Он был отъявленным антисоветчиком, но так и не смог понять нашу страну.
Он пел оды справедливости и американской демократии, но его герои всегда достигали своих целей не демократическими методами, а откровенным насилием.
Он не стеснялся рекламировать в своих книгах самолеты “Гольфстрим”, “Тайленол” и минеральную воду “Перрье”.
Но при всем этом он умел рассказывать о военных действиях и геополитике как никто другой и сделал множество удивительных предсказаний. Его главный герой Джек Райан - один из самых ярких образов современной приключенческой литературы. На его книгах, фильмах и играх выросло не одно поколение.
Да упокоится с миром тот, кто был нашим противником, но противником достойным.
Посвящается памяти Томаса Лео Клэнси-младшего (1947-2013)
Спутник наблюдения NASA скользил в ночном небе Земли на высоте почти шестисот километров. Или трехсот шестидесяти миль, как было удобнее считать многим из тех, кто кропотливо собирал и обрабатывал информацию, поставляемую аппаратом.
Как засмотрится мне нынче, как задышится? Воздух крут перед грозой, крут да вязок Что споется мне сегодня, что услышится? Птицы вещие поют, да все из сказок...
Владимир Высоцкий любил и умел выпевать согласные. На фоне мириадов мерцающих звезд и едва угадывающихся очертаний черно-синих материков хрипло-надрывные раскаты его невероятных «р-р-р-р» и «л-л-л-л», обращались в бередящий душу сюрреалистический message. Казалось, что пронзая эфир и материализуясь в сверхсовременных каналах связи, пульсирует сама неупокоенная душа великого русского барда. - Отфильтруй канал, - перекрывая песню, зазвучал в наушниках оператора усталый голос начальника смены. - Что это там у тебя за варварские звуки, Дик? Куришь травку под шаманскую музыку? - Хм. А я думал, что это вы так … шутите, ведь поют не по-английски, - в голосе оператора Ричарда сквозило неподдельное удивление. - Впрочем, сейчас проверим… Читать дальше ...
Киевский “Биг Бен” - цифровые часы на башенке Дома Профсоюзов - показывали семь ноль пять утра. Ярко-красная «Тойота» со свежей вмятиной на правом крыле съехала вниз по брусчатке Владимирского спуска, пересекла Почтовую площадь, прошла по улице гетмана Сагайдачного, вечно забитой припаркованными машинами и, не доехав до Киево-Могилянской академии, завернула направо. Боковой проезд выводил в лабиринт тихих улиц с односторонним движением. Читать дальше...
Господи, как же мне плохо… И на душе, и в душе, и вообще везде, где только можно. Где-то неподалеку играет музыка, то ли у соседей с широко открытым окном, то ли на улице. Дурацкая песенная строчка с занудным постоянством повторяется вновь и вновь, сверлит мозг разболтанной дрелью. Один в один как молитвы, что недавно показывали в передаче про буддистов. Только те бормотания пусть и нудные, зато в тяжкий похмельный сон не лезут. Без мыла, зато с ржавым сверлом. Вот ведь глупость же! Что по утрам отвратительно - каждый знает, кого не спроси. И вытья этого не надо совсем! Читать дальше ...
Секретарша Люси не поддержала разговор о погоде. Да и вообще отреагировала на Алана, как на пустое место. Бумаги, правда, у него взяла. Пока девушка прошивала доклад автоматическим степлером и набивала все положенные печати, Алан, расположившись у бесплатного автомата, выпил подряд целых две чашки ароматного «Нескафе» без кофеина. Выбросив в урну пустой стаканчик, он обвел рецепшн взглядом Джека Райана, приносящего президентскую присягу. Читать дальше ...
Есть в мире справедливость, есть! Если бы не было, то я бы по дороге концы отдал. А так, нет, дошел! Вот он, наконец! Самое для меня сегодня желанное место! Не сказать, что любимое, конечно... Родной Зареченский колхозный … Точнее, если верить вывеске над воротами, то “Торговый центр “Руса”. За воротами уже кипит привычная утренняя суета с раскладыванием товара и непременной же руганью “бизнесменов”, не поделивших места. Морду никому вроде не бьют, и хорошо. Значит, наведаемся в одно место…
За круглым конференц-столом сидели двое. Ближе к окну, откинувшись на спинку тяжелого кресла, утвердился человек лет пятидесяти с грузноватым корпусом и добрым открытым взглядом. Мягкие кошачьи движения в сочетании с обширной комплекцией делали его неуловимо похожим на Джона Траволту. Собеседником "Джона" был невысокий, добродушный чуть суетливый итало-американец с редкими зачесанными назад волосами. Он так же походил на кинозвезду, только не на Траволту, а скорее на Денни де Вито. На самом деле, разумеется, ни тот, ни другой, не были актерами. "Траволта", хозяин кабинета, являлся директором ЦРУ, а его гость “де Вито” - советником Президента США по национальной безопасности. Читать дальше ...
