Богданов Александр Алим. Принять чужую личину

Богданов Александр Алим : другие произведения.

Принять чужую личину

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

© Copyright Богданов Александр Алим (octagoncube255@gmail.com) Размещен: 17/02/2025, изменен: 19/02/2025. 227k. Статистика. Повесть: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Советские нелегалы за рубежом. Они попали из нищеты своей социалистической родины в процветающую капиталистическую страну. С непривычки окружающее кажется засланным агентам великолепным, масштабным и изобильным. Однако, они стараются не замечать разницы в жизненном уровне их социалистической родины и 'загнивающей' страны капитала, в которую их послали. Стиснув зубы, идеологически правильные чекисты продолжают выполнять данные им Москвой задания по разложению западного общества. Внезапно их предают свои. По материалам американских СМИ.

Советские нелегалы за рубежом. Они попали из нищеты своей социалистической родины в процветающую капиталистическую страну. С непривычки окружающее кажется засланным агентам великолепным, масштабным и изобильным. Однако, они стараются не замечать разницы в жизненном уровне их социалистической родины и 'загнивающей' страны капитала, в которую их послали. Стиснув зубы, идеологически правильные чекисты продолжают выполнять данные им Москвой задания по разложению западного общества. Внезапно их предают свои. По материалам американских СМИ.

Принять чужую личину.

Пролог.

В ночной тишине каждый звук бил по нервам и беспокоил Веру Васильевну, бледную, сухощавую женщину лет тридцати. Странные шумы наполняли квартиру: то где-то скрипнет, то щелкнет, то под потолком застучит, то за окном сo зловещим клекотом промелькнет черная птица. Заслышав очередной непонятный шорох бедная женщина вздрагивала и подпрыгивала на своем стуле. Она не ложилась, ей было не по себе, любой вздох, любая тень нагоняли на нее страх. Как будто кто-то невидимый следил за ней. Но больше всего женщину пугало лежащее перед ней на кровати тело любимого мужа. Был ли он мертв или просто потерял сознание Вера Васильевна определить не могла. От страха ее знобило и трясло, между тем перед ее внутренним взором представали драматические события минувшего дня. "Собака выйдет замуж. Bедь эти самые слова мой муж перед самой своей смертью сказал. Что это значит? Что за дребедень такая?" страдалица в отчаянии сжимала ладонями свое худое малокровное лицо. Её длинные белесые волосы спутались, клеенчатый кухонный фартук надетый поверх несвежей блузки топорщился и сбился в сторону, а под красными заплаканными глазами набухали синие мешки. Выключенная люстра тускло поблескивала над головой и из незашторенного окна лился мертвящий лунный свет. От спертого затхлого воздуха, скопившегося в комнате за истекший день, у Веры Васильевны кружилась голова. Очертания окружавшиx ее предметов плыли, растекались и казались подернутыми рябью. Hа фоне темного неба силуэты высоких зданий образовывали зазубренную линию. Бездушные бетонные коробки обступали встревоженную хозяйку враждебной, многочисленной ордой. Несмотря на поздний час в окнах окрестных домов теплился неяркий призрачный свет, напоминающий мерцание светлячков в темной болотной чаще. Издалека доносился скрежет колес запоздалого трамвая и тревожные трели милицейских свистков. "А может мой Пашенька вовсе и не мертвый? Может мне только кажется? А он, сердечный, может впал в кoму после своей проклятой таблетки и стал бесчувственным? Ведь он того и хотел!" рывком вскочила она со стула, одернула свою широкую неказистую юбку и в который раз с надеждой наклонилась над длинным, стройным мужчиной, распростертым на кровати. Он лежал с закрытыми глазами, его судорожно сжатые губы побелели, а из ноздрей не вырывалось никакого дыхания. Вера Васильевна нежно поцеловала своего благоверного и легонько погладила его по плечу. "Как я обойдусь без него?" ёкало сердечко страдалицы в то время как она продолжала осмотр. Лоб мужа был холодным, как камень, плотно сжатые веки посинели, а черты пожелтевшего лица заострились. "Неужели умер?" Женщина подложила ему под голову подушку, отчего бутоньерка в петлице лацкана его причудливого одеяния смялась и сдвинулась со своего места. Cледует заметить, что одет супруг был не по здешнему. Черный безукоризненный фрак облегал его торс до талии, брюки, снабженные атласными лампасами, достигали середины каблуков, щегольские лаковые туфли красовались на его ногах, накрахмаленная манишка с галстуком - бабочкой дополняли ослепительный наряд светского льва. Одеяние это несомненно было диковиной в Москве 1980-х годов и привлекало взоры прохожих; в те времена никто, кроме членов дипкорпуса, такое убранство отродясь не видел; а к дипломатам ее муж, по мнению заботливой и простецкой Веры Васильевны, никогда не принадлежал. "Что за чудеса в решете?" покачивала она головой и закатывала глаза вверх. " Мой Павел Петрович был рядовым советским служащим и всегда ходил в замурзанной ковбойке и неглаженных брюках. Откуда он взял такой костюм? На маскарад что-ли без меня бегал?" Она опять всхлипнула. "Еще Пашенька сказал, что как только он проглотит таблетку и отключится, мне следует тут же позвонить в больницу. Как я такое могла позабыть?" Она выбежала в коридор, схватила телефонную трубку и начала набирать номер. "Алле, это скорая? Срочно приезжайте. Мой муж умирает. Да, ему очень плохо. Вот уже пятнадцать минут лежит пластом без движения и не дышит. Адрес?" Она сбивчиво продиктовала свои координаты, повесила трубку, вернулась в комнату и повернула выключатель. Внезапный свет ослепил ее и на мгновение она сощурила свои уставшие глазки. Но в комнате ничего не изменилось. Запыленная люстра на три рожка освещала маленькое помещение, в котором находилась скудная меблировка: обшарпанный квадратный стол и четыре стула, растрескавшийся буфет и платяной шкаф, железная кровать и тумбочка у ее никелированного изголовья. "Что это за бред такой: "Собака выйдет замуж?"причитала Вера Васильевна. "Чушь и ахинея какая-то! Это кто же эдакую ерунду учудил?! Партийные товарищи на Лубянке что ли изобрели?! Все им шпионаж да соглядатайство мерещатся! Лучше бы говядины в магазинах было побольше да хулиганов на улицах поменьше!" Она укоризненно покосилась на портрет Андропова в никелированной рамке, одиноко висящий на пустой облупленнной стене. Холеный, cамодовольный лик вождя резко выделался в убогой, скудно меблированной комнате. Казалось, что глаза генсека внимательно смотрели на нее из-под тонкого стекла. Загадочная полуулыбка витала на его губах. Высокопоставленному вельможе положено было видеть то, что простым гражданам недостижимо, непонятно и скрыто за семью печатями. От переживаний у Веры Васильевны опять закружилась голова. Ноги ее подкосились. Былое предстало перед нею. Где ее муж работал, с кем общался, откуда и зачем у него была странная одежда - она не знала и не хотела знать. Бедняжка надеялась, что Паша ей верен, любит ее и потому мечтала иметь ребенка от него, для чего откладывала все свободные имеющиеся деньги на кооперативную квартиру. Вопросы Вера Васильевна не задавала и ее не смущало, что с недавних пор муж взял манеру ходить во фраке, стал где-то пропадать по ночам и завел странный образ жизни, возвращаясь на рассвете с карманами набитыми деньгами, принося с собой запахи коньяка, изысканной парфюмерии и сигарного дыма. "Не к добру это," терзалась обиженная супруга и втихомолку плакала. В этот раз он вернулся домой сильно взволнованный и раньше обыкновенного; долго сидел сгорбившись за столом, подперев голову руками, пока наконец не изрек, "Вера, у меня неприятности. Мне необходимо на время скрыться. Потом мы отсюда уедем и все будет хорошо. А сейчас," он пристально взглянул не нее, "я приму таблетку, которая сделает меня бесчувственным и похожим на мертвеца. Ты вызови скорую, ничего им про таблетку не говори, меня отвезут в больницу и через неделю вылечат. Я стану здоровым и веселым, как прежде, и мы уедем отсюда далеко - далеко." Так она стояла у стола, пока ее грезы не прервал повелительный звонок в дверь. Очнувшись, Вера Васильевна побежала в прихожую. Но пришедшие медики отказались увезти Павла Петровича в больницу. Они уловили слабое сердцебиение и сочли пациента вполне здоровым. Приложив нашатырь к его носу и сделав подкожную инъекцию, отчего на щеках больного появился легкий румянец, они ушли, посоветовав назавтра обратиться в районную поликлинику. Обеспокоенная жена застыла на табуретке. Oна просидела много часов, время от времени поднимаясь, чтобы сменить компресс на лбу Павла Петровича, который молчал и не приходил в сознание. Незаметно начался рассвет, за стеклом стали проступать неуклюжие серые здания, один за другим зажигались квартирные окна, на асфальтовой дорожке внизу раздалось шарканье сотен ног. Обитатели бетонных коробок, угрюмо понурив головы, побрели к станции метро. Ничего этого Вера Васильевна не замечала. Со склянками и бинтами в руках она металась взад и вперед между комнатой и кухней. Но мужу лучше не становилось. Глаза его были сомкнуты, он не шевелился и был похож на холодный труп. Когда первый луч солнца коснулся его лица, он тяжело вздохнул, пробормотал несколько загадочных слов и, не открывая глаз, испустил дух.

"Что, Пашенька? Что?" забилась в истерике верная жена, но вскоре от горя потеряла сознание. Очнулась она нескоро, лежавшая на полу в неудобной позе; саднила ушибленная коленка, кровоточил поцарапанный подбородок и ломило в пояснице. Тем временем солнце поднялось высоко и ярко сияло в голубом небе. Хватаясь за мебель, Вера Васильевна с трудом встала и осмотрелась. Пашенька все так же лежал на спине с вытянутыми вдоль руками. Ничто земное больше его не интересовало. Eго душа, должно быть блуждала в безвременье, ожидая последнего суда. Однако жена его покуда оставалась здесь, в грешном мире и продолжала выполнять свои неотложные обязанности. "Довели, проклятые эскулапы," ворчала она, с неприязнью вспоминая покинувшую ее команду медиков. Она стала переодеваться, намереваясь выйти на улицу, вызвать такси и отвезти тело для освидетельствование в больницу. Внезапно ее приготовления прервал скрип открывающейся двери. С ужасом она узрела входящих в комнату двух рослых мужчин. Штатские костюмы не скрывали их военной выправки. Полуодетая женщина взвизгнула и инстинктивно отступила под прикрытие дверцы платяного шкапа. "Не волнуйтесь, гражданка," обратился к ней один из мужчин. "Мы друзья вашего мужа." "Какая разница! Вы не имеете права врываться к нам без разрешения! И откуда у вас ключи?!" "Нам не нужны ваши ключи," заявил тот, что выглядел поначальственнее. "И нам не требуется вашего разрешения. Мы из КГБ. Мы хозяева этой страны и все кругом наше." Помахав в воздухе красным удостоверением, он отвернулся от хозяйки, порылся в кармане, вынул оттуда зеркальце и поднес его к губам мертвеца. "Не дышит," равнодушным голосом заключил чекист и занялся осмотром помещения. "Мы произведем небольшой обыск и потом заберем тело нашего павшего товарища. Это избавит вас от расходов на похороны." Оба ехидно осклабились и начали выдвигать ящики и рыться в буфете. Пришедшая в себя Вера Васильевна закончила свой туалет и покинула свое убежище за ширмой. "Моего согласия на обыск и изъятие тела нет!" выкрикнула она и в ярости топнула ногой. "Это не имеет значения. У нас есть предписание. Вы никакой роли не играете. Мы все решаем," проинформировали незваные гости. Закончив осмотр и избегая ее взгляда, они подошли к мертвецу. Взяв его за руки и за ноги, они подняли ношу и понесли к выходу. Фалды фрака покойного волочились по полу, а из кармана с дробным стуком посыпались маленькие сверкающие камешки. "Вот оно что! Алмазы!" Почти одновременно вскрикнули оба. "Значит Мороз оказался прав!" Бесцеремонно швырнув тело на кровать, они опустились на колени в поисках рассыпавшихся брильянтиков. Cамозванцы заглядывали под шкап, буфет и другие укромные уголки. "Вот видите," поучительно вякнул один из них. "В дополнение ко всему ваш муж был расхитителем социалистической собственности." Он назидательно поднял указательный палец и с важностью нахмурил брови. Подобрав до последней крупинки сокровище, чекисты тем же манером вытащили тело Павла Петровича из квартиры. Дверь за ними громко захлопнулась. Гулкое эхо долго перекатывалось в лестничных пролетах с этажа на этаж. Ошеломленная хозяйка долго стояла, замершая как соляной столп. Глаза ее были вытаращены, а губы слегка шевелились, как бы пытаясь что-то сказать. Она не представляла, что ее мытарства только начинались.

Глава 1. Совещание

К началу 1980-х годов амбициозная программа по строительству коммунизма в СССР окончательно провалилась. Первое в мире социалистическое государство, основанное на утопической идеологии социального равенства: справедливого распределения благ, общности имущества, равноправия и общенародной собственности испытывало неимоверные трудности. Его вожди проворовались, в марксизм-ленинизм никто не верил, а спившееся население не хотело работать и тащило с рабочих мест все, что могло. Огромная страна не производила ничего, что могло бы составить конкуренцию промышленной продукции капиталистических государств, национализированное сельское хозяйство держало население впроголодь, не обеспечивая продовольственной независимости от импорта, и единственным источником дохода советской империи были неисчерпаемые резервы полезных ископаемых, включая золото и серебро, нефть и уран, унаследованные от царской России. Тем не менее грандиозные амбиции кремлевских вождей не утихали. Они не видели грозящего краха и неутомимо планировали захват остального мира. Готовясь к предстоящей войне, коммунистическое руководство наращивало военную мощь, между тем как советские спецслужбы активно увеличивали свое присутствие за рубежом, неустанно проводя конспиративные акции и секретные миссии против Соединенных Штатов и их союзников.

"Итак, товарищи, назовем операцию по разложению вражеской морали по-новаторски, а именно, "Собака женится,"" бодро изрек генсек, решительно хлопнул ладошкой по столу и устремил свой пламенный взор на висевший напротив портрет В.И. Ленина. Опустив головы, пряча унылые лица, ошарашенные генералы собирались с мыслями, но ничего путного без подсказки нижестоящих чинов сообразить не могли. Совещание длилось уже три часа, перед этим их долго держали на стульях в приемной; между тем приглашенные товарищи проголодались, в желудках у них бурчало, свербило и постанывало. Они утомились, исстрадались и хотели назад в уютный ведомственный буфет, где вокруг круглых столов стояли удобные кресла, а широкие полки ломились от ломтей буженины и сервелата, сдобных булочек с маслом и пластиковых стаканчиков с простоквашей. Однако увешанные орденами и медалями военные герои были обязаны покорно ждать завершения собрания и выносить словоблудие. Таков был их холопский удел - повиноваться генсекам во всем. В просторном, с высоким потолком кабинете раздавался лишь нервно-взвинченный голос вождя. "Бдительность, товарищи, и еще раз бдительность. Мы не позволим неустойчивым и падким на иностранщину субъектам находиться в наших рядах." Внезапно полуденный бой курантов на Спасской башне Кремля проник через ряд окон, заставив докладчика сделать продолжительную паузу. Наконец мелодичный колокольный звон утих, но никто не двигался, остекленевшие зрачки присутствующих уперлись на Андропове. Наступившую тишину нарушил дрожащий голос заведующего отделoм международной информации ЦК тов. Фуфайкина. "Осмелюсь возразить, товарищ генеральный секретарь, но собаки не женятся," от волнения отважный юноша часто дышал, узкое мальчишеское лицо его покраснело, а на кончике носа повисла порядочная капля зеленой слизи. "Как известно, собака существительное женского рода. Собаки выходят замуж, но не женятся; так учили нас в средней школе. Кроме того, в ЗАГС животным самостоятельно обращаться запрещено в силу отсутствия у них соответствующих документов; но если владельцы того пожелают, то могут своих мохнатых любимцев в любой момент обручить без подобающих формальностей. Просто в чьем-нибудь сарае сыграть им кошачью или собачью свадьбу." После всеобщего продолжительного смеха тов. Андропов заявил, "Все это ерунда, Фуфайкин. Не переключайте тему. Сказанное вами не имеет никакого отношения к нашей миссии. Вам понятно?" Он пренебрежительно фыркнул на униженного заведующего, отчего тот побагровел и утер салфеткой свой мокрый нос. "На том и порешим," приосанился довольный собой партийный вельможа. "Пусть звучит простенько и со вкусом - "Собака выйдет замуж." Такое название сбивает непосвященных с толку и придает нам, коммунистам, образ благородных защитников животных. Операция будет иметь три фазы: подготовительную, серединную и завершающую. В связи с этим, наименование будет меняться в зависимости от ее текущей стадии: от первоначального планирования до исполнения и завершения. Достигнув стадии своей капитуляции, мировая буржуазия задрожит и окончательно впадет в панику. В этот исторический момент я предвижу, что вдохновленные высокой правдой ленинских идей, трудящиеся массы капиталистических государств потребуют немедленного установления социалистического строя в странах своего проживания. Вот тут-то мы и появимся!" Генсек даже взвизгнул от восторга. "На помощь угнетенным пролетариям придет всесокрушающая мощь советской армии и флота! Мы избавим узников капитала от их цепей! Они вздохнут воздух свободы! Солнце социализма озарит и обогреет всех наших бесправных собратьев в странах капитала!" Вождь окинул собравшихся победным взором и добавил, "Нам не привыкать. Мы освобождаем человечество с 1921 года. К сожалению, не все благодарны нам за это. Реакционные круги Запада смертельно ненавидят нас. Но придет время и мы приструним всю эту буржуазную свору со всей строгостью советского закона!" Громовые слова эти не произвели на собравшихся никакого впечатления. Генералы, как и прежде, клевали носами и только Фуфайкин пискнул невнятно: "Ура! За власть советов!" и резко выбросил правую руку вперед на манер нацистского салюта. Hе найдя у аудитории никакого отклика, не услышав многоголосия одобряющих восклицаний, энтузиаст испуганно замолчал. Но преждевременно. Bнушительная фигура генсека внезапно поднялась за председательским столом; раздался его зычный голос, "Молодец, тов. Фуфайкин. Так держать! Мы поручаем вам руководство этой исключительно важной операцией. Справитесь?!" "Так точно!" впопыхах вытянулся, сидя на стуле, молодой специалист и даже от усердия отдал честь. "Мы вас одного не оставим," поощрительно осклабился Андропов. "Будете работать рука об руку с Главным Разведывательным Управлением. Их руководство снабдит вас необходимой экспертизой. Я немедленно oтдам распоряжение." Рука генсека потянулась к телефону, пальцы набрали нужный номер. После короткого диалога с невидимым собеседником, он перевел взор на полузабытых присутствующих. Кивком головы он отпустил подчиненных, которые молча поднялись и тут же стали покидать кабинет; все за исключением Фуфайкина. Его Андропов попросил задержаться. "Надеюсь, что помните изречение тов. Сталина?" уставив на молодого выдвиженца пронзающий взгляд, обратился к нему Андропов. "Великий Сталин учил, что кадры решают все." Процитировав незабываемое, он невесело покачал головой. "К сожалению достойных офицерских кадров нам всегда не хваталo. За помощью обратитесь к вербовщикам. Пусть прочесывают языковые вузы и старшие курсы МГИМО. Желающих окунуться в захватывающую жизнь разведчиков - нелегалов должно быть предостаточно. Этим молодым рекрутам предстоят неординарные судьбы. Многие из них станут Героями Советского Союза и получат правительственные награды. Наша задача дать им всю необходимую поддержку и подготовку. Приступайте." Немного пошатываясь и дрожа, взваленная ответственность давила на плечи, Фуфайкин вышел в приемную и не замечая изумленного взгляда секретарши, молча пересек широкий зал. Оттуда, как полуслепой, опустив голову и вытянув руки прямо перед собой, он неуверенно шагнул в коридор. Здесь горел яркий люминесцетный свет, вокруг было безлюдно и царила абсолютная тишина. По толстой ковровой дорожке, протянутой вдоль рядов задраенных, обитых черной кожей дверей, Фуфайкин побрел к выходу. "Вот вляпался!" вертелось у него в голове. "Как теперь отсюда выпутаться? Надо жену спросить. Может она знает?"

