Бондаренко Ольга Ивановна : другие произведения.

Вершительницы судеб

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   Когда-то я поспорила с одной учительницей, что напишу любовный роман. С тех пор я подсела на это дело. Более того, я решила, что имена главных героинь будут совпадать с именами моих друзей.
   Юля! Этот роман писался к твоему дню рождения. Ты меня прости, что я так поздно вручаю этот подарок.

Вершительницы судеб.

   Посвящается Юлии Богдановне Перминовой, как одному из моих вдохновителей. Я несколько раз пыталась бросить писать романы, но ваши отзывы меня поддерживали и заставляли продолжить.
   О. И.

Искать Федьку.

   Свое двадцать пятое лето Юлька решила провести в деревне, у любимой тетушки. Липочка, так ласково называла племянница свою добрую тетушку Олимпиаду Васильевну Заслонову, красивую кругленькую женщину сорока с небольшим лет. Она выглядела очень молодо и совсем не походила на тетушку, больше на старшую сестру. Поэтому и звала её Юлька Липочкой. С ней было всегда легко и хорошо. Вот и сейчас тетушка вышла из своего старенького дома и весело крикнула:
  -- Юляшка! Хватит продавливать гамак. У тебя скоро спина выгнется дугой в другую сторону. Ты обещала мне полгода назад, что у тебя этим летом роман будет и ты, наконец, выйдешь замуж. И твоя старая тетушка спокойно вздохнет. Сдаст тебя мужу. Ты думаешь, я забыла? - Липочка подошла ближе, присела на краешек гамака, глаза внимательно смотрели на взрослую племянницу. - Юль, ну, сколько можно жить старым чувством? Я сразу тебе говорила: с Геннадием у тебя ничего не получится. Нехороший он был, скользкий. Оглянись! Поверь, вокруг много мужчин! А ты у меня красавица!
   Юлька оглянулась, словно искала мужчин, которые должны быть со всех сторон. Но, увы, никого мужского пола во дворе тетушки не было, не считая здоровенного белого кота Барина, злющего-презлющего. В данный момент он лежал в ногах Юльки и недовольно взирал на людей, потревоживших его и молодую женщину, на пару с которой он дремал уже несколько дней.
  -- Да! Да! - тут же налетели двоюродные сестрицы-близнецы, зеленоглазые Ринка и Леська. - И мы не забыли! Обещала выйти замуж! Обещала! А мы, мам, обещали подглядывать за Юлькой и тебе ябедничать. А что? Младшие сестрички всегда за старшими подглядывают, когда те на свидания ходят и целуются. А Юлька уже неделю лежит в гамаке, стихи свои дурацкие учит и ни с кем не хочет знакомиться. Старшая сестра называется! Какой пример ты показываешь маленьким сестренкам? Вот останемся все из-за тебя старыми девами!
  -- Лапочки-ладушки, - возразила Юлька, с любовью глядя на сестренок, - не все сразу делается. До старой девы и мне еще далеко, я буду вечно молодой. А вам всего по четырнадцать лет. А то вас послушай, во всем я виновата. Обиделась я на вас. Больше ни о чем меня не просите. А то хитрые какие: нашу тайну маме не выдай, сохрани; сама роман заведи, а мы маме расскажем, как ты целуешься. Ничего себе! Железная логика.
  -- Мам! - голос Ринки был очень обиженным, а глаза смеялись. - Юлька опять слово не держит. Это нечестно. Обещала нам зимой в пансионате, что на свидания все лето будет тайком ходить, а мы подглядывать за ней. А сама спит без конца с нашим Барином на пару. Совсем не интересно подглядывать.
  -- За Барином? - Юлька сделала вид, что не поняла.
  -- Причем лежит с одной и той же книжкой, - заныла нарочито-жалобным голосом Леська. - Я думала у неё там письма любовные. Хотела почитать. Тайком подкралась, Барин на меня шипел, хвостом махал, но я книжку все равно стащила, унесла. Другую книгу подложила. Тоже со стихами. И в первой книге пусто! Никаких писем! Даже записочки нет. А мою книгу Юлька не открыла даже.
  -- Учти, Юлька, - пригрозила Ринка, - если ты с гамака не встанешь, мы сами тебе и жениха найдем, и роман с ним устроим. И замуж заставим выйти. Только поной нам тогда, что он тебе не нравится.
  -- Как искать будете? В каком месте? - весело спросила старшая сестра, не меняя положения в гамаке.
   На душе было хорошо, спокойно. Добрые глаза Липочки, такие же зеленые, как и у её близняшек-дочерей, обещали только хорошее, счастливое. Прабабушка Марфа, мудрая деревенская женщина, прожившая долгую жизнь, говорила, что в их роду такие зеленые глаза бывают только у колдуний. Но какая же Липочка колдунья? Она, скорее, добрая волшебница, а её зеленоглазые дочки-близняшки просто маленькие феи с огромной, бьющей через край энергией, которые любят весь свет и готовы помочь каждому. И этот момент Юлька поняла: все будет хорошо в её жизни, всем будет хорошо - и ей, и Липочке, и папке, и, конечно, близняшкам. Девчонки рождены только для счастья. И если судьба будет против, то Юлька не даст своих сестренок в обиду ни за что! Она теперь сильная женщина. А что был Геннадий в её жизни, что любовь к нему принесла только глубокую обиду и огромное разочарование, так и хорошо. Это закалило женщину. Юльку больше голыми руками не возьмешь. А сейчас главное папу поддержать... Заболел он. Серьезно. Пока за границей консультируется, Юлька здесь у Липочки в деревне побудет... Но как это трудно скрыть от всевидящих зеленых глаз Липочки! Она сейчас догадается, поймет, надо говорить о другом.
  -- Ну, где и как вы мне жениха найдете?
   Смеющиеся глаза Юльки пытались смутить сестренок. Но не тут-то было.
  -- А мы... А мы... - Ринка не сразу нашлась, что ответить.
  -- Мы тогда опять колдовать начнем, - выпалила Леська. - Нас прабабушка научила. Мы все понимали сразу, что она говорит, не то, что ты...
  -- Да вы толком и не помните прабабушку, - сказала Липочка. - Вы совсем были маленькие, когда она умерла.
  -- А в нас наследственная память проснулась, - девчонок невозможно было смутить.
  -- Так будете все-таки колдовать? - улыбнулась Юлька.
  -- Будем!
  -- Как?
  -- А если чего-нибудь очень пожелать, сильно-сильно, то всегда сбудется, - сестренки и не думали сдаваться.
  -- А зачем вам надо про меня колдовать?
  -- Как зачем? Приворожим тебе кого-нибудь. Вот понравится нам высокий, красивый, мы пошепчем, и будет он за тобой следом ходить... И ничегошеньки ты, сестричка, не сделаешь! Это твоя судьба.
  -- По имени Харон, например, - ехидно подсказала Юлька. - Как зимой, в пансионате. Забыли?
   Озорницы переглянулись, весело фыркнули, захохотали. Но любимая тетушка поддержала дочек:
  -- Пора, Юль, тебе. Ну, может, не южного какого-нибудь Харона надо ждать, а нашего русского, можно Харитона. Двадцать четыре тебе все-таки! У твоей мамы уже Оксанка в эти годы была.
  -- Только не надо об Оксанке, - словно от зубной боли наморщилась Юлька при упоминании о старшей сестре.
  -- Не буду, - весело согласилась тетушка. - Но и ты поднимайся из гамака. И живо на люди! В клубе сегодня дискотека! Сходи туда.
  -- Да, да, Юль, пойдем, - словно по команде заныли девчонки. - И то нас мама без тебя не пустит.
  -- А вы спрашиваетесь? - Юлька удивленно приподняла свои красивые, словно четкой кистью умелого художника тонко нарисованные брови.
  -- Сегодня обязательно спросимся, - дружно заверили двойняшки. - Мама без тебя сегодня не пустит.
  -- Не пойду, лапочки-ладушки, - ласково улыбнулась Юлька. - Стара я для деревенской дискотеки. Мне лучше в гамаке лежа танцевать. С Барином.
  -- Юлька, я сожгу этот гамак, - рассердилась тетушка.
  -- Липочка, но в нем так уютно! - Юлька и не думала сдвинуться с места.
  -- Мама, - кричали развеселившиеся озорницы. - Мы лучше не колдовать будем, это не помогает. Мы пробовали. Мы сами ей найдем мужа. Юль, кого тебе найти. Расскажи, какие тебе нравятся!
  -- Красавцы мне нравятся, - охотно ответила Юлька. - Хотелось бы высокого, интеллигентного, можно с седыми висками, и чтобы очки были, такие тоненькие, в золотой оправе...
  -- Мам! Она опять про дядю Юру говорит, - первой догадалась Ринка. - Про папу своего.
   Тетушка вздрогнула и не ответила. Юлька давно заметила, что тетушка болезненно реагирует на упоминание о папе, наверно, чувствует, что заболел он.
  -- Сама виновата, Юлька, что не хочешь говорить, какие тебе парни нравятся, - неожиданно зловеще протянула Леська. - Значит, мы с Ринкой сами тебе мужа найдем. По своему вкусу. Не жалуйся потом, что не нравится.
  -- Не буду, - согласилась Юлька из гамака, глядя в ослепительное голубое небо с редкими белыми облаками. - Я, лапочки-ладушки, на любого вашего кандидата согласна. Пусть низенький, дохленький будет... Я соглашусь... Даже на Харона. Но только и Харон сбежал тогда зимой.
  -- Конечно, - обиженно произнесла Леська, - надо было так хохотать, когда вы с Златкой услышали имена Эраст и Харон... Я бы тоже убежала от такого смеха.
  -- А давай, Лесь, погадаем, кого ей найти, - загорелась очередной идеей Ринка. - Вот прямо сейчас. По книге. Юлька, открывай книгу.
  -- Загадывай страницу, - тут же подхватила Леська.
  -- Не буду, ведьмочки-пророчицы. Не дождетесь, - смеялась старшая сестра. - Сами помните, что было на Крещение в пансионате, когда вы гадание затеяли. Липочка, они меня и Златку, двух немолодых дурочек, всю ночь с ними сидеть заставили. Боялись они одни, видите ли. Сначала с зеркалами, где я ничего в темноте не видела, даже себя, не говоря уж о женихе. А потом послали двух перезрелых девиц спросить у прохожих имена и не предупредили зачем. Мы с Златкой рады были, что нас отпустили. Спрятались в своем любимом месте, у двух дубов. А туда, как специально, двое мужчин подошло, оба такие респектабельные. Ну, мы и решились. Златке-то еще ничего имя досталось - Эраст. Как у Жуковского в "Бедной Лизе". А мне? Забыли, кто мне ответил?
   Озорницы одновременно фыркнули:
  -- Харон!
  -- Правильно. В пансионате, наверно, какой-то южанин с другом отдыхал. Хароном звали. Хотя мне показалось, что у него вполне славянский говор.
  -- Ну а зачем так надо было хохотать?
  -- Смешно же, - и Юлька весело засмеялась, вспомнив, как её ошарашил ответ незнакомца - Харон.
   Тетушка хоть и знала эту историю от дочерей, но, глядя на якобы возмущенное лицо племянницы, весело засмеялась.
  -- Сама виновата. Сама виновата, - затараторили Ринка с Леськой. - Вы со Златкой от первого мужчины сбежали. Там был один недалеко от крыльца. Зачем другого спрашивали? Так что Харон не в счет. Твой другой был. Так что, Юлька, бери книгу, сейчас узнаем имя твоего будущего любимого.
  -- Не буду, - Юлька даже не глянула на лежащую и так и не раскрытую за всю неделю книгу. - И не надейтесь! Хватит с меня любимых...
   В голосе племянницы прозвучала печаль. Липочка с грустью думала, что никак не может Юлька до конца забыть свою глупую любовь. Но девчонки этого не хотели замечать.
  -- Тогда мы сами все загадаем! - крикнула Ринка.
   Леська попыталась выхватить из гамака небольшой томик. Какой-то сборник стихов. У Юльки была странная особенность с точки зрения девчонок. Она каждый месяц заставляла себя учить новое стихотворение. Юлька не дала книгу.
  -- Ринка, говори, какую открыть страницу для Юльки, - торопила Леська.
  -- А никакую, - ответила сестренка. - Юлька книгу не дает.
  -- Не дает! - Леська тут же нашла выход. - Тебе же, Юлька, будет хуже, раз не даешь нам книгу.
  -- Вот-вот, - подхватила Ринка. - Поэтому пусть будет у твоего жениха то имя, что написано на обложке. Как у писателя! Вот пожалеешь, Юлька, если это женское имя. Придется тебе быть лесбиянкой.
  -- Девочки! - замахала руками тетушка. - Что вы говорите?
   Юлька пыталась побыстрее спрятать книжку под подушку, она собиралась сегодня выучить стихи Ларисы Рубальской. А быть лесбиянкой совсем не хотелось. Но не тут-то было. Леська выхватила книжку и неожиданно к облегчению Юльки прочла:
  -- Федор Сологуб.
   Юлька тут вспомнила, что близняшки подменили книгу, и с опозданием облегченно вздохнула.
  -- Юлька, неужели ты и его стихи будешь читать? - не отступала Ринка. - Там же ничего понять невозможно.
  -- Учить буду, - ответила женщина, удивляясь, откуда взялась эта книга в доме Липочки.
   Юлька хорошо помнила, что не покупала стихи Сологуба. Она не любила их. Какие-то не от мира сего. Ей попроще нравилось: Ахматова, Рубальская.
  -- Ладно, мы побежали, - девчонки кинули назад книгу. - Учи свою муть.
  -- Куда собрались? - спросила тетушка дочерей.
  -- Федьку для Юльки искать!
   И четырнадцатилетние девицы умчались.
  -- Тайфун! Смерч! - прокомментировала Юлька, глядя им вслед. - Липочка, как ты с ними справляешься? Когда от них отдыхаешь?
  -- А они иногда спят, - засмеялась тетушка, глядя вслед двум одинаковым девочкам-подросткам, дочерям-близнецам Ирине и Олесе. - Я им быстро во сне скажу, что делать, они запоминают и все обычно днем выполняют. Я ведь тоже немножечко колдунья-ведунья, как наша бабушка Марфа.
   Засмеялась и Юлька. А потом попросила:
  -- Липочка, ну можно я сегодня еще поваляюсь? Вот сегодняшний только денек, а потом обязательно встану...
  -- Да что с тобой делать! - ласково улыбнулась тетушка. - Валяйся. Отдыхай, дочка. Вы с Златкой заслужили отдых. Такую работу провернули... Пансионат-то ваш стал пользоваться успехом. Надо бы было и Златке ко мне приехать.
  -- Липочка, и не мечтай. Разве она оставит свое детище?

...Так Юлька узнала о существовании Корины...