На кладбище мы приходим к указанному Люсей времени. Солнце клонится к земле, спеша удалиться на заслуженный отдых. Высокие пирамидальные тополя отбрасывают длинные тени на дорожки. Те, прямо как муравьиные тропы, петляют меж холмиков неухоженных, а то и вовсе заброшенных могил. Лет пятнадцать назад памятники частенько снимали, и разделав, сдавали на металл, так что, кто лежит во многих могилах было уже не узнать даже при большом желании.
В эту жаркую августовскую ночь городок Кэнтон, штат Миссисипи, отсыпался перед началом новой рабочей недели. Несколько лет назад концерн «Ниссан» построил здесь новый автомобильный конвейер для сборки американских “Инфинити”, после чего сонный столичный пригород быстро превратился в крупный индустриальный центр. В коттеджах, чей размер и стоимость, по введенным японцами корпоративным правилам, строго соответствовали положению в компании их хозяев, спали топ-менеджеры, управленцы среднего звена, инженеры, операторы, рабочие, их жены и дети. Мирный сон сон ударников самурайского труда неусыпно охраняла полиция графства. Полиции на улицах было много, и на то имелись серьезные основания.
Пока я, временами отхлебывая от Явдохиной “пляшанки”, переваливал обратно в могильную яму пару кубов земли, тени от тополей растворились в сухой траве, и над кладбищем начали сгущаться сумерки. Все время, пока шла работа, девчонка ждала в стороне, тщательно глядя в сторону и закрываясь рукавом. Иногда с ее стороны доносились приглушенные всхлипы. По уму, конечно, надо было подойти и попробовать успокоить... Но лучше я холмик попытаюсь в меру возможностей выровнять, пока еще хоть что-то видно, чем буду нести стандартное положенное вранье.
Полуостров Флорида, славный мягким климатом и удобными пляжами, является для населения Восточного побережья США примерно тем же, чем Крым для русских и украинцев - “домашней” курортной зоной. Представители среднего класса проводят здесь отпуска, люди богатые покупают коттеджи, а кубинская мафия контролирует торговлю популярным в этих зажиточных местах кокаином. И подобно тому, как Крым в советские времена имел невообразимое количество военных аэродромов, по числу полей для гольфа Флорида с большим отрывом опережает любое место на Земле, включая и самые богатые европейские страны.
Из сна меня выбрасывает внутренним толчком, разом, будто выключателем щелкнули. Странно, давно такого не было, очень давно, обычно приходится тащиться из дремоты, как из тягучего болта. Открываю глаза, гляжу в потолок. Ага, надо мной не привычная лампочка в заляпаном побелкой патроне, а самая настоящая люстра. Даже почти все пластинки “хрусталя” на месте. За окном ночь. Шторы не задернуты, и в окно бьет уличный фонарь. Откуда он здесь взялся , если окна моей халупы выходят в вечно черный, как жопа негра, двор... Значит я не дома. Принюхиваюсь. Точно куда-то занесло. Пахнет свежестью и чистотой, а не застоявшейся вонью курева и перегара.
Звонок из резидентуры застал Алана в конце завтрака. “Макдональдсы” Украины, конечно, не шли ни в какое сравнение с американскими, однако являлись единственным местом, где можно было получить качественную пищу - отличные гамбургеры, вкусную колу и, главное, кофе без кофеина, о котором в других заведениях и не слыхивали. Что поделать, нецивилизованная страна ...
Сверхзвуковой ракетоносец сто двадцать первого тяжелого бомбардировочного авиационного полка Ту-160 выполнял плановую пятидесятикилометровую "коробочку". Полет по аэродромному кругу, проводившийся по предписанию завода-производителя, по сравнению с боевыми дежурствами и участившимися за последние годы учениями был несложным. Он напоминал утренний выгул собаки - рутинную и не требующую особого внимания процедуру, поэтому экипаж, четыре высококлассных летчика, почти не ощущал характерного полетного напряжения.
Мы - я и Мила, стоим на краю центральной русинской площади напротив сквера с геройским бюстом. Площадь большая, будто стадион и, по причине понедельника совершенно безлюдная. За гранитной спиной земляка-космонавта виднеется грязно-желтое одноэтажное здание с припаркованным бобиком-ментовозом. В дальнем конце “майдана” скучают, ожидая пассажиров, маршрутки, обшарпанные и замызганные, как и все здесь. На одном из этих стальных коней нам предстоит покинуть ставшую крайне негостеприимной Русу. От греха, так сказать, подальше. Но перед стартом требовалось выполнить обязательную программу. Она, правда, была достаточно скудной, и состояла всего из пары пунктов, но пунктов весьма важных и равнозначных.
