- Паскаль Дюран, - лицо Персии было бело, как только что натянутый холст, а взгляд тяжелый и темный, как предгрозовое небо. - Немедленно слезь с этой лошади.
Девочка с уверенностью поправляла кожаные черные перчатки, застежку шлема и сапоги, пока мать топталась около её скакуна, пытаясь заставить её слезть с него. Паскаль прекрасно знала материнскую фобию перед лошадьми, поэтому предпочитала игнорировать её слова, демонстративно задевая шею Милье, отчего тот фыркал и притопывал.
- Петоль, - в отчаянии Персия повернулась к стоящему на крыльце мужу, который обсуждал с Парветтой прошедший прием, - сделай что-нибудь! Твоя дочь не поедет в пансион на этой лошади!
- Это ещё почему? - Девочка приподняла брови.
Она хотела добавить, что уже никто и ничто не снимет её с седла, но зоркий взгляд, который бабушка метнула в неё, заставил проглотить заготовленные заранее слова.
- Во-первых, это небезопасно. В сентябре начнется охотничий сезон, а сейчас по лесам бродят дикие медведи, кабаны и лисы. Дороги и кареты они обходят стороной, но из-за тумана в последнее время плутают и попадают прямо под колеса экипажей!
- Что-то подсказывает мне, что из-за этого не животные страдают, - вставил Пьер, распахивая перед подошедшей к карете Цисси дверь.
- Тебе слова никто не давал, - огрызнулась Паскаль, натягивая поводья. Милье фыркнул и двинулся с места, отчего мать шарахнулась в сторону.
- Не огрызайся, - одернула её Персия, глядя на подходящих к темно-синему экипажу слуг. - Мельпомена? Почему ты не в особняке? Паскаль!
Девочка не ответила, выправив лошадь за каретой. Седло закреплено, Милье накормлен, и готов к дальней дороге, а с холодом она как-нибудь справится. Кто бы мог подумать, что в последний день лета подует такой холодный ветер и появится сильный туман из-за дождей?
- Перси, дорогая, - голос Парветты трещал, как плохо настроенный рояль, но выглядела она так же, как и всегда - уверенно в себе и прекрасно. - Поговорим об этом позже.
Перед парадным входом с длинной и красивой каменной лестницей стояло две кареты. Квадратная, обтекаемой формы с кистями на крыше и витиеватой с вензелями буквой "Д" на дверцах синяя карета, запряженная четырьмя снежными лошадьми. Синий миниатюрный экипаж, не менее красивый, чем карета, запряженный двумя черными скакунами, но более темный. Все это создавало какую-то неопределенную торжественность, отчего сердце пропускало удар, если бы это не было таким помпезным прощанием, а не счастливым возвращением домой.
- Последний раз говорю, слезай с лошади! - Персия дернула лошадь за повод, отчего Милье повел в сторону.
- У этой лошади есть имя, и хватит дергать его! Он лягнет тебя и не пожалеет затраченных сил!
- Паскаль Дюран, - Петоль сошел с лестницы, недовольно вздернув подбородок, - не перечь матери, сколько раз повторять тебе?
Пьер с самодовольной улыбкой наблюдал за этой сценой из-за не зашторенного окна, а Цисси скорчила такую скучающую мину, что хотелось окатить её водой с головы до ног. Кучер в синем костюме и шляпе слез с вожжей в мгновение ока, оказавшись около хозяев.
- Месье Дюран, прошу, не беспокоится, уж я то смогу позаботиться о том, чтобы мадемуазель Дюран добралась в здравии и сохранности!
- Ваши слова, Мемьер, особого доверия не внушают, - фыркнула Персия, но, кажется, кучер и вовсе не расслышал её.
- Если вы готовы ручаться за неё, то милости прошу, - Петоль похлопал Милье по боку, второй рукой беря под руку жену. - Пойдем, Перси, нам тут делать больше нечего. Уже полтора часа прощаемся!
Цепь, состоящая из кареты и экипажа, двинулась вперед. Паскаль уверенно восседала на Милье, а поравнявшись с экипажем, наклонилась к окну и показала Пьеру язык - тот, проигнорировав её жест, резко открыл книгу.
Как только Милье перешел с мощеной дороги на песчаную, девочка обернулась. Родители стояли в начале лестницы, они напоминали фамильные статуи, охраняющие вход в дом, одетые во все синее. Парветта стояла около дверей, непривычно скрестив руки на груди - секунда, и её правая рука оказалась около шеи.