   Юлька лежала и наслаждалась чистым деревенским воздухом, голубизной неба, шелестом старой мудрой яблони, высокой-превысокой, под которой между переносными качелями был привязан гамак. Было хорошо на душе. Правильно она сделала, что приехала сюда. Это единственное место, где молодая женщина отдыхает и душой, и телом, где отступают мысли о Геннадии. Наверно, ведьмочки-двойняшки прогоняют весь негатив... Юлька усмехнулась и приказала себе думать о другом. Надо бы и отца сюда привезти, а не за границу. Что-то он плохо выглядит. Бледный, губы стали бесцветными... На сердце часто жалуется, задыхается. Липочка бы попоила его травками, молочком, а овощи здесь какие свежие, душистые, словом, настоящие. Но папка отказался ехать. И не только из-за своей жены, самовлюбленной красивой дуры, которая не пускает его в деревню, к Липочке и девчонкам. Впилась Корина, как клещ, в папку. Только деньги требует. А ведь не любит его ни капельки. Другое дело Липочка...
   Юлька лежала, закрыв глаза. Тетушка подумала, что племянница задремала, и ушла. Липочка думала о Юльке. Она знала, этот год был тяжелым для девочки, так она про себя до сих пор называла свою взрослую племянницу. Юлька и её подруга и ближайшая помощница Златка работали по двадцать четыре часа в сутки в своем пансионате, реконструируя его. Да еще неудача на личном фронте. Год назад черт откуда-то принес в пансионат неотразимого плакатного красавца Геннадия Букчаева, покрутил он голову девчонкам, в том числе и Юльке со Златкой, а женился на старой и богатой Норе и уехал с ней в Москву. Не знал Геннадий, к счастью для девушки, так считала Липочка, что отец Юльки нисколько не беднее Норы, что пансионат, в котором он отдыхал, собственность Юльки и её отца, и выбрал Нору. И это хорошо, что он оставил Юльку, в этом Липочка не сомневалась. У Геннадия и Юльки не могло быть общего будущего. Липочка умела заглядывать в будущее. Это единственная черта, которую переняла Липочка от своей бабушки-ведуньи - она умела видеть будущее семейное счастье. Так вот Геннадий не вписывался в их семью, даже рядом с Юлькой не маячил в мыслях Юлькиной тетушки. Юлька тогда стоически выдержала измену Геннадия. Похудела только и как начала работать вместе со Златкой. Та ведь тоже была влюблена в этого красавца Геннадия, даже спала с ним. А от подруги все скрывала, рассказала только Липочке, та попросила не говорить ничего племяннице, хватит Норы. Хотя умеет владеть собой Юлька. И Златка тоже. Но Златка успокоилась быстро после женитьбы Букчаева. А Юлька страдает до сих пор, хоть и не подает виду. Не встречается больше с мужчинами, избегает веселых компаний. Иногда Липочка жалеет, что у Юльки не такой характер, как был у её матери, Липочкиной сестры: Маша была веселая, светлая, совсем не умела грустить, как Липочкины дочки. Это двойняшки пошли в Машу. А Юлька больше похожа на Липочку. Если полюбит, то навсегда. Ой, как не хотелось тетушке, чтобы Геннадий так долго жил в сердце племянницы. Ну, его, нехороший, двуличный он. А с другой стороны, хоть и взяла Липочка от бабушки Марфы всего одну черту - видеть заранее людское счастье - но её предсказания не всегда сбывались, и самый яркий пример тому - сама Липочка. Не покойного мужа Василия видела в своих снах и мечтах рядом, а прожила многие годы с ним. И жила бы до сих пор, если бы Василий не умер. А вот Машину не очень-то счастливую судьбу Липочка верно прочитала. Все сбылось. Не было счастливой любви в Машиной жизни, не было надежного мужчины. Никогда не было. Дочкам же покойной сестры: Оксанке и Юльке - загадочный Липочкин дар сулил иное. Большое счастье, любовь, детей. Даже эгоистке Оксанке. Только понять никак не могла Липочка, что за мужчины рядом с племянницами. Наверно, она незнакома еще с ними. Но что племянницы будут счастливыми, это точно, в том числе и Оксанка, старшая дочь Марии, с её занудным характером и высокомерием. Хотя в последнее время Липочка ни в чем не уверена, вспоминая себя и свою не очень-то счастливую жизнь. Вдруг Юлька и её сестра повторяют судьбу тетушки и матери?
  -- Ладно, - вздохнула тетушка и перекрестила дремлющую Юльку, - спи, дочка. Пусть тебе приснится твое счастье.
   И ушла. Но Юлька не спала. И думала она не о Геннадии. Липочка была права: у племянницы сильный характер. Променял её Генка на другую, так тому и быть. Пусть живет счастливо и довольно с женой в столице. А Юлька здесь будет строить свою жизнь. Будут у неё и дети, и муж, и счастье. Но это потом. А сейчас другие проблемы надвинулись. Их тоже надо решить. Вот и решала девушка наболевшую житейскую проблему: что делать с маминой квартирой. Как заставить сестру разъехаться? Юльке нужно жилье поближе к отцу. А еще лучше папу взять к себе. Папа чувствует себя неважно в последнее время. Жена его и не думает лишний раз позаботиться о муже, себя только ублажает, украшает, орет без конца, что мало ей денег. Папа почему-то все это терпит. Давно бы развелся. Но Юлька не смела давать советы отцу. А вот помощь дочери ему стала нужна. Совсем сердце сдало. Немного пройдет и задыхается. Похудел весь, постарел, поседел еще больше. Надо бы обменять мамину квартиру и поселиться рядом с отцом. Юлька готова и сидеть с ним, и подавать ему и чай, который он так любит, и пирожки печь, и все остальное делать. Но как из маминой квартиры выселить Оксанку, которая и слышать не хочет об обмене, потому что рядом библиотека, в которой она зарабатывает свои крохи? Хотя библиотека тут ни при чем. У Оксанки в этом же доме, на первом этаже, есть своя однокомнатная квартира. А она там жить не хочет. Заявляет, чтобы Юлька сама перебиралась к папе, раз за ним нужен уход. Конечно, у отца с женой большая квартира. Но там живет Корина, папку надо забирать от его половины. Она угробит его окончательно. И так всем рассказывает, что больше притворяется муж, чем болеет, а сама любовников себе завела кучу. А увезти отца к себе Юлька не может. Дома вторая змея живет - сестрица по имени Оксана. Юлька и так из-за сестры нечасто бывает у себя. Мотается ночевать в пансионат к Златке. А если приходит в родной дом, то с оглядкой, с опаской, сразу побыстрее ныряет в свою узкую комнату, лишь бы не видеть Оксанку. Въелся в Юльку этот страх перед старшей сестрой еще с того времени, как умерла мама и она жила с Оксанкой. До сих пор комплексует девушка перед ней. В доме по-прежнему хозяйка старшая сестра. Оксанка и слушать не желает, что у неё есть своя жилплощадь. А что? Она удобно устроилась: живет в маминой квартире, а свою сдает. И так это продолжается много лет. И ей все равно, что по документам квартира принадлежит Юльке. Много лет назад папа, покупая её, сразу оформил на единственную свою дочь. Брак с мамой у него зарегистрирован не был. Но Оксанку не сдвинешь. У неё один железный довод: "Я всегда здесь жила. Я была рядом с мамой, когда она умирала. Я ухаживала за ней! Я! Я! Я! Только я!" А остальных старшая сестра не видела: Липочку, что забросила своих девчонок, когда мама заболела, не замечала почерневшего от горя дядю Васю, который очень любил маму и сидел сутками возле неё, а Юльку просто сбросила со счетов. "Ты еще маленькая была, не могла ты ухаживать за мамой", - заявила сестрица. Да, двенадцать лет было Юльке, может, и не умела она помочь умирающей женщине, но младшая дочь все свободное время сидела возле мамы. Да, они и смеялись часто, болтали, мечтали. Мама веселая была, хорошая. Она не жаловалась. Держалась. Юлька не верила до последнего момента, что она умрет...
   К глазам подступили слезы. Юлька подавила комок в горле, стала думать о другом. Но только не о Геннадии. В душе наступило желанное равнодушие. А это означало, что Юлька вылечилась от своей дурацкой любви. Да и любила ли она? Просто так, какое-то наваждение было, когда увидела светловолосого, синеглазого красавца.
   Если быть честной перед собой, Юлька сбежала в деревню от одной проблемы - от проблемы по имени Оксана - в надежде, что все решится само собой. Приедет назад Юлька из деревни, а Оксанка живет у себя. Ведь Юлька ей даже предлагала обменяться квартирами. Пусть сестра останется в двухкомнатной, а Юльке отдаст свою. Оксанка обиженно заявила: "А на что я жить буду? Ведь я сдаю свою квартиру. Сама знаешь, сколько в библиотеке платят. А богатого папочки у меня нет". И работу сестрица ни в какую менять не хочет. Папа предлагал ей. И Юлька звала в пансионат. Отказалась... Видите ли, Оксанка - интеллигентная возвышенная натура, не может в обслуге работать.
   Сестра Оксана. Высокая, на редкость красивая блондинка, ноги от ушей растут. Хоть сейчас в Голливуд. Она в маму внешностью пошла. Мама такая же была красавица. Мужики на улице всегда на Оксанку оборачиваются, того и гляди, шеи свернут. Не знают её иудушкиного характера, иначе бы ураганом пролетали мимо.
   "Оксаночка заменила Юльке мать". "Я тебе заменила родителей". " Твоя семья - это я". Эти фразы Юлька слышала от многих: от учителей в школе, где она училась, от органов опеки, которые следили за их семьей после смерти мамы, от соседей по подъезду, которые всегда занимали сторону старшей сестры, но чаще всех от самой Оксаны. Перед глазами встало видение: старшая сестра визжит, брызгая слюной: "Я тебе мать заменила, я всем пожертвовала ради тебя, а ты тварь неблагодарная..." Оксана всегда была положительная со всех сторон. Училась хорошо, а в институт не пошла, надо было растить Юленьку, так красиво сказала она во время выпускного, когда ей вручали серебряную медаль: мама тогда доживала последние дни. Через год Оксану позвали замуж. Не пошла. "Надо учить Юленьку, а мой избранник не хочет, чтобы девочка жила с нами", - говорила она знакомым. Да врала она, просто её избранник был всего-навсего приезжим, без прописки и не всегда много зарабатывал, а парень был хороший, вкалывал будь здоров, работал по стройкам. И ответственность на себя был готов принять за младшую сестру будущей жены. Юлька до сих пор помнит, как влетело ей от Сереги за курение, когда он засек Юльку с сигаретой в подъезде, а Оксанке не сказал, пожалел девчонку. Но Юлька испугалась, долго тогда не брала сигарету в руки. И если быть до конца честной, то Сергей сам бросил Оксанку, когда увидел без прикрас её змеиный характер. Мама к тому времени уже почти год, как умерла. Семнадцатилетняя Оксанка не отдала сестру тете Липочке и не пускала в деревню. И так было всегда. Сестрица умела добиваться своего, пользуясь слабостями других, подавляя их волю. Хорошая, положительная в глазах других людей, мало знающих её, Оксана была эгоистична до мозга и костей. Она просто упивалась своей положительностью и железной лапкой держала пригнутой к земле в поклоне благодарности младшую сестрицу, которая отличалась веселым свободолюбивым характером. Оксане не удалось изуродовать характер и жизнь младшей сестре. Спасибо за это отцу. Тому самому, которого иначе как "подлецом" старшая сестренка не именовала. Мама родила Оксанку от другого мужчины. Оксанка никогда не знала, кто её отец, и принципиально не интересовалась.
   Юлька подняла голову, обвела медленным взглядом чудесный яблоневый сад, к сожалению, уже старый. Девушка опять закрыла глаза, а мысли неотвязно лезли в голову. Юлька затрясла головой, прогоняя мысли о своей "положительной" старшей сестре. Нет, она не позволит испортить свой отдых. Оксана с её положительной любовью и тут достает младшую сестру. Звонит, контролирует, что-то требует, пытается диктовать свою волю. Ей плевать, что сестре уже давно не тринадцать лет. Господи, сделай так, чтобы старшая сестрица вышла замуж и оставила в покое её, Юльку. У Оксаны замаячил на горизонте кавалер. Интересный, положительный, даже богатый, жаль, что только нигде не работает. Наверно, такой же зануда, как и сестрица, если клюнул на неё и не бросил спустя два вечера. "Сделай, Боже, так, чтобы Оксанка вышла замуж и ушла в богатый дом мужа", - взмолилась в очередной раз про себя Юлька. Сестрица со своей внешностью украсит любой интерьер, любой богатый дом, как Корина. Та хоть и немолода уже, но хороша до сих пор, черт её побери. Юлька, узнав об Эдгаре Кожемякине, женихе Оксанки, помечтала, Богу помолилась и предоставила в распоряжение сестрицы всю квартиру. Пусть Эдгар воспользуется случаем, уложит Оксанку в постельку. Им обоим уже скоро по тридцать. Пусть сестрица забеременеет, и тогда положительная Оксаночка не выпустит добычи из своих мягких красивых лапок, и поток её положительной правильной любви хлынет в другую сторону. На мужа и детей! Вот отчасти по этой причине и умоталась Юлька в деревню. Оксанке она, конечно, не сказала этого. Той ничем не угодишь. Жить они вместе не могут, мир не берет, но и разъехаться Оксанка не соглашается. Старшей сестре, без сомнения, доставляло удовольствие портить настроение и жизнь младшей. Юлька вспомнила их последний разговор...
  -- ...Что тебе делать в деревне? - недовольно пробурчала старшая сестра, выйдя из своей комнаты, услышав, что в замке звякнул ключ.
  -- Мне обязательно надо навестить тетю Липочку, - заявила Юлька, заехав за легкой одеждой домой и сообщив, что её месяц не будет дома и в пансионате. - И потом я устала. Ты знаешь, я много работала. Мы с Златой полностью переоборудовали пансионат. Да еще папа заболел. Сейчас ему немного получше. Он пока дома, но скоро улетит за границу. Я теперь хочу поваляться в гамаке и ничего не делать. Златка меня отпустила. Чего ты-то ко мне цепляешься? Зачем я тебе нужна? Воспитывать некого? И еще, - Юлька решилась и сказала прямо в лоб. - Настраивайся, Оксана, уходить из этой квартиры. Будем жить отдельно. Я забираю папу к себе, ему нужна моя помощь. Никто не знает, что дальше будет с ним.
  -- Что? - сразу взвилась Оксана. - Ты не разоришь мамин дом. Не посмеешь! Его мама создавала. Здесь живет память о ней. Она умерла в этой комнате. А папочки твоего не было рядом... Твой отец-подлец бегал по белу свету...
  -- Еще раз так назовешь моего отца, я буду кидать в тебя первым, что попадет под руку, - предупредила младшая сестра. - Я не шучу. Следи за своими словами.
  -- Не любите правду слушать, ты и твой папочка! - привычно завизжала Оксанка. - Тебе отец-подлец дороже памяти мамы...
   В сестру полетела небольшая старая, потускневшая от времени хрустальная ваза. Юлька кинула её пока под ноги Оксанке. Ваза с шумом разбилась на сотни мелких осколков. Оксанка испуганно отпрыгнула, умолкла, потом в очередной раз взвизгнула:
  -- Эту вазу мама покупала! Это память о маме! А ты её разбила!
  -- А я разбила, - зло ответила Юлька. - И еще разобью, о твою голову... Я предупредила...
   Опять начинался скандал, которого не хотелось.
  -- Ты вся в своего отца-подлеца, - все-таки выкрикнула сестра.
   Зря она это сделала. Юлька разозлилась не на шутку. Лежащая недалеко на полке тяжелая книжка попала по злому, но все равно красивому лицу сестры, по щеке. Осталась ярко-красная широкая царапина.
  -- Следующей книжкой попаду в глаз, - холодно произнесла Юлька. - Будешь ты, Оксанка, кривая, одноглазая. Денег на искусственный глаз я тебе не дам, и мой богатый папа не даст... И больше никакие мужики не будут смотреть на тебя. Потеряешь единственно хорошее, что есть у тебя - внешность.
   Сестра хотела еще что-то крикнуть, но передумала, увидев, как рука Юльки тянется за очередной книжкой. Оксанка подняла высоко красивую голову и ушла в соседнюю комнату, где, оказывается, её ждал Эдгар, Юлька слышала, как она жаловалась:
  -- Вот видишь, какая тут жизнь, Эдичка. Всю жизнь о младшей сестре заботилась. Мама долго болела, учиться я не стала, чтобы все у Юлечки было, а теперь Юлька требует, чтобы я ушла из этого дома. Да, я здесь не прописана, да на первом этаже есть квартира, которая принадлежит мне, но я всю жизнь прижила здесь. Это мамина жилплощадь. Почему все должно достаться Юльке? Я тоже дочь. Где справедливость?
   Эдгар что-то отвечал. Успокаивал, наверно, а может, звал в свой богатый дом. Юлька не стала слушать. Собрала быстро вещи и уехала к тете Липочке, своему доброму ангелу и ангелятам-озорницам. Там, в деревне, она успокоится и придумает, как заставить Оксанку уйти в свою квартиру. У неё вполне приличная однокомнатная квартира. Да, ремонт требуется, так следила бы лучше, а не сдавала, кому не попадя.
   Оксана не любила и единственную сестру матери, Олимпиаду Васильевну. За что? Непонятно. Липочка плохого слова не сказала никогда об Оксанке и нянчилась с ней, маленькой. Сама тетушка предпочитала молчать на эту тему, но Юлька догадывалась, что и тетя Липочка не испытывает нежных чувств к старшей племяннице, и очень переживает из-за этого.
   Когда мама умерла, тетя Липочка хотела взять в свою семью двенадцатилетнюю Юльку. Не дала Оксана. Уж как удалось семнадцатилетней Оксане добиться опеки над сестрой, Юлька не знает. Знает одно до сих пор: с тетей Липочкой и дядей Васей было бы лучше. Тетушка веселая, смешливая, очень добрая, дочки у неё хорошие, ласковые, хоть и большие озорницы. И муж у Липочки, дядя Вася, был такой же, добрый и веселый. Хоть и любил выпить, и часто этим грешил, особенно после того, как умерла мама Юльки, но жену и детей своих не обижал, все больше пьяненький брал гитару, пел и плясал с озорницами. В доме тети Липочки всегда было тепло и уютно, хоть и бедненько, и ели в основном одну картошку с капустой. Юлька вспомнила, как ей всегда хотелось поехать на каникулы в деревню, а Оксана не пускала, отправляла сестру в лагерь, то в летний, то в зимний, благо Юльке, как сироте, путевки бесплатные были обеспечены. А какой это лагерь, что за порядки, хорошо ли там девчонке, на это Оксанке было глубоко наплевать. Юлька съездила пару раз в лагерь и взбунтовалась. На второй раз она просто-напросто сбежала оттуда к Липочке. Но переломить железную Оксану было невозможно. Оксанка упорно забирала сестру домой или запихивала обратно в лагерь. Именно в те дни Юлька от отчаяния связалась с компанией, начала опять курить, пыталась выпивать, правда, после водки ей так бывало плохо, что парни перестали наливать своей малолетней подружке крепкие напитки. А после того случая, как Юльку, когда она выпила вина, тут же начало выворачивать, и она уделала всю квартиру своего приятеля, то и вино с пивом ей перестали давать, только сигареты. От них у Юльки тоже хорошо бежала голова и тошнило. А девчонке было всего тринадцать лет. Юльке были противны и сигареты, и пиво, и вино. Но девчонка не бросала свою компанию. И делала она это с одной целью - пусть её заберут у Оксанки и отдадут тете Липочке. Пусть все знают, что Оксанка не справляется. Юлька бунтовала, как могла. Хорошо, что не дошло дело до наркотиков в те дни. Но органы опеки словно не слышали жалоб девочки, не видели её проблем, только хвалили старшую сестру и младшей угрожали сначала детским домом, потом интернатом, колонией. Кто спас Юльку в те дни? Да та самая тетя Липочка. Навестила тайком племянницу, увидела её курящую в подъезде, грязную, непромытую, расплакалась, сразу увезла к себе, не спрашивая Оксанку. Отмыла, накормила девчонку, Юлька порозовела, повеселела. А Оксанка явилась с органами опеки в деревню на другой день после обеда, а там дядя Вася пьяненький, уже пляшет вовсю. Он тоже не хотел отдавать назад Юльки, с ружьем охотничьим пошел на Оксанку и представительных дам их опеки, что были с ней. Кончилось все очень плохо, дамы вызвали милицию, дяде Васе заломили руки, забрали, Юльку увезли под дружный рев двойняшек, а тетя Липочка еле замяла дело. Еле добилась освобождения дяди Васи. Она держала поросенка, радовалась, что будет скоро мясо в доме, но пришлось все продать и выложить за мужа. Да еще при этом Липочка переживала, как там Юлька, в городе. Правда, вернувшийся дядя Вася все равно грозился поехать и привезти назад Юльку. Он не знал, что тетя Липочка уже дала телеграмму отцу-подлецу, как звала его Оксанка, она так и написала, что Юлька погибнет с Оксанкой, а про свои беды промолчала. Папа, который никогда не видел своей единственной дочери, тут же прервал заграничную командировку и прилетел буквально через неделю.
   Перед глазами лежащей в гамаке девушки встала сцена. Желая допечь старшую сестрицу, которая постоянно унижала младшую, увезла её от тети Липочки, да еще радовалась, что дядя Вася в милиции, вспоминая глотающую слезы тетушку, ревущих девчонок, что цеплялись за отца, угрозы представительных дам в адрес Липочки и дяди Васи лишить их родительских прав, Юлька решила отомстить старшей сестре. Девчонка привела домой компанию пятнадцати-семнадцатилетних подростков. Ох, и разгулялись юнцы. Да, если честно, там не только юнцы были, но затесались и вполне взрослые парни-идиоты лет двадцати пяти, довольно крупные амбалы. Они сразу заткнули рот начавшей орать Оксанке, та быстро сбежала из дома, чем Юлька была довольна. И грянула тусовка. Компания крепко выпила, накурилась, и не только сигарет, кто плясал, кто орал, кто спал пьяный, кто просто балдел, звучала оглушительная, бьющая по мозгам музыка. Оксанка пыталась прибежать опять к помощи органов опеки, но те не работали по вечерам. Милиция приехать не спешила, соседи пока терпели. Поэтому злющая старшая сестрица мерзла на холоде, не в силах что-либо сделать. Юльке было не совсем уютно в этот вечер в своем доме. Компания портила все: гасила о мебель сигареты, кто-то прожег шторы, которые вышивала перед смертью мама. А это была память о ней. И совсем неприятно стало девчонке, когда один из её дружков протер обувь стареньким, но тоже вышитым мамой полотенцем.
  -- Ну и пусть, - бессильно думала Юлька. - Пусть Оксанка все это видит. Пусть разозлится и отпустит меня навсегда к Липочке.
   Девочка-подросток уже выкурила сигарету, во рту было неприятно, горько, подташнивало. Кто-то из друзей налил ей стакан пива. Юлька терпеть его не могла, знала, что будет плохо, но тут же выпила. Стало совсем плохо. А какой-то незнакомый парень, не из их компании, уже тянул ей стопку водки, утверждая, что так она вылечится, градус надо повышать. Юлька вяло отталкивала его руку, помнила, что может дальше быть с ней. И вдруг среди гама наступила тишина. Это высокий, хорошо одетый мужчина интеллигентного вида, в тонких золотых очках, прошел через комнату, решительно вырубил музыку и при наступившей тишине коротко приказал Юльке:
  -- Поставь стакан! Не смей пить.
   Девчонка с облегчением поставила на стол стакан с водкой. Сразу раздались голоса товарищей постарше. Один из амбалов выдвинулся вперед:
  -- А не пошел бы ты отсюда, дядя. Тебя сюда не звали.
  -- Молчать всем! - прозвучали резкие слова.
   Пьяная куча подростков не привыкла бояться. Знали: толпа - это сила. Не тут-то было. Неожиданно в руках мужчины появилось оружие, самый настоящий пистолет.
  -- Пристрелю любого, кто двинется в мою сторону!
   В голосе мужчины звучала власть и сила. Было понятно, это не случайный сосед, которому надоел шум, не доблестный милиционер, в котором вдруг проснулась совесть, и он решил навести порядок, это стоит уверенный в себе человек, за его плечами власть и сила, он, в самом деле, может и пристрелить. Все затихли.
  -- А теперь прочь отсюда, - прозвучал приказ. - И если вы хоть раз появитесь в этом доме, я просто вас всех перестреляю. У вас пять минут!
   Вид мужчины был решителен. Кроме того, он был одет очень хорошо, дорого, чувствовалось, что этот человек не из низших кругов. Надо, он выстрелит, и любой суд оправдает его. Подростки струсили. Амбалы постарше решили отступить. Компания моментально исчезла, оставив разгромленную квартиру и пьяную Юльку, которую сильно тошнило. На пороге появилась Оксанка.
  -- Юлька! Бессовестная! Нахалка! Хамка! Неблагодарная тварь! Я завтра же откажусь от тебя, - завопила она. - Но ты никогда не будешь жить со своей тетей Липочкой. Даже не надейся! Там такой же пьющий идиот дядя Вася, алкоголик, как и ты. По тебе интернат плачет, спецзаведение. Пьяница, наркоманка! Идиотка проклятая! Алкоголичка! Как хорошо, что мама умерла и не видит этого позора...
  -- Замолчи, - поморщился мужчина. - Про маму хоть не говори так...
  -- Вы тоже не дома, убирайтесь отсюда, - вопила сестра. - Я без вас во всем разберусь! И с вами разберутся! Откуда у вас оружие!
   Органов опеки рядом не было, можно было не стесняться в выражениях. Мужчина словно не слышал Оксанки. А Юльке было просто очень плохо. И физически, и душевно. Мамы уже не было в живых два года. Два года одиночества и жизни с положительной лживой Оксаной, которая ненавидела младшую сестру. И девчонка разрыдалась окончательно.
  -- Мама, мамочка, - повторяла она, - зачем ты умерла? Мама, мне так плохо без тебя. Мама!
  -- Так тебе и надо, - добивала Оксанка сестру. - Мама из-за тебя и умерла. Не надо было рожать вообще! Маму еле спасли во время родов... Ты уже тогда пыталась погубить её... Но ты после доконала её. Если бы она не рожала второй раз, у неё не было родовой травмы, не было бы рака... Это ты во всем виновата... Только ты! Дитя свободной любви...
  -- Замолчи! Немедленно замолчи! - приказал мужчина. - Не говори, чего не понимаешь! Не повторяй глупых домыслов родственников своего деда...
   Он встал, отодвинул беснующуюся Оксанку, протянул Юльке стакан воды.
  -- Пей, дурочка.
  -- Не могу. Меня сейчас вырвет, - прошептала побелевшая Юлька, зажимая рот руками.
   Мужчина подхватил девчонку, быстро донес до туалета, Юльку обняла унитаз, её вывернуло буквально наизнанку, незнакомый мужчина был рядом, опять принес стакан воды:
  -- Теперь пей, не бойся. Не будет больше тебя тошнить. Но если чуть-чуть. И иди, умойся.
   Юлька выпила воду, стало полегче, в голове прояснилось, отступила тошнота. Девочка пошла в ванную и долго не выходила, стояла под горячими струями душа. Было стыдно. Но не перед сестрой. А перед незнакомым человеком. Она не знала, кто этот мужчина, боялась, что Оксанка привела кого-то на помощь. Могут насильно и в интернат отправить. "Липочка, родная моя, где ты? Спаси меня, лапочка моя!" - шептала девочка. Но всю жизнь в ванне не просидишь. Пришлось выйти. Юлька ждала града упреков Оксаны, её торжествующего вопля о наказании, о том, что она никогда не отпустит Юльку в деревню к тете Липочке, и её наступающим летом отправят в ненавистный лагерь. Глубоко несчастная девочка вышла из ванной. Слезы подступали к глазам. Как нужна была мама! Или Липочка! Да хоть бы малышки обняли её или дядя Вася, пусть даже пьяненький, сказал бы: "Ничего, Юляш, все будет хорошо. Прорвемся". Но их никого не было рядом. Оксанка с обиженно-торжествующим видом сидела на диване, мужчина наводил порядок в комнате - сердито выбрасывал в мусорное ведро подряд все бутылки. Увидев Юльку, шагнул к ней и, к удивлению сестер, обнял, прижал к себе:
  -- Здравствуй, дочка, здравствуй моя маленькая, - неожиданно ласково и нежно проговорил он. - Вот ты какая у меня красивая выросла. Большая уже. На Липочку похожа. Ты не бойся ничего. Теперь все будет хорошо, моя девочка.
   И от этой человеческой ласки, от доброго слова хлынули градом слезы. Юлька уткнулась ему грудь и ревела.
  -- Не надо плакать, - говорил он, - сейчас мы с тобой поедем к тете Липочке. Ты же туда хотела. Я отвезу тебя. Прямо сейчас. Собирайся. Здесь тебе нечего делать.
  -- Нет, - прорезался голос у удивленной Оксаны. - Туда Юлька не поедет. Ей не разрешено туда ездить. Я завтра же обращусь в органы опеки, мне обещали путевку в лагерь для трудных подростков, хотя Юльке больше подойдет колония для малолетних преступников. Слышите! Я отвечаю за Юльку, я её опекун!
   Мужчина, казалось, не слышал этих слов.
  -- Собирайся, Юля, - ласково проговорил он. - Что ты стоишь? Я вызываю такси. Минут через двадцать оно подойдет. Прямо сейчас и поедем с тобой в деревню.
  -- Я не пускаю туда Юльку! - кричала Оксанка. - Чему она там хорошему научится? Кто там? Деревенская тетка и её пьяный муж!
   Мужчина повернулся и отчеканил:
  -- Тебе всего девятнадцать лет. Тебя саму надо еще воспитывать, соплячка. Ты до чего довела сестру! Кто тебе доверил опекунство? Я еще разберусь с органами опеки, с этим безобразием.
  -- Я сестра, а вы никто. Уходите! - взвизгнула старшая сестра. - Я сейчас вызову милицию!
  -- Вызывай! - мужчина устало отмахнулся от побледневшей от гнева Оксанки. - Я теперь отвечаю за Юлю. Я отец Юли.
  -- Отец? - Оксанка умолкла.
  -- Папа? - протянула Юлька. - Ты мой папа? Но ведь тебя никогда не было! Я никогда не видела тебя. А мама говорила, что ты хороший был...Папа...
  -- Да, папа, - как-то странно сказал отец. - Папа. Далеко не лучший папа... Ты прости меня, дочка, я не знал, что тебе так плохо. Сейчас мы с тобой уйдем отсюда. Я отвезу тебя к Липочке. Поговорим обо всем по дороге, - потом он повернулся к Оксанке и строго и зло проговорил: - Завтра встретимся в гороно, в отделе опеки. Я выясню, на каком основании тебе в семнадцать лет доверили сестру... Не смотри на меня волком. У меня достаточно ума и денег, чтобы изменить это решение. И запомни, старшая сестра, органы опеки никогда больше не будут на твоей стороне. Не ходи, не жалуйся. Не советую! А Юля поедет сейчас к Липочке.
   И Оксанка отступила перед этим сильным человеком. Юлька ушла с отцом. Как она благодарна этому человеку! Отец, как и обещал, сразу повез её сразу её к тете Липочке, прямо в тот вечер. Папа прямо с самолета, оказывается, поехал к Юльке. И очень вовремя! Они долго говорили по дороге. Отец просил девочку больше не пить и не курить.
  -- Не буду, - искренне ответила девочка. - Я не люблю этого. Водка такая противная, и пиво тоже, и сигареты.
  -- Зачем же ты пила и курила? - удивился отец.
  -- Назло Оксанке, чтобы меня отдали Липочке, - честно призналась Юлька. - Но все равно.... Это так противно. Сразу тошнит.
  -- Ты вся в маму, такая же, - улыбнулся отец. - Маша тоже абсолютно не переносила ни пива, ни водки. Я помню это.
  -- Папа! А ты опять уедешь? - осторожно спросила Юлька, учась выговаривать слово "папа". - Тебя не будет здесь? Липочка говорила, что ты живешь за границей.
  -- Я уеду, но ненадолго, - ответил отец. - Я возвращаюсь в ваш город. Устроюсь, куплю квартиру, возьму тебя к себе. Будешь жить со мной, дочка. Я сейчас нужен тебе. И ты мне нужна! Ты ведь единственная у меня дочка. Других нет. Ты немного потерпи, мы скоро вместе будем.
  -- Потерплю, пап, потерплю, - заверила Юлька. - У Липочки мне хорошо будет. Я буду ждать тебя.
  -- Ты, как мама, говоришь, - улыбался отец. - Липочка.
   От отца веяло заботой, теплом. Юлька сидела, прижавшись к этому человеку, и ей было все равно, что его не было рядом тринадцать лет, что он никогда не жил с мамой. Он приехал, когда его дочери было плохо, сразу приехал. Теперь все будет по-другому.
   Папка сказал, что не сможет зайти в дом тети Липочки.
  -- Иди одна, Юля. А я не пойду. Не могу, - грустно говорил он, - я обещал Василию, что никогда не буду видеть Липочку. И не только Василию... И ты не говори, пожалуйста, им, что это я привез тебя. Скажи, что сама Оксанка отправила тебя на такси. Сама отпустила. Согласилась...
  -- Хорошо, - ответила дочь.
  -- И вот еще. Возьми! - отец протянул дочери деньги. - Тебе же надо хорошо кушать. Ты вон какая худенькая. К тому же растешь. И одежда тебе нужна...А в деревне, наверно, совсем мало зарабатывают.
  -- Да, - простодушно согласилась Юлька. - И работы нет для Липочки, и дядю Васю недавно уволили. Это после милиции. Он за меня заступился. Не хотел отпускать... Но в деревне не голодают. У них есть огород, картошку сажают. И поросенок был... А теперь нет... Из-за меня.. А Липочка так надеялась, что будет мясо у них...
   Девочка-подросток уныло опустила голову. Она знала все проблемы своей тетушки.
  -- Рассказывай, - приказал отец.
   И Юлька рассказала все-все. Как она убежала из лагеря, как её забирали у Липочки, как дядя Вася с ружьем в руках не отпускал племянницу жены, как испугались милиции маленькие сестренки, как плакали, не хотели отпускать Юльку.
  -- Вот и пришлось тете Липочке продать поросенка, чтобы дядю Васю из милиции выручить, - завершила свой рассказ девочка. - Она сказала: ничего, огурцы еще есть соленые. Поедим картошки с огурцами... Хоть и любят девчонки мясо, но овощи полезнее... И все это из-за меня... Из-за меня остались девочки без мяса...
  -- Так, - протянул отец. - Много ты интересного мне рассказала. Не знал я этого. Ты уж, дочка, как-нибудь сумей отдать эти деньги Липочке. Так, чтобы Василия и её не обидеть. Кстати, ты про каких девчонок говоришь? У Васи с Липочкой дети есть?
  -- Есть, пап, есть, - радостно затараторила девочка. - Ира и Олеся, близняшки. Они такие хорошие, только еще маленькие, им по четыре года. Я их очень люблю.
  -- Значит, близняшки. Родила все-таки Липочка. По четыре года девочкам. Я и про них не знал. А когда они родились? Когда у них день рождения?
  -- В самом начале лета. Десятого июня!
  -- Вот оно что! - протянул отец. - Десятого июня. В самом начале лета. Ничего-то я не знаю...
   Юльке даже показалось, что в глазах отца блеснули слезы.
  -- Тогда этих денег мало, - сделал вывод отец. - Ведь у тебя есть еще две сестренки. И они любят мясо.
  -- Да, пап, - радостно улыбнулась Юлька. - Как ты догадался?
  -- Ты сама сказала. Да и я тоже очень люблю мясо, - засмеялся отец. - А ты сестренок любишь?
  -- Очень!
  -- А Василий любит?
  -- Еще как! Он, знаешь, как гордился, когда Липочка двух сразу девочек родила. Еще прабабушка Марфа была жива. Она нам с мамой рассказала, что дядя Вася всю ночь ей спать не давал, все говорил, когда Липочку увезли в роддом, она родила поздно вечером: "Вот это да! Двоих моя Липочка сразу родила, двух дочек!" Мы с мамой приезжали в деревню, когда Липочку выписали. Прабабушка Марфа все нянчилась с девочками и говорила дяде Васе: "Счастливый ты все-таки, Васька. Умеешь любить". А про девочек она говорила, что они будут не только красавицы, но и умницы, многое будут уметь. Знаешь, пап, а мама мне сказала, что прабабушка им всю свою силу передала.
  -- Какую силу? - не понял отец.
  -- Она же ведунья была, умела людей лечить, травы знала.
  -- Так твоя мама рассказывала, что бабушка её была медсестрой на фронте...
  -- Да. Но она еще и много другого умела. Правда, правда!
  -- А двойняшки умеют?
  -- Пап! Они же маленькие. И озорные! Даже больших собак не боятся. Ты представляешь, собака бегает ничья, злая, а они присядут рядом, в глаза глядят и гладят. Их никакие собаки не кусают.
   Папа внимательно слушал и о чем-то думал, что-то словно считал в уме. Потом отец достал еще несколько крупных купюр:
  -- Вот еще возьми. Это на фрукты тебе и девочкам.
  -- Ой! Этого много! - Юлька даже испугалась.
  -- Так девчонки, наверно, и шоколадки любят, - пошутил отец.
  -- Конечно, любят, только... - Юлька не договорила.
  -- Не так уж, дочка, здесь много денег, - уже серьезно проговорил отец. - Просто ты еще не умеешь считать деньги и цены...
  -- Спасибо, пап.
   Девочка убрала деньги в сумку.
   Такси остановилось возле старого домишки прабабушки Марфы. В нем жила Липочка и её семья. Юлька поцеловала отца в щеку, спросила еще раз, скоро ли приедет он, сказала, что будет ждать, и побежала в теплый дом тетушки. Весело заверещали маленькие озорницы, довольно крякнул трезвый и погрустневший в последнее время дядя Вася, Липочка всплеснула руками, увидев похудевшую бледноватую племянницу, обрадовалась, пыталась накормить Юльку, но той еще было плохо. Не могла думать о еде.
  -- Ты надолго к нам? - спросила тетушка. - Оксанка разрешила?
  -- Чего спрашиваешь? - закричал довольный дядя Вася. - Я не пью больше. Как вернулся из милиции, так и не пью! Мы не отдадим теперь нашу Юляшку. С нами будешь жить, племяшка. Это я, Василий Заслонов, говорю. Вон я сколько под картошку распахал, прокормлю и свою семью, и племянницу. И поросенка, Лип, нового купим. Не грустите, девчонки!
   А девчонки облепили с двух сторон старшую сестренку, прижались, обхватили своими ручками. Совсем хорошо стало Юльке. Ей замечательно спалось на старом продавленном диване, что купила еще прабабушка Марфа. Девочка после, утром, все-таки рассказала тайком тетушке, что её привез отец, что он возвращается, что она будет жить с ним. Так папа решил. Вытащила деньги. Тетушка неожиданно всхлипнула, отдернула руку от денег.
  -- Липочка, лапочка моя, - затараторила Юлька, назвав тетушку так, как называла её мама. - Ты возьми эти деньги. Папа сказал, что меня кормить хорошо надо, да и твоим девочкам нужно есть мясо, фрукты и шоколадки. Ну, Липочка, ну, миленькая, ну возьми. Ты умная, придумаешь что-нибудь для дяди Васи. И давай я с девочками схожу в магазин, колбаски немного куплю. Им ведь хочется. Они любят колбаску. И конфеток немного надо купить. Или еще лучше, купи курточки новые девочкам, тут хватит, а мы картошку будем есть...
  -- Иди лучше в магазин, хозяюшка, - улыбнулась тетушка и взяла деньги. - Купим когда-нибудь новые курточки. А это твои деньги, папа тебе их дал. Иди сама в магазин и покупай все, что хочешь.
   Тетушка положила в кошелек две крупные купюры, остальные бережно убрала, подала кошелек Юльке.
  -- Нет, Липочка, папа на всех дал, - не согласилась девочка. - Он так и сказал, мне и девочкам на фрукты...
  -- Юра знает про девочек? - осторожно спросила Липочка. - Неужели Маша рассказала?
  -- Нет, Липочка, я ему сказала. Липочка, а мой папа хороший. Правда?
  -- Хороший, хороший, - грустно глянула тетушка. - Пойду, скажу Василию, что Юра вернулся. Не будем мы скрывать правду. Все равно узнает. И про деньги скажу. Их тут много. И, честно сказать, вовремя. Денег-то совсем у нас не было. Даже хлеб не покупали. И мука кончилась. Леська с Ринкой все булочек просили, а испечь не из чего... Думаю, поймет Василий...
  -- Конечно, скажи. Дядя Вася хороший, он все поймет. Я же скоро с папой буду жить, - торопливо говорила Юлька, собираясь в магазин с девчонками. - Все равно придется дяде Васе все рассказать.
  -- Живи уж лучше с нами, - сказала тетя Липочка. - Ты не знаешь, Юляшка, какая у Юры жена. Корина не позволит твоему отцу привести тебя в свой дом... Ты уж не настраивайся, дочка. А то будешь после плакать. Живи с нами. Ну, эту Корину...
   Так Юлька впервые услышала о существовании Корины.
   В магазине Юлька впервые поступила, как взрослая. Так хотелось девчонке набрать целую кучу конфет, шоколада, пряников. И деньги были, и глаза у девчонок так и прилипали к витрине со сладостями. Но она сдержала себя. Купила немного конфет девочкам, колбасы, которую те любили, взяла две пачки сосисок, всем по сладкой булочке, про хлеб не забыла, взяла два батона и черного буханку для дяди Васи, он любил черный хлеб, положила все в пакет, дала его в руки девчонкам, сказала:
  -- Сами понесете.
   Девчонки дружно закивали головками, а глазки прилипли к большим чупа-чупсам, продавщица засмеялась и сама подала их молчащим девочкам, те поспешно развернули конфетки. А старшая сестра по совету той же самой продавщицы, тети Дуси, умной деревенской бабы, знающей, что семья Заслоновых живет бедновато, купила куриные окорочка.
  -- Вот только привезли, еще не растаяли, - говорила продавщица. - Ты Юль, не набирай много конфет и колбасы. Это как семечки, и есть оно, и нет одновременно. Возьми лучше окорочков. Мяса-то, небось, нет у Липочки. За Василия отдала все деньги. Уже вторую неделю не ходит в магазин...
  -- А сколько взять окорочков? - спросила Юлька, которая была несведуща в житейских делах.
  -- Была бы ты повзрослей, сказала бы тебе: бери целиком упаковку, - протянула тетя Дуся. - Но тяжеловато тебе нести будет.
   Юлька попробовала поднять десятикилограммовую упаковку, сгоряча решила, что донесет, и решительно расплатилась. Хватило сил только метров на сто. Двойняшки несли свой пакет с хлебом, колбасой и сосисками, тоже устали. А до дома было еще далеко. Юлька не знает, как бы это все дотащила и сколько бы времени на это у неё ушло, если бы не соседский мальчишка Петька, что проезжал на велосипеде мимо. Он и рассказал дяде Васе и тете Липе, что Юлька с двойняшками тащит из магазина тяжеленную коробку. Липочка и Василий бросились их встречать. Дядя Вася кряхтя, дотащил окорочка. Липочка ахала, неся пакет дочек, там тоже было около трех килограммов. Юлька с девочками устало плелась сзади. Но довольны были все. Особенно когда на обед Липочка подала полную сковородку жареных куриных ножек.
  -- Ну, Юлька, ну племянница, - приговаривал дядя Вася. - Ну, прямо настоящая хозяюшка. Угодила.
   А девчонки ели сосиски. И только тут вспомнили, что забыли попросить Юльку купить шоколадок...

... Как нечаянно познакомиться с Федькой...

