Богданова Эрика : другие произведения.

Дорога от Искажения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда-то один мой друг выдумал альтернативный мир. Даже не мир - а кусочек, про эльфов, не участвовавших в борьбе Мелькора и Валар за Средиземье. Друг доверил мне одного персонажа из своей истории, и я написала о нем то,что смогла. Совсем по-другому, и совсем не про Средиземье. А точнее - эта история о побегах в иные миры и о том,что за гранью ничего не меняется. Ничего, до тех пор,пока мы не устанем бегать.
  ...Ордена, как у нас, на базаре
  не встретишь, не купишь.
  "Голубые береты"
  
  ...Когда окончилось все,
  Мы осознали, что остались ни с чем...
  "Белая Гвардия"
  
  ... Через пепел веков до нас дотянулось только одно - длинным кровавым разломом - Искажение...
  Мы видели его в реках крови, в сонных туманах, в неправильной формы облаках. Мы чувствовали неестественный запах деревьев и ядовитых грибов. Мы видели вечную зиму, а весны не видели, потому что мы жили в искусственном мире. Оно было вписано в линии жизни на ладонях, подделало узоры сетчатки глаз, обратило кровь в яд, а память - в липкие оковы дурной зацикленности. Мы не умеем помнить хорошее. Нельзя допустить, чтобы мы были живые, чтобы могли стать сильнее, суметь вспомнить и захотеть вернуться... Мы навечно заперты в Искажении и изменились так, что нас уже не узнать. Плоть от плоти, кровь от крови нашего "мира", запертые в нем - навечно. Запертые хотя бы тем, что уже не сможем дышать иным воздухом, не сможем не искажаться...
  Наша реальность - игрушка, кусок, отколовшийся от Мира. В нем действуют искусственные механизмы - время, как зацикленный образец, пространство - кусок дороги без конца и начала, одна и та же река - войди в нее хоть дюжину раз. Материя нашего мира стара, она не обновлялась уже очень давно - с самого раскола, и способна лишь на то, чтобы множить и множить копии сохраненного. В нашем мире не может быть эволюции - лишь Искажение. Все дальше и дальше, все неестественнее и неестественнее.
  
  ... ты пишешь стихи, Иллэн? О, в самом деле? Вечный шут... Но это время - время разговоров с собой. Один на один. Это - мир одиночества. Но и мир крови, шут. Он должен погибнуть. Как можно скорее, чтобы, наконец, перестать искажаться. Какой угодно ценой!.. Мы - порождения ошибки. Чудовищной неправильности. Мы должны умереть. Да, наш мир еще помнит, каким должен был быть, в нем еще жив предначальный Замысел. Что-то глубоко-глубоко, под кожей, важнее дыханья, горячее крови, сильнее предначертания, как может, сопротивляется этой замкнутости, оторванности... Но мы лишь послушные игрушки - мы ничего не помним, мы - творения Искажения. Мы даже не умеем быть несчастными. Мы можем лишь драться - за честь, за родину, за лордов и королей, за семью и братьев, но - не за свободу.
  Нас не должно было быть. Такими. И потому мы должны убивать. Убивать других, неправильных, искалеченных. И - рано или поздно - быть убитыми сами. Мир поглотит нас и, поглотив, может быть, наконец развалится от этой отравы.
  Но почему ты не умеешь убивать? Почему в "твоей перепутанной книге не найти ни полстрочки о крови"? Почему ты даже не умеешь писать о войне, Иллэн? Тебя не убьют, если ты сам не будешь убивать.
  И - в нашем мире нет места любви. Она настолько искажена, что сама не узнает себя. Так почему ты пришел в этот мир за любовью?..
  
  
  Дорога от Искажения.
  
  
  ...Я, наверное, умер, наконец. Жалко, однако, что я ни разу не озаботился узнать побольше о том, что мы должны делать после смерти. Как-то никогда не хотелось загадывать так далеко, да и не мне, дураку, вещать о судьбах мира. Спросить бы... да нет Пророчицы, нет. По-другому я себе представлял все это...но меня, конечно, никто не спрашивал. Ты снова один, Иллэн. Можешь ждать, можешь не ждать... Никого. Ты один. Делай, что хочешь, пока тупые, закрученные на бесконечное повторение пружины искусственного мироздания не соберут твою судьбу, размолотую в пыль, и не запустят снова. Делай, что хочешь. Можешь спать - помнишь, ты давно об этом мечтал, можешь упрямо дожидаться братьев, если не веришь, что никто никогда сюда не придет. "Делай, что хочешь" - повторять, как заклинание, до тех самых пор, пока ты не поверишь, что действительно чего-то хочешь..."Я-не-хочу-быть-один...", например. Здесь нет богов и нет высших сил. Некому исполнять желания. И нет разницы, в какую сторону идти. Лишь бы идти. Вдруг есть шанс, хотя бы один из ста тысяч миллионов, что даже от Искажения можно уйти...
  
  ***
  
   ...Рэндом с ненавистью посмотрел в лицо прапорщика. Он не был виноват, он просто принес утренние отчеты. Уж он точно не имел никакого отношения к привычной несправедливости мира, что обратила Синих офицеров в заурядную полицию и обрекла на скучную смерть в грудах бумаг. Все естественно - время течет, стране не нужны герои, не нужны защитники, власть уныло воюет с собственным народом, личность - с обществом, золотая молодежь щелкает смартфонами - ну, не щелкает теперь, так заляпывает отпечатками пальцев сенсорную клавиатуру, неудачники вздыхают на кухнях, а "пролетариат" привычно пьет горькую. То, что прапорщика Звездинского это вполне устраивает, не повод. Это у него, у Рэндома преждевременный синдром старого пня, не способного принять новое время и найти в нем свою нишу. Впрочем, нишу он нашел, но капитан не любил прятаться в нишах от солнца, а солнца-то как раз не было.
   - Кофе! - потребовал Рэндом, небрежно смахивая рукавом на пол вчерашние, уже устаревшие бумажки. Пусть Звездинский поработает за секретаршу. Посмотрим, как ему лакейская жизнь... Впрочем, все они лакеи...
   Орехово-карие глаза прапорщика выпучились, но капитан сделал вид, что не замечает изумления подчиненного и, не без злорадства, проследил, как Звездинский, вяло, по старой привычке, отдав честь, направляется к двери.
  -...с корицей! - возглас настиг прапорщика уже в коридоре.
  
  ...Под серым небом, по серым тротуарам. Безликие громады зданий. В городе нетрудно было затеряться, внезапно уменьшившись в размерах и превратившись в марионетку, стать грязью, пылью, песчинкой любому. Но уже не Рэндому. Капитан, сколько себя помнил, ощущал свою значимость. Для себя. Ну, и для всех прочих, тех, кто пытался смешать капитана Синих офицеров с дерьмом. Таких было много. От правительства до пьяного охранника в супермаркете.
   Рэндом не собирался воевать с ними - это было глупо и абсолютно бессмысленно. Этим ничего нельзя было изменить в серой, безрадостной, ненужной никому жизни. Эти люди почти ничего не решали.
   И ничем нельзя было изменить мир. Сделать его таким, чтобы в нем хоть кому-то хотелось жить. Хотя бы беззаботному ребенку. Хотя, может быть, Рэндом и был неправ. Возможно, кому-то еще было радостно. Может быть, кто-то даже искренне любил кого-то. Честно сказать, капитан таких не наблюдал. Таких не встречалось в его мире. Красивые лица были красивы рекламным глянцем. Счастливые - счастливы бездумностью. Веселые веселели от джина и водки, травки и экстази. Семейные ценности и внесемейный секс пропагандировали на экранах телевизора. Одинаково причесанные невесты и деловые костюмы с женихами внутри проходили по одному и тому же маршруту к фонтану на главной площади под веками неизменную музыку. Чьи-то дети, размахивая планшетниками, в одинаково-офисных форменных костюмах нога за ногу плелись в школу, хвастаясь победами в свежей видеоигре под номером "три"... Может быть, Рэндом был неправ. Может быть, он просто никогда не умел видеть. Может быть, на свете просто существовали разные миры, а он застрял вот здесь, в чистилище, в сером пустом коридоре...
   Впрочем, он сам бы не сказал, что был несчастен. Он не страдал. Но Рэндома, как и Мэри, как и полковника Стрижевого, как и маленького Дэвида, и Расмуса, и Ильфорда, и его бывшую жену, и Рейнбаха, и того профессора истории с площади Арбузов не оставляло ощущение, что мир как-то совсем неправилен. Только непонятно - то ли раньше он был другой, то ли он был всегда такой, но почему и зачем... Древние философы исписали сотни книг в надежде найти ответ на этот вопрос, но слова их были пылью, и ничего, кроме праха, капитан не видел на новеньких страницах, к которым никто до него не прикасался. Забальзамированные в переплеты трупы чьих-то жизней не прельщали его. В библиотеках было пусто, книги молчали, и тишина была страшнее грохота взрывов. Если от звуков раскалывалось небо, то в тишине оно начинало давить на плечи, смыкаясь, окутывая слепой белизной... В выходной проще было спрятаться от бессмыслицы рефлексий в хрустко пахнущем попкорном зале кинотеатра.
  
   "...Нас оставили там, обрекая на самосуд,
  Мы сделали все, как нужно и теперь не нужны..." (с)
  
   Это заливался подросток на противоположной стороне улицы. Попрошайка. Да еще и неумелый, судя по всему. Нашел, что петь. Видимо, сам сочинял. Интересно, неужели в надежде, что кто-то подаст? Людям неприятно слушать про грусть и непонимание. Неудивительно, что один работает. Прибьют, скорее всего. Повезет, если просто "вежливо попросят" не занимать рабочее место. Рэндом поморщился - гитара была его любимым инструментом, а парень играл, мягко говоря, не ахти, и решил прогнать музыканта заранее - чтобы не возиться потом с ним же, избитым или пропавшим без вести. Но мальчишка, заметив полицейского, быстрым, отработанным движением зачехлил гитару и юркнул в подворотню.
   Капитан раздраженно повел плечами - ненужные погоны с синими звездами как-то особенно давили сегодня.
   Если так пойдет дальше, всем им придется сменить форменные черные, с белой оторочкой мундиры на серые полицейские пиджаки. Не потому, что кто-то вздумает лишить их этой привилегии (традиции - это святое, город чтит традиции), а потому что давно уже нет смысла ни в чем. Нет смысла быть синими или даже черными и белыми в городе серых. В мире серых. В бесцветном мире. Там, где солнце и зеленая трава только на картинках в самых старых книжках. Да и то в этих книжках - сказки. Сказки, которые умерли задолго до рождения нынешних детей и не сумели воскреснуть на жидкокристаллических мониторах.
   И ордена придется спрятать в самый дальний ящик. Спрятать и никому не показывать. И стыдиться их, уже не себя. Потому что звезда на них - ослепительно синяя. Потому что они были получены за дело. За Дело, о котором трудно вспоминать, ибо оно раз и навсегда выжгло память белым огнем, но которого нельзя стыдиться.
   У Рэндома было в жизни хоть что-то, чего нельзя было стыдиться. Они спасли... кого-то или что-то, кто как. Разве это уже не повод для счастья?
   И все-таки... бесполезное слово. Счастье... Венец смысла для человечества. "Ты создана для счастья, как "Вольво" для тебя".
  
   ... Рэндом шел на вокзал. Через шесть минут приходил срочный поезд, везший некую крайне высокопоставленную даму. Примерно так сообщило Рэндому его непосредственное начальство, отдуваясь и отфыркиваясь после продолжительного "чаепития" с Люсей, женой подполковника Смита. Почему важная шишка не прилетела утренним рейсом, Рэндому было неинтересно. Может быть, просто боялась летать. Рэндом подозревал, что дама является всего лишь женой начальника департамента полиции, что прибывает в город тайно, дабы раскопать корзину с грязным бельем муженька, а завистники начальника всячески способствуют в раздувании скандала, но ему было плевать на интриги. Это было бесполезное, никому не нужное дело. Еще гораздо более бесполезное, чем, скажем, философия. Пусть даже генерал считал иначе. К тому же он был и не из Синих, обычный армейский взяточник.
   Впрочем, Рэндом уже сам запутался, в чьем ведомстве он сейчас находится - в армии, в полиции, или уже в посольской службе - его не первый раз отряжали на подобные побегушки. Никто из этих людей не был для Рэндома авторитетом, но он исполнял их приказы, потому что и в бунте смысла не было.
   Несвободным Рэндом себя не чувствовал, он чувствовал себя ненужным.
  
   ... Войдя в зал ожидания, он увидел, что здесь далеко не все ладно. Очередная драка, скорее всего какая-то кража, воров поймали до того, как подоспели работники вокзала, в такую рань, наверное, еще пьющие чай или дрыхнущие. "Главная примета нашего времени, - в который раз отметил Рэндом, - та, что никто не делает свое дело, лезет в чужие, и, естественно, на выходе один бардак."
   По полу была размазана кровь, валялось какое-то барахло, а совсем рядом с местом происшествия на скамейке крепко спал парень. Вещей рядом с ним не было. "Бродяга, - привычно заключил Рэндом. - Или просто придурок. Небось давно карманы обчистили. Когда вернутся горе-охраннички, его выпнут. Впрочем, нет, привлекут к делу". И опять же, рассудив, кому придется заниматься всем этим, если его сейчас заметят, капитан понял, что нужно быстро линять.
   Но...взгляд Рэндома снова упал на путешественника. С ним было что-то не так. Ну, мало того, что такого красивого мужчины капитан никогда не видел, незнакомец поражал не только красотой. И не только странной одеждой, которая для бродяги как-то не очень годилась. В нем было что-то... Рэндом не мог подобрать этому имени. Только... словно вокруг спящего было больше света. Он был... цветнее, что ли, чем все вокруг... И в памяти офицера совершенно неожиданно вдруг мелькнули картинки из детской книжки - синие, желтые и фиолетовые витражи на окнах, разноцветные лучи на старинных плитах... А потом - стремительной волной виденья - яркая зеленая листва, лучащаяся в солнечном свете, трели птиц, которых он давным-давно не слышал и светло-синее, прозрачное и бесконечно-высокое рассветное небо...
   Рэндом непроизвольно схватился за голову. Помедлил чуть-чуть - делать или не делать переворот в собственной жизни, а что он последует, капитан не сомневался - и шагнул к спящему.
  
