Александр БОДНИЙ

     Том четвертый

     г. Вологда - 2009 г.

     

     

     Александр БОДНИЙ

     ПРЕОДОЛЕНИЕ

     НЕДОСЯГАЕМОГО

     Том четвертый

     г. Вологда - 2009 г.

     

     

     Бодний Александр Андреевич

      Сборник «Преодоление недосягаемого» отражает извечное стремле­

      ние человечества к гармоническому обустройству внутреннего (душевно­

      го) и внешнего м иров через призму личностного и творческого богатства

      русской поэтессы Ю лии Валериановны Ж адовской на ф оне слитности

      времен: прошлого, настоящего и будущего.

      Острота эмоционального восприятия создается не столько за счет

      сюжетной напряженности, сколько в силу влекомого ожидания прихода

      свежести и новизны в осмыслении суровой прозы ж изни посредством

      сопоставления ст радально-сост радалъческой эст ет ичност и поэт ес­

      сы Ж адовской Ю лии Валериановны и обостренного чувства социальной

      справедливости с критическим миропониманием классиков - Пушкина А.

      С., Достоевского Ф. М., Гоголя Н. В., Тургенева И. С., с лицевой стороны,

      и посредством сопряженности духовной сущности поэтессы с отражен-

      ностыо в душевном подобии автора настоящего сборника.

      Своеобразность авторской тематики - в ум ении видеть во всех

      сферах человеческой деятельности следы вселенского потока Вечного

      Времени.

     

     

     Жадовская Юлия Валериановна

     

     5

     АКСОНОМЕТРИЧЕСКОЕ ПРОЕЦИРОВАНИЕ

     ЖИЗНЕННОЙ И ТВОРЧЕСКОЙ СУДЬБЫ

     Ж6Д03СК0Й ю. в. не фоне

     ЭСТЕТИЧЕСКОГО ПСИХОЛОГИЗМА И

     ДУХОВНОЙ СУБСТ6НС1ИОННОСТИ

     Часть восьмая

     Глава 125.

     В эпистолярном откровении, где сполна обнажается ду­

     шевная нагота, русская поэтесса Жадовская Ю. В. от 29 авгу­

     ста 1846 г. изливает свежесть взгляда на и дейно­

     интеллектуальное сопряжение жизнедеятельности с творче­

     ством через эстетико-эпическое начало художника слова:

     «Многим ли избранным дано прямо и бесскорбно прибли­

     зиться к божественному свету, и, не заблуждаясь, понять цель

     своего бытия. Это высокое счастье не даётся даром: оно дос­

     тигается горькими ошибками, утратою суетных надежд и бла­

     гословенным опытом... Я знакома только с произведениями

     Гёте и Шиллера, которые имею при себе».

     За общечеловеческой формулировкой интеллектуально-фи­

     лософской тенденциозности кроется тайное желание поэтес­

     сы подражать избранным... в самобытной неповторимости

     новизны отображения своего творческого и индивидуального

     мироощущения на матрице вселенского мироздания. Просмат­

     

     6

     ривающаяся через тональность письма сокрытая целеустрем­

     ленность Жадовской Ю. В. к «божественному свету» расстав­

     ляет акценты над громадьём творения Гёте и Шиллера,

     косвенно воспаряющих эстетическую страстность поэтессы

     до вершин литературного совершенства, откуда Ученица на­

     меревается самостоятельно в свободном парении достичь на­

     меченное. И эта техника полёта свойственна всем

     идейно-одержимым даровитостям (будь-то Кольцов А. В., будь­

     те Некрасов Н. А., будь-то Жадовская Ю. В. и им подобные),

     отличаясь только параметрами: силой эстетического и художе­

     ственного обоюдного перевоплощения Человека в Поэта и на­

     оборот

     Новаторство творческого процесса Жадовской Ю. В в по­

     этической сфере видится, по словам Добролюбова Н. А., в

     том, что она «сумела найти поэзию в своей душе, в своём

     чувстве, и передать свои впечатления, мысли и ощущения

     совершенно просто и спокойно, как вещи очень обыкновен­

     ные, но дорогие ей лично... Именно сердце видно в каждом

     стихотворении госпожи Жадовской; в каждом стихотворении

     ясно, что оно не фраза, а чувство, что оно прожито, а не при­

     думано» (Добролюбов Н. А. Стихотворения Юлии Жадовской.

     - Современник, 1858 год, № 6, с. 167, 169).

     Актуальность новизны творчества Жадовской ГО, В. объек­

     тивировал в синонимическом сравнении её современник, из­

     вестный литератор Скабичевский А. М., утверждая, что поэзия

     Жадовской Ю. В. «как есть, сама действительность, которую

     мы осязаем в лице сочинительницы, составляющей нечто одно

     неразделённое со своими произведениями». (Скабичевский

     А. М. - Песни о женской неволе. - Вестник Европы, 1886 г.

     т. 1, с. 15). Поэтому автором Бодним А. А. воспринимаются

     не столько позиционно-динамично, сколько инерционно-сте­

     реотипно слова Благово В. А. («Личность и поэзия Жадовской

     Ю В.»): «... героиня поэзии Жадовской напоминает и кресть­

     янок Кольцова», ссылаясь на Вал. Майкова, подметившего

     

     7

     что «характер любви Татьяны (пушкинской) и история её стра­

     сти совершенно те же, что и у крестьянок Кольцова ... Между

     ею и ими неизмеримая бездна - дворянское происхождение,

     бальные уборы с Кузнецкого моста ... А между тем, странно,

     как это так выходит, что характер любви Татьяны и история

     её страсти совершенно те же, что и у крестьянок Кольцова».

     (Майков Вал. Соч. в двух т. Киев, 1901 г., т. 1, с. 90-92).

     К сожалению, оба, и Вал. Майков и В. А. Благово, воспарив-

     шись до словесов и атрибутики пушкинской Татьяны, не удо­

     сужились предварительно снизойти до уровня инстинктивной

     физиологии биологического жизнеобеспечения человека, на

     котором и «характер любви» и «история страсти» находят

     истоки своего... появления, а не проявления. А проявление -

     это уже венец, под которым воздвигается на подсознательной

     ощущаемости степень индивидуально-социальной привилеги­

     рованности. Эта степень поляризует «характер любви» и «ис­

     торию страсти» от слабоконтрастности до диаметральной

     полярности, сохраняя, точнее, не затрагивая внешний аффект

     проявления, снижая почти до нуля для носителя-субъекта

     видимость внутренней переориентации посредством преобла­

     дающей силы эмоциональной взбудораженности над осмыс­

     ливающей субстанцией. Острота эмоциональности может

     возрастать до роли субдоминанты, за которой - нарушение

     функциональности аналитического центра.

     Глава 126.

     Жадовская Ю. В. не позволяла посредством природной

     силы воли переходить грань идейно-дозволенного, поэтому и

     лирическая героиня её хотя и несёт заряд страстности, но не

     выходит за абрис разумной достаточности.

     Как бы обобщая поднятую тему, Благово В. А. замечает:

     «В «истории страсти» крестьянок Кольцова и в «истории

     души» героини лирики Жадовской видим мы глубокое сход­

     ство, тематическое и идейное». (Благово В. А. - Личность и

     

     <Р

     поэзия Жадовской Ю. В. 1981 г.). Автор Бодний А. А видит,

     прежде всего в словах Благово В. А. идеологическую подо­

     плёку, выдаваемую за профессиональную рассудительность, и

     поэтому вынужден внести корректировку: в «истории души»

     героини лирики Жадовской Ю. В. творчески модулируется

     исторические традиции русской литературы, которым следо­

     вали и Пушкин А. С., и Лермонтов М. Ю , и Кольцов А. В.,

     и Некрасов Н. А., и все самобытные таланты как Жадовская

     Ю В. В связи с этим было бы неправомерно выискивать в

     творчестве второразрядных поэтов скопированную схожесть,

     даже подражание системой построения лирических образов у

     перворазрядных лидеров. Это вроде того, как обвинять в пла-

     гиатстве второразрядных поэтов в использовании накоплен­

     ных историй литературы рациональных методов и приёмов

     вертификации. Поэтому заявлять о том, что творческий по­

     черк одного поэта схож с манерой повествования другого поэта

     равносильно смехотворному утверждению в использовании

     одних и тех же букв одного и того же русского алфавита. Не

     надо это путать с преемственностью исторического духа рус­

     ской литературы.

     Самобытность таланта поэта видится не в сопоставимом

     различии применяемых форм, средств и методов системы сти­

     хотворения, а в преобладании содержательно-смысловой и

     идейноёмкой нагрузки над словесной объёмностью стиха, в

     импровизированно-новаторском использовании возможностей

     системы стихотворения, в остроте эстетико-психологической

     и жизненной достоверности художественного реализма, в

     умении придать одному и тому же слову, предмету, эпизоду

     новую качественную гранку, в способности уловить сокровен­

     ные движения души будущего читателя, чтобы резонансиро-

     ваться с ним душевно-капсулированным потенциалом

     печатного слова.

     Философский взгляд на кинетику интеллектуальной энер­

     гии подсказывает автору Боднему А. А., что разность в дина-

     

     9

     мико-энергетическом сопряжении генетического «я» с лично­

     стным «я» в сочленимости с разностью в сопряжении «Я»

     Человека и «Я» Поэта и, как результат, - умножение суммиро­

     ванных разностей на художественную данность и концепту­

     альность реализма творца рождает художественный реализм

     лирического характера.

     Вот такой художественный реализм лирического характе­

     ра и несёт поэзия жизни сердца Жадовской Ю. В. Сослаться

     хотя бы на её стихотворение «Ветер»:

     Ах, ты буйный ветер, порывистый!

     Смело веешь ты по поднебесью,

     Надвигаешь ты тучи чёрные,

     Подымаешь валы на синем море,

     Преклоняешь к земле дубы древние!

     К тебе с просьбой я обращаюся,

     К тебе, вольному и могучему.

     Я послать с тобой хочу посылочку,

     Что посылочку не тяжёлую;

     Ты снеси её другу милому,

     Ты доставь её другу в целости!

     Та посылочка - мой глубокий вздох;

     Получив его, он и сам вздохнёт!

     Что же, буйный ветер, так утихнул ты -

     Не волнуешь уж моря синего

     И не клонишь к земле дубы древние,

     Не вздымаешь пыль по дороженьке9

     Знать не в мочь тебе моя посылочка,

     Не под силу знать мой глубокий вздох!

     Художественно-составляющие элементы этого произведе­

     ния формировались на фоне народно-фольклорной песни, но

     сочленение селективно-отражённой от Поэтессы лучезар­

     ностью слогообразующей прозаической простоты образного

     мышления и выстраданной размеренно-оптимистической

     задушевности рождает новое качество - внутреннюю непов-

     

      / о

     торимость тонко улавливаемой мелодичной созвучности Ут­

     раченного, Реального и Надеянного.

     К сожалению, великий писатель Достоевский Ф. М., по­

     дойдя почти вплотную к этому «новому качеству», на финаль­

     ной заверш ённости произведений («Бесы», «Братья

     Карамазовы») переводил тенденцию этого нового качества в

     абстрактно-абстрагированное утрирование художественного

     реализма, который выдавал за прогноз на достоверность бу­

     дущности, усердствуя в изваянии сочности грядущей негатив­

     ности, оторванной от художнически - непросвёченных корней

     порочного репродуцирования, на подвойной основе которых

     прививал ... ростки прогрессивного нового.

     Эта технология поиска и ваяния лирического героя Дос-

     тоевского-художника идёт в разрез с его гражданской позици­

     ей, выраженной в статье (Достоевский Ф. М. Комментарии на

     стихотворение А. Фета «Диана» стр. 84): «Бесконечно только

     одно будущее, вечно зовущее, вечно новое, и там тоже есть

     свой высший момент, которого нужно искать и вечно искать,

     и это вечное искание и называется жизнью, и сколько мучи­

     тельной грусти скрывается в энтузиазме поэта! Какой беско­

     нечный зов, какая тоска о настоящем в этом энтузиазме к

     прошедшему!». Как это ни странно, но идеологически объяс­

     нимо: позиция Достоевского-человека интуитивно ближе в

     данный момент к истине, нежели творческая умозрительность

     Достоевского-художника. Достоевский Ф. М. во фрагменте

     приведённой статьи даёт непроизвольно тенденцию новой,

     точнее, существенно дополненной трактовки термина лири­

     ческий герой, подход к которой ещё Белинский В. Г. обозна­

     чил объективизацией личного переживания художника слова:

     «...субъект (художник), кроме этих совершенно личных ощу­

     щений, выражает в лирических произведениях более общие,

     более сознательные факты своей жизни, различные созерца­

     ния, воззрения, сближения мысли, весь объективный запас

     сведений и пр.» (Белинский В. Г. Пол. собр. соч. М., 1954 г.,

     

     //

     т. 5, с. 49). Как собирательный элемент, оттеняющий динами­

     ку поднятой темы, попутно напрашивается и фраза литерату­

     роведа Благово В. А.: «лирический герой как продукт

     художественного обобщения иногда сливается с образом авто­

     ра, иногда противостоит ему, но всегда является результатом

     творческого процесса» (Благово В. А. - Личность и поэзия

     Жадовской Ю. В. 1981 г., с. 74).

     Новый подход к трактовке лирического героя автор Бод­

     ний А. А. видит в диапазоне подкорректирующей обобщённо­

     сти: лирический герой есть результат плавки в горниле

     созидания творца как Человека и как Поэта исторически-ти-

     пичных и современно-актуальных ему и надындивидуальной

     действительности идей и идеалов с обнажаемой природой

     человека, - и наделённый лирическим характером, обозначе­

     ние которого дано автором Бодним А. А. в предыдущем тексте.

     Идейно-составляющая целостности образа лирического

     героя (будь-то положительного или отрицательного), метко от-

     сорбированная поэтическим чутьём художника слова из дей­

     ствительности и типически синтезированная, даёт

     предпосылку долгому пребыванию лирического героя в нише

     истории литературы.

     Глава 127.

     Так как идеи и идеалы продуцируются как добром, так и

     злом, то эффект движения общества есть результат взаимодей­

     ствия, точнее, противоборства добра со злом, Христа с анти­

     христом. Хотим мы этого или нет, но исторический вердикт

     выносит обновлённость вселенского потока Вечного Времени.

     Идейносоставляющая целостности натуры Достоевского

     Ф. М. несёт мимикримический признак, так как сформирова­

     лась на основе идеологизированного зацикливания инстинкта

     сохранения и выживания индивидуума. У Жадовской Ю. В.

     формирование идейносоставляющей происходит из генетичес­

     кого начала индивидуума.

     

      гг

     От нравственно правильного «препарирования» обнажае­

     мой природы человека художником слова зависит степень точ­

     ности выбора пути борьбы с человеческой порочностью на

     фоне эстетического психологизма.

     В плане изложенного автором Бодним А. А. взгляда на

     идейносоставляющую и «препарирование» определяется под­

     ход художника слова к созданию лирического героя.

     Это обстоятельство наделяет разных художников разноха­

     рактерностью художнического проникновения в тайны Все­

     ленной и человека. Достоевский Ф. М. художнически

     целенаправленно и психологически-методично стремился вне­

     дриться в анатомию очагов разбалансированной инстинктив­

     ности человека, не прибегая к помощи сравнительных

     сопоставлений с законами и жизнью Природы, тем самым

     обедняя своё творчество живительной взаимосвязью с Ней и,

     более того, лишая себя поэзии жизни, о которой сказал впе­

     чатлительно ссыльный декабрист Пущин И. И.: «Главное - не

     надобно утрачивать поэзию жизни: она меня до сих пор под­

     держивала, - горе тому из нас, который лишился этого утеше­

     ния в исключительном нашем положении» (Пущин И. И. -

     Письма. - 27 октября 1839 г.).

     Достоевский Ф. М. ещё до окончания семипалатинской

     ссылки уже приспособился подпитывать жизненные силы ис­

     кажённым приёмом - идеологическим заигрыванием с силь­

     ными мира сего, что предопределило и принципиальность

     творческого процесса и, в частности, ваяние образа литера­

     турного героя. Усугублялась эта тенденция у Достоевского Ф.

     М. ещё и тем, что он в эмоционально-чувственной сфере че­

     ловека не пытался разглядеть динамику внутренних побужде­

     ний и мотивов, подменяя её психологизмом инстинктов и

     обострённой образностью мышления.

     Иная интерьерность творческого мышления у Жадовской

     Ю. В. Первая особенность. Жадовская Ю. В. в противовес

     Достоевскому Ф. М. не стремилась вскрывать очаги порочно­

     

     f3

     сти, памятуя, что это - божий промысел, а поэтому старалась

     познать и блокировать поэтическим словом ту дисгармони­

     ческую несоразмерность внешней среды, которая провоциру­

     ет эти очаги. Вторая особенность. В отличие от Достоевского

     Ф. М., Жадовская Ю. В. создавала поэзию жизни сердца, во-

     первых, доверительно расслабляясь всеми фибрами души на

     лоне Природы, точнее, создавая благоприятственность для

     проникновения в свой внутренний мир положительных заря­

     дов гармонизирующей красоты Природы. Третья особенность.

     Жадовская Ю. В. избегала достоевско-экспансивной суетнос­

     ти в эмоционально-чувствительной сфере, пытаясь создавать

     и поддерживать обоюдную связь между внутренним миром и

     внешним.

     «Пусть судьба делает своё дело, а человек своё, от этого

     ни жизнь, ни гений его не утратят своего влияния», - резю­

     мировала Жадовская Ю. В. (Письмо от 14 июня 1861 г., т. 4,

     с. 41). «Такие взгляды на исторический процесс вообще... были

     характерны для поэтессы (Жадовской Ю. В. - примеч. Б. А.).

     Они говорят об определённой ограниченности мировоззре­

     ния, но в тоже время вызваны тревогой за судьбы народа».

     (Благово В. А. - Личность и поэзия Жадовской Ю. В. стр. 24).

     То, что простительно для... Благово В. А. как литературоведа,

     незаметившего глубинный подтекст с объективно-революцио­

     низированным потенциалом в словах Жадовской Ю. В., не­

     простительно для Достоевского Ф. М., возомнившего себя

     ясновидцем подспудно пробивающихся через «всемирный

     хаос» общественной жизни ростков грядущих перемен. И

     немудрено, потому что взятая Достоевским Ф. М. первоосно­

     ва художественного реализма виделась в тезисном провозгла­

     шении

     «всеобщ ей

     объективной

     закономерности»,

     видоизменяющейся «от эпохи к эпохе», но «всегда остающей­

     ся объективно сущей» по отношению к действию или бездей­

     ствию личности. Тезису Достоевского Ф. М. Жадовская Ю. В.

     противопоставила историко-философскую мудрость (хотя не

     

      14

     до конца высказанную) своей цитаты, полное раскрытие смыс­

     ла которой падает на долю её (Жадовской Ю. В.) родной души

     - автора Боднего А. А.

     Никто ещё до сего момента (кроме Жадовской Ю. В.,

     правда, косвенно) не обращал внимания на скрытый истори­

     ческий водораздел между первобытным строем и последую­

     щим ходом истории, между эдемским раем и пострайским

     периодом, точнее, периодом адового проявления человеческой

     порочности. В первом варианте в роли водораздела выступало

      заявленное право на собственность, во-втором - задейство­

      вание инстинкта греховного соблазна на тайный протест.

     Переход через водораздел (как в первом случае, так и во-вто­

     ром) вторгал человечество в режим новой всеобщей законо­

     мерности, которая проявляется и по сей день.

     Своей философской мыслью Жадовская Ю. В. намекала

     человечеству и в том числе Достоевскому Ф. М. о возможно­

     сти перехода к новой всеобщей закономерности, точнее, к

     изначальной закономерности, но на совершенно новом каче­

     ственном уровне интеллекта и прогресса. Возможно, появле­

     ние новой всеобщей закономерности не только в результате

     обновления вселенского потока Вечного Времени как носите­

     ля всемирного своеобразия Вселенной, но и в результате де­

     ятельности человека, носящей печать детерминической

     обусловленности. Эта концепция не беспочвенна, она имеет

     формы общественного проявления. Наглядность подтвержде­

     ния - это идея коммунизма и вера Иисуса Христа. Их идентич­

     ность видится в воссоздании беспорочного человеческого

     общества, сцементированного праведным духом и интеллекту­

     альным гуманизмом. А то, что эти идеи остаются до сих пор

     нереализованными, так это есть и беда и вина человечества.

     Глава 128.

     Жаль только, что Достоевский Ф. М. не только не дошёл

     гражданским пониманием к этой концепции, но и лил воду на

     

     /5

     мельницу идеологической удерживаемости монархического ре­

     жима. Заостримся на этом через художнический угол зрения.

     «Толстой, Гончаров думали, что изображали жизнь большин­

     ства, по-моему, они-то и изображали жизнь исключений ...

     Их жизнь есть жизнь исключений, а моя есть жизнь общего

     правила. В этом убедятся будущие поколения, которые будут

     беспристрастнее, правда будет за мной. Я верю в это», - ут­

     верждал Достоевский Ф. М., давая самооценку своему творче­

     ству и своей личности («Литературное наследство», т. 77.

     Творческие рукописи. М., 1965 г., стр. 342). Самоуверенность

     Достоевского Ф. М. можно понять, как человека, находивше­

     гося, образно говоря, за пазухой у привратника бога ... земно­

     го ... К. П. Победоносцева. По реальному положению вещей,

     Достоевский Ф. М. приписывал другим то, что носил в себе

     сам, боясь общественного разоблачения. Доказательство тому

     - творческий процесс Достоевского Ф. М. как «реакция на

     мир». Несмотря на то, что народившийся во второй половине

     девятнадцатого века капитализм был прогрессивней патриар-

     хально-крепостнического строя, Достоевский Ф. М. как блю­

     ститель монархии в литературе грешил против истины:

     во-первых, источник зарождения «всемирного хаоса» он ви­

     дел не в перестройке общественно-экономических отношений,

     как в велении времени, а сугубо в природе капитализма; во-

     вторых, Достоевский Ф. М. выискивал в структурных элемен­

     тах капитализма негативные проявления, выдавая их за новые

     ростки ... типизации «всемирного хаоса», умышленно упус­

     кая из виду объективность явлений.

     Результатом этой искажённости явился, в частности ро­

     ман «Бесы», в котором Достоевский Ф. М. выводит собира­

     тельный

     образ

     «всемирного

     хаоса».

     К ритическое

     здравомыслие подсказывает автору Боднему А. А., что это -

     результат агонии творческого противостояния Достоевского Ф.

     М. неумолимой, хотя и сдерживаемой поступи нового веянья

     времени, точнее, предвзятость толкования идей и идеалов, не­

     

     t6

     реалистическое отражение взаимоотношений личности и дей­

     ствительности.

     Единственно условно реабилитирующим Достоевского-ху­

     дожника обстоятельством может быть то, что он в арсенал

     своего реализма брал интуитивно-психологический метод и

     мыслил в основном художественно-нравственными категори­

     ями, почти игнорируя социальные и политико-экономические.

     Но в то же время выбор методов, средств, основополагающих

     принципов определялся позицией личностной предрасполо­

     женности Достоевского Ф. М. Концентрированно это видит­

     ся, в частности, через изваяние главного героя «Преступления

     и наказания» Родиона Раскольникова. Достоевский Ф. М., как

     бы завуалируя роль Мессии главного героя, обрисовывает

     издателю Каткову сюжетную линию романа, как уголовно­

     криминалистического жанра. Но, именно таким сюжет был,

     хотя Достоевский Ф. М. в эпистолярных откровениях этому

     противился, противился в конечном итоге хуцожественно-сил-

     логическому исходу анализа. По мнению автора Боднего А. А.

     сильнейшим ходом в этом анализе представляется апробация

     идейно-нравственного и образно-мысленного «галлюциниро­

     вания» душевного позыва Родиона Раскольникова на Никола­

     евском мосту над Невой в Петербурге после совершения

     преступления. Осознание Раскольниковым в этот момент не­

     способности уже никогда воспроизвести воображением пано­

     раму призрачного города будущего было симптомом

     нервно-психического ... самовыздоровления. Если до преступ­

     ления Раскольников на функциональном расстройстве нервно-

     психической системы вынашивал фантастическую идею Мес­

     сии, то после преступления всеми фибрами души осознал ник­

     чёмность идеи и своего существования. Недаром и фамилию

     ему подобрал Достоевский Ф. М., символизирующую раскол,

     раздвоение личности, расхождение с обществом.