   Чтобы отодвинуть негативные мысли о старшей сестре, Юлька взяла томик со стихами, нехотя стала заучивать строки. Она, в общем-то, прохладно относилась к творчеству Федора Соллогуба. И когда выписала библиотечку поэзии, то многие поэты Серебряного века не нашли в её сердце места. Среди них был и Федор Сологуб с его непонятными стихами. Женщина лениво прочитала странные строки:
   Обнаженный царь страны блаженной,
   Кроткий отрок, грозный властелин,
   Красотой сияя нерастленной,
   Над дремотной скукою равнин,
   Над податливостью влажных глин,
   Над томленьем тусклой жизни пленной
   Он вознесся в славе неизменной,
   Несравненный, дивный, он один...
   Несколько раз повторила, чтобы запомнить. Не запоминалось ни в какую. Юлька упорно твердила. Средство оказалось неплохое, молодая женщина сладко задремала, положив книжку на лицо. И снился Юльке её король, несравненный, дивный, один. И это был не Геннадий. А тот, который упорно не встречался на её пути. Единственный. С красивыми карими-карими глазами, вот и все, что запомнила Юлька из своего сна. Проснулась она от громкого шепота девчонок. Те уже вернулись и что-то бурно обсуждали. Юлька притворилась спящей: все же интересно, кого ей успели найти озорницы. Надо все знать о будущем муже. А что озорницы обсуждают кандидатуру её будущего мужа, Юлька не сомневалась.
  -- Чего ты? Как не подходит? Еще как подходит! Ведь его Федькой зовут. Мы же искали Федьку, - недовольно шептала Ринка.
  -- Да ну его. Он уже старый, - не соглашалась Леська. - Ему тридцать лет скоро, а может, и больше.
  -- А наша Юлька молодая?
  -- Ну, Юльке, может, и подойдет. Юлька тоже старая, но красивая.
  -- И Федька красивый.
  -- Но все же... - Леська что-то засомневалась в выбранной кандидатуре.
  -- Что? Не нравится он тебе? - подбоченилась Ринка.
  -- Нет, очень даже понравился. Он на дядю Юру, правда, немного похож, такой же высокий. Очков только нет. Но Федька вчера зажал Гальку. Мы же сами видели.
  -- Ой, и правда, - спохватилась Ринка. - Но тогда мы с тобой еще не знали, что его Федькой зовут.
  -- А если бы знали? Что бы изменилось?
  -- Гальку бы прогнали. Ведь Федька должен быть Юлькин.
   Юлька мысленно хохотнула при наличии такой железной логики младших сестриц.
  -- А Маринка еще говорила, - добавила Леська, - что Федька ночью шел с какой-то Муськой. Она толком не видела, но все слышала. Шел и говорил: "Мусечка моя, Мусечка. Какая же ты хорошая, ласковая, умная. Я люблю тебя, Мусечка".
  -- Может, кошку его так зовут, - возразила Ринка. - Ну не девчонку же! Да и Танька рассказывала, что Федька котенка подобрал и к себе унес. Белого, с черным ухом.
  -- Так, озорницы, - громко проговорила Юлька, резко садясь в гамаке, - хватит шептаться, признавайтесь, кого мне нашли.
  -- Федьку, - выпалили одновременно, нисколько не смутившись.
  -- Вот сама с ним и дружите, - Юлька встала и пошла в дом. - А я буду Харона ждать. Он мой суженый, ряженый. Сами кричали зимой, что гадание должно сбыться.
  -- Харон вторым шел! Вторым! Не надо было к дубам убегать! А первый, может, Федька был, - крикнули вслед девчонки. - Ты специально пропустила!
  -- Может, и специально, но моего жениха будут Хароном звать! - смеялась старшая сестра. - От судьбы не уйдешь!
   Но озорницы не смирились. С того дня Юлька постоянно слушала информацию о загадочном Федьке. Похоже, он заинтересовал и самих девчонок. Юлька по этому поводу озабоченно подумала:
  -- Как бы наши свистушки сами не влюбились. Рановато еще. Хотя они в том возрасте, когда уже начинаешь влюбляться. По их словам, этот загадочный Федька намного старше их, лет тридцати. Надо Липочку расспросить об этой личности. Она должна знать. Помешать, в случае чего, отвадить от девчонок Федьку или девчонок от него. Хоть, в самом деле, знакомься и пускай в ход свои неотразимые чары. Жаль, что дядя Вася умер. Быстро бы приструнил своих неукротимых девиц. Хотя вряд ли. Он их баловал, любил без памяти.
   Но дальше мыслей дело не пошло, и, лежа на другой день в гамаке, Юлька выслушивала очередную порцию новостей о кандидате в мужья:
  -- Юлька! Федька каждый день новую девчонку провожает. Уже целую коллекцию собрал. Чего ты медлишь? - подступала Ринка.
  -- Ну и что, - вмешивалась Леська. - Познакомится он с нашей Юлечкой, других забудет. Сразу в Юльку влюбится.
  -- А я как? - иронично спросила Юлька. - Я тоже влюблюсь?
  -- Еще бы! - уверяла Ринка. - В Федьку нельзя не влюбиться. Во-первых, он уже старый, как ты. Во-вторых, ты послушай, что нам рассказала Анжелка, она рядом с ним в Соловушкино живет. Федька, представляешь, неделю назад был там у своей мамы, они с другом гармошки взяли и играли прямо на улице и в парке, что недавно у них открыли. Прямо, как в старых фильмах. А люди даже танцевали. А потом, как в кино, петь начали частушки. Сколько же их Федька знает. Его никто не мог перепеть.
  -- Ой, Юльк, а у Федьки такие глаза. Обалдеть, - продолжила Леська. - Познакомься, не пожалеешь.
  -- Карие? - вырвалось у Юлька.
  -- Да! - озорно блеснули глаза девчонок.
   Это кончилось тем, что Юлька все-таки заинтересовалась Федькой.
  -- Ладно, лапочки-ладушки, покажите мне его, - попросила она. - Гармошка - это серьезно! Да еще глаза карие!
  -- Как показать, если ты к гамаку приросла, - захохотала довольная Ринка.
  -- А ваш Федька ходит по улицам?
  -- Ходит.
  -- Вот и покажите, когда мимо пойдет. А я посмотрю через щелочку в заборе и подумаю, стоит ли вставать из гамака, - предложила Юлька.
  -- А Федька не ходит по нашей улице, - озабоченно проговорила Ринка.
  -- Значит, не судьба, - не расстроилась Юлька.
  -- А пойдем лучше на пляж. Искупаемся, - загорелись очередной идеей девчонки. - И Федька там сейчас. Он всегда в это время купается. Пять раз через речку плавает.
  -- Нет, там много народу, - лениво ответила Юлька. - При народе я не смогу показать всю свою красоту, потеряюсь на вашем молодом фоне. Сами говорили, что я старая уже.
  -- Юлечка, зато ты красивая, - успокоила Ринка. - У тебя такая фигура!
  -- Юлечка, ну ты не совсем еще старая, - убедительно проговорила Леська. - Ты женщина в самом расцвете сил.
  -- Ага, - скептически хмыкнула Юлька. - Как Карлсон. Осталось приделать пропеллер и слетать к Федьке на свидание...
  -- Слушай, Юль, что я придумала. Мы завтра на речку все вместе пойдем. А ты поплыви, сделай вид, что тонешь. Федька тебя спасет, а ты его в гости к нам пригласишь.... - затараторила Ринка.
  -- Нет уж, - решительно отказалась Юлька. - Даже ради вашего распрекрасного Федьки я тонуть не хочу.
  -- Ну, Юль! - просительно протянула Леська.
  -- Не пойду!
  -- Все равно познакомишься!
   Насмешницы умчались. А веселая тетушка Липочка, слышавшая разговор, сказала:
  -- Иди лучше со мной, Юляшка. Я тебе кое-чего покажу. Рассмотришь сейчас все в деталях. Даже Федьку.
   Она увела племянницу на чердак своего старенького дома. Там было хорошо, прохладно, пахло березовыми вениками.
  -- Может, мне сюда перебраться на отдых из гамака, - засмеялась Юлька.
  -- Ну, я этого не знаю. Я тебя за другим позвала. Смотри, - тетя Липочка протянула племяннице большой военный бинокль, который бабушка Марфа привезла с фронта. - Весь пляж отсюда виден. Как на ладони.
  -- То-то ты все про девчонок знаешь, - захохотала Юлька.
  -- Ага, особенно про пляж. Понаблюдай. Мне расскажешь. Заодно я тебе и Федьку покажу. Как бы мои стрекозки в него не влюбились. Уж что-то больно заинтересованно они о нем говорят. Боюсь я за них, - вздохнула тетушка.
  -- А откуда взялся этот Федька? - спросила Юлька.
  -- Он из Соловушкина. У него там мать живет и... - почему-то тетушка не договорила. - А здесь у него брат есть, двоюродный. Александр Саевский. Он на Торгашевой Нине женился. Помнишь Нину?
  -- Нина - это сестра нашей соседки Томки?
  -- Да.
   Юлька поднесла к глазам бинокль. На пляже было многолюдно и весело. Вот промелькнули насмешницы Олеська и Ринка. По пути зацепили какого-то высокого парня в черных очках. Тот что-то сказал, насмешницы фыркнули, сыпанули в него песком и прыгнули в воду. Парень погнался за ними.
  -- Дай-ка я посмотрю, - сказала тетя Липочка. - Ну, точно, девчонки опять к Федьке Саевскому приставали. А он их в воде ловит. Нет, мало ему взрослых девиц, к малолетним пристает.
   В голосе тетушки послышались тревожные нотки, что обеспокоило и Юльку.
  -- Значит, этот высокий и есть Федька? - спросила Юлька. - Моя кареглазая судьба, мой будущий муж, которого мне нашли девчонки.
  -- Вот что, - сказала вдруг тетя Липочка. - Ты Юлька красивая, интересная. Уведи Федьку от моих свистушек. Ради всех святых, уведи! Саевские, они парни скорые. Уложит Федька моих девчонок под куст. Они у меня рослые, крупные да еще современные. Не подумаешь, что четырнадцать лет.
  -- Ну ты даешь, тетя Липочка, - захохотала Юлька. - А меня, значит, можно под куст? Так?
  -- Не можно, а уже нужно, - засмеялась и тетя Липочка. - Тебе уже сколько лет? Забыла?
  -- Ладно, уведу, - пробормотала Юлька. - Только, чур, меня не торопить, я сама все сделаю не спеша.
   Племянница не знала мыслей тети Липочки. Та нисколько не беспокоилась за своих девчонок. Их дело молодое, пусть гуляют. Несмотря на четырнадцать лет, голова есть на плечах. Да и они всерьез озабочены, чтобы свети Юльку с Федором Саевским. А Юлька, неровен час, и в девках останется. Юной школьнице Липочке когда-то очень нравился ученик старших классов, Саевский, отец Федьки, но дальше мечтаний у ученицы дело не пошло, отец Федора уехал в город учиться, а Липочка полюбила совсем другого. И сейчас все еще любит. А теперь Липочка приглядела Федьку своей племяннице. Не только у Липочки был дар от природы - видеть будущее счастье. Её дочери обладали этой способностью еще в большей мере, но пока не понимали своих способностей. Они безошибочно умели видеть будущие семейные пары, не осознавая того. Просто начинали утверждать, как в случае с Юлькой, что кто-то с кем обязательно должен встретиться, познакомиться и так далее. Интересный высокий кареглазый Федька просто дополнялся изящной грациозной Юлькой с пепельными волосами и смелостью в суждениях и поступках. Таких, как Юлька, если полюбят, то навсегда. А она еще покрутит голову, прежде чем дать согласие. Но и её любовь будет одна и на всю жизнь. Помимо воли Липочки с недавних пор перед её внутренним взором рядом с Юлькой всегда возникал Федор Саевский, хоть они были и незнакомы да и к тому же Федор был женат и имел маленького сына. Все это Липочка знала. Но Саевский ушел давно от жены, он и не жил с ней практически. Нет, не близняшки подложили книгу стихов Федора Сологуба, а Липочка. Другого писателя с этим именем просто не оказалось в доме. А остальное было дело хорошего просчета: тетушка Юльки знала, что дочки затеют гадание, она сама с утра на это им намекнула. А прочитанное имя Федор даст очередной заряд их неукротимой энергии. Познакомится Юлька с Федором Саевским. Этот подходит её племяннице. А не какой-то там Букчаев.
   Два дня Юлька еще пролежала в гамаке, временами исчезая на чердак и что-то разглядывая в бинокль, над чем-то все думала. Иногда звонил её сотовый. Юлька морщилась. Он прерывал её размышления. Оксанка всегда мешала. Но эти звонки помогли принять окончательное решение насчет квартиры. Чтобы ни говорила сестрица, Юлька начнет искать обмен. Поставит Оксанку перед фактом. Вот и сейчас раздался очередной контрольный звонок и разрушил план соблазнения Федьки, так удачно складывавшийся в голове молодой женщины. Как хорошо было много лет назад, когда отец отвез её сюда. Телефонов сотовых не было. Юлька отдыхала просто от Оксанки.
   И мысли от Федьки убежали опять к сестре.
   В тот год, когда Юлька впервые увидела своего отца, она на все лето осталась у тети Липочки. Как было хорошо! Можно было проваляться в постели до самого обеда. Никто не приказывал вставать в восемь, делать зарядку, ходить строем, как это бывало в лагере. Не напоминал занудливым голосом, готовя противную овсяную кашу, что пожертвовал собой и своей личной жизнью ради Юленьки. Такое обычно было дома. Здесь с утра прыгали на постель маленькие сестренки, и пусть они тоже не давали спать, но девчушки обнимали Юльку, целовали, щекотали, тащили с собой котенка, книжку, просили почитать, рассказать сказку, звали играть. А еда, приготовленная Липочкой, была просто сказочная, с точки зрения Юльки. Тетушка подкапывала молодую раннюю картошку, варила её и подавала на стол с густой деревенской сметаной. Девочка была готова есть это нехитрое блюдо все лето. Липочка купила мешок муки и пекла почти каждый день булочки или пирожки с нехитрыми деревенскими начинками, то я с яичками и луком, то с щавелем, то с той же самой картошкой. Коровы у тети Липочки не было, но она покупала молоко у соседки - матери Томки Торгашевой.
   Папа улетел назад, но перед отъездом встретился с дочерью и опять оставил денег. К отцу в город Юльку повез дядя Вася. Не пустил одну. "За тебя я теперь отвечаю!" - заявил он. Ему Юлька и не возражала. Пусть едет вместе с ней. Это же не противная Оксанка, которая каждую минуту будет дергать и делать замечания. Отец повел их в небольшое уютное кафе, заказал дочери мороженое, от еды Юлька отказалась, тетушка накормила с утра, себе и дяде Васе папа взял покушать и по стопке коньяка. Дядя Вася жалобно поглядел на коньяк, нахмурился и отказался от райского напитка.
  -- Не употребляю больше, Юр, - пояснил он. - А то опять Юльку из-за меня увезут. А я, люблю твою девочку, сам знаешь, как я относился к её матери - Маше...
   Отец не понял сначала. Юлька торопливо напомнила, как дядя Вася с ружьем пошел на дам из органов опеки. Отец засмеялся, потом спросил:
  -- Так ты, Василий, в самом деле, с ружьем пошел на них? И стрелять бы стал?
  -- Ага, - хмыкнул дядя Вася. - Юлька плакала, не хотела уезжать. А они силком девчонку в машину потащили. Ну, я и хотел припугнуть. А им все нипочем. Я и стрельнул. В воздух. Так, попугать просто. А меня в милицию... Хорошо меня там отметелили... До сих пор что-то побаливает внутри...
  -- Спасибо, Вась, тебе за Юльку - отец протянул ему руку. - Ты по-прежнему настоящий друг.
   После небольшой заминки дядя Вася пожал руку.
  -- А теперь вот, возьми, Юля у вас будет до осени, а может и больше. Раньше я не успею вернуться, - отец протянул деньги. - Мне надо там дождаться смены.
   Дядя Вася помрачнел и отдернул руку.
  -- Ты что? Я же люблю твою Юльку... Я же не из-за денег... Из-за Маши... Из-за Юльки...
  -- И я из-за Юльки. Я знаю, в деревне сейчас нелегко. Колхозы разорили. Нет работы... Я не знаю, вернусь до сентября. А Юльку надо будет собрать в школу, одеть обуть, и ест она. Еще мало окажется денег. Возьми, Вась. Мы же все были когда-то друзьями...
  -- Были, только нас жизнь сильно спутала, перепутала все, а потом развела по разным дорожкам.
   Отец замолчал. Он что-то не хотел говорить при дочери.
  -- Юль, - попросил он. - Сходи, здесь рядом магазин продуктовый, купи маленьким сестренкам по шоколадке, по самой большой. Ты говорила: они любят шоколадки.
  -- Хорошо, пап. Я мне можно шоколадку тоже?
  -- Можно, - улыбнулся отец. - Конечно, можно.
   Юлька ушла. Она не слышала, как говорил отец.
  -- Ты прав, Василий. Спутала нас жизнь. Таким узлом связала. А потом бросила в разные углы. Ты любил Машу, я Липочку... Ты - муж Липочки, у меня Корина есть, а Маша умерла. Я виноват перед тобой. Виноват в том, что Маша от меня родила Юльку, и в том, что люблю всю жизнь твою жену. Но я свое слово держу. Я ни разу не виделся с Липочкой, - Юрий Петрович помолчал. - Ты бы мог ненавидеть меня и мою дочь. Я же тебе перешел дорогу, от меня Маша родила, не от тебя. Но я же знаю, что ты всегда привечал мою дочку после смерти Маши. Тебе сейчас трудно, не работаешь. А девочку мою ты взял себе. Но и я должен что-то для неё делать. Да, я не любил Машу, но от Юли я не отказывался. И если бы много лет назад я бы знал о беременности нашей жрицы любви, от кого она рожает, я бы не уехал в заграничную командировку, моей женой не стала бы Корина. Я бы женился на Маше.
  -- Маша была принципиально против браков, - не согласился Василий. - Она бы не согласилась стать твоей женой. Я ведь сколько раз предлагал ей, готов был удочерить Оксанку...
  -- Да, я помню. Недаром Маша называла себя жрицей свободной любви. Но я бы заставил ради ребенка...
  -- Но ведь была и Корина...
  -- Ты прав, Корина всегда умела брать свое. Но Маша была ей не по зубам...Надо же, при всех этих раскладах, Маша и Корина были подругами.
   Дядя Вася молчал. Отец продолжал:
  -- Вась, а ведь это ты мне сообщил, что у меня родилась дочка? Правда, с большим опозданием. Маша даже не намекнула мне. Я до девяти лет не знал о существовании Юльки. Ты ведь дал мне телеграмму, что Маша серьезно заболела?
  -- Я, - подтвердил Василий.
  -- Я всегда это знал. Только у тебя был мой адрес. И сейчас ты опять сообщил, что умерла Маша и Юлька живет с Оксанкой, что моей дочери нужна помощь.
  -- Я не писал! - удивился Василий.- Да и когда мне было! За решеткой держали меня. В обезьяннике...
  -- Разве не ты? - еще больше удивился отец? - А кто тогда? В телеграмме была подпись: "Василий".
  -- Я не писал никакой телеграммы, - повторил дядя Вася.
  -- Кто же тогда?
   Положение спасла вернувшаяся Юлька. Девочка услышала слова про телеграмму и почувствовала тревогу. Она любила отца, дядю Васю, тетю Липочку, маленьких озорниц. Ей совсем не хотелось, чтобы эти люди ссорились. Юлька знала, что отцу дала телеграмму Липочка. Когда Юльку увозили, она обняла её на прощание и шепнула: "Потерпи, моя девочка, я найду твоего настоящего отца. Вызову его. Он поможет". Юлька тогда не поверила сначала этим словам. Но, теперь догадываясь о какой-то непонятной странице в жизни взрослых, Юлька торопливо стала объяснять, выгораживать Липочку, с ходу придумывая правдоподобную историю. Она до сих пор удивляется, как смогла так быстро сочинить это мало-мальски подходящее объяснение.
  -- Пап! Дядя Вась, я знаю, кто телеграмму отослал. Вы же о телеграмме говорите, которую папа получил за границей? - на всякий случай уточнила девочка. - Это наш директор школы. Его Василий Игнатьевич зовут. Я не хотела говорить, но скажу. Я обещала папе все рассказывать, даже плохое. Но это... это совсем плохое, очень стыдно мне говорить... Просто, когда Оксанка меня забрала от тети Липочки, а дядю Васю увезла милиция, мне так плохо было. Я первый раз тогда напилась и в школу пьяная пришла. Я во вторую смену училась. Ну, меня и выгнали с урока. Заставили идти в кабинет Василию Игнатьевичу. А он про маму стал спрашивать, про отца, - вдохновенно врала Юлька. - Я сказала, что мама умерла, а отца у меня вообще никогда не было. А Василий Игнатьевич, он бывший военный, говорит: "Такого не бывает, чтобы отцов вообще не было". Сказал, что разыщет и все про меня расскажет тебе, пап, и отвечать еще заставит. Василий Игнатьевич слов на ветер не бросает. Вот он, наверно, и нашел. Он ведь военный, у него, наверно, всюду связи. Я могу спросить. А лучше не надо. Василий Игнатьевич, пап, узнает, что ты приехал, и будет тебя ругать за мое воспитание. А я не хочу, чтобы тебя ругали...
  -- Да не надо, не спрашивай, - махнул рукой дядя Вася. - Приехал Юрий, это хорошо. Тебе, Юлька, отец нужен. Я всегда это говорил Маше. Только она не слушала меня. Она никого не слушала, она просто умела любить...
  -- Правильно, Василий, говоришь. Юльке нужен отец. А сейчас, прошу тебя, выручи меня. Пусть дочка пока с вами поживет, пока мне смена придет там, за границей, - просящим тоном сказал отец.
  -- О чем речь? - удивился Василий. - Юлька и так уже у нас живет. Только ты в школе реши, чтобы ей отдали документы, у нас будет учиться.
  -- Да, я к сентябрю не успею вернуться, - в задумчивости сказал папка. - Сегодня же схожу в гороно, а оттуда в школу. А то Оксанка может опять дров наворочать. Кто мог подумать, что из нашей маленькой общей дочери вырастет такая ...такая...
  -- Вредина, - завершила Юлька.
   Мужчины невольно улыбнулись.
  -- Она просто тоже переживает сильно из-за смерти Маши, - пытался оправдать Оксанку дядя Вася. - Ладно, Бог с ней, с Оксанкой. Она не пропадет. И своего не упустит. А Юлька пусть с нами будет. Я сам пил, знаю, что такое. Ей ни капли не дам, и за курение драть буду, поняла, племяшка.
  -- Поняла, дядь Вась. Давно поняла. Я все равно хочу жить с вами.
   Юлька совсем не боялась дяди Васи. Ей порой казалось, что он её любит больше своих озорниц.
  -- Вот поэтому и возьми деньги, Василий, - заговорил отец. - Чисто по-человечески. Я знаю, работы в деревне нет. За счет хозяйства живете. А у вас самих две дочери есть. Кстати, Юль, сходи, купи девочкам еще и какой-нибудь подарок. Здесь "Детский мир" через дорогу. Справишься?
   Юлька кивнула головой. Папка словно читал её мысли. Она любила девчонкам привозить подарки. Хоть пустячок какой-нибудь. Они так радуются. Самой так хорошо становится, словно их радость передается всем.
  -- Вот и хорошо. Приедешь, угостишь шоколадом девочек и подаришь что-нибудь от... дяди Юры, - довольно проговорил отец, почему-то заикнувшись перед словом "дяди".
   Юлька опять ушла. Отец опять повернулся к Василию.
  -- Ну, сам понимаешь, Василий, не могу я деньги Липе отдать. Я же не должен её видеть.
  -- И не возьмет она, - сказал угрюмо Василий.
  -- Вот поэтому и прошу: возьми ты, - улыбнулся отец.
  -- Любишь её до сих пор? Липочку-то?
  -- Люблю, - кивнул отец. - Сам знаешь, каково мне её видеть.
  -- Вот и я не могу забыть Машу, - тоскливо проговорил Василий. - И не жили мы с ней ни дня, ни часа вместе, а умерла наша жрица, и я словно души лишился, словно наполовину умер... Снится Маша мне каждую ночь. Зовет к себе, говорит, что там вместе будем... Я уж и пить бросил, думал белая горячка начинается. Только сны не проходят... Умру я, наверно, скоро...
  -- А ты не болеешь? - тихо спросил отец.
  -- Болею, наверно, - честно ответил дядя Вася.
  -- Так давай в больницу. Хочешь, за границу со мной полетишь? Я сделаю.
  -- Нет, Юр, спасибо. Только не хочу я этого. Я к Маше хочу...
  -- Эх, Василий, Василий, как тебя привязала к себе наша жрица...
  -- Мне недавно мудрая Марфа приснилась... - перебил отца старый друг. - Жаль, что ты не знал её... Бабушка Марфа сказала мне, что там Маша меня полюбит, а остальное здесь ты доделаешь за меня. Не буду я лечиться, Юр. Не буду. Не пойду к врачам. Ты скоро вернешься, присмотришь за близняшками...
   Дядя Вася о отец еще о чем-то говорили в тот день, но дядя Вася взял деньги.
   Вечером в деревню Юлька и дядя Вася вернулись на такси. Отец не дал им ехать на рейсовом автобусе. Он перед отъездом завел их в недавно открывшийся магазин "Империя" - там цены были пониже, чем во всем городе, а по сравнению с деревней намного ниже - и заставил дядю Васю целый воз продуктов. Тот крякнул, вспомнив, как Юлька купила упаковку окорочков, рассказал отцу. Тот весело засмеялся и стал решительно класть продукты, которые советовала Юлька, в тележку. Вот и пришлось брать такси. Все бы дядя Вася просто не дотащил. В деревне на них сразу налетели маленькие свистушки, Юлька оставила все сумки на дядю Васю и Липочку и стала угощать маленьких сестренок шоколадками. Она купила им по огромной шоколадке, в которой был вес пятьсот грамм. Девчушки восторженно ахнули, тут же набили полные рты, перемазались, довольные личики сияли, не часто перепадали им шоколадки. А потом Юлька вспомнила, побежала искать пакеты с подарками. Как ей хотелось, когда она пришла в "Детский мир", купить девочкам по большой кукле, но она пересилила себя и выбрала в подарок по красивому платьицу. Отец одобрил её выбор, когда она примчалась назад показать, что купила. Папа подмигнул, сказал, что это не подарок для маленьких девочек, а необходимость, и приказал еще купить каких-нибудь игрушек. Дядя Вася наивно заметил, что Леська всегда хотела розового поросенка, а Ринка - рыжую обезьянку. Отец быстренько дал Юльке еще денег и, неловко улыбаясь, шепнул, чтобы она купила подарок и Липочке, только... Он приложил палец к губам. Юлька купила. Это был красивый переливающийся шарф-палантин, такие в тот год были очень модными. Юлька даже придумала, как заставит тетушку взять его и как немного обманет дядю Васю. Она скажет, что это её шарф, ей папа привез из-за границы, но она его отдает Липочке. А пока девчонки восторженно примеряли яркие платья и прижимали к себе мягкие игрушки, которые гораздо больше им были по душе, чем платья. А еще в сумочке у Юльки лежали две Барби. Их папка сам купил, еще перед встречей с дядей Васей. Юлька их завтра отдаст. Пусть еще восторженно повизжат сестренки. А пока дядя Вася вытащил деньги и отдал жене со словами, что это деньги передал Юрий для Юльки. Девочка даже обиделась:
  -- Ну что ты придумал, дядь Вась? Это нам всем!
  -- Нет, только тебе, - поддразнил дядя Вася.
  -- Тогда я тоже не буду вашу картошку есть, - выпалила Юлька.
  -- Чего? - дядя Вася засмеялся от неожиданности.
  -- Деньги мои, а картошка ваша.
   Дядя Вася почесал затылок и сказал:
  -- Да ну вас, сами с Липой разберетесь, кому чего есть, пойду-ка я у поросенка почищу. Да и воды надо накачать на завтра.
   И пошел во двор, где хрюкал подрастающий поросенок. Этого поросенка привез родственник другой соседки тети Риммы, дядя Владислав, он хорошо знал папу. Дядя Владислав подъехал на машине, зашел во двор, положил визжащий мешок на землю и сказал: "Забирайте. Чтобы я еще согласился возить поросят. Чуть не оглох..." И ушел. Липочка, ничего не понимая, развязала мешок, оттуда выскочил черный поросенок и отчаянным визгом рванул в огород. Вот половили его все. Кто хохотал, кто плакал... Еле выловили. И пока дядя Вася чистил поросячьи хоромы, Юлька вытащила шарф, протянула тетушке:
  -- Это тебе, Липочка. От папы.
   Тетя Липочка в этот раз не отдернула руку, не испугалась, она осторожно погладила теплый гладкий щелк и прошептала:
  -- Спасибо, Юляшка.
   Потом бережно прижала к щеке, постояла минутку и убрала в шкаф.
  -- Что же раньше было между ними всеми? - не впервые уже задала себе вопрос Юлька. - Между папой, мамой? Почему они не жили вместе? Почему папа не может встречаться с Липочкой? Почему дядя Вася стал такой грустный в последнее время? Неужели заболел, в самом деле.
   Но спросить она не смела. Боялась грустных глаз своей веселой тетушки, боялась, что дядя Вася и, правда, болен. Как же жить без него?
   Тетя Липочка тем временем пошла кормить скотину, а Юлька помогать. Папа так велел. Да и надо же совесть иметь, помочь тетушке, она и так балует Юльку, жалеет. Она добрая, ласковая, как мама. Девочка это понимала. Следом покатились близняшки, прижимая к себе мягкие игрушки. Девочки соскучились без Юльки за это время, да и черного поросенка сейчас мама выпустит походить по двору, он больше не боялся и не убегал, девчонки ему будут животик чесать, а он будет лежать на боку и хрюкать довольно-предовольно.
   Ночью неожиданно Юлька проснулась. Кто-то из сестренок вскрикнул во сне. Вошедшая тетя Липочка махнула рукой: "Спи". Племянница закрыла глаза. Тетушка подошла к дочкам, что-то пошептала, перекрестила, потом подошла к Юльке, которая притворилась спящей, поправила ей одеяло, тоже перекрестила. Из соседней комнаты доносился храп дяди Васи. Липочка буквально секунду постояла, подошла к шкафу, бесшумно его открыла, достала шарф, прижала к лицу. И в серебряном свете луны, что освещала бедную деревенскую комнату, Юлька разглядела: плачет её ласковая тетушка, плачет. Девочка боялась даже дышать, не дай Боже, услышит Липочка, догадается, что не спит племянница. "А ведь Липочка тоже любит моего папку", - вдруг поняла Юлька. Но еще она понимала: нельзя ни о чем спрашивать, можно сделать только хуже, больнее.
   И все же жила это лето Юлька очень хорошо. Окрепла, загорела. Угловатый подросток стал превращаться в очаровательную девушку. Все три месяца она провела в деревне.
   Это спасло девочку от её дурной компании. Оксанка принципиально в деревню не ездила. А осенью, в ноябре, вернулся отец. Не один, с женой, с Кориной. Он вернулся навсегда в этот город, но не стал покупать себе квартиру, а поселился в большой квартире своего тестя профессора Медынского и начал здесь свой бизнес. Пока Юлька не могла жить с отцом. Отец Корины был категорически против. Да и органы опеки не разрешили Юрию Петровичу забрать Юльку. Оксанка постаралась. Отец решил все сделать по закону. И тут выяснилось, что ни в каких документах он не значился отцом девочки, не совпало даже отчество. Юлька была Кирилловной, как тетушка Липочка и её покойная сестра Мария - мать Юльки. Оксанка злобно торжествовала, когда начались все эти заминки. Теперь-то, спустя десять лет, Юлька понимала, что дело было все в выплатах, которые полагались ей, как сироте. Старшей сестрой руководила обычная корысть. Опекуны получали достаточно приличные суммы. Однако воспитательный пыл сестрицы папа укротил. Не смела Оксанка больше требовать слепого почтительного подчинения от младшей, не смела запрещать встречаться с Липочкой. Но Юльке не удалось остаться жить навсегда у тети Липочки. Юлька к тому времени перешла в десятый класс, а в деревне в тот год не открыли десятый класс, пришлось учиться в городе и продолжать жить со старшей сестрой. Но каждые выходные, каждые каникулы, любой свободный день Юлька ехала к своей тете Липочке, если отца не было в городе. Да даже если и был, Юлька не хотела оставаться у отца больше двух дней. Причиной была Корина и её отец. Отец Корины терпеть не мог Юльки, даже слышать не хотел, чтобы она появилась в его доме, к тому же он стал болеть в то время. Красивой мачехе абсолютно не была нужна дочь мужа в её доме. Корина постоянно напоминала, что она здесь хозяйка, умело унижала девочку, высмеивала её манеры, неудачно сказанные слова. И при этом пользовалась тем, что болен, стар её отец, профессор Медынский. "Моему отцу нужен покой!" - заявила она мужу. Поэтому Юлька не жила со своим отцом. Нет, Юрий Петрович пытался её пару раз привести в свой дом, но Корина так приняла Юльку, что та сама сбежала через несколько часов, ничего не объясняя. Юлька сначала терпела иудушкино притворство мачехи, чем-то напоминающее Оксанку, спряталась в свою комнату, что выделили ей в этом доме, потом почувствовала сильное желание закурить среди образцового порядка Корины. Папка заметил нарождающийся бунт дочери. "Не надо, дочка", - попросил он. И Юлька сдержалась. "Пап, - попросила она, - давай я не буду приходить сюда, мы с тобой лучше погуляем, в кафе посидим. Или в пансионат поедем". Отец с грустью согласился. Девочка быстро взрослела и училась щадить чувства близких людей. Почему-то она тогда думала, что папа любит свою красивую Корину. Юлька пожалела своего отца, ничего не сказала про слова, что выслушала от Коры наедине, и жила дома к злому торжеству Оксанки. Только теперь старшая сестра была сдержаннее в чувствах и словах. Она побаивалась Юрия Петровича. Отец Корины вскоре умер. Но ничего не изменилось. Дом Корины был закрыт для Юльки.
   В эти годы Юлька начала понемногу подрабатывать. Папа решил, что это ей принесет только пользу. И был прав. Юлька научилась и работать, и не разбрасываться деньгами. А начиналось все так.
   Оксанка и до приезда отца постоянно орала, что не хватает денег, а Юлька не ценит её стараний. Готовить старшая сестра не любила. Питались они в основном полуфабрикатами: невкусные котлеты из магазина, пельмени какие подешевле. А теперь выплаты на Юльку стали гораздо меньше, ведь у неё появился отец. Юльке платили только пенсию за умершую маму. Сестра Оксанка распоряжалась всеми деньгами, вообще не давала денег Юльке ни на какие карманные расходы. Нисколько. Сама она работала библиотекарем, получала мало. И все деньги оседали в руках старшей сестры. Она перестала давать даже на обеды в школьную столовую, и дома в холодильнике поселилась пустота. Исчезли даже дешевые полуфабрикаты.
  -- У тебя папочка появился, пусть он тебя и кормит, - заявила старшая сестра Юльке, когда та ничего не обнаружила на ужин, даже привычной овсянки. - Позвони ему, попроси денег.
   Оксана предпочитала молчать, что регулярно получала приличные суммы от Юрия Петровича для Юли. Юлька питалась кое-как. Папа боялся давать ей крупные суммы, помня, какую он увидел впервые Юльку. Хотя, надо сказать, что девчонка держала свое слово: курить бросила, а про спиртное хорошо помнила, что с ней было, когда она впервые напилась. Но на булочки, конфетки, на школьную столовую хватало. Вот и питалась этим Юлька почти месяц. Один обед, да булочка на ужин. Девочка похудела, но не решалась пожаловаться отцу или Липочке. Только те сами догадались. Липочка приехала навестить племянниц, теперь Оксанка не могла ей запретить, обнаружила, что в доме нет еды, пыталась говорить с Оксанкой, но та фыркнула: "Кто ты такая? Жена деревенского пьяницы!" - и ушла. Оксанка любила и умела унижать людей. Липочка расплакалась. Юлька утешала свою ласковую тетушку. Говорила, что все хорошо, что она наедается, у неё есть немного денег, папа дает. "Юляшка, ты растешь! - вздохнула тетушка. - Надо кушать хорошо. И первое обязательно". Липочка позвонила сама отцу. Они избегали общения, эти самые близкие Юльке люди. Папа приехал в этот же вечер. У него был разговор с Оксанкой. После разговора с отцом Оксанка долго шипела, швырнула Юльке какие-то деньги. Юлька ничего не поняла, но деньги подняла и убрала. А в доме уже на второй день после разговора появилась приходящая работница тетя Фрося. Она должна была готовить еду. С тех пор в доме всегда стояла если не на плите, так в холодильнике кастрюлька с борщом или супом и какое-нибудь второе блюдо. Правда, папа потребовал, чтобы тетя Фрося не только готовила, но научила этому Юльку. И Юлька научилась. Теперь говорит спасибо и тете Фросе, и папке.
   Девочка росла, взрослела. Одежда становилась мала. Но ни Корина, ни Оксанка ни разу не озаботились вопросом гардероба Юльки. Забыли и об этом. Липочка была ограничена в средствах, не встречалась с Юлькиным отцом, но она следила за чистотой одежды, этому ненавязчиво учила Юльку. А тем временем подруги Юлькины стали одеваться красиво, модно. Они были старшеклассницами. Юльке тоже хотелось модные джинсы, но где взять денег. Попросить у отца? Юлька не могла. У него и так был постоянные конфликты с Кориной из-за неё. У Оксанки спросить? Упаси Боже. Юлька и так жила как квартирантка в родном доме. Умный отец и здесь понял проблемы дочери, но повел другую политику. Он предложил дочери самой начать зарабатывать хотя бы понемногу. У него налаживался гостиничный бизнес, а также был небольшой пансионат для отдыха за городом, который не пользовался большим спросом. Юльку сначала взяли в пансионат техничкой - мыть полы по выходным дням. Платил отец немного, как и всем, за работу спрашивал строго. Вместе с Юлькой пришла туда же работать техничкой её подружка из бедной семьи - Злата Артемидова. Зато теперь на эти деньги Юлька покупала понравившуюся ей одежду. Правда, папка поставил условие, чтобы с ней по магазинам ходила Липочка. Юльке пришлось согласиться. Умная тетушка сдерживала юношеский максимализм племянницы, учила правильно подбирать вещи, смотреть не только внешний вид, но и качество. Часто с ними шла Златка. Подруга внимательно слушала все советы Липочки, но покупала себе что-либо крайне редко. Златка на эти деньги содержала младшего брата. А отец её и мать пили, пропивали все, что могли. Спасибо, что хоть не обижали детей, не били.
   Юльке всегда хотелось купить со своей зарплаты и подарки всем: папке, тетушке, дяде Васе, озорницам. И покупала. Хоть пустяк, но обязательно. Липочка просила этого не делать, а дядя Вася бывал всегда доволен, брал какой-нибудь брелок для ключей и говорил, что сразу видно, что Юлька - дочь Маши, вся в неё, та тоже такая же добрая душа была. Озорницы же откровенно ждали Юльку с шоколадкой и куколкой какой-нибудь. Денег-то было не очень много. Сколько лет прошло, но Юлька до сих пор помнит, как один раз она не стала ничего покупать себе, а купила маленьким сестренкам наконец-то куклу, от которой у тех замирало сердце - кукла умела плакать, пить из бутылочки, даже в туалет ходила. Этот почти настоящий младенец был почти что живой и страшно дорогой. Юлька накопила на одного, а сестренок двое. Юлька мечтала, что подарит девочкам эту куклу на Новый год, под елку положит. Как бы было хорошо, чтобы было две куклы. Но на две денег не хватило. Откуда-то об этом узнал папка. Он купил второго младенца и две коляски к ним. Это были поистине королевские подарки. Близняшки, когда увидели под елкой две коляски, не завизжали, а притихли. Потом Леська с замиранием сердца произнесла:
  -- Юль! А что лежит в колясках?
  -- Детишки, - ответил еще более похудевший дядя Вася.
   Его подозрения о болезни подтвердились, папа возил своего друга к врачу. Дяде Васе ничего хорошего не сказали, но даже свою поездку к врачу он скрывал от Липочки и детей. И сейчас старался радоваться вместе с детьми.
  -- Настоящие? - Ринка на цыпочках приблизилась к елке.
  -- А вы посмотрите, - посоветовала Липочка.
   Через минуту визг огласил дом:
  -- Настоящие! Самые настоящие!
   А Златка не могла себе позволить купить подарок. Она пыталась накопить, но пьяный отец нашел эту небольшую сумму и пропил. Златка очень расстроилась, горько плакала, она хотела младшему брату купить джинсы, совсем недорогие, а то старые совсем уже износились. И тогда Юлька попросила, чтобы отец дал ей и Злате еще какую-нибудь работу среди недели. Юрий Петрович все внимательно расспросил, потом улыбнулся и сказал, что, пожалуй, Златке надо дать небольшую премию. "Конечно, надо, пап! - обрадовалась дочь. - Но и работу нам еще дай. Или хоть Златке одной". Златка получила хорошую премию. А еще старшеклассницы стали еще убирать по вечерам офис отца. Так девочки начали свою трудовую деятельность. Они мыли полы несколько лет: сначала, пока учились в школе в старших классах, потом в институте. Им больше был по душе пансионат. Порой оставались там ночевать, отец разрешал, им была выделена скромная комнатка, куда еле втиснули две узкие кровати. Но девчонки радовались и этому. Юлька и Златка, отскоблив причитающуюся им за неделю территорию, сидели в своей комнатушке и часто фантазировали, как бы они переделали пансионат. Частенько с ними бывал и младший брат Златки - Аркашка. Он тоже начал подрабатывать, то мусор вынесет, то двор подметет, папа труд уважал, Аркашка тоже получал небольшую сумму за свою работу.
   С отцом у Юльки сложились самые лучшие отношения. С годами девушка поняла, что он глубоко несчастный человек, что Корина его не любит, и он её тоже. Но у папы были деньги, весь бизнес профессора Медынского перешел Юрию Петровичу, поэтому Корина не собиралась расставаться с ним. А почему отец её терпел, Юлька не знала. Теперь понимает. Ему было все равно, кто рядом с ним. Папа любил только Липочку. А у неё был муж, дядя Вася, который к тому же еще и заболел. Липочка узнала об этом, заставила лечиться. У дяди Васи признали рак желудка. Прооперировали. Дядя Вася прожил еще семь лет. Перенес еще одну операцию. А потом сдался, отказался от химиотерапии, и болезнь настигла его. Ушел он к "своей Маше", так сам дядя Вася говорил перед смертью. За эти годы Юлька окончила институт, начала работать у отца. И Златка тоже. Юрий Петрович оплатил учебу дочери в институте, когда она окончила школу и решила учиться дальше. В школе Юлька училась слабовато, на бюджетный, конечно, не поступила. Оксана по этому поводу прошлась:
  -- Вот не было бы здесь твоего любимого папочки, можно было бы воспользоваться тем, что ты круглая сирота. Мама у нас считалась матерью-одиночкой. А вы затеяли процесс возобновления родства. Отцовство, видите ли, твоему папочке хочется установить. Совсем думать не умеет.
   Юлька смотрела на красивую старшую сестру и думала: ну как можно родного человека променять на социальные льготы, на деньги. Юлька помнит, как радовался отец, когда через суд было установлено его отцовство, и Юлька перестала быть круглой сиротой, а стала Юлией Юрьевной Милославской. Юлька любила появившегося отца, жалела. Она даже не спросила, почему он не был на похоронах мамы, хотя старшая сестрица сколько пошипела на эту тему.
   Уже после окончания института, Юлька как-то рассказала отцу про свои и Златкины мечты переделать пансионат. Тот выслушал и сказал:
  -- Так, дочь, беритесь с Златой за дело. Я тоже давно думал, что надо все менять. Глядишь, и начнет приносить доход пансионат. Я официально принимаю вас на работу.
   И девушки взялись. Их усилия увенчались успехом. Пансионат преобразился и стал пользоваться успехом. Уже первый год окупил все затраты. Златка осталась в пансионате главным менеджером, Юлька стала официальным владельцем. А комнатка так и считалась Юлькиной. Небольшая, уютная. Порой Юльке там приходилось ночевать. У Златки была другая комната, побольше - Златка уже несколько лет постоянно жила при пансионате. Её мама умерла, следом, опившись, умер и отец. И оказалось, что домишко, в котором они жили, им не принадлежит, а бабушке по линии отца. Бабушка же завещала этот домишко другому сыну, не отцу Златки, не его детям. Подруга и её брат остались на улице. Отец Юльки, он в то время был владельцем пансионата, разрешил Злате и её брату жить в служебном помещении. Поэтому Златка работала очень много и в знак благодарности, и она копила деньги на квартиру. Брат её пока учился в морском училище....
   Теперь подруги думали над переустройством гостиницы. Планы были просто наполеоновские. Но папа начал плохо себя чувствовать... Придется повременить...
   Отец несколько раз предлагал и Оксанке сменить работу, предложил ей работу горничной в гостинице, но высокомерная сестрица сказала:
  -- Не нужны мне подачки... Чтобы я работала какой-нибудь горничной! - и осталась в библиотеке работать за гроши....
   Бежали годы. Уже два года, как не было дяди Васи. Росли близняшки, чей веселый озорной характер не менялся с годами. Но все так же отец не встречался с Липочкой, все также порой вытирала слезы ласковая тетушка. Юлька пыталась с ней поговорить. "Не надо, Юляшка!" - попросила тетушка, и все слова застряли в горле. А ведь Юлька уже вполне состоявшийся взрослый человек, первый помощник отца. Научилась разбираться во всем. Только перед наглостью Оксанки до сих пор пасует, отступает...
  -- Нет, - в который раз сказала себе Юлька, - я не буду думать об Оксанке. Я здесь отдыхаю. Папа так мне и сказал: "Дочка, вы с Златкой хорошо потрудились. Давайте дуйте на юг. В Турцию или Египет. Отдохните, а потом я".
   Но Златка сказала, что будет работать. Это и понятно. У неё четкая цель в жизни. А Юлька тоже не захотела на юг, выбрала деревню и тетю Липочку. Она, если честно сказать, не только устала, девушка соскучилась по своей тетушке, по озорным сестренкам. Да и на могиле дяди Васи она давно не была.... Дядя Вася умер два года назад... Умирал долго, мучительно, звал перед смертью... Машу... Вот оно как получается. Дядя Вася любил маму, а жил с Липочкой. Папа любит Липочку, но даже не видится с ней. Раньше Юлька считала, что отец не хочет расстраивать дядю Васю, поэтому и не приезжает в деревню. Но его ведь уже нет два года. Совсем все запуталось.
   Папка выслушал решение дочери поехать в деревню и одобрительно засмеялся.
  -- Пап, а может, и ты со мной в деревню? - робко спросила Юлька. - Отдохнешь. Сердце меньше будет беспокоить...
  -- Нет, - отозвался отец, - нет, дочка... Не могу...
  -- Что же они такие глупые, это наше старшее поколение, - грустно думала про себя Юлька. - Давно бы выставил свою Корину. Или сам ушел бы к Липочке. Ведь любит папку тетя Липочка, любит.
   Вслух же девушка сказала:
  -- Ну как хочешь, а я в деревню поеду.
  -- А я слетаю за границу, - неожиданно сказал отец и похлопал себя по левой половине груди. - Покажу свой мотор иностранным специалистам. Выслушаю их приговор, - помолчал и добавил: - Ты не говори ничего Липочке. Не надо её расстраивать. И сама отдыхай. Может, скоро вам с Златкой придется принять и гостиницу в свое ведение. И все остальное...
  -- Пап! Не говори так! - тихо попросила дочь.
  -- Дочка, все может быть. Я не вечный.
  -- И все же... Лучше скажи: сейчас кто вместо тебя?
  -- Сидор Петрович.
  -- Ванин?
  -- Да.
  -- Он же очень старый. Все грозился уйти на пенсию.
  -- Да, я ищу уже надежного человека. И, пожалуйста, Юля учти, я обещал Сидору Петровичу, что ты будешь помогать ему. За тобой право последней подписи остается. Все бумаги пойдут через тебя. Справишься?
  -- Постараюсь, - ответила Юлька.
  -- Вот отдохни две недели, и к Сидору Петровичу.
   И отец и дочь расстались. Папа собирался улететь через неделю в Швейцарию, Юлька уехала в деревню. И первые две недели девушка, в самом деле, ничего не делала, лежала и не двигалась. Пока озорницы не нашли этого Федьку. И чуть сами не влюбились. Липочка встревожилась не на шутку, когда Ринка вечером заявила:
  -- Раз Юлька не хочет быть женой Федьки, значит, я за него замуж выйду. Я гадала на Ивана Купалу. Зеркало мне сказало, что Федька будет нашим родственником. А зеркала нельзя обманывать.
  -- Жаль, что муж у тебя будет старый, - заметила Ринка. - А может, мне лучше за Федьку выйти замуж. Он так мне нравится!
   Тетушка красноречиво глянула на племянницу. Озабоченно смотрел с фотографии дядя Вася. В руках у него было ружье....
  -- Тревога!!! - прозвучало в голове Юльке.
   С того момента у Юльки появилась цель: познакомиться побыстрее с Федькой. Без участия девчонок. Она разрабатывала план, как нечаянно познакомиться с Федькой.

