Бодний Александр Андреевич : другие произведения.

Преодоление недосягаемого

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Настоящий 6-й том книги "Преодоление недосягаемого" отражает общую тенденцию к философичности о роли деятельности человека и его взаимосвязи и взаимообусловленности с человечеством и с вселенским Потоком Вечного Времени.

­­Бодний А. А.

"Преодоление недосягаемого"

том 6

   Часть десятая
  
   Глава 178.
   Доказательством блейфования Дмитрия Карамазова в формате "математического" письма является отсутствие видимого перевоплощения слова в дело, отсутствие признания при следственных действиях об аффектном задействовании влекомой психопотребностью смыслового значения поговорки: "страшен рак, да в ж... очи".
   Между словосочетаниями "видимого перевоплощения" и "аффектном задействовании" есть только мнительность поверхностной результативной схожести. В глубинном же осмыслении между ними - непримиримо контрастированная антиподность. Фигурально это выражается в том, что если было бы не так, как подразумевает автор Бодний А. А., то Дмитрий Карамазов рачье устрашилище в виде размахивания кулаками перед лицом отца с декларированным намерением избить родителя не переводил бы за опасную черту: звериной хваткой за волосы отца злодей Дмитрий остервенело в присутствии домочадцев рушит резким рывком родителя лицом об пол. Сколько нужно, господа достоевсковеды, пожилому человеку дозировки посторонней кинетической силы в область головы, чтобы перевести его из земного мира в потусторонний? Ну, мизерная толика от звериного удара в височную область (или в тяготеющую к ней).
   Очаг тревоги в подсознании Дмитрия Карамазова в клетчатом пространстве следственных действий постоянно сигнализирует о зловещем мерцающем огоньке над зияющей пропастью неотвратимой судьбоносности - огоньке, напоминающем о кинетике потенциальной смертоносности удара. Другой очаг в подсознании Дмитрия Карамазова - очаг настороженной псевдоублаженности, огонёк которого призрачно-обнадеживающе манит в туманную даль... псевдоисполнимости желания. Этот огонёк - знак вещественной контрастации между апофеозной взбудораженностью "математического" письма и ... нетронутым убранством кровати в кабинете отца Фёдора Павловича. Достоевский Ф. М. художническим умыслом целенаправленно по ходу следствия держит эмоционально-аналитическое состояние Дмитрия Карамазова между двумя огоньками, между Сциллой и Харибдой, доводя подозреваемого изнемождением до видимости границы признания истины. В этом направлении синхронно работает и изложенный математический расчет будущего дележа наследства Павлом Смердяковым. У автора Боднего А. А. появляется критикообразная аллергия на позицию достоевсковедов, выражающуюся не только в пренебрежении прочности нити, на которой подвешен дамоклов меч над судьбой Фёдора Павловича Карамазова (ласково именуемого достоевсковедами в унисон хитросплетённости Достоевского Ф. М. "Митей") в кинетику, - но и в молчаливом признании довода, когда математический расчёт будущего дележа наследства изрекается не устами служителей Фемиды, а навязываемой отрицательностью персонала - Павла Смердякова. За этой эпигонской прислеповатостью достоевсковедов кроется мировоззренческая утилитарность, сводящая потаённо-усложненную схему преступления к сохранению социально-общественной типологии героев в ущерб эмпирической существенности взаимоотношений между человеком и обществом, - а также и подчеркнутость критического отношения к судебной системе эпохи Достоевского Ф. М. Автору Боднему А. А. только не понятно: зачем ради отрицательного отношения к судебной системе эпохи Достоевского Ф. М. достоевсковеды усердствуют в мордовании истины преступления? Автор Бодний А. А. предвидит возможность встречного контрвопроса от достоевсковедов: зачем литературный критик Бодний А. А. муссирует непогрешимость версии об открытой двери в сад, строя на ней незыблемость отцеубийства Дмитрием Карамазовым? Ну, как бы так густо предисловно выразиться, чтобы существо вопроса прочувствовать до пяток? Люди, покидающие жилище с прицелом на возврат, забивают двери накрест. Давайте, достоевсковеды, используем более надёжный метод от посягательства - заложим кирпичом на цементе дверной проем злополучной двери. После этого достоевсковеды убеждены, что автор Бодний А. А. поднимет кверху лапки, узрев непреодолимый камень преткновения на пути к истине? Нет, ни на йоту не поколеблется автор Бодний А. А. в правильности сориентирования вектора следственного доказательства. Начнём с фигуральной аксиомы, которую никто: ни Григорий Васильев, ни Дмитрий Карамазов, ни Павел Смердяков и ни единая душа даже тени сомнения не наведёт на неё - это открытое окно в сад, из кабинета Фёдора Павловича Карамазова в момент стечения криминально образующих обстоятельств.
   Итак, "непогрешимый Митя" (по мнению достоевсковедов), а, по мнению автора Боднего А. А., изверг Дмитрий Карамазов, обменявшись через открытое окно взглядами с отцом, трусовато, но резво начинает убегать в глубь сада. Реакция Фёдора Павловича Карамазова была адекватна: он резко отпрянул в испуге от открытого окна. Это всё в пределах считанных секунд. Стоп! Кадр! А после считанного лимита времени, что непосредственно наступает по интуитивно-рефлексивной подсказке, базирующейся на исторической приспособляемости. А страстное желание вернуться опять назад к распахнутому окну с целью... закрыть его от проникновения напасти вовнутрь. А если момент закрывания совместился бы с появлением выбегающего в сад Григория Васильева? Тогда должны явиться у Фёдора Павловича непреложно-охранительная потребность в поучительной реплике в адрес Григория Васильева касательно повышения бдительности и ощущения моральной поддержки. А что вышло на поверку? А... безмолвие и бездействие, так как... некому ни закрывать, ни реплицировать от того, что хозяин кабинета... загодя покинул навечно земной мир. Возразить против этого неопровержимого правдободобия может только... клиент "палаты N 6", напрочь отрицая исторический опыт общепризнанных приёмов, способов и методов адекватного реагирования в аналогичных условиях бытия. Это не есть результат психологической дедукции, это не есть силлогизм логического умозаключения. Это есть доказательство теоремы от противного. Закономерен вопрос. Зачем же тогда у следственных органов и у героев романа как притча во языцех постоянно акцентируется интерес на протяжении всего расследования к вопросу о раскрытости дверей? Автор Бодний А. А. вносит прозаическую поправку: не персонажи романа возводят на Олимп Внимания этот вопрос, а... Достоевский Ф. М., Великий психопарадоксалист, целенаправленно художественным замыслом снизводящий к подножию значимости суперсущественное и возводящий на пьедестал псевдосущественное, формируя тем самым архисложный лабиринт познания истины, в котором можно манипулировать сознанием читателя и одновременно проводить сокровенно нелегальную идею, выдавая её за лояльную тенденциозность. Сложность лабиринта смещает позиционную эфемерную опору читателя то в одну, то в другую крайность, перечеркивая наработанную схему определённости познания, а затем вновь воскрешая её не без тени сомнения в достоверности и правдивости промежуточных выводов.
  
   Глава 179.
   Эта сложность идейно-событийной выраженности в романе не противоречит представлениюдостоевсковедов о том, что "Братья Карамазовы" блестяще построены композиционно: действие непрерывно нарастает, тщательно готовится развязка событий - а затем писатель как бы осматривается, осмысливает, что произошло, даёт разные точки зрения на события, подводит итог" (Б. Рюриков, Ф. М. Достоевский и его роман "Братья Карамазовы" 1958 г.). Разный подход выражен в том, что достоевсковеды имеют в виду видимую часть айсберга, а автор Бодний А. А. ведёт речь о подводной части айсберга. Подводная часть айсберга - это непредсказуемо динамически усложняющаяся и трудно поддающаяся систематике живая конструкция идейно-композиционного построения, точнее, тонко психологической и изощрённо философской лепки рукой великого художника слова. Эта несущая композиционно-идейная часть обречена быть вне поля визирования заурядного читателя.
  
   Глава 180.
   Достоевсковеды зачисляют на счёт причастности к убийству Фёдора Павловича - неверие в бога Павла Смердякова и на счёт непричастности - веру в бога Дмитрия Карамазова, путая природу побудительных мотивов: философию нравственности личности, с одной стороны, и свободу воли... совести, точнее, задейственность механизма морально-нравственной... недозволенности, с другой стороны. П. Смердяков опровергает религиозность духа (но не сам факт существования бога) с позиции мыслящего пролетариата, выражая тем самым философию личностной веры, сориентированной на социальность, а не на покорность перед божественно-виртуальной субстанционностью. Невольно напрашивается фрагмент из текста романа, несущий смысл таинства веры для Павла Смердякова (а заодно и для Ивана Карамазова). - "Знаешь что: я боюсь, что ты сон, что ты призрак предо мной сидишь?" - пролепетал он (Иван Карамазов). П. Смердяков: - "Никакого тут призрака нет-с, кроме нас обоих-с, да ещё некоторого третьего. Без сумления, тут он теперь, третий этот, находится "между нами двумя". - "Кто он? Кто находится? Кто третий?" - испуганно проговорил Иван Фёдорович, озираясь кругом и поспешно ища глазами кого-то по всем углам. - "Третий этот - бог-с, самое это провидение-с, тут оно теперь, подле нас-с, только вы не ищите его, не найдёте" (Павел Смердяков). Такая парадоксальность кроется в том, что критический склад ума обоих героев зиждется на тенденциозной прямолинейности натуры, хотя и несбалансированной, граничащей зачастую с хитросплетённым мудрствованием. Оба героя воспринимают бога не через насаждающий диктат церкви, а через соотнесённость существующего порядка вещей как божественную результативность к... социальности. В приведённом фрагменте оба героя самопроизвольно определяют место обитания бога не внутри своих духовных субстанций, а в абстракции Вселенной, причём Павел Смердяков делает это на уровне сознания, а Иван Карамазов - на подсознании, но это не меняет суть дела.
   Иронизированное отношение к божественному миропорядку вынуждает Павла Смердякова в судьбоносный кризис жизни искать выход не в сближении с богом, а в менталитете души, подпитывающем жизненные силы... социальной идеей -соприкосновением с духом народовластия Парижской Коммуны. Но так как эта идея оказалась краховой, то жизненных сил хватило только на осуществление... физической смерти.
  
   Глава 181.
   Павел Смердяков на этой позиции ближе стоит к истинности жизни, нежели Дмитрий Карамазов со своей религиозной патетикой. Ну, пусть списывается на сердобольность симпатизирующих Дмитрию Карамазову достоевсковедов выдавливающий слезу душераздирающий выкрик: - "Клянусь богом и Страшным судом его, в крови отца моего невиновен! Катя, прощаю тебе! Братья, други, пощадите другую!" - Но как объяснить могут те суперпринципиальные несоответственности, которые будет вскрывать автор Бодний А. А. двумя подходами разборки к этой "исповеди" души Дмитрия Карамазова, не совмещёнными с точками зрения достоевсковедов? Первый подход. Начало подхода открывается фрагментом фразы Дмитрия Карамазова: - "Боже, оживи поверженного у забора! Пронеси эту страшную чашу мимо меня! Ведь делал же ты чудеса, господи, для таких же грешников, как и я! Ну что, ну что, если старик жив? О, тогда срам остального позора я уничтожу, я ворочу украденные деньги, я отдам их, достану из-под земли... Следов позора не останется, кроме как в сердце моём навеки! Но нет, нет, о, невозможные малодушные мечты! О, проклятие!" - (Достоевский Ф. М. Собр. Соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 8, стр. 129. М. 1981 г.). Автор Бодний А. А. попадает в логическую заминку. Поверженный несколько дней назад у забора Григорий Васильев родился не под счастливой звездой? Если в тот злополучный момент уже существовал бы и инициированный им Страшный суд, тогда Дмитрий Карамазов должен заблаговременно ублажить молитвами бога, чтобы избежать Страшного суда. Ну, извините, господа достоевсковеды, автор Бодний А. А. с полной уверенностью мог считать, что в тот момент богопочитаемость и образ жизни Дмитрия Карамазова - несовместимые понятия. Логическая подсказка для автора Боднего А. А. - значит, в тот момент для Дмитрия Карамазова не было ни бога, ни Страшного суда. И это не эфемерность состояния отрицания верования. В доказательство автор Бодний А. А. приводит другой фрагмент текста, предшествующий по событийности первому. - "Держи его!" - завизжал Фёдор Павлович, только что завидел опять Дмитрия, - "он там в спальне у меня деньги украл!" - И, вырвавшись от Ивана, он опять бросился на Дмитрия. Но тот поднял обе руки и вдруг схватил старика за обе последние космы волос его, уцелевшие на висках, дёрнул его и с грохотом ударил об пол. Он успел ещё два или три раза ударить лежачего каблуком по лицу. Старик пронзительно застонал. Иван Фёдорович, хоть и не столь сильный, как брат Дмитрий, обхватил того руками и изо всей силы оторвал от старика. Алёша всею своею силёнкой тоже помог ему, обхватив брата спереди. - "Сумасшедший, ведь ты убил его!" - крикнул Иван. - "Так ему и надо!" - задыхаясь, воскликнул Дмитрий. - "А не убил, так ещё приду убить. Не устережёте!" - "Дмитрий! Иди отсюда вон сейчас!" - властно вскрикнул Алёша. (Достоевский Ф. М. Собр. Соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 3, стр. 177, М. 1958 г.). Ишь ты, сатана, в бога верующая по острой надобности, изверг Дмитрий Карамазов, как же ты артистически блестяще удавовым окольцеванием стиснул воедино и люто- ... расчётливую ненависть к родному отцу и отеловскую страсть к женской любвеобильной непредсказуемости! Ну, потерпи немного несправедливо обласканная достоевсковедами сатана в обличии Дмитрия Карамазова, во втором подходе автор Бодний А. А. тебе "услужит": во рту вода закипит, а из ануса дым повалит!.. Прокрутить бы вышеизложенный фрагмент текста романа в виде киноленты даже перед сочувствующими в вере, все бы единогласно отвергли факт присутствия, верования на пушечный выстрел от Дмитрия Карамазова. Нокаутом, добивающим последние проблески надежды на сохранение тяги к вере у Дмитрия Карамазова, является следующий фрагмент текста из речи злодея: - "Пусть уж лучше я пред тем, убитым и ограбленным, убийцей и вором выйду и пред всеми людьми, и в Сибирь пойду, чем если Катя вправе будет сказать, что я ей изменил и у неё же деньги украл и на её же деньги с Грушенькой убежал добродетельную жизнь начинать! Этого не могу! - (Достоевский Ф. М. Собр. Соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 8, стр. 457, М. 1958 г.). И, наконец, автор Бодний А. А. приводит последнюю фразу текста первого подхода, но уже не о вере, точнее, через лексическую форму верования выражается высочайший класс актёрской игры Дмитрия Карамазова: - "... если бога с земли изгонят, мы под землёй его сретим!" (Достоевский Ф. М. Собр. Соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 301, М. 1981 г.). Воистину, любой бы верующий позавидовал афористичной форме фразы и взял бы её на вооружение как высший аккорд гимна божеской веры... Второй подход. Автор Бодний А. А. напоминает текст "исповеди" души Дмитрия Карамазова: - "Клянусь богом и Страшным судом его, в крови отца моего невиновен! Катя, прощаю тебе! Братья, други, пощадите другую!" - Ну, держитесь, хозяйские горшки, сейчас пойдёт разнос по коскам и под уклон! Всего-навсего в наличии два горшка. Первый горшок - это первая половина текста "исповеди": - "Клянусь богом и Страшным судом его, в крови отца моего невиновен!.." Второй горшок - это вторая половина текста "исповеди": - "...Катя, прощаю тебе! Братья, други, пощадите, другую!" - Символически первый горшок несёт... идею - страсть истовой приверженности богу; второй горшок воплощает... идею - страсть... к объектам сладострастия. Автор Бодний А. А. землю будет грызть как последняя сволочь, если ему докажут достоевсковеды, что к разряду правдоподобности можно отнести симбиозное наличествование на одном дыхании, на одном движении души Дмитрия Карамазова и идеи-страсти богострастия и идеи-страсти сладострастия (да, простят автора Боднего А. А. господа достоевсковеды за тавтологические наименования вторых составляющих частей в словосочетаниях). Число горшков ограничено потому, что Дмитрий Карамазов "не договорил и зарыдал на всю залу, в голос, страшно, каким-то не своим, а новым, неожиданным каким-то голосом, который бог знает откуда вдруг у него явился (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 12, стр. 486-487, М. 1981 г.). Эмоциональный взрыв, сопровождаемый рыданием, типично свидетельствует о безвозвратно тяжёлой утрате. Стоп, стоп, стоп, утрате чего?! Бога? Так он будет посредством сретения даже под землёй воскрешён! А-а-а! Наконец-то дошло на седьмые сутки к тупорылой односторонности автора Боднего А. А.! Источником эмоциональной вулканизации Дмитрия Карамазова были объекты сладострастия - Светлова Аграфена Александровна и Верховцева Катерина Ивановна! Вот и доказана теорема от противного. Не могут существовать симбиозно две идеи-страсти, противоположные по своей идеологии, по эстетическому психологизму, они исключают друг друга, как у Дмитрия Карамазова? Тогда - это актёрская игра высшего достоинства. Вот и определились чётко: идея-страсть сладострастия - истинная, а идея-страсть божестрастия - ложная. Теперь, доказав теорему и делая оценочный взгляд назад, можно акцентироваться аналитически на сложности преодоления пути познания. Сложность состояла в том, чтобы вначале выявить и снять экстерьерную сцепку эстетического психологизма между двумя идеями-страстями, которая на протяжении полутора веков создавала видимость органической цельности, державшейся фактически на результативности инстинкта самосохранения и выживания. Только после этого, когда спала бутафорная декорация, интерьерность обозначила две абсолютно автономные отдельности: истинную идею-страсть и псевдоидею-страсть. Это даёт трактовку идейно-событийной осмысленности романа под поляризованным углом зрения. Стоп! Нутром почувствовал автор Бодний А. А. гневливое вопрошание достоевсковедов: "Сволочь ты обличительно однобокая, литературный критик Бодний А. А., утаившая наличествование третьего горшка между жвумя оприходованными горшками. Символическое обозначение ему - идея-страсть сына, вылившаяся в тягостно горестную обиду за роль быть подставленным в убийстве взамен роли быть перевоспитателем отца, невзирая на этичность методики вразумления". - Автор Бодний А. А. вносит конструктивную поправку: не идея-страсть "вразумления" в виде третьего горшка, а дурманяще-генный неиссякаемый напиток духа противоречивости психопатической разлит по двум оприходованным горшкам. Напиток, поляризующий совесть с вектора ответственности за злодеяние на вектор аморальной греховности жертвы в атмосфере дурманящих паров самовнушения, катализирующее модулирование реабилитирующей картины отцеубийства под диктатом инстинкта самосохранения и выживания; самосохранение и выживание ради истинной идеи-страсти!!!
  
   Глава 182.
   Продолжим прерванную характеристику Павла Смердякова с учётом теории поляризоапнного угла зрения. Несмотря на критический склад ума у Павла Смердякова чётко оконтуривается задейственность механизма морально-нравственной... дохволенности. Упреждая возражения достоевсковедов, автор Бодний А. А. анализирует эпизодические и характерные поправки. Первая. Умерщвление кошек с помпезным погребением их руками Павла Смердякова в отрочестве героя. Уничтожение кошек по капиталистической морали того времени не вводилось в ранг преследования законом. Но не это развязывало руки Павлу Смердякову. По детской психологии Павла Смердякова, пакостливость кошек, наносящая зачастую материальный урон и психологический дискомфорт человеку, ассоциировалась (как составная часть) на волне рабско-протестующего существования подростка с эксплуататорством взрослых людей, наделённых по законам бытия властными полномочиями. Эта бытийно-социальная дифференцированность зарождала в оскорблённом насилием сердце юного Павла Смердякова ростки социального протеста, находившие израстсение в издевательстве над "братьями меньшими". После уничтожения "социальных врагов" - кошек - у Павла Смердякова идёт "цивилизованное" утверждение власти - помпезные похороны прообразов эксплуататоров. Безусловно, в этих действах Павла Смердякова наличествует богатая образность натуры, граничащая с психопатической наклонностью, но не в смысле предмета действа, точнее, не столько в этом корень проблемы, а сколько в нарабатывании силы духа протеста в ответ на умаление человеческого достоинства со стороны особей, наделённых бытийной властью, по малому счёту, и со стороны социальной дисгармонии внешней среды, по большому счёту. Промежуточным оселком, на котором оттачивается технология протеста, является для Павла Смердякова муляж социального врага - кошки.
   К разновидности этого протеста можно с полным правом отнести и шутовство Павла Смердякова, вылившееся в умерщвлении собаки Жучки. Алексей Карамазов, давая штрих к психологическому портрету штабс-капитана Снегирёва, умозрел: - "Шутовство у них вроде злобной иронии на тех, которым в глаза они не смеют сказать правды от долговременной унизительной робости пред ними". - (Достоевский Ф. М. Собр. Соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 10, стр. 239, М. 1981 г.). Под эту характеристику в полной мере подпадает и Павел Смердяков, только с тем отличием, что для Снегирёва она проявляется в семейно-бытийной плоскости, а для Павла Смердякова - в социально-мистическом воплощении.
   Парадоксальность личностной позиции Павла Смердякова видится автором Бодним А. А. в подсознательном сдерживании героем натиска ощущений у диффузной границы нравственного водораздела путём отфильтровывания от натуры криминально-наносной образности и виртуальности желаний с оставлением себе разумной дозволенности. Это один аспект психопатической симптоматики. Другой аспект, противоположный по характеру фильтрации, имеет место у криминально-патологических личностей, в частности, у воров. Последние, переходя границу диффузности, оставляют в правовой обыденности разумную дозволенность, беря за кордон... нарастающую остроту криминально генного чувства, невзирая на то - испытывают ли они материальную нужду в объекте ограбления или у них уже полное насыщение этим добром. Достоевсковеды не упустят момента попытаться взять автора Боднего А. А. на болевой приём: - "А украденные Павлом Смердяковым три тысячи рублей к какому аспекту отнести?" - Э-э-э, сложность поступков человеческой психики и кроется в парадоксах, когда один и тот же поступок (проступок) совершается по одному мотиву, а в другом случае этот же поступок (проступок) - по резко отличительному мотиву. Не верит, не верит автор Бодний А. А. тому, что Павел Смердяков, найдя утерянные во дворе три сотенные купюры хозяином Фёдором Павловичем Карамазовым, возвратил их утерявшему с дальним прицелом, надеясь в будущем ограбить хозяина в десятикратном размере! Не верит автор Бодний А. А. потому, что представляет чётко двумотировочную схему неправомерного присвоения Павлом Смердяковым трёх тысяч рублей. Два мотива составляют одну общую неделимую побудимость поступка. Первый мотив. Павел Смердяков изучает "французские вокабулы" и заграничную культуру, чтобы хотя виртуально погрузиться в тот иной мир, который (пусть эфемерно) взрастил всходы народовластия в форме Парижской коммуны, наделившей временной гражданской свободой вчерашних простолюдин, к когорте которых идейно причислялся и Павел Смердяков. В этом ракурсе и деньги ему нужны чисто символически. С этой символикой он живёт до третьей встречи с Иваном Карамазовым. Второй мотив. Инерционную солидарность с Парижской коммуной и вытекающую отсюда призрачную намеренность укротить стремнину кастово-сословной дисгармонизации Павел Смердяков пытается использовать хотя бы для калифства на час: преобразиться в носителя властности, точнее, в хозяина, для которого Иван Карамазов должен стать слугой Личардой. Этой метаморфозой Павел Смердяков одновременно пытается изменить направление вектора карамазовского тезиса "всё дозволено". Не дворянский отпрыск должен насаждать беспредел вседозволенности, холоп Павел Смердяков должен заполучить от судьбы всё по принципу "пред богом все равны". А если не равны? Тогда пусть бог библейский останется навечно с делающими пакости счастливчиками судьбы и с идеологами религии вкупе со служителями культа. А Павлу Смердякову достаточно и принципа социальной дозволенности: если причитающееся нельзя взять дипломатией, то задействуется сила, на которой базируется... правда божея Ветхого Завета.
   Эта концепция Павла Смердякова, мыслящего пролетариата, взошедшая из самостийности натуры героя на пьедестал... главной идеей романа "Братья Карамазовы", составляет составляет в сюжетно-философском представлении... композиционную заданность подводной части айсберга, несущего всю идейно-художественную фундаментальность романа.
   Предвидится возражение со стороны достоевсковедов: "главную идею традиционно выражают герои, симпатизирующие художнику творения". Автор Бодний А. А. парирует: в условиях цензурной стеснённости Достоевскому Ф. М. приходится оттачивать парадоксальную манёвренность, заимствованную у природы. Автор Бодний А. А. имеет ввиду, в частности, наличие у каждой природной крупицы (пластинки) золота тусклой, землисто-зеленоватой оболочки (состоящей из сопутствующих элементов), а не алмазной гранёной капсулы.
   Концепция Павла Смердякова в формате аллегорического перевоплощения в хозяина слуги Личарда-Ивана есть пик кайфа всей социально-униженной жизни сына кликушеской нищенки. Ради этого кайфа Павел Смердяков жертвует своей жизнью, отдавая вдобавок символически украденные три тысячи рублей!!
  