     Преступление, органически сочленённое с неотвратимос­

     тью наказания есть наглядный урок нравственности и мора-

     

     /X

     ли. Вот почему более полутора столетий, начиная с признания

     царским двором воспитательной миссии Достоевского Ф. М.

     и до наших дней, «Преступление и наказание» является на­

     стольной книгой в целях профилактики предупреждения пре­

     ступлений и таковой будет во веки веков.

     Несомненно, что, создавая роман, Достоевский Ф. М. в

     общих чертах предвкушал такую сюжетную развязку. Поэто­

     му можно с уверенностью утверждать, что Достоевский Ф. М.

     был хуцожником-реалистом ... по зову сердца и хуцожником-

     идеалистом ... по жизненной целесообразности.

     Если бы до Раскольникова не доходила мысль о том, что

     стать Мессией - необходимо пройти через «мокрое дело», а

     это «дело» появилось бы внезапно в мгновение ока на пути

     его неудержимой силы инерции к всемирно-облагоденствую-

     щей цели, то тогда бы самовыздоровление наступило не от

     осознания психически-личностной неадекватности, а из-за

     болезненно-мучительной ощутимости морально-нравственно-

     го краха. Это даёт право автору Боднему А. А. заявить о том,

     что характером выздоровления Родиона Раскольникова вскры­

     вается вся двусмысленность, двустандартность идейности и

     идеологии и вся глубина замысла романа Достоевского Ф. М.

     Если бы не было акта самовыздоровления психики Рас­

     кольникова под прессингом отряхнувшейся от филантропи-

     чески-фантастического загипнотизирования совести, то это

     означало бы, что Достоевский Ф. М. как художник и как че­

     ловек не перенёс бы все свои прегрешения в нравственно­

     идеологической, гражданской, концептуально-художнической

     сферах на плечи бедного Родиона Раскольникова.

     Если бы не было акта самовыздоровления, то интеллекту­

     ально-прогрессивное человечество так бы могло и не узнать,

     что Достоевский Ф. М. любил жертв всемирной дисгармонии

     не столько прагматически, сколько теоретически, невзирая на

     поддержание Достоевским Ф. М. вынужденного такта цензур­

     ной лояльности.

     

     ЛР

     Если Достоевский, наделяя Раскольникова ролью синтеза­

     тора Наполеона и Мессии, желая видеть с дальним прицелом

     в своём герое первичный росток человекобога и Великого Ин­

     квизитора, то он не должен был в начальной стадии пропус­

     кать Раскольникова как ещё обыкновенного человека, но

     мнившего себя стать необыкновенным, через «мокрое дело» -

     удел избранных необыкновенных. Поэтому преступление Рас­

     кольникова ставит желание Достоевского Ф. М. вне художе­

     ственной данности, иначе говоря, идейная заданность

     оказалась неосуществимой.

     Автор Бодний А. А. может утвердительно сказать, что До­

     стоевский Ф. М. умышленно пропускал своего героя через

     убийство, так как на эстетико-нравственном уровне писатель

     ... верил в жизненность тенденций своих идей и идеалов на

     фоне иллюзорности и желал в целостности и надолго сохра­

     нить свою главную идею сверхъестественности. Это - одна из

     главных составляющих концептуальности творчества Досто­

     евского Ф. М.

     В сопоставлении с Достоевским Ф. М., у Жадовской Ю.

     В. тоже просматривается концептуальность художественного

     построения, но идейный ориентир в творческом процессе

     поэтессы был не только с чётко выраженной направленнос­

     тью, но и указывал, хотя в обтекаемой форме на вместилище

     причинности источников зла, а не на следствие их, как у

     Достоевского Ф. М.

     Глава 129.

     Если Достоевский Ф. М. как художник, вынашивал подго­

     товленную всей предысторией своей жизни идею-страсть, то

     Жадовская Ю. В. своей предысторией была обречена на сли­

     яние своей духовной сути с идеей-страстью как человек, что­

     бы через поэзию жизни сердца выражать эту идею, которая

     существовала ещё с времён Прометея, а Пушкин А. С. и Го­

     голь Н. В. её только афористически обозначили: превращение

     

     f9

      всемирной дисгармонии, всемирно-социального зла в лич­

      ную боль и злобу.

     Результативность своей борьбы за главную идею Жадов-

     ская Ю. В. вывела поэтическим пером:

     Увы! и я, как Прометей,

     К скале прикована своей, -

     Мне коршун - горе сердце гложет,

     И луч небесного огня

     От рока не спасёт меня

     И цепь сорвать мне не поможет!

     Поэтически выраженная разочарованность Жадовской

     Ю. В. в декларирующейся на земле религиозной вере пере­

     кликается с новым подходом Толстого Л. Н. к этой проблеме:

     «Вчера (4 марта 1855 г.) разговор о божественном и вере

     навёл меня на великую громадную мысль, осуществлению

     которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль

     эта - основание новой религии Христа, но очищенной от

     веры и таинственности, религии практической, не обещаю­

     щей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле...»

     (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. 47, М., Госиздат, 1937,

     стр. 37).

     В творчестве Достоевского Ф. М. главная идея метафори­

     чески облекалась протуберанцем идейно-идеологической по­

     зиционной огнистости между праведным словом и правящей

     антитезой с тенденцией к благородно-возвышенному запрог­

     раммированному... поражению первого.

     У Жадовской Ю. В. поражение «праведного слова» от

     «правящей антитезы» вытекало из конечного исхода «невы­

     держанной борьбы».

     Хотя филантропизм и выделяется красной нитью в твор­

     честве Достоевского Ф. М., но главная идея не становится от

     этого «чистой идеей», так как несет в себе динамику живого

     единства сочетаемых начал.

     В творчестве Жадовской Ю. В. тоже фундаментирует ди­

     

     20

     намика живого единства сочетаемых начал, но филантропизм

     был видимым спектром движения души, а не движения твор­

     ческой озарённости, как у Достоевского Ф. М.. Филантропизм

     Жадовской Ю. В. трансформировался изначально в соедини­

     тельно-действенное звено между состраданием и социальным

     протестом.

     Филантропизм Достоевского - художника был лишён дей­

     ственной силы, оставаясь в сфере теоретических умозрений

     своего героя. Этот композиционно-сюжетный приём нужен

     был Достоевскому Ф. М., чтобы, не распыляя героя на опера­

     тивно-благих делах, сохранить перспективу развёрстки замыс­

     ла и довести героя до роковой черты, переход которой ответит

     Раскольникову на вопрос об отличии обыкновенности и нео­

     быкновенности в человеке. В этом контексте филантропизм

     Достоевского Ф. М. - лишь абстрактный признак морально-

     нравственного совершенства. А так как Достоевский Ф. М.

     заведомо знал, что ждёт героя за критической чертой, то автор

     Бодний А. А. объективно-силлогическим анализмом имеет

     правомочную аргументацию говорить об унисоне выдвигае­

     мой концепции с психо-идеологическим воззрением Достоев­

     ского Ф. М., по малому счёту, а по большому, - о приоритете

     изыскания запрограммированной нужности в таинствах

     души... Достоевского-идеалиста над изысканием смысла и

     цели жизни в... иллюзорном мире Достоевского-реалиста. В

     этом - своеобразие внутреннего мира Достоевского Ф. М. и

     его художественного реализма.

     Прежде чем определить своеобразие поэзии Жадовской

     Ю. В. и её художественный реализм, уместно было бы приве­

     сти фрагмент текста Благово В. А., схематично охарактеризо­

     вавшего механику возбуждения и передачи страдальческих

     чувств Жадовской Ю. В.: «Одной из особенностей поэзии

     Жадовской является неослабевающая сила страдания. Она не

     воспроизводит первое потрясение, а развивает и углубляет

     весь комплекс переживания лирической героини. Реальная

     

     2f

     основа её печали ощущается в каждом стихе. Драматические

     явления жизни - пробный камень её чувства». (Благово В. А.

     - Личность и поэзия Жадовской Ю. В., стр. 96). Объективно­

     сти ради Бодний А. А. вносит дополнение: изложенное Благо­

     во В. А. относится в равной степени и к страданию и

     состраданию Жадовской Ю. В. Сфокусированно эти мысли

     выразил Чернышевский Н. Г.: «Поэзия есть драма жизни».

     (Чернышевский Н. Г. Пол. собр. соч., т. 4, с. 152). Этот афо­

     ризм можно всецело отнести и к творчеству и к жизни Жадов­

     ской Ю. В., к взаимосвязи и к взаимообусловленности между

     творчеством и жизнью поэтессы.

     Принимая в расчёт вышеизложенное, своеобразие внут­

     реннего мира Жадовской Ю. В. и её художественного реализма

     видится автору Боднему А. А в живом единстве Жадовской

     Ю. В. как Человека и как Поэта, которое достигается за счёт

     непосредственной передачи творческого импульса из сферы

     чувственной осмыслённости, минуя преломление в призме ин­

     стинкта дифференциации общественного мнения.

     8 сентября 1841 года Белинский В. Г., освещая вопрос о

     революционных преобразованиях и, в частности, о социалис­

     тической революции, пишет: «Нет ничего выше и благород­

     нее, как развитие и утверждение идеи «социальности», идеала

     утопического социализма. Но смешно и думать, что это может

     сделаться само собою, временем, без насильственных перево­

     ротов, без крови. Люди так глупы, что их насильно надо

     вести к счастью». (Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 12, стр.

     71). Достоевский Ф. М., влаживая в уста Раскольникова фра­

     зу: «люди так глупы», - бьёт ниже пояса своего бывшего

     наставника и покровителя заиделогизированной булавой де­

     дуктивной эмоциональности. Обусловленность удара видится

     автору Боднему А. А. не столько в недоведении Достоевским

     Ф. М. своего героя до цели, сколько в наделении его мораль-

     но-нравственной раздвоенностью, которая в корне подрывает

     идею утопического социализма.

     

      гг

     Жадовскую Ю. В. хотя и страшила острота эмоциональ-

     но-апокалиптической формы протекания революционного про­

     цесса, но в то же время поэтесса питала симпатии к идее

     фундаментального оздоровления мира, о чём она недвусмыс­

     ленно выразилась в стихотворении «Туча».

     Глава 130.

     Если Жадовская Ю. В. с нескрываемой вожделённой стра­

     стностью желает искоренения раздвоенности и двуликости во

     всех сферах человеческой деятельности, как предтечи зла, то

     Достоевский Ф. М., идя вразрез диалектике причинной связи,

     создавал себе имидж поборника прав человека и одновремен­

     но утаивал от человечества очаг всемирной дисгармонии. Это

     даже не приобретённый, а «врождённый имидж» натуры Дос­

     тоевского Ф. М.. Но самооценка Достоевского Ф. М. вразрез

     его прагматической концептуальности завышала планку гуман­

     но- эпического достоинства: писатель причислял себя к числу

     историко-объективных радетелей интересов человечества по­

     средством. .. компромисса огосуцарственной веры и совести.

     У Жадовской есть стихотворение:

     * * *

      Друг мой! Видишь ли, по небу

     Тучки вешние плывут,

     И в полях зазеленевших

     Птички весело поют!

     Уж на тополе высоком

     Распустилися листы.

     Дышут сладким благовоньем

     Мая первые цветы.

     Под влияньем чудной силы

     Вознесёмся, хоть на миг,

     Выше горя, выше счастья,

     Выше радостей людских.

     

      гз

     В последнем четверостишии Жадовская Ю. В. выражает

     страстное желание ощутить объективность жизненных цен­

     ностей, так как на земле чистота восприятия и счастья и горя

     человеческого находится, по домысливанию автора Боднего

     А. А., в тисках навязываемого компромисса о государственной

     веры и совести.

     Глава 131.

     Сам сотканный из психологических парадоксов, Достоев­

     ский Ф. М. наделяет и душу Раскольникова и любовью и пре­

     зрением к людям одновременно, давая тем самым

     полновесность своей идее - страсти.

     Сливая вместе в образе Раскольникова и Наполеона и Мес­

     сию, Достоевский Ф. М. теоретически увязывает неувязуемое:

     стремление главного героя искупить мир деспотической лич­

     ной властью. Но так как за роковой чертой, которую пересту­

     пил Раскольников, испаряется сила идеи-страсти, то немудрено

     предположить, что запрограммированность испарения - есть

     компромисс огосударственной веры и совести. Уместно при­

     вести стихотворение Жадовской Ю. В. «Не для того ищу я

     идеала» в связи с поднятой темой:

     * * *

      Не для того ищу я идеала,

     Чтобы питать безумную любовь;

     Нет, для любви душа моя устала,

     И чувство в ней уж не воскреснет вновь.

     Над пустотой несбывшихся желаний

     Горит теперь холодный луч рассудка.

     Всё - сердца бред, нелепость упований,

     Всё - юности обманчивая шутка.

     Но я в себе хотела б воскресить

     Угасшую в добро людское веру

     

     24

     И с жизнью ум и сердце помирить,

     Чтоб уменьшить страданий тяжких меру

     Вот для чего ищу я идеала.

     Вот отчего, смущённая не раз,

     Под гнётом дум я голову склонила,

     Роняя слёзы горькие подчас.

     По первому поверхностному впечатлению стихотворение

     не имеет общих видимых точек сопряжения с предметом спо­

     ра. Но если вывести на одну сравнительно-оценочную плос­

     кость четыре духовно-эстетических понятий: идеал, жизнь, ум

     и сердце поэтессы, - то картина ассоциативности принимает

     глубинный смысл... Идеал в стихотворении вбирает в себя не

     стандартно-типовые совершенства эстетики и нравственнос­

     ти, а возможную достижимость результатов социально-гуман-

     нистического преобразования общества в реальном времени

     жизни. И видится это Жадовской Ю. В. в совмещении своего

     самосознания и мироощущения с прагматизмом идейных ус­

     тремлений и с чувством прекрасного на рациональной, выве­

     ренной с возможностями основе живого единства идеала,

     жизни, ума и сердца.

     В замысле и в главной идее «Преступления и наказания»

     Достоевский Ф. М. был далёк от рациональности, точнее, от

     жизнеспособности своей идеи. Достоевский Ф. М. высоко раз­

     махнулся топором идейной парадоксальности и низко опустил

     его на ... бесперктивно-нежизнеутверждающую развязку ро­

     мана.

     В этом ракурсе идейно-гуманистическое воззрение Досто­

     евского Ф. М. намного уступает идейно-эстетической силе Жа­

     довской Ю. В.. О стойкости этой силы художественно ярко

     оповестила миру Жадовская Ю. В. во фрагменте стихотворе­

     ния «Раздумье»:

     

     25

     Сильна борьба у жизни с разрушеньем.

     Немало сил и ты, душа, имеешь.

     Ужели ты под бременем утраты,

     Бессмертная, падёшь в изнеможенье,

     Безвременно сгубя святые силы?

     Не может быть. И сколько в этот год

     Живых надежд увяло у тебя...

     А вот опять с улыбкой благодарной

     Я нахожу в природе счастья чары,

     Высокий смысл в печальной этой жизни,

     Покой в душе и Бога в небесах...

     Эти поэтические строки по праву могут стать гимном к

     главной идее жизни Жадовской Ю. В.. У Достоевского Ф. М.

     подобного гимна по мобилизационному духу жизненных и ду­

     шевных сил нет, потому что мобилизационный дух не может

     объять вместо субстанции чистой исповеди души, как у Жа­

     довской Ю. В. ...селективное отражение гуманноподобной па­

     радоксальности таинств души великого писателя.

     Противоречивому, абстрактно-волевому, насильственно-

     благоденствующему устремлению главного героя Достоевско­

     го Ф. М. («Преступление и наказание») Жадовская Ю. В.

     наделяет свою душевную отражённость - главное действую­

     щее лицо в стихотворении «Среди бездушных и ничтожных», -

     как бы противопоставляя социальной ортодоксальности Дос­

     тоевского Ф. М., программой практических шагов и по иско­

     ренению порочных нравов общ ества с оздоровлением

     морально-нравственного климата общественной среды и по

     реализации социально-духовной сострадательности, создавая

     тем самым предпосылки для глобальной развёрстки главной

     идеи.

     

     26

     Среди бездушных и ничтожных

     Рабов вседневной суеты

     Храни от яда мнений ложных

     Свой здравый ум и сердце ты.

     Ищи, что истинно и свято,

     Лжи искушений избегай

     И гласу страждущего брата

     Душою чуткою внимай.

     И если в нужде и неволе,

     Неся несчастий тяжкий гнёт,

     Не совладав с своею долей,

     Он, полн отчаянья, падёт.

     И прокричит толпа свирепо

     Свой беспощадный приговор,

     Свой суд пристрастный и нелепый

     И малодушный свой укор, -

     Не заключай по ним поспешно, -

     Не осуждая никого,

     Скажи им: кто из вас безгрешный,

     Пусть бросит камень на него!

     Если в программе действий приведённого стихотворения

     Жадовской просматривается тенденция ко всеобщему идеалу

     жизни, то в романе «Преступление и наказание» герой одер­

     жим ради жертв всемирной дисгармонии эгоцентрическим

     идеалом с соблазном индывидуалистического произвола, в

     результате чего наполеоновский эгоизм ставит героя не про­

     тив мира, как грезилось ему в роли Мессии, а вне мира.

     Объективности ради надо отметить, что неприятие мира

     Раскольниковым до роковой черты, хотя и ставило его потен­

     циально вне мира, но озаряясь идеей - страстью, высвечива­

     ло смутные контуры будущности. П осле роковой черты

     неприятие мира дегипертрофировалось в абстрактно-голую

     

     27

     обременённость с сохранением инерционной перспективнос­

     ти идеи - страсти, потерявшей свою довлеющую силу в со­

     знании

     героя,

     но

     ещ ё

     гипнотизирую щ ей

     очаг

     канонизированной одержимости в подсознании.

     Как ни странно на первый взгляд, но и Жадовская Ю. В.

     стремилась возвести свою духовную субстанцию с бытийной

     существенностью вне мира, однако, побуждаемая гуманным

     желанием поиска вселенского уединения. Уединение нужно

     было поэтессе для того, чтобы раскрепощено предвкусить в

     нём эффект от модулирования страны будущего, энергетичес­

     ки подпитывающегося чистотой гуманистической проницае­

     мости поэтессы к недрам м еркантильно-зацикленного

     человеческого сознания. Степень различия между страной

     будущего и прагматическим миром человечества рождает в

     глубинных сокровенностях души поэтессы оптимистический

     настрой на будущее, на рациональность решения главной

     идеи.

     О таком оптимизме, о стране будущего - «лучшей стране» -

     оповестила реальному миру Жадовская Ю. В. в стихотворе­

     нии «Есть мир иной, есть лучшая страна»:

     Есть мир иной, есть лучшая страна:

     Мне всё о ней в природе говорит -

     Дубравы шум, прибрежная волна

     И песня соловья о ней же мне звучит.

     Когда печаль мне душу тяготит

     И горе тучею нависнет надо мной, -

     Отрадный голос мне твердит:

     Есть лучшая страна, есть мир иной.

     Глава 132.

     Несмотря на хаос переходного времени в России (станов­

     ление, утверждение и исход капитализма), Жадовская Ю. В.

     

     28

     своим выстраданным оптимизмом предвосхищала поступа­

     тельно-непреходящую тенденцию к мировой гармонии.

     В стихотворении «Говорят - придёт пора» Жадовская Ю.

     В. проецирует модель перспективной умиротворённости че­

     ловеческой сущности через эстетический психологизм на ос­

     нове... социалистической идеи, которая как наиболее

     приближённая к чаяниям народа в реальном времени имела

     теоретическое оконтуривание.

     * * *

      Говорят - придёт пора,

     Будет легче человеку,

     Много пользы и добра

     Светит будущему веку.

     Но до них нам не дожить

     И не зреть поры счастливой,

     Горько дни свои влачить

     И томиться терпеливо...

     Что ж? закат печальных дней

     Пусть надеждой озарится,

     Тогда ярче и светлей

     Утро мира загорится.

     А, быть может, - как узнать? -

     Луч его и нас коснётся,

     И придётся увидать,

     Как заря с зарёй сойдётся.

     Оптимизм Жадовской Ю. В. был нацелен на позитивные

     перемены, способные придать хаосу преходящий характер. В

     этом Жадовская Ю. В. была созвучна с верой революционных

     демократов.

     

     29

     Достоевский Ф. М., прогнозируя долгую жизнь своему ли­

     тературному имени, наделял долголетием и хаос переходного

     времени с фаталистическим значением.

     Исход трагедийного очищения «Преступление и наказа­

     ние» как бы венчается дантовой надписью: «оставь надежду

     всяк сюда входящий!». Это невольно вызывает привкус горь­

     кой досады за искусственно-рассеянный луч призрачной на­

     дежды в прсггестующе-растерянном сознании порабощённых

     несбыточными идеями героев романа, луч, больше вызываю­

     щий расслабленность в ожидании небесной благости, чем кон­

     центрирование остаточных сил.

     У Жадовской Ю. В. есть трагедийного окраса стихотворе­

     ние «Грустная картина»:

     * * *

      Грустная картина!

     Облаком густым

     Вьётся из овина

     За деревней дым.

     Незавидна местность:

     Скудная земля,

     Плоская окрестность,

     Выжаты поля.

     Всё как бы в тумане,

     Всё как будто спит...

     В худеньком кафтане

     Мужичок стоит,

     Головой качает -

     Умолот плохой,

     Думает-гадает:

     Как-то быть зимой?

     Так вся жизнь проходит

     С горем пополам;

     Так и смерть приходит,

     

     30

     С ней конец труцам.

     Причастит больного

     Деревенский поп,

     Принесут сосновый

     От соседа гроб,

     Отпоют уныло...

     И старуха мать

     Долго над могилой

     Будет причитать...

     Сфокусированная философско-бытовой мыслью внешняя

     безысходность в четверостишии: «Так и жизнь проходит / С

     горем пополам;/ Так и смерть приходит,/ С ней конец трудам»,

     - вступает в тенденциозную парадоксальность с идейно-исто­

     рической предназначенностью. Парадоксальность идейно-сю­

     жетно-фабульной ситуации кроется здесь не в том, что

     философское осмысление окончания жизни одного, ещё пока

     живого крестьянина воспроизводится в реальном исчислении

     времени, а не в будущем. Парадоксальность видится автору

     Боднему А. А. в осмысленном перемещении Жадовской Ю. В.

     приоритетности ситуационно-предметной данности: подтек-

     стно поэтесса ставит на первое место не грустную картину

     «незавидной местности» и «выжатых полей», а исторически

     выстраданный идейно-минорный... оптимизм незримо, вне-

     картинно, внесценически присутствующей массы крестьян, со­

     ратников запрограммированного на умирание по крестьянской

     судьбине горемыки, которые / «Принесут сосновый/ От соседа

     гроб», / проведут горемыку в последний путь, приняв от него

     эстафету сохранения духа преемственности крестьянским тра­

     дициям с тайной надеждой на то, что последующие годы по

     теории вероятности будут более удачными для крестьянской

     нивы, которая даёт им «прибавочную стоимость» в урожае,

     являясь одновременно и объектом и смыслом жизни.

     Таким образом, парадоксальность в «Грустной картине» в

     

     3t

     том, что смерть рождает энергию обновления преемственно­

     сти интереса к новой жизни на крестьянской ниве.

     Глава 133.

     У Достоевского в «Преступлении и наказании» нет того

     связующего звена, благодаря которому была бы передана эста­

     фета идейно-гуманистической приверженности, эстафета от

     прошлого к будущему.

     Однако, объективности ради, главный герой Раскольников

     в социальном ранге разночинца (а в связи с новой капитали­

     зированной дифференциацией как «мыслящий пролетариат»)

     мог эмпирически претендовать на носителя преемственности

     социально-гуманистической, хотя и гипертрофированной идеи,

     если бы его экспрессия протестующего духа у роковой черты

     дала бы эффект озарённого прозрения в бесперспективности

     волюнтаристского почина. Само осознания бесперспективно­

     сти, к сожалению, не отвело бы Раскольникова от намерения

     в кровавой расправе над эксплуататором, пауком - ростовщи­

     цей Алёной Ивановной. Присутствие же в кровавом кругу

     невинной Лизаветы лишь отсрочило бы преступление.

     По христианской заповеди, даже прелюбодеяние, имев­

     шее место в образном сознании человека, уже причислялось к

     нравственному преступлению.