Пашкин Роман Александрович, майор ФСБ, заместитель начальника отдела ДВКР[1] 6950 Гвардейской авиационной базы первого разряда в городе Энгельс, вчера загулял, и загулял бессовестно. Но бог с ней, с совестью, которую Роман Алекандрович, по его собственным словам, еще в детсаду на яблоко поменял. В этом его загуле усматривался целый список серьезнейших нарушений, где “злоупотребление крепкими спиртными напитками” и “аморальное поведение” оказались на скромном последнем месте. Возглавляли же этот гипотетический список такие серьезные вещи как “превышение полномочий в корыстных целях с признаками коррупции”, “подача недостоверных сведений о своей агентурной деятельности” и “склонение к интимной близости с использованием подчиненного или зависимого положения партнера”. К счастью для Пашкина, список этот существовал только в его собственной голове.
Спать в Русе ложатся так же, как и встают. В смысле, рано и по солнышку. Поэтому после заката в городке достаточно безлюдно. И можно перемещаться, оставаясь незамеченным. Особенно, если знаешь, как это делается.
Идущий вдоль бесконечных торговых рядов в уйгурском квартале лаовай, украинский летчик в изрядно помятой форменной белой рубашке с нашивками на коротких рукавах, был явлением здесь привычным и ажиотажа не вызывал. Как писал великий Конфуций “Рыба ищет где глубже, а украинский лаовай - где дешевле”. И еще добавлял мудрец: “Когда родился хохол-цзы, то уйгур-цзы заплакал” …
Как ни хотелось спать, но мы с Милой покинули НУП и остаток ночи потратили на марш-бросок. Трофейные стволы и ксивы я припрятал под бетонной плитой, ментовские деньги, правда, оставил себе. За аморальный ущерб.
Вертолет «Робинсон R44» гражданской модификации - четырехместная машина бизнес-класса поднялся с летного поля международного аэропорта Шарджа и, перелетев через невысокую горную гряду Хаджир, начал широкий разворот над столицей эмирата Фуджейра. Советник президента США по вопросам национальной безопасности Виктор Морган разглядывал сквозь большое лобовое стекло белый треугольник городка, что раскинулся на берегу Оманского залива. Морган с ностальгией вспоминал те безмятежные времена, когда он мог позволить себе прилетать сюда, как простой турист. Фуджейра была местом, в котором как нигде можно ощутить вкус жизни.
Магнитофонная исповедь Вити Сербина при трезвом рассуждении оказалась чемоданом без ручки, при этом набитом совсекретными документами. То есть, выкинуть нельзя ни при каких обстоятельствах, а утащить с собой - невозможно. Выход один - как можно скорее передать пленку “куда следует”, а после сидеть как мышь под веником, в ожидании, когда хорошие парни найдут бомбу и разгонят плохих парней. Может даже меня наградят … Нет уж, нахер всяческие награды, тут бы живым остаться … Мысль “куда следует” плавно перетекла в вопрос “А кому следует?”. К счастью для многострадальных мозгов, тут мой выбор оказался совсем невелик
Александр Николаевич Емельянов, бывший командир стратегического бомбардировщика Ту-95, а ныне - полковник запаса, совладелец и первый заместитель генерального директора транспортной авиакомпании, на свои пятьдесят семь лет совершенно не выглядел. Сам Емельянов считал, что здоровье и подтянутую фигуру, он удержал исключительно благодаря основному принципу, что регулярно повторялся для друзей и знакомых: “Из дому следует выходить только в двух случаях: чтоб заработать, и чтоб потратить!”. Сейчас, отставной летчик находился в пути от одного к другому.
- Товарищ подполковник, это Пашкин. К вам сейчас можно зайти? - Что-то срочное? - В общем, да. Есть инициативные версии по происшествию … Даже через мембрану допотопной трубки внутренней связи ощущалось, как лицо шефа, и без того не голливудское, при слове “инициативные” собирается в недовольно-раздраженный кукиш, каким только детей пугать... - Жду! - подполковник швырнул ни в чем неповинную трубку на рычаги. Текст пояснительной записки, результат нескольких дней интенсивного умственного труда, уместился на один лист. Пашкин поелозил мышью в районе кнопки “Печать”, но в последний момент передумал. “Для начала просто озвучим”, подумал майор, выключая комп и вставая из-за стола
Встречу с прикомандированным оперативником Беркович, по настоянию шефа, назначил в подземном торгово-развлекательном центре. Почему Аткинс настаивал, чтобы их не видели вместе в уютной безопасной резидентуре, Алан так и не понял. Да в прочем, это было неважно. В суете огромной галереи, тянущейся под одной из центральных главных городских улиц чуть ли не на целую милю можно было устроить совместное заседание Аль-Каиды и Организации освобождения Палестины, и никто бы этого не заметил.
