаливый "Рейд", тарахтел за спиной генератор, а музыки уже не было, только смех и разговоры поздних ночных гуляющих, и то изредка, тихо. И даже легкая печаль была оформлена в обычные мысленные слова. Ну, еще бы - сходили баришни на танцы, марафетились целый час, потом сбежали прям перед носом кавалеров. Эх, вечно мы с Алькой начудим, так начудим...
Привычность размышлений вполне Риту успокоила. И, снова засыпая, она еще немного погрустила о том, какие же они с Алькой чучелы, а потом порадовалась, что впереди еще куча времени и мало ли что случится. Такое - обязательно невероятно прекрасное.
***
Разбудила ее муха. Щекотно гуляла по щеке, потом переместилась на нос, и Рита, не желая просыпаться, махнула рукой, зажмуривая глаза покрепче. Но через веки алел совсем уже дневной свет, сменивший волшебную темноту ночи.
- Блин, - у другой стены заскрипела Алькина кровать, потом все стихло.
И через полминуты тишина взорвалась звоном и скрипом пружин. Послышался яростный шлепок и новое бормотание, смятое сладким длинным зевком.
- Моя? - уточнила Рита, не открывая глаз.
- А?
- Муха, говорю, моя? Я ее к тебе послала.
- У меня своих тут две. Клятые мухи! И чего мы вечером не посмотрели, надо было прогнать!
Алька прошлепала босыми ногами мимо. Рита приоткрыла один глаз. Та стояла у окна, шевеля занавеску, утренний свет очерчивал высокую, чуть угловатую фигуру с узкими плечами и широкими бедрами.
- Полседьмого! - хриплым со сна голосом поразилась Алька и снова обругала муху, - ну, сволочь же помойная, а так хорошо спали!
- Видишь, а ты вчера на паука - убери, чего он тут, в углу. Пусть висит, если мухи.
- Та. Сам убежал. И мышей, то есть мух, не ловит совсем.
Алька, прикрывая ладошкой маленькую незагорелую грудь, вернулась к постели, другой рукой нашарила под подушкой лифчик и надела, выгибаясь и топыря локти, чтоб застегнуть пуговку на спине. Потянувшись, взяла со стула вафельное полотенце, скрутила, удобнее беря и похлопывая по руке свободным краем.
- Та-а-к... Щас они у меня!..
Рита повернулась на бок и натянув к шее простыню, приготовилась смотреть и комментировать охоту.
- Ба-а-а! - раздался за стеной гулкий, как в бочке, капризный голос, - ба-а-а! Пошли на море!
- Тьфу ты, напугал, - Алька прокралась к стене и со всего маху впечатала в доску хвост полотенца, - о! Одна есть!
- Ура.
- Лежи тихо! Вон она, на плечо к тебе села.
Рита быстренько села тоже, передергивая плечами.
- Вот ты еще не лупила меня полотенцем! С утра самого.
- А зачем же подруги тогда? Как раз лупить полотенцем.
Под разговоры Алька напала на следующую муху, а третью выгнала за порог, пока Рита, зевая, держала на весу хамсаросную сетку.
- Ну что, - деловито спросила Алька, окончив охоту, - дальше спать?
- А ты заснешь, что ли? - поразилась Рита, стоя за сеткой и осматривая тихое пространство - песок, постройки и лохматые тамарисковые кусты в косых лучах солнца.
- Могу попробовать.
- Аль. Да ну его. Давай уже встанем. Пожрем и завеемся. Купаться будем. А?
- Сгорели же. Придется в тенечке валяться.
Рите сразу стало скучно. Она пощупала плечи. Не болят. А если накинуть полотенце, то и вообще будет совсем хорошо.
- Рубашка, - вспомнила вдруг, - мне же мама сунула, старую серегину. Как раз, вдруг сгорю.
- А у меня шарф. Ну не шарф зимний, а такой цветной, тоненький совсем. Танька из него чалму себе крутит, когда бигуди на голове, чтоб не падали. Я его чего-то взяла.
- Да мы гении вообще! - Рита рассмотрела шифоновый шарф, разрисованный яркими цветами и листьями, почти прозрачный, - ничего себе, красота какая.
- Та, старье. То бабки с деревни. Она его на тряпки хотела пустить. Чего ты ахаешь, ну он же давнюшний, правда. Сто лет в обед. И дырка, смотри, с краю.