     Раскольников совершил бы преступление по двум действу­

     ющим в живом единстве стимулам. Во-первых, по попранно­

     му чувству

     индивидуалистической

     справедливости,

     усугублённому ощущением дна жизни. Во-вторых, по истори­

     ко-этическим соображениям, которые сводятся к тому, что ни

     один день на земном шаре не проходит без кровопролитных

     войн, начиная с рабовладельческого строя и кончая современ­

     ностью. Первый стимул является по праву первичным родо­

     начальником второго. К ровавая стим уляция вы являет

     личностно-эпический парадокс: насильственная смерть порож­

     дает энергию мщения, выливающуюся в разнополярно-пере-

     

      зг

     межевывающееся кровавое противостояние между носителя­

     ми индивидуально-массовых запалов попираемой справедли­

     вости.

     Вот этот всемирный парадокс извечного кровавого проти­

     востояния и муссирует Достоевский Ф. М. через судьбу бед­

     ного Раскольникова, которому бытие развёрстывало типичный

     образ жизни.

     В ассоциативной сопоставимости, если в «Грустной кар­

     тине» Жадовской Ю. В. парадокс способствует появлению по­

     ложительного духовно-энергетического поля воздействия на

     человеческую деятельность и образ мышления, то парадокс

     Достоевского Ф. М. , наоборот, отрицательным полем идейно­

     эстетической силы провоцирует дисгармоническое разреше­

     ние конфликтов.

     Без учёта репродуктивной последовательности можно вы­

     вести определение, что всемирная дисгармония уходит корня­

     ми в социальную дифференциацию, а всемирный парадокс -

     в эстетико-психологическую сферу миропонимания. С этих

     соображений можно утверждать, что в парадоксальности Жа­

     довской Ю. В. на фоне эстетического психологизма ведётся

     «невыдержанная борьба» порабощённого человека за суще­

     ствование. У Достоевского Ф. М. в парадоксе эстетический

     психологизм стоит выше социальности. Чувство потрясённой

     индивидуальной справедливости лишь обрамляется тенью

     тенденции к классовому противостоянию. Отсюда - и пара­

     доксальное проявление... внутри самого всемирного парадок­

     са: преступление Раскольникова - «мыслящего пролетариата» -

     инициируется социальностью на волне потрясённого чув­

     ства справедливости, а ответ за преступление - наказание -

     герой держит за нарушение норм нравственности, социаль­

     ность же по меркам общественно-государственного судейства

     выступает лишь как мистерия бредовых идей. В то же время

     по сюжетно-смысловой линии романа отрицательный герой

     Лужин - эксплуататор, элемент движителя всемирной дисгар­

     

     33

     монии, совершая преступление, присваивая «прибавочную

     стоимость» от эксплуатации таких, как Раскольников и ему

     подобных, не несёт и тени осуждения со стороны судейства,

     более того, сам судит «мыслящего пролетариата» с позиции

     своей, попранной холопским возмущением Раскольникова

     справедливости.

     Парадоксально-обезоруживающим издевательством над

     здравым смыслом воспринимается сбрасывание Достоевским

     ф. М. своего главного героя - «мыслящего пролетариата», -

     постигшего дно социального расслоения, в удвоенную крова­

     вую лужу.

     Саркастичней оплеухи сторонникам утопического социа­

     лизма ещё никто не наносил не только из бывших предста­

     вителей петрашевцев, но и из поборников монархии и

     капитализма. Не превзойдя объективно-исторической истины

     остротой своего художественного реализма, Достоевский Ф.

     М. ради идеологического культа превосходит остросюжетнос-

     тью... аффект низвержения своего пигмалионства - собира­

     тельный образ тех жертв, которые вышли из «Бедных людей»

     и из «Униженных и оскорблённых». Это - универсальней

     ренегатства, ибо кто бы ни был у власти

     то ли представи­

     тель петрашевцев, то ли - монархии или капитализма, - До­

     стоевскому Ф. М. обеспечена лояльность мимикримичностью

     идейных убеждений.

     Идейное постоянство Жадовской Ю. В. лишало её такой

     лояльности, более того, закрепощало полнокровное раскры­

     тие таланта.

     Глава 134.

     Хотя Жадовская Ю. В., как и Достоевский Ф. М., несла

     сочетание реализма и идеализма, но её реализм - это смысло­

     вое прочтение бунтующейся контрастом эстетической красо­

     ты и изливающейся кровоточивостью злободневности жизни

     благородного сердца поэтессы. Афористически достоверно

     

     34

     Жадовская Ю. В. выразила свой реализм строкой из автобиог­

     рафического стихотворения «Нет, никогда поклоничеством

     низким»...:

     «Нет, верьте, лживый свет не знает и не смыслит,

     Какое счастье быть всегда самим собой!».

     Идеализм Жадовской Ю. В. - это вспомогательность реа­

     лизму в целях образного воссоздания заветной правильности

     в деятельности человечества Приведённое выше двустишие

     Жадовской Ю. В. по праву может стать лейтмотивом душев­

     ной настройки любого писателя, озарившегося творческим

     вдохновением и вооружившегося критическим реализмом.

     В эпистолярном откровении Жадовская Ю. В. намечает

     этико-психологический абрис подходов к художественному и

     критическому реализму. Уместны в этом отношении два фраг­

     мента из писем поэтессы. Первый: «...Я всё надеюсь. Вся

     жизнь моя - надежда, порою ясная и отрадная, порой смутная

     и грустная... Что-то даёт она мне? В чём обманет? Что-то осу­

     ществит? Тёмные, неразгаданные вопросы» (27 марта 1848 г.).

     Второй: «. . . В природе мы, - волей или неволей, - силою непо­

     бедимого эгоизма любим себя, свои прошедшие горести или

     радости, надежды или воспоминания»... (24 марта 1848 г.). В

     этих искринках душевной исповедальности Жадовская Ю. В

     показывает меру человеческих возможностей приблизиться к

     божественной вере через сдерживаемость рефлектирующего

     сознания, метущегося между историческим зовом предков к

     первородности, и совестью.

     В эпистолярности Достоевского Ф. М. форма не всегда, к

     сожалению, экстерьерирует содержанию. Характерно привести

     здесь слова Достоевского Ф. М.: «Вы думаете - я из таких

     людей, которые спасают сердца, разрешают души, отгоняют

     скорбь? Иногда мне это пишут - но я знаю наверно, что спо­

     собен вселить разочарование и отвращение. Я убаюкивать не

     мастер, хотя иногда и брался за это». (Достоевский Ф. М. -

     Письма. - т. 4, стр. 4).

     

     35

     Многие литературоведы истолковывают смысл слов Дос­

     тоевского Ф. М. в выгодном для него свете, греша против

     эпической правды жизни. Они утверждают, что Достоевский

     ф. М., мол, из-за царящей несправедливости и конвульсий

     кризиса во внешнем мире нацеливает читателей на реалисти­

     ческий подход, на ощущение неблагополучия, что и отражает­

     ся, мол, в его реализме.

     Если бы устами Достоевского Ф. М. глаголила, по мне­

     нию автора Боднего А. А., божья истина, то писатель не при-

     минул бы пояснить разницу между извечным оптимизмом

     жизни сильных мира сего и извечным страдальческим песси­

     мизмом народа. С этих соображений объясняются приведён­

     ные слова Достоевского Ф. М. желанием писателя за

     частоколом брюзжаще-имитированного правдолюбства скрыть

     свой истинный гражданский облик, как сподручного К. П.

     Победоносцева.

     Витиеватость гражданской позиции Достоевский Ф. М.

     переносит и на художественный метод реализма, делая акцент

     на изыскания «всего многоразличия однородных жизненных

     явлений», формирующих якобы общую идею, искажая здра­

     вый смысл логического анализа и обобщения приводимой

     ниже цитатой: «Знаете ли вы, что истинные происшествия,

     описанные со всею исключительностью их случайности, -

     почти всегда носят на себе характер фантастический, почти

     невероятный? Задача искусства - не случайности быта, а об­

     щая их идея, зорко угаданная и верно снятая со всего много­

     различия однородных жизненных явлений». (Достоевский Ф.

     М. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 83).

     Особенностью, фантастичностью факта Достоевский Ф,

     М. пытается приоткрыть завесу в истину, чтобы заполучить

     право на пророчество. О реакции на свою методику в реализ­

     ме Достоевский Ф. М. пишет: «Обыденность явлений и ка­

     зённый взгляд на них, по-моему, не есть ещё реализм, а даже

     напротив. В каждом нумере газет вы встречаете отчёт о са­

     

     36

     мых действительных фактах и о самых мудрёных. Для писа­

     телей наших они фантастичны; да они и не занимаются ими;

     а между тем они действительность, потому что они факты.

     Кто же будет их замечать, их разъяснять и записывать?»...

     (Достоевский Ф. М. - Письма - т. 2, стр. 170). И ещё: «Факты

     проходят мимо. Не замечают. Нет граждан, и никто не хочет

     понатужиться и заставить себя думать и замечать. Я не мог

     оторваться, и все крики критиков, что я изображаю не насто­

     ящую жизнь, не разубедили меня». (Достоевский Ф.М. -

     Литературное наследство - т. 77. Творческие рукописи, М.,

     1965, стр. 342).

     Глава 135.

     Автор Бодний А. А. считает основательней и ... поучи­

     тельней было бы дать контрдовод Достоевскому Ф. М в сопо­

     ставимости с творческим процессом Жадовской Ю. В. В связи

     с этим характерно было бы остановиться на идейно-компози­

     ционной стороне стихотворения Жадовской Ю. В. «Видение

     пророка Иезекииля»:

     Божиим духом и Божией волей

     Я приведён был в широкое поле, -

     И на пространном, пустынном погосте

     Груда на груде лежали там кости,

     Кости людские, покрытые прахом!

     И обошёл я всё поле со страхом,

     И услыхал я Всевышнего слово:

     «Могут ли кости ожить эти снова?»

     - «Ты это знаешь, о, Бюже!» - сказал я...

     Снова Всевышнего глас услыхал я:

     «Сын человеческий! Этим костям

     Ты передай, что скажу тебе Сам:

     Кости сухие! - глаголет Господь, -

     Дам вам живую, горячую плоть,

     

     37

     Духом Своим на бездушных повею,

     Семя бессмертья меж вами посею;

     Все оживёте вы, - как вас ни много, -

     Все вы живого познаете Бога...»

     И я исполнил по Божью веленью.

     Вдруг поднялось меж костями волненье:

     Быстро они меж собой съединялись,

     Телом и кожею все покрывались;

     Жизнь в них бродила неясно и глухо -

     Не было в них ещё Божия духа.

     «Сын человеческий! Словом пророка

     Духу вели в них проникнуть глубоко», -

     Рёк мне Господь. Я веленье исполнил;

     Вижу: дух жизни мгновенно наполнил

     Мёртвые трупы - и ожили, встали,

     Новые силы чудесно познали.

     «Это собранье оживших людей,

     Бывших лишь грудами мёртвых костей,

     Это - Израиль, в тоске безнадёжной

     Думавший: сгибли мы все неизбежно, -

     Мёртвы душою и рабством убиты.

     В горе умрём мы Всевышним забыты!

     Но не забыла их Божья любовь», -

     Так говорил Вседержитель мне вновь: -

     «Волю Мою передай ты народу

     И возвести ему жизнь и свободу, -

     В истине Духом Моим их наставлю,

     Буду им в Бога и рабства избавлю...».

     Если Достоевскому особенность, фантастичность факта,

     якобы носителя ростков будущности, приоткрывает смотро-

     вУю щель в ... призрачность истины, то Жадовская Ю. В.

     через фантастичность библейского эпизодического явления,

     как нестандартного приёма художественного метода в реа­

     

     38

     лизме, проводит тенденцию главной идеи, более того, показы­

     вает путь социального подхода к её осуществлению. Остано­

     вимся на конкретных моментах стихотворения. Жадовская Ю,

     В., задействовав библейскую фантастичность, переводит к

     изначальному состоянию духовно-телесную субстанцию по­

     гибших воинов, оживив их усопшую плоть святым духом. До­

     стижению метафорически изначалия плотского Жадовская Ю.

     В. переориентирует и изначальную цель воинов: воинский дух

     в войне с внешним врагом (а любая война провоцируется не

     порочной слабостью народа, а властолюбивым тиранством

     правителей, за удержание которых на престоле - у «холопов

     чубы трещат»), Жадовская Ю. В. направляет энергию к новой

     жизни рати на борьбу за свободу народа и избавление его от

     рабства Об этом недвусмысленно повествует Жадовская Ю.

     В., вплетая главную идею красной нитью в стихотворение,

     беря в арсенал художественных средств и приёмов для вспо­

     моществования эпизодическую фантастичность, чтобы снять

     сюжетно-сценические усложнённости на пути к главной цели,

     к главной идее.

     Подтверждением (хотя не конкретно-адресным) правиль­

     ности отражения Жадовской Ю. В. судьбоносной трагедии эпо­

     хи середины 19-го века (Крымской войны) и выхода на

     обнадёженную перспективу в живом единстве прошлого, на­

     стоящего и будущего реалистическим методом с метафори­

     ческой

     композиционностью

     на

     основе

     законов

     художественного вымысла может служить фрагмент текста из

     письма поэта Тютчева Ф. И. своей родственнице от 20 июня

     1855 г.: «И вот какие люди управляют судьбами России во

     время одного из самых страшных потрясений, когда-либо воз­

     мущавших мир! Нет, право, если только не предположить, что

     Бог на небесах насмехается над человечестром, нельзя не

     предощутить близкого и неминуемого конца этой ужасной

     бессмыслицы, ужасной и шутовской вместе, этого заставляю­

     щего то смеяться, то скрежетать зубами противоречия между

     

     39

     людьми и делом... - одним словом, невозможно не предощу­

     тить переворота, который, как метлой, сметёт всю эту ветошь

     и всё это бесчестие... Пока у нас всё ещё, как в видении

     Иезекииля. Поле усеяно сухими костями. Оживут ли кости

     сии? Ты, Господи, веси! Но, конечно, для этого потребуется не

     менее чем дыхание Бога, - дыхание бури». (Тютчев Ф. И.

     Стихотворения, письма. М., 1957 г., стр. 421-422).

     Глава 136.

     Автор Бодний А. А. пренебрегает микроскопом, чтобы уз­

     реть ростки будущего, которые несёт «фантастический» факт

     Достоевского Ф. М. Автор Бодний А. А. довольствуется пано­

     рамно-смысловой видимостью дуновения новых перемен, ко­

     торые так профессионально схвачены творческим почерком

     Жадовской Ю. В., выражая и художественную типизацию и

     веление времени.

     В этом обосновании не только реализм, но и идеализм

     Жадовской Ю. В. живее и злободневнее реализма Достоев­

     ского Ф. М., потому что для любого писателя общественно

     важнее не столько погружение в анатомичность пороков и

     ...идей человеческих, сколько отражение динамики форми­

     рования главного потока общественной жизни через объек­

     тивность... самосознания человека как первичного элемента

     мирового интеллекта.

     Говоря о трудностях воплощения художественного замыс­

     ла, Писарев Д. И. сопрягает эту проблему с усложнённостью

     передачи внутреннего состояния поэта: «... внимание поэта

     обращено на свой внутренний мир, и причиною неясности явля­

     ется отчасти сам предмет». Понять, уловить, выразить в поэти­

     ческой форме движение собственной души, - неопределенное

     чувство, неосознанное стремление, труднее, нежели изобразить

     внешнюю природу. При первом нужен глубокий психологичес­

     кий анализ, при втором - достаточно одного поэтического чув­

     ства». (Писарев Д. И. Полн. собр. соч., т. 1, стр. 4-6).

     

      40

     Достоевский Ф. М. и Жадовская Ю. В. в творческом про­

     цессе равнозначно-востребованно задействовали оба вариан­

     та, но с оговоркой автора Боднего А. А : у Жадовской Ю. В.

     предмет поэтических изысканий - движение собственной

     души - является первичным и постоянным возбудителем ин­

     тереса к внешнему миру, к духовному миру другого человека;

     Достоевский же в состоянии творческой эйфории как бы вы­

     ходит из своего внутреннего мира, проецируя свои мысли,

     чувства, эмоции на духовный мир героя. В этом ракурсе До­

     стоевского Ф. М. можно по праву назвать Великим Актёром

     психологии чужих душ, Актёром, лишённым, к сожалению,...

     чёткой ощутимости своего собственного «я», которое как бы

     подменяется совокупностью жизнеспособных отдельностей,

     несущих на генетическом подвое чужие, но подсознательно

     требуемые привитые формы достоинств и раскрепощённости

     личности, в лучшем случае, и в худшем, - формы выборочной

     порочности. Этот психосиндром, по мнению автора Боднего

     A. А, свойственен всем великим актёрам, которые обладают

     игровой способностью самозабвенно переливаться в чужую

     душу.

     Такой перехлёст был чужд Жадовской Ю. В., подтвержде­

     нием тому - афористическая строка поэтессы из автобиогра­

     фического стихотворения: «Какое счастье быть всегда самим

     собой!».

     Фаза «переливания в чужую душу» создаёт видимость

     идентичности, неся погрешность в истинности. Жадовская Ю.

     B. избегает такой погрешности, идя другим путём художе­

     ственного перевоплощения. Конкретизируемся на стихотворе­

     нии Жадовской Ю. В. «Кто мне родня?»:

     Покрытый ранами, поверженный во прах,

     Лежал я при пути, в томленьи и слезах,

     И думал про себя в тоске невыразимой:

     О, где моя родня, где близкий, где любимый?

     

     4f

     И много мимо шло ...но что ж? никто из них

     Не думал облегчить тяжёлых ран моих...

     Иной бы и желал, да вдаль его манила

     Житейской суеты губительная сила;

     Иных пугал вид ран и мой тяжёлый стон...

     Уж мной овладевал холодной смерти сон,

     Уж на устах моих стенанья замирали,

     В тускнеющих очах уж слёзы застывали...

     Но вот пришёл один, склонился надо мной

     И слёзы мне отёр спасительной рукой.

     Он был неведом мне; но полн святой любовью,

     Текущею из ран не погнушался кровью...

     Он взял меня с собой и помогал мне сам,

     И лил на раны мне целительный бальзам...

     И голос мне сказал, в душе неотразимый:

     «Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый»...

     Автор Бодний А. А. не будет заострять внимание на оцен­

     ке достоинств стихотворения, которую дал «Журнал для де­

     тей», отметив общественную значимость проповедывания

     «общечеловеческих идеалов, высоких нравственных чувств»...

     «что., составляет поэзию (Жадовской Ю. В. - выделено Б. А.)

     - красоту и величие жизни, для сострадания, для готовности

     служить человеку». (Журнал для детей, СПб., 1862 г., № 2,

     январь, стр. 27).

     Автор Бодний А. А. акцентирует внимание на той компо­

     зиционной существенности, которая вытекает из идейно-худо­

     жественного замысла стихотворения, и... мимо которой

     прошли критики. Эта существенность поляризует угол зрения

     на стихотворение как на произведение со своеобразно мета­

     форическим утверждением идеала и идейной целостности и с

     композиционным новаторством. Ведя сюжет от мужского лица,

     Жадовская Ю. В. посредством подтекстно-метафорического

     приёма наделяет героя образам духа русской израненной

     

     42

      родины. По мере развёртывания сценических действий, в кото­

     рых участвуют собирательные образы, представляющие в эти­

     ко-типологическом аспекте выразителей разных концепций,

     Жадовская Ю. В. показывает общественную значимость этих

     концептуальных направлений, выливающуюся в бесполезность

     для облегчения тяжёлой участи родины. В финальной сцене

     только представитель социально-гуманистического воззрения

     поднял дух израненной родины и пошёл с ней одним путём.

     В последних строках первого и последнего четверости­

     ший («О, где моя родня, где близкий, где любимый?» и «Вот

     кто родня тебе, кто близкий, кто любимый») просматривается

     внешний лингвистический диссонанс в том плане, что для

     героя мужского рода окончательные качественные существи­

     тельные должны быть женского рода - «близкая» и «люби­

     мая». Автор Бодний А. А. видит нейтрализацию этого

     диссонанса в ... переадресовке. Переадресовка идёт от героя

     к ... поэтессе Жадовской Ю. В. Инициатор переадресовки -

     «голос... в душе неотразимый», - олицетворяет божий глас,

     голос Высшего Разума, подтверждающий правильность выбо­

     ра социально-гуманистического пути оздоровления личности,

     народа и родины. Этим композиционным приёмом Жадовская

     Ю. В. зацикливает на себя, на своём внутреннем мире боле­

     вые насущности и идейно-историческую поступь родины и

     своего народа в живом единстве. В этом — живая взаимосвязь

     и взаимообусловленность намерения высшего Разума, этико­

     эстетического почина души поэтессы и позитивности мира в

     сообразности с главной идеей.

     У Достоевского отсутствие идейной целостности, психо­

     логически выражавшееся в рассредоточении собственного «я»

     между отдельными целесообразностями заидеологизирован-

     ной рефлексивности, не давало возможности полнокровно

     улавливать внутренним миром тонкие вибрации Высшего

     Разума, более того, анатомичность идей и психологии занижа­

     ла диапазон настройки души писателя.

     

     43

     Глава 137.

     Если у Достоевского Ф. М. анатомичность как препариро­

     ванная идейно-эстетическая основа ингредиентной конгломе­

     рации субъективного идеала (объективный идеал был

     недоступен Достоевскому из-за ... умышленного упущения из

     виду ростка будущего - историко-преобразующей роли буду­

     щего союза нарождающегося «мыслящего» пролетариата и

     перерождающегося крестьянства под руководством революци­

     онных лидеров социально-гуманистических преобразований)

     занижала диапазон настройки души писателя, не занижая

     одновременно, к сожалению, самомнительность в пророчестве,

     - то у Жадовской Ю. В. «звёздная падучесть», сливаясь с

     характеристикой судьбы поэтессы, завышает диапазонную

     высоту озарённого виденья объективности мира, обостряя

     ощущением «мимолётности» своей «многодумной и странной»

     души отрешённость от меркантильности бытия в пределах

     разумной ограниченности. В состоянии постоянного ощущения

     «падучести» своей творческой судьбы Жадовская Ю. В. обрета­

     ет способность к исповедальному душеизлиянию и к объектив­

     ной широте внутреннего взгляда на субъективную сущность.

     Носителем эстетической откровенности, обезоруживаю­

     щей эгоистическую предвзятость самомнения Достоевского Ф.

     М. о собственной персоне по праву может служить фрагмент

     стихотворения Жадовской Ю. В. «Мне грустно; осеннее небо

     угрюмо»:

     Мне грустно; я в душу свою загляну:

     И зла, и добра в ней довольно!

     В ней есть и покорность судьбе,

     В ней есть и порывы к роптанию;

     Живёт в ней и тёплая вера,

     Заходит в неё и сомненье...

     Да, есть в ней и чувства святые,

     В ней есть и желанья земные;

     Всего же в ней больше - любви!

     

      чч

     Любовь в ней господствует чудно,

     И мрак освещает мне жизни,

     И сердце лелеет и греет,

     Святое в нём всё пробуждая!

     Невольно возникает потребность вплести в повествова­

     ние поэтическое откровение Жадовской Ю. В. в свете «звёз­

     дной падучести».

     Это - фрагмент стихотворения «Чары вечера»:

     Наконец, повеяло прохладой,

     Тихий вечер звёзды засветил.

     Я вздохнула с тайною отрадой

     И гляжу на стройный хор светил.

     Там, вдали, два облачка несутся,

     Облиты отблеском зари;

     Вот сейчас они в одно сольются...

     Вот звезда падучая...смотри!

     Промелькнула яркою чертою,

     Не оставя по себе следа...

     Отчего же сердце за тобою

     Рвётся вдаль, падучая звезда?

     Отчего с особенным участьем

     За тобой, огнистая, слежу?

     Оттого, что я в тебе со счастьем,

     Счастьем прошлым сходство нахожу.

     Это - и стихотворение Жадовской Ю В. «Напрасно ты

     сулишь так жарко славу мне».

     Напрасно ты сулишь так жарко славу мне:

     Предчувствие моё, я знаю, не обманет,

     И на меня она, безвестную, не взглянет.

     

     45

     Зачем будить мечты в душевной глубине?

     На бедный, грустный стих мне люди не ответят;

     И с многодумною и странною душой,

      Я в мире промелькну падучею звездой,

     Которую, поверь, не многие заметят

     Земная паду честь у Достоевского Ф. М., в отличие от

     «звёздной падучести» у Жадовской Ю. В., занижает высоту

     виденья объективности до земнообразия, до анатомичности.

     В этой заниженное™ Достоевский Ф. М. выглядит, как не­

     вольный заложник превратностей своей судьбы. И идеалы,

     выращиваемые на препарированном поле человеческих несо­

     вершенств, несут на себе печать скрытой неразрешимости

     востребованных идей. Это не вина, а беда Достоевского Ф. М.

