Бобров Михаил Григорьевич : другие произведения.

      Как учит нас партия и правительство в лице братьев Стругацких (с), стихи существуют “либо знакомые, либо скверные.” Встречая в тексте знакомые стихи, знайте, что со мной поделились Игорь Растеряев; авторы мюзикла “Мибу-ро”; А.С.Пушкин; Могултай (он же Немировский); Антрекот (паспортного имени не знаю); Олег Ладыженский; Леонид Каганов (Lleo); Эдуард Багрицкий, Булат Окуджава, Антуан де Сент-Экзюпери, Михаил Щербаков, Александр Бушков, Игорь Николаев, Борис Гребенщиков, Урсула Ле Гуин, Анджей Сапковский, да как же без Высоцкого? - и многие иные, которых я цитировал в стихах и прозе, и только моя бесконечная лень виной тому, что здесь не приводится трехстраничный список всего, рано или поздно мною прочитанного, увиденного и услышанного. Если же встретите в тексте стихи либо прозу, незнакомые даже Гуглу - то их написал я. При повторном прочтении все это уже будет знакомым, следовательно - не будет скверным; таким образом, рецепт улучшения любой литературы довольно прост.

      Да, самое важное.

      Буквы алфавита (с) по-прежнему are trademark товарищества на вере “Кирилл и Мефодий”, на рынке с 863 года, специфика работы - славянские общества, качество гарантировано *

      --------------------------------------------------

      * этот спам уже повсюду. Извините.

Не вернувшийся с холода

Часть первая

в начало ||| Вы находитесь здесь ||| часть первая ||| часть вторая||| часть третья

Разбудил рожок нас поутру
Не к добру, не к добру...
(с) И.Растеряев

В Столице, где опасностей немало
Нам имя предстоит завоевать
(с) мюзикл “Волки Мибу”

      Виктор проснулся задолго до будильника. Тишина лежала сугробами. Проходя в кухню выпить кофе, Александров поднимал ноги, как будто и правда шел заснеженным полем.

      Ближайшее заснеженное поле открывалось прямо за окном и тянулось во все стороны света - сколько хватал глаз. Под снегом простирался ледниковый щит Гренландии, а над снегом рукотворной горной цепью высились постройки монтажно-испытательного корпуса. Цвета их в предрассветном сумраке не набрали полной живой силы и выглядели пока что не слишком радостно, несмотря на щедрую раскраску.

      Восход за полярным кругом - явление, прямо скажем, не очень частое. Глядя на восточный небосклон, Виктор непроизвольно пробормотал начало “молитвы Рамаррена”:

      - Животворная звезда, средоточие жизни, живое светило...

      Здесь, на корке километрового ледяного щита, в окружении острых торосов и обкусанных ими округлых камней, три подряд корня “жив” совершенно не казались лишними. Они же относились к Солнцу! К Солнцу, которого население комплекса не видело долгую полярную зиму. К Солнцу, кроме которого ничего живого и не было видно!

      Заваривая кофе, Виктор понял, что и жена тоже проснулась. Звуков никаких не послышалось, но за пятнадцать лет супруги довольно узнали друг друга, чтобы некоторые вещи угадывать. А вот из детских спален чуть ли не струилось ощущение мирного утренного сна, который всегда жалко нарушать.

      А уж по такому поводу, как сегодня...

      Виктор помотал головой. Нельзя об этом думать - расклеишься. И так дела плохи... Ну вот - шумит вода в ванной, теперь точно все проснутся...

      Александров успел нарезать батон и намазать шоколадный крем, когда появилась Аннушка - уже в “парадных” туфлях без каблука, строгом костюме цвета слоновой кости, с форменным галстуком персонала монтажно-испытательного корпуса, и даже русые волосы убравшая “под шапку”, чтобы из-под полиэтиленового колпака в чистую зону не выбивалось ни пряди.

      - Господи, как будто просто на дачу едем, - жена вдохнула запахи кухни. - Налей мне кофе... Дети! Хватит уже там возиться, бегом завтракать!

      Первым, как всегда, прискакал младший брат, названный в честь прадедушки Тимофеем. Виктор - программист и материалист - в приметы не верил. Но живость характера Тишки-маленького и неуемность Тишки-старенького различались не больше, чем две капли воды. Даже волосы у меньшого были не пшеничные отцовские, и не светло-русые материнские - а темно-русые, точь-в-точь прадедова фотография.

      Старший брат пришел степенно: как-никак, ему исполнилось тринадцать лет, не то, что эта мелочь летуче-прыгучая, целых три класса разницы! Когда выбирали ему имя, до прадедов еще не дошли. Но и дедушками семью бог не обидел. Впрочем, и бабушками. И тетками. И дядьями. И... В общем, после трехнедельных споров, ссор, поездок в гости к тем и к другим, и третьим, и пятым - первенцу Александровых уготовили внушительное имя “Степан”. Только вписать не успели - Анна рожала первый раз, сильно перенервничала, бесконечные споры родичей ее утомили... “Леопольд! И точка! Кому не нравится, рожайте своего и называйте как хотите!”

      Имя подходило старшему как нельзя лучше. Он быстро вытянулся, рос тонкий в кости, ловкий, длинный; прекрасно плавал. Очки, которые пришлось носить в первых трех классах, создавали впечатление широко распахнутых глаз, чем и сделали старшего брата практически неотличимым от мультипликационного кота Леопольда. Эффект усиливался тем, что Лео мультфильм полюбил, и не стеснялся галстука-бабочки. А уж коронным: “Ребята, давайте жить дружно!” - пользовался не только сам Леопольд, но и практически все его знакомые. “И че?” - разъяснял мальчик с уморительной серьезностью: - “Все равно же дразнить будут. Так лучше самому направлять. Ты же, папа, говорил: не можешь прекратить - возглавь. Ну и вот.”

      Когда Леопольд вместо ненужных уже коррекционных очков попросил очки без диоптрий, зато с голографической маской - для образа - Виктор забеспокоился было. Не зашло ли увлечение мультфильмом слишком далеко? Но других признаков фанатизма ребенок вроде бы не проявлял, да тут еще как раз Виктору предложили участие в Проекте... Очки заказали, Леопольд носил их с галстуком-бабочкой на школьные праздники или на дни рождения - а про все прочее главе семьи Александровых думать стало некогда.

      Потому что Проект - именно с большой буквы! - имел целью межзвездные сообщения. На Проект - через систему договоров, межправительственных соглашений, трестов и консорциумов - работала вся планета Земля. И сам факт предложения места в Проекте поднимал ценность Виктора, как программиста, на неизмеримую высоту...

      Затолкав чашки в моечную машину, Александровы собрались в прихожей. Тимофей и Леопольд подняли маленькие школьные рюкзачки. Виктор взял папку с документами. Анна судорожно комкала платок, даже не пытаясь взять с пуфика сумочку.

      Виктор обнял жену за плечи, вздохнул:

      - Пойдем.

      - Да, да, конечно... - всхлипнула та. - Конечно, пойдем. Господи, как будто на дачу едем...

      - Ничего, не плачь. Все будет хорошо.

      - Ты правда в это веришь? - Анна глянула снизу вверх. Муж серьезно склонил голову:

      - Мне верить не надо. Я знаю. И состояние техники, и уровень возможностей, и надежность. Все же...

      - Ну да, - жена промокнула глаза. - Пойдем... Господи, опять этой пластмассой воняет...

      Дети молча сдвинули широкую дверь; потом так же молча закрыли. Щелкнул магнитный замок, и четыре человека направлись к выходу из блока.

      Три года назад Виктор перевез семью в этот дом. Космос полон холода и льда, поэтому полигоны Проекта разместили на крайнем юге - в Антарктиде, и на крайнем севере, именно вот в Гренландии. Кроме полигона, где технику испытывали, и монтажно-испытательного корпуса, где технику собирали, Северная база Проекта имела еще и вполне обыкновенный жилой городок, накрытый куполом из сверхпрочной пленки. Городок состоял из обычных домиков, высотой два, самое большее - три этажа. Вокруг домиков на привозном грунте росли невысокие рябины, стланник и можжевельник. Внутри городка все выглядело так умилительно-просто, что при вселении Виктор взял квартиру с половиной окон за купол. Ради полярной экзотики.

      Кто же знал, что так выйдет!

      Возле метро стояли люди в толстых синих куртках и оранжевых “внешних” штанах. По ярким желтым номерам Анна узнала синьору Хефес, с которой вместе работала на сборке микроманипуляторов, и Линси Хоуп из отдела по связям с общественностью. Виктор пожал руку ее брату, Джейку Хоупу:

      - Привет шахтерам. Вы куда?

      - На самолет. А вы?

      - А мы вот...

      Хоуп опустил плечи:

      - Наверное, надо пожелать вам удачи. У нас еще четыре смены остается, да и сам реактор глубоко подо льдом, почти на камне... Кто там остался, переведет котелок на дистанционное управление и тоже пойдет за вами. А мы все же хотим попробовать добраться до Мехико, у Хефес там родня. Да и почти экватор, все-таки. Обещали найти место и для нас.

      - Тогда и вам тоже удачи.

      - Виктор... Вы начальник отдела... Близки к руководству проекта... - Джейкоб повернулся к женщинам спиной и понизил голос:

      - Не то что мы, подземные крысы, обеспечение... Как полагаете... Ледник отступит? Хотя бы когда-нибудь? Что говорят наши светила науки?

      Александров тоже снизил тон:

      - Понимаете, Джейк. Нормальных климатических моделей просто нет. Надо учитывать площадь зеркала Мирового Океана, плотность и температуру воды по всей глубине, соленость, насыщенность влагой воздуха по всей высоте, количество тепла от Солнца... Миллионы параметров, а откуда брать начальные значения? Что вводить в эти уравнения? Ставить метеостанцию на каждом квадратном километре планеты? Глупость, ведь показатели по всему объему океана или по всей высоте атмосферы мы все равно так не получим! При мне как-то два профессора чуть врукопашную не пошли... Чисто теоретически, насколько я, профан, могу понимать - рано или поздно океаническая плита между Гренландией и Европой опустится под весом намерзшего льда, и Гольфстрим откроется снова. Тогда лед понемногу растает. И мы сможем вернуться.

      - Но когда? Когда?

      Виктор поежился, обтянул куртку, накинул и убрал капюшон:

      - Мы планируем до тысячи лет. Разумеется, ситуацию будут отслеживать. И здесь, и на Южной базе, в Антарктиде...

      Джейк ссутутился еще больше:

      - Да хоть в Атлантиде! Тысяча лет... Не то что мы, внуки не увидят... Простите. Я-то понимаю, что Вы тут ни при чем...

      Дверь станции метро зашипела, откатилась в сторону. Синтезированный голос пригласил:

      - Капсула на Портал, шесть мест, перрон два. Капсула в аэропорт, девять мест, перрон три. Пожалуйста, приложите ладонь к желтому кругу... Пожалуйста, приложите ладонь к желтому кругу...

      Люди заторопились на посадку. Виктор представил себе, как в обезлюдевшем городе отключается свет и подогрев почвы. Замерзают кусты и деревья. Вывезти просто не на чем. Самолетов не хватает даже для людей - и поэтому больше половины сотрудников уходят в Портал, а для неразумной материи этот путь закрыт... Потом, наверное, прекратится обогрев подкупольного пространства - АЭС уже переводят в экономичный режим, чтобы растянуть запасенное топливо как можно дольше; а когда закончился и оно, начнется натуральный “Фоллаут”. Да только вместо водного чипа, который можно унести в кармане, придется искать и тащить (в Гренландию!) десять-пятнадцать сборок ТВЭЛ, которые и весят прилично, и радиоактивны... И совершенно, абсолютно не факт, что через тысячу лет эти сборки вообще хоть кто-нибудь хоть где-нибудь еще будет выпускать! Старые же сборки к тому времени наверняка протухнут. Уже несколько поколений реакторов нарочно проектируют и строят на короткоживущих изотопах, чтобы в случае аварии зараженная земля очищалась побыстрее. И даже долгоиграющие сборки для космических аппаратов дальней разведки рассчитаны на двести-триста лет. Долететь до ближайших звезд хватит и половины этого времени; а те звезды, до которых лететь дольше, человечеству пока просто неинтересны.

      Вообще-то, сейчас человечеству интересно только собственное выживание. Не до экспансии. Даже здесь, на самом острие научного поиска, уже через месяц сложится купол - реактор больше не наддувает его теплым воздухом - пленка накроет обезлюдевшие дома. Снег и лед вдавят пленку в грунт, новый ледяной панцирь начнет медленно и неумолимо вырастать над крышами...

      К черту! Виктор помотал головой. Все же работа в Проекте принесла свои плоды. У них есть Портал - его успели отладить, он работает, и это проверено. Более того, установлена связь с первой партией переселенцев. По этой-то связи управлять роботами, обслуживать базу, не сдавать ее леднику - можно из-за Портала точно так же, как и на полигонах, дистанционно. Даже задержки сигнала нет, потому что Портал - это не полет; тут принцип совершенно другой. А дистанционное управление высаживаемыми роботами - именно его, Виктора, профессия. Тут он мастер; тут ему нет равных. Они вернутся, они еще увидят Солнце снова!

      До самого Портала семья Александровых не перемолвилась ни словом. Процесс перехода все видели на видеороликах; сам Виктор - и вживую, он проводил почти весь свой отдел. В приемные капсулы сначала положили братьев - Виктор ободряюще сжал им плечи, Тима правой рукой (“смелей, Тяп, все нормально”, а Лео - левой (“Давай, Ляп, не боись, проскочим!”) Капсулы закрылись и встали в очередь на отправку. Взрослые размещались в следующей паре. Против ожидания, Анна не плакала, но Виктор не мог не спросить:

      - Как ты?

      - Опять пластмассой воняет, а так все хорошо...

      Пикнул сигнал: пора! Темный пластик закрыл жену; Виктор погладил его зачем-то ладонью, отошел и занял свою капсулу. Он привык быть самым сильным в семье, вести себя как будто самый смелый и стойкий; привык уходить последним и первым входить в темноту... Он так хорошо научился держать лицо, что начальником отдела сделался, опередив более опытных и талантливых коллег - чисто на впечатлении большей силы и уверенности... Но привыкнуть не значит полюбить. Виктору отчаянно хотелось, чтобы кто-нибудь тоже сжал его плечо и сказал: “Ничего, не мандражируй. Прорвемся!”

      Упала крышка, сигнал пропищал дважды; затем трижды. Потом в глазах потемнело - начался собственно переход.

*****

      Переход от светлой, свежей осенней улицы к сумраку и вони подгоревшего жира ударил по всем чувствам сразу. Сэрью не отличалась высоким ростом, но в эту дверь ей пришлось проходить, пригибаясь.

      Внутри оказался кабак. Не самый паршивый, не самый опасный - средней руки забегаловка. Подают пару сортов самогона, где-то приберегается бочонок хорошего вина - для проверяющих или для особенных гостей. Закуска трех видов: рыба, мясо и овощи. Хочешь - сварят, хочешь - зажарят. Масло для жарки уже подгоревшее, но если ты это чувствуешь, то ты просто не голоден. Столы не шатаются и не залиты, лавки сравнительно чистые и ровные - чего еще желать? Ножки, разумеется, приколочены к полу толстенными коваными скобами, чтобы лавками не размахивали в драках. Трактир-то на рабочей окраине Столицы - тут серьезные мужики заправляются, а не эстеты вино тянут через соломинку. Чаще всего здесь едят стражники ближнего участка - дорожный патруль, уходящая смена, да кто на обед перекусить выбежит.

      Вот потому-то ее учитель - начальник полиции Огре - здесь и оказался. Проверял, должно быть, несение службы, и не мог же местный участковый не накрыть стол высокому гостю...

      Сэрью осматривала место убийства не первый раз; даже и не десятый. Помнится, когда она только перевелась в полицию из Имперской Гвардии, ей на первых выездах запрещали плакать. Сам же учитель и запрещал: “Слезой убитым не поможешь. Дело полиции - розыск, дело юстиции - наказание; а наказание должно быть неотвратимым!”

      - Неотвратимым! - прошептала Сэрью пересохшими губами, усаживаясь на лавку почище. - Клянусь, именно так и будет!

      Старший следователь группы недоуменно поднял глаза от бумаг на подсевшую к столу девушку. В свете распахнутых узких окошек он увидел прежде всего зеленую форму особого отдела, потом - золотой кант по воротнику; потом только сообразил, что рядом симпатичное лицо - разве что с излишне твердой линией подбородка и неприятно-жестким взглядом. Вокруг лица в живописном беспорядке рыжие короткие волосы... Цвет глаз против освещения следователь не разобрал, да и особо не стремился к этому. Начальство! Из самого центра! Да еще и с подвывертом.

      “Вот что ей не служилось в Гвардии своей,” - затосковал оперативник, складывая протоколы. - “Еще могу понять, выгнали там, или скандал какой. А по своей воле переводиться? Из чувства справедливости? Неужели такое и правда бывает?” На основании многолетнего опыта, следователь идеалистов побаивался. А идеалистов-начальников начинал тихо ненавидеть с момента знакомства.

      “И что карьера не задалась, тоже не скажешь” - полицейский жестом приказал подчиненным выйти из трактира, что те и выполнили, громко топая сапогами, цепляя лавки, тихонько ругаясь, если задевали бедром угол стола.

      Хозяину заведения никто не разрешил выйти. Он тоже ругался шепотом, свесив голову практически на стойку.

      Перед стойкой на неубранном полу трактира лицом вверх вытянулся начальник столичной полиции - капитан Огре. Короткий клинок так и торчал из горла убитого; кровь растеклась по сторонам корявой бурой бабочкой.

      После того, как отец погиб на войне, у Сэрью оставалась единственная опора, единственный советчик и наставник, старый отцовский приятель - удачно совмещавший еще и роль командира.

      Теперь и его не стало.

      “Сколько про нас было сплетен” - девушка поджала губы еще сильнее. - “А я так и не узнала, каков он в постели... Все казалось, что спать с начальником - это пошло и банально.”

      “Или ее хотели заслать в какой медвежий угол?” - думал следователь. - “Но человека из клана Юбикитас не задвинут коченеть под одной шинелью, выслеживая в пустошах северных варваров; не отправят стоять насмерть за безымянный колодец против стальных клиньев западного рыцарства. Или она подозревает, что ее отец не в бою погиб? И потому пошла в полицию?”

      - Докладывайте. - Сэрью оперлась подбородком на изящные ладони. Оперативник поглядел на пыль, танцующую столбом в золотом свете ясного сентябрьского дня. Подумал, что такой чистой, ухоженной, свежей девчонки у него никогда не будет. Вздохнул и ответил:

      - Капитана угощали от местного участка. Пир шел уже долго, и большая часть гостей успела крепко выпить. Кто-то, - следователь поежился, а девушка подумала: “Вот всегда находится этот сучий “кто-то” - ... Кто-то пожелал подольститься к начальнику. Капитана попросили прочесть что-нибудь из нового. Он читал стихи - и в том числе несколько на родном языке. Я не понимаю его. Может быть, понимаете вы?

      Сэрью повертела головой:

      - Не настолько, чтобы воспринять поэзию прямо с голоса.

      - Что ж... Хозяин!

      - Да, господин... Госпожа. - Трактирщик подошел к столу.

      - Рассказывай. Ты же видел это все прямо перед лицом, рукой мог достать.

      - Да. Господин... Капитан прочитал на своем языке сначала короткий стих. Ритм был... - хозяин повел рукой снизу вверх. - Ноги сами рванулись танцевать! Но все уже хорошо выпили, никто вставать не спешил... Тут капитан в том же ритме сказал длинную песню, с припевом. Уже на втором куплете все начали подпевать и хлопать по столам, и топать ногами в такт. Наверное, было слышно на улице. Там уже стемнело, и тогда оттуда вошел этот мужик. Клянусь чем угодно, вошел на звук! Я всю жизнь тут за стойкой, знаю, как это бывает. Шел, услышал что-то знакомое, заглянул... Ему сразу сказали, что тут пир для своих и лучше бы он вышел. Но гость огляделся так недоуменно, что все просто засмеялись. Только потом я догадался: похоже, он всеобщего языка и не знал, а знал только язык господина Огре. Кто-то даже налил ему стопочку. Он выпил, улыбнулся, поблагодарил поклоном... Капитан закончил песнь, пил, чтобы промочить горло. Как-то получилась тишина. И тут вошедший придвинулся близко и сказал короткое, резкое - на языке капитана!

      Полицейские переглянулись. Хозяин сглотнул:

      - Осс... Вот и все так же остолбенели. А гость спокойно вытянул меч из ножен того, кто был ближе, воткнул капитану в горло, развернулся и выскочил вон! Все дернулись было за ним - но вы же знаете, молодое вино сильно бьет в ноги! Кажется, и голова ясная, а встанешь - ноги подкашиваются. За ним даже никто не погнался!

      - Как он выглядел?

      - Перчатки на руках были? - выпалила Сэрью, не дожидаясь ответа. Хозяин замер, не понимая, кому вежливей ответить первым. Решил: женщине. К тому же, похоже что и звание у нее выше, вон как кривится, но глотает обиду следователь местной управы.

      - Нет, госпожа. Он взял меч прямо так.

      Сэрью пружинисто поднялась, толкнув лавку:

      - Коро!!!

      С улицы вкатился меховой колобок, то ли мишутка, то ли собачка. Зверек вопросительно уставился на хозяйку. Та же выдернула клинок из убитого - пальцами, за самый конец рукояти - и сунула плетеной обмоткой прямо Коро в нос:

      - След, Коро! Ищи! Хозяин, этот парень был выше меня или ниже ростом?

      - Со всем уважением, госпожа, это был не парень. Мужчина средних лет, двигался совершенно не как боец, уж я тут насмотрелся... Клянусь, если бы капитан так не увлекся стихами, он бы одолел убийцу одной левой!

      Сэрью отмахнулась от сожалений:

      - Рост!

      - Совсем чуть-чуть выше вас. Буквально на палец.

      - Благодарю. Заканчивайте тут с протоколами и все бумаги в центральную управу. Переведите что читал капитан, и что ответил убийца. Конечно, если удастся. Если тут был поклонник стихов капитана, может, он хотя бы немного знает и язык... Завтра... - на этом оперативник страдальчески скривился.

      - ... Ну ладно, послезавтра к полудню... - снизошла Сэрью. - Это уже не важно. Не припомню случая, чтобы кто-то ушел от Коро! Да еще и чужак, не знающий всеобщего языка.

*****

      Язык при выходе из Портала проблемой не стал. На зеленой гладкой равнине первым делом бросились в глаза стойки с чисто-белыми плакатиками, с безупречно ровным шрифтом: “Здесь понимают по-русски”, “English there!”, “Language france ici”, “Hola, hombre!” - ряд уходил вправо, сколько хватало взгляда. Даже иероглифами что-то написали.

      - Однако! - выдохнул Виктор. - Организация!

      Жена вертела головой и хлопала ресницами в очевидном ошеломлении. Даже братцы-разбойники не спешили разбегаться по ровной лужайке или валиться в мягкую, сочно-зеленую траву.

      Семейство Александровых осмотрелось. Небо синее, солнце желто-белое. И даже размер, похоже, точь-в-точь, как дома. Вокруг (никто почему-то не оборачивался на затухающий лиловый овал Портала) - буколическая лужайка, чуть подальше - лес. Видно, что тоже мягко-зеленый - не темная, в синеву, тайга и не яркие джунгли всех цветов радуги.

      Воздух также не беспокоил. Ни жарко, ни холодно, ни сухо, ни влажно. Техникам Портала, стоило, должно быть, немалых усилий так точно подобрать параметры на выходе...

      Виктор все-таки не удержался, повернул голову за спину. Лиловый овал уже потух. Зеленая лужайка за местом его появления тянулась еще шагов двести; затем край обрыва перечеркивал картину. За обрывом в смутной дымке угадывались бурые контуры - голые холмы, дымящиеся ложбины; брызги гейзеров - и тут же рядом, противореча всем канонам геологии, газовые факелы и лавовые котлы... Даже и не видя перед собой приглашающих плакатиков, никакой нормальный человек не стал бы искать способов слезть с обрыва в котловину, выжженую и переполосованную. Направление движения задавалось однозначно.

      - Назад хода нет... - Виктор пробормотал это вслух; тут уже обернулись все. Некоторое время глазели на проекцию ада; потом, не сговариваясь, направились к плакатику с русскими словами.

      По мере приближения из травы показался низенький столик, на столике стопка желтой бумаги, толстой и тяжелой до того, что и ветер ее пошевелить не мог; рядом чернильница, письменный прибор; а за столиком...

      - Так! - Виктор попытался было произнести это строго, но жена совершенно неожиданно хихикнула под правым локтем:

      - Коэффициент сисек гувернантки... Зависит от наличия графини в поместье!

      Александров-старший сурово поглядел на детей:

      - Леопольд! Я с вашим высочеством побеседую нынче вечером! Ведь не Тим же...

      Предмет спора между тем грациозно вышел из-за столика, приблизился до расстояния в пять шагов и поклонился:

      - Добро пожаловать! Добро пожаловать в Империю Четырех Сторон Света! - на вполне чистом языке прощебетала девушка. - Пожалуйста, назовите Ваши славные имена...

      Виктор сглотнул, отводя взгляд от широкого низкого декольте. Пристойное темно-голубое платье до щиколоток; темные туфли - жена уже научила, что под что подбирают. Желто-синяя накидка - это форма, официально, строго. Если бы не декольте в квадратный метр! Когда бы не обстоятельства - те самые, всем известные. Когда бы не Портал, не ледник за ним! Дичайший же фарс! Как там говорила жена: “Вкус пластмассы”?

      И совершенно неожиданно вспомнил Александров-старший те времена, когда его фамилию преподаватели университета называли без всякой приставки, без малейшего пиетета; а друзья и вовсе именовали по фамилии только в случае нешуточной обиды...

      “Наши руки привыкли к пластмассе,” - вспомнил Виктор старую флешку с записью. - “Наши руки боятся держать серебро!” Таких песен платные обменники тогда уж лет двадцать как не предлагали; в бесплатных тоже почему-то похожего не находилось. И человек, предложивший ему эту флешку “на послушать”, постепенно сделался одним из немногих настоящих друзей.

      Виктор поежился. Нечего сожалеть о безвозвратном. Тот же друг, помнится, любил повторять шведскую пословицу: “Только дурак лежит без сна, всю ночь размышляя о бедах его. Утром он встанет разбитый - а беды его останутся с ним, как были.”.

      Жена тихонько потянула задумавшегося супруга за правый рукав. Очнувшись и встряхнувшись, Виктор шагнул к столу регистрации:

      - Фамилия...

      Девушка-регистратор уже вернулась на место и ожидающе подняла вечное перо над желтым листом:

      - Мне известно понятие “фамилия”, пожалуйста, говорите.

      - ...Александров. Моя жена, Анна. Старший сын - Леопольд. Ле-о-польд, именно так. Младший сын - Тимофей. Мое имя - Виктор.

      - Какое ремесло Вы умели там... За Вратами?

      Виктор замялся. Чернильница, перо... Как ей объяснить? Но сотрудница умела не только поражать глубиной выреза, уловила замешательство и поспешила разъяснить:

      - Если у нас такого ремесла нет, ничего страшного. Пожалуйста, просто назовите. Произнесите по буквам. Разбираться можно потом.

      - Программист. Про-грам-мист, - ответил Виктор, махнув рукой на нестыковки. Это девушка записала быстро, а вот над профессией жены - “Сборщик микроэлектроники” - призадумалась. Тим даже наступил старшему брату на ногу, шипя в самое ухо:

      - Л-я-яп! А какого цвета у нее глаза? А-а?

      Старший покраснел, отступил на полшага.

      - Хорошо, - приемщица подала верхний исписанный лист главе семейства и поднялась. - Ваш временный документ. Пожалуйста, я провожу вас в домик.

      С этими словами девушка указала узкую песчаную тропинку, начинавшуюся на опушке и скоро нырявшую в лес. Лес, кстати, оказался привычным. Лес, небо, солнце, трава... Как же должны были выложиться техники Портала! В здешних краях есть куда менее гостеприимные места, по той горелой пади видно, но вот сделали же точку выхода - копия Земли!

      Если бы не отчетливо кошачьи ушки проводницы. Ну, Леопольд! Ну, Ляп! Ну, погоди!

      Тропинка петляла по лесу с четверть часа. Наконец, открылась поляна побольше. Сильно побольше: слева и справа крылья леса понемногу истончались и пропадали; а прямо перед глазами развертывались несколько улиц, заставленных домиками в “полтора окна”, знакомыми Александровым по дешевым курортам. На дальнем конце поляны все улицы сходились к высокому серому зданию - видимо, администрация приемного пункта; от леса городок отделяла линия самых настоящих дотов.

      - Ого, - Леопольд поднял брови, - прям как в последнем Вартраке, сюжет с линией Маннергейма.

      - А ты, оказывается, не только в сиськах шаришь, - не удержался младший.

      Прошли до второй слева улицы, потом по ней почти до середины. От нечего делать Виктор досчитал до восемнадцати домов; к девятнадцатому кошкодевочка уверенно свернула:

      - Пожалуйста, размещайтесь здесь. - Легко распахнула нетяжелую дверь, прошла в скромную уютную прихожую. Сдвинула двери справа, слева:

      - Тут гостиная, а вот это спальни. Четыре кровати, как предупреждали. Пожалуйста, отдыхайте здесь. Пожалуйста, никуда не ходите. Скоро приходит доктор. Осмотрит вас, такой порядок для всех. Ка-ран-тин три дня, это совсем недолго. Вам нужно передохнуть с дороги. Вот на полках много книг на вашем языке. Пожалуйста, читайте про нашу страну. Это интересно, и это нужно. Вам нужно знать.

      - А еда?

      - Принесут через... - проводница выглянула в южное окно. - ... Скоро уже. Вон, солнце почти над крышей Ратуши.

      - А... - Анна недоуменно поглядела на мужа. - А разве здешнюю еду нам надо есть и...

      - Ань, потом? Не при чужих же!

      - Ой. Правда. Извините...

      - Ничего-ничего, - кошкодевочка улыбнулась. Леопольд покраснел до кончиков ушей. Виктор опять с трудом отвел глаза от выреза и заставил себя спросить ровным тоном:

      - Что будет после карантина?

      - Вы получите подъемные средства и билет на почтовый дилижанс до Столицы. В Столице каждый месяц проходит Аукцион Работы. Там находите место. Снимаете жилье. Живете.

      - А если не найдем работу?

      Девочка улыбнулась смущенно, намного естественней и живее, чем до этого:

      - Давайте присядем?

      Заинтересованные Александровы разместились на кроватях, подвинув стопки постельного белья; проводница откинула лавку прямо из стены - с грохотом повисшую на цепях, как полка в старом поезде.

      - Что Вы знаете об Империи?

      “То, что написали в анкетах для техников Портала, чтобы они подобрали точку выхода” - подумал Виктор. Анна же брякнула попросту:

      - Да ничего!

      - Это и понятно, - кивнула проводница. - Если совсем просто, пять лет назад у нас окончилась большая гражданская война. Даже Столице досталось. Сейчас спокойно... Ну, так. Относительно.

      - Поэтому доты на опушке?

      - И поэтому тоже. Вы же видели горелую котловину... Там, за обрывом?

      - Конечно, видели. - Анна даже взрогнула.

      - Из порталов появляются не только приятные гости. - Кошачьи ушки трогательно повисли, Леопольд покраснел снова. Девушка продолжила:

      - Вот потому-то лучше не ходите за ограждение городка. И не пробуйте добраться до Столицы самостоятельно...

      - Не надо. - Виктор даже почувствовал, что в горле пересохло. - Мы представляем ситуацию. Разруха, бандиты, так?

      - Есть безопасные места, есть не очень безопасные... Есть совсем плохие, туда просто ходить не надо. Сразу говорю: здесь - безопасно. Не от человеколю... Любития...

      - Человеколюбия.

      - Спасибо. А просто правительству нужны люди. Умельцы. Специа... Листы. Карантин очень хорошо берегут. Очень. Аукцион Профессий даже нарочно для вас. Работы очень, очень, очень полно!

      - Из одной жопы в другую, - тихонько фыркнул Тимофей. Тут уже зашипел старший брат:

      - Если не понимаешь, так молчи! Пап, скажи ему!

      - Я вот сейчас всем скажу. - Виктор обозрел семейство хмурым “начальницким” взглядом:

      - Вы мне сейчас восстановите по памяти все, что насочиняли в анкетах! Но сначала...

      Кошкодевочка опять проявила чуткость, встала, отошла к двери, поклонилась:

      - Мне пора. Скоро будет открыт следующий портал, мне нужно быть на регистрации. Пожалуйста, не... Не сердитесь на наш мир! Понятно, что тут не как дома! Но тут совсем не плохо, поверьте! - ушки отчаянно засемафорили. Длинное платье пошло волнами. Ну хвост же! Ну, Леопольд! Ведь правда - Портал обслуживает вычислительная система такой мощности, что даже сравнивать не с чем. И да, физический объем оперативной памяти равен объему Гренландского ледникового щита - собственно, это и есть блок памяти Северной базы Проекта, точно так, как Антарктический щит - блок памяти Южной базы...

      Девушка крутанулась на пятке, закрыла за собой игрушечную тонкую дверцу и была такова. Виктор вздохнул. Получается, вся эта эпическая расчетная мощь брошена на организацию такого варианта, где будут кошкодевочки с пятым размером.

      Но прежде, чем Александров обрушился на непутевого наследника, жена тоже блеснула предусмотрительностью и тактом:

      - И чего ты на детей вызверился? Сам-то что писал? И куда таращился?

      - Проехали! - Виктор мгновенно присмирел. Для первого дня только семейного скандала и не хватает. - Я не буду спрашивать, кто что писал. Но и вы меня не спрашивайте, лады? Кто угадает... Я дам приз!

      - При-из? - подскочил Тим. - А что?! А какой?! Ляп, а давай вместе придумаем, как тогда на восьмое марта?!

      - Так это вы были?! - Анна не глядя ухватила из стопки то ли наволочку, то ли полотенце. - Мне ваших электромышей Хефес и Линси даже за Порталом не простят!

*****

      - Простите, госпожа, меня задержали обыском на входе. Позвольте ничтожному выразить свое искреннее...

      - Без чинов!

      - Слушаюсь! Сэрью, сходим вечером в новый ресторан, что на набережной?