   Глава 183.
   Павел Смердяков в беседах с Иваном Карамазовым позиционно переключается от признания в убийстве Фёдора Павловича к полному отрицанию причастности как бы... ассиметрично копируя медлительно отмеряющийся логически дедуктивный ход аналитической поступи Ивана Карамазова. Переход от одной позиции к другой и обратно в реверсивном режиме как у уверенного в себе игрока возможно для Павла Смердякова только при условии наличия... свободы действий. А когда она имеет место быть? А тогда, когда игрок, подобный Павлу Смердякову, не обременён утягчённостью преступления, отсюда - и лёгкость логической маневренности. А Иван Карамазов почему лишён необременительной гибкости контрдоводов? А потому, что Иван Карамазов... этический убийца родного отца, совершивший нравственное преступление в... своём внутреннем мировоззрении. Достоевсковеды могут подправить автора Боднего А. А.: "Иван Карамазов - идейный убийца, нацеливавший косвенно Павла Смердякова на физическое убийство. Автор Бодний А. А. реагирует возражением: Иван Карамазов подтасовывал тезис "всё позволено" под оправдываемость этического преступления.
   Павла Смердякова отличает твёрдость убеждений, постоянство аспекта миропонимания, своя жизненная позиция, а главное, своя идея жизни. А как же тогда, возразят достоевсковеды, признание Ивану Карамазову в подражании его тезису "всё позволено" и в преклонении перед авторитетом дворянского отпрыска, выраженное ёмкой фразой: - "Вашим руководством-с". (Достоевский Ф. М. Собр. Соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 347, М. 1981 г.) А вот так: эта этическая мишура помогает Павлу Смердякову провести в жизнь идеологическую противоположность, своё личностное "я". Муссирование Павлом Смердяковым видимой подражаемости Ивану Карамазову в нигилистическом тезисе "всё позволено" - это основной приём закабаления не столько слуги Личарда-Ивана, сколько дворянского отпрыска, олицетворяющего социальное зло. Принципиальное отличие подхода к тезису в том, что Иван Карамазов мечтает через вседозволенность дисгармонизировать до конца мировой порядок, чтобы потом формировать качественно новое сообщество людей. Павел Смердяков же намеревается тезисом, помимо зомбирования дворянского отпрыска, астрально подключиться к революционизированию общественной среды для осуществления стратегического плана мыслящего пролетариата. В таком случае подражаемость только по форме тезиса, а не по содержанию. Это проясняет вопрос, - почему мыслящий пролетариат берёт в "союзники по мокрому делу" идеологически несовместимое сословие - дворянство.
   Проясняет изложенную позицию Ивана Карамазова мистифицированность его образа мышления в виде раздвоенности личности на "я" и на... чёрта. (Если бы Достоевский Ф. М. рассматривал чёрта как галлюцинацию и не более, то он вёл бы разговор в основном о болезни души Ивана Карамазова, а не о философских проблемах, выходящих за пределы общепринятых понятий). Чёрт - это не негативное в Иване Карамазове, а это - дух противоречивости, независящий от воли, а поэтому не может называться вторым "я". У Достоевского Ф. М. чёрт фактически олицетворяет то дисгармоническое начало Вселенной, уже - тот негатив среды, который неотвратимо вопреки эстетическому и этическому началу человека устанавливает волнообразный накат диктата на внутренний механизм реагирования и определения образа мышления человека, минуя силу воли. Поэтому, говоря художественной типологией Достоевского Ф. М., чёрт Ивана Карамазова - индивидуальная особенность понимания этических и эстетических законов Бытия, это этическая и эстетическая форма реагированного существования индивидуума на дух противоречивости с учётом... нравственной стойкости, которая у Ивана Карамазова требует желать лучшего.
   У Павла Смердякова нравственная стойкость несёт своеобразие, утверждаясь через отрицание общепринятых канонов, не проверенных и не проверяемых... практикой. Характерно в этом плане иронизированное отношение Павла Смердякова к библейской притче о сотворении мира, к притче об отлучении от церкви пленённого, о снятой шкуре и о двух монахах в пустыне. Этим отрицанием Павел Смердяков низводит с небес на землю мистическую правдоподобность реагирования человеком на экстремальность, тем самым как бы нацеливает фактические резервы силы воли и физической достаточности на синхронность, а значит, и на гармоничность духа и тела. Религиозные же притчи не достигают в прикладных ходах синхронности, довольствуясь асинхронностью, которую выдают не за дисгармоническое решение проблемы идеологами культа, а за дисгармоническое состояние греховности духа и тела человеческого.
  
   Глава 184.
   Павел Смердяков, генетически остро ощущающий цену социальной несправедливости, из всех героев романа, кроме отставного штабс-капитана Снегирёва, наиболее ближе стоит к пониманию мотивировки поведения человека, к точке визирования угла расхождения в личности между сокровенным и псевдосокровенным, между намеренным и псевдонамеренным. Убеждённость этого видится в том, что Достоевский Ф. М. фактически одному Павлу Смердякову доверил вскрытие исторически-криминального прецедента наследования и математического расчёта дележа наследства как... побудительного мотива преступления. Достоевсковеды могут попытаться охладить пыл автора Боднего А. А., приведя фрагмент текста из романа: "Смердяков, как и давеча, совсем не пугаясь, всё пытливо следил за ним (примеч. - за Иваном Карамазовым). Всё ещё он никак не мог победить своей недоверчивости, всё ещё казалось ему, что Иван "всё знает", а только так представляется, чтоб "ему же в глаза на него одного свалить". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 337, М. 1981 г.). Автор Бодний А. А. видит в обороте речи "всё знает" правомерность двухфазного смысла с учётом отсутствия конкретики со стороны Достоевского Ф. М. Первый (достоевсковедческий) смысл. Иван Карамазов соприкоснён с тайной, свидетельствующей о Павле Смердякове как о "настоящем убийце". Несостоятельность этого смысла подтверждается гиперэмоциональной реакцией Ивана Карамазова в следующем диалоге из романа: Павел Смердяков: - "Вы (Иван Карамазов) убили, вы главный убивец и есть, а я только вашим пришпешником был, слугой Личардой верным, и по слову вашему дело это и совершил". - "Совершил? Да разве ты убил?" - похолодел Иван. Что-то как бы сотряслось в его мозгу, и весь он задрожал мелкою холодною дрожью. Тут уж Смердяков сам удивлённо посмотрел на него: вероятно его, наконец, поразил своею искренностью испуг Ивана. - "Да неужто ж вы вправду ничего не знали?" - пролепетал он недоверчиво, криво усмехаясь ему в глаза. Иван всё глядел на него, у него как бы отнялся язык.
   Ах, поехал Ванька в Питер,
   Я не буду его ждать, -
прозвенело вдруг в его голове. - Знаешь что: я боюсь, что ты сон, что ты призрак предо мной сидишь?" - пролепетал он. (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 336-337, М., 1981 г.). Второй смысл (по автору Боднему А. А.). Павла Смердякова одолевает сомнение, что Иван Карамазов "всё знает" о том, что он блефует, а значит, рушится план аллегорического перевоплощения Ивана Карамазова в слугу Личарда, а Павла Смердякова - в его хозяина.
   Недосказанность Достоевского в виде оборота речи "всё знает" не единична. Формирование Павлом Смердяковым легенды, точнее, признания в "убийстве" идёт, чувствуется, непроторённым и окружным путём с применением приёма "выкручивания рук" Ивану Карамазову в целях осуществления плана "аллегорического перевоплощения". Фрагмент текста: "Всё ожидал (Павел Смердяков) Дмитрия Фёдоровича". - "Как ждал, к себе?" - (Иван Карамазов). - "Зачем ко мне. В дом их ждал, потому сумления для меня уже не было никакого в том, что они в эту самую ночь прибудут, ибо им, меня лишимшись и никаких сведений не имемши, беспременно приходилось самим в дом влезть через забор-с, как они умели-с, и что ни есть совершить". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 339, М. 1981 г.). Обтекаемый смысл глагола "совершить" даёт возможность Павлу Смердякову приостановиться, осмыслить и подкорректировать следующий ход. Но главное в обтекаемости - "захват рук" Ивана Карамазова... Продолжение фрагмента: - "А если бы не пришёл?" - (Иван Карамазов). - "Тогда ничего бы и не было-с. Без них не решился бы". - (Павел Смердяков). - "Хорошо, хорошо... говори понятнее, не торопись, главное - ничего не пропускай!" - (Иван Карамазов). - "Я ждал, что они Фёдора Павловича убьют-с... это наверно-с. Потому я их уже так приготовил... в последние дни-с... а главное - те знаки им стали известны. При ихней мнительности и яркости, что в них за эти дня накопилась, беспременно через знаки в самый дом должны были проникнуть-с. Это беспременно. Я так их и ожидал-с". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 339-340, М. 1981 г.). Автор Бодний А. А. прерывает для комментария диалог героев. По ходу диалога Павел Смердяков полярно переиначивает своё спонтанное намерение и цель преступления: то он рядится в роль будущего убийцы, а значит, предназначение присвоенных денег будет сводиться к запугиванию Ивана Карамазова как кандидата в слугу Личарда, - то он отводит себе роль только похитителя денег для удовлетворения личного интереса - поездки за границу, во Францию. Запущенный маятник перманентности интереса начинает "выкручмвание рук" Ивану Карамазову... Продолжаем диалог героев. - "Стой", - прервал Иван, - "ведь если б он убил, то взял бы деньги и унёс; ведь ты именно так должен был рассуждать? Что ж тебе-то досталось бы после него? Я не вижу". - "Так ведь деньги-то бы они никогда и не нашли-с. Это ведь их только я научил, что деньги под тюфяком. Только это была неправда-с. Прежде в шкатунке лежали, вот как было-с. А потом я Фёдора Павловича, так как они мне единственно во всём человечестве одному доверяли, научил пакет этот самый с деньгами в угол за образа перенесть, потому что там совсем никто не догадается, особенно коли спеша придёт. Так он там, пакет этот, у них в углу за образами и лежал-с. А под тюфяком так и смешно бы их было держать вовсе, в шкатунке, по крайней мере, под ключом. А здесь все теперь поверили, что будто бы под тюфяком лежали. Глупое рассуждение-с. Так вот если бы Дмитрий Фёдорович совершили это самое убивство, то, ничего не найдя, или бы убежали-с поспешно, всякого шороху боясь, как и всегда бывает с убивцами, или бы арестованы были-с. Так я тогда всегда мог-с, на другой день, али даже в ту саму ночь-с, за образами слазить и деньги эти самые унести-с, всё бы на Дмитрия Фёдоровича и свалилось. Это я всегда мог надеяться". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 340, М. 1981 г.). Автор Бодний А. А. прерывает диалог на комментарий. Вот это парадоксальное несоответствие, точнее, непрофессиональное мышление надуманного "убийцы" - Павла Смердякова: в мельчайших деталях проработана схема перемещения и присвоения денег, а вот орудие "убийства", пресс-папье, случайно попалось под руку за считанные секунды до "убийства". Смехотворней для профессионала-убийцы не бывает, а для надуманного "убийцы" Павла Смердякова это естественно, ибо оно из области психопатической фантазии... Продолжим прерванный диалог героев. - "Ну, а если б он не убил, а только избил?" - (Иван Карамазов). - "Если бы не убил, то я бы денег, конечно, взять не посмел и остался бы втуне. Но был и такой расчёт, что изобьют до бесчувствия, а я в то время и поспею взять, а там потом Фёдору-то Павловичу отлепартую, что это никто как Дмитрий Фёдорович, их избимши, деньги похитили". - (Павел Смердяков). - "Стой... я путаюсь. Стало быть, всё же Дмитрий убил, а ты только деньги взял?" - (Иван Карамазов). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 340, М. 1981 г.). Автор Бодний А. А. на всех парах тормозит диалог героев, фрагмент которого полтора столетия проходил мимо исследовательского созерцания достоевсковедов! Достоевский Ф. М. устами Ивана Карамазова даёт достоевсковедам полуразжёваную истинность определения убийцы в виде "лакмусовой бумаги": - "Стой... я путаюсь. Стало быть, всё же Дмитрий убил, а ты только деньги взял?" - Использование "лакмусовой бумаги" облегчает Ивану Карамазову, уловившему фокусировку определения истинного убийцы, межстрочно задать Павлу Смердякову суперпринципиальный вопрос: - "А почему ты облегчённым путём - добиванием хозяина Фёдора Павловича - не вышел на намеченную цель?" - Но Павел Смердяков как псевдоубийца не оставил и малейшего отпечатка на "лакмусовой бумаге"!!! Иван Карамазов пытался примерить роль Порфирия Петровича, выдавая чёткость желания за путаницу. В предположительном определении убийцы и вора не только кроется подход Ивана Карамазова к сокровенному, но заинтересованная подсказка якобы к облегчённости положения для Павла Смердякова. Но Иван Карамазов не рассчитал силу своей логической упругости и следственной убеждённостью непредсказуемого хода Павла Смердякова, органически, а не примерочно вошедшего в роль... Порфирия Петровича оказывается повергнутым. (Трёхкратная восклицательность в излагаемом абзаце невольно настроили автора Боднего А. А. на волну сентиментальной откровенности, которой он хочет поделиться с достоевсковедами: трагизм селезнёвского исхода - не жребий автора Боднего А. А., несмотря на киллеровидность капиталистического общества, предрасположенность к такому заключению вытекает из скромности творческого размаха, из скромно-нищенского образа жизни, из скромности вожделенных устремлений. Да, простят автора Боднего А. А. достоевсковеды за столь парадоксальный выпад мыслей, хотя в каждой парадоксальности, как и Достоевского Ф. М., есть своя неповторимая оригинальность)... Вот приводимое текстовое свидетельство поражения Ивана Карамазова, ставшего... слугой Личардой. - "Нет, это не они убили-с. Что же, я бы мог вам и теперь сказать, что убивцы они... да не хочу я теперь пред вами лгать, потому... потому что если вы действительно, как сам вижу, не понимали ничего доселева и не притворялись предо мной, чтоб явную вину свою на меня же в глаза свалить, то всё же вы виновны во всём-с, ибо про убивство вы знали-с и мне убить поручили-с, а сами, всё знамши, уехали. Потому и хочу вам в сей вечер это в глаза доказать, что главный убивец во всём здесь единый вы-с, а я только самый не главный, хоть это и я убил. А вы самый законный убивец и есть!" - (Павел Смердяков). - "Почему, почему я убийца? О боже!" - не выдержал, наконец, Иван, забыв, что всё о себе отложил под конец разговора". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 340-341, М. 1981 г.). Воистину, это из ряда вон выходящий случай из следственной практики, когда вопреки логике следствия, подозреваемый категорически настаивает на своей причастности к убийству! На психопатическом же фоне с поясняющим резюме прокурора Ипполита Кирилловича всё становится в свои ряды: - "Сильно страдающие от падучей болезни, по свидетельству глубочайших психиатров, всегда наклонны к беспрерывному и, конечно, болезненному самообвинению. Они мучаются от своей "виновности" в чём-то и перед кем-то, мучаются безо всякого основания, преувеличивают и даже сами выдумывают на себя разные вины и преступления". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 12, стр. 434, М. 1981 г.). С полным основанием можно утверждать, что знающий цену падучести и психиатрической компетентности Достоевский Ф. М. Оставил вне трио критическую составляющую.
  
   Глава 185.
   Павел Смердяков не эгоистически злораден поверженностью Ивана Карамазова, а испытывает сдержанное удовлетворение как одерживающий победу мыслящий пролетариат над дворянским отпрыском, но на-гора он выдаёт лишь "престижность" для Ивана Карамазова быть слугой Личардой, нежели заполучить "один только шиш". Напряжённо-сдерживаемое состояние и осторожно, вязко текущее оппонирование (граничащее со взрывом протеста) Ивана Карамазова выражает неудовлетворённость предлагаемым раскладом, где отсутствует полная возможность и "рыбку съесть и на что-то желаемое сесть". Вот фрагмент поясняющего текста. - "Стой, говори, зачем тебе было надо моё согласие, если уж ты принял Чермашню за согласие? Как ты теперь-то растолкуешь?" - (Иван Карамазов Павлу Смердякову). - "Уверенный в вашем согласии, я уж знал бы, что вы за потерянные эти три тысячи, возвратясь, вопля не подымете, если бы почему-нибудь меня вместо Дмитрия Фёдоровича начальство заподозрило али с Дмитрием Фёдоровичем в товарищах; напротив, от других защитили бы... А наследство получив, так и потом, когда могли меня наградить, во всю следующую жизнь, потому что всё же вы через меня наследство это получить изволили, а то, женимшись на Аграфене Александровне, вышел бы вам один только шиш". - (Павел Смердяков). - "А! Так ты намеревался меня и потом мучить, всю жизнь!" - проскрежетал Иван. - "А что, если б я тогда не уехал, а на тебя заявил?" - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 341, М. 1981 г.). Если Иван Карамазов далёк от претворения в жизнь крамольной мысли, выраженной ненормативной поговоркой ("и рыбку съесть, и на..."), то Павел Смердяков сполна её реализовал на данном отрезке времени: и орехи достал из пекла тлеющих углей чужими руками, и весомую приманку сотворил из этих орехов. Павел Смердяков ни на йоту не смущается, так как ведёт игру в виртуальное убийство, а для реально свершённого отцеубийства другим у него есть алиби на непричастность - отсутствие всяких улик и доказательств. Защита идёт слитно с игрой у Павла Смердякова, что позволяет ему держать постоянно в руках поводок с ошейником на шее Ивана Карамазова как слуге Личарда и как дворянского отпрыска, не давая повод Ивану Карамазову заподозрить виртуальность игры.
   Почти небоязнь вспышек гнева Ивана Карамазова, проявление стойкости психопатического духа в психологической экстремальности - признак непогрешимости Павла Смердякова в рекламируемом "злодеянии". Наоборот, нервозность и перепады настроения у Ивана Карамазова лишний раз подтверждают ущемлённость его совести как этического убийцы. Само состояние небоязни страха перед вспышками гнева противника у П. Смердякова перманентно. Когда ребром ставится вопрос о жизненно важном - о непричастности к убийству, - то Павел Смердяков демонстрирует твёрдость позиции как невиновный. Когда же Павел Смердяков подсознательно чувствует вину, хотя и малую (рассекречивание знаковых стуков в окно к Фёдору Павловичу и прочие согласованности с Дмитрием Карамазовым), то он слегка тушуется, упреждающе модулируя лик повинности на всплеск справедливого гнева со стороны Ивана Карамазова. Это вполне нормальная эмоционально-психологическая реакция. Любой человек с нормально настроенной психикой обычно рассредоточен волей перед призрачной или мелко довлеющей злобливостью. Но в устрашительной ситуации, осознавая невиновность (с признаками натуры как у Павла Смердякова) мобилизует все резервы для сопротивления.
   Павел Смердяков не только не боится Ивана Карамазова, но и издевается над ним как кошка над пойманной мышкой. В этот социальный окрас: уничтожение идёт дворянского отпрыска сыном кликушеской нищенки не только посредством стойкости психопатического духа (который позитивней дисгармонического состояния мира), но и критической правдой жизни. Отдачу от наговора на самого себя Павел Смердяков силой классовой убеждённости межстрочно переводит из криминальной плоскости в социальную, испытывая от этого кастово-психологический кайф, кайф превосходства низшего сословия над высшим. Ради этого кайфа игра стоит свеч, даже более. Более в том, что игра переводится в еле сдерживаемое торжество победы над социальным врагом пусть даже ценой жизни, ибо, кроме пирровой победы, другого исхода для мыслящего пролетариата нет в данных условиях. Нет, Павел Смердяков далеко не пай-мальчик, далеко не объект совершенства, он только предтеча... социальной личности. Достоевсковеды могут возразить автору Боднему А. А. касательно возвеличивания предначертательной роли Павла Смердякова в плане того, что тогда Достоевский Ф. М. противоречит самому себе. Да, Достоевский Ф. М. противоречит, но не самому себе, а надуманной нестыковке между потребным преобразованием общества и нравственным портретом преобразователя. А что, на штурм Зимнего дворца шли одни совершенности, а не простые лаптешники, ремесленники и вчерашние лакеи, носившие печать скотовидного образа жизни? Если это не так, тогда Достоевский Ф. М. противоречит не самому себе, а правде жизни, сохраняя верность главной идее человечества - превращению всемирной дисгармонии, всемирно-социального зла в личную боль и злобу.
   Автору Боднему А. А. достаточно и этого, чтобы сохранять тенденцию на реабилитацию образа Павла Смердчкова. В этом автору Боднему А. А. активно помогает и... сам Достоевский Ф. М. через парадоксальное отношение к образу Павла Смердякова.
  
