Аннотация: Что у нас в подсознании? Вы хоть раз задумывались? А главный герой этого рассказа задумался, и даже сумел увидеть... с помощью специальной машины....
Пять кругов безумия
Я оставляю это письмо, на тот случай, если меня не станет. Только оно сможет объяснить все, что здесь произошло. Тем не менее, я надеюсь на лучшее и полон оптимизма.
Если вы читаете это письмо, значит, я мертв или сошел с ума. Хотя, данной ситуации это почти одно и то же.
Я, в силу соей бурной фантазии и широких способностей, имел возможность построить машину, способную переместить меня в мое же подсознание и собираюсь ее испытать. На себе, естественно. Раскрывать технические подробности не стану. Да и не нужно это, все равно, никто не поймет. Вам нужно знать только одно - если я все еще дышу, то любой нечаянно порванный проводок, нечаянно нажатая кнопка - моя смерть. В общем, руками трогать ничего не нужно. Просто оставьте все как есть, уйдите и забудьте про все что вы здесь видели.
Алексис Эршофт.
1985г.
Эршофт отложил письмо в сторону и поудобнее устроился в мягком кресле. Все было готово - электроды подключены, трубки с питательной жидкостью работают, мерно жужжат генераторы.
Однако Эршофт медлил. Он чувствовал, как у него внутри разгоралась борьба между любопытством, давней целью и самым обычным страхом, присущим любому человеку.
Он столько лет провел в этой лаборатории давая волю своим талантам и способностям, что почти знал, как поступит дальше, через минуту, другую.
Вот он сидит на кресле, окруженный стопками пыльных папок и листов бумаги, рукописями романов, стихов и рассказов. Все это его душа, эмоции и мечты, казавшиеся ранее столь прекрасными и даже чарующими. Конечно, он и сейчас испытывал к ним своеобразную любовь, сильную и прекрасную, но не ту, которую требовал его ум. Красота его строк увядала с каждым днем, теряла притягательность и необыкновенность, черствела и становилась грубой. В душе его рождалось сомнение и сильная страсть к новому, неизведанному чувству, которого ему, возможно не хватало. Эршофт нуждался в новом дыхании, эмоциях и новых красках. Это стало его целью, за которую он хотел бороться и был готов к этому.
И он понимал это, он давно смаковал эту настолько новую для него идею, лелеял ее и оберегал.
И Эршофт опустил рычаг.
Ничего особого не произошло. Просто вокруг стало очень темно. Машина исчезла вместе с очертаниями комнаты, тем не менее, Эршофт видел свое тело, руки и ноги, так, словно это было днем. Он парил в невесомости совершенно спокойный и готовый ко всему, что могло произойти дальше. Слишком долго он готовился к этому походу.
Наконец кромешная темнота потрескалась, словно огромный храмовый купол, пробитый ударом молнии. Извилистые сияющие трещины извивались, наползая со всех сторон невероятно быстро, и через секунду мрак разлетелся в сторону миллиардами черных бабочек, открывая глазам Эршофта
угрюмую картину выжженной пустыни.
Эршофт шагнул на теплую серо-коричневую землю и осмотрелся.
Земля под его ногами покрыта сетью трещин, из которых струится пар. Изредка взгляд встречал потемневшие точно от пожара деревья. Низкие и кривые - дотронься до них - рассыплются в пыль. И так от края до края горизонта.
Небо, огненно-красное, прорывали яркие оранжевые молнии, и другие ни на что не похожие всполохи.
" Больше похоже на ад". - Подумал Эршофт и шагнул вперед. Пустыня пропала, и вместо нее перед его взглядом возник прекрасный сад. Рядом с ним журчала река, веселая и звенящая, шелестели ароматные яблони в теплых солнечных лучах, и раздавалось пение птиц.
Пораженный увиденным, Эршофт шагнул снова, но сад исчез - вновь перед ним пустыня.
Только в этот раз он кое-что понял: это одно и то же место.
- Неужели это и есть тот самый сад? И если да, то почему погибло это место? - Спросил он вслух.
- Оно не погибло, - раздался шепот. - Всего лишь изменилось.
Эршофт вздрогнул и круто развернувшись, посмотрел по сторонам.
- Не ищи, - услышал он снова.
Шепот, казалось, доносился отовсюду. Он был настолько силен и притягателен, что на минуту Эршофт забыл обо всем, повинуясь странному, но непреодолимому порыву шагнуть снова.
Но ничего не произошло. Дурман, навеянный голосом, отступил и Эршофт вновь задал вопрос:
- Почему он погиб?
- Я ведь уже сказал тебе, он не погиб. Просто... изменился. Так захотел тот, кто им владел. Вначале это был сад. Потом лес, после - бескрайняя тайга, и, в конце концов - пустыня.
Этот мир не погиб, а изменился вместе со своим творцом.
