Когда луна, как линь пудовый,
Живую воду золотит,
Он залетит к тебе, бедовый,
К тебе, медовой, залетит.
Ты знаешь: он в тебе находит
Все то, о чем не водят речь.
Не полюбить тебя приходит,
А парус гибнущий сберечь.
Потом играть он станет в мужа
И говорить, и говорить,
Что, мол, поэту очень нужно
Весь мир кому-то подарить.
И ты не будешь улыбаться,
Из глаз не выпустишь лисят...
Он обманул тебя в семнадцать,
Но не обманет в пятьдесят.
Отрадное
Отрадное — это не слово,
Отрадное — это село,
Где отроду не было злого,
А было тепло и светло.
Земля моя, мама немая!
Я — словно ребенок грудной,
И счастья мне взрослого мало
Без колыбели степной.
Встречай же меня, старожила!
От города стали — привет!
Ты память мою сторожила
Пятнадцать рассеянных лет.
...Истлели жилые саманы
И пылью мой дом изошел.
Пустили скупые сельчане
Под пашню речной бережок.
А там, где зауженный огрех
Старательный трактор нанес,
Осыпался криночный погреб,
Кипящей крапивой зарос.
Но эта крутая крапива
Не выпустила огня:
И светлой росой окропила,
И нежно согрела меня.
* * *
...И скрылся поезд — почтальон глубинки,
И вдалеке затих колесный гром.
Дед вскрыл конверт.
От правнука картинка! —
Точь-в-точь, как здесь: и палисад, и дом;
Каракули карагачей молчали,
Качели даже воздух не качали,
Дошкольная фантазия венчально
Успела солнце вставить в уголке —
Весь полустанок грелся на листке.
Дед все узнал: изгиб родимой речки
И даль, где шпальных лестниц крутизна...
И лишь в пятиконечном человечке
Себя старик — сквозь слезы — не узнал.
Горбушка
Играли с ветром в догонялки,
По воронью пускали стрелы,
И вот однажды в лебедянке
Горбушку дружно усмотрели —
Горбушку... камня. В самом деле:
Горячий камень, ноздреватый,
Так походил на хлеб богатый...
И мы его глазами ели.
Поверили ему, однако,
Со всей своей голодной силой.
Меньшой лизнул его, заплакал,
И мы врасплох заголосили.
...С тех пор мечтаю виновато:
Хоть на минуту в детство мне бы,
Чтоб дать обманутым ребятам
Кусок взаправдашнего хлеба.
Комар
В степи, как будто на краю земли,
Я ниц лежу — поверженный и пленный.
Голодный звук истерзанной струны
Впивается и пьет меня, смиренного.
Напьется, успокоится, уснет
С моею бесталанной каплей крови,
И вновь — полет, и тяжелей поет,
Но все же эта песня — о любови.
* * *
Засеяны тишиною
И север, и запад, и юг.
Закутано с головою
Витыми сугробами вьюг,
Стогами застегнуто поле,
Снегами запахнута даль.
Земля намытарилась вволю
От долгосезонного «Дай!»
* * *
Есть у каждого в нас
Точка — нежная и болевая:
Нас расслабит смычок
Или шелест лесного ручья...
И опять загрустила ты —
Сильная и волевая,
Боевая и вольная...
Вот потому и ничья.
Легко и просто
...И вот в младенческую шалость
Вдруг вдохновение вмешалось.
Пространство хлынуло и сжалось
Легко и просто — как дышалось.
Деревья, воздух — все смешалось
Легко и просто.
Вот — она,
Картина зимнего окна.
Метель и мать-земля
Вот кто-то сверху, клятвы не нарушив,
Легко, не нагло
Брил мать свою — смиренную старушку.
Брил н?голо!..
Она главою голубой качала
И нимбом светлым,
И ради внуков — солнце увенчала
На небе летнем.
Как в Новый год наряженные дети,
И все — в пингвины, —
К ней люди шли и шли при лунном свете
Дорогой длинной...
Двойники
Узнал он в фотографии спокойной
Себя — в отце, который пал в бою.
И в каждый день рождения застольный
С отцовской — ставит рядышком свою.
И с каждым годом их родные лица
Надежнее смыкаются в одно,
И время-память длится, длится, длится,
И с прошлым — настоящее равно.
Отражение
И сто дорог сбежались на лицо.
Морщинка — это желтая дорога.
Лицо твое томится за кольцом
Заиндевелой седины нестрогой.
Как будто из оснеженной норы
Зеленовато зыркает волчонок.
И взгляда нет!
Есть осторожный взрыв,
Виною иль вином отягощенный.
Молчи, молчи — нам общим был урок.
Не пой, не пой — любимую и злую,
Покуда сигаретный огонек
Нам пальцы настороженно целует.