   Глава 186.
   Вернёмся к прерванному диалогу героев. Вот эта далеко идущая защита на игровом поле Павла Смердякова, отражённая во фрагменте текста. - !А что же бы вы могли тогда заявить? Что я вас в Чермашню-то подговаривал? Так ведь это глупости-с. К тому же вы после разговора нашего поехали бы али остались. Если б остались, то тогда бы ничего и не произошло, я бы так и знал-с, что вы дела этого не хотите, и ничего не предпринимал. А если уж поехали, то уж меня, значит, заверили в том, что на меня в суд заявить не посмеете и три эти тысячи мне простите. Да и не могли вы меня потом преследовать вовсе, потому что я тогда всё и рассказал бы на суде-с, то есть не то, что я украл аль убил, - этого бы я не сказал-с, - а то, что вы меня сами подбивали к тому, чтоб украсть и убить, а я только не согласился. Потому-то мне и надо было тогда ваше согласие, чтобы вы меня ничем не могли припереть-с, потому что где уже у вас к тому доказательство, я же вас всегда мог припереть-с, обнаружив, какую вы жажду имели к смерти родителя, и вот вам слово - в публике все бы тому поверили, и вам было бы стыдно на всю вашу жизнь". - (Павел Смердяков). - "Так имел, так имел я эту жажду, имел?" - проскрежетал опять Иван. - "Несомненно имели-с и согласием своим мне это дело молча тогда разрешили-с", - твёрдо поглядел Смердяков на Ивана". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 341-342, М. 1981 г.). Да! Налицо игра кошки с пойманной мышкой. Такое рассудительное хладнокровие Павла Смердякова невольно насаждает мысль о непогрешимости сына кликушеской нищенки.
   Нет, нигилистический дух обновления миропорядка не мог мириться в душе Ивана Карамазова с зомбированием Павлом Смердяковым. Аналитическое мышление подсказывало Ивану Карамазову, что, несмотря на выявление следствием истинного убийцы - то ли Дмитрия Карамазова, то ли Павла Смердякова, - запуск в судопроизводство дележа наследства уже предрешён. Из выявляющейся альтернативы Иван Карамазов решил брать вариант, приемлемый его вдруг возросшей силе протеста: лучше меньший размер доли наследства, но не обременённая психологическим прессингом свобода. Павел Смердяков, воочию увидевший перемену начавшегося будоражиться настроения Ивана Карамазова, поспустил прессинг, но не в ожидании возможной потери психологического воздействия. Но эта эмоциональная перемена не повлияла на идейную нацеленность Павла Смердякова. Всплывает вопрос сакраментальный в связи с идейной нацеленностью Павла Смердякова, нет, не достоевсковедов к автору Боднему А. А., а наоборот: почему достоевсковеды на протяжении полутора столетия никогда на поднимают вопрос о том, кто тянул за язык Павла Смердякова на "исповедание" на предмет убийства перед родным сыном убиенного - Иваном Карамазовым, говоря иначе, - где источник побудительного мотива "исповедания"? Обошедший полуторастолетним молчанием сакраментальный вопрос автор Бодний А. А. берёт на себя... Неужели за получение трёх тысяч рублей Павлом Смердяковым в обязательном порядке должно пройти через "исповедание", чтобы обрести потенциальную реалистичность идейной нацеленности? Чушь! И несмотря на это, достоевсковеды в течение полутора столетия принимают "исповедание" как закономерное явление в наработанной схеме композиционного настроения романа. Нет! Уважаемые господа достоевсковеды, не с того бока надо подходить к формированию "наработанной схемы". Это подсказывает не просветлённость вразумительности автора Боднего А. А., а подводно-айсберговый идейно-художественный замысел... Достоевского Ф. М. Первым кирпичиком в основе мотивировки "наработанной схемы" должен бы стать... фрагмент текста из обращения Павла Смердякова к своей возлюбленной Марье Кондратьевне: - "Я бы не то ещё мог-с, я бы и не то ещё знал-с, если бы не жребий мой с самого моего сыздетства. Я бы на дуэли из пистолета того убил, который бы мне произнёс, что я подлец, потому что без отца от Смердящей произошёл, а они и в Москве это мне в глаза тыкали, отсюда благодаря Григорию Васильевичу переползло-с. Григорий Васильевич попрекает, что я против рождества бунтую: - "Ты, дескать, ей ложесна разверз". - Оно пусть ложесна, но я бы дозволил убить себя ещё во чреве с тем, чтобы лишь на свет происходить вовсе-с. На базаре говорили, а ваша маменька тоже рассказывать мне пустилась по великой своей неделикатности, что ходила она с колтуном на голове, а росту была всего двух аршин с малыим. Для чего же с малыим, когда можно просто с малым сказать, как все люди произносят? Слезно выговорить захотелось, так ведь это мужицкая, так сказать, слеза-с, мужицкие самые чувства. Может ли русский мужик против образованного человека чувство иметь? По необразованности своей он никакого чувства не может иметь. Я с самого сыздетства, как услышу, бывало, "с малыим", так точно на стену бы бросился. Я всю Россию ненавижу, Марья Кондратьевна". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 5, стр. 281-282, М. 1958 г.). Эмоциональная взбудораженность Павла Смердякова, придавая некоторым нравственно-этическим нетрадиционностям картинную неправдоподобность (касательно, в частности, вопроса о вызове на дуэль), оставляет нетронутым, точнее, оттеняет источник зарождения будущей "идейной нацеленности". По ходу сюжетной развёрстки автор Бодний А. А. улавливает сложность не в формировании, а в аспекте высвечивания идейной нацеленности. Идейная нацеленность Павла Смердякова меняет свой спектр в абстрактно-психологической спектральности. Автор Бодний А. А. конкретизирует свою мысль. На психопатической волне настроения Павел Смердяков астрально посредством трёх тысяч рублей как символики стремится соприкоснуться с духом народовластия Парижской коммуны. Отрезвляющим фактором становится для Павла Смердякова ощущение непреодолимости волчих законов бытия, которое подсказывает подсознание: астральность никогда не перейдёт в трёхмерность реальности! Для астральности достаточно и трёх тысяч рублей как символики. А вот для поддержания идейной нацеленности в режиме реального бытия необходимо ещё к трём тысячам рублей как символике присовокупить и... легенду об убийстве, то есть "исповедание". Только тогда идейная нацеленность будет сохранять потенциальную реальность. Вот здесь и находит своё композиционное решение... "исповедание" Павла Смердякова! Общее между спектрами астральности и "исповедальности" - иллюзорность понимания на подсознательном уровне. Отличие - баснословная плата за "исповедальность" в размере, именуемом физическая смерть. Апофеоз астральности - выведение Достоевским Ф. М. художественной ощупью тенденциозности, фокусирующейся на будущности мирового лозунга-афоризма: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" - где Павлу Смердякову отводится роль первой ласточки! Апофеоз "исповедальности" - виртуальное низвержение Павлом Смердяковым представителей эксплуататорского класса: виртуальное убийство "главного эксплуататора" - хозяина Фёдора Павловича Карамазова с аллегорическим пленником его родного сына Ивана Карамазова до социального ранга - слуги Личарда!
   Апофеоз астральности отражает не столько симпатию Достоевского Ф. М., сколько правду жизни. В этом плане автор Бодний А. А. с полным основанием может утверждать, что роман "Братья Карамазовы" (написанный за считанные месяцы до кончины Достоевского Ф. М.) есть последнее предсмертное Слово великого писателя.
   И пусть как хотят достоевсковеды мордуют и перекраивают идейную позиционность Достоевского Ф. М. и Боднего А. А., но реалии жизни на стороне последних.
  
   Глава 187.
   Но перейдём от апофеозности к черновой работе: продолжим прерванный диалог героев на эмоциональном переломе в настрое Ивана Карамазова. - "Он (Иван Карамазов) встал с очевидным намерением пройтись по комнате. Он был в страшной тоске. Но так как стол загораживал дорогу и мимо стола и стены почти приходилось пролезать, то он только повернулся на месте и сел опять. То, что он не успел пройтись, может быть, вдруг и раздражило его, так что он почти в прежнем исступлении вдруг завопил: - "Слушай, несчастный, презренный ты человек! Неужели ты не понимаешь, что если я ещё не убил тебя до сих пор, то потому только, что берегу тебя на завтрашний ответ на суде. Бог видит", - поднял Иван руку кверху, - "может быть, и я был виновен, может быть, действительно, я имел тайное желание, чтоб... умер отец, но, клянусь тебе, я не столь был виновен, как ты думаешь, и, может быть, не подбивал тебя вовсе. Нет, нет, не подбивал! Но всё равно, я покажу на себя сам, завтра же, на суде, я решил! Я всё скажу, всё. Но мы явимся вместе с тобою! И что бы ты ни говорил на меня на суде, что бы ты ни свидетельствовал - принимаю и не боюсь тебя; сам всё подтвержу! Но и ты должен пред судом сознаться! Должен, должен, вместе пойдём! Так и будет!" - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 345-346, М. 1981 г.) На размеренную уверенность П. Смердякова легла тень лёгкой стушёванности, но она отразилась не на герое как псевдоубийцы, а на задуманном осуществлении стратегического плана мыслящего пролетариата.
   Иван Карамазов собирается виртуально-психопатически обличить Павла Смердякова, а на практический шаг ему не хватает осязания правдоподобности обвинения вкупе с нерешительностью, явившейся результатом подмоченной этико-нравственной добропорядочности. Гарантом виртуального решения участи обвинения является неуместная патетика с обнажением сокровенного намерения своему врагу - Павлу Смердякову - вместо непромедлительного соблюдения субординарской последовательности: немедленно, не дожидаясь судебного разбирательства, проинформировать об "исповедании" Павла Смердякова оперативно-следственные органы, дабы повлиять на вынесение вердикта суда. Риторический отрывок речи Ивана Карамазова - "клянусь тебе, я не столь виновен, как ты думаешь, и, может быть, не подбивал тебя вовсе - доказывает скорее не нагнетания духа конфронтации, а... довлеющую "дипломатию" единообразия, точнее, видимости единообразия в подходе к предмету убийства, где Павлу Смердякову отводится роль не столько псевдоубийцы, сколько подозреваемого в убийстве. В таком случае Ивану Карамазову облегчается возможность скинуть обременённость под названием... слуга Личарда. Это подводное течение мыслей Ивана Карамазова уловил сразу Павел Смердяков. Верх берёт у Павла Смердякова не подсознание, расшифровывающее угрозу как... псевдоход к исполнению и - носителя угрозы - как кандидата в невменяемость свидетельства, а как менталитет психопатической... безопасности, который предлагает подстраховку в виде подготовки к ... физической смерти.
   Продолжим прерванный диалог героев. - "Слишком стыдно вам будет-с, если на себя во всём признаетесь. А пуще того бесполезно будет, совсем-с, потому, я прямо ведь скажу, что ничего такого я вам не говорил-с никогда, а что вы или в болезни какой (а на то и похоже-с), али уж братца так своего пожалели, что собой пожертвовали, а на меня выдумали, так как всё равно меня как за мошку считали всю вашу жизнь, а не за человека. Ну и кто ж вам поверит, ну и какое у вас есть хоть одно доказательство?" - (ПавелСмердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 346, М. 1981 г.). Комментируя, автор Бодний А. А. прежде всего намерен дать трактовку двум помеченным жирным шрифтом отрывкам из речи Павла Смердякова. Первый отрывок: "... меня как за мошку считали всю вашу жизнь, а не за человека". - С чувством горькой обиды за унижение... в прошедшем времени, но на волне выстраданного торжества в победе сына кликушеской нищенки над представителем эксплуататорского класса - дворянского отпрыска - выражено недвусмысленно межстрочно то, что просмотрели достоевсковеды: аллегорическим рангом слуги Личарда наделяется ... Иван Карамазов, а победитель, жаждущий всю жизнь этого, обретает титул хозяина. Другой аспект этого отрывка - подтверждение установки автора Боднего А. А. на то, что Павел Смердяков астрально причастен острой душевной болью к главной идее: превращение всемирной дисгармонии, всемирно-социального зла в личную боль и злобу.
   Второй отрывок: - "... какое у вас есть хоть одно доказательство?" Это высшая козырная карта в руках Павла Смердякова, обозначенная афористически: "есть хоть одно доказательство!" Это не вопрос по сути, а упрёк стопятидесятилетней продолжительности в адрес достоевсковедов, которые в упор не хотят видеть незапятнанность (и в прямом и переносном смыслах) Павла Смердякова! Но этот козырь не даёт полного удовлетворения и прилива новых сил Павлу Смердякову как псевдоубийцу, так как осуществление стратегического плана мыслящего пролетариата (изложение сути которого будет дано ниже) оказалось под угрозой срыва. А коль так, то и присвоенные деньги ему уже не нужны. Продолжим прерванный диалог героев. - "Слушай, эти деньги ты показал мне теперь, конечно, чтобы меня убедить". - (Иван Карамазов). Смердяков снял с пачек Исаака Сирина и отложил в сторону. - "эти деньги с собою возьмите-с и унесите", - вздохнул Смердяков. - "Конечно, унесу! Но почему же ты мне отдаёшь, если из-за них убил?" - с большим удивлением посмотрел на него Иван". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 346, М. 1981 г.). Последним вопросом изложенного фрагмента диалога: - "... почему же ты мне отдаёшь, если из-за них убил?" - Иван Карамазов пытается прояснить, нет, нет, не непричастность или причастность Павла Смердякова (несмотря на нацеленность вопроса) к убийству, а предназначенность денег, чтобы понять серьёзность своего зомби - статуса и, возможно, вскрыть другую намеренность Павла Смердякова. Вот продолжение диалога героев. - "Не надо мне их вовсе-с", - дрожащим голосом проговорил Смердяков, махнув рукой. - "Была такая прежняя мысль-с, что с такими деньгами жизнь начну, в Москве, али пуще того за границей, такая мечта была-с, а пуще всё потому, что "всё дозволено". Это вы вправду меня учили-с, ибо много вы мне тогда этого говорили: ибо коли бога бесконечного нет, то и нет никакой добродетели, да и не надобно её тогда вовсе. Это вы вправду. Так я и рассудил". - "Своим умом дошёл?" - криво усмехнулся Иван. - "Вашим руководством-с". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 347, М. 1981 г.). Соглашательное подтверждение Павлом Смердяковым: - "Так я и рассудил..." - несёт наивно-наигранную ... иронию отрицания. Рассудить-то рассудил, а вот цена заимствования и переосмысление Павлом Смердяковым тезиса "всё дозволено" - в корне отличительная от карамазовской, о чём подробно изложил автор Бодний А. А. в предыдущих главах настоящего тома.
   Передача Павлом Смердяковым денег Ивану Карамазову - это знак исхода пирровой победы сына кликушеской нищенки, это - очищение своей совести от греховных издержек идейной нацеленности. А дрожащий голос Павла Смердякова в момент передачи денег - это глубокое сожаление о подмене ... реального сопряжения астральным соприкосновением с главной идеей, это - осязание грубо прозаического потеснения виртуально-психопатического абстрагирования жестокой действительности.
   Результативность заключительного аккорда развязки диалога героев описана автором Бодним А. А. в предыдущем томе настоящего сборника.
  
   Глава 188.
   Прежде чем освещать стратегический план мыслящего пролетариата Павла Смердякова, автор Бодний А. А. освежает последний диалог одной фразой из речи Павла Смердякова: - "Была такая прежняя мысль-с, что с такими денегами жизнь начну, в Москве, али пуще того за границей, такая мечта была-с, а пуще всего потому, что "всё позволено". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 347, М. 1981 г.). В тезисе "всё позволено" в конечном итоге сфокусировалось... прозаическая несостоятельность всемирного плана Ивана Карамазова и стратегического плана Павла Смердякова. Ввиду прояснённости всемирного намерения Ивана Карамазова в предыдущем томе сборника автор Бодний А. А. переходит к стратегическому плану Павла Смердякова. Концентрация главной мысли касательно смердяковского плана видится в сожалении сына кликушеской нищенки в ... непокорении Наполеоном России. Вот фрагмент этого сожаления в форме диалога между Павлом Смердяковым и его возлюбленной Марьей Кондратьевной. - "В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнего, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с". - (Павел Смердяков). - "Да будто они там у себя так уж лучше наших? Я иного нашего щеголёчка на трёх молодых самых англичан не променяю", - нежно проговорила Марья Кондратьевна, должно быть, сопровождая в эту минуту слова свои самыми томными глазками. - "Это как кто обожает-с". - (Павел Смердяков). - "А вы и сами точно иностранец, точно благородный самый иностранец, уж это я вам чрез стыд говорю". - (Марья Кондратьевна). - "Если вы желаете знать, то по разврату и тамошние и наши все похожи. Все шельмы-с, но с тем, что тамошний в лакированных сапогах ходит, а наш подлец в своей нищете смердит и ничего в этом дурного не находит. Русский народ надо пороть-с, как правильно говорил вчера Фёдор Павлович, хотя и сумасшедший он человек со всеми своими детьми-с". - (Павел Смердяков). - "Вы Ивана Фёдоровича, говорили сами, так уважаете". - (Марья Кондратьевна). - "А они про меня отнеслись, что я вонючий лакей. Они меня считают, что бунтовать могу; это они ошибаются-с. Была бы в кармане моём такая сумма, и меня бы здесь давно не было. Дмитрий Фёдорович хуже всякого лакея и поведением, и умом, и нищетой своею-с, и ничего-то он не умеет делать, а, напротив, от всех почтён. Я, положим, только бульонщик, но я при счастье могу в Москве кафе-ресторан открыть на Петровке. Потому что я готовлю специально, а ни один из них в Москве, кроме иностранцев, не может подать специально. Дмитрий Фёдорович голоштанник-с, а вызови он на дуэль самого первейшего графского сына, и тот с ним пойдёт-с, а чем он лучше меня-с? Потому что он не в пример меня глупее. Сколько денег просвистал без всякого употребления-с". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 5, стр. 282, М. 1958 г.). Отрывок фразы "... умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе..." выражает сожаление Павла Смердякова в ... отсутствии идейной нацеленности у русских, но которой, к сожалению, одержимы французы. (Исторический ход времени показал иное: именно Россия стала колыбелью новаций в совершенствовании и воплощении идей революционной демократии, создав первое в мире государство рабочих и крестьян, опередив по архитектурному громадью размерность и качественность народовластия Парижской коммуны). Промашка Павла Смердякова в недооценке идейно-интеллектуального потенциала русской нации - это его вина, а беда - это участь ... Достоевксого Ф. М., не узревшего в нарождающемся опролетаривании России новую преобразующую силу истории.
   В отрывке фразы: - "... Совсем даже были бы другие порядки-с..." - Павел Смердяков грезится тем, что идеи и тезисы Парижской коммуны распростёрли бы действительность и на Россию. Тогда бы, по соображению Павла Смердякова как мыслящего пролетариата, отпала бы надобность ехать за границу, достаточно и Москвы, где создавалось бы подобие Парижской коммуны, к духу народовластия которой он был причастен астрально. Так мыслилась стратегическая задача Павлу Смердякову.
  
   Глава 189.
   Павел Смердяков чутко чувствует уровень критерия нравственной дозволенности и ответственности как... будущий псевдоубийца. Достоевский Ф. М. суфлирует Павлу Смердякову те отрицательные признаки натуры Дмитрия Карамазова, которые формируют предпосылку на... необузданность инстинкта к убийству, точнее, к отцеубийству. Отсюда и сожаление Павла Смердякова в том, добропорядочная, нравственно контролируемая личность, какой мнил сам он о себе, признаётся обществом как третьесортной вещью, как "вонючим лакеем", и в то же время, несмотря на противовесную оценку Дмитрию Карамазову как будущему отцеубийцу: - "... Дмитрий Фёдорович хуже всякого лакея и поведением, и умом, и нищетой своею-с..." - общество принимает его за уважаемый субъект. В этом сожалении Павла Смердякова не столько личностного, сколько социального.
   Жестокая реалия жизни смертоносной петлёй подвела Павла Смердякова к земному исходу. В смертоносной петле одновременно закончил своё миражирование и стратегический план сына кликушеской нищенки.
  
   Глава 190.
   Святое место пусто не бывает. А кто и что пришло на смену? А олигархически - ... нищенское "единение" русской нации.
   Резонный вопрос автору Боднему А. А. от достоевсковедов... на засыпку: - "А стоит ли калейдоскопить: монархия, Парижская коммуна, капитализм, Советская власть в форме социализма, опять капитализм?" - Вопрос стоит сакраментально не столько в калейдоскопических переменах, сколько в жизнеспособности государственных намерений. Автор Бодний А. А. плагиатно ссылается в обоснованности на практику градоправления в древней Греции. С момента прокукарекивания первого петуха избранному градоначальнику комиссия вручает ключи хозяйствования. Спустя ровно сутки, с момента прокукарекивания первого петуха происходит смена власти - новому градоначальнику передают ключи правления. И так изо дня в день калейдоскопится избирательность власти. Смехотворно? Если по лимиту властвования, то да. Если по субъективности властвования, то - суперразумно. Суперразумно в том, что носитель власти обрастает, точнее, к имеющимся родственным связям присовокупляются, как к снежному несущемуся с вершины кому, новые "деловые" связи. От этого обрастания весь зменой шар с времён изгнания Адама и Евы лихорадит и по вертикали власти и по горизонтали исполнения. Но человек - это такое двуногое существо - ему хоть кол чеши на голове касательно вреда без ротации власти, он всё равно это пропускает через ... анус. В основе ротации должен стоять афористический принцип: "незаменимых людей нет!"
   Автор Бодний А. А. более щедр, чем древние, на регламент правления. По мировой практике, годичный производственный цикл принят за основной отчётный период. Сообразно этому правители на политическом Олимпе должны по истечению года отчитываться перед обществом за результаты деятельности. Если национальный продукт и благосостояние народа растут, то мандат властвования продлевается ещё на один год. И так из года в год при результативной деятельности до наступления столетнего возраста, после столетнего рубежа - запрет на государственную деятельность. Если же по истечении года основные экономические показатели понизились до 3%, то вручается волчий билет с освобождением от госдолжности. При понижении показателей свыше 3% правителей должен судить международный трибунал. Автор Бодний А. А. предвидит упрёк в свой адрес: - "умный, мол, ты, да только не дрюкованный". - Тогда сошлёмся на исторический опыт. Царь Борис по перестроечной программе "500 дней" наломал столько дров, что их хватает до сих пор для топки последствий экономических разбалансировок. Автор Бодний А. А. предвидит второй упрёк: - "правитель, мол, горит желанием построить земной рай на месте государства, а нравственное несовершенство исполнителей сводит всё на нет". - Тогда автор Бодний А. А. видит выход из тупика в задействовании одного из вариантов: или божественного, или коммунистического. Божественный вариант предполагает приход Армагеддона, то есть всемирное истребление всех нечистивцев библейским богом. Коммунистический вариант стремится увязать неувязуемое: системой контроля (партийного и народного) и строгостью исполнения законов (не путать со строгостью закона) зауздать строптивую волю нечистивцев. Могут возразить автору Боднему А. А.: "мол, и при социализме были коррупционноподобные поползновения". Автор Бодний А. А. вносит поправку: были, но зародышевыми очагами, а выявляемые - сурово подавлялись строгостью исполнения закона. Из двух зол надо выбирать меньшее, памятуя при этом, что демократизация законов, точнее, предвзятое послабление законов и их исполнение, ой, как хорошо - хорошо для одних, и как, ох, плохо - плохо для других!
   Строгое исполнение закона исключает мимичность предварения закона властителями политического Олимпа. Наличие же мимичности в действиях властителей - гарантированный провал всех государственных планов, на которых легла тень двойственного перевоплощения. Так что же такое мимичность, проявляющаяся через двойственность (и двоякость) перевоплощения. А это то, когда властитель, излагая программу государства, одним глазом устремляет строгий взгляд в сторону народа со словесным заверением о неукоснительном исполнении закона, а другим глазом излучает приветливо-одобряющий взгляд с подмигиванием в сторону аристократов и олигархов, молча нацеливая на ... неукоснительное исполнение того, чего олигархическая душа желает. При такой разнополярности подхода к законности любой закон попадает в положение коровы на льду. Стоп! Возражение: "а, если пробуксовывание строгости исполнения закона, несмотря на пристальную честность властителя, есть проявление его слабой политической воли (на языке просторечия - слабоволия)?" Хрен редьки не слаще. Таким руководителям не место на политическом Олимпе, ибо важен не эстетический психологизм оправдания, а результаты деятельности.
   Автор Бодний А. А. предвидит возмущение достоевсковедов: - "Какая же ты - сволочь пардонно стелющая, литературный критик Бодний А. А., возводящая на политический Олимп ... Павла Смердякова заимствованностью у него аналогии подмигивания", - и цитируется отрывок текста романа: "Левый чуть прищуренный глазок его мигал и усмехался, точно выговаривая: - "чего идёшь, не пройдёшь, видишь, что обоим нам, умным людям, переговорить есть чего". - (Мимическое обращение Павла Смердякова к Ивану Карамазову - примеч. Б. А. А.). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 5, стр. 336, М. 1958 г.). Нет, уважаемые господа достоевсковеды, Вы споткнулись на неверной трактовке спектра эстетического психологизма. Но это не вина ваша, а идеологическая беда ваша. Отметая предвзятость, автор Бодний А. А. видит равнозначную истинности намерений предварённость мимического пассажа Павла Смердякова, когда форма оттеняет содержание. У воцаряющихся же на политическсом Олимпе не форма зачастую... мимикримируется с содержанием. А это совершенно разные понятия.
  
