Илья совершенно гармонично вписался в территории Киры, и во внешние, и в территории ее сознания, заботливо перетащив к ним поближе свои, будто соединил два королевства. Кира еще репетировала откровенный разговор, о том, как славно они будут встречаться пару раз в неделю, но через неделю вдруг обнаружила в прихожей огромные тапки, а на табурете в комнате новенький мощный ноутбук, на нем, вдумчиво пояснил Илья, кино смотреть намного лучше. И если бы только это, она может, возмутилась бы, но возвращаясь со своих вечерних ремонтов, Илья торжественно вытаскивал из вывернутых карманов вороха смятых бумажек и высыпал их на полку, не оставляя себе ничего. Так будут целее, объяснил, а на карман буду у тебя попрошайничать, да?
Кира вздохнула и взяла с него обещание, что по магазинам за продуктами будут ходить вместе, чтоб ей не таскать тяжелые сумки. И чтоб не обижался, если она, подсчитывая доходы, станет скаредничать, растягивая деньги до следующей его зарплаты.
- Отлично, - обрадовался Илья, уже привычно целуя Киру в нос и удаляясь в ванную, - и покупать будем, крупное чего-то, по очереди, тебе и мне. Что ты там хотела? Объектив новый? А у меня телефон разбит. Вот есть, зачем складывать денег.
Собственно, несколько раз он пытался перетащить ее к себе, но Кира не пожелала добавлять себе хлопот, орудуя на обеих кухнях, и бегая от котов к Илье и обратно. Нет уж, процитировала фразу из старой комедии, замешивая тесто на домашнее печенье, уж лучше вы к нам.
Старые умения она вспомнила с радостью. И теперь пекла и варила: кормить большого мужчину было таким же замечательным удовольствием, как удовольствие, с каким он ел приготовленные Кирой вкусности.
Всерьез волновало ее теперь одно. Собственные легкие слова насчет возраста. Они никак не мешали бы ей, если бы все сложилось по-другому. Ну да, вполне молодая спортивная дама, пусть старше, но выглядит хорошо. Достойно, прямо скажем, выглядит для своих, сколько она там наврала парню, тридцати восьми. И нет нужды напрягаться постоянно, стремясь выглядеть на придуманный возраст с утра и по вечерам, а уж привести себя в порядок перед свиданием, сделать незаметный аккуратный макияж после маски-тоника, подобрать нужную одежду - к лицу и по фигуре, при свидании сотворить мягкий, лукаво щадящий свет-полумрак. И прочие маленькие женские хитрости, которые - для удовольствия двоих. Оказалось, в новых условиях сомкнутых территорий они теряют свой знак, упорно переводя плюс в минус, делая невинную хитрость - враньем. А то - из легкого, немного ухарского, вот мол, поди догадайся, уличи, без заглядывания в паспорт, вдруг тяжелеет, показывая суть. Просто вранье. Кира пыталась уговорить себя, тысячи женщин скрывают свой паспортный возраст, и им это лишь помогает. Но о помогательности знала, как вдруг поняла, со слов, из уверений, а мало ли, кто что говорит.
04.06.16
И паспорт еще этот... Оказалось, в жизни вдвоем существует множество ситуаций, которые теперь нужно постоянно контролировать. Следить, чтоб несчастный этот паспорт не попался Илье на глаза. Мягко уходить в сторону от обычных предложений и планов - а давай самолетом полетим куда, вот я заработаю, и опа, собрались, слетали. Или даже побежать по делам, за какой нужной справкой, спросить своего мужчину - паспорт мой не видел, куда сунула...
А еще звонки Светильды. Кира ошеломилась, пугаясь, когда вышла из ванной, и увидела, Илья говорит по ее телефону, прощаясь и радостно передавая ей трубку:
- Тебе тут дочка звонила уже пять раз. Я чето струхнул, может, случилось чего. Хотел сказать, что ты щас. Выйдешь.
А после, валяясь на диване, похвастался гордо, закидывая длинную ногу на колено другой:
- А она ничего, нормально так со мной. Знает, как зовут. Ты про меня говорила да, говорила? А что ты говорила?