....Но я надеюсь: там будет Федька...

   Самый простой путь был сходить на пляж, а дальше дело техники. Не может такого быть, чтобы не посмотрел на Юльку Федька. По словам двойняшек, он никого не обделяет своим вниманием. А если пропустит? Тогда можно просто подойти с Ринкой или Леськой, они и познакомят. У них это не задержится. Да не просто познакомят, они сразу ляпнуть могут, что Юлька должна стать судьбой Федьки. Юлька представила себе это и осталась довольна. Она видела она Федьку в бинокль, он был очень ничего. Озорницы еще утверждают, что у него необычные глаза...
  -- Нет, это слишком просто, даже примитивно знакомиться на пляже, надо что-то поинтереснее, - решила Юлька и осталось лежать в гамаке, когда девчонки в очередной раз позвали её купаться.
  -- Юляшка, - ласково пожурила её тетя Липочка, - ты мне обещала.
  -- Тетя Липочка, подожди. Я еще не готова.
  -- Как не готова, - изумилась та и озорно прищурилась. - Купальник что ли не надела? Так можно и без купальника. Тогда тебе внимание всего пляжа обеспечено. Не только Федьки. Ты же смелая девица.
  -- Тетушка, я конечно, нахалка. Я это знаю, но не до такой же степени, - хохотала Юлька. - Нет, понимаешь, я морально не готова.
   Тетя Липочка засмеялась еще веселее.
  -- Ну, ты скажешь, племянница. Тут, наоборот, совсем никакой морали не надо. Ну ладно, полежи еще чуток. Почитай свою любимую Рубальскую. Что она пишет по этому поводу? Ну-ка, загадаем, как девчонки. Это не какой-нибудь Сологуб, это веселая поэтесса.
  -- Давай, - согласилась Юлька. - Какую страницу открыть?
  -- Прочитай, Юляш, последние две строчки... ну хотя бы на сто... двадцать третьей странице.
  -- Сейчас.
   Юлька быстро открыла нужную страницу и громко расхохоталась.
  -- Ты знала, наверно, Липочка. Смотри, что тут написано.
   ...Целовались, дальше - больше
   И к утру мужик был мой...
   Тетя Липочка улыбнулась. Конечно, знала. Юлька вчера ездила в пансионат, а девчонки лазили по её книгам, потом прочитали и все хохотали над этими стихами, читали их матери, да, надо признаться, Липочке и самой нравились незамысловатые слова стихотворений Ларисы Рубальской. Поэтому улыбнулась тетушка, ничего не ответила и пошла в сторону огорода с мотыгой. Устроиться на работу в деревне по-прежнему не было возможности. А жить на что-то надо. Липочка держала поросят, курочек, сажала много картошки, скотинку-то надо кормить, огород тоже был большой, тетушка продавала эту продукцию, хотя папа фактически содержал девчонок, и Юлька регулярно подбрасывала в деревню денег и просила тетушку сократить поголовье живности во дворе и количество соток вокруг дома. Липочка пыталась денег не брать, отказаться от помощи Юрия Петровича, но Юлька и её отец были настойчивы. Была настойчива и тетушка: вот и бегали по двору животные, всякие, нужные и бесполезные. Из бесполезных по весне кот прибился, белый, полулысый, с разодранными ушами и злющий. Липочка пожалела его, накормила, натерла для чего-то его золой из костровища его драную шерсть. Кот подумал, поорал и остался. Он отожрался, у него отросла роскошная пушистая шуба, но злость кошачья осталась прежняя. Пышный Барин не давал себя гладить, тут же кусался, спал строго с Юлькой, если она приезжала, исчезал при виде двойняшек, те его злости не признавали, тискали, чесали, бантики завязывали на шее, при этом он их не кусал, смотрел только недовольно. Липочку кот уважал и слушался, она его кормила. Чаще всего важный Барин лежал на столбе при воротах и не пускал посторонних людей во двор. Он пару раз сверху прыгал на соседей, пугая их до смерти, Липочка поохала, а потом сказала, что никакой собаки не надо. И кот остался. Соседи прежде, чем войти, смотрели, нет ли вверху кота. Если видели свешенный пушистый хвост, останавливались, звали кого-нибудь.
   Сейчас Липочка пошла полоть картошку. Кот спрыгнул с гамака и недовольно посмотрел на Юльку. "Все поняла! - сказала девушка. - Иду помогать. Ты прав, мордастый!" И племянница поспешила следом за своей тетушкой.
  -- Я помогу тебе, Липочка, - говорила Юлька. - Сколько же можно гробиться на этой земле. Куда столько картошки насажала? Говорила тебе, перебирайся ко мне с девочками. Прокормлю.
  -- У тебя там Оксанка.
  -- Быстрее выселим её к себе. Девчонки живо с ней справятся. Зато нам вместе, знаешь, как хорошо будет. И папа будет заезжать ко мне чаще, а то тоже Оксанки побаивается.
  -- Нет, девочка моя, - ответила тетушка, - свой дом есть свой. И не могу я позволить, чтобы вы с Юрой содержали нашу семью полностью. Юра и так девчонок, как принцесс, одел. Неудобно мне... Так что пошла я на огород.
  -- Я с тобой, - обреченно вздохнула Юлька.
  -- Да у меня уже осталось немного дополоть картошки, - ответила женщина. - Я справлюсь, а ты отдыхай. Вон какая приехала сегодня утром из своего пансионата, усталая вся, глаза воспаленные. Что за проблемы-то были?
  -- Счета с Златкой всю ночь проверяли. Папа-то...
   Юлька прикусила язык: она чуть не проговорилась, что нет отца, болеет он. Липочка тут же насторожилась. Но Юлька молчала. Тетушка осторожно спросила:
  -- На что отец-то смотрит? Он с вами был?
  -- Липочка, Это теперь мое дело, - ответила племянница. - Сама учусь, без помощи папы надо справляться.
   Юлька увела разговор в сторону, промолчала про отца. Видела бы его Липочка. Папка похудел, весь светится. И вид болезненный, бледный. Жалко его.
  -- Скрываешь что-то ты от меня, Юляшка, - вздохнула Липочка. - Уж не болеет ли Юра?
  -- Нет, - поспешно промолвила Юлька. - Папа собирался за границу.
  -- Зачем?
  -- Ну, все она чувствует, - подумала Юлька, но вслух сказала: - По делам бизнеса. У него там друг есть за границей...
   При упоминании об отце Юлька все же несколько погрустнела. Пусть тетя Липочка пока не знает, что болен папа, почему он собирается за границу. Он просил пока не говорить.
   Юлька молча шла следом за тетушкой. Картошка дружно взошла. Так же дружно росла трава. Но Липочка не давала ей воли. Юльке тетя Липочка не дала полоть огород, запихнула племянницу в кусты жимолости, что росли рядом с соседским забором. Эта ягода поспевает первой. Раньше всех. Кисленькая, но если протереть её с сахаром. Вкусно... А собрать все руки у Липочки не доходили. Началась прополка. Вот там-то среди кустов жимолости, куда Липочка отправила племянницу, и созрел у Юльки первый план якобы нечаянного знакомства с Федькой Саевским.
   Юлька стояла в разросшихся кустах жимолости, нехотя щипала ягоды, все больше себе в рот, и размышляла: может, все-таки лучше на пляж было уйти. Нет, Федьку надо заинтриговать. Чтобы он сам запал на Юльку. Тогда победа обеспечена. Юлька вспомнила, как они со Златкой крутили головы парням. Весело было... Пока на их пути не попался Геннадий Букчаев. Тот двоими воспользовался. Сначала Златкой, потом к Юльке переметнулся, но Нора оказалась богаче и перспективней, плюс Москва...
   Рядом был огород Томки Торгашевой. Она была старше лет на семь Юльки. Рано вышла замуж, но быстро развелась, детей у неё не было, что и было основной причиной её развода с мужем. Теперь Томка была образцовая хозяйка, но без мужа. Скучала отчаянно, проживая со старой глухой матерью, которую ей подпихнула младшая замужняя сестра Нина. Старуха, несмотря на возраст и глухоту, лезла во все дела. Томка давно пыталось поговорить с Юлькой, сойтись с ней поближе, и из любопытства, и из-за скуки. Юлька раньше упорно отклонялась. Но сегодня просто невозможно это было сделать. Куда денешься, между огородами только металлическая сетка, все как на ладони, надо отвечать соседке на её вопросы, слушать её хвастовство. Правила приличия обязывают. Юлька и Томка, которая рядом через забор собирала тоже жимолость, начали разговаривать. Томка все интересовалась, когда Юлька выйдет замуж.
  -- Двадцать семь тебе, уже не девочка, - заметила соседка.
   На что Юлька иронично ответила:
  -- Ну не совсем еще двадцать семь, прибавила ты мне три года, а не девочка я уже давно, несколько лет.
   Томка удивленно хмыкнула на слова смелой соседки и завела речь о своей сестре Нине, что жила в другом конце деревни в старом доме матери, рядом закладывался новый.
  -- Нинка - твоя ровесница, а в браке уже семь лет. Замужем за Сашкой Саевским. Из Соловушкина он. Собирается наша Нинка и родить, сначала сына, потом дочку. Вот только дом достроят. Давай и ты Юлька не задерживайся. Порадуй свою тетушку, и не только замужеством, она и о внуках мечтает. А то смотри, её двойняшки раньше тебя принесут. Не дай Боже, в подоле. Они девицы вольные. Любому взрослому мужику мозги запудрят. Все вон лезут к Сашкиному двоюродному брату - Федьке. А он мужик взрослый, баб любит... И так твоя тетушка вкалывает с утро до вечера, а если кто из девчонок родит...
   Намек Томки был прозрачнее прозрачного.
  -- Вот сучка, - подумала про себя Юлька. - Надо и ей что-нибудь подобное ляпнуть. Еще сестренок моих обсуждать будет, деревенская сплетница. А еще лучше мне надо уйти отсюда, смотреть не хочется...
   Юлька уже хотела быстро прекратить так внезапно вспыхнувшую любовь к ней Томки, но информация, нечаянно донесенная Томкой, наконец-то прорвалась в сознание. Это было то, что нужно. В устах Томки прозвучала фамилия Саевский. "Так, - думала Юлька. - Оказывается, сестра Томки - жена тоже Саевского, только Сашки, по словам Томки, двоюродного брата Федьки. Вот откуда тут взялся Федька, - быстро отметила Юлька. - К братцу-с они-с приехали-с. Ну что ж, будем дружить с Томиком".
   И она быстро стала укреплять дружбу. Посетовала для начала, что жимолость у тетушки мелкая, а у её знакомых она с ноготь, надо привезти тете Липочке черенков и насажать.
  -- А мне можешь привезти? - тут же попросила Томка.
   Торгашевы никогда не упускали своей выгоды.
  -- Можно, - ответила Юлька и подумала про себя: - Ладно, у кого-нибудь куплю на базаре. А что вырастет, то и вырастет...
   Начало будущей дружбе было положено. Томка обещанного не забудет. Вытребует жимолость.
   На другой день, когда соседка выползла на свои образцовые грядки, Юлька тоже села среди грядок на низкую скамеечку - полоть. Тетя Липочка смеялась, не пускала её, на что девушка заявила:
  -- Я же бледненькая, загореть хочу. Стать шоколадной. А то гамак мой в тени. Да вон и подружка моя уже там, на огороде.
  -- Кто? - удивилась Липочка.
  -- Томка. Торгашева.
  -- Племянница, ты не перегрелась в своем гамаке? С Томкой невозможно дружить. Будешь весь день слушать, что у них есть, как они хорошо живут.
  -- Ничего, тетушка. Послушаю.
   Минут тридцать Юлька трепалась с Томкой. На этот раз обещала усы от садовой клубники, размером с куриное яйцо.
  -- Бог простит меня за это вранье, - смеялась про себя девушка, затеянная игра стала ей нравится. - Все ради Липочки и сестренок. Ну и самой не грех развлечься. Для меня уже дело чести - познакомиться с Федькой. Но, похоже, он и Томика интересует. Теперь же я просто обязана увести Федьку ото всех. А может, мне и замуж за него выйти? К радости девчонок и облегчению Липочки...
   День ото дня дружба Юльки и Томки крепла. Томка приходила даже попить чайку со знаменитыми пирогами тети Липочки, как подружка Юльки. А Юлька восхищалась новой мебелью Томки, будучи в гостях у новой подружки. Чаем её там не напоили. Старая глухая мать сидела возле электрического самовара и всем видом показывала, что чая не будет. Но, несмотря на это, дружба крепла. Словом, когда у Томки наметились шашлыки через неделю, то есть на её тридцатый день рождения, она пригласила и новую лучшую подругу Юльку.
  -- Обязательно приходи, а то обижусь, - заявила Томка.
  -- Конечно, приду, - искренне ответила Юлька.
   Главное, что Федька будет там. Юлька это уже знала из разговоров с Томкой. Девушка была уверена, что и сама Томка имеет виды на Федьку. Но не хотелось отказываться от такого удачно разработанного плана.
  -- Я свиньей буду, но мне придется увести несостоявшегося жениха у лучшей, так сказать, подруги, - подумала Юлька и замурлыкала строки любимой песни тетушки:
   Вон даже мама всполошилась,
   Теперь беду не отвести,
   Но как могла я, как решилась
   Чужого парня увести....
   Разговоры, разговоры,
   Слово к слову тянется,
   Разговоры стихнут вскоре,
   А любовь останется...
  -- Да не ходи ты туда, - посоветовала тетя Липочка, узнав, куда собирается племянница в гости и кому она приготовила просто чудовищный, с точки зрения озорниц, подарок. - Там же еще и Нинка будет, младшая Торгашева. Эта своим хвастовством Томку сто раз переплюнет. Будешь два часа слушать, как хорошо живет сестрица Томки со своим мужем, как у них все есть: квартира, дача, машина. Или будет еще...
  -- Тетя Липочка, но я надеюсь, там будет Федька.
   Тетя Липочка сразу все поняла и весело захохотала:
  -- Как же я забыла, что у Нинки муж тоже Саевский, двоюродный брат Федора. Молодец, Юляшка. Значит, наш Федька?
  -- Наш!
   Юлька лежала в гамаке и дремала. Её сегодня двойняшки особо не доставали. Озорницы уже знали, что завтра она идет на пикник к тете Томе Торгашевой, а там обязательно будет Федька. Девчонки словно хоровод водили вокруг гамака. Юлька не спала, она прислушалась к словам девчонок. Сестренки были в своем репертуаре:
  -- Мы, Ирина и Олеся, наследницы великой волшебницы Эфиры, властительницы людских судеб, правнучки ведуньи Марфы, просим тебя, милая наша прабабушка, свяжи крепко-накрепко жизненные нити нашей Юльки и Федьки. Эфира, пожалуйста, помоги нашей прабабушке. Дай счастье Юльке и Федьке.
  -- И детишек, - это добавила про себя сидящая на крыльце Липочка.
   Тетушка тепло улыбалась. Связали уже Юльку с её будущей судьбой. В тот момент, когда выбрали племяннице будущего мужа. Девчонки не умеют отступать. Упорные, все в покойную прабабушку. А вот Липочке всегда не хватало решимости. Один раз только осмелилась...
   Девчонки поколдовали и отошли, о чем-то шептались. Они еще днем и Федьке по руке нагадали, что он на днях встретит свою судьбу, изящную блондинку с платиновыми кудрями, не очень высокую, с голубыми глазами. Федька хохотнул в ответ и сказал, что он всегда мечтал о такой жене.
  -- А детей моя будущая жена любит? - спросил он.
  -- Любит, - ответила Ринка. - Очень любит. У вас будет два сына и дочь.
   Леська взяла руку Федора, что-то там внимательно посмотрела и сказала:
  -- А по руке у тебя уже есть жена. Как же так? А мы хотим, чтобы ты её встретил завтра.
   Она переглянулась с сестренкой. Федор отвернулся, не стал ничего говорить. Ринка подумала буквально минуту, схватила сестренку за руку. И озорницы затараторили:
  -- А мы поменяем твою судьбу, Федь. Мы это умеем. Твоя жена будет такая, как мы сказали. Никуда не денешься от своего счастья. Если у тебя есть жена, то немедленно бросай. Тебя ждет блондинка.
   Засмеялись и умчались. Федька лежал под солнышком на опустевшем пляже. Отпуск кончается. Пора в город. Здесь он помог Сашке в строительстве дома, теперь пора своими проблемами заняться. Раздался сигнал машины. Это был двоюродный брат.
  -- Чему улыбаешься? - спросил тот.
  -- А недавно две одинаковые девчонки мне жену-блондинку нагадали, большой короб счастья и троих детей.
  -- Это же хорошо, - ответил брат. - Только учти, Федька, все сбудется.
  -- Почему ты так уверен?
  -- А эти двойняшки - наши маленькие ведьмочки, правнучки нашей деревенской ведуньи Марфы... Знаешь, их слова всегда сбываются... Скажут в шутку, а глядишь, все совпало!
  -- У тебя совпало?
  -- Мне они дочку нагадали.
  -- И когда твоя мадам сподобиться родить?
  -- Никогда, наверно, - вздохнул Александр. - Сам знаешь, дом строим, квартира недорогая в городе подвернулась, старая, правда...

...Мне понравился Федька, хотя я его абсолютно не знаю....