   - Эй! Тебе лучше уйти, пока не поздно.
   Незнакомец очнулся, и Рэндом глянул в невозможно зеленые, яркие глаза парня, которые излучали такой свет, что зрение капитана сразу посвежело, словно умытое. Глаза были несколько темнее той яркой листвы, которая только что приглючилась офицеру, и не такие радостные, но Рэндом уже не помнил в своем окружении радостных глаз.
   Матово светилась даже кожа незнакомца, а непокорная грива длинных смоляно-черных кудрей была такой густой, что ее хотелось потрогать.
   "Да он красивее любой девушки, - потрясенно подумал Рэндом, приметив тонкие, изогнутые брови и длинные ресницы, а сами глаза были в пол-лица. - Может, все-таки девушка?"
   Но фигура незнакомца - довольно широкие плечи и мощная грудь, поразительно сочетавшиеся с какой-то нечеловеческой хрупкостью и гибкостью, когда он вдруг одним движением оказался на ногах, убедили Рэндома в обратном.
   - Ты кто вообще? Долго тут жить собирался? - поинтересовался офицер.
  - Я никто, - ответил незнакомец. - У вас - никто.
  Голос у него был довольно резкий, высокий, но какой-то очень мелодичный. Кажется, парень говорил с акцентом, но каким - опытный Рэндом понять не мог. Несколько протягивал гласные... или просто произносил их звонче?
   Тут капитан вспомнил, что пока не поздно, надо линять, и как-то очень просто обратился к бродяге - совсем не как офицер полиции:
   - Слушай, пойдем отсюда, а то возни не оберешься.
   - Пойдем, - не менее просто согласился парень и первым зашагал к выходу. Даже двигался он странно - как большая пантера, быстро, мягко и грациозно.
   - Ночуешь? - догнав его, спросил Рэндом. - Ты откуда?
  - С дороги, - отозвался странный спутник. - С длинной белой дороги. Я долго шел, а вот пришел - сюда. Я здесь ничего и никого не знаю.
   - Хм... А раньше - откуда?
   - Из боли, - парень взглянул Рэндому в лицо. - Я из другого Искажения. Знаешь, что это такое?
   - Не знаю.
   Оба замолчали. Парень быстро шагал, почти не глядя по сторонам - странно для того, кто впервые в городе.
   - Я понял, что ты совсем не здешний, - прервал молчание Рэндом. - Ты абсолютно не такой как все.
   - Поэтому ты заинтересовался? - незнакомец вновь поднял свои невозможно яркие глаза на собеседника. - Или хочешь меня убить? Если так - можешь прямо сказать - мне все равно. Не факт даже, что я буду сопротивляться. Не факт также, что ты со мной совладаешь. Со смертью у меня что-то никак разговора не получается. Я ей тоже не нужен. А вот врать и тянуть не люблю. Так что давай сразу.
   - Я же говорю - ты странный. Это вообще мое дело, - пожал плечами капитан. - Я в полиции служу.
   Рэндом, конечно, терпеть не мог называться полицейским, но обманывать мальчишку не хотелось. Так он лучше поймет, пусть уж стоят все точки над i.
   - А, - кивнул собеседник. Безразлично как-то. Ни неприязни, ни подозрения. - И что дальше?
   - Ну и все, - начал раздражаться Рэндом. Честно говоря, он не был вполне уверен, что перед ним не беженец из психодиспансера, но, если сумасшедшие делают мир цветным, не стоит ли предпочесть общаться с ними, нежели с миллионами абсолютно нормальной серости?
   - Вот и все. Я шел мимо, понял, что на вокзале что-то произошло, и просто исполняю свой долг. Разбираюсь. Если бы ты остался здесь и дальше, пришлось бы досыпать в обезьяннике. Но мне стало интересно. Ты не такой, как все. А вот почему ты сразу пошел со мной, если не знал, что я полицейский?
   - А мне все равно. Ты единственный, кто заговорил со мной в этой длинной одинокой дороге. Я устал быть один. Так что мне даже все равно, с кем быть.
   - Значит, я смогу тебя пока пристроить, - немного помолчав, сказал капитан. - Если хочешь. То, что тебе некуда идти, я уже понял. Только, - усмехнувшись, добавил он. - Если что-то задумаешь натворить, запомни, что и мне терять нечего.
   Парень расплылся в понимающей улыбке, и у Рэндома перехватило дыхание. Она была именно такая, каких он давно не видел - веселая и бесшабашная, по-детски озорная и лукавая. Света вокруг них стало еще больше.
   - Меня Рэндом зовут, - хмыкнув, сказал он. - А тебя?
   - Иллэн.
   Конечно. И имя было нездешнее, сияющее, искрящееся. На душе у Рэндома стремительно теплело.
   По дороге больше ни о чем не говорили. Офицер привел Иллэна домой и запер. Ему надо было еще отсидеть сегодняшний срок в прокуратуре и, первым делом, объясниться с генералом по поводу благополучно забытой дамы, которой пришлось вызвать себе такси самостоятельно и доехать без охраны, а парню явно стоило выспаться. Пришлось, правда, уступить пришельцу единственную в доме кровать, но на ночь Рэндом твердо собирался отправить нового знакомца на пол.
   Вечером офицер застал дома такую картину: Иллэн возлежал в кресле у стола (естественно, с ногами), мечтательно уставившись в окно, на коленях - книжка. А из колонок у компьютера мягко лилась музыка - какой-то медляк "Scorpions". "И где только раскопал, - успел подивиться Рэндом, - я ж их уже сто лет не слушал..."
   - Откуда ты взял пароль? - подозрительно спросил он с порога.
   - Какой пароль? - удивился гость, блеснув сияющими абсолютной невинностью и открытостью миру глазами.
   - Допуск. Как ты комп врубил? - терпеливо пояснил Рэндом.
   - Мммм... Сделал вот это? Ну, как... Я рассудил, что вон та большая кнопочка...
   - После нажатия на которую появляется такое небольшое окошко, где от тебя требуется набрать пароль - кодовое слово, которое знаю только я, -продолжил офицер.
   Но Иллэн не обратил никакого внимания на иронию. Глаза его сияли все также искренне и открыто. Он мило улыбнулся.
   - Ну да. Появилось. Мне просто захотелось понажимать вон те кнопочки с буквами - он указал на клавиатуру. - И я набрал слово, просто так, какое первое в голову пришло. И все, окошечко исчезло, а дальше я разобрался.
   - Я вообще хорошо разбираюсь во всяких устройствах, - после паузы небрежно довершил разгром гость. Рэндом смотрел на него как на заморское диво. Да, конечно, парень был странным, но не до такой же степени!
   - И... какое это слово ты набрал?
   - Мангафара, - охотно отозвался Иллэн.
   - Что это за черт? - ошарашено прохрипел Рэндом.
   - Это любимая лягушка Маэгсула. Ну, так ее звали. Сейчас-то ее больше нет, - огорченно вздохнул Иллэн, и глаза его наполнились печалью, как две огромные чашки.
   - А ничего, что там совсем другие символы?
   - Ну... мне было очень скучно. Я очень хотел, чтобы эта штука меня развлекла. Любая вещь может стать, чем хочешь, как и любое слово.
   Рэндом кинулся к столу, выключил машину, снова включил.
   - Как ты там сказал?
   - Мангафара. Маэгсул ее очень любил. Я, помнится, любил рассуждать, что она станет матерью разумных лягушек в Ант-Ахэ, со временем они переселятся из болота в чистое озеро, самое красивое, которое есть у нас, а потом научатся существовать без воды и перейдут в дом Маэгсула, и тогда он даже сможет жениться на Мангафаре или на самой красивой из ее дочерей или правнучек...ну, здесь Маэгсул обычно замахивался на меня лютней, а лютня после Мангафары - это самое ценное, что у него есть...
   - Слушай, подожди, не мели чушь. Не работает. Ты как набирал?
   - Да просто как есть.
   - Может, все-таки по-другому? - подозрения Рэндома усиливались. - Ну-ка, набери снова.
   Иллэн пожал плечами и набрал. Удивленно уставился на экран.
   - Ой... ну я не знаю. Оно так было...
   - Ты, может, сбился тогда? Какую-нибудь другую клавишу нажал?
   - Клавиши могут обозначать только одну букву? - спросил Иллэн.
   Рэндом недоуменно нахмурился.
   - Конечно.
   - Слово в окошечке было написано так вот, как звучит. С маленькой буквы. А кстати, тут большую можно набрать? А то как-то неуважительно. В конце концов, она же умерла. Маэгсул ее очень любил... - печально повторил Иллэн. Но хозяину пока было не до этого.
   - Стой. Во-первых, ты что, хочешь сказать, что не умеешь обращаться с клавиатурой? Во-вторых, слово не может появиться там в виде букв. Вместо него должны быть звездочки - пароль ведь скрыт от остальных.
   - Я в первый раз вообще вижу эту штуку, - заявил Иллэн. - А во-вторых, никаких звездочек не было, только слово.
   - Еще не легче... - Усталый мозг Рэндома вообще отказывался что-то понимать. - Но ведь ты сейчас сам набрал, и все было, как полагается.
   - Ну да, звездочки...- Иллэн, судя по всему, был изумлен не меньше. - А в первый раз почему-то получилось...
   Рэндом решительно отстранил гостя от машины, быстро отстучал правильный пароль. Система одобрительно мигнула двумя красными огоньками в углу панели. Экран привычно осветился.
   Офицер облегченно вздохнул. Никаких тайн на старой персоналке он не хранил, для этого были другие системы, но творящиеся непонятности нервировали.
   Он внимательно посмотрел на озадаченного и немного виноватого (или только прикидывающегося виноватым) Иллэна.
   - Слушай, ты правду сказал? Точно?
   Гость кивнул.
   - Просто мне интересно, что происходит. Если это правда, то какая-то больно нелепая, уж извини, - жестко усмехнулся капитан. - Таких небылиц не бывает.
   "Впрочем, ложь тоже какая-то нелепая... - мелькнуло в голове. - Хотя... всем известно, чем нелепее соврешь, тем больше тебе поверят. И все-таки...Хакер-шпион? Зачем? Кому я нужен?"
   - Не знаю, - пожал плечами Иллэн. - В мире все нелепо. И в мелочах, и в крупном...
   - Философ, - снова усмехнулся Рэндом. - А не хочешь рассказать про себя? Давай поиграем в твои игры, и где-нибудь когда-нибудь дойдем до правды, если ты, конечно, захочешь, ну а не захочешь - мне все равно. Про Искажение расскажи, если хочешь, и даже про Маэгсула с его лягушками и лютней. Я так понимаю, ты хочешь сказать, что ты - из другого мира?
   - Да мир один, - как-то вымученно проговорил Иллэн. - Но в нем, похоже, существуют закрытые сферы, в каждой из которых ничего не знают о существовании других миров. Кстати, я говорю правду. Я не люблю врать. Тебе трудно верить, я знаю, но у меня нет доказательств, и мне все равно.
   - Отлично, мы друг друга поняли, - капитан уселся на край стола, раз уж кресло было занято, и закурил. - Про теории параллельных миров я наслышан, и если ты сумасшедший, значит, мы читали в детстве одни и те же книжки.
   - Сумасшедший - это... быть в разладе со своим рассудком? Видеть то, чего нет? Обладать манией величия? Придумать собственный мир, который существует только в моей голове? Так, да? - Иллэн, чуть прищурившись, смотрел на собеседника и кивал, словно прислушивался к далекой музыке. - Но я не обижаюсь, что ты не веришь, я знаю, что если ничего не знать про другие миры, приходится искать иные объяснения. А сумасшедшие, как правило, не понимают, что их мир нереален... Вот видишь, я же понимаю, что для тебя его не существует...
   - Стоп! Ты с кем сейчас говоришь?
  - Ты ведь только что об этом подумал, - пожал плечами Иллэн. - Я тебя спрашиваю, и ты сам подсказываешь мне ответ.
  - Ты мысли читаешь?
  - Читаю? Нет, я с тобой разговариваю. А вот ты не умеешь слышать, если не сказано словами... Да, люди редко умеют. Я не знаю, почему.
  - Хорошо, - Рэндом выдохнул. - Начнем сначала. Ты умеешь читать мысли, ты как-то там... я не знаю, интуитивно считываешь информацию с компьютера, и ты просто взял и оказался на вокзале прямиком из своего мира? Так? Таким образом, все это очень просто проверить - ты ведь всегда можешь узнать, о чем я думаю?
  
  - Не всегда, - черные вихры мотнулись в сторону - Иллэн откинул челку со лба. - Я слышу то, что ты хочешь мне сказать. И не больше. А как иначе? Узнавать все, о чем думает другой, это... печально. Даже вещь невозможно понять, если она не доверится тебе.
  - Мой комп... доверился? - тупо спросил Рэндом.
  - Да. Твои вещи мне доверяют, но я не буду злоупотреблять их доверием во вред тебе, обещаю.
  - Хорошо, - капитан понял, что без еще одной сигареты, а лучше пары стаканчиков виски тут не обойдется, и со вздохом отказался от этой затеи. Несмотря на то, что реальность вокруг опасно хрустела и трескалась, трезвый рассудок нужно было сохранить любой ценой.
   -Дальше, дальше, - кивнул он, разминая в пальцах коричневый фильтр "Честера". - Что ты еще умеешь, откуда взялся, зачем и так далее...
   -Да ничего особенного, - пожал плечами Иллэн. - Я бесталанный. Тебе ничего не скажет ни одно название или имя из тех, что я знаю. Я умер в одном из осколков, закрытом мире, и пришел сюда. Не сразу, но дорога привела сюда. Хотел бы я знать, почему.
  - Осколки? Что ты имеешь в виду?
  - Как трудно все-таки, когда ты не понимаешь просто так... Людям тяжело, столько слов приходится тратить, - поморщился Иллэн. - А ты знаешь, что слова могут быть такими непонятными... и странными... и значить вовсе не то, что они значат?
  - Знаю,- хмыкнул Рэндом. - Попробуй все ж таки, а я постараюсь.
  