   Глава 191.
   Поиск оптимального варианта гармонической соотнесённости намерений избираемой власти с результатами деятельности обычно сопутствует аналитической сопоставимости. Показательным примером исторического сравнения могут служить имиджи государственных руководителей: Петра I, Ленина, Сталина. Всех их роднит статус государственника (то есть ставящих во главу угла прежде всего интересы государства) и ... строгое исполнение законов.
   Авторитет Петра I прошёл через столетия до наших дней. Историческая же память о Ленине и Сталине выжигается калёным железом. Что за парадокс? Пётр I создал по тому времени мощный военно-промышленный потенциал Руси. Ленин и его последователь Сталин вывели за несколько десятилетий Советское государство на первое место в мире по приоритетам во всех сферах деятельности, пройдя предварительно через лихолетия - голод, разруху, войну.
   Непоколебимости авторитета Петра I не помешала даже карательная крутость натуры: через сподручных нанизывать (как куски баранины на вертел) отрубленные головы виновных (включая даже родного сына) на колья для выставления на Сенатскую площадь на всеобщее обозрение. Стоп! Так тогда должно быть и коренное отличие между Петром I, с одной стороны, и Лениным и Сталиным, с ругой стороны, отличие, которое одного возносит через века на пьедестал почёта, а других, несмотря на позитивно-исторические творения, предаёт забвению? Да, автор Бодний А. А. выискал это отличие. Выражаясь современным языком политэкономии, Пётр I продолжал твёрдо историческую традицию выпестовывания и сохранения олигархического сообщества - князей, бояр, графов и прочей знати, - сообщества, являющегося фактически единственно правящим классом.
   Ленин и Сталин тоже создали правящий класс, но противоположность петровскому. Это класс рабочих и крестьян, а чиновничьему сообществу отводилась роль межклассовой прослойки. Этот исторический прецедент Ленину и Сталину никогда, во веки веков не простит олигархическое сообщество пока оно существует.
   Стоп! Но ведь Ленин и Сталин в своё время тоже популяризировали имя Петра I. Что за парадокс? Автор Бодний А. А. и здесь проливает свет на проблему. Основатели Советского государства добились колоссальных успехов в созидании благодаря статусу государственника и ... строгому исполнению законов. Эти качества в Петре I импонировали и Ленину и Сталину.
   Стоп! Так если львиная доля национального богатства при Петре I находилась во владении олигархического сообщества, то как тогда царь добился такого несравненного результата? Вот здесь-то и надо классифицировать изложенные качества по первородности и приоритетности.
   На основании логики психологическая дедукция Достоевского Ф. М. подсказывает автору Боднему А. А., что определяющим качеством является ... строгое исполнение (соблюдение) законов, а статус государственника причисляется к производному.
   Стоп! А тогда как может вписаться в государственный дизайн демократизация общества? А с небольшой поправкой: строгое исполнение демократических законов.
   Стоп! А если коррупционерские нечистивцы запоганят исполнение законов? Не обратиться ли тогда с мольбой к библейскому богу об Армагеддоне?
   Стоп! А как же тогда Пётр I, Ленин и Сталин добились процветания государства без Армагеддона? Вот тут то и собака зарыта. И именуется она - ... строгое исполнение (соблюдение) законов.
   Небольшой экскурс в историю государства. При Советской власти главенствующим законом жизни народа и государства было - неукоснительное выполнение производственного плана на основе мощного потенциала научно-технической базы. Нет, не в прямом (по петровскому варианту) смысле, а в переносном - головы слетали у руководителей подразделений за невыполнение государственного плана!
   Стоп! Так тогда, что мешает современному политическому Олимпу осуществить процветание России? А поправка к строгому исполнению (соблюдению) демократических законов, когда статус государственника реализуется с поляризованным углом приложения сил. Вот и пробуксовка получается, когда субъект, зачастую, подменяется объектом и наоборот... по целесообразности.
   Автор Бодний А. А. восполняет пробел касательно благосостояния народа. Этот вопрос решается по остаточному принципу... Царь Николай I был близок к истинности излагаемого, когда обращался к народу с вводным оборотом речи: - "Мы, Николай I..." -
   Структурно государство вбирает в себя всю бюрократически-управленческую систему. Народ же - это обслуживающая категория, не входящая а структуру олигархического государства.
   Благосостояние народа в свете изложенного почти всецело зависит от издержек... доброхотства властителя. Выразительным примером тому являются плоды деятельности Генсека ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева и Председателя Совета министров СССР Николая Ивановича Рыжкова. Л. И. Брежнев не двусмысленно заявил на заседании Политбюро в начале пути примерно следующее (согласно стенограмме): - "Народ советский не отдам на реформаторское экспериментирование, пусть хотя бы при мне он подышит свободнее". - Вечная светлая память таким руководителям!!!
   Изливание чернильного следа на бумагу у автора Боднего А. А. идёт одновременно с изливанием слёз на бумагу как знак ностальгии по тем временам, когда он был представителем класса рабочих и крестьян. И пусть слегка скрежетали зубы у некоторых советских чиновников, и в кармане отдувалась фига в сторону просителя Боднего А. А., но эти мимические потуги не являлись символикой непреодолимого камня преткновения. Автор Бодний А. А. как представитель класса брал своё положенное, подключая в крайних случаях органы контроля за исполнением законов.
   Автор Бодний А. А. брал своё положенное в относительно стабильное время. А вот великому русскому писателю М. И. Шолохову в лихую годину пришлось бороться за правду.
   Ещё в начале восхождения по творческой стези М. И. Шолохов был оклеветан местным начальством - секретарём райкома и начальником милиции. Готовился его арест. Но М. И. Шолохов опередил врагов. Под покровом ночи тайно он покидает родную станицу и добирается до железной дороги. Скрываясь в товарняках, писатель приезжает в столицу и прямиком к Сталину. Изложив документально истинное положение дел, М. И. Шолохов получил заверение от Сталина в том, что правда восторжествует, злодеи будут наказаны. Писатель возвратился назад почти одновременно со столичной комиссией. Развязка негатива не заставила себя долго ждать: секретарь райкома и начальник милиции были арестованы и сосланы на Колыму, где гноились в ГУЛаге до скончания своих дней.
  
   Глава 192.
   Завершая поднятую тему, пошедшую по руслу абстрагированного обобщения общечеловеческих ценностей и реагирования индивидуальной правдой жизни на глобальные процессы, делаем возврат к её истоку - мировоззренческой позиции Павла Смердякова, конкретно - к целесообразности присвоения трёх тысяч рублей для ... соприкосновения с духом народовластия Парижской коммуны. Автор Бодний А. А. считает, что целесообразность намерения имеет место, так как Парижская коммуна отражала прежде всего насущные интересы низших слоёв общества, к которым относился и Павел Смердяков.
   Акцентируемся на особенностях натуры Павла Смердякова на фоне эстетического психологизма, чтобы лучше понять характер ... соприкосновения с духом народовластия.
   Резко отрицательное отношение Павла Смердякова к дуэлям, выявленное в беседе с возлюбленной Марьей Кондратьевной, - свидетельство натуры, "непротивленству злу насилием", свидетельство того, что он дорожит человеческой жизнью как своей, так и чужой.
   Увлечение Павла Смердякова игрой на гитаре с сольным сопровождением - признак лирического склада характера. А уравновешенность характера без эксцентричности вкупе с лиричностью - гарант отсутствия тяги к тяжким преступлениям.
   По характерным признакам можно с уверенностью прогнозировать то, что Павел Смердяков способен только сопрягаться менталитетом души с духом народовластия Парижской коммуны и не более. Видеть Павла Смердякова на действующих баррикадах Парижской коммуны - бесперспективно.
   Автор Бодний А. А. всеми фибрами души предвидит со стороны достоевсковедов громогласное обличительное опровержение: - "Какая же ты - сволочь с перевёрнутым образом мышления, литературный критик Бодний А. А., ставящая всё с ног на голову!! Общепризнано всеми достоевсковедами и подтверждено стопятидесятилетней практикой, что Павел Смердяков - это гомункулус. Более того, сам Достоевский Ф. М. выводит его на страницах романа как сугубо отрицательный персонаж, как убийцу Фёдора Павловича Карамазова. И вдруг находится единственный опровержитель. Это - не парадокс, это - абсурд литературного критика Боднего А. А." -
   И, несмотря на такое напыщенное уверенностью мощное занесение удара над концепцией автора Боднего А. А., литературный критик говорит уверенно: - "А земля всё-таки вертится!" -
  
   Глава 193.
   Автор Бодний А. А. начинает контропровержение с первого "постулата" достоевсковедов.
   Гомункулус (по биолого-мифическому представлению) - это зверёк, точнее, человекообразное существо, выделенное на первичной стадии формирования мышления... Простите автора Боднего А. А. за тональную резкость, господа достоевсковеды, ну, какой же это, к чёрту "гомункулус, лишённый абстрагированного мышления", когда первый философ романа Иван Карамазов вынужден признать правду, обращённую к Павлу Смердякову. Вот фрагмент диалога между ними. - "Так неужели, неужели ты всё это тогда же так на месте и обдумал?" - воскликнул Иван Фёдорович вне себя от удивления. Он опять глядел на Смердякова в испуге. - "Помилосердуйте, да, можно ли это всё выдумать в таких попыхах-с? Заранее всё обдумано было". - (Павел Смердяков). - "Ну... ну, тебе, значит, сам чёрт помогал!" - воскликнул опять Иван Фёдорович. - "Нет, ты не глуп, ты гораздо умней, чем я думал..." - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 345, М. 1981 г.). Ещё фрагмент диалога. - "Ты неглуп", - проговорил Иван, как бы поражённый; кровь ударила ему в лицо", - я прежде думал, что ты глуп. Ты теперь серьёзен!" - заметил он, как-то вдруг по-новому глядя на Смердякова. - "От гордости вашей думали, что я глуп..." - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 347, М. 1981 г.). На протяжении всех трёх бесед Павел Смердяков демонстрирует логическое мышление под стать Порфирию Петровичу. Какая это, к чёрту, гомункулообразность. Это пример для подражания курсантам-следователям. Автор Бодний А. А. может с полным правом заявить: если достоевсковеды ошиблись глубоко в оценке умственных способностей и интеллекта Павла Смердякова, то и все другие характерные признаки будут ложны, так как точка отсчёта существенности личности берётся от уровня интеллектного мышления. Заключительным аккордом по опровержению автором Бодним А. А первого "постулата" будет акцентирование внимания достоевсковедов на том, что продемонстрированную силу интеллекта Павла Смердякова оценил не первый философ романа Иван Карамазов, а ... Достоевский Ф. М. устами Ивана Карамазова. Этим художественным приёмом реального убеждения автор Бодний А. А. желает подчеркнуть то обстоятельство, что каждый писатель, а Достоевский Ф. М. в особенности, перманентность антисимпатий и симпатий к характеристике персонажа преподносит как условную отрицательность героя, подразумевая наличие ... положительности, вырождающейся не прямым авторским текстом, а через уста других героев. Такой приём позволяет писателю проводить почти не прикрыто "подводную" идею, создавая тем самым как бы буферную зону от напастей цензуры, тем более, что Достоевский Ф. М. ставил в творчестве острую проблематику. Это - в художественном плане, в психологическом же аспекте чередование симпатий и антипатий есть признак того, что Достоевский Ф. М. ... позитивно не равнодушен к герою. Потенциал этого неравнодушия несёт через мировоззренческий угол зрения личностная совесть Достоевского Ф. М. как человека.
   Достоевский Ф. М. ... "позитивно неравнодушен" к Павлу Смердякову. По общепринятым понятиям, традиционно к высшим достоинствам натуры человека причисляют в первую очередь прямолинейность и искренность выражения мыслей, невзирая на нелицеприятность последствий. Этим достоинством Достоевский Ф. М. не обидел Павла Смердякова, не обделил его в самом суперсущественном качестве. Характерным подтверждением тому является резюме Павла Смердякова на ... "Вечера на хуторе близ Диканьки". Вот фрагмент текста диалога между хозяином Фёдором Павловичем и отроком Павлом Смердяковым. "У Фёдора Павловича водилось книг довольно, томов сотня с лишком, но никто никогда не видал его самого за книгой. Он тотчас же передал ключ от шкафа Смердякову: - "Ну и читай, будешь библиотекарем, чем по двору шляться, садись да читай. Вот прочти эту", - и Фёдор Павлович вынул ему "Вечера на хуторе близ Диканьки". Малый прочёл, но остался недоволен, ни разу не усмехнулся, напротив кончил нахмурившись. - "Что ж? Не смешно?" - спросил Фёдор Павлович. Смердяков молчал. - "Отвечай, дурак". - (Фёдор Павлович). - "Про неправду всё написано", - ухмыляясь, прошамкал Смердяков. - "Ну и убирайся к чёрту, лакейская ты душа". - (Фёдор Павлович). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 31, стр. 159, М. 1958 г.).
   Вот оно аллегорическое "рациональное зерно" будущего мировоззренческого отношения к миропорядку во внутреннем мире юного Павла Смердякова: - "... про неправду всё написано". - Да, не будет сказано автором Бодним А. А. в уничижение творчества великого Гоголя Н. В., ибо восприятие отроческим умом Павла Смердякова не предусматривало по неопытности поправку на мистику как иносказание правды. Но то, что к пятнадцатилетнему возрасту лакей, сын кликушеской нищенки, обрёл "рациональное зерно" - есть залог добропорядочности мыслей и чувств на всю оставшуюся жизнь, далеко не склонных к тяжкому криминалу.
   Достоевский Ф. М. ... "позитивно неравнодушен" к Павлу Смердякову, когда обозвал его валаамовой ослицей устами Фёдора Павловича Карамазова, сопроводив именное нарицание описательным штрихом к характеру. "Валаамовою ослицей оказался лакей Смердяков. Человек ещё молодой, всего лет двадцати четырёх, он был страшно нелюдим и молчалив. Не то чтобы дик или чего-нибудь стыдился, нет, характером он был, напротив, надменен и как будто всех презирал". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 3, стр. 158, М. 1958 г.). - "Какая же тут положительность производно-смыслового начала позитивного неравнодушия в определениях: "...нелюдим и молчалив, ... всех презирал..." - выразят недоумение достоевсковеды. - "Та, не только косвенная, но и прямая обозначенность положительности", - заверяет автор Бодний А. А. Под личину валаамовой ослицы Достоевский Ф. М. ... насильственно загоняет бунтующий дух социального протеста лакея Павла Смердякова, умышленно грубо конспирируя тем самым героя от откровенных нападок в форме порочной неймённости эксплуатирующих элементов, перед которыми правомерно быть "нелюдимым, молчаливым", выражая этим социальное презрение.
   Совсем уже не прикрытое лояльной терпимостью позитивное неравнодушие Достоевского Ф. М. к Павлу Смердякову выражено в сцене между мальчиком-лакеем и Григорием Васильевым, воспитателем. "Григорий выучил его грамоте, и, когда минуло ему лет двенадцать, стал учить священной истории. Но дело кончилось тотчас же ничем. Как-то однажды, всего только на втором или третьем уроке, мальчик вдруг усмехнулся. - "Чего ты?" - спросил Григорий, грозно выглядывая на него из-под очков. - "Ничего-с. Свет создал господь бог в первый день, а солнце, луну и звёзды на четвёртый день. Откуда же свет-то сиял в первый день?" - Григорий остолбенел. Мальчик насмешливо глядел на учителя. Даже было во взгляде его что-то высокомерное. Григорий не выдержал. - "А вот откуда!" - крикнул он и неистово ударил ученика по щеке. Мальчик вынес пощёчину, не возразив ни слова, но забился опять в угол на несколько дней. Как раз случилось так, что через неделю у него объявилась падучая болезнь в первый раз в жизни, не покидавшая его потом во всю жизнь. Узнав об этом, Фёдор Павлович как будто вдруг изменил на мальчика свой взгляд. Прежде он как-то равнодушно глядел на него, хотя никогда не бранил и, встречая, всегда давал копеечку. В благодушном настроении иногда посылал со стола мальчишке чего-нибудь сладенького. Но тут, узнав о болезни, решительно стал о нём заботиться, пригласил доктора, стал было лечить, но оказалось, что вылечить невозможно. Средним числом припадки приходили по разу в месяц и в разные сроки. Припадки тоже бывали разной силы - иные лёгкие, другие очень жестокие. Фёдор Павлович запретил наистрожайше Григорию наказывать мальчишку телесно и стал пускать его к себе наверх". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 3, стр. 158-159, М. 1958 г.). Этот фрагмент текста даёт многогранность в понимании формирования Павла Смердякова как личности и как... проводника антирелигиозной концепции Достоевского Ф. М. Начнём с последнего качества многогранности. Первая грань. "Остолбенением" Григория Васильева Достоевский Ф. М. показывает неотразимую логику убеждения устами Павла Смердякова прежде всего в объективно-физическом явлении: первично - источник света, вторично - сам свет. Физическая несостоятельность в божественной трактовке даёт Достоевскому Ф. М. законное основание межстрочно опровергнуть догмат фундаментальности религии... устами Павла Смердякова. Достоевсковеды могут поправить автора Боднего А. А., указав на художественность выражения идейной заданности. Но ведь художественность проходит через призму философии синтеза личности Достоевского Ф. М. А поэтому "остолбенелость" даёт право автору Боднему А. А. чётко определить не идеалистический, а материалистический вектор мировоззренческого анализирования и синтезирования законов жизни Достоевского Ф. М.
   Второй отсвет первой грани. Рассудительно-критический взгляд юного Павла Смердякова на сотворение мира божественной силой залаживает нравственно-гражданские основы самостийности и непреклонности жизненной позиции, способной жёстко противодействовать зомбированному навязыванию чужих идейных установок, ну, подобно тезису "всё позволено"!
   Вторая грань. Достоевский Ф. М., сочувствуя с отеческой озабоченностью обременённости в связи с появившейся падучей болезнью у юного Павла Смердякова, - как бы желает слиться с героем в единообразии горя. Жаль, что достоевсковеды просмотрели это движение души великого писателя из-за отуманивания профессиональным эпигонством.
   Третья грань. На поле боя, как и в мире капиталистического выживания, раненых лошадей добивают. Вышибленный из нормально физиологической колеи тяжёлой (хотя и накатывающейся периодически) болезнью, Павел Смердяков не был "вышиблен" на улицу хозяином как непригодное существо, а, наоборот, попал в сферу повышенного внимания и чуткого обхождения со стороны Фёдора Павловича Карамазова. Подвластная и властвующая стороны "забыли" в кризисную пору о социальной узде, отдавшись во власть разумной гуманности. Для властвующей стороны - это эпизодическое явление, для подвластной - это нравственный урок на всю оставшуюся жизнь.
   Автор Бодний А. А. будет как последняя сволочь грызть землю, если кто ему фундаментально докажет, что под диктовку правдолюбивого и ранимого сердца Павел Смердяков совершил не виртуальное, а художественно данное убийство Фёдора Павловича Карамазова.
   Позиция Достоевского Ф. М. как художника фактически совпадает с вердиктной патетикой автора Боднего А. А.: ни на одной странице романа Павел Смердяков не нарекается ни Достоевским Ф. М., ни устами персонажей страшным словом: "отцеубийца", автор Бодний А. А. извиняется за описку: "убийца".
  