   В субботу после обеда Юлька отправилась в гости к Томке, оттащила туда свой чудовищный подарок. Девушка оделась попроще. Джинсы, футболка, кроссовки, бейсболка от солнца - вот и весь наряд. Путь лежал через лес, в одно чудесное место недалеко от озера. Когда-то там неподалеку была пасека Торгашевых. Стояло около сотни ульев, мед давал большую прибыль. Но умер старый Торгашев, дочери продали пчел, а домишко и землю оставили пока себе. Липочка говорила, что поделить никак не могут. Чудовищный подарок уже остался в доме Томки. Юлька не поленилась, съездила в город, купила мечту Томки - огромный торшер с двумя рожками - один торчал верх, другой вниз, с всякими витыми загогулинами и небольшой полочкой. Торшер был громоздкий, тяжелый и дорогой. В лес его не стоило тащить. Юлька с утра отнесла его в дом Томки. Та разохалась, но была довольна, установила его возле своей такой же огромной, со всякими завитками кровати:
  -- Хоть уродливый, но стиль в доме Томки есть, - констатировала про себя Юлька. - Даже единство стиля прослеживается. Завитушки, завитушки, кружавчики, слоники. Не хватает детских голосов...
   После обеда Томка села за руль своих старых "Жигулей", и они с Юлькой, погрузив в багажник чудовищное количество водки и закуски, посадив на заднее сидение еще старую глухую мать, отправились на пасеку. Когда-то, еще был жив отец Томки, у Торгашевых, помимо пасеки, куда они ехали, было огромное хозяйство: огород, корова, овцы, всякая птица, стоял небольшой домишко, но теперь все заросло лебедой и крапивой, ветшали постройки. Томка и Юлька прибыли первыми. Старуха бойко вылезла из машины, вся её немощь куда-то делась, она быстро пометелила осматривать былые владения, лезла в каждую будку, каждую щелку, проверяла былое благополучие, а теперь ненужные баки, бочки, тазы, лохани. Юлька с Томкой занимались подготовительной работой: разгрузили припасы, вытащили на улицу старый раздвижной стол, поставили скамейки, наладили мангал. Дело оставалось за малым - ждали гостей, которые что-то задерживались. Первыми появились сестра Томки Нина и её муж и еще несколько дальних родственников. Муж разгрузил людей и еще водки и быстро уехал. Юлька даже не успела познакомиться с ним, она в это время сидела на бывшем огороде, разыскала среди зарослей крапивы и лебеды всходы давнего лука и чеснока, одичавшего укропа, увидела огромный куст любистка и рвала все это к столу. Юлька любила зелень. А Томка в первую очередь набрала колбасы и мяса. Природа вокруг была чудесная. "Здесь бы поставить дачу", - думала Юлька. Но скоро девушке пришлось прекратить любоваться природой. Приглашая новую подругу в гости, Томка предназначила её для другого - слушать и восхищаться хорошей жизнью Торгашевых. Тетя Липочка была права. Дамы Торгашевы даже здесь, среди заросшего былого благополучия демонстрировали свое благосостояние, свой высокий уровень жизни. Тут же сразу нарисовалась рядом их глухая мать, которая, как ни странно, слышала все, что, желая скрыть от неё, дочери произносили полушепотом. Старуха уже пару раз рассказала Юльке, где и что было раньше в её владениях, Юлька предпочитала держаться подальше от неё, но попала в руки Томкиной сестры. Теперь слово держала Нина, она вспомнила Юльку, как ту увозили от Липочки, и девчонка отчаянно ревела.
  -- Все с Оксанкой живешь? - сочувственно спросила Нина.
  -- С ней, - уныло протянула Юлька, подыгрывая любопытной женщине, так бодро выражавшей сочувствие.
   В те бы дни, когда она была девчонкой, заступились бы лучше, а не сейчас, когда Юлька отрастила острые зубки.
  -- А работаешь где?
  -- Да так, собираюсь устроиться в гостиницу.
  -- Какую?
  -- "Золотой ключик".
   Это была почти что правда. Во-первых, так называлась гостиница отца, во-вторых, ни Юлька, ни Златка не расстались с мечтой реконструировать гостиницу. Задерживала болезнь Юрия Петровича.
  -- О, я знаю, - затараторила Нинка. - Моя соседка по даче, Любка, тоже работает в гостинице, график сутки - двое. Платят, конечно, не очень много. Она там горничная...
  -- Какая Любка? - машинально отметила про себя Юлька. - Званцева, что ли? Я знала, что она из деревни. Но вроде не отсюда. Из Соловушкино она была. О, какая я дура, я не поняла. Главная информация - это дача, что есть у Нинки. Так, подбросим хвороста в огонь.
  -- А у вас дача есть? - удивилась Юлька.
  -- Есть, - гордо произнесла Нинка, - в Соловушкино.
  -- Хрен знает что, - думала Юлька. - Живут в одной деревне, дом строят, дачу в соседней имеют. Зачем им два дома деревенских? А если очень хочется, построили бы лучше здесь, посреди леса, и озеро рядом. Красота-то какая! Что-то я не понимаю в этой жизни.
   А для Нинки это был старт. Она начала подробно рассказывать про свою хорошую жизнь. Хвасталась и перед старой матерью, и перед разведенной сестрой, а особенно старалась она перед бедной сироткой Юлькой, скромно одетой в потрепанные джинсы.
  -- А почему ты все с сестрой живешь? - спросила её Нина.
  -- Живу, куда мне еще деваться? - ответила Юлька.
  -- А квартира большая?
  -- Двухкомнатная, старой планировки, но комнаты не проходные.
  -- А мы купили недавно в городе тоже двухкомнатную, но большую, - хвасталась Нина. - Знаешь, такая большая кухня, как ваши комнаты. А комнаты, как ваша вся квартира.
  -- Вот и хорошо, - ответила Юлька.
   Но Нинка не унималась.
  -- Я сейчас ищу мебель. Вот некоторые придут, посмотрят рекламные проспекты и сразу выберут. А я так не могу. Уже объездила несколько магазинов. Все одно и то же предлагают. А мне хочется мебель фабрики "Стела". И качественная мебель, и не очень дорогая. А может попрошу дизайнера сделать мне персональную мебель.
   О, как надоело Юльке поддакивать и изображать удивление. Какое счастье, что приехали другие гости, среди них мужчины, и какие мужчины: Сашка и Федька. Юлька была уже не против с двумя завести интрижку, как в свое время Геннадий - со Златкой и Юлькой... Пока мужчины тормозили, останавливались, Юлька еще успела выслушать, когда, как и за сколько Саевские купили последнюю машину. Но тут вывалились из машины дети - шестилетний Кирилл и семилетний Матвей. Дети - был следующий повод для хвастовства, хоть они были и не Нинкины, а их друзей. Нинка заявила, что скоро будет рожать, у неё-то в порядке все с этим, просто она не спешила, сначала надо жизнь наладить, пожить для себя, потом уж дети. Юлька заметила, что Томка слегка помрачнела. "Неужели Нина не видит, что причиняет боль своими словами сестре? Зачем так делать? Для чего без конца напоминать о своей беременности?" - подумала девушка. Она решила, что Нина уже беременна. Но все разговоры и мысли прервал Федька, он заинтересованно окинул взглядом изящную женскую фигурку в потрепанных джинсах и яркой футболке и попросил познакомить его и Сашку с очаровательной незнакомкой. Юльку официально представили:
  -- Федя, Саша, познакомьтесь. Это Юлечка, моя новая подруга и соседка, - затарахтела Томка. - Она часто в деревню приезжает, к Заслоновым, особенно после того, когда мама у неё умерла.
  -- В гостинице "Золотой ключик" собирается работать, - добавила Нинка
   Юлька досадливо поморщилась. Зачем было про маму упоминать? Больно до сих пор.
   Перебивая Томку, Нинка сообщила, что Сашка - её муж, все с той же хвастливой ноткой в голосе, мой, мол, мужчина. Личный! Тот тут же оценивающим взглядом скользнул по Юльке и переглянулся с братом.
  -- Котяры оба, - прокомментировала про себя Юлька. - Надо бы вам двоим голову покружить. Интересно, голубоглазый, долго ли верность сможешь сохранить своей беременной коровке.
   И глянула на Нинку. Та на беременную не походила. Фигура сочная, все формы выступают в нужных местах, но на живот и намека нет.
  -- Наверно, я что-то не так поняла, - подумала Юлька. - Хотя мне все равно.
   А тем временем голубоглазый муж Нинки представился.
  -- Александр, - он поцеловал руку Юльки.
  -- Сашка, опять за свое, - крикнула Нинка. - Не смей целоваться.
  -- Я всегда целую руки красивым женщинам, - сказал он. - Мы с Федькой так воспитаны. Его папа так нас учил!
  -- Федор, - представился Федька, приветливо улыбаясь, и тоже нагнулся, чтобы поцеловать Юлькину руку.
   Запоздало мелькнула мысль:
  -- Хорошо, что маникюр сделала, но руки могут пахнуть луком и чесноком. Рвала их недавно. Ну и фиг с ними. Пусть думают, что я самая настоящая деревенская простушка.
   А Федька уже прижал тонкую руку девушки к своим твердым губам. И Юльке это было очень приятно.
  -- Юля, - ответила девушка и прокомментировала про себя: - Не улыбайся, Федя, глядя на меня, это пришла твоя судьба. По крайней мере, на это лето. У нас с тобой будет роман. Прости меня, Томик.
   Федор, улыбаясь, думал:
  -- Вот про кого мне вчера говорили две очаровательные девчонки - про Юльку. Все так, они видели её у Томки, знали, что она будет здесь. Надо сказать, мне их предсказание понравилось. Изящная, волосы светлые, но где платиновые кудри?
   Он не знал, что сегодня с утра Юлька съездила в пансионат к Златке, там у них был штатный парикмахер, и решительно рассталась с платиновыми кудрями, срезав их. Заодно покрасила волосы. Краска называлась "Песчаный берег". Из платиновой блондинки Юлька стала молодой девицей с озорной короткой стрижкой пшеничного цвета. Липочка одобрила. Девчонки тоже.
  -- А где вы оставили Максима? - спросила Томка, недовольная, что взгляд Федьки задержался на Юльке, что он дольше, чем следовало, задержал её руку у своих губ.
  -- Он сам подъедет, - ответили мужчины. - Дорога сюда одна. Быстро ехать Максик не решился.
  -- О, его maman разрешила сыночку есть за руль? - засмеялась Нинка и пояснила: - Максим Копейкин - старый друг Саши. Копейкины когда-то дачу снимали у Сашкиной матери.
   Мужчины начали колдовать над мангалом, нанизывать мясо на шампура, весело переговариваясь, а женщины раскинули прочие продукты на старенькой самобранке, выставили батарею спиртного, но выпить не спешили, ждали еще гостей.
  -- Ага, - дошло до Юльки, - вот я для чего. Для третьего друга. Для Максима. А Федька, я так поняла, для Томки. Нет, я не согласна на какого-то там Копейкина. Федьку мне выбрали озорницы. А их решение - закон, они у нас маленькие ведьмочки. Федюнчик, не смотри на Томку, я твоя судьба.
   А тот и не смотрел, он бросал оценивающие взгляды на интересную Юльку. Мысли женщины перебила Нинка, она опять хвастала:
  -- Ой, Федька вчера меня в автобусе не узнал. Я еду из города, на мне дорогой фирменный сарафан с ручной вышивкой, не китайский, а итальянский. Часы золотые на руке. Босоножки красные, австрийские, на невысоком каблучке, Саша мне сейчас не разрешает ходить на высоких каблуках, надо вены на ногах беречь, если рожать собираюсь. Но я все равно модно одеваюсь, у нас есть деньги. Саша хорошо зарабатывает. Я даже по-модному сережку вот сюда вставила, - Нинка указала на нос. - Так вот захожу я в автобус, Федька сидел, а мест нет, так он сразу встает и так вежливо говорит: "Садитесь". Только когда я села, тогда и признал меня. Не ожидал, что я так богато и с таким вкусом могу быть одета. Вот было смеху.
  -- Меня сережка в носу смутила, - пытался оправдаться Федька. - Я только на неё и смотрел. Не до лица было.
   Юлька подумала:
  -- Так, значит, Федька у них не живет. А где же он обитает? Иначе бы признал хозяйку дома. А может, и просто не узнал? Все бывает.
  -- Еще бы, как бы он меня узнал, - не останавливалась Нинка. - Я ведь в автобусах практически не езжу, только на машинах... Поэтому Федя даже подумать не мог, что это я. Но вчера Саша не успевал за мной заехать...Я хоть и богато была одета, но осмелилась сесть в автобус...
  -- Елки зеленые! Так это я её вчера видела в магазине, когда торшер покупала, - вспомнила Юлька. - Все правильно. Нелепый оранжевый сарафан, с зеленой вышивкой. Кстати, наврала Нинка, самый настоящий, китайский сарафан. Из палатки, что возле гостиницы. Там нет итальянского товара, только китайский ширпотреб. И серьга в ноздре. Я вчера тебя, оказывается, красавица, тоже с сережкой в ноздре в магазине видела. Я этот потрясающий нос с серьгой минут пятнадцать рассматривала. Мне глубоко плевать на твой нос, Нинель, но в нем торчала большая золотая серьга кольцом. Так я из-за этой серьги рассмотрела весь нос: он утиный, в черных угрях, лицо почему-то в пигментных пятнах, от солнца, наверно. Или Нинка все-таки беременна? А не было бы сережки, я бы этого и не видела. Только бы на светофорный сарафан смотрела. Формы бы интересные твои оценила. Глупая ты все-таки, Нинка. Лучше бы лишний раз крем от загара намазала, чем носы прокалывать.
   Словно услышав мысли девушки, Нинка затараторила:
  -- А я еще загорела, мне говорят, так загар идет...
   Увлеченная своими размышлениями, Юлька не услышала, что говорит Федька, обращаясь к ней.
  -- Простите, что вы меня спрашиваете? - переспросила Юлька. - Я задумалась.
  -- А почему я раньше вас не видел, Юлюнчик? - в голосе мужчины слышался намек на легкий флирт.
   Машинально отметив слово Юлюнчик, девушка в тон мужчине ответила:
  -- А я пряталась на чердаке у тети Липочки все эти дни, Федюнчик.
  -- Зачем, Юлюнчик?
  -- Сказать правду, Федюнчик?
  -- Конечно, Юлюнчик.
  -- Рассматривала вас в бинокль, Федюнчик. У моей тетушки Липочки есть от отца, бывшего военного, мощный такой бинокль. Пляж хорошо виден. Вот я с чердака и рассматривала вас, Федюнчик.
   Томка захохотала, но она не собиралась уступать Федьку новой подружке. А Максим, предназначенный Юльке, как на грех, задерживался.
  -- Ты скажешь, Юль. На чердаке сидела! В бинокль смотрела! Не верь ей, Федь. Я все видела. Да она помогала тете Липочке огород полоть, а потом все в гамаке лежала. Уставала. Городская ведь, непривычная к огороду, к труду.
  -- Да, совсем непривычная, - подтвердила Юлька. - Я девушка городская, изнеженная, после сельских трудов лежу без сил. В гамаке. Его специально для меня под яблоней привязали. Прополю грядку и без сил падаю. И над испорченным маникюром плачу. Но сегодня Томик меня уговорила сюда прийти.
  -- И правильно, Юлечка, - внедрилась Нинка. - Тома говорила, что вы можете достать хорошие саженцы. У нас, правда, и так клубника крупнее всех в деревне...
   Федьке надоели излияния сестер в хвастовстве, и он предложил выпить, не дожидаясь шашлыков и Максима. При этом опять бросил заинтересованный взгляд на Юльку. Переглянулся с братом, Нинка с сестрой. "Опасность, - читалась во взглядах крупных сестричек, - Федька срывается с крючка". К облегчению сестер засигналила машина. Это прибыл Максим Копейкин, упитанный, но высокий, в толстых, круглых роговых очках. "Где-то я его уже видела", - отметила Юлька. Но тут из машины вывалились другие гости, стало шумно, и все накинулись на еду и водку.
  -- Ни фига себе, - констатировала Юлька, рассматривая круглоглазого Максима. - Себе сестрицы выбрали Саевских, высоких, больших, красивых, а мне очкастика. Умного, наверно! Но я не согласна, хоть и ценю проявление ума. Это несправедливо. Томик, я уведу у тебя Федюнчика. Да и он, кажется, не против.
   Очкарик оказался умным человеком, даже очень, у него была своя большая квартира в городе. Мама его заболела, поэтому и выпустила на волю - пора Максику найти жену, чтобы заботилась о мальчике, если её не станет. Все это он успел рассказать Юльке, она за столом сначала оказалась рядом с ним.
  -- Так, - констатировала Юлька. - Меня ведь для него пригласили. Для пары. Надо напугать этого очкарика. И маму его тоже.
   Неожиданно подкатили еще две семейные пары. Народу в результате оказалось много. Сестры Торгашевы переключились на недавно приехавших, докладывали им о своем будущем, настоящем и былом благополучии, а Юлька ушла из-за стола и осталась с мужчинами, жарила шашлыки. Они подгорали. Сашка стонал, что у него всегда получались замечательные шашлыки, а сегодня что-то случилось.
  -- Кончай приукрашивать, - сказал Федька, - хвастовством от своей Торгашевой заразился. В тот раз у тебя тоже сгорели шашлыки. Я с углями ел. Это моя святая обязанность угли пробовать. Ничего, пролетели под водочку. И сегодня пролетят. Только так. Правильно, Юлюнчик.
  -- Правильно Федюнчик. Я тоже считаю, когда шашлыки подгорают, получается активированный уголек. С водочкой он полезен организму. Выпил и сразу печень почистил. Так что давайте выкушаем еще по рюмочке и очистим наш организм. Кстати, где-то я тут травку полезную клала. Лучок, чесночок, любисток.
  -- Наш человек, - засмеялся Сашка, глядя, как Юлька с удовольствием жует веточку любистка.
  -- Я тоже хочу, - Федька протянул руку за любистком.
  -- А мне зеленого чесночку, - сказал Сашка. - Вот моя мадам поорет, когда ночью дышать буду на неё...
   Они налили себе по рюмочке водки, выпили и закусили подгоревшим мясом, зажевали зеленью. Юлька хотела, было, тоже глотнуть водки, но сразу поднялась знакомая волна тошноты. Улучив момент, она быстро её выплеснула, но, изображая подвыпившую, понесла разную галиматью.
  -- Феденька, - прицепилась она к своему суженому-ряженому, - зря вы не верите, что я разглядывала вас в военный бинокль. Правда, не удалось хорошо рассмотреть, он сильно увеличивает. Никак не создавалась целостная картина, то уши ваши видны, то нос отдельно, то могучие плечи.
  -- А глаза рассмотрела? Они, говорят, у меня самое красивое, что есть в лице, - засмеялся Федька.
   Юлька глянула в лицо Федьки повнимательнее. И, правда, хороши глаза. Карие-карие, почти черные и при этом ласковые. В таких и утонуть можно. А ресницы! Любая девчонка позавидует, и красить не надо: настолько они густы и длинны.
  -- Нет, глаза не рассмотрела, очки мешали, - Юлька одернула себя, надо осторожнее врать, а то слишком реалистическая картина получается. Поймут ведь, что правда смотрела в бинокль. И тут же нашлась. - Зря смеетесь. У вас такие интересные очки, с бусинкой на правой дужке...
   Федька засмеялся, достал из кармана черные простые очки безо всяких украшений.
  -- А на пляже у вас были другие. Я это видела, в военный бинокль, - нашлась девушка, потом не выдержала засмеялась, - но может не у вас.
  -- И не на пляже, - добавил Федька.
  -- И не в бинокль? - спросил Сашка.
  -- Но это уже детали, - И Юлька нанесла главный удар, - Но вы меня, Федюнчик, заинтересовали. У вас уши интересной формы....
  -- А у вас, Юлюнчик, все формы интересные.
   Глаза мужчины красноречиво скользнули по фигуре девушки.
  -- У кого интересные формы? - влезала в разговор подошедшая Нинка.
  -- У тебя, моя женушка, - притянул её к себе Сашка. - Такие крупные, такие выпуклые, давай рожай мне наследницу...
  -- Так уж и наследницу, а может наследника?
  -- Я дочку хочу...
   Нинка метнула торжествующий взгляд на сестру и Юльку - у неё ведь есть свой мужчина, обнимает её при всех. Подошедшая Томка отвернулась, а Юлька обнаружила, что наконец-то завидует Нинке. Ей бы хотелось, чтобы её так же по-хозяйски мог обнять хоть кто-нибудь, пусть тот же самый Федька.
  -- А давайте, выпьем за это, - тут же нашлась Юлька. - За наши женские формы. Пора уже всем выпить, и шашлык готов.
  -- Садимся, садимся опять за стол, - приказала Нинка. - Места всем хватит. А где Макс наш?
  -- Около машины был, - ответил Сашка и крикнул: - Максим! Иди сюда.
  -- К нам, Максик, к нам, - затарахтела Томка. - Максим, садись опять с Юлечкой, она за вами будет ухаживать.
  -- Ну, елки зеленые, - возмутилась Юлька. - Обычно за мной мужчины ухаживают, а сегодня наоборот.
   Федька захохотал. Максим смутился. Но Нинка и Томка усадили всех гостей. Так и пришлось Юльке остаться с Максиком. А Федька достался Томке. И Юлька начала свое черное дело. Для начала надо было избавиться от Максима Копейкина. Она Максику подливала водочку и подливала, рюмку за рюмкой. Когда очкарик пытался сопротивляться, приходил на помощь Федька и кричал, что так не положено, что он обижает именинницу. И Томка поддакивала. Благодаря Юлькиной политике и помощи Федьки, не только Максим, но и многие уже через часа два были доведены до кондиции. Началось безудержное веселье. Откуда-то в руках Федьки появилась гармошка, Сашка играл на гитаре. Грянула музыка, и сотни частушек полились из уст гуляющих. Забыв о своих якобы проблемных венах, на высоких каблуках отплясывала Нинка, за ней пьяненько притопывала крупная Томка, а Юлька и Федька вели спор-диалог в частушках. Юлька их знала миллион. Федька не меньше. После столь оглушающего частушечного и танцевального марафона все немного охрипли и протрезвели.
  -- За стол, давайте опять за стол, - позвала Томка. - Мяско, колбаска, берите!
  -- Еще водочки! - кричал Сашка.
   Юлька поняла, что в этого мужчину влезет бочка. Он был здоровущий, лицо покраснело, глаза стали терять осмысленность. "На что Нинка смотрит? Всю привлекательность мужчина потерял", - подумала Юлька. А сестра Томки была занята собой, на мужа, не смотрела, она вливала в себя такую же бочку. Федька в отличие от двоюродного брата себя контролировал. И за Сашкой следил.
  -- Все, - скомандовал он Сашке после очередной рюмки. - Перерыв. Живо в дом. Пять минут сна!
   Он потащил брата, который моментально вырубился. Следом покатились сестрицы Торгашевы. Глухая мать осталась надзирать за порядком. Остальные остались за столом. И тут выяснилось, что нигде нет Максима.
  -- А где мой суженый? - с обидой воскликнула Юлька, не обнаружив рядом пьяного кавалера. - Обхаживала его, обхаживала, а он исчез, бросил свою Юлечку.
  -- Обиделся Макс на тебя! - крикнул кто-то из гостей.
  -- Почему? - наивно удивилась девушка. - За что?
  -- К Федьке приревновал, - прокричал тот же веселый голос. - Посмотрел, как вы отплясываете на пару под частушки.
  -- Это Томка должна Федьку ревновать, - ответила Юлька. - А у Максика нет повода абсолютно никакого. Я настроилась только его любить.
  -- Кого любить? - это вернулись из дома Федька и сестры Торгашевы.
  -- Максика хотела любить, - пожаловалась Юлька, - а он пропал. Исчез, растворился. Нигде нет. Я уже и под столом смотрела, думала, там лежит мой суженый.
  -- Да он вдоль огорода ходил, - сказала глухая якобы старуха, которая видела все и многое слышала.
  -- Ой, - всполошилась Юлька, - а вдруг Максик упал в крапиву и там сейчас лежит, весь обстрекался, чешется. Бедняжка! Там такая густая и высокая крапива.
  -- А что, может, и лежит, ничего не чувствует. Максим же не пьет! А ты, Юлька его напоила, - засмеялась Нинка. - Упадешь тут. Сашка ведь обещал его матушке присматривать за ним.
  -- Пойдемте, поищем Максика, - Юлька стала вылезать из-за стола. - Жалко все-таки суженого. Лежит сейчас в крапиве, плачет...
  -- Скорее, спит, - засмеялась Томка.
  -- Нет, не пойдем мы его искать, - не согласился Федька. - Пусть знает, куда приехал. Слабаков не уважаем.
   Но подвыпившие гости во главе с Юлькой уже рванули в крапиву. Даже глухая и злая на весь белый свет и гостей, которые больше не хотели слушать о её былом благополучии, мать Торгашевых пошла вдоль высоченных и густых зарослей крапивы, тихонько их притаптывая сбоку, разыскивая неудачливого нареченного для Юльки.
  -- Хватит, - первым возмутился Федька, спустя час после поисков, - все носы обстрекали, даже протрезвели. Проспится Максим, сам найдется. Я хочу еще шашлычка. Пойдемте, Юлечка, за стол.
  -- А как мой суженый, Федечка? - нарочито расстроенным тоном спросила Юлька.
  -- Я заменю его, Юлечка.
  -- Тогда я согласна, Федечка, - Юлька пошла к столу. - С вами я на все согласна.
   И полный кокетства, многообещающий взор был подарен Федору. Томка метнула злой взгляд в сторону новой подруги, но на правах хозяйки поспешила к столу. Остальные тоже потянулись туда. За столом неожиданно нашли немного протрезвевшего взлохмаченного Сашку, он сидел и беззлобно матерился.
  -- Запихнули меня в дом, только заснул, слышу, кто-то под бок ложится. Я приобнял, думал, Нинка прискакала меня приласкать. А это наш очкарик. Тьфу ты, - Сашка был возмущен. - До сих пор противно.
   Первым оглушительно захохотал Федька.
  -- Тебе, брат, всегда везет.
   И грянуло дальнейшее веселье. Юлька только поражалась, сколько же водки и еды влезает в Томкиных гостей. Шашлыки уже не успевали сгореть, их под водочку уничтожали недожаренными. Федька заметил, что Юлька не пьет водку, выливает, он налил ей вина. Томка прихватила бутылку, но даже глухая и больная мать уже лихо хлебала водочку. Федька откупорил бутылку, преподнес Юльке вина. Та решилась и выпила, поспешно сжевала веточку любистка. Слава всем святым, тошнота не настигла, даже мяса кусочек хорошо пошел - Федор заботливо подложил девушке шашлыков. И море стало по колено. Юлька ударилась в отчаянное веселье. Все и всё перемешалось. Очкарик Юлькин спал в доме, а Федька не отходил от Юльки. Юлька с ним откровенно кокетничала, строила глазки, выпила два раза на брудершафт. И плевать ей было на косые взгляды новой подруги Томки.
   Начало смеркаться. Было давно решено, что все ночуют здесь. И дом есть, и машин хватает. Да и куда после такого количества водки садиться за руль. Ночь надвигалась. Разожгли большой костер. Развеселившиеся люди ни в какую не успокаивались. Сначала хриплыми голосами выводили песни, распугивая местных птиц. При этом не забывали заправляться веселящимися напитками. Потом начались пляски у костра. Во главе была Юлька. Уж что она творила, каких только коленец не выкидывала.
  -- Я индеец Джо, - кричала она. - Я сейчас буду танцевать индейские танцы. Разойдись, народ! Мне простор нужен!
   И, накинув какой-то плед, вертелась, прыгала. Прыгали и хохотали все остальные
  -- А теперь я цыганка Кармелита! - раздался веселый возглас.
   Она откинула плед. Руки и грудь молодой женщины пришли в движение, вызывая нежелательные эмоции со стороны мужчин, с точки зрения их жен. Приполз из домика еле живой, проснувшийся Максим. Он сидел возле Томки, от водки наотрез отказался, пил только воду и поражался Юльке.
  -- Это же так надо себя мучить. Сколько же у неё сил, - жаловался Юлькин суженый Томке и Нинке. - Нет, мне такая жена не подойдет.
  -- Точно, - согласилась Нинка, - она тебя в первую ночь умучает.
  -- Нет, я этого не боюсь, - наивно ответил Максим. - Просто моя мама покой и тишину любит.
  -- Юлька тихая, - пьяно доказывала Томка Максиму. - Она только что и делала, что в гамаке лежала. Так что женись на ней...
  -- Нет, мама будет против...
   А сестры при этом попивали рюмочку за рюмочкой, пели, хохотали, Юлька вертелась вокруг костра под рьяную гармошку Федора. Вдруг девушка, не прерывая танца, стала удаляться от костра и куда-то пошла, почти побежала.
  -- Эй, ты, индеец Джо! - выкрикнула Нинка.
  -- Или как там тебя, Кармелита, ты куда? - поддержала её Томка, на плечо которой привалился Максим.
   Ему опять кто-то поднес водочки. Он принял её за воду и глотнул. Прежние спиртные пары с привычной силой ударили по умным мозгам.
  -- Индеец Джо очень хочет писать, вместе с Кармелитой, - отозвалась убегающая Юлька.
   Все захохотали. Назад она не вернулась. Причина была проста, девушка почувствовала, что выпитое вино просится назад. Она еле успела сбежать от костра, сумев ляпнуть напоследок что-то глупое. За домом, в глубине пасеки, стояла старая бочка. Юлька и отбежала недалеко от неё, и вино совершило свое черное дело. Девушку вывернуло несколько раз. Она вытерла вспотевший лоб, увидела старую заржавевшую лопату, быстренько закопала следы своего позора, подошла к бочке и без сил привалилась к ней, закутавшись в плед. Организм приходил в чувство, только голова продолжала петь, бежать куда-то, страшно хотелось пить. И не было рядом, как в детстве, заботливого папки, чтобы подать стакан воды. Придется идти назад. Петь и плясать больше не хотелось, хотелось спать. Юлька закрыла глаза, перед ними возникли потоки воды. Они лились то в речке, сверкая водопадом, то падали из крана крупными каплями.
  -- Пойду, не выдержу долго, - вздохнула Юлька. - Поищу бутылочку минералки, или просто водички. Жаль, что речка далеко. Я уже и из лужи готова напиться.
   Она подняла голову и сначала испугалась. На фоне неба маячил чей-то высокий силуэт с бутылкой минералки в протянутой руке.
  -- Все за глоток воды, - простонала Юлька и протянула руки к бутылке.
  -- Согласен! И помни - ты обещала все!
  -- Хоть американку, - опрометчиво пообещала девушка.
   Это был Федька, он засмеялся и отдал воду, предварительно открутив пробку. Юлька глотнула. Отступила все сжигающая сухота.
  -- Тебе нельзя совсем пить, - сказал Федька. - Не умеешь ты пить.
  -- Не наливал бы тогда, - огрызнулась Юлька, опять привалившись к такой уютной бочечке. - Видел же, что выливаю водку.
  -- Пойдем, - сказал Федька.
  -- Куда, - отозвалась девушка.
  -- За благодарностью. Ты обещала мне все, что захочу, и даже американку, что означает, насколько я помню из детства, любое мое желание, и это за глоток воды. Я отдал всю бутылку. Знаешь, сколько ты мне должна благодарности.
  -- Обойдешься, - Юлька обняла бочку и стала задремывать. - Мне и здесь хорошо. Бочечка такая мягкая, такая хорошая. Никакого мужчины не надо.
  -- Ну как хочешь.
   Федька ушел. Юлька задремала. Она не знала, сколько уже спала. Костер уже дотлевал, светились лишь угольки. Девушка проснулась, оттого что все тело затекло. Уже светлел край неба на востоке, но пьяные голоса все еще выводили рулады у гаснущего костра.
  -- Я туда ни за что не пойду, - подумала девушка. - Я лучше поищу место, чтобы поспать поудобнее, помягче и не сидя. Где-то тут было сено старое на чердаке какого-то сарая. Я видела, когда лук рвала.
   Она вспомнила, что еще старуха ей показала за огородом сенник, там наверху тоже было сено. Туда подальше и пошла Юлька, прихватив плед. Девушка влезла наверх, благо лестница стояла. На сеннике было темно, но темнота сну не помеха. Юлька в темноте раскинула плед и только хотела лечь, как раздался насмешливый голос:
  -- Ты уже с благодарностью ко мне?
  -- Кто здесь? - испугалась Юлька.
  -- Меня зовут Федор. И мне очень не хватает тебя и твоего пледа. Хотя вместе с тобой мне и без него будет тепло.
  -- Вот что, Федечка, подвинься на край и не претендуй сегодня на мою невинность и плед.
  -- Почему? За что такая немилость?
  -- Не надо было меня поить дорогим вином.
  -- Ладно, ложись уж, - сказал Федька, - Торгашевы с моим братцем раньше рассвета не уймутся. Да, ложись. Не трону я тебя. Не бойся. Какая с тебя сегодня благодарность?
  -- А я не боюсь, - пробормотала тихо Юлька, но так чтобы слышал Федька. - Я бы на твоем месте меня боялась. Я, Федя, случайная встреча и одновременно твоя судьба. И никуда ты не денешься. Подумай над моими словами.
  -- Я уже слышал что-то подобное, - засмеялся Федор. - Кстати, почему ты решила, что вино дорогое.
  -- Томка так сказала.
  -- Ты точно, совсем не пьешь, - засмеялся мужчина. - Торгашевы дорогих вин для старых матерей не покупают, иначе может пострадать их благополучие.
   Но Юлька уже ничего не слышала, она легла и провалилась в крепкий, все очищающий сон. Ей снились озорные сестренки. Они хохотали и говорили:
  -- Ну, что, Юлька, Федька тебе понравился?
  -- Понравился, - призналась Юлька.
  -- Зачем тогда легла так далеко от него?
  -- Ах, вы, нахалки, - ответила девушка и подумала во сне. - И, правда, чего я так далеко улеглась? С Федькой уютнее будет.
   А потом пред её взором появился ангелочек, светловолосый, голубоглазый.
  -- Это мой сыночек, я от Федьки его рожу, - поняла Юлька, и сновидения исчезли.
   Никто особо и не обратил внимания на исчезновение Юльки. Все были пьяны, но продолжали пить, кроме Максима. Тот отпихивал рюмку, пьяненько обнимал фигуристую Томку и рассказывал, какая у него хорошая мама, как она заботится о нем, хочет найти хорошую жену, доказывал, что Юлька не подойдет. Томка слушала, опрокидывая стопку за стопочкой, ничто не брало закаленную даму. Но и она все же свалилась под утро, прямо на землю возле костра, и уснула крепким молодецким сном, даже захрапела. Максим сбегал за старым одеялом в дом, укрыл виновницу торжества, и сидел, отгонял комаров. Пьяная Нинка приказала ему не отходить от сестры, а сама пошла в дом, куда уполз Сашка. Поднялась и старуха. Остальные еще погорланили, потом стали прикладываться спать кто где, плохо соображая. Где сморил их сон, там и оставались. Благо ночи стояли теплые. Зато было интересно утром.
   Юлька проснулась на сеновале, в уютной ямке из сена, рядом лежал Федька. Что там рядом! Они спали, тесно прижавшись друг к другу, скатившись в одно углубление, укрывшись одним пледом, прохладно стало под утро. Более того, Юлькина голова покоилась на руке Федьки. Юлька поспешно проверила на себе одежду. Слава Богу, все на месте - одета. И тут же подумала:
  -- А если и не на месте. А если и раздета. Тоже неплохо бы было, - и тихонько засмеялась.
   Мужчина спал. Девушка рассмотрела его лицо. Красив, черт побери. Юлька представила, как его руки её обнимают. Она, плохо понимая, что делает, потянулась и поцеловала его. Оказалась, Федька не спал, притворялся. Нахальные руки тут же обняли, а губы нашли Юлькину шею, скользнули вниз, к груди. Юлька вывернулась, откатилась, ловко спрыгнула вниз на землю. Федька крикнул, что ждет её, пусть возвращается.
  -- Рано еще, - ответила Юлька, - и быстро слишком. В мои планы не входило с тобой спать сегодняшней ночью.
  -- Так уже утро.
  -- Все равно еще рано!
  -- А ты вообще не предвиделась даже в моих снах до вчерашнего дня, - крикнул вслед Федор. - Но я не против!
   Юлька быстро отошла, села возле вчерашней бочечки, обняла её, прислонилась щекой и тихо засмеялась. Хорошая все-таки бочечка! Тут её и нашла Томка, которая искала именно Юльку.
  -- Ни фига себе, подружка, ты чего бочку обнимаешь?- удивилась она.
  -- Она такая хорошая! Такая удобная!
  -- Ты тут так всю ночь и спала?
  -- Наверно, - отозвалась Юлька, вставая и потягиваясь. - Все тело ломит. Ни черта не помню. Как я сюда попала? А ты где спала?
  -- Я? У костра прямо заснула. Кто-то меня даже одеялом укрыл.
   Томка промолчала кое о чем. Она, к своему удивлению, проснулась возле погасшего костра, рядом с ней под старым одеялом спал Максим, прямо в очках, уткнувшись лицом в её пышную грудь. Томка быстро уползла в сторонку, оглянулась - слава Богу, никто не видит - и пошла проверять остальных. А это было интересно. Позы и места были самые живописные. Кто под ближайшим кустом, у кого полено вместо подушки под головой, один из гостей наслаждался покоем на вытоптанной крапиве. Дети, довольные отсутствием внимания взрослых, спали в новой машине Саевских. В доме многие разместились прямо на полу. Старая мать спала на полуразваленном диване. Нинка лежала на кровати. Сашка был рядом с ней, но спал поперек, свесив нижнюю часть туловища с кровати и уложив голову на живот Нинке. Остальные тоже занимали живописные позы. А Юльки и Федьки нигде не было.
  -- Пойду-ка поищу я эту сучку, - решила Томка. - Уведет у меня еще, чего доброго, Федьку.
   К её облегчению Юлька нашлась возле бочки, одна, а Федьки нигде не было.
  -- Наверно, умотался куда-нибудь, если с Юлькой не обломилось, - решила Томка. - У него это не заржавеет.
   Юлька, уходя, оглянулась на сенник, Федька махал ей оттуда рукой, звал. И Юлька поняла, что больше всего хочет вернуться.
  -- Тетя Липочка, лапочка моя родная. Спасай свою племянницу, - пронеслась мысль в голове. - Мне понравился Федька, я даже готова влюбиться, и даже больше, хотя я его абсолютно не знаю... Ой, сестренки, ой, озорницы, ведьмочки-пророчицы...

...Федька ей был по душе. А она так его унизила...

   Прошло несколько дней. Юлька не лежала в гамаке, не сидела на чердаке с биноклем, не полола огород. Она сначала бродила неприкаянно по двору, помогала тетушке кормить кур, потом долго ловила неугодного петуха, которому было предназначено попасть в суп за скверный характер - он был драчливый и сегодня в очередной раз напал на Липочку, разорвав ей шпорами ногу до крови. После Юлька покормила вместо тетушки прожорливого поросенка, даже сарай почистила к удивлению всех. Потом зачем-то поехала к Златке в пансионат. Вернулась назад к вечеру. И все была такая же неприкаянная, неразговорчивая.
  -- Может, влюбилась наша Юлька, - лелеяла надежду Липочка. - И молчит. Не говорит ничего. Точно, влюбилась. Ведь пришла же она со дня рождения с Федькой. Он её проводил до самого нашего дома.
   Юльку не могли расшевелить даже озорницы, которые доложили ей, что Федька больше не появляется на пляже. Она нехотя улыбалась, больше из вежливости, и опять о чем-то думала. В её душе нарушилось равновесие. Липочка была права в своих подозрениях: Юлька влюбилась. А этого не надо ей. Нет, влюбиться можно было бы, и против замужества Юлька ничего не имела, и детей она хотела, и годы идут. Все подруги замужем. И Федька был по душе. Но было одно небольшое "но" под названием "дурной Юлькин язык", который все и испортил...
   ...После того как Федька и Юлька проспали рядом на сене всю ночь, прижавшись друг к другу и при этом не тронув друг друга, и Юлька не вернулась назад на сеновал, Федька пошел в новое наступление. Он откровенно прилип к девушке, уселся рядом, прогнал Максима, так и сказал ему:
  -- Кыш отсюда. Это место занято! Мною!
   Максим покладисто отошел. Федор все утро так и проторчал возле Юльки. Недовольно фырчала Томка, зато Сашка одобрительно хмыкал. Началось похмелье. Только теперь пили в основном женщины. Мужчинам надо было вести машину, они хмурились, но воздерживались. За рулем были все, кроме Федьки. Да еще Томка вынуждена была остаться на сухом пайке. Зато Нинка старалась за двоих.
  -- Нина! - пыталась остановить её Юлька. - Зачем ты вообще пьешь? Я еще вчера удивлялась. Томка говорила, что ты рожать собралась.
  -- Ага, - отозвалась уже пьяненькая женщина. - Собралась. Вот как забеременею, так и рожу. Сашка все просит, просит дочку, а мы еще дом не достроили.
  -- Так ты не беременна? - удивилась Юлька. - А я думала...
  -- Нет, - захохотала Нинка.
  -- Но дети... Это ведь хорошо, - не согласилась Юлька.
  -- Хорошо, когда их нет или они не твои, - ответила Нинка, и этими словами завершила всю дискуссию.
   Томка вздохнула, но спорить с сестрой не стала.
   Юлька в этот день пила только воду. Федька, который был главным виночерпием на второй день, неожиданно обнес Юльку. Даже вина не налил в её стаканчик.
  -- А чего это ты Юлечку нашу пропускаешь? - заметила ревниво Томка. - Она в машинах только в качестве пассажира ездит. Ей можно.
  -- Правда, - поддержала Нинка. - Где-то вино было недопитое. Его одна Юлька пила. Пусть допивает.
  -- А я не разрешаю пить Юлечке, даже запрещаю, - заявил Федька. - А то она выпьет и забудет, что обещала мне вчера.
  -- А чего ты обещала? - загалдели все. - Признавайся, Юлька.
  -- Американку я проспорила, - брякнула Юлька. - Должна теперь первое любое желание Федечки исполнить.
  -- Но это ты смело, - заметила Нинка. - Федька, знаешь какой, он может... может... может потребовать даже любовницей его стать.
  -- А я и не против, - озорно прищурилась Юлька. - Я никогда не была любовницей. Все больше любимой женщиной. В этой жизни надо испытать все.
  -- Я запомню, - заметил Федька.
  -- Поздно запоминать, - хохотала Юлька. - Кончилась твоя американка. Я уже выполнила твой приказ.
  -- Какой? - удивился Федька.
  -- Не пью сегодня. Ты же не разрешил. А я обещала исполнить любое желание, но только одно - первое.
   Федька озадаченно поглядел на бутылку в своих руках:
  -- Это я слегка лопухнулся, - признался он. - Не подумал. Ну что, дамы, черпанем водочки.
  -- Черпанем! - поддержала Нинка.
   Все, кто мог, выпили. Сидели, закусывали. Мирно текла беседа. Кто-то притащил Федьке уже знакомую Юльке гармошку, он тихо что-то наигрывал. Юльке приказал сидеть рядом, сказал, что это вторая часть первого желания. Девушка охотно подчинилась и прислонилась к его плечу.
  -- Федь, а где ты так хорошо научился играть? - поинтересовалась девушка.
  -- Музыкальную школу окончил по классу баяна. Но баян решили не брать с собой сюда. А гармошку прихватили.
  -- А-а-а, - протянула Юлька.
  -- А за что же ты, Юлечка, так расщедрилась на американку? - игриво влез Сашка. - Что же такое Федька тебе хорошее сделал.
  -- Он меня спас, - подмигнула ему Юлька.
  -- От чего спас? - прицепилась Нинка, ей тоже не нравились взгляды, которые бросает её Сашка на холостую Юльку.
  -- От бесчестья и позора, - Юлька не сдавалась и ни капельки не смущалась.
  -- Кто же покушался на твою честь? - этот вопрос задала Томка.
   Она продолжала злиться. Её добыча, Федька Саевский, выскользнул из сетей, точнее, даже и не попал туда.
  -- Давайте лучше споем, - предложила Юлька. - Смотрите, как красиво вокруг. Здесь такие чудесные места. Душа праздника просит.
   В это время выползла из-за огорода старая мать Томки, которая опять обходила свое былое благополучие. В руках она несла клетчатый плед, тот самый, в котором вчера от костра убежала Юлька.
  -- Вот кто-то на сеннике оставил, - она отдала плед Томке. - Кто там спал?
  -- Я, - признался Федька.
   Глаза Томки быстро пробежали сначала по Юльке, потом по Федьке. Но Юлька, предупреждая вопросы, запела красивым сильным голосом, а Федька тут же подыграл ей:
   По гладким камешкам бежит ручей,
   А я не замужем, и он ничей.
   А он, ничей, меня догнал,
   У двух рябин расцеловал.
   Внедрился звучный деревенский голос Томки:
   По той же тропочке подружка шла,
   Его неверного, и не ждала.
   А он, ничей, ее поймал
   И, как меня, расцеловал.
   Дальше пели уже все:
   Судили кумушки о нас двоих:
   Мол, две подруженьки - один жених,
   Чьей свадьбе быть, кого венчать,
   Кому любить, кому страдать
   И вдруг вступил голос Федьки, он явно пел сочиненные им строки:
   По гладким камешкам бежит ручей
   Девчонки замужем, а я ничей
   А я ничей, а я один,
   Как тот ручей у двух рябин.
   Его глаза щурились и хитро глядели на Юльку, та не растерялась и начала тоже сочинять с ходу:
   По гладким камешкам бежит ручей.
   Ах, Федя, Феденька, ты будешь чей.
   Дальше ничего не получалось, нашелся тот же Федька. Он пел, глядя только на Юльку:
   И Федя, Феденька тебя поймал
   У двух рябин расцеловал...
   Все начали смеяться. А в голове Томки рисовалась картина: Юлька, вся встрепанная, сидит у бочки, не помнит, якобы, где была ночью. Яснее ясного, с Федькой была на сеновале. Вот сучка! Сиротка нищая! Бесстыжая! Скромницей прикидывалась. Джинсы потрепанные надела. Надо уметь так хорошо притворяться. И Томка решила не отступать.
  -- Все же, Юль, скажи, от какого бесчестья спас тебя Федька? - спросила она.
  -- От Максима, - ляпнула Юлька специально, знала: никто не поверит.
   Грянул откровенный хохот. Никто и не поверил. Но через минуту смех стал громче, потому что возмущенный Максим прокричал:
  -- Неправда, не было такого. Не трогал я Юлечку. Я не знаю, где она спала. Я вообще спал с Томой под одним одеялом около костра.
  -- Ну ты даешь! - Сашка даже всхрюкнул от смеха и хлопнул очкарика по плечу. - И тихоней прикидывался! А сам Томку нашу поприжал!
  -- А не сочиняешь? - сквозь выступившие от смеха слезы спросил Федька. - С Томкой! У костра?
  -- Правда, правда, мы даже одним одеялом укрывались, - заверил Копейкин.
   Томка сидела красная, просто свекольная. Катался по земле от смеха Сашка:
  -- Ну, Том, ну ты даешь. А Максим-то, Максим, у-у-у, тихоня, а сам нашу Томочку соблазнил.
  -- Это Томка соблазнила моего Максика, - выкрикнула Юлька.
  -- Свадьба когда теперь у вас? - простонал Сашка.
  -- Не будет свадьбы, потому что у меня с Томой не было ничего, - простодушно добавил Максим. - Тома уснула, я её укрыл, было холодно, костер погас. Саша меня в дом не пустил. Сказал, чтобы не приближался даже туда, где он спит, а то опять, не дай Боже, за Нину примет. Нина велела Тому караулить. Под утро стало совсем холодно. Вот я и прилег рядом с Томочкой. Чтобы не замерзнуть. Она теплая такая была.
  -- Теплая? - Сашка уже плакал.
   Юлька согнулась от смеха. А Томка обозлилась.
  -- Ладно, - сердито проговорила она, - смейтесь на здоровье. Да, я-то была с Максимом. Фиг с вами, думайте, что хотите. А ты-то, Юль, с кем была? Признавайся тоже. С кем обнималась?
  -- А чего признаваться. С бочкой я обнималась, - простонала сквозь смех Юлька. - С ней, родимой, всю ночь сидела.
  -- С кем? - Сашка даже перестал смеяться.
  -- С бочкой в обнимку я сидела, - пояснила девушка. - Там меня Федька и спасал от бесчестья.
  -- От бесчестья, это точно, - поддержал Федька. - Юлька там очень живописно расставалась с выпитым вином.
  -- Чего? - не поняла Нинка. - Бутылку закапывала, что ли?
  -- Закапывала, только не бутылку. Блевала я с вашего вина, еще как блевала, - пояснила Юлька, - самым примитивным образом. Всю наизнанку вывернуло. Раз пять. А Федюнчик водички мне принес. Обещал не выдавать меня. Потом и лопату показал, где стоит. Закопала я там за бочкой кое-что, чтобы природу не гадить. Вот и заслужил Федечка от меня американку.
   Неожиданно опять встряла старуха.
  -- А я думаю, кто там что-то около бочки закапывал. Раскопала, посмотрела, ничего не поняла.
   Все замолкли. Не знали, как реагировать на слова вредной старухи. Кто-то отвернулся, Юлька опустила глаза. Федька надулся, покраснел, побагровел, потом фыркнул, Сашка же хохотал откровенно. Уже над старухой.
  -- Сколько раз говорили тебе, мать, не суй нос, куда не надо, - сердито выкрикнула Томка. - Варвара любопытная!
   Федька, уводя опасный разговор в сторону, заиграл на гармошке. Спели еще несколько песен и стали собираться домой, разместились по машинам, а Юлька и Федька пошли пешком. Только не в деревню. Федька увел девушку в сторону, на озеро - там было чудеснейшее место. Это озеро носило поэтическое название - Ласточкино Гнездо, оно имело извилистые берега. С одной стороны был отлогий берег с ярко-желтым песком (здесь было удобно купаться), с другой - непонятно откуда здесь взявшиеся остатки скальной породы и одинокий гордый утес. Он вдавался сильно в воду и надменно возвышался над ней. Самые смелые ребятишки порой ныряли с него. Но, в целом, купались в этом озере редко, в нем было много ключей, и даже в самое жаркое лето вода была прохладной. Местные жители предпочитали речку: и ближе, и надежнее. Сюда, к утесу, и привел Федор девушку.
  -- Наверно, вот с такого утеса Стенька Разин бросил в воду княжну, - задумчиво проговорила Юлька.
  -- Да он её с лодки бросил, - засмеялся Федька.
  -- Но вот, - огорчилась Юлька, - все очарование испортил. Не дал помечтать.
  -- О чем?
  -- Да уж не о том, чтобы меня бросали вниз. Просто здесь так красиво. Такое впечатление, что красота всего мироздания собралась здесь, - мечтательно говорила девушка. - Нет никакой цивилизации, люди живут еще в Золотом веке, круглый год стоит лето, планета наша прекрасна и пуста. И дочери самого мироздания создают здесь жизнь - райский уголок для будущих людей. Именно сюда мать Земля спрятала свое неразумное дитя - воздушную Эфиру - за то, что она разорвала невидимые нити, связывающие любящие сердца.
  -- Ты говоришь словами какой-то легенды. Расскажи, - попросил мужчина.
  -- Нет, Федь, не буду, сейчас я просто хочу помолчать, посмотреть... как я люблю такие красивые места.
   Она присела. Господи, как красиво! Федька сел рядом и обнял её за плечи. Юлька прислонилась к нему и была очень ему благодарна, что он не полез с поцелуями, что тоже любуется этим удивительным местом. Об этом думал и Федор. Первозданная красота всегда вселяла умиротворение в душу. Приходя сюда, Федор начинал верить, что все еще в его жизни будет хорошо, что появится женщина, которую он полюбит, и она тоже будет любить его, и не только его. Это место всегда обещало счастье. А присутствие Юльки усилило эту уверенность. Как она хорошо сказала про мироздание... Вспомнились слова двух озорных девчонок и предупреждение брата.
  -- ...А детей моя будущая жена любит?- спросил Федор.
  -- ....Любит! Очень любит... У вас будет два сына и дочь... Мы хотим, чтобы ты свою судьбу встретил завтра... А по руке у тебя уже есть жена... Как же так? А мы поменяем твою судьбу, Федь. Мы это умеем... Твоя жена будет такая, как мы сказали.... Никуда не денешься от своего счастья...
   И озорницы умчались. Приехавший брат Александр сказал:
  -- ... Эти двойняшки - маленькие ведьмочки, правнучки мудрой ведуньи Марфы... Их слова всегда сбываются... Скажут в шутку, а глядишь, все совпало!
   Федор уже хотел, чтобы все совпало... И ничего, что у Юльки не платиновые кудри, а пшеничные.
   Юлька присмотрелась и поняла, что была уже здесь. Озорницы её приводили сюда, только она была с той стороны утеса, где густейшие заросли колючего терновника. Но они тогда продрались сквозь него с девчонками и поднялись прямо на утес, но нырнуть так и не решились. Не знали, какое дно там, внизу
  -- Как ты думаешь, откуда здесь такое чудо? - спросила девушка у мужчины, имея в виду скальные породы и утес.
  -- Говорят, ледник притащил эти камни вместе со скалой, - ответил Федька. - С тех пор здесь и стоит эта вечная громада.
  -- Здесь был ледник? - удивилась Юлька.
  -- Не знаю, - ответил мужчина. - Может, то местная легенда.
  -- Вот здесь бы наш пансионат расположить, - мелькнула мысль у Юльки. - Надо узнать, чья земля? Может, удастся купить? Поговорю-ка я об этом с папой... Но только не сейчас.. Болен папа...
   Очарованные красотой места, мужчина и женщина сидели и молчали. Их там и нашла Томка. Не уехала подружка без новой приятельницы. Подрулила на своих старых "Жигулях", выползла, села тоже, начала беседовать. У Юльки сразу настроение испортилось. Пропало все очарование этого чудесного места, когда раздался громкий, уверенный голос большой Торгашевой. Тут Томка и вспомнила якобы нечаянно, что Федька женат. Спросила невзначай, как его жена поживает. Вот сучка! Надо было сразу предупредить Юльку. Вчера! Пока она еще не влюблялась. И почему об этом промолчала тетя Липочка? Юлька решила не задавать вопросов ни Федьке, ни новой подружке, только немного поиздевалась над Томкой.
  -- Это правда, Федечка? - спросила она. - Вы женаты?
  -- Правда, - не стал отрицать он. - Есть штамп в паспорте.
  -- Чудесненько, - обрадовалась Юлька, голос её звучал совсем искренне. - Значит, наш с вами романчик ни к чему меня не обязывает. Спасибо, Томик, порадовала ты мое сердце, - пропела девушка. - Федечка, я рада этому сообщению, - она посмотрела на вытянувшееся лицо подружки и спросила: - Ты, конечно, Томик, не расскажешь Федечкиной жене про меня, про наше уединение и ночное, и дневное.
  -- Не расскажет, - насмешливо отозвался Федька. - Эмма довольно далеко отсюда, да и с Томкой она не знакома.
  -- А ты теперь, Томочка, поезжай домой, - ласково посоветовала Юлька. - А мы с Федечкой еще немного посидим, может погрешим. Да не переживай ты за меня, не блюди мою девичью честь. Ну, пересплю еще разочек, другой с Федечкой, так от этого и мне здоровья прибавится, и Федечка не против.
  -- Не против, - поддержал и Федька. - Ехала бы ты отсюда, Том. Скажи Сашке, если увидишь, чтобы завтра меня с собой захватил в город.
  -- Ладно, - прошипела подруга. - Оставайтесь!
   Томка уехала под веселый, торжествующий смех Юльки, который резко оборвался, когда машина тронулась с места. Девушка глянула на мужчину.
  -- Все, Федя, больше не будем любоваться местными прелестями.
  -- Почему.
  -- Я с женатыми не связываюсь. Это мой принцип.
  -- Не жалко?
  -- Что не жалко? - не поняла Юлька.
  -- Случай такой упускать! Для здоровья!
  -- Ах, Федечка! Не переживай! У меня богатырское здоровье. Идем отсюда.
  -- А легенду рассказать?
  -- Эту легенду я рассказываю только надежным и близким людям. Это семейная легенда, - отрезала Юлька.
   Они пошли пешком домой. Не молчали, болтали о том, о сем. Юлька, вспомнив, старую мудрую прабабушку Марфу, срывала цветочки и от нечего делать комментировала, что от какой хвори помогает. Когда-то бабушка пыталась её учить. Только Юлька плохо усваивала. Не взяла она способностей мудрой ведуньи. То ли дело двойняшки. И бабулю толком не помнят, а травы знают, правильно говорил дядя Вася: на врачей им надо учиться. Федька проводил Юльку до самого дома тети Липочки к полному восторгу озорниц. Прощаясь, он сказал:
  -- Юль! Я, между прочим, развожусь.
  -- Да свидания, Федечка, - ответила Юлька. - Удачного развода. Сообщите об этом Томику. Она на вас имела виды. И дом у неё хороший, не то, что у бедной сиротки Юльки, что приехала погостить к деревенской тетушке.
  -- Зачем ты повторяешь неумные слова? - Федька даже слегка обиделся.
   Он еще что-то хотел сказать, но промолчал.
   Прошла неделя. Федька по-прежнему не сходил с уст Ринки и Леськи. Озорницы никак не могли понять, почему Юлька не встречается с Федькой. Ведь он же её провожал. А у них не было ни одного свидания. Но потом неизвестно каким ветром до них дошел слух, что Саевский Федор уехал. Его нет в деревне, нет и в родном Соловушкино. И Юльке было пора в город. Кончился отпуск. Дела. Перед отъездом ей захотелось увидеть опять то чудесное озеро, где она даже не успела поцеловаться с Федькой. Только немного помечтать. И все. Дальше явилась Томка. Юлька не успела даже рассказать заветную легенду про небесную Эфиру, что слышала от бабушки. Она никому еще её не рассказывала. Не судьба, значит. Эту легенду знают только близкие, родные люди.
   Около часа девушка добиралась до заветного места. А вот и удивительное озеро. Елки зеленые! Какая же все-таки была красотища. В душе опять что-то замерло перед этим мудрым величием озера и камней, что, по сведеньям местных жителей, видели великое оледенение. Нет, они неправы, это место видело само мироздание, самое начало жизни. Сюда к несчастной Эфире прилетел её веселый Ветерок и помог волшебнице вернуться к жизни - подарил ей свою любовь, здесь у них родилась дочка. Юлька опустилась на колени перед этой красотой. Озеро прозрачное, прозрачное, блестело холодно-стальной синевой. Желтый песок наполовину с камешками вокруг. Растительность на этом песке бедная, редкая. Какой интересный цветок. Юлька нагнулась, рассматривая крошечные мохнатки, собранные в венчик.
  -- Кошачьи лапки, - так назвал Федька этот цветок.
   Юлька нагнулась, сорвала один, провела им по губам. Правда, мягкий, как ласковый котенок. И похож на кошачью лапку.
  -- А цветок такой же нежный, как твои губы, - раздался голос.
   Юлька вздрогнула и обернулась. Это стоял Федька, в руках его был такой же цветок, только белый, а Юлька сорвала кремовый.
  -- А откуда ты знаешь про мои губы?
  -- Ты думаешь, я ни разу тебя не поцеловал, когда мы спали под одним одеялом, - усмехнулся он.
  -- Не знаю, - смутилась Юлька, потом настороженно глянула и спросила: - А больше ничего не было, ну там, под одним одеялом?
  -- Ты плохо обо мне думаешь, - отозвался мужчина. - Ты же спала, как убитая. Я люблю живых женщин.
  -- Не надо было мне вино наливать! Я его абсолютно не переношу.
  -- Теперь знаю. И никогда не разрешу тебе выпить даже капли.
   Федька подошел и обнял Юльку. Может, и были её губы такие же ласковые, как цветок, то губы Федьки были твердые, властные, им хотелось подчиняться. И Юлька подчинилась. Забыла она в этот момент раз и навсегда про Геннадия, что женат её второй избранник. Федька долго целовал девушку, потом поднял на руки и куда-то понес.
  -- Это чтобы никакая Томка не явилась, не помешала нам, - предупредил он. - Здесь есть тайное место. Я его открыл в детстве.
   Он шагнул в озеро.
  -- Ты утопить меня хочешь? - иронично спросила Юлька.
  -- Можно, но только вместе с собой.
   Федька прошел метров десять вдоль берега, осторожно обошел огромный валун, что лежал в воде, после обогнул утес, прижимаясь как можно ближе к его каменистому боку.
  -- Тут через полметра глубокий обрыв, - пояснил он. - Метров пять или больше. Мы в детстве с камнем ныряли, дна не достали.
  -- Со мной достанешь. Я не умею хорошо плавать, - предупредила Юлька. - И тяжелее любого камня.
  -- А мы и не будем сегодня нырять. У меня другие планы.
   С другой стороны утеса открылась ровная площадка, окруженная колючим терном. Юлька и озорницы были здесь. Отсюда они поднимались на утес, еле пролезши сначала под густым колючим терновником, изодрав при этом все, что возможно. Но Федька не пошел на площадку, шагнул в другую сторону, к терновнику. Под низко наклоненными непроходимыми ветвями открылась небольшая пещерка.
  -- Я туда не хочу, - заупрямилась Юлька, вырываясь из рук мужчины. - Не люблю камней над головой.
  -- Я тоже не люблю. Не бойся, мы идем в другое место.
   Он крепко взял Юльку за руку и шагнул в пещеру. Там открылся небольшой низкий проход, метрах в десяти был второй вход. Туда-то и повел Юльку Федька. Возле второго, невидного с берега входа была небольшая площадка, со всех сторон заросшая колючим терновником. Было тепло, сюда не долетал малейший ветерок. Федька обнял Юльку, и оба они застыли - необычно красивый вид открывался с этого возвышения. Юлька опять вспомнила любимую легенду, что слышала от старой мудрой Марфы:
  -- Наверно, в этой пещере скрывалась Эфира, здесь её нашел Ветерок, здесь она подарила ему свою любовь...
  -- Ты опять о сказке? - спросил Федор.
  -- Да! О нашей семейной сказке.
  -- Расскажи.
  -- Нет, Федь, это семейная сказка.
   Но Федька, казалось, уже забыл о ней. Его руки обняли девушку, притянули к себе, а после долгого поцелуя мужчина бережно опустил девушку на теплые камни. Она сама притянула его к себе.
  -- Тебя уже пора под куст, - вспомнила она слова тети Липочки и засмеялась.
  -- Ты чего, - удивился Федька.
  -- Смотри, плохо тебе будет, если приведешь сюда мою сестренку Ринку или Леську, - проговорила Юлька.
  -- Ты что, им по пятнадцать лет. Я умею думать. Зачем мне малолетки?
  -- Вот-вот, думай. Им, кстати, по четырнадцать только, - она сама стала целовать Федьку: - А мне уже давно не четырнадцать.
   Юлька не была девушкой. Даже Геннадий не был у неё первым. К сексу она относилась положительно, но никогда он не вызывал у неё жгучего желания и восторга, как у некоторых её подруг. Например, как у той же самой Златки, которая долго не могла обходиться без мужчин. Златка говорила подруге, когда та выговаривала ей за очередную недолгую связь:
  -- В тебе еще не проснулась чувственность. Поэтому ты и холодна. Или тебе попадались просто плохие любовники, не разбудили в тебе женщину.
  -- А может я лесбиянка? - смеялась в ответ Юлька, скрывая от подруги истинную правду.
   Даже с Геннадием она ничего не испытывала: ни желания заняться сексом, ни удовлетворения от того же самого секса. Так, определенный ритуал, когда надо притвориться, что все хорошо, просто замечательно. Геннадий был уверен, что иначе и быть не может. Порой мелькали мысли, а может, она, Юлька, просто фригидна?
   Сегодняшний день с Федькой лишил Юльку всех сомнений в её фригидности и лесбиянстве. Она обычная женщина. Такая, как Злата. Федька не спешил в любовной игре. Он целовал и целовал женщину. Его руки довели Юльку до того, что она впервые сама устремилась навстречу мужчине, забыв, как это бывало с другими партнерами, малейшую застенчивость и прочие предубеждения. Все получилось само собой. Потом на Юльку нахлынуло что-то непонятное, она почувствовала огромную слабость во всем теле, захотелось плакать оттого, что ей было так хорошо. И Федька неожиданно то ли всхлипнул, то ли застонал и тесно прижался к Юльке, желая стать единым с ней. И Юлька немного испугалась этих новых, так неожиданно нахлынувших чувств. Она тоже прижалась к мужчине, желая продлить эти мгновения. А пришедший в себя Федька улыбался. Улыбался по-доброму, слегка устало целовал женщину. Им было очень хорошо. Вот тут некстати пронеслась прежняя мысль: а ведь Федька женат. А жаль! Ничем, казалось, женщина не выдала своих чувств, но мужчина все же уловил то малейшее изменение, что произошло с Юлькой.
  -- Что-то не так? - спросил он её.
  -- Так, - поспешила его успокоить Юлька.
  -- А другого ответа и не могло быть, - довольно засмеялся Федька. - Женщинам всегда со мной нравится. Всем!
   Это самоуверенное замечание рассердило Юльку.
  -- Ну, подожди, - мстительно пробормотала она. - Я тебя отучу вспоминать других женщин, когда рядом я.
  -- Ты что-то сказала? - спросил Федька.
  -- Нет.
  -- И все же скажи.
  -- А ты не обидишься.
  -- Нет.
  -- Прости меня, Федечка, но я с тобой ничего сегодня не чувствовала, - выпалила Юлька. - Со мной такое впервые. Обычно мужчины заводят меня с полуоборота.
  -- Ты врешь, - уверенно ответил Федька.
  -- Почему ты так решил?
  -- Ты же стонала, чуть не заплакала.
   Федька-паразит видел все.
  -- Прости меня еще раз, но я притворялась. Не хотела тебя расстраивать. Я очень хорошо умею притворяться.
  -- И все же ты врешь, не знаю, для чего.
   Он встал. Поднялся на высокий камень, что возвышался над терновником и нырнул оттуда в озеро. Юлька осталась одна и ругала себя. Федька был такой красивый, его мужественная фигура возвышалась на фоне голубого неба. А ведь этот мужчина мог бы стать Юлькиным. Она должна извиниться, что там извиниться, вымолить прощение. Неожиданно из-за утеса, откуда они пришли, она услышала громкий голос Томки:
  -- Федька, кого опять водил в свой тайник? Кто эта счастливица в твоем списке? Меня когда возьмешь? Скоро моя очередь?
  -- Тебя туда никогда не поведу. Это точно, - ответил мужчина.
  -- А я сама приду.
  -- Колючек не боишься?
  -- Ну ради такого случая и ободраться не грех. Надо же мне знать, кто у тебя очередная дама.
  -- Иди, иди, - подзадорил Федька. - Вот обидно будет, обдерешься вся, а в тайнике нет никого.
   Юлька затихла. Порадовалась, что её одежда здесь.
  -- Наверно не врешь, - согласилась Томка. - Ты обычно выползаешь оттуда еле живой от очередной дамы, а сегодня злой, бодренький, ныряешь. Плыви ко мне, побалуемся и без твоего тайника. Я же всегда готова. А песочек здесь мягкий, замечательный.
   Ну Томка, ну хамка. Нахалка! И Федор хорош. Он, оказывается, сюда всех водит. Юлька была возмущена. И ей стало невыносимо противно слушать их. Она оделась и стала продираться сквозь колючий терновник. Настроение за эти минуты поменялось раз сто. То возникала злость на Федьку, то на Томку, то Юлька кляла себя за дурость. Зачем она ляпнула эту глупость? Мужчина бы не встал, не ушел, не нырнул, не видела бы его Томка. Надо признаться, Федька Юльке был по душе. А она так его унизила.