- Сказала, что ты мой герой, - Кира улыбалась, думая про себя, а ну как Светка ляпнет что-то о прошлом, и мальчик посчитает. Спросит. Хотя считать Илья не любил, да и читать тоже, о чем Киру предупредил сразу, и очень радовался, что из-за этого не сделался для нее глупее. Он и правда, дураком совершенно не был, а книги, ну, Кира ведь тоже не глупа и знает, нынче кроме книг полно занятий, увлекающих и поедающих время. Книгочейство сделалось таким же хобби, как, например, склеивание моделек самолетов или выращивание экзотических овощей на даче. Кто-то делает это, а другие делают другое. Смотрят кино и играют за второй состав городской футбольной команды, усмехнулась она. И снова вернулась к тягостным мыслям о паспорте.
- А ты его забудь, на виду, - посоветовала ей Вероника, в ответ на переживания, - и что будет, так тому и быть.
- Кажется, я еще не готова, - помедлив, написала Кира подруге.
А та со смайликом уточнила:
- Еще не готова? Или - уже готова? Спеклась, да?
- Вот еще!
И Кира ушла в кухню, где что-то пыталось сгореть, раздумывая на ходу, спеклась ли она. Пока еще нет, прикинула, мешая картошку на сковороде. Дело в другом. Парень со всей искренностью, и гад я буду, если в ответ продолжу врать. Уже наврала, а значит, придется объясняться. То есть - уже обидела.
Что же насчет последствий... Готова ли Кира к тому, что завтра, услышав правду, он исчезнет из ее жизни? В которую влез, как щенок, радостно топча лапами себе место и укладываясь удобно, со всем свои щенячьим удовольствием, таким безгрешным, просто потому, что им обоим - хорошо.
Проверить это можно было лишь делом, поняла она, никак в себе не разобравшись. Ей казалось, что совершенно не влюблена. И она берегла в себе эту уверенность, чтоб не попадать в зависимость от Ильи, боясь будущих (снова будущих, Кира?) горестей, если он вдруг (снова если, Кира?) ...
Тут она плюнула, не в картошку, а мысленно. И стала резать салат, посматривая на кухонные часы. Он, вроде бы, должен явиться, к позднему ужину. Кира никогда не спрашивала, во сколько придет, и старалась не сердиться, если слишком опаздывал. Разница в возрасте работала тут, как надо, вдруг поняла она, и была благодарна Илье за то, что он просто хороший, что скучает по ней. Не пропускала маленьких радостей, отмечая каждую. И виновато думала иногда о прошлом, как много она пропускала их в прежних отношениях, цепляясь к букве, и игнорируя дух.
Еще очень помогали ей слова Ники, которая с полной уверенностью говорила - ты главная, в ваших отношениях, да в любых - ты. Тебе выбирать, а им - приходить и предлагать что-то.
Будь им обеим по двадцать, это звучало бы как беспомощная мантра, призванная дарить постоянно ускользающую уверенность в себе. Но Ника была самостоятельной умницей и слов не ветер не бросала, Кира знала, все сказанное подругой имеет под собой твердую почву, а не говорится в утешение из-за дружеского участия.
Картошка пожарилась, как надо, салат вышел радостным, сверкающим алыми ломтиками помидоров и зеленью молодых огурцов. Еще можно сделать желе, на завтра, решила Кира. Илья не звонит, и кажется, снова явится заполночь, ну, сам виноват, будет трескать разогретое. Все равно нужно поработать с картинками, разбирая архивы.
Нахмурилась, думая о редакторе Пешем. После предложенной темы, от которой она в письме попыталась вежливо отказаться, в их сотрудничестве возникла пауза. Он так же вежливо посетовал, что был в надеждах, но, если Кира не готова, он подумает, что предложить взамен. И замолчал.
Подумаешь, с подростковой независимостью подумала в ответ Кира, ну и думай там себе. А мне и так есть, о чем голову ломать. Тем более, с деньгами стало полегче, хотя это ее раздражало тоже, не умела она безмятежно висеть на чужих плечах, тратя принесенные Ильей деньги. Но была хотя бы достаточно умна - понимала о себе с некоторой радостью, чтоб не ударяться в гордыню, мол, ты мне никто и никак, я сама все заработаю и совершу. Помогает парень, и прекрасно, но все же самостоятельность - прекраснее вдвое.