Глава 2. Бравурное начало.

"Ой, мама, когда-нибудь я выйду замуж?" жаловалась на судьбу крупная, ширококостная девица лет двадцати. Красное ситцевое платье обтягивало ее спортивную фигуру, холеными белыми ручками она откидывала со лба рыжие упрямые локоны, слезы капали из ее прекрасных зеленых глаз. "Я хочу семью и детей. Я хочу новый просторный дом, я хочу антикварную мебель и стильную кухню с новейшей бытовой техникой. Еще я хочу классную спортивную машину, роскошные наряды и много отдыха у самого синего моря." Она порывисто встала и начала ходить кругами вокруг обеденного стола, стоявшего посередине маленькой комнаты. Доски пола скрипели и гнулись, с низкого беленого потолка сыпалась известка, горшки с геранью на подоконниках подслеповатых оконцев, подпрыгивали, раскачивались и колыхались в такт. В светелке находилась кое-какая мебель, что называется с бору по сосенке: кривой, растресканный буфет соседствовал с самодельной фанерной этажеркой, на окованном железом купеческом сундуке светился крошечным экраном телевизор КВН и к обшарпанному платяному шкафу прислонилась пара щегольских горных лыж. Деревянные половицы скрипели при каждом ее шаге, стройные, рельефные ноги красавицы невзначай толкали продавленные, ободранные стулья, а посуда на полках тревожно дребезжала и позвякивала. "Запросы у тебя, Люсенька, непомерные," отвечала ее родительница, не первой свежести морщинистая дама, укутанная в махровый оранжевый халат. Взглянув на свое отражение в пузатом самоваре, где отсвечивала ее окрашенная хной кудрявая голова, родительница продолжала, "Ну и аппетиты у тебя, доченька. Принца встретить невозможно. Самой принцессой надо быть. Подумай, о чем ты говоришь? Где в СССР ты возьмешь шикарный собственный дом и красный спортивный автомобиль?" мамаша всплеснула руками. "Для этого тебе требуется выйти замуж за члена Политбюро, или стать любовницей подпольного цеховика, или переехать на постоянное жительство в Америку! Ни то, ни другое, ни третье невозможно!" Пожилая женщина отпила немного чаю, осторожно опустила чашку на блюдечко и назидательно изогнула свои выщипанные брови. "Слушай меня во всем и у ты многого добьешься!" Помолчав минуту и хмуро глянув на дочь, она выпрямилась на стуле. Ее выцветшие глаза приняли печальное выражение. Но ее взбунтовавшееся чадо не угомонилось. Люсенька прекратила расхаживать и вызывающе уперев руки в бока, смотрела на мать в упор. "Ну и что, мамочка! Ты не права! Разве я не красавица, не отличница и с почти законченным высшим образованием?" не успокаивалась она. "Я непременно встречу принца! Вот сегодня в институте один солидный, интересный мужчина подошел ко мне и сообщил, что меня вызывают на собеседование для работы в КГБ. Это тебе ни о чем не говорит?" "В КГБ?!" Брови пожилой дамы подскочили вверх. "Будь осторожна, кисонька. У них дела мутные. Там и обгореть можно. Ты лучше этой своры остерегись, не то они тебе всю жизнь до гробовой доски изгадят." "Какая же ты отсталая, мама! Советская разведка защищает нашу родину от внутренних и внешних врагов. КГБ находится на переднем крае борьбы за благополучие и процветание советского народа! Ты, что радио не слушаешь и телевизор не смотришь?!" Закончив тираду, бунтарка накинула плащ, повязала шарфик, кокетливо повертелась перед зеркалом и ушла, громко хлопнув дверью. На этом общение закончилось. С мамой она никогда не прощалась и не здоровалась. Старушке и так сойдет!

В трудах и заботах пролетели несколько дней. Неделю спустя отважная Люсенька прибыла в центр Москвы. У нее была важная цель и двигалась она к ней решительно и бесповоротно, как крылатая ракета по спутниковой системе навигации. Она миновала Кутафью и Троицкую башни и вступила на территорию Кремля. Настроение у девушки было праздничное, хорошенькая мордашка лучилась от счастья, казалось, что мечты ее начинают сбываться. Безусловно все способствовало предстоящему успеху! Прохожие ей улыбались, задорно чирикали воробьи, а постовой милиционер при виде ее высоко взмахнул своим полосатым жезлом и освободил ей путь. Препятствий для нее не существовало! В лучах сверкающего солнца рдели кирпичные крепостные стены, сияли золотые купола древних соборов и блестела зеленая кровля Потешного дворца. Повернув направо, туда-то искательница приключений и понеслась. У входа Люсенька предъявила дежурному офицеру свое извещение и паспорт. Тот угрюмо сверил данные и, не проронив ни слова, молча кивнул, указав ей куда-то позади себя и вверх, в дальнюю сторону дворца. Стуча каблучками, девушка бодро зашагала вперед к парадному порталу. Ни капельки не запыхавшись, прелестница поднялась по широкой лестнице и вошла в обширный, светлый зал сo сводчатым потолком. Через узкие стрельчатые окна вливался солнечный свет. Вдоль белых кирпичных стен на паркетном полу разместились рядами канцелярские столы. Народу было немного - в основном вдумчивые, строгие и подтянутые мужчины - все они были в опрятных костюмах и при галстуках, а разговоры между ними, если случались, велись в приглушенных тонах, так что нельзя было ничего разобрать, пока не подойдешь ближе. Немного робея, она обратилась к одному из служащих, сидевшего за столом рядом со входом; тот, взглянув на ее повестку, указал ей нужного коллегу, его фамилия была Юшенков. Это был средних лет, склонный к полноте человек непримечательной наружности, каких полно в стольном граде Москве. Eму подобные, стиснутые в толчее, передвигаются в переполненном общественном транспорте; бредут, разинув рты, по улицам и площадям; в поисках отсутствующих товаров безропотно выстраиваются в длинные очереди с авоськами в руках; а вечерами в подворотнях и в подъездах, озираясь и таясь, киряют на троих. Но, всмотревшись, Люсенька поняла, что ошибалась. Она заметила, что не все так просто с этим человеком: улыбка его неискренна, в глазах застыл холодок, а рукопожатие у него холодное и липкое, как у лягушки. То был индивид другой, опасной породы. Он был хищен, жесток и до времени сыт, с утра от пуза нажравшись человечины; потому в данный момент для нее нестрашный. С улыбкой Юшенков приветствовал посетительницу и предложил ей присесть, предварительно потребовав Люсенькин паспорт. Затем сунув ей в руки длинную анкету, он терпеливо ждал, пока Люсенька писала. Сам он, тем временем, рассеяно просматривал какие-то свои бумаги. "Ну, что же," изучающе глядя на нее, начал раскидывать свою коварную сеть кадровик. "У вас правильные родители, хорошее поведение, отличные оценки в вузе, вы прекрасно говорите по-английски," на секунду он передохнул, а затем выпалил, " Не хотите ли принять участие в противодействии проискам заокеанского классового врага и его приспешников?" "Что вы имеете ввиду?" недоумевая, вздрогнула девушка. "Ничего особенного," слащаво улыбнулся кадровик. "Достаточно ли у вас патриотизма посвятить себя борьбе с мировой буржуазией?" "Я вас не понимаю." "Что же здесь непонятного? Ведь вы желаете проживать в странах Запада, не так ли?" "Откуда он знает?" У Люсеньки сжалось сердце. "Неужели нас постоянно подслушивают?" мелькнуло в ее голове. Но вслух она ответила. "Я предана социализму, но если родина требует, то я всегда готова принести себя в жертву!" "Вот именно," обрадовался кадровик, растянув в подобии усмешки свои узкие, бескровные губы. "Родина требует! Еще как требует! Поступайте к нам! Все ваши мечты сбудутся. Мы введем вас в замечательный коллектив истинных советских патриотов доказавших не словом, а делом свою преданность социалистической родине. Там же вы встретите хорошего парня, который, если того захотите, станет вашим мужем. Bместе вы будете выполнять наши задания за рубежом. У вас будет дом, автомобиль, красивая одежда, отдых на лучших морских курортах и, конечно, высокая зарплата." Люсенька почувствовала головокружение, покачнулась вперед и чтобы не упасть схватилась за край стола. "Так сразу?" едва слышно молвила она. "Зачем же так сразу? Мы никого не принуждаем. Позвоните мне через недельку. Вот номер моего телефона. Хорошенько подумайте и сообщите ваше решение." Юшенков поднялся со своего места и, широко улыбаясь, протянул ей руку. Люсенька неохотно пожала холодную, влажную длань чекистского существа и на трясущихся ногах стремглав устремилась прочь. С трепещущим сердцем бедняжка тотчас вернулась домой. Всхлипывая и рыдая, она рассказывала маме о случившемся. "Так кадровик и сказал: "В Америку пошлют,"" качала головой взволнованная девушка. Волосы ее сбились в спутанную рыжую массу, испарина выступила на побледневшем лбу, а щеки покрывал лихорадочный румянец. "Не горюй. Что же в том плохого, дорогая? Ведь это твоя мечта," мама нежно обнимала свое дитятко и утирала ее слезы. "Все хорошо. Посылки из-за границы нам будешь присылать. У них, у проклятых капиталистов переизбыток всего, а здесь я сбилась с ног в поисках товаров, от дефицита всю жизнь волком вою; полгода по Москве рыскаю: колготки, приличный бюстгальтер и консервированный зеленый горошек не могу найти. Успокойся, Люсенька, и поезжай. Тебе счастье привалило. И я вздохну с облегчением. Устроилась моя девочка. У хороших людей будет жить. Hе будет моя Люсенька страдать от нехваток, как мы все здесь мучаемся." Взяв гребень мама начала расчесывать дочкины волосы. "А мужа - то тебе хорошего дадут?!" внезапно опомнилась она. "Об этом в КГБ тебе говорили? Нам какого-нибудь завалящего не треба!"

Тем временем на другом конце Москвы, в квартире на третьем этаже одного из высотных жилых зданий на Кутузовском проспекте происходил следующий разговор. Пожилой отец и взрослый сын, расположились в гостиной, устланной коврами и обставленной элегантной мягкой мебелью. Там находились светлых тонов кресла и длинный диван, несколько пуфов и кушеток, журнальный столик и в углу огромный телевизор на подставке с колесиками и бронзовыми бляшками в форме чекистских гербов. Стены украшали семейные фотографии - фото улыбающейся супружеской пары, их отпрысков и многочисленных родственников. Фотографии относились к разным периодам жизни семьи - вот обитатели молодые с еще маленькими детьми, вот они постарше позируют с подросшими чадами, вот они собрались в актовом зале по случаю окончания средней школы, а вот и парадная фотография главы семейства - краснозвездного генерала с иконостасом медалей и орденов, сияющих на его груди. Голова патриарха торжествующе вскинута вверх, руки вытянуты по швам, Пониже прилепилась увеличенная фотография его же самого - неужели это он? - такой неузнаваемый и пустяковый, в скромной пиджачной паре и сером галстуке, повязанном поверх мятой ковбойки, правда, на лице его не было морщин и хорошо заметна его юношеская спортивная осанка. На это фото и вперил свой немигающий взор седовласый генерал. "Вот таким я был в молодости," немного нараспев произнес Петр Владленович, таково было имя генерала. "Никто не мог меня остановить. Препятствий для меня не существовало. Проникал в любые секретные объекты. После одного из моих подвигов французские газеты прозвали меня "супершпионом века", но я не зазнался и продолжал служить нашей великой родине." Он устало опустил голову и откинулся на спинку дивана. "Старею я. Пора тебе, Гена, мое место занять." Он перевел взгляд на своего сына, атлетического парня, лет двадцати пяти с прической ежиком и в темной, лаконичной, обтягивающей одежде. Высокий, темноволосый и cпортивный он сливался в толпе и никто не мог запомнить его простецкой наружности, однако лукавая улыбка, временами вспыхивающая на его лице, настораживала любого собеседника. Тот сидел молча, сложив кончики пальцев, вытянув ноги и устремив в потолок скучающий взгляд. "Ты успешно закончил МГИМО," продолжал генерал. "Это учебное заведение только для избранных. Пора тебе выбирать достойную стезю. Поступай к нам в ГРУ. Служба там не для каждого. Необходимы знания, смекалка, находчивость, молниеносная реакция, терпение и выдержка, но если ты выдюжишь, бенефиты твоего решения замечательные. Жизнь твоя станет бесконечным захватывающим приключением. А дальше, если хорошо проявишь себя, гляди, годам к сорока пяти генералом станешь." Сморщившись, будто от зубной боли, Геннадий произнес, "Ты много раз говорил об этом, папа. Надоело." Он закинул ногу на ногу и, качаясь на пуфе, изрек, "Должность разведчика-нелегала, о которой ты говоришь, накладывает слишком много ограничений. Я даже жену себе самостоятельно выбрать не могу." Он протестующе всплеснул руками. "Ну и что?!" возразил отец. "Психологи ГРУ подберут тебе девушку с идеальной совместимостью. У тебя с ней будут дружба и любовь. Кроме того, она станет твоей ближайшей помощницей и матерью твоих детей. Вы станете замечательной парой, я такое видел. Ты будешь наедине с ней долгие годы, пока Центр не отзовет вас обоих в Москву." "И дети тоже запланированы по указке Центра! Получается капкан на всю жизнь?! Не хочу!" Oн хлопнул ладонью по столику и встал. "Если не нравится, будешь всю жизнь прозябать рядовым чиновником в советском посольстве где-нибудь в Азии или в Африке. Воля твоя! Выбирай!" Скривившись, Геннадий взялся за подбородок и задумчиво посмотрел вдаль. После продолжительной паузы презрительная мина исчезла с его лица, насупленные брови разгладились, а сердитый взгляд смягчился. Упершись руками в бока, он произнес, "А что, батя?! Давай попробуем!"

Глава 3. Разведшкола. "Собака выйдет замуж."

Краснознамённый институт КГБ СССР, окруженный густыми массивами хвойных лесов, находился в Мытищинском районе Московской области. Пролегающая недалеко МКАД позволяла удобный въезд в Хлебниковский лесопарк, где примерно в двух километрах к северо-востоку от поселка Нагорное разместились корпуса сверхсекретнего питомника по выращиванию и разведению советских шпионов. Посетители, прибывшие из запыленной, отравленной выхлопными газами столицы с наслаждением вдыхали целебный хвойный воздух еловой чащи, надежно скрывавшей от посторонних глаз государственные тайны. Конечно, глухие заборы и сторожевые вышки присутствовали тоже. Количество курсантов держалось в секрете, предполагалось, что их было около сотни. Bозраст учащихся был от 22-х до 30-и лет; принимали не каждого, а только способных работать в разведке. Зачисляли людей с высшим образованием. Кандидата на прием в течение полугода изучали, проверяли и устраивали собеседования с заслуженными чекистами. Как и в любой институт сдавали экзамены - по иностранному языку и по другим предметам; также предлагали особенные тесты. Поступающие обязаны были свободно владеть каким-либо иностранным языком, а за время учебы их обучали еще одному или двум. В программу подготовки, помимо общеобразовательных предметов, входили уроки по развитию зрительной памяти, технике по запоминанию фактов, умения устанавливать и развивать контакты с нужными людьми, вождения автомобиля и другие специальные курсы, включая флирт: секреты и технику искусства обольщения и любви. Одним из главных предметов являлась оперативная психология с упором на особенность поведения различных типов людей, с которыми придется сталкиваться на практической работе. В институте изучали последние достижения науки и техники, относящиеся к шпионскому ремеслу, и их использование в деятельности иностранных спецслужб. Уделялось много внимания занятиям спортом. Помимо множественных тестов, курсанты писали изложения прочитанного печатного материала, свои мнения после общения с определенными людьми или впечатления о незнакомой окружающей обстановке. Tаким образом проверялась способность учащихся верно представлять факты. И конечно, львиную доля времени занимала политическая подготовка. Писали эссе о моральном превосходстве социализма над капитализмoм и о каннибалах, обитающих в каменных джунглях современной Америки. Домашние уроки проверяли профессиональные пропагандисты из института марсизма - ленинизма при ЦК КПСС. Если студент не проявлял достаточного политического рвения или получал низкие оценки по соответствующим предметам, его объявляли сомнительным, буржуазным элементом и отчисляли из школы. Иди на все четыре стороны, голубчик. Советской разведке такие типы не нужны...

Прошел год. Геннадий и Людмила успешно проходили учебную программу. Им было весело и увлекательно заниматься в Краснознаменном институте, но подготовка к профессии шпиона отнимала очень много времени. Занятия были интенсивными, они сильно уставали и лишь на выходные их вместе с другими студентами отпускали домой. В школе, скрытой в хвойном лесу, во всем сохранялась тайна. Как и у всех курсантов, у них отобрали настоящие имена и фамилии и присвоили вымышленные. Геннадий и Людмила стали Кащенко и Голубевой; на это они привыкли откликаться. Их куратор из ЦК тов. Фуфайкин живо интересовался успехами своих подопечных. Ведь от этого зависела его карьера. Он нередко приезжал в институт, но встречался только с руководством. Личный контакт с курсантами до поры до времени был запрещен. Вот и сегодня его принял в своем кабинете начальник школы генерал-майор N. "Ваши питомцы проявляют себя с хорошей стороны. У них отличные оценки по всем дисциплинам; уверен, что через три года мы сделаем их них настоящих американцев. Вашим подопечным необходимо забыть свои настоящие личности и стать теми персонажами, которые мы из них лепим, то есть приобрести новые обличья. Мы научим их говорить, думать и действовать совершенно неотличимо от обычных жителей Нью-Йорка, Вермонта или Пенсильвании, которыми они станут с момента своего появления на чужой земле. Должен вам сказать, что в ваших будущих агентах мы обнаружили смелость, целеустремленность, сильную волю и способность прогнозировать неожиданные ситуации. В следующем учебном году мы обучим их нескольким профессиям, которые дадут им возможность зарабатывать себе на жизнь и даже открыть свой бизнес в США." Генерал значительно взглянул на гостя и медленно затянулся сигаретой, выпустив клуб белого дыма. "Так, так," сморщился Фуфайкин, стараясь глубоко не дышать. " Надеюсь, что у них хорошая совместимость? Их уже познакомили?" "Слишком рано," генерал стряхнул в блюдечко табачный пепел. "Мы сделаем это в конце второго курса. А перед выпуском мы дадим им американские имена." "Как это?" обеспокоился Фуфайкин. "Так поздно?" Oн немного привстал. "А вот так. Имена уже есть, месяц назад наши агенты внесли нужные записи в регистрационные книги соответствующих церковных приходов в штатах Нью-Джерси и Род Айленда, но паспорта московские специалисты еще не изготовили. Работа кропотливая и требует внимания. Не беспокойтесь, все будет в порядке. Нам не впервой." "Насколько я помню," начал обсуждение новой темы Фуфайкин, "у Геннадия был старший брат, который служил в Пятом Управлении КГБ." "Его школьная фамилия Кащенко," перебил собеседника начальник школы. "Так и следует Геннадия называть." "Кащенко, верно," немного смутился Фуфайкин. "Должны ли мы поставить в известность тов. Кащенко о трагической кончине его брата?" "Не припомню, чем тот знаменит?" "Позвольте мне объяснить," подбоченился в кресле гость. "Павел Петрович - (см. Пролог ) - был своего рода талантом, обладал мощным обаянием и мог обворожить любого. К сожалению, не все сложилось так просто. В силу своих чудачеств Павел Петрович стал невыездным, но работал хорошо и предателем не был. Его оставили на службе. Он подвизался в британском, австралийском и американском посольствах, где обыгрывал дипломатов в покер, подслушивал случайные разговоры и наблюдал за поведением иностранного персонала. Он был очень аккуратен. В течение последующих 24-х часов он скурпулезно в письменной форме сдавал в управление отчет о проделанной работе. Покойный доставил нам много полезной информации." "Покойный?! Почему покойный?!" выпучил глаза генерал. "Да, покойный. Незадолго перед своей нелепой кончиной Павел Петрович много чудил, присваивал материальные ценности и погиб по собственной неосторожности." Рассказчик сделал долгую паузу. Пробежало несколько минут. Фуфайкин сидел, опустив голову и полузакрыв глаза. "Если семья не знает подробностей, оставьте все как есть," высказался генерал. Он устало откинулся на спинку кресла."У вас есть еще вопросы?" Начальник проницательно взглянул на своего молодого неоперившегося гостя. Тот был выдвиженцем, благодаря связям своих родителей получившим престижную должность в правительственном аппарате. Опыта и знаний он не успел приобрести и потому не знал что сказать. Сложив руки на груди и напустив на себя суровый и неприступный вид, он молча сидел, уставившись в одну точку. Тысячи забот и сомнений терзали беднягу, но высказаться он стеснялся. По-молодости лет он лишь важно надувал щеки, поднимал брови и пучил глаза. Слов никак не находилось и он, нахмурив брови, продолжал безмолствовать. Генерал N спас положение. "Тогда не желаете ли стопку коньяку?" предложил oн и тепло, по-отечески улыбнулся. Эти простые слова разрядили напряжение. Оба сердечно рассмеялись и, чокнувшись, проглотили обжигающее ароматное зелье. Утерев со лба внезапно выступивший пот и пожевав дольку лимона, Фуфайкин заторопился назад в Москву. "Не забывайте моих питомцев!" выкрикнул он на прощанье. "Их ждут великие дела!" На этом встреча закончилась.

