Бояринов Максим
Год Ворона(роман). Глава 7. Ритуальные услуги

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:

    На кладбище мы приходим к указанному Люсей времени. Солнце клонится к земле, спеша удалиться на заслуженный отдых. Высокие пирамидальные тополя отбрасывают длинные тени на дорожки. Те, прямо как муравьиные тропы, петляют меж холмиков неухоженных, а то и вовсе заброшенных могил. Лет пятнадцать назад памятники частенько снимали, и разделав, сдавали на металл, так что, кто лежит во многих могилах было уже не узнать даже при большом желании.
  У заколоченной сторожки с выбитыми вместе с рамами окнами, нас встречает замдиректора коммунхоза, в чьем ведении находятся городские погребальные дела. Сутулый мужик, похожий на питекантропа длинными и очень беспокойными руками, заросшими дурным волосом чуть ли не до ногтей, неприятный в общем тип. "Питекантроп" оценивающе окидывает взглядом мою похоронную команду, затем командует сторожу принести три лопаты.
   - Четыре надо! - каркает один из моих лишенцев, неожиданно проявляя глубокие познания в земляных работах. - Совковую добавь, чем осыпь выгребать будем?
  Мы с замдиректора переглядываемся. Киваю. Действительно, так проще будет. Штыковой нарезал, повыбрасывал, а совковой собрал. Мужик тяжело вздохнул и добавил совковую…
  Вручив инвентарь, замдиректора вытирает пот со лба, матюкнув дурацкое лето, что все никак не успокоится, и жарит, падла, и жарит. Сообразив, что нас его трудности не беспокоят ни в малейшей мере, мужик плюет на условности и осторожно пытается договориться об отдельных могилах. Впрочем, оказывается он человеком понятливым, и быстро въезжает, что без дополнительных вливаний или каких других стимуляций, мы не то, что три ямы вместо одной не выроем, но и лишний раз лопатой не махнем.
  Тяжело вздыхает, махнув волосатой лапищей и ведёт нас к полуразрушенному забору, за которым виднеется буряковое поле, на котором кое-где торчит бурьян. Оказавшись на нужном месте, питекантроп плюет под ноги, чуть не угодив себе на грязный ботинок.
   - Здесь, - тыкает пальцем.
  Я рявкаю на своих временных подчиненных. Ветераны, израненные в печень на алкогольных фронтах, с хмурыми рожами начинают подрезать дерн, обозначая контур будущей братской могилы.
  Работают ханурики бодро и на удивление споро. Понятное дело, землекопство для алконавта - привычный заработок. Большого ума не надо, а перспектива позвенеть стекляшкой к концу трудного рабочего дня придает старания. Главное - бдить за ними.
  Понаблюдав за процессом с полминуты, петикантроп зарывается в карманы. После недолгих поисков, извлекает из одного кармана очень грязный мобильник, а из другого - не менее грязный клочок бумаги с циферками. То и дело сверяясь с записью, осторожно тыкая мозолистым пальцем, набирает номер. Дозвонившись со второго раза, долго ругается с неведомым Мыколой, который, если я правильно понял, отвечает за отправку нашего груза.
  Напоследок обматерив Мыколу, замдиректора в который уже раз харкает, и объявляет, что труповозка вроде как скоро выйдет, и будет “здеся и тута” через пару часов. После чего, снова вытерев пот, грозится, что если завалим работу, то пожалуется самой Любови Ивановне, и отправляется к выходу.
  Я, погрозив кулаком ханыгам, чтобы не бездельничали, увязываюсь следом. Воды набрать. Ну и заодно расспросить - для кого это мы жопы рвем, в такую-то жару? Убедившись, что дополнительный пузырь вымогать я не собираюсь, мужик расслабляется. Слово за слово, вытаскиваю из него подробности.
  Оказывается, что закапывать предстоит двоих моих товарищей по несчастью - таких же отселенцев, потерявших столичные квартиры по “синему делу” или за долги. И до кучи, чтобы жизнь малиной не казалась, офицера-отставника. Ветеран, обкушавшись в кабаке пшеничного соку до синих звезд, помер по дороге домой. Хорошо еще, при нем обнаружилась пенсионная книжка, так что личность установили сразу, до того, как в морге опять вырубили электричество, у них это часто бывает. Иначе - хрен бы узнали кто такой. Родственники тело забирать не стали. В администрации даже не почесались уточнять, если ли такие вообще. Поэтому бедного мужика поселковым властям и отфутболили …
  На душе тут же легчает. Значит, это и есть тот труп, который собаки нашли. И он явно не моего производства...