     Глава 138.

     Философско-методологическая фаза вызревания художе­

     ственного замысла у Достоевского Ф. М. решает приемлемо

     проблему имманентности внешнего мира самому себе (в

     смысле его независимости от субъективной воли и сознания

     человека, т. е. идеалистически), что налагает своеобразность

     на художественный реализм.

     Жадовская Ю. В., наоборот, как и автор Бодний А. А, счи­

     тает обожествлённость внешнего мира и человеческой приро­

     ды результатом главенствующего воздействия Высшего

     Разума, ставящего мир и человека в режим взаимозависимо­

     сти. Сбрасывание со счетов этого постулата не даёт ещё повод

     в обвинении Достоевского Ф. М. в экзистенциализме, иначе

     бы имманентность творчества противопоставлялась создате­

     лю Достоевскому Ф. М., пропал бы объект искусства писате­

     ля, что помешало бы ему провести задуманное.

     Подпитывалось задуманное не декларируемой гражданс­

     кой позицией Достоевского Ф. М., а его второй натурой, в

     сердцевине которой зарождался дух противоречивого проти­

     

     46

     востояния между угрызением совести и государственной це­

     лесообразностью, между правдой жизни и амбициозной лука­

     востью. Так как игровой азарт к жизни у Достоевского Ф. М.

     был пуще неволи, то немудрено отражение второй натурой

     писателя в художественном реализме несообразных соразмер­

     ностей в персонажно-фабульном плане. Нельзя в связи с этим

     утилитарно ставить знак равенства между художественным

     воспроизведением мира и динамическим состоянием души

     Достоевского Ф. М., но в то же время знак равенства напра­

     шивается между первым художественным приёмом и экстране­

     ординарностью аналитического мышления Достоевского Ф. М.

     Результатом такого равенства можно считать наделение геро­

     ев произведений Достоевского Ф. М. одновременно двумя

     этико-субстанционными началами. В бытийном аспекте зре­

     ния герои Достоевского Ф. М. - и Раскольников, и Соня

     Мармеладова («Преступление и наказание»), и князь Мыш­

     кин («Идиот») и другие - вылеплены художественно досто­

     верно, как типы, и реалистически ощущают пульс житейской

     вулканичности. А вот в полемически-философском аспекте

     зрения герои Достоевского Ф. М. своим образом мышления

     как бы гостят в иллюзорном мире, выступая уже не как типы,

     а как символы. Если это допустимо в рамках художественного

     приёма, то по идейной результативности - это ... пародия До­

     стоевского Ф. М.; пародия на социализм и «мыслящего» про­

     летариата Родиона Раскольникова, прошедшего по прихоти

     писателя через несвойственный его (Раскольникова) натуре

     двойной кровавый круг и оказавшегося с несвойственной его

     социально-ориентированному образу жизни субъективистско-

     волюнтаристической идеей у разбитого корыта; пародия на

     встречу у разбитого корыта не с нравственным наставником -

     Иисусом Христом, а с блудницей Соней Мармеладовой, пере­

     грузившей на свои хрупкие плечи груз Иисуса Христа по

     нравственному очищению души Родиона Раскольникова. Ис-

     следователи-достоевцы могут возразить автору Боднему А. А.

     

     47

     в том, что введение в сюжет религиозного очищения было бы

     сползанием к экзистенциализму и нарушило бы идейно-фа­

     бульную линию романа. Автор Бодний А. А. только формаль-

     но-следственно

     принимает

     эту

     точку

     зрения,

     а

     причинно-идеологически видит замену Христа (его сподвиж­

     ников) на блудницу Соню в том, в чём видит её и... Достоев­

     ский:

     субъективистско-волюнтаристическая

     идея

     Раскольникова, обречённая изначально на крах, имеет общую

     принципиальную точку сопряжения с религиозным учением,

     предопределяющим избрание Иисусом Христом после второ­

     го пришествия двухсотпятидесяти апостолов, которые долж­

     ны будут управлять народом, как пастух стадом баранов.

     Автора Боднего А. А. смущает пикантность в персонаж­

     ном обозначении: сочетание Достоевским Ф. М. имени Сони

     Мармеладовой, как заменительницы Иисуса Христа (его спод­

     вижников), с опознавательным существительным «блудница».

     Неужели Достоевский Ф. М. как автор «Игрока» недодумался

     реабилитировать соню Мармеладову в пределах эпической по­

     рядочности, обозначив бы её интимный статус, как, напри­

     мер, служительницы культа стриптизма, при этом сохранялась

     бы её целомудренность, несмотря на демонстрацию того,

     что.. . создано Богом? Автор Бодний А. А. видит в этой пикан­

     тности очередную пародию Достоевского Ф. М. на простолю-

     дье, обитающее на дне жизни, и на религию.

     Исследователи-достоевцы могут с возмущённым вопроше­

     нием обратиться к автору Боднему А. А.: а, что же тогда свя­

     тым является для Достоевского Ф. М.? Вопрос резонный, есть

     такое место - это астрально-космическая туманность над пре­

     парированной анатомичностью, в которой воссоздаются идеи

     и идеалы Достоевского Ф. М.

     Глава 139.

     Жадовская Ю. В., в противовес Достоевскому Ф. М., ре­

     шает интимную пикантность в повести «Отсталая» сценичес­

     

     4#

     ким приёмом, выводя героиню из конфликтной ситуации с

     поднятым человеческим достоинством и сохраняя типичность

     образа. Фрагмент сюжета, нижеприведённый, показывает ос­

     троту конфликта между барыней Анной Фёдоровной и холоп­

     кой Матрёшей, когда первая, узнав о интимной близости

     холопки с возлюбленным, непристойно уничижает работницу,

     доводя дело до развязки - ухода в скитание от тиранки-хозяй­

     ки холопки Матрёши. Начало фрагмента. «Между тем посла­

     ли за Матрёшей с приказанием от барыни «тащить её хоть

     полумёртвую». Приказание было исполнено, и вскоре в ком­

     нату вошла Матрёша, сопровождаемая матерью, дрожащая от

     страха, покрытая позором, несчастная до последней крайнос­

     ти... Она в оцепенении остановилась у дверей. - «Подойди

     поближе, красавица!» - прошипела Анна Фёдоровна. Матрё­

     ша не двигалась. - «Подойди, барыня зовёт», - тихо прогово­

     рила ей мать, утирая рукавом неудержимо лившиеся слёзы.

     Матрёша автоматически сделала шаг вперёд. - «Ты это бары­

     ню вздумала обманывать? Ты это за все барышнины милости

     так себя довела? Хорошо, голубушка! прекрасно! Признайся,

     винись сейчас, бестия!» - закричала Анна Фёдоровна таким

     страшным голосом, стуча кулаками по столу, что Матрёша не­

     вольно вместе с матерью повалилась ей в ноги. - «А ты лю­

     буйся на дочку!» - продолжала Анна Фёдоровна, обращаясь к

     Мавре, немного успокоенной этим знаком покаяния и покор­

     ности, - «Хорошо воспитала! Бесстыжая твоя рожа! Да ещё и

     покрывает!» - «Матушка! Тоже своя кровь, кому своё детище

     не жаль?» - «Ещё ты смеешь это говорить! Да я барыня, а

     сделай-ка это моя дочь - я бы её на порог не пустила». — Во

     всё продолжение этой возмутительной сцены в Маше (дочь

     барыни - примеч. Б. А.) происходило что-то странное: неумо­

     лимое чувство жестокого осуждения, заодно с матерью, буше­

     вало в её оскорблённом сердце. И хоть она всё время сидела

     отвернувшись к окну, но не могла отказать себе в наслажде­

     нии упиться чувством удовлетворённого мщения. Это было

     

     49

     дикое, томное чувство неразвитой души, не испытавшей по­

     ложительного, глубокого горя, не чуявшей ещё великой тайны

     любви и прощения. - «Ну, чтоб духу её здесь не было!» -

     решила Анна Фёдоровна. - «Пусть идёт куца хочет, хоть по

     миру сбирает, хоть в работницы нанимается. А там, после уж,

     я придумаю ей наказанье. Пошла вон отсюда, с глас моих

     долой, негодяйка!». - Матрёша устремила мутный от насту­

     павших слёз взор на Машу; быстро приблизилась к ней, и,

     бросясь с громкими рыданиями к её ногам, проговорила пре­

     рывистым задыхающимся голосом: - «Матушка - барышня!

     Простите!». - При этом она с любовью и отчаянием ловила

     полу её платья. Маша поднялась со своего места, гордая и

     беспощадная. Она осознавала себя безгрешной и потому счи­

     тала себя не только в праве, но как бы обязанной поднять

     камень... - «Прочь!» - крикнула она так, что сделало бы честь

     трагической актрисе. - «Прочь! Не дотрагивайся до меня! Я

     тебя знать не хочу, и видеть не хочу». - Матрёша порывисто

     встала, глаза её сверкнули; она произнесла с неожиданной

     смелостью горького упрёка: - «Бог с вами, сударыня!» - и

     вышла за матерью... Конец фрагмента.

     В этой сцене Жадовская Ю. В. показала ярко и вырази­

     тельно выстраданный оптимизм и типологическую цельность

     образа русской крестьянской женщины. Холопка Матрёшка -

     это тот тип «новый людей» из крестьянства, которые в медве­

     жьих углах России выпестовывали по слезинкам дух действен­

     ного социального протеста. Жадовская Ю. В. образом холопки

     Матрёшки создаёт фундаментальность преемственности ис­

     торических традиций крестьянского свободолюбия. Жадовс­

     кая Ю. В. образом холопки Матрёшки развеивает миф о себе,

     как о печальнице только своего сердца. Автор Бодний А. А.,

     внося поправку, добавляет: Жадовская Ю. В. в прозе (равно

     как и в поэзии) утверждает себя, как печальница земли рус­

     ской. Оттенением этой мысли может стать другой фрагмент

     из «Отсталой», в котором дочь барыни - Маша, - претерпевая

     

     50

     по движению сюжета нравственное перерождение путём при­

     общения к сторонникам гуманистических идей и посредством

     сострадальческой обожествлённости заложенных в неё приро­

     дой зачатков доброты. Экзальтированный окрас её пережива­

     ний добавлен, по здравому смыслу, сострадальческим

     движением души самой Жадовской Ю. В.

     Начало фрагмента. «Маша села на знакомую скамеечку,

     отвела порывисто от лица густые, шелковистые пряди волос,

     тоскливо посмотрела вокруг себя, облегчила грудь громким

     вздохом и, склонив голову, тяжело задумалась. Всё её протек­

     шее беззаботное, хотя и бесплодное, но всё-таки ясное, тихое

     детство, пронеслось перед ней в живых образах и воспомина­

     ниях... Боже мой! где она, что с ней, с Матрёшей? Не тут ли

     она? не пришла ли с ней поздороваться?.. Не она ли это поёт

     заунывную песню: - «Я не думала ни о чём в свете тужить»...

     - Нет, не она! Уж она бы прибежала с горячей лаской, весёлая

     и довольная, что барышня возвратилась, - барышня, которой

     она так доверчиво передавала и слово тайное, и думу свою

     крепкую... Может быть, она теперь в нищете, в крайности,

     бродит, вымаливая подаяние; лежит где-нибудь при дороге,

     больная, усталая, измученная... её прогнали... ей не велели и

     в стороне здешней показываться... А она-то, Маша, как с ней

     поступила в критическую, страшную минуту... О, не забыть

     ей этого голоса, этой мольбы о прощении!., в ней бедная

     видела последнюю надежду - и она погасила эту надежду. Не

     было в надменной душе её жалости к падшей, несчастной,

     опозоренной сестре... - «Я тебя знать не хочу и видеть не

     хочу!» - вот, что сказала она ей... Зато теперь в её сердце

     пробудилась такая мучительная, такая жгучая, невыносимая

     жалость, что всё существо её ныло и болело. Она упала на

     колени и, склонясь лицом к земле, обливаясь потоками горя­

     чих спасительных слёз, произнесла из глубины поражённой

     страдающей души: - «Боже! Прости великий грех мой!.. Боже!

     пошли искупление вине моей!» - и долго плакала, и долго

     

     5/

     горячо молилась она... Но тоски не выплакала совсем, греха

     не замолила вполне.»... Конец фрагмента.

     Философско-тематическое осмысление двух фрагментов

     из повести «Отсталая» в единой связке наталкивает автора

     Боднего А. А. на сравнимую сопоставимость: как капля оке­

     анской воды несёт в миниатюре характеристику всего миро­

     вого океана, так и эти два, слитые одним живым дыханием

     фрагмента «Отсталой» олицетворяют собой первичную ячей­

     ку всемирной дисгармонии, а боль сострадательного сердца

     Жадовской Ю. В. даёт законченную полноту данной идеи:

      превращение всемирной дисгармонии, всемирно-социалъно-

      го зла в личную боль и злобу.

      Глава 140.

     Автору Боднему А. А. не даёт покоя альтернатива тому

     полигону - двойному кровавому кругу, - после испытания на

     котором внутренний голос должен был вынести вердикт Ро­

     диону Раскольникову: вошь ли он дрожащая или нет? Альтер­

     натива у автора Боднего А. А. сводится воображением к

     следующему сценическому эпизоду. Начало сцены. Идущая

     по малолюдной слабоосвещённой улице Петербурга молодая

     элегантно одетая женщина подвергается внезапному нападе­

     нию маньяка. Выходивший в это время из подъезда Родион

     Раскольников на крик женщины реагирует рефлексивно, как

     сжатая пружина, и в мгновении ока преодолевает двухсотмет­

     ровую отдалённость от места происшествия. Двумя сногсши­

     бательными ударами кулаков Раскольников заваливает

     преступника на землю, нанося третий удар каблуком в физи­

     ономию поверженного, нейтрализуя окончательно прыткость

     маньяка. Проводя потерпевшую до её дома, Родион Расколь­

     ников расстался с ней, сообщив по её просьбе свой домашний

     адрес. Придя к себе на квартиру, Родион Раскольников обна­

     ружил под рваньш разрезом рубашки на теле в области сер­

     дца кровавый дугообразный неглубокий порез. В мозгу

     

     52

     Раскольникова вспыхнула ассоциативная деталь происшедше­

     го побоища: во время нанесения маньяку ударов Раскольников

     боковым зрением уловил в руке противника холодный отблеск

     металла. Сняв и аккуратно сложив рубашку, он уложил её в

     комод, как вещественную реликвию благородного поступка...

     Спустя сутки, вызволенная из руте маньяка Раскольниковым

     молодая женщина вместе со своими родителями нанесла ви­

     зит своему спасителю... Между Раскольниковым и визитёра­

     ми состоялся тёплый, дружественный, но странный по

     сравнительным оборотам речи разговор.

     Отец потерпевшей (солидного вида господин с инкрусти­

     рованной алмазами тростью) обращается к Раскольникову, до­

     ставая из портфеля пачки ассигнаций: - «Мы премируем вас,

     Родион Романович, за благородный поступок 3 0000 рублей». -

     Родион Раскольников робко пытается отвергнуть денежное

     вознаграждение: - «Извините, ваше высокоблагородие, но

     мой поступок ничего не стоит для меня, я отказываюсь от

     денег». -

     Отец потерпевшей: - «Ничего может не стоить, извините,

     Родион Романович, только вошь дрожащая, выдранная гре­

     бёнкой из головы бедного». - Мать потерпевшей (представи­

     тельная дама в меховой шубе, вплетаясь в разговор): - «Для

     нашей семьи вы, Родион Романович, олицетворяете своим

     благородным сердцем Мессию, который кроме нашей дочери,

     может спасти и всё погибающее человечество». -

     Родион Раскольников, смущаясь и опустив глаза, молча с

     покорным кивком головы принимает вознаграждение... Ви­

     зитёры с радушными лицами прощаются со спасителем. Ко­

     нец сцены.

     По альтернативе Родион Раскольников получил всё то, что

     необходимо было ему для практического вхождения в роль

     Мессии.

     Ощущение жизнеспособности альтернативы даёт автору

     Боднему А. А. повод утверждать, что роман Достоевского

     

     53

     есть... пародия на гуманистическую идейность человека и че­

     ловечества.

     Если бы Достоевский избрал по принципиальной резуль­

     тативности альтернативу автора Боднего А. А., то Раскольни­

     кову, «мыслящему пролетариату», в связи с кардинально

     изменившимися сюжетными развёрстками ничего не остава­

     лось бы делать, как отказаться от волюнтаристического дея­

     ния, заменив его взращиванием ростков будущего, которых, к

     сожалению,... не предоставил Достоевский - пророк своевре­

     менно своим хуцожественно-реалистическим методом (иначе

     судьба романа не получила бы своего продолжения). Автор

     Бодний А. А. имеет в виду ростки будущего - это зарождаю­

     щиеся, но не проявившиеся ещё социально-потенцированные

     очаги напряжённости в тенденциозной активности народных

     масс, которые дали бы поле деятельности для «мыслящего

     пролетариата» Родиона Раскольникова.

     В идейно-концептуальной переориентации героя могут

     возникнуть осложнения со стороны... парадоксальности нату­

     ры Достоевского Ф. М., который, не искажая объективности

     мира и исторического значения катастрофических изменений,

     подходит к формированию будущего с волюнтаристической

     меркой.

     Уступая приоритет на судьбоносных изломах современно­

     сти в уравновешивании пошатнувшегося мира не интеллекту

     цивилизации, а мессианистской иллюзии, Достоевский Ф. М.

     даёт повод назвать себя пародистом или псевдопророком.

     Первый титул, по мнению автора Боднего А. А., более почё­

     тен, чем второй, так как показывает полноту критических

     знаний о мире, человеке и человечестве.

     В связи с этим невольно вспоминается стихотворение

     «Туча» (ранее приводимый текст во 2-м томе, стр. 23) и фраг­

     мент письма Жадовской Ю. В. от 14 июня 1861 г.: «Впечатле­

     ние такой страшной драмы, как революция, всегда ново и

     сильно. Скажите, вправду ли есть что-то преднамеренное,

     

     54

     роковое в судьбах народов, или всё это - только ряд бессмыс­

     ленных ошибок человеческой слепоты. Как последнее ни гру­

     стно, но всё же оно не так безотрадно, как нелепая сила,

     крутящая целые нации и делающая все усилия человеческой

     мудрости хрупкими и гнилыми подставками. Что же? Пусть

     судьба делает своё дело, а человек своё, от этого ни жизнь, ни

     гений его не утратят своего влияния».

     Скрытым смыслом Жадовская Ю. В. показывает парал-

     лельно-сопряжённое движение через судьбоносные изломы

     действительности к одной цели - новой закономерности ми­

     роустройства - с учётом объективности сущего и посредством

     человеческой идейности, причём предполагается, что за ли­

     нией исторического водораздела, где настоящее переходит в

     будущее, оперативно-действенная работа по обустройству

     цивилизации - в руках благоразумное™ человечества, а на

     долю объективности сущего падает опосредственное воздей­

     ствие.

     Смодулировать фантазией непосредственное воздействие

     на будущность коллективного человеческого разума и опос­

     редственное воздействие объективности сущего можно, если

     проникнуться страхом перед последствиями прихода... новой

     закономерности мира, когда в результате нештатного волюн­

     таристического решения будет задействована в рабочий ре­

     жим вся мощь накопленного потенциала ядерного оружия

     планеты, гарантированно приводящая к сходу Земли со своей

     гравитационной оси, за которым - крах всего человечества.

     Для этого трагедийного варианта пародийность Достоев­

     ского Ф. М. как раз к месту. В этом ракурсе Жадовская Ю. В.

     явно уступает своим гуманистическим оптимизмом парадок­

     сальному... оптимизму великого писателя.

     Глава 141.

     Литературоведы-достоевцы могут поправить автора Бод-

     него А. А., вложив в значение оптимизма Достоевского Ф. М.

     

     55

     знак утверждения нетрадиционных новаторских форм худо­

     жественного реализма, ссылаясь на концептуально-идеоло-

     гическую ценность его демифизации бонапартистской

     демагогии, идейными разновидностями которой были тео­

     рии «критически мыслящих личностей» (Лавров), «героев

     толпы» (Михайловского), бакунистического волюнтаризма и

     другие.

     По мнению автора Боднего А. А., Достоевский Ф. М., ми­

     фологически гипертрофируя идею всеобщей благости челове­

     чества через неограниченность индетерминированной воли,

     не замечал, в лучшем случае, или не хотел замечать, в худшем

     случае, нарастающую всеобщую тенденцию опролетаривания

     вчерашних крепостных ремесленников и подмастерьев, кото­

     рые в будущем, слившись с крестьянством под влиянием ре­

     волюционно-гуманистического общественного разума,

     превратились в движущую силу истории. Жаль, что Достоев­

     ский Ф. М. в отдельных каплях, - в «мыслящих» пролетари­

     ев, - слагавших девятый вал будущих общественных

     потрясений, не заметил перспективной существенности своей

     эпохи, более того, завихряя своей виртуозной парадоксально­

     стью провидца общественные потоки, критической пеной те­

     орий волюнтаристических извращений дефицитил кислород

     революционизирования составляющих ингредиентов главно­

     го потока будущности. Мысль автора Боднего А. А. рельефно

     подтверждается контекстом фрагмента письма Жадовской Ю.

     В. от 6 октября 1860 г.: «Счастливы те, поверьте, которые,

     минуя частности и грустные явления общественной жизни,

     утопают в широком и светлом море любви к человечеству, а

     не любви к людям, т. е. преследуют идею, а не действитель­

     ность. Целый мир вмещается в одной капле, а как часто бед­

     ной капле нет места в широком и пространном мире».

     (Жадовская Ю. В. Полн. собр. соч., т. 4., стр. 40).

     Если спроецировать фрагмент Жадовской Ю. В. на поле

     критического сознания Достоевского Ф. М., то в философско-

     

     56

     аллегорическом определении «счастливые» - это категория пи­

     сателей, к которым относится и Достоевский Ф. М., обещаю­

     щих страждущему народу через деяния своих героев земные

     блага, подобные сочным гроздьям винограда, висящими над

     головой Тантала. За демифилогизированностъю идеи Достоев­

     ского Ф. М. легче рассредоточить нарождающиеся очаги соци­

     альной напряжённости, - переведя иносказательный оборот

     речи Жадовской Ю. В. на прагматический язык, - Достоевс­

     кому Ф. М. легче описать душевно-психологическое состоя­

     ние героя, вмещающего всю кричащую злободневность мира,

     нежели дать рациональное направление действий во всемир­

     ном хаосе стеснённой душе.

     Если Достоевский Ф. М. демифизацией, опрозаичивая

     миф, лишал его таинственно-напускной силы и в то же время

     напускал туман на стратегические существенности своей эпо­

     хи, то Жадовская Ю. В., используя религиозные мифы, взятые

     из евангельских притчей, наоборот, оттеняла всеобщую идею.

     В этом отношении характерны два стихотворения Жадовской

     Ю. В. - это ранее приводимое «Видение пророка Иезекииля»

     и анализируемое «Посев».

     Посев.

     Сеятель вышел с кошницею в поле,

     Семя бросает направо, налево;

     Тучная пашня его принимает;

     Падают зёрна, куда ни попало:

     Много их пало на добрую землю,

     Много в глубокие борозды пало,

     Многие ветер отнёс на дорогу,

     Много под глыбы заброшено было.

     Сеятель, труд свой окончив, оставил

     Поле, и ждал изобильной он жатвы.

     Зёрна почуяли жизнь и стремленье;

     

     57

     Быстро явились зелёные всходы,

     К солнцу тянулися гибкие стебли

     И достигали назначенной цели -

     Плод принести и обильный, и зрелый.

     Те же, что в борозды, иль на дорогу,

     Или под глыбы заброшены были,

     Тщетно стремяся к назначенной цели,

     Сгибли, завяли в борьбе безысходной...

     Солнце и влага им были не в пользу!

     Жатва меж тем налилась и созрела;

     Жатели вышли весёлой толпою,

     Сноп за снопом набирают ретиво;

     Радостно смотрит хозяин на ниву,

     Видит созревшие, в меру, колосья

     И золотистые, полные зёрна;

     Тех же, что пали в бесплодную землю,

     Тех, что увяли в тяжёлой истоме,

     Он и не ведает, он и не помнит!..

