Чувство родного дома каждому знакомо! Мама, милая мама - еду к тебе!
Конец перестройки, командировка в Москве закончена и нужно подумать, что купить родителям, сестре, братьям. Разве можно улететь во Владивосток и не повидать родителей?
Если вы приглядитесь в Московском метро, ближе к станции "Павелецкая", то увидите человека с двумя тяжелыми сумками в перевес через плечо, и с тележкой, на которой лежит пузатый, желтый чемодан с молнией. Человек потный, одет скромно, сразу видно инженер, чем- то озабочен сильно, все время смотрит на часы. Это я, опаздываю в аэропорт Домодедово. Чемодан, сумки набиты продуктами, фруктами, конечно же, есть бутылочка дешевого коньяка и бутылка красного "Букет Абхазии". Маме везу ткань на платье и " Восточные сладости". Уже представляю, как мама обрадуется подарку: поблагодарит, улыбнется, погладит добрыми, морщинистыми руками ткань, будто она живая, а потом будет по нескольку раз в день вытаскивать ее из шкафа и прижимать к груди.
Как хорошо, что есть эскалаторы, можно передохнуть...
Автобус в Домодедово подошел с опозданием в 6 минут. В справочном бюро симпатичная девушка ответила:
--
Не волнуйтесь, мужчина, ваш рейс откладывается до 18-х часов
по причине непогоды в Свердловске.
Ух, можно расслабиться, оглядеться, привести себя в порядок! Душа тихо успокаивается от Московского шума и дорожных тревог и готовится принимать одни только радости. Мыслями я уже давно в нашем таежном доме, обнимаю родителей и друзей, парюсь в бане, хожу по местам детства и разговариваю с тайгой. Такая накатывается волна любви и признательности к Создателю за возможность это пережить в очередной раз. Зарядиться энергией и бодростью а, потом, можно лететь хоть на край света.
Время пролетело незаметно. Объявили посадку на мой рейс. Быстро выстроилась очередь. Сдаю багаж. Перехожу в "накопительное помещение". Через стекло видно, как садятся и взлетают самолеты, уплотняя воздух шумом ревущих двигателей.
В таком положении, ожидания взлета, люди всегда немного взволнованы и, как часто бывает, говорливы. У прозрачной стены-окна стоит огромного роста мужчина интеллигентного вида и басом рассказывает неказистому пожилому соседу, как работал вместе с Ельциным на стройках в Свердловской области:
--
Боря, это же человек!
--
Хваткий, жесткий, бил нещадно, но справедливо за дело.
--
Не обижаюсь?
--
Горжусь земляком! Далеко пойдет?
--
Башка у него - " дом Советов"!
--
Не уклоняется в избрании во власть.
--
Завидую...!
Неказистый крутит головой и тихо отвечает:
--
Наш ум не способен на отличие истинного величия от ложного...
--
Завидуйте не тому, кто большой власти добился, а тому, кто хорошо с похвалой покинул ее!
--
Ельцин хороший мужик, но не орел.
--
Нет натуры. Масштаб не тот. Показного много...
"Бас", что-то неказистому доказывал упорно. Спор разгорался...
Напротив меня сидит женщина; вся в себе, одета со вкусом, печальна и озабочена чем-то? Все время открывает и закрывает свою сумочку, вроде ищет что-то и не может найти... Горе написано на ее лице.
Рядом со мной сидит очень миловидная дама; следит за собой все время смотрится в зеркальце, взгляд уверенный чистый, фотографирующий, приглашающий для общения. Слышу ее голос:
--
Как долго будем лететь до Свердловска?
--
Порядка двух часов.
--
Никак не привыкну к самолету, накатывает боязнь и тошнота от этого.
--
Риск не более, чем ехать в автомобиле. Отвечаю ей.
--
Если в такой массе пассажиров, окажется хоть один верующий, то будьте уверены, все будет хорошо.
--
Спасибо, успокоили. Не опоздать бы к спектаклю.
--
Вы, актриса?
--
Да! Везу из Москвы реквизиты к спектаклю " Борис Годунов" .
