Еще один день подходил к концу, но зачем он был прожит - лично мне было совершенно непонятно. Я сидел за столиком летнего кафе и вяло ковырялся в тарелке с чипсами, стоявшей прямо передо мной. По обе стороны от меня за тем же столиком сидели мои друзья, Кочергин и Авоськин, но чипсы почему-то были только у меня. Перед друзьями стояло по кружке с пивом, чего, соответственно, передо мной не наблюдалось. Зато под столиком, на цементном полу между ног у меня держалась бутылка отвратительнейшего пойла марки "Агдам", по девять рублей сорок пять копеек. Периодически я доставал эту бутылку оттуда и прикладывался к ней, стараясь не попасться на глаза персоналу кафе - за распитие принесенных напитков отсюда гоняли нещадно. Отхлебнув в очередной раз, я закусил чипсами, пытаясь убить гадкий вкус бодяжной отравы в своей полости рта. Удалось не слишком.
Жутко хотелось есть, причем какой-нибудь домашней еды - жареной картошки с луком или даже супчика. Можно было бы поехать ко мне, на мою съемную квартиру, но там было шаром покати. Картошки, да и лука тоже, там не водилось, причем очень давно. Авоськин? Тоже не вариант - человек в общежитии живет, а я не любил общежития.
- Слышь, Кочергин, а поехали к тебе? - я повернул голову направо, голова ворочалась с трудом, как и мысли в ней. - У тебя же телевизор есть, так? А там сегодня футбол, еврокубки...
Кочергин был совершенно нежадный малый, он бы и так не отказался бы нас принять, но я для гарантии решил приложить его сверху футболом. Мы все трое были неравнодушны к виду спорта Номер Один, но жить одному в квартире с мебелью и прочими благами цивилизации типа телевизора повезло только Кочергину, и он обязан был это учесть.
- Ну, - сказал Кочергин. Судя по всему, его мыслительная деятельность также не отличалась ретивостью. - Надо чего-нибудь купить, да поехали...
Я посмотрел под стол - в моей бутылке оставалось где-то треть, друзья мои пиво уже почти допили. Я достал бутылку и разлил ее по кружкам товарищей, оставив и себе немного. Я уже не скрывался - теперь нас можно было и выгонять: все, что мы хотели здесь сделать, мы уже сделали.
Но никто нас не погнал погаными тряпками. Мы выпили, встали и ушли по собственной инициативе.
На улице мы скинулись. Из получившейся суммы сразу исключили деньги на проезд в общественном транспорте. Того, что осталось, хватило на шесть бутылок пива плюс две - "Агдама", да еще и сдача оставалась.
Это было вполне удовлетворительно. Мы загрузились в автобус и поехали к Кочергину. Ехать было через весь город.
Когда мы ввалились в кочергинскую квартиру, до футбола еще оставалось достаточно времени для того, чтобы приготовить поесть (ту самую картошечку с луком) и выпить по бутылке пива. Вдобавок ко всем прочим прелестям жизни, в холодильнике у хозяина квартиры обнаружилось следующее: вяленая рыба марки "тарань", полбутылки дешевой водки (на случай, если не хватит ранее приобретенного литража) и банка с солеными огурцами. Всё это было как нельзя кстати. Особенно рыба.
Почистив, порезав и поставив жариться картофель, мы обратили всё свое внимание на пиво и тарань. Развалившись в комнате на диване перед телевизором, мы принялись потихоньку уничтожать съестные припасы. Кочергин периодически бегал на кухню - проверять картошку - а мы с Авоськиным пялились в телевизор, где уже обещали с минуты на минуту наступление большого футбольного вечера.
Когда начался футбол, у нас как раз закончилось пиво. Но тут уже и Кочергин подоспел со сковородкой и тарелками. Мы уселись поудобнее и начали есть. И пить "Агдам".
