Бо Виктор : другие произведения.

Глаза

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вспомнив о том, что камеры иногда маскируются зеркалами, он проверил все зеркала в квартире и на всякий случай завесил их полотенцами, а огромное зеркало в прихожей пледом. Он подумал, что не плохо бы отключить телефон и уже собрался это сделать, как вдруг аппарат зазвонил громко и тревожно, одновременно в дверь требовательно постучали.

  Петр Генрихович быстро шагал по Воздвиженке в сторону Арбата. Воротник его пальто был поднят, хотя ни ветра, ни дождя, а уж тем более снега не наблюдалось. Весь его вид говорил о крайней напряженности: руки в карманах, локти прижаты к торсу, голова по-черепашьи втянута в плечи. Казалось, он хочет полностью забраться в панцирь-пальто, заползти в самый темный угол и затаиться там пока не настанут более спокойные времена. Или, пока не прекратится эта тотальная, сводившая его с ума слежка.
  
  Петр Генрихович не любил время, в которое ему приходится жить, проклинал технический прогресс, давший возможность всем без исключения наблюдать друг за другом: контролировать каждый шаг, ловить малейшее движение, любой поворот головы, взмах руки, сгиб ноги. Рассматривать человека так пристально, как только это возможно; рассматривать и фиксировать все, что с ним происходит.
  
  Это время и прогресс подарили миру камеры. Видео камеры, фото камеры, камеры для наружного наблюдения, камеры для общения в интернете, камеры вместо дверного глазка, микро камеры. Петр Генрихович видел их все. Видел и ненавидел. Люто, неистово, страшно, но ничего поделать не мог. Он не мог разбить видеокамеру паренька, который, снимая девушку, случайно навел объектив на него. Он не мог взорвать дом, на стенах которого установлены камеры слежения по всему периметру. Он не мог запретить людям, разъезжающим в разноцветных автобусах, снимать новости для телевидения. А, когда он оказывался не в силах изменить ситуацию, накатывал страх. Тяжелые, вязкие волны топили его самообладание, тело переставало слушаться, руки и ноги тряслись, жгучее желание убежать из поля зрения очередного объектива распаляло его. И, тогда он бежал или прятался в первом попавшемся подъезде, ждал наступления темноты.
  
  До недавнего времени Петр Генрихович не боялся ничего. Он работал в фирме торгующей разнообразной оптикой, в том числе и системами наблюдения любой сложности. Однажды, поступил заказ на проектирование и установку системы категории "А" вокруг Кремля. Петр лично ее создавал. Он трудился с удовольствием и гордостью ведь он занимался любимым делом, к тому же нужным стране. Правда, под ежедневным надзором двух людей в одинаковых серых костюмах, с одинаковыми прическами и одинаково невыразительными лицами. Они проводили вместе весь день, а вечером отвозили Петра домой. На следующее утро его встречала другая пара "близнецов" и сопровождала на работу. Эта опека его изматывала и угнетала. Он чувствовал себя близким к провалу разведчиком в далекой и враждебной стране. Это ощущение усиливалось, когда, выходя вечером из дома, он видел одинокого человека стоящего у подъезда. Человек неотрывно следовал за ним в магазин и в видеопрокат и в химчистку и вновь до подъезда дома.
  
  Так продолжалось несколько недель, и, к окончанию работ, Петр Генрихович внезапно понял, что больше не принадлежит самому себе. Люди разобрали его жизнь: на движения, на слова и взгляды. Они наблюдают за ним, они оценивают его. Директор фирмы, эскорт, одиночка. Петр живет для них, работает для них. Стоит ему ошибиться, что-то сделать не так и произойдет нечто страшное, непоправимое. Поэтому прежде чем совершить любое действие он обдумывал все возможные варианты последствий и радовался, что мысли остаются интимными, не узнанными, не доступными для чужих глаз и не пригодными для фиксации на пленке.
  
  К счастью все заканчивается. И вот камеры установлены, система запущена в эксплуатацию. Людьми в серых костюмах изъята вся документация, все чертежи и характеристики, повторно взяты все возможные подписки о неразглашении и…
  Люди в сером исчезли. Пропал топтун у подъезда дома, ушли близнецы, поблагодарив за сотрудничество и пожелав успехов. Директор пообещал премию и скрылся в своем кабинете, сообщив, что сегодня Петр свободен и ближайшие три дня для него выходные.
  