Алька обмоталась шарфом, скорчила рожу, пройдя туда-сюда на цыпочках и волоча по полу прозрачный край с дыркой.
Рита послушно поаплодировала, сидя уже в купальном лифчике и застегнутом на талии сарафане. Прекрасный шарф, и жалко, конечно, что совсем не модный и несовременный. Но на пляжу, как говорит Алька - сойдеть. Теперь самое главное - как следует упаковаться под трусами, ну и придумать, где загорать и купаться. Ужасно, что так не вовремя все эти дамские дела, но зато отлично, что сразу у обеих, а то Рита повесилась бы, если б одна.
Пансионат еще спал, ходили окраинами только припозднившиеся рыбаки с удочками и мокрыми сетками, да рядом с умывальниками кто -то гремел водой о жесть и, скрытый кустами, фыркал, как бегемот.
Даже в кухне торчала у плиты только одна тетка, с тоскливыми зевками гремя крышкой на большой кастрюле, поэтому Рита храбро вызвалась покараулить чайник, позволив Альке убежать к домику, чтоб сервировать на веранде завтрак.
Она села на бетонную плиту и почти задремала, следя, как плавно повышается температура и мелькают наискосок белопузые ласточки, а выше них - черные стрижи. Вместе с температурой приходил и людской шум, но пока еще медленно и неохотно, а еще - с пирса доносились деловитые крики, наверное, уходит в город катер первым утренним рейсом, думала Рита, ленясь сдвинуться в реденькую тень, но надо, а то снова обгорят плечи, вылеченные вчерашним кефиром.
- Доброе утро, маленькая нимфа!
Рита вздрогнула, выпрямляясь и уцепившись за бетонную кромку мгновенно вспотевшими пальцами. Волосы пересыпались, закрывая скулы и щекоча плечи. Она хотела убрать их рукой, чтоб не сидеть, как ведьма (это мама ее ругала, сердясь, когда Рита отказывалась делать хвост или косу), но пальцы так склещились на бетоне, что было страшно - дернет и вдруг упадет. Как дурочка. И точно уж как дурочка, она не сумела ответить, да и не успела - в темноте дверного проема уже скрывалась смуглая спина над красными плавками. Рита сглотнула, с тоской думая, а как теперь с чайником, а вдруг он там закипит и нужно идти снимать, а там этот - с вареными яйцами, который бородатый и старый, но тетки говорят - красивый. Да еще непонятно - он, что? Ей это сказал, про нимфу?
На всякий случай она огляделась, но никого поблизости не заметила. Приближалась от директорского домика тетка в оранжевом фартуке поверх ситцевого купальника, вздыхая, скребла по плиткам метлой, но габаритами и внешностью на нимфу она никак не тянула. И вообще, ну как теперь? Зайти и что? Улыбнуться? Или надо сказать доброе утро тоже?
- Дите? - громыхнул из кухни голос утренней поварихи, - то твой чайник? Забирай, кипит.
Рита встала, расправляя подол, а заодно и плечи. Вошла, с яркого света почти ничего не видя в полумраке под тусклой лампочкой. Сказала звонким уверенным голосом:
- Спасибо!
Аккуратно взяла чайник за ручку и отпустила, та была слишком горячей.
- Можно я возьму вашу тряпку? - обратилась к тетке, - и сразу верну, мне только до веранды дойти.
- Та бери, - кивнула та и навалилась на стол ситцевым животом, продолжая чистить кривую розовую картофелину.
Рита подхватила чайник, и унося его на свет, с улыбкой кивнула бородатому мужчине, который караулил ковшик с поднимающейся кофейной пенкой:
- Доброе утро!
На веранде, кусая от серого ломтя хлеба, щедро намазанного маслом с уложенными в рядок томатно-оранжевыми кильками, Рита поведала внимательной Альке о происшествии.
- Вот видишь, - удовлетворилась Алька, болтая в кружке алюминиевой гнутой ложечкой, - и вовсе ты не дикая. Можешь ведь, когда хочешь!
- Могу, - согласилась Рита, - только я страшно волнуюсь, вообще, как не знаю кто. Иногда такое сморожу. Сморозю? Прям хоть сквозь землю. И главное, потом нифига и вспомнить не могу, чего я сморозила. Нет, я, наверное, все-таки ненормальная. Все люди, как люди, а я...