Мила просыпается раньше меня, о чем сообщает густой кофейный аромат, который во мгновение ока поднимает из постели и влечет на кухню. Окончательно просыпаюсь, лишь приложившись из-за всей дури к дверному косяку. Девчонка смеется. Оказывается, пока я беззастенчиво давил на массу, она успела выскочить к близлежащему магазинчику и приготовить завтрак. Хозяйственная девка. Ей бы повзрослеть годков на пять… И внушить, что прежде чем куда-то нос высунуть, надо спросить меня. Девчонка в своем вчерашнем наряде, и меня снова начинает глодать воспоминания о той ночи. Вернее, даже не воспоминания, а мысли. Было или не было?...
С высоты птичьего полета три авианосца, дрейфующие неподалеку от плавучей базы «Эльдорадо», смотрелись акулами рядом с кашалотом. Единственный пассажир чартерного "Гольфстрима" не отрываясь, глядел в иллюминатор на плавбазу и вспоминал все, что ему было известно об этом удивительном творении человеческих рук.
Из прострации меня выводит писк сигналов точного времени, что доносится от ларька, торгующего музыкальными дисками. «Радио-Маяк», ежечасный пятиминутный блок новостей. Три часа дня. Оказывается, двигаясь как робот, я свернул в сторону книжного рынка, и теперь плетусь вдоль бесчисленных раскладок, среди негустой по буднему дню и рабочему времени, толпы. Бейсболку я оставил в машине, и тяжелое августовское солнце нещадно жарит макушку, давит на психику. Точнее на те ошметки, что от нее остались.
Телефонный разговор был коротким. Правда, с самим губернатором переговорить Пашкину не удалось. Но поняв, кто звонит и о чем пойдет речь, помощник сказал: “Приезжайте в любое время, шеф примет, я закажу пропуск. И чем раньше, тем лучше”. Покинуть отдел удалось вроде бы незаметно. Служба “молчи-молчи” имела свои преимущества, никому бы и в голову не пришло поинтересоваться, почему замначотдела, переодевшись в гражданку , покидает расположение штаба не дожидаясь окончания рабочего дня и на личном автомобиле. Куда идем мы с Пятачком - большой, большой секрет …
День тратится на вдумчивую и тщательную подготовку к разведрейду на Русу. Точнее - на аэродром. А еще точнее, к тому месту, где, если верить магнитофонной исповеди Вити Сербина, лежит и ждет своего часа самая что ни на есть настоящая атомная бомба. С утра просматривая новости, нахожу нехорошее упоминание о событиях в Энгельсе. Тамошний губер, что громко разорялся насчет наличия фактов о диверсии, не далее как сегодня утром снят с должности. В связи с переходом на другую работу. В переводе с газетного официоза на реально-оперативный эта чехарда показывает, что те, кто за всем этим стоит смогли снять с поста даже губернатора, который говорил не то, что следовало. А снять российского губера можно исключительно из Кремля…
Старенький геологоразведочный вертолет с облупившейся краской и следами ржавчины на бортах оказался на редкость шустрым. Едва захлопнулся люк, как двигатель громко застрекотал словно хорошо отлаженные часы и он взмыл в серое приволжское небо. Пашкин вжался в продавленное кресло из вытертого дермантина. При этом, следуя вошедшей в кровь привычке, не забывал внимательно поглядывать по сторонам с безразличной ухмылкой.
К Русе подъезжаю с противоположной от Киева стороны, мало ли что. К счастью, вокруг аэродрома все тихо. Огромное летное поле тихо дремлет, не опасаясь таких как я нежданных гостей. Опель оставляю скучать метрах в трехстах от аэродромного ограждения, в тихом кармане. Пусть постоит, отдохнет с дороги. А мне отлеживаться некуда - еще несколько часов и небо начнет светлеть, а такое счастье и нафиг не надо. Для того, чтобы выкопать узкий шурф, понадобится часа два-три, не меньше... Запихиваю лопатку под “спину” рюкзака, сверху прищелкиваю миноискатель. Дозиметр в один карман, пистолет в другой. Оба ножа еще со старта в набедренных карманах штанов. Чехол с навигатором вешаю на шею. Луна, луна. Цветы, цветы … В смысле луна почти полная. Висит над головой, щурится, мол, творческих тебе успехов, друг … Щурюсь в ответ, но цепляю на лоб ноктовизор. Случаи, сами знаете, бывают разные...
