Утром каждый из нас открывает свою дверь в новый день. Для Нины это была тяжелая дверь подъезда "брежневки". Осторожно прикрыв ее, чтобы не хлопнуть, Нина развернулась, вдохнула весенний воздух и начала непростой путь к стоянке. Она аккуратно обходила грязь, окурки и последствия выгула собак. Вообще старалась как можно меньше смотреть на землю, с которой апрель стащил снежное покрывало и обнажил весь зимний мусор. Ну, ничего-ничего, скоро дожди и субботники разделаются с ним, а деревья закроют листьями унылые стены шлакоблочных пятиэтажек.
Это была весна. Благодатное время между длинной тоскливой зимой и непредсказуемым уральским летом, в которое из дома можно выйти в легком платьишке, а к вечеру, совсем прозябнув, грустить о забытой дома теплой куртке.
Дождливые дни весной не портят настроение, им простительно. А вот летом, когда ждешь-ждешь тепла, как благословения, а вместо него получаешь моросящее небо и плюс десять промозглых градусов по Цельсию... Это жестоко.
А если приходит жара, беспощадная, палящая, то наваливается на город невыносимой духотой и плавит асфальт и мозги. В такие дни хочется забраться поглубже в одно из прекрасных Южноуральских озер, коих во множестве расплескалось по всему краю, и радоваться оттуда быстротечности знойных Челябинских деньков.
Несмотря ни на что, Нине было хорошо в этом городе. Она переехала сюда лет десять назад из маленького городка и ни разу не пожалела. Жила в таком удивительном месте, которые риэлторы в объявлениях называют тихим центром. В двухстах метрах от дома гудел-шумел восемью полосами самый центральный проспект Ленина. А в безмятежно спокойном дворе бабульки обсуждали вечные темы тарифов ЖКХ и "мы-такими-не-были" молодежи, малыши возились в песочницах под зорким оком молодых мамаш, нетрезвый и благодушный сантехник Дима покуривал на лавочке, давно став частью привычного пейзажа .
Когда Нина уезжала на окраины или за город, то по-провинциальному удивлялась размерам Челябинска и числу его жителей. Он был огромным, вдали от центра - рабочим, мрачным. Нина вполне могла понять тоску человека, попавшего сюда на ПМЖ из какого-нибудь веселого города, например, из Одессы. Но она - черт возьми! - любила этого мощного сурового (конечно же, сурового!) гиганта. Здесь была ее жизнь, сюда ей хотелось возвращаться.
И все бы хорошо. Но город убивал своих жителей отравленными ими же воздухом, землей, водой. Количество онкобольных росло с каждым годом. Как-то в детстве Нина случайно подслушала разговор родителей. "У него рак...", - говорили они печально об одном из знакомых. И Нине представилось, будто огромный красный рак намертво хватает знакомого за горло и душит его своими клешнями. Тогда диагноз "онкология" был страшным, но редким горем.
Сейчас онкология стала болезнью почти такой же обыденной, как грипп. У Нины не справились с раком обе бабки и отец. Она и сама десять лет назад, в такой же погожий весенний денек, сидела у кабинета онколога и была готова услышать худшее.
Будучи излишне разговорчивой - да что уж там - болтливой, Нина, тем не менее, никому не сказала о визите ко врачу. Она вообще ни с кем не поделилась своими опасениями.
Друзья бы посоветовали: "Думай о хорошем, ведь мысли материальны". Ну не понимала она этого выражения! Да если бы они были материальны, население планеты существенно бы сократилось. К примеру, обидел один добрый человек другого доброго человека, случайно ли, намеренно ли, неважно. И обиженный возжелал торжества справедливости путем падения кирпича на голову обидчику. Нет-нет, ни к чему такая материальность мыслей.
Или она заключается в том, что мозг не различает, где настоящие события, а где выдуманные? Тогда совсем другое дело. Вот начальник, эмоционально указавший подчиненному на недостатки в работе. В мыслях подчиненный расправляется с гадким боссом с особой жестокостью, что-нибудь в лучших традициях "Игры престолов". Это и проще, и приятнее, чем признать за собой ошибки, а за шефом - право на недовольство. А так - и руководство цело, и подчиненный доволен, и мысли материальны.
Тогда - Нина сидела у дверей онкокабинета и безучастно наблюдала за оживленной беседой двух пациентов. Очевидно, постоянные посетители онколога часто встречались и хорошо друг друга знали. Мужчины лет пятидесяти, чем-то похожие друг на друга, худые, с резкими морщинами, обсуждали скорое окончание сезона зимней рыбалки. Нина чувствовала себя, как новичок в классе, когда все ученики вроде бы занимаются своими обычными делами, но при этом исподволь тебя изучают.
Нина не испытывала никаких эмоций перед осмотром, была готова к неблагоприятному прогнозу и задавала себе только один вопрос: "Как я скажу маме?".
Нина считала, что ее появление здесь вполне закономерно. Год назад умерла ее двухлетняя дочь Саша. Умирала она мучительно, с самого рождения постепенно впадая в паралич от непонятной неизлечимой болезни под названием "спинальная амиотрофия Верднига-Гоффмана". Диагноз поставили через пять месяцев после рождения. Нина не могла поверить, что это происходит в ее семье. Да, дети болеют и даже умирают, но у каких-то других несчастных родителей, не у них. Будучи беременной, она ни минуту не думала, что с ее ребенком может что-то случиться. А теперь Нина смотрела на спящую дочь и представляла ее лежащей в гробике. Ей казалось, что так будет легче перенести горе, она готовилась. И когда однажды утром Нина поняла, что ребенок у нее на руках не дышит, то не плакала. И на похоронах тоже.