--
Люблю театр, и в Свердловском драматическом один раз был.
--
Смотрел спектакль " Охота на глухаря". Потрясающий спектакль по сюжету и игре актеров. Вы не играли, вас не помню.
Наше внимание привлекла рыжая женщина в широкой шляпе и плаще. Никак не сядет, все ходит и в такт ходьбе делает отмашку правой рукой. Вроде, что-то забыла и не может вспомнить, шепчет про себя какие-то слова. Наконец, она остановилась и громко заговорила, не обращая внимания на публику:
--
Вот, вот мы собрались, нас много и что-то нам мешает общаться?
--
Не смотрим друг на друга, вроде чужие...
--
А мы не чужие! Мы все свои! В России со старины глубокой люди жили в общине и беды и радости поровну делили.
--
А сейчас что?
--
Все разобщены, все живут за глухими стенами, не дозовесшься...
--
Так нельзя. Где наша любовь и сострадание?
--
Давайте поговорим, что нас волнует?
Тут раздается молодой голос:
- Нас волнует, почему долго автобус не подают?
Публика зашумела, раздался приглушенный смех.
--
Действительно, почему мы сидим?
Только подумал об этом, как открываются двери и молодая стройная девушка в голубом костюме сообщила о задержке рейса до 9-ти часов утра. Выхожу обратно в зал ожидания.
Удивительно, но небольшая преграда на пути к цели сплачивает людей. Как все кучно вышли в зал, так все кучно и расположились и уже не совсем чужие.
Мужчина - обладатель прекрасного баса представился Павлом Андреевичем директором строительной фирмы, едет из командировки домой. Оглядел всех и заявил:
--
Кто со мной к начальнику аэропорта?
--
Надо же выяснить истинную причину задержки нашего рейса.
--
Я не намерен коротать ночь, в этом зале.
Пока я раздумывал, группа из 5-ти человек уже ушли.
Женщина в печали представилась Марией Федоровной, едет от брата из под Москвы с похорон, умерла ее мама. Озабочена она суммой денег, заплаченной государству за оформление наследства, из-за чего пришлось залезть в большие долги. Мария Федоровна, видя, что все сочувствуют ей, мало - помалу разговорилась:
--
Брат все время жил с матерью в своем доме, по незнанию не успели оформить завещание. Тут пошло и поехало, только успевай плати, из чего? БТИ* заплатили хорошие деньги: приехал инженер с рулеткой, все обмерил, записал, в течение двух дней составил план - схему, а какую сумму пришлось уплатить! Ого - го! Ох, и походили мы с братом, поотбивали пороги. Эти учреждения не в одном здании для удобства населения размещены, а в разных концах города. Поездили мы, поплутали... Мы то, еще ничего можем ходить, а пожилым как все это оформлять и где деньги такие брать? Платить надо, иначе через полгода все родительское отойдет государству. Вроде и не твое все это нажитое. Два горя пережили одно за другим. Мария Федоровна умолкла, вытирая слезы.
Рыжеволосую даму звать Луиза, едет к сестре в город Невьянск, пенсионерка, рот не закрывается, снова учит:
--
Сказано нам, любить ближнего своего, как самого себя, а мы упорно отворачиваемся. Если задели локтем, - злимся, готовы драться...
--
Почему?
--
Успевайте творить добро, иначе поздно будет!
--
Чтобы мы не делали - конец у всех один.
--
Прах уйдет туда, откуда вышел - в землю, а дух отойдет к Тому, Кто его дал нам!
Луиза громко держала речь, взмахивая в такт словам рукою, смотрела напряженно, почему- то только на одну женщину. Очевидно, та открыла рот от изумления или, от чего- то другого...
Галина Николаевна - актриса не выдержала и говорит:
--
Женщина, сколько можно мешать людям?
--
Вы можете помолчать?
У Луизы резко изменилось лицо; вытянулось и побледнело. После паузы, поправила шляпу, подошла к Галине Николаевне и бросила:
--
Вы говно!
--
И поплатитесь!
Та ответила:
--
Спасибо на добром слове.