      Сыщица даже подскочила над креслом:

      - Охренел, служивый? Зубы жмут? Лишняя почка?!

      - Я бы не простил себе, если бы не попробовал... - старший следователь выложил из потертого портфеля стопку бумаг:

      - Госпожа, это протоколы. Это - следы. Это из архива... Если коротко, все - глухо. Разрешите вопрос?

      - Да.

      - Насколько мне известно, ваш Коро тоже не смог выследить убийцу?

      - Да.

      - Госпожа. Убийцы такого уровня, чтобы их след не взяли Коро и сама Сэрью Юбикитас, могут быть лишь в одной организации...

      - Понятно! Хватит!

      - Слушаюсь. Госпожа, тогда вот еще сведения. Найден человек, просивший новые стихи. Он давний поклонник капитана, записывает все стихи, даже не всегда понимая их...

      Сэрью не глядя вытянула из ящика стола кошелек с монетами - как раз для таких случаев - толкнула к гостю.

      - Благодарю, - оперативник взвесил награду на руке. - На это мы переведем и напечатаем в добротном издании последнюю песню Огре и четверостишие убийцы. Деньги от издания получит вдова капитана.

      “Купят все!” - подумала Сэрью. - “Убийство. Тайна. Скандал: главнейшего столичного полицейского в пьяном виде попросту зарезал случайно вошедший бродяга! А со стихотворной дуэлью это уже битва заклятий получается, даже благородно выглядит...”

      - Семья учителя не будет знать нужды, пока живы люди фамилии Юбикитас! - сощурилась девушка. - Но придумано хорошо. Если не хватит на издание, добавлю. Не стесняйтесь обратиться. Какие еще вопросы?

      - Все, госпожа.

      - Идите. Больше так не шутите.

      - Госпожа. Это вовсе не шутка. Была.

      - Потому-то я и не оторвала вам голову. Но - нет.

      Закрыв за несвоевременным воздыхателем дверь, Сэрью раскатала свиток с песней. Некоторое время читала. Свернула. Нет, без настоящего хорошего поэтического перевода тут ничего не понять. Аристократическое воспитание и домашние учителя не сделали из девушки ни поэтессу, ни художницу. Но вот понимать, что искусство - нечто большее, чем удачная рифма - Сэрью научили.

      Рыжая сыщица не сомневалась: капитан убит из мести. Убийца вошел на звук знакомой речи. Может статься, последняя песня Огре - не сочинение капитана, а баллада его родины, известная там любому мальчишке. И вот гость из тех же краев, заслышав песню - то ли продолжил ее оскорбительным способом, то ли опроверг, то ли передразнил, то ли превзошел в своем четверостишии - для понимания этих оттенков и нужен стихотворный перевод! Учитель же от подобного стиха - омерзительного? Наоборот, неимоверно гениального? - как понять?! Словом, застыл в полном ошеломлении, чем и воспользовался проклятый гость, мгновенно сообразивший, что пьяные вряд ли его догонят...

      Получается, фигурант не испугался полицейского участка буквально за углом?

      Или...

      Или убийца просто не знал про полицейский участок в двух шагах!

      И тогда о нем известна первая бесспорная, абсолютно точная деталь.

      Нездешний.

      Живи он в том районе хотя бы неделю, уж полицейский участок ему бы точно показали. Законопослушным людям - чтобы зарегистрироваться. Прочим - чтобы избегать.

      А будь это искуснейший мастер, заказной охотник за головами от “Ночного рейда”, (на что и намекал незадачливый ухажер), - уж такого-то волчару перед заданием первым делом просветят, где что в городе.

      Сэрью вернулась за стол, подтащила стопку чистой бумаги.

      Запрос. Всем воротам громадной Столицы. Особо - ближайшим к месту события.

      Пришлые. За три дня до убийства.

      Да, это сотни тысяч мужчин и женщин. Но и полицейское управление в Столице немаленькое. Сейчас, пока все горят солидарностью - убит один из нас! - обработать лавину сводок можно в обозримое время. А потом еще книга выйдет, подогреет публику и сочувствующих.

      Итак, наш гость откуда-то пришел в Столицу...

*****

      В Столице облетают каштаны. Обыкновенные каштаны, точно как дома.

      Дома...

      Дома!!!

      На самом деле задача попаданца - не Высоцкого предупредить, не Сталина перепеть, не Хрущева расстрелять промежуточным патроном.

      Первейшая цель и задача - не свихнуться в отчаянии.

      Ты-то здесь.

      А твои-то - там!

      И приключений хотелось. И героизм проявить. И всего, что к народному восхищению прилагается, тоже. Самому себе врать не надо - не потому, что самого себя обмануть нельзя. Как раз наоборот: самого себя точно так же можно надуть, как и постороннего человека... И последствия ровно такие же самые, вот что неприятней всего!

      Так что - честно скажем - хочется в детство вернуться и переиграть его заново. Уже без ошибок, уже с полным знанием сюжета.

      Только все мы в детстве читали книжку про волшебный камень. Все мы одного боимся: посмотрят на нас люди, да и осудят: “Вот идет молодой дурак. Не сумел он свою жизнь прожить с первого раза. Да и начал он жизнь с начала”. И будут над нами смеяться - как будто сами с первого раза нашли работу на всю жизнь; как будто с первого раза завели успешный бизнес; как будто не по залету играли свадьбы... А и кто по любви свадьбу играл - тоже вкладывает в копилочку разводов. Пятьдесят процентов откуда-то ведь взялись. Про дома так и вовсе пословица сложена: “Первый дом строится для врага. Второй для друга. Третий - для себя”.

      Так вот убеждаешь себя, что второй шанс - допустимо и возможно.

      А когда окунают в этот второй шанс по самую макушку, спохватываешься: цену-то и не спросил?

      Цена простая - как бочку солярки в кузов закатить без рычага или блока, чисто на одной спине. Совершай себе подвиги, хоть облопайся. Девок новых покоряй, набивай карманцы кольцами Всевлазья... И на каждом вдохе помни - свобода движения куплена ценой разрыва связей.

      Ты-то здесь.

      А твои-то - там...

*****

      Там, где солнце выскакивает поутру из-за низких верхушек округлых деревьев, утром второго дня детишки разглядели крылатого человека. Не стал Виктор добиваться ответа: кто что писал в анкетах для настройки Портала. Ладно дети, сам ведь мультфильмами не брезговал. С мальчишки десяти - а хоть и тринадцати лет (а хоть и тридцати шести - со вздохом добавила бы Анна, если б слышала мысль) что взять? Приключения, чудеса, красавицы.

      Ну и вот. Кошкодевочки уже в наличии.

      С другой стороны, если подумать хорошо, честно, по-настоящему: почему бы и нет?

      Уж если пришлось бежать от ледника, оставить под снегом дом, рассыпать прежнюю жизнь - так не задаром же!

      Но, если продолжить мысль все так же честно, жизнь с приключениями требует куда больше сил и действий, чем жизнь по накатанному ритму. И подавляющее большинство великих дел - это именно подготовка, подготовка, годы подготовки перед неделями блицкрига. А для подготовки самого сокрушительного удара, самого блестящего подвига - надо немалый спокойный период. Чтобы хоть мечей успели отковать на всех героев.

      В понимании подобных вещей заключается единственная разница между мальчиком тринадцати лет - и мальчиком трижды тринадцати лет. Потому, что приключений те и другие хотят одинаково!

      Так что запыхавшуюся кошкодевочку сыновья и отец выслушали с неподдельным интересом:

      - Господин Виктор! Вас и госпожу Анну хочет навестить наш министр обороны, главнокомандующий... Наверное, это из-за вашей профессии! У нас такие умельцы совсем редкие, я даже никогда не встречала!

      “А куда же весь мой отдел провалился?” - всерьез озадачился Виктор. Вчера, узнав, что в карантине коллег нет, Александров подумал, что Портал мог высадить их в другом совершенно мире. Ведь никто не знает, что там коллега написал в анкете. Мало ли, каких ему захотелось подвигов. Единственное общее условие для всей команды - связь. Ну так было время, когда связывались почтовыми голубями... Но Виктор отчего-то надеялся, что сотрудников отдела высаживаемой робототехники все же не раскидает по разным, так сказать, серверам. И выяснить это в точности собирался после карантина, на Аукционе Профессий - там-то будут знать наверняка.

      И вот выяснил - халява не прошла.

      - Простите, наших профессий тут вообще нет?

      Вестница не согласилась:

      - Есть. Но совсем, совсем немного! Десять или пятнадцать человек на Столицу, представляете?

      Виктор представлял. В карантине занятий немного; так что некоторое количество книжек про Империю семья Александровых зачитала до дыр. Из тех книжек рисовалась картина громадной страны, Столица которой населением превосходила, к примеру, Швецию. Конечно же, Столица таких размеров представляла собой совсем не город - а территорию, Столичный Регион. И этим сильно напомнила Виктору Токио, где программист успел поработать в свое время. Каждый район - самостоятельный муниципалитет, своя казна, суд, налоговая служба.

      А вот вся остальная территория Империи до зубной боли напоминала родные краснознаменные просторы. Леса, горы, полноводные реки, труднодоступные плато, болота... Поля только там, где их высекали жители; уже через три-четыре года нераспахиваемую землю захватывал наглый молодой орешник - а там надвигался и лес. На севере промерзшие пустоши, на юге раскаленные пески... Совпадение прослеживалось даже в истории. Точно так же от Империи откололись окраины - Север и Запад, где тлела до сих пор вялотекущая война...

      Виктор прекрасно понимал, отчего Портал выбрал именно такой вариант. Любой климат, любые модели общества. Хочешь монархию? Рыцарство? Вот западные королевства. Хочешь на драккарах пенить волны? Вот северные княжества. “Ленин-Сталин-Берия-Советская Империя”? - так вот же Империя, прям посреди карты. С аристократией, хрустом французской булки, повстанцами, офицерами, генералами, продажным правительством, героической борьбой супротив этого вот всего...

      В подобной Ойкумене легко подобрать любое сочетание анкетных параметров, так что весь отдел все же собрался вместе.

      Но полтора десятка рассеяных одиночек на полсотни миллионов населения Столицы... Это вам не число пи в степени е!

      Кошкодевочка вежливо подождала, пока Виктор все это представил, прокрутил перед внутренним взором. И только потом продолжила:

      - Пожалуйста, если вас не затруднит, не могли бы вы с вашей уважаемой супругой завтра к полудню быть в Ратуше? Завтра заканчивается ваш карантин, так что есть хорошая возможность решить оба дела сразу.

*****

      Сразу два противника - для новичка многовато. Да только новичком Сэрью перестали числить уже давно, и потому сыщица не испугалась. Вместо неповоротливого табельного клинка старшая наследница клана носила прочный прямой “Единорог” с хорошей историей; он-то и полыхнул белой иглой в холодном осеннем полнолунии.

      Но и противники не попятились тоже. Переглянувшись, выхватили одинаковые абордажные сабли и решительно пошли вперед. На узкой улице нельзя было сместиться, чтобы поставить противника один за другим; приходилось начинать так - Сэрью выбрала левого. Подшаг, низкий выпад - саблей тоже можно ткнуть, но настоящий колющий удар наносит только прямой клинок! Пока правый пытался довернуть - ему цель выходила с неудобного ракурса - левый уже валился, зажимая разрезанную артерию на внутренней стороне бедра. Нападавший еще не понял, что противница ему не по рангу, и несколько раз махнул саблей, безуспешно пытаясь достать золотое шитье... Коро вцепился бандиту в ягодицы, и пока тот осознавал непоправимое, прямой меч проткнул его куртку, уперся точно в ключицу. Хозяйка меча оказалась неприятно-близко; дезертир-абордажник вдруг понял, что грабить ночных прохожих совсем не так просто, как до сих пор казалось.

      В конце улицы с топотом проявились патрульные. Пока добежали, подрезанный в бедро уже затих, а второго живо скрутили, несколько раз приложили мордой о стену и поволокли в ближайший участок. Сэрью протерла и убрала клинок. Погладила Коро по загривку - тот заворчал - и указала ему на труп грабителя:

      - Питайся. Заработал.

      Зверек подскочил к убитому, в один миг скинул маску. На узкой улочке, отираясь холкой о карнизы крыш, заворочался громадный гекатонхейр с широченной пастью, куда несчастный бандит провалился с одеждой и сапогами. В следующий миг чудовище снова уменьшилось до размера то ли комнатного мишки, то ли большой пушистой собаки.

      Коро был не просто зверем, а “тейгу” - артефактом, неразрывно связанным с владельцем. Когда-то, в неизмеримо давние времена, Империя еще не доросла до самой-самой державы континента, и многочисленные враги соревновались с ней в силе, обширности, дерзости замыслов. Для достижения превосходства ученые и мастера Империи создали многое множество артефактов, которые затем использовались и постепенно терялись в боях. До сегодня дожили четыре дюжины тейгу; каждый из них давал уникальные способности владельцу. Славились доспехи-тейгу, увеличивающие силу, выносливость и скорость. Были перчатки, придающие пальцам неимоверную точность и ловкость. Существовала книга предсказаний, незаменимая в государственном управлении. Наводили страх два тейгу в форме клинков: Мурасаме убивал одним порезом, невзирая ни на какое здоровье, иммунитет или силу; Яцуфуса и вовсе порабощал убитого им, чтобы владелец проклятого меча мог затем подъять мертвеца себе в помощь. Ни один тейгу не повторял прочие; справиться с владельцем артефакта могла разве что небольшая армия - или другой такой же владелец тейгу. Ни гордые короли Запада, ни свирепые вожди Севера не имели ничего подобного и близко; потому-то все атаки стальных рыцарских клиньев, все яростные приливы варварских набегов Империя отражала сравнительно небольшим числом великолепных бойцов, снаряженных могущественными артефактами-тейгу. Что далеко ходить: всего только летом император направил на северную границу генерала Эсдес, сильнейшего владельца тейгу в стране. Осень едва началась, но уже дошли вести, что бунтовщики приведены к покорности, зачинщики без долгих разбирательств похоронены заживо, а вождь северян целовал сапоги непобедимому генералу Империи. И ни очевидный полководческий дар, ни личная храбрость варвара не спасли.

      Таков был мир Сэрью Юбикитас, таковы были обстоятельства. В полном соответствии с ними, девушка не задавалась вопросом, откуда что взялось - а пользовалась непревзойденным чутьем и неизмеримой силой зверя-артефакта. Сперва для карьеры в Гвардии, после же в поисках убийцы отца.

      А теперь нос Коро привел ее на эту корявую, сто лет не чиненую, мостовую. И Сэрью надеялась выбить из сегодняшнего пленника хоть какие-то сведения о наглом убийце капитана. Столица невообразимо громадна, да только и Коро не обычная собачка. Раз привел сюда - какая-то часть искомого тут есть. Или была.

      Впрочем, не стоит недооценивать сволочь. Один раз он уже как-то ушел. Запах и рост беглецу сменить сложнее всего; а вот удалось же как-то!

      Сыщица еще раз оглядела улицу. Вся ночная шушера давно попряталась, жители закрыли ставни еще с вечера, никто не осмеливался выглянуть на шум. Ободранные стены, перекошенное мощение - в самом деле, давно бы пора выправить... Сэрью развернулась и двинулась допрашивать взятого; Коро затопал следом.

*****

      Следом за привычной уже кошкодевочкой, старшие Александровы вошли в зал совещаний Ратуши, освещенный десятком сводчатых окон. Детей, после короткого спора, оставили в карантинном домике. На встрече с генералом, да еще и министром обороны, да еще и с непонятным предметом разговора - что детишкам делать? Скучать и заставлять родителей беспокоиться о себе?

      Александровы-младшие переглянулись и согласились остаться. В другое время быстрое согласие означало бы замышляемую каверзу, но другое время осталось за Порталом. Дети уже третий день вели себя непривычно серьезно и осмотрительно, что родителей и радовало, и беспокоило - не сильно ли перепугала мелких вся эта история с переходом?

      Так или иначе, Леопольд пообещал приглядеть за младшим; младший по привычке фыркнул: а то я сам за собой не пригляжу! Виктор переглянулся с женой - и отправился в Ратушу, где пару с непременными поклонами проводили к резным высоким дверям зала совещаний. Землян ожидали, так что двери распахнулись немедленно.

      В зале совещаний Александровы прежде всего увидели овальный стол темного дерева, на столе две большие толстые белые свечи в терявшихся на их фоне подсвечниках темной бронзы; вокруг свечей несколько стопок здешней бумаги - желтой, как слоновая кость, плотной и гладкой; черная тушь ложилась на такую бумагу лучше не надо, а запах вызывал в памяти бессмертное: “все они красавцы, все они таланты, все они поэты”. Пахло девятнадцатым веком, или даже восемнадцатым - интригами, кружевами, решением теоремы Ферма на полях шпионского доклада, пиесой о шести актах “в оборот” дела инквизиции, шпагой и ядом, треуголкой и просроченными закладными на поместье...

      В ясный летний полдень свечи, разумеется, не горели. Зал освещался из множества сводчатых окон, застекленных мелкими пластинами - белыми, золотистыми, красными, синими... Почему-то Виктор не заметил ни единого зеленого стеклышка. Что там на каменных простенках, что на других стенах - взволнованные Александровы внимания не обратили.

      У второго справа окна стояла высокая женщина - для девушки ее фигура выглядела слишком сильной. Не мощной или плотной - именно сильной, готовой к движению. Против света различался только силуэт, да волосы почти до пояса, да блестела в разноцветных лучах рукоять шпаги с хорошо знакомой по мушкетерским фильмам круглой чашкой.

      Виктор не удивился: от штампа до архетипа ровно шаг; учитывая место и обстоятельства, ничего странного. Анна же про себя фыркнула: “Юбку леди носят на ладонь ниже колена, а не на полторы - выше! Кстати, сапоги у нее ничего... Подошва устойчивая, без каблука, голенище короткое, не натрет; и даже на вид мягкое, и застежка правильная, чуть выше мышцы, а не под самым коленом...” Ну не признавать же, что и ноги красивые!

      Провожатая склонилась приветственно, прощебетала что-то этой женщине на местном языке, затем указала ей и Александровым кресла перед столом: деревянные, жесткие даже на вид, с лакированной резьбой по высокой спинке, с гнутыми подлокотниками... Пока Виктор и Анна рассматривали сиденья, устраивались - кошкодевочка унеслась по своим делам. Женщина подошла к столу, но в отведенное кресло не села. Чуть наклонилась, сдвинула бумаги, оперлась на столешницу длинными чистыми пальцами с неожиданно потертой, в мелких шрамиках, кожей. По контрасту, Анна сразу же вспомнила пальчики провожатой: гладкие, шелковые, как нарисованные... Затем Анна подняла взгляд выше - по белому, официального покроя жакету, затянутому явно форменным поясом с тевтонским разлапистым крестом на пряжке; окантованному тут и там синим, застегнутому (слава тебе, Господи, хоть кто-то сиськами не торгует!) на все пуговицы, под самое горло... Абрис четкий, черты лица правильные, выражение уверенное. Глаза незнакомки оказались чисто-голубые; вблизи Анна рассмотрела, что и волосы такого же оттенка. Причем корни волос того же цвета, что и вся грива, до самой поясницы - это не крашеные, что ли? Тогда, пожалуй, правильно девочка одевается, понимает свои сильные стороны: глаза, волосы и коленки. Белый жакет с такой же юбкой к оттенкам синего вполне подходит...

      Женщина тем временем тоже осмотрела гостей, кивнула собственным мыслям, улыбнулась и произнесла с той правильностью и четкостью, которая вернее всякого акцента выдает иностранца:

      - Здравствуйте. Я главнокомандующий и военный министр, генерал Эсдес.

      Анна хлопнула глазами. Жакет, окантовка, пояс, коленки! Овца ты, Аннушка, как есть, овца. Не понять, зачем шпага! Правильно Булгаков имя персонажа выбрал. Не Клава масло разлила, не Таня! Такой овцой только Аннушка может быть!

      - Здравствуйте, - отозвался Виктор. - Вы говорите по-русски?

      - Немного, - голос приятный, не слишком слащавый, не чрезмерно высокий. Услышав его в трубке, можно представить женщину около тридцати лет, сосредоточенную на деле, а не на оговорках собеседника.

      Генерал отодвинула свое кресло и села напротив, не став отгораживаться от собеседников ни скрещеными, ни поднятыми якобы для опоры подбородка руками.

      - Прежде всего, уточним профессии. Вы и правда программист?

      Виктор недоуменно кивнул:

      - Да. А что?

      - Ваша профессия тут редкость. “Дифисит - вкус списифисский,” - старательно процитировала синеволосая. - И ваша фамилия - Александров?

      - Да. Что не так?

      - Все так, - снова кивнула своим мыслям Эсдес. - Вас знает мой муж. Он далеко на границе. Дела. Просил извинить, не встретил сам. Просил помочь. И я помогу.

      Александровы переглянулись. Виктор перебирал в уме сотрудников отдела, гадая - кто бы мог пожелать себе в спутницы подобную экзотику, и теперь, увидав фамилию коллеги в списках, прислать на помощь? Анна просто удивилась: неужели обещанную Проектом и Порталом поддержку нельзя было устроить попроще, без этих ненужных понтов?

      - Помочь вам думаю так, - генерал повертела головой. - Денег давать не буду. И вам обидно, и я не уважаю слабаков. Предлагаю ехать в Столицу со мной. Я поселю вас в офицерской гостинице. Наверное, лучшая в центре Столицы гостиница. Ваши документы на Аукцион я уже отправила. Вам даже беспокоиться не надо. Муж предупредил, что на этой фразе вы спросите про бесплатный сыр в мышеловке.

      - Да, - согласился Виктор, - с чего вдруг такая забота?

      - Я же говорю. Редкие профессии. Причем сразу комплект. Вы - программист, а ваша жена - мастер по микросборке. Моей... Назовем так, знакомой... Требуется починить протез правой руки. Там и программировать надо. И паять.

      - А инструменты? А чистая комната? Микросхемы же не руками паяют.

      - Все это будет найдено, я главнокомандующий и военный министр. - Эсдес улыбнулась; Александровы вздрогнули. Анна потому, что соперничать с нахальной улыбкой было сложновато даже для нее. А Виктор потому, что понял: муж Эсдес вовсе не коллега из отдела. Любой у него в отделе играючи бы перебрал и вычистил протез какой угодно степени сложности, неумех в робототехнике Проекта не держали. Тогда кто же? Случайный человек, увидевший фамилию в списке? Как-то беспокойно это все.

      - Мне нужно знать, откуда ваш... Муж... Знает нас.

      - Он говорит, что был знаком с вами еще в молодости. “Когда, закончив школу, я расстался с Подмосковьем...” - генерал помахала ладонью волнообразно. - “И в техникум столичный поступил, набравши балл”... Вспомните?

      Виктор дернулся, как от удара; жена встревоженно повернула голову.

      - Скажите, - программист выстраивал вопрос, как путь по тонкому льду. - Как давно... вы с ним... встретились?... Э-э... знакомы?

      Эсдес посмотрела в потолок - напряженно внимающие Александровы повторили движение. На потолке замыкались темно-песчаного цвета каменные своды, пересеченные ровными черными шнурками кладочных швов.

      - Еще до мятежа, - ответила генерал уверенно, - семь лет.

      Семь лет?

      Но установка Портала заработала три года назад!

      Разумеется, Проект начался не с пустого места: теория, опыты, тесты, прототипы, пробные запуски... Да что там, с известным риском переброска могла быть выполнена еще при докторе Царенко, лет двадцать назад. Просто тогда никто не гарантировал, что подопытный останется жив. Потому-то настоящие запуски не выполнялись, о любых попытках Виктор бы по должности обязательно знал! И, честно говоря, если бы не катастрофа, если бы не ледник - к переносам не приступили бы и до сих пор. Собирались начинать только лет через пять, отточив технологию возвращения.

      Ледник поторопил. По плану эвакуации приняли, что все, уходящие в Портал, могут быть рассеяны в пространстве сообразно своим анкетным запросам. А вот по времени все должны быть синхронизированы - опять же, чтобы вернуться в срок, и не поодиночке. Один против оледенения не воин!

      Виктор даже зубами заскрипел, представляя последствия.

      - Ты что? - уже откровенно перепугалась Анна. - Тебе плохо? Что случилось?

      - Енот!

      - Чего?

      - Это Енот, у него ник был из кино, где енот с автоматом, мы еще пацанами смотрели... Сам фильм фуфло, а вот зверек там был прикольный... Сто лет его не видел... - программист опустил на столешницу сжатые кулаки. - Но как? Если бы он работал в Проекте, хоть у нас, хоть на южной базе - я бы знал! Не по спискам Проекта, так от него самого...

      - Ой! - жена потешно схватилась за оба уха. - А ведь правда, сколько лет от него писем не приходило!

      Эсдес медленно наклонила голову:

      - Итак?

      - Подождите, подождите! - видя, что муж готов согласиться, Анна даже привстала, уперевшись в подлокотники. - Я еще не спросила! Ну вот поселят нас там, а что дальше? И в чем разница? Нам же все равно тут дадут какие-то деньги, отвезут...

      - Вам не нужно будет расходовать подъемные на жилье. Принимать сомнительные приглашения только из-за того, что завтра будет нечего есть. По той же причине соглашаться на плохую или небезопасную работу. Наконец, в силу редкости вашей профессии, вас могут даже украсть. А если мои за вами присмотрят, это будет сильно затруднено... Вал! Куроме!

      По залу протянуло ветерком от распахнувшейся и тотчас закрывшейся двери. К столу подошли парень и девушка. Парень рослый, крепкий, в синем костюме с золотыми пуговицами, якорьками, эполетами, в начищенных ботинках, с непременной саблей - этакий бравый морской офицер эпохи Жюль Верна; волосы темно-русые, ровные. Выражение лица точно по уставу: “лихое и придурковатое”, а вот глаза нет-нет, да и сощурятся в улыбке. Его спутница - тоненькая черноглазая брюнетка в маленьком черном платье, с открытыми плечами. “Ножки-спички, в горсть собрать можно, а туда же,” - про себя покривилась Анна - “Вот почему они все укорачивают не каблук, а непременно юбку? И, блин, эта еще хрень, как она там называется - катана, что ли? Это типа вместо сумочки такая мода?”

      Анна поежилась и почему-то снова ощутила на губах вкус пластика.

      - Вал. - Представился парень несколько хрипловатым голосом, четко наклонив голову.

      - Куроме. - Пропищала девчонка, кланяясь только взглядом.

      Генерал указала взглядом на Александровых. Пара кивнула единым движением, и так же четко развернулась, и так же быстро, как появилась, выскочила за дверь.

      - Они могут показать вам город, пока будете ждать Аукцион. Он проходит не каждый день, а как из Портала понаедет человек триста хотя бы. Вал и Куроме смогут ответить на все ваши вопросы.

      - А следить за нами тоже они будут?

      - А следить за вами будут в любом случае, - синеволосая улыбнулась хищно. - Вас же полтора десятка программистов на пятьдесят миллионов жителей одного только Столичного Региона. Владельцы тейгу хотя бы могут постоять за себя, и то, бывает, их похищают... Даже меня однажды умудрились украсть! Правда, для них это кончилось плохо. Но вы-то не я... - генерал Эсдес поднялась, обошла стол, разбросала солнечные зайчики чашкой шпаги, обернулась к землянам:

      - Итак?

      Виктор вздохнул:

      - Согласны.

      - Очень хорошо! - генерал звонко хлопнула в ладоши. Снова появились Вал и Куроме; синеволосая отдала им короткий четкий приказ; и снова они вышли с легкостью подхваченных ветром листьев. Эсдес взяла с подоконника незамеченную доселе фуражку - белую “гудериановку”, однако вместо ожидаемого тевтонского или немецкого, крест на высокой тулье растопырился шестиконечный, белый в красной кокарде; и это в одежде генерала оказалось единственное пятно не синего и не белого цвета.

      Фуражка заняла должное место на синих волосах, Эсдес попрощалась взмахом руки - и была такова. Сразу же появилась провожатая кошкодевочка:

      - Большое спасибо, спасибо вам, уважаемые господа, за ваше согласие уделить внимание. Прошу вас пройти в домик, совсем скоро мы подадим вам обед. Потом уже вы можете получить документы и подъемные, а отъезд завтра в полдень, прошу вас подойти сюда, в Ратушу.

      - Обязательно придем, - кивнул Виктор. - И еще... Беата...

      - Господин? - снова поклонилась кошкодевочка.

      - Я могу спросить?

      - О, мы здесь чтобы отвечать на вопросы.

      - Генерал Эсдес - она... Кто?

      Провожатая поискала глазами, куда присесть - и заняла освободившееся кресло, откуда только что ушел предмет обсуждения.

      - Ну... Я плохо разбираюсь в этих военных штуках... Она - сильнейшая в Империи. До гражданской войны она защищала императора. После свержения императора ее судили, но не казнили, как премьер-министра, министра полиции... Многих важных людей тогда казнили... Господин, я и правда в этом не смыслю. - Ушки повисли, но тут же обрадованно встопорщились:

      - Но ведь она же вас пригласила пожить в своем доме! Вы же все увидите сами!

      - Она говорила про гостиницу.

      - Ее дом конфисковали, и там сделали главный военный штаб. А при нем гостиницу для офицеров. Чтобы, как тревога, не собирать по всей Столице.

      Виктор припомнил размах Столичного Региона:

      - Логично... Но ее слову можно верить?

      Беата подскочила чуть не до потолка:

      - Да я бы скорее сомневалась в себе!

      Виктор поднялся, подал руку жене. Провожатая тоже вылезла из кресла и пошла рядом до выхода из Ратуши.

      - Спасибо вам за хлопоты, - обернулся Александров с последней ступеньки.

      - О, это так приятно. - Ушастая снова поклонилась. - Но это и есть наша работа. Мы так рады встретить вас! Мы так восхищаемся вашей смелостью. Я бы ни за что не вошла в Портал!

      “Ты не поверишь, подруга!” - Анна сама испугалась собственного внезапного ожесточения. - “Я тоже!”

      Александровы-старшие покинули Ратушу и прошли несколько шагов по направлению к девятнадцатому домику второй линии. Больше Анна сдерживаться не могла:

       - Теперь объясняй давай! Я ничего, ничего, ничего не поняла!! Когда уже что-то будет? Чего ты так легко согласился? Ноги понравились? На меня так вообще не смотришь, то этой кошке в сиськи, то на ляжки этой кобылы!

      Глава семьи вздохнул:

      - У меня руки холодные.

      - А? При чем тут?

      - Сама же заверещишь, если обниму.

      - Не увиливай!

      - И вообще, у твоего любимого Еськова написано: “Ревность - лучший цемент для семейного счастья.”

      - А ты без цитат, своим умом, что-нибудь тоже... - Анна осеклась. Не стоило! Вот же овца, кто за язык тянул!

      - Своим умом я, в числе прочих, создал Портал. - Виктор опустил голову, и голос звучал как из бочки. - Который спас нас от самой обычной такой натуральной смерти.

      - Ви-и-тя...

      - Анна Михайловна, послушайте меня хотя бы минуту не перебивая.

      Вот кто за язык тянул? С отчеством именует - значит, до вечера дуться будет. Уж настолько Анна мужа изучила. Оставалось прильнуть плотнее, чтобы телом почувствовал, да оттаивал поскорее.

      Виктор в который уже раз вздохнул:

      - Ну ладно. Ладно. Давай расскажу. Но правда, не перебивай, вот же важную мысль упустил... Значит. Я даже и не подумал. А похитить нас и правда могут. Эвакуация готовилась наспех - катастрофа, ледник, все дела. Не получилось просто выделить собственное государство, приходится врастать в существующее. Портал, как мог, подогнал нам все условия, чтобы приспособиться было полегче. Чтобы психика не стояла колом от непривычного... Понятно говорю?

      - Ну я же на микросборке работала, совсем за дурочку не держи!

      - Ну так вот. Чтобы нас не обидели, мы должны либо стать сильными. Типа мафии. Либо - дружить с сильными. А стать мафией - это сложно, долго, с потерями. Тут, наверняка, свои Леньки Пантелеевы в ассортименте, как у нас было пять лет после Гражданской. “Урицкий всю чека вооружает,” “Черная кошка” там, все дела...

      - Ну что дружить, это понятно. Но с чего ты взял, что эта... Генеральша... В самом деле знает Енота? Подумаешь, цитата из Щербакова. Мало ли откуда ее можно узнать.

      - Генеральша - жена генерала. Женщину правильно называть именно “генерал”... - по рассеяному тону Анна поняла, что муж уже не сердится. Тоже, видать, сообразил, что не время гонор проявлять. Виктор же продолжил:

      - Она из верхних эшелонов правительства. Ей просто незачем нас красть, если она может на законном основании нас законопатить, куда захочет. При любой демократии люди у власти это могут организовать, а тут еще, небось, гильотины поржаветь не успели.

      Анна нетерпеливо махнула рукой:

      - Это ясно. Для обычных людей. Но мы-то из Портала! Мы не только юридически, мы физи...

      Виктор запечатал ей рот поцелуем, и продолжил только спустя некоторое время:

      - А вот об этом будем говорить не раньше, чем окажемся в безопасном от подслушивания месте.

      - Витя, но если мы такие ценные, как она говорит... В безопасности мы никогда не будем! Спокойней таскать с собой слиток золота или алмаз в кулак размером! Вон те двое, что заходили... Ну, Моряк и Ведьма... Думаешь, они сейчас нас не слушают?

      - Ань, ты таки не поверишь... Но такова судьба ценного сотрудника во все времена и эпохи. Ну, или можно не быть ценным специалистом, а быть как тот неуловимый Джо. Но тогда за что нам платить будут? А раз мы засветились, то “укрываться надо под большим деревом”, так что лучше пусть слушают официальные лица, чем гопота разной степени.

      - Ты согласился потому, что она вся из себя крутая?

      Виктор помотал головой:

      - Она из Щербакова сказала так, что я Енота воочию представил. С теми же интонациями, даже с тем же выражением глаз... Муж он там, или кто, но ей точно свой. Вот еще загадка: его-то кто переправил?

      Анна пожала плечами:

      - Ну, раз твой друг не бедствует - вон какую кралю оторвал, ты чуть шею свернул, когда выходила - можно за него и не переживать...

      - Переживать вообще вредно, - так же рассеяно сказал Виктор. - И вообще, мы тут цапаемся за длину подола с шириной выреза, а где-то - раз мы пошли по цитатам - “кровь подсыхает на мосту...”