Илья позвонил через полчаса. Кира посидела, глядя на мигающий экран и считая звонки. Чтоб не сразу хвататься.
- Ничего, я сегодня не приду? - спросил после привычных "солнышко" и "лапа", - у меня тут...
- Чего спрашиваешь, - перебила Кира, - не придешь и ладно. Твои дела.
- Как это? - удивился Илья, - а волноваться? Где любимый, куда пропал. Ты что, совсем не волнуешься?
- Волнуюсь. Потому и нервничаю, - снова соврала Кира, ругая себя за неистребимую женскую хитрость, на ходу все переиначила. Злилась, что зря готовила ужин, что пренебрег, а сказала другое.
- А, - гордо удовлетворился Илья, - так и надо. Кира, я завтра поздно совсем вернусь. Ладно?
- Да делай что хочешь, - снова рассердилась Кира, понимая вдруг, что никак не может сдержаться, еще секунда и начнет упрекать, насчет картошки.
Секунда канула и Кира поспешно прервала вызов. Кажется, упреки рвались с языка грубые и чересчур язвительные.
Кинула телефон на диван и ушла из комнаты, резко двигаясь и шепотом отгоняя котов. Но сразу вернулась снова. Телефон звонил. Кира постояла, снова считая звонки и страстно желая устоять, не брать трубку вовсе. Но, конечно взяла.
- Что это было? - сурово спросил Илья.
- Что? - переспросила, чтоб потянуть время. Голос его был совершенно холодным, чужим.
- Только что. Ни пока-пока, ни цьомки. Ты чего на меня вызверилась?
- Не надо мне грубить только.
- Я спросил. Ну?
Кира прижимала к уху теплый мобильник, глядя на глухую штору, на которой вдруг нарисовалась ветка, из двух возможных близких будущих. Психануть, обидеться на его несправедливое возмущение, тоже мне, призыватель к ответу, призывалка не выросла еще. Или, где там у нас маленькие радости и необходимая правда, все, о чем так уютно размышлялось, пока жарилась мальчику картошка...
- Илюша. Я просто сильно хотела тебя видеть. Радовалась, что придешь, картошку пожарила, думала, сядем вместе, кино смотреть. А тут облом. Не дали Кире вкусного.
- Меня, то есть? - уточнил Илья.
Кира молча кивнула. Потом сказала и голосом:
- Да. Тебя.
Подумала, ну вот, подставляешься, Кира, чаще ему такое говори, будет крутить тобой, как захочет.
- Правда-правда?
- Да. Правда.
- А-а-а, - громко обрадовался Илья, - совсем отлично. Я сам хочу к тебе. Сильно. Но тут кое-что надо. Я не успеваю вернуться. А завтра тренировка, вечером. Я тебе буду звонить. И смски. Хорошо?
- Конечно. Иди уж. В свои дела.
- Цьомки, Кира! Я тебя люблю.
Он положил трубку, оставив Киру стоять столбом перед шторой, на которой уже никаких разветвлений. Одна линия, не слишком ровная, но одна. И вверх.
- Але, - она снова прижала мобильник к уху, сердясь и одновременно улыбаясь.
- Я не понял. А ты?
Вот же привяза, подумала с нежностью, страшно радуясь, что не закатила парню обыденный бабский скандал с упреками. И страшась того, чего он требовал, ждал. Но он там ждет, напомнила себе, а у него - дела. Звонит, в третий уже раз. Или в четвертый.
- Я тебя тоже. Люблю.
Ей было слышно, как он там вздохнул, шумно, и разговор кончился.
Приплыли, с юмором подытожила Кира, пряча в холодильник миску с салатом. Мальчик признался в любви прекрасной взрослой женщине, тридцати восьми лет, ага. Увязла ты, Кира-врушка, по самые ушки.
Чтобы не думать, как придется поступать в новой ситуации, Кира, чуть помедлив, кинула на диван рюкзак и джинсы. Там, за окном встала ночь, такая прекрасная в новорожденной летней томности, с щелканьем соловьев и с ароматом акации под самые крыши. Скорее всего, он говорит это всем своим женщинам. Так делают все. И сама поступаешь так же, разве нет? Сказать нежно и легко, для пущей романтики, я тебя люблю, - никогда проблемой не было. И говоря, понимала, это чудесная ложь, похожая на розы из крема, для украшения и без того вкусного пирожного. Не того, которое из куска хлеба с вареньем, то не нуждается в дополнительных украшениях. Но то называется "пирожено", улыбнулась воспоминанию Кира. Хватит копаться в том, что внутри, поди лучше прогуляйся, пока на улицах горят фонари. Только не забредай в темные углы, Кира. Там страшно. И может быть опасно. Как внутри себя, так и снаружи, на ночных улицах.