Паскаль инстинктивно прикоснулась к шее. Нет, она не забыла, одеть тот медальон.
Минуя пикаретский лес, Паскаль полностью ощутила на себе подбирающиеся к ним холода со стороны земель Кананоу и Пруэтта. Если руки в кожаных перчатках околели, то сами перчатки попросту замерзли, не давая разогнуть пальцев с поводьев, то о ногах и говорить было нечего. Из ноздрей Милье вырывался теплый пар воздуха, да и сам конь был единственным источником тепла, из-за которого девочка ещё не превратилась в ледяное изваяние.
Мемьер на вожжах весело насвистывал какую-то мелодию, нахлобучив на голову зимнюю шапку, подаренную ему Престоном, сзади которой торчал беличий хвост - в ней он напоминал какого-то охотника-отшельника, хорошо знающего местные владения, но находящегося не в своем уме.
- Ещё не замерзли, мадемуазель Дюран? - Его голос, кажется, и вовсе доносился издалека.
Паскаль едва разомкнула губы, чтобы ответить, что всё в порядке. Кучер лишь пожал плечами и, поправив съехавшую на лоб шапку, ударил хлыстом по лошадям, чтобы те перестали тащиться подобно садовым улиткам. Девочка слышала, как меняющие постели служанки обсуждали происшествия на дорогах с диким зверьми, вышедшими из лесу из-за сильного тумана, но не придавала этому особого значения, но сейчас она чувствовала подступающий к горлу страх.
Слушать страшные рассказы это одно, а испытать их на собственной шкуре совсем другое. Плотная завеса тумана, отделяющая дорогу от леса, казалась мягкой, что если прикоснешься к ней, то почувствуешь его гладкую поверхность. Паскаль поежилась, отводя глаза от леса - воображение подсовывало ей кабанов размером с горы и белых свирепых медведей, на которых разъезжает Дехан Кананоу.
Фыркнув, она поравнялась с Мемьером, сосредоточено глядевшим на дорогу перед собой. Она недоумевала, что кучер может видеть впереди, если и половину лошади за туманом не видно.
- Так что рассказывают местные сплетни о происшествиях из-за тумана? - поинтересовалась Паскаль.
- О, да много поговаривают, мадемуазель Паскаль, - уныло произнес Мемьер, посасывая кончик подожженной трубки. - Сначала на экипаж Макнамара напали, никто не пострадал, но дети клянутся, что видели огромного рыжего исполина - после этого случая их два дня приводили в себя лекари пансиона. Потом экипаж Гегертунов снес дикий кабан, до меня дошел слух, что после этого юный месье Гегертун, старший близнец, начал заикаться. Лирье, мой старый приятель и кучер семьи Гегертун, посидел за какой-то вечер, а всё этот дикий зверь, который едва не растоптал их в пух и прах!
В области живота что-то зашевелилось, а в затылке неприятно закололи маленькие иголочки. Теперь, от слабенького света фонаря, зацепленного за край крыши, ей мерещились витиеватые тени, тянущие свои когтистые лапы к ней и Милье.
- Тогда почему мы поехали этой дорогой? - Девочка невольно посмотрела по сторонам, нервно раздумывая, а не выскочит ли из-за пелены туманы огромный волк, охотившийся от самого особняка на сытого и молоденького Милье? - Старая объездная дорога не пригодна?
- Чу, - кучер встрепенулся, выпучив глаза на наездницу, - смерти нашей хочешь?! Дорога идет вдоль территории, граничащей с Пруэттом и Кананоу, тебе ли не знать? Чуть что, и всё, не сыщет нас никто и в помине, - Мемьер перекрестился, глядя в мрачное небо, которое загораживали хвойные ветки и верхушки деревьев, - а вы ещё в самом соку, жизнь только открывает свои двери, так чего ради, рисковать? Через Дорогу убийц я вас не повезу, мадемуазель Дюран.
Дорога убийц? Так вот как её называют в народе? Она видела её ещё тогда, когда взобралась на Пограничную скалу - завораживающее зрелище, однако, не стоящее её жизни. Она даже поймала себя на мысли, что с Мемьером намного спокойнее, чем в теплой карете, ведь можешь следить за всем происходящим извне.