*****

      Кровь подсыхает на мосту; опрокинутый паланкин щерится обломками, как выбитыми зубами. Из паланкина вполтела вывалился труп - Коро нюхает и угрожающе ворчит. Убийцы где-то близко, убийцы где-то рядом. Сэрью осматривается. Тут все понятно, но нисколько не проще от этого.

      Двух телохранителей срезало потоком пламени - известно, кто владеет устройством, способным на такое. Еще четверо пытались отмахаться - и клинки неплохие, и не струсил никто - но не сдюжили. Двух порвали когтями - опять же, известно, кто способен в бою перекинуться громадной кошкой. А последних двух легонько царапнули, одного в шею, второго под коленом, лекарь ворочал его дольше прочих, пока не нашел порез. Хватило и пореза, потому как нанес его первый из Проклятых Клинков, Мурасаме.

      Стрелок - Мейн или Майн, про которую известно лишь, что полукровка. Несколько раз ее замечали в городе; со слов редких свидетелей составлен образ; нарисованы плакаты с обещанием награды, расклеены по всей громадной Столице. Из чего стреляет, тоже известно: тейгу Калландор. В управлении есть книга, в книге - технические подробности. Здесь важно только то, что стрелку не требовалось подходить вплотную, и следы Мейн придется искать на приличном удалении от моста.

      Оборотень - Леона. Про нее известно много, потому как долгое время она работала в массажном салоне на Розовой улице, тут же, неподалеку. Говорили, что салон оказывал и другие услуги, и что высокую грудь Леоны многие не только видели, но и наощупь оценили. То ли надоело ей продаваться, то ли обидел кто презрением, то ли просто ударило в голову - но теперь ее тейгу - Царь Зверей. В звероформе Леона даже пушистика может обидеть... Кстати, где Коро?

      - Коро, ко мне. Охранять!

      А то сейчас кинется по следу - и поминай, как звали. Потому что третья убийца, владелица Проклятого Клинка, отправляющего в ад самой малой царапиной - Акаме. На нее тоже имеется розыскной плакат с наградой; с плаката смотрит милая тонколицая брюнетка, единственная примета - алые глаза. Третья убийца выращена самой Империей; выращена в школе убийц министра внутренних дел, предназначена для тихого устранения неугодных влиятельных лиц. Ну кто из них напугается милой тоненькой девчушки? И охрана, как ни заставляй, опасается подростка умом, не инстинктами. А на тех скоростях и дистанциях, на которых в ход пускают мечи, мастеру наподобие Акаме хватит мгновения; Проклятому Клинку Мурасаме хватит одного прикосновения к незащищенной коже. Ученица школы убийц и обычным-то лезвием напластает работы десятку следователей; а уж с помощью тейгу...

      Хуже всего, что трое ликвидаторов работают не вслепую. Они состоят в организации “Ночной рейд”. Кроме пафосного названия (повстанцы и оппозиционеры ой как любят назваться покрасивей. Должно быть, подсознательно чувствуют, что ничем другим не прославятся), “Ночной рейд” имеет какую-никакую, но сеть осведомителей, тайных берлог для пережидания погони, проходных домов и закоулков для стряхивания слежки, да и ошарашить слишком слабую погоню тоже сумеет.

      Так что Сэрью не спешит гнаться по следу. Скоро явится в Столицу генерал Эсдес, железной пятой усмирившая Север, и назначенная вместо убитого капитана Огре. Генерал приведет своих владельцев тейгу, да и сама не зря называется сильнейшей в Империи. Тогда-то можно и поохотиться на Мейн, Леону, Акаме.

      Пока что рыжая сыщица прямо шкурой чувствует, как захлебывается в делах центрального управления Столичного Региона. Текучкой занимаются на местах, но есть вопросы, важные для полиции в целом. Например, ежегодная битва за содержание участков, выплаты пострадавшим, обновление снаряжения, хранение розыскных архивов, счета за бумагу, жалобы на самоуправство, и иже, и паки! Премьер-министр ворует и режет расходы - где там Акаме с ее бритвой-переростком! А жрет - Коро позавидует; куда в него лезет столько! Толстого взяточника и обжору прозвали Честнягой в насмешку; но вот император - наверняка по малолетству - склонил к премьеру слух и внимание. Так что жирную сволоту ни обойти, ни перепрыгнуть.

      Сэрью пока еще могла спать по три-пять часов, чтобы всю неделю распутывать сложные случаи; пока еще успевала прочитывать, что там подсовывают на подпись хитрые заместители; но смены ждала с нетерпением. Никакого повышения сыщица не хотела; хотела только увидеть, как головы убийц катятся по плиткам... Работа же отрывала время от расследования, что выводило рыжую из терпения чем дальше, тем сильнее.

      Кстати, о работе. Кто там у нас в паланкине?

      Подойдя к разломанным носилкам, Сэрью весьма удивилась. Убитого чиновника наследница клана Юбикитас несколько раз встречала на приемах и балах. Чиновник числился не по ведомству наказаний, не по вызывающей всеобщую ненависть налоговой палате. Убит был заместитель министра архитектуры и строительства! Он-то чем успел навредить и кому? “Ночной рейд” тем и отличался от обычных убийц, что принимал заказы не на всех подряд, и всегда проверял, действительно ли заказанное лицо погрешило против справедливости. Либо “Рейд” изменил своим принципам, либо - что вернее - убитый провинился не как чиновник, а как частное лицо. Служанку там принудил к сожительству и потом выкинул с дитем на мороз; задвинул молодое дарование в угоду нужному человечку; пользуясь весом, перекроил границы земельного участка в свою пользу - в протоколах центральной управы находилось и не такое... Сыщица поймала себя на крамоле: получалось, что “Ночной рейд” делал ее работу. Додумывать Сэрью не стала - этак могло в итоге получиться, что простые граждане ищут правосудия не в полиции, не в суде, где стоило бы - а нанимают собственную справедливость? Ладно, адвокат - “нанятая совесть”, а нанятая справедливость, это как?

      Для Сэрью Юбикитас - оскорбительно, вот как. А значит, подлежит искоренению.

      Следственная бригада собрала инструменты. Старший уже принялся делать заметки для отчета. Восточный край неба заметно посветлел. Коро перестал ворчать - видимо, убийцы сняли наблюдение и ушли, и даже верхнее чутье тейгу их больше не улавливало... Вот и могильщики принялись складывать порубленных...

      Сыщица вздохнула, отдала команду сворачиваться и сама зашагала к управе, к очередной порции писанины, подбадривая себя надеждой встретить в бумагах хоть какие-то сведения по делу Огре - например, что искомого чужеземца все-таки заметили на воротах.

      Сегодня справедливость проиграла; но ведь наступит завтра!

*****

      Завтра тоже надо что-то жрать.

      Это простая истина отравляет любой самый вкусный обед, если в кармане на второй такой же ничего не осталось.

      И потому, едва разместившись в гостинице - не платя вперед, ибо не имелось ни грошика - пришлось топать на поиски работы. Такой работы, которую можно получить, объясняясь одними жестами. Дрова там поколоть, двор подмести, вынести-погрузить-выкопать.

      Ну, или хотя бы пожрать стянуть что-нибудь.

      Ирония судьбы - не только новогоднее кино. Ирония судьбы - это когда из трех человек самым приспособленным к городской жизни оказывается чужак-попаданец. Ну, а кому еще идти, если чужеземец старше обоих попутчиков - даже вместе взятых?

      И ведь не бросишь - они-то на Тракте подобрали, куском поделились, кафтаном укрывали. Была бы телега, везли бы на телеге.

      Да только, если бы у Вилли с Торном была телега, не пошли бы они наниматься в Столицу на черные работы. У них кафтан - и тот на двоих один оказался. Вместо костюма - шерстяные, сильно выношенные, штаны с рубахой, от частых стирок уже обесцвеченные, севшие чуть не до локтей рукава, утянутые до середины голеней штанины, растоптанные кожаные тапочки вместо ботинок... Тут и с языковым запасом Эллочки-людоедки все понять можно. Идут ребята из одной задницы в другую. Потому что, как ни бедна родная деревня, а только в Столице понаехавших никогда не любили. Обидеть-обжулить не замедлят. Тут мир другой, но это правило наверняка действует точно так же.

      Насколько другой мир, и насколько по-другому действует правило, выяснилось только при возвращении в гостиницу с безрезультатных поисков.

      На встопорщенной брусчатке окраинной улочки, перед входом в ночлежку, связанного почему-то Вилли бесцеремонно вертел толстяк в богатом плаще, трогал бицепсы, хлопал по спине, даже, кажется, в зубы заглядывал. Растерянный Торн бегал вокруг, обращаясь то к хозяину гостиницы, то к толстяку, то к паре одоспешенных мужиков - должно быть, стражников.

      Стражники-то и спасли. Не будь их там, выскочил бы, вмешался в разбирательства - с вполне предсказуемым результатом, потому как ситуация требовала куда большего знания и языка, и законов, чем выученные за время похода полсотни слов. А подождем-ка... Вот подходящий выступ каменного забора.

      Разбирательства быстро перетекли в разборку. Вилли правый стражник хлопнул древком копья по голени: шагай, мол. Торн ухватил стражника за руки; тогда второй лениво двинул паренька кулаком - даже без чешуйчатой перчатки кулак не вместился бы в жбан. Торн отлетел на стену гостиницы, хозяин которой неприятно засмеялся.

      Мимо размашисто прошагал здоровый мужик, весь в кожанных одеждах, перетянутый ремнями, обвешанный оружием, по камням скребли подкованные сапоги - высокие, с раструбами, для верховой езды. Крайне начальственного вида военный. И точно - стражники прекратили пинать связанного Вилли и упавшего Торна. Выпрямились, грохнули кулаками по нагрудникам дубленых кирас - это приветствие у них такое?

      Начальник задал несколько вопросов стражникам. Повернулся к хозяину гостиницы - лицо вчеканилось в лазурное осеннее небо... Небо и золотые листья тут были - чистый сентябрь, но любоваться природой ни времени, ни настроения что-то не находилось...

      Вот зараза!

      Начальник жестом приказал: уводите! Стражники без церемоний подхватили Вилли под руки и поволокли вдоль по улице. Торн вскочил, бросился было за ним... Клянусь, не было видно, когда начальник выхватил клинок! Голова Торна покатилась точно как в кино; и точно так же из шеи плеснули две быстро слабеющие темные струи!

      В глазах потемнело - это был признак поднявшегося давления, оно всегда скакало при ссорах в семье, или когда ругался с кем-нибудь на работе. Тело и ноги сделались как ватные - хоть кантуй, хоть катай, ни возражений, ни даже возмущения. Убийца отер клинок о застиранную Торнову рубашку, осмотрелся с видом полного превосходства и абсолютной уверенности в правильности своих действий. Взгляды столкнулись; лицо убийцы снилось потом еще долго: рубленые скулы, ровный нос, загорелая, обветренная кожа полевого, ни разу не штабного, воина. Нависшие брови не дали разглядеть, какого цвета глаза.

*****

      Глаза незнакомца потемнели и замылились. Капитан Огре пожал плечами: видать, не привык гость к здешним реалиям, вон как морда раскраснелась. Как бы сердце не прихватило. В отличие от несомненных бродяг, человек у забора носил хорошую одежду - потертую и запыленную, но явно сшитую на него, по размеру. А это значило, что он, по меньшей мере, не нищий - следовательно, не может быть из одной компании с этими двумя отбросами. Ну, даже и напишет жалобу - так жалобу доставят самому же капитану. И не сразу, а после того, как свидетель раздаст кучу взяток на нижних уровнях. Поначалу придется давать взятки просто за то, чтобы тебе указали, кому и сколько надо предложить за передачу твоей бумаги на уровень выше... Капитан убрал клинок, приказал хозяину ночлежки:

      - Падаль уберешь. Твою долю принесут.

      В имперской полиции Огре чувствовал себя, как рыба в воде. Прошло уже немало лет со времен его собственного попадания. Поначалу мир, где холодное оружие прекрасно уживалось с огнестрелом, ошеломлял и удивлял. Но, несмотря на все железячные заморочки, основу мир имел здравую. Лучший кусок тут доставался сильным, решительным, крутым людям. Не только парням: капитан облизнулся, вспоминая пару теток, которые с легкостью надавали бы ему по ушам. Даже сильнейшим бойцом Империи считался совсем не командир дворцовой Гвардии, генерал Будоу. Нет, сильнейшей признавали все-таки генерала Эсдес. Вопреки - а может, напротив, благодаря - молодому возрасту, Эсдес неизбежно выигрывала семь из десяти учебных поединков у генерала Будоу, а у всех прочих - десять из десяти. Было ли это связано с ее нерастраченной пока юностью - либо с особенным артефактом - капитан Огре не собирался выяснять. Секрет подобного уровня можно узнать лишь в настоящем бою, а после взаправдашней схватки двух владельцев тейгу один точно погибнет; да и как бы не пришлось потом изрядный кусок Столицы отстраивать заново.

      Капитан Огре не видел ничего неправильного в том, что лучшее достается сильным. Там - в прошлом - его попытка прорваться к хорошей, годной доле принесла закономерные девять граммов от нанятого снайпера. Но есть на свете справедливость! Бог не дал пропасть правильному человеку, перенес целиком, с телом и памятью, как тех книжках, что продавались в прошлой жизни на каждом углу. Как там, помнится, было закручено: “Небесный пахан сидит на золотой шконке. Тело его в язвах от беспредельщиков, но силы его питает твердость воровского намерения!”

      Твердость намерения - вот все, что по-настоящему нужно мужику. Остальное - хлюпикам и книжным детишкам!

*****

      Детишки безмятежно возятся в пыли. Силуэт незнакомого мужчины пугает их больше, чем заметное, сладко пахнущее кровавое пятно на неровной брусчатке. Оно и понятно - мужчина живой, может напасть, ударить, причинить вред. А кровавое пятно на месте гибели Торна уже никому ничего не причинит.

      Чувств никаких вообще.

      Вот оно средневековье во всей красе. Либо ты наверху, либо тебя скармливают свиньям, как прямо сейчас бедолагу Торна. Еще можно в рабство, как Вилли. Коротко и ясно.

      Ну - так.

      Что делать?

      Голова тяжелая, решать что-то в подобном состоянии глупо. С другой стороны, сильный испуг задавил все прочие чувства. Никакого смятения в душе. Какое решение сейчас ни прими - оно будет выполнено.

      Только решать явно преждевременно. Хоть бы немного подучить язык! Если тут есть город - да еще и обнесенный настолько громадной стеной - так, наверное, есть и учебники. И учителя. В том же Риме было много покоренных народов, и римляне изобрели площадную - “свинскую” - латынь. Не на Форуме глаголом жечь сердца, а толпам понаехавших объясниться, понять друг друга. Город здесь побольше Рима - так, по первому впечатлению. Наверное, есть всякие народности, другие страны. Есть, наверное, и аналог простого языка для чужаков. Жестами еще можно воды попросить, а что посерьезнее - тут без шуток язык учить надо.

      Ведь до сих пор непонятно: может, Вилли забрали по закону. Может, закон здесь такой, что каждый третий из приходящих в Столицу делается рабом. Нарочно придумали, чтобы понаехавших поменьше.

      Хотя ерунда это, конечно. Это самоуспокоение такое, что все нормально, и можно ничего не делать. Оправдание бессилия.

      Кстати, а что вокруг? Земля внутри городских стен должна быть дорогая, и дома вроде как должны тесниться - а тут ничего подобного. Вокруг низкоэтажная застройка. Дома каменные и фахверковые, крыши острые и не очень, где под соломой, где накрыты дранкой. Под ногами следы мощения; где-то и приличные куски брусчатки. Улица шириной шагов семь, мощение только посередине, от краев брусчатой проезжей части до заборов - просто трава. Кусты какие-то...

      Стена за спиной - высотой примерно с девятиэтажку, уже скоро солнце сядет за нее, и все накроет громадная тень. Если пройти чуть вперед - даже речушка есть. Течет в сторону Стены, где, наверное, уходит в решетку.

      Небо синее, листья на кустах и редких деревцах - золотые. Уговорили, пусть будет сентябрь... Вот странно, признал время сентябрем - и даже отпустило немного. Самую капельку, а на сердце полегчало.

      Тогда нужно убираться отсюда подальше. Черт его знает, где тут безопасней всего переночевать, но уж точно не на постоялом дворе, хозяин которого сдает не понравившегося гостя в рабство.

      А быстро солнце садится, вот уже и темно...

*****

      Темнота внутри трактира пьянке нисколько не мешала. Несколько свечей не давали наливать мимо стопки - большего и не нужно. Только стойку в дальнем от входа торце помещения освещала дорогая керосиновая лампа: чтобы хозяин видел, чем платят, а посетитель - за что платит. Капитан пил со всеми, закусывал, спрашивал какую-то ерунду: как дела? Как семья? Это требовалось, чтобы стражники чувствовали внимание, и положенные слова капитан давно выучился говорить механически, практически не выслушивая, что там ему восторженно лепечут в ответ.

      Получив еще одну жизнь, капитан ошибки учел. Прошлое имя закинул подальше, ухватки мелкого гопника-пехотинца понемногу вытравил. Потратился на приличную одежду, жилье в спокойном районе. Завел полагающуюся по рангу жену из хорошей семьи; время от времени посещал известных куртизанок - не сильно прячась, чтобы не выделяться даже в запретном. Кто-то даже искренне уважал и любил Огре, но капитан почти никого не подпускал близко. Женщины на ночь или две, приятели на операцию или две... Зато к немногим, кого признавал не вполне чужими - например, к подчиненным - был милостив и щедр, и даже справедлив. Тем кто сильнее - конкретно, Императору и его первому министру - служил за совесть. В отличие от прочих-остальных, Огре на своей шкуре знал: Бог есть! Сюда переправил, глядишь - и после смерти тоже куда-нибудь закинет. Зачтет правильное поведение...

      Тут плавное течение восхвалений прервал совсем уж восторженный голос, желавший... Странного. Прислушавшись, капитан расплылся в улыбке: хотели стихов. Вызнал же кто-то, чем вернее всего умаслить грозного капитана. Стихов капитан помнил много, и это было единственное, что из прошлой жизни он позволял себе помнить. Как слабый отголосок, как тень возможности - что жизнь его все-таки могла сложиться иначе...

      Нет, в задницу нытье! Среди книжек попадаются и для мужиков стихи! Правда, приходится читать их не на здешнем языке, но это ерунда, кому надо, тот пусть и переводит.

      Капитан уверенно поднялся, восхитив стражников еще и стойкостью к выпивке. Прошел к стойке, обернулся к полутемному залу. Вино успело спаять всех в монолит; Огре знал: сейчас можно орать что угодно, лишь бы уверенно и ритмично - и оказался прав.

      Подпевать начали уже на втором куплете.

*****

      Куплеты летели из неплотно прикрытой низкой двери, били наотмашь, точно в голову.

      Куплеты - на русском!

      - ... Я откосил два раза, да это все фигня! А с третьего приказа достали и меня! Бывай здорова, Дуня, я исполняю долг! Военкомат в Удуне, второй пехотный полк!..

      В полном ошеломлении дослушал до конца. Перевел дыхание.

      Так, получается, тут не один попаданец. Ведь, если читают стихи - их есть кому понимать! И уж, во всяком случае, можно поговорить с поэтом... Ну, если это его стихи. Да пусть даже он чужие читает - главное, на понятном языке!

      - ... Жратвой накачаны плотно, до приступа - пал-л-часа-а-а! Под матерок пехотный строятся кар-р-пуса-а! Мои будто с камнем в воду: не двинутся, не вздохнут! А я - ну так я ж комвзвода! Бог - без пяти минут! Кто с Нурна, а кто с Удуна. К удунским-то я привык! А тот да-а-бр-р-ра-авольцем дунул - перечита-ался книг! Уж больно ты парень гор-рдый! А так ничего, сойдет!..

      Припев чуть не поднимал крышу:

      - ...Уир-р-рги, бауглир-р-ров меч! Ор-ркайи, мол-лот-т-тьмы!

      Пришлось тоже дослушать, чтобы не вломиться посреди песни. Вдруг обидятся на помеху? Не хочется возможных земляков сразу настраивать против себя...

      Стихло - пора.

      Переход от свежей осенней улицы к вони подгоревшего жира ударил по всем чувствам сразу. Зал, едва освещенный пятнышками свечек. Массивные длинные столы в ряд от входа к стойке, вдоль них лавки - тоже тяжеленные, чтобы нельзя было такой лавкой ударить. На лавках...

      Вот это поворот!

      На лавках - стражники. Знакомые кожаные кирасы, ножи, короткие мечи на поясах. Смотрят недовольно, бурчат неразборчиво и непонятно. Перегар - топор вешай. В таком состоянии вряд ли они поймут любой язык... Поклон вышел машинально, однако неожиданно вызвал улыбки. Из полутьмы даже высунулась рука с маленькой стопочкой. Отказываться - обидеть, а обижать два десятка здоровенных вооруженных пьяных мужиков - как-нибудь в другой раз.

      Бульк! А ничего, сивухой почти не прет. Самогон. Без изысков, но неплохой.

      Ну, и кто у нас массовик-затейник? Кто тут песенки пое...

      Е...

      Еть!

      У стойки тот самый начальственного вида мужик, который быстро и хладнокровно срубил голову Торну. Сейчас он пьет из большой кружки, воду, крупными глотками.

      Вот как так-то? Кто не понимал, тот помог, поделился последним. А ублюдок, продажный коп, убивший одного из спасителей, оказался твоего языка!

      Как-то и названия ощущению не подобрать. Стыдно, что ли?

      Тут накрыло по-настоящему. Тело стало как пузырь, легкое, звонкое и пустое. Зрение поплыло тоже: огоньки свечей замерцали, растеклись желтыми кляксами... То не было чувств, а то не стало и мыслей. Только знание, что надо подойти чуть поближе. А для этого чего-нибудь произнести, чтобы окружающие не насторожились. Значит - стихи. Вроде как алаверды, от нашего стола - вашему. Чьи стихи? Надо такие, которых он достоверно не слышал. Значит - мои. Пусть корявые, но для противника точно внове, никто и никогда их не печатал.

      - Осенние листья - цвета страха.

      Цель? Цель вслушивается! Он точно понимает язык, а не просто заучил несколько куплетов!

      - Пью нагретое дерево спиной сквозь китель.

      Шагаю вдоль скамьи, за спинами сидящих. Лица поворачиваются вслед, но стражники не подскакивают. Вылезать назад, через лавку, им будет сложновато.

      - На зубах секунды хрустят...

*****

      ...- Как сахар, - гость приближался. Сквозь щедро разлитые в трактире вино и лесть, Огре вытаскивал окунька памяти - где мог видеть визитера раньше. Окунек упирался, баламутил былое, подсовывал картины совсем далекого прошлого: когда еще капитана с правильными людьми за стол бы не пустили. Потому что не в костюме, как солидный, а как шпаненок, в кожанке и джинсах...

      Джинсы!!!

      Сука!!!

      Этот чебуратор стоял тогда у столба - в джинсах и замшевой куртке!!!

      Вот что все время вертелось в голове, вот почему незнакомец постоянно приходил на ум!

      Капитан бросил руку к оружию, с ужасом понимая, что те девять миллиметров достали его и здесь; и куда бы Небесный Пахан ни перенес его впредь, рано или поздно снова завершится именно так!

      Гость по-хозяйски вытащил короткий меч прямо из ножен ближайшего стражника; полоса лезвия налилась желтым отблеском керосинки - как в горне!

      ...Может быть, сущность, которая в самом деле может изменить судьбу, сидит не на шконке - даже золотой? И вообще называется как-то иначе?..

      Сталь приблизилась к лицу и вдруг оказалась адски холодной; и все, что держала память с самого детства, стало рушиться, дробиться, оплывать...

      - Оплывает день...

*****

      - ...В кипятке событий! - рука поднялась и двинулась сама собой; тело тоже без участия мозга развернулось на пятке, дюжина шагов до низкой притолоки выхода; пригнуться; прохладный осенний вечер, едва начинает расти луна... Куда идти? В речку, наверное, собак точно сообразят пустить по следу... Вымолить у господа идеальное убийство или идеальное исчезновение с места преступления? Есть ли тут вообще господь?

      Сосредоточение сыпалось, и это было ощутимо физически, и физически же больно. Следом крошилась картина мира; голова гудела чугунным котлом и гремела, как цыганский воз. Тело плыло по улице разбитым кораблем, отключалось зрение, слух, чувство равновесия.

      Наконец, сознание тоже вырубилось.

      Кто может, пусть сделает больше.

      Темно и покой...

*****

      Покой и воля - больше человеку совершенно ничего и не нужно.

      Покой наполнял дилижанс изнутри, а воля распростерлась снаружи. Дорога бежала раскрашенными осенью перелесками; огибала понизу округлые, зеленые пока, холмы; перескакивала речки по горбатым булыжным аркам, на въезде и выезде которых упирали в проезжающих каменные глаза непременные статуи бога путешествий. Виктор вспомнил, что в Древнем Риме три недели сухого сентября назывались “зимородковые дни” и посвящались именно вот Гермесу - богу торговли, покровителю странствующих и путешествующих. Понятно: летняя жара уже спала, осенние гнилые дожди еще не начались.

      Так что дорога для семьи Александровых вышла очень приятная. В назначенный день у Ратуши ожидал экипаж. Слева направо: попарно восемь лоснящихся вороных; на козлах вылитый ковбой; тонкие колеса почти в рост человека; сияющие стекла; лакированные двери темно-вишневого цвета; начищенные металлические ручки; затем еще одно безукоризненной чистоты окно; задние колеса; огромные рессоры; поверх кабины решетчатая платформа для багажа - дальний автобус добензиновой эпохи во всей красе.

      У Александровых багажа не было. Через Портал прошли семейные фотоальбомы, одежда, бывшая в момент переноса на телах, да детские игрушки, в которые Тяп и Ляп вцепились от испуга. Старший брат перенес одноухого зайца, младший зеленую черепашку-ниндзя, которая путем смены головной повязки превращалась в любого из четверки. Ну там - синяя повязка - Донателло, желтая - Анджело... Или Леонардо? Виктор в них всегда путался.

      Зайца с черепахой дети держали в руках и сейчас, так что сдать в багаж оказалось нечего. Распахнули легонькую дверцу, заробели, поглядели на папу: вперед!

      Внутри оказалось непривычно - Виктор даже головой завертел, соображая. Дверь открывалась точно посреди салона. Ступив под непривычно высокий потолок, программист оказался в центре кабины шириной пару шагов, и длиной шагов девять-десять. В противоположной стене, ровно напротив - такая же дверь наружу. Налево - вперед по движению - две пары сидений белого сафьяна, с золотистыми кисточками на углах. Сиденья парами вдоль наружных стен, спинками к окнам, лицом внутрь. Над сиденьями, выше окон, сетчатые полочки - все бронзовое начищено, все деревянное лакировано, блеск и сверкание! Получается этакое купе на четырех. Направо, в хвост - зеркально симметричное купе... Пока Виктор осматривался, снаружи донеслось, как Анна и дети практикуются в местном языке, здороваясь и знакомясь с попутчиками, тотчас же и вошедшими.

      Первое место у входа направо занял высокий седой идальго, лицом и статью вылитый Дон Кихот, невзирая на очевидно адвокатский костюм с искрой. Следующее место досталось пухлой, удивительно флегматичной, австралийской старушке в клетчатой твидовой паре, из породы неубиваемых туристок. Виктор вспомнил, как в той самой Австралии, в национальном парке, вместе с женой полдня лезли на расхваливаемую видовую точку. Тащили по жаре фотокамеры, сопели, вытирали пот, часто делали остановки на отдых... И на самом верху, уже на площадке, обнаружили трех таких вот бабушек. Старушки восседали за раскладным столиком на раскладных же креслицах - не простеньких рыбацких аллюминиевых, а на резных, с подлокотниками и спинкой - из тонкой фанеры, но сам факт!

      Перед столиком остывал погашенный примус, а на просторах столика гордо сияли: фарфоровый чайник, заварник, белого металла сахарница, плетенка с микроскопическими крендельками, совсем уж неразличимая баночка джема, три блюдечка - чертовы ведьмы не перетрудились втащить на вершину блюдечки! - и только на блюдечках чашечки-наперстки со звонкими ложечками... Александровы ощутили себя дикими неграми, напоровшимися на торжество несгибаемого духа Британской Империи где-нибудь посреди Ганы... Что уж там какой-то Портал, даже толковать смешно!

      Не сговариваясь, семейство заняло четыре места слева от входа. Тимофей освоился живо, и мигом нашел, как откинуть из торцовой стенки небольшой столик. Внутренности дилижанса сразу до боли напомнили привычное вагонное купе. Только канонной курицы в фольге и не хватало.

      Два места в хвост оставались незанятыми почти до звонка. Потом распахнулась дверь - не та, через которую входили все, а в противоположной стене - и в дилижансе возникли оставшиеся два попутчика. Те самые, которых Анна окрестила “Моряк и Ведьма” - подчиненные Эсдес, парень и девушка, Вал и Куроме. Моряк выглядел как и в прошлый раз - синий с золотом морской мундир, фуражка, сабля; а вот Ведьма оделась куда практичнее. Вместо парадного маленького черного платья - набор из складчатой блузки с широким отложным воротником, и складчатой же юбки - вполне скромной, заметно ниже колен. Туфли уступили место невысоким ботинкам без каблука. Только цвет остался ночным, недобрым... Или чувство тревоги вызвала катана, которую девушка не выпускала из рук.

      Опоздавшие сказали что-то идальго с бабушкой, потом Вал обратился к семейству Александровых:

      - Здравствуйте. Немного понимаю вас. Что нужно, спросите, не стесняйтесь.

      Куроме улыбнулась - в дилижансе как будто включили настольное солнышко! - и снова превратилась в хмурую студентку, замученную жизнью, зимней слякотью, бессолнечными днями и сессией.

      Анна так и замерла с приоткрытым ртом; Виктор хлопнул глазами; дети же успели улыбнуться в ответ. Даже идальго с бабушкой подняли уголки губ!

      Вот тут-то дилижанс качнулся и тронулся. Опомнившиеся Александровы повернулись к широким окнам, помахали стоящим у крыльца Ратуши провожатым - Беата тонула в общей массе синих служебных платьев, белых передников.

      Экипаж пошел быстрее, немного закачался на рессорах. Говорить пока никому не хотелось. А когда выехали на мощеный тракт, где кони могли показать себя, дети прилипли к стеклам. Виктор с Анной тоже разглядывали пейзаж. Вал и Куроме сидели тихонько, улыбаясь собственным мыслям; бабушка не произнесла ни звука, молчал Дон Кихот.

      Тогда-то Виктор ощутил покой - тот самый, настоящий, за которым охотился всю жизнь. Покой - когда жизнь размерена и наполнена, когда засыпаешь не с мыслью, что надо бы пораньше проснуться и бежать сначала в то место, потом за документами в другое, оттуда на прием к чиновнику в третье; а там как повезет, можно просидеть в очереди до сумерек! Такая жизнь приносила крученым ребятам деньги - вместо этого, в полном согласии со старыми мастерами, Виктор предпочитал отправиться в пригородный лес, посадить флаер на сухой полянке, и до заката слушать, как тает снег. Александров-старший строил жизнь от покоя к покою, умело избегая штормов и порогов. Он действительно был умен; а кроме того - достаточно тверд, чтобы поступать по-своему. Быстро понял, что институт в родном городе мало чем поможет, и принялся торговать самосборными компьютерами, что сразу выделило его из массы сверстников, сидящих на родительских подачках и сильно прибавило возможностей в ухаживании за той же Анной. Затем почуял, куда тянет сквозняк, выскользнул из торговли, живо переучился на программиста - вспоминать пришлось немного, первый компьютер появился у него в девять лет, дед отдал “на разбить” древний Андроид, а отец показал несколько простых, ярких, эффектных трюков с картинками. Переучившись на программиста, Виктор сделал карьеру - классическую, ровную, как разбег самолета, без вихляний, без авральных рывков и без провалов, не жертвуя ради этого ни вечерами с семьей, ни поездками в отпуск, ни ежегодными визитами к родителям - из любого места на земном шаре, куда бы ни занесла судьба. И даже сейчас, покачиваясь на белых мягких подушках дилижанса, Александров-старший понимал, что снова ускользнул от беды. Да - Портал; да - все бросить; да - новый язык, новая эмиграция... Только за спиной на этот раз не инженерская нищета юности, не рабоче-крестьянское “отнять и поделить” зрелости. За спиной - планета. Земля всего лишь простудилась, а человечество до сих пор не прочихается...

      Тем не менее, Виктор и в этот раз оседлал волну, и снова мог не печалиться - что завтра. Его запрос Портал удовлетворил полностью. Судя по довольным лицам детей, они тоже пока не жалеют. Это с женой предстоит тяжелое, настоящее объяснение - к счастью, оно пока впереди.

      А вот Енот - загадка. Виктор шел по жизни ровно; Енот кувыркался, как пущенный умелой рукой топор, собирая все возможные шишки, наступая на все известные грабли. Нельзя сказать, чтобы он был глуп; только, видя перед собой интересную задачу, Енот сразу же кидался ее решать - вместо чтобы подумать: а надо ли? А кому надо, а почем? Енот не умел влезть без мыла в щель почтового ящика; не всегда соображал, когда лучше замолчать. В армии Наполеона, может статься, Енот бы чего и достиг, а вот у Иосифа Грозного сожрали бы Енота на далеких-далеких подступах к большим звездам, как сожрали Свечина с Триандафиловым - со всей их царской выправкой...

      Но вот пущенный умелой рукой топор воткнулся. Счастлив ли Енот? Пожалуй, не будь за спиной Портала, происходи вся история на Земле, чисто по-мужски Виктор мог бы ему позавидовать (в смысле - пока там Анна смотрит в другую сторону). А в данных обстоятельствах - большой, большой вопрос, кто кому завидовать должен. Гадать здесь бесполезно. Полезно встретить самого Енота, разговорить и узнать. Узнать главное - как же, все-таки, Енот сюда попал? Впутался в полуподпольный эксперимент одного из бесчисленных предшественников и конкурентов Проекта? Или - что хуже всего - установка Портала производит настолько мощные побочные эффекты, что способна засосать человека прямо с улицы? В обоих случаях Енот наверняка не первый и не последний неучтенный гость...