Нина всегда недоумевала, как у людей, потерявших близкого, хватает сил заниматься подготовкой к похоронам: справки, могила, поминки. Оказывается, они так спасаются, забывая в череде забот и формальностей о непоправимости случившегося.
Горе накрыло ее, когда она вдруг осталась одна в квартире. На столе лежала Сашина кофточка, и судорожные рыдания согнули Нину пополам, заставляя хватать ртом воздух, словно большую рыбу, выброшенную на берег. Оказывается, душевная боль может переходить в физическую. В груди жгло, но, как ни странно, это и спасало. Наверное, это такая уловка организма - переключить внимание с невыносимого на терпимое, чтобы выжить.
С тех пор Нина старалась не оставаться одна. После работы все время была с кем-то. Даже ходила с мужем в гараж, чего раньше терпеть не могла. Сидела и смотрела, как тот ковыряется в машине. Там же в гараже в первый и последний раз в жизни покурила с мужем травку. Надеялась, что на какое-то время вернется веселье, но только проспала двенадцать часов подряд.
Вспоминая те дни, Нина удивлялась, что не сошла с ума. Хотя, как она поняла позже, некоторое изменение сознания все-таки было.
Например, она отказалась от вскрытия, потому что не могла представить, чтобы по измученному тельцу дочери прошелся нож. И хотела поскорей похоронить ее, как будто могила наконец принесет ребенку покой и облегчит Нинино чувство вины перед дочкой за то, что не смогла родить ее здоровой.
Было и еще одно. Нине казалось, если она будет беременной в момент Сашиной смерти, то не останется одна.
Бойтесь исполнения своих желаний. Через две недели после похорон Нина узнала, что она на седьмой неделе. Врач-генетик направил в Москву на пункцию, чтобы избежать повторения болезни. Ехала радостная, готовая все перенести ради того, чтобы снова стать матерью. Относилась к предстоящей процедуре, как к простой формальности, думала о хорошем, ведь мысли материальны.
Перед тем, как проткнуть живот иглой, врач делала УЗИ. Ее хмурое молчание показалось Нине затянувшимся.
- Что-то не так?
- У вас двойня...
- Это же прекрасно! Я всю жизнь мечтала о двойне!
- Да, но у одного плода нет сердцебиения, а у второго оно замедлено...
А Нина думала, что так много горя бывает только в дурных мелодрамах. Помнится, она бросила читать роман Януша Вишневского после того, как по сюжету пьяный русский бульдозерист задавил глухонемую девушку накануне ее операции. Так не бывает.
Оказалось, бывает.
Потом был развод, смена работы.
Время лечит, оно действительно это делает. Боль притупляется, но жизнь идет, как фильм по черно-белому телевизору, что включили шуметь-бубнить фоном и не очень обращают на него внимания. События не трогают, герои не занимают.
И так как все болезни от нервов, то Нина находила вполне логичным заболеть раком и тихо угаснуть.
Подошла очередь, и Нина шагнула в кабинет. Внешность врач-онколога совсем не вязалась с его непростой профессией. Нине ободряющее улыбнулся немолодой мужчина, маленький, пухленький, совсем седой. Еще такую же бороду, и получился бы Санта Клаус.
- Что Вас беспокоит?
- Я думаю, у меня начинается рак груди, вот здесь.
- Так, давайте посмотрим, раздевайтесь.
- Хорошая грудь, отличная, - подытожил осмотр врач, - а то, что у вас здесь небольшое уплотнение, то так это бывает у женщин от неудобных бюстгальтеров.
- Так я, может, еще проживу лет тридцать?
- Ну что Вы такое говорите?! Я и сам еще хочу лет тридцать прожить, а вы - гораздо дольше!
Нина вылетела из кабинета с нечеловеческой скоростью и, не глядя по сторонам, полетела по коридору.
- Девушка! Де-вуш-ка! - не сразу услышала она вслед и обернулась. Мужчины из очереди, те самые, что обсуждали рыбалку, смотрели на нее с участием и тревогой. - Ну что? Что сказал доктор?
- Сказал, все хорошо. Можно спокойно отметить День космонавтики и накушаться, как свинья.
- Не надо, как свинья, девушка, посмотрите на нас. А Вы лучше выпейте рюмочку хорошего коньяку, да и закусите кусочком вкусной свининки.
- Хорошо! - пообещала Нина, хотя и не была уверена, что правильно поняла совет. Они злоупотребляли алкоголем и оказались в очереди онкологу? Нине не хотелось об этом думать. Понятно и приятно было одно - за нее переживали совершенно незнакомые люди.
- Спасибо! Удачи! - от души пожелала она на прощание.
Нина вышла из поликлиники и осмотрелась. Бледно-голубое апрельское небо было прекрасно. Пористый серый лед на пруду - великолепен. Нине казалось, будто кто-то у нее на глазах аккуратно раскрашивает акварелью карандашный набросок. Фильм в телевизоре стал цветным, и его сюжет начал увлекать.
Поход к онкологу имел неожиданные последствия - снова захотелось жить.
Сегодня Нина вспоминала те печальные времена. Вообще-то она редко это делала, не любила бередить душу и заново страдать. Но в день рождения первой дочери от печальных мыслей невозможно было отмахнуться.
Когда Нина вернулась домой, дверь открыла ее мама.
- Алена, а кто пришел? - обратилась она вглубь квартиры.
- Мама! - энергично отгадал детский голос.
Нина сняла пальто и заглянула в гостиную. Трехлетняя Аленка сидела на полу перед телевизором и в сто первый раз наблюдала за приключениями Маши и медведя.
- Мама! - весело подтвердила она свою догадку, на мгновение оторвав взгляд от экрана, и, помахав Нине рукой, продолжила просмотр.
Нина прошла на кухню, где Аленкина бабушка уже разогревала обед. Обычный вечер обычного счастливого дня.