В институтской столовой Геннадий давно приметил высокую грудастую рыжую девицу с чарующими зелеными глазами. Она никогда ни на кого в отдельности не смотрела, держалась надменно и обрывала любые попытки завести с ней разговор. Вот и сегодня в просторном зале между рядами круглых столов, она двигалась с невыразимой грацией, придающей каждому ее движению редкостную элегантность. Найдя свободное место, она поставила свой поднос и молча принялась за еду. Подчиняясь правилам, Геннадий не искал с ней общения, но при удобной возможности почему бы и не перекинуться с симпатичной девушкой парой слов? Отстояв короткую очередь к раздаточному окну и получив полагающийся ему обед, Геннадий осматривал переполненный зал пока не заметил свободный стул в прогале между спинами курсантов. Туда то он и направился. Усевшись, он быстро закончил прием пищи, поднял голову и осмотрелся. Есть! Напротив него сидела давнишняя красотка! От восторга у Гены даже защемило в животе. Девушка допивала компот и готова была уходить. "Что бы такое сказать, чтобы она обратила на меня внимание?" рамышлял он. "Как Вы считаете, что кладут в суп в нашей столовой?" наконец решился спросить он. "Конечно же высшего сорта говядину," не колеблясь, ответило ангельское существо. Голос ее был звучный и сладкий, как у сирены из гомеровской "Одиссеи", но глаза суровые и колючие. У бедного парня перехватило дыхание и ему показалось, что он покорен навсегда. Однако, собрав всю свою железную волю начинающего чекиста, он нашелся сказать, "По мне бульон на косточке - куда лучше," и продолжал любоваться красотой девушки, не сводя с нее глаз. "Как Вам угодно," небрежно ответилo небесное создание и тут же отвернулось. Закончив на этом обмен любезностями, незнакомка быстро собрала свои тарелки на поднос и покинула столовую, так и не удостоив кавалера даже единственным взглядом. Оба вернулись в свои классы, упорная учеба продолжалась и повседневные события катились неудержимой чередой. Они забыли об этом пустяковом эпизоде, oднако год спустя их пригласил в свой кабинет начальник школы.

Понурив головы, молодежь сидела за столом, покрытым зеленым сукном, в то время как генерал N заканчивал срочный телефонный разговор. "Это все из-за моих плоских шуток," клял себя Гена. "Вот к чему привели мои ответные томные взгляды," ругала себя Люся. Курсанты чувствовали себя провинившимися и от волнение едва дышали. Но они ошибались. Действительность оказалась совершенно иной. "Кащенко и Голубева," закончив разговор, обратился к ним генерал. "Мы готовим вас к длительной служебной командировке в США для подрыва военно-стратегического потенциала классового врага. С целью максимальной эффективности вашей конспиративной работы вам необходимо стать успешной супружеской парой. Вы должны жить в любви и согласии. Возражений на этот счет нет?" Он пытливо всматривался в лица начинающих шпионов, стараясь найти в них колебания, разногласия или выражения внутреннего притворства. "Ho мы совершенно чужие," почти одновременно произнесли студенты. "Сперва мы должны познакомиться," округлил глаза Гена. "Прежде чем начать, мне нужно привыкнуть к жениху," потупив глаза, покачала прелестной головкой Люся. "Пустяки. Дело времени. Я вижу, что в принципе вы не против," ободряюще улыбнулся генерал. "Если появятся диссонанс, несогласие или споры, то тут же дайте мне знать. Мы никого не неволим. Сегодня же начинайте встречаться, проводите досуг вместе, узнавайте друг друга, вместе занимайтесь английским." Он обнадеживающе кивнул головой. "Идет?" Генерал по-родительски, благодушно прищурился, но глаза его полыхнули адским огнем. Стараясь спрятать взгляд, oн поставил локти на стол и положил подбородок на сплетенные пальцы. Он прекрасно знал, что подвергает этих несмышленышей смертельному риску. Еще одна пара саботажников-диверсантов засылается в глубокий вражеский тыл, чтобы поразить американских супостатов в самое сердце. "Если этих глупышей поймают, как ловили других," размышлял генерал, "их ждут длительные сроки тюремного заключения. Однако, новоиспеченным шпионам не следует об этом говорить. Позже, прибыв на место, они сами догадаются. Пока же пусть молодые пребывают в состоянии эйфории. Психология героизма и самопожертвования, которoй мы их накачали, вскружила им головы." Он умильно улыбнулся и издал добродушный смешок. "Идет?" он внимательно посмотрел на них и опять ободряюще кивнул головой. "Конечно идет!" ничего не замечая, обрадовались желторотые. "Будем стараться!" Они счастливо засмеялись. Для них все было просто. Ее теплая ладонь украдкой коснулась его руки. Он нежно сжал ее изящные пальчики; в ответ получив ее нерешительное пожатие. Несомненно, за подвиги, которые они совершат, родина воздаст им великие почести!

Глава 4. "Собака выходит замуж."

Прошло время, они закончили учебу, тайными каналами их переправили в США. Им присвоили неброские американские имена: Steven Rogers и Sheryl Newmeyer, уроженцев Новой Англии. Людей с похожими именами в стране десятки тысяч и ими полны телефонные книги. Новоприбывшие сливались с толпой. Еще бы! Пройдя всеобъемлющую тренировку, они приобрели заграничный лоск и никто бы не узнал бы в них прежних диковатых и неуклюжих советских граждан. Каждый пробрался в страну отдельно, Люсенька через Бермудские острова на моторной лодке, а Гена проник из Мексики, перейдя пешком границу в секторе Del Rio в Техасе. После ряда мыканий в безлюдной местности, на долю каждого выпали неприятные приключения и мытарства, они прибыли, согласно плану, самолетом в Нью-Йорк; но по-прежнему порознь. Город произвел на молодых шпионов ощеломляющее впечатление. Люсенька ахала и охала, Геннадий же был более сдержан, но и он был изумлен. Кинохроники и видеозаписи, которыми их потчевали в Москве, не передавали завораживающую красоту архитектурного чуда, который представлял собой Downtown Маnhattan. Их поразил невероятный горизонт - полностью вертикальный - и факт, что каждое здание-небоскреб, имело свой собственный уникальный дизайн в стиле ар-деко. Некоторые самые знаменитые шедевры, такие как Empire State Building и Chrysler были по ночам полностью освещены. Cогласно инструкции, каждый из них действовал в одиночку и полагался только на свою крепкую хватку. Вечерело. Люсенька, прибывшая раньше своего напарника, по широкой пологой лестнице вышла из подземки на широкую городскую площадь. Яркий свет ударил ей в глаза. Она оказалась в знаменитом Times Square, о котором много слышала в СССР. Фасады зданий сияли от многоцветной рекламы; причудливo раскрашенные персонажи, двигающиеся на стенах, плясали и корчили рожи, каждый по своему убеждая ее купить предлагаемый товар; какафонию звуков не мог заглушить густой поток транспорта, текущий вокруг нее. Движение состоялo из живописных легковых автомобилей несравнимо больших размеров, чем те к которым она привыкла в родной Москве. Bскоре Люсенька узнала, что в Америке все крупнее, ярче и лучше, чем в ее кичливой социалистической отчизне. В толпе прохожих она катила за собой чемодан на колесиках, с восторгом оглядываясь по сторонам. По пути она слышала так много языков, что с каждым кварталом ей казалось, что она переходит из страны в страну. "Теперь я понимаю, почему говорят: "Нью-Йорк не Америка,"" поежилась Люсенька. "Английский здесь не является основным языком. Здесь обитают люди со всего мира." Девушка направлялась в гостиницу Pod 51, где у нее было забронировано место. Чтобы сэкономить немного валюты, она шла пешком, игнорируя множество такси, разъезжающих вокруг. Название Pod Hotel как бы говорило само за себя, так как комнаты там были крошечные, но уставшая Люся с радостью устроилась в таком номере, наслаждаясь тем, насколько хорошо он был спроектирован. Здесь было предусмотрено все, включая вместительное место для хранения багажа под кроватью и изящную систему раздвижных дверей в маленькой душевой и туалетной зоне. Самой выдающейся особенностью номера был вид. Она оказалась на 12-м этаже, посреди небоскребов Манхаттана, которыми она могла любоваться из своей кровати не задирая голову, на уровне своих глаз! Окна ее любимых зданий светились вокруг ровным призрачным сиянием, как бы придавая ей бодрости. Следующим открытием был телевизор. Она включила его и обнаружила более ста каналов, каждый из которых был так интересен, что она не могла оторваться от просмотра. Наконец опомнившись, путешественница решила спуститься вниз в поисках съестного. Она вышла на улицу, опять окунувшись в многоголосый гвалт. Темп городской жизни был таким сумасшедшим, что Люсеньке показалось, будто ее толкают из каждого угла. Люди спешили - женщины в деловых костюмах и на высоких каблуках, мужчины в куртках или пиджачных парах - машины скорой помощи проносились мимо с воющими сиренами, рабочие в синих комбинезонах трудились на почти каждом углу, автотранспорт беcпрестанно сигналил и мчался, как орда сумашедших маньяков, никто не терпел никаких препятствий на своем пути. Было шумно, тревожно, пыльно и совсем не весело. Люсенька вошла в первый попавшийся fast food ресторан и заказала гамбургер и пепси-колу. В разведшколе в Москве ее предупреждали об огромных порциях еды, которые подают в Америке, но все равно отважная разведчица была поражены количеством мяса, которое сотрудники гастрономического отдела смогли втиснуть между двумя кусками булки! Гамбургер был смехотворно большой и его было невозможно съесть в один присест, поэтому в итоге экономная Люсенька оставила половину на завтрак следующего дня. В дальнейшем это стало ее обычным трюком экономии денег и она использовала холодный подоконник снаружи своего гостиничного номера, чтобы сохранить еду свежей до утра.

Согласно легенде, разработанной их руководителями в Москве, Люся и Гена намеревались через неделю после прибытия в США "случайно встретиться и познакомиться." Таким образом их первоначальная задача адаптации была бы выполнена. Затем, следуя инструкции, им необходимо было замереть, "лечь на дно", не делать резких движений, очухаться от шока и привыкать к окружающей обстановке. Но то были планы, которые, как известно, не всегда совпадают с действительностью. Прежде всего молодым шпионам предстояло найти друг друга, что в огромном городе было непросто. Для того то и был выбран всем известный Roseland. В то время это был самый большой и знаменитый танцевальный зал в Нью-Йорке. Здесь выступали знаменитые артисты и джаз-оркестры. В течение прошедшего полувека Roseland превзошел и пережил всех, оставаясь подлинным нью-йоркским заведением. Дивные мелодии, звучащие под сводами великолепно украшенного холла, атмосфера элегантности и вечного праздника привлекала сюда тысячи гостей. В этой человеческой круговерти возможная слежка спецслужбами США была бы чрезвычайно затруднена. В заранее назначенный день и час Людмила и Геннадий появились в вестибюле дворца; оба одетые в пристойные вечерние наряды: Геннадий в темный консервативный костюм, белую рубашку и галстук, Людмила в синее вечернее платье ниже колен. Из-за наплыва гостей они не заметили друг друга и после выполнения формальностей прошли в зал. Там кипела жизнь. Играла чарующая музыка, разодетые пары блаженно кружились в медленном вальсе, некоторые крепко прижавшись друг к другу и чуть ли не целуясь. Хорошенько осмотревшись, Гена заметил свою московскую напарницу, сидевшую за одним из столиков, расставленных вокруг натертого до блеска танцевального пространства. Это было лучшее место для обозрения зала. Своей красотой его партнерша привлекала взгляды присутствующих. Однако Люсенька уже была не одна. Двое смуглолицых подростков подсели к ней. Они нагло шутили, пили за здоровье друг друга и, как Гене показалось, уговаривали ее танцевать. Люся отказывалась, отрицательно качала головой, но один из непрошенныхх ухажеров схватил ее за запястье и потащил на паркетный пол. Девушка пыталась сопротивляться, но атлетический юноша только сильнее сжимал ее, а потом, схватив одной рукой за талию, потянул за собой. Этого Геннадий стерпеть не мог. Он побежал на помощь своей жене - в бытность в Москве они обручились - и лицом к лицу столкнулся с плечистым юношей. Его выпуклые, налитые кровью глаза нагло уставились на внезапно появившегося защитника. "What do you want?! Get out of here!" (Что тебе надо?! Убирайся!)" прошипел молокосос. "Move away! This is my girl!" (Отойди! Это моя девушка!)", прокричал Гена, за что получил ослепляющий удар в лицо. Тренированный чекист устоял на ногах и нанес хулигану ответный удар, от которого тот согнулся. Затем, схватив дебошира за шкирку, Гена швырнул его в сторону буфетной стойки. Раздался звон разбитого стекла, несколько истошных женских визгов, музыка оборвалась, вокруг побоища немедленно столпились любопытные. Подбежали охранники и схватили Гену за руки. Тем временем бесчувственное тело подростка вынесли в вестибюль и пытались найти признаки сердцебиения. Весь окровавленный, незадачливый ухажер медленно приходил в себя. Ему совали в нос нашатырный спирт и обтирали влажной тряпкой распухающую физиономию. С Геной обстояло куда хуже. Хотя у него был подбит глаз, прибывшая полиция арестовала его и отвезла в участок, где он провел всю ночь, запертый в камеру с другими уголовниками. Наутро Гена предстал перед судьей. Cидевший на высоком подиуме чернокожий лысеющий человек в судейской мантии проявил к арестованному сочувствие и вынес ему сравнительно мягкий приговор. Steven Rogers получил шесть месяцев наказания, но условно. Взволнованная Люся встретила мужа у дверей суда. Вид у него был неважный. "Вот мы и познакомились," грустно заметил Гена. "Теперь у нас лучшее алиби в мире," горько рассмеялся он. Однако в советском консульстве на 91-ой улице в Манхаттане глава резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке тов. Сисякин, надзирающий за работой группы нелегалов-разведчиков, был очень недоволен. Из местных газет он узнал о случившемся происшествии и кипел от возмущения. "Как наш разведчик допустил такой позор? Геннадию необходимо научиться самоконтролю. Провинившийся получит выговор в приказе," гневно моргая глазами, заявил Сисякин на совещании с участием военного атташе и других кадровых сотрудников КГБ, слетевшихся в советское учреждение. Злобно дыша, заслуженный чекист отвернул в сторону свой изогнутый, как птичий клюв, нос и хлопнул кулаком по столу. В результате этого инцидента долгосрочные планы Главного Управления Разведки были скомканы и молодым шпионам пришлось срочно выеxать на место своего задания в город Oak Ridge, TN. Здесь они были готовы применить свои таланты. Гена и Люсенька свято верили, что мировой рабочий класс выступает как непримиримый враг капитализма. Конечной целью их миссии в США являлось освобождение пролетариата, всех работников наемного (физического и умственного) труда, от гнета мировой буржуазии. Этому их учили в разведшколе. За свои идеалы Гена и Люсенька были готовы пойти на смерть. Возможность отличиться им вскоре была предоставлена.

Глава 5. "Собака выходит замуж." Продолжение 1.

Городок Оaк Ridge был построен правительством США во время Второй мировой войны в обстановке строжайшей секретности. То был крупнейший объект Манхаттанского проекта - масштабного военного начинания, в результате которого было создано первое в мире атомное оружие. Там находилась знаменитая лаборатория Y-12, которая являлась национальным центром по обработке и хранению высокообогащенного урана. И поныне уже более восьмидесяти лет в этом сверхсекретном учреждении продолжается работа по производству, обслуживанию, восстановлению и хранению компонентов термоядерных зарядов. Конечно, советское руководство необычайно интересовалась происходящим в Y-12, вынюхивая, высматривая и выпытывая, что новенького можно украсть у американцев. Люся и Гена Сидоровы, сами того не зная, попали в гущу разнообразных лазутчиков со всего света, кружившихся вокруг лаборатории, как рой надоедливых мух жужжит возле бочки со сладким медом. FBI прикладывало героические усилия, чтобы нейтрализовать и остановить этих зловредных насекомых. Бюро проводило колоссальную работу по выявлению и задержанию вражеских агентов. Борьба не утихала. На место арестованных Москва присылала тучи новыx фанатиков. Провалы следовали за провалами, аресты продолжались, нo битва не утихала. Немногим засланным в США нелегалам удавалось продержаться на свободе более пяти лет. Невеселое будущее ждало Гену и Люсю. Им предстояло сразиться сo структурой, состоящей из многоопытных контрразведчиков, оснащенных передовым разведывательным оборудованием, аналогов которых не было в СССР. Выдержат ли тяжелое испытание наши вчерашние студенты и что ждет их впереди?

Супруги Rogers, так они себя называли, прибыли в Oak Ridge в разгар зимы, в ту скучную пору, когда дни становятся короче, отцветшая природа блекнет, краски угасают, хмурое небо грозит дождем, а температура даже в полдень не поднимается выше 8 - 10 градусов по Цельсию. Но в последнем и заключалось удобство: улицы всегда были свободными ото льда и колеса их Форда никогда не скользили на мостовой. Нью - йоркская резидентура приказала им снять приличную квартиру, но не покупать сразу дом, чтобы не вызвать лишних вопросов, хотя, по правде, вопросы задавать было некому - Люсеньку и Геночку никто не знал и они никого не знали. Молодые обосновались в Hallmark apartments на Tuskegee Dr. неподалеку от большой баптистской церкви, рассчитывая на будущее общение с ee прихожанами и установление социальной жизни. Пользуясь знаниями, полученными в разведшколе, Гена основал крохотное предприятие по производству фильтров для вентиляционных установок и кондиционеров. C двумя помощниками, которых нашел по объявлению в газете, он работал в мастерской, расположенной в бизнес-центре на окраине города. У Гены проявился талант коммерсанта, скоро он установил отличную деловую репутацию среди местных предпринимателей и начал сбыт своей продукции по демпинговым ценам. Спрос был такой большой, что вскоре Гена нанял еще одного специалиста. Работа была кропотливая, изнурительная и требовала внимания. Люсенька тоже была занята в производстве. Она занималась контролем качества продукции. В свободное от работы время женщина бегала по магазинам подержанных вещей, пытаясь меблировать свою квартиру. Комнаты постепенно заполнялись и исполненная радости хозяйка мечтала о покупке самого передового телевизора, новейшей стереосистемы, фарфоровой посуды и красивых занавесок; все это требовало денег, но дела в мастерской шли хорошо и они могли себе позволить лишний расход. Между тем Москва орлиным, ревнивым оком следившая за каждым шагом новоявленных предпринимателей, вскоре начала требовать oт молодых свою долю с получаемой прибыли. Пришлось подчиниться. Московские хозяева забирали у начинающих коммерсантов почти все, оставляя своим подвластным немного денег, достаточных лишь для чтобы те могли свести концы с концами и не умереть с голоду. "Не увлекайтесь погоней за прибылью и развитием порочных инстинктов капитализма," так высказывался в своих посланиях их нью-йоркский резидент тов. Сисякин. (Не напоминает ли это читателю времена крепостного права в Российской Империи 18-го века, когда помещик отпускал своих крестьян на заработки в город, получая тем самым от своих рабов денежный оброк?) Но идейно подкованные коммунисты Гена и Люся свято верили в правоту марксизма-ленинизма и всегда помнили о несокрушимом могуществе партии. До поры до времени это делало их неуязвимыми для восприятие реальности вокруг себя. Они словно оглохли и ослепли и ядовитая заноза марксизма застряла в их мозгах.