      Ладно, как бы там ни было, это - работа. О ней лучше думать в рабочее время. А чтобы в рабочее время хватало сил думать, сейчас лучше всего просто смотреть на пролетающие красно-желтые деревья, на ярко-синее небо, на высоко парящего в небе... Чего-о-о?

      Вал заметил тревогу охраняемой персоны, ловко сдвинул стекло, высунулся и посмотрел вверх. То же сделала и Куроме. Вернувшись в салон, девушка снова улыбнулась:

      - Хорошо. Скат. Летит скат. Нет опасность.

      - Он же огромный! - Анна проводила глазами фантасмагорию. - Да на нем кто-то едет!

      Дети тотчас высунулись с другой стороны. Заметив интерес, возница натянул вожжи - дилижанс покатился медленнее, встал. Кабину заполнило мерное посапывание спящей бабушки; идальго деликатно прикрылся ладонью и зевнул, а потом просто вышел и тоже принялся рассматривать летящее существо.

      За ним выбрались и прочие пассажиры. Вал не смотрел в небо - заскочив на багажную решетку, моряк с крыши принялся оглядывать округу. Зато Куроме исполнила для пилотов ската целую пантомиму, размахивая фуражкой Вала и собственным отстегнутым воротником... Виктор долго не мог понять, зачем - а потом сообразил, что видит в действии флажковый семафор, которым на Земле, по слухам, продолжают пользоваться моряки обитаемых кораблей. Беспилотным кораблям, с которыми в основном имел дело программист, ничего такого не требовалось, так что смысл махания руками дошел до Виктора не скоро.

      - Что передают? - спросил он из чистого интереса.

      - Привета. Здоровь... Здоровье.

      - Знакомые?

      - Нет знакомые, - девчонка подчеркнула возражение энергичным жестом. - Сестра. Акаме!

*****

      Акаме переминалась с ноги на ногу перед креслом начальницы. Генерал Ривер сломала уже вторую сигарету, а не прикрытый повязкой глаз недовольно сощурила:

      - Это сегодня, после анализа данных, после того, как Леона опросила осведомителей в том квартале, после того, как Тацуми сделал макет... Кстати, где Тацуми? На тренировке с Булатом? Хм... Хорошо, по возвращению обоих ко мне, хочу поблагодарить, отличная идея с макетом, без него мы бы до сих пор пытались сообразить, кто где стоял... Только после макета, после поминутной сверки, мы поняли, что этот-то человек и убил Огре. Но ведь когда вы подбирали его на улице и тащили на явку, рискуя ее раскрытием - вот в тот момент что вы думали? Что мы благотворительный фонд? Нет, что мы добрые волшебники, защищенные от выслеживания светлой стороной мира? Что раскрытие явки - ерунда, у “Рейда” их много?

      Ривер поднялась. Сделала два шага - вернулась в кресло.

      - Акаме. Ты одна из самых опытных и трезвых в моей команде. Ты точишь свой проклятый клинок каждый вечер, и ни разу не порезалась. Ты практически мой заместитель. Почему? Вот почему мы просто подобрали на улице - как мы думали, избитого пьяницу - а нашли мастера, способного пилочкой для ногтей нахрен зарезать капитана столичной полиции в набитой стражниками комнатушке... Акаме, тебе известны все донесения?

      Красноглазая брюнетка коротко наклонила голову.

      - И что в них тебе показалось самым странным?

      - Он вошел и вышел с голыми руками. Или он был уверен, что возьмет оружие на месте, или рассчитывал справиться совсем без оружия... Или - он вообще не имел намерения убивать. Потому-то великолепное чутье опасности капитана Огре тут даже и не проснулось. Не было намерения убить, нечего было расшифровывать подсознанию. А потом оказалось поздно, убийца подошел вплотную.

      Генерал Ривер достала очередную сигарету, зажгла и нарисовала в воздухе замысловатую фигуру:

      - В школе, из которой ты столь блистательно смылась, учили так же, верно? Усыпить бдительность милым личиком и коротким подолом, подойти поближе, и - шарах!

      Акаме прошелестела согласно:

      - У этого парня... Впрочем, какой парень! Он даже для показательных выступлений слишком стар. Доктор говорит, давление скачет. Куда его в бой, даже не угонится за нами... Но если бы его начали учить лет двадцать назад, меня бы он превзошел с легкостью.

      - Вот-вот... - генерал наконец-то затянулась, выдохнула дым и рявкнула:

      - Но все это фигня!! На момент встречи с ним вы ничего этого не знали!! Почему? Почему вы не просто вынули его из лужи, не похлопали по щекам, не сунули в карман серебрушку на опохмел, раз такие добрые, и не пошли своей дорогой? Что заставило вас приволочь его на явку, рискуя своими жизнями, выполнением задания, возможностью дать полиции хороший такой след?

      - Если честно, нам тупо нужен был носильщик на три дня. Перетащить снаряжение с точки “Эф” на “Йота”. Тацуми с Булатом все же боевики, заняты. Да и не надо там сверхсила, обычный человек вполне подходит. Думала, что в благодарность за утренний рассол и с надеждой на пару монет, этот мужик нам все на чердак подымет - ну, вы же помните, там такая лестница, что только с моими широкими плечами по ней и втаскивать...

      - Вот и не знаю теперь, - генерал снова нарисовала дымом завитушку. - Наградить за интуицию, или выпороть за нарушение секретности... Давай так. Я сделаю вид, что типа тебя наградила, а ты сделаешь вид, что тебя типа выпороли.

      Акаме улыбнулась и ничего не ответила. Генерал улыбнулась тоже:

      - Так. С прошлым все. Где он сейчас?

      - Там же.

      Ривер вынула из кармана в поясе плоский медальон:

      - Это мне в штабе отжалели. Облегчает изучение языка. Пусть носит постоянно... Как назвали?

      - Хомяк.

      - Толстые щеки?

      - Нет. Назвался: “ENOT”. Спросили, что это значит - нарисовал хомяка. Слов полста он откуда-то знает. Правда, из них десять матерных, остальное так: да-нет, возьми-дай, хорошо-плохо, спать-есть-срать... Извините.

      - Доктор окончательно его забраковал?

      - Без нормального исследования сказать не берется.

      - Акаме. Ставлю задачу. Вербуй Хомяка. Напусти на него Леону. Может, ему понравится Мейн. Может, его тронет неуклюжесть этой расп.. Раздолбайки Шерри. Если ему нравятся мальчики, ты знаешь, где искать. Да я бы сама им занялась, если бы не протез вместо правой руки, не дырка вместо правого глаза!

      - Генерал, как его готовить?

      - Как одиночку, очевидно же. За командой он все равно не угонится, молодость не та. Пусть доктора сделают что можно, и на дрессировку к Трюфелю. Срок - один год. Акаме!

      - Слушаю.

      - Вот про срок - забудь!

      - Уже.

      - И... Акаме...

      - Генерал?

      Ривер воткнула окурок в пепельницу:

      - Спасибо.

*****

      - Спасибо, подожду...

      Стражники отошли, недовольно бурча в нос. При проверяющей из центральной управы разве отожмешь у торговца лишние пять монет? Не облапаешь симпатичную поселянку - а как же это без обыска, а вдруг да контрабанда? Не конфискуешь на органолептический (три дня по бумажке научное слово учили, что же - зря?) анализ самый сочный арбуз...

      Вот капитан Огре - свой был мужик. Понимающий. За долю малую смотрел в другую сторону, если вежливо попросить.

      А эта мелочь, двинутая на справедливости... Что такое справедливость, кто ее видел? Ее в суп кладут или в дождь на плечи накидывают? Жить-то всякому надо, и кормиться тоже. Не с жалованья же!

      Сэрью особенно не любила таких вот - наверх сальная улыбочка, вниз мелкая власть, равным при первом же случае нож в спину или палку в колени. Капитан, помнится, объяснял, что и таких куда-то надо девать. Так уж лучше пусть люди платят лишнюю монетку на воротах, чем поливают кровью ночные улицы... На данных конкретных воротах сыщица оказалась по наконец-то выловленному в потоке рапорту. Именно через эти вот ворота в Столицу вошел убийца капитана Огре; с ним были двое парнишек - по виду сущие бродяжки, то ли слуги, то ли рабы, то ли клиенты, то ли бедные родственники. Уже интересно: в трактире убийца был один... Главное - стражники дали пусть приблизительное, но все же - описание. Которое уже можно было рассылать по участкам, с которым уже можно сверять архивные портреты известных уголовников, описания мастеров клинка, наконец - просто подозрительных лиц, задерживаемых ежедневно в Столице тысячами... Сэрью подумала, что задержаний последние три месяца совершенно уж невообразимое количество, и хотя бы поэтому проявивших рвение стражников, чьими трудами в потоке блеснул плавник, стоило бы наградить.

      Только сами стражники выглядели до того противно, что рука и не поднялась вытянуть приготовленный кошелек. Никакие объяснения даже и самого учителя не могли заставить сыщицу к таким повернуться спиной... Лучше прислониться к деревянной створке ворот, против сентябрьского полудня наблюдать за детишками, окружившими Коро. Без приказа тот не кинется, но малышня этого не знает. А зубки-то вот они, в палец длиной... Коро улыбается - детишки отбегают на несколько шагов, как волна с песчаного берега. Потом снова приближаются, подталкивая друг друга. Коро внезапно меняет позу - мелочь с визгом рвет наутек; отставший - убедившись, что ближе всех к зубам - в страхе падает, на штанах расплывается предательское пятно того же цвета, что и бурые опавшие листья. Против желания, Сэрью улыбнулась. Листья того же цвета, что и детский страх.

      “Осенние листья цвета страха.”

      Сыщица вздрогнула от макушки до пяток. Теплые доски ворот под лопатками, через ткань форменной куртки - показались раскаленной сковородой.

      “Пью нагретое дерево спиной сквозь китель.”

      Он стоял здесь!!!

      Убийца точно так же стоял здесь, прислонившись спиной к створке ворот. Грелся на теплых досках, наблюдал возню писающейся от страха малышни. Вертел в голове четверостишие с безразличием истинного поэта к низости неблагородной темы. Отпечаток чувства, тень впечатления - настолько точная, что Сэрью вздрогнула снова.

      Как там дальше?

      “На губах секунды хрустят, как сахар.”

      Он куда-то спешил. Имел дело или встречу в Столице. Много встреч. Хлопоты!

      “Оплывает день в кипятке событий.”

      Сыщица даже помотала головой. Вытянула платок, вытерла шею. Коро, чувствуя беспокойство хозяйки, бросил пугать детей, прибежал и уселся при правом сапоге, заглядывая в глаза искательно.

      Неизвестного убийцу объединяли с капитаном Огре клинок и стихи; а с ней самой - зубосверлительное ощущение беспокойного дня. Сэрью с удивлением подумала, что даже могла бы относиться к неизвестному так же, как и к самому капитану. Если бы не приговор, конечно же...

      Коро вздыбил шерсть и заворчал. Сквозь ворота проходили две тонкие фигурки. В присутствии начальства стражники не осмелились приставать к закутанным девчонкам - хороши ли они там под плащами, под надвинутыми капюшонами?

      Зверю-артефакту вовсе не было нужды прикасаться к плащам или поднимать их - он чуял запах, и определял его, как запах цели.

      Девушки скрылись в арке.

      Сэрью показала Коро глазами: следом! Меховой колобок нырнул за прохожими, сама сыщица, отжав защелку на ножнах “Единорога”, скользящим шагом поспешила в прохладную тень ворот.

      За воротами, на уходящей дороге под пятнистой крышей перелеска, девчонки развернулись к преследователям. Их плащи полетели наземь; увидав лица, Сэрью уже без колебаний выдернула клинок. Слева - Мейн, остроухая полукровка, точь-в-точь как на плакате; справа - непонятная девица меланхоличного вида. Рядом со снайпером “Ночного рейда” может оказаться только его напарник - чего тут рассусоливать!

      - Мейн из Рейда! Я, Сэрью, наследница клана Юбикитас, задерживаю вас по обвине...

      - Пошла нахрен!

      - Тоже вариант. Коро - взять!!!

      Засвистел прямой “Единорог”, три пары ног взбили пыль на обочине, пламя выстрела потекло, ровняя верхушки булыжного мощения, совсем немного не лизнув поспешно закрываемые створки ворот.

*****

      Створки ворот выглядели немного тонковатыми для стены высотой с панельный дом, и потому впечатление производили оперетточное. Виктор снова подумал: от штампа до архетипа - как от великого до смешного. Анна снова на краткий миг ощутила вкус пластмассы.

      Ворота проплыли в окнах дилижанса, потянулась и завершилась гулкая темнота каменной арки, махнули за спину створки внутренних ворот. Дилижанс проехал немного и остановился. К экипажу с разных сторон приблизились стражники, выглядевшие тоже точно, как в кино. Кирасы, шлемы, недлинные мечи, кольчужные рукавички. Двое подошли к вознице, взяли протянутые бумаги, рассмотрели - видно было, как шевелятся губы при чтении подорожных.

      Тут Виктора кольнуло тревогой. Он перегнулся к другому окну, посмотрел поверх макушек увлеченных зрелищем детей. Еще три стражника молча, внимательно и сосредточенно разглядывали дилижанс из-за ряда противотанковых ежей. Ежи были не стальные, привычные по фильмам про блокаду Ленинграда и оборону Москвы. Нет - связанные тонкие деревяшки высотой по грудь изо всех сил прикидывались ежиками, поставленными чисто для туристов... Но молчаливое внимание арбалетчиков за баррикадой выдавало их с головой. Программист вспомнил, что на привалах даже в далеко просматриваемом чистом поле либо Куроме, либо Вал непременно стояли на часах; поежился и подумал с неопределенным оттенком: “Подвиги... Да...” Поглядел на Моряка с Ведьмой - те не проявляли ни малейшего признака тревоги - и успокоился.

      Солнце уже опускалось за Стену; последние лучи его скоро упали в арку ворот. Створки заскрипели: стража налегла на рычаги, потом рокотнул засов. Карантинный лагерь находился в дне пути от Столицы, времени аккурат хватило добраться до Стены.

      Но сама Столица по размерам не уступала небольшой европейской стране! До центра с обещанной офицерской гостиницей езды было еще как бы не с неделю.

      - Господин Вал! - неожиданный тонкий голос Тимофея заставил вздрогнуть буквально всех. - А для чего такая огромная стена так далеко?

      Моряк переглянулся со спутницей, досадливо качнул головой:

      - Не знаю, если честно. Империя существовала очень долго. Есть, наверное, книги, хроники там, история... Кто говорит, Стену построили при первом императоре. Кто возражает - в годы войны всех против каждого - собрать столько средств, обеспечить охрану места работ, доставить камень... Наломать камень, в конце концов... Простите, я специально не узнавал. Не знаю.

      - Но мы проехали кольцо довольно высоких гор, - оживилась Анна. - Уж гранита в них я видела достаточно.

      Куроме согласилась:

      - Горы источены рудниками, чего только там не добывают.

      - Ну вот, - развил мысль Тимофей, видя, что его слушают всерьез:

      - Можно ведь было закрепиться и держать перевалы, оборонять котловину. Зачем стена?

      Вал пожал плечами:

      - Может быть, снабжать заставы на перевалах оказалось дорого и сложно.

      - Или то, что горы только с запада и юга Столицы, северная и восточная границы не имеют естественных препятствий... - прибавила Куроме. - Смотрю, подорожные, наконец-то, прочитали?

      Словно в ответ, дилижанс опять качнулся и покатился по самой широкой улице.

      - Здесь был постоялый двор. - Вал показал на пустырь справа у реки, покосился на детей и закончил явно иначе, чем собирался:

      - Потом его перенесли дальше от Стены... Скоро уже приедем.

*****

      Приехали Александровы через три ясных осенних дня. Первый день катились по бесконечно деревенскому пейзажу, сильно подпорченному войной. Милые фахверковые домики то там, то тут чернели копотью, щерились горелыми балками стропил. Все попутные постоялые дворы непременно защищались хорошей каменной стеной с прочными воротами, с зубцами по верхнему краю - маленькие крепкие орешки - что Анну нешуточно пугало. Виктор и сам беспокоился, лишний раз убеждаясь, что помощь и охрану от Эсдес принял совершенно правильно. Зато детишки глядели без малейшей опаски: вокруг в цветах и красках расхаживало, бегало, гомонило, торговалось, ругалось - натуральное средневековье, точь-в-точь как на видео или в раритетных бумажных книгах сказок.

      К исходу второго дня Александровы научились отличать садовников-огородников от ремесленников, а тех и других - от купеческого сословия. Вал вполне понятно рассказывал, что значат цвета плащей, цеховые гербы, как позвать стражника в случае чего (заорать, замахать руками, можно подпрыгнуть), как отличить безопасный квартал от других (где хорошее мощение улиц, там часто ходят, значит - есть и патруль), как отдать письмо на почту (да кидаешь в почтовый ящик, вон такие жбаны с круглой дыркой под свиток, ну это если нет слуги, которого можно послать на почту).

      На последнем постоялом дворе идальго с клетчатой бабушкой высадились. Освободившуюся пару сидений тотчас захватили дети, но не успели придумать ей применение. Потому что в третий день началась собственно Столица, и все четверо землян без стеснения прилипли носами к стеклам. Улица как-то вдруг расширилась втрое; на ней появились тротуары. Огороды, поля, лужайки с коровами уступили место кованым и каменным оградам садов с небольшими павильонами у въездов. В глубине садов угадывались или прямо красовались особняки, а перед завитушками парадных ворот высились усатые гвардейского роста сторожа, сверкавшие начищенными пуговицами, кокардами, лезвиями внушительных алебард.

      - Пашка тут явно в рай попал. - Анна хмыкнула. - Или ты тоже что-нибудь помнишь?

      Программист пожал плечами. В ролевом клубе он бывал чисто за компанию с Енотом. Интересовался больше организацией игр, сюжетом, игровой механикой да тем, как это все запрограммировать. А вот оружием-доспехом - постольку-поскольку. Енот же, по упомянутому свойству натуры - сначала решить задачу, а потом задумываться, стоило ли? - безоглядно участвовал в играх, турнирах, выездах, сейшенах, и черт знает в чем еще - довольно долго, пока не повредил-таки спину. Впрочем, давно Виктор не имел вестей от приятеля, и ничего подробно про его увлечения не знал.

      Тут доспешных попадалось немного, и выглядели они явно стражей при исполнении. Зато людей с оружием просто море разливаное, едва ли не каждый.

      - Да, - отвечая на вопросительный взгляд, Вал просто приподнял из ножен собственную саблю. - После мятежа разрешили вообще всем. Экзамен сдавай - и носи что хочешь. Получишь по голове - сам себе дурак. А вот безоружного тронуть считается теперь позором.

      - А до... Мятежа?

      Моряк и Ведьма синхронно нахмурились.

      - До мятежа право на оружие имели только солдаты и аристократы, - проворчал Вал. - И, надо сказать, ваше слово “беспредел” очень точно подходит к тем временам.

      - Сейчас времена другие, - снова зажгла улыбку Куроме. - Если кто посмеет напасть на безоружного, угрожать ему - все, кто с оружием, придут на помощь слабейшему.

      - Командир говорит, - Вал убрал клинок, - лет через десять наиграются. Вырастет поколение, не привычное к обидам и оскорблениям, уже не будут увлеченно размахивать железяками. А для живущих сегодня оружие - символ. Им теперь можно, понимаете? Разрешено! Вы очень удачно... Хм... Приехали. Вот на шесть-семь лет раньше тут происходило... Такое...

      - Приду-умала! - Куроме даже захлопала в ладоши. - Наверное, “Рейд” уже досняли?

      - У вас тут и фильмы снимают? - от изумления Виктор чуть не прикусил язык.

      - Конечно, мы же не дикие северяне какие-нибудь, - гордо кивнул Моряк. - Вот к вечеру приедем в центр, а там, наверное, уже премьера!

      - Так а... Кино есть, а оружие только холодное?.

      - Которое стреляет огнем, тоже имеется... - Куроме ловко перекинула из ладони в ладонь лакированные черные ножны с катаной. - Но в единичных образцах. И вот за него убивают без суда, на месте. Зато холодное носи сколько угодно. Хочешь уметь - учись, занимайся, не запрещено никому. С четырнадцати лет.

      - У-у-у, - предсказуемо заскучали Тяп и Ляп, - кому год, а кому четыре года еще!

      - Ничего, - вздохнул Вал. - Я вот в крутые и взрослые так уж торопился... Пока не попал. Это с холодным нарочно придумано. Совсем без оружия нельзя, но клинком на малой дистанции даже в горячке ссоры ты можешь причинить вред только небольшому числу человек и только вплотную. Великих мастеров, как Эсдес или сестрички...

      - Я с Акаме, - без ложной скромности Куроме приняла горделивую позу, насколько позволяло сиденье.

      - ... Хоть и больше, чем вас - программистов - но всего-то раз в сто. Тысячи полторы. Да хотя бы и две: для сотен миллионов жителей Империи та же капля в море. А дай дураку бомбарду, он картечью может и полтысячи положить. Просто по пьянке. Так что холодное оружие - хороший обычай, - моряк погладил ножны собственной сабли. - Опять же, кто хочет в мастера, легко не пролезть. Занятия, режим - это и по жизни пригодится.

      - Ага, - черноглазая улыбнулась ехидно. Видно, сам Вал не очень любил распорядок.

      Земляне завертели головами по сторонам с новым интересом. Публика на тротуарах попадалась все ярче, фасоны становились все параднее. Анне показалось даже, что тут и взгляды веселее, и улыбок больше, чем на окраине - что нисколько не удивило, в центре всегда живут богаче и разнообразнее.

      Но кино! Не может разница в культуре и техническом уровне держаться долго. Тут играем, тут не играем? В реальности, если только имеется преимущество, его используют сразу же, плюют на мораль, на последствия - лишь бы стереть противника с карты!

      Анна не слишком стремилась разбираться в политике и войне - она вполне доверяла способности мужа огибать острые углы. Вот и сейчас - да, страна после войны. Но могли же вообще в этот самый мятеж попасть! Радоваться надо, что пронесло... А огнестрел, может быть, просто не требовался. Империя - сильнейшее государство. Как гласили выданные в карантине путеводители, войны на внешних границах ведут “небольшие части высочайших профессионалов, оснащенные могущественными артефактами-тейгу штучной работы”. Тут просто нет стимула совершенствовать огнестрел, лучше потратить время, ресурсы и усилия на новый способ развлечения, удовольствия. Выдумать новый сорт пирожных, или то же самое кино.

*****

      - Кино? Куроме, да ты просто чудо! Превосходная идея, ты даже не представляешь, насколько! - генерал Эсдес лично встречала ценных гостей.

      Гости подустали с дороги, очевидно тонули в обилии впечатлений, откровенно засыпали на ходу. Виктор совершенно не представлял, что бы он стал делать, окажись вот так на автовокзале вечером, без опыта в местных реалиях, не разумея ни полслова на местном языке - даже в такой цитадели благополучия загнивающего Запада, как Нью-Йорк. Что уж там о Мехико или Каире! Вокзалы мегаполисов и сами по себе довольно криминальные места; ну а вокзалы мегаполисов спустя голодные пять лет после гражданской войны... В той же Москве на ярославском, году так в двадцать втором, запросто могли менее хваткого проезжего скормить в пирожках более хваткому.

      Так что предложение Эсдес - и помощь Енота, как источника всей затеи - пришлись к месту. Высадившись из дилижанса, Александровы поблагодарили кучера - уже по местному обычаю, короткими неглубокими поклонами. Так же молча, как ехал всю дорогу, ковбой тронул поля пыльного “Стетсона”, поклонился в ответ, шевельнул вожжами с кажущейся небрежностью. Вышколенные кони двинулись плавно и единовременно, вся восьмерка; Виктор даже на миг забыл где находится - настолько живым Диким Западом повеяло от уходящего в закат экипажа.

      Затем Александровы повернулись к очередному новому ночлегу - некогда собственному дому генерала Эсдес на одной из центральных улиц самой Столицы. В темноте быстро наступавшей ночи вымотавшиеся гости не разглядели ни архитектуры каменной громады, ни резьбы, ни статуй, ни витых каменных сердечников оконных переплетов. Генерал (все в том же вызывающем наряде, который Анна обфыркала еще в Ратуше карантинного лагеря) приглашающе махнула рукой с невысокого крыльца. Все так напомнило курортную гостиницу в Таиланде или добротный, с душой, отель на тех самых Канарах, где Александровы, бывало, позволяли себе провести отпуск - что Виктор и Анна привычно наклонились подхватить сумки!

      Сумок не оказалось; мир был все-таки другим. Слитно вздохнув, земляне последовали на крыльцо, (тут Моряк и Ведьма исчезли, но за усталостью этого никто не заметил) затем по темной боковой лестнице в толще стены - на широкую галерею. Внизу, под галереей, шумел большой трактир: скатерти, свечи, зеленое стекло высоких бутылок, начищенное серебро.

      - Там, внизу, - Эсдес повела рукой, - столовая офицерской гостиницы. Еще раз. Гостиница - офицерская. Завтрак и обед только внизу, на завтраке все мои подчиненные должны быть, это у нас вместо развода. На завтраке и обеде все строго, чинно. Не в смысле одежды. Форма обязательна только для армии. А в смысле поведения. Так что на завтраке и обеде с моими оглоедами даже можно пообщаться. Вон, за ширмой клавесин - многие умеют. Некоторые даже хорошо умеют, - генерал улыбнулась. Прошла по галерее, крутанула на пальце большой ключ с кольцом, вогнала в замок словно кинжал. Провернула с густым, приятным звуком хорошо смазанного механизма, открыла дверь:

      - Ваша квартира. Гостиная, умывальные комнаты, две спальни. Вал и Куроме будут жить внизу, как положено всем офицерам. Встретитесь за завтраком. На втором ярусе, вокруг этой вот галереи, живут мои личные гости. Здесь действуют обычные правила вежливости. Я живу на третьем этаже, и туда никто без приглашения не ходит. Ваш... Знакомый... Научил меня некоторым забавным обычаям вашей родины. Такие слова, как “растяжка”, “монка”... О, вижу, понимаете. Значит, эти скучные материи отложим. - Эсдес подошла к перилам, поглядела вниз; алые и желтые блики света заиграли на металле пуговиц, пряжек, на чашке неразлучной шпаги, на гладкой коже.

      Больше чтобы отвлечь мужа от разглядывания стройных ног, Анна спросила:

      - Госпожа Эсдес... Тут действуют обычные правила вежливости. А где - необычные?

      Генерал ухмыльнулась:

      - Внизу и вечером. Не перепутайте. Днем и утром там все как обычно. А вот ужин всегда подают в комнаты, здесь так принято. Вечером в зал спускаются только те, что не прочь подраться. Вижу, вы беспокоитесь о клавесине? Здесь все же офицерская гостиница. Вместо драк дуэли строго по правилам, невооруженных трогать нельзя, нарушитель получит по рогам от всех... Нет, Куроме все-таки чудо. Как раз через три дня начнут показывать многосерийник про историю, тут вам сразу и культура, и языковая практика, и понимание подводных течений в политике... - Эсдес чуть нагнулась в зал; Анна скрипнула зубами, резко наступила мужу на ногу.

      - Да не смотрю я, - тихо буркнул Виктор. - А дети вообще вон спят стоя.

      - Гляди у меня!

      - Ты, блин, реши: то гляди, то не гляди, - огрызнулся муж больше по привычке. Пока земляне так переругивались, генерал высмотрела внизу нужного человека:

      - Носхорн! Носхорн!

      Средних лет военный в мундире зелено-золотого шитья, алых шароварах и коротких сапогах со шпорами - ветром взлетел на галерею. Эсдес протянула руку:

      - Принес?

      - Да, генерал, - и положил в ладонь командира небольшой кругляш, старательно дыша в сторону.

      - Благодарю.

      Носхорн попрощался привычным уже коротким поклоном - словно козырнул - и так же быстро умчался вниз.

      Эсдес повернулась к гостям, протянула Виктору принесенный кругляш:

      - Транслятор. Муж учил язык с его помощью. Пусть его три дня носит глава семьи, два дня жена, и дети по дню, на следующую неделю заново. Так с каждой неделей вы будете все лучше и лучше понимать слова. А для группы переселенцев лучше, чтобы все знали язык по чуть-чуть, чем один великолепно. Знаток может утром пойти на работу, а к вам придет, например, квартальный стражник, а вы и ответить внятно не сможете. Или сосед соли спросит, а покажется оскорбительным - глупо, смешно, но бывало, с этого разборки с резней начинались... И обязательно в кино, на первый же показ! Куроме все устроит и вас проводит. Я тоже буду - кино-то про нас! Ну, и про нас тоже, в смысле. Так, с неотложным все. Теперь - отдыхайте. Если проспите до полудня, ничего страшного. Спокойной ночи!

      Генерал крутанулась и пружинистым движением скрылась за дверью в торце галереи; только тут Анна, наконец-то, перевела дух. Ну решительно никакого повода ревновать не было - особенно, если учесть Портал! - а оставаться спокойной все же не получалось. Одним рывком, позабыв достать ключ из скважины, Анна затянула супруга в отведенные покои. Где и обнаружила, что дети давно все обследовали, нашли в самой маленькой спальне две кровати, резонно рассудили, что это и будет детская. После чего скинули обувь, безмятежно повалились поверх покрывал и видели уже семьдесят седьмой сон - с немытыми ногами, паршивцы!

      Эсдес же прошла в первый этаж, к хорошо знакомой квартире Вала. Постучала в дверь:

      - Еще не спите?

      Открыла Куроме, успевшая переодеться в простенькую пижаму с цветочками:

      - Генерал?

      - Отлично! - Эсдес проскользнула в гостиную и тщательно прикрыла дверь за собой. - Ты-то мне и нужна. Значит, все дела побоку. Устрой места на первом показе “Рейда”. Узнай, где там что. Если получится ложу, вообще хорошо, хотя бы охрану организуем раз в жизни нормально... Пиши приглашения.

      - А сколько мест?

      Генерал кровожадно улыбнулась:

      - Я, гости - пять. Вы обязательно - семь. Президент - восемь.

      - Президент? Вот для кого охрана?

      - Обязательно. Это же для нее подарок! Ее ударная парочка на границе, так что на два билета меньше...

      - Подарок? Фильм?

      - Нет, присутствие главы государства мы подаем культурной акцией. Вал моется?

      - Я все слышу, - отозвался тот из глубин квартиры.

      - Вменяемая передовица в газеты - с тебя. Завтра к обеду!

      - Осс!...

      - Что, не постараешься для красноглазой сестренки своей ненаглядной?

      - Это запрещенный прием!

      - Ученик, что я слышу? Нет запрещенных приемов, есть сработавшие и не сработавшие!

      - Тогда скажите, если подарок не фильм - то что же?

      - А вот это уже секретные сведения. Впрочем, ты ведь идешь с нами, сам все и увидишь... Кто с президентом? “Номер шесть”?

      Ошеломленная напором командира, Куроме только кивнула.

      - Ну и твоя сестра обязательно. Это девятый и десятый билеты. Действуй! Ты же знаешь, какие у меня отношения с президентом. Так что связь опять через Акаме!

*****

      - Акаме?

      - Генерал. Шерри убита, ее артефакт у противника. Мейн... Плохо ей, в общем. Но свой тейгу она сберегла.

      - Противник?

      - Сэрью Юбикитас, из Центральной Управы. Тейгу - гекатонхейр, огромный зверь. В обычном состоянии как большая собака.

      - Удалось ли выяснить, почему Сэрью так удачно сделала засаду на воротах?

      - Генерал. Собранные сведения говорят обратное. Сыщица оказалась там случайно и в одиночку, даже стражники не были оповещены, что Юбикитас кого-то ждет, почему и прибежали ей на помощь довольно поздно. Хомяк, выбираясь из явки в городе к нам за Стену, прошел эти самые ворота двумя часами раньше, и не вызвал ни малейшего беспокойства. Только потом приехала Сэрью - скорее всего, с рутинной проверкой документации, несения службы или чего-то подобного. Будь там в самом деле засада, вряд ли ушла бы даже Мейн. Шерри не успела толком прикрыть ее, ищейка из Центрального навалилась быстро и сильно. Если бы Мейн промедлила с выстрелом еще немного, пропали бы обе.

      - И так... Хреново получилось, - генерал наконец-то зажгла сигарету. Акаме вздохнула:

      - Соглашусь. Шерри в ходе боя своим артефактом чего-то сыщице отрубила. Но Мейн точно сказать не может, на нее саму нападал гекатонхейр. При планировании придется учитывать, что Юбикитас понесла небольшой ущерб, и скоро восстановится.

      - Особенно, если лечить будет этот их “доктор Стиляга”. Судя по книге артефактов и по сверке донесений, он владелец знаменитых перчаток, дающих неимоверную ловкость и точность. М-да... - генерал поднялась, прошла к пустому столу, гулко постучала по нему пальцами протеза, живой ладонью провела по лбу, вздохнула тоже:

      - Шерри, раздолбайка... Несчастная, нелюбимая никем сладкоежка... Земля ей конфетами... Ладно! - Ривер выпрямилась, и даже выпускница школы убийств дрогнула от ярости, выплеснувшейся в коротком движении командира.

      - С прошлым все. Надо жить и продолжать выполнение своих обязанностей. Ты упомянула Хомяка. Где он?

      - Тут, за дверью, в общем зале. Привести?

      - Пока не нужно. Что делает?

      - Спорит с нашими о справедливости.

      - Он уже настолько хорошо знает язык, чтобы спорить?

      Акаме пожала плечами:

      - Должно быть, помог этот ваш медальон-переводчик.

*****

      Медальон-переводчик - великолепная придумка. Если тут вся наука такова, то понятно, почему нет ружей, пушек и танков. Потому что есть простой и дешевый способ блокировать их производство. Например, поле или там излучение, чтобы порох не взрывался, а солярка в цилиндрах детонировала. Для придумавших столь хороший переводчик вряд ли сложно накрыть всю страну этим излучением.

      В то, что более сильное оружие никому не нужно, верить глупо. Все в истории знало взлеты и падения, и только средства убийства совершенствовались непрерывно. Так что техническое развитие в некоторых областях здешней Вселенной наверняка ограничено искуственно. Иначе хотя бы карманные дульнозарядные самопалы, оружие последнего шанса, тут носили бы все. Набить взрывсоставом металлическую трубку с заклепанным концом и дыркой для спички, заложить гвоздь без шляпки вместо пули, поджечь и бабахнуть - да в самой читающей стране мира школьники эти поджиги только что на экспорт не гнали, а так-то было их в каждом дворе по сотне!