  
   - Когда рождается новый мир, это понятно - ты помнишь, даже если не видел сам, - помолчав, начал Иллэн. - Когда меняется, тоже понятно... хотя это тяжело. А вот если просто откололся кусочек, не способный существовать самостоятельно и стал искусственным слепком. Моделью определенного времени и пространства, оторванной от бытия, от высших сил, от каких-либо Начал. И там все время идет одна и та же война. Одна и та же гибель. Бесконечная, бесконечно повторяющаяся. Мы не можем оттуда выйти. И ничего не может сущностно измениться, потому что в этом мире не хватает энергии для изменений.
   - Отчего могло такое случиться? - Рэндом слушал с неослабевающим вниманием. В словах странного гостя было что-то такое... словно, пытаясь сочинить сложную симфонию, в которой должно было быть все - и утро, и борьба, и любовь, и гибель, - наконец зацепили первую, единственно верную струну.
   - Я не знаю точно... Мы хотели узнать... но даже Провидицам было дано не все. Куда уж Иллэну, которого никто не принимает всерьез.
   Парень опустил глаза.
   - И именно поэтому ты должен был знать многое, - заметил Рэндом.
   - Я знаю только, что сам узнал или догадался. Отчего мир начал дробиться - не знаю. Кто хотел этого, и кому было нужно... В отличие от вас, людей, мы слишком боялись перемен. Слишком хотели сохранить в вечности то, что не было рождено вечным. В отличие от нас самих. Наш мир оказался не в пору нам, потому что задуман был для вас. Таких, как вы, то есть. Смертных. Может быть, поэтому мир перестал меняться?.. Только не меняющийся мир - мертвый. Так было нельзя. Тот, кто хотел, чтобы так было, не любил людей. Верил, что мы лучше. Но мы все оказались в ловушке. Слушай, а ты готов верить... в то, что я говорю?
  - Ты знаешь...жизнь научила меня не верить очевидному. Я не верю сводкам новостей, телевизионным программам, обещаниям начальства и словам женщин. Но это не мешает мне быть в состоянии поверить необычному. К тому же...сейчас мало у кого есть желание рассказывать необычное. Я же слушаю тебя. И пока нет особой разницы - верить или нет. И... ээээ... давай уж проясним самый деликатный вопрос. Так кто ты такой?
   Иллэн долго молчал, раздумывая.
  - У меня было несколько жизней. Не знаю, с чего начать. И насколько подробно.
  - Как хочешь.
  - В первой я был... ну, принцем, что ли... Из рода лучшего среди Звездных...
  - Сын короля? - скептически хмыкнул Рэндом.
  - Он так и не стал королем. Но он был лучше всех, и для меня никогда не будет никакого другого государя. Я не знаю никого лучше моего отца! Только наша эпоха канула в вечность и пришли те, кто слабее. Отец погиб, и мы ушли. На многие-многие века - изгои. Я потерял всех родных. Не знаю, что с ними сталось.
  - Подожди. Как в твоей сказке со временем? Ты сказал - многие века. Сколько же это жизней?
  - Одна, - спокойно пояснил Иллэн. - моя. Первая жизнь, если судить по-настоящему, хотя я когда-то делил ее на более короткие.
  - А сколько тебе лет вообще выделено судьбой? А то пока твоя история тянется как будто от сотворения мира.
  - Я не Перворожденный, - возразил Иллэн. - Из третьего поколения.
  - Поколения кого?
  - Моего народа. А лет... - Снова улыбка сверкнула в зеленых глазах. - Судьбой выделено, как ты говоришь - до скончания мира, а сколько из них придется на жизнь, а не на блуждание в пустоте, это уже не мне решать.
  - Ты хочешь сказать, что бессмертен и все время реинкарнируешьсся?
  - Если я правильно понимаю, ты имеешь в виду...
  - Ну, в смысле, возрождаешься снова и снова?
  - В общем, да.
  - Круто! Парень, тебе должны обзавидоваться все древние гуру и пророки. Они до этого так и не дошли. Да еще и сохранять память. Такого среди людей не было...
  -Так я ведь не из людей, - сообщил Иллэн, исподлобья взглянув на собеседника.
   А, ну конечно! Еще не лучше! И что теперь с этим новоявленным Христом делать? Странные откровения, неземной свет в зеленых очах...мелкие чудеса за кружкой чая... Что еще за мессия свалился на голову?
   - Хорошо. Так кому из богов ты родня? Или ты сам бог? Или дух? Кто?
   Вот то, что гость умеет так заливисто смеяться, Рэндом понял сразу. Еще на вокзале. И то, что его смех окажется таким заразительным, тоже. Отсмеявшись, Иллэн оперся локтем на клавиатуру, отчего компьютер с протестующим писком выдал некое сообщение в серой рамочке.
   Рэндом отодвинул гостя, высвободил клавиатуру, убрал сообщение и на всякий случай блокировал все устройства, подключенные к машине.
   - Слушай, жаль, что тебя не слышат Маэгсул или Лаурэ! Кто-то готов признать меня равным Могуществам!
   Мысль об этом, кажется, захватила его всерьез, во всяком случае, на лице появилось вдохновенное выражение - капитан припомнил, что именно с такими лицами его друзья по школе задумывали очередную проделку.
   - Так кто ты тогда? - быстро спросил Рэндом, пока его странный собеседник не успел сочинить чего-нибудь покруче. - Желательно, правду. Истории о новых пророках и инопланетных гостях слушать скучно, их и так было слишком много.
   - А я не знаю, как рассказать человеку о совсем иных существах, которых ты, наверное, никогда не видел. Кроме меня, конечно.
   - Ты ничем особенно и не отличаешься от людей, - пожал плечами Рэндом.
   - В том-то и дело. Просто мы - это одно, а люди - несколько другое. Хотя есть много сходного.
   - Ты имеешь в виду, что вы - просто другой народ, во многом отличный от людских рас?- уточнил Рэндом.
   - И да... И нет. Мы те - кто был раньше людей. Пробная задумка, если хочешь - люди любят так думать. У вас... у вас в языке есть какое-то слово для названия существ, похожих на нас. Эльфы, кажется, вот.
   - Эльфы... - задумчиво повторил Рэндом. - Ну это уже какие-то сказки. А кстати, как это ты знаешь человеческие языки лучше, чем я? И откуда, к бесу, в таком случае ты вообще их знаешь?
   - Ну как, - удивился эльф. - Ведь сущность у предметов, которые я знаю, одна в любом мире. Камни, деревья, живые существа и ваши творения - плоть от плоти этого мира. Я ведь чувствую ее - значит, понимаю, какие наименования порождает мир для своих творений. Когда ты говоришь со мной, я чувствую, какой путь выбираешь ты для соприкосновения со своей реальностью. С теми вещами, которые я вижу в первый раз, конечно, труднее, вроде этого компьютера... Но о них ты говоришь мне сам. Если хочешь, я буду переспрашивать, чтобы ты был в курсе, когда я пользуюсь осанвэ - ммм... тем, что ты называешь чтением мыслей.
   -Когда-нибудь я привыкну, - протянул Рэндом. - Вот такое забавное разрешение древнего спора о наименовании... Да, ты прав, люди на такое не способны.
   - В любом случае, это неважно, - Иллэн снова оперся локтем на клавиатуру. - Слушай, а...- он усиленно делал вид, что смущен - смотрел вниз, так что лицо закрывали густые темные пряди, теребил куртку и, кажется, даже умудрился покраснеть. - а... где-нибудь что-нибудь съедобное можно найти?
   - Можно. В холодильнике, - хмыкнул Рэндом. - Ты с каких пор не ел, кстати?
   - С как пришел сюда. Пару дней, наверное. Или целых три. А в холодильнике нет ничего, если ты имеешь в виду вон тот белый ящик.
   - Так ты и про холодильник не знаешь? - изумился Рэндом. - У вас там что, Средневековье? Или просто другая техника была?
   - Техника - это все вот эти штучки? - уточнил Иллэн, указав на компьютер, лампу и махнув рукой в сторону кухни. - Нет, у нас такого вообще ничего не было, - заявил он с искренним огорчением. - Самое сложное - это кузница. И инструменты для огранки камней. Конечно проку от вашей техники чуть, вряд ли кто вообще бы стал ее использовать, но это же такие интересные вещички! Их только разбирать - одно удовольствие...
   - Так, - резко оборвал его Рэндом. - Что ты здесь уже разобрал?
   - Ну... Слушай, ты совсем как Лаурэ! Он всегда так же себя вел, когда я заходил в гости. Лаурэ вообще очень нервничал и дергался по пустякам.
   - Я уже чувствую, с тобой будешь, - отозвался капитан. - Так что ты разобрал?
   - Ну... Вон та вещь очень хорошо разбирается, - Иллэн указал на телефон. - И собирается тоже. Только...
   Рэндом быстро шагнул к аппарату и снял трубку. Естественно, мертвое молчание. Трубка не функционирует. Ну и ладно, черт с ним, хоть доставать не будут.
   - Ясно. С этого дня, - он повернулся к Иллэну,- прежде, чем задумываешь что-то сделать, спрашиваешь у меня. Особенно за пределами квартиры.
   - Хорошо, - подозрительно легко и весело согласился гость, который все более напоминал Рэндому пятилетнего ребенка. - Лаурэ и Гилар тоже всегда так говорили. - Он пожал плечами.
   - Смотрю, не очень-то это шло тебе на пользу, - усмехнулся капитан. - Говоришь, в холодильник уже успел заглянуть, хоть и не знал, что это такое?
   - Ну да. Там полголовки лука. Когда я ее увидел, я понял, что эта интересная машина - для хранения продуктов, но сейчас их тут нет.
   - Схожу в магазин. Согрей пока чайник. Вон тот белый... хм... сосуд. Там всего лишь налить воду и нажать кнопочку.
   - Я разберусь, - пообещал Иллэн.
   "Ладно, - с каким-то обреченным весельем подумал капитан, выходя на площадку. - Если что, где-то есть второй чайник. А еще кипятильники. Если, конечно, от "разборок" этого типа не вылетят пробки"...
   Потом они пили чай с хлебом, колбасой и всякими кондитерскими изысками, обнаруженными в соседнем магазине. Иллэн сметал еду со стола с завидной скоростью, Рэндом, наоборот, лишь едва притронулся к бутербродам. Ему было любопытно просто наблюдать за эльфом, к тому же он с трудом мог вспомнить те времена, когда у него бывали гости. Кажется, еще до начала их Войны. Да, тогда они с друзьями еще сидели вот так, за кружкой чая или чего покрепче, вместе думали, как устроить жизнь лучше, как стать героями, где людям может пригодиться их доблесть и самоотверженность. И о том, как они будут умирать...
   Этому пареньку на вид было столько же, сколько им тогда, но как же он все-таки не походил ни на самого Рэндома, ни на его однокурсников из кадетской школы. Ни у кого не было такого света в глазах. Никто из них тогда не хотел Жить. И жить не так, как заставляют. Жить так, как нельзя. Но очень хочется. И еще этот парень не хотел быть один, быть в себе. Он хотел быть другими, он хотел других видеть и понимать. Он был дружелюбен к первому встречному и сейчас уже вел себя так, словно они сто лет знакомы. Рэндом так не мог...до сего момента. Это тревожило его, но одновременно и радовало.
   - Ладно, так что там дальше? - спросил офицер, когда Иллэн вновь поставил чайник кипятиться. - Мне все еще интересно.
   - Ну, можно сказать, начинается другая жизнь, - эльф, дожидаясь чайника, уселся на подоконник и по-кошачьи грациозно потянулся. - Когда мы сделались изгоями, мы с братьями расстались навсегда. Наверное, никто из нас особенно об этом не жалел, потому что дружной семьей мы никогда не были. Я долго охотился в северных лесах и, в конце концов, построил там маленький домик. А потом случайно встретился с теми, кто стал моими новыми братьями. Не знаю точно, когда я перешел грань между мирами. Я не заметил, потому что сначала он был совсем таким же.
   - Ты тогда так же боялся одиночества? - в упор спросил Рэндом.
   - Да. Я всегда его боялся, - спокойно ответил эльф.
   - Значит, ты всегда и был одиноким, - тихо, но довольно жестко сообщил капитан. - Иначе просто не замечал бы.
   Иллэн тоже серьезно и в упор взглянул на него.
   - Ты - не замечаешь?
   - Да, - еще жестче отозвался Рэндом. - Я не одинок, хотя у меня никого нет. Я от этого не страдаю.
   Иллэн пожал плечами.
   - А ты, я так понимаю, ищешь какого-то высшего не-одиночества? - спросил капитан. - Тебе мало, что вокруг тебя братья или друзья? Тебе мало любимой женщины? Ты всегда будешь один, потому что слияние душ невозможно, а наши половинки не ходят по свету со свежим надрезом, словно только что отделенные от нас.
   - Слияние душ возможно, Рэндом, - как-то очень легко и спокойно возразил гость. - Оно возможно. Но... только мир искажен. Мы сами искажены и почти разучились чувствовать друг друга. Мы умели только общаться без помощи слов.
  - Не вижу в этом смысла. Человек всегда сам по себе. Он сам, и один, и хорошо, что никто не может видеть его изнутри, иначе свободы и покоя не было бы нигде.
   - Хорошо, - осторожно проговорил Иллэн после небольшой паузы. - Если ты так думаешь, хорошо. К тому же я плохо знаком с людьми. Может, у вас все по-другому.
   - Странно, что ты был изгоем, но остаешься таким романтичным, - усмехнулся Рэндом. - Обычно от этого ожесточаются. А как твои братья? Новые, которых ты, видимо, любил. Что там насчет слияния?
   - У них получалось...наверное, - вновь пожал плечами Иллэн. - Они пытались. Только я не знаю. Потому что я всегда был за гранью. Может, я просто всегда считал себя чужаком.
   " Чего и следовало ожидать, - подумал про себя Рэндом. - С твоими-то запросами. Никому не понравится, когда от него ждут ни больше, ни меньше - слияния душ!"
   Но все-таки парня было определенно жалко. С такими тараканами в башке! Холеными, усатыми, иноземной породы...
   - Оставался чужим? - спросил он вслух. - Бывает...
   Рэндом промолчал и о том, что, на его взгляд, так бывает вообще всегда, так как каждый человек в этом мире чужд другому, и иметь каких-то братьев, да еще не родных по крови, это почти что и небывальщина. Тут от родных-то такого дождешься, что хоть в землю закапывайся!
   - Я был хорошим другом. Веселым братом, - сказал Иллэн. - Как всегда. Но никому никогда не был дороже остальных. Ближе всех. Ни одной женщине. Ни одному мужчине.
   - Я тоже, - заметил Рэндом. - Зачем тебе это надо?
   - Это...очень нужно. Сердцу. Быть для кого-то единственным. Быть кому-то нужнее всех.
   - Ты уверен, что сердцу, а не амбициям? - покачал головой Рэндом. - Ты хочешь реализоваться за чужой счет.
   Иллэн покивал.
   - Я тоже так думал. Поэтому никогда не пытался стать ни для кого кем-то большим. Я веселил друзей. У нас было слишком много боли - так почти нельзя научиться радоваться. Много страха. Я пытался развеселить хоть кого-то, чтобы меньше плакать, и братья стали считать меня шутом, от которого только и жди какой-нибудь каверзы или глупой выходки, и, наверное, совсем перестали принимать меня всерьез
   - Ясно. Попался в ловушку, которую расставил себе сам. А ты не пытался для разнообразия стать серьезным? Заняться чем-то? И как-нибудь намекнуть, что ли, чего ты хочешь?
   - Я не знаю, почему я тебе-то это рассказываю, - признался Иллэн. - Такие разговоры предназначаются только мне самому. Видно, я привык говорить сам с собой. Все эти беды глупы по сравнению с настоящими. Вскоре мы стали жить войной с людьми, все было завязано на эту войну, а я... не умею воевать, потому что не умею ненавидеть. Никого. Я хотел любить и тоже никак не мог научиться. Я никогда не был... горячим. Ни в любви, ни в ненависти. Просто ждал, когда меня убьют, и хотел помочь братьям, чтобы они не погибли раньше времени. Я... смотрел на людей, таких, как вы, и понимал, что они тоже жертвы. Какой смысл убивать их, если мы равны?
  - Ясно все, - опять прервал его Рэндом. - С таким настроением на войну не ходят. Если так, о чем ты вообще болтаешь? Какое там общение душ! Вы даже на словах друг друга понять не могли.
   - Ну что ж, - Иллэн пожал плечами, - Если у меня не выходит, не значит же, что это вообще невозможно!
   - Ладно-ладно, - отмахнулся капитан. - Плесни мне чаю. Да расскажи еще что-нибудь.
   - Этот напиток называется "чай"? - спросил Иллэн, выполняя просьбу. - Это какая-то трава, верно?
   - Ну да. Растет далеко отсюда. Это только один из видов. На самом деле их много.
   - Знаешь, я могу угостить тебя нашим травником, - предложил эльф. - У меня есть немного запаса. Он вкуснее.
   - Давай. А этот тебе не нравится?
   - Да ничего, сносно. Но этой траве не хватает энергии. Она какая-то безжизненная, как будто ее не земля растила.
   - А ты что, думаешь, ее свежесорванную с плантаций сюда везут? - пожал плечами Рэндом. - Чай как чай. Может, тебе еще и земляники с лесной полянки подать? А из теплицы есть не будешь?
   - То есть... - глаза нового знакомого расширились. - Я не найду здесь большого леса?
   - Спятил? - настала очередь Рэндома удивляться. - Какой там еще лес? Надо было на пару столетий раньше появляться... И не в наших широтах.
  
   ... Напиток с добавлением неизвестных капитану трав оказался действительно необыкновенным. Эльфовская заварка, черт знает, через сколько миров и границ принесенная, пахла одновременно нежностью жасмина, болотной сыростью и солнцем. Как это могло быть, Рэндом не знал, он думал, что давно уже забыл, какие запахи существуют на свете, но теперь с наслаждением грел руки о кружку - а согревалось сердце, смягчалось горло, измученное скребущим, как наждак, табачным вкусом. Это было лучше, чем все, что он когда бы то ни было пробовал.
   - К сожалению, настоящего травника из этого не сваришь, - огорченно заметил Иллэн, пряча льняной мешочек с заваркой обратно в карман. - Больше ничего нет.
   - И так хорошо, - искренне ответил Рэндом. - Хотел бы я посмотреть на ваш мир...
   - Нет, - голос Иллэна был - как натянутая струна. - Оттуда не уйдешь потом.
   - Отсюда тоже, - пожал плечами капитан. - Разве только ты сможешь...
   - Значит, это тоже - Искажение?
   - Не знаю. Я плохо вообще представляю, что ты имеешь в виду. Извини, мне не пришлось попутешествовать между мирами и вообще хоть как-то приобщиться к тайнам мироздания.
   - Но... тебе кажется, что здесь все неправильно, - Иллэн говорил тихо, но настойчиво. - Ты видишь во всем чудовищную ошибку, не понимая, в чем же именно она заключается и как же должно быть правильно.
   - Мой мир потерял цвета, - сказал вдруг Рэндом. - Желтый, красный, зеленый, фиолетовый, синий... раньше мы делили все на черное и белое, но это, конечно, привело к тому, что два цвета слились. Остался последний - серый. Других нет и не будет.
   Да ну, что я мелю, - вдруг спохватился он. - Возможно, что только для меня так. Для меня и еще...
   - Разве этого мало? - мягко спросил Иллэн. - Если мир неправилен для тебя, значит, он тоже искажен. Каждый должен быть счастлив. Каждый может найти счастье в своем мире. Всегда. Если нет - значит, что-то не так. Да нет - все не так!
   - Не может же жизнь всегда быть безоблачной? Такого не бывает - для всех счастье...
   - Разве счастье - это безоблачность? - удивился Иллэн. - Это даже не только радость или гармония. В нем может быть и грусть, и даже боль. Это нечто совсем - совсем...иное. Самое близкое, что я могу подобрать - это...некий смысл. То, что обусловливает желание жить. Именно здесь и сейчас. И уверенность в том, что твой мир тебя не обманет и не предаст. Или - что еще хуже...что в один прекрасный миг ты не обнаружишь, что твой мир мертв. Что время - механическое повторение мгновений, а не бесконечный, неподвластный никому, мощный, непредсказуемый поток. Что ткань мира, которую ты чувствовал неразрывно сплетенной с плотью твоей души - мертвая игрушечная оболочка. Тяжело ощущать себя живым в прочной и тесной жестяной коробке. Лучше тоже стать куклой и ничего не чувствовать.
   - Ты странный. Мир... счастье... гармония... Что ты сделал, чтобы они у тебя были?
   - А ты? - вскинул бровь Иллэн. - Ты думаешь о том же самом. Только у вас принято об этом думать по-другому.
  - Так я и не жалуюсь, - пожал плечами капитан. - Я не прошу у мира не-одиночества, не прошу счастья, не ищу лучших миров... Жил, пока жилось, делал, пока делалось, а в том, что теперь на мели, виноват сам.
   - Так почему же ты не идешь дальше? В чем причина?
   Капитан прикрыл глаза. Он не готов был отвечать на эти вопросы. Даже себе не готов, что уж говорить про иноземного лохматого придурка...
   - "Не знаешь, чего хочешь. Ничего не хочешь. Устал", - прочитал Иллэн, судя по всему, опять у него в голове и вздохнул. - Ты знаешь, я тоже. Глупо, правда? Встретились два одиночества...
  - Вот давай только без соплей про встречи и одиночества, ладно? - Рэндом встал, чтобы повернуться к окну и потереть виски. - Мы ж не парочка. Я не спрашиваю, почему у тебя нет семьи, поэтому упаси тебя высшие силы со мной об этом разговаривать!
  - У меня была любимая женщина, - пожал плечами эльф. - Но она не смогла полюбить меня.
  - И ты обиделся на весь мир и всех женщин... Вы все такие... невзрослые, или только ты один?
  - Не знаю, о чем ты говоришь. Я не человек, и взрослеем мы по-разному.
  - За столько лет пора уж научиться, - вздохнул Рэндом. - Ладно. Стареть в моем возрасте тоже рановато. Знаешь... все эти красивые словеса об искажениях... Не кажется ли тебе, что мы просто выпали из своих миров, и никак не можем туда вернуться? Забыли, где вход в свое время, отгородились стеклянной стеной и только и делаем, что бесконечно ворошим свои травмы?
   Эльф молчал, словно прислушиваясь - к собеседнику ли, к своим ли мыслям - капитану было все равно. Разговор был сущей нелепицей, но... это было приятно. Когда кто-то вот так, уютно развалившись, сидит у тебя на кухне и этому кому-то не плевать. А главное, не плевать на это самому Рэндому. Ему приятно. Действительно приятно. Странное чувство.
   - Возможно, ты говоришь о том же, что и я, только другими словами, - наконец, вынес вердикт Иллэн. - Но чувствуешь ты точно то же самое.
  - Ну, вот и договорились. Бесталанный, говоришь... - Рэндом хмыкнул. - Создать тарарам у тебя точно талант. И приготовить сборную солянку из мозгов своих и чужих - тоже.
   - О, вот про это мне еще не говорили, - восхитился Иллэн. - Про тарарам-то уж как водится, хотя не так уж я и...
   - Ладно, властелин дум...и техники, - оборвал его Рэндом. - Так что же ты предлагаешь делать со всем этим?
   - Не предлагаю ничего, - Эльф пожал плечами. - Но выхода два - либо признать себя частицей отравленного, мертвого мира, либо искать тот, настоящий, живой, где будет счастлив любой, кто ищет.
   - Думаешь, это так просто?
   - Нет. Но я ищу. Мне не удалось умереть. Я только знаю, что он есть. И что мое счастье есть тоже.
   - Ну, ты веришь ведь и в слияние душ, - вздохнул Рэндом. - Что ж, значит, для тебя еще не все потеряно...
   - А для тебя?
   - Здесь нет такого слова - верить, - отрезал офицер. - Его тут никто не знает.
   - Но ты ведь - не никто. Если знаешь...
   - Знать и верить - разные вещи.
   - Вера тоже бывает разной, - ответил Иллэн.
   - Ладно, - капитан махнул рукой и ловко подхватил кружку, которую при этом сшиб со стола. Поймать-то поймал, но содержимое кружки уже быстро впитывалось в ковер. Рэндом, чертыхаясь, отправился за тряпкой.
   - Вот, - невозмутимо заметил Иллэн, с интересом наблюдая за выявлением степени гигроскопичности ковра. - На этот раз это не я...
   - Черт с ним, - продолжал Рэндом, вернувшись. - А теперь ты что собираешься делать? Ведь это не то, что ты ищешь.
   - Почему? Потому что мы выяснили, что это очередное Искажение? Ну... пока мне здесь очень даже нравится, а я ведь выбрал это место наугад. А ты думаешь - мне так легко уйти отсюда?
   - Ты вообще-то знаешь, как уйти? - поинтересовался Рэндом.
   - Не представляю даже. Я во всей этой истории, как всегда, ничего не решал. Я просто шел, и оказалось - меня никто не задерживает в смерти. Даже обидно!
   - Тебя не держали... Так получается, ты мог бы и вернуться?
   - Наверное. Да, думаю, мог, если бы...Но я этим и не интересовался, кстати.
   - Почему? - Рэндом вообще-то знал, что услышит - сей странный субъект каким-то образом сочетал в себе безудержную веселость и детское простодушие с исключительным пессимизмом.
   - Да я там и не нужен особенно, - отмахнулся Иллэн. - Мне жаль было расставаться с братьями. Но это оказалось не так сложно, как я думал. Я же привык. Не в первый раз расставаться.
   - Да уж, - хмыкнул Рэндом. - Получается, ты сам их бросил? А еще единство душ...
   - Так они же будут вместе. Только меня не будет. Ну, невелика беда. Интересно, почувствую ли я, если кто-нибудь когда-нибудь заплачет обо мне. Обо мне самом, а не только о разрушенном братстве...
   Рэндом снова хмыкнул.
   - Ну ты и фрукт. Я бы этому не радовался. Хотя я понимаю, что ты имеешь в виду. Все мы - функции, ценные настолько, насколько хорошо исполняем свою роль.
   Но глубоко в сознании ворохнулась-таки подлая мыслишка - а кто заплачет обо мне? Кто вообще о нем подумает? Больше чем просто о...
   - Я и не радуюсь. Я просто не хочу быть ролью.
  - Значит, тебе просто не нравилась та роль, которую ты по недомыслию на себя взял. И исполнял ты ее в таком случае наверняка плохо.
  