   Глава 194.
   Непричастность Павла Смердякова к убийству, его невиновность автор Бодний А. А. может подтвердить косвенно историческим прецедентом, когда правда подменялась ложью путём насильственного перевода результативности исторической объективности в псевдорезультативность неестественности де-факто... Два десятилетия отделяют современность от того времени, когда в масштабе Советского Союза трансформировалась судьбоносно историческая правда в фальсификацию материальных достояний. Автор Бодний А. А. имеет конкретно ввиду телевизионные трансляции того времени (документальную хронику), когда, несмотря на усилия созданного союзного штаба по борьбе с искусственным кризисом во главе с Николаем Ивановичем Рыжковым, тысячи, десятки тысяч рефрижераторных вагонов со скоропортящимися продуктами питания скапливались на узловых участках железной дороги вокруг г. Москвы и других крупных городов из-за провокационного отключения электроэнергии на продолжительные сроки так называемыми перевёртышами истории. В результате порчи продукции все свалки вокруг г. Москвы и других крупных городов были захламлены огромнейшими скоплениями вчерашних достояний сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности. В течение полугодовой диверсии прилавки торговой сети СССР были почти опустошены. Пришедшие в скором времени к власти перевёртыши во главе с царём Борисом указывали на голые прилавки народу с патетическим упрёком: - "Это комуняки (т. е. коммунисты - примеч. Б. А. А.) довели вас до продовольственного кризиса!" -
   Автор Бодний А. А. не удивляется такой метаморфозе, ибо сам повествует о прецеденте, когда на могиле невинного Павла Смердякова идеологические недоброжелатели вывели символически физиологическим испражнением зловонное словосочетание: гомункулообразный убийца.
   Из туманности юной поры автора Боднего А. А. невольно всплывают впечатлительные воспоминания в форме наставления матери Бодний Марии Кирилловны своему юному сынку Александру: - "Ты, Шурик, сынок мой, запомни на всю жизнь прописную истину: никогда не подавай повода для умаления достоинства своих родителей перед своей будущей женой, иначе, начав недолюбливать нас, она в конечном итоге переключит неприязнь и на тебя как на плод родословного древа, это по малому счёту. По большому счёту, сынок Шурик, это сродни предательству интересов своей Родины, своего Отечества. Запомни это на долгую память". -
   Автор Бодний А. А. всю жизнь ориентируется на гражданскую положительность наставления своей родной матери. Поэтому автор Бодний больно воспринимает тот бумеранг, который запускают в историческую память бывшей Родины - Советского Союза - перевёртыши, забывая, что сегодняшнее сообщество российского народа - это вчерашнее содружество советского народа. И ни один из перевёртышей не вспоминает, что во время Великой Отечественной войны из одного котелка не только в переносном, но и в прямом смысле ели кашу и украинец, и белорус, и русский, и грузин, и чеченец, и ингуш, и дагестанец, и все другие закавказские народы, а также и прибалтийские народы, и народы Средней Азии, пребывая единым духом в содружестве народов СССР. Автор Бодний А. А. предвидит пакостнический ход со стороны перевёртышей: содружество народов Советского Союза держалось, мол, на диктате компартии. Врёте, фальсификаторы истории! На диктате компартии держалось противодействие поползновению республиканских князьков в сторону разъединения советского народа. А содружество народов СССР цементировалось исторической естественностью сопряжения национальных культур и территориальных интересов вокруг многочисленного и доброжелательно-кумулятивного русского народа.
  
   Глава 195.
   К сожалению, изложенная грязная технология перевёртышей превращения добра в зло живуча и неистребима в мире. Жертвой этой технологии в художественном исполнении стал и ... герой романа "Братья Карамазовы" - Павел Смердяков.
   Вопреки идейной заданности Достоевского Ф. М. достоевсковеды путём насильствования видимого спектра композиционного построения вкупе с отличительной трактовкой побудительности эстетического психологизма художественными методами и приёмами добились появления поляризованного угла приложения нравственных критериев в сторону ... реабилитации криминального насилия Дмитрия Карамазова. По эти критериям к "достоинству" Дмитрия Карамазова причисляется с молчаливой подачи достоевсковедов умение изверга избить родного отца так виртуозно, чтобы он был на волосок от смерти, но сохранил бы способность к восстановлению прежней физической формы. А коль нет смерти - нет состава тяжкого преступления.
   Вот оно, руководство к действию для современных головорезов, которые избивают методично невинных, оставляя... волосок до смерти, чтобы избежать суровости наказания.
   Формируется мировоззренческая парадоксальность: оставление извергом "волоска до смерти принимается за его... благоденственность. Если бы здесь добро подменялось только злом - это было бы полбеды, ибо давало шанс на разоблачение и низвержение. Налицо же - исполнение зла новой квинтэссенцией. А это - уже беда. Автор Бодний А. А. противостоит этой беде (хотя и один в поле воин), последовательно снимая чешуи наветов на этическую дозволенность и эстетико-образное богатство натуры Павла Смердякова.
   Углубимся в анализ, но уже ... условно негативных штрихов к образу Павла Смердякова, давая попутно цену достоверности.
   Начнём с описания внешнего облика Павла Смердякова со слов его социального врага Ивана Карамазова. "С брезгливым и раздражительным ощущением хотел было он (Иван Карамазов - примечание Б. А. А.) пройти теперь молча и не глядя на Смердякова в калитку, но Смердяков встал со скамейки, и уже по одному этому Иван Фёдорович вмиг догадался, что тот желает иметь с ним особенный разговор. Иван Фёдорович поглядел на него и остановился, и то, что он так вдруг остановился и не прошёл мимо, как желал того ещё минуту назад, озлило его до сотрясения. С гневом и отвращением глядел он на скопческую испитую физиономию Смердякова с зачёсанными гребешком височками и со взбитым маленьким хохолком. Левый чуть прищуренный глазок его мигал и не усмехался, точно выговаривая: - "Чего идёшь, не пройдёшь, видишь, что обоим нам, умным людям, переговорить есть чего". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 5, стр. 336, М. 1958 г.).
   Немой сцене между эксплуататором и слугой не достаёт до классического образца наличие занесённого хлыста над головой угнетённого. Такой психологический настрой не может не нести предвзятости в осмыслениях Ивана Карамазова. Автор Бодний А. А. попытается отфильтровать наносное в образно-психологическом портрете Павла Смердякова.
   Абстрагируя характерные штрихи лицевого облика Павла Смердякова, автор Бодний А. А. невольно поддаётся ассоциативности, находя экстерьерную сроднённость облика Павла Смердякова почти с каждым лакеем-официантом в фильмах о царской России. Просветляется мысль: не с Павла Смердякова ли копировали кинематографы изваяние образов героев? У автора Боднего А. А. есть большая доля уверенности в том, что Достоевский Ф. М. предвосхитил кинематографическую портретноформирующую специфику.
   Несмотря на ценность зарисовки облика Павла Смердякова для кинематографии, Достоевский Ф. М., однако, грешит против художественной правды: "скопческую испитую физиономию" Павла Смердякова никак нельзя вписать гармонично в остроту ума и в импровизированность образа мышления, в силлогизм изыскания обоснованности там, где её казалось бы не должно быть. Отсутствие на протяжении всего романа даже малого повода на утверждение скопизма и испитости свидетельствует или о перехлёсте Достоевского Ф. М., стремившегося портретной наглядностью подчеркнуть социальную убогость и непривлекательность мыслящего пролетариата, - или о создании тенденции к ... ложному восприятию читателями Павла Смердякова как потенциального кандидата на роль убийцы. Обе предположительности льют воду на лопасти одной мельницы: контрастируют форму с содержанием.
   Достоевский Ф. М. не противоречит здесь самому себе и не допускает художественного изъяна. Достоевский Ф. М., как в сказке о вещем Кощее, парадоксально-конфронтационно, но высоко художественно закамуфлировывает истину под стать иглы бессмертия в яйце птицы.
   Достоевсковеды допускают непростительную ошибку: подбирают форме соответствующее содержание. Вот этот просчёт достоевсковедов и ... есть результат неучтённости несокрушимой силы парадоксальности истины Достоевского Ф. М. Если, по достоевсковедам, красота внешняя должна оттенять эстетическую красоту души, то, по Достоевскому Ф. М., красавцы, зачастую, - нравственные уродцы, а носители экстерьерных неполноценностей часто преподносят урок нравственности красавцам. Особо зримый в этом плане пример из истории древнего Рима, когда императором Великой империи стал горбун, не блиставший и лицом.
   Если императора уважали тысячи, десятки тысяч римлян, то у Павла Смердякова было гораздо скромней по этому признаку, что видно из фрагмента текста: "В одной избе поместилась Марья Кондратьевна с материю, а в другой Смердяков, особливо. Бог знает, на каких основаниях он у них поселился: даром ли проживал или за деньги? Впоследствии полагали, что поселился он у них в качестве жениха Марьи Кондратьевны и проживал пока даром. И мать, и дочь его очень уважали и смотрели на него как на высшего пред ними человека". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 324, М. 1981 г.).
  
   Глава 196.
   Перейдём, наконец, ко второму "постулату" достоевсковедов.
   Страстно одержимое желание Ивана Карамазова войти в роль следователя превращается фактически в принудительное втискивание несвойственных обстоятельств из эпизодов жизни Павла Смердякова в вожделённую форму. Эта форма не преследует... вместимость материальных улик и доказательств вины Павла Смердякова в причастности к убийству. Иван Карамазов озабочен прежде всего... опознаванием наличествования зомбирующего интереса у Павла Смердякова. Вектор направленности тезиса "всё позволено" у Павла Смердякова видится Иваном Карамазовым в сфере бытийных отношений, ему и на ум не приходит мысль о возможной переориентации Павлом Смердяковым вектора тезиса на социальную сферу отношений с иллюзорной подсветкой. "Поймав" Павла Смердякова на вольной трактовке о запланированности падучей болезни, Иван Карамазов пытается подсознательно отсеять версию о непричастности или причастности к убийству Павла Смердякова, просветляя путь... для подозрения в зомбированной зависимости от Павла Смердякова. Вот фрагмент диалога героев касательно этой предположительности. - "Во-первых", - приступил Иван Фёдорович, - "я знаю, что падучую нельзя наперёд предсказать. Я справлялся, ты не виляй. День и час нельзя предсказать. Как же ты мне тогда предсказал и день, и час, да ещё и с погребом? Как ты мог наперёд узнать, что провалишься именно в этот погреб в припадке, если не притворился в падучей нарочно?" - "В погреб надлежало и без того идти-с, в день по нескольку даже раз-с", - не спеша протянул Смердяков. - "Так точно год тому назад я с чердака полетел-с. Беспременно так, что падучую нельзя предсказать вперёд днём и часом, но предчувствие всегда можно иметь". - "А ты предсказал день и час!" - (Иван Карамазов). - "Насчёт моей болезни падучей-с осведомьтесь всего лучше, сударь, у докторов здешних: истинная ли была со мной, али не истинная, а мне и говорить вам больше на сей предмет нечего". - (Павел Смердяков). - "А погреб? Погреб-то как ты предузнал?" - (Иван Карамазов). - "Дался вам этот самый погреб! Я тогда, как в этот погреб полез, то в страхе был и в сумлении; потому больше в страхе, что был вас лишимшись и ни от кого уже защиты не ждал в целом мире. Лезу я тогда в этот самый погреб и думаю: - "Вот сейчас придёт, вот она ударит, провалюсь, али нет?" - и от самого этого сумления вдруг схватила меня в горле эта самая неминучая спазма-с... ну и полетел. Всё это самое и весь разговор наш предыдущий с вами-с, накануне того дня вечером у ворот-с, как я вам тогда мой страх сообщил и про погреб-с - всё это я в подробности открыл господину доктору Герценштубе и следователю Николаю Парфёновичу, и всё они в протоколе записали-с. А здешний доктор господин Варвинский так пред всеми ими особо настаивали, что так именно от думы оно и произошло, от самой то есть той мнительности, "что вот, дескать, упаду аль не упаду?" А она тут и подхватила. Так и записали-с, что беспременно этому так и надо было произойти, от единого то есть моего страху-с". - Проговорив это, Смердяков, как бы измученный утомлением, глубоко перевёл дыхание. - "Так ты уж это объявлял в показании?" - спросил несколько опешенный Иван Фёдорович. Он именно хотел было пугнуть его тем, что объявит про их тогдашний разговор, а оказалось, что тот уж и сам всё объявил". - "Чего мне бояться? Пускай всю правду истинную запишут", - твёрдо произнёс Смердяков. (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 317-318, М. 1981 г.).
   Заверение Павла Смердякова в достоверности показаний "обличает" Ивану Карамазову "просветление пути для... подозрения в зомбированной зависимости". Павел Смердяков в приведённом диалоге ещё находится в своём естественном амплуа, не задействуя социальный вектор, точнее, социальный вектор зациклен на минимальной достаточности: на трёх тысячах рублей с задействованием иллюзорной подсветкой. Переходу на верхний уровень визирования по социальному вектору Павлу Смердякову препятствует неясность ещё хода обвинения в адрес Дмитрия Карамазова и отсутствие сопутствующей психологической вызреваемости... идейной нацеленности. А пока защиту и обвинение Павел Смердяков осуществляет под диктовку... чистой совести и инстинкта самосохранения, которые иногда вступают в противоречие, но не в принципиальном, а в событийном плане. Вот подтверждающий фрагмент диалога между героями. - "Скажи ты мне теперь, для чего ты меня тогда в Чермашню посылал?" - (Иван Карамазов). - "Боялся, что в Москву уедете, в Чермашню всё же ближе-с". - (Павел Смердяков). - "Врёшь, ты сам приглашал меня уехать: уезжайте, говорил, от греха долой!" - (Иван Карамазов). - "Это я тогда по единому к вам дружеству и по сердечной моей преданности, предчувствуя в доме беду-с, вас жалеючи. Только себя больше вашего сожалел-с. Потому и говорил: уезжайте от греха, чтобы вы поняли, что дома худо будет, и остались бы родителя защищать". - (Павел Смердяков). - "Так ты бы прямее сказал, дурак!" - вспыхнул вдруг Иван Фёдорович. - "Как же бы я мог тогда прямее сказать-с? Один лишь страх во мне говорил-с, да и вы могли сердиться. Я, конечно, опасаться мог, чтобы Дмитрий Фёдорович не сделали какого скандалу и самые эти деньги не унесли, так как их всё равно что за свои почитали, а вот кто же знал, что таким убивством кончится? Думал, они просто только похитят эти три тысячи рублей, что у барина под тюфяком лежали-с, в пакете-с, а они вот убили-с. Где же и вам угадать было, сударь?" - (Павел Смердяков). - "Так если сам говоришь, что нельзя было угадать, как же я мог догадаться и остаться? Что ты путаешь?" - вдумываясь, проговорил Иван Фёдорович. - "А потому и могли догадаться, что я вас в Чермашню направляю вместо этой Москвы-с". - (Павел Смердяков). - "Да как тут догадаться!" - (Иван Карамазов). Смердяков казался очень утомлённым и опять помолчал с минуту. - "Тем самым-с догадаться, могли-с, что коли я вас от Москвы в Чермашню отклоняю, то, значит, присутствия вашего здесь желаю ближайшего, потому что Москва далеко, а Дмитрий Фёдорович, знамши, что вы недалеко, не столь ободрены будут. Да и меня могли в большей скорости, в случае чего, приехать и защитить, ибо сам я вам на болезнь Григория Васильича к тому же указывал, да и то, что падучей боюсь. А объяснить вам про эти стуки, по которым к покойному можно было войти, и что они Дмитрию Фёдоровичу через меня все известны, думал, что вы уже сами тогда догадаетесь, что они что-нибудь непременно совершат, и не то что в Чермашню, а и вовсе останетесь". - (Павел Смердяков). - "Он очень связно говорит", - подумал Иван Фёдорович", - хоть и мямлит; про какое же Герценштубе говорил расстройство способностей?" - "Хитришь ты со мной, чёрт тебя дери!" - воскликнул он (Иван Карамазов), осердившись. - "А я, признаться, тогда подумал, что вы уж совсем догадались", - с самым простодушным видом отпарировал Смердяков. - "Кабы догадался, так остался бы!" - вскричал Иван Фёдорович, опять вспыхнув. - "Ну-с, а я-то думал, что вы, обо всём догадамшись, скорее как можно уезжаете лишь от греха одного, чтобы только убежать куда-нибудь, себя спасая от страху-с". - (Павел Смердяков). - "Ты думал, что все такие же трусы, как ты?" - (Иван Карамазов). - "Простите-с, подумал, что и вы, как и я". - (Павел Карамазов). - "Конечно, надо было догадаться", - волновался Иван, - "да я и догадывался об чём-нибудь мерзком с твоей стороны... Только ты врёшь, опять врёшь", - вскричал он, вдруг припомнив. - "Помнишь, как ты к тарантасу тогда подошёл и мне сказал: - "С умным человеком и поговорить любопытно". - "Значит, рад был, что я уезжаю, коль похвалил?" - (Иван Карамазов). Смердяков ещё и ещё раз вздохнул. В лице его как бы показалась краска. - "Если был рад", - произнёс он, несколько задыхаясь, - "то тому единственно, что не в Москву, а в Чермашню согласились. Потому всё же ближе; а только я вам те самые слова не в похвалу тогда произнёс, а в попрёк-с. Не разобрали вы этого-с". - "В какой попрёк?" - (Иван Карамазов). - "А то, что, предчувствуя такую беду, собственного родителя оставляете-с и нас защитить не хотите, потому что меня за эти три тысячи всегда могли притянуть, что я их украл-с". - (Павел Смердяков). - "Чёрт тебя дери!" - опять обругался Иван. - "Стой: ты про знаки, про стуки эти, следователю и прокурору объявил?" - "Всё как есть объявил-с". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 318-320, М. 1981 г.).
  
   Глава 197.
   Автор Бодний А. А. всеми фибрами души "предвкушает"... злорадие уважаемых господ достоевсковедов: - "Ну, что, сволочь виртуозно изворотливая, литературный критик Бодний А. А., попалась в сеть псевдологики, которую сама ставила, приводя идею-страсть Дмитрия Карамазова, выраженную на одном дыхании в последнем слове на суду. А вот аналог подражания на... одном дыхании Павла Смердякова: - "Думал, они просто только похитят эти три тысячи рублей, что у барина под тюфяком лежали-с, в пакете-с, а они вот убили-с". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 318-319, М. 1981 г.).
   Прежде всего, надо отделить подлинность факта и художественную данность, отделить художника слова от летописца-следователя. При учёте этого художественность имеет полноценное право на творческую жизнь, даже если идёт неполное совмещение и совпадение логики эстетического психологизма с логикой психологических мотиваций, тем более, если примешивается фактор непредсказуемости - психопатический модуль воздействия.
   Приступаем теперь к разборке приведённой достоевсковедами единодыханной идеи-страсти Павла Смердякова, состоящей из двух... судьбоносных частей. Первая часть: - "Думал, они просто только похитят эти три тысячи рублей, что у барина под тюфяком лежали-с, в пакете-с"... - Вторая часть: - "... а они вот убили-с". -
   У Дмитрия Карамазова эмоциональное единодыхание преподносится как претендование на непререкаемость правды жизни. У Павла Смердякова осмысляющее единодыхание - это пробный камень на ... степень своевременности задействования спектра "исповедальности" идейной нацеленности (спектр астральности проявился с момента присвоения денег).
   Достоевсковеды со сладострастным нетерпением ждут пояснения автора Боднего А. А. касательно именной цельности исполнения замысла в первой и во второй частях смердяковского единодыхания. Как лекарь успокаивает онкологического больного, так и автор Бодний А. А. успокоит достоевсковедов: с позиции идейной заданности действующее лицо в первой и во второй частях... одно. С позиции психологизма художественной данности "онкологическая успокоённость" остаётся без ответа ввиду... негативного воздействия.
   Павел Смердяков знает достоверность факта первой части, Иван Карамазов - не осведомлён. Ложь первой части для Павла Смердякова - вынужденная выжидательная мера для... перевода спектра астральности в спектр "исповедальности".
   "Онкологическая успокоённость" второй части - это вскрытие виртуального убийства Павлом Смердяковым. Через художественную данность Павел Смердяков ещё не готов к вскрытию. Создаётся впечатление видимой несогласованности: в первой части Павел Смердяков - действующий инициатор идеи, а во второй части - физически пассивен. Эта несогласованность является не напускной, а ... необходимой. Необходимой потому, чтобы перевести так называемую идею-страсть единодыхания в ... главную идею-превращение всемирной дисгармонии, всемирно-социального зла в личную боль и злобу.
   В анализируемом фрагменте текста романа подкупает автора Боднего А. А. (да и не только его, но и любого непредвзято мыслящего субъекта) доверительной естественностью лучащиеся изнутри сострадательской приобщённостью к трагедии слова Павла Смердякова, адресованные несправедливо терпящему злодеяние от сына-изверга Фёдору Павловичу Карамазову. Эта сострадательность не есть проявление чистого эстетического психологизма, а свидетельство... генного участия в судьбе другого человека. Автор Бодний А. А. чувствует упрёк со стороны достоевсковедов: а, как же, мол, тогда "генное участие" совмещается с планом убийства? Вот тут-то достоевсковеды унаследовывают и пропагандируют ... грубую ошибку, считая, что план убийства вместе с планом присвоения денег был разработан Павлом Смердяковым на одном дыхании перед... отцеубийством. Автор Бодний А. А. не открывает новации, а открывает заэпигонизированные веки глаз достоевсковедам: весь ход сюжетной развёрстки подсказывает, что план присвоения денег Павлом Смердяковым был разработан до убийства, а план ... виртуального убийства - где-то между вторым и третьим свиданием с Иваном Карамазовым!!!
  