Уже тише добавила:
--
Будьте здоровы?
Луиза продолжала:
--
То, что я говорю, вы нигде не услышите?
--
Вы нарушили мою "ауру", прервав меня.
--
Вот же женщина слушает, ей приятно.
--
А вам, что?
Тут раздается голос женщины, на которую смотрела все время Луиза:
--
А я всех слушаю!
--
Плохо слышу, но вижу хорошо...
С разговорами я и не заметил, что наши мужики возвратились сильно возбужденные. Павел Андреевич загудел:
--
Все! Застряли надолго и неизвестно, когда полетим?
--
Не говорят точную задержку рейса, темнят...
--
Хоть душу отвел, посмотрел в глаза начальнику!
--
Правда, выбили гостиницу.
И точно, раздается голос диктора:
"Пассажиры рейса N , просьба пройти в гостиницу, находящуюся с лева от главного входа вокзала". Расположились шикарно. Всем дали двухместные номера. Внизу буфет: чай, кофе, душ.
Мой вид: лыс, курнос, мелкоглаз и тут сыграл злую шутку.
Коридорная назвала комнату и сказала, что там находится мужчина. Захожу. Накурено, хоть топор вешай. На столе недопитый коньяк, открытые шпроты, окурки в тарелке. На койке спит мужик похожий на чеченца, весь обросший. Рядом с ним на табуретке стоит переносной приемник, из которого громко звучит музыка.
Помылся и лег спать. Хорошо! Только табаком пахнет и шум от музыки. Полежал с час, подкрался на цыпочках к соседу и выключил приемник. Ложусь. Сосед сразу проснулся, снова включил приемник и захрапел. Не сплю, ворочаюсь, снова через пару часов выключаю музыку.
Снова ложусь. Все повторилось; сосед опять включил и захрапел. Прошла ночь в борьбе за тишину. Утром сосед назвался Махмудом и предложил выпить коньяку. Отвечаю ему:
--
В командировках не пью.
И подумал, - да еще с незнакомыми людьми.
--
Махмуд, ты, что больной?
--
Почему с музыкой спишь, спать не даешь? В ответ слышу:
--
Много плавал на пароходах, из-за шума нэ мог спать, спасал приемник.
--
Сэйчас отвыкнуть нэ могу. Нэ надо обижаться зэмляк...
На другой день рейс снова отложили до 14-ти часов. Добрая половина пассажиров на наш рейс отсеялись. Позабирали свои багажи и через Тюмень, кто как решили добираться до Свердловска. Может, и правильно сделали; мне еще пришлось ночевать в гостинице, но уже в другом номере, где и отоспался.
После очередной очной ставки с начальством Павел Андреевич долго не мог успокоиться и гудел:
--
Нашли причину!
--
Надо же!
--
Недокомплект пассажиров на наш рейс, видите ли?
--
Кто заплатит за испорченные нервы и за моральный ущерб?
--
И тут голос диктора приглашает нас к северным дверям для выхода на летное поле. Ведет нас мужчина в рабочей одежде за край летного поля, в кусты. Смотрю; стоит самолет ИЛ-18 и двое пилотов сворачивают на площадке брезент. Рассаживаемся в передний салон. Слышу голос Галины Николаевны:
--
А где наш багаж? Цел ли он?
--
Действительно где?
Прогрели моторы, самолет вырулил на крайнюю полосу. Везут на тележке багаж. У меня от сердца отлегло, когда увидел свой желтый чемодан. Успокоил актрису. Расслабился.
Но, тревога не отпускала; взгляд пилотов мне показался не добрым, как бы с перепою и одежда на них не фирменная. Вошел пилот с красным, как после бани лицом; с сигаретой во рту, обошел нас, проверил у всех ли пристегнуты ремни и сиплым голосом выпалил:
--
Летим полтора часа, ремни не отстегивать.
--
Если будет сильно трясти, не шуметь - это нормально.
--
Самолет с небольшим дефектом стоит в запасе, поэтому редко летаем.