  В этот день Петр Генрихович шел домой окрыленный. Он был один и никто не сопровождал его, никто не преследовал, никто не наблюдал. Вокруг только обычные люди, которым нет никакого дела до того, кто ты и что ты здесь делаешь.
  
  Он зашел в только что открывшийся новый супермаркет: купил пиццу в красочной упаковке и бутылку сухого красного вина. Выйдя из магазина, он задержался у витрины небольшого, но уютного ресторанчика, раздумывая о том, что можно отметить вновь обретенную свободу и не так простенько, как он собирался. Но, помявшись немного, он двинулся дальше.
  
  Летнее солнце, превращавшее к полудню город в духовку, теряло накал и постепенно скрывалось за крышами домов. Синее небо без единого облачка, медленно темнело. Близилась ночь.
  
  Петр Генрихович почти дошел до дома, как вдруг откуда-то сверху раздался громкий хлопок, и, на асфальт посыпались осколки, мгновенно разлетаясь стеклянными брызгами. Он запрокинул голову и увидел, как из выплюнувших стекла окон рвутся к вечернему небу алые языки пламени.
  
  Петр Генрихович перебежал на другую сторону улицы и внимательно все рассмотрел. Горел четвертый этаж кирпичной пятиэтажки: два окна и балкон. Через минуту, тревожно сигналя, и бросая на дома синие отсветы проблесковых огней, примчались пожарные машины. Команда, без лишней суеты, но эффективно и слаженно развернула рукава шлангов и выдвинула лестницы. Вскоре, рядом с перекрывшими улицу пожарными машинами остановился автомобиль с красными крестами. Кого-то положили на носилки, погрузили в скорую и увезли. Никто, кроме Петра не обратил на это внимания. Через десять минут с пожаром было покончено.
  
  Петр Генрихович пришел домой, разделся и первым делом включил музыкальный центр. По квартире поплыла музыка Дэйва Брубека. Затем он разогрел пиццу в духовке и откупорил бутылку вина. Слегка закусив, он взял книгу – очередной модный детектив и погрузился в чтение.
  
  Перевернув последнюю страницу, он посмотрел на часы и включил телевизор. Первое, что увидел Петр Генрихович на экране – себя, входящего в новый супермаркет. Девушка репортер, что-то радостно сообщала про улучшение инфраструктуры округа. Не дослушав, Петр переключил на другой канал: в интерьерах уютного кафе или ресторана шла неторопливая беседа об искусстве между одним известным критиком и не очень известным писателем. Камера поочередно показывала собеседников, иногда давая общий вид зала. Критик говорил: "Если подходить к литературе, как к средству обобщения и типизации человеческого опыта, то…" Внезапно, Петр увидел себя, за спиной критика, на заднем плане, всматривающимся в окно ресторана и в задумчивости шевелящего губами. Пожав плечами, Петр Генрихович в телевизоре пошел дальше, а Петр Генрихович перед ним испуганно переключил канал. На экране обрюзгший человек с усталым лицом, в потертой кожаной куртке рассказывал об одном прожитом дне в пожарной команде. Почему-то Петр Генрихович знал о том, что увидит и услышит в ближайшую минуту. И точно: "Уже под конец смены вновь прозвучал вызов. Работу пожарного нельзя отложить на завтра. Если не сделать ее сразу же огонь заберет чьи-то дома, а возможно и чьи-то жизни, человек проиграет стихии. Но эти ребята встречаются с огнем всякий раз, как отправляются на задание, и всякий раз выходят победителями. Новый вызов прозвучал с улицы Минусинской, горит старая хрущевка, но посмотрите, как быстро работают ребята. Лестница выдвигается практически мгновенно, выдергиваются рукава, брандспойты уже готовы к работе. Сейчас встретятся две стихии. На улице собрались люди они напряженно ждут результата битвы…" Среди "напряженно ждущих людей" Петр Генрихович обнаружил себя. Вот он смотрит за работой команды не в силах оторваться, словно ребенок первый раз в жизни увидевший костер.
  
  Петр Генрихович щелкнул пультом, экран погас. Тут же торопливо вскочил и выдернул шнур телевизора из розетки, бросил его в угол. Подбежал к окну и задернул шторы. Осторожно, стараясь двигаться бесшумно, он обошел все комнаты и зашторил окна. Вспомнив о том, что камеры иногда маскируются зеркалами, он проверил все зеркала в квартире и на всякий случай завесил их полотенцами, а огромное зеркало в прихожей пледом. Он подумал, что не плохо бы отключить телефон и уже собрался это сделать, как вдруг аппарат зазвонил громко и тревожно, одновременно в дверь требовательно постучали. Петр Генрихович никого не ждал и, осторожно подкравшись к двери, приподнял крышечку дверного глазка. Лестничная клетка, освещаемая моргающей люминесцентной лампой, была пуста.
  