  Стараясь не уронить авторитет своей строгой, но справедливой начальницы, заверяю местное руководство, что пусть оно не переживает, и все будет путём. Питекантроп топает дальше своей дорогой, а я, распрощавшись с ним, двигаю к большой куче мусора. Нужна хоть какая-нибудь баклажка, воду набрать, пусть даже старая пластиковая бутыль, здесь таких много.
  Землекопное дело - потогонятельное, пусть даже не столько сам копаешь, сколько раздаешь указания и целительные пендели. А по такой жаре - и вовсе кирдык. Не в пакете же воду нести?
  Подойдя поближе, громко матерюсь. В основании кучи - памятник из серого гранита. Кладбищенским хламом его, похоже, завалил бульдозерист, когда чистил главный проезд. Из-под ошметков венков, сухой травы и драных пакетов, проглядывался обелиск, с закрепленным наверху пропеллером. Я кое-как очищаю плиту, поотбрасывав мусор ногами. Смахиваю ладонью землю, читаю надпись.
  Здесь похоронены шесть летчиков. Экипаж Ту-95. “Стратег” взорвался в воздухе, при возвращении с боевого дежурства. Выходит, ребята погибли при выполнении боевой задачи. Хоронили, значит, со всеми воинскими почестями. Оркестр, салютная группа, три залпа в воздух, школьники, наверное, в почетном карауле стояли…
  Только все это, через двадцать лет после распада Союза оказалось и нахер никому не надо. И ребята погибшие, и долг перед Родиной, и вообще. Завалили херней всякой, разве что, не обгадили …
  Становится вдруг очень паршиво. Я тоскливо ругаюсь и как могу, расчищаю памятник. Отхожу, не оглядываясь. Не то, чтобы стыдно… Просто до крайности паскудно на душе. Тут на глаза попадается подходящая баклажка из-под “Живчика”, прямо как меня и ждала. Нормальная раньше, “цветная водичка” в последнее время совсем опаскудилась, зато бутылка удобная, двухлитровая…
  Набрав воды из поржавевшего крана у сторожки не спеша топаю к своим работничкам. Все-таки насчет "споро" я, конечно, поторопился, из алкашни, что согласилась на шабашку, землекопы, как из меня канадский лесоруб. Но дело у них продвигается неплохо. Почва тут легкая, песчаная и без камней. Так что, когда к нам подкатывает “таблетка” - санитарный УАЗ-469, чуть ли не малярной кисточкой выкрашенный в серый цвет с кривоватыми красными крестами на битых бортах, мы уже минут двадцать валяемся на траве, подставив морды вечернему солнцу. Благо, оно уже передумало дурковать. Рядом с нами темнеет внушительная яма, а выброшенная на кучу земля уже начинает подсыхать…
  Пока мы зеваем и протираем глаза, из “таблетки” выбираются Пат и Паташон - щупленький водила, и отожраный на спирте и витаминках санитар. Не обращая на нас ни малейшего внимания, приехавшие распахивают задние двери, и выволакивают, уронив на примятую траву три длинных пакета из толстого прозрачного полиэтилена.
   - Кто тут главный хер в мире животных? - закончив выгрузку, решает нас заметить санитар.
   - Ну? - отвечаю я, подойдя поближе.
   - В получении распишись. - он протягивает раскрытый журнал, на сгибе которого лежит шариковая ручка с обгрызенным колпачком.
   - Незабудко, Сербин, Вакула, - зачем-то читаю я, перед тем, как поставить свою закорючку. Фамилии ни о чем не говорят, а рассматривать лица покойников, в поисках собутыльников или давних знакомых, как-то не хочется.
  Санитар забирает у меня журнал, сует подмышку. Труповозка, стреляя движком, укатывает в большой мир. А мы остаемся здесь…
   - Ну что, орлы мои сизеносые! - стараясь придать голосу хоть немного жизнерадостности, обращаюсь к похоронной команде, - Кладем на дно, пять минут лопатами помашем, и, как говорится на заслуженный отдых…
  Орлы, отобразив на испитых харях сложную гамму чувств, подходят к телу, что оказалось ближе всего к могиле. Когда мы беремся за края пакета, над нами взлетает туча мух. И когда только слететься успели?