А еще, думала Кира, выходя в запахи цветов, стоящие тихо, как ночная вода в заброшенном пруду, я соскучилась. По тем странным прогулкам, которые с появлением Ильи стали реже. Время уходит на радостную обыденность, и на странности его осталось поменьше.
Через пару часов, Кира, утомясь снимать звезды фонарей вдоль центральных улиц, которые каждый вечер горели одинаково, рисуя светом и тенями один и тот же рисунок, все же ушла в боковые переулки, поясом охватывающие склоны горы Митридат. Тут было темно, под ногами скользили булыжные спины старой мощеной дороги, редкие фонари делали невидимый зеленый цвет листвы странным серым, будто деревья раскрашивали простым карандашом. И светили квадратные окна в одноэтажных домах, прерываемых кусками заборов с темными воротами. Кира не брала большой штатив, ходила с маленьким, прилаживая растопыренную треножку то на камень, то на фонарную тумбу, или на спинку внезапной скамьи. Кадры получались немного косые, но интересные, будет чем заняться, отсматривая и вырезая нужное.
На одном повороте остановилась, испуганная молчаливой черной псиной, что возникла из тени, понюхала ногу и встала рядом, не сводя с Киры поблескивающих глаз. Лаять, кажется, не собиралась, и Кира, шепотом сказав пустяков на прощание, повернулась, сжимая в руке штатив с навинченной камерой.
В недалеком окне горел свет, светлая штора висела косо, открывая внутреннее пространство, кривое, как недавние кадры. Кира шагнула ближе, не отводя глаз. Там выпирал из-за светлых складок угол стола с едой и бутылками. Чернела рука, почти у окна. А за ней, за бутылками и тарелками, на фоне ковра - диван, на котором - молодая женщина, с руками накрест, закрывающими обнаженную грудь.
Кира медленно подошла еще. Встала у самого окна, вздрогнула от громкого, над ухом кашля. Звуки пролезали через форточку, распахнутую над ее головой.
- А-ах, ты... сучка, - сказал тот, кто кашлял, голосом совсем обыденным, с ленивой в нем угрозой, - сказал, сюда иди. Ну?
У женщины шевельнулись губы. Глаза, и без того широкие, стали огромными. Она моргнула.
- Не слышу.
- А щас я, - с другим голосом в кадре показалась рука, кого-то третьего, толкнула женщину в скулу, у той дернулась голова, качнулись темные пряди волос.
Тот, кто толкнул, заорал, радуясь себе:
- А ну! Кому сказано!
Кира присела на корточки, шаря в темноте рукой и натыкаясь на какой-то мелкий хлам, противный на ощупь, но времени не было. Выпрямилась, держа неровный каменный осколок.
- Гав, - предупредительно сказал ночной пес, уже отбежав на некоторое расстояние.
Из форточки снова закричали, и чтоб не слышать, что именно (ты, сука, ах ты курва, ударил в голове Киры голос, услышанный в старом парке), она размахнулась и шваркнула камнем в близкое яркое стекло, сразу отступая и заслоняясь другой рукой от осыпающихся осколков.
Собака залаяла, истерически визгливо, внутри тоже кто-то заорал, с яростью и, к радости Киры, с испугом. Она почти сорвалась с места, но все еще стояла, в позе бегуна, пригнув плечи и напружинив ноги. Что толку, билась в голове мысль, ну, разбила стекло...
Но по дорожке за деревянным забором затопотали дробные шаги, гулко бумкнуло изнутри в ворота, они распахнулись калиткой, которая тоже зазвенела, добавляя в ночь шума. Женщина вылетела, блеснул свет на темных волосах, пролился на светлые голые плечи, будто пытаясь ее удержать, но соскользнул, показав схваченную кулаком рубашку. В следующий момент фигура скрылась в темном переулке, быстрые шаги стихли, удаляясь.