  Телефон, звякнув в последний раз, умолк. Петр Генрихович, прежде чем отключить его, зачем-то поднял трубку.
  - Петр Генрихович Айз? – спросил детский голос, хотя, наверное, не детский, просто высокий с легкой хрипотцой, как у заядлых курильщиков.
  - Ну да, а что? – испуганно прошептал Петр Генрихович.
  - Вот что, Петр Генрихович, у вас есть товар, а у нас, стало быть, купец.
  - Вы о чем? – непонимающе спросил Петр Генрихович.
  Голос резко перешел на ты.
  - Петя, нам нужен специалист и этот специалист ты. Так что, можешь подумать, даже можешь хорошо подумать, а потом сразу приходи к нам. Никитский бульвар двенадцать. Вход в подвал рядом с чайным магазином. Там у нас, что-то вроде отдела кадров. Приходи в любое время, как только сможешь.
  Петр Генрихович автоматически записал адрес в лежавший рядом с телефоном блокнот.
  - Вам это кому, специалист нужен?
  - А вот приходи и узнаешь. – Тонкий голос хихикнул. – Только долго не раздумывай, все равно к нам попадешь, мы уже с кем надо обо всем договорились.
  Услышав короткие гудки, Петр Генрихович бросил трубку и поспешно забрался под журнальный столик, трясущимися руками выдернул телефонную вилку. Затем сел в кресло и попытался успокоиться. Мысли вертелись вокруг двух тем: "с кем надо уже договорились" и "наблюдение продолжается". Так не бывает, чтобы одного человека три раза за вечер показали по телевизору, так даже с актерами и политиками не бывает. Значит, за ним наблюдают, только если раньше это делали открыто, сейчас делают тайно. Тогда почему же он об этом узнал? Наверное, это предупреждение, ведь "с кем надо уже договорились" - все уже решено. Нет, нет, ведь ему разрешили подумать. И он обязательно подумает, обмозгует все хорошенько и решит, как ему поступить и где работать. Решит самостоятельно и без помощников. А в прочем, он уже решил: все его устраивает и никуда он не пойдет. Никуда не пойдет. Не пойдет никуда. Надо только сообщить об этом, тому в телефоне.
  Петр Генрихович нервно встряхнул блокнот, номер телефона звонивший, к несчастью, не оставил. "Если я не приду, они сами догадаются, что я отказался. А если не догадаются, то, я к ним загляну и откажусь лично. Да, да, как-нибудь на днях загляну" - подумал он.
  
  "Они" не догадались. Ни через неделю, ни через месяц. К исходу второго месяца Петр Генрихович потерял работу.
  
  Каждый день из прошедших шестидесяти он ощущал на себе чужие изучающие взгляды, но ни разу, как ни старался, не смог обнаружить "хвост". Каждый день он попадал в объектив какой-нибудь камеры. Это могла быть любительская видеокамера, или камера профессионального репортера, или камера на стене дома, или камера на демонстрационном стенде в выставочном зале их фирмы. Петр Генрихович перестал смотреть телевизор, но каждый день кто-нибудь из коллег сообщал ему, что вчера вечером он видел Петра в "новостях" на заднем плане.
  
  День за днем Петр Генрихович терял уверенность в людях, ему казалось, что шпионят за ним все без исключения, доказательства тому хотя бы хитрые вопросы соседей в лифте: "Как вам погода?". Или откровенная наглость продавшихся друзей, звонивших по пятницам и выяснявших его планы на выходные. Он врал, как мог про заболевшую тетку из Воронежа, про визит к стоматологу, про поездку в дом отдыха и про кучу других неотложных дел. Но друзья непременно желали видеть его на рыбалке или звали вечером в бар смотреть футбол или расслабляться после долгой недели в сауну. Тогда Петр врал дальше, врал убедительнее и правдоподобнее, как можно лучше запутывая следы. Хорошо еще, что жена оставила его задолго до этих событий и вряд ли могла вести за ним непосредственное наблюдение, но и та звонила подозрительно часто и спрашивала, не хочет ли он увидеться с дочерью.
  