      Здесь же и книги есть, и дворы, и школьники - по первому впечатлению, даже более культурные и воспитанные, чем наши дворовые оружейники. Но вот ни одной хлопушки так и не бабахнуло за все время. Хотя боковушка, куда притащили отлеживаться, находилась в трущобном, хулиганском и бандитском районе, ругаться и драться тут не стеснялся никто, лязг мечей как раз-таки слышался частенько.

      А следуют из этого вполне печальные выводы.

      Если нет желания закончить свою жизнь в рабских наручниках на местном подобии уранового рудника, или начинкой в пирогах, или просто фаршем для свиней - то придется учиться махать местным железом. Лавры полковника-уравнителя или слава сержанта Михаила Тимофеевича здесь недостижимы. По каким причинам - бог весть. Разумеется, если в этой Вселенной есть всеведущий господь...

      Люди-то здесь как раз есть. Не просто население, а именно что - люди. В первый раз спасители подобрали на Тракте, делясь последним, довели до Столицы. Во второй раз спасители подобрали на улице, запрятали от полиции, позвали доктора. И не привязали к лежанке, и не вывернули карманы, и не отняли одежду, чтобы исключить побег. Даже дверь боковушки не закрывалась снаружи!

      И в довершение всего, принялись учить языку.

      Языку!!!

      Знать бы раньше хоть половину всех тех оборотов... Чем черт не шутит - могли отбрехаться от стражников, отмазать Вилли от ошейника, сберечь голову Торну...

      В боковушку вошла невысокая девушка, любительница розового цвета. Розовая блузка, розовая юбка, ленточка в косе... Кто не знает Мейн? Мейн тут знают все!

      Больше-то и нет никого, разве что доктор приходил. Черт знает, чем обколол или напоил, но голова кружиться перестала, и ноги больше одна за одну не цеплялись.

      Девушка бросила на лежанку охапку тряпок:

      - Переодевай. Тебя ищут. Потом уходить.

      Задрала носик, прищурила огромные глаза - тоже розовые - вышла. То ли одежка в цвет глаз, то ли глаза в цвет удачно купленной блузки... С амулетом-переводчиком, которым восхищаться не устанешь, легко поверить, что контактные линзы тут давно придуманы.

      Ладно, что мне принесли? Одежда на ощупь чистая, пахнет мылом - уже хорошо. Вот если и рост подойдет, совсем отлично. К Вилли с Торном пристали именно из-за плохой одежды. Решили: нищие, или вовсе украли тряпки с придорожного пугала -в любом случае, никто не заступится. И кончилось для одного ошейником, для второго смертью.

      Рад бы не вспоминать! Да только хорошее воображение и профессиональная зрительная память - не только ценный мех; но и возвращение пережитого в снах - с точным соблюдением красок, пропорций и сюжета... Так, вот уже и пояс намотан. Нет зеркала. Длина штанин - приемлемо, кожаные мягкие ботинки - не выглядят выброшенными, прокатит. Ну, должно. Рукава - тоже не по локоть, нормальной длины. Цвет у одежды как у ботинок, темно-рыжий. Присесть, наклониться - в паху не жмет, подмышки не режет. Кстати, какое тут достатось тело? Уж если попаданец, то в кого? Все-таки надо бы зеркало!

      Жаль бросать джинсы прочные, да туфли кожаные, добрые, переход к Столице перенесшие без трещинки. Карманы-то сразу после попадания проверил - пусто. Перенеслось только то, что непосредственно касалось тела. Рубашка вот, еще приличная куртка замшевая... А придется оставить. Надеть - опознают, в мешок с собой взять - риск, что при обыске найдут. И как с Торном... Рад бы не вспоминать, но нескоро еще отпустит. Чувствую тем самым органом, на который будут сейчас новые приключения.

      Что ж, Илья Муромец от судьбы и на печи не спрятался - пора!

      За дверью неширокий дворик, обнесенный хорошей каменной стеной в полтора роста, усыпанный серым песочком. Стена к солнцу - с двустворчатыми воротами, заложенными чуть ли не шпалой вместо засова; слева желтая растрепанная крона то ли груши, то ли сливы; справа три темно-зеленых пирамидальных можжевеловых куста - претензия на живую изгородь; с севера двор замыкается каменным же строением в один этаж, в один переплет, под острой черепичной крышей. Кстати, забор поверху тоже заботливо укрыт такой же черепицей - надолго строили, с бережением. Камень везде серо-синеватый, а черепица ярко-кирпичного цвета, и блестит глазурью. Должно быть, водились у хозяев денежки во время постройки усадьбы. Сейчас совершенно не так. Ставни перекосились, дерево створок потрескалось; рассохшуюся дверь не красит никто, и не выравнивает - или мужчины нет, или нищета одолевает. Самое то для малины контрабандистов. Мейн игнорировала вопросы из серии: “Кто вы? Что я буду должен за помощь?” - но кто, кроме местного криминала, мог не просто подобрать на улице человека, а еще и в тот же вечер спрятать? Спрятать без суеты и лихорадочных поисков надежной лежки - привычно?

      Домик совсем небольшой: общая комната, выгороженный закуток с очагом. Ну и вот боковушка, где пришлось проваляться несколько дней - все помещения. Глупо встраивать топку в наружную стену, если зимы холодные, то выгодно иметь очаг посреди комнаты, чтобы все бока печки отдавали тепло внутрь дома. Если тут камин в наружной стене, наверное, зимы не очень ядреные.

      О - черная осклизлая бочка под водостоком! Зеркало воды! Ну-ка, ну-ка, чье тут у меня лицо? Если узнаю героя какого-либо произведения, без различия, литературного или мультипликационного, то узнаю и Вселенную, где оказался. Сразу - фон, сюжет, что было, что будет, чем сердце успокоится...

      Ага - выяснил. Что халява не прошла. Собственное лицо. И тело привычное, поношенное. “Господи, если ты не в силах выпустить меня из клетки этой крови...” Как-то не беспокоил вопрос, пока лесом шли в Столицу, да и не попадалось достаточно широкого ручейка или озерца, чтобы уместилась честно нажранная морда... “Научи меня имени моей тоски!”

      Эх, звался Енотом не за толстые щеки, да где то время...

      - Время! Время идти! - из домика выскочила Мейн. Схватила за левую руку, повернула туда-сюда:

      - Хорошо. Хорошо. Пояс правильно намотал. Кисточка так... Совсем как надо. Плащ накинь... - отошла, поглядела.

      - Хорошо. Так иди... - на сером песке появилась простенькая схемка. Тонкая линия, точка.

      - Мы здесь. Иди до перекрестка со школой... Потом до Ворот, там заплачено, тебя выпустят. По Тракту. Тебя встретят возле сломанного таким вот крючком дерева. Запоминай. Ты скажешь... Тебе ответят... Повтори! Еще раз говорю: сначала до перекрестка...

*****

      Обещанный перекресток со школой скоро показался в конце мощеной улицы. Улицу в темноте и страхе не рассматривал - самое время исправить. Благо, солнце высоко - как раз полдень. Солнце и небо тут привычного цвета, трава и деревья тоже на земные здорово похожи. Ботаник или биолог сказал бы больше. Лингвист, может быть, выловил бы знакомые корни. Астроном высчитал бы, из какого места Галактики можно увидеть такое звездное небо, как здесь. Строитель - для попаданства профессия не то, чтобы совершенно бесполезная. Но не козырная совсем. Что может сказать об окружающем пейзаже строитель?

      Что смотреть надо не как узкий профессионал, а как человек.

      Здесь просто красиво, здесь белое солнце, теплый полдень, голубое небо. Холодный шершавый камень заборов, ярко-рыжие, ярко-коричневые черепичные крыши; темно-зеленые шапки крыш тростниковых; глубоко-черный камень брусчатки, выглаженный всклень множеством подошв и колес. Улица достаточно широка, чтобы разъехались две телеги; общее впечатление - картинка из древней, бумажной еще, книги сказок Шарля Перро. Клянусь, если сейчас из тех вон, наспех подлатаных свежими желтыми досками, ворот выйдут Д’Артаньян под руку с Котом-В-Сапогах - в картинку они впишутся, как родные!

      А вот зелени мало. На улицу выходили не только заборы и калитки-ворота - имелись и фасады. Окна в фасадах - решетчатые ставни, горшочки с непременными цветами на подоконниках - начинались с высоты второго этажа. Учитывая, что двухэтажных строений в пределах видимости нашлось ровно три штуки, а на уровне первого этажа все без исключения фасады были только глухими, ассоциации приходили уже другие. С ночью святого Варфоломея, например.

      Улочка не выглядела заброшенной. Вот впереди стукнула калитка; силуэт в униформе путников - в дорожном плаще, заменяющем сразу шинель, зонтик, пыльник, дождевик, сумку “мечта мародера”, одеяло - ровным неспешным шагом двинулся туда же, куда и мне было сказано. К перекрестку со школой.

      Триста шагов до перекрестка я без стеснения вертел головой, высматривая побольше подробностей. Очень похоже, что в этих краях придется задержаться; а значит - вот мой оперативный простор на ближайшее время. Что-то стребуют за спасение местные деловары? На органы вряд ли попилят (ну, хочется верить в хорошее), денег нет. Отрабатывать придется. Значит - “По рыбам, по звездам проносит шаланду. Енот через Стену везет контрабанду”?

      Да хотя бы и так! Голодом не морили меня на лежке, не угрожали... А уж какой переводчик выдали - сто лет буду жить, сто лет не устану хвалить! Не то что распоряжения вечно недовольной Мейн, песни понимать начал!

      Кстати - много тут песенок. Улица тихая. Пока дошел до перекрестка, услышал обрывки разговоров, стук инструментов, посуды - а больше всего именно песен. И распевные, долгие - так и видишь укачиваемого младенца - и короткие дразнилки звонким голоском: “Вредный толстый старший брат! Мама, он же виноват! Мы хорошая семья! Виноват опять не я!”

      И грустно сделалось, и печально, потому как сильно напомнило возвращение с работы, теплым вечером, по району, мимо непременных старушек на лавочке у таунхауса, мимо раскрытых окон, из которых булькали и шипели телевизоры... “Сообщаются люди,” - сказал бы дед Игорь.

      Средневековье, да. Мечи, шлемы, кожаные кирасы, право сильного, выраженное в отрубленной голове - не за вину, не за обиду. А всего лишь потому, что жертва слабее!

      И при всем при том - плохо ли слышать вместо телевизора живой голос?

      У школы капюшон дорожного плаща пришлось накинуть. Жары не чувствовалось, так что лучше спрятать лицо. Мало ли, что у контрабандистов с воротной стражей все схвачено; одно дело - торговля, убийство - совершенно иное... Елки-палки, до сих пор поверить не могу, что решился убить! Точно в состоянии аффекта был, сейчас вспоминаю - как не со мной все было; как в игре с погружением!

      Может, вокруг все-таки сон?

      Беспочвенные надежды. Сколько раз так в лесу просыпался, на пути в Столицу. Думал: ветки, трава... В походе заснул, сейчас вот на бок перекачусь - там привычные палатки куполом, синтетический тент, флаеры яркими каплями по краю поляны... Нет, где там!

      Местная школа представляла собой обширный двор, отделенный от улицы кованой решеткой. Здесь я впервые увидел хороший, ровный, свежий - несмотря на очевидную осень, зеленый - газон. За газоном, в глубине двора - трехэтажное здание с огромными окнами во всю высоту фасада. Сквозь огромные, совершенно не средневековые, стекла различались торцы перекрытий, еще глубже виднелись столы или парты.

      По газону перед школой носились детишки - по фасону одежек взрослые, а по шуму как положено. Один вихрастый подбежал почти к решетке, повернулся к преследователям, прокричал:

      - Где-то в траве прячется люк! И ты навернешься, неуклюжий говнюк! - после чего снова рванул к зданию школы противопортфельным зигзагом... Вот уже и стихи понимаю, а то видишь симпатичную эльфийку или томную барышню, а слышишь только: “буль-буль-буль Мейн” или “быр-быр-быр Шерри”...

      Я остановился на мгновение. Представил. Вот я - маленький, храбрящийся, бегу поутру в школу, вон из того, игрушечной новизны, домика... Перевязанные ремешком учебники хлопают по спине... У поворота дядьки кладут брусчатку - медленно, основательно, на века... Вокруг вечные каменные фасады; вокруг шлифованное, лакированное дерево калиток и ворот; в школе всегда свежий зеленый газон - сколько мы ни топчем его на переменах, садовник неутомимо латает борозды, поливает, подстригает... Дома всегда заведенный порядок. Папа точно знает, что в конце недели получит деньги - можно уверенно планировать, сколько из них на хозяйство, а сколько еще куда; и потому красный плавленого сахара петушок на палочке к воскресному обеду - так же верно, как солнце над Стеной! Мама точно знает, что к определенному дню наберется на новое платье или на поездку в гости к бабушке с дедушкой... Если о необходимом не надо беспокоиться, можно придать и немного лоска. Можно учить детей этикету, можно отшлепать за бранные слова, можно понемногу скопить на выходной костюм, домашний, костюм для выездов, охотничий...

      И такая-то улочка считается здесь трущобной рабочей окраиной!

      Клянусь, я понял французов! Тех, кто на вопрос: “Как вы сопротивлялись оккупации?” отвечали полностью серьезно: “Когда фашисты входили в кафе, мы не вставали!”

      Для них, выросших в размеренном счастливом детстве, где войны и приключения где-то далеко-далеко... Трансвааль, Алжир, Аннам, Кохинхина, еще какой Индокитай, которому и название помнит разве что седой учитель, за много лет превратившийся в принадлежность кабинета географии... Где пилот Южного Почтового, долетающий до Касабланки за то же время, за которое мама с чувством, с толком, с расстановкой выбирает к обеду кусок телятины - небожитель, пришелец из страшно далекого, неимоверно чужого мира! Для таких детей, не заметивших, как вросли в чужой мир траков, пулеметов, солярной гари - безо всякого попаданства, понемногу, как сварилась лягушка при постепенном нагревании! - нарушение установленного порядка было шоком само по себе. А уж собственное участие в изменении спокойного течения жизни являлось несомненным подвигом. И не было различия: собрать в дырявом амбаре неуклюжий автомат из деталей, скинутых ночными самолетами англичан - или сломать привычный ход вещей, навсегда уйти из детства, совершая то, что никогда не одобрят родители, что не подобает воспитанному мальчику!

      Всего лишь не поздороваться с вошедшим.

      Дыхание Столицы - даже здесь, на очевидно заброшенной, небогатой окраине, где детишек в школу бегало все меньше; где ночами уже лязгала сталь и свертывалась на мостовой кровь; откуда постоянно уезжали к лучшей жизни - все еще оставалось дыханием покоя.

      Там, за переходом, я знавал самое малое, одну семью, которой здесь бы понравилось. И если самому мне придется шустрить на этой брусчатке, возвращая долг жизни Мейн сотоварищи, я уже знал, что буду двигаться в улочках не рваными перебежками постапокалипсиса - а плавными галсами воровского люгера. “По рыбам, по звездам, проносит шаланду...”

      Накинув капюшон глубже, я зашагал по расширившейся улице на запад, к воротам. Громадная Стена запирала окоем; высотой она примерно равнялась девятиэтажному панельнику, и неоспоримо царствовала над океаном коттеджей, садов, одиноких желто-красных деревьев на важных перекрестках или площадях.

      А вот зелени все-таки маловато. Но это небольшая беда. Прямо за воротами - густой, мощный, древний лес.

*****

      Лес напрягал все чувства настолько же, насколько успокаивал город. Сама эта разница уже была ненормальной. Именно в лесу легче дышать, чем на гладких городских улицах; в лесу намного проще избегать ненужных встреч; в лесу ничего не решает минутное опоздание на рейсовый флаер или капсулу - лес думает днями, меряет километрами, рассчитывает на годы, меняется за столетия. И потому дыхание зеленого безбрежного моря по умолчанию глубже, сильнее, равномернее хриплой городской одышки.

      В лесу, на стертых полузасыпанных плитах Западного Тракта, я впервые осознал себя среди чужой Вселенной. И тогда же кожей ощутил недобрый пристальный взгляд - в самом деле, как сквозь прицел. Не бывал я на войне, но с оружием познакомился. Родился в стране, дольше всех соседей содержавшей призывную армию, в которой и отбегал с учебным оружием должный срок. Надеюсь, в той каше, откуда я сюда попал, армия пригодилась...

      А мне пригодилось выработанное на учениях чувство чужого внимания. Пластиковые шарики с краской, потом резиновые, а под конец мягкие свинцовые из воздушных ружей - замечательная прививка осторожности, не хуже чем шприцом. По крайней мере, чешется потом точно так же...

      Точно так же чесалось и зудело под кожей всю дорогу до Столицы. Тревожил и беспокоил, не давал расслабиться лес. Но тогда мне хватало переживаний и кроме окружающего пейзажа. Ни сил, ни настроения на тонкие материи не оставалось.

      Закончив сожалеть о прежней жизни, отлежавшись на блинах у Мейн, подлечившись у незнакомого доктора, организм более-менее пришел в равновесие. Точно так же, как рассматривал город, я теперь оглядывал деревья вокруг Тракта - как землю, на которой завтра или послезавтра мне придется собирать хворост или грибы, искать удобное место для заимки либо колодца, наперегонки с медведями обрывать малину или в очередь с бобрами подсочивать сосны на смолу. А видел операционный район, где собирать придется неразорвавшиеся мины чтобы вытопить тол; искать - места для засад; и деревья подсекать “на толчок”, чтобы по команде обвалить на проходящую колонну карателей!

      Насколько тепло и безопасно было внутри Стены, настолько же тревожно и зыбко казалось снаружи. Чувство это возникало сразу по выходу из ворот - деревья не слишком уступали высотой тридцати-сорока метрам Стены. Подлесок пенился прибойным валом. Опушка полыхала ярким холодным пламенем осени: красно-золотыми листьями, сине-сизыми россыпями ягод. Глубина леса грозила черно-зелеными бугристыми стволами, дымила бурым ковром листьев уже опавших - вперемешку с пучками тонкой рыжей травы из седых моховых подушек. Что же за лес такой: не тайга, не джунгли, ни тебе лиан, ни цветов экзотических полуведерной емкости - а без мачете с Тракта не сойти?

      Старый лес - озарение пришло так же внезапно, как на перекрестке возле школы. Просто - старый лес, где давно - вернее всего, вообще никогда! - не было человека. И теперь человек здесь чужой, и его земля - ровно то, что налипло на подошвы. Хочешь увеличить владения - наполняй лес людьми, другого способа нет! Лес неандертальской Европы, доледниковой Сибири, или Антарктиды сто тысяч лет назад, когда еще не замкнулось вокруг нее кольцо циркумполярного течения, и не начал нарастать ледяной щит...

       Проходя ворота, я видел, как стражники выгоняли на работы цепочку арестантов. Вспомнил о Вилли, но подумал: если бы его повязали местные стражи, так сразу на воротах и скрутили бы. Скорее всего, подлый хозяин гостиницы продал Вилли кому-то внутри Стены. Местные контрабандисты наверняка могут вызнать это по своим каналам. Но я пока что должен им “как земля колхозу”, со слов того же деда Игоря. Что-то сделать для Вилли можно, только определив собственное положение и состояние.

      Работы арестантов состояли в очистке полосы отчуждения вдоль Стены. Высекали подлесок, раскапывали параллельно Стене канавы глубиной примерно до пояса, перерубали найденные там корни больших деревьев. Следы свежей рубки выделялись и на обочинах Тракта - его чистили не далее нескольких дней, щепки еще не потемнели.

      Тракт сперва входил в светлый перелесок из сравнительно невысоких деревьев - то ли древняя вырубка, то ли гарь, то ли пятно бурелома, зараставшее много, много позже кондовой чащобы.

      В чащобу Тракт потом и нырял - как в тоннель; признаться, идти показалось жутковато. Но Мейн ходила как-то, дорогу ведь объясняла с очевидным знанием дела; что же я - окажусь трусливее шмакодявки в розовом?

      А вот верхом или в карете промчаться под темной зеленью - одно удовольствие. “Копыта гулкие стучат по пыльной мостовой! Дубы и ясени шумят - да, шумят! - у нас над головой...” Летит почтовый дилижанс... Точно, летит, еле успел на обочину отскочить! Ух - восьмерка лошадей, только что не огонь из ноздрей! Продробили к воротам... Ну, мне в другую сторону - до сломанного дерева.

*****

      - До сломанного дерева он добрался в срок, - говорит мой провожатый. - Мейн с ним не было.

      - Мейн уже здесь, - хмуро уточняет рослая пышная блондинка. Костюм ее из одних разрезов, грудь крепкая и большая, в другое время глаз бы не отвел. Но в общей комнате базы все словно придавлены очевидной потерей, не до фривольности.

      - Леона, - коротко представляется блондинка, заметив интерес. Толкает в бок моего проводника:

      - Это Тацуми.

      Шапку, по которой я узнал проводника, Тацуми снял еще в холле. Там же мы оба повесили дорожные плащи на длинную вешалку. Под шапкой Тацуми волосы темные, прямые, неровно стриженные. Под волосами глаза зеленые, яркие - всегда завидовал их владельцам, а особо успеху среди девушек. Лицо молодое, фигура не распирает рубашку, мышцы бедер не пучатся в груботканых штанинах. Но парень ловкий - до базы мы немало попетляли по зарослям, а проводник даже не запыхался. В отличие от меня. Блин, где мои семнадцать лет?

      Да и черный пистолет не помешал бы, вон какие смурные все. Точно потеряли кого-то.

      Хорошо хоть, что не Мейн. А то как-то больно уж невыгодно получается меня спасать.

      - Лаббок, - роняет зеленоволосый молодой человек, даже на диване сохраняющий неистребимо военную прямизну спины; даже куртка с брюками на нем сидят, как мундир.

      Диван - тоже песня. Я-то ждал увидеть нары да козлы из неструганных досок, землянки да тревожный рельс на ветке. А вышли мы из дебрей на полянку. Громадные деревья замыкали ее с трех сторон; справа чуть слышно булькал ручеек, переливаясь из круглой каменной бочки. Прямо перед нами развернулись отроги Западных Гор - как растопыренные пальцы протянутой к Столице лапы спящего дракона. Точно на границе леса и скал, в относительно вертикальном откосе, ровные ряды окошек обозначали присутствие людей. Базу искусно вырубили прямо в скале, и места в ней хватило бы на полк. Сперва мы вошли в просторный холл, где повесили плащи на длинную вешалку. Оттуда переместились в комнату поменьше, но тоже не вызывающую желания втянуть голову в плечи. Вот в ней-то вокруг овального полированного стола расположились товарищи Мейн. Расположились на кожаных диванчиках - привычных в городской квартире или там в комнате ожидания учреждения, либо фирмы. Но здесь-то, на базе контрабандистов, откуда? И зачем? Или они мебель контрабандой через Стену таскают?

      Ага - в карманцах.

      - Булат, - поднимается здоровенный мужик с классическим треугольным торсом. Вот на ком едва не лопается одежда. Заметны сквозь рубашку плиты грудных мышц; на спине бугрятся сложенными крыльями дельтавидные; ягодицы арбузами- держать вертикально мощное тело могут лишь здоровенные мышцы нижней половины, потому и бедра толщиной с трехлитровую банку, а икроножные разгибатели не позволят свести ноги вместе, если атлета поставить по стойке “смирно”. Что уж тут про бицепсы-трицепсы! Булат - наверняка псевдоним, но подходит идеально.

      - Я пойду осмотрюсь, мало ли что, - силач выходит.

      - А почему все здесь? - удивляется Тацуми. - Планировали же по-другому?

      Наконец-то слышу единственный знакомый голос:

      - Рыжая сука убила Шер. - Мейн появляется из двери, механически переставляет ноги. Мы с Тацуми вместе шагаем навстречу, оказываемся к Мейн вплотную. Девочка в розовом не принимает помощи, так и проходит к столу, с заторможенной мягкостью усаживается... Ростом она на голову ниже меня; одета как прежде. Но даже ленты в прическе - и те повисли.

      Шер?

      Шерри! Меланхоличная, томная барышня, единственный раз мелькнувшая на явочной квартире. Мейн держала ее подальше от готовки - “Опять все разроняешь, а мне потом убирай...”

      - Голова за голову, - пожимает роскошными плечами Леона, бесцеремонно хлопая меня по макушке; ощущение - как будто кисточкой или кошачьим хвостом:

      - Хомяк завалил капитана Огре, да и...

      - Енот! - поправляю голосом, тоже хмурым, в тон общему настроению.

      - Ты же сам хомяка нарисовал! - Мейн сдвигает брови.

      - Это я так рисовать умею. А зовите меня - Енот.

      - Пусть Енот, - шелестит справа. Поворачиваю голову:

      - Акаме! - серьезным голоском называется стройная до тонкости девчонка. Иссиня-черные волосы, непривычно-алые радужки глаз. Темная блузка, юбка чуть выше колена - и основательные такие кожаные ботинки. Пара, пожалуй, весит больше самой девчушки. Даже катана в половину роста не страшнее ботинок. Акаме тут единственная с оружием, и все смотрят на нее как на начальника.

      - Мейн, ты ведь сыщицу тоже уложила? - голос Акаме ровный и спокойный. Да и все остальные выглядят пришиблено - но не раздавлено.

      - Да, Сэрью однозначно вышла из строя. - Мейн так же серьезна.

      Это не торгаши-контрабандисты, имеющие дело с административным кодексом. Да им и уголовный кодекс нужен разве что в туалете - на гвоздь повесить. Их работа - именно потери. Размен. Им это привычно. “Голова за голову”, говорит пышногрудая Леона, и никто ее не одергивает. Хотя упомянутая голова еще вчера находилась вот за этим блестящим столом, в общем кругу.

      - Сэрью... - говорю только чтобы выпустить давящее на виски волнение. - Это та, помешанная на справедливости, что ты, Мейн, говорила? Которую назначили вместо капитана Огре?

      Отвечает Акаме:

      - Именно. Сэрью из клана Юбикитас. Единственная наследница. Но только помешана она совсем не на справедливости.

      Брови поднимают все. Акаме берет с полочки под столом листок плотной желтоватой бумаги, Мейн подает ей чернильницу и перо.

      - Я рисую не сильно лучше тебя, Хо... Енот. Так что буду пояснять. Вот это - забор.

      Появляется ровная линия.

      - За забором, например, скачки.

      Прибедняется Акаме зря. Несколько штрихов - вполне узнаваемые кони.

      - А вот детишки, смотрят скачки через забор.

      Три фигурки - высокого роста, среднего и низкого.

      - В понимании Сэрью, поровну - это вот так.

      Под каждой фигуркой красноглазая подрисовывает бочонок.

      - Всем одинаковые подставки. Что высокому она вовсе не надо, а мелкому она не поможет, видишь, он так и остался ниже забора... Это ей не важно... Ясно?

      - А... Понятно! - Леона выхватывает перо. - Так поровну, а вот так, - блондинка рисует силуэты, но теперь у каждого под ногами бочонок нужной высоты, и все могут выглянуть за забор, - по справедливости!

      Акаме хмыкает:

      - Объяснять сотней слов то, что можно показать парой несложных картинок...

      - Да ладно, - Лаббок запускает пятерню в зеленые волосы. Точно в этой Вселенной изобретением переводчика не ограничились. У Мейн волосы розовые, причем равномерно по всей длине, значит - не крашеные. У парня с выправкой корнета - зеленые. Может, сейчас забыли и разучились, а вот раньше точно с генами экспериментировали.

      - ... Все же поняли, - заканчивает Лаббок.

      - Босс! - подхватывается Акаме. Это что же, начальница не она? Или, скорее, она сержант-замкомвзвод при лейтенанте - командире взвода.

      В комнате появляется женщина... Не получается назвать ее уродиной. Судя по стройной фигуре в хорошо сидящем черном брючном костюме, по свежей коже, по приятной улыбке - молодая, не из последних красавиц, не из последних... Была.

      Потому как вместо правой руки натуральный механический протез, а правый глаз скрыт повязкой. Тоже блондинка, но Леона - блондинка золотоволосая, а командир - платиновая... Платиновая? Болван! Седая! Вкупе с побитой правой половиной тела наводит на мысли о разорвавшемся справа снаряде... Какие там контрабандисты, какой там уголовный кодекс!

      Это люди не кодекса, а Полевого Устава. За столом люди главы первой (“боец, отделение, взвод”), а вошедшая совершенно точно из той главы, где “батальон, полк”; может, что и повыше.

      - Генерал Надженда Ривер, - глуховатым четким голосом представляется вошедшая. - Командир отделения организации “Ночной Рейд”.

      Лучше бы я и правда диваны таскал через Стену! Можно вручную!

      Виски сдавливает, как в клещах. Морда у меня, наверняка, краснее, чем глазки Акаме.

      - Госпожа генерал, разрешите называть вас Надеждой...

      - Почему?

      - Во-первых, это я могу выговорить. Вам же будет неприятно, если я стану коверкать имя?

      - А во-вторых?

      - А во-вторых, на моем языке слово “Надежда” обозначает именно - надежду.

      Сказать пословицу, что “надежда умирает последней”, или неправильно поймут? Помолчу, довел уже язык до Киева, да прямо до княжьего терема. Не того князя, что Красно Солнышко, а того, что “хочу на вы идти”.

      Генерал усаживается во главе стола.

      - Надежда... А что - символично. Со столичными порядками ты, Хомяк, уже познакомился?

      - Госпожа, он, оказывается, зовется Енот, - поправляет красноглазая.

      - Я разрешила тебе изменить мое имя; разрешишь мне то же самое?

      Енот совсем не Хомяк, но - “Что в имени тебе моем?” Спасибо за совет, Александр Сергеевич.

      - Справедливо, - киваю. В голове шумит. Замечает это неожиданно - Леона. Золотоволосая без церемоний заходит сзади, надавливает ладонями на плечи:

      - Откинь голову, расслабься, думай о хорошем... Вот обо мне, я же хорошая... Я работала в массажном салоне, сейчас все поправится...

      Пальцы проходят по шее вверх, вниз, по плечам. Шум слабеет, отступает...

      - Ты все удивляешься, что мы так возимся с тобой. - Надежда Ривер утвердительно склоняет голову. - И у тебя наверняка куча вопросов. Мы, в смысле, Ночной Рейд, ставим целью сменить правительство. Мейн говорит, вы пришли в Столицу втроем... Тебе лучше знать, чем это кончилось. Никакого злого умысла вы не имели. Самое большее, сперли бы яблок в заброшенном саду. Но столичная стража устроена так, что вместо трех дешевых работников Столица получила два трупа - из них один высший сановник. Мейн ведь рассказала, кому ты в горло ножик воткнул? - генерал вытаскивает тонкую сигарету. Доставать ей пепельницу кидаются сразу Лаббок и Акаме - с искренним сочувствием на лицах. А любят подчиненные генерала, даже непроизносимое имя не помеха... Ну так - “Что в имени”, сам же только что думал.

      - Еще столица получила одного крайне озлобленного раба, который при первой же возможности не преминет отомстить, и тогда трупов станет еще больше. Или он убьет, или его убьют, - продолжает Ривер. - Я не хочу ходить вокруг да около. И ты не выглядишь человеком, которого можно долго обманывать...

      - А если б выглядел, обманывали бы?

      Надежда ухмыляется:

      - Здесь у каждого история наподобие твоей. Мы с Лаббоком, Булат - дезертиры чистейшей воды. Леона... Расскажешь?

      - Я работала в массажном салоне. У меня тонкие чуткие пальцы... Чувствуешь? Полегчало же?

      Не поспоришь - киваю.

      - А еще у меня хорошая фигура, большие...

      - Сиськи! - громкий шепот со стороны, как ни странно - Акаме!

      - Глаза!!! - взрыкивает над головой Леона. - Завидуй молча, мелкопи... мелкосисечная! В общем, жила я, не тужила, мужа могла выбрать из самых богатых и красивых парней... А как-то на улице компания верховых дворянчиков стоптала копытами мелкую девчонку из трущоб. Не случайно, а загнали и задавили. Лучше б трахнули, падлы ржавые... Думали, раз нищенка, никто не вступится. Точно как с твоим Торном. А я схватила топор из колоды, и как-то так пришлось, что с первого раза по голове...

      - Тацуми вообще повторил твой путь, - добавляет генерал. - Тоже в Столицу на заработки. Их тоже было трое, и тоже остался один. Мейн...

      - Я полукровка, - говорит любительница розового цвета. - Неужели ты еще сам не понял? Меня только за цвет глаз и волос могут запросто спалить.

      - Не понял, - соглашаюсь я, - у нас таких нет.

      - Тоже интересно, где это: “у вас”, ведь и убитый тобой капитан Огре оттуда же. - Надежда тушит окурок, выбивает из пачки новую сигаретку. - Ну так вот, итог нашей арифметики. Вместо трех законопослушных нищих, готовых тянуть лямку, подниматься от низов - имеем два готовых трупа, плюс один потенциальный будет у Вилли при попытке к бегству, а то и два-три. Имеем совершенно не желающего пахать на дядю этого самого Вилли; наконец! - Ривер наклоняется ко мне, ласково треплет волосы; отшатнувшись, я упираюсь точно в Леону. Еще точнее - в предмет зависти Акаме. Не поспоришь - большие.

      - Наконец, мы имеем убийцу, - буднично заканчивает Ривер. - И ладно бы ты кого за кошелек зарезал. Мы бы тебя и в этом случае нашли... Ну, или Сэрью бы нашла... Но головную боль тебе сняли бы с головой вместе, потому как - чистая уголовщина. Грязновато, но ничего особенного. А так выходит, что столичная стража на деньги законопослушных налогоплательщиков старательно, в кратчайшие сроки, воспитала из тебя идейного мстителя, мотивированного по самое горло...

      Генерал Ривер поднимается, шагает по комнате. А ведь она и правда была очень красива! Как она теперь смотрит в зеркала? Протез, глаз... Представлять - и то мурашки по спине.

