Яркие краски заката, отыграв мерную смену алых и золотых оттенков, сменились сначала бронзой, потом розоватым пеплом, тускнеющим незаметно, и на сизом, цвета голубиного пера, небе замерцали еще слабые, осторожные точки звезд. Будто кто-то аккуратно колол тонкой иголочкой мягкое покрывало.
Ирина вздохнула, поведя озябшими плечами. Сидела, раздумывая, что же делать дальше. Казалось, встанет со ступеней, и все вокруг тоже сдвинется, начнет происходить, опережая ее решения. Лучше решить, сперва, а потом уже встать, подумала она, собирая мысли, раскиданные внезапной картиной торжества небесного цвета.
С внешним сумраком в душу опускалась внутренняя темнота. Там, откуда она прыгнула следом за пестрой кошкой, остались эти, страшные, полные ярости. Вдруг придется вернуться снова туда же? Вдруг они ее ждут? На этот раз придумав, как выплеснуть на нее свою злобу. И вдруг там тоже спустилась ночь. Теплые ступени казались сейчас укрытием, хотя временным и ненадежным - Ирине хотелось есть, устали ноги и ныла спина. А еще обыденное, от которого никуда - нужно бы найти туалет.
Перебирая мелкие заботы, она старалась не думать, что ими заслоняется от главного. Черт его знает, усмехнулась сердито, устав прятать от себя мысль, что я за рыба мороженая, ведь по идее должна полететь, побежать, разыскивая своего мужчину, найти, а дальше уже будут - и стол, и дом, и трали-вали. Вместо этого сижу, размышляя, как бы чуточку отдалить встречу, приготовиться к ней. Обосноваться, став более защищенной. Сытой, да, отдохнувшей. Как будто не соединиться хочу, а собираюсь на битву.
В густеющей темноте, подползающей к ногам, кто-то вздохнул. Ирина с вдруг озябшей спиной медленно повернулась, держась рукой за краешек ступеньки. Выше ее в промежутке колонн стоял мальчик-подросток. К ее облегчению, вполне с виду обыкновенный, толстоватый, с круглой стриженой головой. Смотрел, опустив руки, на одной рукав закатан выше локтя. Свет падал сзади, и Ирина не видела выражения лица, но поняла - удивлен - по хрипловатому голосу:
- Никто не сидит на открытом витке, после заката. Скоро выйдет луна.
- Да?
Потом они заговорили одновременно:
- У тебя что, нету дома?
- Тут что, ночью страшно?
Замолчали. Мальчик ступил ниже, держась поодаль. Теперь свет падал сбоку, рисуя вздернутый нос и округлость щеки. Ирина, устав сидеть с вывернутой головой, встала, стараясь не смотреть в сторону бездны. Но тут же охнула, качнулась, и он шагнул ближе, придерживая ее локоть. На круглом лице - удивление, смешанное с восторгом.
- Ты чужая, - проговорил шепотом, вопросительно утверждая, - ой, кша... ты совсем чужая, да? Или ты болеешь, но почему тогда одна? Тут? Убежала от заботников?
- Я не болею, - Ирина шагнула ближе к колоннам, переводя дыхание. Вежливо отвела в сторону руку, за которую цеплялся мальчик, - высоты просто боюсь. А что тут, нельзя ночью?
Он замялся, отводя глаза в сторону. Ирина, которая долго работала в школе с подростками, этот взгляд и движения определила точно. Не хочет говорит, а соврать открыто стесняется.
- Это ж тайная прослойка. Взрослые сюда не ходят. Вообще никогда. Ну, ее нету, для больших. А эти смеются, потому что мама всем рассказала, что я буду хорошо учиться и стану мужем великой Неллет, хотя я совсем не хочу. Ну, хочу, но немножко. А больше хочу дальше помогать Алиму. Там очень хорошо, кругом железки умные. Ломаных много, но я умею чинить. Теперь уже.
Болтун, с насмешливой нежностью подумала Ирина, слушая исповедь.
- А сюда. Сюда нужно прийти, к полной луне. Чтоб желание исполнилось. Не то, которое просят у ксиитов, потому что им за мерель нужно что-то отдать. А если луне, написанное, то оно сбывается просто так. Понимаешь?
Ирина, мало что поняв, кивнула его вопросительному взгляду.
- Вот, - успокоился рассказчик, шаркая ногой по гладкому полу, - сюда вообще редко приходят, потому что совсем тайная прослойка, я думаю, может, я ее сам вырастил. Хотя я мало что умею еще. Но вдруг? Я звал сюда Мелью. По секрету. И Данику. И еще Сарью, но давно уже.
- Да ты донжуан...
- Кто?
- Неважно. И что?
- Они смеются. Говорят, я некрасивый. Сильно большой. Но я видел, Даника приходила, сама. Я не стал говорить, что видел, наверное, совсем секретное желание. Вот видишь?
Он согнул руку, оттягивая рукав. Ирина покивала, рассмотрев край чернильной надписи. Оглянулась на внешнюю темноту, которая становилась светлее. И ахнула. Сбоку, из-за пышного облака, выкатывалась огромная луна, казалось, прыгни и долетишь, сбивая ногами верхушки гор и спотыкаясь о кратеры.
Спохватившись, поторопила мальчика, не отводя от луны зачарованного взгляда:
- Ну, что же ты? Иди, я тут подожду.
- Та не, - вдруг отказался тот, снова расправляя рукав, - пустота милостиво слушала и исполняла. Ты же тут.
- Что?
- Я загадал, - объяснил мальчик, - пусть мне тоже гость из пустоты, совсем мой гость. И пришел, а ты сидишь. Тебя как зовут?
Она махнула рукой, мол, не обращай внимания. Мальчик нерешительно взял теплыми пальцами ее руку.
- Пойдем. Если ты пришла из пустоты, ты же без дома. Тебе нужно поесть, и найти, где спать. Я попрошу маму.
Ирина кивнула. Куда-то же надо идти, рассудила, шагая следом к аккуратно вырезанной в полу круглой дырке.
- А то как с ума сошли, с новым весенним мужем великой принцессы. Ах, элле Андрей, ах, разговаривал со мной, смеялся. Я ей говорю, ты, Сарья, зря болтаешь, ты же...
- Андрей? - Ирина резко остановилась у бездонной полыньи в полу, - какой муж, чей?
- Великой принцессы нашей Неллет, да будут осенние сны ее легки и бестревожны во славу равновесия Башни, - заученно проговорил Петр и легонько подтолкнул гостью к дырке в полу.
Ирина, занятая новостью, шагнула, не глядя. И так же, не успев понять, оказалась уже на другом витке, где за поворотом узкого коридорчика слышались далекие голоса.
- Тише! - Петр остановился, вертя стриженой головой. Но они все еще находились в безлюдном закуте узкого коридора, где пряталась шахта, ведущая на тайную прослойку.
- Иссу я видел. Она ушла. Она сама ходит, ты не знала разве? А она с тобой сейчас пришла, да? О-о-о. Я вот знал, что Исса ходит везде! Но взрослым нельзя. Про такое. Пусть ходит сама, ладно?
- Ладно, - послушно согласилась Ирина, снова переключаясь на главную новость. Андрей совсем рядом. Она все-таки нашла его, вроде бы без своего явного решительного желания. Нужно выспросить Петра, насчет того, о чем болтал. И, оказывается, он тут все-таки муж.
Когда это же говорили призрачные фигуры из камня и песка, оно звучало как-то совсем нереально. Как-то в переносном смысле. И вдруг толстый пыхтящий подросток, так обыденно влюбленный во всех одноклассниц сразу, рассказывает - подумаешь, элле Андрей, подумаешь, новый муж. Так говорят о модных личностях, популярных, совсем публичных.
Она шла, машинально кивая встречным, в ответ на их кивки. Некоторые проходили молча, с озабоченными лицами, другие удивленно поднимали брови, рассматривая, видимо, странную тут одежду и торжествующе пыхтящего Петра, который тащил спутницу за руку. Но особого интереса в глазах не было.
- Петр, - спросила Ирина, наклоняя голову под густыми листьями какой-то лианы, - народ не очень любопытный, да?
- Про тебя? - догадался Петр, - та не, Башня ж совсем большая, если кто приходит вечером после работы с другого витка, там и одежда другая. И волосы по-другому стригут. Если что, я так и скажу. Что ты к нам пришла. В гости. Ну, с уровня медицины. Или там...
- Спортивного, - подсказала Ирина.
- Чего?
- Ох. Ну, физкультуры. Опять не понял? Упражнений для тела.
- А! Точно! Ты тоже так ври, ну, говори так. И маме тоже так скажем, - решил, вдохновляясь на ходу, - а то вдруг заругает, они же взрослые. Вот, я скажу... скажу, что ты пришла навестить Керену, племянницу, а не знала, что они переехали. А утром тебе надо, ну-у... посмотреть детей.
- Каких детей? - испугалась Ирина.
- Для праздника, - с упреком ответил Петр, - обычное же дело, искать, кто лучше всех бегает, плавает. В бассейне.
Ирину на секунду качнуло, так стремительно вторгалась обыденность в полную, казалось бы, нереальность. Бассейн. Плавание. Ну ладно, зато она в этой теме, как рыба в воде, не придется краснеть, что завралась.
Позже, сидя за накрытым столом и вежливо улыбаясь хозяйке, которая настороженно улыбалась в ответ, исподтишка разглядывая короткие волосы, мятую тишотку и особенно - вытертые джинсы, она снова поражалась этой обыденности обыкновенного человеческого бытия. Гнала мысль о том, что сидит, допустим, у соседки Андреевых родителей, у которой такие же два парнишки и такая же маленькая круглая дочка с розовыми щеками.
- А в небесные этот год будут выбирать парней, саа? - поинтересовалась Ойя, возвращая Ирину с земли снова на небеса.
Пока та жевала, лихорадочно придумывая ответ, Ойя накладывала еду в легкую пластиковую коробку, заполняя отделения для горячего и десерта.
- Мам, - поспешил на помощь Петр, придвигая тарелку с добавкой, - уже ж был набор. Саа Эйра обучает девочек. У тебя очень вкусно сегодня все. И хомм такой, с тарелкой съем.
Маленькая сестра засмеялась, возя в своей тарелке вычурной ложечкой.
- А вот отцу твоему, Пиэтка, совсем не нравится, - вздохнула Ойя, - сидит, звезды считает.
- Все хорошо, Ойя, - отозвался худой сутуловатый Гален, поднимаясь и прижимая руку к груди, - да будут с нами сны великой Неллет, пора мне.
Хозяйка поднялась, закрывая коробку, ушла следом за мужем в другую комнату, задернув штору. И сразу оттуда послышался громкий шепот.
- Куда я ее положу? На стол, да? А еще ты ночью вернешься.
- Не шуми, милая. Я, может, до утра. Алим вот тоже.
- Ага!
Занавесь распахнулась, Ойя проплыла, улыбаясь гостье, шикнула по пути на второго сына - очень похожего на отца, такого же худого и сутулого, который не отрывал глаз от граненого стеклянного шара, положенного за тарелкой. Вернулась, проводив мужа за двери, и снова села, наливая из высокого кувшина напиток, резко пахнущий фруктами.
- Извини, саа. Ты слышала, конечно, у нас и положить тебя некуда. Гален проводил бы в гостевые покои, но они далеко, а ему дежурить у машин.
- Я... - Ирина привстала, кладя двузубую вилочку.
Но хозяйка махнула полной рукой.
- Не волнуйся, саа. Муж моей соседки, Алим, дежурит тоже. Она не откажет в гостеприимстве подруге. А детишек у нее нет.
Ойя наклонилась к столу, продолжила громким шепотом, как бы подчеркивая, что сказанное - только для взрослых ушей:
- Мать-пустота бережет нашу кровь. Соседка моя - из ушельцев, и рождена вне Башни. Понимаешь? Вот... - Ойя покачала головой, поправила короткие вьющиеся волосы, и снова уже в полный голос, - но она хорошая женщина, хоть нас и постарше. А вот скажи, саа Эйра, может, мне отправить Пиэтку к вам? Пусть порастрясет жир, а то Считатель не примет его в свитки мужей великой Неллет.
- Мам, - сипло сказал Петр.
- Не думаю, что это нужно... саа Ойя. Твой мальчик очень умен. И прекрасно трудится со взрослыми. Там, где машины, да?
- Не нравится мне это, - заявила Ойя, поднимаясь и вытирая руки, - если бы, как принято, следил за машинами, вычищал и смазывал. Как мой Гален. А то вздумали они - починить, что там в углах валяется. А ну как вырвется какая?
- Ма-ам!
- Спасибо, - сказала Ирина, тоже вставая. В ответ на выжидательное молчание, помявшись, добавила, - да будут с нами... сны великой Неллет.
- Во славу равновесия Башни, - кивнула хозяйка.
Потом они быстро шли через почти пустое огромное пространство, где мягко светили задернутые шторами двери, оттуда слышались мирные вечерние голоса. Иногда штора распахивалась, иногда хлопала дверь, выпуская мужчин или женщин, стайку смеющихся подростков.
- Соседка! - Ойя хозяйски распахнула двери, колыхая задернутые за ними желтые шторы, - встречай, я тебе привела гостью. Уважь, подруга, только до утречка. Ты моешься, что ли?
За круглым столом, неубранным с ужина, за неровно поставленными табуретками из-за другой шторы выскользнула женщина, поправляя на груди глубокий вырез домашнего платья. Застыла, держа руку у сердца.
И так же застыла Ирина, глядя на смуглое лицо и длинные темные волосы, убранные в жгуты, висящие ниже талии.
- Ты что, Марита, не заболела ли? - Ойя переводила взгляд со своей спутницы на подругу.
- Я... - та сглотнула, шагнула ближе, держась прямо, не двигая головой, будто очень хотела обернуться и заставляла себя не делать этого, - я прилегла. Алим ушел, давно уж.
- А знаю, Гален тоже пошел, я ему собрала поесть, горячего хомма и сладких лепешек. Так что, примешь гостью? Утром Пиэтка забежит, поведет ее в классы. Девчонок смотреть. Она к племяннице вышла, да те ж переехали. Саа зовут Эйра. Она упражняет тела.
Марита молчала, изредка кивая на мерную речь Ойи.
- Дочка, - спохватилась та, - пора уложить. Пиэтка, а ну скорей-скорей.
И через минуту женщины остались одни.
- Эрея, - сказала Марита, подходя ближе.
- Ну... вообще-то Ирина. Ира. У Петра получается - Эйра. Похоже, да? Прости, саа. Марита... Я не специально. Так вышло.
За шторой, откуда вышла хозяйка, стояла неподвижная тишина. Марита прошла в другой конец большой комнаты, дернула собранную в углу занавеску.
- Если ты устала, саа, ложись тут, я постелю тебе покрывала и вот изголовье. Если тебе надо омыться...
- Нет, - поспешно отказалась Ирина, досадуя на свою нечаянную назойливость, - я умывалась у Ойи, саа Ойи. Я лягу. Прости еще раз.
- Пусть сны твои будут мягки и не приносят злых мыслей.
- Пусть.
Ирина села на твердую тахту, тронула рукой мягкий валик изголовья. Штора задернулась, закрывая ее от комнаты. Зевнув, она стащила джинсы, положила на табурет. Расстелила вышитое птицами и звездами покрывало и решительно легла. Устала очень, да еще вся эта вежливость и напряжение от вранья. Но как же случилось, что болтливая Ойя привела ее именно к этой Марите? Которая беседовала с ней недавно, днем, до заката. Случайность? Или их тут не бывает? Или же зеркала показывали ближайшее будущее? Могли бы тогда показать и Ойю со всем ее семейством. И толстого Петра, и отца его - техника Галена. А еще есть какой-то Алим, который чинит древние механизмы.
Перечисление плавно уводило ее в сон. Завтра, решила Ирина, ворочаясь под мягким покрывалом, все - завтра. Услышала спросонья какие-то тихие звуки, хотела прислушаться, но рассудила здраво - у Мариты не убрано со стола, конечно, бродит там, стараясь не шуметь. Завтра они поговорят. Есть что-то, о чем нужно обязательно спросить. Что-то, о чем Марита упомянула, во время беседы через зеркальное стекло, а Ирина не успела остановить ее внимание, возмущенная тем, как собеседница видела мир и себя в нем. Что же это было? Завтра. Я все вспомню завтра...
Она уже спала, крепко, и не видела, как штора тихо отошла в сторону, пропуская к самой ее постели высокого худого мужчину с резкими глубокими морщинами на обветренном лице. С белыми короткими волосами, такими же белыми бровями и ресницами, с глазами такими бешено-светлыми, что он казался одновременно слепцом и безумцем. Позади, прижимая к груди руки, стояла Марита.
Рассмотрев спящее лицо, Вест приподнял покрывало, обнажая плечо в сбитом вырезе тишотки и обтянутую трикотажем грудь. Аккуратно укрыл Ирину снова. Уйдя в спальню, сел на смятую постель, похлопал рукой рядом, приглашая Мариту. Та присела, взволнованно глядя ему в лицо.
- Нет. Будь с ней, моя Марит. Не просто так пустота привела эту женщину в твой дом. Будь с ней столько, сколько она пробудет здесь. Поняла? И узнай, куда она направится после. Дальше я скажу, что тебе делать.
Внимательно посмотрел на выражение лица Мариты и рассмеялся, обнимая и прижимая к себе ее голову.
- Женская глупость. Тебе кажется, я готов войти в любую, на которую посмотрел?
- Она красива, мой возлюбленный господин, - глухо ответила Марита, - и молода.
- Красива телом. Она просто красивое тело, а помнишь, что я говорил тебе об этом? Мне нужно большее. Что молчишь?
- Я?
- Ты. Снимай свое платье, волчица.
- Она может услышать, мой господин...
Вест снова засмеялся, поворачивая ее к себе. Стаскивая с женских плеч платье, оголил груди, беря их руками и сильно сжимая.
- Ты боишься? Ты, грязная сука Марит, которую брали двое, и трое, и пятеро, вместе и по очереди, а прочие смотрели, и ставили деньги, на тебя. Стыдишься какой-то бабенки, которая вдруг да увидит? Что ты раздвигаешь ноги мне, на постели, еще теплой от тела твоего дурака-мужа?
Марит слушала, обморочно бледнея лицом, пальцами помогала Весту стащить платье, укладывалась, послушно смеясь и чувствуя, как накатывает наслаждение, то самое, полное любования собственным бесстыдством. Сейчас ей хотелось кричать, чтоб могучая эрея проснулась, пришла и увидела, как Марит плюет на все запреты. И пусть вернется Алим, встанет в дверях спальни, пусть видит мерную сильную спину и ее лицо за мужским плечом, ее ноги, поднятые его руками.
Алим...
Лежа под Вестом, вдруг вспомнила, как лежала, так же навзничь, там, на поросшем сушеной травой склоне, с горячим теплом, стекающим по ребрам. Глядела вверх, где тяжелый корабль шоркал днищем о скалы, унося Веста. Алим подполз тогда к ней, дергал рубаху, расстегивая пряжки, и не смотрел на груди, а прижал тряпичный комок к ране, шептал что-то, как шепчут заплаканному ребенку, всякие глупости. И остался с ней, потому что не мог уползти, тоже раненый - в ногу. Сам мог, а с ней - нет.
- Так ведь?
- Да, - ответила она, не понимая, о чем спросил Вест, а - ответом на свои воспоминания. С ней не мог, и остался. С чужой бабой, которая только что направляла арбалет ему в грудь. Но не успела, сбитая наземь чьим-то выстрелом.
- Приду. Через два дня, - Вест одевался, натягивая сапоги, пригладил короткие волосы, провел пальцами по щеке сидящей на постели Мариты, - не выходи, я сам.
И снова только шторы закачались, пряча высокую фигуру.
Ирина спала, и во сне шла под желтыми деревьями, поднимая лицо к смеющемуся лицу Артура, сердце заходилось от счастья, так хорошо было ощущать его теплые пальцы на своей руке. Хорошо было... - прозвучала в голове фраза, цепляя крючочками настороженного недоумения. Было?
Но этого - не было! Были жадные встречи в старой бабушкиной комнате, когда Ирка Грец, вроде бы безоглядно купаясь в своей любви, одновременно следила за дальними звуками: не стукнет ли гудящий лифт, останавливаясь на этаже, не загремит ли в замке ключ. А еще были равнодушные встречи в школьном коридоре, где под ногами путались орущие первоклашки и нужно было как следует следить за лицом, за шеей, чтоб кивнуть коротко, бросить сквозь зубы "привет", не позволяя себе думать о том, что эти вот губы вчера целовали ее грудь, эти руки расстегивали кофточку. Не было того, что пришло сейчас - двое просто идут осенним парком, швыряя ногами кучи шуршащих листьев, смеются, не прячась ни от кого. И это "было", которое во сне пыталось заменить бывшее "не было", оставляло в затылке ноющий звучок, будто кто-то пытался закрыть сквозящую дырку, заткнуть, не давая холодному ветерку коснуться лица и рук.
Марита, наконец, заперев двери, тоже легла, но сон не шел. Растерянная, она осмелилась взглянуть в лицо мыслям, может быть, потому что недалеко спокойно и мерно дышала во сне странная женщина, которая недавно приходила в ее собственный сон. Та, которая - могучая эрея, Марита уверилась в этом, только увидев светлое лицо, обрамленное прямыми короткими волосами, такое решительное и совершенно чужое. В нем не было мягкого спокойствия людей Башни, замешанного на постоянном легком страхе. Мы в пустоте, как бы говорили эти лица, да, в бесконечной пустоте и мы одиноки, но есть кому позаботиться о нас, и мы вверили себя. И не было в этом лице привычной ей с рождения унылой покорности лиц ушельцев, покорности, смешанной с постоянным жадным ожиданием: мы брошены, но нам дают утешение, говорили они, эти лица.
Ее Вест рассматривал спящую гостью без всякого преклонения или страха, как смотрел в старые времена на добытых воинами в набегах тварей. Стискивал коленями лохмачей-кинусов, задирая морду и сильными пальцами оголяя десны с острыми клыками. Охлопывал чешуйчатые бока связанных драгов, только чуть морщась от зловонного жаркого дыхания, распоряжался - отправить на забой или в обучение. Так же сегодня он скинул покрывало, осматривая грудь и плечи эреи. Будто она просто животное, и нужно решить, где будет от нее польза.
Но впервые Марита не согласилась с ним. Даже не потому что беседовала с эреей в собственном сне. И не потому что Вест когда-то предал ее, став из-за этого хуже. Не стал, ведь отдаваясь ему целиком, она соглашалась на все.
Наверное, именно из-за выражения лица Эйры, за которым стояло нечто, непонятное Марите. И потому она не стала рассказывать Весту об их разговоре. О том, как та сердито и насмешливо напустилась на преданность Мариты.
"Я разберусь сама" подумала медленно, поворачивая и разглядывая свое решение. Сама? Как это - сама? Хотя когда-то, в свои неполные тринадцать, она ведь совершила поступок - сама. Уйдя из семьи в другую жизнь.
Это было давно, прошептала Марита, поворачиваясь набок и глядя на тусклый ночной свет за плотной шторой. Так давно. Но с другой стороны, именно это решение глупой маленькой девчонки сделало ее не просто унылой покорной мамкой, рожающей ушельцам хилых младенчиков, а - безумной волчицей Марит, которую уважали и боялись грубые воины. Хотя и посмеивались, пряча за насмешкой свой страх. Куда делась та Марит? В кого выросла, стоя рядом с Вестом на палубе небесного корабля и с восторгом глядя на стремительно летящие мимо облачные горы и пропасти? Или ее "сама" было призвано только довести ее к своей судьбе, передать возлюбленному и уйти, вверив ему...
Вопросы приходили, Марита отвечала на них - новыми вопросами. И заснула, решив только одно. Она сделает то, о чем просил, нет, что повелел Вест. Задержит эрею рядом с собой, насколько сумеет. Но лишь для того, чтобы получше узнать, откуда та получила свое лицо, полное спокойной решимости. Что стоит за ним.
***
Пока женщины спали, Вест шел дальними коридорами, находил укромные забытые шахты, спускаясь все ниже, сбегал узкими спиральными лесенками, замирал, пропуская идущих на работу мужчин, тут уже, в нижних витках - техников - призванных следить за механизмами. Слушал обычные разговоры и тонкие губы кривила усмешка. Поганая самодовольная Башня, в которой ничего не меняется. Годами, десятилетиями. Только он разок устроил ей встряску, заставил светлые стены пойти трещинами, разрушил несколько витков, не тем, что лупил по камню и пластику ядрами из пушек. А тем, что вытащил из нутра Башни ее слабое, но мерное сердце, забрал принцессу, в надежде, что в новой жизни она послужит тем же - сердцем своего нового народа. И пусть все вышло не совсем так, как он мечтал. (светлые города, сверкающие летучие аппараты, радужные сады, волшебные звери - картинки из головы мальчишки пронеслись и растаяли, когда он поморщился, прогоняя их), вернее - совершенно не так. Но разве он жалеет?
Новый мир оказался унылым и серым. Полным шуршащей и хлюпающей слякоти. Но в нем Вест был главным. И это приводило его в упоение. Тем более, к чему прозябать рядом с подданными, если есть небесные корабли, которые так счастливо достались ему вместе с древним, умирающим, но когда-то полным сил и доблести миром. Они оказались дивно могучими, полезными, и умели пронизывать пустоту, перенося туда, куда без них не попасть. И пока они есть, и крепки, не ломаются, к чему отказываться от послушного мира. Пусть живет, подчиняясь великому Весту. Жаль только, что его народ не прижился. Даже когда Неллет лежала там, в покоях, по воле старухи Игны помахивая слабой рукой тупому стаду, мамки послушно рожали, а дядья ходили на охоту и обживали древние покинутые селения. Но младенцев забирали болотные эрзы, неумолимо держа численность населения каждый раз на чуточку меньше, чем нужно. То, что они возвращали обратно (а эрзы всегда возвращали похищенных детей) не годилось ни на что, кроме как вырастить, благо росли они очень быстро, и бросать в бой во время набегов, чтоб замедлить нападения большого зверья. Так что, вопреки своему яростному желанию, отделиться полностью от Башни не получалось. Как бы не ругал Вест небесный народ за его лень и нежелание рисковать, но оказалось, люди Башни здоровы, сильны и вполне годились, чтоб пополнять население серого мира.
Очень жаль, что его корабли не умеют переносить в те миры, которые посещает сама Неллет. В прекрасные, настоящие миры, полные солнца и здоровых сильных людей. Туда он иногда попадает во снах. И то, это не его собственные сны. Вест нахмурился, открывая железную дверцу, с которой свисали хлопья старой краски. Чета королей, с которых все началось. Бесплотные призраки Ами и Денна. Это они вытаскивают его, как послушную куклу. Используют в своих целях, заставляя что-то говорить, смотреть, а на деле - показывая его, как детишкам на праздниках показывают представления с куклами. Ну, скоро все изменится.
Он прикрыл дверку и стал спускаться по звенящей и погромыхивающей спиральной лесенке в большой зал, освещенный редкими мутными лампами. Через сутки зелье Дакея будет готово.
Мысли бились в голове в такт мерным шагам. И рвались тоже в такт ступенькам. Вест думал, не давая себе труда что-то особенно планировать, пытаться предвидеть. Зачем? Ведь неумолимый хэго все равно приведет, куда начертано. Лучше делать шаг по его ступеням, чем трусливо стоять, не решаясь сойти с места. Вест с нетерпением ждал зелья, прикидывая, как рассвирепеют короли-призраки, когда он сам явится перед ними, и сделает что-то, без их повеления. А что именно, - к чему ставить жесткие условия самому себе. Так можно упустить правильные случайности. Как, например, появление этой роскошной здоровой самки в доме Мариты. Она молода, а еще - светла, в ней нет мрачной смуглости Марит. Она тут и ее можно использовать, так, как подскажет ему неумолимо свершающееся настоящее. И это интереснее, чем совать фишки в дырки глянцевых карт разных миров, ах, ты мой стрелок, ах, я твоя хозяйка...
Вест шел, стараясь не прикасаться к стенам, чтобы не пачкать ржавчиной рукав. Зная, он тут один, позволил себе не следить за выражением лица. Брови хмурились, тонкие губы кривились в ухмылке, рука поднималась, делая жест, плечи сутулились и расправлялись снова. Иногда бормотал мысли вслух, посмеивался, предвкушая увлекательное близкое будущее. Потом, возвращаясь в реальность, брезгливо оглядывал стены и кучи хлама, что валялся по углам. Столько лет прошло, а тут ничего не меняется. Башня тупо летит через пустоту, люди тупо плодятся, жрут и совокупляются, веря, что они могучи и самостоятельны, но одновременно поминают через слово великую Неллет, которая, уж конечно, всегда убережет. Верят, что делают для Башни какую-то работу, но вся их работа в итоге - лишь себе на прокорм, и сладко поспать, и погулять на праздниках. Скучные, неинтересные твари.
Миновав поворот, он замедлил шаги, осмотрелся, и ступил в закут, спрятанный за наваленными катушками со старыми стальными тросами. Там была еще одна дверца, полукруглая, с неказистым вентилем-рукояткой. Усмехаясь и поднимая брови в легком удивлении, он с усилием повернул рукоять, нагнулся, переступая высокий порожек. Затеплил вынутый из кармана фонарь. В кружке света проплыли холмы ржавых цепей, сваленных по углам. Надо же, куда свернул, сам того не заметив. Его старый тайник, сюда он приходил, чтоб поболтать с младшим братом. Ему нравилось, как жадно мальчишка слушает. Пока тот не начал спорить, задавая неудобные вопросы, на которые у Веста не было ответов. Приводил дурацкие аргументы. Как же, его - отличника Даэда, вел к будущему заботливый наставник, умерший во славе элле Немерос. Столько лет прошло.
Вест сгибаясь, прошел к стене и сел, подстилая на ржавое железо край короткого военного плаща. Именно тут они сидели. Полсотни лет тому.
Он вздрогнул, как от ледяного сквозняка. Он старше Даэда, да что уж - он старик, хотя полон сил и может измучить женщину, без всяких зелий входя в нее несколько раз подряд. Но жизнь всегда кончается смертью. И его смерть, может быть, ходит рядом. А хочется еще так много успеть. Попробовать, рвать кусками, которые еле входят в жадный рот, насыщая жизненным соком. Ну, что же. Затем он и ждет зелья. У него есть, к кому обратиться. Нужно только как следует подумать, как выторговать у призраков побольше. И что предложить взамен.
Он поднял голову, настораживаясь. В приоткрытую дверь донеслись далекие голоса. Бесшумно поднявшись, Вест метнулся к двери, прикрыл, оставляя узкую щель, незаметную снаружи. Замер, слушая.
- Нет, - сказал мужской голос, - такое не пойдет, да что оно - куча железа. Ты ищи такое, где стекло, стрелки и цифирь. Понял?
- Такое, саа?
После недолгого громыхания снова заговорил мужчина, крякнул довольно, оказываясь совсем рядом. Там, за катушками, вспомнил Вест, лампа на стене, светит.
- Во-от. Ты молодец, Пиэтка. Хороший у тебя глаз, верный. Ну-ка.
Пыхтя, погремели, сваливая что-то. Потом долго и тихо позвякивали, перекидываясь обычными мужскими словами.
- Сюда подсунь. Ковырни. Да тихонько, а то треснет.
- Не идет.
- На вот, положь тряпочку. Рукой не трогай, кожу съест. Ладно. Пока оно киснет, давай поедим. Что мамка? Наругает за ночную работу?
- Разрешила. С вами же. Она думает, отец тоже пошел. Сюда.
- Ну... Папка твой пусть наверху побудет, а то нас отсюда и не вызовешь, пины тут молчат. Не страшно? Врешь!
Засмеялись в два голоса. Мальчик, понял Вест, мальчишка и взрослый. Что они тут ковыряют?
- Саа Алим, а эта штука для чего? Со стрелками.
- Ты доешь сперва. Марита делает знатные лепешки. На, запей.
Вест прижался к стене, приближая ухо к щели, и не обращая внимания на хлопья ржавчины, падающие на локоть. Алим? Нынешний муженек волчицы Марит? Приятно думать, что пока он тут роется в грязи, его баба раздвигала ноги, впуская Веста. Послушная баба, хорошая. Знал, что послушна, даже когда ушел тогда, бросая ее помирать на склоне, знал - выживет, все ему простит. Сильна ее любовь, да.
- Это вот, думаю я, вычислитель пути. Стрелки ты знаешь, они у ведателей погоды есть, и вы направители в школе учите, так? Показывают что?
- Невидимые линии силы, - ответил мальчишеский голос, - по коим стремятся облачные громады.
- Верно. Но тут сложнее. В окошечке должны бы выскакивать цифры, скорее всего, показывать скорость движения. И сколько пути прошло. А еще, вот смотри...
В маленькой тишине Вест нащупал часы, висящие на цепке, глянул на светящиеся точки. Скоро корабль подойдет к нижнему шпилю.
- Это длинное окошко, в нем должны бы показываться те знаки, что написаны тут, на кнопках. И машинка мозгует и после рассказывает лучший ответ.
- Как Считатель?
- Наверное. Кто знает, как работает Считатель. Только стражи часов и сама великая Неллет.
- А как заставить эту машинку? Ты показывал, помнишь, силовые бруски? Я там видел маленькие совсем. А тут - проем, на задней стороне.
- Не тыкай, руку спалишь. Вытри сперва. Угу... Тут вот? Ты молодец, парень. Ну-ка, пошли подберем.
- Они там, я собрал в ящик, саа! Чтоб не укатились.
- Угу. Грузи в мешок, я держу.
Голоса удалялись, Вест шире приоткрыл дверцу, глядя в спины. Широкие плечи невысокого мужчины со скинутым с головы капюшоном. И поднятая к нему круглая стриженая голова толстого мальчишки, что тащил мешок и спотыкался, с обожанием глядя на старшего.
Смотри-ка, мысленно копируя добродушные интонации Алима, подумал Вест, кажется, я все-таки разбудил это сонное царство. Тыкаются, ищут, пытаются разобраться. В том, что бесполезно валялось сотни лет. Нет. Скорее всего, такие искатели были всегда. Но вдруг сейчас у них получится? И эта случайность тоже может изменить его - Веста - будущее.
Поглощенный размышлениями, он покинул укрытие, прошел дальше и еще долго спускался, из зала в зал, что становились меньше, теснее, наконец, приведя его в крошечную каморку, у которой почти не было палубы, весь центр занимала полынья, окованная железными скобами. Оттуда дул ледяной ветер, оставляя на лице влажную испарину.
Вест встал, балансируя на краю полыньи. Времени оставалось совсем немного. Нащупал на стене удобно подвешенный, свернутый кольцом тонкий трос. Принял в ладонь тяжелый грузик на конце.
Успел подумать - если они сами освободят Башню от власти Неллет, и она полетит сама, не ослабевая без своей сердцевины-принцессы... А, возможно, становясь сильнее... Откуда он станет пополнять запасы людей и правильных вещей, настоящих вещей, а еще - хорошей еды, после задуманного им второго исхода?
Часы завибрировали. Вест задержал дыхание, изгнал все мысли из головы. И уверенным броском послал грузик на конце троса вниз и чуть наискосок. Свистнула гибкая стальная веревка, разматываясь следом. И сам он, внутри себя сжимаясь от обморочного ужаса, прыгнул, перевернулся, вытягивая руки и опуская лицо. Летел, догоняя маленький груз, подгребал руками, чтобы не отнесло в сторону. Было бы легче прыгнуть прямо с ним, сжимая в руках, но тело - вещь ненадежная, его может крутануть, относя далеко от нужной траектории. Сейчас путь ему указывала тяжелая болванка, разматывающая трос. Внизу показалась черная точка. Времени осталось, только посчитать - раз-два-три... еще раз-два...
В нужном месте отсчета он протянул руку, касаясь груза. И упал в растянутую обок корабля сеть, та спружинила, пытаясь вышвырнуть в пустоту, но Вест уже уцепился за веревочные перекрестья. Дождался, когда сеть перестанет качаться, подобрался к спущенному трапу. Поднялся по узким деревянным ступеням, как всегда, хмельной от рискованного полета. На палубе прошел к рубке, махнув рукой согнутому в поклоне Хеникею.
- Домой.
И ушел в каюту, сел на лавку, дожидаясь, когда воины принесут поесть и выпить.