   Тянем-потянем …
   - Стойте, стойте! Ну пожалуйста! - раздается со стороны центральной аллеи тонкий испуганный голосок.
  Алкаши как по команде разжимают руки. Пакет падает их стороной на землю, а я ощутимо клюю носом, лишь потом, догадавшись выпустить свой край. Совсем ты, Витек, мозги пропил, хуже черепахи соображаешь…
  По дорожке, цепляясь за сорняки, протянувшие стебли, будто растяжки, бежит зареванная девчонка. Подскочив к пакетам, она заглядывает в едва различимые лица, скрытые мутным полиэтиленом, и отшатнувшись в сторону, начинает реветь навзрыд, уткнувшись в острые коленки...
   - Э, ты чего? - касаюсь ее плеча.
   - Папа... - с трудом выдавливает она, сквозь душащие слезы, - Вчера в кафе с друзьями ушел... Не вернулся! Я и искала, и звонила... Никто ничего, ни видели, не знают... А сегодня... - она шмыгнула носом, - А сегодня мне в милиции сказали, что его утром подобрали... и в район отвезли... Я, я.. в морг позвонила, там говорят - приезжайте, забирайте... Я туда, а они его увезли уже... А вы, вы, его уже чуть не похоронили…
  Девчонка снова плачет…
  Землекопы-шабашники застыли, ожидая команды вышестоящего командования. То есть, меня.
  Ситуация, бля, хуже не придумаешь. Получается, вот это захлебывающееся слезами дите - дочь покойного армейца. И чего же ты, на полчаса позже не пришла-то, гребаный по голове?! Если сейчас родственники и знакомые начнут подтягиваться, мы и до утра не разгребемся! А за трупы я уже расписался... Не закопаем всех троих сегодня - крайним буду я. Нет, самого не закопают, загребутся пыль глотать. Но по головке Любовь Ивановна, которая Люся, точно не погладит.
  Старательно корчу самое скорбно-сочувствующее лицо, на какое способен, и развожу руками:
   - Ну а мы что сделать можем? Ты нас тоже пойми. Наше дело маленькое. Сказали - хороните, мы и хороним. Тут оставим - так по ушам получим, что мало не покажется.
  Нет, как-то плохо получается… Не те слова, неправильные…
  - Давай так, - пробую по-иному. Девчушка уже не плачет, а лишь смотрит на меня огромными глазами, - Ты сейчас реветь прекращаешь, бежишь к взрослым, и им говоришь, чтобы они шли к мэру и получали разрешение на... - на всякий случай, сглатываю “эксгумацию”, - на перезахоронение.
  Девчонка замирает в нерешительности. Пользуясь моментом, киваю алкашам. Те понятливо ухватывают ближайший пакет.
   - Не надо! - плакса подпрыгывает и визжит таким ультразвуком, что мои работнички испуганно отдергивают руки, будто их ощутимо долбануло током. Дела становились все хуже…
   - Ну что еще? - Меня, вся эта ситуация начинает раздражать все сильнее и сильнее, - Я же тебе русским языком все объяснил. Мамку зови, или кого из родичей.
   - Мама умерла. - ветеранская дочка поджимает губы, и шмыгает носом, впрочем, судя по всему, реветь она больше не собирается. - И родных у меня тут нет никого. А из знакомых папиных никто трубку не брал.
  - Ну а этот, совет ветеранов Вооруженных сил, или как их там? Они чего?
   Девочка вновь поднимает на меня заплаканные глаза. Я понимаю, что ляпнул несусветную дурость. В этом городе властям и на живых глубоко плевать, а уж ветераны…
   - Вы его что, вот так вот, вместе с этими? - Она внимательно смотрит на пакеты, переводит взгляд на яму. Знаю я такой взгляд, когда цепляются за мелкие детали, чтобы на большее не смотреть и не думать о нем. Сам… впрочем, чего уж там сейчас вспоминать.
   - Есть другие варианты? - деловито спрашиваю я.
  Дочка покойника морщит лоб, и, набравшись решимости, просит:
  - Пожалуйста, похороните папу в отдельной могиле!