   ... И зачем вообще ему понадобилось затевать маскарад? Из любви? А хрупкое самолюбие и мощнейшие комплексы, загнанные за надежный щит из нарочитой самоуверенности и простодушия?
  - Ты можешь больше не притворяться, - на всякий случай сказал Рэндом. - Меня огорчить или обидеть ты не сможешь, любить тебе здесь некого, а если тебе будет проще...
   - Да я и не сказал бы, что когда-то притворялся, - заявил вдруг Иллэн. - я вообще всегда делаю, что хочу. Я не понимаю только, почему многим то, что я делаю, кажется странным или глупым, или что-нибудь еще. Вроде бы это так естественно.
   - Знаешь, если ты еще чем-нибудь меня удивишь, - усмехнулся Рэндом, - а это, вообще-то, очень сложно, то я буду рад. Наверное, - добавил он, немного подумав.
   - Те, кто меня плохо знает, - задумчиво протянул собеседник, - тоже иногда так думают. Сначала. А мои братья меня знали хорошо. Поэтому они не очень жаждали, чтобы я их удивлял. Иногда это было до ужаса скучно, - Иллэн машинально поднял крышку сахарницы и принялся пересыпать песок в солонку, наблюдая, как он искрится в электрическом свете. Рэндом вздохнул и запомнил, что перед завтраком солонку придется опорожнить и наполнить заново.
   - Просто ужас как! - продолжал гость - впрочем, Рэндом уже понял, что такое наименование эльфу не совсем подходит. - Когда тебя постоянно хватают за руки, останавливают, просят прекратить заниматься тем-не-знаю-чем-ты-сейчас-занимаешься-Иллэн, и при этом твердо верить, что обязательно случится что-нибудь страшное. Да ведь, во-первых, я вполне отдаю себе отчет в своих действиях, а, во-вторых, нестерпимо скучно, когда ничего не случается. Ничего, хоть чуть-чуть выходящего за рамки!
   - Ты что это, жалуешься? - весело удивился Рэндом. - Так расскажи хоть что-нибудь интересное.
  
   Они сидели полночи, как минимум. Иллэн трещал без умолку, рисовал - вскоре перед Рэндомом на бумаге появились лица братьев рассказчика. Иллэн рисовал очень быстро, небрежными штрихами. Черты всех были правильными, точеными, поистине прекрасными.
   Немного обиженное, настороженное лицо, длинные блестящие золотые волосы - Лаурэфин, мрачноватое, хранящее на себе печать возвышенной грусти - Гилар, мечтательный, даже рассеянный взгляд, слабая улыбка - Маэгсул. И очень юное, тонкое лицо - в огромных глазах внимание ко всему сущему, безумная отвага и одновременно - детская беззащитность. Тэльпенар. Пожалуй, этот портрет удался Иллэну лучше всех. Особенно Рэндома поразили тонкие серебристые пряди волос, перевязанные узкой переливающейся лентой.
   - Слушай, ты же художник! - восхитился Рэндом. - Сто лет такого не видел! А говорил - талантов нет.
   - Это талант?! - Эльф широко распахнутыми зелеными глазищами изумленно глядел на полицейского. - Да если бы рисовал Лаурэ, ты бы их от живых не отличил. А это - любой сумеет.
   - У нас - далеко не любой. Так что у нас ты сможешь стать гением... За один такой портрет тебе отвесят столько, сколько мой дом не стоит... Слушай, а может, ты и петь умеешь? Голос очень музыкальный...
   - Не знаю, как у вас, у нас мой голос никуда не годится. Я пел только так, какую-нибудь чепуху. Эти песенки разве что Тэльпенар любил, мы братьев дразнили.
   - Я, в общем, понял, - сказал Рэндом. - Попросил бы тебя, да инструмента нет...
  - Знаешь, мне не хочется делать в вашем мире то, что я мог делать в своем. Я хочу быть по-настоящему талантливым, а какова моя заслуга в том, что у вас просто не умеют делать то, что для меня естественно?
  - Каждый волен делать то, что хочет, - спокойно заметил офицер. - Подумай хоть раз не о своих амбициях, а о том, в чем могли бы нуждаться другие. Неважно, почему и как ты это умеешь, важно, как ты будешь этим пользоваться. Раз уж ты эльф в стране людей, глупо пытаться стать человеком. Я понял, что ты любишь музыку - не случайно же нашел этих старичков, - он с улыбкой кивнул на диск "Scorpions". - Я и сам их любил когда-то.
   - У вас странная музыка, - протянул Иллэн. - Я такую никогда не слышал. Но мне нравится. Очень даже. Знаешь, лютня и флейты, арфы там всякие иногда становятся очень унылыми.
   - Кстати, почему бы тебе, чем завидовать, не научиться чему-нибудь так, как ты считаешь - хорошо?
   - Безумно скучно все время делать одно и то же, - искренне отозвался гость, виновато вскинув глаза. - Я делаю все понемногу. Не люблю чем-то заниматься достаточно долго.
   С этим Рэндом ничего поделать уже не мог и потому предложил лечь спать. Опять же потому, что завтра кому-то вставать в несусветную рань, и уж явно не Иллэну. Спальный мешок отыскался на дне давно позабытого рюкзака.
   Спать определенно надо было, но Рэндом все никак не мог забыться. Сначала он просто думал, что беседа его действительно увлекла, а жизнь, наконец, стала, кажется, чуточку выносимее. А потом снова попытался проанализировать слова и эмоции, которые выказал его неожиданный гость. И почему он вообще принялся болтать о своих чувствах и обидах, подростковых, конечно, но все же? С ним, абсолютно незнакомым и чужим человеком, когда, судя по всему, особо не откровенничал даже с самыми близкими? Впрочем, постороннему жаловаться на жизнь всегда легче. И выдавать секреты, не интересные непричастным к ним... Наконец, Рэндом сообразил, что у парня, видимо, просто окончательно сдали нервы, и он вряд ли особенно представляет сейчас, что стоит говорить и чего не стоит. Остается только надеяться, что он не сильно пожалеет об этом.
   С этой мыслью капитан, наконец, уснул, от всей души желая, чтобы будильник утром не сработал.
  
   ... Он и не сработал. Но Рэндом все равно проснулся вовремя - минута в минуту, взглянул на зловредные часы - естественно, как же можно было забыть, что Иллэн накануне поработал над всеми механизмами в доме!
   Офицер покосился на гостя, который спал, уютно уткнувшись носом в сгиб локтя, и растрепанные черные кудри совсем закрывали его лицо. Он подумал, что в отместку неплохо было бы разбудить того ни свет ни заря, но подавил в себе это недостойное чувство и со вздохом поднялся.
   Однако, выйдя на улицу, капитан с изумлением ощутил, как что-то неуловимо изменилось. Вокруг - или в нем самом? Рэндом даже этого не мог понять. При мысли о веселом мальчишке с лучистыми глазами на душе становилось спокойнее. Только теперь офицер начал осознавать, какой пустотой наполнены были его дни. С тех самых пор, как окончилась Война, как он потерял последних друзей. Их не стало как-то очень незаметно. Никто ни с кем не ссорился, никто никого не предавал - но куда делись все? Как же Рэндом в свое время не заметил, что давно уже ничего о них не знает? Да были ли они тогда вообще? Словно серое забвение пало на город.
   И - почему у него больше никогда не было ни друзей, ни близких? Почему он до сих пор не замечал ничего?
   С этими странными мыслями Рэндом дошел до работы.
   И, проходя мимо секретарши босса, Мэри, он привычно подал ей свою карточку - для идентификации личности. Но когда протянул за ней руку, внезапно остановился и внимательно посмотрел на девушку.
   Хорошенькое личико Мэри, несомненно, было заплаканным. Несмотря на то, что такое прегрешение - неподобающий вид на службе - обещало ей самые строгие взыскания.
   - Мэри... - как мог, осторожно, проговорил Рэндом. - Что-то случилось?
   Та только слабо покачала головой - ничего.
   Офицер оглянулся - рядом никого не было. Рука секретарши судорожно комкала мокрые гигиенические салфетки.
   Капитан растерянно смотрел на девушку. В конце концов, это было абсолютно не его дело. Поэтому он уже сделал шаг от стола по направлению к лестнице, но вернулся и еще зачем-то спросил, повысили ли ей жалованье.
   - Нет, - шевельнула плечом Мэри. - Но это совсем не важно.
   И сейчас же замахала руками - мол, идите! - потому что по коридору к ним направлялись двое членов Совета Правительства, оживленно обсуждавшие что-то между собой.
   Рэндом быстро юркнул к себе в кабинет, а члены протопали наверх. Интересно, что же будет с бедняжкой Мэри? Рано или поздно шеф обязательно увидит, что она льет слезы на рабочем месте... Хорошо, если причина окажется веской...хотя для чужих слез никогда не бывает достаточно веских причин.
  
   Ближе к обеду к нему в кабинет заглянул настоящий полицейский - Билли Уайт, самый молодой и болтливый из нынешних коллег Рэндома.
   - Ты новости слышал? У нас будет много работы. Говорят, они там, - он указал вверх, - все пересматривают. Кажется, будет проводиться какая-то новая политическая линия, соответственно, и положение дел изменится, и новые законы опять, и вообще. Интересно, что нас ждет?
   - Мне вот неинтересно, - проворчал Рэндом. - Ничуть. Хорошего уж точно ждать нечего.
   Но все-таки спросил:
   - Знаешь хоть, в чем она заключается?
   - Понятия не имею. Но говорят, что скоро хотя бы мы многое узнаем.
   - Ясно, - Рэндом закурил и толкнул портсигар к Билли. - А что, Пузо не выходил?
   - Нет еще. Сидит, секретничает с какими-то хлюпиками из Правительства. А что он тебе? Аудиенция, что ли?
   - Да какое... - махнул рукой капитан. - Век бы его еще не видеть. Мэри плачет. Как бы не вкатил он ей...
   - Да? - удивился Билл. - А что такое?
   - Да не знаю. Она молчит.
   - Странно. Мэри вроде умная девушка. Может, у нее кто-нибудь умер?
  - Тогда бы она не пришла, - резонно возразил Рэндом. - Написала бы бумажку. По смерти же отпускают.
   - Ну, не знаю, - пожал плечами юный полисмен. - Да ну их всех, Рэндом, пошли обедать!
  
   Они, конечно, пошли, но странности сегодняшнего дня на этом не кончились.
   Когда Билли проводил Рэндома обратно до кабинета, там капитана уже ждал Фарли Вышнецкий.
   - Рэндом, слушай. Дел сегодня в городе никаких нет...
   - Так я ими и не занимаюсь. И что?
   - Ну, видишь ли... шеф собирается отрядить тебя со своей командой доставить девушек.
   - Каких еще девушек?
   - Ну, Мэри с Люсиндой, и еще, может, кого-то...
   - Так, и что с ними?
   Фарли недоуменно нахмурил густые брови.
   - Не знаешь, что ли? Или просто противно?
   - Слушай, я тебя вообще не понимаю. Давай все по порядку. Какую еще дрянь Пузо мне хочет сосватать?
   - Да не тебе сосватать, - терпеливо объяснил Вышнецкий. - Обмен такой - на девушек, понял? Подарок. Вчера еще болтали. Удивляюсь я тебе, Рэндом- какой ты полицейский, что ничего в своем отделе не знаешь?
   - Это не мой отдел, - возразил Рэндом. - И пузовскими делами я не интересуюсь. Я здесь сижу за неимением лучшего. И, кстати, даже Билли вон ничего не знал.
   - Неважно. Отправляют их, понял?
   - Елки-палки, ты объяснишь или нет? Куда? Зачем? Что я там должен делать?
   - Чем вчера слушал? - тоже вспылил Фарли. - Шеф подарок делает. Папе Александеру. Он у него деньги берет, тоже, может, не знаешь? А теперь решил - в знак доброго сотрудничества подарить наших самых красивых девушек, поскольку Папа их как-то похвалил.
   - Ни фига! - ахнул Рэндом. - Ничего себе доброе сотрудничество!
   - Ну вот. А Папа, поулыбавшись, пожав тебе руки и накормив рахат-лукумом, пустит девочек в расход, когда натешится. Ну или отдаст кому. Они ж лесбиянки. Его религия таких дурочек не уважает. Наша, впрочем, тоже... теперь.
   - Э?
   -Тоже не знаешь?!!
   - Едрить квадрат! Заняться мне больше нечем, кроме как в постели заглядывать!
   - Точно, - съехидничал Фарли. - За своей постелью не уследил, так куда ж еще в другие... Прости, Рэндом, - спохватился он, глядя, как меняется лицо собеседника. - Не хотел напоминать, просто - тебе хоть сводку новостей каждый день присылай, иначе все пропустишь. Гоняют давно уж... голубеньких, в законы-то вообще заглядываешь, нет? Задержанных хоть иногда видишь? Да и розовым заодно несладко приходится, хотя, на мой взгляд, зря они этих-то... - Бывший напарник, а теперь вышестоящее лицо, Фарли сладко прищелкнул языком. - Были у меня такие девочки...
   - Давай о твоих девочках потом, в каком-таком законе написано, чтобы полиция работорговлей заведовала?
   - Рэндом, за этим в детский сад, а не ко мне. Мне работу делать надо, а не объяснять тебе, что дважды два - четыре. Хорошие отношения с Папой Пузу нужны - раз, секретарш на рынке безработных пруд пруди - два, на девиц этих плевать всем с высокой колокольни - три, нетрадиционные сексуальные извращения вне закона - четыре. Плюс Пузу в карму - все равно, что лишнюю свечку в церкви поставил. Ну, или целую сутру наизусть выучил. Все. Я тебе волю начальства передал.
   - Идиотизм, - покачал головой Рэндом. - Понятно теперь, почему Мэри плачет. И когда эта работорговля состоится?
   - Точно не знаю. Сейчас Папе не до встреч с нашим придурком. Наверное, через недельку-две.
   - Значит, девочкам можно начинать считать дни, которые они еще смогут прожить... А я-то там зачем?
   - Ну как? Ты ведь из Синих офицеров. А Пузо хочет оказать Папе особый почет. Он тебе инструкции выдаст, ты ж у нас вроде как при особых делах...
   Рэндом выругался.
   - Дошли. Особый почет висельникам. Ясно. Стало быть, меня тоже дарят. И тоже пустят в расход.
   - Да ну, Рэндом. Кому ты нужен, с ума сошел, что ли? Ты ж по жизни ничего не знаешь, молчишь, никуда не встреваешь, за карьерой не гонишься, а на нет и суда нет. Живой символ. Тебе только девчат доставить. Ну, может, Папа с тобой побеседовать пожелает.
   - Всю жизнь мечтал, - буркнул Рэндом. - А отказаться никак?
   - Попробуй, - хмыкнул Фарли.
   Капитан только, скривившись, махнул рукой.
   - А девушкам тоже...никак?
   - А этих никто не спрашивает, - удивился Фарли. - Не пойдут добром, придется по закону за маленькие грязные развлечения отвечать. А то и самосудом подкараулят - народ у нас такой... а если народу бутылочку поставить, то и на полгорода запалу хватит. Деваться им некуда. Пойдут. А вдруг повезет и новый хозяин сжалится? Вдруг угодят?
   - "Вдруг" в этом мире не бывает, - проворчал Рэндом.
  
