- Ни-ку-я себе, ска-зал я себе, - продекламировала Алькина мокрая голова, выныривая перед Ритиным мокрым лицом, - слушь, я не знала. Я думала, она вчера его закадрила чисто. Вечерком. Потому и Сеню мне сплавила.
Рита молчала.
- А там торчали когда, мамадарагая... - Алька снова умолкла, дожидаясь реплики, - под домиком. Я грю пойдем, а ты стоишь как ото столб при дороге. Я чуть не уссалась уже.
- Ч-то-о?
- Ссать хотела, сил нет, - объяснила Алька.
Рита уставилась на подругу с возмущением. И вдруг, пихнув её в плечо, расхохоталась. Вместе, с воплями и криками, они упали, макаясь целиком, вынырнули, вскакивая на ноги и подпрыгивая. Орали что-то невнятное, брызгались, набирая полные горсти хрустальной воды. И устав, побрели к берегу, отжимая на ходу волосы и вытирая с глаз солёную воду.
- Врёшь ты всё, клоун, - сказала Рита, подхватывая брошенное рядом с косметичкой полотенце, - олег ты попов затрушенный.
- Ну вру, - согласилась Алька, прыгая на длинной ноге и держась за щиколотку другой, - воды теперь полные ухи. А чо она? И ты тоже...
- Да я нормально. Как раз.
- Угу. Себя не видела. Глаза по пять рублей, губы шевелятся. Думаю, щас у моей Розовой сердце сфатит от переживаний за чужую любофф. Придется ицкуцвенное дыхание ей. Рот в рот.
- Фу-фу-фу, - отозвалась Рита.
- Фу-фу-фу, - согласилась Алька, отбирая у нее полотенце.
Обратно, устав от купания и жары, шли уже молча. Рита не знала, о чём думала Алька, а у самой мысли и картинки теснились в голове, словно дрались за главное место. Снова и снова видела она, как двое выходят из воды и вдруг вместо Лолы оказывалась там рослая, с сильными красивыми плечами, беловолосая королева. И все причуды Ритиной новоявленной почти тётки становились яснее: ну да, если она приехала сюда следом за своей неземной любовью. Картинки вытесняли слова, говоримые мерным, почти без выражения голосом (он и правда, бревно!) о том, что она - охотилась. Какой дурак, думала Рита, подбивая ногой прозрачную воду и следя, как та рассыпается хрустальными осколками, сам, значит, согласился, а потом такой - ах не виноватый я... Но тут же слышался выкрик Лолы, уверенный, насчет того, что - не проходит такое! И было в этом крике что-то. Что-то очень сильное и одновременно неправильное. Острое. Очень опасное. Ну как будто, думала Рита дальше, эта ласковая вода взяла и превратилась в острые осколки.
Дальше она отчаялась, потому что совершенно не понимала, кто тут прав, кто виноват, кого жалеть, а на кого смотреть волком. Но королеву, у которой, оказывается, такое обычное имя - Таня, ей стало жалко. Тут же сделалось жалко и Лолу, но голова совсем отказывала, и Рита высказалась вслух. Про "жалко" ...
- Жену его? - уточнила Алька, поравнявшись с Ритой и тесня ее с узкой полоски убитого водой песка в мелкие волночки, - та... ну-ну...
- Что ну-ну? Смотри, они же...
- Розова, - неожиданно мудро перебила ее Алька, - мы про них ничего не знаем. Совсем ничего.
И Рита вдруг вспомнила смешной, но крепко вцепившийся в память случай. Они тогда с Алькой сидели в скверике, поедали из кулька цветные леденчики монпансье и укисали от сдавленного смеха, наблюдая за печальным мужчиной, который, делая вид, что гуляет, ходил по дорожкам, помахивая прозрачным пакетиком и постоянно оказывался у окон старого трехэтажного дома, смотрел на балкон, вздыхал и снова делал круг по дорожкам. Смешным было то, что в пакетике у него лежал кусок мыла в бумажке и - тапок. Обычный, домашний, в цветочки, да еще и с пушистым меховым помпоном. Один тапок (или тапка? Рита вечно путала). Так что они напридумывали кучу ржачных историй о том, что ж там произошло, за окнами второго этажа и что будет дальше. А потом ее не склонная к философским размышлениям подруга вдруг сказала именно это. "Может мы про него чего не знаем". И Рите сделалось стыдно, потому на самом деле он был очень грустным, этот смешной дядька, лысоватый, толстенький и с тапкой в пакете.
