Следующие три часа Витька сидел, иногда ерзая с разрешения мастера, - чтобы размять затекшую задницу и ноги; слушал и рассказывал анекдоты; выяснил, что красивые темные кудри мастера уже изрядно поредели на макушке; неоднократно поразился фактам из совершенно незнакомой ему области татуировок (а вы знаете, что человек, нарисовавший знаменитого Чужого, делает тату-рисунки, и любой желающий с деньгами может заказать себе авторского монстра на все бедро или спину? А вы знаете, что можете оставить тату в наследство кому захотите, и тогда кусок вашей разрисованной кожи будет висеть в рамочке на стене у наследников?)
Потом они сделали перерыв, выпили по чашке кофе и покурили, прогуливаясь по захламленной творчеством книжных графиков большой комнате.
И снова Витька, страдальчески морщась, слушал тонкое жужжание машинки и внутренне подбирался от боли, когда мастер снова и снова проходил иглой, казалось, по одной и той же свежей ссадине, выкладывая разноцветный орнамент.
К концу шестого часа Витька измучился до того, что был не в состоянии поддерживать разговор. Мастер тоже через каждые тридцать-сорок минут отрывался, массировал кисти, давал отдохнуть глазам. Иногда он потирал грудь, проводя правой рукой по застиранной тишотке, поглаживал, будто успокаивал собаку...
"Сердечник, что ли" - предположил Вик, но думать эту мысль и расспрашивать мастера не захотел. Он хотел, чтобы сеанс закончился. Он устал и ему было больно. Он все чаще поглядывал на часы, висевшие на стене комнатки - аляповато-золочено-пластмассовые - похоже, здешний народ не заморачивался изысканностями интерьера. А часы злорадно показывали ему вместо времени тягучий сироп.
В один из моментов он хотел уже взмолиться, чтобы мастер оставил все, как есть - хватит, баста, сколько можно! На Витькин взгляд рисунок был закончен еще час назад, но мастер все пикировал и пикировал иглой на израненную кожу, добавляя то тут, то там тончайшие штришки.
Витьку спас телефонный звонок. Мастер извинился и, стягивая перчатку, ушел за дверь.
Витька расслабился, откинул голову на подголовник кресла и лежал, слушая толчки крови под свеженькой татушкой и обрывки разговора. После первых фраз он встрепенулся. А впрочем, так ведь и должно быть!
- Да, - доносилось из-за двери, - а где вы находитесь? Шоссе энтузиастов? Дайте подумать... Угу, так, сегодня вечером подъезжайте на станцию Перово без четверти полночь. Да - двадцать три сорок пять. Не надо на машине, а то не найдете. Нет, никуда выходить не надо. Пропустите четыре поезда, сядете в пятый - в первый вагон, и доедете до конечной. Неважно, во сколько, вы сделайте, как я сказал, хорошо?.... Сразу же поднимайтесь по эскалатору, выходите налево и идите во двор девятиэтажки, что стоит через дорогу. Идите вдоль нее, справа увидите вывеску. Я буду вас ждать. Угу, да... Нет, не думаю... нет, этого нельзя. Не переживайте - думаю, вам хватит той суммы, которую вы догадаетесь захватить с собой...
Витька усмехнулся, вспомнив, как заметался сам после телефонного разговора, поняв, что забыл спросить о деньгах. Как, пересчитав наличность, долго смотрел на веер банкнот в руках, потом решительно разделил деньги на две равные части, потом добавил из той, что собирался оставить дома, еще половину. А перед самым выходом рванулся к шкафу и вытряс из книги всю оставленную заначку. Да еще и напугал соседа-музыканта, случайно встреченного в подъезде, внезапной, но решительной просьбой дать в долг пару тысяч.