Макнамара и Гегертун просто не ожидали нападения - одни были первыми жертвами, а другие либо слишком переоценили свои способности, либо не поверили в эти слухи с нападениями животных. Но как животные могут заплутать в этом необъятном лесу, в котором они должны ориентироваться, как дети в своих фамильных особняках?
- И почему мы не выехали раньше или на день позже? - буркнула себе под нос девочка, оглядывая приземляющихся на ветви деревьев ворон.
Огромные, с блестящими перьями они каркали, разговаривая друг с другом, и переглядывались, словно знающие какую-то страшную тайну. От вида этих огромных темных птиц спокойнее, однако, не становилось - все больше и больше пернатых туш садилось на ветки, а их противное карканье сливалось в унисон.
Мемьер побледнел, забормотав молитву и, перекрестившись, надвинул на глаза свою шляпу. Ударив поводьями, лошади поскакали быстрее, Милье следом, карета сзади то и дело подпрыгивала, а девочка внезапно сжала поводья так крепко, что раздался хруст замерзших кожаных перчаток.
Если родители знали, что они поедут через Дорогу убийц, то почему ничего не сделали? Почему не поехали с ними? Ах да, таковы правила. Родители не имеет права сопровождать своих детей в пансион, только в их первый и последний дни учебы. Но почему не послали с ними стражей, ведь Совет каждый год выделяет чадом аристократов по одному-двум стражей из армии для безопасности?
Вороны продолжали каркать, хлопая крыльями и перепрыгивая с ветки на ветку. Паскаль краем глаза заметила, как Пьер выглянул в окно, а затем быстро зашторил его. Неужели, струсил, бравый младший брат? Милье под ней как-то странно задрожал, готовясь встать не дыбы. Девочка поспешно похлопала его по шее, чтобы тот успокоился, но не тут-то было. Запряженные в карету лошади резко остановились, прибитая раннее пыль взмыла в воздух, перемешавшись с туманом, а из экипажа послышался кроткий вскрик Цисси. Мемьер опять начал молиться, доставая из-под облучка револьвер.
Милье замер, нервно дыша, а Паскаль лишь судорожно пыталась увидеть что-то через туман и пыль. Карканье ворон не способствовало душевному спокойствию, отчего стая мурашек пробежала по всему телу, а воображение подсовывало косматые фигуры повсюду.
- Мемьер, - свой голос показался ей очень громким, но вороны внезапно стихли. По одной они срывались с ветки, скрываясь в ветвях деревьев, оставляя после себя несколько темных перьев, оседающих на лошадей, крышу кареты и шляпу Мемьера. Паскаль замерла, сурово глядя на парящие в хмуром небе перья. - Что это за представление?
- У вас есть оружие, мадемуазель Дюран?
Паскаль хотела обернуться на кучера, но крик "Пригнись!" и выстрел помешал ей - девочка припала к шее перепуганного Милье, сама едва не свалившись от неожиданности и удивления с лошади.
Мемьер в мгновение ока вскочил на крышу кареты, держа двумя дрожащими руками револьвер, а затем небрежно наклонился и захлопнул открывающуюся дверь в карете. Раздался глухой удар, а Паскаль услышала голос, словно издалека:
- Мадемуазель Дюран, ну же, Паскаль! Возьмите второй револьвер! Мадемуазель Дюран!
Девочка едва смогла принять вертикальное положение. Её всю трясло, а уши заложило из-за выстрела Мемьера, раздавшегося прямо над ухом. Со второго раза она смогла взять в руки револьвер - ладно, рапира, но огнестрельное оружие? Отец расстроился, узнав, что Пьера вид такого оружия не заинтересовал, а дедушка наоборот порадовался, что хоть кто-то внемлет его словам об историческом оружии, "которое никого ещё не подводило, в отличие от этих палок, заряженных орехами".
И тут повисла такая тяжелая, напряженная тишина, что Паскаль казалось, будто бешенные удары её сердца отдаются эхом по всему лесу - их слышат и Мемьер на крыше, и Цисси с Пьером в карете.
- Что это? - голос кучера был сиплым, а руки затряслись ещё сильнее. Стоя на краю крыши, он повторно наклонился и захлопнул открывающеюся дверцы кареты, из которой норовил вылезти Пьер с рапирой наперевес. - Господи, что же это такое?
Паскаль, переселив себя, уставилась на два горящих огонька впереди себя. Это было больше похоже на два огромных фонаря, висевших на перекосившейся крыше экипажа, если бы не черные треугольные фитиля, именуемые зрачками. Она распахнула рот в безмолвном крике, в голове тут же закрутились образы огромных лис и медведей, но вновь раздался выстрел, перебиваемый путанными молитвами.