Пилот еще много говорил, но не вселил спокойствия, а, наоборот, расстроил. Публика зашумела, но вскоре смолкла. Луиза возмутилась, что нет стюардессы и грязно в салоне. Уже ведь ничего не поправишь? - раздались голоса.
Павел Андреевич не выдержал, подошел к пилоту, посмотрел на него сверху вниз, как удав на кролика и сказал гневно:
--
А крылья не отвалятся?
--
Вы не перепутали, нам же надо в Свердловск?
--
Будете там, где вас ждут? - ответил пилот и быстро исчез.
Взревели моторы, самолет взмыл в воздух и стал набирать высоту.
Наконец, летим. До свидания Москва!
--
Спаси нас Господь, - слышу голос Марии Федоровны.
Набрали высоту; воссияло огромное солнце, внизу облака похожие на вату, раскиданные кучами "Неведомой рукой". Хорошо летим.
И вдруг, самолет затрясло так, словно ты едешь в телеге через бревенчатый мост. Тут же накренился на правое крыло, как при развороте, вроде и шум моторов изменился. О! Ужас! Как же крылья не отвалятся? Пассажиры зашумели, заплакал ребенок. Через некоторое время тряска прекратилась, но угодили в "воздушную яму". Мне показалось, что сердце сдвинулось и все, что внутри поднялось под самое горло. Многих начало рвать, а Галина Николаевна обвисла на ремне и голова ее скрылась в пакете. До конца полета чередовались, то "тряска", то "яма". Время полета показалось вечностью, я разжал пальцы на подлокотнике кресла только тогда, когда самолет пошел на снижение. Земля показалась неожиданно, окутанная туманом похожим на молоко. Сели благополучно. Вместе с радостью в душе появилась и благодарность к этим "милым и отважным пилотам".
Аэропорт Кольцово. Народу скопилось "тьма" из-за задержки рейсов. Ждем свой багаж, почти целый час. Тут подъезжают двое грузчиков на пустой тележке, такие радостные, и громко говорят:
--
В самолете вашего рейса багажа нет!
--
Багажное отделение - пусто!
--
Как, нет? Куда девался?
- Ничем помощь не можем...
Что тут началось! Люди зашумели, заволновались. У меня в голове пронеслись мысли; хорошо, что документы - труд группы инженеров, при себе оставил, а подарки? Павел Андреевич гудел не переставая:
--
Ну, что вытворяют?
- Чокнуться можно от такой жизни.
Собрали всех в большой комнате и предложили написать заявления со списком, пропавших вещей. Крики, ругань, женщины плачут. Дежурная по аэровокзалу заявила:
--
Что я могу сделать для вас?
--
Есть надежда, что ваш багаж обнаружится в другом городе.
--
Никуда не денется, найдется...
Раздала всем по листу бумаги, чтобы каждый описал вещи, сданные в багаж. Писали заявления с руганью и зло, некоторые со слезами на глазах.
--
Мы же видели, как везли наши чемоданы на наш самолет, - в гневе говорю я ей.
--
Что, выгрузили в кустах?
--
Или из самолета выпали?
--
Ну и дела!
Радости в душе как небывало.
--
Ракеты в космос пуляем, а в быту неразбериха, - думаю про себя.
--
Как я приеду к родителям без подарков?
--
Нет, это невозможно!
Прошло четыре часа. Павел Андреевич отправился с мужиками, в очередной раз, к начальнику аэропорта. И тут, слышим, "о, мама родная", голос диктора:
--
Пассажирам рейса N получить багаж в багажном отделении!
Не верим ушам своим бежим. Видим, что те же грузчики выгружают наши чемоданы и сумки.
Оказалось, что грузчики открыли багажное отделение в самолете, а там пусто. О чем и уведомили начальство. Пилоты же не покидают самолет, ждут пока выгрузят груз, размещенный по их команде не там, где ему положено быть, а во втором салоне. Такое решение принято для повышения равновесия самолета. Все хорошо, а при чем здесь мы - пассажиры?
Опять из депрессии в радость великую впали. Такое событие, как эта "задержка рейса" оставила в душе неизгладимое воспоминание, которое и выразилось в форме этого рассказа.