Над Чесапикским заливом вставало солнце. Виктор Моррисон сидел в кресле на балконе второго этажа собственного дома и наблюдал за тем, как на противоположном берегу озера Оджлтон осторожно бредет, охотясь, серая цапля. В свое время озеро было соединено с заливом искусственным каналом и превращено в отличную гавань для частных яхт, особенно чудесную сейчас, в пору раннего утреннего безлюдья. Советник президента чувствовал умиротворение и спокойствие, редкие для человека его темперамента и занятий. Настоящее его имя было не Виктор, а Витторио. Он вырос в пригороде Балтимора, в итальянской семье Морано. С легкой руки двух знаменитых италоамериканцев: писателя Марио Пьюзо и режиссера Френсиса Форда Копполы, в общественное сознание въелись два устойчивых мифа. Первый, что все американцы итальянского происхождения - сицилийцы, и второй, что все сицилийцы - члены мафии. На самом деле это не так. Подавляющее большинство граждан Америки с мелодичными фамилиями, заканчивающимися на «о», не имеют ничего общего с преступными организациями, контролирующими незаконную деятельность в основном в Чикаго и Нью-Йорке, а среди эмигрантов из Италии доминируют апулийцы и калабрийцы. Родители Морано были простыми добропорядочными американцами. Отец - механик в большом гараже, мать - кассир супермаркета. В жизни их семьи не было ничего примечательного, если, конечно не считать событий произошедших во время Второй мировой войны.
До квартиры добрались без приключений. По уму, тащить с собой гражданина Берковича прямиком в нашу берлогу, не стоило. Но отпустить его - тоже самое, что выйти на Крещатик с плакатом “Вот он я! Хватайте!” А убивать парня просто так, по принципу “шоб не було!”, рука не поднялась. Окна квартиры не светятся, но Мила не спит. Не успеваем выбраться из лифта, как начинают щелкать многочисленные замки. Дверь открывается. Девчонка стоит на пороге все в том же лолитском прикиде. С кухни, на площадку тянет многообещающими запахами. Если бы не стонущий под боком Беркович, и не общая задолбанность организма, отвыкшего от суточных, считай, марш-бросков, можно было подумать, что никуда я и не уезжал. Так, выходил во двор пива бутылочку всадить.
Один из самых богатых и влиятельных людей Восточной Украины был мусульманином. Для большого бизнеса нет, конечно, ни эллина, ни иудея, но человек, выросший в семье, почитающей пророка Магомета, с молоком матери впитывает уважение к религиозным лидерам ислама. Поэтому вежливую просьбу одного из влиятельных саудовских имамов, позвонившего из Медины, олигарх воспринял если не как приказ то, во всяком случае, как руководство к действию. Тем более что просьба оказалась и в самом деле пустячной - всего лишь перевезти некоего человека из одно места в другое, не привлекая к персоне внимания и не оставляя следов. Эка невидаль...
Первые дни в новом составе - я, Мила и Алан, проходит в тягучем и неуютном ожидании. Делать совершенно нечего. В Русе, не говоря уже про аэродром, сейчас не протолкнуться. После пожара комиссии друг у друга по головам ходят. А уж чекистов с ментами - хоть жопой ешь. Не, нафиг-нафиг! Спалюсь мгновенно. Поэтому, остается только ждать и спать… В конце-концов , Руса пропадает из новостных телепрограмм и лент новостей. Пожар потушен, виновные назначены и будут наказаны, погибшим отданы надлежащие почести. Что же, стало быть сегодня и выдвигаюсь ...
Цех для литья бетонных конструкций занимал все внутреннее пространство большого кирпичного здания. Вентиляционные отверстия под самой крышей давно облюбовали для гнезд воробьи, не позволяя ночному воздуху хоть немного освежать огромное сумрачное пространство, было очень душно. Джамаль кивнул охраннику, скучающему у въездных ворот и вышел на улицу.
След от бульдозера, или чем там еще эти сволочи утащили боеприпас, виден отчетливо. Даже навигатор не нужен. Прислушиваясь к окружающим шумам, пригибаюсь и легкой трусцой пробегаю по рубленному траками маршруту. Судя по следам, метров через двести бульдозер выехал с проселка на вымощенную разбитыми плитами аэродромного покрытия дорогу. Но я и так уже понял, куда утащили привет из прошлого. Асфальтовый завод. За время жизни в Русе, про это предприятие несколько раз слышал, но особо не интересовался. Не входило оно, понимаешь, в круг жизненных интересов. Поэтому, и знал только то, что положено было знать обывателю, непричастному ни к каким секретам.
К базе, укрытой в развалинах древней крепости, вел всего один путь - через глубокое сырое ущелье. Даже не дорога - тропа, что петляла худосочной гюрзой меж скал и обрывов. Она была столь узка, что маленький караван из двух камуфлированных “Лендроверов” с турецкими номерами, которые встретили Джамаля на аэродроме в Хьякари, едва сумел разминуться с отарой овец, конвоируемых пастухом и парой мелких, но шумных собак.