И когда Мемьер успел стать таким верующим?
Это было похоже на скрип старых деревьев, клонившихся от сильного ветра к земле, но нет, это был рык, исходивший от этих оранжево-желтых глаз. Не прошло и секунды, как лошади, прицепленные к карете, встали на дыбы и разорвали свои оковы, разбегаясь, кто куда. А глаза становились все ближе и ближе...
Прикрыв глаза, Паскаль подняла правую руку, поддерживая её левой за кисть, и спустила курок. От выстрела её руку повело в сторону, уши заложило, а Милье, не ожидавший от хозяйки такого поступка, встал с испугу на дыбы.
Девочку откинуло назад, и она бы свалилась с коня, если бы не ноги, плотно застрявшие в стреме - мир в глазах перевернулся, карета была на небе, а небом была земля и дорога. С каждым новым скачком она ударялась головой о его спину, а отстреливающийся Мемьер с выскочившим из кареты Пьером и Цисси становились все дальше и дальше.
Раздался звонкий девичий крик, и еловая ветка нещадно хлыстнула по лицу. Паскаль чувствовала, как с каждым новым прыжком Милье её ноги вылетают из стремян, а умереть, расшибив голову о сосну, ей не льстило. Но самым страшным было не то, что ветки нещадно хлестали её по лицу, а голова кружилась так, будто она безостановочно танцевала весь недавний прием, а то, что побег Милье сопровождал непрекращающийся крик Присциллы.
- Да остановись же ты! Ну, Милье, стоп! - Девочка попыталась дернуть его за хвост, но это был очень дурацкий поступок.
С перепугу, конь встал не дыбы, окончательно скинув с себя девочку - Паскаль упала на что-то холодное и ужасно скользкое. В её глазах двоилось, а светлые волосы, мокрые и упавшие на лицо, напоминали какие-то сосульки. Она долго не могла отдышаться, лишь долго смотреть на потемневшее небо, чувствуя себя едва живой.
Она испугалась так, как никогда раньше. Не могло все это быть настоящим, не могло. Девочка прикрыла глаза, пытаясь перебудить себя, что воображение просто сыграло с ней злую шутку, но не тут-то было. Стоило ей полностью закрыть глаза, как в темноте зажглись эти два огромных фонаря, становящиеся все больше и ближе, ближе...
Парветта сидела в гостиной комнате, со скукой рассматривая корешки старинных книг в шкафах со стеклянными дверцами. На столе перед ней остывал чай с яблочной шарлоткой, но ей было не до пира живота изысканными десертами дюрановского повара - её мысли были далеко отсюда, и в такие моменты она чувствовала себя старее некуда.
Сколько бы ей не делали комплиментов, сколько бы Престон не твердил, что в отличие от неё он старый мешок с костями, сколько бы заинтересованных взглядом она на себе не ловила - в душе Парветте Дюран было намного больше лет, чем давал внешний вид или догадки незнакомцев.
Маленькой девочкой она пережила первую и последнюю войну, после которой появилось два отдельных государства - Пруэтт и Пикарет. Она первой испытала на себе законы и традиции нового Пикарета, отделенного от Пруэтта, выйдя замуж за Престона Дюрана, шаловливого и ищущего на свою голову ненужных приключений парня, которого она практически не знала.
Дальнейшая жизнь показала ей, что выбор её родителей был не таким уж и плохим, хоть с возрастом Престон не стал серьезнее или разумнее - он до сих пор, близко подойдя к лисице, кидался на неё самостоятельно, желая побороть голыми руками, заставляя всех вокруг восхищаться своей смелостью и осуждать безрассудство.
И чего бы не было в прошлом, она жила настоящим и будущим. Столько всего событий произошло в её жизни, столько всего нужно было рассказать или хотя бы записать в семейные дневниковые архивы, которые она терпеть не могла, но после её смерти в их с Престоном особняке и в особняке Петоля повесят портрет улыбчивой женщины.
Ненастоящей Парветты Дюран, а какой-то другой Парветты, красотой которой все восхищались, а любви к приемам и балам завидовали белой завистью, ведь её муж когда-то состоял в Совете, отчего ей были открыты врата ко всем громким и важным мероприятиям. Но как бы ей хотелось сейчас оказаться там, наверху, в кабинете своего маленького мальчика, несмотря на его возраст, поговорить с ним, чтобы рядом не было никого.