- Ах, ты, - заревел мужской голос из калитки, перекрывая яростный лай.
Кира вспомнила о себе и тоже рванулась, в другую сторону, побежала вниз, оскальзываясь на круглых камнях и сжимая в потной руке камеру - только бы не уронить. Сзади лаял пес, будто рассказывая возбужденным мужским голосам, куда побежала. Дурак, мстительно подумала Кира, ага, показывай им, куда я, а темная за это время успеет далеко удрать.
Камни под ногами сменились ровным асфальтом, Кира прибавила ходу, и вылетела на центральную улицу, в аккурат рядом с отделением милиции. Встала, сглатывая и прижимая руку к животу. Отдышалась, выпрямляясь и дрожащими пальцами убирая за уши растрепанные волосы.
Тут был совсем другой мир. Гуляли парочки, светили гирлянды фонариков, перевитые вокруг веток молодых, но высоких пышных платанов. Бегали дети, окликаемые родителями, и ярко, как детская карусель, сверкала летняя веранда кафе-мороженого.
Все нормально, думала Кира, тоже неспешно идя по широкой пешеходной ленте, все в порядке, и хорошо, что я не стала догонять ее, главное, вмешалась вовремя. И быстро. И убралась оттуда тоже быстро. Вот же какие сволочи.
Вытащила телефон, вдруг рассердившись на Илью, где он там, со своими делами, она тут жизнью рискует, а ему хоть бы хны. Увидела на экране два пропущенных вызова. Набрала номер. Но там скрипучий голос оповестил, что абонент находится за пределами. И Кира отправилась домой, раздумывая, можно ли считать ночное происшествие той самой странной прогулкой в смежные территории, если ей показалось, что гуляла она по улочкам всего с полчаса, а на самом деле уже почти утро (она глянула вверх и увидела светлеющее небо), и Илья безуспешно пытался дозвониться, а она ни одного звонка не услышала.
***
Кире снилось, что она сидит на диване, резко ощущая сквозняк из форточки, гуляющий по голым плечам. Краем глаза видела пряди темных волос, от них щекотно руке, сильно прижатой поверх другой, и обе - прикрывают голую грудь, от сквозняка мужских взглядов. Ей было страшно. И одновременно пронзительно сладко, там, в низу живота, где все подтягивалось, сжимаясь и снова ослабевая. Она, темноволосая, любила того, сидящего под открытой форточкой, с рукой на спинке стула, в темных пальцах зажата умирающая сигарета. Любила. А он снова привел друга. Угостить. Гад, сволочь и гад, последняя скотина. Но так сладко. И страшно, что он давно знает про эту сладость. Потому и водит их, сперва пить, и жрать то, что она приготовила на ужин. А потом угощать, разглядывая, смеясь и отпуская грязные шутки. Сам он брал ее после. Когда возвращался со двора, вольно и долго прощаясь там, куря неспешно, и она, измотанная, лежа на продавленном диване, слышала, как они там - про нее. Думала равнодушно, одновременно понимая, завтра от равнодушия ничего не останется, что в магазине соседки снова станут смотреть с брезгливой ненавистью. И отодвигаться, чтоб не дотронуться невзначай до ее локтя или плеча в толпе у прилавка. Сейчас ей на это было плевать. Ночь разворачивалась, как бывало обычно, и всему в ней было назначено свое место. Ужину, с жареной картошкой, салатом, резаной на отдельной тарелке селедке, посыпанной кольцами лука. Мужским разговорам, сперва спокойным, потом уже громким, с невнятными голосами, полными веселой угрозы. И дальше - забавами с ней, сучкой лучшего кореша, который давно всем рассказал, как она его любит, не то что ваши курвы, а по-настоящему. Все для меня сделает, ревел, срываясь локтем со стола и лупя себя в грудь кулаком. Все-о-о! А ну, иди сюда, ты! Да не ко мне, идиотка. К Петьке иди! Покажь...
Кире снилось, что звон и грохот разорвали ее пополам, вывертывая наружу тайные желания и разбрасывая их по полу, как осколки выбитого стекла. И ночь с ее размеренностью разбили тоже.
Он не простит, понимала она, сейчас не простит, потому что всегда виновата только она сама. Нужно спастись, чтобы после вернуться. Опуская голову, винясь, как нашкодившая собака, которая хочет жрать, а к кому за едой - только снова к хозяину.