Посыльный, как и обещал вчера капитан, постучался в дверь номера ровно в без четверти восемь. К этому времени Пашкин, выспавшийся и умытый, заканчивал завтракать трофеями, обнаруженными в холодильнике. В ванной помимо мыла, шампуней и полотенец, нашлись и одноразовые бритвенные станки, из чего майор сделал вывод, что прием гостей, не успевших собрать вещички, в этих интересных местах - дело вполне привычное. Приведя по возможности в божий вид помятые в путешествии брюки и пиджак и наскоро завязав галстук, Пашкин вышел на улицу.
Картина, висевшая в кабинете у Моргана в Белом доме принадлежала кисти художника девятнадцатого столетия. Небольшое, шириной примерно пятнадцать дюймов, полотно изображало малопочтенный эпизод американской истории, а именно пожар в резиденции президентов, устроенный британскими морпехами в 1814 году
Мой “Опелек” стоит там, где оставил, поэтому обратная дорога из Русы в Киев проходит без происшествий. Не считать же неприятностью легкий занос на трассе? В столб не впилился, и слава богу. На Киевской базе долго задерживаться не планирую. Да и не получится, время не ждет. Влезу в душ, поменяю шмотки, прихвачу с собой Берковича. Вторым водилой, а в случае удачи - свидетелем. Чтобы не будить свою инвалидскую команду ограничиваюсь СМСкой для Милы: “Выехал, скоро буду. Готовьте цыган и медведя”. Проснется - прочтет. Покрутившись по дворам нахожу место, где можно припарковаться, топаю к дому с рюкзаком на плечах, поднимаюсь на лифте. Гадкое какое-то предчувствие у меня, однако и ситуация не из самых веселых, да и устал я за двое суток, проведенных словно внутри боевика Джона Ву. Тут любому что хошь почудится... Открываю два замка, захожу. Хоум, свит его мать, хоум…
Джамаль сидел в ротанговом кресле, наособицу от общей суеты и наблюдал за парой лебедей, которые с невероятной грацией скользили по водной глади. Рядом суетились хозяева стоящего чуть выше, почти на опушке леса, коттеджа, выстроенного специально для «отдыха» в стороне от любопытных глаз. Будущий глава суверенной Республики Курдистан получил отличное образование и всегда интересовался историей тех мест, где ему доводилось бывать. Он знал, что это подчеркнуто живописное озерцо, окруженное рощами и лужайками было отнюдь не уголком местной природы, а искусственным ландшафтным парком, который создал, не жалея денег, живший здесь в девятнадцатом веке малороссийский магнат. Плод его замыслов и трудов пережил все катаклизмы века последующего, радуя глаз и душу.
За несколько часов оставшихся до заката, Пашкин успел забежать в столовую, вернуться в номер, перекемарить часика два и разобрать тюки новоприобретенного имущества. Жаль, разбирать пришлось на бегу. А то ведь одна только электроника, которой комплектовался новомодный “Ратник”, требовала долгого и вдумчивого изучения. Не говоря уже про прочее снаряжение, своим количеством и качеством греющее куркульские нотки, что неожиданно проснулись в майорской душе. Эх, и “Кречет” бы опробовать, а то про коллиматор этот много чего слышал, но в руках не держал.
Туман, сумерки. Над пустырем, заваленным каким-то металлическим мусором клубятся низкие темно-синие облака. - Виктор! Виктор! - доносится из тумана хриплый сдавленный голос. Метрах в десяти стоит Бондаренко. Весь в тине и водорослях. - Виктор! - капитан снова хрипло зовет меня. По лицу Сереги разбросаны трупные пятна. Он в помятой фетровой шляпе. Поднимает правую руку в перчатке с когтями из бритвенных лезвий. На мокром реглане проступают черные и красные полосы…
На спутниковых фото место предстоящей посадки казалось ровным как стол. В реале же трясло так, что майор чуть было не пробил головой дыру в потолочной обшивке. Хорошо хоть догадался шлем нацепить. Шлем, в отличие от привычного СШ-68 оказался удобным. На лицо не сползал, из стороны в сторону не мотылялся. Нет, все же коммунизм, пусть даже и военный - великое изобретение человечества! Сквозь приоткрытую аппарель в самолет ворвался свежий воздух. Ночная прохлада пахла пылью, горами, немного травами, и свежей кровью.