   Глава 198.
   Не исключён протест со стороны достоевсковедов: - "Какая же ты - сволочь двухцветная, литературный критик Бодний А. А., видящая в одном цвете два противоположных спектра: значит, сострадание Павла Смердякова к убиенному Фёдору Павловичу - это генное, а фальсификация улики (подложный вскрытый пакет из-под денег) - это ... антисострадание?" -
   Да, совершенно правильно дают эстетико-психологическое определение уважаемые господа достоевсковеды. Это - антисострадание. А как можно усилить эффект сострадания на месте Павла Смердякова? А нелегальным традиционным путём: сузить пространство криминального маневрирования для отцеубийцы - Дмитрия Карамазова, - пусть неприглядным способом, но во славу торжества добра над злом, то есть антисостраданием. Другой угол зрения на антисострадание - это ... признак тщательной разработки плана присвоения денег Павлом Смердяковым, ибо это преступление было одно единственное, числившееся за ним. Сокрытие этого преступления облегчало бы Павлу Смердякову реабилитацию ущемлённой совести.
   Детальность разработки плана присвоения денег Павлом Смердяковым с размеренно продуманным ходом и ... скороспешность исполнения псевдоубийства с элементами непредсказуемого состава преступления (попавшееся под руку орудие псевдоубийства - пресс-папье и импровизированность схемы псевдоубийства) подтверждают основательно наличие рубиконовой границы между первым и вторым планами ... по времени разработки. В аналитическом порядке автор Бодний А. А., забегая вперёд, приводит два фрагмента текста из романа, взятых из третьего свидания Ивана Карамазова с Павлом Смердяковым. Первый фрагмент. - "Стой", - прервал Иван, - ведь если б он (Дмитрий Карамазов) убил, то взял бы деньги и унёс; ведь ты именно так должен был рассуждать? Что ж тебе-то досталось бы после него? Я не вижу". - "Так ведь деньги-то бы они никогда и не нашли-с. Это ведь их только я научил, что деньги под тюфяком. Только это была неправда-с. Прежде в шкатунке лежали, вот как было-с. А потом я Фёдора Павловича, так как они мне единственно во всём человечестве одному доверяли, научил пакет этот самый с деньгами в угол за образа перенесть, потому что там совсем никто не догадается, особенно коли спеша придёт. Так он там, пакет этот, у них в углу за образами и лежал-с. А под тюфяком так и смешно бы их держать вовсе, в шкатунке, по крайней мере, под ключом. А здесь всё теперь поверили, что будто бы под тюфяком лежали. Глупое рассуждение-с. Так вот если бы Дмитрий Фёдорович совершили это самое убивство, то, ничего не найдя, или бы убежали-с поспешно, всякого шороху боясь, как и всегда бывает с убивцами, или бы арестованы были-с. Так я тогда всегда мог-с, на другой день, али даже в ту же самую ночь-с, за образа слазить и деньги эти самые унести-с, всё бы на Дмитрия Фёдоровича и свалилось. Это я всегда мог надеяться". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 340, М. 1981 г.).
   Второй фрагмент. - "Осмотрел я: нет на мне крови, не брызнуло, пресс-папье обтёр, положил, за образа сходил, из пакета деньги вынул, а пакет бросил на пол и ленточку эту самую розовую подле. Сошёл в сад, весь трясусь. Прямо к той яблоньке, что с дуплом, - вы дупло-то это знаете, а я его уж давно наглядел, в нём уж лежала тряпочка и бумага, давно заготовил; обернул всю сумму в бумагу, а потом в тряпку и заткнул глубоко. Пока она там с лишком две недели оставалась, сумма-то эта самая-с, потом уж после больницы вынул. Воротился к себе на кровать, лёг, да и думаю в страхе: - "Вот коли убит Григорий Васильевич совсем, так тем самым очень худо может произойти, а коли не убит и очнётся, то оченно хорошо это произойдёт, потому они будут тогда свидетелем, что Дмитрий Фёдорович приходили, а стало быть, они и убили и деньги унесли-с". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 343, М. 1981 г.).
   Какую непростительную ошибку делает Павел Смердяков по схеме достоевсковедов как убийца, забирая с собой деньги... как улику в предположительном участии в тяжком преступлении!! А почему так необдуманно без рассрочки во времени: ну, на две недели, ну, до прояснения в следственном деле, ну, наконец, почему не вскрыть пакет с оставлением его на видном месте на полу в кабинете, а изъятые деньги... упрятать опять за образа?! Да потому, что Павел Смердяков не был в шкуре убийцы, а подряжался лишь к роли псевдоубийцы!!! Отсюда и грубейший непрофессионализм в теории тяжких преступлений.
   Павел Смердяков в двух приведённых фрагментах стремится органически увязать факт похищения денег и факт убийства. Это - подход к зомбированию Ивана Карамазова Павлом Смердяковым по визированию спектра "исповедальности". Наигранная озабоченность Павла Смердякова "задним умом" о состоянии здоровья поверженного Григория Васильевича оттеняет зомбирование. Кто ему не давал возможности заглушить... ложный страх обратным ходом: положить деньги на законное место? А не давало ему - желание затянуть Ивана Карамазова поглубже в ... остроту психологизма псевдоубийства, дабы представить его в реальном свете опознаваемости!
   Автор Бодний А. А. психологизм мотивировок псевдопреступления переплетает с реальным ходом событий и с опознавательностью фактов. Поэтому в порядке упреждения автор Бодний А. А. делает заявление: упреждать его в чистом психологизме фоновых способствований нет резона.
  
   Глава 199.
   Возвращаемся к первому свиданию Ивана Карамазова с Павлом Смердяковым в целях раскрытия мотивировок преступления в реальном исполнении. Вот фрагмент текста между героями. - "если я подумал тогда об чём", - начал он (Иван Карамазов) опять, - "то это про мерзость какую-нибудь единственно с твоей стороны. Дмитрий мог убить, но что он украдёт - я тогда не верил... А с твоей стороны всякой мерзости ждал. Сам же ты мне сказал, что притворяться в падучей умеешь, для чего ты это сказал?" - "По единому моему простодушию. Да и никогда я в жизни не представлялся в падучей нарочно, а так только, чтоб похвалиться пред вами, сказал. Одна глупость-с. Полюбил я вас тогда очень и был с вами по всей простоте". - (Павел Смердяков). - "Брат прямо тебя обвиняет, что ты убил и что ты украл". - (Иван Карамазов). - "Да им что же больше остаётся?" - горько осклабился Смердяков, - и кто же им поверит после всех тех улик? Дверь-то Григорий Васильевич отпёртую видели-с, после этого как же-с. Да что уж, бог с ними! Себя спасая, дрожат..." - (Павел Смердяков). Он тихо помолчал и вдруг, как бы сообразив, прибавил: - "Ведь вот-с, опять это самое: они на меня свалить желают, что это моих рук дело-с, - это я уже слышал-с, - а вот хоть бы это самое, что я в падучей представляться мастер: ну сказал ли бы я вам наперёд, что представляться умно, если б у меня в самом деле какой замысел тогда был на родителя вашего? Коль такое убивство уж я замыслил, то можно ли быть столь дураком, чтобы вперёд на себя такую улику сказать, да ещё сыну родному, помилуйте-с?! Похоже это на вероятие? Это, чтоб это могло быть-с, так, напротив, совсем никогда-с. Вот теперь этого нашего с вами разговору никто не слышит, кроме самого этого приведения-с, а если бы вы сообщили прокурору и Николаю Парфёновичу, так тем самым могли бы меня вконец защитить-с; ибо что за злодей за такой, коли заранее столь простодушен? Все это рассудить очень могут". - "Слушай", - встал с места Иван Фёдорович, поражённый последним доводом Смердякова и прерывая разговор, - я тебя вовсе не подозреваю и даже считаю смешным обвинять ... напротив, благодарен тебе, что ты меня успокоил". - (Достоевксий Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 320-321, М. 1981 г.).
   Иван Карамазов привёл довод Дмитрия Карамазова о виновности в убийстве Павла Смердякова и ... не более. Иван Карамазов выразил косвенно правдоподобную для себя мысль о разделении "функций": убил Дмитрий Карамазов, а деньги присвоил Павел Смердяков. Эта позиция пока удовлетворяла Павла Смердякова, так как был задействован только спектр астральности, для которого не предусмотрено откровение Павла Смердякова перед Иваном Карамазовым.
   Вопреки... этической скрытности Иван Карамазов глаголит меркантильную истину, когда он произносит: - "Дмитрий мог убить, но что он украдёт - я тогда не верил". - Это прямой намёк на ... результативность от предстоящего судопроизводства по разделу наследства без участия Дмитрия Карамазова над ... присвоением трёх тысяч рублей, которые по стечению криминальных обстоятельств вероятнее всего должны быть присвоены... Павлом Смердяковым.
  
   Глава 200.
   "Успокоение" Павлом Смердяковым Ивана Карамазова в сцене расставания первого свидания, дало сыну кликушеской нищенки сигнал к переходу в наступление. А пока что убеждаемость Павла Смердякова в собственной невиновности идёт синхронно и с легальной дозволенностью проявления ... результативности невидимого спектра астральности на уровне сознания и со здравым смыслом и с реальным положением вещей, ещё в недрах подсознания не ощущая потребности в формировании спектра "исповедальности". Второе свидание, отражая этот перелом в настроении Павла Смердякова, вскрывает одновременно через принципиальность судьбоносного вопроса и его эмоциональную парадоксальность. Вот фрагмент диалога героев. - "А то самое я тогда разумел и для того я тогда это произносил, что вы (Иван Карамазов), знамши наперёд про это убивство родного родителя вашего, в жертву его тогда оставили, и чтобы не заключили после сего люди чего дурного об ваших чувствах, а может, и об чём ином прочем, - вот что тогда обещался я начальству "не объявлять". - (Павел Смердяков). Проговорил Смердяков хоть и не спеша и обладая собою, по-видимому, но уж в голосе его даже послышалось нечто твёрдое и настойчивое, злобное и нагло вызывающее. Дерзко уставился он в Ивана Фёдоровича, а у того в первую минуту даже в глазах зарябило: -"Как? Что? Да ты в уме али нет?" - "Совершенно в полном своём уме-с". - (Павел Смердяков). - "Да разве я знал тогда про убийство?" - вскричал, наконец, Иван Фёдорович и крепко кулаком по столу. - "Что значит "об чём ином прочем?" - говори, подлец!" - Смердяков молчал и всё так же наглым взглядом продолжал осматривать Ивана Фёдоровича. - "Говори, смердящая шальма, об чём "ином прочем?" - завопил тот. - "А об том "ином прочем" я сею минутой разумел, что вы, пожалуй, и сами очень желали тогда смерти родителя вашего". - (Павел Смердяков). Иван Фёдорович вскочил и изо всей силы ударил его кулаком в плечо, так что тот откачнулся к стене. В один миг всё лицо его облилось слезами, проговорив: - "Стыдно, сударь, слабого человека бить!" - он вдруг закрыл глаза своим бумажным с синими клеточками и совершенно засморканным носовым платком и погрузился в тихий слёзный плач". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 326, М. 1981 г.).
   Иван Карамазов уловил у Павла Смердякова в резкой перемене тональности настроения, но не теряющей внутренней убеждённости сопровождающей фразой: - "Стыдно, сударь, слабого человека бить!" - момент... истины!! Такой перепад в эмоционально-чувственном выражении не может принадлежать не только художественно-данному убийству, но и реальному!! И если через несколько страниц развёрстки сюжета романа Павел Смердяков заявит о своей причастности к... виртуальному убийству, то это явный признак того, что идейная нацеленность оказалась выше по тяге к изливаемости этической непристойности самооговора.
   Возвращаясь к прерванной последовательности, продолжим диалог героев. "Прошло с минуту. - "Довольно! Перестань!" - повелительно сказал, наконец, Иван Фёдорович, садясь опять на стул. - "Не выводи меня из последнего терпения!" - Смердяков отнял от глаз свою тряпочку. Всякая черточка его сморщенного лица выражала только что перенесённую обиду. - "Так ты, подлец, подумал тогда, что я заодно с Дмитрием хочу отца убить?" - (Иван Карамазов). - "Мыслей ваших тогдашних не знал-с", - обиженно проговорил Смердяков, - а потому и остановил вас тогда, как вы входили в ворота, чтобы вас на этом самом пункте испытать-с". - "Что испытать? Что?" - (Иван Карамазов). - "А вот именно это самое обстоятельство: хочется иль не хочется вам, чтобы ваш родитель был поскорее убит?" - (Павел Смердяков). Всего более возмущал Ивана Фёдоровича этот настойчивый наглый тон, от которого упорно не хотел отступать Смердяков. - "Это ты его убил!" - воскликнул он (Иван Карамазов) вдруг. Смердяков презрительно усмехнулся. - "Что не я убил, это вы знаете сами доподлинно. И думал я, что умному человеку и говорить о сём больше нечего". - (Павел Смердяков). - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 326-327, М. 1981 г.). Почуяв по тембру и тональности, что Павел Смердяков опять начинает входить в роль обличителя, Иван Карамазов пытается удержать его на волне глубинной откровенности, выраженной во фразе - "Стыдно, сударь, слабого человека бить!" - но ... парадоксальным ходом, способным обезоружить противника: - "Это ты его убил!" - Однако, Иван Карамазов не рассчитал, ибо для сына кликушеской нищенки было не столько важно разоблачение Ивана Карамазова как этического убийцы, сколько реализация главной идеи, которая, естественно, была неведома дворянскому отпрыску. Главная идея, играя роль стабилизатора условной непреклонности, выводит Павла Смердякова на прежнюю колею окрылённости. Иван Карамазов тщетно пытается удержаться на зыбкой опоре фальсификации правды ценой оговора Павла Смердякова. Вот фрагмент диалога героев. - "Слушай, изверг", - засверкал глазами Иван и весь затрясся, - "я не боюсь твоих обвинений, показывай на меня что хочешь, и если не избил тебя сейчас до смерти, то единственно потому, что подозреваю тебя в этом преступлении и притяну к суду. Я ещё тебя обнаружу!" - "А, по-моему, лучше молчите-с. Ибо что можете вы на меня объявить в моей совершенной невинности и кто вам поверит? А только если начнёте, то и я всё расскажу-с, ибо как же бы мне защитить себя?" - (Павел Смердяков). - "Ты думаешь, я тебя теперь боюсь?" - (Иван Карамазов). - "Пусть этим всем моим словам, что вам теперь говорил, в суде не поверят-с, зато в публике поверят-с, и вам стыдно станет-с". - (Павел Смердяков). - "Это значит опять-таки, что: "с умным человеком и поговорить любопытно" - а?" - проскрежетал Иван. - "В самую точку изволили-с. Умным и будьте-с". - (Павел Смердяков). Иван Фёдорович встал, весь дрожа от негодования, надел пальто и, не отвечая более Смердякову, даже не глядя на него, быстро вышел из избы". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 329-330, М. 1981 г.).
   У Павла Смердякова не запрогаммировано "исповеданий", он довольствуется и пребыванием в режиме спектра астральности с тремя тысячами рублей. Это лишний раз подтверждает, что план виртуального убийства далеко-далеко отстоит от предварительного плана присвоения денег. Плану виртуального убийства не суждено было бы сбыться, если бы не супернастырство Ивана Карамазова переломать ситуацию в свою пользу вопреки здравому смыслу. Вот фрагмент диалога героев. - "Нечего мне вам отвечать!" - опять потупился Смердяков. - "Уверяю тебя, что я заставлю тебя отвечать!" - (Иван Карамазов). - "Чего вы всё беспокоитесь?" - вдруг уставился на него Смердяков, но не то что с презрением, а почти с какою-то уже гадливостью, - это что, суд-то завтра начнётся? Так ведь ничего вам не будет, уверьтесь же, наконец! Ступайте домой, ложитесь спокойно спать, ничего не опасайтесь". - "Не понимаю я тебя ... чего мне бояться, завтра?" - удивлённо выговорил Иван, и вдруг в самом деле какой-то испуг холодом пахнул на его душу. Смердяков обмерил его глазами. - "Не по-ни-маете?" - протянул он укоризненно. - "Охота же умному человеку этакую комедь из себя представлять!" - Иван молча глядел на него. Один уж этот неожиданный тон, совсем какой-то небывало высокомерный, с которым этот бывший его лакей обращался теперь к нему, был необычен. Такого тона всё-таки не было даже и в прошлый раз. - "Говорю вам, нечего вам бояться. Ничего на вас не покажу, нет улик. Ишь, руки трясутся. С чего у вас пальцы-то ходят? Идите домой, не вы убили". - (Павел Смердяков). ". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 335-336, М. 1981 г.).
  
   Глава 201.
   Ну, почему такая непоследовательность в вердиктовой заверяемости у уважаемых господ достоевсковедов в использовании "исповедания" Павла Смердякова: выводят виновность Ивана Карамазова как идейного убийцы ... по львиной доли умозаключения сына кликушеской нищенки (с поправкой этического на идейного), а физическое убийство, несмотря на отсутствие материальных, событийных и вещественных доказательств и на само заверение Павла Смердякова, приписывают последнему? А по неправильно выбранной точке отсчёта психологической мотивации и ... субординационной сопрягаемости. Ведь такой иронически-нагловато-уверенный тон во фразе: - "Ничего на вас не покажу, нет улик. Ишь, руки трясутся. С чего у вас пальцы-то ходят? Идите домой, не вы убили!!" - не только рубит под корень схему субординации уважаемых господ достоевсковедов: идейный инициатор преступления (Иван Карамазов) - исполнитель преступления (Павел Смердяков), но из-за отсутствия улик ... у самого инициатора (!!!) - ведущего звена - нет улик и у ... ведомого!!! Если же подходить к этому под углом разноуровневой мотивации, то создаётся беспрецедентный случай в криминальной практике, когда вменяемый подозреваемый (Павел Смердяков) занял позицию обвинителя за сутки перед судом на эйфорической волне иронической самоуверенности.
   А коль субординационная ... несопрягаемость бьёт бумерангом насмерть ... по тезису "всё позволено", лишая уважаемых господ достоевсковедов творческой пищи, запрограммированной в подходе к основополагающей проблематике романа через идейную заданность. Рушится тогда закономерно видимая часть айсберга композиционности романа и уважаемые господа достоевсковеды обречены на танталовы муки. Но мир не без "доброго злодейства": на выручку приходит ... фальсификация идейности романа и ... оговор в форме "расстрельной статьи" Павла Смердякова - сына кликушеской нищенки - в тяжком преступлении. Видимая часть айсберга восстанавливается в прежнем виде.
   Но автор Бодний А. А. продолжает работать с подводной частью айсберга... Не выдержав со стороны Ивана Карамазова натиска безрассудного желания опровергнуть свой ... комбинированный статус идейно-этического убийцы, Павел Смердяков как потенциальный псевдоубийца вынужденно раскодировывает всю схему зомбирования. Это обозначается в продолжении прерванного диалога между героями. Вот фрагмент текста. "Иван вздрогнул, ему вспомнился Алёша. - "Я знаю, что не я..." - пролепетал было он. - "Зна-е-те?" - опять подхватил Смердяков. Иван вскочил и схватил его за плечо: - "Говори всё, гадина! Говори всё!" - Смердяков нисколько не испугался. Он только с безумною ненавистью приковался к нему глазами. - "Ан вот вы-то и убили, коль так", - яростно прошептал он ему. Иван опустился на стул, как бы что рассудив. Он злобно усмехнулся. - "Это ты всё про тогдашнее? Про то, что и в прошлый раз?" - (Иван Карамазов). - "Да и в прошлый раз стояли предо мной и всё понимали, понимаете и теперь". - (Павел Смердяков). - "Понимаю только, что ты сумасшедший". - (Иван Карамазов). - "Не надоест же человеку! С глазу на глаз сидим, чего бы, кажется, друг-то друга морочить, комедь играть? Али всё ещё свалить на одного меня хотите, мне же в глаза? Вы убили, вы главный убивец и есть, а я только вашим приспешником был, слугой Личардой верным, и по слову вашему дело это и совершил". - (Павел Смердяков). - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 336, М. 1981 г.).
  
   Глава 202.
   Автор Бодний А. А. уже ощущает накал обличительства со стороны уважаемых господ достоевсковедов. Примерная схема противостояния достоевсковедов позиции автора Боднего А. А. видится в следующем раскладе доводов.
   По достоевсковедам, Павел Смердяков как убийца носил в себе скрываемое внутренне напряжение, которое в канун суда просило разрядку. Ставка на разрядку у Павла Смердякова - это нейтрализовать прыткость Ивана Карамазова как потенциального свидетеля и как идейного вдохновителя, догадывающегося о криминальной тайне подопытного. В состоянии внутреннего напряжения мысль становится у Павла Смердякова предвзято-настороженно-подозревающая, а отсюда, перефразируя поговорку, - "на убийце и шапка горит". И потушить её надо ... руками подельника, чтобы побратиться единообразием греховного духа. В режиме сущего этому доводу доостоевсковедов не откажешь в видимости логики.
   Теперь контрдовод автора Боднего А. А. Угол поляризации между художественно-данным и реальным составом преступления отражает разницу методологии творчества и следственного дела. С учётом этого акцент в первом случае делается на сопряжённость мотивации преступления с идейной заданностью.
   Автор Бодний А. А. предвидит поправку со стороны достоевсковедов: методология творчества делает, мол, упор обоснованностии убийства на идейную установку с тезисом "всё позволено", а не на спектральную импровизацию. Уважаемые господа достоевсковеды, несмотря на чёткую художественную видимость тезиса "всё позволено", заложенная в нём идея - мёртворожденная. Она не только в реальной жизни масштабно неосуществима, но и теоретически относится к разряду ... пожеланий узкоэгоистических.
   Совсем иная форма жизнедеятельности идеи народовластия парижской коммуны. Несмотря на непродолжительность жизнеутверждения, Парижская коммуна стала социально-политическим прообразом возникшего в двадцатом веке содружества социалистических государств. Поэтому автор Бодний А. А. на законном методологическом основании выбирает идейность фундаментальной и объёмной "подводной части айсберга" - дух народовластия парижской коммуны через спектральную импровизацию.
   Теперь от фундаментальности к задействованию идейности на фоне эстетического психологизма. По достоевсковедческому доводу, Павел Смердяков как будущий убийца поставил цель заполучить деньги через убийство Фёдора Павловича Карамазова. Выбранный путь - самый опасный и нерациональный!! Вопрос на ... засыпку достоевсковедам. Вот суть его. Павел Смердяков не предусматривает вариант убийства, когда Дмитрий Карамазов предположительно бы избил Фёдора Павловича, отделяя жизнь отца "волоском от смерти", а за слугой осталось бы малое - добить хозяина. Нет, Павел Смердяков не имеет желания ... из-за страха делить уголовную ответственность с Дмитрием Карамазовым, чтобы частично облегчить свою участь. Автор Бодний А. А. пока опускает ту облегчённость, когда можно было бы выкрасть при живом хозяине деньги Павлом Смердяковым и ... скрыться, не обагряя кровью руки по локоть, как у Дмитрия Карамазова. Нет же, Павел Смердяков выбирает самый пекловый вариант под "диктовку заднего ума" достоевсковедов: собственноручно убивает за три тысячи рублей хозяина на фоне сомнительно-призрачного алиби. Вот фокусировка вопроса к достоевсковедам: не маньяк ли Павел Смердяков?! По уразумению автора Боднего А. А. на основе общебытующих правил, для маньяка важны не деньги, а будораженность чувств в процессе убийства... К творческому везению автора Боднего А. А., нигде в достоевсковедческих обзорах не сквозит и тени намёка на Павла Смердякова как на маньяка.
  
   Глава 203.
   Теперь возвращаемся опять на круги этих вариаций схем и психотехнологий убийства, но с интерпретацией уже автора Боднего А. А.... Павел Смердяков до дрожания в коленах стремится сохранить ... критерий благочестия перед хозяином Фёдором Павловичем Карамазовым, по достоевсковедческой версии. Высшая степень проявления сохранности критерия "благочестия" отражена в диалоге героев. - "Ну, а если б он не убил, а только избтл?" - (Иван Карамазов). - "Если бы не убил, то я бы денег, конечно, взять не посмел и остался бы втуне. Но был и такой расчёт, что изобьют до бесчувствия, а я в то время и посмею взять, а там никто как Дмитрий Фёдорович, их избимши, деньги похитили". - (Павел Смердяков). (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 329-330, М. 1981 г.). Стоп! А если по достоевсковедческой установке Павел Смердяков убивает хозяина, то как он может перед убиенным демонстрировать критерий "благочестия"?! Необходима, видимо, альтернатива? Автор Бодний А. А. предположительно видит её ... в обличии Фемиды. Но Фемида - не как Фёдор Павлович Карамазов, она - беспристрастна. А поэтому демонстрация критерия "благочестия" должна подменяться Павлом Смердяковым, у которого руки будут окровавлены по локти, как у Дмитрия Карамазова, ... срочным уходом от ответственности за преступление к ... смодулированной железнодорожной посадочной платформе на смодулированный поезд "Скотопригоньевск- Москва-Париж". Стоп! Так тогда, не дожидаясь подходящего момента ... для убийства, не лучше ли дождаться подходящего момента ... для изъятия трёх тысяч рублей без окровавленных рук по локти, как у Дмитрия Карамазова? Для дожидания второго момента, более того, нужна экспозиция во времени совершенно малая, чем для первого. И тогда свободно можно успеть на поезд "Скотопригоньевск-Москва-Париж", когда можно уйти без шлейфа, своровав спокойно только деньги?! Отвергая кровавый шлейф, автор Бодний А. А. категорически заявляет, что Павел Смердяков живёт... в режиме абстрагированного ожидания!!! А когда это ожидание завершится результативно? А тогда, когда Фёдор Павлович Карамазов ляжет естественным образом по естественной смерти на ... смертный одр или ... в результате насильственной смерти от рук родного сына Дмитрия отдаст душу богу. Вот тогда абстрагированное ожидание неспешно увенчается посадкой для Павла Смердякова с тремя тысячами рублей на поезд "Скотопригоньевск-Москва-Париж". Для этой цели и предназначена ... спектральная импровизация, муссировано проходящая через весь шестой том автора Боднего А. А., которая ... ставит всё на свои места, отметая в сторону из-за нежизнеспособности ... оговор достоевсковедов касательно неправдоподобного причастия Павла Смердякова к убийству! Стоп! Возможно возражение: почему вместо посадки на поезд "Скотопригоньевск-Москва-Париж" Павел Смердяков кончает жизнь самоубийством. А потому что мечта всей жизни уже скована непреодолимым путом - самооговором. А что генерировало самооговор? Просчёт - в том, что жизненная сила спектральной импровизации оказалась значительно слабее силы безжалостного диктата внешнего мира, а значит, главная идея стала призраком. Потеря идея жизни - это духовная смерть, а за ней по пятам идёт и физическая смерть.
  