  Уволили его после того, как фирме пришлось основательно раскошелиться на обновление системы наблюдения вокруг здания одного солидного банка. Однажды ночью Петр Генрихович решил выкорчевать с корнем все зло, семена которого сам же посеял. Он пришел на свой первый серьезный объект и начал методично разбивать камеры, привязанным к веревке массивным болтом. Охрана банка среагировала чрезвычайно быстро, сделав Петру Генриховичу очень больно.
  
  Утром в отделение милиции, куда был отправлен буянивший гражданин, пришел директор и задал единственный вопрос: "Зачем?". Внимательно выслушав ответ, сообщил, что Петр свободен и фирма в его услугах больше не нуждается, в довесок посоветовал обратиться к врачу.
  
  Через неделю деньги, остававшиеся с последней зарплаты, кончились, и холодильник опустел как ресторан после закрытия. Приблизился день очередной выплаты алиментов, а найти новую работу никак не получалось. Он хотел одолжиться у друзей но: кому-то предстояли серьезные траты, у кого-то они только что случились, кто-то просто отказал, а кое-кто вообще уехал в командировку на полгода.
  
  Оставался один единственный выход. Петр Генрихович, так старательно избегавший даже мыслей о нем, решил, что в очередной раз от судьбы уйти не получилось и, немного погрустив, прочитал адрес, записанный в блокноте.
  
  Петр Генрихович быстро шагал по Воздвиженке в сторону Арбата. Воротник его пальто был поднят, хотя ни ветра, ни дождя, а уж тем более снега не наблюдалось. Прямо в спину упирался взгляд огромной камеры наблюдения, установленной им лично на крыше здания возле Кремля. Адрес: Моховая шестнадцать, две камеры с аппаратурой ночного наблюдения, направления: север и запад. Петр перешел на бег. Приближался поворот в Романов переулок. Он юркнул за угол и прижался спиной к стене, борясь с легкой одышкой. Дальше по Воздвиженке идти нельзя: камера возле Архитектурного музея и чуть дальше на площади. Лучше часть пути проделать по Большой Никитской и выйти на бульвар через паутину Кисловских переулков. Пока Петр Генрихович размышлял над маршрутом, невдалеке остановился туристический автобус, двери его раскрылись, и на улице постепенно оказалось: три зеркальных фотоаппарата, пять мыльниц, две аналоговые камеры и одна цифровая. К счастью они сгрудились вокруг экскурсовода. Петр, стараясь не привлекать внимания, прокрался мимо и повернул на Большую Никитскую.
  
  Через семь минут он был у чайного магазина. Входа в подвал со стороны бульвара не оказалось. Петр Генрихович зашел во двор и обнаружил небольшую лесенку, ведущую вниз, укрытую коричневым проржавевшим навесом. Оглядевшись, он спустился по разбитым ступеням и увидел дверь, обитую жестью. Никаких признаков дверной ручки не было, так же не висело никаких табличек с надписями – обычный вход в обычный подвал, только справа от двери болтался шнурок звонка. Петр, еще раз оглядев пустынный двор, дернул за веревочку. Тут же, в недрах подвала за дверью, глухо ударил колокол. Испугавшись, Петр отшатнулся, коснувшись ладонью влажной плесневелой стены. Через несколько секунд дверь с треском распахнулась, и, на пороге появился седовласый человечек крайне маленького роста в зеленом костюмчике тройке, шейном платке, заменявшем галстук и домашних тапочках. Из жилетного кармана свисала золотая цепочка, а в петлицу пиджака была воткнута лилия. В левой руке человечек сжимал огромную курительную трубку, оглаживая мундштуком кустистые бакенбарды.
  - Ну, привет. – Произнес он хриплым детским голосом и протянул крошечную ладонь, для рукопожатия. – Гиес.
  - Здравствуйте. – Сказал Петр Генрихович и, вытерев руку о пальто, чуть наклонился и слегка сжал поданную вялую кисть.
  - За пожелание спасибо, заходи. – Проскрипел карлик и, ковыляя, исчез в темноте за дверью.
  Петр шагнул через порог и оказался в небольшой прихожей, освещаемой тусклой керосиновой лампой, висевшей на крюке под потолком. Обстановку составляли шкаф для одежды, вешалка и высокая корзина с тремя зонтами, изготовленными в виде тростей.
  - Проходи, проходи. – Прозвучал тонкий голос откуда-то справа и Петр разглядел вход в другую комнату.
  