Да, подумала она, когда, благополучно избежав всяких встреч, снова подошли к своему домику. Мы не знаем, как жили-поживали нимф и его красавица жена. Вдруг плохо. И даже про Лолу, ну что мы знаем, кроме той болтовни, которую...
- О! - Алька уже стояла на веранде с ключом наперевес, а другой рукой щупала подол голубенького сарафана, который трепетал под порывами ветерка. Сарафан висел на веревке над перилами, они ее, эту веревочку, сами натянули в первый же день.
- Розова? Я что-то не поняла. Домик закрыт. Нас не было. Откуда твой сарафан?
Рита растерялась, не понимая, что говорить. Уж о том, где она побывала ночью, сейчас рассказывать подруге совсем не хотелось. Алька точно ее обругает. Но и врать под проницательным взглядом она не могла. Альке не соврешь.
- Стираный, между прочим, - Алька прижала нос к подолу, потом снова расправила его, - так, ладно. Когда уже выдумаешь, чо врать, расскажешь. У нас и без того куча дел.
- Каких дел? - Рита поднялась следом, избегая смотреть под стол на веранде, куда она пихнула пакет с вонючей рубахой и шортами. Или уже просто мокрыми? Славик же их постирал, прям в море. Но Алька все равно прицепится, да и поймет сразу, что к чему. Если своего не было сарафана, а вместо него - это вот.
- Здрасти! Генеральную надо сделать, твои ж могут вечером. А у нас глянь, что.
"Что" состояло из разбросанной одежды и полотенец, не застеленных кроватей, горы мелких вещичек на холодильнике и подоконнике. Спинки стула не было видно за одеждами, да откуда у нас столько - поразилась Рита, пока Алька деловито переодевалась, чтобы повесить мокрый купальник. И полы все в песке, а возле стены пятно мокрое, а, это чай. С сахаром. Рядом валяются ласты, поверх маска с трубкой. И торчит из-под кровати сумка Лола, с первого дня распахнутая.
- Так, - принялась руководить Алька, - ща соберем простынки вытряхнуть, и матрасы проветрим заодно. Попинаем, чтобы пышнее.
- Стой! - Рита отпихнула ее от своей кровати, когда Алька, уже скинув на стул подушку и простыни, взялась за матрас, - я... ну подожди ты. Как на пожар. Давай хоть чаю. Я жрать хочу!
Алька тут же оставила матрас в покое.
- Так, - бормотала, собирая с холодильника чайник, початый пакетик заварки и тряпку-прихватку, - насчет жрать еще думать надо, чо у нас там кроме сыра. Ты думай, а я пойду, пока народ на обед не пополз с пляжа.
И через минуту, уже в накинутом сарафанчике, исчезла, шлепая по дорожке.
Снова письмо
Рита, стуча сердцем, откинула матрас и схватила письмо, оглянулась на дверь. Альки не будет минут пять точно, даже если прискачет за чем забытым.
На всякий случай она встала спиной к двери, поближе к стене между кроватями. И, отвернув клапан, полезла в конверт.
- Тук-тук, - голос Лолы, казалось, совершенно не изменился, такой же веселый и жизнерадостный.
Рита, мгновенно холодея спиной, сжала в кулаках конверт и листок, сминая так, чтоб бумага не торчала из пальцев.
- Потеряли меня? О, да у вас уборка!
Она уселась на свою кровать и откинулась к стене, прикрывая глаза. Бросила рядом скомканное платье. Рита отвела глаза от купальничка, сверкающего по лифчику полоской стразов, и неловко передвигая ноги, прошла к выходу, стараясь держать руки поестественнее.