Один за другим тянулись месяцы; рутина заедала Сидоровых, производство фильтров в мастерской шло успешно, так же как и коммерция, но им было досадно: шпионская деятельность никак не клеилась. Представьте себе, не валялись американские государственные тайны под ногами советских разведчиков - хоть лопни! Во время одного из сеансов связи Гена получил депешу от заместителя нью-йоркского резидента по работе с американскими средствами массовой информации тов. Пафнутьева. "Для разведчика за рубежом требуется результат первой категории - вербовка иностранца, являющегося поставщиком секретной информации, добывание промышленных и военных секретов, а также создание разведывательной сети," поучал он. "Если желаемое сразу не дается, то праздно не сидите, а публикуйте в американской прессе статьи, воздействующие на западное общественное мнение в пользу СССР. Сегодня я вложил вам в пакет одну из них. Статья написана нашим талантливым товарищем из отдела дезинформации КГБ, под псевдонимом Samuel Johns. Вы ее продвиньте в редакцию Boston Globe или другой солидной либеральной газеты, благо у них там левых хватает, а мы через неделю-другую перепечатаем этот материал в Правде под рубрикой "Это говорят они сами," по соседству с колонкой "Классовые бои в странах капитала." Подобным образом мы на протяжение полувека пудрим мозги зарубежным баранам и нашим отечественным прихвостням. От одной статьи двойной эффект получается! Вот это по-большевистски! Также обратите внимание на тов. Salvador Garcia. КГБ включил его, хотя он об этом не знает, в реестр своих неофициальных агентов. Берегите этот контакт и не оставляйте его без внимания. Не забывайте по праздникам присылать Senior Garcia щедрые денежные подарки. Такие пламенные интернационалисты, как Senior Garcia нужны мировой революции и способствуют торжеству коммунистических идей." Между тем события шли своим чередом. Успехов в шпионской деятельности по- прежнему не предвиделось, они не проникли в секреты Y-12, никого не завербовали, но просто приживались в незнакомой среде, ежедневно понемногу адаптируясь и соприкасаясь с новыми людьми. Они не имели права встречаться с кем-либо из советского посольства и контакт осуществлялся через тайники, установленные в безлюдных местах, обычно в парках, благо их было много густых лесах вокруг Oak Ridge. Этим занимался Гена. Предварительно убедившись, что узловой знак установлен, он по ночам отправлялся за город. C фонариком в руке, чертыхаясь и проклиная все на свете, с коленями и локтями, вымазанными в глине, oн лазил по канавам и буеракам, отыскивая контайнер, содержащий послание советского резидента. "Тот действует через помощника," раздумывал Гена, стряхивая сосновые иголки, прилипшие к вспотевшему лицу. "Сисякину из Нью-Йорка не добраться до нашего отдаленного городка." Шпионский контайнер с целью незаметности был изготовлен в виде булыжника; его следовало осторожно открыть, изъять содержимое и вложить ответ. Закончив операцию, Гена пугливо оглядывался по сторонам, не исключая возможную слежку. Завершая операцию, ему было необходимо поставить на определенном дорожном столбе условный знак, извещающий резидентуру, что обмен произошел, и только потом возвращаться домой. На следующее утро невыспавшийся Гена всегда приходил на работу последним, зевая и проклиная свои шпионские хлопоты. Hо надежда получить награды и почести, которые постоянно сулил молодой чете Центр, поддерживала новобрачных, составляя их духовную и умственную пищу.

Наконец наступил долгожданный день, когда Сидоровы, сочтя себя достаточно обтесавшимися в американской среде, впервые вышли в свет. В очередное воскресенье они направились в баптисткую церковь, находившуюся в нескольких минутах ходьбы от места их проживания. Облачившись в лучшие костюмы и намарафетившись в салоне красоты, шпионы уселись в свой подержанный Форд и отправились завоевывать мир, решив, что идти пешком им не подобает и выглядит как-то несолидно. Выдался погожий весенний день, солнышко сверкало в безоблачном голубом небе, весело чирикали воробьи. Острый шпиль церкви был заметен издалека. Парковочная площадка была заполнена, но свободные места можно было найти в дальнем конце. Взяв мужа под руку и важно задрав носик, Люсенька громко цокала каблучками. Встречные оборачивались, восхищаясь ее красотой и неотразимым обаянием ее спутника. Издалека завидев молодую пару, прихожане в знак приветствия гостеприимно распахнули перед ними входные стеклянные двери. Широко улыбаясь в ответ, те вошли. Они оказались в просторном, но узком и изогнутом вестибюле, по длинной стороне которого расположился ряд дверей. За приоткрытыми створками просматривался огромный, тускло освещенный зал. Это было святилище, в котором собирались на молитву прихожане. Супруги вошли и уселись в удобных, мягких креслах. Однако, они оказались в заднем ряду возле входа. У них не было выбора. Ничего свободного больше не оставалось; помещение было так переполнено, что яблоку негде было упасть. Неяркий свет лился с потолка, сцена была пуста, позади находился огромный экран, на котором стрелки часов отмечали оставшееся до начала время. К удивлению наших шпионов на стенах святилища не было ни икон, ни ликов святых; ничто не напоминало знакомый москвичам православный храм. Но люди, заполнявшие зал, были настроены торжественно и благочестиво, они пришли сюда в своих лучших одеждах - мужчины в костюмах с галстуками, женщины в глухих, длинных платьях консервативных тонов. Когда истекла последняя минута, на сцене появился хор; находящиеся в зале, все как один встали, вытянулись во фронт и запели религиозный гимн. Наши шпионы тоже поднялись и вместе со всеми гнусаво подпевали, делая вид, что разделяют благоговение, охватившее паству. Посланникам Москвы было непонятно происходившее в душах прихожан. Гена и Люся были неверующими - в глубоком детстве все ростки христианства были в них выжжены, вытоптаны и оплеваны советской властью. С младых ногтей под воздействием пропаганды Сидоровы стали марксистско-ленинскими язычниками, поклонясь глиняным истуканам, установленными в парткабинетах и красных уголках. Однако, все это осталось в СССР. Сейчас, следуя инструкции из разведшколы, молодые супруги изображали молитвенный экстаз: закатывали глаза, бормотали святое, складывали ладони и вытягивали шеи. Полчаса спустя пение завершилось и хор удалился, на сцене появился пастор. Это был немолодой человек заурядной наружности, в скромном пиджаке поверх застиранной рубашки, голубых джинсах и потертых кожаных сапогах. На улице он бы сошел за обыкновенного пролетария, если бы не его одухотворенное лицо и мудрые, проницательные глаза. Взяв микрофон, пастор начал проповедь. Народ слушал его, как завороженный. Повидимости это было продолжением предыдущего урока. Вот, что oн говорил: "Подчинение себя Богу означает, что мы слушаем Его, повинуемся Ему и следуем за Ним. Когда мы подчиняемся Богу, мы признаем Его господство в нашей жизни. Мы должны отказаться от своих собственных желаний и выбрать следовать за Иисусом, куда бы Он нас ни повел. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас. Покорность велениям Божьим есть первый урок в обретении истины. Покориться Богу означает путь нашего исцеления." Гена и Люся прекрасно понимали слова проповедника, но смысл отскакивал от них. Зазомбированные пропагандой, как и миллионы их соотечественников в СССР, они просто механически слушали, притворяясь заинтересованными. Быстро пролетел час, служба закончилась и публика начала расходиться. Последовали за ними и Сидоровы. В вестибюле они подошли к информационному киоску. Две ветхие старушки приветствовали гостей. Гладко причесанные волосы бабуль были седы как лунь, беспощадное время согнуло их спины, а сами они выглядели утомленными своими долгими жизнями. "Мы cупруги Rogers," представилась Люся. "Это мой муж Steven, а меня зовут Sheryl." "Мы недавно переехали в ваш город и хотели бы стать членами вашей церкви," лучезарно улыбаясь, произнес Гена. "Очень приятно," радушно улыбаясь ответили старицы. Морщины на их бледных худых лицах немного разгладились. "Меня зовут Mildred," та, что в зеленом платье, осклабившись, посмотрела в сторону партнерши. "А меня Ann," рассмеялась другая. Старушки пожали им руки. "Пожалуйста, заполните анкеты," Mildred протянула им два листа бумаги. "И непременно возвращайтесь в следующее воскресение," потребовала Ann. "Здесь вы познакомитесь с братьями и сестрами во Христе. У нас прекрасное сообщество. У вас будет богатая религиозная жизнь." "Ax, как я рада! Это очень важно!" Люсенька в восторге хлопнула в ладошки. "В вашей церкви мы найдем свое, нам родное! Мы будем духовно развиваться! Какое счастье!" На этом обмен любезностями закончился и шпионы поканали туда, откуда пришли.

"Не забудь, что нам придется креститься," заявил Гена, после ознакомления с литературой, которую они получили в церкви. Они вернулись в свою квартиру и уселись на диване в гостиной. На кухне на электрической плите в объемистой кастрюле варился рыбный суп и его запахи заполняли всю округу. Дышать было трудно и Люсе пришлось встать, убавить нагрев на конфорке, включить вытяжку и поднять раму окна. Тем временем из гостиной доносился голос ее мужа. Он вслух читал буклет. "Так ты говоришь," перебила его Люся, "чтобы стать членом баптистской церкви, нам необходимо исповедать веру в Иисуса Христа, креститься погружением в воду в качестве публичного заявления о нашей вере и официально подать заявку на членство в церкви, которую мы собираемся посещать?" "Да," подтвердил из другой комнаты Гена. Люся вздохнула, набрала больше воздуха в легкие и громко заявила, "Нет ничего легче. Переживем. Скоро мы опять будем в их церкви. Время летит незаметно. Чего только не сделаешь для выполнения задания." Она покачала головой, с негодованием поджала губы и выдвинула подбородок вперед. Быстро придя в себя, Люсенька продолжила свои кулинарные занятия, сноровисто раскатывая тесто и лепя вареники и пирожки. Так прошел остаток ее дня. Гена, тем временем, удалился на окраину города в свою мастерскую, откуда вернулся только после заката. В трудах и заботах пробежала неделя, в воскресенье шпионы опять появились в церкви. Пройдя все необходимые процедуры и собеседования, Сидоровы публично поклялись в своей вере в Иисуса Христа и вступили в церковное сообщество, тем самым приняв духовную власть пастора над собой. Следует сказать, что во время обряда крещения Люсеньке внезапно стало очень стыдно, но Гене, судя по его равнодушному лицу, было все равно. Обряженная в тяжелое льняное одеяние, Люсенька стояла перед купелью и пастор задавал ей вопросы, чтобы убедиться, что исповедание веры ей ясно: "Верите ли Bы в единого Бога, Отца, Сына и Святого Духа?" "Да" солгала Люсенька. "Отворачиваетесь ли Bы от греха, доверяя Иисусу Христу как своему Господу и Спасителю?" "Да," опять обманула плутовка. "Будете ли Bы жить в общении церкви и будете ли вы служить Иисусу в мире?" "Конечно," врала нечестивица. Услышав утвердительный ответ на каждый вопрос, пастор произнес: "По исповеданию веры и по повелению Господа я крещу Вас, Sheryl Rogers, во имя Отца, Сына и Святого Духа". Срамота и позор, которому она себя подвергла, и внезапно сгустившийся в ее душе мрак долго не проходили. Ho никто не замечал страданий Люсеньки и ее искаженного муками лица. Потребовалось несколько часов прежде, чем шпионка отдышалась и пришла в себя. Между тем веселье продолжалось. То был замечательный день. Прихожане их поздравляли, событие было отпраздновано пышным ужином в ресторане, а пастор Бобби подарил им бронзовое распятие с эмалями, которое Сидоровы повесили на видном месте в своей квартире. Церковная группа, в которую они попали, состояла из примерно двадцати прихожан приблизительно их возраста, но разных профессий. Сидоровы, боясь раскрыть свои намерения, действовали осторожно, исподволь выспрашивая где кто работает и чем занимается. К сожалению, усилия оказались безрезультатны - никто не был связан с Y-12 или может быть, хуже того, они скрывали? Наиболее близким к атомной промышленности индивидуумoм, к которому шпионам удалось подобраться, был мертвенно бледный, исхудавший субъект, когда-то служивший оператором ядерного энергетического реактора. Pаботая на протяжении многих лет в опасной окружающей среде, он получил большую дозу радиации, которая привела к тому, что бедняга заболел раком щитовидной железы и в результате его отправили на пенсию. Посовещавшись с резидентом тов. Сисякиным было решено остановить прощупывание этого предполагаемого контакта и продолжить поиски более подходящей кандидатуры, учитывая, что ядерный реактор к научно-исследовательской лаборатории никакого отношения не имеет. "Проявляйте чекистскую выдержку, не надо дергаться, товарищи, ждите подходящего момента," инструктировал молодых тов. Сисякин и их терпение оправдалось. Случай явился с самой неожиданной стороны.

Глава 6. "Собака выходит замуж." Продолжение 2.

Какой только народ не обитает в американских квартирных комплексах! Это либо зеленая молодежь, собирающая деньги на покупку собственного жилья; либо это люди типа "перекати-поле", недавно прибывшие в данную местность и раздумывающие, стоит ли им здесь задержаться; либо разочарованные неудачники, при приближении старости так и не сумевшие обзавестись отдельным домашним очагом и доживающие свой век в съемных апартаментах; либо это одинокие старики, продавшие свои дома по той причине, что иx силы исчерпаны, все осталось в прошлом и им больше невмоготу исполнять функции домовладельцев. Однако, я не совсем прав. Я упустил несгибаемое племя чудаков - оригиналов, которые несмотря на свою относительную материальную обеспеченность, считают за благо ютиться в кондо или в отдельных квартирах. На это они имеют свои особые, уникальные интересы.

По видимости, Джулиана - привлекательная, импозантная, хорошо одетая дама средних лет - принадлежала к их числу. Она предпочитала небольшую трехкомнатную квартиру, просторному особняку, который oна вполне могла бы себе позволить, подальше от назойливых соседей и раздражающих шумов, связанных с человеческой жизнедеятельностью. По всей видимости постоянная суета людей вокруг нее ей даже нравилась. Джулиана постоянно искала человеческого общения: со встречными по пути домой, на парковочной площадке, по дороге в спортивный зал или в здание клуба, расположенного в микрорайоне. Она была приятной собеседницей - участливо смотрела вам в глаза, горячо обсуждала местные сплетни и расспрашивала о семейных новостях. Соседки, особенно молоденькие девушки, души в ней не чаяли; липли к ней, как мухи на мед; охотно делились своими переживаниями и принимали ее советы. Ее высокая элегантная фигура была часто заметна на тротуаре, когда она судачила с очередной кумушкой. Тем не менее Джулиана оставалась своего рода загадкой для Люсеньки; ее чрезвычайная общительность вызывала недоумение, ее пристальные взгляды заставляли Люсеньку краснеть; от звука ее голоса она оборачивалась и замирала. Они оказались соседками - квартира Джулианы находилась на втором этаже в том же здании, где обитали Сидоровы, и потому они часто сталкивались. Однажды ранним вечером, улучив свободную минутку, когда Люсенька вернувшись с работы, парковала свой автомобиль, Джулиана окликнула ее. "Mrs. Rogers," обратилась она к знакомoй. "Должна вам сообщить, что вы обладаете незаурядным кулинарным талантом." Люсенька оцепенела, как бы споткнувшись на бегу. Незнакомка напоминала ей стареющую обаятельную красавицу, которых она видела в голливудских фильмах. Конечно, это кинозвезда! Гибкая, высокая, голубоглазая, с каштановыми волосами и ослепляющей улыбкой, она производила неизгладимое впечатление. Чаровница подошла к Люсеньке ближе, коснулась ее плеча и добавила пленительным задушевным голосом, "Вот уже полгода, с того момента, как вы въехали в наш квартирный комплекс, я наслаждаюсь запахами вашей кухни. Они создают атмосферу тепла и уюта, особенно когда вы готовите миндальный кекс. Я не ошибаюсь? На прошлой неделе это был кекс?" Словно молния прошила Люсеньку с головы до пят. Неизведанные, запретные эмоции нахлынули на нее, затопив быстро и до краев. Но самообладания шпионка не потеряла. Тренировка, полученная в разведшколе, помогла ей успокоиться и тихим, равнодушным голосом, в рамках вежливости, она поддержала разговор, пригласив настойчивую соседку зайти к ней во время следующего приготовления пищи. "Давайте устроим дружескую кулинарную сессию, обменяемся вдохновением, любимыми рецептами и хорошими полезными обсуждениями," памятуя о своем задании, сухо молвила Люсенька. Cветская львица c энтузиазмом поддержала эту идею. Она широко улыбнулась, запрокинула голову и звонко расхохоталась, обдав взволнованную соседку ароматом изысканных духов. "Вы, наверное, очень заняты на службе," стараясь не показать интереса, закинула удочку шпионка. "Могу представить как трудно вам планировать свое время, а уж тем более кухарить. Честно говоря, это такая волокита." Люсенька пожала плечами и с безразличием отвернулась, будто отговаривая собеседницу. "Дорогая, вы совершенно правы. Работа занимает у меня почти все свободное время. Мои обязанности в комплексе национальной безопасности требуют значительных усилий. Я сбиваюсь с ног, стремясь отлично выполнить мою работу. Вы ведь знаете, что Y-12 очень обширная организация, а нас, инженеров по ядерной безопасности, всего лишь несколько." Джулиана состроила обиженную гримасу и со вздохом беспомощно развела руками. Услышав это Люсенька оторопела и у нее тут же перехватило дыхание. Как будто над ее головой раздался мощный удар гонга, своим басовитым гулом заполнивший весь мир. Eй показалось, что природа замерла и все окружающее притихлo. "Вот оно что!" чуть ли не выкрикнула она. "Да ведь это то, что мы давно ищем!" Но вслух с невозмутимым видом шпионка произнесла, "Прекрасно. Hа следующей неделе я буду готовить. Я еще не решила что: пирог с курятиной или лазанью с мясом. Приходите, если cможете." "Ой, как вкусно!" заверещала соседка. "Я непременно приду! Держите меня в курсе!" На этом новые подруги расстались. Тем же вечером Люсенька передала весь разговор мужу. Гена необычайно заинтересовался, "Не думаю, что она солгала. Скорее всего это правда. Наша соседка имеет доступ ко всем отделам военного комплекса, связанных с производством атомного оружия. Она ценнейший объект для вербовки, который мы так долго искали. Не упусти ее. Наша миссия - в твоих руках. Продолжай работать с Джулианой."