      - Короче! Сам видишь, правительство и власть гнилые сверху донизу. Если ты нам не веришь, так уже на себе испробовал. Если совсем попросту, без политических словоблудий, то мы - Ночной Рейд! - боремся против мудаков. - Надежда протягивает живую руку:

      - Иди к нам, ты нам подходишь!

      Как ни охота схватиться за сильные чистые пальцы, приходится отказывать:

      - Я же не боец! Не учен, не силен, не здоров. Прошел жалкие полдня от Столицы, и уже ноги отваливаются.

      Лаббок фыркает:

      - Да у нас и бойцов-то таких немного, что могут похвастаться головой начальника столичной полиции... Нам главное, что для тебя справедливость не пустой звук! Остальное - вылечат, выучат!

      - А если я вообще не хочу воевать?

      - Никто не хотел! - выдыхают все грустно и синхронно. Акаме шелестит:

      - Ну хорошо, а что ты хочешь?

      - Ломать не строить; нет ли работы по профилю для строителя?

      Тацуми пожимает плечами:

      - У нас в деревне обходятся домом, все размеры которого установлены давней традицией. Архитекторы роскошь.

      - К богатеям ты не пробьешься. У них свои придворные архитекторы, - прибавляет Ривер, ероша зеленым протезом седые волосы:

      - Я была принята при дворе, знаю, что говорю.

      Леона хмыкает:

      - А в Столице нынче жопа. С нищими понятно; ну а народ упал на очко, заначивает деньги про пожрать, и ждет, чего будет. Зима ж скоро.

      - У варваров строить нечего, когда я служил в армии, то видел, - прибавляет зеленоволосый Лаббок. - И заплатят разве что невыделанными шкурами.

      - А в западные королевства ты сам не захочешь. Меня там чуть не сожгли, полукровка же!

      - И кстати о работе по профилю... - добавляет Акаме. - Тут вот недавно был заказ на чиновника из Министерства Архитектуры и Строительства... Что скажешь? Он всего только лицензии ввел, стоит ли это убийства?

      - Ой! - беспокоится Леона за спиной, чувствую, как перебирает мне кожу на затылке; задавленные было виски оттаивают. - Так вот чего ты из своей страны ушел! Акаме, ты полегче, его же чуть не отрубило!

      - У нас от этого реально жопа проистекла, я упал на дно и вынужден искать работы на чужбине, - бормочу не в силах выбирать выражения. Акаме кивает без улыбки:

      - Значит, правильно мы его покрошили. Вот совсем посторонний человек, а подтверждает. Сильно тебя задело?

      - Я этого сам не забуду и никому не дам забыть, пока дышу! Лицензии - только верхушка. Цена лицензий либо идет в цену товара - тогда его не будут покупать за дороговизну; либо возмещается из средств предприятия. И так, и так предприятие слабеет, пока не разорится вовсе. Так вот я и вылетел.

      - Куда вылетел? - уточняет Акаме.

      - Ну... С работы... У нас есть... Не официально, не объявляется, но как набор нравственных правил, или как описание картины мира... Примерно так, - прикрываю глаза, складываю в уме ответ. Получится длинно, только без этого не объяснишь, что я потерял, и почему так огорчаюсь от одного упоминания потери:

      - На самом низу война, жизнь или смерть. Солдаты, командиры, управление огнем, засады, подкрепления, победы, парады... Ступень выше, это уже наступил мир, сытое крестьянство, ремесленики. Потом всем этим управлять, чиновники. Но не те, кто руками размахивает, а те, кто каналы рассчитывает и дороги прокладывает. Стихи: “Должен быть точен удар меча. И втрое - пролет моста”... А выше этого - святые подвижники. А еще выше те, кто достиг совершенства в какой-то из отраслей. А на предпоследней, на шестой ступени - организаторы, которые все перечисленное могут объединить в одном проекте, к одной цели. Если надо устроить рай в отдельно взятой Вселенной, то мы уже на первой ступени научились воевать и защищать, на второй - пахать и клепать, на третьей планировать, на четвертой проявлять милосердие и участие; на пятой - доводить начинания до завершающей точки, до совершенства...

      Самая высокая - седьмая ступень, но на ней, за всю историю, было только несколько человек, и никто не вернулся рассказать как там... Понятно хоть что-то?

      - Все понятно, - подтверждает седая, - продолжай!

      - И вот я был... Неважно, на какой ступени, важно, что упал обратно на первую. У меня - не говоря уж о семье! Была нормальная устроеная жизнь, а теперь я опять говно на старте! И мне все, все, все! Надо проходить заново, с начала! А они там вообще... Думать не хочу!

      Генерал очевидно пробует меня утешить:

      - Новичок ты только по меркам Акаме, все относительно. Поверь, по общему счету ты будешь очень крут. Просто потому, что ты из нашей команды. И вот что-что, а старт у тебя совсем не говно. И компания... - Надежда кивнула на окончательно прижавшуюся ко мне со спины Леону (да, шестым размером тоже!) - ... Неплохая, согласись. И вообще, - Ривер зажгла очередную сигарету, - вот сделай нам революцию, а мы тебе найдем что надо - деньги, помощь - чтобы домой вернуться!

      Вернуться домой - это серьезно. Весьма. Только мой дом не на этой планете совсем! Вздыхаю. После того, как выговорился, голова легкая, вопрос получается быстро:

      - Вы же по сути убийцы. Почему вы меня не прирезали там, на улице? Почему просто не прошли мимо? Знаете такое: “Нет человека - нет проблемы?”

      Отвечает - неожиданно! - Тацуми:

      - Потому что убийство для нас не главное. А главное, чтобы сделать такой мир, где стража будет не затаптывать слабого, не крышевать работорговцев, а поднимать упавших. Если бы такого мира можно было достичь не убивая... Я бы всю жизнь согласился провести на кухне за приготовлением еды!

      Застеснявшийся парень резко поворачивается и убегает.

      - Он самый молодой в группе, мы его не берем пока на операции, - поясняет Надежда. Генерал рассказывает еще что-то, но я почти не слышу, судорожно пытаясь подогнать ситуацию под известный аналог. Французская Фронда времен позднего Д’Артаньяна? Или французская революция эпохи Наполеона? Может, вообще, китайская, о которой я только и знаю, что винтовка рождает власть? Может, я вообще в аниме попал?

      Вот и язык уже понимаю, и зовут меня не клетки за мамонтами чистить, и не прокачивать эльфа до стовосьмидесятого уровня; а как решить - что же все-таки делать?

      Эх, сколько фантастики прочитал в свое время - а не обдумал. Как бы сейчас пригодился даже плохонький, из десяти заповедей - кодекс попаданца!

*****

      Кодекс попаданца весьма прост. Составлен он самой жизнью в те далекие времена, когда попаданцы существовали на планете Земля не в фантастике - а в папирусных лодках, бальсовых плотах, да быстролетных полинезийских проа.

      Чем попаданец отличается от путешественника?

      Путешественник хотя бы начинает странствие по собственной воле.

      Путешественник может вернуться домой, если пожелает.

      Путешественник хранит связи с домом, у попаданца они - принудительно или нечаянно - отрублены. Как швартовы корабля.

      Минус тот, что помощи с берега не будет.

      Плюс тот, что можно плыть действительно куда хочешь, не оглядываясь ни на мнение совета старейшин, ни тещи-свекрови, ни даже “княгини Марьи Алексевны”. Бегайте там по берегу с вашим общественным мнением, а у нас тут - “война все спишет”, “капитана в шторм не меняют” - короче: а-а-атгребись!

      С этой точки зрения, правдивее всех чувства и переживания попаданцев - со всей их тяжестью, со всеми подводными камнями, темными лошадками да внезапными озарениями - обдумала, разобрала и передала в книгах Урсула Ле Гуин. Ведь межзвездные путешественники, как и попаданцы, лишаются родных и близких, дома и привычной среды, поддержки своей группы или страны...

      И потому суть попаданца сформулировал Гаверрал Роканнон: “Я могу только идти вперед, или где-то остановиться”.

      А утешение оставленным родным придумали полинезийцы - немало их унесло бурями далеко по белу свету; немало моряков пристало к неродным берегам, да так и осталось там жить до самой смерти. “У всех морей один берег. Если твой близкий человек не возвращается с моря - верь, что он просто пристал к другому берегу.”

      Самого же попаданца могут утешить разве что викинги - тоже знатные мореходы, понимавшие толк насчет послужить в Константинополе, потом там же посидеть в цепях (поддержал не того императора - бывает!), потом десять лет возвращаться на родину через Гардарику - и, не вернувшись, так и остаться в одном из Гнезновских курганов...

      Так вот, пословица викингов гласит: “Только дурак лежит без сна, всю ночь размышляя о бедах его. Утром он встанет разбитый - а беды его останутся с ним, как были.”

      Зачем попаданцу вообще набор правил? Затем же, зачем его выдумал сам для себя Геральт из Ривии. Швартовы обрублены, и нет при нас берега, и не будет нам помощи. Ставить парус - это уже высокое искусство, а нам бы для начала точку опоры. Хотя бы плавучий якорь!

      Вот “сокрытое в листве” для тех, кого унесло в море, кто пристал к чужой Ойкумене, кто выброшен посреди неродной Вселенной:

      Средства и способы перечислены, описаны, разжеваны в тысячах умных произведений искусства. Знай себе, следуй советам знающих людей! Пищи, но беги - рано или поздно достигнешь цели!

      А вот саму цель никто не выберет за тебя, и потому прежде всего - реши, хочешь ли ты из попаданца стать путешественником.

      Хочешь ли ты вернуться?

*****

      Возвращение из кинотеатра по причине суеты охраны (в непременных черных костюмах, а то!) выглядело прогулкой большого мафиозного семейства на вечерней набережной Палермо. Благо, архитектура центра Столицы объемами и пропорциями соотвествовала земному Средиземноморью, насколько разбирались Виктор и Анна - времен поздней Византийской Империи. Много камня, резьба, скульптура - мало красок. Дерево и полотно исключительно в навесах над столиками уличных кафе, ограждения кованые, литые, тесаные из камня. Мощение то плиткой, то мозаикой из разноцветного булыжника. Водосточные трубы и те - толстенные, тесаного гранита, воронки обставлены маленькими фигурками зверей... Все долговечное, с выдумкой, с душой, совершенно без оглядки на стоимость. Центр Столичного Региона!

      Куроме предусмотрительно заказала билеты на дневной сеанс, чтобы оставаться свежими все время фильма. Но местная культура кино еще только складывалась, и потому четырехчасовая первая серия тут не казалась совершенно ничем особенным. Анна беспокоилась, что дети заскучают; Виктор боялся совершенно противоположного: что после фильма младшее поколение потянет на подвиги. А такое в стране, только что пережившей Гражданскую, выглядело все же опасным. Даже учитывая запортальное происхождение всей семьи Александровых, даже принимая во внимание постоянно крутящихся со всех сторон лощеных сотрудников президентской охраны.

      К счастью для гостей, кинотеатр находился неподалеку от Генерального Штаба - бывшего дома Эсдес - теперешнего жилья Александровых. Так что вся немаленькая компания двинулась по широкой улице неспешным шагом. Впереди четверкой, во весь тротуар, слева направо: Вал, Куроме, Акаме, Леона. Ченоглазая Куроме и красноглазая Акаме держались за руки, как школьницы на прогулке. Рослый, крепкий Вал выглядел счастливым отцом обеих - особенно с учетом высокой Леоны по другую сторону пары. Буколическая семья из папы-офицера, мамы-раскрасавицы и двух барышень-бестужевок... Студенток, то есть.

       Леона то пыталась завлекательно улыбнуться Моряку, вызывая ревнивый оскал Куроме, то спохватывалась, отворачивалась и демонстративно улыбалась уже прохожим.

      Акаме вцепилась в ладонь сестры, как в спасательный круг, и шла молча. Куроме тоже не произносила ни слова.

      Зато Александровы-младшие, топотавшие за четверкой на вежливом расстоянии шесть-семь шагов, рты не закрывали:

      - Пап, а ты видел? А он ему как даст! А то место, где была битва - это же тут снимали! Гляди, вот же этот дом!!! - в полном восторге Тим подпрыгивал, тыкая пальцами во все подряд. Леопольд изо всех сил старался вести себя, как положено старшему - но глазищи горели у него тоже.

      Папа и мама Тимофея с Леопольдом шли по центру следующего ряда. Дети указывали то приметный по фильму дом, то просто красивую статую, то редкое среди городского камня деревце, защищенное тяжелой решеткой. Решетки завивались ковкой, солидно пузатились литыми боками, блестели мраморными гранями. В домах ни одной простецкой раскрашенной рамы: все окна резные, все с витыми сердечниками. Ни единого пустого карниза: все с рельефами. Двери застекленные, в первых этажах витрины чистейшего стекла, совершенно не средневекового размаха... Который уж раз Виктор вспоминал бессмертное: от штампа до архетипа - как от смелого до непуганного. Ровно шаг!

      Семья Александровых свой шаг сделала; ход перешел к судьбе.

      Слева от Виктора ровно ступала Эсдес - на небольшом расстоянии, отстраненно - только Анна все равно злилась. Генеральша (называть синеволосую генералом Анна никак не могла себя заставить) не изменила выбранному наряду, по меркам Анны - совершенно неприемлемому в публичных местах, наподобие того же сегодняшнего киносеанса. Вот президент... Нет, не президентша! Президент Новой Республики Надежда Ривер (она так и представилась русским именем, уточнив, что получила его от Енота, вместе с кое-каким знанием языка, и за годы Мятежа убедилась в полном соответствии) - одевалась классом выше. Темно-синий брючный костюм, настолько густого цвета, что казался черным, и этим подходящий к фиалковой глубине радужки; безукоризненно белая рубашка, великолепно гармонирующая с платиново-белыми волосами, уложенными коротко и прямо, а уж туфли... Анна сразу захотела такие же, и сочла совпадение вкусов хорошим признаком.

      Президента не портили ни упрятанный в правый рукав механический протез, ни повязка на правом же глазу. Эсдес даже не пыталась выглядеть изящной, зато у Надежды это получалось само собой.

      В прологе фильма роли распределялись точно так же. Дочь северного варвара, сильная, боевая, ничего, кроме войны, не понимающая Эсдес. Небогатая дворянка Ривер, хоть бы древнего рода - так тоже не скажешь; обе зато молоды, красивы, еще не побиты междуусобицей. Да и не пахнет пока Мятежом: блестящий двор, огромный дворец, во дворце император возраста между Тимофеем и Леопольдом, но неимоверно балованный, капризный, противный. Жирный до отвращения премьер-министр, которого даже во дворце сановники называли: “наш честный Онест”, кривя губы и подхихикивая. На улицах премьера просто материли во все заставки - точно так передавал и фильм. Цензуры как не было - что изумило старших землян и восхитило младших.

      На безукоризненном паркете, под высокими расписными потолками дворца, кипел круговорот золотого шитья, сальных улыбочек, ножеподобных взглядов, ядовитых комплиментов (Милочка, вы так поправились за лето, как же выдержит ваше слабое сердце? - Ах, рекомендую и вам этот курорт, прекрасно излечивает м-м... Паразитов... Вы понимаете? Ваш вес тоже придет в норму, и ваш очаровательный бюст наконец-то превзойдет величиной эти чудные самоцветы, стоившие вашему неизменно услужливому супругу такого количества вылизанных... М-м... - Да, да, непременно попробую, нельзя же игнорировать советы истинной мастерицы вылизывания... М-м...)

      Так и не отойдя от шока, Анна покрутила в пальцах выпрошенный у мужа на этот разговор амулет-переводчик, набралась нахальства и обратилась к соседке справа:

      - Госпожа президент...

      - Я еще успею побыть президентом. Пожалуйста, просто Надежда.

      - Госпожа Надежда... С вами, с генеральш... Генералом Эсдес... Вот так вот и обходились во дворце, или это художественное преувеличение в фильме, ради драматизации? Прямо так, при людях, намекали на койку? И вы позволяете это показывать в кино? И вам не неприятно?

      Президент нахмурилась, покрутила головой:

      - Неприятно мне... Скажем так, бывало поутру в иные дни. А сейчас я гляжу на эти раззолоченные рожи - и вспоминаю. Ну, например, вон тот, что не давал мне проходу половину первой серии - чиновник министерства наказаний. Убит в собственном доме...

*****

      В собственном доме богатого, важного человека - тишина и вечер; на столе гостиной две свечи; за столом гостиной двое мужчин. Мужчины пьют; похваляются достатком; гордо поминают задавленных врагов; смачно перечисляют, сколько имели баб. Не хвалят красоту, не вспоминают удовольствие, не объясняют способа - купили, совратили, принудили. Важно только число, только сам факт. Будь в той комнате посторонний трезвый наблюдатель, он бы живо понял, что хвастуны мечтают не о наслаждении - а о власти, о подчинении. Но признаваться в этом боятся, чтобы дружок-соперник не использовал признание в своих интригах...

      Без скрипа растворяется дверь; две тени пересекают полутемную комнату; становятся за спинами пьющих. Слитный взмах пары удавок - хвастуны вздергиваются, хрипят, сучат ногами - бесполезно! Тень повыше наклоняется над жертвой, тихонько, злорадно говорит ей в самое ухо. Тень пониже, напротив, отстраняется, тянет удавку всем телом, прижимая жертву к высокой спинке стула... Убийцы явно сильнее, и скоро все заканчивается. У стола два тела, к выходу столь же бесшумно скользят две тени. Тень пониже шепчет:

      - И чего твой дергался? Как мужик помер, между сисек.

      - Завидуй молча, мелкопи... Мелкосисечная! - шепотом же отвечает большая тень.

*****

      Тень с лица президента Ривер ушла; Надежда снова улыбнулась радостно и спокойно:

      - В общем, мы их всех уже... Рас-счи-та-ли. Зато все видят, подняться наверх со дна и у нас возможно.

      - Пускай живешь ты дворником, - хмыкнул программист, - родишься вновь Енотом. А после из Енота до министра дорастешь...

      - Но вы поэтому де... Сменили сторону?

      - Дезертировала. Предала империю. Да, это про меня сказано. Не надо стесняться правды, - кивнула Надежда. - Чтобы взлететь, придется отказаться от опоры на землю. Но главная причина была не та. В кино показывают одних героев, а в жизни у героев есть подчиненные. Вот у меня был отряд имперских солдат. Когда люди, с которыми делаешь кампанию за кампанией, бьешь втрое сильнейшего противника, берешь города, трофеи - видят, как о тебя вытирает ноги говно с большими звездами - у них где-то между лысиной и улыбкой зарождается мысль. “Или говно должно быть внизу, а наш командир наверху. Или наш командир - говно”. У них на лицах было написано во-от такими буквами. - президент развела руки типично рыбацким жестом.

      - И тогда вы собрали своих людей...

      - Это в кино я собрала своих людей, всех, как один, храбрецов и образцов рыцарского поведения; и сказала пламенную речь, но какая-то крыса донесла это премьер-министру, и тот отправил за мной Эсдес, которая героически догнала меня, предательницу, тоже сказала пафосную речь, отрубила мне правую руку, чтобы я больше никого ей не предала; выколола мне правый глаз, чтобы я не видела им тех, кого уже предала, и так далее, и тому подобное... А на деле пришел мой стукач, и сказал, что солдаты сговариваются отодрать меня хором. Раз я терплю подобное обращение во дворце, то стерплю и не такое. Дальше фронта не пошлют, больше смерти не дадут, а так хоть будет что рассказывать за пивом. Я действительно собрала людей - своих у меня там было ровно двое. Тот осведомитель и...

      - Лаббок? Ну, зеленоволосый?

      Надежда кивнула и быстро продолжила:

      - Втроем-то мы и перебили всех остальных, осведомитель при этом погиб. Отряд был почти в сотню щитов, но против пары наших тейгу мало и этого; да я еще и злилась... Мы могли совершенно спокойно подать рапорт о подавленном бунте, получить под команду следующую сотню - дворец не считал кровь солдат, столичное отребье вербовали с избытком - и жить дальше. До следующего такого раза. О котором уже никто не предупредит. А удар в спину это удар в спину; кладет и богатыря и хлюпика... Не героически, не назидательно совсем. Вот и не показывают это в кино: получается, наше восстание пошло с разборок - что у кого в штанах.

      - Ерунда, госпожа, - обернулся из первого ряда Вал. - Половина всего, что я только читал или слушал в балладах - самые натуральные... М-м... страдания об этом самом.

      - А в нашем виртуале, так, наверное, процентов девяносто, - безбожно проболтался Леопольд. Александровы переглянулись: оказывается, все давно уже слушали только их! Не драть же уши подрастающему поколению при чужих - пусть и есть за что... Оставалось превратить все в шутку, что Виктор с Анной и проделали коротким смешком.

      Надежда тоже слабо улыбнулась:

       - Мы собрали вещички, Лаббок переписал в штабе кое-какие бумаги, сели мы на коней и уехали.

      - Я, кстати, из-за этого тебя так и разделала, - вступила Эсдес. - От зависти, что сама не догадалась кинуть этот позолоченный сральник. Типа - “Оказывается, и так можно было?” А потом не могла же я пойти в Ночной Рейд, когда там уже ты. Быть второй? Да...! ...! ...! - синеволосая высказалась до того лихо, что даже многократно проверенный амулет-переводчик только уныло булькнул.

      Ривер поморгала уцелевшим левым глазом:

      - А почему ты меня не добила? Опасалась подкрепления?

      Эсдес фыркнула:

      - Да нихрена я не опасалась! Как тактик ты очень даже, могу позавидовать... А как бойца, прости, тебя Енот уроет, хотя ты его и Хомяком зовешь... - синеволосая рубанула воздух сжатой ладонью, громко выдохнула:

      - Пфф! Я боролась в тот момент с собой. Завидовала. Ну и протупила... Теперь попробую немного возместить ущерб... Ты же думала, что подарок - фильм?

      - Честно говоря, после того, как увидела, что ты не пожалела спальню для съемок этой неимоверно слащавой сцены с Тацуми - именно так я и подумала. А что?

      Эсдес забежала позади землян и приобняла Виктора с женой за плечи:

      - Вот тебе сразу программист и монтажник. Причем не просто самозванцы, которые ”эникей” не найдут без карты и фонарика, а самые что ни на есть настоящие мастера. Енот ручается. Он их лично знал еще за Порталом. Пусть протез починят, или вообще новый сделают.

      Ривер сощурилась:

      - Даже новый сделают? По-настоящему, или как в кино показали визит Енота к доктору?

*****

      К доктору я попал уже после золотого сентября. Небо затянуло серым, дороги залило мокрым, под плащ резко, неприятно задувало холодным. Хотелось присесть и зевнуть - а в теплом домике, где вел прием “Патентованый лиценциат медицины, дипломированный хирург и акушер, Герхард Борегар фон Цузе”, вовсе сморило прямо у вешалки. Чуть стоя не заснул, снимая плащ.

      - М-да... - сказал доктор. - Уже вижу, что сосуды у вас весьма самостоятельны. Захотели - расширились, захотели - сжались... Неудивительно, что тело подчиняется не вам, а результату всеобщего тайного голосования полномочного парламента внутренних... Кхе-кхе... Органов... М-да! На кушетку, на кушетку! Сейчас мы посмотрим, да, будем посмотреть...

      - У меня еще спина. Суставы.

      - Прошу вас, подождите. Сначала я перечислю, что найду. Затем вы окажете мне честь поправить мои упущения. А вот затем уж и выпустим бюллетень о вашем состоянии. Так сказать, коллегиально, соборно, представительно, с учетом интересов окраин и прочих составляющих...

      Доктор высмеивал стиль последних газетных отчетов о заседаниях правительства. Если сухие недели сентября посвящены богу странников - Гермесу - то сырой промозглый октябрь посвящен богу революций, не иначе. Здесь в Столичном Регионе - да и в остальной Империи - тоже бурлила политическая жизнь, в размашисто-кровавом стиле Петрограда тысяча девятьсот семнадцатого. Впрочем, если вспомнить, с чего началось для меня знакомство со Столицей - неудивительно, что терпение лопнуло у многих. И, в полном соответствии с образцом стиля, ситуация приближалась к взрыву. Мы добирались почтовым дилижансом: доктор жил в приличном квартале, день езды от Стены, уже далеко не окраина, пешком не набегаешься. Вот и насмотрелись по пути. Очереди за хлебом, драки при дровяных складах - разгоняли городские стражники, причем без всякой жалости, боевым оружием, били насмерть. Однажды мы вообще угодили в толпу то ли стачки, то ли митинга, то ли даже погрома. Возница ругался так, что слышали пассажиры внутри кабины; кнут свистел без устали; кони полувизжали-полухрипели... Но почтовый экипаж пробился сквозь хмурые ряды, оторвался от вялой пешей погони, и - наконец-то! - благополучно доставил нашу команду к месту назначения. Меня - к порогу хорошего доктора. Рослую золотоволосую Леону и красноглазую тростинку Акаме - к месту очередного заказа. Кого и за что - я не спрашивал. Не чужаку судить местные дела. Эх, недолго мне оставаться чужаком, легко выносящим приговоры и легко ступающим - равнодушно и мимо... Вылечат, выучат - и наступит неизбежное “потом”...

      А интересно, что без моих подсказок обнаружит доктор?

*****

      Доктор на экране удивлялся, хвалил иммунитет и наследственность Енота:

      - ...В моей практике первый случай, да, единственный! Всего лишь за три месяца ваш организм практически пришел в норму, гомеостатическое состояние, оптимальное для вашего - прямо скажем, не юного! - возраста... Не пытайтесь равняться с молодежью, спите каждый день восемь часов, принимайте вот этот состав... И к весне вы сможете делать упражнения, да, упражнения, они вам очень помогут...

      Виктор в ложе для почетных гостей только хмыкал. Разумеется, что еще мог думать местный доктор, даже наилучший - не зная, что истинная причина быстрого физического выздоровления Енота состоит исключительно в происхождении его из Портала! На экране исцеленный кланялся, благодарил доктора, платил установленную цену - уже по местному обычаю. В платочке лилового шелка стопочка золотых монет - красиво, прах побери! Этак и пошлейшая взятка превращается в предмет искусства...

      Анна в кинотеатре смотрела больше на публику. Фильм “Ночной Рейд” и заявлен-то был как исторический боевик; а уж снят во всю ширь революционного авангардизма. Видно было, что режиссер напихал в четыре часа первой серии все, о чем слышал или читал, или подумал за утренним бритьем. Так, боевые сцены - к вящему восторгу всех мальчишек от шести до шестидесяти - показывались два-три раза с разных ракурсов, точно как повторы забитых голов на Еврокубке.

      А вот краткие моменты объяснений, отношений - снимались, словно бы извиняясь за подсматривание, не позволяя попереживать вдоволь вместе с актерами... Ту же Шерри...

*****

      - Шерри вспоминаю. - Леона оборачивается. Две недели на базе - первый раз вижу Леону хмурой. Постоянно улыбается, всегда готова обнять; почему я до сих пор ночую не у нее в комнате? Сам не понимаю, видно же, что не против...

      - Жалеешь?

      Леона неуверенно поднимает пышные плечи:

      - Шерри? Ей уже все равно... А мне стыдно. Вспомнила, сколько раз могла ее подбодрить - и каждый раз находилась причина пройти мимо. Может, ей вот этой памяти, одного моего доброго слова не хватило!

      - ...Оставался лишь один друг, тончайшая паутинка, связующая с миром... - надо немедленно уйти! Совершенно незачем тянуть свои паутинки в этот мир! Но губы шевелятся почти против желания:

      - ...Этой ночью ты уже ничего не весил. На головокружительной высоте, на неверной курсовой звезде блеснуло твое сокровище... - цитирую “Южный Почтовый” наверняка тоже неверно, только по расширившимся глазам Леоны вижу: неважно.

      - ... Паутинка моей дружбы больше тебя не держала: нерадивый пастух, я, должно быть, заснул.

      Мы молчим еще несколько мгновений; звучит один ручеек. Леона поднимается, забирает с каменного кольца черпак:

      - Почему мы так неохотно хвалим? Шерри все роняла, теряла, разбивала... То еду не посолит, то забудет, что уже солила - и опять посолит. Три раза... Ух, как мы на нее злились! А она даже не оправдывалась! Она была рада хотя бы тому, что ее не гонят! А теперь поздно, поздно, поздно!

      Мы стоим, обнявшись, пока Леона не перестает плакать.

      Надо просто зайти к ней сегодня вечером.

      Остаться - чего проще?

      Новый мир. Все заново. Никто не упрекнет.

      Но я боюсь.

*****

      - Бойся, - разрешает мастер. - Один из твоих самых сильных инструментов - страх. Знаешь, почему?

      Конечно, знаю. Любой другой ответ приведет к совсем не игрушечному шлепку бамбуковой палкой по плечам.

      - Бойца из тебя готовить поздно... - я сижу на коленях посреди маленького дворика. Мастер прохаживается позади. В конце занятия он спросит, сколько раз прошел слева направо, и сколько - обратно. Я опять отвечу неверно и опять вместо передышки буду мыть полы в зале...

      - ... Твоя надежда, твоя коронка, твоя удача, твоя жизнь - один удар... Цель справа!

      Правое колено вперед и вверх; левый большой палец уже сдвинул защелку ножен; лезвие как будто вынимается из левого кулака; шелест, шепот, шорох - точь-в-точь голосок Акаме!

      Рука выпрямляется в локте - удар!

      Попал!!!

      Только теперь доворачивается голова; заканчивается выдох... Я вижу мишень.

      Соломенная подушка развалена горизонтальным разрезом. Наставник бесстрастен:

      - Цель слева!

      Левое колено подбираю к правому, сейчас колобком на левый бок; правая рука должна успеть “длинным кнутом”... А если подумать? Следующую мишень объявят спереди. Из того положения, в которое приведет перекат, сложнее всего будет ударить вперед - мастер это учтет. Тогда так: незаконченный перекат, ноги под себя - распрямление лицом к левой мишени - вспарывающий удар снизу вверх; отдача - попал! Теперь передняя мишень справа от меня; немедленно глубокий отшаг правой ногой за спину - чтобы силой инерции развернуло в поясе; и снова мах правой рукой, обратным хватом, но теперь уже сверху вниз.

      Попал!!!

      И угадал - мишень без постоянного места, мастер подсовывает ее только на время задания - и попал!

      Голова снова доворачивается позже руки. Рука быстрее ноги вдвое, нога сильнее руки впятеро; а тело в поясе поворачивается медленнее их обоих.

      Мастер держит ручку мишени. Сама подушка срублена под корень.

      - Почему твой инструмент - страх?

      - Потому что подсознание работает всегда. Страх, интуиция, опасения - неоформленные результаты расчета, выполненного подсознанием.

      - Как пользоваться подсознанием?

      - Наполнять его данными!

      - А потом?

      - А потом не мешать голове думать.

      - Способ?

      - Убрать мысли. Заткнуть внутренний голос.

      - А ты сейчас что думаешь, кошачий выпердыш? Что угадал первую мишень и теперь не будешь мыть полы? Расслабился до выхода с поля? Нехорошо!

      Клянусь, не было видно, как мастер замахнулся ручкой срубленной мишени!

*****

      Мишени Енот лихо разваливал длинным слитным движением - по две, три, пять одной сверкающей линией, одним фантастически красивым росчерком. Если забыть, где и по какому поводу фильм - можно представить самурайский боевик. На экране буйствовала весна; Енот успешно излечился у доброго доктора и теперь не менее успешно постигал фехтование. И Виктор снова хмыкал, глядя на успехи киногероя: в Портале причина, ясно же! Местные этого знать не могут, вот и остается им лепетать про исключительный талант, врожденную предрасположенность да благоприятное сочетание звезд Сад-уль-Забих.

*****

      Звезды уже проявились в полном блеске, небо потемнело полуночной глубиной - тогда только мастер выдохнул:

      - Довольно. Заминка. Дыхание. Массаж. Спать!

      Спать?

      Не убирать зал, не чистить обувь?

      Спать!!!

      Почему наши предки не говорили: “Я победю” или: “Я побежду”?

      Потому, что говорили: “Мы победим”!

      Три долгих месяца назад, в последний день местной зимы, когда детвора забивала снежками чучело мороза (да какие тут морозы, впрочем? Ну, градуса три; снег то выпадет - мокрый, крупный - то почти сразу же и растает) - я пришел в затерянный среди усадеб Столичного Региона дворик мастера. Мастер поддерживал заговор целиком и полностью и принял меня с заметным одобрением. Мое имя не спросил, а свое не назвал, ссылаясь на очевидные принципы конспирации. Предложенные за обучение деньги сразу же разделил на две ощутимо неравные части. Меньшую взял, большую двинул ко мне:

      - Купи снаряжение.

      - Рукавички, шлем, деревянный меч?

      - Это я тебе выдам. Лучше, чем у меня, ты все равно не найдешь. Купи карты Столичного Региона. Штук десять. Ищи разные масштабы, разных мастеров, будем составлять сборную, подробную. Туристический путеводитель. Карандаши. Блокноты. Поищи, может быть, удастся найти карманные часы... Какой у тебя пульс?

      В отличие от мастера, доктор свою долю денег взял полностью - зато и отработал их до монетки. Ладно там, воспаление в коленном суставе задавить - это хотя бы теоретически представить можно. Но Герхард Борегар фон Цузе гарантировал мне работу спины - как у обыкновенного здорового человека моего возраста. На Земле с этим без операции справиться не пытались. И непохоже, чтобы лиценциат медицины напихал мне в спину титановых спиц под наркозом.

      А как починили спину и ногу, стало возможно бегать.

      И мастер эту возможность отработал, как доктор свою премию: до копеечки!

      Так что к летнему пляжному сезону пульс у меня сделался как у космонавта - шестьдесят ровно. А вот при первой беседе с мастером я, помнится, удивился:

      - Ну... Шестьдесят пять-семьдесят. Похудею еще, теперь же двигаться мне можно.

      Мастер кивнул:

      - Доктор передавал письмо. Я спрашиваю вот почему. Часы у нас редкость и ценность. Особенно наручные. Ты ищи, но, скорее всего, время мы будем считать по пульсу. Сейчас я тебе все и объясню... - наставник гостеприимно растворил калитку в царство пота и боли:

      - Вот наш двор. Особое снаряжение нам не понадобится. Ты не молод. Твой командир... Молчи, никаких имен, привыкай... Пишет, что гоняться за молодежью в составе команды тебе не придется. Отсюда следует, что изучать ты будешь искусство единственного удара. Подход, удар, отход. Вынимать клинок быстрее, чем конь лягается, тебя научу я... Но главное в нашем деле - уметь планировать подход и отход. Если тебя на маршруте зажмут даже полные придурки, которых сейчас гребут в стражу - вряд ли ты отобьешься... Для того нам и карты, и часы.