  ...Капитан прекрасно сознавал, что делает это на свой страх и риск. Но Иллэн, обжившись в квартире, стал жаловаться на скуку. Рэндом его понимал - он бы тоже, наверное, помер с тоски, сидя все время дома и ничем не занимаясь. Но устраивать эльфа на работу было невозможно - без документов его просто не существовало. Конечно, Рэндом выправил ему липовый паспорт, но если у самого капитана иной раз пухли мозги от того, что иной раз говорил или вытворял его новый друг, то лицо потенциального работодателя при этом он даже представить боялся. Пусть пока поищет себе дело по душе, а расходы на содержание их двоих ненамного отличались от того, что офицер привык тратить на себя.
   Вот почему, наслушавшись рассказов Иллэна об охоте, конях и собаках, капитан выпросил у одного старого знакомого мотоцикл. Знакомый давно отрастил себе пивное брюшко, женился на дочери начальника и бесповоротно пересел на "Феррари" и "Порше". Байк одиноко пылился в гараже, напоминая о давно прошедшей молодости.
   Знакомому, видно, были еще дороги дружеские отношения с офицером полиции, да и старенький мотоцикл абсолютно не нужен. Как и воспоминания.
   Достать "легкие" водительские права категории "А" Рэндому было проще простого.
   Но он сам проследил, чтобы эльф выучил наизусть правила дорожного движения и взял самое строгое обещание, что тот будет их соблюдать.
   - Здесь тебе не лес, - пояснил Рэндом. - При серьезных нарушениях эта бумажка, - он презрительно кивнул на права. - никуда не сгодится. Прежде всего проверят личность, и выяснится, что тебя вообще не существует ни в одной базе данных. А так, по пустякам если, докапываться не станут. Денег не давай, если что, прикроешься моим именем.
   Его имя стояло и на пластиковой карточке водительских прав " Иллэн Уэстфилд". Зеленоглазый эльф превратился в двоюродного братца Рэндома, и лет ему по новой легенде было семнадцать.
  
   Скука немедленно покинула веселого недотепу, к городу он привыкал очень быстро, в седле держался как влитой, а неприятностей старался Рэндому не доставлять. И все было бы прекрасно, если бы не предстоящий визит к одному из главных воротил городского бизнеса.
  
   ...Рэндом, конечно, прекрасно знал, что это не его дело. Он не был ни прекрасным рыцарем, ни юным идеалистом, и дураком, как он надеялся, тоже не был. Но сразу же после разговора с Фарли настоял на том, что проводит Мэри до дома.
   По дороге он прямо спросил, собирается ли та что-нибудь предпринять.
  Девушка в ответ только снова залилась слезами.
   - Вы знаете, Рэндом, я ведь... не такая, как все. Все законно, я даже не могу ничего требовать, ни в суд подать, никуда... Я старалась не поддаваться, я и к психологу анонимно обращалась, и в церковь хожу каждое воскресенье , молю меня вылечить, но я такая слабая... У меня никаких прав нет, если я такая, я знаю... Думала, в полиции мне не страшно будет, думала, нападать побоятся, если кто узнает. Мой папа здесь служил, я думала, хоть из уважения к нему меня не тронут. Но они ничего не помнят, совсем ничего, как он всю жизнь им отдал... Я даже ребенка хотела родить, чтобы ничего не узнали, да как я буду одна с ребенком и без денег? Меня же сразу выгонят, как с пузом увидят... И подружку пришлось бросить, она меня защищать хотела, да что тут поделаешь? Иначе и ее загребут...
   Рэндом слушал, и его охватывала тяжелая, липкая усталость. Чем он мог помочь человеку, сдавшемуся заранее? Хотя... впрочем, ничего удивительного в этом не было. Он хотел бы ей что-то объяснить - например, что человек должен быть свободен, и никто не имеет права распоряжаться его жизнью или отношениями, что Пузо- жирная свинья, и что никакое начальство или дело не заслуживает самоотречения. Но ведь все это было бы бесполезно. Мэри была все-таки лучше многих, кого он видел.
   Поэтому офицер просто сказал, что приложит все усилия, подключит все свои связи, чтобы укрыть ее и Люсинду, увезти куда-нибудь. Правда, Рэндом и сам пока не знал, как он сделает это.
   - Найдут, - вздохнула Мэри. - Вы что, не знаете, какие у нас способности?
   "У нас"! Да... Как объяснить девчонке, что она всего лишь мелкая сошка, и, исчезни она с глаз шефа, вряд ли кто-то возьмет на себя труд искать? Найдут другую...
   Вот. С этим было хуже всего. Найдут другую. Спасая Мэри, капитан обрекает на рабство другую девушку.
   Но с этим пока ничего поделать нельзя было. Возможно, если Рэндому придется сопровождать девчонок, он сумеет что-то сделать уже на месте.
   - И вам достанется, - твердо сказала Мэри. - Не надо. Это бесполезно. Обоих убьют.
   Рэндом фыркнул, не удержавшись. Его, в отличие от глупых девиц, убить далеко не так просто.
   - В любом случае, - сказал офицер. - Если ты знаешь другой способ спастись, предлагай. Я все равно что-нибудь проверну, нужно только подумать. А где найти вторую девушку, Люсинду, ты знаешь?
   - Да... Она почти что моя подруга. Я знаю адрес. Думаю, мы можем прийти к ней в гости.
   Капитан хмыкнул. Тащиться сегодня еще куда-то жутко не хотелось, но...все равно ведь придется.
   Секретарша, сверкнув перламутровыми ноготками, извлекла из изящной сумочки маленький сотовый и позвонила.
   - Алло, Люси, ты не возражаешь, если я с капитаном Уэстфилдом загляну к тебе в гости? Важный разговор... Очень-очень...
   - Собственно, сказать ей что-то большее, чем тебе, я не смогу, - мрачно заметил Рэндом. Его все больше и больше тяготила роль благородного защитника девушек, которые, судя по всему, к предстоящему относились... с пониманием. Но он только тяжело вздохнул и, вспомнив об обязанностях внимательного кавалера, подхватил спутницу под локоток. На улице быстро темнело.
   Когда они достигли нужной улицы, Мэри вдруг неожиданно крепче схватила его за руку и остановилась.
   - Вот что... - девушка, кажется, очень смущалась, во всяком случае, что щеки у нее пылают ярким румянцем, видно было даже в полумраке. - Я подумала... может, что-то получилось бы, если бы вы официально взяли меня под защиту?
   - Каким образом?
   - Ну... вы же сами сказали, что, если я придумаю другой способ... Только он... ну... вам придется жениться на мне. Конечно, фиктивно! - девушка вскинула глаза на Рэндома. - Потом брак можно расторгнуть. И, во всяком случае, не нужно жить вместе и вообще... я ничем вам мешать не буду. Просто, чтобы они думали, что я нормальная.
   Сказать, что капитан был поражен до глубины души, значит - ничего не сказать.
   - И... тебе нравится этот вариант? Думаешь, другого способа нет?
   - Так было бы проще всего... И вы ничем не рискуете. У вас же все равно никого нет? А как только, так я сразу...
   Конечно, девушка была не так уж не права. Отнимать жену у Синего Офицера полиция точно не сочтет нужным, штрафануть разве за неподобающее поведение...
   - Положим, что так. А как вторая?
   - Ну... А у вас нет холостых друзей? Или еще что-нибудь...
   Понятно. Конечно, секретаршу нисколько не интересовала судьба ее "почти подруги". Что ж, никто не сомневался. Если человек не ценит собственное достоинство, стоит ли требовать от него этого по отношению к другим?
   - Не знаю. В любом случае, я уже сказал, что сделаю все возможное... Ладно, если тебе спокойнее, я принимаю твое предложение... Точнее, делаю тебе свое, - усмехнулся офицер. - Правда, пышной свадьбы не жди.
   - Официальной регистрации достаточно ведь, - робко отозвалась девушка. - Вы не представляете, до какой степени я вам благодарна. Вы понимаете, что в ответ можете требовать от меня любой услуги.
   - Я не буду злоупотреблять твоей благодарностью, - заверил ее капитан. На сердце было почему-то погано до крайности.
  
   Разговор с Люсиндой тоже ничего хорошего на душе не оставил. В конце Рэндом окончательно перестал понимать, с чего он взялся играть роль спасителя этих дамочек. Эта тоже даже не рассматривала иных вариантов. Тем более, опасалась, что за нее достанется мамаше, которая узнает о ее секрете, хотя у капитана не сложилось ощущения, что между ними вообще существуют теплые чувства.
   Хвала богам - если они вообще были когда-нибудь, эти боги, хоть замуж проситься не стала. Впрочем, Мэри сразу же просветила ее на тот счет, что добренький простофиля, имеющий в полиции некое значение, занят.
   Единственное, чему офицер был рад - так это предложенному кофе, потому что спать хотелось ужасно. Более того, стала почему-то болеть голова.
   Слегка обнадежив Люсинду - та поверила в безграничные возможности экс-героя, и ее нежное, доброе, круглое лицо сразу просияло - Рэндом проводил "невесту" и, наконец, сам получил возможность идти домой спать.
   Ничего хорошего от завтрашнего дня он не ожидал. Иллэн на кухне развлекался метанием им же остро заточенных кухонных ножей в притолоку, где они должны были выстроиться в определенном порядке.
   Под методичный стук ножей Рэндом и уснул, попросив Иллэна к утру оставить что-нибудь от кухни и, желательно, от еды.
  
   Капитан исполнил свое обещание, и Мэри Варнов официально стала его женой. Афишировать это пока не стали, чтобы не дать начальству возможности подыскать другую девушку. Иллэн повертел в руках брачное свидетельство (смотреть при этом на его офигевшую физиономию было огромным удовольствием) и начал без конца просить познакомить с "дорогой супругой". Разговоры о "жене" на несколько дней стали его основным развлечением. Рэндом со злости начал подумывать, не окрутить ли его с Люсиндой, но это было слишком большим риском. Хотя теперь при взгляде на парня никто не мог бы сказать, что он из какого-то странного мира, где технику не изобрели, а вместо оружия пользуются кинжалами и луками.
   По виду Иллэн больше всего напоминал байкера из старинных, давно снятых с экрана наивных фильмов про романтику скорости и дорог. Рэндому случилось в далеком детстве смотреть что-то подобное.
   Парню по душе пришлась черная кожаная куртка с блестящими заклепками, которую Рэндом случайно откопал в одном из сэконд-хэндов. Продавец, помнится, смотрел на него, как на сумасшедшего.
   Правда, еще более странно он начал смотреть на Иллэна, когда тот громко и вполне серьезно поинтересовался, что же можно делать с теми вещами, которые лежат на прилавках соседних бутиков.
   Рэндом сам не разбирался в многочисленном барахле, которое изо дня в день пытались всучить каждому покупателю предприимчивые торговцы, но его совсем не устраивало, чтобы Иллэн начал выяснять это.
   Он и так слишком хорошо помнил скандал, который завязался вокруг эльфа в цветочном магазине.
   Оказывается, тот не представлял, что на свете существуют искусственные цветы и решил, что здесь довели до такого состояния настоящие. Нет, памятуя о том, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут, Иллэн сам устраивать скандал не стал, но ему почему-то сделалось так плохо, что он даже не удержался на ногах. Для молоденькой консультантки было, наверное, не совсем обычно увидеть, как долговязый субъект внимательно оглядывает стандартные офисные вьюнки, вдруг закатывает зеленые глазища и сползает на пол по косяку, зацепив заодно большую и тяжелую кадку с питательным грунтом.
   Рэндом, на свою беду, в это время прогулялся до соседнего отдела - он, собственно, и зашел-то сюда за сигаретами.
   Другая консультантка, поопытней, недолго думая, окатила припадочного стаканом воды с питательными смесями, приготовленной для полива дорогущих орхидей. Естественно, грунт на полу превратился в вязкую черную кашицу.
   Иллэн же, очнувшись, громко и вежливо спросил, что именно они сотворили с живым растением, а также - делаются ли в этом городе еще настоящие люди, и каким способом?
   Молоденькая консультантка надулась, старшая же ехидно и в нескольких простых словах объяснила эльфу, каким. Тот, не будь дураком, предложил проверить, продавщица прошлась насчет его смазливой рожи, Иллэн хотел ответить что-то еще, но тут Рэндом, наконец, вернулся.
   Младшая девушка была настолько перепугана и растеряна, что не знала, звонить в полицию или в больницу, капитан хмуро назвал себя, подхватил друга и поднял на ноги.
   Предприимчивая продавщица немедленно всучила зеленоглазому недотепе швабру и тряпку, дабы до прихода хозяина в магазине было чисто, и, кажется, заодно назначила Иллэну свидание. Рэндом все это время хмуро и нервно курил у входа.
   - Слушай, не приставай с разными глупостями к незнакомым людям, - попросил он юношу по дороге домой. - Твое счастье, что она решила, что ты таким способом пытался с ней познакомиться.
   - А что я сказал такого? - удивился Иллэн. - Тогда ты мне объясни, что же они там все-таки делают с цветами?
   - Балбес, - устало бросил Рэндом.
  
   Но вообще эльф на удивление хорошо и быстро разбирался в незнакомой жизни.
   Когда капитан раздобыл для него байк, Иллэн начал пропадать где-то целыми днями, судя по всему, заимел кучу знакомых и, наверное, девушек.
  Хотя его знакомые юнцы-мотоциклисты, конечно, и понятия не имели о поэзии свободы и дороги. Все, что они умели, по мнению Рэндома - спускать папочкины деньги в ночных клубах и придорожных барах, куда время от времени зазывали и его друга.
   Конечно, нельзя сказать, что полицейский не волновался за Иллэна, но он привык предоставлять людям полную свободу и самостоятельность, поэтому ни в чем не ограничивал и эльфа. Как смог, капитан объяснил ему нравы своего мира и оговорил вроде бы все вещи, которые благоразумному человеку делать не стоило. Впрочем, Рэндом не сомневался, что Иллэн найдет, где вляпаться в историю, но застраховать его от этого было никаким образом нельзя. Хочешь жить - умней.
   Ну что ж, по крайней мере, пока ничего серьезного и не случилось, несколько стычек с заправилами ночных улиц - не в счет. Из своих поездок эльф даже пьяным ни разу не вернулся. Кстати, он с негодованием сообщил, что то, что пьют люди, у него на родине и в рот бы не взяли. Рэндом сквозь сон слушал, как Иллэн громко удивляется тому, как же мало людям надо, чтобы начать считать пол каруселью, а бармена ангелом или выходцем из ада в зависимости от того, остались ли еще деньги на выпивку.
   Заснуть снова, конечно, в то утро уже не удалось, но зато Рэндом уверился в том, что за нового знакомца может не беспокоиться. Во всяком случае, уже не так сильно. Это после того, как спросил, сколько же они все-таки выпили и чего.
   В относительном покое прошло полторы недели, а потом... события покатились лавиной с гор, как будто мир еще раз слегка подтолкнули к концу. Только Рэндом не давал себе труда задуматься над тем, кто же это сделал - у него и так хватало проблем.
  
   Вначале стремительный и нелепый конец получила вся эта нелепая история. Рэндому не довелось встретиться с пресловутым Папой. Аудиенция у начальства, на которой жирный благодушный червяк в генеральском мундире дал Рэндому недвусмысленные инструкции по поводу его поведения на "дружественной встрече", была не сказать, чтобы неожиданной. Неожиданным стало другое - дата. Завтра. Капитан, услышав имена девушек, сделал круглые глаза и довел до сведения начальства, что означенная Мэри Варнов уже две недели как является его женой. Пузо удивления не изобразил, покивал, сообщил, что, конечно же, не желает разрывать столь молодую и любящую пару, поэтому выберет вместо Мэри другую шлюху. Завтра капитана, конвой и обеих девушек будет ждать служебная машина. Рэндома еще раз уверили в его полнейшей безопасности и отпустили. Сегодня и он, и Мэри были свободны.
   Откланявшись, капитан немедленно отослал Иллэну адрес Люсинды, с тем, чтобы эльф забрал девушку из дома и где-нибудь хорошенько спрятал. Рэндом был уверен, что его новоявленный братец с этим справится. Вот только - не поздно ли уже? Но, в любом случае, сам офицер определенно не успел бы о ней позаботиться.
   Зато он сразу же пошел к Мэри. С сегодняшнего дня им придется жить вместе.
   Девушку ему пришлось ждать еще около получаса. Собственно, Рэндом вполне мог бы заняться собственными делами, но на душе было как-то мутно, серый город давил, от тоски хотелось завыть. Офицер был уверен, что, проведи он пальцами в воздухе возле лица, непременно нащупает тончайшую липкую паутину. Оставлять Мэри одну нельзя было даже на мгновенье. На всякий случай. Впрочем, как ни странно, для него самого глупая болтовня Мэри, ее охи и ахи были лучше, чем одиночество.
   Наконец, учтиво подхватив спутницу под руку - самому было тошно от этой учтивости, - Рэндом двинулся к выходу из опостылевшей конторы.
   Спускаясь по ступенькам, он раздумывал о том, чем же жену кормить и не предоставить ли ей самой, в конце концов, заниматься обедом и ужином, а также о том, когда теперь вернется Иллэн...
   Что-то свистнуло совсем рядом... Рэндом еще оборачивался, соображал, смотрел на сиреневую атласную блузку Мэри, безобразно залитую на спине чем-то темным... теперь алым...Острый каблучок, подбитый железом, поехал в сторону, прочертил тонкую полосу по идеально гладкому камню тротуара...
   Прицельный выстрел. Прямо в сердце. Второго не последовало - выходит, Рэндом еще нужен хозяину? А это так - легкое укоризненное наказание за попытку обмануть начальство? Или сам город? Весь этот идиотский серый мир?
   Безутешный вдовец подхватил девушку на руки и потащил к полицейскому моргу. Благо, близко.
  