Держа в одной руке вилку, а в другой - огурец, я начал считать, сколько мы уже выпили за сегодняшний день. По всему выходило немало: начали с пары бутылок пива на каждого еще до обеда, потом две бутылки дешевой "Мадеры" на троих. Потом еще по кружке пива уже в летнем кафе, затем бутылка "Агдама" на одного меня и по пиву - на моих друзей. И вот еще по литру пива... За этими расчетами я заснул. Отрубился, точнее.
Когда я очнулся, то обнаружил, что друзья не заметили моего отключения. Они и сами были на грани: не разговаривали, а только тупо смотрели в телевизор. Разве что картошку успели подъесть, мне осталось совсем немного. В левой руке у меня по-прежнему был огурец, не выпал.
На экране камышинский "Текстильщик" методично возил мордой по газону венгерскую команду "Бекешчаба". Счет к этому моменту был, если не ошибаюсь, 4:0 в нашу пользу, но отслеживать перипетии матча мне уже не удавалось. Я пощелкал пультом - на одном из каналов параллельно транслировали матч "Ротора" с французским "Нантом", но я решил на нем не задерживаться. В результате вскоре я вновь вернулся на прежний футбол - там, по крайней мере, дела обстояли донельзя оптимистично.
Одна бутылка "Агдама" была уже пуста. А когда подошел к концу футбол - то закончилась и вторая. Несмотря на серьезную дозу алкоголя, мы были в сознании, и требовалось чем-то заполнить остаток дня. Начали его заполнять с полбутылки холодной водки, которую обнаружили ранее в холодильнике Кочергина. Эти двести пятьдесят грамм не оказали никакого воздействия на наши подготовленные организмы. Требовалось чего-то большего.
- Пойдемте найдем баб, - у меня было ощущение, что Авоськин раскрыл рот впервые за этот вечер. Противников этого предложения не нашлось. Хоть я был и несколько не согласен с формулировкой, но по сути изложенного у меня возражений не имелось.
- А чего их искать? Я сейчас позвоню, и всё будет! - пообещал Кочергин, но реальность показала, что он слишком оптимистично оценивал свои шансы. Просидев за телефоном минут двадцать, он так и не смог пригласить к себе ни одной из своих многочисленных знакомых женского пола. Видимо, не столь уж они были многочисленные.
Всё закончилось. Было скучно. И мы снова подались на свежий воздух.
На улице мы вспомнили, что у нас еще есть сколько-то денег. Правда, их было именно, что "сколько-то". Даже на бутылку самого дешевого портвейна не хватало сорока пяти копеек. Было отчего загрустить.
Мы лениво толклись возле ларьков. Авоськин прислонился спиной к одному из закрытых киосков, и, судя по выражению лица, заснул. Кочергин ходил туда-сюда и развлекал меня беседой, содержания которой уловить я не мог как ни старался. Надо заметить, что любая дискуссия с Кочергиным развивалась приблизительно по одному и тому же сценарию: он начинал свой перегруженный мелкими деталями и действующими лицами монолог, дополнял основное повествование комментариями и побочными ответвлениями, на одном из которых в один прекрасный момент спотыкался и полностью забывал, о чем он рассказывал до этого, соскальзывая, таким образом, на боковые рельсы, и, если начиналась одна история - то заканчивалась уже совершенно другая. Длиться это могло буквально часами. К тому же Кочергин был непритязательным рассказчиком: ему не требовалось сопереживание, сострадание и прочие формы участия собеседника в разговоре. Его вполне удовлетворяли редкие кивки и бессодержательные междометия типа "А-а-а..."
Я делал вид, что слушаю его, а сам обозревал окрестности. Окрестности не вдохновляли. Вдоль длинного ряда ларьков то тут, то там тусовались кучки гопников, пьяные девицы и одинокие забулдыги. В узком промежутке между двумя ларьками в нескольких шагах от нас, не замечая, что прямо на них падает свет от ближайшего фонаря, занимались сексом двое подростков - пацан-скинхед и пятнисто окрашенная малолетняя девчонка. Мне было тошно от всего этого. Я бы многое отдал, чтобы не находиться здесь, но где тогда, черт возьми, мне находиться?