      Мастер продолжал обстоятельно рассказывать, как мало физических усилий требуется, чтобы всего лишь достать меч и правильно им резануть - остальное сделает изгиб клинка и угол заточки; как подходит его искусство для действий в стесненных условиях; как хорошо его применять, если ранен или болен, или устал.

      Искусство наносить удар единым движением с выхватыванием клинка, искусство слабого против сильного; искусство бить не успевшего поставить блок...

      Искусство убить беззащитного.

      В земной истории есть абсолютно точный аналог. Среди многочисленных “-до” имеется “иайдо”, придуманное по легенде молодым, не очень сильным и не очень умелым самураем - чтобы отомстить за убийство родителя. Убийца отца почитался великим бойцом; юный самурай имел только единственный шанс на победу - выхватить меч раньше, чем противник достанет свой и включится в боевой режим.

      Так родилось искусство удара - не для поединка равных. Для мести, для убийства.

      Вот зараза! Не быть мне Д’Артаньяном даже в сказке!

      Для таких, как безымянный мастер, и кем решено сделать меня, придумано японское же слово - “хитокири”. И тогда, получается, здесь не французская революция, и не китайская. Здесь - времена японской войны Босин, когда день принадлежал патрулям “волков Мибу”, а ночь - людорезам (как переводится “хитокири”).

      Ну, полегчало, когда нашел аналогию?

      Честно говоря - еще как. По огромным размерам стены, можно было предположить, что угодил в аниме “Вторжение титанов”. А когда наш клуб со всем пылом непуганых молодых идиотов сделал по “Титанам” ролевую игру - тогда как раз появились доступные по цене капсулы полного погружения - среди участников этой самой игры был приличный процент напугавшихся до настоящих мокрых штанов. Хотя они-то достоверно знали, что находятся всего лишь в игре, внутри виртуального мира, и циферки противника ничего реального не могут причинить циферкам их персонажей.

      Принимая в науку, мастер пообещал: не будет заучиваний ритуальных поз, не будет малопонятных движений. Только целесообразное, только простое, только доступное для обычного человека. И в тот день, когда мастер закончит урок без взыскания, обучение кончится.

      И вот - звезды проявились в полном блеске, небо потемнело полуночной глубиной - мастер выдохнул:

      - Довольно. Заминка. Дыхание. Массаж. Спать!

      Спать!!!

      Почему наши предки не говорили: “Я победю” или: “Я побежду”?

      Потому, что вместе с формой коллективной надежды - “Мы победим!” - имели форму поставленной точки.

      Я победил!

*****

      “Победителю турнира - особенный приз!”

      - Что задумался? - Тацуми справа от меня взъерошил пальцами непослушные темные вихры. - Хочешь сказать, не знал про состязание?

      Попытку ответа заглушили стражники. Рядов десять, в каждом три человека, неровно и громко топали по улице. Стражники орали песню - в этот раз я уже не шарахался и не удивлялся. Слушал.

      - ... Но если будешь упрямым! Пра-абьешься сквозь гиблый дым! Ударишь, красивый самый! Па-а гор-раду стра-аевым! Услышишь, щасливый самый! Как воют афицера! Первая рота прямо! А-астальные напра-а-а!...

      Отряд прошагал мимо афишной тумбы, у которой мы читали выцветшую листовку; из-за тумбы выступила Акаме:

      - Ну и орут... Енот, это на твоем языке что значит? Можешь перевести?

      - Могу... Стой, у тебя же в руках эта самая книжка, там вон и перевод есть.

      - Если я начну вчитываться в мелкие буквы, слезы потекут и настоящий цвет глаз проявится.

      Настоящий цвет глаз Акаме давно известен, и по всей Столице в ориентировках разослан. Да вот - недалеко ходить, соседняя же листовка - “Разыскивается!” Опознают - никакое искусство боя не спасет, навалятся разом три, пять десятков; мало - пригонят хоть сотню! Императорская стража постоянно вербует людей - и те охотно идут, потому как другой работы все меньше и меньше остается в широко раскинутой Империи. Армия не страдает от некомплекта - несмотря ни на угрозы по всей западной границе, ни на едва-едва замиренный север, ни на тлеющую уже в самой Столице гражданскую войну.

      Книжка у Акаме та самая, знаменитейшая и легендарнейшая, вошедшая в моду совсем недавно. “Злые песни Кириона фон Огре”. Поскольку книге сопутствовала р-романтическая кр-ровавая др-рама - стихи захватили умы и сердца всего Столичного Региона в какие-то сто дней, от схода снега до яблоневого цвета.

      Саму же историю в многочисленных театрах Столицы (вот не вру, от раззолоченного императорского до тряпичных кукольных!) подавали так. Странствующий черный маг стихотворным заклятьем приковал доблестного капитана к месту, прямо посреди пира, на глазах безутешных товарищей - и коварно поразил клинком предателя. Пирующие, коих тот самый изменник заранее опоил ядом, погибли в муках, унеся приметы убийцы в могилу. Но преданная ученица и последователь капитана, храбрая поборница справедливости, последняя надежда древней фамилии Юбикитас, проницательным умом раскрыла тайну чернокнижника, разгадав смысл его заклятия, и точно вычислив место его прибытия в Столицу. К сожалению, мерзкий старикашка на добытое кровью и слезами невинных золото нанял подонков из “тени Стены” - и убийцы “Ночного рейда” нанесли жестокий ущерб смелой сыщице.

      Но правосудие не сломить! Сэрью не просто победила, добро всегда побеждает, этим не удивишь! Надежда фамилии Юбикитас еще и захватила у “Ночного рейда” могущественный тейгу - “дихотом”. Все, на что укажет хозяин, этот артефакт перекусывал точно пополам. Как легендарный зверь-дихотом, из челюстей которого, по легенде, артефакт и был сделан.

      Тут легенда заканчивалась, и начиналась грубая проза. Пока я лечился и учился, мне никто не объяснял - а сам я был слишком занят, чтобы спросить еще и об этом - что артефакт приемлет далеко не всякого владельца. Шерри погибла осенью; за зиму в Столице вышли новые указы, ввели новые налоги, вызванное ими недовольство переросло в мелкие бунты и демонстрации... Здешний император имел от роду двенадцатый год - и потому не сильно верил в себя. Зато безоглядно верил оставшемуся от папы премьер-министру - тому самому “честняге Онесту”, которого вся страна, от кондовых монархистов до отвязных анархистов, называла исключительно жирной сволочью. Жирная сволочь подавляла народное возмущение безо всякой жалости, быстро, решительно. Да и люди пока еще имели, что терять. А потому к ситуации подходили слова кардинала Мазарини, тоже большого любителя ввести налог-другой: “Пока поют песенки, будут платить”. Столица изощрялась в матерных частушках, стены домов по утрам обнаруживали на себе листки с оскорбительными для его величества и особенно “его тучности Онеста” балладами в двадцать-тридцать куплетов... Совсем уже доведенные до отчаяния люди собирали последнее и несли в “Ночной Рейд”, которому прибавилось работы. Но полноценное восстание все никак не начиналось, как не разгораются дрова при слабости тяги.

      А к середине зимы вообще вернулась с покорения варваров генерал Эсдес. Каким из артефактов она владеет, никто достоверно не знал. Но вот в ее колоссальной силе тоже не сомневался никто - и тут на ночных улицах начались настоящие бои. Небольшой отряд Эсдес, всего три человека, зато каждый с тейгу - причинял “Ночному Рейду” массу неудобств...

      - ...Наконец, боссу это надоело, - завершила рассказ Акаме. - Булат и Тацуми выманили трех ублюдков на роскошный корабль в большом канале, где всех и убили... К сожалению, Булат погиб также.

      - Булат... Это тот силач, весь в мышцах?

      Тацуми хмуро кивнул:

      - Я унаследовал его артефакт, в бою не было выбора... Сам не понимаю, как мы тогда победили... Впрочем, про нас хватит уже. Ты-то сам как?

      - Устроился к архитектору, макетчиком. Помнишь тот макет, по которому вы меня вычислили?

      Акаме приподняла уголки губ:

      - Что Тацуми вырезал из репы и брюквы?

      - Вот и я думал-думал, как получше устроиться, вспомнил этот макет... Пришел к мастеру - дескать, чужеземец я, и не знаю, с чего бы начать. А хотел бы при дворе “попасть в случай”... Вот, гляжу, тут у вас макеты домиков стоят - а не желаете ли диковинку из наших мест? Большой макет города? Заинтересовался мастер. Сделали мы кусок Центра, выставили тут неподалеку в большом павильоне редкостей, сходите, если будет время. Народ валом повалил! Мастер меня зауважал, монетки закапали... А главное, я теперь в рабочее время могу куда хочешь с блокнотиком пройти, и что надо зарисовать. На макете подход-отход спланировать, и тут же ногами проверить. И стражники меня только приветствуют. Потому как не подозрительный шнырь, а сотрудник уважаемого мастера, выполняющий важное поручение по зарисовке фасадов или там скульптур. Для чего? Так вся Столица знает, для макета же, о котором каждый слышал, и многие даже видели... Мы три четверти Центра успели охватить, к трактам и окраинам примериваемся, но на дорогах пока зарисовали и приклеили только постоялые дворы.

      - Кстати, о постоялых дворах, - ухмыльнулся Тацуми, - помнишь Вилли?

      - Конечно!

      - Он попал в подпольные бои со зверями. У нас был заказ на хозяев цирка, те еще сволочи, хватали людей прямо на улицах - кто послабее, у кого за спиной ни семейства, ни цеха, ни друзей с оружием... Мы с Леоной покрошили уродов, и успели вытащить десятка два пленников, опросили - один и рассказал. Дескать, шли втроем, первый двинул искать работу и пропал, второго убили... Спрашиваю, как звали - Торн и Енот, без ошибок. Скинулись мы спасенным по чуть-чуть денег, поддельные бумаги нарисовали, разошлись они кто куда... А через две ночи тот постоялый двор, где Вилли продавали, взял да и сгорел. Постояльцы выбежали, а хозяйскую дверь кто-то подпер бочонком с водой. Мокрые доски не загораются, так утром и нашли. Крыша обуглена, рамы в пепел, дверь изнутри тоже обуглена, а снаружи целехонька.

      Акаме вздохнула:

      - Ну вот, не рой другому яму! Енот, а при своих зарисовках ты новых охотников Эсдес не видел? Тех, которых она собрала взамен троицы павших на корабле?

      - Только издали. Пестрая компания. Парень ростом с тебя, Тацуми. На вид нормальный, даже странно, что ему надо у Эсдес... Еще какое-то чудо в маске. Еще выпендрежник “весь в белом”, с ухватками мужеложца...

      - Доктор Стиляга, он есть в наших сводках.

      - А... Ну и такая девочка, миленькая на первый взгляд. Тоже с катаной, как и ты, кстати.

      Акаме помрачнела. Тацуми заулыбался во все тридцать два:

      - К нам тоже пришла милая девочка, Челси звать. Глазки, улыбка, ножки - блеск. Но, блин, оборотень!

      - Девочка-оборотень - это как?

      - Может прикинуться хоть кем! Вот мы полезли в купальне подглядеть, - зеленые глаза Тацуми прищурились; Акаме даже хмуриться перестала. Парень продолжил:

      - А она в Сусаноо перекинулась, а это такой здоровый лось, что только ой! Мы еле успели сбежать.

      - Что за Сусанин, такого не знаю?

      - Ну, его босс привезла из штаба взамен Булата. Биологический тейгу. Превосходный воин. А главное, - Тацуми блаженно зажмурился, - готовит, как бог! Наконец-то я перестал вечно дежурить по кухне!!!

      - Ага, - уже откровенно засмеялась Акаме, - Лаббок ревну-у-ет... Он же к боссу неровно дышит, а тут такой соперник! И боец, и мастер на все руки, и всегда рядом с генералом.

      - Так этот ваш Сусанин - он же тейгу, - я удивился. - Он же искусственный!

      - По происхождению искусственный, а по поведению куда как живой... - рассудил Тацуми.

      С чего бы это гости Столицы треплются о пустяках, к делу не переходят?

      Ясно, с чего - оттягивают неизбежное и неприятное. Как ни хорошо ко мне относится “Рейд”, а лечили и учили меня для вполне определенной работы. Акаме - заместитель командира, наверняка привезла первый заказ. Тацуми по пути на турнир ее прикрывает. Хотя, учитывая разницу в уровнях владения мечом - скорее, Акаме прикрывает нас обоих.

      - Ладно... Акаме, Тацуми. Я правда рад вас видеть, но вы же не просто так приехали?

      - К сожалению, да... - брюнетка накрыла узенькой ладонью листовку с обещанием приза победителю турнира:

      - На этом состязании разыгрывается тот самый тейгу Шерри. Наши агенты установили точно, что за зиму он так никого и не признал своим хозяином. Артефакту так и не нашли владельца, а отдавать его премьер-министру жирно будет. Даже Эсдес это понимает, хотя она вроде как пешка “его тучности Онеста”.

      - Пешка захотела в ферзи?

      - Нам на руку любые разногласия в стане противника. Даже мелкие. Мало ли, что вырастет из них. Енот, слушай задачу. Тацуми принимает участие в турнире. Ничего не выиграет - просто тихо-мирно расходимся. Перенесут вручение награды на другой день - то же самое. А вот если выиграет, и приз вручат на поле - Тацуми хватает артефакт и уходит вон по тому проулку...

      Мы посмотрели в указанном направлении. Переулок из блестящего камня - что на стенах, что под ногами. Влажно блестит красное дерево дверей, остро сверкают надраенные ручки, ярко бликуют вымытые окна. В решетках водостоков бурлит вода недавней грозы, сильной, короткой и теплой - совсем не то, что гнилой осенний обложник...

      ... - Там, в проулке, приготовлена телега с бочками. Как Тацуми пробегает, за ним бочки раскатываются и отсекают погоню, а еще дальше оседланная лошадь. Ты, Енот, пока новичок, и задание у тебя будет простое. Убедиться, что Тацуми прошел, и что проход за ним закрыт.

      - А если ловушка не сработает, и бочки не выкатятся?

      Акаме задумчиво посмотрела на меня, обошла по кругу и припечатала:

      - Осенью могли бы сэкономить на бочках... Но увы! Пузо сдулось, тебе придется надеяться только на свой меч. Я смотрю, ты даже не скрываешь рукоять. Это твой архитектор выхлопотал разрешение на оружие?

      Широко улыбнувшись, я достал из-за кушака рукоятку. Одну рукоятку, без меча.

      - Блистательная юная госпожа, где вы тут видите оружие? Я сотрудник знаменитого архитектора, человек, не побоюсь этого слова, творческий! Для вдохновения мне следует бережно хранить и глубоко впитывать лучшие образцы прекрасного, сохраненного сквозь неумолимое время... Извольте видеть, рукоять меча времен пятой династии. Обклад черной меди, навершие зеленой бронзы, чеканка в зверином стиле ближнего севера... Жемчужина коллекции, приобрел буквально только что! Некий славный воин вернувшейся с границы льдов непобедимой Эсдес снизошел до торга со мной и был так любезен...

      Акаме округлила глаза. Тацуми уронил челюсть:

      - Тебе зимой снегом торговать!

      - Подожди! А где меч? Ты что, пришел без оружия?

      Протянув руку, я вынул ножны из-за ребра гранитной афишной тумбы:

      - Сразу, как подошел, я его тут поставил. Ну, обыскали бы меня - оружия нет. А достать - вот, одно движение... Акаме, как я узнаю, когда мне снимать пост?

      - Я буду наблюдателем на трибунах. Пробежит мимо Тацуми или не пробежит, сработает парень с бочками или не сработает - жди, пока я не выйду с трибун. Если меня не будет до двух часов пополудни...

      - Солнце станет над той крышей, с разноцветной черепицей.

      - Спасибо, запомню. Тогда ты уходишь, даешь по линии сигнал тревоги, сам же прячешься поглубже и выходишь потом на связь только по запасному каналу.

      Если же все хорошо - я спокойно иду мимо тебя, ты меня не замечаешь, мы незнакомы. Потом возвращаешься на свою работу, а вечером снимаешь почту.

      Если что-то не так, я иду прямо к тебе. Тогда ты - друг моего папы, он просил встретить меня и проводить. Тут уж будь готов к любой пакости.

      - Ну да, - кивает зеленоглазый, - если Акаме с радостными воплями и распахнутыми объятиями несется навстречу, будь готов к любой пакости. Это уж так!

      - Тацуми, не подкалывай, - шелестит Акаме учительским голосом, а я понимаю, что Тацуми тоже волнуется. Ну, если волнуется ветеран, который идет на дело, наверное, уже не десятый раз - то не стыдно волноваться и мне. Для меня-то этот раз - первый!

*****

      Первый ряд затих; прочие вытаращили глаза на середину арены.

      Трудно было представить, что в последнюю пару турнира попадут столь различные люди!

      Могучий опытный рукопашник с побережья - и темная лошадка, молодой вихрастый дебютант из лесной глубинки. На верхних рядах кто-то уже сложил про него песенку, и постепенно все трибуны разделились на тех, кто ее кричал - и на тех, кто ее высмеивал.

      - Тацуми, мастер-дебютант! - кричали слева; справа вклинивались:

      - Какой он, в жопу, дебютант! Он просто мелкий дилетант! Летун, дешевка!

      Генерал Эсдес не прислушивалась к неуклюжей перебранке. Здесь, в Столице, все сочиняют и каждый поет. Уже к вечеру сложат балладу, вполне пристойную чтобы послушать полностью. Победительница северных варваров всматривалась в находку турнира, перебирая в уме список собственных требований к будущему супругу.

      “Он должен быть моложе меня, чтобы слушался” - этот, как его... Тацуми... Не выглядит стариком. Совсем!

      “Он должен быть достаточно силен, чтобы стать генералом” - мальчишка дошел до финала, поднявшись через восемь боев. И не похоже, чтобы получил повреждения или травмы.

      “Он должен быть красив, потому что”... Просто должен быть красив. Ну, здесь, пожалуй, все соблюдается...

      Посмотрев, как Тацуми завершающим броском прикладывает противника к песку арены, Эсдес поднялась и решительно зашагала вниз.

      - Генерал? - парень из новонабранных привстал.

      - Все в порядке... Вал? Ты же Вал?

      Эсдес еще не привыкла к новым именам. “Падшие” оказались слабаками, позволили себя убить, и теперь генерала окружали новые люди. Чтобы правильно назвать их, приходилось поворачивать голову.

      - Да, меня зовут Вал. Но вы спускаетесь вниз.

      - Конечно. Я нашла его!

      - Его - это носителя артефакта?

      Эсдес кивнула:

      - Да, и этого тоже!

      После чего стремительно спустилась на мятый песок арены, подошла к избраннику. Акаме из своего пятого ряда не слышала, что генерал сказала победителю турнира - но видела то же, что и все. Эсдес без видимых усилий сгребла парня - и уволокла к себе. Словно котенка подобрала на улице! Не было похоже, что в зеленоглазом узнали члена “Ночного Рейда” - тут бы Тацуми кинулся вырываться-отбиваться сразу, ничего хорошего не ожидая; а так, похоже, надеялся освободиться позже, при удобном случае.

      Акаме поднялась - и медленно, плавно, с достоинством, чтобы не привлекать внимания, нырнула в тоннель выхода. Вот же паршивец, как точно угадал! Сейчас придется бежать навстречу Еноту с воплем и распахнутыми объятиями.

*****

      С воплем и распахнутыми объятиями Акаме вылетела из-под каменной арки:

      - Дядюшка, дядюшка! Ты меня встречаешь! Как здорово!

      Накаркал. Тацуми. Жопа зеленоглазая... Сам-то где?

      Левая рука сама собой подтянула ножны, правая кисть сделала несколько кругов, разогревая связки.

      Девчонка подбежала вплотную, но не кинулась на шею, а запрыгала вокруг. Изображать сладкую дурочку ей удавалось на все сто:

      - Дядя, ты представляешь? Ой, нет, ты не представляешь! Сама! Сама Эсдес выбрала победителя турнира! Забрала и увела к себе! Дядя, как ты думаешь, это любовь? Дядя, это надо всем рассказать! Я не верю своим глазам, неужели я была при этом! Так, не провожай меня, тут Столица!

      Акаме пропрыгала несколько восьмерок между афишной тумбой и застывшим в остолбенении мной. Немного успокоилась, прильнула к уху - для постороннего наблюдателя это выглядело как не переходящий границ приличия родственный поцелуй - и прошептала:

      - Все правда, Эсдес его увела. Без обвинений, не заковывая в цепи, ничего не объясняя. Напиши это по своему каналу. Сейчас же!

      Отстранилась, крутанулась, побежала к остановке дилижанса:

      - Дядя, напиши всем-всем-всем! Пока-пока!

      Несколько времени я глядел вслед легкой фигурке, затем развернулся и зашагал к проулку, приготовленному для прикрытия отхода. До проулка оставалось шагов пятьдесят, когда навстречу мне из-за угла мерным шагом выступил обыкновенный уличный патруль: десяток стражников, облаченных в привычные кирасы дубленой кожи, плохо почищенные наколенники, грубые ботинки. Старший патруля - мужчина средних лет, среднего роста, с усталым выражением лица - носил зеленую, окантованную золотым шнуром, форму дознавателя Столичной стражи. Дознаватель безразлично скользнул по мне взглядом; двигаясь навстречу друг другу, мы скоро сблизились до дюжины шагов; за спиной зелено-золотого темными крыльями двигались патрульные; вот осталось четыре шага, три...

      Лицо командира патруля перекосилось:

      - Я узнал тебя! Ты убил капитана Огре!

      Темные крылья распахнулись между мной и спасительным проулком. Один стражник рванул за подмогой, бухая сапогами.

      Дознаватель махнул зелено-золотым обшлагом:

      - Взять!

      Думать было некогда, уходить некуда.

*****

      - Думать было некогда, уходить некуда. - Енот бережно подвинул фигурки на макете специальной тоненькой лопаточкой:

      - Вот здесь я стоял, а они развернулись полукругом.

      - Бежать назад... Как раз толпа выходила со зрелища, попробовать затеряться в ней!

      - Притвориться прохожим? - Акаме вскинула тоненькие брови. - Ты же показывал возле тумбы... А, поняла! Ты же нес меч, а это при обыске сразу найдут, и коллекционной рукояткой тут не отбрехаться.

      - Да какой обыск. - Надежда затушила очередную сигарету, слабой улыбкой извинившись за дым. - Дознаватель с ходу перевел Енота на уровень выше. Это подозрительного прохожего будут обыскивать, хватать за всякое, обзывать - чтобы вышел из себя, чтобы покуражиться... Убийцу сначала будут бить; если уцелеет - свяжут и снова побьют. А потом, в участке, уже всерьез излупят.

      - А если окажется невиновный?

      - “Это не ваша заслуга, а наша недоработка”, как любит говорить его толстейшество премьер-министр... У этих еще никто невиновным не оказывался. - Леона покрутила золотой гривой. - А то с чего бы мы все тут сидели.

      - Так почему ты просто не развернулся и не убежал? Побоялся, что не смешаешься с толпой, или что раньше догонят?

      Енот поморщился:

      - Это сейчас, на теплой, безопасной базе, мы можем рассуждать. Может, сюда - а, может, напротив, отсюда. А тогда и правда некогда было думать! Это ж для меня был реально первый раз! В смысле - осознанный. Тогда, с Огре я сам себя не помнил. - Енот потер загривок:

      - Спас меня именно дознаватель. Сам не пойму, как он так ошибся. Ему бы по профессии заглянуть на ход вперед. Тоже, наверное, получилось - думать некогда...

*****

      Думать некогда, уходить некуда.

      Вот доктор! Спину вылечил, дыхалку, колени: кудесник натуральный.

      Что ж сердце нормальное не вставил - вместо заячьего?!

      Надежда-то оказалась права...

      Боевой Хомячок с заячьим сердечком...

      Зато мастер гонял...

      Мастер... Мастер.

      Мастер!

      “Цель прямо!”

      Цель!!!

      Левая - защелку, правая - клинок снизу вверх!

*****

      Снизу вверх свистнуло длинное лезвие; старший дознаватель сделал шаг, второй шаг - и заскользил по стене, пятная бурым гладкий камень; шаря по сторонам руками, не находя, за что зацепиться. Точно так же мозг искал и не находил, за что схватиться: детство уже не помнилось, работа дышала сплошной чернотой... Приблизилось светлое, ласковое, округлое. “Сходим в тот ресторан, на набережной?” - уже без надежды спросил следователь, и свет ответил возмущенным голосом рыжей дворянки: “Зубы жмут? Лишняя почка?”

      От почек рвануло черное пламя по всему телу. Исчезли звуки; пальцы упавшего под стену дознавателя перестали обирать воздух; свет погас.

      Стражники отшатнулись, судорожно перехватив клинки. Покойник ошибся в приказе. Вели он просто: взять! - десять патрульных завалили бы наглеца массой, как валят буйного пьяницу с оглоблей на деревенской ярмарке. Но теперь-то стражи видели не подпитого ухаря - а целого убийцу капитана Огре! До Центра не дошел тщательно скрываемый позор - что убитый капитан со стражниками в роковой вечер налакались до стеклянных глаз, и потому зарезать их смог бы ребенок. А вот нешуточное мастерство капитана знала каждая собака - Огре служил именно здесь, в Центре!

      Поэтому медленные движения, закаменевшее лицо, стиснутые губы Енота выглядели не оцепенением перепуганного насмерть новичка, которому случайно удался трюк - а хладнокровием высочайшего мастера!

      Чем дальше, тем больше стражников набирали на городском дне. Чтобы выбиться из нищеты, люди трущоб соглашались и на малые деньги, и на сверхурочные работы, и грязные поручения выполняли без капризов. Со всех сторон сплошная выгода. Правда, случались огрехи наподобие сегодняшнего - кому-то нужно шагнуть первым и связать задержанного боем, а прочие довершат дело; тактика известнейшая, но хотя бы один должен рискнуть ради прочих. А чего это я? Пусть терпилы за других подставляются; у правильных пацанов закон простой: умри ты сегодня, зато я - завтра!

      Стоило задержанному плавно, как во сне, шагнуть вперед - темные крылья опасливо разомкнулись, позволив убийце вырваться из ловушки.

      Пройдя цепь, Енот не медлил. Махом пролетел проулок, с нечеловеческим облегчением услышал за спиной грохот не пригодившихся Тацуми бочек, и приготовленными путями побежал на собственную квартиру. Должность макетчика теперь пропала, пропал и доступ ко всем картам - утащить хотя бы зарисовки, блокноты с кроками...

      Только через час, когда сопящий Енот с мешком пергаментов грузился в рейсовый дилижанс, доклад по цепочке подчиненности дополз до генерала Эсдес.

*****

      Эсдес рассмеялась:

      - В кино мы с Тацуми поговорили, пообнимались и мирно уснули... Ерунда полнейшая!

      Покосилась на Тимофея с Леопольдом, которые уже вовсе прекратили разглядывать уличные скульптуры и резьбу, а только внимательно слушали взрослых. Синеволосая пожала плечами: не такие уж маленькие; Тацуми тогда был года на четыре старше. Ну на пять - не больше. Решила не выбирать выражения:

      - Если бы дошло до кровати, физически здоровые, молодые парень и девушка... Не с вечера, так с утра... Особенно с утра... Короче, хрен бы там невинность уцелела!

      Тут свернулась уже вся компания: Вал, Акаме и Куроме, Леона - из авангарда; отец и мать Александровы из последнего ряда; тем более - президент Новой Республики Надежда Ривер. Все стояли кольцом посреди красивой центральной улицы, размахивали руками, говорили не в очередь, вспоминая кадры только что виденного “Исторического боевика Ночной Рейд”. Первая серия боевика оказалась аж четырехчасовой, и потому обсуждение все продолжалось. То Акаме вспоминала, как с Енотом на макете разбирали операции; то Вал спохватывался, просил уточнить, как выглядела та или иная стычка “Охотников” генерала Эсдес и “Рейда” генерала Ривер со стороны противника. То внезапно начинала ржать Леона, припомнив особо хлесткие боевые сцены в кино - она-то помнила, что в натуре все было куда проще и грязнее... Куроме только молчала, слабо улыбалась, ни на шаг не отступала от красноглазой старшей сестры, ни на волос не ослабляла хватку ладони.

      Десяток президентских телохранителей в официальном черном с непроницаемо спокойными лицами обозначили периметр, вежливо отстраняя любопытствующих прохожих.

      Эсдес продолжила:

      - На самом деле мы всю ночь ругались. Тацуми лупал зелеными глазками, убеждал меня забить на Империю. Дескать, воевать можно где угодно, стран полно. Я же не знала тогда, что Тацуми в “Рейде”, и в голову не пришло! Я не могла понять, как это можно меня, такую замечательную, не захотеть? У меня что, ноги кривые? Или глаза тусклые? А может, ему волосы не нравятся, а я так старалась, отращивала... Знаете, как их мыть проблема?

      Тут заржала не одна Леона! Даже Куроме слабенько улыбнулась. Больно уж не вязалось обиженное лицо с генеральской статью, уверенностью, силой.

      Генерал пропустила синие пряди сквозь крепкие пальцы:

      - В общем, под утро нас тупо сморило... Его на кресле, а меня, кажется, на кровати. Но не уверена.

      Вал улыбнулся во всю ширину моря:

      - А мы-то думали, вы всю ночь... Мировую литературу пополняли...

      Снова засмеялись: младшие Александровы звоночками, старшие сдержано, Вал и Леона гулко, Акаме шорохом дождевых капель, Куроме коротко и слабо; Надежда Ривер - так же изящно, как выглядела, точно в стиле темно-синего брючного костюма. И жена программиста - Анна - опять позавидовала умению держаться, которое не могли перешибить ни протез вместо правой руки президента, ни закрывающая правый глаз повязка.

      Наконец, засмеялась и сама Эсдес:

      - Теперь-то и мне смешно!... А тогда я три дня ходила вареная и злая. Тацуми смылся с первой же тренировки, настолько я ему не понравилась, обидно! А тут еще эта хитровыделанная ловушка на дороге...

*****

      На дороге жара; на дороге свернутые пыльные шарики с сердцевиной из темной венозной крови... Куроме собирается с силами для последнего движения.

      По дороге танцующей походкой удаляется девочка-припевочка Челси, уносящая в правой руке отнятые ножны с Яцуфусой; Куроме чувствует в боку всаженный оборотнем клинок. Клинок подпилен; всадив его в печень, оборотень сломала ручку по надпилу - теперь заглубленную сталь не вынуть, еще какое-то время - и смерть...

      То есть, для обычного человека - неминуемая смерть.

      Младшая сестра знаменитой Акаме отличается только еще большей хрупкостью, да цветом радужки глаз. У Акаме глаза красные, у Куроме - черные. Но, как и старшая сестра, Куроме точно так же выжила в бесчеловечном отборе школы убийц; выжила ценой почти полной утраты человечности.

      Черноглазая давно и прочно сидит на стимуляторе. Стимулятор в печенье, печенье в коробке, коробку только что походя раздавила уходящая Челси...

      Сейчас оборотень выглядит стройной ярко-рыжей девушкой с красивой шеей, ровной спиной в белейшей рубашке и темном жилете, круглыми ягодицами под клетчатой юбкой, безукоризненными ногами в изящных ботиночках. А четверть часа назад оборотень принял вид одного из “Охотников” генерала Эсдес - огнеметчика Болса. Куроме вымоталась в только что прошедшем бою, и не обратила внимания на некоторые неправильности в походке и движениях Болса. Подумала: ранен, и выбрал для бегства этот же путь.

      Потому как бой “Охотники” проиграли целиком и полностью.

      И даже легендарное могущество Эсдес не помогло.

      Подбросив несколько поддельных донесений, “потеряв” кое-какие улики, “Ночной Рейд” создал впечатление, что направил главные силы к определенному месту на Западном Тракте. Разумеется, Эсдес проверила сведения. Но ловушку “Рейд” начал готовить не вчера. В указанном районе давно ходили слухи, что “Рейд” перенесет сюда базу. Кто-то видел или слышал квартирьеров. Кому-то заказали зерна и мяса на большой отряд, внесли задаток. Поскольку все эти слухи поползли еще с начала весны - а не два-три дня назад, как при поспешной фальсификации - Эсдес им поверила. И ошиблась: кроме поспешных, бывают еще фальсификации глубокие, подготовленные тщательно.

      Операцию генерал спланировала так. Большой отряд обычных солдат тащить с собой бесполезно, только задержит марш и встревожит противника, наверняка наблюдающего за Трактом. А в бою против серьезной команды солдаты без артефактов лишь смазка для клинка. Следовательно, идут одни носители артефактов-тейгу. Сама Эсдес, с ней боец с крылатым тейгу - Ран, и еще только что выздоровевшая Сэрью со своим пушистым проглотом-гекатонхейром Коро. Еще в “Охотниках” числятся бывший моряк Вал, великолепно подготовленная убийца Куроме со вторым Проклятым Клинком - Яцуфусой - и чертовой прорвой мертвецов, заключенных в этом самом Проклятом Клинке. Последним берем Болса с артефактным огнеметом неимоверной силы и неисчерпаемого боезапаса...

      Не лишним бы оказался доктор Стилист - он уже наплодил целое войско биологических конструктов, пользуясь непревзойденной точностью и ловкостью артефактных перчаток. Да вот незадача, в те несчастные три дня, когда сбежал Тацуми, доктор Стилист тоже пропал без вести в лесу, к западу от Столицы. Скорее всего, нарвался на “Рейд” - гораздо позже Эсдес узнала, что так и произошло. А теперь, в кино, еще и увидела. Стиляга нашел базу “Рейда”. Но не понес информацию к своим, даже гонца не послал. Решил не делить ни с кем ни славу, ни трофейные кожаные диванчики. Биоконструкты резво поскакали в бой - навстречу выбежала поднятая с постели Акаме в легкомысленной пижамке с цветочками, размахивающая грозной катаной!

      Судя по реакции зрителей, биоконструкты тоже полегли на месте от смеха. Ну, там еще немного помогли Мейн, Тацуми, Лаббок, Леона - в конце концов, хирурга-выпендрежника тоже разобрали на сувениры. Вместо захвата трофеев, доктор Стилист утратил жизнь - а “Ночной Рейд” приобрел легендарные перчатки...