   Глава 204.
   Павел Смердяков как псевдоубийца тонко и глубоко смодулировал психологизм событийной ответственности за последствия нарушения нравственных законов общества. Вот фрагмент диалога героев, помогающий раскрытию этой проблемы. - "Коли не в Москву, а поехали в Чермашню без причины, по единому моему слову, то, стало быть, чего-либо от меня ожидали". - (Павел Смердяков). - "Нет, клянусь, нет!" - завопил, скрежеща зубами, Иван. - "Как же это нет-с? Следовало, напротив, за такие мои тогдашние слова вам, сыну родителя вашего, меня первым делом в часть представить и выдрать-с ... по крайности по мордасам тут же на месте отколотить, а вы, помилуйте-с, напротив, ни мало не рассердимшись, тотчас дружелюбно исполняете в точности по моему весьма глупому слову-с и едете, что было вовсе нелепо-с, ибо вам следовало оставаться, чтобы хранить жизнь родителя... Как же мне было не заключить?" - (Павел Смердяков). Иван сидел насупившись, конвульсивно опершись обоими кулаками в свои колена". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 328-329, М. 1981 г.).
   Высокое чувство ответственности за отступление от нравственных законов у Павла Смердякова не вписывается в психологический портрет о нём, нарисованный достоевсковедами.
   Если бы уже с первого свидания с Иваном Карамазовым Павел Смердяков пошёл по пути форсирования "исповедания", то тогда такое "высокое чувство ответственности" можно было, хотя и с натяжкой, отнести к издержкам психопатической эйфории. Но объективизм положения вещей касательно образа мышления Павла Смердякова говорит совершенно об обратном. Совмещение предположительности Павла Смердякова с позывом реагирования и отсветом тайных мыслей социального противника - Ивана Карамазова - подтверждает наличие "высокого чувства ответственности" у первого. Вот фрагмент текста между героями. - "Идти объявить сейчас на Смердякова? Но что же объявить: он всё-таки невинен. Он, напротив, меня же обвинит. В самом деле, для чего я тогда поехал в Чермашню? Для чего, для чего?" - спрашивал Иван Фёдорович. - "Да, конечно, я чего-то ожидал, и он прав..." - И ему опять в сотый раз припомнилось, как он в последнюю ночь у отца подслушивал к нему с лестницы, но с таким уже страданием теперь припомнилось, что он даже остановился на месте, как пронзённый: - "Да, я этого тогда ждал, это правда! Я хотел, я именно хотел убийства! Хотел ли я убийства, хотел ли?.. Надо убить Смердякова! Если я не смею теперь убить Смердякова, то не стоит и жить!.." - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 330, М. 1981 г.).
   Этот фрагмент является одновременно и приговором для Ивана Карамазова как этического убийцы и признаком владения обличительством Павла Смердякова, не совмещающегося логически с побудимостью преступления, как это пытаются насильственно представить достоевсковеды. Неправильно взятая достоевсковедами точка отсчёта в характере побудимости преступления (подмена этического на идейное) почти стопятидесятилетний срок лишает Павла Смердякова реабилитации как ... идейного псевдоубийцы.
  
   Глава 205.
   Перейдём к заключительной фазе опровержения второго "постулата" достоевсковедов. Закономерен упрёк со стороны достоевсковедов: это, мол, из области эстетического психологизма, а где оматерилизованные доказательства невиновности Павла Смердякова? А доказательства... в отсутствии всяких обличительных доказательств. Ну, что стоило великому художнику слова Достоевскому Ф. М. воспроизвести такой эпизод. Начало сцены. Вскоре после отцеубийства Дмитрием Карамазовым своего отца Павел Смердяков, улучив подходящий момент, на цыпочках вкрадывается в покои бывшего хозяина и, изъяв деньги, проворно удаляется, но уже с отметиной: по полу вплоть до каморки отпечатывается еле заметный кровавый след. Конец сцены. Автор Бодний А. А. повторяет своё вопрошение: ну, что стоило великому писателю, так презирающему, по мнению достоевсковедов, Павла Смердякова, хотя бы слегка мазнуть одной каплей пролитой крови отрицательный персонаж. Нет, нет и ещё раз нет! Наоборот, Достоевский Ф. М. устами Павла Смердякова резюмирует ... непреложный факт в сторону Ивана Карамазова: - "Ну и кто вам поверит, ну и какое у вас есть хоть одно доказательство?" - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 346, М. 1981 г.).
   По юриспруденции, отсутствие всяких доказательств вины есть факт признания подозреваемого невиновным. А посему - вывод юриспруденции и утверждение автора Боднего А. А.слиты воедино. Вероятно появление параллели, претендующей на слияние по вердикту преступления обоснованности достоевсковедов и предположительности художественной приверженности Достоевского Ф. М. Предвзятость достоевсковедов, основывающаяся на презумпции ... виновности, чужда праведному духу великого писателя. Несмотря на парадоксальность характеристики Павла Смердякова, несущей видимость социальной отрицательности образа, Достоевский Ф. М. в главном остаётся объективным, фокусируя подстрочно истину в сакраментальном вопросе через уста героя: - "Ну и кто же вам поверит и какое у вас есть хоть одно доказательство?" - И ещё в порядке оттенения невиновности Павла Смердякова - выдержка из диалога героев: - "Что можете вы (Иван Карамазов) на меня (Павла Смердякова) объявить в моей совершенной невиновности и кто вам поверит?" - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 329, М. 1981 г.).
   Логика убеждений Павла Смердякова - это ... недвусмысленность Достоевского Ф. М. показать результирующий вектор цены самооговора Павла Смердякова. Это даёт автору Боднему А. А. полное основание провести через спектральную импровизацию главную идею жизни Павла Смердякова: превращение всемирной дисгармонии, всемирно-социального зла в личную боль и злобу.
  
   Глава 206.
   Продолжим обоснование начатых в пятом томе сборника в параллельном и сопряжённом исполнении двух версий: причастность Дмитрия Карамазова к убийству своего отца и непричастность к убийству Павла Смердякова, прибегая к услугам свидетелей.
   Вносится подкорректировка автора Боднего А. А. в схему перемещения отцеубийцы - Дмитрия Карамазова - в формате криминальных действий. Дмитрий Карамазов наносит через открытое окно смертельный удар отцу в область темени. Инстинкт самосохранения спешно направляет отцеубийцу через открытое окно в кабинет отца, чтобы изменением предметности (перетаскивания тела отца от окна в глубь кабинета) создать видимость убийства внутри дома, а не через открытое окно. Совершив манипуляцию, Дмитрий Карамазов через ... окно обратно выходит наружу!! Выдержка из допроса прокурором Дмитрия Карамазова: - "... Григорий, бросив взгляд налево и заметив действительно это отворённое окошко, заметил в то же время, гораздо ближе к себе, и настежь отворённую дверь, про которую вы заявили, что она всё время, как вы были в саду, оставалась запёртою". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 9, стр. 184-185, М. 1981 г.).
   Оставим на внушаемой совестливости Григория Васильева, точнее, на субъективистской оценке им ситуации касательно открытости дверей. Не оставляя вне поля зрения эту предметность, приводим следующую выдержку из текста романа: "Марфа Игнатьевна, супруга поверженного у забора Григория, хотя и спала крепким сном на своей постели и могла бы так проспать ещё до утра, вдруг, однако же, пробудилась. Способствовал тому страшный эпилептический вопль Смердякова, лежавшего в соседней комнатке без сознания, - тот вопль, которым всегда начинались его припадки падучей и которые всегда, во всю жизнь, страшно пугали Марфу Игнатьевну и действовали на неё болезненно. Не могла она к ним никогда привыкнуть. Спросонья она вскочила и почти без памяти бросилась в каморку к Смердякову. Но там было темно, слышно было только, что больной начал страшно храпеть и биться. Тут Марфа Игнатьевна закричала сама и начала было звать мужа, но вдруг сообразила, что ведь Григория-то на кровати, когда она вставала, как бы и не было. Она подбежала к кровати и ощупала её вновь, но кровать была в самом деле пуста. Стало быть, он ушёл, куда же? Она выбежала на крылечко и робко позвала его с крыльца. Ответа, конечно, не получила, но зато услышала среди ночной тишины, откуда-то как бы далеко из сада какие-то стоны. Она прислушалась; стоны повторились опять, и ясно стало, что они в самом деле из сада. - "Господи, словно как тогда Лизавета Смердящая!" - пронеслось в её расстроенной голове. Робко сошла она со ступенек и разглядела, что калитка в сад отворена. - "Верно, он, сердечный, там", - подумала она, подошла к калитке и вдруг явственно услышала, что её зовёт Григорий, кличет: "- Марфа, Марфа!" - слабым, стенящим, страшным голосом. - "Господи, сохрани нас от беды", - прошептала Марфа Игнатьевна и бросилась на зов и вот таким-то образом и нашла Григория. Но нашла не у забора, не на том месте, где он был повержен, а шагов уже за двадцать от забора. Потом оказалось, что, очнувшись, он пополз и, вероятно, полз долго, теряя по нескольку раз сознание и вновь впадая в беспамятство. Она тотчас заметила, что он весь в крови, и тут уж закричала благим матом. Григорий же лепетал тихо и бессвязно: - "Убил... отца убил... чего кричишь, дура... беги, зови..." - Но Марфа Игнатьевна не унималась и всё кричала и вдруг, завидев, что у барина отворено окно и в окне свет, побежала к нему и начала звать Фёдора Павловича. Но, взглянув в окно, увидала страшное зрелище: барин лежал навзничь на полу, без движения. Светлый халат и белая рубашка на груди были залиты кровью. Свечка на столе ярко освещала кровь и неподвижное мёртвое лицо Фёдора Павловича. Тут уж в последней степени ужаса Марфа Игнатьевна бросилась от окна, выбежала из сада, отворила воротный запор и побежала сломя голову на зады к соседке Марье Кондратьевне. Обе соседки, мать и дочь, тогда уже започивали, но на усиленный и неистовый стук в ставни и крики Марфы Игнатьевны проснулись и подскочили к окну. Марфа Игнатьевна бессвязно, визжа и крича, передала, однако, главное и звала на помощь. Как раз в эту ночь заночевал у них скитающийся Фома". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 9, стр. 147-148, М. 1981 г.).
   Марфа Игнатьевна и робким намёком не обмолвилась... об открытых дверях... Переводим нить последовательности ситуационной связи к другой выдержке из текста романа: "Мигом подняли его (Фому), и все трое побежали на место преступления. Дорогою Марья Кондратьевна успела припомнить, что давеча, в девятом часу, слышала страшный и пронзительный вопль на всю окрестность из их сада - и это именно был, конечно, тот самый крик Григория, когда он, вцепившись руками в ногу сидевшего уже на заборе Дмитрия Фёдоровича, прокричал: "Отцеубивец!". - "Завопил кто-то один и вдруг перестал", - показывала, бежа, Марья Кондратьевна. Прибежав на место, где лежал Григорий, обе женщины с помощью Фомы перенесли его во флигель. Зажгли огонь и увидали, что Смердяков всё ещё не унимается и бьётся в своей каморке, скосил глаза, а с губ его текла пена. Голову Григория обмыли водой с уксусом, и от воды он совсем уже опамятовался и тотчас спросил: - "Убит аль нет барин?" - Обе женщины и Фома пошли тогда к барину и, войдя в сад, увидали на этот раз, что не только окно, но и дверь из дома в сад стояла настежь отпёртою, тогда как барин накрепко запирался сам с вечера каждую ночь вот уже всю неделю и даже Григорию ни под каким видом не позволял стучать к себе". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 9, стр. 148, М. 1981 г.).
   Экспозиция между двумя ситуациями, отражёнными в двух выдержках теста романа, на полном основании даёт автору Боднему А. А. право совмещать её (экспозицию) с временем изъятия Павлом Смердяковым денег ... через открытое окно. А так как к моменту подхода Павла Смердякова к открытому окну уже "барин лежал навзничь на полу, без движения"... то за сыном кликушеской нищенки оставалось только изъятие денег и ... выход через двери, открыв их изнутри и ... не закрыв снаружи. Если манипуляция Дмитрия Карамазова с телом убиенного отца предназначалась... для Павла Смердякова, то манипуляция Павла Смердякова с дверью предназначалась... для Дмитрия Карамазова, чтобы следствию упрощённо было вычислить отцеубийцу!!!
   По каким же признакам и приметам, опережая следствие, мог "вычислить" отцеубийцу Григорий Васильев, если, по версии автора Боднего А. А., проблематична вероятность факта открытости двери? Вот "вердикт" Григория Васильева, взятый из текста романа: - "Убил ... отца убил..." - И ещё: "... тот самый крик Григория, когда он, вцепившись руками в ногу сидевшего уже на заборе Дмитрия Фёдоровича, прокричал: - "Отцеубивец!" - ... показывала, бежа, Марья Кондратьевна". А для этого "вердикта" достаточно было Григорию Васильеву и ... "бездыханность" открытого окна. Под "бездыханностью" автор Бодний А. А. подразумевает... в унисон с Григорием Васильевым безмолвие и нереагирование хозяина дома через неурочно открытое окно, освещённое изнутри. Усиливает "бездыханность" открытого окна ... убегание в глубь сада Дмитрия Карамазова. Для этого унисона - необязательность открытия двери!! Стоп! Вероятно возражение: а почему к манипуляции с телом отца Дмитрий Карамазов не прибавил манипуляцию с дверьми, оставляя их открытыми? А из-за возможного скорого появления в саду Григория Васильева (действительно, это подтвердилось очевидностью событийного факта), что не дало бы объективности второй манипуляции Дмитрия Карамазова, оттеняя в то же время правдоподобность... показаний Павла Смердякова и облегчая скрытость плана изъятия им денег.
   В связи с логически-дедуктивной непричастностью Дмитрия Карамазова к открытию дверей (по восприятию свидетелями (Марфой Игнатьевной, а затем Марией Кондратьевной и Фомой) ситуационности схемы, включающей экспозиционность открытия дверей) автор Бодний А. А. вносит уточнение. Смысл уточнения в том, что в пятом томе сборника гневный протест Дмитрия Карамазова на сопряжение прокурором акта убийства с открытостью дверей был не наигранным, а естественным и отражал одну из вариаций варианта автора Боднего А. А. касательно времени открытия дверей.
   Стоп! Возможно возражение по запоздалому уразумению: откуда у автора Боднего А. А. такая уверенность в том, что изъятие денег Павлом Смердяковым произошло после того, как Марфа Игнатьевна вышла в сад в поиске Григория Васильева?.. По визуальной симптоматике, эпилепсия у Павла Смердякова - глазами Марфы Игнатьевны? А возможность имитации припадков Павлом Смердяковым? И почему Павлу Смердякову не выйти на убийство сразу после того, как Григорий Васильев был повержен Дмитрием Карамазовым, если было достаточно времени с момента повержения и до выхода Марфы Игнатьевны в сад? И в доказательство оппоненты автора Боднего А. А. приводят отрывок текста из романа, желая лишний раз убедить его в достаточном лимите времени: - "Господи, сохрани нас от беды", - прошептала Марфа Игнатьевна и бросилась на зов и вот таким-то образом и нашла Григория. Но нашла не у забора, не на том месте, где он был повержен, а шагов уже за двадцать от забора. Потом оказалось, что, очнувшись, он пополз и, вероятно, полз долго, теряя по нескольку раз сознание и вновь впадая в беспамятство". (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 9, стр. 147, М. 1981 г.).
  
   Глава 207.
   Итак, многообъёмная вопросительность оппоненты требует от автора Боднего А. А. последовательности опровержения. Нужно быть безрассудно неконтролирующим свои действия, чтобы пойти на тяжкое преступление-убийство (да ещё с довесом "дипломатии" с хозяином) сразу после осмотра у забора поверженного Григория Васильева, зная, что в любую минуту может появиться в саду Марфа Игнатьевна! Это абсолютно противоречит ... ампуа Павла Смердякова!
   Стоп! О каком автор Бодний А. А. лепечет "ампуа", когда Павел Смердяков колоритно с неприкрытой психопатической окраской выражает взбудораженность своих чувств перед убийством в текстовой выдержке романа: - "Стало быть, верно, что был Дмитрий Федорович, вскочило мне тотчас в голову, и тотчас тут же порешил всё это покончить внезапно-с, так как Григорий Васильевич, если и живы ещё, то лёжа в бесчувствии, пока ничего не увидят. Один только риск и был-с, что вдруг проснётся Марфа Игнатьевна. Почувствовал я это в ту минуту, только уж жажда эта меня всего захватила, ажно дух занялся". - (Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, кн. 11, стр. 342, М. 1981 г.).
   Эмоционально-психическая реакция Павла Смердякова, отображённая Достоевским Ф. М. коротким, но сочным мазком ... характерной идентичности, метко вскрывает... нехарактерность побуждений натуры, о чём повествовал Достоевский Ф. М. в "Дневнике писателя" за 1873 год в заметке "Одна из современных фальшей" (ввиду злободневности поднятой в заметке проблемы автор Бодний А. А. повторяет текст её, приведённый уже в предыдущих томах сборника): - "... в моём романе "Бесы" я попытался изобразить те многоразличные и разнообразные мотивы, по которым даже чистейшие сердцем и простодушнейшие люди могут быть привлечены к совершению такого же чудовищного злодейства. Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый пакостный и мерзкий поступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем! Это и не у нас одних, а на всём свете так, всегда и с начала веков, во времена переходные, во времена потрясений в жизни людей, сомнений и отрицаний, скептицизма и шатости в основных общественных убеждениях. Но у нас это более чем где-нибудь возможно, и именно в наше время, и эта черта есть самая болезненная и грустная черта нашего теперешнего времени. В возможности считать себя, и даже иногда почти в самом деле быть, немерзавцем, делая явную и бесспорную мерзость, - вот в чём наша современная беда!" -
   Вопрос касательно правдоподобности, точнее, подлинности припадок Павла Смердякова в период криминалоформирующегося поля будет ... извечно проблематичен. Как для достоевсковедов, так и для автора Боднего А. А. в начальной фазе криминала необходимо наличие бодрствования у Павла Смердякова, не отягчённого эпилепсией, для совершения убийства, по достоевсковедам, и для изъятия денег, по автору Боднему А. А.
   Так как акт убийства с "предисловной дипломатией" ощутимо продолжительнее, чем изъятие денег, то автор Бодний А. А. использует математический рационализм: анализирует криминальное действие с меньшей продолжительностью исполнения - кража денег.
   Павел Смердяков по совестливости и образу мышления далеко не вписывается в психологический портрет патологического преступника. Побудительным мотивом к нетипичному действию для Павла Смердякова является внезапная окрылённость мысли, возникшая из-за ощущения подходящего момента ... для сдвига идейной иллюзорности в прикладную плоскость. Стоп! Возможно возражение: но и Родион Раскольников из-за идеи убил старуху-процентщицу и её сестру, чтобы присвоить деньги. Да, убил для утверждения идеи, но не столько за деньги, сколько за обретение статуса "необыкновенного", и тем более, без посредника. У Павла Смердякова же подходы к реализации идеи совершенно иные. Во-первых, у него "ажно дух занялся", когда он узрел подходящий момент для сдвига с мёртвой точки идейной иллюзорности, но не для обретения статуса "необыкновенного", необходимое условие для которого - пролитие крови. Во-вторых, для прагматического задействования тенденции к идее у него есть "посредник", могущий выполнить черновую работу по пролитию крови.
   Отсутствие у Павла Смердякова желания обрести статус "необыкновенного" и наличие "посредника" коренным образом отличает его от идейности Родиона Раскольникова и по методике и по степени отягчённости преступления, ограничивая его только ... изъятием денег.
   Принципиальное расхождение во взглядах по этой проблеме между достоевсковедами и автором Бодним А. А. в том, что первые видят в совершении преступления Павлом Смердяковым ... акт эйфоризации процесса преступления, а второй - акт упивания тенденцией к реализации идеи.
  
   Глава 208.
   После выхода в сад Марфы Игнатьевны "светящийся маяк" - свет в открытом окне хозяина - мог в любую минуту привлечь внимание (а так и случилось) служанки. Поэтому конкретный момент был ещё не подходящим для изъятия денег. Когда же Марфа Игнатьевна "отворила воротный запор и побежала сломя голову на зады к соседке Марье Кондратьевне", то Павел Смердяков ощутил интуитивно время действия... В считанную минуту, автор Бодний А. А. не допускает оговорку, именно: в считанную минуту (а не в считанные минуты) Павел Смердяков, вскарабкиваясь снаружи на подоконник открытого окна в кабинет хозяина и оценивая ситуацию, проносится молниеносно через покои к образам и с лихорадочной дрожью в теле вскрывает пакет с деньгами. Бросив пустой пакет на пол, Павел Смердяков с деньгами устремляется спешно ... к дверям. Дальнейший ход действий с пояснением уже изложен автором Бодним А. А. в предыдущей главе... Уважаемые господа достоевсковеды, литературный критик Бодний А. А. будет как последняя сволочь грызть землю, если ему докажут основательно, что Павел Смердяков способен на гораздо большее утяжеление криминальности по своему менталитету души!!!
   Стоп! Чувствуется возражение: а откуда такая категоричность утверждения невиновности Павла Смердякова? А оттуда: где берёт начало формирования версии достоевсковедов ... о непричастности к отцеубийству поручика Ильинского из Тобольска! Если переложить на аналитический лад прописную истину психиатров, которая гласит: "внутренний мир детей - это абсолютно самостоятельная духовная субстанция, совершенно отличительная от родительской, поэтому подгонять не только форму, но и содержание её под родительские стандарты - это преступление, по меньшей мере, нравственное", - то с полной уверенностью можно утверждать, что поручик Ильинской и поручик Карамазов имеют одну единственную общность - воинское звание!!
  