   Кофе чередовался с виски. Тонкие элитные сигариллы с тягучим самосадом из старых запасов. Где-то после пятой бутылки Рэндому пришло в голову вызвать проститутку. Дешевую, простую пропитую блядь. А что? Имеет он право на брачную ночь? Пытка бессильем, пьяной тоской, молчащим телефоном больше была просто невыносима. Иллэн не отзывался, за окнами мертво молчал страшный серый безразличный город. Комната пропахла ядреным кофе, перегаром и горьким дымом. Чем-то еще...Бессилием? Безразличием? Бездельем? Потолок вращался. И все время тикали часы - черт, Рэндом же помнил, что они сломались... Падали последние мгновенья... на плечи, на плечи...что они отсчитывают, черт побери? Нет сил выносить тишину.
   Девочка была так себе, наверное. Не пропитая еще, не истасканная. Из новеньких, приезжих. Карие умильные глазки, густо подведенные. Пушистые каштановые кудри, будто бы застенчивая улыбка. Маленькая, но все на месте... грудь, талия... Впрочем, Рэндому было все равно. Он только просил, чтобы она говорила... кричала, стонала - что угодно. Она старалась, офицер все время слышал, как она что-то бормочет. Наверное, про то, какой он сильный, красивый, как ей хорошо под ним... Знала бы, насколько Рэндому наплевать, вернее, что он ее просто не слышит - материла бы. Жаловалась. Впрочем, не все ли равно? Здоровый мужик в мундире и орденах не смог защитить даже одну-единственную девушку. А теперь пытается забить глухую волчью тоску телом и голосом другой девушки.
   Впрочем... как же он давно не слетал с катушек. Ведь можно? Можно? Раз в жизни... Был бы кто-нибудь родной и любимый - уткнулся бы в плечо и пьяно расплакался. И все было бы тихо. Нет никого... ни родного, ни любимого...как же так...бесконечное одиночество - ведь это все, что суждено человеку на свете... Но как же профессор...как его там... жил на Арбузной улице. У него была старая больная жена. Как же он о ней заботился...покупал мягкие плюшки на углу Арбузной и Виноводочной... специально вставал ни свет ни заря и ждал, пока лавка откроется. Чтобы самые свежие...
   Впрочем, что, может быть, позволено профессору, не позволено полицейской собаке, у которой только одна функция - охранять. Не охранил. Тогда что - убивать? Проклятый город...
   Тут как раз накатил очередной оргазм, и Рэндом перестал думать.
  
   Сколько все это продолжалось, он не знал. Из горячей тьмы его вытащил пронзительный треск телефона. На призрачно светящемся дисплее время - 3.08. Незнакомый номер. Что-то там "...ваш брат... Уэстфилд-сан... - Рэндом еще краем сознания отметил это дурацкое "сан", - мотоцикл "Ямаха", номер такой-то... очень странная авария - мотоцикл почти цел...сотрясение мозга...девушка погибла..."
   - Адрес? - рявкнул Рэндом в трубку. - Я сейчас буду...
   Клиника была на другом конце города. Капитан упал за руль старенькой "Тойоты" - что поделать, не любил дорогие игрушки, даже когда они были действительно необходимы. Конечно, он слишком пьян, но... пронесет. Он уверен. А нет - так нет. Почему он один должен остаться жить, в конце концов?
   Девочке он, не глядя, кинул почти все, что было в карманах.
  - Вздумаешь что-то красть - бери, - бросил ей Рэндом на прощанье. - только не задерживай меня. Ключ - под коврик у двери.
   И она, поспешно собирая волосы в хвостик на затылке, спросила даже: "Что случилось?"
   ... Авария на самом деле была странная. Парень с девушкой на старом мотоцикле чуть не попали под едущий следом джип-вездеход. Как это случилось, никому было непонятно. Рэндом клялся, что Иллэн водит как бог, свидетели происшедшего - что мальчик просто-напросто уронил мотоцикл под колеса джипа. Колесо и размозжило голову и грудную клетку Люсинды. Водитель уверял, что видит шальную парочку в первый раз, впрочем, Рэндом его тоже не знал. Никаких явных связей с полицией мужик не имел.
   Все можно было списать на мистику. "От судьбы не уйдешь, мол". Только Рэндом не верил, что дело лишь в судьбе... Ему недвусмысленно и очень аккуратно давали понять, что с сильными мира сего шутки плохи.
  
   Иллэн валялся без сознания, но за его жизнь врачи, по крайней мере, не опасались. Рэндом просидел с другом остаток ночи и полдня - потом его, наконец, срубило.
   Там, в безумно-белой больничной палате он впервые заподозрил, что сходит с ума. Сколько бы Рэндом ни пил в своей жизни, как бы ему ни было плохо, глюки его никогда не посещали. А тут... капитан понял, что абсолютно трезв, еще когда увидел бледное, как снег, лицо Иллэна, синяки на щеках и на лбу, запекшуюся кровь на губах. Но даже уже после того, как Рэндома разбудила маленькая темноглазая медсестра-японка, он плохо слышал, что ему говорят, и даже не здоровье друга волновало его больше всего.
   ... Когда он, в пьяной горячке, скатился по лестнице и вылетел из подъезда, чтобы бежать, бежать... оранжево-кофейное от многочисленных городских огней небо вдруг побелело. А в безбрежной высоте юго-востока вспыхнула синяя точка. Вспыхнула и протянула косые лучи крест-накрест через все небо. Неожиданно Рэндом увидел близко-близко спиральные завихрения невозможно яркого, ослепительного синего пламени. Это было самое прекрасное, что он видел в своей жизни. Точка на горизонте замигала тревожно, яростно, а затем рассиялась радостно и призывно, приняв форму многолучевой звезды. Рэндом, как завороженный, взирал на это чудо. Звезда звала, рождала силы, надежду. Существовать снова было можно. Если видеть ее, все время. Если знать, что она светит, всегда светит. Даже орденская нашивка на груди вспыхнула в ее лучах - синим, яростно-синим...
   Видение выключилось как-то неожиданно, вновь выбросив Рэндома на темную безобразную улицу.
   Сердце отчаянно колотилось, глаза болели, обожженные нестерпимым светом. Мечта сверкнула и пропала, надо было делать, что должно. Разве только Иллэн может подсказать, что это было... Если не он, то никто на этой земле. Стоп! Иллэн в больнице!
   И только тут он кинулся к машине.
  
   Рэндом увез друга из палаты утром же, убедившись, что никакой серьезной опасности тому не угрожает. И рассказывал, рассказывал обо всем, тщетно пытаясь выговориться, чтобы вновь вернуть власть над рассудком. Не получалось. Иллэн тоже ничего не понимал и объяснить не мог. Он даже не помнил толком, что случилось там, на трассе. И сказал, что никогда не видел такой звезды, но вместе с ее появлением забрезжила некая надежда. Все.
  
   ... То, что случилось вскоре, убедило, что надежды не будет. Замелькало отрывочной пестротой малобюджетного фильма, запущенного на перемотку. Ударило офсетной печатью газет, гаденькими улыбками предвкушения, национальной радости, душными волнами патриотизма, забарабанило церковными колоколами по черепу. Отовсюду. И прежде всего - из приемной непосредственного начальства, куда Рэндом ворвался с целью выяснить про вчерашнее. Но всем было не до него. О сделке с мафиози уже и думать забыли, начальство, сверкая новенькими погонами и радостно-озабоченными выражениями лиц, обсуждало "новую правительственную линию". Сослуживцы Рэндома хлопали его по плечу, поздравляли с новым случаем "проявить себя", шумно радовались, что "вот теперь вы, Синие, снова в деле - наскучило, поди, с бродяжками возиться?"
   На политику Рэндому было плевать с тех самых пор, с каких он себя помнил. Новости действительно проносились мимо него, потому что они его не касались. Он воевал за то, во что верил, и именно это спасло его тогда, выведя живым из бойни, опрокинув капитанские звезды на погоны, навсегда окрасив душу - в синий. Белые росчерки на сером небе - долгожданные самолеты, прибывшие спасти их всех - тех, кто выжил, не хватило даже на роту. Слезы катились по сожженному копотью лицу. Сколько раз ему после снились эти всплески белого, ярко, пронзительно - белого?..
   Но... "локальное испытание мощи нового ракетного вооружения с последующей зачисткой непокорных территорий", как объяснил ему всегда скептичный и хладнокровный Фарли, вновь начавшаяся "эпоха побеждать, опрокинуть старый мир в горнило очищения, встряхнуться, расправить крылья и занять, наконец, место, положенное нашему народу в историческом процессе", как предлагали газеты... Они, Синие офицеры, "герои, памятные на века" должны были стать живым знаменем новой войны. Одним из. О других капитану было тошно даже думать. Серый город стремился перестать быть серым. Окраситься в новые цвета. Красный - крови, оранжевый - патриотизма, золотой - неувядающей в веках славы, коричневый - грязи и тяжелой, трудной работы. И желтый - денег. Только синему там не было места. Не было. Не будет...
   Он помнил лишь помертвевшие глаза Иллэна, его губы, выговаривавшие: "Опять война?... С людьми?...", и как он не мог ничего ответить. Он не заметил этого. Слишком увлекшись своей пустотой, своим равнодушием, не сумел вовремя проснуться, чтобы заметить окончание безвременья. Оно всегда оканчивается так - как он мог забыть? Войной. Расколом. Концлагерями. Убийствами "по закону". И внезапно оказалось, что теперь ему есть, что терять. Он всегда выживал только потому, что был одинок. Слишком одинок, слишком пассивен, и слишком никому не нужен. Ему дали славу и неприкосновенность, которую даруют лишь мертвым и оставили в покое. А он... он смирно лежал там, под своей помпезной надгробной плитой и утешался тем, что все, ради чего он родился, уже позади. Вместе с Иллэном и Мэри, с людьми, что так внезапно вошли в его жизнь, пришел страх, а значит, и уязвимость. Следующий залп - и на сером асфальте останется лежать иноземный пришелец, что совершил невозможное только за тем, чтобы стать удобрением для нового мира...
  
   ... Уже стоя в строю, среди тех, кого он когда-то называл "товарищами", среди тех, с кем карабкались по рытвинам сожженной земли, цеплялись за жизнь и по очереди раскрывали потрескавшиеся губы для глотка из последней оставшейся фляжки, Рэндом увидел, как ярко сиявшая над горизонтом звезда вдруг начала уменьшаться в размерах, превратилась в точку, отблескивавшую льдисто-белым, и...
   Он не помнил, как встал в этот строй. Словно зомбированный. Приказ на войне - это нечто высшее, определяющее все, отменяющее любую способность не подчиняться. В обычной жизни еще можно спорить с властями - или судьбой? - пытаться спасти обреченных, пытаться идти напролом и раз за разом терпеть неудачи. Можно смотреть в зеленые глаза существа, которое слишком хорошо понимает, что такое обреченность, и немеющими губами просить прощения - зато, что не смог спасти, за то, что по ночам снятся сны о выстрелах в упор, за то, что умирать - это ведь не страшно... Гораздо страшнее оставаться похороненным заживо. На войне такая возможность не предусмотрена. Если ты встал в строй, значит, твоя свобода - исполнять приказы. Награда за это - возможность приказы отдавать. Исчисляемая количеством звезд на плечах, на груди... возможность носить черно-синее, а не серое. Вот эта самая звезда померкла и уменьшилась только для того, чтобы упасть тебе на погоны, для того, чтобы ты заслужил ее, чтобы она стала лишь частью тебя... Той частью, что возвышает тебя над остальными. Только тогда ты сможешь что-то изменить, кого-то спасти, сделать так, чтобы ты был более крупной мишенью, чем твои близкие... Чем больше их, вот таких, тем ты сильнее. Только и всего. Все было просто.
   ... Если к тому времени еще будет, кого спасать.
   Рэндом не знал, почему он не хочет вот этой - Звезды - себе на погоны. Почему сердце разрывается от чувства невыносимой потери, так, что трудно дышать, так, что пот по лицу градом, так, что дрожат руки, срывающие табельное оружие, кидающие сверху короткий меч - еще один традиционный пережиток, символизирующий собой честь офицера, последнюю надежду забрать на тот свет еще кого-то или свести счеты с собственной жизнью, когда кончились патроны.
   - Друзья... Если вы - друзья, пойдемте со мной. Я знаю, куда. Здесь - нам нет места, поверьте! Просто поверьте... Она - синяя!..
   Рэндом не чувствовал, как его хватают за руки, не ощущал хлестких пощечин, потоки света заливали его, уносили с собой. Звезда снова сияла. Бесконечно ярко, тепло, перехлестывая изрытую, искореженную взрывами белого и серого равнину неба. Равнину, что нужно было перейти, чтобы никогда больше не быть бесцветным.
  
  ... - Капитан Уэстфилд, я спрашиваю еще раз, - полковник Фитц устало трет переносицу, в глазах - обреченность напополам с непониманием. - Как воспринимать ваш... демарш на плацу? Это было временное помешательство или вы и в самом деле хотите нарушить контракт и дезертировать из действующей армии?
   - Хочу, - слова скребутся, раздирают горло. - Я давал присягу защищать свою страну. Война ради войны - не по мне.
   - Вы больны, - холодно и брезгливо звучит голос полковника. - Напомнить вам слова присяги?
   - Нет. Я помню.
   - Вы понимаете, что в таком случае вас ждет военный суд?
   - Да.
   - Синих офицеров слишком мало, страна слишком дорожит своими героями, - чей-то еще голос, тоже скребется... ездит по ушам. - Подполковник Арана от имени всех обратился с просьбой замены высшей меры наказания на разжалование в память о былых заслугах. Капитан Уэстфилд болен, у него сильное психическое расстройство, что и неудивительно - ведь его жена была убита сразу после свадьбы... Товарищи скорбят вместе с капитаном и надеются на его выздоровление...
   - Я нормален, - через силу шепчет Рэндом, ненавидя нежданного доброжелателя еще больше, чем полковника. - Но я не встану в строй...
   - Вот заключение медэкспертов... Лично я не понимаю, капитан Уэстфилд, ради всего святого, объясните, если, черт возьми, вы не больны! У вас и ваших товарищей особая почетная миссия, вы - герои, на которых ориентируется вся армия... Вы привилегированны сверх меры! Почему вы хотите дезертировать?
   - Именно поэтому, - Рэндом отстраненно посмотрел в окно, где пламенным восходом разгоралась она, синева. - Если люди ориентируются на таких, как я, как я могу согласиться?
   - Что же, черт возьми, вы имели в виду под вашим "я знаю, куда идти"? Что?!!
   - Там Звезда, - капитан прекрасно понимал, что он никому и никогда не сумеет этого объяснить. В конце концов, он никогда не был оратором и проповедником. Он был всего лишь младшим офицером. Он просто не знал, почему никто, кроме него, ее не видит. - Здесь я и ваша война. Но если идти к ней - от войны, то, может, всем будет лучше?..
   - Вы действительно больны, диагностирован военный синдром и хроническая депрессия, - Фитц раздраженно покачал головой. - Радуйтесь, если вас просто отправят в психушку! Вы понимаете, что подставились под удар как нельзя вовремя? Понимаете, что из вас могут сделать сейчас, когда обществу так нужны герои и предатели?!!..
   - Я и так слишком долго был героем и, по всему видать, незаслуженно. Очевидно, пришла пора стать предателем, - Рэндом криво ухмыльнулся и закрыл глаза. - Я ничем не смогу помешать вам, вы же понимаете... Но и быть с вами рядом... увольте от этого, полковник! Дайте повидаться с братом... и делайте все, что хотите!
   Его собеседник недовольно хмыкнул, зашуршал бумагами...
   - Подпишите.
   Капитан, не глядя, подмахнул протокол. Глаза болели от резких черных росчерков по белому.
   - Вы будете первым, над кем проведут гражданскую казнь, слышали, недавно снова ввели такую меру наказания - может, хоть этим вам удастся откупиться. Перед вашим бывшим полком. После этого вы свободны. В пределах города, разумеется. Само собой... дальше я ничего гарантировать не могу. Поосторожнее там... с вашим якобы братцем. И помните - все это только потому, что бывшие товарищи и лично я - жалеем вас! Одна только ошибка - и вас никто не сможет спасти.
   - Это не жалость, - сухо возразил Рэндом. - Насколько я знаю своих товарищей, - он намеренно выделил это слово, - это больше похоже на уважение. С дезертирами они не церемонились.
  