Мастер вернулся, потирая грудь рукой, а Витька почувствовал, что у него открылось второе дыхание, и он вполне сможет дотерпеть пытку до конца. И еще он испытывал странное и чудесное чувство - чувство окончательного обладания. Он так напереживался за время предварительных переговоров, а потом так настрадался от боли, что только сейчас, во время незапланированной передышки, вдруг понял, что она уже есть у него - его татуировка. И теперь назад дороги нет, никто не отберет. Разве что с ногой.
Он воспрял духом настолько, что чуть не набрался смелости осторожно поспрашивать у мастера о девушке со змеей. Но не набрался. Не показалось ему, что мастер хоть что-то расскажет ему об этом. Тем более, что выглядел тот неважно - глаза тусклые, от усталости, наверное; лоб - в испарине. "Спрошу потом, когда закончим и, может, будем курить последний раз" - подумал Витька.
Закончил мастер неожиданно быстро. Поработал еще минут пятнадцать, перехватывая Витькину ногу сильными пальцами, еще разок перевернул его, так сказать, изнанкой вверх, чтобы снова пройтись по икре и встал, потянувшись и заложив руки за голову:
- Ну, вот, собственно, и все...
Витька осторожно перекантовал себя в нормальное положение, стараясь не задевать ногой простыню. И посмотрел на мастера снизу вверх:
- Я могу вставать?
- Да. Можете подойти к зеркалу и посмотреть.
Витька неуклюже - отсидел все, что можно - сполз с кресла и заковылял к большому зеркалу. Ему так не терпелось посмотреть, - что он сначала увидел тату, а уж потом только себя - взъерошенного, в перекошенных боксерах и мятой белой футболке с логотипом Хард-рок кафе.
Змейка была хороша! Яркой припухшей ленточкой она обвивала ногу, как живая. Витька перемялся с ноги на ногу, не отрывая глаз от зеркала, и с восторгом увидел, как шевельнулся уложенный на нужные мышцы змеиный хвостик.
- Вам нравится?
Вик резко оглянулся, не узнав голоса. На секунду ему показалось, что в комнату вошел кто-то еще. Но это был мастер - посвежевший, с блестящими молодыми глазами. Он улыбался. Он тоже смотрел на змею и не скрывал своего восторга:
- Вы видите? Видите - какая она? Она - совершенство! Я сделал ее! Я снова сделал это!!! Никто не может сделать так - только я! Вы будет просыпаться и здороваться с ней. И радоваться, что она у вас есть!
Витька стоял вполоборота, неудобно выставив полусогнутую ногу, ошеломленный происшедшей с мастером переменой. Тот буквально танцевал от счастья. И весь светился.
Мастер, увидев его замешательство, расхохотался и махнул рукой:
- Не обращайте внимания! Семь часов напряженной работы. Поймите, для меня дело чести - не допустить ни единой ошибки! Конечно, хороший татуировщик всегда сумеет свою ошибку исправить - перебьет аккуратно и никто ничего не заметит. Но я ведь не просто хороший татуировщик. Вот так-то.
- Вы меня извините, что я так, ну молчу пока..., - Витька подбирал слова, - я ошеломлен не меньше вас, честное слово! Конечно, нравится! Вы... вы действительно огромный талант! Я..., - он запутался, рассмеялся и махнул рукой, - да что я вам рассказываю, вы сами знаете! Спасибо вам огромное! Можно одеваться и перекур последний, да?
- Нет-нет, погодите. Сейчас, у меня еще есть составчик специальный, надо втереть, пока татушка свежая. Это, чтобы она потом не выцветала на солнце. Вы же летом поедете, наверняка, на моря, купаться будете, загорать.
Говоря это, мастер оттеснил Витьку от зеркала и снова уложил его на кресло. Снова осторожно подхватил его ногу, установил поудобнее.
- Положите руки на подлокотники, вот так. Откиньтесь.