   Глава 209.
   Возможна альтернативная вариация похищению Павлом Смердяковым денег с задействованием ... акта условной гуманности. Услышав приглушённый шум в доме со стороны хозяйских покоев, Павел Смердяков догадался, находясь в своей каморке, по неожиданному уходу на двор Григория Васильева о появлении Дмитрия Карамазова. Убедившись, что Марфа Игнатьевна спит, Павел Смердяков выдержал некоторую паузу и сам вышел вслед за Григорием Васильевым наружу. Первым делом Павел Смердяков заглянул в освещённый кабинет хозяина через открытое окно. Второй шаг уже был сделан под диктовку гуманного побуждения: Павел Смердяков пошёл на стон Григория Васильева. Намерение третьего шага Павла Смердякова вобрало в себя два не стыкующихся и противоречащих друг другу направления действия: срочно оповестить ... посредством активной имитации падучей болезни об исчезновении Григория Васильева и ... срочно изъять деньги. Выполнение действий в изложенной последовательности практически исключало ... изъятие денег. Павел Смердяков, по альтернативе, меняет очерёдность действий.
  
   Глава 210.
   Автору Боднему А. А. задним умом кажется, что ссылка на поручика Ильинского страдает ассиметричностью. Для симметричности выведения художественного замысла и сюжетного конструирования необходимо принимать в расчёт сценический эпизод с таинственным гостем старца Зосимы. Тогда изыскательная мысль и достоевсковедов и автора Боднего А. А. будет пребывать в постоянной пульсации, то склоняясь к версии, когда убивает дворянин, а вина падает на слугу, - то удостоверяя в истинности версию, когда убивает слуга, а ответ даёт дворянин. Право на жизнь обеим версиям даёт лицезрение проблемы на уровне абстрагированности мотиваций эстетического психологизма. Опустимся же на ... твердыню, то есть на оматериализованную доказанность убийства, держа в уме... парадоксально-умышленную "недосказанность" Достоевского Ф. М. "Недосказанность" Достоевского Ф. М. - это есть высокотворческое ощущение всей полноты усложнённости (в плане непредсказуемости) человеческой сущности на ... проекции Млечного Пути.
  
   Глава 211.
   Проекция Млечного Пути доступна только двоим: БОГу и ... правдоискателю в "Братьях Карамазовых", обременённому идеологическим прессингом приспособленцев, - литературному критику Боднему А. А.
   Возврат денег Павлом Смердяковым - это прелюдия откровения души за считанные часы до запланированной физической смерти. По религиозному и народному поверью, грех и для достоевсковедов и для автора Боднего А. А. не верить последним словам уходящему в здравом уме в вечность!! Возврат денег - это результат внутреннего толчка совести по освобождению от греховности, причём в считанные часы до запрограммированной кончины не может быть половинчатости в этом вопросе, то есть одно признаётся, другое утаивается, тем более, не перед Фемидой, а перед галлюцинируемым субъектом!! Возврат денег - это не попытка умягчить негативно-предположительную предвзятость к себе5 и тем самым удержать призрачность сопряжения с главной идеей. Возврат денег - это доказательство невиновности, точнее, непричастности к убийству, ещё точнее, доказательство автономной независимости кражи денег от преступления в убийстве!! Не надо, уважаемые господа достоевсковеды, опрозаичивать возврат денег как уступку совести взамен привычного ритма жизни. Сам факт возврата денег чётко отсекает греховность от невиновности, причастность к краже денег от непричастности к убийству!!
   Козырная карта в руках достоевсковедов, обозначенная как цитата из публицистики Достоевского Ф. М. касательно Дмитрия Карамазова, который "очищается сердцем и совестью от угроз и несчастья и ложного обвинения", - есть показатель не внутреннего содержания причинности, не позволившей Достоевскому Ф. М. вывести Дмитрния-изверга из зоны так называемого "ложного обвинения", а показатель внешнего аффекта предположительной непричастности Дмитрия-злодея к отцеубийству.
   Уважаемые господа достоевсковеды! Вы перепутали праведных с грешными, превентивно желая забить козырем литературного критика Боднего А. А. Предмет спора проясняется в том, что "внешний аффект" козыря предназначен не для достоевсковедов, а для ... обер-прокурора синода К. Б. Победоносцева, у которого под "колпаком" был великий писатель Достоевский Ф. М. Ублажение "внешним аффектом" обер-прокурора Достоевским Ф. М., грешившим тем самым против истины, сводилось к отношению героев романа к религии. Импонированно подкупала обер-прокурора в Дмитрии Карамазове выраженная на волне религиозной эйфории афористическая фраза: - "Пострадать хочу и смирением очищусь". - В свою очередь, атеистически-холодное непринятие идеи бога Павлом Смердяковым брезгливо-светской манерой обер-прокурора заносилось в чёрный список убийц представителей эксплуататорского класса.
   Достоевский Ф. М., ведший по неволе двойную игру, даёт призрачную реабилитацию имени Павла Смердякова через абстрактность в приводимой позиции достоевсковедов: "Главное для писателя не в том, кто нанёс Фёдору Павловичу смертельный удар, а в том, кто подготовил душу для отцеубийства". (Б. С. Рюриков "Ф. М. Достоевский и его роман "Братья Карамазовы").
   Автор Бодний А. А., осознавая выполненность долга, уступает по простодушию достоевсковедам место на подступе к ... проекции Млечного Пути.
  
   Август 2010 г.
  
   Второе дыхание поэтессы.
   Часть шестая.
   Продолжая стратегическую линию - тенденцию душевного сроднения между русской поэтессой Жадовской Юлией Валериановной и литературным критиком Бодним Александром Андреевичем, шестая часть вскрывает новые грани творческого мировоззрения и специфику таинства "многодумной и странной" души Жадовской Ю. В. С использованием традиционного приёма - литературного подражания.
  
   Жадовская Ю. В.
   Борьба
  
   Бурей и грозою
   Страсти налетели
   И моей душою
   Завладеть хотели.
  
   Я в борьбу вступила,
   Уповая твёрдо,
   Что меня хранила
   Юность силы гордой.
  
   Я в борьбе не пала,
   Хоть не раз клонилась, -
   Но зато увяла,
   С счастием простилась.
  
   Время успокоит
   Горе и волненья, -
   Но победа стоит
   Грустного паденья.
  
   Бодний А. А.
   Борьба
  
   Бурей и грозою
   Имидж окольцован.
   И моей судьбою
   Призрак околдован.
  
   Позывы протеста
   Он усугубляет.
   Чрез суровость теста
   Жажду оставляет.
  
   Жаждою томимый,
   Нимбом я возведший.
   И победой мнимый,
   Я к исходу ведший.
  
   Время рассудило:
   Сколько надо власти,
   Чтоб меня добила
   Безудержность страсти.
  
  
   Жадовская Ю. В.
  
   После зимних, ненастливых дней
   Мне живительный воздух пахнул,
   В окна комнаты бедной моей
   Кротко солнечный луч заглянул.
  
   Прилетела весна, принесла за собой
   Много песен, тепла и цветов...
   Я узнала тебя - и со всей полнотой
   И блаженством мне в душу проникла любовь.
  
   Бодний А. А.
  
   После зимних, ненастливых дней
   Я острей ощущаю предтечность:
   Обновлённой частицею в ней,
   Скоротечно несущую вечность.
  
   Круговертье весны преломляет
   Заземлённость интимных страстей:
   Как бы тело в любви воспаряет
   Ощутимостью слитых частей.
  
   Жадовская Ю. В.
  
   Однажды, в час грусти душевной,
   Пришло ко мне старое горе, -
   Пришло, постучалося в сердце
   И тихо сказало: "Впусти!"
   И сердце на голос знакомый,
   Звучавший исчезнувшим счастьем,
   Разбитой надеждой, слезами
   И старой, упрямой любовью, -
   Открылось и гостя впустило.
   И много принёс он с собою
   Печальных рассказов и песен,
   Бесплодных, глухих сожалений,
   Раскаянья позднего мук...
   Забытые вызвало тени,
   Забытые тронуло чувства;
   Заставило вновь ненавидеть,
   Любить, презирать, сомневаться....
   О, гость беспощадный, незваный!
   Молю, уходи поскорей!
   Дай место жильцам постоянным:
   Бесстрастью, забвенью и лени...
  
   Бодний А. А.
   Однажды, в час грусти душевной,
   В небесных искреньях планет
   Узрел я момент повседневной
   Гармонии хладных сонет.
  
   И задним умом осветилась
   Моя несозвучность теней,
   Когда прозаичность скрестилась
   С прошедшей лучистостью дней.
  
   Я гостье нежданной калитку
   Открыл в предвкушенье вестей,
   Но чувства сместил я в улитку,
   Познавши превратность страстей.
  
   Та гостья как акт сотворенья -
   Моё отраженье в борьбе
   Меж силой небесной творенья
   И зла отрицаньем в судьбе.
  
   Что было во мне в благочинстве -
   Забрала абстрактность людей.
   А смутность осталась в вершинстве
   Земных антиподных идей.
  
   Излить два начала б в просторе
   Гармонии хладных сонет,
   Чтоб вместе рождались бы в хоре
   Искренья обжитых планет.
  
   Жадовская Ю. В.
  
   Ночь... Вот в сад тенистый
   Стукнуло окно...
   Льётся воздух чистый;
   Люди спят давно.
  
   Но с землёй украдкой
   Звёзды говорят;
   И в раздумье сладком
   Дерева стоят...
  
   Как теперь отрадно
   Ей, одной, вздохнуть!
   Как впивает жадно
   Свежий ветер грудь.
  
   И спустились руки
   За окно... в тиши,
Слышатся ей звуки
   В глубине души.
  
   Им она внимает...
   И в тоске немой
   Сердце замирает,
   Взор горит слезой...
  
   Бодний А. А.
  
   Ночь... Вот в сад тенистый
   Струятся потоком фантомы,
   След оставляя искристый
   Чрез эфирность истомы.
  
   Свежесть медлительной ночи
   Землю покоем напоит,
   Чтоб уловили уставшие очи
   Миг ублаженья, что вечности стоит.
  
   Я растворяюся вся в воздыханьи.
   Ритмики оды воспетой природы.
   Слита я с нею в ночном колыханьи,
   Будто плывя под небесные своды.
  
   Тленность земли и дыханье природы
   Чудятся вечными в темени ночи.
   Будто исхода лишаются роды
   Всех изначалий, вобравши сверхмочи.
  
   Мало мне эфирности фантома.
   Рукою бренною в оконном я проёме
   Хочу ощупать продолженье дома
   До края космоса в единственном объёме.
  
   Жадовская Ю. В.
  
   Ночь. Всё тихо. Только звёзды
   Неусыпные блестят
   И в струях реки зеркальной
   И мелькают, и дрожат;
   Да порою пробегает
   Лёгкий трепет по листам
   Или сонный жук лениво
   Прожужжит привет цветам.
   Полно нам с тобой так поздно
   Под деревьями сидеть
   И с мечтой неисполнимой
   Грустно на небо смотреть
   И, как детям, любоваться
   И звездами, и рекой:
   О другом давно пора уж
   Нам подумать бы с тобой.
   Посмотри, ведь ты седеешь,
   Да и я уж не дитя;
   Путь далёк, притом не гладок, -
   Не проёдёшь его шутя!
   И не вечно будут звёзды
   Нам так ласково сверкать:
   То и жди, беда, как туча,
   Набежит на нас опять...
   Вот и надобно подумать,
   Чтобы нас она врасплох
   Не застала, чтоб рассудок
   Силы нам собрать помог,
   Чтоб взглянуть в глаза несчастью
   С думой смелой и прямой,
   Чтоб не пасть нам перед горем,
   А возвысится душой...
  
   Бодний А. А.
  
   Ночь. Всё тихо. Только звёзды
   Гладью водною в узды
   Отдают свои мерцанья
   Ради близости свиданья.
  
   И живое в неодушевлённом
   Ритм природы в неопределённом
   Направляет силою инстинктов
   На созвучность с волею вердиктов.
  
   Человек в природе не пассивен.
   Генным духом он всегда активен.
   И когда под древом созерцает, -
   Мыслью время он опережает.
  
   Не всегда проекция желаний
   Переходит в действенность реалий.
   И потуги входят в бесполезность,
   Если свой удел решает бедность.
  
   Союз бедных двух сердец
   Свой тернистости венец
   Облегчает ложным ходом -
   Предугаданностей сводом.
  
   Но каприз природы сложен -
   Намереньем видным ложен.
   Не уловишь тот просак,
   Где прокрустово верстак.
  
   Коль опустишь руки вниз, -
   Жди и сердца скорый криз.
   А зациклишь силу в воле,
   И везенье будет в доле.
  
   А пробьёт последний час, -
   Гордо вырази свой глас.
   И возвысися душой
   Над тлетворностью земной.
  
   Жадовская Ю. В.
  
   Как сладко приникнуть мне
   К святому лону Твоему,
   Мать всеисцеляющая -
   Природа! - Как часто я,
   Житейской невзгодою
   И суетой крушимая,
   Забывала голос Твой,
   Взывавший спасительно
   К уязвленной душе моей.
   Но теперь, утомлённая,
   Погружаюсь снова я
   В Твои объятия,
   Упиваясь гармонией
   Благодатный сил Твоих!
   Теперь, когда смолкнули
   Голоса нестройные
   Безумных страстей моих, -
   Дивный хор мне слышится
   Жизни всеобъемлющей...
  
  
   Бодний А. А.
  
   Как сладко приникнуть мне
   К сокрытой силе исцеленья,
   Сфокусированной во сне,
   В дарах, Природа, циреренья.
  
   Иду на акт приникновенья
   Я, к сожаленью, под нуждой
   С моим инстинктом откровенья
   Не под всесильною звездой.
  
   Природа-мать, Твои намёки
   Вспомоществующим ключом
   Запоминаются навеки,
   Но селективным лишь лучом.
  
   Такой подход не мной творимый,
   А всеобъёмностью Твоей,
   Вместившей сразу позыв мнимый
   И твёрдость помощи Твоей.
  
   Источник первый - бунт движенья.
   Второй - в созвучности творенья.
   В преодоленьи искушенья
   Живу вторым - путём сретенья.
  
   Жадовская Ю. В.
  
   Не на земле ищи ты вдохновенья,
   Не в этой жизни бедной, мелочной;
   Но более, в часы уединенья,
   Гляди на небо с мыслию святой -
   И думы чистые в уме твоём родятся,
   Забьётся сердце чаще и сильней,
   И чувства все надеждой озарятся:
   Душою станешь ты и лучше и светлей.
  
   Бодний А. А.
  
   Не на земле ищи ты вдохновенья,
   Удел её - конгломератность дуновенья,
   Где кровью слиты и благословенья
   И злобность доброты забвенья.
  
   Свой взор вперяй в гармонию
   На хладность звёздной красоты.
   И сердцем излучай симфонию
   Тепла добра для вечной высоты.
  
   Жадовская Ю. В.
  
   Лучший перл таится
   В глубине морской;
   Зреет мысль святая
   В глубине души.
   Надо сильно буре
   Море взволновать,
   Чтоб оно, в бореньи,
   Выбросило перл;
   Надо сильно чувству
   Душу потрясти,
   Чтоб она, в восторге,
   Выразила мысль.
  
  
   Бодний А. А.
  
   Лучший перл таится
   В символах души.
   Чтоб ему лучиться,
   Чуда акт сверши.
   Как со дна морского
   Буря перл взнесёт,
   Так с глубин святого
   Духа мощь взойдёт.
   Миг созрел наклада,
   Пегаса чтоб седлать:
   И ходом мысли слада
   Идею-страсть взнуздать.
  
  
   Жадовская Ю. В.
  
   Опять спокойно надо мной
   Сияют небеса,
   И безотчётною слезой
   Блестят мои глаза;
   Опять, опять в душе моей
   И тихо, и светло -
   Как будто счастье прежних дней
   Опять ко мне пришло!
   И сердце бьётся ... и полно
   Опять любви святой -
   Земное в нём заглушено
   Небесной тишиной!..
   И будто ангелы летят
   В прозрачной вышине;
   Звездами очи их горят
   И льют отраду мне!
  
   Бодний А. А.
  
   Опять спокойно надо мной
   В формате миражей реалий.
   И рефлексивно, не резной
   Я тку узор всевышней дали.
  
   Талана остроту забыв,
   Я негой впала в отрешенье.
   И будто в прошлом я побыв,
   Несу сокрытость в подношенье.
  
   Чтоб превентивно ублажить
   Мне подношеньем день грядущий,
   Я буду в отрешенье жить,
   Дабы вопрос решался сущий.
  
   На крыльях ангелы несут
   Мне контур сущего решенья:
   Пороки зла на нет сведут
   Законов строгости вершенья!!
  
   Жадовская Ю. В.
   Нива.
  
   Нива, моя нива,
   Нива золотая!
   Зреешь ты на солнце,
   Колос наливая,
   По тебе от ветру,
   Словно в синем море,
   Волны так и ходят,
   Ходят на просторе.
   Над тобою с песней
   Жаворонок вьётся,
   Над тобой и туча
   Грозно пронесётся.
   Зреешь ты и спеешь,
   Колос наливая,
   О людских заботах
   Ничего не зная.
   Унеси ты, ветер,
   Тучу градовую;
   Сбереги нам, Боже,
   Ниву трудовую!..
  
   Бодний А. А.
   Нива
  
   Нива, моя нива -
   Златокудрость дива.
   Ты вливаешь в колос
   Чрез просящий голос
   Солнца дар - лучистость,
   Чтоб вернуть искристость.
   Ты искринкой плода
   Изначалья рода,
   В коем дуновенье,
   Держишь сотворенье.
   Жизнь слезой омыта -
   Горем ты присыта:
   Вся ты в симбиозе,
   В земледельца прозе.
   Туча градоносна
   Вам обоим сносна
   На земле родимой,
   Смыслом возродимой.
   Пусть каприз природы
   Станет звуком оды.
   Будь всегда кормящей -
   Вечный плод творящей,
   Нива трудовая,
   Жизни сок давая!
  
   Жадовская Ю. В.
   Верь - не верь
  
   Срывай цветы душистые,
   Пей взорами лазурь небес;
   Дремли, мой друг, под шум дерев,
   Под шум дерев развесистых;
   Дремли, - не верь, что счастие
   Уйдёт, пройдёт, как облачко, -
   То облачко летучее,
   С крайками золочёными
   И с серединой тёмною...
   Ах, верь - не верь, - придёт пора
   Печальная, ненастная:
   Цветы возьмёт, листы сорвёт,
   Разгонит птиц, нагонит грусть,
   Завоет песнь унылую...
   Люби, мой друг, доверчиво,
   Лелей мечту летучую.
   Люби, - не верь, что молодость
   Уйдёт-мелькнёт, как звёздочка, -
   Та звёздочка падучая,
   Которой посылала ты
   Вчера желанье жаркое.
   Ах, верь - не верь, - придёт пора
   Суровая, холодная:
   Мечты возьмёт, любовь убьёт,
   Отравит злой насмешкою
   Кумир души и юности.
  
   Бодний А. А.
   Верь - не верь
  
   Срывай цветы душистые.
   Забвенью дай простор.
   И чувства пусть игристые
   Здоровый льют задор.
  
   Накат волны стенания -
   Души гнетущей страсть, -
   Как допинг освежания,
   Возьму рассрочкой в масть.
  
   Не верь, не верь, страшаяся,
   В приход любви конца.
   Как будто возрождаяся,
   Цветы вдыхай с венца.
  
   Когда оскал ненастья
   Истово рвёт цветы, -
   Не верь в минутность счастья, -
   Оно вне суеты.
  
   И краткость озаренья -
   Звезды падучей след -
   Бери для вдохновенья
   В цвета прошедших лет.
  
   И будешь в виртуальность,
   В залог остатка лет
   Сносить свою ментальность
   Под вожделенный цвет.
  
   Хоть верь - не верь своей судьбе:
   Чрез тернии твой квант,
   Пройдя в страстной борьбе,
   Создаст цветник-гигант!
  
   Жадовская Ю. В.
  
   Не бросай ты цветов
   В воду быстрой реки:
   Унесутся волной
   Незабудки твои.
   Ведь, подумай, цветок
   И красив, и лёгок, -
   Оттого и бежит
   В бесконечную даль.
   Брось же камень в реку, -
   Он на дно упадёт,
   И, как сердце тоску,
   Его глубь бережёт.
   Вот и жизни поток
   Всё, что радует нас,
   Как волна твой цветок,
   Увлечёт далеко.
   Уплывают цветы,
   Улетают мечты,
   И в немой глубине
   Остаются на дне
   Только камни одни.
  
   Бодний А. А.
  
   Не бросай ты цветов
   В непредсказанность вод.
   И матричность следов
   Не вноси в восполнимостей свод.
  
   Не внимай ты обрядовой акции,
   Где желаемость - мнимость абстракции.
   Просто это - издержанность фикции,
   Похоть мысли навязанной дикции.
  
   Как сугубит волна обречённость
   Безымянности спешных цветов,
   Так и лика судьбы прочерчённость
   Не оставит на бликах следов.
  
   Зафиксировать чтобы навечно
   Квинтэссенцию мига страстей,
   Напиши основательность встречно
   На скрижалях душевных камней.
  
   И как не был бы груз негатива
   Непокладист в глубинах души, -
   Он как прерванность сути мотива
   Будет память тревожить в глуши.
  
   Не под стать он цветку-эфемеру,
   Легковесность где правит волной,
   Ибо ближе душе лишь на веру
   Совмещенье и раны и боли былой.
  
  
   Жадовская Ю. В.
   Ночь
  
   Веет тихо, веет сладостно
   Мне дыханье ветерка;
   Светят звёзды в небе радостно;
   Отражает их река;
   И в раздумьи наклонилися
   Ветви гибкие дерев;
   И, как звёзды, засветилися
   Светляки среди кустов.
   Дышит всё святой отрадою
   На земле и в вышине;
   Ночь весенняя прохладою
   Освежает сердце мне.
   Что-то в душу чудно просится,
   Проникает в глубину,
   И, невольно, мысль уносится
   Всё туда, всё в вышину!
   Веет тихо, веет сладостно
   Мне дыханье ветерка;
   Светят звёзды в небе радостно...
   Спит на дне души тоска!
  
   Бодний А. А.
   Ночь
  
   Веет тихо, веет сладостно
   Мне ночное волшебство.
   И в субстанции никтостно
   Негу гложет естество.
  
   Я источник обвовленья
   Зрю не в сущности своей:
   Будто скверны накопленья
   Смыл волшебник-брадобрей.
  
   А за мной лишь остаётся
   Удержать баланс страстей:
   Знать - в созвучности сольётся
   Знак тоски с игрой мойрей.
  
   Но в плену я наваждений
   Избегаю долго быть.
   Мне природы лик видений
   Не даёт настрою слыть.
  
   Жизни образ прозаичный
   Я не в силах обменять,
   Чтоб настрой души привычный
   Зов тоски не смог принять.
  
  
   Сентябрь 2010 г.
  
   Конец шестого тома.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"