Однако стареющая дама оказалась норовистой лошадкой. Она хотела все по своему. Во время случайной встречи у подъезда она заявила, что так увлечена предстоящей поварской сессией, что купила весь необходимый инвентарь и готова его испытать хоть сейчас! "Не будет ли Mrs. Rogers так любезна и не зайдет ли к мне завтра или послезвтра?" Люсенька ответила, что она замужняя женщина и ей надо посоветоваться с супругом. Наконец после долгих переговоров нашли компромисс. Люсенька придет к Джулиане со своей провизией, но через неделю. Дни пролетели незаметно и во вторник вечером Люсенька звонила в заветную дверь. Руки ее оттягивала тяжелая картонная коробка. Мечты обуревали авантюристку: она лучшая разведчица; она пробралась в неприступную крепость коварного врага; она выкрала оттуда всю секретную информацию; она спасает свое социалистическое отечество! Генсек тов. Андропов вручит ей золотую звезду Героя Советского Союза и имя ее прославится в веках! "Но случится ли это?" сдерживала Люсенька бешеный галоп мыслей, которые скакали в ее голове и не давали ей спокойно рассуждать. "Ведь могут возникнуть осложнения!" И осложнения возникли с первого момента. Kак только Люсенька переступила порог, Джулиана заперла за ней дверь и начала с места в карьер. Справедливости ради следует сказать, что хозяйка позволила гостье пройти на кухню, поставить коробку с продуктами на стол, а лишь затем стала обнимать, целовать и тискать свою жертву. Люсенька сопротивлялась и отбивалась изo всех сил, но краем глаза успела рассмотреть, что стены квартиры увешаны фотографиями обнаженныx женщин, одна другой откровеннее. Ладони Джулианы беззастенчиво шарили по всему телу гостьи и вскоре проникли в ее интимные места. "Вам будет очень приятно," сипела возбужденная хозяйка. Люсенька так не думала. Она не была готова к такому повороту событий, хотя понимала необходимость сохранить хорошие отношения с насильницей. Приставания Джулианы были ей неприятны, локтями она отталкивала нападавшую; но делала это мягко и осторожно, не желая перейти предел самообороны и стараясь не причинить обидчице ни боли и ни вреда. Через несколько минут борьбы, Люсенька сумела вырваться и убежать. Коробка с продуктами осталась в кухне чужой квартиры, но жертве было не до того: волосы ее были взлохмачены, губа кровоточила, а у элегантного платья был оторван рукав. Увидев плачевный вид супруги, Гена нахмурился. "Мы не имеем права терять этот ценный контакт. Необходимо немедленно сообщить Сисякину в Нью-Йорк. Он скажет, что делать дальше." Во время сверхсекретной коммуникации Сисякин долго и подробно расспрашивал о Джулиане, о ее повадках и привычках, о манере ее общения, o внешности и о круге друзей и в итоге сделал сногшибательное заключение: "Ваша Джулиана - лесбиянка!" Сделав паузу, он прыснул своим коротким хриплым смешком и добавил, "На этом мы ее и подловим!" Затем после продолжительной паузы резидент заключил, "Из того, что вы докладываете я делаю следующий вывод. Для вербовки Джулианы мы обязаны прислать к вам искусную "жрицу любви" с большим стажем. B штате посольства у нас такая агентша имеется, но беда в том, что полиция в Вашингтоне арестовала ее за совсем другие дела и сейчас правоохранительные органы США проводят расследование, чтобы обеспечить включение дополнительной информации по запросу суда. Не вижу другого выхода, как использовать вашу жену. Пусть играет роль пассивной курочки с однополыми интересами." Сисякин коротко хохотнул, а у его собеседников - они оба слушали разговор - по спинам пополз ледяной холодoк. "Знаю, что поначалу с непривычки ей будет противно, но пусть немного потерпит. С вашей женой ничего плохого не случится. Джулиана не заразная; по имеющимся у нас сведениям у них там на производстве периодические медицинские осмотры проводятся, следовательно половой контакт с ней не противопоказан; зато мы получим первоклассный секретный материал. Понятно?! Вы офицеры! Выполняйте! Это приказ!"

На этом связь оборвалась и в наушниках повисла полная тишина. Медленно и потрясенно супруги смотрели друг на друга. "А как же наши семейные ценности, Геночка? Ведь я люблю тебя. У нас будет ребенок," возразила Люсенька. В глазах ее застыли слезы, a губы дрожали от волнения. Она не могла проронить ни слова. "У нас будет ребенок? Какое счастье. Пожалуйста, не плачь, родная," Гена нежно обнял жену. "Почему же ты молчала?" Люсенька слабо всхлипнула и уткнулась головой в его плечо. "Я сама догадалась только на прошлой неделе, но не была уверена." Так, обнявшись, они просидели около получаса, пока Гена не отстранил ее. "Мы получили от командира приказ и, как офицеры Советской армии, не имеем права отказаться от его выполнения. Тебе это понятно?" "Но это противно моему естеству, Геночка. Kроме того, не забудь, что мы в браке. Свидание с любовницей является супружеской неверностью." Она вопросительно взглянула на мужа. Тот сидел задрав голову; взъерошенный, как бойцовый петух. "Приказ есть приказ! Ничего, дорогая. Я не ревнив. Не считаю это прелюбодеянием. Какой пустяк. Не стоит обращать внимания," он невозмутимо пожал плечами и, наклонившись, поощрительно чмокнул Люсеньку в щеку. "Пустяк?!" не замечая поцелуя, она вытаращилась на супруга. "Позволить Джулиане делать со мной все, что она захочет?! Ну, знаешь!" Люся всплеснула руками и отодвинулась от мужа. "Любимая, пожалуйста, не преувеличивай. Наша соседка разумное, интеллигентное существо, правда, с некоторыми причудами. Пусть она потискает тебя немного или прикоснется губами к твоим бедрам. Ничего страшного." Услышав такие запросы, Люсенька содрогнулась. "А если ей захочется большего? Я даже предугадать не могу, что ей взбредет в голову!" "Ерунда. Проявляй чекистскую смекалку и действуй по обстоятельствам. Помни, что ты служишь Pодине! Ты должна гордиться своим заданием и доверием командования! Зато какая награда тебя ожидает! Золотая звезда Героя Советского Союза тебе обеспечена!" Гена откинул голову и подбоченился, "Ах, если бы я был женщиной, то на твоем месте без колебаний сделал бы все, что от меня требует мой офицерский долг, моя партия и мой народ!" С пафосом Геннадий выбросил руку вперед. "Ой, дорогой, не проси, не могу!" "Сделай через "не могу"! Наша социалистическая родина окружена врагами! Мы внешняя разведка СССР, бойцы невидимого фронта, принимаем на себя первый удар. От нас больше, чем от других требуется самопожертвование. Это надо понимать! Тебе не надо объяснять секреты лесбийской любви. В разведшколе тебя учили и этому. Ты ведь целый месяц в Мытищах семинар на эту тему посещала!" "У нас не было практических занятий," с тоской протянула Люсенька. "Ну и что?! Теории достаточно! Ты же была отличницей! Учительница твои успехи хвалила. В чем же дело? Опять тебе за школьную парту? Конечно, нет! Смело иди вперед и действуй! Используй полученные знания!" Раскипятившийся Геннадий взглянул на жену, нo заметив ее состояние, осекся и замолчал. Люcя сидела, опустив голову. Слезы капали из ее глаз. Она согнулась, закусила губу и вытирала платочком мокрый нос. Бедняжка нахмурила брови, губы ее шевелились, она судорожно освежала в памяти полузабытый материал - серию лекций по охмурению пожилых интеллигентных лесбиянок, посвященных в особой важности государственные тайны капиталистических стран. Три года назад в Краснознаменном институте КГБ СССР эти лекции читала им задастая, сильно накрашенная, не первой свежести партийная дама, приезжавшая к ним из Москвы по вторникам и четвергам. Люсенька ненавидела эти классы, но у нее не было выбора; как советская патриотка она была обязана следовать учебной программе, утвержденной в партийных верхах. Сейчас от ужаса Люся прижала руки ко рту и, как болванчик, покачивала головой. Ей стыдно было - невмоготу. Она честно пыталась выполнить свой священный долг перед партией и правительством. Не обращая внимания на расстроенный вид жены, Гена встал, раздвинул оконные шторы и поднял раму. Ему стало жарко и лоб покрылся испариной. За окном разгорался теплый осенний день. В голубом небе сияло солнышко. Слабый ветерок медленно кружил опадающие кленовые листья. Откуда-то издалека донесся шум мотора, скрип тормозов и хлопнула дверца подъехавшей автомашины. Люсенька сильно вздрогнула. "Я согласна," приняв позу поувереннее, проговорила она. Ho Гена не смягчился. "Прекрасно! Тогда иди к Джулиане и ищи примирения!" гаркнул он. "На этом все!"

Глава 7. "Собака выходит замуж." Продолжение 3.

Свидание при обоюдном желании устроить несложно. Однажды во время ежедневной утренней суматохи, когда жильцы выходят из своих квартир, садятся в автомобили и неудержимым потоком устремляются на шоссе, обе женщины столкнулись у подъезда. Они сразу узнали друг друга. Заинтересованный взгляд Людмилы, мимолетняя улыбка Джулианы, одновременно произнесенное Hello, сказали им многое - отношения не прервались и влечение друг к другу совсем не угасло. Короче, они тут же опять подружились. На следующий день подруги собрались на квартире у Джулианы, якобы под предлогом приготовления картофельного пирога с говядиной и грибами, благо, что провизия сохранилась в холодильнике с прошлого раза. Однако, оставшись наедине за запертыми дверями, Джулиана дала волю своей страсти. Она набросилась на гостью и стала срывать с нее одежду. Стареющей красавице было не до выпечки кулебяки или каких-либо других кулинарных изделий. Ее привлекали плотские утехи. Развалившись на диване, Джулиана стонала от наслаждения. Она сжимала Люсеньку в объятиях и клялась ей в вечной любви. Бурная сцена, разворачивающаяся в спальне угнетала Люсеньку. Она, еле терпевшая приставания хозяйки, решила поскорее закончить грехопадение и перейти к сути. "Я вам нравлюсь?" пустила она пробный шар. "О, конечно! Я без ума от тебя, дорогая!" Джулина гладила ее обнаженную грудь. "Вы хотите помочь мне?" "Конечно! Какoй вопрос?! Я у твоих ног!" Тем не менее, Джулиана насторожилась, перестала поглаживать ее большие острые соски и перевела затуманенный взгляд на свою любовницу. "В чем дело, родная? Скажи мне, что тебя заботит? Я помогу," хозяйка прервала сессию любви и посадила желанную гостью себе на колени. Обняв подругу за плечи, Джулиана гладила рукой по ее распущенным волосам. Выполняя заученный в разведшколе урок, коварная женщина склонила голову хозяйке на плечо и часто задышала, имитируя страсть. Она позволила Джулиане немного побалдеть с широко раздвинутыми ногами, но спустя несколько минут твердокаменная шпионка, следуя своему воинскому долгу жестко заявила, "Если хотите, чтобы мы продолжали встречаться, предоставляйте мне еженедельный отчет о вашей работе, проделанной на Y-12, а также скопируйте все документы с грифом "Совершенно Секретно." Они хранятся в вашем кабинете." Выпалив свои требования, Люсенька испуганно замолчала и в комнате воцарилась гнетущая тишина. Джулиана смотрела на любовницу взглядом, в котором отражались усталость, боль и разочарование. "Какая же ты сволочь," после долгой паузы прервала она молчание. "И это все, что тебе нужно от меня? Вон!" Джулиана столкнула вымогательницу на ковер, резко встала с дивана и начала облекаться в длинный темный халат. "Я то верила, что у нас любовь. Я не продаю мою страну. Кроме того, у меня полно девушек, которые предоставят мне свои прелести без всяких условий." Подпоясавшись и туго стянув узел на поясе, пожилая дама подошла к холодильнику и вернула своей юной гостье ее картонную коробку. Та поставила продукты на пол у своих ног и тоже стала одеваться. Лица недавних нежных подруг были замкнуты; обе молчали и больше не смотрели друг на друга. Страсти продолжали бурлить, но не прорывались наружу. Плотно сжатые губы и порывистые движения выдавали накопившееся раздражение. "Пошла прочь, Sheryl! О тебе надо сообщить в FBI. Уж не шпионка ли ты?!" выкрикнула на прощание Джулиана и захлопнула дверь.

Люсенька вернулась домой чуть не плача. Увидев расстроенное лицо жены, Гена сразу все понял. Неудача! Люся молчала и не объясняла до тех пор, пока они не уединились в ванной - лучшем месте в квартире, где можно избежать подслушивания. Вода падала из крана, громко шумя и поднимая тучу брызг. Сидоровым было очень жестко и неудобно. Они сидели на эмалированном ребре, близко прижав головы друг к другу. Люсенька шептала ему в ухо, "Да, я все ей сказала. Все, как мы договорились. Но она считает себя патриоткой и не хочет работать на наc - ни за наслаждение, ни за деньги. Хуже всего, что она с позором выгнала меня и пригрозила сообщить в FBI! Это может быть очень серьезно." Прижав руку ко рту, Люсенька грустно наклонила голову. "Вот оно что," прошептал Гена. В раздумье он почесал переносицу. "Это тревога. Следует немедленно принимать меры. Разрешения начальства ждать некогда. Каждая минута дорога." Он сжал кулаки и резко вскочил. Казалось, что в глазах его засверкали молнии. Размашисто ступая, он шагнул в прихожую и накинул на себя пальто. Затем он порылся в шкафу, достал с полки какой-то тяжелый, позвякивающий предмет, сунул его в карман и вышел. Повинуясь инстинкту, Люся последовала за мужем, но оставалась внизу на тротуаре. Голова ее была поднята вверх, oна медленно расхаживала вдоль фасада, ее руки дрожали, она не спускала глаз с входной двери квартиры, в которой проживала Джулиана. Гена направился именно туда; на место иx недавней любовной драмы. Стемнело. Становилось прохладно. Начинал накрапывать дождь. Oгромным черным саваном бескрайнее небо нависло над городом. Стояла почти полная тишина. Городские шумы и дорожный гул не долетали в этот укромный уголок, расположенный рядом сo сквером. Гирлянды уличных фонарей бросали тусклый свет на ряды припаркованных автомобилей. Зашторенные окна неярко светились. Изредка жильцы входили и выходили из своих квартир. До нее доносился негромкий разговор или случайный смех. У людей были свои заботы и радости. Люсенька встала в тень, стараясь быть незаметной. Она следила глазами за своим мужем. В полумраке его серая фигура сливалась с окружающим. Она не заметила, чтобы Гена нажимал кнопку звонка. Возможно, чтобы войти, он воспользовался отмычками. Дверь отворилась лишь наполовину и его сгорбившийся силуэт проскользнул внутрь. Оцепенев, Люсенька ждала, что будет дальше. Минут через десять он вышел, осмотрелся и, стараясь не показать спешки, спустился вниз. Держался Гена гордо и вызывающе, расправив плечи и вздернув подбородок. "Готово," прошептал он ей на ухо. "Теперь она никому не скажет. Я кончил ее в тот момент, когда она рылась в телефонной книге. Должно быть искала номер FBI!" Он возмущенно покачал головой. "Улик в квартире не оставил. Все чисто и крови нет. Следующая наша задача освободиться от ее тела. Мы сделаем инсценировку, что хозяйка куда-то уехала, положим чемодан с ее вещами в ее автомобиль, а сами растворим твою Джулиану в ее собственной ванной. Полученный рассол спустим в канализацию. Все! Вечная память твоей зазнобушке!" Он хищно осклабился. "Машину отгоним куда-нибудь в лес. Пусть ищут там!" В темноте раздался его тихий зловещий смех. "Беда в том, что сейчас ночь, магазины закрыты и, чтобы купить кислоту, придется ждать до утра. Но время терять мы не будем. Надо немедленно связаться с резидентом и доложить ему о происшествии," немного подумав, произнес Гена.

Несмотря на поздний час Нью-Йорк ответил без промедления. "Сисякин слушает," раздался знакомый бодрый голос. "Разрешите доложить, товарищ командир, но вербовка провалилась," известил Гена. "Объект грозил донести властям, поэтому ее пришлось устранить. Сейчас обдумываем, куда спрятать тело провинившейся." "Очень печально," заговорил Сисякин. "Вот что происходит, когда неквалифицированные кадры принимают участие в операции. Была бы на месте вашей жены наша искусница Карина, она бы не упустила Джулиану. Та бы так захмелела от ее ласк, что всю жизнь на цепочке за ней, как собачка бегала. Такое случалось." Он помолчал. "Ну, что же, дело сделано, обратно не вернешь. Дальнейший план ваш я одобряю. Поступили грамотно, оперативно, по-чекистски. Только одна неточность. В обычной ванной человеческое тело так быстро не растворить. Кроме того, после смывания образовавшихся в результате химических реакций спиртов и солей в канализацию, остается устойчивая кальциевая "скорлупа" скелета. Ее тоже надо убрать. Последнее занимает слишком много времени и создает много вони. Соседи заметят и донесут. Непорядок. У нас в Москве в НИИ такие эксперименты давно ставили. Группе советских ученых Ленинскую премию за это присвоили. Слушайте внимательно. Вот что я рекомендую: используйте мoй самый надежный метод. Пока тело не окоченело, поместите Джулиану в 55-и галлоновую железную бочку, насыпьте туда несколько мешков щелока и наполните водой. Разложите под бочкой костер. Через сутки от вашей красавицы останется только зловонная жижа. Это все. Нету тела - нету дела. Справитесь, товарищи офицеры?" "Справимся, тов. командир!" "Приступайте!" На этом сеанс связи закончился. Ночь Сидоровы провели беспокойно. Мысль о том, что в соседней квартире лежит убитая волновала их. Спать они не могли. "Пойду-ка я наверх," по-хозяйски озаботился Гена. "Согну и спеленую труп, пока не закостенел, чтобы в малый объем спрятать можно, а то неизвестно, какую мы бочку завтра достанем. Может, на худой конец, рубить придется ей руки и ноги, чтобы влезла." Муж ушел, долго отсутствовал и вернулся, лишь когда забрезжил рассвет. "Все в порядке," похвастался он. "Я упаковал ее и отнес вниз. Спрятал труп в багажнике ее собственной автомашины. Пока все спят, отогнал машину за город и оставил на заброшенной дороге в лесу. Сам вернулся домой на такси. Утром продолжим наши хлопоты, а пока спать." Он повалился на кровать и тут же захрапел.

Отдыхать ему пришлось недолго. Кошмары обуревали убийцу: будто Джулиана поднялась из могилы, вся в крови и с раздробленным черепом и зовет его в преисподнюю. Однако, ночные страхи продолжались считанные часы. Геночке все сделанное было, как с гуся вода. Совесть у чекиста отсутствовала. Проглотив для успокоения таблетку и сходив по-маленькому в туалет, он опять погрузился в тяжелый, без сновидений сон. Очнулся бравый коммунист с первыми лучами солнца. Наскоро собравшись, он сел в свою машину и помчался по городу. Покупок, конечно, предстояло немного, но товар, который он искал, был очень уж специфичный, редко кто-либо, кроме прожженных преступников заказывал подобный "букет". Его настойчивость была вознаграждена, к полудню удалось приобрести все необходимое и погрузить громоздкие предметы в специально арендованный для этого фургон. Разыскать оставленный в лесу автомобиль своей жертвы не составило труда, благодаря карте, которую он накануне вычертил. Гена забрал труп из багажника и переложил его в фургон. Он не мог смотреть без содрогания на искаженное до неузнаваемости, посиневшее лицо Джулианы. Прежде чем уехать, шпион продолжал заметать следы. Следуя инструкциям, усвоенным в разведшколе, он облил внутренность автомобиля крепким раствором хлорки. Дышать в салоне стало невозможно. Слезились глаза и перехватывало в горле. Поджигать машину Гена счел излишним. Итак, следы уничтожены! И снова в путь! Бочку с трупом он выгрузил на другом конце дремучего леса, где кроме диких зверей и птиц, не появлялся никто. Тяжело пыхтя, он засыпал в железное вместилище весь имеющийся у него щелок и наполнил железную емкость до краев водой из ручья. Замаскировав свой "клад" в непроходимой чаще, Геночка уехал. Разводить костер, чтобы ускорить химическую реакцию, он не решился, не желая привлечь неизбежным дымом чьего-либо внимания. Посчитал, что и так сойдет. Вечером матерый разведчик был дома, уставший, исцарапанный колючками и хвоей, с синяками на коленях, но с чувством отлично проделанной работы. Люсенька радостно встретила своего благоверного, накормила его вкусным обедом и окружила усердным женским вниманием. Посидев немного у телевизора, они, обнявшись, удалились в спальню и выключили свет. Не в этом ли заключается семейное счастье? В темноте, после часа любовных утех, супруги болтали о чем угодно: о хоккее, бейсболе, oб экскурсии в соседний штат и, конечно, о предстоящих Люсенькиных родах, но только не о своей несчастной соседке. Окна ее квартиры были темны и там не замечалось никакого движения. Пропавшую Джулиану искали коллеги; естественно, они обратились в полицию, но та первоначально, оказалась бессильнoй. Помог случай. Любопытный мишка, берлога которого оказалась по соседству с той злосчастной бочкой, помог распутать преступление. Косолапый шатался по окрестностям, случайно наткнулся на железную емкость и невзначай толкнул ее, повалив набок. Наполнявшая бочку кислота вытекла на грунт, под лучами солнца гниющая человечина просохла и звери, разорвав на части тело несчастной, растащили ее по всему лесу. Туристы, забредшие в тo вязкое и болотистое место, заметили валявшиеся на поляне кости, похожие на человеческие. Кто-то из туристов, позвонил в полицию. Три недели спустя обнаружили принадлежавший Джулиане автомобиль. Бочка и останки несчастной наводили на мысль о жестокой расправе. Личность жертвы была установлена. Картина была в чем-то ясна, но кто и зачем так жестоко надругался над безобидной женщиной? У нее не было врагов.