     В этом стихотворении Жадовская Ю. В. - второразрядная

     поэтесса - преподносит урок... Достоевскому Ф. М. в умении

     выкристаллизовывать главную идею из разнополярности моря

     человеческих устремлений. Только лишь в стилевой манере

     повествования, уподобляясь интонации евангельской притче

     о сеятеле и о жатве, Жадовская Ю. В. вливает своё, пышущее

     злободневностью, аллегорическое содержание в стихотворе­

     ние. Выводя в образе сеятеля и хозяина нивы революционно-

     гуманистический дух своего наставника и вдохновителя

     Белинского В. Г. и его единомышленников, Жадовская Ю. В.

     аллегорическим языком вскрывает усложненно-противоречи-

     вую технологию формирования и утверждения всеобщей идеи.

     Технологическая усложнённость и противоречивость выясня­

     ются в судьбе «зёрен» - идейных личностей. «Много в глубо­

     кие борозды пало» тех «зёрен», которые несли в себе груз

     

     58

     «почвеннических» обременённостей Достоевского Ф. М.

     «Многие ветер отнёс на дорогу», т. е. вывел из нивы социаль­

     но-рационалистических деяний, оставив их в бесплодной изо­

     ляции от очагов истинных социально-общественных

     обновлений. Это - сторонники теорий «критически мысля­

     щих личностей», «героев толпы», бакунистического волюнта­

     ризма и им подобные. «Много под глыбы заброшено было»

     тех «зёрен», которые олицетворяли собой зомбированных лич­

     ностей авторитарно-каменистой твёрдостью индетерминиро-

     ванной воли бонапартистских последователей.

     Пророчество Жадовской Ю. В. превзошло иллюзорно-ми-

     норное предсказание Достоевского Ф. М. и по силе прозорли­

     вости и по объективной ясности. Это подтвердил

     последующий ход истории.

     В кругу эмпирического опыта прозорливость Достоевско­

     го Ф. М. и Жадовской Ю. В. относительно равнозначна, но

     природа этой равнозначности разная у обоих писателей. У

     Жадовской Ю. В. она базируется в чистом виде на морально-

     нравственной и эстетической основе мироощущения личнос­

     тной, точнее, генетической совести.

     У Достоевского Ф. М. природа этой равнозначности на

     субстанционно-аналитическом уровне претерпевает концепту­

     альную поляризацию, и поэтому уже не в чистом виде бази­

     руется на мироощущении генетической совести. В

     художественно-идеологическом плане Достоевский Ф. М. дра­

     пирует гсшую совесть в костюмы своих избранных героев, тем

     самым как бы сводя на нет угол расхождения между желан­

     ным и наделённым.

     Глава 142.

     В извращённом мире, по Достоевскому Ф. М., и совесть

     может заговорить извращённым языком. Это глубоко ошибоч­

     но, ибо резонансирует извращённому миру не чистая, хотя и

     израненная, совесть, а генетическая ассиметричность натуры

     

     59

     с потребностью в... душевной гармонии, желающая найти

     точку опоры в дисгармонической извращённости. Достоевс­

     кий Ф. М. делает психологический ... просчёт, уверовавшись

     в бодрствовании совести у Родиона Раскольникова во время

     совершения преступления. Если бы было так, тогда правомер­

     но считать, что в одном образе слиты два типа разнополюс­

     ной эстетичности, два разных самосознания. Тогда должны

     быть совершенно душевно автономны два лика, точнее, образ

     Раскольникова до преступления и образ Раскольникова после

     преступления. А коль это не просматривается, то с утверди­

     тельностью можно говорить о психологической фальсифика­

     ции, точнее, о грубом изваянии психологического образа,

     несмотря на гениально-виртуозную изощрённость Достоевс­

     кого Ф. М. в дедуктивности психоанализа. Художественно­

     психологическая

     цельность

     образа

     Раскольникова

     подтверждает общечеловеческие принципы, что совесть авто­

     номна, в смысле субъективна для индивидуума, определяя из­

     начальный духовный статус человека. Подсознание даже с

     учётом исторической первородности человека не может допу­

     стить задействование механизма нравственных рычагов сдер­

     живания в сторону неадекватного выхода проекции

     насильственного действия за границу круга разумной дозво­

     ленности, в противном случае дело касается патологически

     ущербной личности. В свете этого, виртуальное вмешательство

     в художественный замысел Достоевского Ф. М. с целью изъять

     эпизод преступления и логично и правдоподобно; отсюда - и

     фабульная поправка автора Боднего А. А.: Раскольников не мог

     убить не только Лизавету, но даже и паука-процентщицу Алёну

     Ивановну; абсолютно не свойственную рель приписал Досто­

     евский Ф. М. Раскольникову.

     Глава 143.

     Совесть не может быть результатом социальной общно­

     сти с единомышленниками. Отношения с внешним миром

     

     60

     нарабатываются проявлением комплекса подсознательной и

     сознательной рефлексивности, базирующейся на генетичес­

     кой совести, но не с помощью совести. Если Достоевский

     Ф. М. мог манипулировать идейным воззрением, ставя его

     ниже уровня сознательной (но не подсознательной) рефлек­

     сивности, то Жадовская Ю. В. в силу своей генетической

     природы и развившегося на ней чувства социальной спра­

     ведливости лишала себя такой жизнеопределяющей участи,

     которая была уготовлена Достоевскому Ф. М. В этом плане

     Достоевский Ф. М. был прагматически универсальней Жа­

     довской Ю. В.. Несмотря на то, что Жадовская Ю. В. внут­

     ренним чутьём и наработанным опытом расшифровала эту

     универсальность, как склад натуры человеческой, призна­

     вая за ней лидирующее право в формировании мировоззре­

     ния, - в бытийном измерении поэтесса была универсально...

     консервативна в лучшем смысле этого оборота речи. Под

     консерватизмом автор Бодний А. А. разумеет то состояние

     души Жадовской Ю. В., которое сама поэтесса выразила

     устами героини автобиографического романа: «Мне совес­

     тно быть счастливой ... совестно пользоваться всеми этими

     удобствами. Мне везде и всюду слышатся страдания».

     В своём стихотворении «Недаром вставила всю жизнен­

     ную драму»... Жадовская Ю. В. выводит резюме: подавляю­

     щая часть человечества уподобляется самобытным артистам

     жизни, фокусируясь не на отдаче душевной теплоты друг

     другу, а на игровых приспособительных аффектах. Подтекст-

     но для Жадовской Ю. В. удручающим открытием является не

     столько наигранность чувств людей, сколько примиренчество

     с наличием смысла жизни без правды жизни.

     * * *

      Недаром вставила всю жизненную драму

     Судьба в прекрасную, пленительную раму -

     Небес бездонных, звёзд блестящих,

     

     6t

     Морей, потоков, рек шумящих,

     Недаром кинула на утешенье взора

     Земля могучее величие простора.

     Высотных гор несметную громаду,

     Чтоб бедный смертный находил отраду

     Хоть в декорации печальной жизни сцены,

     Где все тяжёлые такие перемены,

     И где актёры, зрители, - друг другу не под силу, -

     Окончив роль, идут себе в могилу...

     В противовес идейно безликой подавляющей части чело­

     вечества, Жадовская Ю. В. духовно-поэтически восставала

     против конкретностей дисгармонического проявления внеш­

     ней среды. Жадовская Ю. В. противопоставляла себя бесцель­

     ному ублажению светского круга, морально-нравственным

     искажённостям общества, потребительско-ханжескому отно­

     шению к жизни, всему тому, что несло страдания народу. Это

     противостояние Жадовская Ю. В. расценивала, как вызов су­

     ровой судьбе, за которой скрывался несправедливый порядок

     вещей существующей объективной закономерности, дисгар­

     моничность миропорядка. Жадовская Ю. В. не занималась

     осуществлением стратегической линии мирообновления, по­

     этесса сообразно человеческим возможностям, концентриро­

     валась на ближних подступах к стратегии, на тактических

     задачах бытийной злободневности. Подступы к воплощению

     в жизнь всеобщей идеи у Жадовской Ю. В. слагались из так­

     тических ходов идейно-социальной борьбы. Итог своей борь­

     бы Жадовская Ю.

     В.

     подвела в

     стихотворении

     «Невыдержанная борьба»:

     Боролась я долго с суровой судьбой -

     Душа утомилась неравной борьбой!

     Всей силой надежду я в сердце хранила;

     Но силы не стало - судьба всё убила;

     

     62

     И я с затаённой глубоко тоской

     Склонилась смиренно пред мощной судьбой.

     Что делать? Мне стыдно и грустно, и больно...

     И лью я горячие слёзы невольно.

     Утешением от чувства поверженности для Жадовской Ю.

     В. могут стать слова Белинского В. Г.: «Гордись, гордись,

     человек, своим высоким назначением, но не забывай, что

     божественная идея, тебя родившая, справедлива и правосуд­

     на, что она дала тебе ум и волю, которые ставят тебя выше

     всего творения, что она в тебе живёт, а жизнь есть действо-

     вание, а действование есть борьба... (Белинский В. Г. Полн.

     собр. соч., т. 1, стр. 30).

     Глава 144.

     Иной подход к этой проблеме у Достоевского Ф. М, вы­

     работавшего в процессе жизнеутверждения опосредствен-

     но-умозрительный метод борьбы за конечную цель, за

     всеобщую идею и перенёсшего этот метод на деяния своих

     героев.

     Трагедийный конфликт в «Преступлении и наказании»

     возникает не между социально-полярной ориентацией госу­

     дарства и личности, не между нравственным кодексом и эсте­

     тико-моральной

     установкой

     личности,

     не

     между

     идеологической концептуальностью государства и личности,

     это конфликт между Раскольниковым и миром в целом. Такая

     методика давала Достоевскому Ф. М. возможность за абстра-

     гированностью подхода к цели скрывать конкретную дина­

     мичность тактических шагов по воплощению всеобщей идеи,

     давала возможность представить идейную направленность, как

     декларацию, а не как акт действия, наконец, давала возмож­

     ность считать свои произведения профилактическим оружием

     в борьбе с ...инакомыслием, проецируя его крах.

     У обоих писателей, Достоевского Ф. М и Жадовской Ю.

     

     63

     В., эпопея борьбы за всеобщую идею венчается ... поражени­

     ем. Но поражение поражению рознь.

     У Жадовской Ю. В. поверженность облагораживает лич­

     ность средствами и приёмами достижения цели, рождая вол­

     ну последователей.

     У Достоевского Ф. М. герой в гордом одиночестве стре­

     мится волюнтаристически обрести себе точку опоры, чтобы

     перевернуть мир, но обретает взамен идейный тупик и крах

     надежд; в «Идиоте» князь Мышкин грезит несбыточную меч­

     ту: осуществить на земле новый строй-аналог царства божия.

     В этом не только предостережение Достоевского Ф. М., но и

     ... сожаление о нереализованных таинств своей души.

     Тенденция к реализации таинств души Достоевского Ф.

     М. просматривается в «Преступлении и наказании» через же­

     лание писателя ввести в соразмерность сюжет романа с его

     философской всемирно-исторической проблематикой, со все­

     общей идеей. Подход к соразмерности Достоевский Ф. М.

     начинает с обнажения корней капиталистического изменения

     идейно-общественной формы мира. По Достоевскому Ф. М.,

     эпицентр общественно-социальной деятельности выражается

     в усилении значимости калейдоскопически-пёстрого образа

     городской жизни с одновременным усугублением убожества

     деревенского уклада жизни. В этом дифференцированном со­

     отношении преобразующей силы общества между городом и

     деревней и залаживается, по мнению автора Боднего А. А., та

     ... несоразмерность, которая разделяет идею Достоевского

     Ф. М. с сюжетом. Сбрасывая со счетов то обстоятельство, что

     деревня поставляет живой материал городу, тот материал, ко­

     торый в перспективе станет стратегической силой общества -

     пролетариатом, - Достоевский Ф. М. рубит топором в руках

     Раскольникова живую связь города и деревни, рубит опроле-

     таривание города, заменяя его концептуально во всём творче­

     стве

     «почвенничеством»

     на

     фоне

     крушения

     волюнтаристической демагогии.

     

      64

     В страшном сне Родиона Раскольникова о забиваемой на­

     смерть кобылёнке через экстрасенсорность показывалась цена

     генетического «я» героя, которое в образе бессилия мальчика

     протестует против жестокости мира Такое «я» не способно

     взять в руки смертоносный топор. Достоевский же насиль­

     ственно вкладывает в руки Раскольникова топор для соверше­

     ния преступления как пробы на способность героя вместить в

     себя идею, более того, реализовать её. Если бы только этим

     ограничивалась сопоставимая духовно-субстанционная каче­

     ственность натуры Раскольникова, то автору Боднему А. А.

     можно приписывать новаторскую освежённость взгляда на эту

     существенность. Но духовно-философский пласт, затронутый

     автором Бодним А. А., относится к суперглубокозалегающим.

     Глубинность этого пласта нужно рассматривать на фоне все­

     ленского экспериментирования Бога (обоснование которого

     дано автором Бодним А. А. в седьмой части «Аксономет­

     рии»...). С учётом этого примечания автор Бодний А. А. берёт

     смелость утверждать, что Достоевский Ф. М. через духовно­

     нравственное перерождение Раскольникова (от детского анге-

     лоподобия до наполеонистого Мессии через убийство) при

     помощи виртуальной парадоксальности своей натуры приот­

     крывает завесу таинства ... своей души: перевоплощая своего

     героя божественно-противоречивым экспериментированием во

     владыку «сокращённой вселенной», Достоевский Ф. М. этим

     же методом одновременно подтекстно самопретендованно про­

     возглашает о равностатустности с ... экспериментирующим

     Богом. Но опустимся с небес на землю нашу грешную.

     Безразличие Раскольникова к награбленному Достоевский

     Ф. М. пробует дожить в фабульно-сюжетную основу романа,

     но не с эмпирическим сознанием, а ... с идейно-философским

     осмыслением. Эта натяжка Достоевского Ф. М. не достигает

     цели. Если городская жизнь, город, по мнению исследовате-

     лей-достоевцев, создал «новую бесконечность бытия», точнее,

     вобрал в себя «сокращённую вселенную», то, по ассоциатив­

     

     65

     ной логике Достоевского Ф. М., в пробе по смысловым лини­

     ям фокусируется всеобщность причинности функционирова­

     ния несправедливой объективной закономерности и

     Раскольников должен как бы вобрать в себя всю сконцентри­

     рованную Вселенную, в которой в сжатом виде заключена эта

     закономерность, и спроецировать её точка в точку на свой

     внутренний мир. Наполеон обрёл власть с помощью пособни­

     ков. Раскольников в гордом одиночестве вобрал «сокращён­

     ную вселенную» и остался с ней в монологической полемике

     до эпилога романа, не вступая во взаимосвязь с прагматизмом

     мира. Этим обстоятельством Достоевский Ф. М., сам того ...

     желая, представил идейную взбудораженность Раскольникова,

     как бурю в стакане, как электрический разряд в самом себе

     без освещения внешнего мира. Этого можно было бы избе­

     жать, если бы Достоевский Ф. М., не перегибая идеологичес­

     кую парадоксальность своей натуры, взял бы за

     принципиальную основу смысл предлагаемой пробы (по вто­

     рому варианту) автора Боднего А. А. Начало действия пробы.

     Родион Раскольников, предварительно разузнав время и мар­

     шрут движения по петербургским улицам царской кареты с

     самодержцем российским, выходит на середину проезжей

     части дороги перед приближающимся величественным транс­

     портом и подаёт руками знак остановки, не сходя с места.

     Возможны две вариации момента. Первая ... Царская ка­

     рета, не снижая хода, сбивает с ног Раскольникова, нанося

     ему травму, совмещённую с жизнью ... Вторая ... Царская

     карета с властителем российским тормозит перед Раскольни­

     ковым. Царь вместе со свитой подходят к Раскольникому, дер­

     жащему в руках пергаментный свёрток с петицией к царю о

     реформировании государственного устройства. Передавая

     свёрток царю Родион Раскольников озадачил самодержца воп­

     росом: - «Ваше высочество, Вы можете повлиять на объек­

     тивную закономерность мира», - на что царь после выхода из

     глубокой задумчивости изрёк: - «Народ мой, сударь, ещё не

     

     66

     дошёл сознанием до того, что может стать стимулом, побуж­

     дающим меня проявить интерес к степени гармонизирован­

     ное™ существующего миропорядка». Этими словами был

     исчерпан инцидент на дороге. Конец действия пробы.

     При исходе любой вариации пробы Раскольников пред­

     стал бы в глазах передового общественного мнения, как герой

     своего времени.

     Глава 145.

     В отличие от Достоевского Ф. М., гарантированное ге­

     ройство поэтическое (да гражданское) Жадовская Ю. В. обес­

     печила себе пробой-стихотворением «Проснулась грозная и

     мстительная кара»..., которое поэтесса адресовала царю, но

     по цензурным соображениям своевременно не дошедшее до

     ушей владыки российского. Учитывая огромную экспрессию

     революционно-преобразующего духа стихотворения, автор

     Бодний А. А. считает целесообразным повторить текст.

     * * *

      Проснулась грозная и мстительная кара,

     Приподнял голову подавленный народ;

     Невежество последнего удара,

     Бледнее и дрожа, в томленье смертном ждёт.

     Ко благу торная проложится дорога,

     И никому по ней идти заказа нет.

     Затихнет грубых душ напрасная тревога.

     Лучи свои прольёт науки яркий свет.

     Властитель! не робей! решительной рукою

     Сомненья призраки скорее отгони,

     И к счастью дверь свободой золотою

     Народу твоему отважно распахни.

     Благословят тебя века и поколенья,

     Пред именем Твоим, чрез сотни лет, народ

     

     67

     В неложном и святом к Тебе благоволенье

     Потоки слёз восторженных прольёт.

     По громадности подымаемой Жадовской Ю. В. обществен­

     но-исторической и идейно-социальной проблематике и по гу­

     манистическому методу её исполнения, как предварительность

     миролюбивого решения по разрубыванию гордеева узла об­

     щественно-государственных задач, стихотворение поэтессы от­

     носится к пробе высшего качества и достойно занять элитное

     место на звёздном небосводе русской литературы.

     Завидуй, великий писатель Достоевский Фёдор Михайло­

     вич второразрядной поэтессе Жадовской Юлии Валерианов­

     не, которая нашла символическое решение разрубывания

     гордеева узла социально-государственной всеобщей противо­

     речивости без применения ... топора! Эта патетика направле­

     на не столько на заслуженное восхваление Жадовской Ю. В.

     как поэтессы и как человека, сколько на чистоту разумного

     подхода Жадовской Ю. В. к решению объективных задач сво­

     ей эпохи без декоративного расцвечивания концептуальности,

     к всеобщей идее.

     Историческая эпоха, в которой действует автор Бодний А.

     А, выявляет последователей, воплотивших в интерпретиро­

     ванном виде подход к стратегии изменения всероссийской гла­

     венствующей объективной закономерности по «теории»

     Жадовской Ю. В.: будущий царь Борис (в миру Борис Ельцин)

     вывел на улицы столицы один миллион идейно одержимых

     людей и совершил без топора бескровную передачу власти.

     Один миллион - это то магическое число, перед которым

     не смеет открыто роптать ни один властитель и, более того,

     покорно выполнит волю одного миллиона, а значит — и деле-

     гированно-гипертрофированную волю народа.

     Подход Жадовской Ю. В. к осуществлению стратегичес­

     кого плана показал всю несостоятельность ... пророчества До­

     стоевского Ф. М.

     

     Глава 146.

     Отдельные костромские литературоведы впадают, по ма­

     лому счёту, в крайность, контрастируя смысловую основу сти­

     хотворения «Проснулась грозная и мстительная кара» с

     стихотворением Жадовской Ю. В. «Все говорят, что бедный

     наш народ» ... , и, по большому счёту, стремятся уличить

     Жадовскую Ю. В. в наигранности чувств. Ошибочность ана­

     литического подхода костромичей кроется в пренебрежении

     разноплановостью сюжета двух сопоставляемых стихотворе­

     ний. В первом стихотворении по ходу сюжетно-смыслового

     развёрстывания чётко просматривается единосущная и идей­

     но-концептуальная направленность произведения. Во втором

     стихотворении поэтесса вскрывает тенденциозную противо­

     положность двухуровневой проблематики: тенденция роста

     самосознания народа под влиянием социально-идеологичес­

     кой активности общества, с одной стороны, и тенденция со­

     хранения историко-этического консерватизма патриархального

     образа мышления в глубокопериферийной части крестьянства,

     с другой стороны. Преподносимая Жадовской Ю. В. тенденци­

     озность играет в сюжетно-фабульном поле роль диалектически

     живого единства: косность периферийных нравов должна сти­

     мулировать активность духовно-нравственного воспитания и пе­

     рерождения личностной убогости в полноценно нравственное

     мироощущение, в то же время в диалектическом противостоя­

     нии культурно-нравственной разнополярности рождается обнов­

     ление общественно-гражданских отношений. Неучтённость

     этих обстоятельств и факторов порождает и неверную трактов­

     ку костромскими литературоведами.

     Глава 147.

     Автору Боднему А. А. могут поставить в упрёк исследова-

     тели-достоевцы приписывание Достоевскому Ф. М. абстракт­

     но-метафизического подхода к извечной загадке жизни-

     «смешивания добра и зла» - на фоне эстетического психоло­

     

     69

     гизма, что рождает, мол, широту разброса спектральности

     идейно-характерных признаков натуры человека. Касательно

     этой проблемы в творчестве Достоевского Ф. М. автор Бодний

     А. А. делает акцент на неправильность выделения и наделе­

     ния абсолютом самостоятельности и независимости личност­

     ных признаков, формирующих нравственную категорию -

     добро и зло. Не метафизичность, а метафоричность динамики

     диалектической взаимосвязи в проявлении этих качеств -

     предмет интереса автора Боднего А. А.. В чистом (не «сме­

     шанном» виде) эти нравственные категории не существуют!

     Подтверждением тому - вердикт историко-этического созна­

     ния человечества. Начнём с отправной точки. Первородных

     предков Адама и Еву - библейский бог выгнал из Эдема из-

     за искушения соблазном, говоря языком сравнительного ло-

     гизма, из-за антитезы добра-зла. Изначальная нравственная

     несовершённость предков отразилась на чистоте морального

     облика человечества. Не исключён атеистический упрёк в

     адрес автора Боднего А. А. в неубедительной достоверности.

     Зреть надо в корень - «сказка ложь, да в ней намёк, добрым

     молодцам урок». Автономно-культивированная в утробе мате­

     ри нравственная категория, то ли добро, то ли зло, - в инди­

     видууме не существует!

     Ангелоподобная натура - поэтесса Жадовская Ю. В. -

     недвусмысленно отобразила это в ранее приводимом авто­

     биографическом стихотворении «Мне грустно; осеннее

     небо угрюмо...». Ярко характерны две строки из стихотво­

     рения: —

     «Мне грустно; я в душу свою загляну:

     И зла, и добра в ней довольно!» -

     Простая мудрость Жадовской Ю. В. кроется в том, что

     поэтесса разумно может управлять динамикой чувств и эмо­

     ций, задействовывая положительную нравственность и заглу­

     шая негативные позывы подсознания, в результате чего

     результирующей является существенность добра - любовь. В

     

     70

     связи с этим, автору Боднему А. А. кажется весьма проблема­

     тичной точка зрения литературоведов-достоевцев, изрекаю­

     щих, что «Соня (Мармеладова - примечание Б. А.) сама по

     себе остаётся в добре, зло относится к миру». Эта ошибоч­

     ность взгляда даёт Достоевскому Ф. М. повод насильственно

     манипулировать без учёта законов психологии процесбввЫ

     $)ор-

     мирования нравственно-идейных образов героев. Писарев Д.

     И., рассуждая об образе Сони Мармеладовой писал: «Что вы

     скажете, в самом деле о поступке Софьи Семёновны? (Соня

     Мармеладова - примечание Б. А ). Какое чувство возбудит в

     вас этот поступок: презрение или благоговение? Как вы назо­

     вёте её за этот поступок: грязною потаскушкою, бросившею в

     уличную лужу святыню своей женской чести или великодуш­

     ную героинею, принявшей со спокойным достоинством свой

     мученический венец?»

     Автор Бодний А. А. заявляет однозначно: не существует

     «двух бездн», двух ипостасей - блудницы и святой, не суще­

     ствует одновременно двух идеалов - Садома и Мадонны. В

     классическом представлении эти два нравственных начала в

     идеальной форме вмещаться в одной духовной субстанции не

     могут, точнее ... могут как изначально допустимое переходное

     состояние взрослеющей души человека, ещё точнее, как со­

     ставляющие ингредиенты взрослеющей натуры человека, ко­

     торые, органически переливаясь в друг друга, дают

     качественно новую существенность натуры, несущую потен­

     циал дифференцированно-рациональной приспособительной

     реакции человека на довлеющую силу объективного мира на

     фоне генетической целостности.