Иногда ей казалось, что Паскаль - это Петоль, тот Петоль в детстве, каким бы он мог стать, если бы все это бремя Советы и суровых традиций не свалилось на него. Маленькому Петолю просто не хватило духу пойти поперек всего, ведь из-за его решений страдали бы близкие, а вот Паскаль не тревожилась из-за этого.
В них с Петолем одинаковый порох, вот только его порох вымок, а её может в любой момент разгореться. С кем она танцевала на приеме? Чей-то сын из делегации Пруэтта, как сказала ей Персия.
Парветта перевела взгляд на женщину, сидевшую напротив неё в светло-голубом кресле. Когда-то и она была такой молодой и прекрасной, с такой изысканной фигурой, резным лицом и ясным взглядом, но время берет свое. Первый раз, увидев Персию Дюран, она едва подавила смешок - эта девочка в детстве была чем-то похожа на неё саму, ту самую Парветту, которая в шестнадцать лет узнала, что она в скором времени выйдет замуж.
Те же светлые волосы, оплетенные лентами, то же обычное повседневное платье, отсутствие нужды в украшениях - драгоценные камни бы просто лишний раз испортили и без того чистый и невинный образ этой светлой красоты. Красота, которая не нуждается в украшениях - была ещё одна такая прекрасная девушка, но...
- Парветта? - Голос Персии вернул женщину из закоулков своих мыслей и лабиринтов души. Персия смотрела на неё отсутствующим взглядом. - Как скоро они доберутся до пансиона, есть предположения?
Мадам Дюран улыбнулась, беря в руки блюдце с остывшим чаем:
- Перси, Перси, никогда не торопи время, оно само позаботится о своей скорости.
- Легко сказать, - Персия отвела взгляд в сторону, - ведь вы хотя бы знаете, кто должен был их сопровождать, но по каким-то неведомым причинам этот "кто-то" не выехал вместе с ними!
Парветта удивленно приподняла одну бровь, немного оскорбленная фразой жены сына. Как бы про неё не отзывался Петоль, в редкие минуты она показывала свои истинные эмоции, которые не может скрыть материнский инстинкт. В предыдущие года она со спокойной душой отправляла детей в пансион, на всякий случай, беря обещание с мрачной Паскаль, что она не натворит никаких бед.
Девочка после долгих раздумий кивала и, вырываясь из объятий матери, бежала к отцу, хватала его за ногу и рассказывала, что она собирается делать весь год в пансионе и как будет с Лаэртом доставать Пьера с Цисси и Люциллой.
А потом, хитро улыбаясь, снизу вверх смотрела на бабушку. Парветта улыбалась ей в ответ, ставила бокал с вином на стол и наклонялась к внучке, говоря ей какие-то веселые напутственные фразы и не забывая щелкнуть по носу.
Но в этот раз она не щелкнула её по носу и даже не обняла - Паскаль сама быстро обняла её, а затем сжала на прощание отцовский локоть. В такие моменты она чувствовала всю гниль семейных отношений детей семьи Дюран и их родителей. И единственное чувство, которое овладевало ей, а точнее мысль - не будь это глупой войны, не будь этого разделения, ничего бы, не изменилось.
Но с другой стороны не было бы её сына, а вместе с ним и её внучек и внука. Не было бы простодушного Престона, который за неё готов осушить реки и сломать Пограничную скалу.
Все-таки у их жизни весьма шаткое определение нормальности.
- Не волнуйся, Персия, - Парветта ободряюще улыбнулась, - этот "кто-то" и найдет их, и успеет уберечь от всех напастей.
В сознание Паскаль привел накрапывающий дождь. Едва разлепив глаза, она смогла поднять руку со второго раза - руки и ноги затекли, придавленные скинутым Милье по непонятным причинам, седлом. Убрав с лица испачканные и застывшие, словно сосульки, волосы, она села, оглядываясь вокруг.
Милье нет. Она не знает, где Мемьер с Цисси и Пьером, да и живы ли они. Она даже не знает, где находится сама и может ли пошевелить ногами, сдвинув с себя мужское седло. И почему она отказалась нацепить на Милье дамское седло, ведь оно легче во стократ, чем мужское?! Ах да, принципы.
- Вот черт бы побрал всё это, - она резко столкнула с себя седло, - домашнее образование ведь прошлый век, так давайте наши дети будут ездить черт знает куда, чтобы мучиться в этой обители пыли старухи Либерты!