Витька послушно откинул голову на подоконник и вдруг, в секунду похолодев, услышал металлические щелчки и почувствовал на запястьях холод металла. В голове пронеслись ужасные мысли - винегрет из всех прочитанных и просмотренных хорроров. Самой ясной и оформившейся мыслью была такая "щас этот безумец таки отрежет мне ногу, чтобы его искусство осталось при нем!!!"
Витька забился бестолково и попытался заорать.
- Да успокойтесь вы, - приговаривал мастер, ухватывая неразрисованную ногу и прищелкивая ее к креслу, - сейчас отпущу, через минуту. А кричать можете сколько угодно, здесь звукоизоляция хорошая, никто не услышит. Да не опозорьтесь, а то еще трусы менять придется!
Это подействовало. Витька замолчал, тяжело и быстро дыша и напряженно глядя в белый потолок. Потолок заслонила встрепанная темноволосая голова:
- Объясняю. Раствор едкий. Будет очень больно. Но быстро пройдет - пожжет секунд тридцать и все. Если бы я вас не зафиксировал, вы бы не выдержали, точно. Я знаю, что говорю. У меня клиенты сбегали в одних трусах, бывало.
- Могли бы сказать, - хрипло сказал Витька, чувствуя, как его начинает трясти.
- Да? Что именно? Садитесь, дружок, я вас немножко прикую? Не смешите! В любом случае, что сделано, то сделано.
Голова исчезла, послышался скрип какой-то дверцы, стеклянное звяканье.
- Так, сейчас начну обрабатывать, - и Витьку выгнуло дугой от невыносимой боли. Поверив до этого мастеру на мгновение, сейчас он снова убедился, что попал в руки маньяку, и тот поливает ногу кислотой. Наверняка при этом сладострастно и хищно улыбаясь.
- Если можете, попробуйте не кричать, потом будете этим гордиться...
Витька проглотил дикое "А", бывшее уже у самых зубов. И обозлился. "Даже если помру" - через вату боли подумал он - "хер ты, с-скотина, дождешься моих криков". Но застонал мучительно, скрипя зубами и удерживая крик.
За следующие двадцать секунд Витька многое понял об относительности всего - времени, доброжелательности, веры в человека. Еще через пару секунд боль исчезла. Мгновенно и совершенно. Даже та, которая появилась после набивания.
Это было настолько насладительно, что Витька чуть не кончил в трусы.
- Ну вот, - обыденным голосом сказал мастер, - снимаю зажимы. Бить не будете?
- Не-ет, - выдохнул Вик вместе с первым щелчком стального браслета. Еще два щелчка - и он сел на смятой простыне, ошарашенно крутя головой.
- Все, экстрим на сегодня закончен, - улыбаясь, подытожил мастер, - можете одеваться и расплачиваться. Чаи-кофеи, извините, гонять не будем, устал я. А вечером - клиент, вы слышали.
- Ага, - Витька дрожащими руками натягивал брюки. Расспрашивать мастера ему уже ни о чем не хотелось. Хотелось поскорее вырваться на свежий воздух и забыть обо всем. Кроме татуировки, такой выстраданной.
Мастер, усталый, но довольный, сидел на вертящемся табурете. Слегка покручивался в одну сторону, в другую, отталкиваясь от пола ногой. Безвольно сложив отдыхающие руки на коленях. Руки выглядели такими уставшими, что Витька представил себе, как мастер зубами ставит на плиту чайник.
- Сколько я должен? - он держал бумажник в слегка подрагивающей руке и вопросительно смотрел на мастера. Тот пренебрежительно дернул подбородком:
- А-а, сами знаете, сколько.
Удивительно, но Витька действительно знал. Он уверенно отсчитал большую часть купюр, поколебался, добавил еще две. Вспомнил щелчки браслетов и решительно убрал одну.
Мастер, наблюдая за манипуляциями, улыбался.