- Устала, - пожаловалась Лола, - и есть хочется.
- Алька там, с чаем. Я вернусь, скоро. Мне тут надо...
На веранде Рита нагнулась, выдергивая из-под стола пакет с мокрыми вещами, уронила внутрь бумажные комки. Потом сказала в открытую дверь:
- Я скоро. Ты не уйдёшь же?
- Жду чай, - сонным голосом отозвалась Лола.
И Рита быстро пошла, стараясь не метаться на ходу, но никак не умея решить, куда ж ей сейчас. Пакет оттягивал руку, как будто в нём гантели, а не две вещички и две бумажки.
Дура, ругала она себя, описав дугу, чтоб не уткнуться в домик Славика и не идти прямиком к спасалке, какая же дура... Носилась с чужим письмом. И теперь уже не отдать, мятое все.
Она шла, почти бежала, не куда-то, а именно уворачиваясь от мест, куда не нужно сейчас. Там домик, где Петька Судак. А тут халабудка Костяна. Дура, ой, дурында!
Выскочила из кустов, прикрывающих ряд умывальников и прошла к берегу Азова, где они мыли посуду. Двинулась дальше, глядя прямо перед собой, а за спиной все тише рокотал неутомимый генератор.
Ветер кидался в лицо, отбрасывая волосы, они щекотали уши. И вскоре Рита остановилась, переминаясь по мягкой пружинящей морской траве, подсыхающей на жарком солнце. Совсем рядом с бетонной плитой, где они сидели рано утром. С Романом. Надо же, буквально вчера? Нет, позавчера...
Сначала она забросила наверх пакет. И тут же перепугалась, вспоминая, как Роман подтаскивал её за руки, а она нащупывала выбоины в боку высокой плиты пальцами ног. Но называть дурой себя уже надоело. Так что, оглядевшись, Рита приволокла на оттянутых руках выветренный кусман камня, приткнула его к боку плиты и, балансируя на цыпочках, осторожно влезла, царапая голый живот горячим шершавым бетоном.
Наверху первым делом подтащила ближе пакет. Потом села удобнее, так же, как сидела с Романом. Но передумала и села на его место. Помедлила, представив себе она - это он. А рядом, свесив ноги, сидит сама Рита, смотрит то на него, то на горизонт с солнечной раскаленной скобкой. Интересно, какая она? Для него?
Вздохнула и полезла в пакет, вытащила и расправила напрочь смятое письмецо, теперь уже и с поплывшими от морской воды строчками. Да, теперь его точно не вернуть.
Она всё ещё боялась опустить глаза, боялась увидеть то самое имя. Валентин. Ему подходит, несмотря на то, что вокруг Риты всегда существовали только девочки Вали, их было много - как раз в год рождения ровесниц в космос полетела Валентина Терешкова. А мальчики Вальки встречались только в кино. В "Ералаше", кажется. Вообще Рите нравились такие двойные имена. Валентин и Валентина. Евгений и Евгения. Это так - чуть-чуть странно.
- Маргарит Львович, - вслух вспомнила шутку из старого фильма. Ну да, у ее имени такого двойника нет.
Но тут поняла, она тянет время, потому что читать - словно опять подслушивать чужую любовь, а еще потом придется думать, как с письмом быть дальше...
И решительно уставилась в первые, слегка размазанные строчки.
"Лариска, вот пишу"
Рита потрясла головой и перечитала еще раз. Какая еще Лариска? При чем тут?
И углубилась в чтение, покрываясь горячей краской от того, что это же просто подружке письмо, а она-то... три дня носилась, нет, больше даже. Тайны разводила. Ладно, зато можно будет просто сунуть Лоле письмо, посмеяться, сказать, да шуровала мокрой тряпкой под кроватью. Уборка же. Держи, подруга.
Письмо оказалось не таким длинным. Перевернув листок, Рита дочитала поспешные строчки, не чувствуя, как улыбка облегчения тускнеет и исчезает совсем. Перечитала снова, с самого начала, шевеля губами, чтобы проговаривать каждое слово.
Опустила мятый листок на колено и уставилась на линию горизонта, которая слева переходила в далекие городские дома и подъёмные краны в порту.
Долго сидеть нельзя, напомнила себе, спохватываясь. Но что делать-то теперь? Не криминал, конечно, но елки-палки, как все скручено. Алька, наверное, уже принесла чай. Сидят на веранде и ждут ее. И как смотреть в глаза Лоле?
Имя отозвалось насмешливым мысленным повтором. Ло-ле, ах батюшки, Ло-ле...
Но Рита тряхнула головой, запрещая себе. Снова припоминая важное, наверное, сейчас самое важное, Алькино: мы же так мало знаем. Про тех, кто рядом с нами.
- Ладно, - шёпотом сказала себе, - пойду и всё. Там будет видно.
Ужасно хотелось выбросить письмо, порвать и отдать ветру, воде. Но это будет совсем нечестно. А тыкать Лоле в глаза письмом этим - честно? А не буду тыкать, мрачно заспорила с собой Рита. Объясню. И пусть думает, что я такая вот. Читаю чужие письма. Да, пусть лучше так.
Вздохнула, снова складывая мятый квадратик в пакет. И поверх пакета увидела...
Второе письмо
В квадратном углублении посредине плиты, откуда торчала согнутая петля из арматуры, лежала наискосок бутылка. Мало ли, бутылка, везде их полно, понимала Рита. Наверное, потому и не бросилась ей в глаза. Кто-то пил вино. И оставил. Хорошо, что бутылка, а не скомканные бумажки, как то бывает в кустах, понятно, что там под ними.
Но у этой бутылки было заткнуто горлышко - раз. И сверху залито чем-то. Чем-то ("я парафином пропитал"), ну да, похожим на парафин от свечки. Два. А внутри темного стекла виднелась светлая трубочка. Свернутая бумажка.
Кто-то играл в кораблекрушение, усмехнулась Рита, но сама уже тянулась к углублению, привставала, отпихивая пакет.
Трубочка выскользнула, как только она тряхнула перевернутую вверх дном откупоренную бутылку. Прямо в ладонь. И чуть-чуть развернулась, а Ритины пальцы развернули дальше, разглаживая листок на коленях.
"Вот мы снова говорим с тобой, девочка Лето. Как хорошо, что ты нашла мое послание. Теперь ты знаешь свое Настоящее Имя. И если уверена, что оно тебе нравится, внизу адрес. И даже телефон. Это домашний, код я тоже написал. Времени мало, пока-пока.
И - не волнуйся. Будь счастлива!"
Под адресом и цифирками Рита увидела снова ту самую пчёлку, которая нахально устроилась прямо на солнечных лучах. Вспомнила талисман с глубоко продавленным рисуночком. Как там было-то? Донт ворри. Би хеппи. Не волнуйся. Будь счастлива. Ох...
ДЕНЬ ПЯТЫЙ. БЛИЖЕ К ПОЛУДНЮ
Родители
Обратно шла быстро, покачивая пакет, и сжимая в другом кулаке письмо, снова свернутое трубочкой. Иногда улыбалась, вспоминая флейту, которая играла на рассвете. Смешные косички, торчащие из небрежно накрученного смешного шарфа. Господи, как же прекрасно, что она пришла именно сюда. Что увидела послание. И как было бы ужасно, если бы - не нашла. Тогда остались бы с ней эти гнусные ночные события, они конечно, не исчезли, но теперь намного легче справиться с тем, что они - были. И как же здорово, что она нажралась в итоге так сильно, что погнала Костяна за куревом. Как будто шла по канату, и чуть не упала, но - не упала же. Может быть, письмо Романа её берегло?
Подлетая к домику, она как раз корила себя за приключения и собиралась дать слово, что больше - никогда-никогда. Вообще никогда. И остановилась внизу у ступенек, задрав голову и уставившись на молчаливую группу людей, что смотрели, как она подходит.
Вернее, смотрели не все. Алька сидела за столом, с независимым видом колупая ногтем тусклый бок горячего чайника. Лола стояла в дверях, сетчатая занавеска наискось перекрывала белое платьице, изрядно помятое, лицо у нее было опущено, на губах играла слабая улыбка.
А у перил, положив на них руки, стояла мама, смотрела на Риту тяжелым пристальным взглядом. Сверху вниз. Папа рядом курил, держа в руке консервную банку-пепельницу. Смотрел тоже, но как-то виновато и вроде бы даже сочувственно.
У ног родителей притулилась пузатая сумка с парой пакетов.
- Ну, - сказала мама, - нагулялись, я вижу. От пуза и от души. Кто первый мне будет объяснять, что тут вообще происходит?
- Нинуля, - попросил папа, стряхивая пепел в жестянку.
- Ты вообще молчи.
Папа кашлянул и послушался.
Мама поманила Риту рукой. Та медленно, словно на эшафот, взошла по пяти скрипучим ступеням и села рядом с Алькой, оказываясь лицом к обвиняющему лицу матери. Алька снова колупнула чайник, обожгла подушечку пальца, скривилась, бросая на Риту испуганный и одновременно вопросительный взгляд. Мол, кранты, и чо будем делать?
- Итак, - мама повернулась к двери, скрестила руки на груди, сминая цветастые воланы летнего платья и посмотрела на Лолу, потом на дочь, - я жду объяснений. Вы кто, собственно, такая?
Спрашивая, снова уставилась на Лолу, сверкнув криво сидящими очками.
Рита вдохнула. Мельком увидела за маминым плечом отца, он смотрел все так же - с сочувствием. И бросилась, будто в далекую воду с высоченного пирса.
- Мам. Ладно тебе. Это Надя. Подружка тети Маиной дочки.
Лола расширила глаза, с изумлением глядя на Риту.
- Лариса не захотела. Ехать. У нее там свои какие-то дела, личные, я спрашивать буду, что ли? Ты сама мне всегда. Чтоб я нос не совала. Они учатся вместе. Лариса просто отдала ей билет.
- Ну! Конечно! Просто отдала! И научила соврать, да? Что родственница. Что твоя тетка! Да как папе в глаза она! Смотрела! Когда это всё вот. Плела! Авантюристка!
Выкрикнув последние слова, деликатная Нина Олеговна смутилась и быстро глянула на авантюристку, кажется, уже раскаиваясь.
- А то у нее было время объяснять, да? Они ж чуть не опоздали на катер. Ну и нам же она сразу сказала.
- И ты не могла позвонить? Так же сразу? Сходили бы к директору! Попросили!
- Мы и ходили!
Тонкие брови Лолы опять взлетели, потом, спохватясь, она снова сделала почти безразличное лицо.
- А там не работала. Рация эта его. Мам, ну это ж три дня назад было. Всего.
- Пять, - уточнила мама, снимая и снова надевая очки - ровнее, - пять дней! Божже мой, ну у кого еще такие вот? Такие! И что, нельзя было еще раз сходить? А если бы тетя Мая позвонила? Раньше? Это ж мне повезло, что она позвонила только сегодня. Узнать, как там Ларисочка. Тут, то есть. И вдруг, когда мы разговаривали, нет, ты представь, у них там звонок! Лариса вернулась! Ох. Пока они выясняли, она теперь заплатит, наверное, половину получки за межгород. И ей там хорошо, она свою дочь встретила, та уже дома. А я? Ты понимаешь, нет, вы все понимаете мое состояние? Твой отец...
Мама развернулась, чтобы метнуть гневный взгляд в папу. Тот с готовностью задрал плечи и развел руки.
- Он мне - да все в порядке, Ниночка! Девочки отдыхают. Втроем. Так что, вы меня уж простите (гневный взгляд в сторону Лолы), я тут же собралась и мы - первым же катером!
- Ну видишь, мам, - осторожно вклинилась в паузу Рита, - всё выяснилось.
Мама немедленно задрала маленький мягкий подбородок:
- Не вижу. Я жду объяснений. От вас, - поворот в сторону двери, но тут же обратно, к приподнятому честному лицу дочери, - почему потом не сообщили?
- Сергей Данилыч был занят. Мы тоже.
- Ах тоже...
- Потом не было его, а дежурный, он плохо там с рацией этой.
- Какой еще дежурный?
- Славик, - растерянно сказала Рита, перетаскивая по столу кружки и глядя вниз, где по дорожке он и приближался, а сама уже в панике чувствовала, что топит себя с головой в нагромождении вранья.
Мама мгновенно развернулась. Да уж, толком врать Рита никогда не умела и сейчас приготовилась к худшему.
- Молодой человек, - из маминого голоса можно было ковать плуги и лемехи всякие там, - это вы, насчет рации? ...
- Здрасти, Павел Петрович, - с обычной своей безмятежной улыбкой поздоровался Славик и Нине Олеговне покивал отдельно, - А мама вас увидела, когда с катера сходили. Сразу попросила позвать, боялась, не успеет, вдруг вы обратно. Вы вместе в рейсы ходили. Даен наша фамилия. Ольга Михайловна Даен. А я Станислав.
- Олечка? - обрадовался папа и умолк, застыв с жестянкой у живота, куда ввинчивал окурок, - э-э, я...
- Та-ак.
Рита вяло удивилась, ну как у мамы хватает сил на все новые и новые железобетонные интонации, но тут мамин голос совсем изменился
- Так... Подожди. Олечка Даен? Олька? Которая у нас в лаборатории работала? О господи, сколько ж лет назад? Паша, ты помнишь, как мы вместе все? Да, и вы же потом в рейсе, мы с Олей вас провожали, ехали из Калининграда в одном плацкарте. Всю ночь мы...
Тут мама в свою очередь запнулась и все с интересом посмотрели, гадая, что ж там, всю ночь в плацкарте, после проводов любимых мужей.
- Пятнадцать лет уже, - сияя улыбкой, подсказал Славик, - мне тогда было три года, мама нас с бабушкой оставила, я конечно, не помню. Мама приглашает, я калкана буду жарить сейчас. Камбалу. Нам три штуки принесли, огромные.
- Ох, - сказала мама, и обойдя стол, заглянула в домик, - Славик, мы быстро, нужно хоть вещи поставить. И переодеться с дороги. У вас тут, как всегда, конечно же!
Она посмотрела на Лолу, а Павел Петрович, с видимым облегчением спустившись вниз, тихо беседовал со Славиком.
- Генеральная у нас, - обрела голос Алька, - хотели, чтоб красиво. Когда приедете.
- Они хотели... Рита, принеси сумку, пожалуйста. И не смейте никуда. Сейчас еще к директору сходим.
- Мам!..
Но мама не ответила, только снова посмотрела уничтожающим взглядом и, примостив сумку на голую кроватную сетку, стала рассматривать себя в зеркале.
- Нинуля, - позвал снизу отец, - так я, может, со Славкой? Рыбу почистить.
- Обязательно! Когда выкупаемся. Ты лучше плавки надень пока.
- Та ну те плавки, я их и не брал, - рассердился Павел Петрович.
Славик помахал рукой и удалился, запасшись обещанием, что все приглашённые "скоро будут".
Рита снова уселась за стол на веранде, и пока отец прикуривал папиросу, кивая кому-то в плавках, нагнулась, залезая руками в привезённый пакет. Потащила из него пачки и свёртки.
- О, - шепотом обрадовалась Алька, отгибая краешек пергамента, завёрнутого вокруг жареной колбасы, - смакота. Вот и пожрём.
- Так, - сказала свое коронное Нина Олеговна, появляясь в дверях в халатике и придерживая его на груди, - к директору, вы все, трое. С нами.
Алька и Рита дружно закатили глаза, но встали, неохотно, словно их тянули за шиворот. Вздыхая, пристроились следом за медленно идущей родительской парой. А те, перебрасываясь словами, то и дело махали кому-то рукой, здоровались, окликали сами и отвечали на оклики. Ну да, тут почти все работают в порту, или когда-то работали; или ходили в одни рейсы.
Лола замыкала шествие и один разок Рита оглянулась, кивнула в ответ на пристальный взгляд. Пошла дальше, с мурашками по спине. Возможно, чудес больше не будет, все кончились со Славиком, и сейчас директор пожмет плечами; мама, конечно, при всех не наорёт, но потом станет пилить Риту год. Или всю жизнь. Ну и Лола ещё...
Кабинет директора
- О-о-о! - закричал Сергей Данилыч, поднимая голову и резво выбегая из-за стола, как только увидел в раскрытую дверь делегацию, - Петрович? Да неужели ж решил отдохнуть?
На пятачке перед кабинетом они хлопали друг друга по плечам, потом директор, сияя улыбкой и лысиной, потряс руку Нины Олеговны, забросав ту нескладными комплиментами, и наконец, обратил взор на трех молчащих барышень, которые топтались чуть поодаль.
- А вообще, медаль вам и три ордена, Петрович, Нинулечка Олеговна! За все вот время только на ваших красотках душа моя отдыхала. Не поверите, не неделя, а чистый и полный бардак! Ночью интернатовка топилась, такая деваха - оторви и брось, устроила нам тут веселую жизнь, сплошные пьянки и хулиганье. А этот вот, затейник, чтоб ему его затеи боком повыходили, как спалил мне трансформатор, так сегодня вон - электрик опять колупает. А у меня ж рация!
- Не работает? - словно бы удивилась мама, становясь к девочкам спиной.
- Да! Опять! Гитара у него, значит, электрическая. Я б ему эту гитару. Вот так вот, Ниночка Олеговна, кому отдых, а кому трудовые будни.
- Я вот как раз. Про девочек.
- Да! - Воссиял директор, помахивая над ее плечом барышням, - именно! Тихие, аккуратные, на спасательной помогали, то картошку почистить, то посуду мыть. Никаких хлопот, ни слава те господи дурных парней, ни гулянок, чинно-вежливо общались с нашими тут студентами, которые - стройотряд. Да все б такие, тогда и мне был бы отдых! Прям вот три раскрасавицы, три умницы!
- Данилыч? - воззвал из кабинета электрик и там что-то сверкнуло и треснуло.
Директор помахал в воздухе руками, топыря короткие рукава белоснежной нейлоновой рубашки, утёр ладонью лысину и мгновенно скрылся за такой же белоснежной полотняной шторой.
- Петрович! - прокричал между фразами про провода и контакты, - ты это, если сегодня обратно, заскочи, а? Я тебе писулю отдам, позвонишь в порт, может придется спеца вызвать.
Через минуту группка уже двигалась обратно.
- Так, - сказала мама совершенно другим голосом и Рита подивилась: такое коротенькое слово и как же по-разному его можно говорить, - мы с папой на пляж. Паша, ничего, посидишь, я хоть выкупаюсь. Потом вместе пойдем к Оле. К Ольге...
- Михайловне, - подсказала Рита.
Мама рассмеялась совсем молодым смехом.
- Чудное было время, когда еще одна была лаборатория, общая. Паша, ты помнишь, как Новый год мы встречали? Решили, что соберемся все, не дома, какие там дома были у нас, у всех. Углы снимали, комнатки. А прямо в лаборатории. В новогоднюю ночь. И Дед Мороз - с русалками вместо зайчиков. Детвора носилась по коридорам.
- И я? - спросила Рита, разглядывая мамино помолодевшее лицо.
- Тебя еще не было, моя дорогая. Сережка там был, да. Его Эдик катал на спине, по коридору. Коня изображал.
- В Эдике сейчас кило сто с лишним, - усмехнулся папа, - он и на четвереньки не встанет. А ты у меня, какая была, такая и осталась.
- Скажешь тоже!
Папа приобнял Нину Олеговну за плечи, подмигнул Рите, а потом улыбнулся, мотнув головой.
И девочки тихо, но очень быстро, испарились в направлении домика.