Подарок для моего любимого пинателя и вдохновителя - ИДЫ.
Все дороги рано или поздно заканчиваются. Неважно чем: непроходимым завалом, прочной кирпичной кладкой маленького тупика, распахнутой дверью родного дома или пропастью. Человек устает идти, бороться, догонять.
Бежать.
От прошлого, боли, страха. От себя.
Человек просто устает и, останавливаясь, надеется, что больше ему никогда не придётся оглядываться назад, ожидая нападения или взгляда: пристального, ожидающего. Прощального. Не придётся бросать и забывать, перешагивать, заставляя себя смотреть вперёд, не оборачиваться на оставленные тела друзей и случайных знакомых. Любимых.
Но для кого-то бег не прекращается никогда.
По кругу...
Кажется, что вот она - уютная пристань, куда можно сойти и где остаться навсегда.
А потом, как-то ночью закрывая глаза, понимаешь, что больше не можешь оставаться на одном месте. Стены города давят на сердце, сжимают его тисками и давят, давят, давят... И вот уже лежишь на постели парализованный смертельным ужасом, что больше никогда не сможешь ощутить бег, неровную дорогу под ногами, бесконечный простор свободного пути. Что так и останешься сдавленным, бесполезным куском лежать на этой кровати. Потерянный темп жизни гулким эхом отдаётся в висках, а в горле знакомо пересыхает при мысли о заросших, ещё нехоженых тропах.
Но вот вырывается тяжелый выдох, сердце ещё раз тревожно сжимается, но продолжает биться: тук-тук, тук-тук. Прислушиваешься к ночному, сонному городу, укрытому душным покрывалом, сотканным из бархатной тьмы и звезд. Он живет какой-то своей, древней жизнью, незаметной для людей. Он согласился их принять, но никогда не откроет все свои тайны.
Он тоже ждет.
А впереди уже нет ни погонь, ни сражений, ни терпкого вкуса опасностей.
Только спокойная жизнь.
Быть может, даже старость, до которой когда-то боялся не успеть добежать.
Только теперь боишься её.
- Уже всё?
Ронон обернулся на голос и сверху вниз посмотрел на собранного Маккея. Родни, тяжело дыша, свалил у ног тяжелую сумку, с легкой завистью отметил маленький мешок сатедианца.
- Тейла ушла пять минут назад, - сухо отвел Ронон.
Родни кивнул.
- Не попрощалась?
Ответа не потребовалось. Тейла, конечно же, обняла Декса, даже пожелала ему удачи, коснувшись тёплыми губами его небритой щеки, но только тон её говорил скорее о недоверии, что грубому диковатому мужчине может пригодиться удача.
- А вот Дедал опаздывает... - пожаловался Маккей, чтобы растягивающаяся пауза не стала совсем невыносимой. - Только подумать! Я глава проекта! - в глазах Родни зажегся знакомый фанатичный огонек, и теперь уже он смотрел на Декса сверху вниз, понимая, что Ронону никогда не осознать всей сложности запускаемой ими программы.
Мужчина кивнул.
Главное, чтобы в последний миг не передумать. Не остановиться у черты врат и не оглянуться назад. Иначе, так и не сделаешь последнего шага, чтобы время и пространство разделило жизнь на прошлое и настоящее, в котором уже не останется места для воспоминаний о городе Древних, головокружительных приключениях, тепле и дружбе.
Если Ронон обернётся - обязательно увидит Джона, замершего на ступенях. Он будет спокойно смотреть на Декса, может быть, только кивнет ему на прощанье. И тогда он не сможет переступить грань.
Нельзя уходить, оставляя за спиной не законченные разговоры, недосказанные слова, не отданные долги. Нельзя уходить, понимая, что потом пожалеешь об этом. Можно оставлять развалины знакомых городов и пожарища приютивших его селений, но размеренную теперь уже счастливую жизнь - никогда.
Но как можно остаться?
Земляне не остановятся на достигнутом. Это странная мания учить и защищать, даже тогда, когда другим людям это не нужно. Зачем народам Пегаса новая мораль? Зачем пришельцы с Земли рушат их память и заветы, заботливо объясняя, что великие предки бросили их, как бросают тряпичных кукол дети, если родители дают им новые, более интересные игрушки...
Зачем?
Почему они не понимают, что до всего нужно доходить своим умом, а не брать готовое. Почему не могут принять чужую точку зрения? Осознать, что нет общего блага и великого зла. Есть только разные люди и выбор, который каждый делает самостоятельно.
Нет, оставаться нельзя... Но так хочется обернуться, чтобы ещё раз взглянуть в глаза Джону. И пусть, если Ронон это сделает, уже не сможет пройти сквозь мерцающую гладь врат...
Пусть...
Но если Джон не вышел проститься с ним? Ронон обернётся, увидит пустую лестницу, и со спокойным сердцем ступит на новую дорогу.
- Ну, прощай! - весело воскликнул Родни и, махнув другу, исчез в ярком свете луча.
Раздался знакомый шелест, шевроны медленно, словно сомневаясь, начали один за другим фиксироваться.
Вот и всё.
Да, Джон мог легко не прийти попрощаться. И тогда не будет ничего страшного в том, чтобы последний раз посмотреть на величественный город. Запомнить, как лучи солнца, проникая сквозь витражи, золотят зал отправлений.
Понять, что и здесь Ронон никому не нужен.
Он уже начал поворачивать голову, пытаясь перебороть самого себя...