...Я тебе подарю когда-нибудь голубые топазы...

   ...Юлька, услышав разговор Федора и Томки, оделась и, глубоко вздохнув, попросив Бога о помощи, полезла под колючий терновник. Плакала её новая любимая футболка. Когда она лазила сюда с девчонками, терновник был поменьше, не такой сильно сплетенный. Сейчас раздался за лето. Столько колючек нарастил. И каких острых! Юлька лезла и с каждым сантиметром мысли менялись. А потом осталась одна: может, вернется Федька и позовет её. Она извинится перед ним за свом глупые слова. Но тот плавал, весело переговаривался с Томкой, даже очень весело. Потом вышел на берег, сел рядом с Томкой, наверно. А может, даже и обнял.
  -- А чего я хочу, - кляла себя Юлька, зацепившись за очередной колючий шип, чертыхаясь от очередной глубокой царапины. - Такое сказать мужчине! Правильно говорит Златка: не умею я удерживать мужчин, не думаю, что говорю. Я бы не простила, если бы мне такое сказали. Ну что я за дура!
   Девушка вылезла из колючих зарослей и пошла домой. Пройдя половину пути, немного успокоилась, села, огляделась и решила разозлиться. Хватит ей любовной истории с Геннадием. С Федькой больше ничего не будет. Сегодня же она уедет. И черт с этой любовью. Не надо забывать, что Федька женат. Все мужчины клянутся, что давно не живут с женами, которые их не понимают, поэтому они разводятся. И это длится годами. Юлька вспомнила, как в их пансионате одна дама драла за волосы другую. За мужа! И муж-то дохленький, плюгавенький. С какой-то белой бровью. Ну и сценка была. Дамы красивые, упитанные, раскормленные, как вцепились друг в друга. Нет, чтобы мужичку общему вложить. А они зажали одна другую мертвой хваткой, волосы прихватили, стоят, обнявшись крепче двух друзей, того и гляди, скальпы снимут. Мужичок, зараза, сидит, посмеивается. Златка вокруг бегает. Прибежавшая Юлька крикнула, что сейчас водой будет разливать. Ничего не помогает. Пришлось звать охрану. Мишаня, охранник, здоровый, как паровоз, еле-еле дам расцепил, ему еще лицо ободрали, да Златке, которая пыталась унять дам, синяк под глаз поставили. И довольная жена увела своего плюгавенького мужичка. Нет, не хочет Юлька быть на их месте. Волосы свои жалко. Они у неё красивые, пышные. Вообще не хочет встречаться с Федькиной женой. Поэтому с глаз долой, из сердца вон этого Федьку. Вечером Юлька уедет из деревни. Пора на работу. Златка одна крутится. Опять с поставщиками проблема. Надо менять их. Да и отец прислал sms-сообщение, признался, что никуда он не поехал, ни за какую границу, и не собирался, просто дал дочке время на отдых, но лучше ему не стало.
   И мысли от Федьки убежали к другим заботам.
   Папа, наверно, будет здесь ложиться в больницу. Почему не полетел в Швейцарию, не захотел лечиться за границей? Хотя ответ Юлька частично знала. Здесь дочь рядом и тетя Липочка с девочками. И тетя Липочка - это главное, это главнее Юльки, главнее озорниц. Взрослая Юлька давно поняла, что любят друг друга папка и Липочка. И девочек Липочкиных папа любит. Не меньше Юльки. И хорошо, что любит. Юлька не в обиде. Дядя Вася тоже очень Юльку любил. Но почему папа и Липочка врозь до сих пор? Ведь дяди Васи давно нет уже. И Корина тут не при чем. Папа её не любит. И Коре только деньги нужны. От нее откупиться можно. Юлька как-то спросила папку, он ответил:
  -- Не могу я первым подойти к Липочке. Я обещал, что никогда не приду в её дом первым. Не могу я нарушить слова.
   Тогда Юлька подумала, что это обещание дано дяде Васе. Постеснялась сказать, что его уже нет. Но это не так. Дядя Вася, близняшки протрепались, умирая, просил жену не жить одну, а уйти к Юре, простить его. А в последние два дня перед смертью, в забытьи, дядя Вася видел только маму, звал без конца: "Маша... Машенька. Маша... Звездочка моя светлая... Я люблю тебя, наша жрица, наша богиня, Маша..." Липочка и похоронила его рядом со своей сестрой... "Пусть хоть уж здесь будут рядом, - грустно сказала она - Маше все равно уже, а Вася хотел этого". Но уже почти три года нет дяди Васи, а папка все смотрит на Липочку печальными глазами, а та просто отводит в сторону взгляд при их редких встречах. А девчонки почему-то молчат. Хотя они не против, Юлька уверена, чтобы их мать связала жизнь с Юлькиныи отцом. Что же такое было в их молодости, почему так все спуталось?
   Когда вечером Юлька прощалась с озорницами и тетей Липочкой, та неожиданно жалко спросила:
  -- Юль! Почему ты ничего о папе не говорила? С ним что-то случилось? Не скрывай, скажи правду.
  -- Все в порядке, Липочка, - бодро соврала племянница.
   Но глаза тетушки не верили, они умоляли сказать правду. Юлька не выдержала и призналась:
  -- Болеет папка. Серьезно болеет. Вот так-то Липочка.
   Настороженно вскинули глаза девчонки, но не осмелились ничего сказать. Губы тетушки жалко дрогнули. Она без сил села на стул. Молчала. Думала о чем-то.
  -- Если дяде Юре совсем плохо, ты, пожалуйста, привези его сюда, - серьезно попросила Ринка. - Мы ему поможем. Мы ведь умеем лечить людей, как наша прабабушка. Правда, правда, Юль. Мы вернем ему здоровье.
   Юлька непонимающе подняла брови.
  -- Мама вылечит его, поставит на ноги, - совсем без смеха произнесла Леська. - Она его давно любит.
  -- И папа любит Липочку, - ответила Юлька.
  -- Вот и хорошо. Мама будет за дядей Юрой ухаживать, - заверили озорницы. - И мы тоже. Вези его сюда. Мы в ночь на Ивана Купала много трав заготовили. Бабушка нас так учила, говорила, самая лечебная трава в это время. Мама этими травами будет лечить дядю Юру.
  -- Привези, Юль, я буду за ним ухаживать, - подтвердила тетя Липочка. - Юра хороший и несчастный. А его Коринка хищница. Она силы из него тянет.
  -- Вампирша, - печально улыбнулась Юлька, соглашаясь с тетушкой.
   Озорницы неожиданно повеселели после слов матери.
  -- Вот только одна проблема - папа сам сюда поедет? - спросила Юлька
  -- А ты уговори.
  -- Липочка, лапочка моя, - тихо сказала Юлька. - Знаешь же сама. Не поедет. Папа ждет твоих слов. Каким он обещанием связан? Кому? Я не знаю! Ты лучше меня знаешь. Позвони, скажи сама ему, что ждешь его.
   Тетушка промолчала, только глянула на портрет покойного мужа. Озорницы сестренки переглянулись между собой.
  -- Да ты не смотри на их капризы, Юль. Эти взрослые вечно с причудами. Привези, Юль, папу и все, - приказали близняшки. - Твоему папе здесь хорошо будет, - они переглянулись, зашли с двух сторон и зашептали сестре на ухо, но так, чтобы слышала мать. - Мы тоже дядю Юру папой будем звать.
  -- Что? - удивилась Юлька. - Моего папу звать папой?
  -- Не будь жадной, сестренка, - заявила Леська. - Нам тоже хочется папу иметь.
  -- Ты думаешь, мы не помним, что ты нашего папу тоже порой называла "папа Вася".
  -- Так я это любя, - пояснила Юлька. - Ему нравилось. Да и болел он. И улыбался, когда я говорила, что он мне тоже папой был. Ведь я своего папу когда впервые увидела!
  -- Вот-вот. Тогда был наш папа на всех. А теперь дядя Юра тоже всем будет папой. Мы его с мамой поженим. И спрашивать не станем, - заявила Леська. - Надоели они нам. Особенно мама. Она, знаешь, нам свой шарф такой красивый, переливающийся до сих пор не дает. Сидит вечно и гладит его. И плачет при этом. А нам повеселиться хочется.
  -- А ты не стала выходить замуж за Федьку. Такого жениха тебе нашли, - обиженно добавила Ринка. - Значит, поженим маму с дядей Юрой. У нас по плану свадьба.
  -- Какому плану?
  -- Нашему колдовскому. Учти, Федьку мы со счетов не скинули.
  -- Хорошо, - пробормотала молодая женщина, уводя от Федьки разговор в сторону. - Но ведь еще есть и Корина. Её надо нейтрализовать. Она просто так не отпустит папу.
  -- Ну, с этим это ты сама справишься. А мы пойдем, поколдуем немножко. Надо папе Юре здоровья наколдовать и счастья, но только вместе с мамой, - поднялись близняшки. - Только мы теперь будем дядю Юру называть папой.
  -- Слово материально, особенно у ведуний, - неожиданно промолвила тетушка, в голосе звучала огромная надежда.
  -- Девчонки! Опять в зеркало будете смотреть? - крикнула вслед Юлька. - Потом по ночам к Липочке и мне под бок бегать со страху. А что делать будете, если я папу все-таки сюда привезу? К кому прятаться будете от своих несуществующих духов?
  -- Папа за нас заступится, - крикнула Леська. - Всех духов разгонит.
  -- А мы на зеркалах больше не гадаем. Это вчерашний день. Мы современные ведьмы - на компьютере теперь колдуем, - засмеялась Ринка. - Там возможностей больше.
   Папка передал с Юлькой близняшкам к их последнему дню рождения подарки - два ноутбука. А Юлька добавила модемы, чтобы Ринка с Леськой могли выходить в Интернет. Вот и торчали частенько за новой игрушкой девчонки. Как уж гадали по компьютеру, Юлька не знала. У них уже была огромная масса друзей. Фантазия озорных сестренок не имела границ.
   Юля уехала в пансионат вечером. Весь другой день она просидела со Златкой, рассчитывая, сколько еще надо средств, чтобы построить несколько небольших коттеджей на территории пансионата. Вечером девушка позвонила отцу.
  -- Папа, что с твоим здоровьем?
  -- Сердце мое сдало, дочка. Совсем сдало, - признался отец. - Надо делать операцию. Нужно менять клапан в моем моторе. Нельзя мне уже ни в какие дороги, никаких самолетов не перенесу. Если помирать, то дома, возле вас...
   Юлька заплакала.
  -- Папочка, миленький, ты не умирай. Папочка, как же я без тебя? А как же Липочка? Девочки? Папочка!
  -- Не умру, дочка, - отец старался говорить бодро. - Я тебя еще не пристроил, не выдал замуж, внуков не видел. И озорниц не помог вырастить. А я обещал Василию, - папа помолчал: - Я на этой неделе ложусь в наш кардиологический центр. Оперироваться буду в нашем городе. Мой приятель Поздняков рекомендовал одного хорошего врача. Правда, молодого. Он прилетает на следующей неделе в наш город. Сделает мне операцию. Я ему верю. Прорвемся дочка. Меняют сейчас сердечные клапаны. И люди с ними долго живут.
  -- Папа, - начала Юля и поняла: сейчас не надо говорить о тете Липочке, об озорницах.
   Она даже не понимала, почему пришло такое решение. Рано еще. "Но, - возразила сама себе девушка, - Липочка все же должна знать, что с папой". В телефоне висело молчание, отец ждал, что скажет взрослая дочь. "Я потом с этим разберусь, - решила Юлька. - А пока надо сделать так, чтобы папу отпустила Корина, чтобы сама ушла от него. Тогда Липочка придет к папе. Никуда не денется. Озорницы на аркане притащат". Но вслух сказала то, что и ожидал отец:
  -- Папа. Я приеду к тебе. Все, хватит мне отдыхать.
   Отец правильно понял, Юлька готова заменить его в бизнесе, он обрадовался решению дочери. Юрий Петрович лег в больницу в начале следующей недели к неудовольствию жены. Корина уже давно не скрывала, что ей безразлична судьба мужа, что она не верит в его болезни, что у неё своя жизнь. Но подобно собаке на сене, заявляла, что развода не даст, пока не получит от мужа все деньги. А папа не собирался этого делать. Он предлагал жене приличную сумму. Та не соглашалась.
   Устроив отца в больнице, Юлька ехала домой и все размышляла, как папу угораздило жениться на такой расчетливой и бездушной стерве, как бы от неё избавиться. И решение пришло само собой. Юлька нашла выход, как обезопасить Корину. Эта мысль пришла неожиданно, быстро и была проста до гениальности.
  -- А ведь все очень просто. Корине от отца нужны только деньги, зачем ей папка. У неё всегда есть другой мужчина, - думала Юлька. - Папа не сможет в ближайшее время работать. И любовник, я понимаю, он сейчас неважный. Я остаюсь за папу, вряд ли вытяну одна весь его бизнес. Надо мне помощника найти. Но об этом я после подумаю. Сейчас главное - Корина. Надо сделать так, чтобы папа стал свободен к тому дню, как его выпишут. Вот тогда и встретит его Липочка у больницы. И, конечно же, двойняшки. Представляю, как это будет, какой будет восторг у девчонок, тихая радость Липочки...Так! Не отвлекаться на приятные мечты. Надо вернуться к действительности. Корина, Корина! Будем думать об этом. Ей всегда нужны деньги, много денег. А сейчас право принимать все решения остаются за мной. Сокращу-ка я денежные дотации Корине. Пусть посидит на голодном пайке, позлится. Но сначала это все надо нарисовать в ярких красках Коринке, а самое главное, найти ей богатенького мужичка. Коринка тогда сама разведется с папкой и сбежит к нему. Черт побери, кого же её найти? Она и так всех состоятельных людей нашего города через свою постель пропустила. Красивая стерва. Ладно, помозгую. Надо со Златкой посоветоваться. Она всех наших богатых клиентов знает. А пока поеду к Корке и напою ей в уши, что папа очень серьезно болеет. Прости меня, Господи, что я думаю об этом, когда папа, в самом деле, болен. Но спасти его может только милая тетя Липочка. Она не даст ему умереть. А он, когда будет с нею, поймет, что ему есть для чего жить. Не только ради меня. Я уже выросла. Не пропаду. А у Липочки еще девчонки маленькие. Папка их любит. Еще хвастаться будет новыми дочками, когда женится на Липочке. Но сначала надо убирать от него Коринку. Еду к ней, хоть и не хочется мне видеть матушку.
   Юлька так и сделала. Позвонила. Нахально напросилась к мачехе в гости. Она и это умела теперь.
  -- Здравствуй, матушка, - весело поздоровалась девушка. - Что-то ты плоховато выглядишь. Постарела!
   Корина и Юля не любили друг друга. Юлька помнит, как брызгала слюной красивая жена отца, когда он вернулся в родной город и хотел взять к себе дочь. Пятнадцатилетняя девчонка посмотрела на холеную высокомерную Кору и сказала, что хочет жить с сестрой. Ей стало жалко отца. Лучше она потерпит Оксанку, её вопли о том, что она посвятила себя младшей сестре, чем папу каждый день будет пилить эта красивая стервоза. Так Юлька училась быть взрослой. Папа тогда расшумелся, о чем-то решительно переговорил с тестем, старым Медынским, впервые пригрозил Коре разводом, та притихла, на другой день ждала Юльку у школы, извинялась, фальшивым голосом просила жить с ними, мол, и дедушка, так она назвала своего отца, не против. Юлька посмотрела и сказала:
  -- Знаешь, я не буду жить с тобой, Корочка, - так она тогда впервые окрестила Корину к её неудовольствию. - Я уговорю папу, что так лучше. Только и ты уступи: пусть папа со мной видится. Мы на выходные будем с ним куда-нибудь ездить. Ты его отпускай.
  -- И всего-то? - удивилась Корина.
  -- Да, - ответила девушка.
  -- Да ради Бога, - Корина откровенно обрадовалась и расщедрилась. - Можешь даже иногда приходить к нам в гости. С ночевкой. У тебя по-прежнему будет своя комната. Но не чаще раза в месяц. И никогда не приводи свою сестру!
  -- Спасибо, матушка, - насмешливо поклонилась ей Юлька. - Спасибо, Корочка, спасибо, щедрая душа. Бог тебя отблагодарит.
   Прозвища "матушка" и "Корочка" прижились с тех пор. Корину так порой называли и другие, вполне взрослые люди, кто слышал эти слова от насмешливой Юльки.
   В доме Коры Юлька чувствовала себя очень неуютно, даже в те редкие выходные раз в месяц, когда папа хотел, чтобы дочь побыла с ним не часок, а подольше. Вот тогда папка и стал её возить в пансионат, что принадлежал ему. Кору это устраивало. Юльку тоже. Туда же Липочка отпускала и своих дочек. Это были замечательные веселые дни. Во-первых, с девчонками невозможно было скучать, во-вторых, они так радовались новым впечатлениям, любому простенькому подарку, в-третьих, носились по всему пансионату, развлекали и обслугу, и клиентов. Юльке и Златке, которая тоже всегда бывала с ними, только и приходилось без конца разыскивать девчонок, да Аркашка, её брат, помогал. А папка, знай себе, посмеивался, когда сердитые Юлька и Златка, тащили откуда-нибудь из кухни двойняшек, где они не только пили чай с поварами, но и помогали, например, чистили картошку, лущили зеленый горошек. Девчонки хохотали в ответ на упреки, бросались обнимать Юрия Петровича. Папка улыбался, все им прощал. И все повторялось. Это были самые счастливые дни в жизни Юльки, папа умел создавать праздник. Но обида на жену отца не проходила, жила, хоть и научилась Юлька её искусно скрывать. Теперь они с Корой поменялись весовыми категориями. Юлька научилась многому, в том числе, как противостоять таким фальшивым лгуньям, как Кора и Оксана. Она не мстила, её забавляло, когда она говорила им правду и заставляла их не врать самим себе хотя бы. Ох, и не нравилось это ни Коре, ни Оксанке. Но сейчас Корка временно очень зависела от Юльки. На время болезни отца вся власть в бизнесе переходила Юльке, в том числе и над деньгами, хоть девушка и боялась этого. "Право последней подписи", - так отец назвал свое распоряжение, что означало, что ни одно серьезное решение без Юльки принято не будет.
  -- Плохо, плохо ты выглядишь, некрасивая стала, - продолжала Юлька иудушкиным ласковым голосом, глядя на мачеху, таким, как пела когда-то Корина, встречая угловатую дочь-подростка своего мужа, упрекая её в отсутствии вкуса, неумении одеваться, - постарела ты, друг мой матушка. Годы берут свое. Может, тебе Кора сделать подтяжку личика. Будешь опять молодой и красивой. Все мужики твои будут.
   Юлька знала, что Корина давно пыталась с отца вытрясти деньги, чтобы слетать за границу в одну из лучших клиник и помолодеть. Но папа отказал.
  -- Ты тоже, доченька, не молодеешь, - зло огрызнулась мачеха. - И мужа нет до сих пор.
  -- Зато, Корочка, у меня всегда есть мужчины. А ты вскоре можешь без мужа остаться и без мужчины тоже.
  -- Что ты хочешь сказать? - осторожно спросила мачеха.
  -- Как что? - удивилась Юлька. - Да, я не молодею, ты права, но я еще и не старею, как ты, я женщина в расцвете сил и красоты. Но вот беда, никак не найду себе богатого папу Карло, не устроюсь на шее какого-нибудь богатенького Буратино, как это делаешь ты, Корочка, всю жизнь. Ты ведь, матушка, честно сказать, для меня образец, как не надо жить. Но мне тебя жалко. У тебя все меньше любовников. А может, дать тебе денег на пилинг? Не на подтяжку. А то еще неудачно сделают! Кому ты нужна будешь со шрамами? Хотя и от пилинга могут быть проблемы.
   Корина молча проглотила обиду. Не до обид сейчас. Юрий заболел. Деньги идут через эту мерзавку. Нет, она лишить не может Кору денег, но без Юлькиной подписи ничего не дают. Опять затянет, как перед этим, когда Юрий собирался лечь в больницу. Еще нахалка и заявила, не стесняясь отца:
  -- Куда тебе столько много, Корочка. Согласно брачному контракту ты должна получать тысячу долларов в месяц.
   Юрий Петрович отвернулся, пряча улыбку. Да, был такой глупый контракт. Только когда его заключали, доллар твердо держал позиции, вот и настояла сама Корина на фиксированной сумме в твердом эквиваленте. А доллар так сильно обесценился. Да и отец Коры обанкротился, выручил зять тогда, купил его пансионат. Юрий-то давал побольше денег, понимал, а эта мерзавка сказала, что хватит и тысячи. Ох, не знает она еще одного. И упаси боже, узнает эту тайну, тогда и отцовской квартиры можно лишиться . Лучше согласиться сейчас с Юлькой.
  -- Ой, Корочка, давай не будем ссориться, - вполне миролюбиво предложила Юлька. - Я ведь к тебе с серьезным делом.
   Корина настороженно посмотрела на падчерицу. Но в следующих словах издевательских ноток не звучало в голосе молодой женщины.
  -- - Ты не обижайся, Корочка, что пришла к тебе, мы же с тобой не подружки и даже не приятельницы. Но мне нужен совет. Не к кому кроме тебя обратиться. Моя красивая сестрица-идиотка собралась замуж. Эдгар её - сын очень состоятельного человека.
  -- Это хорошо, - одобрила мачеха. - Оксанка с умом использует свою внешность. Что тебе не нравится? Что Оксанка поступает по-умному, не связывается с красавцами, что женятся на старых и богатых?
   Камешек в огород Юльки - намек на Геннадия. Юлька и глазом не моргнула, после встречи с Федором слово Геннадий стало для неё пустой звук.
  -- Да, но вдруг Эдгар её не любит, - начала говорить Юлька. - Помоги мне разобраться, Корочка. У тебя опыт большой. Не отрицай, я знаю, сколько у тебя было любовников.
  -- А какой Эдгар? - будто невзначай спросила Кора.
  -- Сын Кожемякина. Я же сказала. Или нет? - это была главная информация Юльки.
  -- Какого Кожемякина? - у Корины была уже своя линия.
  -- У которого несколько автосервисов в городе.
   Юлька не знала, что нечаянно решила все проблемы. Старший Кожемякин был богат, у него было много денег, а жены не было, умерла два года назад, остался только сын. Кожемякин, встречаясь с Кориной у общих знакомых, все утверждал, что скоро женится. Вот только найдет... А дальше он говорил любой женщине: "....такую, как ты". И на Корину он многозначительно поглядывал, и тоже так сказал. И мачеха Юльки подумала:
  -- Юрий безнадежен. Врачи дают ему от силы полгода с его сердцем. Как он будет жить с искусственным клапаном, еще неизвестно. Юлька, сучка, молчит об этом, думает, я не в курсе. Все знаю. Они думают, что я не знаю, куда он делся. Скрыли, что Юрий лег в больницу, наврали, что за границей, чтобы оставить меня ни с чем. Да и черт с вами. Я, пожалуй, воспользуюсь моментом и разведусь с Юрием. К другому уйду. Я не муж, больной совестью не страдаю. На черта мне больной старик? Не дай боже, умрет. Все свое состояние и деньги он завещал Юльке. Та мне ничего не даст, будет только одна несчастная тысяча долларов в месяц. А так я получу большие отступные, соглашаясь на развод, соглашусь на ту сумму, что предлагал Юрий. А теперь надо подумать, как поймать Кожемякина. Может, правда пилинг сделать, пока Юлька согласна дать денег? Нет, это надолго. Воспользуемся другими косметическими процедурами. Кстати, есть удобный повод встретиться с Кожемякиным. Надо сделать так, чтобы меня пригласили на помолвку его сына и Оксанки.
   Юлька и Корина мило улыбались друг другу.
  -- Вот что, - вслух проговорила жена отца. - Давай я приду на помолвку, я сразу могу определить, притворяется женишок твоей сестры или нет.
  -- Хорошо, - Юлька вроде как обрадовалась.
   Она распрощалась с мачехой и поехала опять в пансионат. Оксанку видеть не хотелось. Хватит на сегодня Корины. А Корина решила принять ванну. Она лежала в душистой воде и думала:
  -- Плевать мне на твою Оксанку, Юлечка. Не будет, доченька, сестрица богаче меня. Старший Кожемякин уже фактически мой.
  