  ...Казнь была назначена через два дня, а еще через день полк отправлялся на передовую. Рэндом не знал, из каких анналов выкопали данную церемонию, но она была эффектна. Молчаливый камень лиц. Треск военного барабана. Сухие прозрачные слова, летящие, как ошметки мусора на ветру. Заламывали руки за спину - зачем? - для красоты? - ведь бежать бывший капитан Синих и не собирался. Действо снимали для центрального телеканала...
   "Они давно никого не расстреливали... - думал Рэндом. - вот так, красиво, под звуки барабана, перед молчаливым каре на плацу... Скучно - из-за угла навскидку, не гордо, не шумно... Это скучно. Скоро стрелять будут много. Время прошло. Новому веку нужны красивые сцены, нужна открытость унижения, нужно, чтобы преступником был каждый - даже если он просто не верит в войну, нужна незыблемая правота не смерти - казни, смерть по-прежнему прячется от видеокамер в серые тени оставшегося за кадром. Казнь - это не смерть. Казнь - это уничтожение. Город получит новую краску - болотно-зеленую, как рвение в оловянных зрачках, как крики "Ура!" пополам со звуками блевоты в ночном баре " Гражданин Мира"... Даже здесь из-за солдатских плеч торчат оптические прицелы журналистов. Надо бы посмотреть завтра телевизор - узнать, что говорили, потому что слова относит ветер. Здесь дует ветер, да... Сильный и резкий, его свист заглушает все это. Потому что говорит он то же, что и тогда: "Дорога... Дорога дальняя... Далеко... ты не вернешься..."
   Я действительно не вернулся. Ибо - возвращаться было некуда. Не вернусь и сейчас. Потому что - там, где Звезда... оттуда некому возвращаться."
   Свист слов над плацем стих. Свист ветра остался. Организаторы празднества переходили к главному зрелищу - треск сорванных погон, отнятых орденов, короткий стон стали, сломанной над головой. Рэндом перестал быть капитаном, Синим офицером и, наконец, человеком. Каре получило команду разойтись. Теперь никто уже демонстративно не обращал внимания на фигуру у позорного столба. Последний щелчок фотокамеры - и журналисты тоже отправились к новым трудовым подвигам.
   Рэндом же привалился спиной к позорному столбу и достал сигареты. Голова впервые за последнюю неделю не болела, а на душе было на редкость ясно. Ветер все свистел свое: "Ты не вернешься...", и тогда Рэндом засмеялся. Он и не собирался возвращаться, право слово.
   Но как только офицер закрыл глаза, не желая слышать ничего, кроме ветра, а видеть - ничего, кроме Звезды, он понял, что его трясут за руку. Рэндом лениво поднял ладонь - отмахнуться.
   - Они пропустили меня к тебе только сейчас, пришлось заплатить, - сказал ветер. - Я успел услышать... какой-то усатый говорил про тебя... что ты знаешь, куда идти.
   Слова путались. Слов было почти не разобрать, словно ветер спорил сам с собой. "Не вернешься..." "Надо уходить... Надо рассказать. Мы пойдем туда, куда ты видишь! "Не вернешшшшшшься....." " Рэндом... ты впитываешь Искажение! Мертвый мир!... Не умирай! Не подчиняйся Искажению!.. Иди!... "Иди ко мне... не возвращайся..." "Молодой человек, дайте капитану Уэстфилду виски..."
   - Бывшему капитану Уэстфилду, - возразил Рэндом, открывая глаза. Бледное лицо Иллэна, огромные глаза цвета ярких сосновых иголок... откуда он это помнит?.. Рядом незнакомое лицо - тонкое, интеллигентное, узкая старомодная оправа очков...
   - Прошу прощения, капитан, не имею чести быть представленным, - сухой, чуть неуверенный голос, будто скрывает акцент... - Но звания, полученные однажды, обратно уже не отнимаются. По крайней мере, для нас, для штатских. Ведь я же не перестану быть профессором, даже если вызову неудовольствие ректора моего университета?..
   - Но ждать опубликования вашей очередной монографии, очевидно, не сможете, - криво ухмыльнулся Рэндом и сплюнул кровь из прокушенной губы. - Здесь несколько по-другому. Я разжалован совершенно правомерно.
   - Как бы то ни было, вам совершенно необходимо отправиться домой и отдохнуть, - опять зажурчал этот голос. - Ваш брат, очевидно, позаботится о вас. Я оставлю ему свои координаты и настоятельно прошу связаться.
   Рэндом только кивнул и с усилием отцепил пальцы Иллэна от своего разорванного рукава.
   - Доберусь сам, - грубовато сообщил он.
  
  ... Косые взгляды прохожих. Заголовки в газетах. Репортаж о "казни", который Рэндом с мрачным удовлетворением досмотрел до конца. Смеялся даже. Иллэн, рекламирующий мотоциклы в каком-то агентстве, дурацкие слоганы и ослепительная улыбка зеленоглазого красавчика. Впрочем, нет, Иллэна уже и с модельного приработка поперли - фамилия не располагает. Можно спать по утрам, никаких бумаг, никаких крысиных и бульдожьих физиономий в дверях кабинета... Никакого кабинета. Условное. Подписка о невыезде. Можно ждать, когда за тобой придут, озираясь на каждый стук и вздрагивая при звуке шин, а можно и не ждать. Все равно ведь придут. Никого не сумел защитить. Никого. Разучился, а может, не умел никогда. Тогда - не ты защищал, тобой руководили... Что ты можешь сам, один, против неба? Вот оно и видно, что ничего. А Звезда ждет. И профессор ждет. У них с Иллэном какие-то тайные вечери, заговор, что ли... Не агент ли госслужб профессор - кто знает? А, впрочем, Иллэн знает - он же телепат... Иллэну проще... А то, может, вправду пойти лечиться? Военный синдром... депрессия... значит, так оно и бывает - вдруг ты начинаешь видеть синюю звезду, потому что она, только она на груди давала тебе силы жить все эти годы.
   - Она же никуда не делась, Рэндом... - а вот и мягкий шелестящий голос чертова телепата. - Она нас ждет. Всех нас. Только ты знаешь, куда идти.
  Ты ее взял сам, Рэндом. То, что тебе дали и что отняли эти... - эльф сплюнул в сторону. - Ничего не значит. Она с тобой. Ты это сделал сам, и она нашла тебя.
   - Что она значит?
   - Она зовет в дорогу. ..
  - Когда ты в последний раз бил морды тем, кто называет тебя педиком? - прямо спросил Рэндом, подняв глаза. - Ну и меня заодно. Позавчера? Вчера? Знаешь, что будет дальше?
   - Догадываюсь. Мы справимся.
   - Тебе нужно уходить, Иллэн. Вообще. Из этого мира. У тебя есть пути. У нас нет.
   - Этот профессор хочет поговорить с тобой, - вместо ответа сказал эльф. - Он ждет, когда ты будешь готов.
   - Некогда ждать, - вздохнул капитан. - Все может закончиться для меня через минуту.
   ... Следующая секунда, когда Рэндом только начал подниматься с кресла, разорвалась с грохотом, от которого заложило уши. Секунда мучительного стука крови в висках, мгновенной испарины, расширенных зрачков, волн ослепительного страха и белой ярости... Вслед за этим обрушилась тишина. Время восстанавливало свой ход очень медленно, звон в ушах стихал, и Рэндом сообразил, наконец, что лежит на полу, рука отчаянно ищет на поясе несуществующую кобуру, а взрыва никакого не было - кто-то всего лишь разбил камнем оконное стекло, расшатавшиеся нервы подвели. Капитан перевел взгляд на друга и рассмеялся - оба лежали в совершенно одинаковых позах, только Иллэн закинул руку за спину - видимо, в поисках колчана для стрел. По щеке его текла кровь. Эльф растерянно хлопал глазами, поднимаясь с пола.
   - Слушай, если бы у нас было оружие, мы бы уже устроили тут смертоубийство, - проговорил Иллэн, подходя к окну, из рамы которого торчали уродливые зубы осколков, и наклонился, осматривая пустынную улицу внизу.
   - Кому-то не поздоровилось бы, - подтвердил Рэндом и подцепил носком огромный булыжник, влетевший в комнату. - Ну, или сие орудие пролетариата разбило бы тебе голову, будь ты не столь проворен... Не стой у окна, попадешь в прицел.
  - У меня реакция получше, - отмахнулся эльф, перегнувшись через подоконник.
   - А от осколка не уберегла, - возразил капитан, потянул друга за плечо и осмотрел располосованную щеку. - Шрам малость подпортит твою смазливую физиономию...
   Эльф коротко рассмеялся.
  - Рэндом, если они все еще за нами наблюдают, то уже получили, что хотели. Когда будешь выходить, проверь, нет ли гранаты под дверью.
  - Ты о чем?
   Вместо ответа Иллэн указал вниз, Рэндом лег на подоконник и прищурился. Возле подъездной двери красовалась свеженамалеванная надпись: " Нам не нужны пидоры-дизертиры!"
   - Я вот никак не понимаю, Рэндом... - задумчиво произнес эльф. - Почему-то, как только на меня обращают внимание женщины, ваши мужчины начинают кричать, что я люблю мужчин. Я иной раз не понимаю - кого они ревнуют - женщину или меня? Где логика?
   - Спроси чего потруднее, - вздохнул Рэндом, устало смахивая стекло с подоконника старой рубашкой. Слишком хотелось присесть и закурить.
   - Я понимаю, что таковы законы вашего мира... - продолжал Иллэн, усаживаясь рядом. - Но все-таки - если вы даже не представляете себе любви между мужчинами, то почему так боитесь этого?
   - Илл, не требуй от меня лекций о психологии человечества, а... И так тошно, - Рэндом поболтал ногами в воздухе. За плечом закашлялся эльф, попробовавший прикурить ядреный самосад, который капитан доставал только в периоды самого тяжелого расстройства.
   - Не начинай, как бросать будешь, когда уйдешь? - вяло посоветовал Рэндом.
   -Зачем они кинули камень? Почему не попытались расстрелять, чтобы выполнить ваш странный закон, если они думают, что мы действительно... эээ... спим вместе? У вас ведь только за это наказывают?
   - У нас наказывают за все, - лениво объяснил капитан. - Тебя - за то, что ты такой красивый, за то, что другой. У нас не любят таких. Если бы кто-то узнал, что ты не человек, за тобой начали бы охоту. Меня... за то, что я так долго был почти неприкасаем, а теперь вдруг снова стою под прицелом. Нас всех награждали посмертно, понимаешь, Иллэн?!! Я не должен был внезапно оказаться живым. Да я бы и не оказался... если бы не ты. И сейчас я пошел бы умирать окончательно, а потом меня просто наградили бы посмертно второй раз. Нас с тобой наказывают потому, что щит моей почетной смерти, а твоего несуществования в этом городе упал. Теперь мы здесь. Теперь мы существуем. И поэтому нас можно травить и забрасывать камнями. Понимаешь теперь, почему ты должен уходить, да?
   - Об этом я и хотел с тобой поговорить, - сказал Иллэн. - Если ты думаешь, что мы должны бросить этот мир, пойдем вместе. И заберем с собой тех, кто тоже хочет его покинуть.
   - Так ты все-таки знаешь, где дорога отсюда? - вздрогнул капитан.
   - Нет, Рэндом. Ты знаешь.
  
  ...- Счастлив наконец увидеться с вами, капитан, - Штайн был все-таки каким-то... слишком карикатурным. Сухие черты лица, интеллигентная бородка, поблескивающие узкие очочки, старомодный вельветовый костюм... Рэндом напрягся, ожидая, что из-за клетчатой шторы с минуты на минуту появится молодой человек с невыразительным лицом и удостоверением в вишневых корочках... Но Иллэн на кухне звенел чашками, разговаривая, кажется, с геранью профессора, и капитан решил положиться на проницательность эльфа.
   - Ваш дивный друг уже два раза проверял мое скромное жилище на предмет "жучков", - вежливо сообщил профессор, правильно истолковав заминку Рэндома. - Его глаза, слух и интуиция поразительны - совершенно не чета нашим с вами... Но, сами понимаете, надолго вас это не спасет. Как только ваши визиты ко мне сочтут предосудительными, колесо может завертеться, и тогда уж точно погребет нас под своей тяжестью. Вам нужно принять решение, капитан.
   - Решение... Что от меня зависит?
   - Многие люди боятся войны и того, что начнется дальше. Многим не выжить. Очень многим. Я слышал, что там, перед строем, вы говорили, что знаете, куда идти. Люди сочли это помешательством, и только это спасло вас тогда. Но о вас вспомнят. Вас подставят, чтобы вы сыграли главное действующее лицо в спектакле еще раз. И на этот раз рядом с вами на подмостках будет стоять пришелец из другого мира.
   - Я знаю. Дальше! Что дальше?
   - Мне просто хотелось бы знать, капитан Уэстфилд, на что вы готовы пойти, ради, судя по всему, единственного человека, который вам не безразличен. Какой путь готовы избрать?
   - Вы сами понимаете, - ухмыльнулся Рэндом. - Если бы я был один, я покорно умер бы, потому что мне давно уже не живется на белом свете - он, видите ли, для меня слишком белый. Скорее всего, я утянул бы за собой многих из тех, что преждевременно сочли меня мертвым. Но мне нужно, чтобы Иллэн ушел. Не дело, чтобы ему для этого снова пришлось умирать - в крови и грязи, под прицелами камер, плевками сквернословов и любопытством дураков. Жаль вас разочаровывать, но я не знаю, куда идти. Я не выиграю бой против всего этого города, я не смогу защитить нас, и не позволю, чтобы Иллэн прикрывал мне спину.
   - Я вас понимаю, капитан. Но ваш друг думает иначе. Он согласен искать союзников и силы для сопротивления. Он считает, что должен остановить войну и...
   - Сломать Искажение, - пробормотал Рэндом. - Он все надеется, что Искажение подавится им... идиот... Вы спрашивали его о том же самом, профессор Штайн? Вы спрашивали, на что он готов - и он ответил: вот на это? И вы обрадовались, потому что это ответ, нужный вам?
   - Этому городу нужен лидер, - пожал плечами профессор. - Новый лидер, готовый на борьбу и жертвы во имя этой борьбы. Я вот уже несколько лет ищу его, наблюдая за всеми, кто оказывается в ситуациях, в которых могут проснуться его воля и желание изменить существующий порядок во что бы то ни стало. Я хочу помочь ему на пути к изменениям.
   - И вы хотите использовать Иллэна в качестве марионетки? Сделать его таким лидером? Приманить, как на живца, нужного вам человека? Или что - что вы хотите с ним сделать?!!
   - Скорее я - марионетка истории, - грустная улыбка скользнула по губам сидящего перед Рэндомом человека. - Я надеялся, что именно вы с Иллэном захотите действовать, и помог бы, чем смог. Я помогу в поиске сторонников, в обретении убежища... Вы так мало знаете о своем мире, и о том, с чем вам придется бороться... Я постараюсь передать свои знания тем, кто придет действовать.
   - Нет, - сказал Рэндом, удивляясь, что способен еще держать себя в руках. - Я наслушался этого вранья в юности. Даже если это возможно, даже если все это реально, и у нас есть хоть какой-то шанс справиться - я не собираюсь смотреть, как умирает неземное чудо на пути к этой цели. Мне неинтересно, чего хотите вы. Мне наплевать, что нужно миру, потому что я - я не этого хочу!
   - Рэндом, - тихо шепнул эльф - капитан не слышал, как он вошел, - и предупреждающе положил руку ему на плечо.
   - Я понимаю вас, капитан. Вы сломлены. Вы устали и не верите ни во что, но у вас не будет времени собраться с силами и понять, что другого пути нет. Пока вы не поймете этого, вы не будете готовы действовать. Перед вами горит звезда, но это не звезда победы, не так ли? И все-таки вы знаете, куда идти. Хотите ли вы спасти одного человека или целый мир, только вы знаете дорогу.
   - Куда?
   - К Звезде, Рэндом, - проговорил Иллэн у него за спиной. - Если ты не хочешь идти красным путем, пойдем синим.
   - А ты-то чего хочешь? - горько спросил Рэндом, глотая черный чай из большой кружки, когда тактичный профессор ушел в кабинет проверить электронную почту. - Воевать за свободу? В мире, который ты не знаешь, с людьми, которые будут пользоваться тобой, как этот... диссидент, а потом быть принесенным в жертву теми, за кого боролся?
   - Не хочу, - ответил эльф. - Не потому, о чем ты говоришь, а потому, что не хочу больше воевать. Никогда. Не хочу служить Искажению и убивать тех, с кем несогласен. Войну не остановить, если она уже началась. Войну не победить войной. Но я остался бы, если бы ты выбрал войну.
   - Ты же понимаешь, что от нее не уйти...
   - Да. Куда бы я ни пошел, я ношу Искажение в своем сердце. И все-таки...
   - Ты хочешь попробовать. Снова найти место, откуда началась твоя дорога... Начать все заново.
   - Мы можем это сделать, Рэндом. Ты видишь Звезду. Мы пойдем за ней.
   - Да, - вздохнул капитан, закрывая глаза и погружаясь в призывное ласковое сияние. Сейчас он нисколько не сомневался в том, что это реально - просто идти. Слишком уж надежной она была. Слишком манила. Если идти к ней, они обязательно придут туда, где у них будет время - много-много времени, чтобы измениться. Вылечиться. Набраться сил. Достаточно времени на то, чтобы чувствовать себя счастливыми до тех пор, пока война не нагонит их. Слишком мало времени на то, чтобы раствориться в покое и синем тепле.
   Рэндом неохотно открыл глаза, возвращаясь к реальности - все равно он все время чувствовал, как Звезда мягко пульсирует там, в глубине зрачков, и ему было сложно понять - существует ли все еще он сам, или осталась только она...
   Эльф и профессор склонились над потрепанной книгой, причем Иллэн одной рукой отстукивал что-то на клавиатуре своего маленького красного нетбука, с которым в последнее время не расставался. Рэндома всегда потрясала привычка друга одновременно заниматься сразу тремя-четырьмя делами. Штайн поднял глаза и посмотрел на офицера... с любопытством естествоиспытателя.
   - С пробуждением, капитан Уэстфилд. Насколько я понял, вы все глубже и глубже входите в контакт с... назовем это некоей иномировой реальностью. Сейчас мы обсуждаем ваш... эээ... будущий исход.
   - Вы знаете, что со мной происходит? Какая еще реальность? Объясните мне!
   - А нужно ли? - тонко улыбнулся профессор, возвращаясь к книге. - Вера иной раз дает больше, чем любые знания. Вы не сумасшедший, капитан. Почему выбор пал на вас, я не знаю, но господин Иллэн даже не удивился. Судя по всему, в его мире это нормально, и, возможно, именно вокруг него, как чужеродного элемента в нашей с вами системе, стенки реальности, и так достаточно тонкие, трещат по швам и распадаются. Это моя гипотеза, а проверить ее придется вам.
   - Тогда почему не Иллэн? Почему я?
   - Может быть, потому что вы заслужили вашу звезду, капитан? Вы не держались за мир, и он стремится избавиться от вас. Если я скажу, что вас прогоняют, вы не обидитесь?
   - Я думал, что обычно бывает попроще... - пробормотал Рэндом, ища взглядом пепельницу, а потом вспомнил, что он не у себя дома. - Сломанная ступенька, кирпич на голову упал...
   - Ты сам говорил, что уже мертв, - напомнил ему эльф, кидая быстрый взгляд из-за монитора. - Нам остается только уйти.
   - Знаете, была одна старая книга, и в ней были такие слова: "Он не заслужил свет, он заслужил покой..." Может, эти слова применимы и к вам, а может быть, и нет, ибо никто не знает, куда вас приведет ваша дорога.
   - Хорошо, - вздохнул Рэндом. - Есть какие-то способы нажать на кнопку, открыть портал... что угодно?
   - У меня нет машины для перемещений между мирами, если вы об этом, - профессор встал и поставил перед офицером запыленную хрустальную вазочку. - Курите. Вам придется действовать самостоятельно... В конце концов, это вы контактируете с иными субстанциями, не я... вам лучше знать. Есть разные пособия для земных магов и шаманов, позволяющие им вводить себя в транс и совершать астральные путешествия, но вам это, полагаю, уже не нужно. Вам придется совершить то, чему доселе не было прецедентов... Или были, но остались неосвещенными, ибо при успешной попытке, как понимаете, рассказывать было некому... Я постараюсь, чтобы ваш уход стал сказкой, легендой, чтобы эта сказка дала надежду выжившим людям, которые опомнятся от войны, когда все кнопки будут нажаты, все ракеты взлетят, и миллионам жителей этого мира вновь придется встретиться с бедой и отчаянием.
   - Глупая сказка, - сказал Рэндом. - Не слагают виршей о том, как защитники мира бегут от беды, бросая обреченных...
   - Зато пишут сказки о том, что когда великая погибель пришла на землю, когда разверзлись небесные хляби, и нескончаемый свинцовый ливень пал на города и страны людские, и пришел час дьявола, и воцарился дьявол на земле невозбранно, спустился на землю ангел, и отметил последнего праведника, что не побоялся выступить один против дьявола, и праведник собрал всех, кого смог, и вырвался за грань мира, в землю обетованную, чтобы там вновь обрел себя род человеческий.
   - Э? - Иллэн снова выглянул из-за монитора, и вид у него был настолько озадаченный, что капитан не выдержал - расхохотался.
   - Не вышла легенда о новом лидере, будете делать праведником дезертира, профессор?
   - Поступок, что становится легендой, лежит за гранью человеческой морали, - серьезно кивнул Штайн. - Не способны быть борцом, представьте ваш выбор волей свыше, единственным выходом для свободомыслящих, какая вам разница, капитан, ведь вас это больше не касается? Дайте людям надежду, дайте людям идею, поведайте о великих свершениях в час, когда они теряют последнее - и у вас будет новая нация, способная на все. Каков бы ни был ваш поступок, он послужит человечеству.
   - Хотите стать пророком новой религии? - усмехнулся Рэндом. Ему внезапно стало зло и весело. Хотелось пустить пулю в лоб ученого манипулятора, но... чем он был хуже его, не способного защитить даже одного-единственного человека, доверившегося ему? Пусть слагает враки, кто поверит бредням свихнувшегося диссидента? Кто... Стоп! - Вы говорили, что я должен кого-то забрать с собой? То есть.... Вы уже распространяете эти байки?
   - Да, - Штайн снял очки, капитан отстраненно отметил этот старомодный жест - придерживать их перед собой на столе за концы дужек старчески подрагивающими пальцами. Профессор впервые смотрел на него вот так, прямо, чуть слезящимися близорукими глазами, и от этого взгляд становился неуверенным и жалким. - Я хочу, чтобы вы спасли моих друзей, и их друзей, кое-кого из моих студентов, тех, кто слаб и беспомощен, тех, кого наш жестокий мир также отверг, как и вас. Здесь их ждет неминуемая и страшная гибель - в погромах, в застенках у следователей, просто в кровавой каше от рук взбесившейся толпы. Это нечестно - хотеть спасти своих, когда не можешь спасти всех, виновных только в том, что они родились в жестокое время и не смогли к нему приспособиться, но мои друзья поверят мне, а, значит, и вам. Остальным мы с вами не можем помочь. Я прошу вас об этом, капитан. Я умоляю. Спасите тех, кто пойдет за вами.
   Офицер открыл рот... потом закрыл его. Устало потер переносицу. Он так устал обещать... Так устал от того, что не может выполнить обещанное...
   - Если у вас найдется выпить, профессор, - угрюмо буркнул, наконец, Рэндом.
   ... Уже после полуночи, мертвецки пьяный, капитан диктовал Иллэну адреса тех, кого он помнил... как давно, кажется, из прошлой жизни. Профессора с Арбузной улицы. Его старшего сына от первой жены, который не разговаривал с отцом вот уже двенадцатый год. Семьи вихрастого мальчугана Расмуса - первого, с кем он случайно познакомился на лестничной площадке, вернувшись со своей Войны так, как возвращаются на развалины отчего дома. Парочки веселых геев, которые как-то в дежурство Рэндома провели ночь в обезьяннике за "неподобающее поведение в общественном месте" - парни держались за руки, и один ласково именовал другого "малышом". К утру геи пели песни и скандировали хором с рядовым контингентом сего заведения - пьяными бродяжками, и злой, невыспавшийся Чарли складывал многоэтажные матерные конструкции в тщетных попытках утихомирить гвалт - применение насилия Рэндом не одобрял. Капитан вспомнил и адрес магазина цветочницы, что иной раз бесплатно дарила букеты влюбленным парочкам, и талантливой Алисы, соседки его погибшего друга, которая отказалась от мечты стать певицей по воле родителей, убедивших ее поступать на экономический... Странного мальчика Жени, перебивающегося на бомж-пакетах, чтобы продолжать изучать философию в университете. Над Женей смеялись все, крутили пальцами у виска, иной раз поколачивали, но он видел только книги. Капитан вспоминал всех, кого мог, и вместо лиц перед глазами мелькали строчки - улица, дом, номер квартиры... Рэндом не знал, найдет ли их Иллэн, поверят ли люди обещаниям свихнувшегося полицейского... но он не мог не предложить им хоть что-то. Всем тем, кто хоть когда-то заставил его улыбаться.
   К рассвету он знал, куда идти, знал, где судьба этого мира оставит его навсегда, и где желтое, потускневшее от дыма пожаров солнце исчезнет с небосвода, оставив его во всевластное сияние Синей Звезды. Рэндом не знал только, кто помог ему это понять - Звезда ли притянула, или воспоминания о людях, которых он хотел спасти, помогли найти нужную дорогу. Да и так ли это было важно?
  