  Половину комнаты занимал огромный письменный стол, заваленный папками, бумагами и серьезного вида бухгалтерскими книгами; на краю стояла бронзовая пепельница в форме вулкана, а рядом с ней миниатюрная рулетка с маленьким колесом, крошечным шариком и еле видными цифрами возле ячеечек. В другой половине помещались два кожаных кресла и столик, заваленный газетами. Воздух был теплым, влажным и тяжелым – по-настоящему подвальным. Комната освещалась стоявшей на столе керосиновой лампой под зеленым стеклянным абажуром. За столом сидел Гиес.
  - Присаживайся. – Произнес карлик и, как только Петр разместился в кресле, продолжил. – Для начала запомни – я не карлик, не лилипут, не коротышка и не какой-нибудь тролль. Я гекатонхейр! Я сражался за Зевса! Я был большим, таким, что горы повиновались движению моего пальца! – Яростно прокричал человечек. Но внезапно сник. - Однажды я поспорил с тем, с кем спорить не следовало, и теперь я занимаюсь этой нелепой работой. Тебя, вот, привлекаю в наш бизнес.
  Петр Генрихович, испуганно подумал: во-первых – зря он сюда пришел, слишком сумасшедшим был вид Гиеса, во-вторых – зря не воспользовался советом бывшего шефа, уж очень много нелепых вещей произошло за последнее время, чересчур много. Нужно выбираться из этого подвала и отправляться домой спокойно во всем разобраться. И может быть, правда, стоит сходить к врачу?
  - Я хотел бы, чтобы за мной прекратили слежку, а ваша работа меня не интересует. – Дрожащим голосом сказал Петр.
  - Слежку? А мы за тобой никогда и не следили, ну если только чуть-чуть в ванной! – Гиес захихикал, прикрывая рот ладошкой. – Или в прихожей. – Человечек смеялся, откинувшись на спинку кресла.
  - Все же я прошу вас это прекратить. – Неуверенно произнес Петр Генрихович.
  - Прекратить что? – карлик трясся от смеха. – Прекратить это! Это от нас не зависит!
  Гиес закашлялся, стуча ладошкой по столешнице. Петр Генрихович встал.
  - Извините, я лучше пойду.
  - Давай, давай проваливай. Сам все увидишь, а то объяснять долго. – Сквозь кашель просипел карлик.
  Петр выбежал в прихожую, в полутьме нащупал дверную ручку, дернул, что есть силы и выпрыгнул за порог.
  Пару мгновений он стоял на булыжной мостовой узенькой улочки, уставленной приземистыми домами в два этажа. Невдалеке поскрипывал на ветру керосиновый фонарь. В пятне света ползли уродливые тени не то людей, не то зверей. В небе висел кривой месяц рогами вниз и редко моргал единственным белым глазом, выдавливая слезинки, которые падали вниз искрящимися капельками, взрываясь в полете и превращаясь в тысячи снежных хлопьев. Петр проворно слизнул упавшую на странно уменьшившийся нос горячую снежинку. Не поверив глазам, он высунул длинный раздвоенный язык, внимательно его рассмотрел и провалился в темноту.
  