   Отца готовили к операции. Юлька так надеялась, что врачи не станут делать операцию, скажут ей, что ошибочный был диагноз, что можно так вылечить папку, можно еще жить с его сердцем. Зря надеялась. Целый месяц продолжалось консервативное лечение, улучшения не было. А Липочка ничего не знала. Папа запретил Юльке категорически говорить, что с ним. И Юлька послушалась. Она наврала тетушке, что папа улетел и остался на лечение за границей. В деревню Юлька ездила редко. Дела, оставленные на неё, совсем не оставляли свободного времени. Хорошо, что у папы был надежный заместитель, Сидор Петрович, но ему было уже семьдесят пять, он поговаривал о пенсии, об отходе от дел.
  -- Устал я, Юлечка, - объяснял Сидор Петрович. - Вот дождусь Юру и на покой. Внуков буду нянчить, на рыбалку ходить. Жить буду в деревне. Собаку себе завел, будет жить со мной и внуками в деревенском доме.
  -- Но папе долго надо будет лечиться, - уныло ответила девушка.
  -- Подыскивай замену мне. Я тоже не вечный.
  -- Ох, Сидор Петрович, если бы я знала, кого, - вздохнула Юлька. - Вы же лучше меня знаете деловых людей, порекомендуйте кого-нибудь.
  -- Ладно, помозгуем. А ты, кстати, поговори с отцом. Пусть позвонит мне. Есть один у меня на примете.
   Папу прооперировали только осенью. Все тянули. Сначала ждали талантливого молодого врача, который задерживался, потом искусственный клапан. Все, наконец-то было появилось. И папа лег на операционный стол. В тот день Юлька впервые молилась по-настоящему. Стояла на коленях перед иконой и читала молитву. Операция прошла успешно. Папа уже начал сам дышать. Юльку к нему не пускали в реанимацию. Но она все равно торчала в больнице, бросив все дела на Сидора Петровича. Прошло несколько дней. Сегодня отец сам впервые встал после операции. Начал делать первые шаги. Исхудавший, он исхудал еще больше. Несколько суток Юлька не отходила от него. Кора даже не появилась. Мачеха что-то затеяла. Юлька просила её не расстраивать отца хотя бы на время операции. Та согласилась, потребовала денег, Юлька, скрепя сердце, подписала нужную сумму для матушки, поэтому Корина не расстраивала папу и не появлялась у него, хотя знала, что никуда он не улетел, здесь лечится. Это было лучшее, что та могла сделать. Но эта стерва похорошела. Использовала денежки. Скоро опять явится требовать кругленькую сумму. Что бы придумать и отказать ей. А то не избавится от неё Юлька, не устроит счастье Липочки.
   Сегодня папка прогнал Юльку домой отдохнуть, когда узнал, что она все дни просидела в больнице под дверями реанимации. Она согласилась, спать хотелось смертельно, да еще похолодало на улице, синоптики обещали в этом году ранний снег. А Юлька все ходила в тоненькой курточке. Поэтому она согласилась и пошла домой. Пришла, а там Оксанка со своим Эдичкой ругаются. Юлька краем уха услышала, как сестрица что-то орала насчет Корины, совсем не стеснялась своего избранника. При чем тут Корина, где она Оксанке перешла дорогу? Юлька заметила, что мужчина морщится, ему неприятен крик невесты. "Да черт с ними, - сказала себе девушка - Я спать хочу смертельно. Не доеду до пансионата, усну за рулем. Да и завтра надо к Сидору Петровичу. И так не была несколько дней в гостинице и в центральном офисе". Но Оксанка не отступала. Ей нужна была жертва для её высказываний. Плевать ей, что Юлька не спала толком нескольку суток, пока состояние папы было нестабильным. Юлька разозлилась, выставила сестру, захлопнула дверь, легла и провалилась в сон. Казалось, она может проспать вечность. Но не тут-то было: через два часа в дверь постучали. Это были Оксанка и Эдгар.
  -- У тебя совсем нет совести, - начала знакомой фразой сестра. - Я же месяц назад предупредила, что у нас с Эдичкой сегодня помолвка. Я сколько раз жертвовала своими интересами ради тебя, а ты... Нет... У тебя совсем нет совести. Просто ни капельки.
  -- Причем тут моя совесть? Я не против, помолвляйтесь. От меня-то чего надо? - открыла глаза девушка и подумала. - Нет, надо разъезжаться с Оксанкой.
  -- Ты бессовестная. Ты единственная моя родственница. Ты должна, ты просто обязана быть на помолвке.
  -- У меня болен отец. Я несколько дней провела с ним в больнице. Я устала. Я хочу спать, - Юлька закрыла глаза.
  -- Этот подлец, твой отец, сломал маме жизнь.
   Юлька встала, медленно подошла к столику, где стояла ваза с цветами, и, не стесняясь Эдгара, выплеснула из неё цветы прямо в лицо сестре.
  -- Не смей называть так моего отца. Я тебя предупреждала.
   Она вытолкнула сестру и почему-то улыбнувшегося Эдгара, захлопнула дверь. Легла. Сна не было. За дверью орала, плакала Оксанка. Её новое платье было безнадежно испорчено. А спать Юльке хотелось. Окончательно разозленная Юлька вышла и швырнула сестре свою кредитку.
  -- Поезжай, купи себе другое платье. Здесь хватит денег. Или у жениха своего попроси!
  -- Нет, ты отдашь мне свое, что недавно тебе преподнесли в доме моделей, когда ты была там со своим папочкой подл.... - Оксанка вовремя замолчала, рука Юльки потянулась опять к вазе.
  -- Да ради Бога. Бери. Дай только мне поспать.
   Вдруг выступил вперед Эдгар.
  -- Юля, извините нас, - вежливо начал он. - Когда мы объявляли помолвку, мы совсем не подумали, что ваш папа болен. И, конечно, если бы знали про день операции, обязательно бы помолвку перенесли. Но вы единственная сестра Оксаны. Она сказала, что у вас больше нет родственников. Я прошу вас прийти на помолвку. Кроме того, папа хочет с вами обсудить несколько совместных дел - он хочет построить филиал сервиса недалеко от пансионата. Клиент к вам на отдых, машина - к нему.
   Взгляд Юльки стал заинтересованным.
  -- Ладно, приду, - пробормотала она. - Только учтите, у нас есть еще родственники. Оксанка наврала. На помолвке должна быть еще Корка.
  -- Какая Корка? - удивился Эдгар.
  -- Корина. Наша родственница, жена папы.
  -- Да ты так и Липочку заставишь позвать с её ужасно невоспитанными девчонками, - возмутилась Оксанка.
  -- Надо бы, - ответила Юлька. - Липочка - родная сестра мамы. Единственная! Ты забыла про нее. И про двойняшек. Они твои двоюродные сестра.
  -- Какие интересные имена, - протянул Эдгар. - Липочка. Корочка. Оксана, пусть все приходят.
  -- Нет! Липочке там делать нечего, - Оксанка вспомнила всегда дешевые наряды тетушки, простую прическу - длинные волнистые волосы, стянутые в тяжелый узел на затылке. - Нет. Пусть лучше Корина придет, - и подумала: - Эта стерва хоть умеет себя вести и одета прилично. Показаться с ней не стыдно. Но я своего добилась. Мое платье будет самым изысканным, даже лучше, чем у Корки. Надо сделать так, чтобы в том же доме моделей мне сшили и свадебное платье. И пусть Юлька это оплатит. Её папочка - богатенький подлец.
  -- Куда и когда приходить? - тем временем спросила Юлька - Надеюсь, не сейчас. Я успею выспаться.
  -- Сегодня в "Синей чайке", в семь часов.
  -- Ладненько, а теперь дайте поспать, - пообещала Юлька. - Я буду вечером в "Синей чайке".
   Оксанка отвернулась.
  -- Эй, сестрица, - голос Юльки был насмешлив. - Карточку-то банковскую верни. - Хватит с тебя платья.
   Краем глаза, когда забирала карточку, Юлька заметила, как Эдгар отворачивается, прячет улыбку.
   "Синяя чайка" было просто замечательное кафе. Главное его достоинство огромный сад, что был вокруг, и уютные, обвитые плющом беседки. Хозяин и по саду еще разбросал столики. Можно было заказать кофе и сесть в любом уголке сада. Туда любили ходить. Правда, сейчас уже была осень, и беседки стояли голые, сиротливые, такой же сад окружал их, убраны были летние столики. Но все равно "Синяя чайка" была очень популярным местом в городе.
   В семь вечера Юлька, как и обещала, была в "Синей чайке". Девушка нервничала. Сотовый телефон отца молчал. Папа почему-то заблокировал его. Не отвечала и медсестра. Оксанка разоралась опять, когда Юлька сказала, что ей надо сначала заехать в больницу. И Юлька отступила, осталась с ними. В "Синей чайке" собирались приглашенные. Юлька познакомилась со старшим Кожемякиным. Он, в самом деле, заговорил о каком-то совместном проекте. Юлька никак не могла сосредоточиться. Кожемякин заметил это, спросил, как отец.
  -- Уже лучше, начал вставать сегодня. Но я нервничаю, - ответила женщина. - Молчит его телефон.
  -- А врачу звонили?
  -- Тоже молчат.
  -- Я сейчас главврачу позвоню. Я знаком с ним.
   И Кожемякин позвонил. Главврач заверил, что все по-прежнему, ухудшения нет. И пусть Юля не беспокоится, папа не один. У него дежурит надежнейшая медсестра. А что телефоны отключены, так больным надо отдыхать и врачам с медсестрами тоже. Юлька повеселела. Но по-прежнему плохо понимала, что предлагает Кожемякин.
  -- Давайте перенесем разговор, - предложил Кожемякин.
  -- Давайте, - согласилась Юлька.
  -- Знаете, Юлечка, - добавил под конец Кожемякин, скользнув по её фигуре оценивающим взглядом, - лучше бы Эдгар выбрал вас.
  -- Нет, уж, - ответила Юлька. - Мне далеко до Оксанки.
  -- Вы про внешность или про ум? - скептически осведомился Кожемякин.
   Юлька нехотя улыбнулась. Но тут появилась шикарная просто Корина, и внимание Кожемякина переключилось на неё. Юльке веселиться совсем не хотелось. Она немного посидела за столом, поковырялась в еде, пить не стала, помнила, как её понесло после первого бокала на дне рождения Томки. Она вполуха слушала, как Кожемякин предлагает Оксанке выбрать дорогой подарок к свадьбе, очень дорогой. Та морщит свой красивый идеальный лоб и говорит, что хочет иметь кольцо с бриллиантом, с большим бриллиантом, ну просто очень большим, и такие же серьги. Кожемякин хмыкнул, как показалось Оксанке, иронично и пообещал, что кольцо и серьги обязательно преподнесет на свадьбе Оксаны. Не раньше! Далее Кожемякиным окончательно завладела Корина.
  -- Это хорошо, - отметила Юлька. - Хотя, кажется, Кожемякин неплохой мужик. Зачем его наказывать Коркой. Но папа важнее!
   Потом Юлька накинула свою куртку, выскользнула на улицу. Было холодно, начинал падать ранний в этом году первый снежок. Девушка ушла в глубь сада, забралась в одинокую отдаленную беседку, хоть здесь был сквознячок. Она немного замерзла в своей коротенькой кожаной куртке. Молодая женщина села, поджала колени, обхватила их руками, голову положила на них и устало закрыла глаза. Как она устала от Оксанки. От её ненужного благородства, от фальши. Дурак Эдгар, что не видит этого. А квартиру Юлька не уступит сестре. Слишком много раз она обманывала Юльку. Эту квартиру отец купил в те дни, когда узнал, что на свете существует его дочь Юлька. У Оксанки тоже давно есть квартира, в которой они все жили, пока не появилась эта, вторая квартира. Первую квартиру покупал отец Оксанки. Кстати, кто он? Мама умела хранить тайны. Смеялась только, что она родила своих девочек от великой любви, мужчины тут ни при чем. Мама была такая интересная, воздушная, пенорожденная, как Афродита, так говорила Липочка. Жрица любви. В неё нельзя было не влюбляться. Благородная сестрица пошла внешностью в маму, а характером Бог весть в кого. На Корку похожа. Тоже хищница. Решила прихватить себе обе квартирки. Ведь не уходит к себе, живет с Юлькой. А свои метры сдает. За свою квартиру Юлька давно платит сама. И все годы отец перечислял крупные суммы денег. Куда они делись? Ну, у мамы деньги долго не задерживались. Мама не умела копить деньги. Она всегда была прекрасно одета и её девочки, на столе были свежайшие продукты и много фруктов. Мама еще и Липочке помогала, и Златку с Аркашкой пригревала. Сколько раз заставляла Юльку приводить их к себе, чтобы просто накормить, а Аркашку еще и обнять, потискать, поцеловать. И мальчишка радовался этому. При Оксанке наступила пора жесточайшей экономии. Сестрица все утверждала, что не хватает денег. Якобы даже из-за этого мамины украшения пришлось продать. Врет, наверно. Нет, Оксанка получила свое. Хватит. Отца Юлька заберет к себе из больницы. А Оксанка уйдет в свою квартиру. И плевать, что там квартиранты. Пусть сестрица идет, куда хочет. К тому же самому Эдичке. Сколько можно просить её! Но это попозже. Папа еще на шесть месяцев в санаторий поедет. Сейчас надо другую проблему решить - за это время надо найти опытного помощника, желательно юриста или экономиста, чтобы помог вести дела отца. Юльке самой не вытянуть. Мозгов не хватает. Вот и сегодня Кожемякин говорит, а Юлька и половину не поняла. Зачем услуги автосервиса в пансионате?
   В кармане зазвонил мобильный. Тетя Липочка. Это была она.
  -- Юля! Почему молчишь? Как папа? Он вернулся из-за границы?
   В голосе тетушки звучала почти что паника. Чувствует все Липочка, её долго не пообманываешь, не скроешь правду о папке.
  -- Нет, - выдавила Юлька. - Он не был за границей. Папа здесь.
  -- Его прооперировали? - сразу догадалась тетушка.
  -- Да.
  -- Ты не сообщила? - в голосе Липочки звучала и обида, и слезы, и злость одновременно, но все перекрыла страшная тревога за отца.
  -- Папа просил тебе не звонить. Он Липочка лежит здесь, в кардиологическом центре. Ты не беспокойся! У него хорошие врачи.
  -- Знаешь, племянница, ты просто дура. Ты все мне наврала, и мне, и девчонкам. И я обиделась на тебя, - тетя Липочка отключилась.
   Стало еще неуютнее и холоднее от сердитого тона всегда ласковой тетушки. Юлька готовилась заплакать.
  -- Ну что же, здравствуй, холодная женщина, - раздался знакомый голос.
   Юлька вздрогнула. Это был Федька. Совсем некстати. Перед ним надо бы извиниться, а она сейчас не в состоянии. Девушка не ответила, только опустила опять голову на колени. Федьку не ушел. Он сел рядом, потом обнял и сказал:
  -- Ладно, плачь. У меня есть платок. Я буду слезы тебе вытирать. Да ты замерзла. Я понял, ты не холодная женщина, ты просто озябшая. Давай согрею.
   Он еще теснее прижал Юльку. И Юлька впервые за многие годы заплакала. Она сама не ожидала такого водопада. Слезы лились и лились, а на душе становилось немного легче. Федька, в самом деле, вытирал их. Даже нос заставил высморкать. Хороша же была Юлька!
  -- А теперь рассказывай, - приказал Федька, когда слезы немного иссякли.
  -- Не буду, - девушка встала: - И спасибо, что пожалел.
   Юлька собралась уходить.
  -- Нет, сегодня я тебя просто так не отпущу. Ты должна извиниться передо мной. Что извиниться? Молить о прощении. А лучше искупить свою вину действием.
   Юлька покраснела.
  -- Извини, Федь, за мои глупые слова. Я обидела тебя тогда на озере. Я наврала. И мне очень стыдно.
  -- Я это и так знал. За другое извиняйся.
  -- За что? - не поняла Юлька.
  -- Думай!
  -- Извини, в бинокль за тобой я с чердака наблюдала. Это правда. Подглядывала тайком.
  -- Правда? Я думал, придумала. Но это хорошо, что подглядывала. Значит, я тебе интересен. Извиняйся за главное.
  -- А больше не за что.
  -- Как не за что? Ты не дождалась меня возле терновника. Я еле выпроводил Томку, все красноречие истратил. Спешу к тебе, согреть мечтаю, а ты исчезла. Кстати, куда?
  -- На свободу, - наконец-то улыбнулась Юлька. - Еле продралась сквозь заросли. Ох, и колючие! Месяц боялась людям показываться. Говорила всем, что бешеная кошка ободрала. А ты вернулся туда?
  -- А как же! Я намеривался заставить тебя признаться во вранье, Юлюнчик.
  -- Я призналась, что врала, - девушка встала. - Ну что же, прощайте, Федюнчик.
  -- Ага. Прощай! Держи карман шире. Так я тебя и отпустил. На этой помолвке один нормальный человек, это ты. Ну еще и Эдька. Но он мужчина. За ним же я не могу ухаживать!
  -- На какой помолвке? - притворилась непонимающей Юлька.
  -- В кафе сегодня помолвка у моего друга. Ты разве не из числа гостей?
  -- Нет, - продолжила девушка. - Поэтому туда и не пускают сегодня. А я понять никак не могу. Еле поесть пустили.
  -- Пойдем. Я скажу, что ты со мной. Хотя нет. Появился другой план. Долг чести я отдал, показался на глаза Эдьке. А от старшего Кожемякина мне лучше сбежать, он иначе вцепится в меня, я не выполнил его главный наказ. Да и с тобой мне просто интереснее. Я выбираю тебя.
   Федор сгреб женщину в охапку и стал целовать. Потом куда-то увлек, к какому-то боковому выходу, там стояла его машина.
  -- Я тебя похищаю. Едем в одно прелестное место.
  -- Едем, - согласилась Юлька, радуясь, что она скоро будет избавлена от общества сестры. - Только я сейчас папе позвоню.
  -- Отпрашиваешься что ли?
  -- Да, - согласилась Юлька. - Я очень послушная девочка.
   Папа по-прежнему не отвечал. Юлька решилась и набрала номер главного врача. Услышала его недовольный голос, что все в порядке, но телефон и он отключит. Так после долгого перерыва жизнь девушке опять начинала нравиться.
   Федька привез её к их пансионату.
  -- Здесь обычно все занято, - неосторожно обмолвилась Юлька, не выдавая ни одним движением глаз, что это место ей прекрасно знакомо.
  -- Тебя уже сюда возили? - поднял брови Федор.
  -- Нет, - поспешно оправдалась Юлька. - Сама бывала. С папой. И слышала много об этом пансионате. Заранее надо бронировать место.
   На её счастье, сегодня дежурила сама Златка. Юлька за спиной Федьки скорчила морду, мол, мы незнакомы, не выдай меня, и Златка, не моргнув глазом, обслужила их. Предоставила хороший номер, но небольшой. Обычно этот номер они берегли для знакомых и родственников. Он был в стороне от других номеров. Слава Богу, Златка сама и проводила их туда. Никакой горничной на пути не попалось. Федор заметил, что его спутница немного нервничала.
  -- Ты чего-то боишься? - спросил он.
   Юлька неосмотрительно ляпнула:
  -- Я ни разу не была в этом пансионате в качестве клиента, да еще с мужчиной.
   Но Федька не обратил внимания. Когда они вошли в хорошо знакомую комнатку, Юлька немного подурила, покритиковав комнату:
  -- Что-то тесноваты выделенные апартаменты. Федь! Почему ты так хвалил этот пансионат?
  -- Здесь есть замечательные номера. Просто все занято. Здесь всегда занято. А мне и этот номер нравится. Уютно, по-домашнему. Кстати, здесь отличная кухня. Настоящая, русская. А какие пельмени готовит здешняя повариха! Пальчики оближешь!
  -- Но я совсем не хочу есть, - Юлька вовремя прикусила язык, чуть не протрепалась, что была на помолвке.
  -- И я не хочу, успел в кафе перекусить.
   Девушка скинула верхнюю одежду, обувь, прошла, с размаху села на кровать, широкую, мягкую, откинулась на подушки, подумала:
  -- Как хорошо, что Златка заставила и эту комнатушку оформить как следует. Кровать-то какую хорошую поставила. Широкую. Наверно, она тоже сюда порой кого-нибудь приводит. Хотя зачем сюда? У неё своя комнатка есть.
   Федор, улыбаясь, смотрел на девушку.
  -- Ты знаешь, я ведь боюсь тебя, - неожиданно произнес он.
  -- Почему? - Юлька весело засмеялась.
  -- Я никогда не могу понять твоих мыслей. Не знаю, что ожидать от тебя.
  -- А мы часто встречались? Я тебя часто удивляла? Когда ты успел задуматься над моими мыслями?
  -- Знаешь, иногда мне кажется, что ты сама устраиваешь все эти наши неожиданные встречи. Умом понимаю, не так это, случайно встречаемся. Или это постарались твои сестренки? Они виновники наших случайных встреч?
  -- Нет! Если бы я слушала сестренок, то по их замыслам я давно должна была стать твоей женой, - весело засмеялась Юлька. - Но не пугайся. Мои планы и планы двойняшек не совпадают.
  -- Значит, случайные встречи?
  -- Ну, на дне рождения Томки не совсем случайно, - продолжала смеяться Юлька. - Даже совсем не случайно! Я целый план разработала, как познакомиться с тобою. Без участия сестренок. Даже лучшей подругой Томке стала.
  -- А где я попался на твоем пути? Где ты меня увидела? Почему тебя не заметил? Я бы не прошел мимо.
  -- Говорю, в бинокль наблюдала с тетушкиного чердака, - Юлька немного рассердилась.
  -- А почему именно меня?
  -- А вот это так приказали девчонки. Ведьмочки наши. Или почти приказали, - весело засмеялась Юлька.
  -- А на озере тоже не случайная встреча?
  -- Шла в надежде тебя встретить, - призналась девушка.
  -- А сегодня?
  -- Случайно, Федь, клянусь, чистая случайность. Я про тебя даже не вспоминала. Просто мне было плохо, вот ты и появился. Ты как оказался в "Синей чайке"?
  -- Я же говорил, на помолвку приглашен, я друг Эдгара.
  -- Жениха, что ли?
  -- Да.
  -- А я, - Юлька для чего-то опять начала сочинять. - Я туда случайно попала. Зашла пообедать. Я люблю это кафе. А меня за приглашенную гостью приняли. А один такой импозантный мужчина в возрасте сразу танцевать повел, потом за стол с собой усадил.
  -- И ты согласилась? - Федька шутливо нахмурился. - Ты должна была чувствовать, что я появлюсь.
  -- Да вроде это был отец жениха. Хозяин. Неудобно отказать. Вот я и побыла немного. Покушала бесплатно. Кстати, отец жениха глаз на меня положил.
  -- Ипполит Сергеевич на всех молоденьких глаз кладет, и не только молоденьких, - пояснил Федор. - Любвеобильный мужчина.
  -- А, - протянула Юлька. - А я думала, что поразила его в самое сердце. Но почему ты так поздно приехал? Я тебя не видела, когда сидела за столом.
  -- Да мне не особо нравится выбор Эдьки.
  -- Почему?
  -- У его красавицы невесты змеиный взгляд. Я не хотел ехать на помолвку. Но если бы я знал, что встречу тебя там, я бы не медлил.
  -- А я, наверно, предчувствовала. Вот и завернула на огонек.
   Юлька встала, обняла Федьку и зашептала:
  -- Можно, Федь я тебе признаюсь кое в чем. Ты мне по душе. Мне тебя мои сестренки выбрали.
  -- Это забавные двойняшки? Ты про них говоришь?
  -- Да. А они у нас ведьмочки. Не смейся. Это правда. Все знают. Так что прежде, чем со мной встречаться, подумай. Они могут все.
   Она первая потянула Федьку в кровать, не переставая, шептала:
  -- Я часто думала о нашей встрече на озере. Я признаюсь. Ты мне снился каждую ночь. Днем я запрещала себе эти воспоминания, а ночью они сами вставали перед глазами. Я перестала замечать других мужчин. Мне стыдно за мои слова, за те, на озере... Я думала, что ты туда Томку позвал, а я случайно подвернулась. Вот и ляпнула со зла.
  -- Глупое ты создание. Ты первая женщина, с которой мне так хорошо. Я тоже тебя помнил... Все ждал, где пересекутся наши пути...
  -- Не надо, Федь, не говори. Все мужчины так говорят. А то я опять что-нибудь ляпну ненужное, опять все испорчу.
  -- А я опять не поверю.
   Его руки медленно расстегивали мелкие пуговицы на её блузке. А Юлькины спешили, готовые оторвать все застежки на рубашке. Федька явно дразнил Юльку, медлил. А она нашла выход, расстегнув рубашку мужчины, расстегнула и свои мелкие пуговки, проклиная местного модного модельера, имеющего склонность к модам первой половины двадцатого века. Отшвырнув свою блузку, прижалась к мужчине.
  -- Теперь мне уже лучше, - прошептала она.
   Федька тоже стал терять голову. Эта женщина нисколько не боялась и не стеснялась своих пристрастий в любви.
  -- Как хорошо, - запоздало подумал Федор, - что в этом пансионате никто не нарушит нашего уединения. Здесь железная дисциплина и железные законы.
   Взрыв опять потряс мироздание Юльки. Она не хотела даже шевелиться. Такой же уставший и бессильный лежал и Федор.
  -- Фантастика, - пробормотала женщина, прижимаясь к мужчине. - Это настоящая фантастика.
  -- Иногда от такой фантастики могут быть нежелательные последствия, - спохватился запоздало Федька.
  -- Ты не переживай, - успокоила его Юлька. - Если чего и получится, какое последствие, то я обязательно рожу.
   Федор засмеялся. Он ожидал другого продолжения фразы. "Я сделаю аборт", - говорили многие женщины. Аборт когда-то не стала делать его жена. Все с умом рассчитала Эмма. А Юлька говорила:
  -- Я люблю детей. У меня их будет много. И я всех их буду рожать и любить. Это нетрудно.
   Они долго не засыпали этой ночью. Не хотелось. Юлька отоспалась днем, а Федор просто не хотел спать рядом с этой так внезапно появляющейся и таинственно исчезающей женщиной. Запала она ему в душу. Запала сразу, как увидел на дне рождения Томки. Она была настоящая, не притворялась, не хвасталась. Все в ней было просто и гармонично, нравилось все: и задорный смех, и разговор, и она, с точки зрения Федора, была очень красива. И еще. Она словно читала мысли Федьки: начинала петь именно ту песню, которую хотел наиграть мужчина. Даже закуски выбирала те, которые Федор любил. Физическая близость тоже не разочаровала. Ему показалось, что Юлька создана для него. Хотя он немного опасался. Помнил, как вылила на него на утесе ушат холодной воды за его самоуверенность. Этой ночью им не спалось. Они лежали и говорили, говорили обо всем. С удивлением обнаружили, как совпадают их интересы и пристрастия.
  -- Я окончила наш пединститут, - рассказывала Юлька. - Но в школе не работала, не для меня это.
  -- У меня экономическое образование, - отвечал Федор. - Сейчас я временно не работаю. Что-то непонятное на нашей фирме. Надо уходить оттуда.
  -- А где ты работаешь?
  -- Корпорация "Орлофф"
  -- Это вроде серьезная организация.
  -- Все так. Но в последнее время много проблем, старый управляющий болен, молодой мудрит... Знаешь, я хочу сменить работу или самому попробовать начать какое-нибудь дело.
   У Юльки мелькнула мысль:
  -- А вот и помощник папе. "Орлофф" - это не шутка. Это уже характеристика. Надо сказать ему. Нет, лучше посоветоваться с Сидором Петровичем.
  -- Меня звал к себе Кожемякин, - продолжал Федор. - Но не пойду. Ипполит Сергеевич - диктатор. Не дает самостоятельности. Кроме того, он просил отговорить Эдгара жениться. Я этого не сделал. Я удивляюсь, как Ипполит Сергеевич пришел на помолвку к сыну. Наверно, хотел испытать невесту. Знаешь, он задает всем девчонкам Эдьки один и тот же вопрос, что подарить? Пока его ни одна Эдькина девушка не устроила. Не нравятся ему их ответы. И я не я, если и эту свадьбу отец Эдьки не прикроет. А Эдька что-то вцепился в эту Оксанку. Может, назло отцу... Хотя невеста очень красива.
  -- Зря вцепился, - вылетело у Юльки. - Скажи об этом своему другу.
  -- Это дело только Эдгара, - ответил твердо Федька и продолжил: - Так что с Кожемякиным мне не работать. Но я слышал, что Милославский болеет и ищет себе исполнительного директора. Попробую туда устроиться.
   Юлька ничего не стала говорить на эту тему. Но Сидору Петровичу она, пожалуй, обязательно скажет про Федьку.
   Они болтали почти всю ночь. С удивлением обнаружили, что им нравятся одинаковые фильмы, группы, они читали похожие книги. Даже цвет, про который, смеясь, спросила Юлька, оказался одним. Федор любил спокойные холодные тона, любимый цвет Юльки был светло-голубой.
  -- Я когда-нибудь тебе подарю голубые топазы, - пообещал мужчина.
   Уже почти когда засыпали, Федор вспомнил и спросил:
  -- Ты расскажешь мне свою семейную легенду? Ту самую, про которую говорила в пещере.
  -- Может, и расскажу. Но легенда ко многому обязывает. А сейчас давай хоть немного поспим...

.....Постарайся со всем справиться сама....