     Достоевский Ф. М. понимал это, но не исполнял, опаса­

     ясь сужения творческой маневренности и своей виртуозно­

     непредсказуемой парадоксальности.

     Жадовская Ю. В. понимала это и исполняла, стремясь к

     художественной достоверности и жизнеспособности своих

     героев.

     

     X/

     Глава 148.

     Соня Мармеладова претерпевает по ходу романа количе-

     ственно-нарастающее изменение характерной качественности

     натуры по схеме: вначале подростковое ангелоподобие - про­

     ба - в конце взрослое ангелоподобие. Проба, по Достоевскому

     Ф. М., — это собственное мучинительство, возведённое в ранг

     подвижничества; по автору Боднему А. А., - это проституция,

     зло в самой себе, не повлиявшее, ... к сожалению на руцимен-

     тированное ангелоподобие. Сожаление автора Боднего А. А.

     выражается в том, что Достоевский Ф. М. через персонажно­

     фаталистическое следствие отразил элемент свободы, проти­

     воестественный по источнику формирования норм

     общечеловеческой этики, более того, Достоевский Ф. М. не

     отражает динамику тенденции роста самосознания персона­

     жа.

     Иная картина духовно-нравственного преображения геро­

     ини у Жадовской Ю. В. в повести «Отсталая». Маша барыш­

     ня, наделённая от природы зачатками доброденства, но

     камуфлирующая позитив напускной серьёзностью сохранения

     патриархальных нравов, параллельно сюжетному развитию

     претерпевает духовно-этическое становление, превращаясь в

     добропорядочную личность, не обременённую комплексами

     нравственной ущербности. Её сформировавшееся и устояв­

     шееся избирательное любвеобилие входит во взаимодействие

     с убогостью доли Матрёши-холопки, осветляя последнюю на­

     деждой в завтрашний день. В этом - действенность и есте­

     ственность противостояния миру, внешнему злу. Здесь выбор

     средств для противостояния миру, внешнему злу в разумной

     естественности субъекта - в тенденции к нравственному са­

     мосовершенствованию, а не в ортодоксальной остроте пробы

     (проституция или смертоносный топор).

     Герои Достоевского Ф. М., пройдя через жизненные труд­

     ности, в то же время освобождаются от возможности пройти

     через лабиринт нравственного усовершенствования. В этом

     

     72

     плане Достоевского Ф. М. нельзя даже причислить к писате-

     лям-фантастам, ибо последние, погружая читателя в пучину

     сюжетной остроты и непредсказуемости, оставляют за персо­

     нажем право на естественность в развитии самосознания и на

     сохранение значимости человеческого фактора.

     Жадовская Ю. В. степень естественности в выражении

     характеристик и действий персонажа напрямую соотносит к

     степени действенности методов и приёмов художественного

     реализма.

     Достоевский Ф. М. виртуозной взвинчивостью сюжета и

     полемики романа доводит до апофеозной остроты психологи­

     ческое сознание читателя, тем самым компенсируя дефицит

     эстетической силы и идейно-художественной выстоянности

     творений.

     Жадовская Ю. В. в самой сюжетно-композиционной струк­

     туре произведений залаживала изначально диалектически

     живое единство между заданным потенциалом и преобразую­

     щей силой позитивных сдвигов, с одной стороны, и результи­

     рующей художественной данностью, с другой стороны.

     Достоевский Ф. М., погружая читателя своим парадок­

     сально-психологическим приёмом повествования в пучину

     сюжетно-полемической непредсказуемости, лишал себя чув­

     ства меры между идейной заданностью и художественной

     данностью. Могут возразить автору Боднему А. А., ссылаясь

     на запрограммированный в художественном замысле крах

     идеи. Но от этого хрен редьки слаще не становится, взамен

     свёртывания бесперспективной идеи Достоевский Ф. М. как

     пророк должен задействовать новую жизнеспособную идею.

     Факт отсутствия таковой у Достоевского Ф. М. есть, к сожа­

     лению, не вина, а беда Достоевского Ф. М.

     У Жадовской Ю. В. даже пораженческий исход борьбы за

     торжество социальной справедливости несёт ноту воспевания

     всеобщей идеи.

     

     73

     Глава 149.

     Автору Боднему А. А. сдаётся, что литературоведы-досто-

     евцы перепутали и адресата и места подвига, когда писали:

     «Душа у Сони (Мармеладовой - выделено Б. А.) была чиста,

     мир был грязен, и она шла на панель с тем же самоотвержен­

     ным героизмом, с каким Жанна д'Арк шла на костёр, чтобы

     спасти Францию от завоевателей». Бытийно целесообразней

     и социально выразительней была бы замена панели подаян-

     ной папертью с доработкой по найму, что широко практикова­

     лось в Санкт-Петербурге нищенствующими, но хранящими

     целомудрие личностями.

     Полновесно контрастирует с Соней Мармеладовой цель­

     но-типичный образ русской крестьянской женщины - Матрё-

     ши-холопки из повести «Отсталой» Жадовской Ю. В. Попав

     в стеснённо-жизненную критическую ситуацию, Матрёша-хо-

     лопка, не роняя в грязь свою честь и свободолюбие, с досто­

     инством смотрит в глаза жестокому року и выбирает

     тернистый, но благословенный путь - уходит за пределы род­

     ных пенатов на заработки, в наймы. В этом поступке — отра­

     жение идейной целостности самой Жадовской Ю. В., которую

     по праву можно назвать русской Жанной д'Арк.

     Глава 150.

     По общепринятому мнению, то, что человек недополучил

     от природы, приспособительным образом жизни компенсиру­

     ет неполноценность жизненной поступи. У Жадовской Ю. В.

     отмеренная судьба и в творческом и в жизненном деянии вы­

     ражалась бескомпромиссной борьбой за сохранение ментали­

     тета своей «многодумной и странной души», за сохранение

     чистоты идейных приверженностей и, главное, за сохранение

     статуса страдалицы земли русской, и всё это на фоне мобили­

     зации сверх силы духовной и физической.

     Достоевский Ф. М. облегчал свою писательскую участь,

     убеждая самого себя в первозначности объективной законо­

     

      74

     мерности мира над ... гражданской совестью, и выстраивал

     методологическую обоснованность детерминической взаимо­

     связи путём проецирования воли народа на действительность

     через энергетически-творческое фокусирование своей субъек­

     тивной воли.

     Жадовская Ю. В., не сбрасывая со счетов детерминизм от

     объективной закономерности, постоянно настраивалась на вол­

     ну свободного художественного выражения своей субъектив­

     ной воли, растекающейся виртуально в социально-солидари-

     зирующемся океане народного волеизъявления, откуда

     поэтесса черпала освежённость жизненных сил и материал

     для художественного замысла своих творений. Сходящиеся в

     эпицентр творческого озарения Жадовской Ю. В. бесчислен­

     ные энергетические линии от объективности жизненной прав­

     ды народа, фокусируются в эффект внутреннего взгляда по­

     этессы на человеческую сущность.

     Об особенностях творческого процесса через понимание

     взаимосвязи субъективного и объективного пишет Жадовская

     Ю. В. в письме от 28 мая 1858 года: «Толкуют о субъективно­

     сти и объективности - а где границы между той и другой?

     Разве чувство, отражающее в себе чувства многих, и более,

     или менее каждого человека узко и мелко? Неужели любовь

     так субъективна, что это ставят ей в порок? Странно, что

     писателя хотят заставить выражать то, что хочется критику; -

     это всё равно, что розе велеть быть незабудкой. Нет, поэти­

     ческая струя найдёт сама себе дорогу; она течёт и пробивает­

     ся, как её Бог велит, - и счастье, если не пересохнет она и не

     обратится в стоячую лужу, а сольётся с безбрежным и вечным

     океаном жизни!» (Жадовская Ю. В. Полн. собр. соч., т. 4,

     стр.71). И ещё: «Большого таланта у меня нет, вы знаете; но

     ежели есть то, что понятно и доступно многим, то, что многие

     чувствовали, а я за них высказывала, - то уже и это не лиш­

     нее на белом свете». (Жадовская Ю. В. Полн. собр. соч., т .4,

     стр. 71).

     

     75

     В художественно-методологический приём - «... я за них

     высказывала ...» — Жадовская Ю. В. вкладывает значимость

     эстетической силы, которая вскрывает характер синтеза объек­

     тивной предрасположенности и субъективной ощущаемости в

     правде жизни поэтессы. Завесу таинства этого действа приот­

     крывают слова Жадовской Ю. В. в письме от 21 июля 1858

     года: «Пишу я мало: не от лени или нежелания, а от того, что

     многое ещё не прочувствовалось, не напросилось живьём в

     мысль и душу. Что делать, это моя беда, без охоты писать не

     могу ... Пробовала; но выходит дурно». (Жадовская Ю. В

     Полн. собр. соч., т. 4, стр. 76).

     Достоевский Ф. М. не испытывал такого творческого дис­

     комфорта, не столько по превышающей масштабности и силе

     таланта, а сколько из-за упрощённого стимулирования мысли-

     тельно-образного акта, исключающего из арсенала стимулов

     обязательность душевно-чувственной влекомости к вожделен­

     ному объекту творчества

     У Жадовской Ю. В. трудно провести делительную линию

     между бытийным образом мышления и художественным со­

     знанием. Эти два понятия диалектически слиты в человечес­

     кой сущности Жадовской Ю. В., что даёт право утверждать:

     поэтесса переносила в творчество живой колорит пульсации

     жизни, и, наоборот, из творчества выносила новационные

     формы и структуры жизнеустройства, осмысляя их не только

     философски, но и приемлемо эмпирически. При этом в обоих

     сообщающихся сосудах - творчестве и жизни - Жадовская Ю.

     В. не теряла чувство разумной достаточности. О чувстве меры

     жизни как о подразумеваемой предрасполагающей благора­

     зумное™ в творчестве пишет Жадовская Ю. В. в письме от 14

     июля 1858 года профессору Шилле И. Н.: «Ах эта апатия!

     Избави от неё Бог. Хорошо, что вы взглядываетесь в жизнь,

     но не хорошо, что видите одни слёзы и стоны. Но есть же в

     ней, или, по крайней мере, должно быть, что-нибудь и радо­

     стное ... А знаете ли от чего вы утомлены? Мне кажется,

     

     оттого, что вы не жили, или мало жили для себя. Ведь и

     Спаситель в тяжкую минуту произнёс: жажду! Свойственно

     человеку обратится к жизни и к людям с тем же словом ...

     Конечно, нельзя ручаться, что они не напоят ... желчью.

     Как бы то ни было, а слово это или скорее болезненный

     крик, вырывающийся из души - законное требование вся­

     кого человека». (Жадовская Ю. В. Полн. собр. соч., т. 4,

     стр. 74).

     Сохранение чувства разумной достаточности у Жадовской

     Ю. В. означает прежде всего внешнее сдерживание опереже­

     ния эмоций над мыслями. Душа Жадовской Ю. В. постоянно

     олицетворяла собой поле битвы за истинность между степе­

     нью сомнительности в подлинности новых познаваемых ощу­

     щений и наработанным опытом (с интуитивной подсказкой)

     эталоном идейно-воззренческой эстетичности и социальной

     полезности. Постоянное нравственное самосовершенствова­

     ние Жадовской Ю. В. через разумную критичность, через

     постоянный поиск ответа на злободневность переходного вре­

     мени были существенной одухотворённостью натуры поэтес­

     сы. И если Жадовская Ю. В. в приведённом выше фрагменте

     письма даёт совет профессору сместить интерес от работы к

     личной жизни, то это расценивается автором Бодним А. А.,

     как... ложный пример поэтессы в целях недопущения кризи­

     са здоровья. Сама Жадовская Ю. В., спустя два года, будет

     жертвой физической перегрузки, приведшей к кризису здоро­

     вья (1860 г.), что подтверждает ложность примера.

     Жадовская Ю. В. горела на костре познания смысла жиз­

     ни, познания не дисгармонии объективной закономерности

     мира, а дисгармонии в социально-человеческих отношениях,

     Чтобы узреть преобразующий ориентир в селективном отра­

     жении общечеловеческой... субъективности.

     Достоевский Ф. М. зацикливал световой поток в селек­

     тивном отражении на... самом себе, выдавая это за пророче­

     ство, по малому счёту, и, по большому счёту, за совмещение

     

     77

     личной субъективности с объективной закономерностью мира

     на ассоциативной основе.

     Жадовская Ю. В. ограничивалась в этом плане лишь се­

     мантическим значением этой объективной закономерности

     мира. Это не занижало идейного достоинства Жадовской Ю.

     В., ибо в преобразующем эффекте важнее конкретные, такти­

     ческие шаги, нежели масштабный охват стратегического про­

     странства, лишённый конкретности. И стимулировал эту

     поступь Жадовской Ю. В. «болезненный крик, вырвавшийся

     из души - законное требование всякого человека».

     Глава 151.

     Болезненный крик души Жадовской Ю. В. не был криком

     безысходности. В фрагменте письма от 6 ноября 1858 г. Жа­

     довская Ю. В. пишет: «Что же касается до моих стихотворе­

     ний, то причина их тугого сбыта вовсе не недостаток в

     отзывах, а та самая, о которой говорится в рецензии «Совре­

     менника» ... В произведениях моих нет современности (рас­

     крывает Жадовская Ю. В. смысл рецензии в прозаических

     тонах - примечание Б. А), а современность в настоящее время

     состоит в том, чтобы тащить с криками на сцену жизни ту

     грешную сторону человечества, о которой так все теперь хло­

     почут, таскать её за волосы, давать ей пинки и причитать

     разные ругательства; публика смотрит, смеётся и не исправля­

     ется. От чего? Оттого, что не настроена ни к чему высокому

     и прекрасному. Будь она настроена, тогда зло и без обличия

     было бы противно, как противны аристократу грязь и неряше­

     ство внешняя. Дайте такое же отвращение душе к пороку, и

     она сама пойдёт навстречу добру» (Жадовская Ю. В. Полн.

     собр. соч., т. 4. стр. 83-84).

     В этом фрагменте письма Жадовская Ю. В. переориенти­

     рует общественное сознание с носителей следствия и резуль­

     татов на носители причинности всеобщего зла. Жадовская Ю.

     В. смотрит в корень больной проблемы общества: низкий

     

     78

     уровень нравственного воспитания и просвещения населения,

     непрививание чувства прекрасного от бескультурия порожда­

     ет усугубление пороков зла и его рецидивы. Художественно­

     методично эта проблема отражена в приводимом ранее

     стихотворении Жадовской Ю. В. «Все говорят, что бедный

     наш народ...».

     В повести «Отсталая» Маша - барышня претерпевает, точ­

     нее, усовершенствует свою мировоззренческо - этическую

     культуру посредством общения с личностями прогрессивных

     взглядов и чтения передовой литературы.

     Жадовская Ю. В. проводит свою универсальную методику

     воспитательной и просветительной функции литературы, ко­

     торую можно афористически выразить её же фразой из при­

     ведённого письма: «Дайте такое ... отвращение душе к

     пороку, и она сама пойдёт навстречу добру»...Жизнь нео­

     днократно подтверждает правильность этой методики Жа­

     довской Ю. В.

     Иной колорит методики воспитания и просвещения у До­

     стоевского Ф. М. Сама эта проблема у Достоевского Ф. М не

     является в творчестве первостепенной и преподносится в уз­

     ком аспекте идейно-идеологической переориентации. Так, в «

     Преступлении и наказании» ролью воспитательницы наделе­

     на блудница Соня Мармеладова, которая прививает Родиону

     Раскольникову интерпретированную евангелийскую и утопи-

     чески-социалистическую идею в виде гибрида христианского

     социализма. В «Братьях Карамазовых» Достоевский Ф. М. по­

     шёл ещё дальше в интерпретации идейно-этического воспи­

     тания, внушив устали старца Зосимы подростку Алёше

     Карамазову идею оздоровления мира в духе метафизической

     претенциозности к всеобщей закономерности как объективи­

     зации мира в... субъективном сознании личности.

     Во фрагменте письма от 29 мая 1858 г. Жадовская Ю. В.

     ещё глубже подходит к проблеме воспитания, придавая ей на-

     глядно-прагматическую форму: «...Я сейчас дочитала статью

     

     79

     в «Современнике» «О причин, обусловливающих правиль­

     ность действия чиновников» и вспомнила... Тут много истин­

     ного, верного. Но одно только возможно, но скоро - это

     быстрое исправление зла, посредством прибавки жалованья...

     Рука, привыкшая тянуться за взяткой, не остановится скоро

     ни при каких условиях; устранение таких рук есть частное

     зло, влекущее общественный ущерб, по мнению сочинителя,

     - а пожизненно давать волю таким рукам опасно. Старое

     мешает. Воспитание всё-таки выходит самое надёжное лекар­

     ство, а о нём сказано мало; женщины задеты слегка, а их то

     и надо иметь в виду, да меньше церемониться, высказывая

     правду. Тогда, т. е. при нравственном образовании матерей,

     всякая мера будет хороша и спасительна». (Жадовская Ю. В.

     - Полн. собр. соч., т. 4, стр. 72-73).

     Жадовская тактично и методично подходила к подымае­

     мой проблеме, вбирая в кругозор приемлимости и преемствен­

     ности не только модулирование конечного результата, но и

     поиск правильного соотношения между потенциалом возмож­

     ностей и масштабностью поставленных планов перед объек­

     том обучения. Игнорирование этого приводит зачастую к

     обратному результату.

     Жадовская как тонкий психсяог-педагог не только вводи­

     ла здравый смысл этого правила в свой арсенал, но и вопло­

     щала результативно в реальность, наставляя на истинный путь

     молодых талантов. Главный девиз в воспитательной работе

     Жадовской Ю. В. можно сформулировать, как верность своим

     убеждениям, диктуемым благообразием и благоденствием. Эта

     верность как цепная реакция в живой взаимосвязи поддержи­

     вает силу духа и идейную устремлённость. Эту эстетическую

     концепцию Жадовская Ю. В. выражает во фрагменте письма

     от 1 ноября 1862 г.: «Я решительно раздумала принять на себя

     какую-либо официальную обязанность; - не из лени или гор­

     дости, а потому что считаю недобросовестным взяться за труд,

     не сознавая в себе достаточно сил; и притом я не вынесу

     

     умственной узды; я дорожу свободой своих убеждений и при­

     знаюсь в слабости, свободой того, чему ещё может быть суж­

     дено вылиться из под моего пера. Как бы ни был слаб талант

     мой, я его чувствую в себе; я сделала было попытку пожерт­

     вовать им; но попытка эта доказала только мне, что поступать

     против убеждения - для таких натур, как моя, есть только

     одно страдание. Я не была покойна всё это время, и как бы

     теперь ни были плохи средства, мой ум, моя мысль останутся

     свободными, - совесть покойною». (Жадовская Ю. В. - Полн

     собр. соч., т. 4, стр. 63).

     К сожалению, великий писатель Достоевский Ф. М., в

     противовес второразрядной поэтессе Жадовской Ю. В., не

     только не имел педагогического такта, но и не владел элемен­

     тарной методикой прогрессивного перевоспитания и воспита­

     ния. Такая парадоксальность признаков исходит от

     психологического сознания Достоевского Ф. М., отдававшего

     на откуп общественной требовательности бутафорию гранди­

     озности таланта, оставляя себе факторы писательского рей­

     тинга. Усугублялось ещё это тем, что Достоевский Ф. М. от

     природы не был наделён альтруистическим чувством педаго­

     гической доверительности и потребности в передаче энерге­

     тической силы души. Этот изъян Достоевский Ф. М. скрывал

     под личиной писательской занятости. Более того, выполнение

     воспитательно - педагогических функций требовало бы от

     Достоевского Ф. М. чётко выраженную модель и оструктурен-

     ность его концепций и идейности в свете социальных преоб­

     разований. Но так как Достоевский Ф. М. во главу угла ставил

     при решении идеологически-гражданских задач абстрагиро-

     ванность отвлечённостей и абстракцию парадоксов, то про­

     граммная чёткость выдала бы изъяны в его художественно­

     психологическом методе критического реализма. Это лишний

     раз подтверждает, что ясность слова и выражения мыслей Жа­

     довской Ю. В. ассоциируется с твёрдостью её воли и прозрач­

     ностью концептуальных взглядов; и в то же время акцентирует

     

      8 f

     внимание у Достоевского Ф. М. на примат жажды идеологи­

     ческого творчества над ...жаждой жизни.

     Глава 152.

     Жадовская Ю. В. в эпистолярном жанре видела священ-

     но-действенность лучших порывов души. Недаром она изрек­

     ла в письме от 6 октября 1860 г. крылатую собственнородную

     фразу: «Письмо для меня вещь задушевная». (Жадовская Ю.

     В. - Полн. собр. соч., т. 4, стр. 40). В этом частном моменте

     фокусируется вся полнокровность исповедальной правды

     жизни и вместимости эстетического благодушия Жадовской

     Ю. В. Такой выспренности (в лучшем смысле этого слова)

     экспрессии душевного подвижничества, как у Жадовской Ю

     В., в эпистолярности Достоевского Ф. М. замечено не было.

     Это есть косвенный показатель того, что Жадовская Ю. В.

     питала тайную надежду на положительные сдвиги в дисгар­

     моническом состоянии. . . всемирной закономерности; Достоев­

     ский Ф. М., наоборот, жил оптимистической иллюзией

     приведения в гармоническую соответственность нравствен­

     ного усовершенствования человечества ... существующей все­

     общей закономерности.

     Глава 153.

     Оптимизм Жадовской Ю. В. не был отвлечённо-рефлек-

     сивным, он напрямую был связан с эстетической силой души

     и потенциалом сострадательности, вобравшим в себя и ра­

     створившим полностью чувство страдания по самой себе,

     точнее, Жадовская Ю. В. восходящие потоки печали и тоски

     менталитетом своей души направляла через фокус осмыслен­

     ности всемирной печали, искусственно забывая о том, что она

     сама по праву заслуживает внимания и действия к себе со

     стороны всемирного сострадания. В этом плане уместны сло­

     ва Жадовской Ю. В. из письма от 2 июля 1860 г.: «Обстанов­

     ка, окружающая меня ... так печальна, что я не могу даже

     

     82

     высказать этого в письме ... могу ли я унывать собственно за

     себя? Я вижу, что я ещё счастлива относительно, что жизнь не

     оскорбила ни одного святого чувства души моей: что всё, чему

     я молилась и молюсь остаётся неприкосновенным». (Жадовс­

     кая Ю. В. - Полн. собр. соч., т. 4, стр. 34).

     Слова Жадовской Ю. В. о том, «что жизнь не оскорбила

     ни одного святого чувства души моей...», с первого прочте­

     ния рождает сомнение в подлинности (но не в искренности)

     сказанного. Это вызвано тем, что к пониманию смысла слов

     Жадовской Ю. В. надо подходить с той точки зрения бессоз­

     нательного прегрешения против истины, когда Жадовская Ю

     В., рефлексивно пропуская оскорбления через альтруистичес­

     кое сострадание своей души, придаёт иное значение смыслу

     слов, видя в перенесённом личном оскорблении не перво­

     значное толкование смысла, а душевную адсорбцию, после

     которой поэтесса способна опять на полноценное сострада­

     ние.

     Иной характер трансформирования оскорбления у Досто­

     евского Ф. М. Этот негатив сразу заходит в зацикливание с

     генетической и, одновременно, с гражданской совестью. Пер­

     вая генерирует чувство ущемлённого самолюбия, вторая, ка­

     тализируясь первой, формирует арсенал контратаки.

     Сострадание у Достоевского Ф. М. принимает позу неприка­

     янного ... дитя.

     Жадовская Ю. В. каждый раз испытывала состояние, срод­

     нённое с неприкаянностью дитя, когда погружалась воспоми­

     наниями в прошлое, настраивая, точнее, воскрешая характер

     мироощущения прошлого с самим менталитетом значимости

     прошлого. Впитывая, как губка, всё ценное и нетленное из

     исторического достояния прошлого, Жадовская Ю. В. абстра-

     гированно-аналитическим сознанием выкристаллизовывала

     живую суть явлений и вещественности. Последующим фило­

     софским осмыслением Жадовская Ю. В.соединяла эту суть с

     требованиями реального времени и получала новый мир, но­

     

     83

     вую модель синтеза прошлого и настоящего в форме действен­

     ной, преобразующей силы хода Вечного Времени. Эту мысль

     автора Боднего А. А. Жадовская Ю. В. подтверждает фраг­

     ментом письма от 14 июня 1861 г.: «Привычка жить воспоми­

     наниями делает меня тупой и старой в выражениях, не только

     в присутствии людей, приятных для меня, но и перед красо­

     тами природы. Только впоследствии, когда из всех этих впечат­

     лений создаётся другой мир, является потребность высказать­

     ся». (Жадовская Ю. В. - Полн. собр. соч., т. 4, стр. 47).