Ты воспринимаешь смерть как конец существованию. Увы, но ты сам создал границы этому понятию и даже не пытался хоть раз взглянуть за их пределы. Разве камень, разбитый на сотни частей погиб? Нет. Он изменил форму, и в некотором роде, дал начало новым камням, которые ранее были в нем. Даже человек, лишаясь души, или, в твоем понимании, умерший, просто меняет форму своего существования, и не более.
- Это сложно понять, - сказал Эршофт.
- Конечно. И это будет так, пока ты кое-что не поймешь. Что именно - увы, сказать пока не могу. Ты сам должен придти к этому.
Эршофт слушал, и чувствовал, что мысли его ускользают, тают и пропадают. Эршофт не думал, не сопротивлялся, а просто шел вперед, словно подталкиваемый невидимым течением. Его мысли испарились и лишь изредка в его сознании всплывали образы, отрывки фраз, песен и стихов, но исчезали так же внезапно, как и появлялись. Даже собственный голос утихал под натиском слившегося в непонятный шум шепота. Его едва различимые слова вгрызались в сознание и даже тогда, когда шепот утихал, они эхом проносились в голове, не исчезая ни на секунду.
Сколько он шел? Час? Два? А может тысячу лет? Эршофт потерялся, но его воля, оставшаяся в нем одна, по-прежнему билась и брыкалась, точно заарканенный мустанг.
Время шло необычайно медленно, а может и вовсе остановилось. Яркое солнце, все же, коснулось горизонта и постепенно скрывалось за ним.
- Ты думаешь, ты борешься? - вновь раздался голос.
Эршофт не ответил, но почувствовал, как ослабла чарующа хватка слов.
- Чем дольше ты шагаешь, тем сильнее тебя затягивает трясина этого мира. Ты хоть понял, где ты? Ты у себя в своем же собственном подсознании! А я не более чем твой голос.... Часть тебя!
- Пошел к черту!
- Ты ведь уже все понял, Эршофт. Ты не сопротивляешься. Нет! Ты еще глубже окунаешься в ледяной океан безумия. И увы, не в те, что ласково примет тебя, осуществит твои мечты и желания, а в тот, что будут медленно превращать тебя в зверя, даже по меркам того самого безумия.
И у тебя не будет выбора.
Неужели пример, приведенный мной о смерти, не убедил тебя? Или ты просто не вникал в него? Или не пожелал делать этого?
Молчишь. Молчи дальше. Мне ведь, не нужны твои слова. Я и так все чувствую, словно самого себя, все твои чувства и порывы.
Эршофт, безумие это не конец жизни, а новый ее виток, всего лишь еще один вид жизни. Как этого ты захочешь. Оно кажется тебе отвратительным, ужасным, когда ты смотришь на него будучи в "здравом уме", но стоит только посмотреть на него с другой точки зрения, изнутри, как все резко меняется. Ты получаешь иное восприятие мира, новые чувства и возможности. Ты сам становишься миром, и можешь творить миры. И почувствовав это, когда ты посмотришь на здорового человека, ужаснешься, мол, как он живет, бедняга!?
Почему все боятся неизвестного, боятся его познать и проявить? Пытаются скрыться, оградить себя? Ведь стоит только коснуться тайны, как страх отступает.
Эршофт, безумие станет твоим холстом, а душа кистью, и ты волен творить все, что пожелаешь.
Твои мечты обретут форму, и жизнь укутается в новый смысл.
- Да... - отозвался голос.
- Да... - повторил Эршофт, и тут же осекся. - Нет! Зачем? Зачем что-то менять? Менять то, что получил от природы, от рождения? Ведь это и есть тот самый идеал, ценность, которая дает силы.
- Да будет так! - прошипел голос. - Почувствуй, и увидь все, чего ты лишишься отныне. Ты отверг величайший дар и возможность свершить в своей жизни нечто более ценное, чем жалкие строки твоих стихов и романов, более яркое, чем мазня твоих картин, более мелодичное, чем звуки твоей музыки. Ты сделал свой выбор.
Едва прозвучали эти слова, как серый опаленный мир исчез. Вместо него одной волной накатили видения.
Перед Эршофтом возникали причудливые образы, пейзажи, и совершенно неизвестные формы, не виданные им никогда. Они мелькали быстро, но запоминались в мельчайших деталях, каждая травинка и камушек, насекомое и животное - все это вгрызалось в сознание навсегда.
Картины мелькали перед ним все быстрее и быстрее. Звуки сливались, воедино превращаясь в один оглушающий гул.
Внезапно Эршофт увидел город. Невероятный, совершенно иной и ни на что не похожий. Здания в нем были совершенно разные, словно вырванные из разных эпох и измерений. Одни - небоскребы, другие - пирамиды, третьи и вовсе ульи, как у ос.
Небо над городом было укутано разноцветной паутиной радуг. Разноцветное солнце улыбалось с неба непонятной, кривой улыбкой.
