Страж возник у входа в галерею за долю секунды. Вызов пароля вспыхнул букетом разноцветных искр, и Эд вместо отзыва сделал в падении два выстрела – один на метр над полом, второй повыше охранника – одновременно с пущенной тем очередью. Упав, откатился: струя огненных брызг плетью хлестнула по месту где он коснулся пола, затем дернулась кверху, сбив первый снаряд. Второй снаряд разорвался в корпусе стража, взмывшего в пологом прыжке. В грохоте ударивших в стены обломков Эд помчался к оставленному на верхнем уровне катеру. Там, в раскаленном мареве, наперерез ему кинулись похожие на гигантских скорпионов пустынные охотники. Подстрелив ближайшего, Эд нырнул в кабину и рванул машину вверх, заложив вираж к развалинам в прибрежных зарослях. Если не проникнуть к Ёзгюр в одиночку – путь проляжет по тропам их врагов.
Ёзгюр вели обособленное существование независимо от союзов, партнерств и внешних обязательств, их идеалом были развлечения ради развлечений, и необходимая для этого полная свобода. Равенство полов было абсолютным – потомство созревало в сменяющихся искусственных средах: положенные природой девять месяцев – в биосовместимой стационарной плаценте, а после – внутри автономной системы, питающей растущий организм и стимулирующей его развитие с помощью виртуализированной реальности. На входе процесса – тщательно отобранные оплодотворенные яйцеклетки (клонированные организмы были редким исключением), на выходе – социально адаптированный молодняк, уже после развиртуализации. Общество Ёзгюр со временем перестало меняться. Когда обитатели сопредельных поселений нашли способы похищать и приспосабливать для своих целей их биоагрегаты – Ёзгюр стали усиливать охрану. Для борьбы с набегами “вредителей” устраивались облавы и охоты – любая деятельность превращалась в развлечения. Нерешительные попытки перестроить биопроизводство и перепрограммировать живые агрегаты окончились неудачей.
Когда скользящий сквозь мангры катер отыскал стоянку, навстречу ему из тени выбрались три коренастые фигурки. “Не хлюпай, леший” – Угрюм цыкнул на Гагана, оглянулся на Мурзайку: та шла бесшумно, но забывшись, вскрикнула – указав на кляксы крови охотников на борту катера: “Чужак бился с гончими Сарисрипов! Он – враг наших врагов!” Угрюм велел замолчать и, сложив ладони, склонился перед прибывшим: “Приветствую тебя, Сакши”. В давние годы его предшественник всегда начинал с формулы “Я несу сопричастие”, но Эд просто поклонился в ответ и посмотрел в глаза Гагану. Тот враждебно глядел на чужого, которому их вожак едва доставал до локтя, и вздрогнул когда пришелец, растягивая слова на манер стариков, потребовал отвести себя к Знахарю.
“Называем себя воинами, хотя попросту паразитируем на их городе,” – слушать Знахаря было обидно. “Они повторяют эволюцию, скажем, птиц... Ведь птицы, самые высокоразвитые теплокровные, за десятки миллионов лет отошли от живорождения, так? Освоили полет... эффективность их мозга выше чем у людей – я говорю про прежних, подлинных людей, до появления Второрожденных”. Гаган с сестрой остались стеречь снаружи, к ним присел Пигляк, знахарев ученик; все трое вслушивались в малопонятный разговор. Пришельцу требовалось проникнуть в логово Сарисрипов: забрать оттуда какого-то спрятанного соглядатая, и ему открыли план готовившегося набега на воспиталище проклятых гадов. Знахарь продолжал: “...Устраивают ловушки с приманками, травят как вредителей...” Гагану вспомнилось как брат Уржит вернулся с Красного отрога и рассказал, что нашел зачарованный шатер полный волшебных ароматов, и провел там часы без счета, заполненные сладкими видениями. Спустя несколько дней большая часть их выселок скончалась от остановки дыхания, а домишки пришлось сжечь.
“Прежде рассуждали: люди хоть и думают по-разному, но все же могут иметь общее потомство, ведь все – одной крови? А сейчас? Породы человеческие теперь смешиваться не могут, а уж языка общего... Как учил Людвиг – если бы лев говорил на нашем языке, мы все равно его бы не поняли! Чуждые социумы, абсолютное несовпадение жизненного опыта... Быть может, только Второрожденные способны понять хоть что-нибудь... Или и это уже не так?”. В ответ Эд не проронил ни слова. Гаган шепнул: “Кто это – Людвиг?” Пигляк молча указал на изображение мудреца со стремянкой. “А что за Лев?” – “Это вроде кота, но размером с гончих у Сарисрипов...”
Угрюм с воинами и чужак скрылись в расщелине ведущей к тоннелю под городом Сарисрипов, а трое подростков вернулись к жилищу старика. Мурзайка стала допытываться: “Отчего они нам не помогают?” Знахарь вздохнул: “Перворожденный, приходя в этот мир, сначала не понимает – на что смотрит, не отличает плохого от хорошего, всему должен учиться. А Второрожденный, едва открыв глаза, знает сразу все что успели постичь их старшие, и может учиться дальше. Но плохое от хорошего ему отличить все равно не удается. В былые дни они верили, что смогут разобраться – если узнают больше. И сейчас, кажется, продолжают собирать знания, а понять – кто прав? – уже не чают. Никого убивать не хотят, но кому помогать – решить не могут...”
А Гаган все думал, как пришелец, пожимая ему на прощание руку, сказал: “Береги себя, сестру, и этого тощего тоже”. И пообещал: “Увидимся. Как вырастете – будет о чем поговорить.”