Наконец, Кочергину надоело трындеть в пустоту, его хаотическое мельтешение прекратилось. Он направился к ближайшему работающему киоску, засунул в окошко сначала голову, потом плечи и в итоге влез туда чуть ли не по пояс. Он был невысок, его ноги еле касались земли. Со стороны это выглядело очень комично: казалось, что киоск методично зажевывает Кочергина. Я подошел поближе.
- Извините, - визгливым, истеричным голосом Кочергин кричал куда-то вглубь. - У нас на портвейн полтинника не хватает, вы нам не продадите? Что? Нет, мы не алкоголики, нам просто на портвейн не хватает! Сегодня ж футбол был!!! Да? Ой, здорово! Спасибо большое! Нет, мы не будем пить постоянно!
На этой мажорной ноте Кочергин выпал из стозевной пасти ларька, причем выпал с бутылкой в руке. Подняв эту руку в торжествующем жесте, он провозгласил:
- Вот, есть же добрые люди еще на свете! Погнали!
Откуда-то сзади тенью отца Гамлета нарисовался Авоськин.
- А бабы? - спросил он. Ответом ему была тишина.
- Вон трое стоят, - продолжил упираться Авоськин, видя наше молчаливое несогласие. - Пошли перетрем.
Он выслушал наши "да ну их нафиг", пожал плечами и направился к трем трудноразличимым в темноте фигурам. Нам с Кочергиным ничего не оставалось делать, как потянуться за товарищем.
Бабы... На вид самой старшей "бабе" было лет четырнадцать, причем двенадцать из них она явно провела в беспутстве. Я встал немного поодаль, чтобы участия в разговоре не принимать. Больше всего мне хотелось сейчас оказаться на ровной горизонтальной поверхности, желательно под одеялом, и заснуть. Никакие малолетние девицы в мои планы к этому моменту уже не вписывались.
Благо, Авоськин и Кочергин без меня обошлись. Прошло какое-то время прежде, чем Кочергин махнул мне рукой:
- Пошли.
И мы пошли. Но почему-то не к Кочергину домой. Этот район города я знал плохо, поэтому совершенно не понимал, куда мы идем, а спрашивать было лень. Я тащился за друзьями по каким-то тропинкам, через какие-то дворы и чувствовал себя, как, вероятно, чувствует себя космонавт, вышедший в открытый космос и глядящий оттуда на планету Земля.
Наконец мы куда-то пришли. Я с друзьями остался на улице возле какого-то темного здания, девицы пошли внутрь.
- Где мы? - спросил-таки я.
- Это их общежитие, - ответил Авоськин. - Сейчас выйдут.
- Ага, - вклинился Кочергин. - Это медучилище. Я знаю. У меня тут одна подруга училась.
И завел одну из своих невыносимо бесконечных историй про подругу из медучилища. К тому времени, как минут через двадцать входная дверь общежития открылась, мы с Авоськиным уже слушали о том, как Кочергин с друзьями в какой-то деревне Воронежской области воровали яблоки из колхозного сада. Куда и в какой момент делась подруга из медучилища, было, как всегда, совершенно непонятно.
Девица вышла только одна.
- Не понял, - сказал Авоськин, тот еще оратор. - А где те две?
- Они не пошли, - ответила девица. Голос у нее был неприятный, ломающийся.
- А нафиг ты нам одна нужна-то? - не понял Авоськин.
Дальнейшего продолжения беседы я не услышал, поскольку Авоськин и девица чуть ли не носами уткнулись друг в друга, речь их превратилась в неразборчивое шуршание.
Пошуршали они недолго, пару минут. После чего мы все снова куда-то пошли. Как выяснилось чуть позже - на этот раз всё-таки к Кочергину домой. Первым в нашей скорбной процессии вышагивал Кочергин, бережно неся нашу последнюю на сегодня бутылку портвейна, за ним семенила девица. Чуть поодаль нее тяжело шагал Авоськин, словно присматривая за девицей. Последним влачился я, мечтая только о том, чтобы наконец куда-нибудь уже прийти.