Потому побежала. Яростно ненавидя причину, не понимая ее, помня о ней только - грохот, грохот и звон. И осколки.
Наступила босой ногой на один, и вырвалась из сна, почти крича, вскинулась, дрожащими руками водя по смятому покрывалу. Согнутое под ним колено дергалось, и Кира, сбрасывая, с изумлением моргала, глядя на гладкую, без порезов и ссадин, ступню. Та болела, как облитая кипятком.
Позднее, уже совсем проснувшись и переделав привычно успокаивающие дела, она села на диван, прихватив мобильник, согнула ногу, стаскивая носок, и еще раз оглядела ее, проводя пальцами. Нащупала тонкий шрам, совсем старый и затруднилась вспомнить, а было ли что-то в детстве. И был ли он на ступне вчера, позавчера. И где этот чертов Илья, от которого так и не пришло ни единой смски, и звонки к нему не проходят.
Если нет смсок, мрачно решила Кира, значит, он просто отключил телефон. Нормальное дело. Сегодняшняя ночь снова сказала тебе: многое в жизни совсем не то, чем кажется. Ты полагала - спасаешь. А на самом деле влезла в странные и тебе отвратительные отношения, которые темноволосую женщину вполне устраивали.
Размышляя и заводясь все сильнее, Кира не усомнилась в реальности и правдивости сна, даже не перечислив обычные в таких случаях "если". Просто знала, и, обиженная молчанием Ильи, делала выводы, проецируя ситуацию на свои с ним отношения. Все не так, как оно кажется. И потом, это же так логично. Отключил. Успокоенный ее словами, насчет "любит", расслабился, и будет позволять себе больше. Позднее приходить, реже звонить. Еще всякое. Такое, прочее. Фу...
Мобильный загудел, и она, дернувшись, с плеснувшей внутри радостью, взяла его в руки. Посмотрела на строчку цифр.
- Алло?
- Кира.
Голос был незнакомым. Или давно не слышанным. Но страх Кира прогнала, не успев и понять, что - был.
- Здравствуйте, Кира Львовна. Извините, не предупредил письмом. Это Олег. Олег Пеший.
- А, - ответила она, не зная, что еще сказать. Потому что целых две секунды была уверена, услышит "моя девочка. Не забыла, про обещание? Только моя. Самая красивая, и - моя"
Собеседник помолчал, ожидая продолжения. И снова заговорил.
- Дело в том, что я сейчас в Крыму. Около Коктебеля, тут поселок есть небольшой, я по делам, буквально три-четыре дня. К сожалению, я не попадаю в Керчь, собственно, потому и не написал о поездке. Но если бы смогли приехать, было бы здорово. У меня тут друзья, у них отельчик. Вернее, номера гостевые.
- Здравствуйте, - в паузе сказала Кира. И покраснела.
- Э-э-э... да, - согласился Пеший, - ну так как?
Кире вдруг представилась мама, которая, оценив импозантность и возраст редактора, уверенно подталкивает Киру, ну вот же он, твой шанс. Ровесники, и одного уровня, есть, о чем поговорить. И привлекательный такой мужчина, даже на маленькой аватаре видно - мужественное какое лицо, красивые волосы. При работе. Ах, да.
- Так сразу... Олег, а сколько я могу подумать?
- Хорошо бы сегодня. У меня два свободных дня, потом все забито. Вам ехать всего час, Кира. Можно, просто Кира?
- Да, конечно.
- А завтра к вечеру обратно. У вас на дорогу есть деньги? Все, что тут, я оплачу. Жилье и еду. Считайте, командировка. И за билеты отдам, как приедете.
- Соблазнительно. Мне нужно поговорить. Тут.
- С мужем? - догадался Пеший.
Снова подождал, будто надеялся, Кира возразит. Но она молчала, назвать Илью мужем язык не поворачивался, казалось ей - нечестно, так пользоваться парнем, который ей в сыновья годится.
- Буду ждать звонка. Через пару часов нормально? Кира, я бы очень хотел встретиться. Мы меня очень интересуете.
У вас на меня большие планы, чуть не уточнила Кира. И вежливо попрощалась, пообещав перезвонить.