Основоположник этологии Конрад Лоренц в конце ХХ века утверждал, опираясь на теорию Дарвина, что инстинкт - это точный механизм берущий начало в биологической истории вида, отличительный признак приспособляемости, отобранный в ходе эволюции в силу его полезности для закрепления и сохранения вида. Получается, что эволюция - это некий точный механизм, основанный на абсолютной случайности событий, для приспособления и сохранения вида, который безошибочно работает по принципу естественного отбора лучших признаков. Но одно дело изменение длинны клюва галапагосского вьюрка, и совсем другое инстинкты тех же вьюрков. Существуют многоступенчатые рефлексы, подсознательно руководящие многими жизненными процессами организма живого существа, без функционирования которых он просто погибнет. Ясно, что к управлению этими рефлексами само существо не имеет никакого отношения. Но создать такой инстинкт, как совокупность ряда рефлексов, задача необыкновенно тонкая, и как бы это сказать, целенаправленная, тот есть последовательно выполняемая в довольно сжатые сроки, и, если даже и за сотни миллионов лет, но непременно по определённому плану. Возникает вопрос, что это за случайная преднамеренность, как не досужее мудрствование материалистов? И есть ли, на самом деле, альтернативные способы объяснения явлений, именуемых современной наукой "инстинктами"?
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заключить, что наиболее выживаемые виды - это простейшие, так почему, эволюция пошла от простого совершенства ко все более и более многоуровневым совершенствам? Но самое удивительное, что этот рост совершенства более всего заметен в развитии того, что современная наука называет психикой, и ее так сказать материального обеспечения: от ганглиев насекомых из нескольких "чувствительных" клеток, до человеческого мозга и центральной нервной системы? Нет у науки и прямых доказательств действия естественного отбора, и совершенно не понятно откуда вообще появилась живая клетка.
Да, например, совместные действия общественных насекомых очень точны и как бы отшлифованы "бесчисленными тренировками", последовательность действий отдельного насекомого также четко закреплена. Однако, невнятен сам механизм закрепления инстинктов - этих программ действия. Такие ценные сведения об образе действий не могут закрепляться генетически. И если даже все полезные изменения записаны в генотипе особи, то эти программы без вмешательства сторонней разумной силы, не могли бы быть внесены в фенотип вида (ибо инстинктом должны быть вооружены все до единой особи). Эта сторонняя разумная сила (должна работая одновременно на всех особях вида) управлять развитием эволюции. Иначе ничего бы не получилось.
Представим себе, что когда-то, на заре появления первых цветов, первые "полупчелы", еще только собирающиеся точно определиться со способами своего выживания, решительно отказались от всех возможных способов охоты и добычи пищи, посвятив себя производству мёда, стали усиленно отрабатывать приемы полюбившегося им занятия - сбора нектара, попутно осуществляя братскую помощь тем видам растений, чей нектар пришелся им по вкусу. Нет, без наличия специального ментального органа, в который сторонняя сила заранее вложила бы некий необходимый объем априорных знаний, образов, идей, если хотите, живая природа не смогла бы вообще появиться и существовать. Тем более ментальный орган, который мы называем "сенсориум" никогда не смог бы появиться в результате случайных полезных мутаций.
Изучение термитов привело к обнаружению критического числа особей термитов, после достижения которого они начинают вести себя как общественные насекомые, то есть появляется четкое разделение труда между группами термитов с определенными "социальными" функциями (рабочие, охранники и т.д.), проявляются коллективные рефлексы и инстинкты, появляется так сказать коллективный разум и удивительно скоординированные действия сообщества насекомых. С нашей точки зрения это легко укладывается в понимание того, что "подсознания" отдельных термитов (то есть руководящие инстинктами и ментальными органами силы) каким-то образом сливаются воедино, именно тогда, когда количества насекомых достаточно для поддержания коллективного и слаженного бытия сообщества, и не ранее того.