С момента нашего ухода в квартире Кочергина ничего не изменилось. Да и не с чего было меняться. Мы вошли, разулись и сразу же оставили девицу сидеть на диване, а сами закрылись на кухне. Авоськин и Кочергин стали спорить, кто из них первый пойдет к девице. По ходу, я в расчет не принимался. Точка зрения Кочергина: квартира его, поэтому и право первой ночи - тоже его. Точка зрения Авоськина: если бы не он, никакой девицы тут и в помине не было бы.
- Блин, мужики, вы о чем спорите? - вклинился я. - Вы на нее смотрели? Вы представляете, сколько ей лет?
- Восемнадцать, - сразу ответил Авоськин.
- А ты откуда знаешь?
- Я спросил, - гордо ответил Авоськин.
- Блин, Лёх, а тебе сколько? - я не унимался. - Пятнадцать, что ли? Что ты как пацан? Ты иди на нее посмотри при свете, она ж никакущая! Ты бы еще бомжиху пьяную привел бы!
- Ага, - спокойно сказал Авоськин. - То есть, если бы ей было пятнадцать лет, но она была бы "ловкая", ты бы так не орал?
Я задумался. Чего это я действительно так переполошился? Еще пять минут назад на улице готов был под ближайшим кустом упасть и заснуть, а тут вдруг - надо же! - мораль во мне проснулась.
- Ты пойми, - Авоськин говорил медленно и тихо. - Мы с тобой кто? Мы ж не хозяева жизни, правильно? Какой у нас выбор? Нет у нас выбора. А у нее, - он ткнул пальцем в закрытую кухонную дверь. - Тоже выбора нет. Она же не первая красавица на деревне. И еще не понятно, кому из нас хуже. Нас трое. Она одна. Всё, я пошел.
Спор с Кочергиным на этой фразе можно было считать оконченным.
Авоськин ушел, закрыв за собой дверь, мы с Кочергиным приготовились ждать.
Кухня была не особо ухоженная, главной ее достопримечательностью был стоявший на холодильнике маленький телевизор Grundig. Нельзя сказать, что он был не в тему. Еще как в тему. Но...
Что показывали по тем двум с половиной каналам, которые принимал этот телевизор, я сказать не могу. Точно ничего интересного. Мы с Кочергиным только делали вид, что смотрим ящик. На самом деле мы считали минуты. Когда срок ожидания перевалил за полчаса, Кочергин подал голос:
- Они чего там? Чего так долго-то? Пойду посмотрю.
- Оставь, - я схватил его за рукав. - Мало ли...
- Да я типа в комнату за гитарой схожу, заодно гляну, чего они там... - сказал Кочергин и пошел.
Удерживать его было бесполезно.
Через минуту он вернулся с гитарой в руках.
- Ну, что? - поинтересовался я.
- Ничего, - ответил Кочергин. - Разговаривают.
- Чегоооооо? - не понял я и скорчил соответствующую гримасу.
- Разговаривают, - Кочергин округлил глаза. - Стоят возле окна и разговаривают. Даже за руки не держатся. В темноте. Две тени такие.
Затем он пожал плечами, уселся на табурет и предложил:
- Давай песенок попоём.
Надо заметить, что Кочергин пел песни не намного удачнее, чем рассказывал истории. А, возможно, даже хуже. Обладая неплохим слухом, он, тем не менее, перевирал все мелодии, считая, что ему так удобнее и интересней. Авторский замысел ему чаще всего был пофиг. Я не мог с ним в этом согласиться, поэтому каждый следующий его концерт давался мне со всё большим и большим трудом. И сейчас-то я совершенно точно не намеревался выслушивать его песнопения.
Меня спас странный звук, раздавшийся за кухонной дверью. Щелчок, громкий. Мы с Кочергиным переглянулись, тот отставил в сторону гитару.