- Ну, ему ж не сморозила, - утешила подруга, завертывая края газетного кулька с сахаром, - что? Или - что?
Рита опустила голову. Потом подняла снова, глядя на Альку круглыми отчаянными глазами.
- Я ему сказала...
- Ну? Насчет доброе утро? И чего?
- Сказала... я еще сказала, потом. Спасибо, и вы тоже. Кажется...
Ощущая, как поднимается от шеи по скулам волна горячей краски, она рассердилась на Альку, которая пала грудью на стол, уперев между тарелками сжатые кулаки.
- Оййй, Розова-Маргаритова... Ты мене загонишь у гроп каданибудь. То есть, он тебе - маленькая нимфа... ахаха-охохо траляля... А ты ему - мерси, вы тоже... Махонькая такая нимфа... с бородищей. С яйцами. У красных плавках!...
- Может и не сказала, - огрызнулась Рита со слезами в голосе, - а может не так сказала. Я вообще не слышала, что я там говорю ему!
- Угу. А может, сказала "спасибо и вам того же"! Да ладно тебе, не бесись.
- Это ты бесишься. И издеваешься. Я тут полная дура, а ты еще надо мной. Подруга называется!
Рита с отчаянием подумала, Остров, оказывается, такой маленький. И теперь куда ни пойди, везде попадется этот козлина с бородой, станет смотреть на нее и ржать, как она с ним поговорила. Побеседовала, так сказать. Поддержала разговор.
- Да он наверняка понял, что ты застеснялась просто. Не переживай, Ритка!
Рита вздохнула, вспоминая свои уверенные жесты и лучезарную улыбку. О, да, разумеется, понял... Увы, скорее подумал, что она его дразнит, издевается над немолодым дядькой. Так и будет думать, все это время. Хорошо бы сегодня у него путевка кончилась, и они, рраз, и уехали. Навсегда.
- И потом, ты вообще могла сморозить. Про яйца, например. А так еще нормально все обошлось, не ссо. Ты слышишь?
Рита подавленно кивнула, покрываясь мурашками от запоздалого ужаса. Ведь и правда, она могла. Про яйца эти дурацкие. И потом фиг бы толком вспомнила, чего с умным уверенным видом наболтала.
- Посуду собирай, - Алька встала, подхватывая тарелку с нарезанным хлебом, чашку-масленку, - так, это в холодильник, то вымоем, а, мусор - не забыть, а то завоняется, и мухи. Куда пойдем купаться? С этой стороны, или на дальнюю, где московские?
- Аль, - сказала осененная Рита, собирая тарелки и кружки, - слу-у-ушай, а давай на ближний конец уйдем, а? Прям вот на целый почти день!
В ее голове нарисовалась прекрасная картина - пусто, никого, только море (даже два моря!), шуршащая трава, песок и самое главное - никакого бородатого "маленького нимфа"... Правда, тогда придется, как следует собраться, взять воду и пожрать, а еще, и это самое неприятное - всякие сменные подкладки и придумать, где их менять, в домике не запрешься, а трава там везде не выше пояса, и ни одного дерева нету. Но Рита готова на подвиги. Главное теперь - уговорить на них Альку.
Она улещивала Альку, пока мылась посуда и пока они надевали купальники, влезая на стул перед зеркалом и слезая обратно, чтоб снова влезть. Пока немножко убирались в комнате, которая волшебным образом оказывалась захламленной непонятно чем, ведь почти ничего с собой и не брали. Пока мазали спины маслом, а лица кремом, чтоб снова залезть на стул и проверить, как легла на покрасневшие носы пудра. И, наконец, убедила подругу тем самым аргументом, насчет никого-никого, потому что нафига им зрители, с этими дурацкими тряпками в трусах!
- Ты просто боишься, что этот нимф с яйцами...
- А-ля!!!
- Ладно, - смилостивилась подруга, - нимф с бородой (тут она посмотрела с вопросом, и Рита кивнула, да, так лучше) будет тыняться по пляжу и над тобой хохотать (тут Рита возмущенно затрясла головой, отрицая), но ладно, че трусами светить. Только надо пожрать взять. И воды бутылку. И карты!
Рита, пихая в сумку вещи, кивала, соглашаясь даже на карты. И внутри все пело - вот оно, их первое путешествие на Острове...