- По-моему, мадам Либерта не так уж и стара.
Паскаль замерла на месте. Вот чего она не ожидала, так что человека в этом лесу, кроме неё, Цисси, Пьера или Мемьера. Конечно, тут же недалеко граница, за милю видно, что она аристократка, да ещё и одна - идеальная жертва, ничего не скажешь.
В крайнем случае, можно попробовать отбиться седлом. Девочка едва подавила смех от этой сумасшедшей идеи, но так уж страшное ей не было, как после тех глаз-фонарей.
Неужели прошло несколько дней, и Совет отправился вместе со стражами на их поиски?! Неужели они ищут пропавших? Они нашли Пьера или Цисси? Жив ли Милье? А убили ли они эту огромную тварь?!
- Кажется, мы с Драу заблудились немного из-за этого тумана, - он печально опустился перед ней на колени, хотя даже так был намного выше Паскаль. - Парветта говорила, что вы отъедете от фамильного особняка недалеко, но, кажется, слегка переборщила.
- "Парветта" и "переборщила" почти что синонимы, - буркнула Паскаль, оглядываясь вокруг. Никакого тумана, только едва различимый дождь и спертый воздух, который давит на легкие. - Что с Цисси и Пьером? А Мемьер? - Глаза девочки округлились. - А повозка со слугами?
Паскаль вцепилась в огромную руку Кананоу - её детская ладошка всего лишь охватывала его три пальца, настолько житель суровых земель был огромен. Облачен он был все в те же меха, за спиной плащ, а на ногах что-то темно-рыжее, обвязанное кожаными ремнями. На поясе из-за мантий торчит рукоятка меча, а белые волосы мокрые, отчего кажется, что он старик.
Но это только на первый взгляд.
- Не волнуйтесь, мадемуазель Паскаль, - говорил он таким басом, а в слове "мадемуазель" сделал три ошибки, отчего получилось "мдмазуэль", что могла затрястись земля под ногами, - ваш брат храбро сражался наравне с Мемьером, да упокоит земля его и проводит в небеса, - он поднял тяжелый взгляд в небо. - А мадемуазель Присцилла недавно пришла в себя после обморока.
"Да упокоит земля его и проводит в небеса"? Она сжала руку Дехана.
- Мемьер - он...?
- Он загородил собой вашу старшую сестру. Это был весьма благородный поступок.
- Он молился, не переставая, а Бог даже не уберег его от смерти, - печально произнесла Паскаль. - В этом мире вообще справедливость есть?
Дехан поднялся с земли, помогая встать испачканной, замерзшей и уставшей Паскаль:
- А откуда вы знаете, что он молился не за вас?
Паскаль не хотелось сейчас спорить и препираться - она чувствовала себя так, как будто, наконец, смогла прыгнуть с Пограничной скалы в теплое море, как всегда мечтала, окатив брызгами и Пьера, и Цисси, и Персию с Люциллой.
- Я оставил Драу около того места, где...произошел сей инцидент. Должен вас огорчить, что ваш конь пал жертвой этого необузданного чудовища, - Дехан, идя впереди, оглянулся через плечо на свою едва переставляющую ноги спутницу. - Так что придется ехать до пансиона на Драу.
- Да что такое это Драу? - огрызнулась Паскаль, спотыкаясь о камень. - Цисси с Пьером уже в пансионе?
В голосе Дехана послышались нотки обиды:
- Не "что", а "кто", - он раздвинул перед ней еловые ветки, служившие каким-то щитом от того места, куда они пришли. Паскаль, наклонившись, прошла под ними и едва сдержалась, чтобы не сделать шаг назад. - Драу - это мой верный друг, белый медведь, ребенок холодной природы Кананоу.
Парветта тогда не соврала - этот белый медведь был действительно гигантский, ещё больше, чем сам Дехан Кананоу, облаченный в какие-то латы и подобие седла, к которому с одной стороны был прикреплен огромный щит с изображением этого же белого медведя. Раньше она видела медведей на картинках в книгах, а теперь ей казалось, что она сама как в книге.
- Надеюсь, вас не укачивает, мадемуазель Дюран? Драу не особо, хм, аккуратен в здешних местах, предпочитая сносить все преграды, в виде деревьев. Что с вами, Паскаль? Не волнуйтесь, с Драу ещё никто не падал!