      Так или иначе, к моменту планирования вылазки, на пропавшего Стилягу никто уже не рассчитывал.

      Из перехваченных донесений следовало, что командир “Ночного Рейда” с небольшим сопровождением будет осматривать подготовленную базу в определенный день. Марш-бросок с заводными лошадьми позволит доскакать от ворот Столицы до места в тот же день. Даже получив предупреждение о приближении “Охотников”, генерал Ривер попросту не успеет увеличить численность свиты. Ведь не всех же она потащит осматривать базу, операция рутинная, вступать в бой на повстанченской территории “Рейду” просто не с кем! Ну, кого там она с собой возьмет? Даже если саму Акаме - ну, два мастера; пусть хорошо подготовленных, но не ровня ни крылатому Рану, ни той же Куроме, ни мертвецам Яцуфусы - ни самой Эсдес. Особенно, если все они навалятся разом!

      Засады на Тракте возможны, и даже вполне вероятны. Пару-тройку подчиненных Эсдес, посланных на проверку сведений или диверсию, засады могли бы задержать. Но полный состав “Охотников” можно остановить только полным составом “Рейда”, а кто тогда проверяет место для новой базы? Генерала Ривер в том районе видели точно, без прикрытия однорукая не ходит - значит, “Рейд” разделен минимум на две группы. И, где бы там ни пряталась вторая - одну группу можно накрыть быстрым ударом. Расчет Эсдес основывался на скорости, на том, что даже узнав о движении, “Рейд” не успеет ни спланировать ответные ходы, ни подтянуть необходимые силы, ни расставить по позициям. Агенты исправно следили за перемещениями отрядов “Рейда” - и ничего настораживающего не видели.

      А не видели потому, что расстановку сил “Рейд” закончил еще за неделю до того, как людям Эсдес подбросили первое фальшивое донесение.

      Так что, когда к меняющим лошадей “Охотникам” подскочил агент и доложил, что лично видел Акаме! В одиночку! Всего в получасе пути севернее! - ни малейшего сомнения ни у кого не мелькнуло. Случайная встреча, есть возможность хлопнуть две цели сразу!

      - Куроме, Болс, Вал - найти Акаме. Куроме старшая. Не сумеете убить, хотя бы задержите, чтобы она не помешала нам. Ран, Сэрью - идем на главную цель. Не отвлекаться! Быстрее!

      Сменив лошадей, Эсдес и двое “Охотников” помчались дальше по тракту. Куроме, Вал и Болс последовали за наблюдателем - точно в ловушку, заблаговременно настороженную коварной Ривер.

      С Акаме оказалось неожиданно много рейдовцев, по уши обвешанных артефактами. Когда Вал вырубился от натуги - его доспех не устоял под согласованной атакой Тацуми, Мейн и какого-то неизвестного Куроме, но весьма сильного воина - Болс встал в прикрытие, а Куроме воткнула в землю Проклятый Клинок, вызывая сразу всю восьмерку мертвецов. Чуть ли не половину восьмерки покосила красноглазая; каждая потеря отзывалась в Куроме болью, и сил ничуть не прибавляла. Болса скоро блокировали, Куроме стало некогда смотреть в ту сторону; только раскатившийся грохот известил о выходе огнеметчика из боя.

      Куда девался Вал, черноглазая не заметила. Надежды на помощь не оставалось: генерал Эсдес гонится к западу за беловолосой начальницей “Рейда”, а начальница-то вот она, тоже здесь... Как скоро Эсдес поймет, что преследует пустоту? Положим, три-четыре часа доскакать до места, но ведь сколько времени займет простенький обыск селения! А как иначе убедиться, что цель отсутствует?

      Приходилось держаться; Куроме пока что управляла четырьмя слугами Яцуфусы. Все они при жизни славились воинским искусством, и представляли сложную задачку даже для полного состава “Рейда”... В кино бой вышел впечатляющим: красивым, длинным, исполненным сдержанной скорби.

      Домчавшись до указанного в донесениях места, Эсдес встретила там совсем не генерала Ривер с небольшой свитой - а несколько сот разбойников, грабивших одинаково повстанцев и монархистов; и пуще того беспокоивших жителей окружающих сел. Тут и она догадалась о ловушке, приказала Рану:

      - Лети обратно. Скорее всего, “Рейд” весь там. Они проделали с нами то же, что мы планировали проделать с ними: оторвали кусок и теперь бьют. Если сможешь, вытащи кого получится, если не сможешь, не вмешивайся. Еще и тебя потеряем... Сэрью - тут по твоему профилю - давай свое ненасытное правосудие!

      Эсдес рванула к свету собственный страшный клинок:

      - Мы живо тут покончим!

      Но к этому времени Вал уже исчез неизвестно куда; израненые Болс и Куроме отползали лесом в сторону Тракта. Нанесенные “Рейду” потери утешали слабо. Ни огнеметчик, ни черноглазая убийца не видели достоверно погибшим хотя бы одного противника.

      Хуже, что и друг друга они не видели; не нашел их и крылатый Ран, прибывший на место уже стихшего боя, и успевший вытащить только Вала.

      Зато девочка-припевочка, рыжий оборотень с плеером, нашла прекрасно. Сперва приняла вид Куроме, подошла вплотную к огнеметчику, воткнула нож в печень, сломала проворотом - изрядно получивший до этого в бою, Болс мучился недолго.

      Затем Челси догнала хромающую Куроме. Даже помогала идти какое-то время.

      А потом повторила многократно выверенный удар, действенный ничуть не хуже, чем Проклятый Клинок Мурасаме, но при этом куда менее заметный, и совсем не требующий ни силы, ни боевого умения.

      Единственная ошибка Челси оказалась и последней. Наркотик школы убийц удержал Куроме в мире живых; недобитая оперлась на обе руки, приподнялась... Надо было резать глотку! Бросок! Рвущие тело девять шагов - каждый записан рубцами на сердце Куроме - черноглазая всем весом обрушилась на правую руку оборотня. Не пытаясь выхватить из чужой ладони - вбила Яцуфусу прямо ножнами в дорожную пыль, прохрипела призыв!

      Проклятая сталь коснулась земли сквозь размолоченный нижний край ножен; в месте касания заклубился чернильный дым с неестественно-резкими краями... Сгустился... Сотканные чернотой, уцелевшие слуги Яцуфусы - двое из восьми - ударили оборотня с обеих сторон разом! Срубленная голова Челси покатилась по дороге, собирая пыль уцелевшими наушниками плеера; рядом в той же пыли вытянулась полностью обессилевшая Куроме.

      - Так все и было? - тихонько спросил Вал, когда обсуждение кино ушло немного в сторону. Черноглазая вспомнила противный вкус пыли, страх не вылечить раны и остаться бесполезной; содрогнулась и молча, сильно прижалась к сестре.

      Голову оборотня правительственные солдаты насадили на кол в ближайшем городе; через несколько дней под проливным дождем Тацуми снял ее и принес на базу “Рейда”, где состоялись похороны и поминки Челси.

*****

      - Поминки Челси вчера были? - Енот скривился. - Да что ж мы видимся только по грустным поводам! Шерри, Булат, Челси теперь... Я опять никого не узнал толком!

      Надежда фыркнула:

      - Так чего ты теряешь время? Вон Леона по ночам скучает, Акаме глазки красные скоро выплачет, Мейн... Характерец, да... Но зато горячая какая! Бревном точно не назовешь!

      - Надежда... Не чересчур на другой день после поминок?

      Генерал Ривер зажгла очередную сигарету:

      - Чересчур... Хм! Енот! Погляди вокруг. Кого ты видишь?

      - Ну... - протянул бывший землянин, не понимая, какой ответ ожидается. Беловолосая поправила повязку на глазу - намеренно протезом:

      - Мы наемные убийцы, Енот, а не клуб любителей аквариумных рыбок. Мы - война, кровь и говно, мы люди той самой нижней ступени!

      Гость выдохнул, уменьшившись вдвое, уселся, уже привычно подвернув ножны меча. Поправил воротник кафтана:

      - А я хочу видеть просто людей. И вы сами хотите быть обычными. Иначе бы не обустроили так тщательно эту базу, не создавали бы так тщательно образ обыкновенного офиса - эти совещания, полированный стол, кожаные диваны, птички бумажные, подвешенные к потолку... Да расскажи я кому из прежней жизни, что партизаны ночью спят в пижамах - меня бы даже не высмеяли. Потому что просто бы не поверили!

      Мейн шмыгнула носом:

      - И что, блин, плохого? Что мы хотим оставаться людьми? Ты же сам рассказывал, как тебе, бедному, херово быть отброшенным на дно и проходить все стадии заново. А мы тут все такие, все! И мы используем любые средства, чтобы получить поддержку, ничем не побрезгуем. Ты нам нужен!

      - Даже такой вот неуклюжий?

      Надежда хмыкнула:

      - Зато у тебя есть удача. Злая удача, но все же удача!

      Енот поднял брови. Акаме прошелестела:

      - Добрая удача - если бы ты просто не встретил Огре. Если бы тебя просто не узнал тот патрульный, помнишь?

      - Забудешь тут. - Енот поежился. - Первый раз.

      - Ну вот, - криво улыбнулся Лаббок. - А злая удача - это как у тебя. Вроде попал в задницу, но вернулся отдохнувший и с мешком сувениров.

      Енот вспомнил, как спасал при бегстве тюк с драгоценными чертежами Столицы:

      - Ага, только трудновато мои сувениры через Стену контрабандировать...

      - Енот, а почему ты так хотел стать именно контрабандистом? - Ривер изобразила сигаретным дымом знак вопроса:

      - Они ведь тоже нарушают закон.

      Землянин даже кулаки сжал:

      - Понимаешь, мое государство за двадцать лет старательно, по всем направлениям, ничего не упуская, привило мне стойкое отвращение к лицензиям.

      Тацуми расширил глаза:

      - Но лицензирование - это же для качества?

      - Так! Стойте! - скомандовала снайпер в розовом. - Зачем тут эта посторонняя философия?

      - Мне не интересно рассказывать и слушать, как булькает кровь, как сладко и противно пахнут брызги на лице! - почти зарычал Енот. - Я хочу, морозя спину в темной подворотне, чуть не обделываясь при виде патруля, набираясь решимости шагнуть навстречу очередной цели - я даже не называю их людьми! - так вот, чтобы меня в этот момент грело что-то. Во имя чего я тут клацаю зубами от холода и страха, во имя чего превратился в ходячую мясорубку - я хочу знать!

      Землянин опустил сжатые кулаки на столешницу:

      - Вот победит революция, и что дальше?

      Все посмотрели на Акаме, та чуть порозовела от очевидного смущения:

      - Я бы хотела поплыть куда-нибудь на корабле... Все вместе...

      Енот забулькал, засмеялся неприятно:

      - ...И взойдем на борт, и получим визу, и увидим Афины и Мону Лизу... Только продолжение у стихов фиговое... Мы в пустые щи не макаем лапоть... Нам смеяться стыдно, а страшно плакать...

      - Нафиг такие стремные стихи, - потребовала золотоволосая. - Давай дальше, что там про лицензии?

      Землянин успокоил дыхание, разжал кулаки:

      - Чтобы поднять качество строительной и проектной работы, мало просто заставить людей купить красивые слова на гербовой бумаге. Надо выявить причины ошибок, надо учить ошибавшихся, надо проверять, чего знают. У нас из всего этого только деньги за красивые бумажки собрали.

      Снова сжал кулаки:

      - А с другой стороны, здешнее государство “быстро, решительно” сделало из меня патентованного убийцу - я больше даже не обращаю внимания на погоду, на лес, птиц, небо! Только на цель, путь отхода, помехи... Для меня люди на дороге - помехи. Как булыжники. Ни рубануть, ни обежать, ни перепрыгнуть!

      - Но ты же делаешь это для того, чтобы построить новое государство, - вступил Тацуми. - Твое. Лучшее, чем оба бывших!

      - “Солдат презирает колониста. Но ведь солдат затем и воевал, чтобы на отвоеванных землях утвердился колонист”... Зачем я опять это сказал, зачем сделал шаг в понимание! Зачем привязываюсь?

      Енот подскочил; ножны длинного боевого клинка стукнули о полировку:

      - Мне же страшно сюда приходить! Я не хочу узнавать: вчера Шерри, сегодня Булат, кто, сука, следующий? Челси? Чего ты так пытаешься меня привязать? Для тебя же лучше, если я останусь номером в списке!

      Надежда грустно улыбнулась:

      - Я все же генерал... Моя задача устроить все так, чтобы в бой шли не два против двух, а десять против двух - тогда и победа гарантирована, и потери меньше. Не только начальству - бойцам самим выгодно иметь перевес в силах, это же их шанс выжить. Но этот перевес надо откуда-то взять. Лишних рук на войне не бывает, и это забота именно генерала... Да, я вижу, как тебя смешит мое звание. Видимо, тут неточность перевода. У нас генерал - “тайсе” - командир самостоятельного отряда. Расскажи, что такое генерал у вас?

      - Тоже командир. Только отряд побольше. Не подразделение, а соединение всех родов войск. Минимальное соединение, способное вести бой самостоятельно, у нас дивизия. Это десять-двенадцать тысяч человек...

      - Сколько-сколько?! - вскричал Тацуми. - Да у нас в селе всего пятьсот человек!

      - Батальон.

      - Чего?

      - Батальон у нас примерно столько. Следующий уровень, три батальона - полк. Два полка с обеспечением - бригада. Уровень полков и бригад у нас называется “часть”. Сильнее, чем подразделение, но все же часть целого.

      Енот снова сел на кожаный диванчик, снова подвернул ножны, чтобы не брякали о столешницу:

      - А вот уже три полка плюс артиллерия, плюс танки, еще “сами не летаем, другим не даем”, плюс “двойной оклад - тройная смерть”, еще хлебозавод, прачечная, рембат, госпиталь, отделение полевой почты, автоколонна для подвоза горючего и снарядов - этим вот у нас командует генерал.

      - Двойной оклад... Танки... - задвигался Тацуми. - Кто все эти люди? Как столько народу можно доставить к месту боя? Чем эту орду кормят? Нафига их вообще столько надо? Да я вообще не верю, это ты нам заливаешь, как тогда с рукояткой!

      - Запад! - вдруг сообразила Ривер. - Они так воюют! Лаббок, помнишь? С тех пор, как откололись от нас, они все придумывают военные машины, обучают множество солдат, у них есть это все. Большие отряды, правда, не настолько, как ты говоришь. Но проблемы те же. Лагеря, снабжение, дороги. Вот почему Огре настаивал, чтобы его называли капитаном, а не генералом. Капитан у вас чем командует?

      - Ротой. Обычно в роте сотня. Самая большая рота, которую я помню - понтонно-мостовая, двести человек... Да, примерно по численности, как стража Центрального региона... - Енот посмотрел на загнутые пальцы, как будто мог сосчитать на них две сотни. - Ну, до тех пор, пока туда не понабрали отребья ради массы... Ты что же, знала Огре?

      - Я же до дезертирства была принята при дворе, встречались... Даже ваш язык могла бы выучить, Огре ухаживал за мной.

      - И?

      - Не понравился. - Надежда воткнула окурок в пепельницу, как кинжал в тело.

      - А кто понравился?

      - Личное дело!

      - В мои-то личные дела ты лезешь своим бесконечным сватовством. Давай откровенность за откровенность, как с именами...

      - Чего это ты задумал? - генералу Ривер внезапно стало жарко. Енот поднялся:

      - Ну не все же тебе меня женить. Лаббок, иди-ка сюда...

      - А? - удивился зеленоволосый. - При чем тут я-а-а... Ой... Пусти, офигел!

      Енот взял обоих дезертиров за уши, притянул друг к другу, почти столкнул головами:

      - Надежда, ты мою интуицию хвалила? Слушай, чего скажу. У вас нет никакого: “потом”. У одного тебя есть и у одной тебя есть. А у вас вместе - нет никакого потом, только сейчас. Хватит уже от самих себя бегать, убьют и вспомнить нечего будет... Акаме!

      - А?!

      - Бери какие там есть у нее дела на сегодня. Пошли, займемся, помогу тебе отчеты писать.

      - А?... - красноглазая так и не вышла из ступора. Леона и Тацуми переглянулись:

      - Мы-то думали, Енот про новые дела расскажет, на макете посмотрим.

      - Я три мешка репы извел на домики! - нахмурился зеленоглазый.

      Отошедшая от ступора заместительница командира смачно захрустела крайним домиком:

      - Да ладно, сейчас вот и насмотримся. А потом все съедим, в полном соответствии с принципами конспирации.

      Тут очнулась и Мейн. Переглянулась с Тацуми - розовые глаза полукровки в зеленые лесовика - задрала носик:

      - Фу-фу, паршивая романтика!

*****

      Романтика - море, солнце, пальмы, белый песок, девушки в открытых костюмах.

      Море - одна штука. Вот оно, практически со всех сторон. Со всех сторон - значит, мы на острове. Пальмы - комплект. Белый песок - в ассортименте. Тропическая жара - ставим галочку. Девушки в открытых костюмах - одна штука.

      Вывод: романтика. Несмотря на некомплект девушек.

      Впрочем, великие древние авторы - вот хотя бы Петроний, римский патриций эпохи апостола Петра, за точный вкус и обширные познания в искусствах прозваный “Арбитр Изящества” - так вот, Петроний Элегантум полагал, что тысячи полуголых девиц производят меньшее впечатление, чем одна.

      И спорить с великим древним лично у меня никакого желания не возникло. Эсдес - даже одна-единственная, даже закутанная в шубу, все равно производит куда большее впечатление, чем тысячи полуголых танцовщиц.

      А начиналось все с обыкновенной тренировки в горах. Приводя примеры из жизни славных мастеров, мой наставник упомянул, что для выработки твердой руки нужно наносить в день восемь тысяч ударов. Казалось бы - удар в секунду, в сутках восемьдесят шесть тысяч секунд и еще четыреста, одно минус другое... Кому не лениво, пусть считает - я-то вживую их оттачивать загребся... Присел передохнуть - глядь, ниже по склону мелькает кто-то. Встревожился, подобрался поближе, попробовал рассмотреть гостя.

      Тут ловушка и сработала.

*****

      - Ловушка сработала?... - премьер-министр повертел на пальце большой ключ. - Это хорошо. А то ведь “Охотники” понемногу превращаются в личную армию Эсдес... А зачем нам при дворе чужая личная армия, сын?

      Молодой человек понятливо кивнул, повел атлетичными плечами, напряг мышцы, отчего модный многопрорезный костюм заиграл нашитыми самоцветами.

      - Для нас удача, что “Рейд” ловко напинал им на Западном Тракте. - Онест затолкал в рот приличный клин торта и с удовольствием зачавкал.

      - Но, папа... Убийцы “Рейда” слили все, что можно. Разменяли Болса на Челси, вот и весь их результат. И то, если бы не жадность Челси. Ограничилась бы одним огнеметчиком - соотношение потерь было бы лучше.

      Прожевав, Онест вытер полные губы, брезгливо уронил платок на пол - есть кому подбирать! Вздохнул:

      - Сын, ты главного не увидел. “Рейд” выключил из игры Эсдес. Просто вовремя подброшенной бумажкой. Победить Эсдес никто в “Рейде” не мог, но это и не потребовалось. Сильнейший боец Империи, способная пройти по “Рейду”, как дракон по апельсинам - в нужный момент оказалась не в нужной точке! А то, что вместо резни получилась все-таки полноценная битва, говорит о силе троих пойманных в ловушку “Охотников”. Но еще и о том, что “Рейду” теперь известны козыри той же Куроме.

      Молодой человек облизнулся:

      - Куроме... Такая... Тоненькая... Интересно, как она...

      Оплеуха прокатилась по комнате раскатом грома:

      - Ты вообще когда-нибудь не думаешь о бабах?

      Отпрыск потер шею:

      - Вот нажру тушу, как у тебя, тогда и перестану. А пока надо все попробовать!

      - Ну и мудозвонище... Женю! Вон Эсдес ищет себе мужа. Ты и молодой, и генералом вполне способен стать, и лишние мысли живо повыведет, у нее не забалуешь!

      - Ага, то-то первый кандидат рванул из-под венца. Единственной ночи хватило...

      Тут Онест без слов двинул собеседника расшитой туфлей в пах. Подождал, пока тот продышится, попрыгает на пятках, унимая боль. Похрустел жареной курицей. Положил косточки куда пришлось - есть кому вытереть жир со стола! Взял сына за ухо:

      - Ты всю жизнь будешь соплей за моей спиной болтаться?

      Молодой человек заговорил уже серьезнее:

      - Пап. Но подброшенной бумажке она теперь не поверит. И еще... - отпрыск толстяка потер начинающее краснеть ухо:

      - Зачем ты ослабляешь собственную пешку? Ты же нашел ее, ты представил ее ко двору, она до сих пор выполняет твои приказы.

      - В этой земле, сын, даже император выполняет мои приказы. Просто ему кажется, что это его собственные мысли. Если ты хочешь достичь такого же положения, запомни. Как только твоя креатура начинает вести себя - она созрела для уборки.

      - Вести себя неправильно?

      - Болва-а-ан... - Онест заел расстройство пломбиром. - Вести. Себя. Правильно, неправильно - какая разница; у нее вообще не должно быть своей воли, она должна дышать твоим дыханием, она должна быть натянута на твою руку, как перчатка!

      - Ну, насчет натянуть, это мы сообража...

      Терпение премьер-министра лопнуло:

      - Молчи и слушай, болван! Я дам тебе полномочия собрать собственных людей. Если ты - а не начавшая смотреть на сторону синеволосая! - принесешь Императору голову какого-нибудь преступника, члена “Рейда”, дикого зверя, врага Империи...

      - То я и займу ее место, - выпрямился сразу переставший кривляться отпрыск. - Сразу бы и сказал. Пап, интриги тебя не доведут до добра. Ни слова в простоте... Ладно, мое тейгу осечек не дает. Как ни сильна Эсдес - я сам видел, как она вступила в печать. Сам видел, как сработал перенос. Пусть выгребает с Южного Архипелага! За это время мы тут новую Империю построим.

      - А как ты заставил ее вступить в печать?

      - Ну кто-то проболтался, что видел там-то и сям-то победителя турнира, такого всего из себя вихрастого красавчика с зелеными глазами, стройной фигуркой... И, значит, куда смотрит Эсдес, что упустила такого парня? У меня этих девок перебывало больше, чем ты, пап, виноградин сожрал. Полетела, как на метле!

      - Кстати, а если серьезно. Чем тебе не партия? Ей приходилось пытать людей - а вы-то сами? Думаешь, я не знаю, как вы развлекаетесь с прохожими, не успевшими смыться при вашем приближении?

      - Ну, пап, тебе что, жалко этот биомусор? Мне-то не ври.

      - Тем более. Чем тебе не пара? Подумаешь, пытки!

*****

      - Пытки - единственное, чего тебе не простят.

      Южный закат короче удара в горло - вот наши силуэты на фоне багрового солнца, а вот уже чернейшее небо и яркие звезды!

      Мы по-ковбойски стоим друг против друга; света пока достаточно, чтобы видеть: Эсдес не касается эфеса шпаги; мои ладони отведены нарочито далеко от шелковой оплетки на рукояти. Надеяться на победу не глупо и не смешно - просто бесполезно. Чтобы пробить оборону синеволосой, недоучек вроде меня нужно несколько сотен. Нападать синхронно, без перерыва, с разных сторон - авось получится завалить массой. Но ведь Эсдес прошла в генералы не потому, что не понимает собственных слабых мест. В карусель ее попробуй загони! Надежда уверена, что тут и полного “Рейда” не хватит; да как бы и вся повстанческая армия не надорвалась!

      А жить-то хочется, ребята... Придется продавать секрет!

      - Ты же Тацуми все время ищешь?

      Противник соглашается:

      - Об этом болтает вся Столица. И что?

      - Меня ты можешь убить в любой момент, и ты это знаешь.

      Синеволосая кивает снова.

      - Но к цели твоих поисков это тебя не приблизит ни на шаг.

      - Ты знаешь Тацуми?

      Ну как я могу знать человека, которого видел пару раз по случаю? Главное тут - убедительно прикинуться незнакомым, самому поверить, что я Тацуми не знаю. Тогда никакой самый искушенный физиономист... Или мастер меча, обученный по дрожанию века определять возраст, вес и стиль боя противостоящего незнакомца... В общем, никто ничего не прочтет. Кроме правды, говорить которую легко и приятно:

      - Видел перед турниром.

      - Так откуда ты можешь знать, почему он сбежал?

      - Да потому, что любой бы сбежал. Зачем тебе пытать людей? Еще понимаю - война, допрос, необходимость... Но про тебя говорят, что ты свободное время проводишь за вытягиванием жил... Зачем?

      Напряжение улетучилось прямо на глазах. Эсдес опустила плечи, очевидно расслабилась, уселась на песок:

      - Это недавняя сплетня, и появилась по всей Столице сразу. Трудно догадаться, что запущена кем-то? Не ожидала такой глупости. Я-то подумала, ты из “Рейда” или говорил с Тацуми после того, как он побывал у меня. Вот тогда я бы вытянула из тебя жилы - с твоего же позволения. Как ты там говоришь, война-допрос-необходимость? Именно эта ситуация... Меч у тебя на боку я вижу, но вижу и то, что ты слишком старый и тяжелый для “Рейда”. Живи.

      - Благодарю, - я уселся тоже, только сейчас почувствовав, как устали мышцы спины от постоянной готовности выхватить меч. Я бы все равно не успел - и против наставника-то не успевал, а тут разница в уровнях совсем астрономическая...

      Кстати об астрономии:

      - Не знаешь, куда нас занесло?

      - Южный Архипелаг... А ты-то почему не знаешь созвездий?

      - Ты Эсдес фон Партас, верно?

      - И что?

      - Тебя, как аристократку, небось, еще и читать учили?

      Синеволосая засмеялась - клянусь, как человек! - оперлась на отставленные назад руки:

      - Я дочь северного варвара, самого что ни на есть. С трех лет пила кровь добычи; с двенадцати - кровь убитых врагов! Фон Партас - только имя, ни владений, ни слуг... Говорили, правда, что до выхода Севера из Империи, наш род что-то там значил... Но не возьму в толк, почему нужно гордиться не поступками предков, а только длиной их цепочки. Кто сказал тебе, что я пытаю людей для развлечения?

      Сказал, вообще-то, сам Тацуми. Эсдес без капли колебаний притащила его в штаб-квартиру “Охотников”, где он всех их увидел - и это сильно помогло Надежде при планировании засады на дороге, и неимоверно расстроило Акаме, узнавшую младшую сестру, Куроме, по другую сторону баррикад. А сам Тацуми слышал слова генерала Эсдес лично.

      Но я-то, по легенде, знать это никак не могу!

      Что-то выдавало в Штирлице советского разведчика...

      - Ладно! - Эсдес махнула рукой, поняв мое молчание по-своему:

      - Подумаешь, услышал от кого-то. Я распространяю такие слухи. Пусть боятся! Пусть рисуют картинки, как я лично подбрасываю дрова под котлы или уменьшаю огонь, чтобы мучились подольше! Страх - тоже сила, так учил меня отец... Знаешь, почему я вообще говорю с тобой?

      - Потому, что здесь больше говорить не с кем?

      Синеволосая расхохоталась:

      - То!... Же!... Ва!.. Ри!.. Ант!... Да! Ты узнал противника, понял, что меч тебя не спасет... Ты так смешно вцепился в рукоять, и так умилительно-важно убирал от нее руки - как будто против меня это хоть что-то значит! С твоим-то сопением, с твоим-то весом!

      Тут Эсдес перестала смеяться:

      - Но ты не сдался и не попросил милости! А отец научил меня презирать слабых и уважать сильных.

      - А можно узнать, где твой отец?

      - Убит. Соседи оказались сильнее. Вернувшись с охоты, я могла только похоронить его. Он сам не печалился об этом, и мне запретил. Хорошенько подумав, я решила, что самая большая сила в пределах видимости - Империя. И отправилась туда на службу... Стой. А с чего это вдруг я рассказываю это - тебе?

      - А вот здесь и правда - некому больше. И не только на острове, в Столице тоже. Придворные повернут искренность против тебя - возразишь? Именно, что нет. Армия видит в тебе прежде всего воина, а воины приступы философии лечат проверенным сорокаградусным лекарством. Женщины тебе завидуют - может, еще и объяснить, почему? Мужчины видят в тебе красивую штучку, хорошо бы на ночь, но жить с ней? Еще сломает что-нибудь в порыве страсти.

      - Ерунда! - возразила собеседница. - Даже я знаю три способа, которые полностью безопасны... Да какого же хера я вообще с тобой говорю?

      - Потому что я с тобой тоже говорю. Просто - разговариваю. Не прошу, не заигрываю... Мне даже ничего от тебя не нужно!

      - Ага. Кроме жизни! Права была Ривер, пока мужика не припрешь к стене, нормально с ним говорить нельзя!

      - Так ты что - даже с отцом не могла поговорить?

      Синеволосая осеклась. Подумала. Спросила, больше сама у себя:

      - В нашем племени все были сильные! Сильнее соседей, любых... Почему же они тогда проиграли?

      - Давно... Случилось?

      - Лет пять, - собеседница коснулась шпаги безопасным, доверительным жестом, которым поправляют оружие среди своих. И я снова понял, что пожалею о сказанном; и все равно сказал:

      - Объединение людей держится на этике. На соблюдении договоренности. На вере в соседа справа, который тебя прикроет. Иначе строй разрушен и всем гибель. Ты, как воин, не можешь этого не понять; почему же ты не включаешь в понятие “свои” тех, кто тебя кормит и вооружает? Хоть они и худшие бойцы чем ты?

      Эсдес надолго замолчала. Довольно скоро из-за пальм выскочила луна, ярко высветила полированную чашку эфеса, а затем и весь меч, не убранный пока в ножны. Вот оружие Сильнейшая носила правильное. Тяжелая шпага с ромбическим сечением клинка; в плане оба лезвия параллельны, а не начинают сходить на треугольник сразу от рукоятки, как на большинстве мечей эпохи Шекспира. Судя по толщине, клинок вполне пригоден для колющего удара всем весом с разворота, а не одной лишь рукой, как это стали делать во времена мушкетеров. Вместе с тем, клинок еще достаточно легкий, чтобы фехтовать им, а не только выставлять перед собой в конной атаке, на манер наполеоновских кирасиров. Пожалуй, такой клинок выдержит даже подставку под падающий вертикальный удар вражеского меча; выдержит и собственный удар по кирасе - колющий или рубящий наотмашь. Тяжелая шпага, высшая точка в развитии меча, самое универсальное, самое управляемое холодное оружие в истории человечества... Катана у меня на боку режет шелковый платок, легко проходит несколько слоев одежды. Но стальной доспех - кольчуга, чешуя, кираса - только затупит бритвенную заточку катаны. Неудачная подставка под блок может вовсе расколоть изогнутое лезвие. А шпага Эсдес пробьет кольчугу, вспорет чешую, при должной силе и мастерстве проломит кирасу. Но сжиться с тяжелой, “ранней” шпагой, которая больше рубит, чем колет - намного дольше и сложнее, чем выдрессировать человека на одно движение катаной.

      Даже в сказочной Вселенной разница между выпускником краткосрочных курсов и дипломником Академии ощущалась совершенно не сказочной...

      - Иди сюда! - вдруг сказала девушка. - Как ты думаешь, мы одни на острове?

      Кстати - вполне романтический вопрос.

      - Это мы узнаем только после рассвета.

      - И правда... Садись вот так, спина к спине...

*****

      - Спина к спине, взявшись за руки, - прокомментировала Эсдес последнюю сцену перед титрами. - Так до утра и сидели. Но не от фейеверка чувств. Тогда я мечтала о Тацуми. А вот как только я чувствовала, что засыпаю, дергала Енота за руку; и то же самое делал он. Мы же не знали, что на острове нет врагов!

      - А просто спать по-очереди? - удивился Тяп.

      - Приходилось учитывать, что любой из нас мог зарезать второго во сне. Не знаю, задумывался об этом Енот, а я так точно не хотела проснуться с головой врозь. И спать нельзя, и не спать нельзя.

      - Так почему спиной к спине? - заинтересовалась Анна.

      - А попробуй двинуть рукой, чтобы не разбудить опирающегося на твою спину. Это как спящего кота снять с коленей. Потренируйтесь, кому интересно.

      - А потом?

      - Утром обыскали остров, нашли печать телепорта, через которую нас туда бросило. Подождали, пока печать засветилась - видимо, ловушка срабатывала на кого-то еще - шагнули в нее, оказались в том же лесу... Енот скрылся из глаз моментально, прятаться его явно учили лучше, чем драться, и боялся он меня до пота на затылке... А я тогда не знала, что прошла в двух шагах от разгадки, и не погналась...

      За обсуждением фильма никто не заметил, как понемногу пришли к громаде Генерального Штаба, где теперь обитали Александровы. Наступление вечера тоже прошло незамеченным. Принялись прощаться; президенту Ривер подали красивую белую лошадь; ее охрана синхронно вскочила на вороных. Помахали руками - уехали.

      Сестры наконец-то расцепились. Куроме сразу схватилась за своего парня, Акаме просто передвинулась к Леоне. Попрощались со всеми коротким неглубоким поклоном и скрылись за полированной дверью, одной из множества в темной стене бывшего дома Эсдес.

      Сама Эсдес тоже поклонилась коротко и неглубоко, но совершенно без спешки:

      - Спокойной ночи. Надеюсь увидеть вас на следующей части фильма, - и тоже оставила землян одних. Семья Александровых перевела дух. Тяп и Ляп наконец-то смогли невоспитанно зевнуть во весь рот. Виктор покрутил головой:

      - Многовато затолкали в первую серию... Ань, как думаешь?

      Жена фыркнула:

      - Еще бы! Попаданцы, стихи, детективная история, оголтелая пропаганда спорта и секса, тайные базы, рабы, полицейские, мастера фехтования, убийцы, императоры, премьер-министры, протезы президента, маленькие кошкодевочки, большие кошкосиськи... Э-э, Леона, генералы в мини, телепорты... Кажется мне, для первой серии в самом деле - достаточно!

      КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

в начало ||| часть первая ||| Вы находитесь здесь ||| часть вторая||| часть третья