Люди в городе были такими же разными, как и все, что было в нем.
Тело Эршофта поднялось над синей землей и изогнулось. Из глаз, рта, ушей, носа его вырывалось свечение.
Он смотрел на улицы города. По ним шли его обитатели. Столь же необычные и разные, как и все остальное. Некоторые бегали, прыгали, дрались, рисовали и сочиняли песни.
Вот идет человек в шляпе. Он поднял руку - в ней пистолет. Грянул выстрел, и голова другого прохожего разлетелась алым веером, точно разбитая тыква. Еще выстрел и в сторону отлетела голова другого прохожего. Человек в шляпе издал нечленораздельный звук, засмеялся и скрылся в опустившимся на улицу тумане.
Маленький мальчик подбегает к лежащей и ругающейся на асфальте голове и начинает играть.
"Уронил в речку мячик.... Тише не плачь...."
Из разорванной в клочья шеи убитого через секунду, словно цветок вырастает новая голова, и он, поднявшись, уходит по делам, словно ничего и не произошло.
Повернувшись в другую сторону, Эршофт увидел прекрасный зеленый сад. От него веяло покоем и умиротворением. Его смятение улетучивалось, боль отступала, и только сад в его душе расцветал огромным душистым цветком, заполняя пустоту и вытесняя другие, причиняющие страдания мысли. Под зелеными деревьями, раскинувшими свои шапки-шатры, бродили люди в белых одеяниях. Звучала тихая музыка.
Совершенно случайно, уже собираясь перевести свой взгляд на другое место, в самом углу прекрасного сада Эршофт увидел сидящего перед полотном человека. Человек держал в руках кисть и мазок за мазком наносил штрихи на бумагу. Эршофт взглянул на рисунок и удивился - это был сад. Тот самый, в котором он был сейчас. Художник закончил еще один цветок и из травы тотчас пробился прекрасный тюльпан, он быстро поднялся над землей. Его лепестки раскрылись, являя свету свою красоту.
Пораженный Эршофт долго не мог оторвать взгляд от полотна. Он судорожно соображал, но мысли снова начали путаться. Мысль о том, что все это не более чем приманка удерживала его от того чтобы согласиться на вечное безумие и возможность исполнения всех своих фантазий и желаний. Он держался из последних сил, он терпел каждое видение как удар, но с каждым разом удары становились все сильнее и сильнее.
Боль, наслаждение....
Низкие и высокие стремления сливались воедино в этом месте, создавая невероятный коктейль.
Боль в голове становилась невыносимой. Видения слились в одно белое пятно, которое заполняло собой все вокруг, а яркий свет ослеплял даже сквозь закрытые веки. Эршофт закричал, но не услышал собственного голоса.
Наконец в один миг все исчезло.
В один момент на него всей своей тяжестью навалилась звенящая тишина, нарушаемая лишь его тяжелым дыханием.
Эршофт лежал на животе, уткнувшись лицом в холодный пол.
Его тело долго не могло успокоится, содрогалось, билось в конвульсиях, но истерзанный рассудок не обращал на это своего внимания. Судороги накатывали волнами, но вскоре утихли.
Эршофт перевернулся на спину, и сев, открыл глаза. Это его лаборатория.
Он закрыл лицо руками и заплакал. Он не мог противостоять непонятному, сильному порыву, и нахлынувшим вдруг слезам. На душе отчего-то было тяжело и больно, словно бы он лишился чего-то важного, неотделимого, чего до этого момента он просто не замечал.
Он плакал долго, сидя на холодном полу и не думая ни о чем - мысли для него были страшным наказанием, наравне с болью реальной, сильной и всепоглощающей.
Он плакал долго, возможно потому, что не мог остановиться, или просто не хотел. А может потому, что слезы эти не только его?
Он единственный кто нашел силы отвергнуть безумие, безумие самого себя, и ушел, как бы, с гордо поднятой головой, но цена, он чувствовал, была велика.
Единственное, что в нем копошилось, это осознание того, что пережитое им, дало ему силы понять его талант, а может не только его одного, и не только талант. Безумие, живущее в каждом из нас - вот талант. Именно оно вносит краски в серый мир и такую же серую жизнь.
Но не только это понял Эршофт.
Главное, и быть может самое важное - он не занял ни одну из сторон. И это высшее проявление его сил и воли, то, что еще больше подольет масла в огонь и даст волю творить на новом уровне мастерства, даст возможность отвергнуть границы понятий и смотреть на вещи под разными углами - вот его выбор. Он прошел пять кругов безумия, и вышел победителем из этой схватки. Он победил Мечту, Любовь, Страсть, Ирреальность и Самого себя, - все, как пять пресловутых кругов.
Но Эршофт чувствовал, что на душе было больно и тяжело. Поэтому он плакал, и ему становилось легче, с каждой слезинкой упавшей на холодный пол.