- Вроде дверь входная, нет? - спросил я.
Кочергин пожал плечами. Мы поднялись, открыли дверь - тишина. Кочергин прошел вперед, заглянул в комнаты.
- Никого нет, - изрек он после первичного осмотра. - Ушли.
- Как ушли? - не поверил я.
- Как, как... Взяли и ушли, - Кочергин заметно погрустнел. - Потрахались, блин.
Было чему удивиться, но удивлялись мы как-то вяло. Наверное, слишком много было выпито. И, несмотря на то, что стрелки часов указывали уже на второй час ночи, это был еще не вечер - Кочергин поразмыслил, потом сходил на кухню, притащил в комнату табурет, на котором ранее сидел, встал на него и откуда-то сверху, из глубин шкафа достал трехлитровую банку мутноватой жидкости.
- Что это? - спросил я.
- Настойка, - ответствовал хозяин квартиры. - Родители берегут на свадьбу.
- На какую еще свадьбу? - поинтересовался я.
- На мою, - был ответ. - Да ладно, шучу. Сестры свадьбу. Сейчас мы отсюда отольём. Принеси с кухни чайник с заваркой.
- Чего? - не понял я.
Кочергин тяжело вздохнул и повторил, чуть ли не по слогам:
- Чайник, с заваркой. Чая. На столе стоит.
- Зачем? - я что-то ни черта не понимал. Не мудрено - столько выпить-то.
- Разбавим. Для цвета.
Я отметил про себя, что наша речь стала отрывистой, фразы - максимально короткими. Пьяны оба в пассатижи, так и есть. Однако за чаем я сходил. Кочергин отлил из банки два обычных граненых стакана жидкости, мы вылили всю заварку, следя, чтобы в банку не проникли чаинки. Недостающее количество долили водой. Зрительно цвет жидкости в банке не претерпел серьезных изменений. Заметить наши манипуляции было очень сложно.
Еще два стакана...
- Слышь, Кочергин, а сколько в этой гадости градусов? - поинтересовался я.
- Не помню, - ответил Кочергин. - Вроде мерили тогда, было шестьдесят семь.
- Ни фига себе! - сказал я, а сам подумал: "Когда "тогда"? И зачем мы это будем пить, если и так лыка не вяжем?"
Однако выпили эти стаканы мы с Кочергиным очень бодро. Сами не заметили как. Причем даже нельзя сказать, что дополнительная доза алкоголя как-то повлияла на наше состояние. Просто выпили. Словно чай. У меня даже возникло подозрение, что Кочергин уже не раз и не два проделывал эти манипуляции с трехлитровой банкой.
Кочергин взялся стелить постель. В наличии было: диван - в одной комнате, кровать и кушетка - в другой. Он спросил у меня, где мне лучше будет спать, я сказал - на кушетке.
Авоськин вернулся, когда мы уже завалились спать. Он позвонил в дверь, Кочергин, матерясь, поднялся в кровати и поплелся в темноте открывать. Авоськин вошел, в руке у него была бутылка пива.
- Ты куда свалил? - с порога спросил Кочергин.
- Девчонку проводить, - ответил Авоськин.
- На фига?
- Да не было ж ничего... Она хорошая. Просто глупая, - зайдя в комнату, где я к тому моменту уже включил свет, Авоськин сел прямо на пол. - Можно, я тут на полу посплю?
- Я там на диване постелил. В той комнате, - махнул рукой Кочергин.
- Да ну на хрен. Я лучше здесь, - Лёха сходил в другую комнату за подушкой и одеялом, снова уселся на пол, поерзал задницей, устраиваясь поудобнее. - В общем, да. Глупая она. Как-то меня... Не знаю, как объяснить... В общем, жалко ее стало. Поговорили с ней хорошо. Мечты там у нее... Извините, мужики, но правда... Ладно бы она тупая там была совсем, или злобная какая-то. А то просто... Не знаю... Пиво, кстати, будете? Представляете, на тротуаре десятку нашел!
За окном начинало светлеть.