  - Ну, давай, вставай! Разлегся тут. - Петр услышал знакомый тонкий голос и почувствовал легкие пинки под ребра. – Мда, слабоват.
  - Где я, что происходит? – Простонал Петр, открывая глаза. Прямо на него смотрело кукольное личико Гиеса, всем видом выражая неподдельное любопытство.
  - Пойдем в дом, там поговорим. – Сказал он и, отворив массивную дверь из темного дерева, прошел вовнутрь.
  Пошатываясь, Петр вошел за ним. Прихожая и комната не изменились.
  - Так что происходит, где я? – Неуверенно потребовал ответа Петр.
  - Ты еще не понял? – Сочувствующим тоном переспросил карлик и вдруг рявкнул – Ты умер!!!
  Петр Генрихович рухнул в кресло.
  - Как? Почему? – растерянно спросил он.
  - Помнишь, ты шел домой и тут пожар, стекла сыплются, пламя ревет. Так один осколочек прямо по голове тебе попал, правда, не разбился, нет. Зато воткнулся.
  - Помню, но я ведь домой пришел, телевизор еще смотрел. Я же помню!
  - Да, да. Явь она не сразу отпускает, по чуть-чуть человечков выпихивает. То, что ты помнишь, на самом деле не происходило. То есть, происходило, но не так как ты видел. Однажды, я подслушал разговор двух оболтусов: Гиласа и Филонуса. Так они почти догадались, как мир устроен, да-а. Правда, когда умерли, очень удивились, что все по-другому оказалось. Тоже у нас работали наблюдателями.
  - Я что же, больше трех месяцев мертв, что ли? – Все еще не веря, спросил Петр.
  - Конечно, нет. Больше девяти дней ни у кого пробродить не получается – Навь забирает. Просто отношения между пространством и временем другие, вот и кажется черте что… хе-хе. Всего не объяснишь. Я, как тебя увидел, измененным, сразу же позвал, но ты еще пару дней прошлялся, сопротивлялся зачем-то.
  - Но я же точно помню, я ел, спал, встречался с людьми, жил.
  - Брось, брось, хватит лепетать! Как младенец, честное слово. Ты вспомни, пока можешь, зеркала в доме когда завешивают? Ты ж на улицу только что выходил, вот и подумай, где в твоем городе керосиновый фонарь висит?
  Петр Генрихович задумался. Вся его прошедшая жизнь казалась далекой, приснившейся и ненастоящей. Он вспомнил, как набрасывал плед на зеркало в прихожей в тот злополучный вечер. А впрочем, он уже не мог точно сказать: сам он задрапировал зеркало или просто увидел, то, что сделали родные. Прошедшие два месяца сплелись в памяти в один долгий день, и, каждое событие в нем было бессмысленным, пустым. Прошлое потеряло яркость, а будущее ни сколько не беспокоило.
  
  Петр Генрихович почувствовал, что пальто его стало несоразмерно большим, похожим скорее на одеяло, чем на одежду. Да и сидеть стало как-то не удобно. Он просунул когтистую узкую руку, покрывшуюся короткой рыжей шерстью, за пояс поразительно увеличившихся брюк и поправил хвост.
  
  Гиес, внимательно наблюдавший за действиями Петра, ухмыльнулся и сказал:
  - Ну, вот, Петя, заканчиваются перемены. Давай я тебя с условиями контракта ознакомлю.
  Петр кивнул и лизнул ладонь.
  Гиес покопался в развалах бумаг на столе, выдернул из стопки ветхий листок и уткнулся в него, слегка подкрутив фитиль лампы.
  - На-на-на с одной стороны и гм… гм… сроком на десять навных лет… Ага, вот! В обязанности работника входит: обеспечивать наблюдение на вверенном ему участке, добросовестно выполнять должностные инструкции и тэдэ и тэпэ… Так, так, так. Угу. В обязанности работодателя входит: своевременно и в полном объеме осуществить выплату гонорара. Выбор гонорара осуществляется работником лично и без посторонней помощи. Так что, рекомендую выбрать гонорар. – Гиес тепло улыбнулся
  Петр Генрихович облизал руку, ставшую подозрительно похожей на лапу, и, вытер длинные белые вибрисы.
  - Мм, гонораарр – задумчиво протянул он, - мм, а какой выбоорр?
  - Небольшой. Например, какой-нибудь дар в будущем явлении. Ты сможешь стать писателем, ученым или художником, причем не рядовым, правда и не шибко гениальным. Но, разумеется, после того, как закончится строк контракта. И есть другой вариант – любые блага для явных родственников. И прямо сейчас.
  Петру Генриховичу пригрезилась странная картина: Лунапарк - очень шумное место, громкая музыка, гирлянды огней, все крутится, вертится, мелькает. Среди этого пестрого балагана рядом с продавцом воздушных шаров стоит мужчина, держит за руку маленькую девочку и отсчитывает мелочь. Петру Генриховичу сделалось нечеловечески тоскливо. Он смахнул лапой, повисшую на кончике вибрисов голубую слезинку. Та, падая, рассыпалась в воздухе белой пылью.
  - Пуссть дочке весело живется, пуссть образоваание хорошее полуучитт. – Еле слышно прошелестел Петр.
  - Отличный выбор! Поставь оттиск здесь. – Гиес протянул Петру листок и баночку чернил.
  Петр макнул лапу в чернила и шлепнул по бумаге. Получилось красивое черное пятно. Гиес радостно хихикая, поставил свою подпись, молниеносно скомкал контракт, бросил в пепельницу и щелкнул пальцами. Вспыхнул огонь, миниатюрный бронзовый вулкан ожил: тихонько пророкотал и выплюнул небольшое, но плотное облако пепла.
  - Формальности соблюдены, осталось дождаться ответа. – Провозгласил Гиес.
  - Какого ответта?
  - Увидишь. – Улыбнулся человечек.
  - А это зачемм? – Спросил Петр Генрихович без особого интереса, указав на рулетку возле пепельницы.
  - Это, чтоб кандидатов на вакантные должности выбирать. – Добродушно ответил Гиес. – Пойдем, покажу, пока, твой участок.
  Петр Генрихович выпутался из вороха одежды и спрыгнул с кресла. Гиес взял из корзины в прихожей зонт и, опираясь на него, как на трость вышел из дома. Петр проследовал за ним.
  На улице он пытался приспособиться к новому телу и все никак не мог понять, как же удобнее идти – на двух лапах или на четырех. Вконец запутавшись, он попрыгал на двух, но запнулся и, встав на четыре, побежал за Гиесом уже сворачивающим в еле заметный переулок. А, догнав, принялся бегать кругами, подпрыгивать и шутливо хватать его зубами за манжеты. Разумеется, получил от Гиеса зонтом по загривку и, встав на задние лапы, обиженно поплелся сзади.
  - Ну, вот и пришли, будешь работать в Галерее. – Они стояли возле выкрашенной в зеленый цвет двери одноэтажного здания. Дом был потрясающе длинным, наверное, в пол квартала и, повторяя кривизну улицы, изгибался вместе с ней. – Ты должен ходить и смотреть в окошки, пойдем, покажу.
  Петр Генрихович нырнул в полукруглое отверстие, вырезанное в двери, а Гиес вошел в Галерею обычным способом – потянув дверь за ручку.
  