  Занятнее всего то, что просьба звучит приказом. Вот же блин, радость какая! Это еще пару часов минимум корячится. Оглядываюсь на свою верную алкопехоту. На их лицах читаю свои же мысли. Мужики энтузиазмом не горят от слова “да ну нахер!”. Однако, в просьбе можно нашшупать и наш интерес...
   - Тут, солнышко ты наше, ненаглядное, какая ситуация. Мы за работу деньги уже получили. За что получили - уже сделали. Так что, как сама понимаешь, без доплаты сверхурочных ну никак!
  Вроде и не хочу, а слова заученные сами собой выходят, словно я всю жизнь бригадой могильщиков заправлял, и тон соответствующий. Язык помимо сознания работает. Сперва девочка не соображает, чего я от нее хочу, и смотрит круглыми глазами. Затем, осознав, обречено кивает, и достает из кармашка по-модному рваных джинс тощий кошелек.
   - У меня только сорок гривен. Хватит?
  Взгляд девчонки вновь наполняется слезами. А я прикидываю. Сороковник - это две поллитровых “казенки” с закусью или два литра самогона. Вместе с тем, что ждет в кабинете у Люси и “коктейлем Молотова”, что обещал принести Петро, встреченный в “Ласточке”, поминки выйдут приличные. Я степенно киваю принимаю из дрожащей руки, сложенные в несколько раз мятые купюры. Осталось самое сложное - решить вопрос с “хороняками” из похоронной команды. Каламбур вышел забавный. “Хороняки” на местном суржике - хронические алкоголики.
  Но тут мимо пролетела птица обломинго.
  - Не, Вить, мы так не договаривались... - занудил первый, - Сил нету никаких. Мы ж с утра ни ели, не пили. Яму забросаем, ты нам выдай пузырь, да мы пойдем.
   - Руки до мяса стер! - вторил ему боевой товарищ, - спина не разгибается…
  Я пытаюсь задействовать самый убойный аргумент, предложив полтора пузыря.
  Лень оказывается у алкашей сильнее пьяной жажды, и они упорно стоят на своем, будто партизаны.
  Деньги я уже взял, и отказываться от обещания не собираюсь. Значит, придется собственноручно отвечать за поспешность... Да и ветеранскую дочку жалко. Не шалашовка ведь, дочь военного, как-никак.
   - Ты, короче, погуляй часок, - твердо говорю я, снова накуксившейся девчонке, - сопли подбери, и сходи к Явдохе, знаешь, где живет?
  Девочка молча кивает.
  Отсчитываю ей двадцатку.
   - Придешь, скажешь, Витя с базара прислал. Попросишь литр, дашь денег. Не забудь - Явдоха, Витя, литр. Обратно пойдешь, захвати стаканчиков разовых, и бутылку газировки купи какой-нибудь. Только не “Живчика”! - Уточняю на всякий случай, - пока будешь ходить, как раз закончу. Тут отца и помянем.
  Девочка, сделав над собой видимое усилие, подбирает сопли и убегает.
   - А вы чего сидите? - рявкаю я на зевавших в сторонке мужиков. Совместными усилиями, опускаем в яму два пакета, наскоро забрасываем землей. Забастовщики получают расчет, и усталые, но довольные, скрываются меж холмиков и крестов…
  К моменту возвращения посыльной жара спадает окончательно. Да и я как раз заканчиваю копать. Могила вышла неглубокая, мне по грудь, и не особо широкая. Но какая получилось. Думаю, всяко лучше, чем вечная компания двух алкашей. Выбрасываю лопату на бруствер и вскарабкиваюсь наверх, умудрившись особо край не обрушить.
  - Ну что, прощаться будешь?
  Девчонка ставит на землю пакет и с ужасом смотрит на черное гудящее облако над полиэтиленом. Мотает головой, даже отступив на шаг. Что ж, и такой взгляд я тоже знаю - когда смотришь, видишь, а все равно не веришь. Что вот это и есть твой близкий человек. То есть было им… Справляюсь сам. Подтянув тело к краю могилы, осторожно, боком спихиваю. Хорошо, что покойный офицер не стал напоследок пакостить, и дисциплинированно шлепнулся на спину. Не пришлось лезть в яму и ворочать тело... Под участившиеся всхлипы оттираю ладони от земли и снова берусь за лопату.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"