Промбаза небольшого провинциального городка просыпается вместе с солнцем. На речном берегу тишина никогда не бывает полной. Даже рано утром, когда белесый туман покрывалом стелется над водой, ухо то и дело улавливает разнообразные звуки. Стукнула уключина в лодке. Вскрикнула гортанно и резко птица. Плеснула рыба. Замычали коровы. После того, как небо начинает светлеть, к деревенским шумам начинают примешиваться “производственные”. Гудение автомобильных моторов, гудки, стук металлических деталей, рокот пробуждаемых механизмов. База имеет собственный “порт” - намывной глубокий залив с лабиринтом бонов для катеров и старыми полузатопленными баржами, что, нахватав дырявыми бортами воды, привалились к берегу, словно выбросившиеся киты. Они приспособлены для причалов. В это утро и здесь необычно тихо, будто объявлен неожиданный выходной. Для всех, даже из вагончика охраны, расположенного у въезда, не доносятся как обычно пьяные голоса. Да и кому придет в голову воровать предназначенный к погрузке товар - тяжелые железные швеллера, щебень, песок и глыбы необработанного гранита?
Мы выезжаем из города, углубляясь в лес. За лобовым стеклом “Порш-Кайена” мелькают деревья. Короленко ведет машину, не оглядываясь по сторонам. Вслед за нами пылит “УАЗ-Патриот” с тонированными стеклами и эмблемой холдинга на дверях. Стекла в “Порше” - пуленепробиваемые. Не такой уж, похоже, тихий район…
Сижу на переднем пассажирском кресле, курю. Сзади, к огромному моему недовольству, трутся плечами еще не пришедшие в себя и не соображающие пока еще, что к чему, Мила и Алан.
Рядом со мной за рулем - дядя Леша. В прошлом командир отдельной разведроты, однокашник и друг отца, непременный участник семейных торжеств. Затем - Алексей Петрович, подполковник в отставке, руководитель секции рукопашного боя, у которого я несколько лет занимался перед поступлением в Одессу. Выпустившись, узнал, что они с женой уехали куда-то на Брянщину …
В жизни у Виктора Моргана не раз и не два случалось так, что его карьера висела на волоске. На заре туманной юности студент-калабриец Витторио Морано чудом избежал исключения из университета, после того как в его комнате полиция обнаружила наркотики - спасла тривиальная взятка. Копу-латиномериканцу грозил штраф за просрочку выплаты за машину, и он решил “не ломать судьбу парню” ... Через несколько лет он еще совсем малозначительный клерк, едва не попал в тюрьму за “платное ознакомление заинтересованных лиц с секретными следственными материалами окружной прокуратуры штата”. Но снова вмешалось Провидение. Агент ФБР, раскопавший ответ на вопрос, почему местные мафиози стали так хорошо осведомлены о разных уголовных делах, нелепо погиб от рук чокнутого стрелка, ворвавшегося в супермаркет, куда агент приехал на шоппинг со всей семьей. Пожалуй самые неприятные минуты довелось пережить секретарю сенатского комитета, уже Виктору Моргану, когда самолет с иракскими “трофеями” оказался остановлен на взлетной полосе багдадского аэропорта для досмотра военной полицией. Ребята с повязками “MP” явно что-то прознали, за их спинами уже блестели объективами камеры журналистов. Морпехи полковника Метью подоспели очень вовремя … Но по сравнению с нынешней ситуацией это были просто детские игры. Чем выше поднимаешься по крутой социальной лестнице, тем глубже пропасть, в которую рискуешь упасть.
Меня будит ненавязчивое курлыканье стоящего на прикроватной тумбочке стационарного телефона. Подношу трубку к уху, одновременно косясь на часы. Петрович. - Собирайся. Рассвет начинается. Вылет минут через сорок. На душ и одевание - минут пятнадцать. Потом спускайся вниз, кофе глотнем и вперед. - Берковича разбудили? - Занимаемся, - хмыкает Алексей и кладет трубку. Хмыканье его звучит настолько двусмысленно, что первый мой порыв - ломиться в комнаты Милы и Алана, страшно боясь обнаружить, что они провели ночь вдвоем. Хотя, коронное хмыканье «дяди Леши», в равной степени может касаться и меня. Тайны я, конечно, хранить умею, о чем свидетельствует хотя бы, имевшийся в прошлом, допуск к документам особой важности. Но в данном конкретном случае, утечка информации сексуально-личного характера - целиком и полностью плод наших с Ольгой коллективных усилий. Кто же мог предполагать, что кровать - с виду мощная и надежная, окажется такой хлипкой, а крутейший ортопедический матрас может скрипеть похлеще, чем совковый клоповник с пружинами из танковой стали?