  Внутри оказалась всего одна, но огромная и узкая комната, больше похожая на широкий коридор. В комнате не было ламп, и царил полумрак. Слабый свет проникал сквозь оконца, окошки и окна всевозможных размеров и форм, испещрявшие почти всю поверхность стен, пола и потолка. Петр Генрихович потрусил по комнате, заглядывая в светящиеся прямоугольники, ромбы, квадраты, овалы. Часть была пустой, а сквозь некоторые виднелись большие розовые, коричневые и бледно-желтые существа. Он еще помнил – они назывались "люди". Только теперь они казались на редкость чуждыми и отвратительными тварями.
  
  Петр задержался у небольшого круглого окошка. Перед ним стоял усатый мужчина в розовом прозрачном пеньюаре и темном лифчике. Мужчина красил губы ярко красной помадой. Позади него виднелось кресло, в котором полулежал серьезный бородач и читал газету. Петр посмотрел вверх на потолок. Там сквозь шестигранное окно виднелись руки, методично разгребавшие пластиковым прямоугольником белый порошок на маленькие ровные горки. Затем появился нос и всосал одну из кучек.
  
  Гиес шел сзади и рассказывал:
  - Тебе нужно присматривать за ними и как только увидишь, что кто-то разговаривает с тобой или наблюдает за твоей беготней, сразу же ищи меня. Я обычно бываю в конторе. Или таверне неподалеку. По каждому случаю будем разбираться персонально и составлять рапорт. – Медленно вещал он.
  - Иди сюда, покажу тебе своих любимчиков. – Гиес стоял в центре огромного окна и постукивал зонтом по полу.
  Внизу Петр увидел огромную кровать, а на ней в исступлении боролись двое мужчин и женщина. Они барахтались в простынях, словно исполняя какой-то ритуал, сплетали из тел затейливую композицию, замирали на мгновение и составляли новую.
  - И так всякий раз, когда я их вижу. Люди такие смешные пока живые, да?
  Петр Генрихович тихонько засмеялся, кивнул и побежал дальше.
  
  Он рассматривал окна и слушал Гиеса.
  - Эти сценки, что ты видишь сквозь окна, не только настоящее, но и прошлое и будущее. Разные времена и даже эпохи. Хотя, тебе сейчас это не интересно… Посетители Галереи любят участвовать в действиях за стеклами. Так что, не удивляйся, если кто-то войдет в окно. А вот, если кто-то задержится там надолго, ты должен прыгнуть за ним. Выгоняй их – не бойся. А то, некоторые норовят чертову дюжину часов просидеть в каком-нибудь окне. Думают, что живут – чудаки…
  
  Петра Генриховича заинтересовало большое окно, чем-то отличавшееся от других. Он посмотрел повнимательнее – ничего интересного не происходило. Двое мужчин находилось в комнате. Один - обладатель плешивого затылка, расположился за столом, в кресле на колесиках, другой, лет сорока с небольшим, сидел на стуле напротив. Петр уже хотел продолжить осмотр, но пронзительное воспоминание мелькнуло в уже измененном сознании. Он же видел этого мужчину на стуле! Видел и не однажды! Он каждое утро смотрел в эти серые глаза, брил щетину, чистил зубы, умывал лицо. Казалось, мужчина внимательно смотрит на него. Вот он слегка наклонил голову, его глаза расширились. И!.. Не понимая что делает, Петр Генрихович напружинил лапы и прыгнул в окно.
  
  - Петь, ты у меня единственный, кто может это сделать. Ты мне скажи, нам это по зубам? Это ведь не пару мониторов на фазенду братку какому-нибудь поставить. Это же президентский заказ. Это же слава! Нам, конечно, не дадут рекламировать, что мы, мол, поставщики его величества, да и не надо. Слухи по городу поползут, а слухи, они получше любой рекламы будут. Ну, так как, сделаем?
  
  Петр Генрихович немигающе, смотрел за спину директора. Там на стене висело старинное зеркало в золоченой раме. А в нем, на пару секунд показался карлик с пышными бакенбардами, одетый в зеленый костюм; в руке человечек сжимал зонт. Коротышка покачал головой, погрозил зонтом и пропал.
  
  Директор, заметив взгляд Петра, оглянулся.
  - А. Вчера принес. Это зеркало – бабкино наследство. Если не врут конец восемнадцатого века. Говорят в нем чертей можно увидеть. Ну да, ладно. Так что, справимся с таким заказом?
  - Можно я денек обдумаю все хорошенько, Глеб Евгеньевич, и завтра с утречка доложу?
  - Давай, обдумывай, только помни, хорошо бы нам это сделать.
  
  Петр Генрихович вышел из кабинета директора и побрел по коридору в свою комнату, по дороге вспоминая странные улочки странного городка, населенного странными жителями. Да еще этот карлик в зеркале. Наверное, он слегка задремал под монотонное воркование Глеба – шеф любит долго и пространно рассказывать новости и делиться планами. Вот и привиделась всякая чушь.
  
  Он вошел в комнату и сел за стол. Раскрыв карту центра, начал прикидывать основные точки расположения камер. Раздался телефонный звонок. Звонила жена:
  - Ты не приехал на прошлой неделе, Маша тебя ждала.
  - Дела были, послезавтра приеду.
  - Смотри, рискуешь ее больше никогда не увидеть.
  - Это почему?
  - Ты не поверишь! У меня, оказывается, была двоюродная тетя в Австралии, ее туда еще девочкой увезли. Про родственников этих в нашей семье забыли и не вспоминали никогда, чтоб анкету не портить. А тетя помнила, что родные ее в России остались, молодец такая. Жаль только, умерла, царство ей небесное. Детей вот не нажила своих, все наследство родным завещала. А из родных только я и осталась, да Машка. Так я решила, что Машеньке нужно обязательно образование серьезное получить, поэтому осенью мы уезжаем в Англию, сначала пансионат какой-нибудь, потом Гарвард.
  - Гарвард в Америке. В Англии Оксфорд.
  - Ну да, Оксфорд, конечно же. Ты же не против, ты же нам согласие напишешь?
  - Я подумаю.
  - Ты же хочешь, чтоб у дочки образование хорошее было?
  - Ну, да.
  - Ну вот! Напиши, пожалуйста, а то нам визу не дадут. И послезавтра привози. Ну, пока.
  
  Петр Генрихович повесил трубку и в сгустившейся тишине явственно услышал хрустальный звон, как будто на каменный пол упал бокал и осколки, позвякивая и подпрыгивая, разлетелись в стороны. В ту же секунду свет померк и в черной пустоте прямо перед лицом Петра зазмеилась огненная линия. Вздрагивая и извиваясь, она стремительно удлинялась, образуя завитки и складываясь в буквы незнакомого алфавита. Полыхающая подпись возникала в воздухе. Воплотившись до финальной завитушки, она тут же рассыпалась миллионом тающих искр.
  Петр Генрихович вздрогнул – он сидел на задних лапах в длинном зале Галереи, а перед ним стоял Гиес, держался за бока и почти беззвучно смеялся. Наконец успокоившись, и вытерев рукавом появившиеся в уголках глаз слезы, торжественно произнес:
  - Гонорар выдан.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"