     Отсутствие таких логически-философских изысканий у

     некоторых правителей приводит к тому, что, полностью отри­

     цая историческую ценность прошлого, они с протянутой ру­

     кой ждут американских транш-кредитов.

     Достоевский Ф. М., как и Жадовская Ю. В., тоже обильно

     использовал опыт прошлого, но, в отличие от Жадовской Ю.

     В., подходил к нему ассоциативно-отрицательно, противопос­

     тавляя настоящее прошлому, внося тем самым в их взаимо­

     связь схоластический дух, лишающий живого диалектического

     единства.

     Глава 154.

     Жадовская Ю. В. видит поэзию жизни сердца даже в той

     тональности бытия, которая насыщена колоритом «житейских

     мерзостей и сердечного горя», ибо по складу своего характера

     способна извлечь оптимизм жизни в противостоянии и в одо­

     лении этого негатива даже ценой собственного благополучия,

     но удержать душевное равновесие и не пасть духом Жадовс­

     кая Ю. В. не в силах, когда терпят душевный крах те, кому

     она отдала лучшие порывы своей души. Об этом недвусмыс­

     ленно Жадовская Ю. В. пишет во фрагменте письма от 17

     июля 1861 г.: «Жизнь как будто для того только и дала мне

     запас душевных сил и той живучей внутренней ясности ха­

     рактера, чтобы полюбоваться, как трудно и как много нужно

     собрать всех житейских мерзостей и сердечного горя», чтобы

     

     84

     придавить их. Разбив моё собственное существование и видя,

     что я забыла о себе и перенесла всё лучшее души моей на

     других, она разбила и тех, в ком стала я оживать. Что ж муд­

     рёного, что хандра пробивается иногда в словах и письмах?»

     (Жадовская Ю. В. - Полн. собр. соч., т. 4, стр. 52).

     По внешнему эффекту душевная жертвенность Досто­

     евского Ф. М. имеет схожий окрас с душевной борьбой Жа­

     довской Ю. В. Однако селективное отражение от метущейся

     в поисках истины души Достоевского Ф. М. не находит дол­

     жного проявления на страдальческих объектах человече­

     ства,

     теряясь

     в

     лабиринтах

     парадоксального

     сострадальчества писателя,-

     Глава 155.

     Жадовская Ю. В. была самокритична, причём отражала

     это свойство с позиции объективных общепринятых критерий

     и эталонов нравственности и эстетичности. Но эта самооцен­

     ка обретала живую связь с постоянным поиском путей само­

     усовершенствования посредством логической правды и

     прирождённого чутья, способствовавшего через внутреннюю

     жизнь воссозданию полноты биения пульса общественной

     жизни. Об этом красноречиво пишет Жадовская Ю. В. во

     фрагменте письма от 9 декабря 1862 г.: « ... в сущности я ведь

     отсталая. Судьба припёрла меня в тесный уголок и засторони-

     ла многое живое, кипучее современное домашним миром, не

     современным, но кипучим, сердечным, невольно захватываю­

     щим ... душу, но в том мире не менее рождаются и разреша­

     ются вопросы внутренней жизни». (Жадовская Ю. В. - Полн.

     собр. соч., т. 4, стр. 64-65).

     Самокритичность Достоевского Ф М. скользила по игро­

     вому полю психологической парадоксальности, перемежёвы­

     ваясь очаговой мерцательностью от одной крайности

     логичности к другой. Результирующая самокритичности но­

     сила неустойчивый характер, подкорректировываясь граждан­

     

     85

     ской совестью. Исторический опыт во внутренней жизни

     Достоевского Ф М. поляризовывался до фазы контдовода.

     Самокритичность становилась заложницей целесообразной

     избирательности.

     Есть и другой аспект значения самокритичности Жадовс­

     кой Ю. В., несущий теневую скрытость в таинстве души.

     Этико-аналитическим сознанием Жадовская Ю. В.стремится

     создать тот осмысленно-чувственный мир внутренней жизни,

     который мог бы сбалансировано противостоять не столько

     реальной силе воздействия внешнего мира, сколько семанти­

     ческому выражению его в режиме виртуального определения

     точки равновесия воображаемого рычага вселенской бесконеч­

     ности, несущего на одном конце движение протеста внутрен­

     него мира Жадовской Ю. В., а на другом - всемирную

     дисгармонию объективной закономерности. Наличие такой

     сбалансированности спонтанно подпитывало силу воли Жа­

     довской Ю. В., поддерживая интерес к внешней жизни.

     Механизм стимулирования интереса к внешней жизни у

     Достоевского Ф. М. был иной. Весомый потенциал писатель­

     ского таланта Достоевского Ф. М., в отличие от Жадовской

     Ю. В., зацикливался на самогенерации жизненной силы, ка­

     тализируясь духом противоречивости как следствием психо­

     логической парадоксальности натуры. В режиме реального

     времени у Достоевского Ф. М. задействовывался резерв ...

     податливой надломленности силы воли как приспособитель­

     ной реакции.

     У Жадовской Ю. В. инстинкт «приспособительной реак­

     ции» выражался только в локальной подборке будущих сю­

     жетных

     составляющих

     в

     процессе

     построения

     художественного замысла и в ... эгоизме творчества (в самом

     лучшем понимании этого словосочетания). Эти особенности

     сюжетносложения и эстетического психологизма дополняли

     силу выразительности художественного реализма в творчестве

     Жадовской Ю. В. В свободной форме обзорности созданного

     

     S6

     Жадовская Ю. В выразила это в письме от 6 февраля 1864 г.:

     «Есть личности, которым будто на роду написано находиться

     в исключительных положениях. Я принадлежу к ним, к этим

     личностям. Жизнь, на каждом шагу подставляет предметы для

     романов и повестей, и все эти предметы как-то исключитель­

     ны. В литературном произведении это плохо укладывается,

     тем более, что всё драматическое или романтическое в моей

     жизни ... около моей собственной личности или личностей

     мне близких. Вот, отчего я не могу ещё приняться писать:

     надо взять или то, что находится под руками, или построить

     свой ум на создание образов и характеров, чуждых мне. Я

     слишком покуца эгоистично поражена настоящим и могла бы

     писать о предметах только из действительного, окружающего

     меня мира. Но этого сделать вполне, так как бы мне хотелось,

     а лицемерить в моих произведениях я не могу. Мне можно

     было писать «в стороне от большого света»: когда прошедшее

     отодвинулось от меня на грань далёкого и нежного воспоми­

     нания. Но я ещё не теряю надежды вскоре приняться задело».

     (Жадовская Ю. В. - Полн. собр. соч., т. 4, стр. 66-67).

     Жадовская Ю. В. обладала художественной способностью вы­

     водить через сюжетную локальность типичность образов, воп­

     лощавших характерную злободневность.

     Достоевский Ф. М. избегал локальности, боясь заниже­

     ния стратегической проблематики, но не по соображениям,

     упирающихся в степень владения этим приёмом. Дело в том,

     что герои произведений Достоевского Ф. М. в подавляющем

     большинстве - метафоризированные образы, точнее, форма

     жизнедеятельности их - земнообразие, а полемический образ

     мышления представляет собой сочетание земнообразия с аб­

     страгированной фантастичностью желанного. Если убрать эту

     метафоричность образов, то стратегическая идея Достоевско­

     го Ф. М. лопнет, как мыльный пузырь.

     

     87

     Глава 156.

     Миражной основательностью характеризуется и бренность

     жизни человеческой. Одни индивидуумы, создающие матери­

     альные блага, в большинстве своём влачат жалкое существо­

     вание, имея лишь одно преимущество - видеть голую правду

     суровой жизни с печальным исходом. Значительно меньшая

     часть индивидуумов через розовые очки материального до­

     вольства и властного полномочия лишены такого «преимуще­

     ства» и, когда с ними свершаются тленно-отходные действия,

     то уносят с собой в могилу реалии нераскрытой тайны бытия,

     хотя теоретически глобалят весь мир. Во фрагменте письма

     от 9 января 1858 г. Жадовская Ю. В. кратко, но ёмко выводит

     результирующую человеческой жизни: «Жизнь проходит ско­

     ро и незаметно, а нам кажется, что она неистощима, и это, по-

     моему, главный источник многих грустных и бесполезных

     утрат. Впрочем, вы лучше знаете, что и как! Вы человек уже

     с определившимися, выработанными идеями ... а я так себе

     живу, как птица небесная в Божьем мире; - набежит гроза, я

     не лечу на неё, а прячусь по возможности»... (Жадовская Ю.

     В. - Поли. собр. соч., т. 4, стр. 69).

     Глава 157.

     Витая в эмпириях на крыльях писательской популярности

     с попутным ветром государственной лояльности, Достоевс­

     кий отчуждённо воспринимал мысль о тленности, что отража­

     лось и в его художественном вымысле. Единичность и

     нежизнеспособность факта у Достоевского предопределяла

     неправдоподобие, точнее, офантазированно-концептуальное

     правдоподобие вымысла.

     Ум Жадовской Ю. В. на линии сопряжения реальности и

     художественного интереса адсорбирует-ситуационную акту­

     альность в виде правдоподобного факта, дающего первич­

     ный толчок художественному вымыслу. Автобиографичность

     многих произведений Жадовской Ю. В. ограничивает реали-

     

     gg

     стической заданностью художественный вымысел, отводя ему

     роль вспомогательной параллели в сюжетном развёртывании

     замысла.

     У Достоевского Ф. М., наоборот, художественный вымы­

     сел, перманентно сопрягаясь с фактом правдоподобия, фор­

     мирует остросюжетность - пробу.

     Глава 158.

     Жадовская Ю. В. без тени предвзятости в непринуждён­

     но-критическом стиле рецензировала присылаемые ей работы

     начинающих литераторов. В её рецензиях содержится не толь­

     ко умягчено-правдивая оценка труда, но и материнская озабо­

     ченность о сохранении и выпестовывании ростков творческого

     мироощущения у начинающих литераторов. Характерны в

     этом плане два примера рецензирования Жадовской Ю. В. в

     письме от 21 июля 1858 г. Первый пример: «Сосед мой К ...

     на днях привёз мне соч(инение) (дописка в скобках - Б. А.).

     Я прочитала и с удовольствием; мне понравилось разумное и

     ясное беспристрастие автора. Личность его решительно в

     стороне и не проглядывает никакого родства или кумовства с

     отстаиваемым предметом; никакой горечи, затаённой обиды

     или слепого поклонения той или другой секты». (Жадовская

     Ю. В. - Полн. собр. соч., т. 4, стр. 76). Второй пример: «Я

     получила от т-11е Ольги П. книжку её стихотворений и пись­

     мецо. По двум - трём пьесам можно положительно сказать,

     что у ней есть талант, но она редко пишет то, что чувствует,

     а большею частью «сочиняет», как на заданные темы, избирая

     предметы не всегда удачные. «Петербургские ведомости»,

     пожалуй, назовут это объективностью. Но ведь надо талант

     Майкова, чтоб без участья сердца, проникнутый созерцанием

     отвлечённых предметов до такой степени, чтоб увлечь своим

     талантом и проникнуть всё, до чего ни коснётся он художе­

     ственной красотой». (Жадовская Ю. В. - Полн. собр. соч.,

     т. 4, стр. 77-78).

     

     89

     Свой творческий опыт и эстетическую приверженность

     Жадовская Ю. В. переносила на критическое дело, ставя во

     главу угла требование к молодой поросли писать под диктовку

     своего сердца. Это требование увязывалось напрямую с эсте-

     тико-гуманистическим пожеланием передать читателю выст­

     раданный оптимизм жизнеутверждения. Жадовская Ю. В.

     воспитывала у читателей дух гуманно-революционизирующей

     силы, вселяла в своих героев, пребывающих в преходящем

     состоянии поверженности, луч спасительной надежды на гар­

     монический рассвет будущего. Примечателен в этом плане

     фрагмент письма Жадовской Ю. В. профессору Бартеневу Ю.

     Н. от 9 апреля 1852 г., где в сопоставимости с творчеством

     драматурга Островского А. В и классика Шекспира она пока­

     зывает цену платы за поражение и воскрешение духа гумани­

     стического свободолюбия: «Прочитала «Бедную невесту» г.

     Островского. Скажу ... о впечатлении, производимом на меня

     его сочинениями. Тяжело, будто у постели умирающего. Вме­

     сте с окончанием комедии интерес не оканчивается, читатель

     не успокаивается, - нет! он мысленно следит за лицами пье­

     сы, как бы следил глазами за кораблём, отправляющимся в

     дальний путь в то время, когда вдали показываются тёмные

     облака, и не успокаивает его ни тишина воздуха, ни гладкая

     поверхность моря, ни улыбки отъезжающих... Так г. Остро­

     вский отпускает в житейское море своих героев; он провожает

     их только до пристани, - и не угадает читатель: тяжело ему

     идти за ними дальше, невозможно, или, просто, не хочется...-

     Так Шекспир заслонял свою личность своими драмами и все­

     гда оставался спокойным и холодным, несмотря на то, что

     бросал в мир слёзы и горе людское, понятые им глубоко,

     описанные ярко. Но он не забывал читателя, т. е. не забывал,

     что читатель его человек, что его надо щадить, как больное

     дитя, - и пропускал солнечный луч сквозь узкие окна темни­

     цы и посылал страждущему кроткого ангела смерти... И был

     он добр и прав: не лучше ли прикрыть неизлечимую рану, чем

     

     90

     выставлять её напоказ, имея в виду одно тягостное, бессиль­

     ное, бесплодное сожаление? Что пользы знать название неду­

     га, если нет средства к излечению?».

     Иной угол подхода к критическому делу у Достоевского

     Ф. М., который, боясь в перспективе потеснения от новых

     имён на писательском небосводе, желчеобразно изливал по­

     учения молодым прогрессивно мыслящим талантам в духе

     благонадёжности правящему режиму. Несмотря на избиратель­

     ный характер своего правдолюбия, Достоевский Ф. М. пре-

     тился тенденцией к поиску истины у других писателей.

     Достоевский Ф. М. как бы считал правдолюбивый настрой

     души писателей претендующим фактором на умаление его

     первопроходческого лидерства во вскрытии истин мирозда­

     ния.

     Глава 159.

     Индикатором достоверности позиции автора Боднего А.

     А. в отношении Достоевского Ф. М. может косвенно служить

     фокусирование израненной ангелоподобное™ натуры ... Доб­

     ролюбова Н. А. в закатных словах критика из С.-Петербурга

     родному человеку: «Добрая, милая тётенька! Как мне здесь

     тяжело и нехорошо на сердце, если б Вы знали. И болен-то я,

     и дела-то много, а кругом все чужие». Эти, рвущие душу сло­

     ва, оттенённые приводимой в главах первых томов «Преодо­

     ление недосягаемого» двуянусной критикой Достоевского Ф.

     М. в адрес Добролюбова Н. А., выносят исторический вер­

     дикт Достоевскому Ф. М: правдист по целесообразности и

     исказитель истины по призванию. Этот вердикт превентивно

     развеивает предположение литературоведов-достоевцев в от­

     ношении критической позиции автора Боднего А. А., как пред­

     взятой.

     Похвалу Достоевский Ф. М. воспринимал, как бальзам,

     приложенный к жаждущей славы души.

     Жадовская Ю. В., наоборот, чуралась чувства лести и по­

     

     9t

     хвалы в свой адрес, не только по причине природной скром­

     ности, но и по восприятию его, как аванса на недостижимое.

     Об этом Жадовская Ю. В. эмоционально-озабоченно пишет

     во фрагменте письма от 3 сентября 1859 г.: «Лесть противна

     моей натуре. Вот я разозлилась однажды, когда какая-то

     умная особа назвала меня в глаза гением!.. Я пресерьёзно

     объяснила ей, как я понимаю значение гения и посоветовала

     ей не употреблять этого слова в превратном смысле. Превос­

     ходительные похвалы очень опасны. Хорошо, что я им ни­

     когда не доверяла». (Жадовская Ю. В. - Полн. собр. соч., т.

     4, стр. 90-91).

     К большому сожалению, как этих благородных качеств

     натуры Жадовской Ю. В. не хватает в ответственные моменты

     истории многим правителям, в результате чего усыпленное

     чувство реального восприятия способствует порождению не­

     жизнеспособных программ и стратегического и тактического

     порядка!

     Глава 160.

     Жадовская Ю. В. несла в себе одну контрастную черту

     характера. Об этом красноречиво говорит выдержка из пись­

     ма Жадовской Ю. В. от 3 сентября 1859 г.: «Может быть и во

     мне самой нашлось бы кой-что такое, что при случае могло

     бы перейти в то блаженное безумие, которое выше во многом

     холодной расчётливости». (Жадовская Ю. В. - Полн. собр.

     соч., т. 4, стр. 92).

     Задействование этой черты характера у Жадовской Ю. В.

     привело бы к тому, что поэтесса посредством блаженного бе­

     зумия или потерпела бы крах несбывшейся мечты, или овла­

     дела бы новой духовной субстанцией на фоне эстетического

     психологизма, несвойственной простым смертным, открыв тем

     самым новую страницу эстетико-нравственного подвижниче­

     ства. В любом случае Жадовская Ю. В. предстала бы в глазах

     общественности, как героиня.

     

     92

     Достоевский Ф. М. тоже, как и Жадовская Ю. В., обуре­

     вался эфемерным безумием, но иного свойства, чем у Жадов­

     ской Ю. В. Это было безумие игровой страсти в рулетку. В

     случае проигрыша или даже победы рейтингу Достоевского

     Ф. М. выше светского суесловия не подняться. В этом прин­

     ципиальное отличие безумия Жадовской Ю. В. от безумия До­

     стоевского Ф. М.

     Глава 161.

     Автор Бодний А. А. усматривает идейно-эстетический ин­

     терес в сопоставлении двух фрагментов разноавторских тек­

     стов, внешне как будто не объединённых общим

     этико-смысловым знаменателем, но несущих скрытую ... кон­

     трастную идейность. Первый фрагмент относится к письму

     Жадовской Ю. В. от 27 сентября 1848 г.: «Грустный дар пред­

     чувствия, когда оно служит только к предугадыванию печаль­

     ного. В душе нашей, что ли, лежит больше симпатии к горю,

     что она заранее узнаёт его, или наши земные радости слиш­

     ком ничтожны - Бог весть, - только первое как-то глубже и

     дольше остаётся в душе. Оно даже не выходит из неё, а толь­

     ко оседает на дно, - и стоит бросить маленький камешек, чтоб

     поднять и возмутить этот осадок». Второй фрагмент взят из

     статьи Достоевского Ф. М.: «В муках жизни и творчества

     бывают минуты не то чтоб отчаяния, но беспредельной тоски,

     какого-то безотчётного позыва, колебания, недоверия и вместе

     с тем умиления перед прошедшими, могущественно и велича­

     во законченными судьбами исчезнувшего человечества. В этом

     энтузиазме (байроническом, как называем мы его) перед иде­

     алами красоты, созданными прошедшим и оставленными нам

     в вековечное наследство, мы изливаем часто всю тоску о на­

     стоящем, и не от бессилия перед нашею собственною жиз­

     нью, а, напротив, от пламенной жажды жизни и от тоски по

     идеалу, которого в муках добиваемся. Мы знаем одно стихот­

     ворение, которое можно почесть воплощением этого энтузиаз­

     

     93

     ма, страстным зовом, молением перед совершенством прошед­

     шей красоты и скрытой внутренней тоской по такому же со­

     вершенству, которого ищет душа, но должна ещё долго искать

     и долго мучиться в муках рождения, чтоб отыскать его. Это

     стихотворение называется «Диана» А. Фета. ... Но богиня не

     воскресает, и ей не надо воскресать, ей не надо жить; она уже

     дошла до высочайшего момента жизни; она уже в вечности,

     для неё время остановилось; это высший момент жизни, пос­

     ле которого она прекращается, - наступает олимпийское спо­

     койствие». (Из комментария Достоевского Ф. М. на

     стихотворение Фета А. А. «Диана», стр. 83).

     С первых слов текста Жадовской Ю. В. улавливается

     мысль о всеобщей приоритетной значимости для страждуще­

     го человечества решения вопроса о дисгармонических «зава­

     лах» на пути ко всеобщему счастью, в тактическом плане, и, в

     этико-психологическом и социально-прагматическом плане, -

     об органическом вхождении в главную идею: превращение

      всемирной дисгармонии, всемирно-социального зла в личную

      боль и злобу, - чтобы полезностью действий уменьшить страж­

     дущему человечеству тоску «от бессилия перед нашей собствен­

     ной жизнью», беря за идеалы прогрессивных деятелей

     гуманистического подвижничества.

     Достоевский Ф. М. не нёс в себе «груетный дар предчув­

     ствия, когда оно служит только к предугадыванию печально­

     го», не нёс потому, что он его ... модулировал по «методике»

     психологической парадоксальности, лишая само подобие дара

     предчувствия живой естественности.

     Жадовская Ю. В. не только обладала грустным даром пред­

     чувствия, но и ощущала малейшие подвижки в условной ста­

     тике прошедшего печального. Не будучи наделённой

     психологической парадоксальностью, свойственной Достоев­

     скому Ф. М., Жадовская Ю. В. глубже Достоевского Ф. М.

     ощущала скрытую динамику нарастания негатива, хотя Дос­

     тоевский Ф. М. проникновенней Жадовской Ю. В. видел

     

     94

     анатомичность этого негатива. Каждому своё: Жадовской Ю.

     В. - тонкость чувствования, Достоевскому Ф. М. — тонкость

     признаков.

     Жадовская Ю. В. изливала «часто всю тоску о настоя­

     щем» не «перед идеалами красоты, созданными прошедшими

     и оставленными нам в вековечное наследство», а перед своей

     совестью, качественно соразмеряя красоту своей души с иде­

     алами красоты прошлого.

     «Методика» же эстетического психологизма у Достоевско­

     го Ф. М. расширяла диапазон ... целесообразного манипули­

     рования чувством прекрасного, мнимо прикрываясь

     авторитетом люминесцирующей эстетичности прошлого.

     Глава 162.

     Мнимое прикрытие несёт у Достоевского Ф. М. инер­

     цию скрытого реконструирования идеалов прошлого на свой

     психологически-парадоксальный лад. Уместно привести

     фрагмент из письма Достоевского Ф. М. от 7 июня 1876 г.

     Алексееву В. А.: «Христос знал, что одним хлебом не ожи­

     вишь человека. Если при том не будет жизни духовной, иде­

     ала красоты, то затоскует человек, умрёт, с ума сойдёт, убьёт

     себя или пустится в языческие фантазии. А так как Христос

     в себе и в Слове своём нёс идеал красоты, то и решил: лучше

     вселить в души идеал красоты; имея его в душе, все станут

     один другому братьями и тогда, конечно, работая друг на дру­

     га, будут богаты ... Но если дать и красоту и Хлеб вместе?

     Тогда будет отнят у человека труд, личность, самопожертвова­

     ние своим добром ради ближнего - одним словом, отнята вся

     жизнь, идеал жизни. И потому лучше возвестить один свет

     духовный»... Достоевский Ф. М. умышленно искажает резю­

     мирующее заключение, убирая между идеалом Красоты и

     Трудом фактор преобразующей, революционизирующей силы

     исторического Времени. Такой подход рождал у Достоевского

     Ф. М. теорию - христианского социализма, - проповедницей

     

     95

     которого была ... блудница Соня Мармеладова в «Преступле­

     нии и наказании». Тенденциозное зарождение силы истори­

     ческого Времени берёт начало с ... первобытного строя. В

     первобытном строе форма грубого протеста проявлялась в ре­

     акции на баррикадирование (перекрытие частичное или пол­

     ное) русла реки земледельцем, чья земля располагалась выше

     по течению по сравнению с протестующим соседом. Борьба

     за правду жизни на баррикадах дошла от первобытного строя

     до нашего времени, изменив только масштабность (и частич­

     но форму) баррикадирования.

     Жадовская Ю. В. чётко определила свою социальную по­

     зицию по этому вопросу в ранее приведённом стихотворении

     «Проснулась грозная и мстительная кара»...