Два часа до Моздока Пашкин отсыпался - доконала беготня по горам. После посадки, соорудив из пары пистолетных ремешков поводок, выгулял по бетонке трофейного зверя. Щенок кавказской породы к ограничению свободы отнесся категорически отрицательно - дергался и рычал, как маленький тигра. Впрочем, продолжалось сопротивление недолго - зверенышу быстро нашлось занятие по душе. Сперва песик облаял вонючий топливозаправщик, после оторвался на зенитчиках, за которыми приехал автобус, а в конце концов, под раздачу попали ФСБ-шники, в чьи добрые и заботливые руки Колчин передал пленных курдов. Завершив охранные мероприятия, Ариф деловито поднял лапу на самолетное колесо. Пометил территорию, после чего, дернув поводок, деловито потрусил по аппарели в отсек, будто это он выгуливал Пашкина. Проходя мимо ядерщика-предателя, щенок вздыбил шерсть и поднял верхнюю губу, обнажая маленькие, но острые клыки.
Вызов по номеру, указанному в закрытом правительственном справочнике пришел в тот самый момент, когда Виктор Морган уже всерьез готовился писать прошение об отставке. - Это Дик. Дик Робинсон. Я дежурный оператор ОЦНБ[1], сэр! Память на людей у Моргана была почти абсолютной, но ему пришлось изрядно покопаться в “дальних архивах”, чтобы припомнить чернокожего паренька, племянника подруги еще живой тогда матери. Помнится, по ее просьбе он пристроил мальчишку к делу - обеспечил правительственный грант для учебы в Национальном Институте Криптографии, и проследил, чтобы после выпуска парня не загнали куда -нибудь в Юту или Неваду. И поскольку Виктор считал, что всякое доброе дело должно быть вознаграждено, то на всякий случай твердо проинструктировал протеже о том, что наиболее ценную информацию тот должен первым делом передавать своему благодетелю… Впрочем практической пользы от "негритенка", как прозвал его про себя Морган, было немного, точнее никакой, и советник давно не вспоминал о нем.
Черный минивэн с фсб-шными номерами выскочил из-за поворота лесной дороги и тут же заскрипел тормозами. Асфальтовую полутороколейку наглухо - от сосны до сосны - перегораживал тентованый двадцатифутовый прицеп. Видать, заснул водила и, как в протоколах пишут, “не справился с управлением”. Прапорщик - водитель брянского РОСНа своего гражданского коллегу хорошо понимал. Он сам устал как собака, и перекемарил минут восемьсот за милую душу. Проверить что там случилось, конечно надо. Вдруг дальнобойщику плохо стало, или разбойное нападение. Места глухие - знаменитый Брянский лес, из которого последних “братьев” выкурили аж в пятьдесят первом году, да и то с огромным трудом…
Баржа осторожно втянулась в шлюз, и ворота за кормой затворились, медленно, с ритмичным грохотом скрытых за металлическими стенами механизмов. С полудня облака начали затягивать небо. Поначалу они робко прокрадывались из-за края земли, пугаясь солнечного света. Но затем осмелели и двинулись в атаку пасмурной небесной конницей. Облачность быстро затянула все от горизонта до горизонта, так, что сумрачная прямоугольная камера бьефа с мокрыми осклизлыми стенами стала похожа на огромный вытянутый колодец. Джамаль поднялся на верхнюю палубу и сел на выступ у открытого люка рулевой рубки. Организм настойчиво просил хоть маленькую затяжку, но пока пришлось позабыть об удовольствии.
Собранный для разврата народ - пятеро корреспондентов, одетых в гражданское с легкой примесью милитаризма, кучковался в углу, всем видом изображая крайнее возмущение происходящим. Ну и, наверное, из-за того что “свободной прессе” до сих пор кофия не принесли на подносе. И какавы, блядь, с чаем. Суки!
Ничего не подозревающий зубр чудом избежал страшной участи. Сгоряча хотели забить на мясо, но одумались. Как-никак, животное в Красной книге. Да и вообще далеко не убежит, один хрен. Прикормленный. Заночевали в пустом охотничьем домике. Деревянная хатка с печкой, запасом дров и заначкой консервов, ясен пень, не могла вместить отделение в десять рыл плюс взводный и прикомандированный чекист. А посему, половине отдыхающей смены пришлось укрываться в сарае, к счастью, доверху набитом сеном, заготовленным с осени. Иванов и чекист по командирской привилегии разместились на крохотном чердаке. К зимникам старлею было не привыкать. Детство его закончилось развалом союза и смертью деда. В родном бурятском поселке Джида (он же станция, он же военный аэродром, он же родина Чингисхана) с лета девяносто первого года зарплату не получали даже продавцы единственного в районе коммерческого магазина. Жрать было нечего и пять лет до призыва в армию будущий комвзвода провел вместе с отцом в тайге, кормясь зимой и летом одной охотой. Петрову же позволял ночевать на холоде заграничный крутой прикид.