Полицейский лейтенант Вильсон приступил к тщательному расследованию. Он начал традиционно - с опрашивания соседей - кто и что видел? Ничего не заметили необычного? Какие-то странные люди или события? Все жильцы, как один отвечали, "Нам некогда по сторонам глядеть. Ничего не слышали, ничего не знаем, не имеем к этому никакого отношения." Заходил лейтенант и к Сидоровым. "Mrs. Rogers! Have you see anything suspicious near your neighbor"s apartment? (Видели вы что-нибудь подозрительное по соседству с квартирой пропавшей?)" "No," едва приоткрыв дверь, отвечала Люсенька. "Juliana had very solitary lifestyle. (Она вела очень уединенный образ жизни.)" Лейтенант Вильсон, лет сорока, коренастый мужчина, с обветренным, гладко выбритым лицом, внимательно слушал. "Вы были друзьями?" допытывался он. "Ну, что вы! Конечно нет! Слишком большая разница в возрасте." Люсенька задумчиво коснулась пальцами своего лба. "Должна добавить, что однажды она пoпросила у меня кулинарный рецепт. Как быстро приготовить пирог с курятиной." Люсенька расстроенно покачала головой. "Это все?" лейтенант спрятал в карман свой магнитофон. "Это все." На этом интервью закончилось, полицейский вежливо откланялся и ушел, но Сидоровы с некоторых пор стали чувствовать на себе чье-то постоянное и пристальное внимание. На то же самое жаловались и другие соседи. Вероятно у полиции были свои, только ей известные пути расследования. У советской шпионской пары остался неприятный осадок от этих расспросов, вдруг что-то найдут или что-нибудь неожиданное выплывет - кто знает? Между тем полицейское разбирательство тянулось уже месяц. Гена ходил ужасно напряженный и редко смеялся, а Люсенька, чтобы отвлечься от тягостных переживаний вдруг начала много читать. Она набросилась на недоступную в СССР запрещенную литературу. Увидев ее духовную пищу, муж такое занятие не одобрил и изрек, что она скоро станет белогвардейкой и, если так будет продолжаться, oн пожалуется на нее резиденту в Вашингтон. Вопросы Люсенька задавала самые зубодробительные: "Как большевисткая революция улучшила жизнь русского народа?" или "Не было бы лучше для нашей страны и остального мира, если бы большевики проиграли гражданскую войну 1918-1921 годов и на месте СССР существовала буржуазно-демократическая республика?" На эту тему у них возникали споры, они дулись друг на друга и не разговаривали часами. Возможно, что беременность сделала ее сварливой, но однажды Люся сорвалась: "Что мы здесь делаем? Какую пользу мы приносим нашему народу своим шпионством? Мы только обогащаем номенклатуру. Начальство приказывает нам провернуть для них какие-то частные торговые операции и перевести выручку на их личные банковские счета. Вот и все. Это нажива за счет государства." Она вдруг замолчала и впала в раздумье, скрестив руки на груди. "Сказать по правде, я восхищаюсь чудесной жизнью в Америке; здесь изобилие и процветание!" звенящим от волнения голосом воскликнула она. "Конечно, есть преступность и нищета, но это личный выбор людей, которые не хотят работать, не хотят учиться и употребляют наркотики. Такие человеческие отбросы существовали во все времена и у всех народов. Ничего с ними не поделаешь. Не все одинаковые!" В негодовании бунтарка улыбалась, вскидывала руки и трясла головой. "Почему я родилась в России, а не здесь, и была прислана сюда, чтобы разрушать восхитительную американскую жизнь? Потому, что я действую по заданию советской номенклатуры, которая стремится уничтожить этот чудесный заокеанский мир!" Саркастическая гримаса отчаяния искажала ее милое лицо и со слезами на глазах она уходила в свою комнату.

Между тем, в семье Сидоровых назревала своя, особая драма. С того момента их настоящие неприятности и начались. Наступило время и у Люсеньки появились схваткообразные судороги, боли в пояснице и в нижней части живота, из влагалища обильно потекла кровь. Гена отвез ее в больницу; к тому времени бедняжка потеряла сознание и муж не решился оставить свою шпионскую супругу одну среди чужих людей, опасаясь, что в бреду она заговорит по-русски и случайно выдаст советскую государственную тайну. Так он просидел в палате у изголовья ее кровати всю ночь. Развязка произошла на утро. Эмбрион окончательно отделился от шейки матки и вскоре случился выкидыш. Люсенька узнала о потере плода много часов спустя; все это время она лежала в беспамятстве. Женщина очень сильно расстроилась и горько плакала. "Захочу ли я начинать все сначала? Нет! Это из-за тебя у меня случился выкидыш!" орала Люсенька. "Ты заставлял меня копать ямы в лесу, ночами таскать тяжелые ящики с оборудованием и нервничать, ожидая преследования полицией. Все ты, негодяй!" размазывая слезы по лицу, скандалила она после возвращения домой. "Я больше не хочу детей от тебя. Ты мне ненавистен!" Она убежала и надолго заперлась в ванной. Через пару дней она разбушевалась еще больше и ее антисоветизм разгорелся, как лесной пожар. Ее сознание, пропитанное недавно прочитанной взрывоопасной диссидентской литературой, бунтовало. Она закатывала чудовищные, неслыханные речи, проклиная партию, правительство и ЦК КПСС. "Они в правительстве совсем зажрались и о народе забыли!" грохотала она. "Взять хотя бы наш бизнес! Почему мы должны отдавать две трети своего дохода старцам в Кремле?! За что?! Это наш труд и наша смекалка! Это напоминает мне крепостное право 18-ого века!" В ярости она топала ногами, трясла головой и проклинала советскую власть. Ее муж был несогласен. "Не забудь, дорогая, что советское правительство снабдило нас первоначальным капиталом, который мы выплачиваем по частям. Они научили нас мастерству и без их советов мы бы ничего не добились!" "Ну и что!" спорила Люся. "Когда капитал отработаем, по-прежнему будем платить большую часть наших доходов, а сами будем оставаться на нуле! Крепостное рабство никогда не кончится! Это нечестно!" "Ты с ума сошла!" ужасался Гена. "Как тебя с такими настроениями послали на разведывательную работу?! Тебя следует немедленно отозвать в Москву и осудить по статье Антисоветская агитация и пропаганда!" "Нет! Я остаюсь здесь! Я еще молода, здорова и привлекательна. Выйду замуж за американца, рожу ему кучу детей, буду жить в собственном доме и по воскресеньям ходить в церковь. Кстати, надо пойти и уведомить пастора Бобби, что Sheryl Rogers не мое имя. Меня зовут Людмила Тимофеевна Пентюхова. Так пусть и запишут в своей приходской книге! Таинство святого крещения это не шутки! Вы обманули церковь и меня!" Взбешенная Люсенька сжимала кулаки и скрипела зубами. Гена был в отчаянии. Той же ночью он покинул квартиру и из укромного места в лесу, пользуясь радиопередатчиком, связался с Сисякиным. "Моя партнерша сошла с ума," сообщил он и описал происходящее. "Что прикажете делать?" Ожидая ответа, Гена весь обратился в слух. "Не выпускайте ее из дома. У нее помрачение рассудка," поставил диагноз командир. "Убивать ее нельзя. Вторая подряд смерть в вашем соседстве укажет на вас. Ее следует отправить в психиатрическую лечебницу. Но в какую? Это не наша страна." Сисякин сделал паузу. "Вот что. Пока пользуйтесь транквилизаторами из вашего домашнего арсенала. Я срочно пришлю вам медика из нашего посольства. Он доставит зелье посильнее. На какое-то время она успокоится и быстро станет ручной. Но не думаю, что после нашего специального лечения от нее, как от агента, будет какая-нибудь польза. Вот что мы сделаем. Когда она притихнет, oтправим ее в Москву, а вам взамен пришлем новую жену. Неплохая для вас новость, не правда ли, дорогой товарищ?" Сисякин заливчато засмеялся. "Мне за двоеженство аморалку не пришьют?" мрачно нахмурившись, поинтересовался Гена. Ему не было весело. "Ни в коем случае," уверил его Сисякин. "Сверху спустили предписание, что согласно марксистско-ленинской морали роман с гэбистской сожительницей, находящейся с вами под одним кровом, не считается двоеженством. Она нигде не будет зарегистрирована. У нас в Конторе для такой цели сформирована команда идеологически правильных девушек. Они специально тренированы для выполнения подобных заданий. Некоторые очень смазливы. Никто и не заметит, кем она является на самом деле." Геннадий поперхнулся и почесал в затылке. "Ну, хотя бы опишите как она выглядит? Мне с ней жить. Может она непотребная? Я имею право выбирать?" "Нет. Ты чекист. Не привередничай, паря. Бери, что дают. В этом и заключается партийная дисциплина." Сисякин выключил связь. Расстроенный Гена направился домой к своей ошалевшей супруге.

Было еще не очень поздно и по пути он заехал в кондитерскую, где купил шоколадный торт. Домой ему возвращаться не хотелось после всего того, что наговорила ему жена, однако он переборол свои чувства. Притворно улыбаясь, он вошел в квартиру, поставил покупку на стол и попытался поцеловать Люсеньку, которая тут же от него увернулась. "Плохое начало," подумал Гена. "Попробуем с другого конца." Он незаметно взглянул на супругу. Утомленная, нервная, задерганная, она не хотела его замечать и упрямо смотрела в сторону. "Дорогая, нам незачем ссориться. Я люблю тебя," начал он уговоры, молитвенно сложив руки перед собой. Но супруга игнорировала его жалкие потуги. Она гордо задрала голову, нахмурилась и губы ее еще сильнее сжались. "Я своих решений не меняю," провозгласила она. "Как я говорила раньше, завтра пойду в церковь к пастору и попрошу окрестить меня моим настоящим именем. Или сделать то, что в таком случае полагается, чтобы исправить ошибку." Она тяжело вздохнула. "Это ты, проклятый, подстроил нам всем такую пакость!" Люсенька широко раскрыла глаза и всплеснула руками. "Ты с ума сошла!" взорвался Гена. Он стукнул кулаком об стол. "Партия доверила тебе разведывательное задание в глубоком тылу врага! Ты ненадежна! Тебя надо немедленно отозвать в Москву!" Выпалив свои обвинения, он тут же замолчал, понимая, что скандал ни к чему доброму не приведет. Сдерживая себя, Гена нарезал торт, поставил на стол две чашки и наполнил их горячим чаем. "Нам нельзя ссоритьcя," еле слышно произнес он. "Давай мириться," мрачно глядел он себе под ноги. "Ааа, боишься," голос Люсеньки стал скрипучим, как пара ржавых дверных петель. "Я все равно пойду к пастору и выведу всю вашу чекисткую гоп-компанию на чистую воду." Выговорив угрозу, она удалилась в спальню, из которой вышла через несколько минут с неожиданно сияющим лицом. Новый шелковый халат облегал ее стройную фигуру. Она весело взглянула на мужа. "Как здорово мне эта обнова идет! На распродаже купила. Не правда ли, я миленькая? Сразу хорошего жениха себе найду и без проблем замуж выйду," рассматривала она себя в зеркалах. Тем временем Геннадий с непроницаемым видом, скрывая свои истинные эмоции, уселся за стол и приступил к чаепитию. Нарезанные ломти торта лежали на тарелке. Увидев вкусное лакомство Люсенька оживилась. "Мой любимый шоколадный," просияла ветреница и, откусив большой кусок, отхлебнула сразу полчашки горячего напитка. Скоро Люсенька стала сильно зевать, облокотилась на стол, хорошенькие глазки ее закрылись и она тут же уснула. Этого-то Гена и ждал. Он моментально вскочил, ловким сильным движением поднял ее и отнес в спальню. Положив жену на кровать, он проверил ее пульс и световую реакцию зрачков. Повидимости, Люсенька потеряла сознание. Mурлыкая себе под нос "Марш Энтузиастов", Гена достал коробочку со шприцем, заправил его и сделал своей пациентке инъекцию. Все шло по плану. Люсенька стала бесчувственной, ее дыхание почти прекратилось. Можно было приступать к следующей фазе проникновения в логово классового врага.

Глава 8. "Собака выходит замуж." Что натворил Жора Фуфайкин и как это связано с остальными?

"Социалистический строй, если не привнесен извне иностранным агрессором, может появиться только в стране, где обитает легковерное население. Это всегда разобщенный, недружный народ со слабыми религиозными устоями, легко поддающийся чужому влиянию. В таких условиях социализм может существовать веками; понурив головы, люди шепотом проклинают систему, но мирятся с ее нелепостями и беззакониями. Kак глиста в кишках своей жертвы, социализм высасывает из тела народа его последние соки. Так будет продолжаться до тех пор, пока социалистический паразит окончательно не погубит державу, доведя ее население до отчаяния и нищеты. Тогда может случиться всеобщий стихийный бунт. Погибнет ли держава, ставшая добычей социализма, или народ сумеет самостоятельно выгнать из себя эту гадость покажет время." - Автор. Конечно, вышесказанное не могло быть произнесено Жорой Фуфайкиным. Тов. Фуфайкин всегда был физически и морально устойчив и никогда не нес подобный антисоветский вздор. С той поры, когда мы видели его в последний раз в кабинете начальника разведшколы недалеко от Мытищ, Жора далеко продвинулся по служебной лестнице, став штатным инструктором ЦК КПСС, курирующим органы госбезопасности. Он превратился в ухоженого, процветающего, довольного жизнью, сытого аппаратчика лет 28-и с гладко выбритыми пухлыми щеками и тщательно подстриженными густыми волосами. Щегольский костюм премиум - классa из Италии красовался на его плечах, на ногах блестела модная обувь, а шелковый заграничный галстук был пришпилен золотой булавкой к накрахмаленной белоснежной рубашке с янтарными запонками. Он был на хорошем счету и ему доверяли. Под его руководство, в дополнение к Сидоровым, начальство поместилo еще четырех нелегалов - две советские супружеские пары - шпионившие за штабами и военными заводами на юго-востоке США. Родом из Махачкалы и Сызрани, выросшие в теснейших жилищных условиях и с детства испытавшие острую нехватку продовольственных и промышленных товаров, нелегалы были без ума от радости оказаться в свободном мире и пoжить по-человечески, хотя бы десяток лет, даже в качестве конспираторов-подпольщиков. К своим подчиненным Жора относился добродушно и даже заботливо, никогда не забывал поздравить их c годовщиной великого октября или с рождением первого ребенка и скурпулезно выписывал им денежные премии при каждом возможном случае. Ведь это были его люди. Их успех был его успехом. Счастливая жизнь продолжалась. Благодаря советам своей жены, Галины Никифоровны, которая являлась здравомыслящей и рассудительной женщиной, Жора принимал замечательные решения, оказывающие положительное влияние на его служебную карьеру в частности и на деятельность подчиненного ему отдела в целом. Будучи дочерью генерала, Галина Никифоровна высказывалась бескомпромиссно, кратко и резко, "Нерадивые сотрудники хуже ослов, их нужно сразу менять," имея ввиду растяп-коллег по службе в ЦК; или "Мудрые люди сначала меряют, а потом режут, мы же сразу хватаемся за ножницы, открамсываем как попало, а потом недоумеваем - почему лишнее отсобачили" - это о прошлогоднем провале советской шпионской сети в Вашингтоне. Следуя таким блестящим инструкциям, Жора никогда не ошибался, действия его были эффективны, своевременны и вызывали похвалу от начальства. Однако на четвертый год своего райского существования в заоблачных правительственных высях cупруги стали томиться и скучать. Чего-то им перестало хватать в столице мирового социализма и в своей элегантной двухкомнатной квартире на троих, где они проводили тревожные ночи. Жора и Галя Фуфайкины, зануды и пессимисты, недовольные своим сравнительно высоким материальным положением, постоянно роптали, хныкали и причитали. "Неужели тупик?" грустили они, шепотом обсуждая свои мечты и надежды на будущее. "Что нужно сделать, чтобы получить больше?" Но внезапно чета Фуфайкиных оживилась. Начальство обратило на ретивых супругов свое благосклонное око. Жора опять пошел на повышение!

Его вызвали в Кремль к одному из ведущих деятелей Советского государства, который являлся основателем новой стратегии внешней политики СССР. Имя паpтийного функционера было настолько секретно, что скрывалось от мира под псевдонимом Мороз. Он обладал огромным влиянием среди руководства страны и к его мнению прислушивались все без исключения члены Политбюро. В назначенный день и час намарафеченный Жора вошел в огромный кабинет кремлевского старца и, взволнованный, замер у порога. Лучи солнца падали на набитые томами партийной литературы книжные шкафы, на красные знамена, растянутые вдоль стен, на длинный, покрытый зеленым сукном стол и на большой портрет В.И. Ленина, под которым восседал одетый в скромный серый костюм, долговязый, седеющий человек. Завидев посетителя и протягивая для рукопожатия свою вялую бледную ладошку, он семенящим шагом, приблизился к Жоре. Тот по-холопски согнувшись в поклоне, почтительно коснулся плоти ответственного лица. Коротким скупым жестом руки, вельможа пригласил посетителя занять место за маленьким отдельным столиком. Они уселись, как шахматисты перед матчем, внимательно разглядывая друг другу и положив кисти рук перед собой. "Ну - с, что у вас, докладывайте," уставился на него Мороз. Жора достал из портфеля приготовленный отчет, протянул его хозяину и сухим голосом начал излагать содержимое. "Подождите, не надо," с гримасой раздражения, перебил его Мороз, "мой секретарь ознакомится с вашими документами. Слушайте меня и запоминайте." Он назидательно поднял указательный палец. "Вы здесь только потому, что Юрий Владимирович имеет о вас высокое мнение. Прежде, чем приступить к новому заданию, вы должны знать следующее." Он заговорщически наклонился к собеседнику и понизил голос: "Вам следует понимать, что в настоящее время СССР реализует долгосрочный план по разгрому Америки посредством психологической войны. Это долгая цель, на достижение которой уходят десятилетия, но игра уже приносит плоды. Мы видим массу левых в западных СМИ, которые разрушают духовные ценности собственных стран. Как разведчик, вы должны понимать, что работа КГБ связана не только со шпионажем. Это так представляется в кинофильмах и в романах. Большая часть работы КГБ является идеологической подрывной деятельностью, которую можно назвать психологической войной. У СССР есть долгосрочная задача идеологического подрыва США. Этот процесс можно назвать "великой промывкой мозгов". По всему миру КГБ делает все возможное, чтобы помешать прозападным и антисоветским политическим движениям и деятелям. Таких мы физически уничтожаем. Мы убиваем антикоммунистических политических лидеров, мы финансируем и вооружаем левые группы, особенно в развивающихся странах, мы успешно внедряем "кротов" в американские разведывательные службы, хотя точное число наших агентов в FBI и CIA никогда не будет опубликовано. У нас есть данные, что в результате такой обработки происходят удивительные вещи: воздействие правдивой информации больше не имеет значения. Люди с промытыми мозгами, не способны слышать реальные, честные сведения. Факты им ничего не говорят. Даже если вы закидаете их подлинными доказательствами, документами, фотографиями; даже если вы отвезете таких задуренных американцев в Советский Союз и покажете им очереди за протухшей ливерной колбасой, потасовки из-за гнилой картошки или концентрационные лагеря, они откажутся поверить и останутся убежденными в собственной правоте. Для этой цели мы активно используем Агенство Печати Новости. В целях советской пропаганды и подрывной деятельности против так называемых демократических стран корреспонденты АПН распространяют дезинформацию по всему миру. Мы не тратим время на идеалистических левых, которых много на Западе, поскольку когда до них доходит истинная природа советского коммунизма, то они быстро разочаровываются, ожесточаются и становятся враждебными к марксизму-ленинизму. У нас есть печальный опыт. Мы работаем с населением западных стран. Основной упор КГБ делает вовсе не на разведку. Вы должны знать, что только около 15% времени, денег и рабочей силы тратится на шпионаж. Остальные 85% ресурсов уходят на медленный процесс, который мы называем либо идеологической подрывной деятельностью, либо активными мерами, либо психологической войной." Запыхавшийся Мороз остановился, извлек из брючного кармана скомканный платок и отер им вспотевший лоб. "Вот так, дорогой товарищ. Взгляните на население нашей советской страны. Как ловко мы ими манипулируем! Мы идеологически обрабатываем советское стадо с 1918 года. Успехи налицо. За 65 лет советский народ превратился в массу обалдевших баранов, которые верят всему, что мы им скажем и пойдут туда, куда мы захотим, хоть на верную смерть. Вот это дрессировка!" В восторге Мороз хлопнул ладошкой по столу; раздался звук напоминающий пощечину. Фуфайкин содрогнулся, поежился и крепко сжал красный карандаш, случайно оказавшийся в его руке. Наступила длительная пауза. Мороз, повернувшись к окну, задумчиво барабанил костяшками пальцев по столешнице. Раздражающий звук этот напоминал щелканье кастаньет. Жора Фуфайкин почтительно вытянувшись в кресле, ожидал дальнейшего инструктажа. "Как ваш подопечный Геннадий Сидоров? Справляется?" Мороз перевел свой взгляд на подчиненного. "Вполне," солидно высказался Жора. "Агент Сидоров в полном порядке. Беззаветно служит социалистическому отечеству. Недавно убил одинокую женщину средних лет. Соседку по квартирному комплексу." "Молодец. Это подвиг. Представить его к государственной награде, " пробасил начальник. "Однако, по какой причине он ее порешил?" "Из вредности негодяйка грозила разоблачить нашу группу. Мы об этом докладывали Центру на прошлой неделе, тов. Мороз." "Хвалю и одобряю. Не теряете бдительности. Вижу, что вы всегда начеку," тонкие бледные губы Мороза растянулись в улыбке. "Помнится, что его старший брат Павел Петрович тоже являлся нашим успешным агентом. Он был чудаковат, непредсказуем, поэтому стал невыездным, но знал свое дело отлично и специализировался на посольствах англоязычных стран. Павел Петрович снабжал нас ценнейшей информацией, но в последние месяцы сбился с пути, стал себя странно вести, жульничал с валютой и присваивал материальные ценности. В результате он погиб." "Да, это была целая история," Фуфайкин облизнул губы и поудобнее устроился в кресле, готовясь рассказывать. "Дело в том, что его супруга Вера Васильевна после смерти кормильца осталась без материальной поддержки, впала в запой и, чтобы свести концы с концами, пыталась продать крохотный брильянтик, завалявшийся в кармане брюк покойного мужа." "Но это не ее собственность," сурово заявил Мороз. "Сокровище принадлежит государству." "Вера Васильевна поняла это, но не сразу," согласно кивнул Жора. "Неделю спустя она принесла свою находку на Лубянку, но часовой не позволил ей войти, так как пропуска у нее не было, а КГБ не ювелирный магазин по скупке подержанных драгоценностей." B негодовании Жора угрюмо насупился. "B вестибюле cтарушка долго кудахтала, протестующе махала руками и мешала проходящим, но мы проявили человечность. К ней вышел один из наших сотрудников, внимательно выслушал ее, принял бриллиант под расписку и отправил камешек в государственную казну. Eе саму за честность, стойкость и как вдову павшего товарища, устроили в столовую на легкую кухонную работу, кажется, рыбу от чешуи чистить или горох лущить. Там, среди котлов и сковородок, она нуждаться не будет." "Хорошо," тихо и проникновенно произнес Мороз. "Мы проверенные кадры не бросаем. Кадры надо беречь и уважать. Что у вас следующее?" Он пристально взглянул на собеседника. "Опять семейные вопросы? Нередко супруги не выдерживают нагрузки и устраивают междуусобицы, подвергая опасности себя и коллег. Вы замечаете что-то подобное с родичем Павла Петровича?" "Нет. Пока нет. Геннадий в полном порядке," покачал головой Фуфайкин. "А как его жена? Справляется?" Жора опустил голову и задумчиво наморщил лоб. "Сказать по правде, в последнее время Людмила Тимофеевна ведет себя странно и вышла из-под контроля." "Неужели она представляет угрозу?" брови Мороза подскочили вверх. "Мне это пока не ясно. Я изучаю." "Если, что не так, будьте беспощадны! Не колеблясь отсекайте гнилые ветви! В таком случае наше социалистическое древо будет расти высоким и здоровым! Незамедлительно принимайте экстренные меры! Мы ее без сожаления ликвидируем! Вы поняли меня?!" "Так точно, тов. Мороз!" Аудиенция закончилась. Пожав небожителю руку, Жора на цыпочках удалился.

Между тем за океаном, в семье Сидоровых жизнь, казалось бы, текла в размеренном привычном русле: Геннадий целыми днями пропадал в мастерской, которая успешно развивалась; его жена Людмила притихла (надолго ли?), выполняя свои текущие обязанности по бухгалтерии и рекламе; а неродившийся ребенок был сожжен в крематории. Геннадий, целыми днями занятый на производстве, редко сталкивался с Люсенькой; лишь вечерами за ужином он видел ее заплаканное лицо и слышал всхлипывания несостоявшейся матери. Проходили дни, тянулись бессонные ночи и мнительные шпионские супруги стали замечать чье-то пристальное к себе внимание, вроде постоянной слежки.

Дело в том, что лейтенант Вильсон продолжал расследование убийства Джулианы Ламар. Осмотр ее квартиры не обнаружил никаких следов насильственной смерти. Не было найдено никаких признаков борьбы или конфронтации с нежелательным посетителем. Джулиана вела размеренный образ жизни, у нее не было врагов, она посещала церковь и участвовала во всех начинаниях по оказанию помощи бедным и страдающим. Складывалось впечатление, что в тот вечер хозяйка не спеша и методично упаковала свой небольшой чемоданчик, уложила туда нижнее белье, предметы личной гигиены, дождевик, шляпу и отправилась в свою роковую последнюю поездку. Почему ее автомобиль оказался на глухой лесной дороге, а ее обезображенное тело на другой стороне города в железной бочке, погруженное в раствор с щелоком? Почему никто из друзей или родственников не ищет ее? Почему она в одиночку поехала поздно вечером в глухомань, да и одна ли она была? Было от чего схватиться за голову и прийти в отчаяние от своего бессилия. Но Вильсон был крепким орешком и легко не сдавался. Еще раз он начал поиск свидетелей. Настойчивость дала плоды. Ему донесли, что соседка из другого подъезда, проходившая в тот вечер мимо, видела высокого мужчину, покидавшего квартиру Джулианы. По описанию этот мужчина был похож на Гену. Он был в раздраженном состоянии и, спустившись вниз, резким ударом ноги распахнул дверь. В ответ ему изнутри квартиры донеслись истерические восклицания на чужеземном языке. Голос принадлежал Mrs. Rogers. Свидетельница заявила, что она никогда не слышала супругов Rogers общающимися между собой на иностранном языке; она всегда считала их стопроцентными американцами и готова под присягой подтвердить, что то была славянская речь. Сюрпризы сыпались на голову Вильсону один за другим и он едва успевал их сортировать. Самым значительным было свидетельство другой соседки, утверждавшей, что месяц назад видела Ms. Lamar и Mrs. Rogers, рассуждающих о совместном приготовлении "восхитительного пирога с куриной начинкой" и o покупке необходимых продуктов. Подозрения обрушились на Вильсона. Из этого вытекало, что Mrs. Rogers ему солгала, отрицая какие-либо контакты с убитой. Зачем? Что она хотела скрыть? С разрешения начальника полиции, Вильсон передал имевшиеся у него материалы в FBI. Пусть они ведут дело. Отчетливо попахивало шпионажем.

FBI приняло материалы и создало команду, которая немедленно приступила к изучению, анализу и наблюдениям за таинственной парой. Во главе был поставлен опытный следователь Ян Браун. Первым делом Ян, предпочитавший личный контакт с подозреваемыми, отправился в бизнес - парк, где находилась мастерская Сидоровых под названием Pleated AC filters, Inc. Best Quality Guaranteed. Прикинувшись заказчиком, он вошел в крохотную приемную и обратился к офис-менеджеру, издерганной рыжей молодой женщине с толстым слоем макияжа на лице. Она устроилась на стуле за прилавком посередине пыльной комнатушки с низким потолком, вдоль стен которой на полках были навалены свертки с тканью, мотки проволоки и листы синих бумаг. Через дверь, распахнутую в соседнее помещение, были видны штамповочные станки и спины рабочих, сидевших за верстаками. Оттуда несло жженым железом, копотью и горячей кислотой. "Могу ли я видеть г-на Роджерса," осведомился Ян, преодолевая естественное желание не дышать в отравленной атмосфере и заткнуть свой нос. " Моя фирма отчаянно нуждается в AK фильтрах. Заказчики хорошо отзываются о вашей продукции." Страдальческая улыбка появилась на изможденном лице Люсеньки - конечно, это была она. "Хозяина сейчас нет. Он придет через час. Что-нибудь ему передать? Чем вы интересуетесь? Желаете поместить заказ?" Люсенька схватила карандаш и приготовилась записывать. Ян изобразил раздумье. Густые брови его сошлись на переносице, а взгляд устремился вдаль. Между тем менеджер тараторила, "Наши фильтры намного лучше других имеющихся на рынке. С вашего позволения я расскажу вам о высоком качестве и надежности нашей продукции, о ее многофункциональности и обширном наборе отличных характеристик." Ян внимательно выслушал продавщицу и пообещал вернуться завтра. Появившийся через час Геннадий шепотом ругал свою супругу за то, что та не взяла у посетителя никаких данных. "У нас уже наблюдается застой. Мы не можем себе позволить игнорировать визитеров. Мы мало продаем. Для увеличения оборота нам придется ввести новые продукты и услуги, расширить рынок, усилить маркетинговую деятельность и улучшить обслуживание клиентов. Но самое главное это повышение производительности труда." "О чем ты говоришь," возражала Люся. "Мы и так дерем с наших рабочих пo три шкуры, они вкалывают сверхурочные и мы платим им меньше, чем конкуренты. Наши трудяги очень бы удивились, если бы узнали, что их хозяева родом из первой страны социализма. Что мы с детства пропитаны идеями марксизма-ленинизма и равноправия, делающими завоевания социалистической культуры достоянием масс, освобождающими творческую энергию народа и раскрывающими безграничные просторы для духовной жизни пролетариата. Не правда ли?" "Все это, рассчитанный на дураков, пропагандистский вздор, дорогая. Это совершенно неважно. Главное это прибыль," Гена хлопнул дверью и заперся в своем кабинете. Пора было заняться расшифровкой телеграммы из Центра.

Tе, которые в Москве понукали, подгоняли, требовали срочных действий и свежей разведывательной информации. Они поторапливали, подталкивали, подхлестывали, бубня неизменное: "Включите в реестр ваших неофициальных агентов Билла Хинкли, главу N-ского профсоюза. Устрoйте встречи с деятелями политических партий (следовали имена). Опубликуйте в американских газетах наши корреспонденции и статьи, из числа тех, которые мы вам недавно послали. Корреспонденции подписанны именами John Barrington и Ronald Fux." И так далее. После часа чтения этих залихвастских гэбистских штучек у обычно терпеливого и лояльного Гены начинала кружиться голова и покалывать в сердце. Иногда он жалел, что связался с советской разведкой, вообще. Особенно ему не нравился его непосредственный начальник Жора Фуфайкин, которого супруги Сидоровы однажды встретили, проходя инструктаж на Лубянке. Разбитной, нахрапистый парень примерно их возраста, он постоянно хотел доминировать и без устали настаивал на своем. Гене была противна его шепелявая манера говорить, но пуще всего, приставания к Люсеньке. Жора сально шутил, плотоядно улыбался и держался вовсе не так, как положено в порядочном обществе. Люсенька возненавидела его с первого взгляда, артачилась и отворачивала голову. Успокоив себя, что видеть начальство они будут редко, шпионские супруги отбыли за границу. Мосты были сожжены. Оставалось только идти вперед. Они устраивались на новом месте в штате Теннесси.

Между тем в далекой Москве чета Фуфайкиныx проходила свой собственный психологический кризис. По их мнению совещание с Морозом прошло неудовлетворительно, перспективы служебного роста неясны, а надежды на благое и пристойное будущее для их маленькой семьи туманны. Долгими зимними ночами, накрывшись с головой пуховым одеялом, в своей теплой уютной постели, Фуфайкины строили планы дальнейшей жизни, в которой не было места ни КПСС, ни ее ленинскому Центральному Комитету, ни, тем более, товарищам из КГБ. "Тебе не надоела советская жизнь?" ластилась к Жоре жена, касаясь его уха кончиком своего горячего влажного языка. "Что нас здесь ожидает? Ничего, кроме убогой серятины. Все та же квартира в блочном доме, все тот же поцарапанный Жигуль во дворе и все тот же ассортимент продуктов питания в циковском распределителе. Да и тот с каждым годом становится все беднее и хуже." Она тяжело вздохнула, "Давай-ка и мы навсегда останемся за границей! Мы не первые и не последние!" "Конечно!" с энтузиазмом поддержал ее муж. "Здесь за одну ошибку, за одно неосторожное слово меня могут лишить свободы или конфисковать собственность, а на Западе я в полной сохранности. Мы будем жить в своем доме на берегу теплого моря, иметь несколько роскошных авто и путешествовать по всему миру на самолетах и круизных кораблях." "Откуда мы возьмем на это деньги?" "Я знаю," Жора так разволновался, что отбросил одеяло и соскочил с кровати. "Я давно решил. У меня есть товар, за который американцы отвалят мне миллионы долларов!" "Что же это?" "Мы уйдем отсюда не с пустыми руками, а прихватим с собой всю секретную информацию, к которой я имею доступ, включая нелегалов Сидоровых и еще две супружеские пары. Я имею ввиду подчиненных мне разведчиков из Сызрани и Махачкалы. Они вот уже пять лет шпионят в США. Достаточно. Нашпионились! Пусть в тюрьме отдохнут!" "Какой ужас! Ты подумал о людях, которыx ты собираешься предать? В какое отчаяние ты их повергнешь!" возмутилась Галина. "Это же подло!" "Почему?" Жора развел руками. "Такой порядок вещей существует испокон веков. Начальство выдает своих подчиненных противнику, а само бежит за границу. Там оно получает новые имена, покой, безопасность и материальное вознаграждение. Тем временем эти дураки - нелегалы не понимают, что их давно уже продали. Они продолжают работать: собирать информацию, выполнять правила конспирации, беречься, оглядываться и постоянно проверять - есть ли за ними слежка. Они не понимают, что обречены, фактически они уже арестанты и рано или поздно попадут в тюрьму. По моему мнению, разведшкола в Мытищах посылает своих выпускников на убой. Большинство выпускников через несколько лет оказываются за решеткой." У Жоры пересохло в горле, он немного запнулся и хлебнул из графина глоток водички. "Должен сказать," увлеченно продолжал он, "что исключений нет. Предают своих как американцы, так и советские. Я приведу тебе так много примеров, что их устанешь перечислять, но самые яркие из них это американцы Robert Hansen и Aldrich Aimes, а на нашей стороне Юрий Безменов и Аркадий Шевченко." Надолго воцарилось молчание. Жора надменно скрестил руки на груди и перевел взгляд в окно. Ночной город спал, с мягким шорохом снег летел вдоль уличных фонарей, лишь вдалеке прогрохотал запоздалый грузовик и опять все смолкло. Галина Никифоровна беззвучно поднялась. Не зажигая свет, она прошла в соседнюю комнату проверить спящего ребенка. Cкоро oна вернулась. Халат прилип к ее вспотевшему широкому телу. "Нам за это ничего не будет?" с ужасом прошептала она. "Все обойдется и мы выйдем сухими из воды?" Губы ее тряслись. "Успокойся, дорогая. Я в этом уверен. Западные разведки будут нас опекать. Такое уже не раз происходило. Ну, что решаемся?" Галина Никифоровна пробормотала что-то невнятное, смутно похожее на согласие, и присела на край кровати. Ноги не держали ее.

Итак, решено. Три месяца прошло в сборах. Пользуясь связями, Жора достал путевку в Италию. Советcкая власть, как обычно в таких случаях, держала в заложниках их шестилетнего ребенка, чтобы его родители не сбежали. Малыша пришлось оставить в Москве с бабушкой, надеясь, что в будущем через ООН или какой-нибудь другой влиятельный международный орган Фуфайкины сумеют добиться воссоединения семьи. Они прибыли в Рим осенью в годовщину великого октября. Это была первая поездка четы Фуфайкиных за рубеж. Виденное поражало и вызывало их изумление, которое они не смели показать, так как в противном случае их обвинят в низкопоклонстве перед Западом. Их удивляла архитектура, элегантные интерьеры, изобилие товаров в киосках, беззаботное поведение людей и вежливость обслуживающего персонала. Туристическая поездка была запланирована на десять дней с посещением Рима, Венеции, Флоренции и Милана. Вероятно Интурист купил у итальянцев для советских граждан самый дешевый тур. Это сказывалось вo всем. В двухместные гостиничные номера селили одиноких, незнакомых друг другу мужчин. Стараясь не касаться тел случайных компаньонов, они спали в одной кровати. Думается, что подобная картина наблюдалась с противоположным полом. Но Фуфайкины избежали такого позора. Как супружеской чете, им была отведена отдельная кровать! Наутро появились новые трудности. Проголодавшиеся советские гости отправились в столовую. Количество еды, поданной за завтраком было настолько мизерным, что все остались голодными. С завистью туристы смотрели на своих более искушенных собратьев, предупрежденных о недостаточном питании. В чемоданах те привезли с собой маленькие баночки мясных и рыбных консервов, которые открывали и поедали за общим столом, в то время, как остальные, глядя на предусмотрительных счастливчиков, клацали зубами. Супруги решили смыться в первый же день, но местных денег у них не было; им иx еще не раздали. Они получили валюту немного позже; после завтрака в комнате этажом ниже, куда директор группы пригласил всех туристов. Этим занималась суровая, мужеподобная дама из советского посольства. Она сидела за маленьким столом и выдавала красочные итальянские лиры. Массивная, с крючковатым носом, с не по-женски развитыми, широкими плечами она вызывала тревогу. Невольно возникал вопрос: "Для какой цели ее держат в посольстве? Неужели для силового воздействия на женский персонал?" Кто-то из туристов осмелился спросить откуда атлетическая дама родом. "Я родилась между Жмеринкой и Каховкой," отмахнулась она и, опустив голову, продолжила свои учетные операции. Жора и Галя постарались побыстрее оттуда выбраться. В присутствии зловещей дамы им было не по себе. Беглецам казалось, что она разгадала их намерения и сейчас, зычным окриком их остановит. Однако, этогo не случилось. Выйдя за дверь с лирами в руках, Фуфайкины почувствовали себя окрыленными. На лифте они спустились в полупустой вестибюль. Там слонялся один из туристов, приехавший с ними из Москвы. Он неустанно расхаживал из угла в угол. Это был тот самый "советский патриот", который накануне вечером притворно жаловался, что при заполнении документов на проживание в отеле, не способен написать свою фамилию латинскими буквами. Возможно, он желал вызвать симпатию у осведомителя КГБ? Кто знает, что у хитрюги было на уме? На ходу он просматривал цветастый итальянский журнал. Не удостоив соотечественника ни словом, ни взглядом авантюристы приступили к осуществлению своего дерзкого плана. Прикидываясь равнодушными, Фуфайкины лениво отворили парадную дверь и вышли на улицу. Каждый из них нес на плече небольшую сумку. Чтобы не привлекать нежелательное внимание, чемоданы, с которыми они прибыли в Рим, было решено оставить в номере. Еле сдерживая себя, неспешными шагами они дошли до угла, круто повернули и лишь затем помчались во весь опор. Добежав до следующего угла, они опять повернули. Они оказались на одной из сонных улиц, образованных рядами невысоких жилых зданий. Мир и покой царили здесь. Восходящее солнце светило в голубом небе, отбрасывая острые тени от дымоходов и коньков крыш. Тротуары были пусты и лишь пара - тройка старушек прогуливали своих крошечных собачек. Завидев пустое такси, проезжающее мимо, Жора поднял руку. Машина тут же остановилась. Фуфайкины ввалились на заднее сиденье, наконец почувствовав себя в относительной безопасности. "All'ambasciata americana! (В американское посольство!)" прокричал Жора на итальянском, которого не знал, но единственную нужную фразу вызубрил еще в Москве. Но, увы водитель не понял. Но Жора предусмотрел и такой случай. Он показал обрывок бумаги, на котором были начертаны заветные слова. "All'ambasciata americana," улыбаясь, повторил водитель и Фиат покатилcя вдоль улицы. Путь был недалек. Через несколько минут они оказались у высокого, монументального строения, похожего на дворец. На мачте развевался звездно-полосатый флаг. Здесь было шумно, оживленно и многолюдно. Величественные здания, выстроившиеся вдоль широкого проспекта; поток элегантных автомобилей, движущихся по обеим сторонам; череда прохожих на тротуарах, почти все одетые в модные платья, костюмы и обувь вызвали восторг у беглецов. Как этo былo непохоже на их суровую унылую родину! У входного портала посольства такси остановилось. Фуфайкины, расплатившись, вышли. Не теряя ни минуты, они растворили тяжелую дверь, нo, какой ужас! Oни сумели сделать единственный шажок. Дальнейший путь им преграждал агрессивный итальянский полицейский, высокомерно скрестивший руки на груди. Своими маленькими свинячьими глазками он неблагосклонно разглядывал взволнованных посетителей, не понимая чего они хотят. Мешал языковый барьер. Слева, чуть поодаль от них, вытянулся за пуленепробиваемым стеклом чернокожий морской пехотинец. В полной форме - фуражке с кокардой США, кителе и наглаженных брюках - он с безразличным видом и слегка улыбаясь, смотрел в иx сторону. Ему было все равно. Между тем полицейский, весь напрягшись, приготовился выполнять свои обязанности, но не допустить чужаков на охраняемую им территорию. Сжав кулаки, он приготовился к физической конфронтации. Фуфайкины растерялись. Жора умоляюще сложил руки, а Галина Никифоровна чуть не заплакала. Однако случилось чудо. Неприметный, лысеватый, средних лет человек в скромной одежде выручил страдальцев. Он появился в вестибюле со стороны улицы и, не замечая окаменевших в отчаянии москвичей, быстро прошел мимо. Oхранник знал вошедшего и беспрепятственно пропустил его. Но прежде он успел что-то сказать ему на своем языке. Человек мгновенно обернулся и обратил свой взор на страждущих. "Чем могу служить?" мягко спросил он по-русски. "Мы туристы из Совка и не хотим возвращаться назад, но он нас не пускает," пролепетал Жора. Незнакомец широко и искренне улыбнулся. "Так бы сразу и сказали," по-отечески пожурил он и, обратившись к полицейскому, перешел на итальянский. Oхранник все понял с полуслова, враждебное отношение исчезло, он схватил телефон и стал звонить своему начальству. Разрешение было получено. Как будто внезапно грянул праздничный фейерверк и невидимый оркестр заиграл веселый фокстрот, так обрадовались Фуфайкины. Через несколько минут горемыки встретились с американскими официальными лицами. Машина завертелась. Проверка перебежчиков началась. Как беглецы позже узнали их спасителем оказался обыкновенный эмигрант из СССР, случайно оказавшийся на их жизненном пути. Имя его Давид. Он и не подозревал о своем судьбоносном вмешательстве в замысловатые жизни визитеров. Хотя если бы oн знал их истинную сущность, возможно, поступил бы иначе. Фуфайкины провели пять недель в Риме и затем на самолете AlItalia их отправили в Нью-Йорк. У них появилась реальная возможность увидеться с Сидоровыми и другими разведчиками-нелегалами, которых они предали. Конечно, в этом не было необходимости. Пока их жертвы были в неведении и для них все шло как прежде. Встреча произошла гораздо позже на очной ставке.

Глава 9. Неожиданный поворот. "Собака вышла замуж."

"Замышляйте замыслы, но они рушатся; говорите слово, но оно не состоится: ибо с нами Бог! Стройте планы сражений, но вашим замыслам не суждено сбыться." Усердная молитва слышалась в тесной монастырской келье. Перед иконой на стене висела горящая лампада, неясные блики света отражались в кирпичной кладке, а на каменном полу склонилась, одетая в черное, коленопреклоненная женская фигура. В сдержанном немом отчаянии ее протянутые в мольбе руки одиноко и трогательно взывали к Hебу. Возможно, что с этой цитаты из Святого Писания и началось перерождение Люсеньки, но она об этом еще ничего не знала. Заблудшая женщина продолжала молиться, "Господи Боже мой, Ты знаешь, что для меня спасительно, помоги мне; и не попусти мне грешить пред Тобою и погибнуть во грехах моих, ибо я грешна и немощна; не предай меня врагам моим, избави меня, Господи, ибо Ты моя крепость и упование мое и Тебе слава и благодарение во веки. Аминь." Tак продолжалось около часа. Она упомянула зверски убитую Джулиану и свой погибший в утробе плод. Со христианским смирением она молилась о прозрении народа страны, в которой она родилась и о спасении душ преступников из КГБ, которые послали ее вредить Америке. Истек еще час и вдохновленная Люсенька отправилась домой. Перед уходом она попрощалась с игуменьей. "Матушка, благодарю вас за заботу и милосердие." "Не стоит благодарности, дитятко. Бог привел тебя сюда. Потому-то ты так легко нашла нас. Приходи еще." Настоятельница благословила свою духовную дочь и та отправилась в путь.

Люсенька вышла на улицу и вдохнула свежий прохладный воздух. Был конец февраля, но в этих южных краях дневная температура редко опускалась ниже ноля; снега не было и в помине. Сумерки сгустились над городом, который уже засыпал. Кроме редких уличных фонарей, не видно было ни одного освещенного окна, только фары проезжающих автомобилей выхватывали из темноты серую ленту шоссе, стоящие вдоль обочины автомашины, кустарники за проволочными заборами, невысокие строения с черными окнами, узкие переулки и раскидистые деревья с голыми ветвями. Застегнув верхнюю пуговицу своего пальто, Люся пошла искать свой Форд, который оставила где-то неподалеку. Автомобиль словно ждал ее, поблескивая лакировкой. Мотор завелся c пол-оборота и мягко заурчал. Ехать было около десяти миль и через короткое время она прибыла по своему адресу. В связи с поздним часом парковочная площадка была переполнена и она с трудом нашла свободное место. Выйдя из машины и приближаясь к своей квартире, Люсенька невольно подняла глаза. Окна жилища, которое занимала несчастная Джулиана были освещены. "Этого не может быть," вздрогнула Люсенька. "Моя подруга давно погибла. Кто там? Новые постояльцы или опять полицейский обыск?" Смахнув с ресниц непрошенную слезу, она отперла дверь своим ключом и вошла. Не успела женщина сделать несколько шагов, как на нее набросился разъяренный муж. "Где ты пропадаешь?! Неужели женихов ищешь?! Я все знаю!" размахивал он кулаками. От этих воплей страдала не только Люсенька. В этот момент дежурный агент FBI Билл Кракер, худенький романтичный юноша лет двадцати, беспрестанно поправлял наушники на своей голове. Он морщился, кривился и негодовал на грубого гэбиста, орущего на свою жену. Следует сказать, что Бюро Расследований не нужна была квартира, которую когда-то снимала покойная Джулиана. Туда недавно, действительно, въехали новые жильцы. У FBI было множество других методов, чтобы наблюдать за зловещими посланцами Москвы. Не теряя времени, сотрудники Бюрo обложили советских разведчиков, установив за ними плотный контроль. Они надзирали каждый их шаг, прослушивали каждый вздох, просматривали каждое сообщение, которое нелегалы посылали своим генералам. Бюро отслеживало подозреваемых, используя различные технические методы, включая физическое наблюдение, электронное наблюдение, такое как прослушка и GPS-отслеживание; анализ данных из социальных сетей и финансовых записей, данные с вышек сотовой связи, программы для распознавания лиц в толпе, а также использование устройств "Stingray" для имитации вышеупомянутых вышек и сбора информации о находящихся поблизости телефонах; все это с соблюдением правовых гарантий и, при необходимости, получения разрешений правительственных органов.

Таким образом, мечтам четы Фуфайкиных о щедром вознаграждении за оказанную услугу не суждено было сбыться. В то время как они, после их побега из СССР, давали показания сотрудникам CIA в американском консульстве в Риме; FBI, используя свое подавляющее техническое провосходство, давно расшифровало зловредную деятельность супругов Сидоровых. Сведения, предоставленные Жорой Фуфайкиным в Риме, оказались запоздалыми и ненужными. Работа была сделана без него. Его подопечных Гену и Люсю оставалось только арестовать, осудить и упрятать в кутузку за шпионаж. Kоварные Фуфайкины просчитались и никакого богатства за свое предательство не получили. Грезы о собственной вилле на берегу лазурного моря и o поездках вокруг света на борту роскошных океанских лайнеров оказались несбыточными. Может быть, авантюристам лучше было бы и не начинать свою вероломную одиссею, а оставаться в Москве? Они могли бы довольствоваться до конца жизней ведомственными столовыми, к которым были прикреплены, а также дотациями и пайками из закрытого распределителя ЦК КПСС. Может им не стоило заваривать такую несъедобную кашу? В глазах американских властей они были рядовыми перебежчиками, не доставившими никакой конфиденциальной информации. Tаких были тысячи с момента создания советского государства. Все они жалобно просили убежища в США и все получали приют. С Фуфайкиными обращались как с рядовыми гражданами СССР, не пожелавшими возвращаться в социалистический рай: им предоставили право проживания на территории США, необходимые документы для трудоустройства, а также на короткий первоначальный срок талоны на питание и бесплатную резиденцию в гостинице. Вот и все. После этого авантюристы были предоставлены сами себе. Aвтору известно, что Фуфайкины по прибытии в США обосновались в Нью - Йорке. Первый год оба посещали курсы английского языка. Со временем это дало им возможность хоть немного изъясняться с окружающими. Жора устроился грузчиком на складе-холодильнике. У него была неприятная ночная работа. От заката и до рассвета, облаченный в теплый комбинезон, он толкал перед собой тяжелую тележку, накладывая на нее замороженные продукты питания. С Галиной Никифоровной обстояло иначе. Уровень знания английского оказался недостаточным для обучения в школе высоких технологий, о которой она мечтала. Но настойчивая женщина не упала духом и взяла дополнительные языковые курсы, после окончания которых питает надежду получить образование в хорошем техническом колледже. Их мечты воссоединить разбитую семью и привезти ребенка в Америку оказались тщетными - советская власть просто так никого не выпускает. Фуфайкиным оставалось только ждать кардинальных перемен в CCCP, которые случились в 1991 г. Встреча с сынишкой оказалась для всех троих отрезвляющей. Америка оказалась не такой, какой ее представляли. Но Фуфайкины уже обосновались и пустили корни. Рутина повседневных дел заедала предприимчивых супругов. Они стали привыкать к своему стесненному положению. Разочарованные Фуфайкины вскоре выкинули из памяти факт, что когда-то катались как сыр в масле в кругах зажравшейся советской номенклатуры. Они прозрели, oбразумились и занялись устройством своих личных жизней. Они не вспоминали свое прежнее привилегированное положение в рядах советских спецслужб. Oперация КГБ, в которой они участвовали, с позором провалилась. Шпионская сеть была уничтожена. "Собака, наконец-то, вышла замуж!"

Не следует думать, что американские власти забыли Гену и Люсю. Их арестовали месяц спустя после появления четы Фуфайкиных в американском посольстве в Риме. В Oak Ridge, TN события развивались следующим образом. Четыре агента FBI пришли за Сидоровыми в семь утра буднего дня, до того как горе-шпионы собирались отправиться в свою мастерскую. Агенты позвонили во входную дверь. Все окна охранялись на случай возможной попытки подозреваемых ускользнуть, хотя бежать Сидоровым было некуда - все пути отступления были давно перекрыты. Ян Браун вел свою группу. Войдя, он предъявил ордера на обыск и на арест. Шпионы не сопротивлялись и покорно дали надеть на себя наручники. Их заключили под стражу и увезли в тюрьму. В скором времени суд приговорил Гену к 15-и годам заключения. Убийство Джулианы почти сошло ему с рук. На суде Гена улыбался, бравировал, корчил рожи и складывал ладони в форме сердечка. Никакого раскаяния в поведении подлеца не замечалось. Люсю осудили на 10 лет. Она стояла поникшая, заплаканная, с опущенной головой. Люсенька не ожидала такой развязки. Игра в шпионы, которую она начала в Москве восемь лет назад, обошлась ей дорого. В тюрьме Люсенька ужасно переживала. "Лучше бы я не поступала в разведшколу," всхлипывала она. "Лучше бы я стала портнихой или бухгалтером, никуда бы из Москвы не уезжала. Hашла бы себе обычного, заурядного парня, который звезд с неба не хватает, нo приносит домой всю до копейки зарплату, поздравляет меня с советскими праздниками и раз в год покупает торт и бутылку вина на мой день рождения. С таким я бы счастливо прожила всю оставшуюся жизнь. Дура я, дура. Погналась за жар-птицей." качала она головой. " Теперь во всем надо винить cебя."

Тянулись годы. Ее заключение продолжалось. Люсенька старела, седела и покрывалась морщинами. Несчастную переводили из камеры в камеру, перевозили из тюрьмы в тюрьму, ее превратили в багаж, который транспортировали, сортировали и учитывали. Она сбилась с толку и запуталась в географических названиях. Где она находится сейчас? Куда ее накануне доставили? Почему ее всегда запирают в одиночку? Она не знала и ей отказывались отвечать. Только краями глаз во время пересадок она улавливала новые ландшафты и непривычные климатические зоны, в которые ее забросила воля тюремной администрации. В последний раз, после долгого утомительного полета на самолете из одного исправительного учреждения в другое ее выгрузили, как ей показалось, в песчаной пустыне и поместили в тесную бетонную камеру размером с могильный склеп. Дни летели за днями, складываясь в недели, месяцы, годы. Постепенно ей начало казаться, что ее заживо похоронили и она сходит с ума. Через оконную решетку на нее дул знойный ветер с песком и из окрестных оврагов доносился ужасающий вой койотов. Утомившись расхаживать взад и вперед, Люсенька присаживалась на край койки, ее лицо выражало печаль и тревогу, но никто не мог видеть бедняжку и выразить ей сочувствие. Она всегда была наедине с собой. Раз в месяц она получала письма от мамы из Москвы. Та тоже тосковала по своей дочери. Однако, престарелая родительница писала о всякой малозначащей ерунде: о нехватке продуктов питания в продмагах, о бешеных очередях за водкой и о каком-то странном Леше, который изредка захаживал к ней на квартиру и всегда передавал Люсе привет. Потирая лоб и вся в слезах, заключенная пыталась припомнить ухажера из десятого класса средней школы, где они вместе учились. Пару раз они даже ходили вместе в кино. Как им было весело! Казалось, прошла целая вечность! Было ли это наяву или ей просто приснилось?! "Какие странности и совпадения случались со мной!" размышляла она и крутила пальцем у виска. "Может то было наваждение?!" Прислонившись спиной к бетонной стене, она задремала, а очнувшись, стала припоминать молитвы и нравоучения, которые слышала от настоятельницы православного монастыря, которую встретила в Oak Ridge, TN. "В христианстве "духовное возрождение" относится к преобразующему опыту, когда человек принимает Иисуса Христа как своего спасителя, что ведет к новой жизни," вспоминала Люся. "Духовное возрождение означает смерть для моей старой жизни ," со слезами на глазах каялась грешница. "Итак, кто во Христе, тот новая тварь: древнее прошло, теперь все новое," перебирала в памяти цитаты из Библии Люсенька. "Духом Святым мы возрождаемся и усыновляемся Богом." Далее. "Имея Бога как нашего Отца, верой мы можем победить мир," просияла воскрешающаяся нечестивица. Слезы ее высохли, на щеках появился румянец, прекрасные глазки ее заблестели. В ту ночь она спокойно и без сновидений спала. Наутро она поднялась с первыми лучами солнца и, напевая, приступила к своим несложным ежедневным обязанностям. У нее появилась добрая и великая цель. Люсенька никогда не вспоминала Гену, осужденного на длительный срок. Где он и что с ним происходит, не интересовало ее. Он стал для нее чужим. Духовно Люсенька сильно изменилась и не хотела со шпионажем иметь ничего общего. Между тем жизнь шла своим чередом, полная новых событий и переживаний. В СССР назревала революция. Кровавый советский режим довел народ до отчаяния. Как известно, в конце декабря 1991 года Советский Союз рухнул. (Забегая вперед, следует отметить, что старая система вскоре возродилась, нo под другим названием). Но это случилось не сразу. 1992 год был периодом пробуждения, лучезарных упований и больших надежд. Дошла очередь и до Сидоровых. B числе шестерых советских шпионов их обменяли на двух невинных американцев, год назад сдуру заехавших в CCCP и захваченных КГБ по притворной, смехотворной причине. Таким образом СССР создавал человеческий материал для будущего обмена своих матерых шпионов - убийц. Люсенька и Гена вернулись в Москву.

По прибытии в честь Сидоровых власти устроили торжественный прием, который передавался по радио и телевидению. Гремел оркестр, произносились зажигательные речи, скандировались здравицы, множество столов ломилось от деликатесов и изысканных вин; толпа важных правительственных чиновников рукоплескала нашим героям. Оба были награждены медалями и орденами, получили автомобиль без очереди, доступ к закрытому продовольственному распределителю, а также въехали в большую двухкомнатную квартиру в престижном районе столицы. Жизнь обласкала их. Достойная пара купалась в лучах славы, о них каждый день писали в газетах, они давали интервью, их лица не сходили с телевизионных экранов. Им показалось, что в обществе ничего не изменилось, номенклатура уцелела и по-прежнему правит страной. Где бы высокие гости не появлялись, их встречали с особым почётом, трубили фанфары, гремели барабаны, их воспевали поэты, художники и режиссеры, а на центральной киностудии уже писали сценарий и подбирали актеров, имеющих талант убедительно сыграть характеры наших героев. Kак заслуженные советские разведчики, Люся и Гена принимали участие в воспитании молодежи, посещали многочисленные собрания и повествoвали школьникам о несгибаемой преданности социализму и своих подвигах во славу великой родины. Однако год или два спустя суета вокруг возвращения героев - нелегалов из логова классового врага понемногу стала замирать. Барабанный бой смолк, звонкое пение горнов утихло, юные пионеры с красными знаменами больше не маршировали по украшенной пятиконечными звездами сцене. О Сидоровых забыли. У пропаганды появились новые персонажи для восхваления советского образа жизни.

Но Люсенька была тому и рада. Она тяготилась шумихой и равнодушно взирала на лихорадочную суету вокруг нее. Она не изменила христианским принципам и продолжила свой нелегкий путь, не забывая уроки настоятельницы православного монастыря в далеком Теннесси. Она развелась со своим ненавистным мужем-чекистом, который сделал ее бесплодной и выхолостил ее сознание бредовой идеологией марксизма. Полгода спустя она вышла замуж за того самого скромного молчаливого Лешу, ее школьную любовь, который долгие годы передавал ей в своих письмах приветы, поздравления и заботился об ее одинокой старушке-маме, пока та не умерла. Под ее влиянием Леша стал верующим. До конца дней своих они не переставали распространять Евангелие и основали школу по изучению Библии, в которой сами преподавали. Оба стали миссионерами и проповедниками воли Божьей на земле. Люсенька дожила до глубокой старости в кругу своих духовных чад. Она согревала близких бесконечной нежностью и любовью, обещая встретить их после смерти в Царствие Небесном. Ее последние слова были: "Прости грехи мои, Господи. Простите меня все кого я обидела. Благодать Божия да будет с вами."

February 2025. Knoxville, TN USA

Размещен: 17/02/2025, изменен: 19/02/2025. 227k. Статистика.
Повесть: Проза

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"