     Видимо, это и есть основной признак критического реа­

     лизма, по Достоевскому Ф. М., проявляющийся, в частности,

     в интеллектуальной дифференцированное™, когда второраз­

     рядная поэтесса Жадовская Ю. В. должна напрямую выра­

     жать сокровенность душевных побуждений, а звезда первой

     величины - Достоевский Ф. М. - должна демонстрировать

     виртуозность парадоксально-хитроумного свечения.

     Глава 163.

     Автор Бодний А. А. в плену желания сопоставить внешне

     разнящиеся по содержательно-тематической направленности,

     но несущие скрытые контрдоводы на одну и ту же историко­

     нравственную проблематику два фрагмента двух текстов. Пер­

     вый фрагмент относится к письму Жадовской Ю. В. от 19

     ноября 1849 г.: «Ветер гонит облако, течение несёт ветку ...

     Случается тоже и с человеком: подхватит его жизненная вол­

     на и помчит Бог весть куда и плывёт он бессильно и безотчёт­

     но, покуда не выкинет его на берег. Хорошо ещё, если берег

     не чужой и не далёкий, если с него услышится его голос, и

     призыв его для милых не замрёт в пустоте и безответственно­

     сти. О, нет! волна не откинула меня так далеко»... Второй

     

     96

     фрагмент из «Дневника писателя» Достоевского Ф. М. за 1873 г.:

     «Прежний мир, прежний порядок - очень худой, но всё же

     порядок - отошёл безвозвратно. И, странное дело: мрачные

     нравственные стороны прежнего порядка - эгоизм, цинизм,

     рабство, разъединение, продажничество не только не отошли

     с уничтожением крепостного быта, но как бы усилились, раз­

     вились и усложнились; тогда как из хороших нравственных

     сторон прежнего быта, которые всё же были, почти ничего не

     осталось»...

     Жадовская Ю. В. в приведённом фрагменте отражает

     метафорически исторический ход общественно-социальной

     жизни, по большому счёту, и место человека в историчес­

     кой круговерти течения реки жизни, по малому счёту. Дис­

     гармоническое воздействие объективной закономерности

     мира прослеживается на всём отражённом пути и на всех

     уровнях течения реки жизни. Добро в ничтожном меньшин­

     стве на Земле, зло - в господствующем положении. Поэто­

     му Жадовская Ю. В. как золотая песчинка в огромнейшей

     массе дермового песка, подхваченная жизненной волной,

     плывёт по течению не в силах противостоять объективному

     негативу своим слабомощным физическим и духовным

     потенциалом.

     Однако, духовный потенциал Жадовской Ю. В., хотя и

     размещался в разряженном пространстве гуманизации обще­

     ства, но своей праведно-оздоровительной направленностью в

     сторону слияния с очагами революционизирующей идейнос­

     ти дал возможность, чтоб «волна не откинула» поэтессу «так

     далеко» от единомышленников. Израненный, но не повержен­

     ный оптимизм (в последних строках письма) вселяет надежду

     на то, что Жадовская Ю. В. останется верна своему идейному

     ориентиру: революционно-демократическому обновлению об­

     щества Последующая жизнь Жадовской Ю. В. подтвердила

     приверженность главной идее.

     Достоевский Ф. М. вместо того, чтобы воспринять диа­

     

     97

     лектику исторического развития как борьбу противоположно­

     стей и перевести критический взгляд с крепостничества на

     нарождающуюся новую форму социально-общественной жиз­

     ни с целью её оздоровления от пороков прошлого, - входит в

     состояние ностальгии. Ностальгия Достоевского Ф. М., к со­

     жалению, была не формой историко-психологического созна­

     ния, а приспособительной реакцией, направленной на

     гражданскую «оккупацию» островков конституционной безо­

     пасности в переходной турбулентности эпохи. Под видом

     оправдывания своего имиджа как саморекламированного пе­

     редового писателя Достоевский Ф. М. списывает на издержки

     становления капитализма, на его антропофагический аппетит

     всё, что было «из хороших нравственных сторон прежнего

     быта, которые всё лее были, почти ничего не осталось». Этой

     констатацией степени нравственных категорий Достоевский

     Ф. М. не только умаляет значение прогрессивных, революци­

     онно-демократических воззрений, но и расписывается в соб­

     ственном бессилие противостоять новому глобальному

     негативу - капитализму. Но это бессилие только кажущееся

     для аналитического ума автора Боднего А. А., для Достоевс­

     кого Ф. М. же бессилие есть потенциальное сокрытие силы

     парадоксально-психологической дедукции, посредством кото­

     рой писатель улавливал в холодном течении этико-эгоисти­

     ческой фригидности человечества тёплую струю ...

     властвующего покровительства.

     Жадовская Ю. В. тоже стремилась влиться в тёплую

     струю, но не властного покровительства, а идейного едино­

     мыслия, чтобы творческим пером выжигать зло во имя торже­

     ства добра. Результативность такого эпического устремления

     Жадовской Ю. В. тонко уловил художник, отобразивший на

     обложке сборника «Почин» (включавший, в частности, моно­

     графию И. Иванова «Поэзия и личность Жадовской Ю. В . М.

     1896 г.) панораму, на первом плане которой - муза с факелом

     в правой руке и с лаврами в левой; на втором плане у колонны

     

     98

     просматриваются фигуры с чётко выраженными лицевыми

     обликами Белинского В. Г., Шевченко Т. Г., Герцена А. И.,

     Жадовской Ю. В.

     Такую почётную приуроченность к когорте видных деяте­

     лей литературы не удостаивалась ни одна русская поэтесса,

     кроме Жадовской Юлии Валериановны.

     Январь 2009 г.

     

     99

     В ТО РО Е Д Ы ХбН ИЕ ПОЭТЕССЫ

     Часть четвёртая

     Тенденция роста душевного сроднения между Жадовской

     Юлией Валериановной и Бодним Александром Андреевичем

     сохраняется на всём протяжении повествования «Преодоле­

     ния недосягаемого» и в режиме... вечности. В настоящей (4-й)

     части «Второго дыхания поэтессы» преследуется цель в от­

     свечивании новых граней творческого мироощущения и в

     расширении диапазона спектральности таинств души Жадов­

     ской Ю. В. с использованием традиционного приёма - лите­

     ратурного подражания.

     Жадовская Ю. В.

     ПРИБЛИЖАЮЩАЯСЯ ТУЧА

     Как хорошо! в безмерной высоте

     Летят рядами облака, чернея...

     И свежий ветер дует мне в лицо,

     Перед окном цветы мои качая;

     Вдали гремит, и туча, приближаясь,

     Торжественно и медленно несётся...

     Как хорошо! Перед величьем бури

     Души моей тревога утихает.

     

     Бодний Л. А.

     ПРИБЛИЖАЮЩАЯСЯ ТУЧА

     Как хорошо! в безмерной высоте

     В предгрозье обновленьем дышит

     Природы лик в играющей воде

     И сладость неги сердце моё нежит.

     Мне сила грозной тучи благоволит.

     Я в ней ищу источник перемен:

     Чрез жертвенность мою пускай нагонит

     Бессрочность веры вне земных времён.

      Февраль 2009

     Жадовская Ю. В.

     Не на земле ищи ты вдохновенья,

     Не в этой жизни бедной, мелочной;

     Но более, в часы уединенья,

     Гляди на небо с мыслию святой -

     И думы чистые в уме твоём родятся,

     Забьётся сердце чаще и сильней,

     И чувства все надеждой озарятся:

     Душою станешь ты и лучше и светлей.

     Бодний А. А.

     Не на земле ищи ты вдохновенья, -

     Она раздором затмевает суть.

     Впивай свой взор в небесные круженья

     И на мгновенье мира центром будь.

     

     Когда гармонию постигнешь ты вселенной

     И вдохновенья силу обретя,

     Отдать не позабудь свой долг земной,

     Даром небесным землю осветя.

      Февраль 2009

     Жадовская Ю. В.

     ВОЗВРАТ ВЕСНЫ

     Что в душу мне так дивно льётся?

     Кто шепчет сладкие слова?

     Зачем, как прежде сердце бьётся,

     Невольно никнет голова?..

     Зачем отрадою нежданной

     Опять я, грустная, полна?

     Зачем весной благоуханной

     В сны счастия погружена?

     Надежд, уснувших так глубоко,

     Кто разбудил кипучий рой?

     Прекрасно, вольно и широко

     Кто жизнь раскинул предо мной?

     Или ещё не отжила я

     Моей весны всех лучших дней?

     Или ещё не отцвела я

     Душой тревожною моей?

     

     Бодний А. А.

     ВОЗВРАТ ВЕСНЫ

     Что в душу мне так дивно льётся?

     Неся довесочный лимит.

     Наверно с прошлым расстаётся

     Возврата жаждущий гранит

     Гранит в основе мирозданья

     Моей субстанции лежит,

     На ком я грезю миг свиданья

     Весны со сном, - желая слить.

     Хочу в свидании постигнуть

     Вселенной таинства вопрос,

     Когда сомненья мои сгинут

     В расцветах жизни, как нанос?

     А может тяга к пробужденью

     Идёт с возвратом той весны,

     Когда созвучно сотворенью

     Я шла до мира глубины?

      Февраль 2009

     Жадовская Ю. В.

     СОВЕТ

     В час, когда, волнуясь,

     Суетные страсти

     Душу помрачают, -

     К небесам лазурным

     Равнодушных взоров

     Ты не устремляй:

     

     Не найдёшь ответа,

     Не найдёшь отрады -

     Будет лишь укором

     Неба чистота:

     Звёзды золотые

     На тебя посмотрят

     Грустно, неприветно,

     Метеор огнистый

     Горькие мечтанья,

     Тяжкие сомненья

     В сердце зародит.

     Но когда душа полна

     Тишиной священною,

     И когда святые в ней

     Чувства пробуждаются

     И к добру стремление,

     С верой и любовию

     На небо взгляни тогда:

     Светлые, прекрасные,

     Дивно-беспредельные

     Небеса в душе твоей

     Отразятся - счастием

     Неземным, неведомым

     Сердце усладят тебе.

     Бодний А. А.

     СОВЕТ

     В час, когда, волнуясь,

     От сует земных

     И душой тоскуясь,

     Не ищи иных

     Способов слабленья

     Серой массы дней.

     

     Груз души томленья

     Свежестью развей.

     Навлеки на думу

     Пафос лучших дней.

     Сотвори, ты, сумму

     Из простых вещей:

     Из самовнушенья,

     Осознанья тленья

     Всех земных невзгод,

     И - обожествлённый синий небосвод.

     Святость пробужденья

     В миге воспаренья

     Чистоты сердечной

     Как предтечи вечной

     Космоса созвучья

     С теплотой излучья

     На границе общей

     Меж земной и сущей.

     В этом - супертомность

     И души фантомность,

     И звезды падучесть -

     Вешних вод текучесть.

      Февраль 2009

     Жадовская Ю. В.

     СОЖАЛЕНИЕ

     Как запад запылал зарёю золотой,

     И небо чистое каким блаженством дышит!

     О, как прекрасно день весёлый умирает!

     Его я с тихою, неведомой отрадой

     В немую вечность провожаю...

     И рада я почти, что нет в душе моей

     

      /05

     Порывов и тревог, безумного волненья,

     Любви без радости и счастья без надежд...

     Да, рада я, что с тишиной вечерней

     Во мне самой становится так тихо!

     Бывало прежде я и плачу, и тоскую,

     Надеюсь и люблю, желаю и мечтаю,

     И рвуся в даль; бывало, прежде, я ...

     Нет! жалко мне прошедшего безумья,

     И горьких слёз, и сладкого страданья!

     Бодний А. А.

     СОЖАЛЕНИЕ

     Как запад запылал зарёю золотой,

     Мгновение вобрав из вечности судьбой,

     Венчая день, как миг уж неземной,

     И тень качает вечности прибой.

     Счастливый день я провожу в покой.

     Он гармоничен был с моей судьбой.

      Я вижу день вчерашний за чертой,

     Хотя живу в инерции иной.

     Раздвоенность желаний мне мысли дарит рой.

     То вдруг вхожу я в страстность поры моей былой

     И ощущаю в плоти прошедший дух живой,

     Не забывая, кстати, что мир уже другой.

     Вот в этом - сожаленье, что видится порой,

     Как совместить едино дух прошлого с судьбой,

     Чтоб быть в двух ипостасях с мечтой в себе самой:

     С былой горячей страстью и хладной головой.

      Февраль 2009 г.

     

      /06

     Жадовская Ю. В.

     ПОСЕВ

     Сеятель вышел с кошницею в поле,

     Семя бросает направо, налево;

     Тучная пашня его принимает;

     Падают зёрна, куда ни попало:

     Много их пало на добрую землю,

     Много в глубокие борозды пало,

     Многие ветер отнёс на дорогу,

     Много под глыбы заброшено было.

     Сеятель, труд свой окончив, оставил

     Поле, и ждал изобильной он жатвы.

     Зёрна почуяли жизнь и стремленье;

     Быстро явились зелёные всходы,

     К солнцу тянулися гибкие стебли

     И достигали назначенной цели -

     Плод принести и обильный, и зрелый.

     Те же, что в борозды, иль на дорогу,

     Или под глыбы заброшены были,

     Тщетно стремяся к назначенной цели,

     Сгибли, завяли в борьбе безысходной...

     Солнце и влага им были не в пользу!

     Жатва меж тем налилась и созрела;

     Жатели вышли весёлой толпою,

     Сноп за снопом набирают ретиво;

     Радостно смотрит хозяин на ниву,

     Видит созревшие в меру колосья

     И золотистые, полные зёрна;

     Тех же, что пали в бесплодную землю,

     Тех, что увяли в тяжёлой истоме,

     Он и не ведает, он и не помнит!..

     

      Ю7

     Бодний А. А.

     ПОСЕВ

     Сеятель вышел с кошницею в поле,

     Было бы чтобы извечное в доле,

     Той, что всегда оценяется миром,

     И с небесов людям послано даром.

     Но на земле выше божьего дара

     Стала мерилом лишь дьявола кара.

     Первый удар злом наносится ниве -

     Вечному, доброму, скрытому в диве.

     Сеятель пафос своей держит в идее,

     Как благоденство в сказочной фее,

     Чтобы взошли семена в добром слове,

     Чтобы вся нечисть ушла бы к полове.

     Дисгармонической силе не к ладу

     Видеть, как семя ложится всё к ладу.

     Ветром с порывом вся нечисть играет -

     Семя под глыбы и с поля сдувает.

     Но устремлённые к благостной цели,

     Много семян в благодатность осели.

     Те, что за абрис заветности вышли,

     В памяти светлой людской все воскресли.

     Все же, взращённые соком идейности

     Нивы народной борьбы и гуманности,

     Жизни свои отдают социальности,

     Чтобы в потомках созрели реальности.

     

     Спектры реальностей есть отраженья

     Сдвигов истории пульса биенья,

     Вместе когда вдруг свершатся слиянья

     Прошлого нивы и силы деянья.

      Февраль 2009

     Жадовская Ю. В.

     РАЗДУМЬЕ

     Прошедший год на самом этом месте

     Звучала мне всё та ж простая песня,

     Которую теперь работник по заре

     Поёт один, протяжно и уныло.

     Всё те ж слова, всё тот же голос грустный;

     Такие же, как год назад, цветы

     Покрыли куст развесистой сирени.

     И будто той же зеленью сверкают

     Кудрявые и гибкие берёзы;

     Как будто с них листы не опадали,

     И ветер их, поблекших, не крутил,

     И будто те цветы не увядали...

     Сильна борьба у жизни с разрушеньем.

     Немало сил и ты, душа, имеешь.

     Ужели ты под бременем утраты,

     Бессмертная, падёшь в изнеможенье,

     Безвременно сгубя святые силы?

     Не может быть. И сколько в этот год

     Живых надежд увяло у тебя...

     А вот опять с улыбкой благодарной

      Я нахожу в природе счастья чары,

     Высокий смысл в печальной этой жизни,

     Покой в душе и Бога в небесах...

     

      /09

     Бодний А. А.

     РАЗДУМЬЕ

     В прошедший год на самом этом месте

     Слилися как бы вечность с бытиём.

     Автограф свой оставила на тесте

     Природа, как повторный свой приём.

     Приём в уменьи повторять по форме

     Эпизодичность прошлых красных дней,

     Но оставаясь верной той реформе,

     Которая меняет суть реальных дней.

     Влюблённый взор не видит перемены

     В ландшафтных красках дышащей поры

     И не способен увидать он смены,

     Вершат которую нам новые дары.

     Дары природы обновленья

     Несут крушенья прошлых лет

     И насаждают нам веленья

     Принять всю новь, как божий свет.

     Протест души есть обреченье

     На гибель пред всемирным злом,

     Который явит нам смиренье

     Пред зевом, став нам жизни дном.

     Парадоксальность сей природы

     Играет в двойственность с судьбой:

     То нашу жизнь возводит в своды,

     То дарит вечный нам покой.

      Февраль 2009 г.

     

     Ж адовская Ю . В.

     Недаром вставила всю жизненную драму

     Судьба в прекрасную, пленительную раму -

     Небес бездонных, звёзд блестящих.

     Морей, потоков, рек шумящих;

     Недаром кинула на утешенье взора

     Земля могучее величие простора,

     Высоких гор несметную громаду,

     Чтоб бедный смертный находил отраду

     Хоть в декорации печальной жизни сцены,

     Где все тяжёлые такие перемены,

     И где актёры, зрители, - друг другу не под силу,

     Окончив роль, идут себе в могилу...

     Бодний А. А.

     Недаром вставила всю жизненную драму

     Превратность будней без тенденций к сраму

     В абрис художества искуснейшей природы,

     Чтоб вывести на свет нутро людской породы.

     Исходным пунктом взята здесь контрастность:

     Величье мира и людей пристрастность,

     Чтоб разностью внушить всем почитанье

     Истоков ценностей без тени на роптанье.

     

     ///

     Плоды такого лика знанья

     Вселяют дух самосознанья

     В формированье ложной силы,

     Лишить чтоб позывов могилы.

      Февраль 2009 г.

     Жадовская Ю. В.

      Я вновь полна чудесных звуков

     И сладких песен старины,

     Как прежде душу мне объемлют

     Надежд, любви святые сны!

     Что ж? сердце их принять готово -

     Готово в прошлом погостить

     И в области мечты волшебной

     Земное горе позабыть...

     Бодний А. А.

      Я вновь полна чудесных звуков,

     Пришедших вроде, неземных.

     Ловлю тональность внешних стуков,

     Ища источник сил земных.

     И вроде чувствую слиянье

     Тончайших звуков высоты

     И прозы жизненной сиянье

     В душе восставшей красоты.

      Февраль 2009 г.

     

     Ж адовская Ю . В.

     И, вырвавшись, как будто из темницы,

     Лечу я над землёю высоко...

     Лечу быстрей, свободней вольной птицы,

     И мне так сладостно и так легко...

     За мною вслед несутся вереницы

     Холодных облаков; но далеко

     Оставив за собой их без вниманья, -

     Я дальше всё с святыней упованья!..

     Бодний А. А.

     И, вырвавшись, как будто из темницы,

     Я из оков суетной вереницы,

     Себя возницей ощущаю колесницы,

     Верстая облаков небесные страницы.

     Дистанция моих прошедших дней

     Мне видится чрез упованья фей.

     Но я источник обрела паренья

     Не через иллюзорность привиденья.

      Февраль 2009

     Жадовская Ю. В.

     НОКТУРНО

     Полночь глухая. Ты думаешь: всё уж уснуло.

     Всё тихо, и мир, как кладбище, безмолвен.

     

     tt3

     Неправда! Прислушайся: шепчут впросонках деревья,

     Кузнечик в высокой траве распевает.

     Прислушайся к сердцу: безмолвно ль оно?

     Прислушайся к думам своим: молчит ли твой ум?

     Мой друг! в нашей жизни нет тишины совершенной;

     Безмолвна лишь смерть: но и в этом безмолвье

     Отыщешь ты нечто такое, что страшно,

     И сладко, и чудно душе говорит!

     Бодний А. А.

     НОКТУРНО

     Полночь глухая. Ты думаешь: всё уж уснуло.

     Видимость темени - ложность покоя.

     Вот тишину ненароком качнуло.

     И ожила травянистость покроя.

     Фауны действенность ночью другая:

     Вся рефлексивность как будто святая,

     Будто во храме себя сопрягая

     С силой небесной в форпостности края.

     Я тишину сквозь себя пропускаю.

     Запахом ночи себя ублажаю.

     И нахожу вдруг сравнимость взрывную:

     Вечный покой обрёл форму иную.

      Февраль 2009 г.

     

     ft4

     Жадовская Ю. В.

     Бывало прежде я для чувств искала слов,

     Старалась толковать значенья лёгких снов;

     Бывало дружески я говорить любила

     О том, что сердцу дорого и мило;

     Бывало юною, безумною душой

     Звала к себе надежд кипучий лёгкий рой;

     Бывало светлые, заветные мечтанья,

     И думы горькие, и тайные страданья

     Беседой искренней любила услаждать

     Или стихом неверным выражать.

     Не то теперь: о всём, что в сердце чудно

     Живёт, мне говорить томительно и трудно;

     Я льстивые надежды прочь гоню.

     В душе печаль и радость хороню;

     Мечтаю мрачно, горестно и редко,

     И с уст моих порой насмешки едкой

     Стрела летит; холодность я сношу

     С терпеньем; у людей вниманья не прошу,

     И часто чувств тяжёлое волненье

     Скрываю под личиною презренья;

     И не смутят меня теперь ни дерзкий взор,

     Ни приторно-лукавый разговор;

     Умею я, когда мне тяжело и грустно.

     Весёлою прикинуться искусно;

     

      1Г5

     Тая волнения восторженной души.

     Поплакать о былом люблю одна в тиши...

     Я, жалкое, бессильное созданье,

     Люблю моё безумное страданье?

     Бодний А. А.

     Бывало прежде я для чувств искала слов,

     Определённость чтоб дала бы кров

     Любвеобильным извержениям страстей,

     Беря прицельность на воспитанность мужей.

     Спектральность позывов души была большой:

     Стремилась всё привить на свой подвой

     Из арсенала нравственных святынь.

     Чтоб достиженья были, как у былых твердынь.

     Со временем пришла цена прозренья

     За простодушие в период озаренья.

     Поэтому в душе томлю святое,

     Мимикримично имитируя простое.

     Дойдя до грани сущности познанья

     Природы раздвоенья желаний и старанья,

     Я стала компромиссней к раскаяньям людей,

     Но искренность вверяла лишь статусу идей.

     Меж существом и формой несу я раздвоенье,

     Чтоб к духу изъявленья пресечь поползновенье.

     Иду подчас на крайность,

     Отдавши скромность в дальность.

     

     t f6

     В манере обращений я стала грациозна,

     Хотя охватом мысли всегда я виртуозна.

     Неопытному глазу вовеки не понять,

     Что вся моя телесность несёт святую пядь.

     Моя метаморфозность - для светского величья.

     В уединеньи тихом я - символ простоличья,

     Который сопрягает божественность страданья

     С величием значенья истока состраданья.

      Март 2009 г.

     Конец четвёртого тома.

     Март 2009 г.

     

     

     Жадовский Валериан Никандрович.

     Отец поэтессы.

     

     

     Бодний Мария Кирилловна,

     06.08.1919 г. - 09.01.2001 г.

     Мать литератора.

     

     

     Бодний Андрей Андреевич,

     22.06.1914 г. - 22.09.2006 г.

     Отец литератора.

     

     

     ОГЛАВЛЕНИЕ

     Аксонометрическое проецирование

     жизненной и творческой судьбы

     Жадовской Ю. В. на фоне

     эстетического психологизма и

     духовной субстанционности.

     Часть восьмая ....................

     ........................ 5

     Второе дыхание поэтессы.

     Часть четвертая ................................ .............99

     А. А. Бодний

     ПРЕОДОЛЕНИЕ НЕДОСЯГАЕМОГО

     Том четвертый

     С д а н о в н а б о р 0 7 .0 4 .2 0 0 9 г. П о д п и с а н о к п еч а т и 2 4 .0 4 .0 9 г.

     Ф о р м а т 6 0 x 8 4 /1 6 . П еч а т ь о ф с е т н а я . Т и р а ж 2 3 0 эк з. За к а з 2 4 3 9 .

     О О О П Ф « П о л и г р а ф -П е р и о д и к а » ,

     г. В о л о г д а , 1 6 0 0 0 1 , г. В о л о г д а , у л . Ч е л ю с к и н ц е в . 3