- На стол положите. Угу, спасибо. Вы извините, я не пойду вас провожать. Дверь прикроете поплотнее. А мне, пожалуй, надо поспать. Не люблю я принимать клиентов подряд, но так получилось. Ну, ничего, сегодня ночью еще один, а потом - перерывчик сделаю, побалую себя.
Мастер говорил монотонно, почти дремотно. Витька стоял на пороге комнатушки, придерживая дверь рукой и, кивая, дожидался паузы, чтобы попрощаться и уйти, наконец.
- Да, - вспомнил он, так мне что - не мочить или что там еще?
- Нет-нет, все в порядке, раствор я вам влепил знатный, с ним инфекции не страшны. Сейчас кожа будет подживать пару недель. Потом сойдут корочки - полиняет ваша красавица. И все - вы пойманы до конца жизни.
- Ну, ладно... пошел я. Удачи вам в работе. Счастливо оставаться.
- Идите уж, оба, - мастер повесил голову и, похоже, прикрыл глаза.
Витька вышел в темный зал, прорезанный лучом из каморки, и стал осторожно пробираться к выходу, ощупывая столы и кресла. У левой ноги муркнул и торкнулся в нее кот и побежал провожать Витьку - то забегая вперед, то путаясь между ногами.
- Вот как у вас, - шепотом поделился с ним Витька, - ты, значит, встречаешь и провожаешь, а хозяин твой, значит, на людях рисует. Разделение труда.
Толкнув входную дверь, он наклонился и с удовольствием погладил кота по теплой спине:
- Ну, ладно, встречальщик-провожальщик, прощай. Передавай еще раз хозяину спасибо, - Витька, чуть подумал и добавил уверенно, - от нас обоих.
Он медленно поднялся по ступенькам и пошел в бессолнечное утро, с наслаждением вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая тонкий, немного студеный воздух. Щеки горели, куртку он тащил в руке, размахивая ею. Шлепнул по спине объехавшую его деваху на роликах.
Витька, с песней внутри и приятно горящей змейкой на ноге, двигался в сторону метро, жадно разглядывая дома, редких утренних прохожих, машины у светофора. И наслаждался.
- Эй! - он повернул голову, не сразу определив, откуда кричат, - эй, ты, улыбнутый!
И ничуть не удивился, увидев зализанную перламутром иномарку на перекрестке. Он подошел, облокотился на опущенное стекло и ответил большим дымчатым очкам в оправе со стразами, тщательно прорисованным губам и нежному подбородку:
- Да, миледи? Я весь ваш. Но только на сегодня.
- Неужели? А что, все расписано по дням?
- Нет, но я не знаю, чего мне захочется завтра.
Миледи немного подумала, постукивая по баранке двухсотдолларовым маникюром.
Витька рассматривал ее очки, улыбаясь.
- Я тут заехала по темноте после клуба в эти гавнищи, а кофе хочется. Не ехать же домой в шесть утра, верно?
- Несомненно, мадам. Явившись домой в такую рань, вы рискуете сойти за собственную горничную. Предлагаю - уютная кофейня через улицу - открыта круглосуточно, утреннее меню и нежная музыка специально для клабберов. А там - решим.
- Ну, запрыгивай, ковбой.
Витька увалился на переднее сиденье, хлопнул дверцей. По-хозяйски огляделся, достал сигарету. Перед его носом щелкнула сверкающая зажигалка - вся в каменьях. Витька юмористически поморщился вкусу мамзельки и с наслаждением затянулся. Усевшись удобно, выпустил дым, повернулся и осмотрел привлекательный профиль. Хозяйка машины, глядя на желтый глаз светофора, улыбнулась, почувствовав взгляд и слегка поежилась.
- Я - Вик.
- Наташа.
Вик протянул руку и дотронулся пальцами до нежной шеи над какими-то черными перьями, окаймляющими вырез блузки. Наташа коротко вздохнула.
"Мне теперь все можно" - с ленивым удивлением подумал Вик и положил ладонь на точеное девушкино колено: