Рассказы Ивана Антоновича.

6. Ересь простоты.

Crusoe, 2025

Я как-то, ничтоже сумняшеся, принёс Ивану Антоновичу подарок - и стал обруган, но обласкан и вознаграждён. В те месяцы того года по Москве ходила и имела отклик книжка некоторого иностранного автора: тот собрал и выстроил в ряд множество технологически невозможных достижений древности и объяснил всё это влиянием марсиан либо ариев с атлантами. Вышло стройно и убедительно. Все одобрили. И я, расстаравшись, обрядив книжку в хороший переплёт с твёрдой крышкой, принёс её в подарок Ивану Антоновичу.

Тот подарок принял; поблагодарил; обещал включить в библиотеку; обозвал персоной с усохшими мозгами; сказал, что, взявши в руки бритву Оккама, я стану бриться тупой её стороной - но извинил, ввиду - как он заметил - моей худобы и бледности.

- Плохо питаешься, вот и мозг умирает - заключил Иван Антонович. - Так что накрою обед и приглашаю откушать.

- Но ведь уже вечер?

- Ты кому-то дал обет есть ко времени обед? - парировал Иван Антонович.

Обед накрыли мгновенно. Отмечу здесь густейший борщ; грибную икру с отварным картофелем; маленькие круглые хлебцы домашней выпечки; отмечу сервировку - керамические тарелки, глубокие и мелкие; столовые приборы из тёмного металла красивой ручной работы. Борщ шёл под, цитирую: "продукт дистилляции"; второе блюдо - под "продукт брожения"; а к шоколадному десерту внесли гранёный графин красного стекла с портвейном, который, являясь продуктом брожения, получил счастливое свойство храниться так же долго, как и продукты дистилляции - ибо сахар есть ингибитор уксусного брожения, как то открыли народы Леванта. Здесь нет кавычек, но это также цитата. А на картофель мы клали жёлтое масло, и посыпали его искрошенными укропом и зелёным луком.

- Теперь, когда мой мозг напитан... - начал я...

- Ни в коем случае! - обеспокоился мой хозяин. - Ты лишь на пороге выздоровления, и чрезмерное умственное усилие превратит тебя из простого недоумка в закоренелого олигофрена. Изволь опереться на меня в умствованиях.

- Книга... - проблеял я...

- Книга. Вот я, как учат классики, открываю её на случайном месте. Так. Раскопки... Египет... Нашли полый цилиндр со вставленным внутрь - так, вижу, коаксиально - стержнем. От цилиндра и стержня отходят, так... кусочки металла... Ага! Автор гонит вскачь: значит, древние египтяне знали электричество, ибо это - кошмар какой... - батарейка. Откуда? Марсиане... оставили... научили... так... иначе пирамид никак не построишь... мерзость какая... а потом... Ну хватит уж с меня. Довершу сам: потом марсиане улетели или вымерли, знание улетучилось, египтяне впали в ничтожество и были перебиты Людьми Моря. И как это, извини меня, можно принять за чистую монету? За порченную монету? Вообще за монету?

- Логика... - пискнул я...

- О да. Логика. Если марсиане умели всё, а мы чего-то не понимаем, значит тут ночевал марсианин. Марсианин порылся. Без марсианина не обошлось. Силлогизм. Послушай, но ведь египтяне, несомненно, со всей очевидностью знали, что такое электричество! Безо всяких марсиан. Потому что они - как сказал поэт - гладили сухих и чёрных кошек. За чёрных не поручусь, но сухих - ибо климат - и гладили - ибо обожествляли. Сотни тысяч египтян гладили сотни тысяч сухих кошек. А кошки мурлыкали, мурчали и стрекались разрядами статического электричества!

- Вот это да! - искренне воскликнул я.

- Что, разумеется, не нравилось ни адептам кошачьего культа, ни объектам поклонения, обожания, почёсывания. Что-ж, вот вам и этот предмет - никакая не батарейка, автор просто... ну ладно... - а конденсатор или, по названию, данному европейцами при втором его рождении, - лейденская банка. Достаточно несколько раз между поглаживаниями почесать мурчащее воплощение богини одним электродом - и заряд стёк, Изида - ликуй! Да, конечно, заряженные банки можно затем передать надсмотрщику, чтобы тот подстрёкивал раба к наилучшей производительности на строительной площадке. Здесь автор неожиданно попадает в цель, хотя и стоит к ней спиной. Точнее, задом. Изобретение лейденской банки голландцами обошлось без инопланетной подмоги. Хотя там кошки не искрят. Лейден-то в Нижних, осушенных землях, и там сыро.

- Это логика - с уважением сказал я.

- А это портвейн - тонко заметил Иван Антонович.

Мы освежились, и я рискнул.

- Я бы ещё разок опёрся на вас, если позволите.

- Тяжело санитару в Бедламе - вздохнул Иван Антонович. - Но Гиппократ велел, повинуюсь. Второе случайное место. Так. Как сказал...

- Поэт? - я подал реплику.

- Нет, прозаик. Финки и аптеки. Монтецума. Кортес. Найдены - так - детские игрушки - ну-ну - колёсных повозок. Строили мощёные дороги. Для чего? Колёсного транспорта не завели. Пришла конкиста, а без колёс никак; мезоамериканцы были поначалу перебиты, а потом впали в ничтожество. Но где же марсиане?

- Там вроде бы про Атлантиду. Или каких-то ариев. Они-то знали колёса, но ацтеки их выгнали, а про колесо не поняли.

- Ну ладно. Хотя и мы не лыком шиты в криптоистории. Поскольку атлантидцы любили в быту напевать из арий, они с ариями на деле один народ. Запомни или запиши. Только вот горы там.

- Какие горы?

- Сьерра-Мадре. Горы. Дороги извилистые, серпантин. Естественно, что их инженеры отказались от колеса. Колесо плохо себя ведёт на горной дороге. Оно равным образом едет и вперёд, и назад; для поворота повозки к колесу нужно пристроить целую рычажную систему. Они, разумеется, экспериментировали - вот эти снимки, якобы детские игрушки, - их модели. И знаешь, как я соображаю? Империя приказала устроить транспорт, и инженеры решили спроектировать наилучшее для горных условий средство передвижения - шагоход. Или, как лучше сказал его истинный изобретатель, Чебышёв Пафнутий Львович, - "стопоходящую машину". Но не успели, что понятно - мы до сих пор не имеем ничего практически применимого в этом смысле, хотя лет так двести усиленно думаем. Могли бы и лучше успеть, когда бы Кортес не стал в живых людей железками тыкать, но спросил бы: над чем работает их техническая мысль? Дороги под такие машины построили - а инженеры-машиностроители подкачали, хотя их и взбадривали обсидиановыми ножами.

- Ваши решения куда интереснее тех, с марсианами, - искренне сказал я. - Видимо, если в гипотезе звучит слово "инопланетянин", "арий", "Атлантида" и так далее, то она - гипотеза - неинтересна. Априорный провал. Наверное, ключ в том, что нужно принудить себя к поискам простого решения.

Иван Антонович кликнул домработницу, отправил её за вторым графином портвейна, а затем - наполнив напитком полную чайную чашку, возгласил:

- За чудесное исцеление от умственной слабости! И да минуют тебя беды на опасном пути еретика

- Почему еретика?

- Потому что поэт сказал так: нельзя не впасть к концу, как в ересь, в неслыханную простоту. И с прискорбием отметил: но мы пощажены не будем, когда её не утаим. Она всего нужнее людям - но сложное понятней им. Вот и Тунгусский аэролит...

- Гипотеза?

- Нет, задание от начальства. Незатейливый ведомственный быт. Вопрос социального спокойствия. Есть в нашем Отечестве писатель-фантаст - помяни, Господи, царя Давида и всё кротость его. Он написал нечто из быта космоплавателей и вставил туда про этот метеор. Вроде бы о том, что это авария корабля пришельцев. И всё ничего, да книжку свою он перелицовывает и заново переиздаёт с частотой раз в десять лет. Или около того. По мере исчерпания прежнего гонорара. И каждый раз начинается форменный пандемониум. Множатся гипотезы - марсиане, не к ночи будь помянуты; антиматерия; глыбы льда... В заболоченную тайгу, словно лемминги, прёт - так, прёт! - орда возбуждённых личностей с палатками, рюкзаками и шанцевым инструментом; они блеют козлами под гитары; топнут в болотах; мордобойствуют с местными и благовестят о том, что власти что-то скрывают. А это нехорошо, ибо в тех местах власти действительно кое-что скрывают. Но отнюдь не куски метеорита. И вот, после очередного переиздания, нам было велено метеорит найти и прекратить безобразия. Что мы и сделали.

- Нашли?!

- Нашли за время обеда в столовой номер 16 на Маросейке. Умозрительно. Хочется сказать: "открыли на кончике пера", но мы не едим перьями. Потом испросили скромную сумму на экспедицию и снарядили на место трёх человек с шестью чемоданами для сувениров. Вот и всё.

- Не всё, я настаиваю!

- Ладно уж. Я только услащу уста свои ингибитором уксусного брожения, ты уж позволь.

- Обрати внимание на то, что в прежних историях я опирался на местные условия. Консультировался с гением локуса. Кошки и горы. А что ты немедленно скажешь про местность и время падения метеорита?

- Ну, болота, тайга...

- Шире бери. Во-первых, во-вторых и в третьих - это дичайшая глушь. Причём глушь в оболочке тех лет, когда только закончилась война с японцами; только поутихла мужицкая революция - медвежий угол в период разорения, расстройства торговли, транспорта, всего быта. И тут на головы несчастным обитателям болотистой глухомани, при всей их скудости, падают сотни тонн роскошного, ковкого нержавеющего сплава. Что же они делают?

На этом месте от меня изошёл звук, отчасти похожий на букву "и" и несколько на "е".

- То-то же. Первая экспедиция пришла через двадцать лет. И двадцать лет они собирали глыбы, куски и крупицы железо-никелевого метеорита в тайге и на болотах; утягивали к себе, ковали предметы обихода, продавали по соседству и в Китай. А потом из столицы приехал бородатый человек в очках и стал задавать вопросы. А тамошние люди - после мировой войны и революции - отлично знали, что бывает, когда из столицы приезжают бородатые персонажи в очках и задают вопросы. В лучшем случае порка. Но только в лучшем случае. Они двадцать лет - извини за просторечие - дербанили упавший с небес ценный металл, который, как открылось, интересует государственных людей. А мужики, пусть и не шибко культурные, всегда разберут, как дело до петли доходит. Пришла беда; и они, разумеется, стали указывать в противоположных направлениях и просто отнекиваться. Что и написал Кулик в отчётах. Он просто написал правду о том, что ему лгали. Не хотели говорить или указывали в пространство. А мужики-то вычистили тайгу до кусочка.

- Так что наши трое экспедиционеров попросту входили в избы, просили показать инструмент и всякую скобяную утварь, набили шесть чемоданов под крики "не губи, начальник!" и вернулись одаривать сослуживцев. Потому что нам всё стало ясно уже за обедом в столовой номер 16 на Маросейке.

- Но отчего об этом не сказали?

Иван Антонович махнул рукой.

- Ложь во спасение. Вообрази, что сказали. И тут же на место рвутся орды этих, леммингов. Они шарят по домам; по избам; ищут всё железное; срывают с крыш жестяных петушков; разламывают посудные буфеты; воруют банные шайки; долбят топорами стены, вынимая гвозди... Так-то они в болотах гнус кормили, а тут на людей накинутся. Тут уже не мордобой выйдет, а налёт с жуткими последствиями. Ну и второй мотив: постеснялись сказать, что мужики метеорит-то спёрли и лгали об этом. У нас, видишь ли, пиетет к мужику, привитый классиками литературы. И третий - учёные обидятся. Авторы остроумнейших теорий, сделавшие на них имя. Обидятся, заплачут, зашипят, заплюют ядом. Велено было считать ересью и не оглашать. Вот тебе вся ересь простоты на жизненном примере исполнения служебного задания. Уверяю тебя, что и впредь мужик, прущий кусок железа в кузню, будет найден очень лёгким - сравнительно с антипротоном. И египетские кисы будут тщетно мурчать нам из-за горизонта веков - первенство отдадут склизким зеленоватым марсианам. А мексиканские инженеры-машиностроители? Кто они перед горними высями Шамбалы и кромешными пучинами Атлантиды?

- Иван Антонович - елейно заблеял я - а вам-то досталось из сувениров? Ну хоть кусочек...

- Мыслит уже связно, но зрительный нерв ещё не вполне восстановился. И память подводит - озабоченно диагностировал Иван Антонович. - Не заметил, какими столовыми приборами пользовался за совсем недавним обедом.