  ... С утра их, едва сомкнувших глаза, очумевших с похмелья и безумья происходящего, разбудила резкая и тягучая, как зубная боль, военная тревога. "Локальная зачистка территорий" оказалась не такой уж локальной. История вставала на дыбы, грузно ворочаясь, словно медведь, разбуженный не в срок, и времени оставалось мало. Совсем не оставалось. Сердце проколола толстая игла, перед глазами заметались белые всполохи, капитан согнулся, одной рукой хватаясь за грудь, а второй нашаривая несуществующее оружие... Глаза Иллэна стали словно больше лица, он схватил куртку - благо свалились они вчера, не раздеваясь, бросился к двери... притормозил. Вернулся, достал что-то из кармана и без слов приложил к груди Рэндома, накрыв его ладонью - прямо напротив сердца. Когда дверь за эльфом захлопнулась, капитан разжал судорожно вцепившиеся в ткань мундира пальцы. На ладони лежала мятая форменная синяя нашивка - та, к которой все эти годы крепился отнятый орден.
  
   После этого все происходило очень быстро. Дом профессора превратился в штаб-квартиру для перепуганных началом войны беженцев, хватающихся, как за соломинку, за любые фантастические бредни. Впрочем, они не знали, зачем пришли, не знали ничего о новом мире, просто слухи о Синем офицере, "знающем, куда идти" распространялись по городу наряду с официальным правительственным обращением. Штайн на пару с Иллэном постарались. Мир вокруг Рэндома превратился в фантасмагорию, он давно не видел столько людей одновременно, к тому же все они хотели посмотреть на него, задавали вопросы, плакали, боялись, и жаждали уверенности. Постоянно нужно было говорить, успокаивать, не вдаваясь в подробности, чтобы не вызвать паники и возмущений. Когда в комнатах стало негде упасть яблоку, трое молодых парней взломали дверь в соседской квартире, которая пустовала уже несколько дней - хозяева спешно собрались и укатили к дочке, как объяснил профессор. Люди все прибывали и прибывали, и Рэндом не знал, куда они девались дальше - к счастью, вопрос о новых местах сбора решался без него. Ему нужно было торопиться, он ждал только Иллэна, и от сияния Звезды глазам уже было больно. Эльф появился под вечер, усталый, грязный, с ссадинами на руках, с трудом протиснулся в переполненную прихожую, с его появлением гвалт начался такой, что капитан даже собственного дыхания не слышал. Иллэн тут же взял на себя организацию процесса, кому-то что-то объяснял, распоряжался, организовывал раздачу еды, попутно быстро-быстро щелкая клавишами мобильника.
   - Кое-кого нашел, - шепнул он Рэндому, когда они смогли, наконец, хоть посмотреть друг на друга.
   - Готов? - также шепотом спросил капитан, протягивая эльфу виски.
   - Никто не готов, - покачал головой Иллэн. - Но времени нет, и завтра мы будем готовы не более, чем сегодня.
   Рэндом молча кивнул, и они закрыли глаза на минуту, устало привалившись плечами друг к другу. Офицер думал, с чем ему хотелось бы попрощаться. С пустой квартирой в квартале отсюда, где так и горит свет в незашторенном разбитом окне? Квартирой, выходя из которой, Иллэн брезгливо-высоко задрал ногу, переступая через неаппетитно пахнущую кучку у порога и зло ухмыльнулся очередной "приветственной" надписи, украшавшей стенку у лифта? С опостылевшим полицейским офисом, в который сейчас столь же настойчиво, как и сюда, рвется толпа? Или... голыми высотками, прокопченное небо над которыми раздирали белые хвосты самолетов?.. Все это навек останется с ним, и какая Звезда подарит ему забвение?
   - Пойдем, - сказал Рэндом и выплеснул остаток виски из фляжки за окно. Он уже помянул все, что хотел. - Зови людей. Придется собираться на улице, здесь места не хватит.
   - А как вообще ты планируешь взять нас с собой? - спросил Иллэн. - Нам нужно что-нибудь делать?
   - Не знаю, - пожал плечами капитан и застегнул мундир на все пуговицы. Погладил наскоро пришитую суконную звезду на груди. - Спасибо, Илл. Спросил бы, как ты сумел ее свистнуть, да не до того сейчас. Не знаю. Я просто пойду, а вы идите за мной. Может, ты лучше знаешь, ты же телепат, как всем увидеть то, что вижу я...
   - Я понял, - кивнул эльф, и они двинулись к выходу.
  
  ... Когда вокруг столпилась кучка отчаянно жмущихся и пугливо озирающихся по сторонам - не вывернет ли из-за угла патруль - людей, Рэндом подумал, что должен что-то говорить.
   - Я одно хочу сказать вам, - хрипло начал он - слова царапали горло. - Я знаю, куда идти, вот только... Вы идете, чтобы спастись, но мы - дети Искажения. Убегая от самих себя, от паршивой реальности, от всесильных мудаков, которые превратили нашу жизнь в пепел, мы будем нести Искажение в себе - дальше и дальше, куда бы ни пошли. Но даже Искажение не стоит того, чтобы убивать, чтобы умирать снова и снова, не понимая, где начало и конец... Когда-нибудь нужно остановиться и принять с ним бой. Эта жизнь проиграна нами, этот мир оставлен. В иных мирах - то же самое, поверьте мне, потому что в каждый из них мы приносим собственную отраву в сердцах, собственную трусость, зависть, злобу... Умеет ли мечта целить сердца? Не знаю. Или только исцеленные сердца смогут исцелить мечту... Те, кто пришел сюда, еще не готовы к битве за свои сердца. Мы опоздали. Мы слишком поздно очнулись. Я просто хочу продлить время, отпущенное нам. Кто хочет - идемте со мной. Может, Звезда будет милостивее к погибшим душам, отвергнутым собственным миром... но... но - не забывайте - рано или поздно придется возвращаться и начинать все сначала. Там, куда посылает нас судьба. В том месте, в котором мы окажемся. За людей, а не против. За мечту, а не против бессмысленности. Это не мир делает нас искаженными, это мы - мир... Быть может, когда-то нас все же будет ждать не покой, а свет, раз уж мы все еще живы....
  
   Рэндом закрыл глаза, подставил слепое лицо лучам Звезды и больше никого не слышал. Он шел, ориентируясь на шорох подошв по асфальту, шел и шел, словно спал наяву, он не знал, сколько часов - или дней, и усталости не было, и не поднимая головы, он мог бы точно сказать, где она - Звезда, шел и наслаждался шепотом, что рассказывал никогда раньше им не слышанные сказки, пока не понял, что это сухие травы щелкают по голенищам сапог. Тогда он открыл глаза - и не увидел солнца над головой. И как только открыл, ковыльное поле закончилось. Впереди колыхался призрачный белый туман, и отчетливо пахло болотной тиной. Капитан пожал плечами и шагнул в туман, который вскоре укрыл его с головой.
  
  ...Сознание ударило резко и неожиданно, как треск ненавистного будильника в несусветную рань. Впрочем, Рэндом не успел понять, куда и насколько оно девалось.
   Глаза мешало открыть что-то твердое и острое... Ах, лицом в снег... офицер поднялся - он не мог иначе, он ведь всегда поднимался.
   Рэндом посмотрел на свои ладони - белые и, кажется, даже прозрачные, как все вокруг. Обшлага мундира намокли и покрылись тонкой изморозью.
   Отбросил волосы со лба - ладонь стала красной. Как неожиданно - красное здесь, где цветов не осталось.
   А вот холодно почему-то не было.
  Красное пятно на снегу. Или меловой пыли? Скорее, серого шлака, перемешанного со снегом.
   Рэндом встал на колени и посмотрел в небо. Там полыхала огромная, как северное сияние, синяя звезда. Совсем такая же, как та, что светила ему все это время. Капитана охватил суеверный ужас - наконец он видел ее наяву, не закрывая глаз. Он привычно коснулся нашивки на груди, но только перепачкал кровью мундир.
   Нет, звезда была не совсем такая же. Сердцевина ее теперь полыхала черным. Черный шар, разбивший похоронную белизну неба ослепительно-синими лучами.
   Звезда была не такая. Но это была его мечта, какой бы она ни оказалась на самом деле. Делать было нечего. На нее, эту мечту, что смотрела теперь с вышины, Рэндом променял свою жизнь, все, что могло бы в ней быть.
   И у него не оставалось сил, чтобы поднять тех, бежавших от войны, кого он повел за собой. Силы остались ровно на то, чтобы доползти. Рэндом не был героем и не был вождем. Он был всего лишь младшим офицером, и только и смог, что позвать.
   Он выполнил обещание - нашел звезду, а, может, она сама зажглась для него, только... люди ее уже не увидят. Силы Рэндома остались для него одного.
   Вчера... или когда там... перед тем, как потерять сознание, он весь еще был для них - тех, кто поверил в него, тех, у кого не было больше ничего в мире, кроме его слов и уверенности в спасении. Рэндом отстраненно вспомнил, как кричал, метался от человека к человеку, почти тащил на себе маленького Давида, подставлял плечи Алисе и Лине. Они шли так долго... Сколько дней прошло... или лет?.. Они шли, а вокруг Искажение пожирало миры. В полной пустоте, в ослепляющем сиянии и мертвой тишине. Все было потрясающе реальным. И потрясающе реальным был запах смерти - той самой, от которой они уходили в невозможное.
   Теперь все это было бесполезно.
   Под белым-белым, студеным, безразличным небом он, наконец, это отчетливо понял. И свалился без сил.
   Теперь же...
   Рэндом верил Звезде. Верил истово, безоглядно. Разум давно полетел к чертям, и ничего, кроме веры, ему не осталось.
   Звезда звала, пылала, пела. Где-то там...где-то она горит всегда, и там можно жить. Нужно только дойти. Она не оставит его, больше никогда-никогда не оставит.
   Сапоги не хотели выдираться из снега, но Рэндом заставил себя подняться. Он уже ни о чем не мог думать, звезда выжигала рассудок, кричащий что-то вроде "невозможно!", "смерть", "...везде только смерть". Капитан пошатнулся и снова упал на одно колено.
   Силы кончаются, их забирает этот ужасный песок...или снег...короче, белизна. Пора идти... туда, в нежно-теплое синее сияние. Вот только... Он подполз к человеку, лежащему ближе всех, потряс, перевернул на спину.
   Бледное-бледное до прозрачности лицо Иллэна было запрокинуто в небо. Он, конечно, не видел Звезды.
   Лицо непривычно серьезное. Замороженные раскрытые глаза, четкая острая складка у губ.
   А косуха почему-то распахнута на груди. Вот идиот, кто же так швыряется теплом! Наверное, хотел кому-то отдать, не успел... придурок...
   - Илл, пойдем, - позвал Рэндом и встряхнул друга за плечи. Белая-белая шея, голова запрокинулась, волосы неестественно черные на этом снегу... - Ну, ты ведь еще не ушел... Я же люблю тебя. Ты - единственный...
   Звезда звала. Времени терять было нельзя - со временем уходили силы. Поэтому он подхватил Иллэна, взвалил на плечо - он помнил, что эльф должен быть поразительно легким, и пошел, понимая, что скоро снова свалится. Неважно. Он должен дойти. Осталось немножко. Мечта просто не может его предать, ведь на то она и мечта...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"