   Они проболтали почти всю ночь. Но заветную семейную легенду Юлька так и не рассказала. Она когда-нибудь расскажет её Федьке там, на озере, там, где Эфира нашла свое счастье с Ветерком.
   Рано утром Юлька тихонько вышла из номера. Её позвала Златка. Юльку разыскивала Корина.
   На матушку что-то нашло, она поехала к мужу вчера в больницу поздно вечером. Бог весть как, но Корина прорвалась в палату. И застала там... тетю Липочку. Кора рвала и метала. Липочка, святоша, и у чужого мужа в больнице. Но это был удобный повод для развода. Муж с другой! И где? В больнице. Липочка наотрез отказалась уходить от Юрия! Не дала скандалить Корине, вызвала медсестер, и огромная толстая бабища вытолкала законную жену. А какую-то там Липочку оставила. Ну и хорошо! В брачном контракте был еще пунктик. Папа тоже предусмотрел. Корине достанется квартира и большие ежемесячные алименты, если муж ей изменил. А не какая-то там тысяча долларов. Кора воспользовалась этим. Она окончательно решила, что подает на развод. И отступные хватанет, и алименты увеличатся. Жене отца в данный момент был выгоднее развод, чем остаться вдовой. Наследницей всего была Юлька. Юрий написал недавно завещание и ознакомил с ним Корину. Там для неё ничего хорошего не было. Та же пожизненная тысяча долларов, как и в брачном контракте. А раз появилась рядом с Юрием Липочка, значит, плохи дела у него. Не выживет. Иначе бы Липочка не пришла. Корина тоже знала о данном Юрием слове не видеться с Липой. Юлька же ничего не даст мачехе, когда станет владелицей имущества отца. Надо разводиться! Срочно! Тысяча долларов для Корины очень мало. Но злость все равно бушевала в душе холеной мачехи. Вот и решила выплеснуть ее на Юльку.
   Всю ночь Корина названивала по знакомым телефонам. Искала Юльку. Душа кипела, надо было кого-то обругать, облаять по всем законам. Юлькин телефон упорно молчал, был заблокирован. Дочери мужа нигде не было. Под утро матушка вспомнила про пансионат. Позвонила туда по городскому номеру. Заспанная Златка сказала, что Юльки там нет, но Корина орала что-то про отца, про то, что все кончено. Златка испугалась, что отец Юльки... Она предположила самое худшее. Поэтому не стала ждать и, трясясь, вызвала Юльку ранним утром из комнаты. Было еще темно. Федор спал, он не слышал, как выскользнула женщина из его номера. Одежда её так и осталось висеть в шкафу. Испуганная Юлька дрожащими руками набирала номер отца. Его телефон по-прежнему молчал. Юлька глянула на пропущенные вызовы. Бог ты мой! Тетя Липочка звонила много раз. Сердце у девушки упало. Она набрала номер тетушки. Ей в голову не пришло, что в больнице никто не мог знать номер Липочки, чтобы сообщить что-то об отце. Тетушкин телефон тоже молчал. Заблокирован. Юлька набрала номера озорниц. Гудки проходили, в ответ ни звука.
  -- Господи, что же случилось? - Юлька не знала, каким молиться богам.
  -- Позвони Корине, - посоветовала Златка. - Она должна знать, раз искала тебя всю ночь.
  -- Ну её ко всем чертям! Я еду в больницу, - слезы текли из глаз. - Папка, мой папка. Как же так?
   И Юлька отправилась в больницу. Назад в номер за одеждой не пошла. Было стыдно: папа там болен, а она ночь провела с мужчиной, совсем о нем не думала. Нет, чтобы хоть раз позвонить! Хорошо, что в пансионате у Юльки была кое-какая её одежда. Юлька быстро нашла джинсы и свитерок да старую теплую курточку. А обувь пришлось взять Златкину. Хорошо, что размер был у них одинаковый. Словом, Златка экипировала Юльку, обещала прибрать её одежду в номере. И Юлька поспешила в больницу. Но она была так расстроена, что не могла сама вести машину. Да и не было её здесь. Осталась на платной стоянке возле кафе. За руль служебной машины сел Мишаня. Он-то и повез Юльку в больницу.
   В больнице никто не хотел разговаривать в такую рань. Но Юлька ревела. Не верила словам охранника, что никто у них не умирал этой ночью. Услышав слова, что она к Милославскому, охранник сунул в карман пятьсот рублей, полученные от девушки, и недовольно проворчал:
  -- Покоя нет из-за этого Милославского, ходят к нему и ходят, и вечером, и ночью, а теперь еще и утром, - он поднялся, чтобы проводить расстроенную девушку через служебный вход. - Одна дамочка тоже вчера примчалась в восемь вечера. Плакала, клялась, что жена, что муж скрыл от неё болезнь. Тайком от неё прооперировался. Пожалел я дамочку, пропустил. Хорошая такая, приятная женщина. Видно, что любит мужа, переживает за него. Потом, на ночь глядя, вторая жена явилась, и тоже к Милославскому, наглая, красивая. Та и спрашивать не стала, приказала и прошла. Надо же такое сочинить, что тоже жена и тоже к Милославскому. Но вторая выскочила назад быстро, злющая, даже не заплатила.
  -- Откуда у моего папки две жены? - спросила Юлька, пока охранник проводил её через служебное помещение. - Вы что-то путаете.
   Её смущало, что охранник дал такую лестную характеристику папиной жене, "видно, что любит, переживает". Да такого от Корины ввек не дождешься! И кто был второй? Оксанка что ли?
  -- Не знаю, откуда столько жен. Но что было, то и говорю, - обиделся охранник. - Ничего не путаю.
   Уже по пути в палату Юлька немного успокоилась:
  -- Живой папка. Меня же не в морг повели. В отделение кардиологии идем. Значит, живой. А про двух жен придумали. Напутали что-то. Может, первая не к папке шла? Да и Корина ни за что не пошла бы сюда. Здесь денег нет.
   Дочь при виде знакомой палаты дочь быстро перекрестилась и беззвучно приоткрыла дверь. Папа спал. Возле него на стуле дремала... Липочка. Липочка! Вот кто назвал себя женой! Спасибо тебе, Дева Мария. Юлька тихо и облегченно заплакала. Липочка сразу встрепенулась, отец открыл глаза.
  -- Спи, спи, Юра, - зашептала она, - это дочь наша блудная нашлась. Живая, здоровая. Прилетела откуда-то в такую рань. Я сама поговорю с ней.
   Липочка вышла в рекреацию к Юльке.
  -- Вот что, - сказала она непререкаемым голосом, - я остаюсь здесь. Я сама буду Юру выхаживать. А с тобой еще поговорим, ты зачем скрыла от меня, что папа в больнице, что его прооперировали? И почему ты отключила телефон?
  -- Прости, Липочка, - всхлипнула Юлька. - Поэтому ты мне всю ночь звонила? Отругать хотела?
  -- Нет, не только поэтому. Девчонки одни остались. Домишко старый, холодный, двери ненадежные. Беспокойно мне. Да и печь надо топить...А они, небось, проспят и школу. Теперь, наверняка, всю ночь в Интернете проторчат.
  -- Я сейчас, Липочка. Все сделаю. Ты не переживай. Я еду в деревню. Разбужу, в школу отправлю.
  -- Юль, там дома еще хозяйство. Куры, поросенок. Но я не могу от Юры уехать. Я должна быть здесь. Ты придумай что-нибудь с хозяйством. Поросенка можно зарезать. Какой вырос, такой и вырос. Кур Томке продай. Она давно уже просит. Хочет развести таких же мохноногих, что ты мне с выставки привезла. Или лучше поруби. Папе будем бульон варить. А девчонок забери к себе на время. Или сама с ними останься в деревне.
  -- Липочка, найдем выход. Не переживай.
   Раздался голос отца. Он их звал. Женщины поспешили в палату. Папа сегодня выглядел просто замечательно. Появился в глазах блеск, немного порозовели щеки. Юлька наклонилась, поцеловала его колючую щеку. Липочка присела на кровать отца. Папка сразу протянул ей свою руку. Липочка ласково её погладила. Папка повторил почти то же самое, что и Липочка. Велел следить за девчонками, ликвидировать Липочкино хозяйство. А потом дал и другие указания.
  -- И вот что, дочка, займись-ка покупкой квартиры, - приказал он. - У меня теперь большая семья, жена и три дочери. Ищи нам всем большое жилье.
  -- Хорошо, пап, обязательно займусь, - обрадовалась дочь. - Только я, пап, отдельно буду жить.
   Юлька в этот момент вспомнила Федора.
  -- Ну вот, - папка немного огорчился. - Я всю жизнь мечтал, что мои дети будут жить со мной.
   Липочка метнула на Юльку сердитый взгляд: можно бы сейчас не спорить.
  -- Пап. А давай найдем такой вариант, - предложила тут же дочь. - Вам купим квартиру и мне в одном подъезде.
  -- Вот и действуй, - согласился отец.
  -- А если будут денежные проблемы? - Юлька помнила, что намечается реконструкция гостиницы.
   Отец помолчал, потом произнес:
  -- Продадим пансионат. Много он сил отнимает, да в стороне от основного нашего бизнеса.
  -- Жалко, - вздохнула Юлька. - Он стал хорошие деньги приносить.
   Но понимала, что пансионат придется продавать. Она тоже уже над этим задумывалась. Юлька улыбнулась и отошла. Надо позвонить Златке, что все в порядке. Та и так без конца слала сообщения, беспокоясь за подругу и отца. И тут у девушки зазвонил мобильник. Это была Корина. Она наконец-то достала падчерицу и выложила ей все про измену отца, про развод, про то, что прямо сегодня в больницу придет адвокат и пусть Юрий подпишет все бумаги.
  -- Какая ты дура, Корка, - в сердцах заявила Юлька. - Да уходи. Получишь ты свою квартиру, если уйдешь. Её никто и не собирался отбирать. Я обещаю. И алименты. Только папку моего оставь. Я его в любом случае после больницы увезу к тете Липочке. Не будет он больше с тобой жить!
   Девушка вернулась, посмотрела на встревоженные лица родных ей людей и засмеялась:
  -- Корина на развод подала. Так что готовьтесь к свадьбе, родные вы мои. Будете вы все-таки вместе. Пап, я теперь со спокойной душой тебя оставлю. Вот только дождусь начала рабочего дня, организую Липочке здесь кровать, чтобы и она хоть немного спала по-человечески, потом заеду к Сидору Петровичу и сразу к озорницам.
  -- Юля, - голос отца был строг. - Насчет кровати я и сам договорюсь, и Сидор Петрович подождет, я ему позвоню, а ты немедленно к нашим девочкам. Липа волнуется. Они еще маленькие, чтобы одним ночевать в доме.
  -- Наверняка, спать будут до обеда, - тревожно произнесла Липа. - Я звонила, чтобы разбудить в школу. Не берут телефон. Я знаю, они всю ночь, небось, за компьютером просидели. Не разбудишь пушками. Вот зачем, Юр, ты им это подарил?
   Липочка упрекала отца, а сама светилась вся, была довольная. Папка ласково улыбнулся и не ответил, только погладил свою Липочку по руке. А Юльки всплыло в памяти другое воспоминание.
  
   ...Папа вернулся, жил с Кориной, с Юлькой проводил выходные в пансионате.
   Прошло три года с того момента, как Юлька впервые увидела своего отца. Стояла небывало снежная зима. Снега в тот год навалило столько, что дорожники, не справившись с вывозкой зимних осадков, вызвали на помощь военных. И вдоль дорог пошла военная техника, убирая горы снега. Пансионат в те дни напоминал волшебную сказку. Уютный барский дом спрятался среди гигантских снежных шапок вековых дубов и лип.
   Близняшкам исполнилось по семь лет. Они учились в первом классе. Юлька оканчивала школу. Папа двойняшек видел несколько раз, но издали, он привозил Юльку в деревню и тут же уезжал. Липочка не пускала дочек к его машине, хоть те и рвались. Озорницы давно мечтали поехать с Юлькой к её папе, а еще больше им хотелось в таинственный пансионат, про который столько говорила Юлька и который они никогда не видели. Папа просил несколько раз Юльку поговорить с Липочкой и отпустить девочек с ними. Но Липочка хмурилась. Однако как-то раз дядя Вася, которому сделали к тому времени уже первую операцию (у него нашли рак), неожиданно сказал:
  -- Мать, хватит держать девчонок около своего подола. Пусть едут с Юлькой. Пусть, в конце концов, Юрий их увидит, поговорит с ними, познакомится как следует. Должны же мы похвастаться дочками перед ним.
   И Липочка разрешила.
   И вот двойняшки с радостным визгом вылетели к машине. Липочка не подошла, стояла у ворот, Юлька поняла: волнуется. Дядя Вася велел девчонкам вести себя хорошо, головы людям не дурить, не приставать с пустяками.
  -- Не мажьтесь, - приказала Липочка, - ходите чистенькими. На вас школьные куртки. Других нет. И слушайтесь... дядю Юру.
  -- Ладно, мам!
   Девчонки были согласны на все. Лишь бы их не оставили дома. Озорницам было все в новинку. Они сначала посидели тихо минутку в машине, пока папа разворачивался, выезжал на дорогу, примерно махали рукой отцу и матери, потом робко стали разговаривать, сначала между собой. Их робости хватило минуты на три. Вскоре встала за спиной Юрий Петровича Ринка и заявила:
  -- Дядя Юра, ты молодец, что взял нас с собой.
  -- Мы тебя любим, - добавила Леська и тоже встала, подумав минуту, девочка обняла его за шею.
   Папка странно сморгнул и остановил машину. Повернулся, вгляделся в девочек.
  -- За что же вы меня любите? - спросил он.
  -- Ты Юлькин папа, - удивилась Ринка. - Мы и её и тебя любим.
  -- Ты хороший, - объяснила Леська.
  -- Мама тоже сказала, что тебя нам надо любить, - добавила Ринка. - Ты нам помогаешь.
   И теперь обе обняли и поцеловали в щеки Юрия Петровича. Папа завел машину и поехал дальше. А девчонки уже вовсю щебетали на заднем сидении. Рассказывали, что они берегут все подарки дяди Юры, только одну куклу Барби сжевал щенок, украл и сгрыз, а вредный кот за пятачок таскал игрушечного поросенка, пятачок и отвалился. Потом начались рассказы про школу, как учатся девчонки, что говорит строгая Анна Марковна.
   Приехав на место, девчонки немного оробели и с интересом разглядывали старое здание пансионата, некогда принадлежавшее местному помещику Соколову. А Юлька им рассказывала, как сын этого помещика привез сюда красавицу жену из знатного и очень богатого польского рода колдунов и ведьм. Звали её Елена прекрасная. Но молодая жена совсем не походила на колдунью. Она была добра ко всем, помогала людям, как могла. Ей очень полюбились эти места, и она благословила их. Поэтому во время революции этот дом не разрушили, как другие, не сожгли. Только здесь эта красавица-колдунья прожила недолго. Её муж был очень богат, вскоре они перебрались в Петербург. А красавица жена мечтала вернуться в Польшу. В поместье остался старый хозяин. Он умер в годы гражданской войны. Умирал тяжело, долго болел, ждал смерти, молил о ней, а она словно забыла его. Врачей рядом не было. Не было и близких, только старый слуга, что всю жизнь был с барином не отходил от него. Старого князя пыталась вылечить мать прабабушки Марфы, Евдокия, она пришла к нему, принесла отвары, но не смогла вернуть к жизни. Старый хозяин умер. Потом в деревне шептались, что Евдокия не помогла ему совсем. Наоборот, он, увидев её, он сказал: "Дождался. Больше мне жить не надо". Мать Марфы просидела возле него всю ночь. А утром старого князя не стало. Говорили, что он лежал мертвый в своей постели и улыбался, словно радовался чему. Но время было революционное, кому было дело до старого помещика, а мать деревенской ведуньи ни разу больше не приходила в этот дом. Старый слуга похоронил своего господина и продолжал жить в этом доме. Потом дом забрали власти, старика слугу приютила Евдокия.
   А сейчас двойняшки тихо ходили по этому дому, словно знакомились со старым другом. Они забежали в комнатенку Златки, посмотрели на старый портрет, про который говорили, что на нем изображен то ли сын старого хозяина, то ли сам хозяин, пошептались, убежали дальше. Они обследовали в этот вечер все в доме, сдружились со всеми. А папка ходил следом за ними и улыбался какой-то блаженной улыбкой, словно каждое слово девчонок ему доставляло удовольствие. Ночевали девчонки в комнатке с Юлькой, папа был в соседнем номере. Юльке приснился странный сон. Будто старый хозяин, князь Соколов, сошел со своего портрета, обнял Юльку и девчонок и тихо заплакал. Но он плакал от радости, он рад был, что Юлька привезла сюда девочек. "Теперь с моим домом все будет в порядке, - сказал он. - Вернулось благословление нашей Елены".
   Воспоминания Юльки бежали дальше.
   Папка привез механический снегоход, на другой день посадил на него Юльку и озорниц, прихватил брата Златки, сама Златка наотрез отказалась, струсила, и они помчались по снегу сначала вокруг пансионата, а потом по окрестным лесам и полям. Сколько было восторга. Потом все вместе катались с горки, что была построена на территории пансионата из огромных куч снега - в пансионате любили отдыхать с детьми. Двойняшки визжали, валялись, Леська даже порвала свою курточку. Все вымокли, проголодались. К обеду вернулись в пансионат. Девчонки и брат Златки с аппетитом уминали картошку с котлетами, а Юлька и Златка пристраивали на батарее сушить курточки детей. Юлька ныла, что ей попадет за разорванную куртку Леськи. Златка пыталась её зашить, когда та высохла, но получилось еще хуже. Зато девчонки не грустили, они носились по всему пансионату, развлекая работников и немногих гостей. Папа посмотрел на расстроенное лицо Юльки, выяснил, что все дело в куртке. После обеда (девчонок забрали у Липочки в пятницу, обещали вернуть в воскресенье) папа сказал:
  -- Едем в город за новыми куртками. Поможешь, Юль, купить. Я то я в девичьей моде ничего не соображаю.
  -- Ой, пап, - испугалась Юлька. - Лучше Златку возьми. Она брату сама все покупает. Она понимает в вещах.
   Папа нашел выход: взял и девчонок, и Юльку, и Златку с её братом и всех повез в магазин. Папка уже тогда баловал девчонок. Он сразу их полюбил. Девочкам в тот день купили новые шубки, чтобы прилично ходить в школу. А для улицы теплые пуховики. Потом Юрий Петрович подумал, о чем-то поговорил с продавцами, те оживленно закивали головами и приготовили довольно увесистые пакеты. Папа заплатил, велел идти в отдел игрушек, а сам пока понес пакеты в машину. Теперь Юлька знает, что было в тех пакетах. Липочка ей рассказала: папа в тот день купил понемногу все, что требовалось девчонкам: и маечки, и плавки, и колготки, и носочки, и обувь, и спортивные теплые костюмчики, пестрых футболок девчонкам, да еще что-то продавцы положили в пакеты по своему усмотрению - словом, все-все, что надо для маленьких девочек. А потом в отделе игрушек Юрий Петрович приказал: выбирайте. Девчонки застыли перед таким разнообразием игрушек. Спустя какое-то время Ринка, взвизгнув, сказала:
  -- Берем все.
   Папа почесал затылок, а Юлька расхохоталась и сказала:
  -- Рин, у папы денег не хватит.
   И это было сигналом для девочек: они знали, что в их семье денег всегда не хватало. Это означало, что не надо ничего просить или понемножку. Ринка выбрала себе нового розового поросенка, а Леська - обезьяну. Те первые, что привезла им три года назад Юлька, давно потеряли свой первозданный облик. И хоть Липочка их стирала, но они полиняли, изменили цвет, поросенок, как уже было известно, потерял свой пятачок, обезьяна - хвост. Но девчонки их любили. Поэтому и выбрали то же самое. Юлька радовалась не меньше сестренок. А Златка все примеряла брату новые джинсы, и все не решалась купить. Юрий Петрович к тому времени знал уже все проблемы Златки, он подмигнул Юльке, та подошла и сказала, чтобы Златка кончала сомневаться, папа доплатит, если не хватает. Юрий Петрович знал, что Златка просто так не возьмет денег. Будет дежурить лишние ночи, она к тому времени работала не только техничкой. Ну и, конечно, папка не забыл о Юльке. Жаль, что в детских товарах ей уже ничего не подходило. Она получила денежный взнос.
   Девчонок привезли вечером в воскресенье. Пакеты Юлька положила на скамейку во дворе, завела в дом девчонок. Липочка ахнула при виде новых шубок. Но озорницы быстро объяснили, что они порвали нечаянно куртки, и дядя Юра купил им шубки, чтобы прилично ходить в школу.
  -- А куда старые дели? - спросила мать. - Я бы зашила, бегать будете по улицам.
  -- Во дворе лежат, - ответила Юлька, не уточняя, что в пакетах не только старые куртки. - Я спешу, папа велел не засиживаться. Дядь Вась, принесете сами пакеты.
  -- Я возьму сама, - сказала Липочка. - Сиди, Василий.
   Она вышла во двор, мимоходом глянула на объемистые пакеты, подошла к машине, где ждал Юрий Петрович. Юлька потащила пакеты в дом. Она не слышала всего разговора отца и Липочки, только последнюю фразу.
  -- Юра! - голос Липочки был напряжен и тих. - Я прошу, не делай больше этого. Не надо.
  -- Нет, - так же тихо сказал отец. - Я буду. Я держу свое слово. Не встречаюсь с тобой, не мешаю вашей жизни. Но девочки тут ни при чем. Липочка! Я должен хоть иногда видеть твоих девочек. Что же ты такая упрямая? Меня тоже надо пожалеть.
  -- Юра! Вася болен.
  -- Я знаю. И моя небольшая помощь вам не помешает. Но девочек я тоже люблю. Я тоже хочу что-нибудь для них делать.
  -- Ладно, Юра. Спасибо тебе. Поезжайте.
   Липочка увидела, что идет Юлька. Девушка быстро юркнула в машину.
  -- Да, странные отношения у этих взрослых, - подумала она.
   С тех пор встречи папы и девчонок стали регулярными. Сколько раз потом они вместе бывали с папой не только в пансионате, но и в луна-парке, ездили в цирк, в театр. И всегда папа хоть какой-нибудь пустячок, но дарил девочкам. Юлька очень радовалась, что папа любит её сестренок.
   Вот такие мысли неслись в голове девушки, когда она видела рядом отца и Липочку, и папка приказывал ей позаботиться о девчонках.
  
   Назад в пансионат Юлька вернулась нескоро. Она посидела все-таки часок с отцом и Липочкой, потом поехала сразу в деревню, как приказал папка, близняшки были одни. Девчонки упорно не реагировали на звонки, похоже было, что спали. Тетя Липочка волновалась. Юлька даже забыла спросить, как она узнала, что папа здесь, в их городе, в этой больнице. Откуда? Кто ей позвонил?
   Уже рассвело. А вот и деревня. Близняшки, как и предполагала тетушка, безмятежно смотрели сны. Юлька устала колотить в дверь и в окно. В доме было холодно, что спать нисколько не мешало: завернувшись в теплые одеяла, пригревшись, сестренки и не думали просыпаться. Давно надо было установить современное отопление, сердито думала Юлька. Но все руки не доходили. Мишаня, бесценный человек, когда, наконец, открылась дверь, сразу пошел во двор, захватил дров, растопил печь. Юлька с упреком обратилась к сестренкам. Те и слушать не стали, набросились с тысячей вопросов. Как там папа Юра? С мамой все в порядке? Добралась она до больницы? Нашла папу?
  -- А откуда Липочка узнала, что папа в городе? - прищурилась Юлька.
  -- От нас, - ответила Ринка.
  -- А вы откуда знаете?
   Девчонки опустили голову. Потом Леська виновато произнесла:
  -- От тебя.
  -- Но я ничего не говорила! - удивилась Юлька.
  -- Юль, ты извини нас, но мы влезли в твой почтовый ящик в компьютере.
  -- Как?
  -- А я взломала пароль, - призналась Ринка. - Мы и прочитали, как ты пишешь Златке, что папа прооперирован.
  -- Бессовестные, - Юлька не знала, что еще сказать.
  -- Ага, бессовестные, - согласились девчонки. - Совсем бессовестные. Но мама сразу позвонила тебе и уехала. Попросила соседа дядю Диму довезти её до кардиологического центра. Юль, мы тоже хотим к папе. Надо ему сказать, что мама теперь согласна быть его женой.
  -- А без вас они не договорятся? - иронически подняла брови Юлька.
  -- Не договорятся, - совершенно серьезно заверили девчонки.
  -- Поедем. Только сначала печь надо протопить, а то Липочкины цветы все замерзнут, да порося накормить с курами. Так что немного придется подождать.
  -- Юль, а в школу мы сегодня не пойдем, - осторожно спросила Ринка.
  -- Да надо бы вас отправить хоть к середине уроков, - ответила старшая сестра. - Но у меня куча дел.
   Юлька с грустью подумала, что Федька, скорее всего, её не дождется. Она бы не стала на его месте. Когда-то также исчез из её жизни без всякого объяснения Генка. Лишь спустя месяц Юлька узнала от Златки, что он женился на женщине старше его, но у неё были свои магазины в столице.
   Хозяйством из молодого поколения заниматься не любил никто. Опять Мишаня выручил. Он все и сделал, пока Юлька придумывала, что подать на завтрак. Возиться не хотелось. А в холодильнике было пусто. Юлька вспомнила, что забыла с болезнью отца дать денег девчонкам и не привезла продуктов тетушке. Липочка денег не брала, а девчонки брали, потом как-то отдавали матери. В холодильнике в морозилке одиноко лежал кусок соленого сала, да десятка два яиц, была картошка в погребе да соления-варения. Юлька сварила дюжину яиц, хлеб был домашний, Липочка пекла сама, нашла в погребе соленые огурцы, порезала сало, вскипятила чайник. Надо было и Мишаню покормить, он здоровый, крупный. Наверно, есть уже хочет. Его из постели утащили в дорогу, он даже не позавтракал. Вот такую нехитрую снедь девушка положила на стол. Кстати сказать, Мишаня был очень доволен, ел с аппетитом.
  -- Как будто дома побывал, у мамки, - заявил он, - я ведь деревенский. Только в нашей деревне жить невозможно. Все поуезжали. Я вот у вас работаю по неделям, ночую в пансионате, потом к себе, поделаю там дела, денег отвезу, у меня дома мамка и сынишка маленький, и назад на работу. Надо их как-то сюда перевозить. Жить только негде.
  -- Я и не знала, что у тебя семья, - удивилась девушка. - А жена-то есть?
  -- Есть. Только не знаю где. Ушла она от нас. Давно ушла. И мальчонку бросила. Вот он с маманей, а я на жизнь зарабатываю.
   Юлька привезла двойняшек в больницу. Провела в палату. Тетя Липочка сидела с папой и о чем-то тихо говорила. Он все держал ее руку в своих руках. Девчонки обещали не визжать, но все равно немного взвизгнули, бросились к кровати.
  -- Папочка, папа, - запросто вылетело из их уст. - Дядь, Юр, ты теперь наш папка, папочка.
   Юрий вопросительно посмотрел на Липочку.
  -- Ты простила меня?
  -- Простила? За что? Юра!
  -- Они все знают?
  -- Ох, Юра, я уже и не знаю, чего они знают и не знают, - засмеялась Липочка. - Они как Маша. На неё больше похожи. Она всегда знала все, мы только догадывались. Так и девчонкам все известно, но никому толком не говорят.
  -- Это хорошо. Только пусть не будут жрицами... - папа замолчал.
  -- Любви, - завершила про себя Юлька, она уже слышала это выражение от умирающего дяди Васи и даже нашла ему свое объяснение.
   Но девчонки не слушали про жриц. Они сидели с двух сторон отца и оглаживали его. На лице отца было знакомое блаженное выражение. Ринка, смеясь, пояснила:
  -- Мы колдуем, чтобы папа побыстрее выздоровел.
  -- Мы ему свои силы передаем, - подхватила Леська.
  -- Чтобы все хорошо было.
  -- Сейчас кое-что еще пошепчем. Нас прабабушка Марфа научила.
   Юлька, услышав про прабабушку, недоверчиво хмыкнула. Девчонкам по два годика было, когда она умерла, но не стала на это обращать внимания и, довольная, улыбнулась. Наконец-то её папка будет счастливым. И пусть у девчонок тоже будет отец.
  -- Юля, я останусь с Юрой, я не могу его одного оставить, - повторила Липа. - Ты позаботишься о девочках. Только не потакай им. И так сегодня пропустили школу. А у них девятый класс. Экзамены.
  -- Не переживай, Липочка, я заберу их в пансион, к Златке. Пусть там немного поживут.
  -- Ой, только не к Златке, - взмолились девчонки. - Она же шагу не даст ступить без присмотру, привыкла за младшим братом смотреть. За компьютером у неё не посидишь лишний час! Уроки все делать заставит. Еще и проверять будет. Мы знаем, - заныли девчонки. - Это же настоящее наказание.
  -- Это вам за то, что вскрыли мою переписку. Вот, пап, подарил им ноутбуки, так они в мой почтовый ящик влезли, - пожаловалась Юлька, красноречиво промолчав, что модем подарила она.
  -- Там ничего интересного не было, в твоей переписке! - фыркнула Ринка. - Про Федьку ни слова.
   Юлька сразу замолчала.
  -- Какого Федьку? - удивился отец.
  -- Юр, я тебе расскажу, - улыбнулась Липочка.
  -- Не сердись на девочек, - попросил отец. - Ты, Юль, старшая сестра. Должна уметь их прощать. Но наказание должно быть. Пусть к Златке едут. Я поддерживаю.
  -- Надолго? - спросили девчонки.
  -- Надолго, - ответил отец. - Мне еще после больницы два месяца быть в санатории. Липочка поедет со мной.
  -- Два? Не шесть? - уточнила Юлька.
  -- Два, - подтвердила тетушка.- Я с папой поеду, девочки мои. А вы уж тут без нас обходитесь. Хорошо, Юль? Следи за сестренками.
  -- И за поросенком, - добавила Ринка.
  -- Еще и курочки есть, - ехидно протянула Леська. - Ты, Юлечка, будешь следить за всем.
   Отец смотрел непонимающе.
  -- Пап, - шутливо докладывала Ринка. - Мы все сейчас расскажем. Мама решила опять завести хозяйство. Просила тебе не говорить. Но нам можно, мы не обещали молчать, только Юлька, это она ей и купила поросенка...Черномордого и страшного. Вырос лохматый, на дикого похож.
  -- И куры такие же, приволокла с какой-то выставки, - добавила Леська. - Породистых. С лохматыми ногами. Всю деревню с ума свели этими курами. Тетя Тома так и сидит весь день за забором с подзорной трубой, курицами любуется.
  -- Вот пусть теперь за ними всеми Юлька сама и ухаживает, - злорадно заключила Ринка.
  -- Правда, Юль, - глаза тетушки сделались озабоченными. - Я утром сгоряча сказала зарезать, а сейчас подумал.... Поросенок все-таки еще небольшой. Жалко резать. И куры начали уже яички нести. И дом бы топить надо. А то картошка замерзнет в подвале. Чем поросенка потом буду кормить?
  -- Знаешь, Липочка, - мгновенно пришло решение Юльке. - Я сдам твой дом. Все равно туда ты не вернешься. Будешь с папой теперь жить. Да и девчонкам лучше перейти заранее в городскую школу. Все равно на следующий год я их забрала бы.
  -- Да кто пойдет в этот дом? - в раздумье проговорила Липочка. - Он же холодный. Сама знаешь, мерзнем зимой.
  -- Мишаню, охранника, уговорю. Работает он все равно по неделям. Пусть мать с сыном сюда везет и живет с ними в твоем доме. Он честный, порядочный. Платы с него не возьмем, зато поросят и кур присмотрят. А девочки будут пока жить в пансионате. А вещи твои я заберу себе пока.
  -- А школа?
  -- Не беспокойся, Липочка. Пока Мишаня или я со Златкой девчонок будем каждый день возить в их деревенскую школу. И забирать назад. А там, глядишь, я Оксанку выселю и переведу озорниц в городскую школу.
  -- Не спеши, дочка, - сказал отец. - Мы же решили покупать новые квартиры. В старой останется Корина. Да и маловата она мне. У меня семья большая. И ты рядом со мной поселишься. Твою двушку продадим и осилим покупку. Подыщи варианты. Только и себе ищи большую квартиру. Замуж-то ты должна будешь когда-нибудь выйти.
  -- Ага! - добавили тут же вредные девчонки. - За Федьку.
  -- Опять Федька? - поднял брови папа. - Может, мне кто-нибудь про него расскажет?
  -- Мы расскажем, - с готовностью предложили сестренки.
  -- Пап, давай об этом потом, - взмолилась дочь. - Не слушай девчонок. Они всегда что-нибудь сочиняют.
   Дальше Юлька обсудила с отцом кое-какие дела. Близняшки сидели рядом и, перемигиваясь, все поглаживали папу Юру. А тот сиял и плохо слушал Юльку. И все же Юлька была довольна. Когда уходили, Липочка вышла и попросила:
  -- Юль, не надо папу утруждать никакими делами. Постарайся сама справиться со всем. Найди хорошего помощника, в конце концов.

...Не подойдет тебе женишок...

   Федор проснулся. Вместо Юльки рука обнимала подушку, что так заботливо подложила ему женщина.
  -- Смешно, - была первая мысль. - И глупо. Юлька опять сбежала. Не удивлюсь, если никто не видел, как она выходила из номера. Я тогда на озере весь терновник проверил. Не нашел лаза! Так и тут. Все на месте. Юльки нет. Опять растворилась.
   Он открыл глаза. Облегченно вздохнул. Нет, Юлька должна быть здесь. Её белая блузка так и висела на стуле. И джинсы были на месте. И даже обувь. И куртка. А на улице холодно.
  -- Наверно, Юлька в ванной, - решил Федор.
   Шло время, в ванной была тишина. Мужчина встал и проверил ванную. Женщины там не было. А одежда была - белье Юльки. Правда, не было пышного махрового халата, что был в каждом номере пансионата. И тапочки исчезли.
  -- Ничего не понимаю, - пробормотал мужчина. - Где она разгуливает в халате? Куда ушла?
   Шло время. Юлька не появлялась. Каково же было удивление мужчины, когда и ключ оказался в номере. На тумбочке лежал. И дверь была закрыта. Зазвонил мобильник. Федор вздрогнул. Но это не могла быть Юлька. Они не успели обменяться номерами. Это была жена. Эмма невразумительно буркнула несколько слов, язык у неё заплетался.
  -- Все ясно, ты с утра пьяная, - недовольно проговорил Федор. - Передай телефон Ярославе. Я с ней поговорю.
   Ярославой звали дочь Эммы, рожденную ей до брака с Федором. Это была уже взрослая девица. Но Эмма не слушала, она орала в трубку тонким противным голосом, словно скребли по стеклу:
  -- Ты почему, папочка, денег не прислал в этом месяце? Мы кушать хотим.
  -- Я же звонил, спросил быть поэкономнее этот месяц. Наша фирма задерживает перечисления зарплаты. Пока другой работы у меня нет. И денег нет.
  -- Я мне это по барабану, - заявила Эмма. - Илья (так звали маленького сына Федора) твой ест каждый день.
  -- А ты пьешь на деньги, что я даю тебе, - сердито ответил мужчина.
  -- Имею право, - не сдавалась Эмма. - У меня стресс. Я остаюсь одинокой женщиной. Вот и снимаю.
  -- Дай трубку Ярославе, - повторил Федор, - с тобой я не буду говорить.
   Трубку взяла Яра.
  -- Как у вас дела? - спросил Федор.
  -- Как всегда. Жена твоя пьет каждый день. Остатки денег уже пропивает, - зло и устало информировала Ярослава.
  -- Я просил тебя не отдавать денег Эмме. Яра, она же тебе мать. Ты уже тоже не ребенок. Могла бы последить. Я в этом месяце оставил вам много, предупреждал, что будет задержка, если не устроюсь на новую работу.
  -- Эмма тебе жена. Взял бы к себе и следил, - строптиво возразила Яра.
  -- Мы не живем с Эммой вместе уже два года. Мы чужие люди.
  -- Вы чужие, тебе хорошо так говорить. А она получила деньги и тут же запила, - в голосе Яры слышны были слезы.
   Федор не хотел дискутировать. Этот разговор повторялся регулярно. Он хорошо понимал семнадцатилетнюю падчерицу. Ей достается. И за матерью надо следить, и Илюшка с ними. Да и грех было Федору жаловаться на Ярку, она хоть и эгоистка, но младшего братишку любит. Заботится от Илюшке. Вот и сейчас, пока мать Федора болела, лежала в больнице, все на Ярославу свалилось.
  -- А Илья тебе чужой? - не сдавалась Ярослава.
  -- Я сегодня его опять отвезу к бабушке, - ответил мужчина. - Её выписали. И ты туда собирайся.
   Федор не раз уже предлагал отдать навсегда ему маленького сынишку. И жена, и её дочь были против. Причина была проста. Жена боялась: заберет Илюшку Федор, денег они от него больше не получат. А Эмме надо на что-то пить. Ведь не подумаешь со стороны, что пьет бывшая жена: подкрашена, ухожена, хотя стала в последнее время появляться признаки запоев, лицо приобрело нездоровый цвет, иногда тряслись руки, отекали ноги. Жена не работала, отговаривалась тем, что сидит с сыном, хотя все чаще мальчик бывал у Валентины Ивановны, матери Федора. Ярка в этом году окончила школу, поступила на платное отделение художественного училища, а платил все тот же Федор. Девушка боялась остаться без материальной поддержки. Федор им был нужен. А удержать кормильца и его деньги мог только маленький Илюшка. Вот и всячески препятствовали, чтобы он постоянно жил с отцом. Хотя Ярославе надо было объяснить, Федор не раз уже об этом думал, что он не отказывается оплачивать её обучение, даже если официально заберет сына. Пусть оба живут с бабушкой, мать Федора любила рано повзрослевшую Ярославу.
   Трубку у дочери выхватила Эмма.
  -- У тебя своего жилья нет. Не дам сына таскать по съемным квартирам, - прокричала она свой самый сильный довод. - Будешь туда шлюх водить, а мальчишка смотреть!
  -- Я скоро куплю. Есть приемлемый вариант. И есть бабушка, - устало ответил Федор, подобный разговор был уже не впервые.
  -- На квартиру у тебя деньги есть. На сына нет. Я подам в суд на алименты, - пьяно грозилась Эмма.
  -- Подавай, - ответил Федор. - Тебе присудят алименты в твердом эквиваленте, потому что я скоро буду временно безработным. Я не откажусь платить. Но кто за Яркино обучение тогда платить будет? На неё где алименты возьмешь? А пенсию за умершего отца она тебе не даст пропить. И вообще, ты мне надоела Эмма со своим пьянством. Я подал на развод, на суде буду требовать, чтобы сына отдали мне. Я докажу, что ты пьешь и мальчика тебе нельзя оставлять.
   Трубку поспешно взяла Ярка. Семнадцатилетняя девица умела уже лавировать в этом мире. Сейчас нельзя терять отчима, на нем все держится. Нельзя ему отдать младшего брата, иначе денег лишается и Ярка. А еще лучше, чтобы он забрал и Ярославу, ведь бабушка Валя не против, она всегда говорила, чтобы Яра жила с ней и Илюшкой. Мать хоть и жалко, но она с каждым днем все больше теряла свой человеческий облик.
  -- Вот что, Федор, - миролюбиво предложила она. - Не кипятись, - и вдруг заплакала. - Но я прошу тебя, не разводись. Мама тогда окончательно сопьется. Она только и держится, что боится тебя потерять. Кому она нужна? Ей уже сорок лет.
  -- Яра, развод наш с твой матерью неизбежен, - сказал Федор. - Я встретил женщину, с которой хочу жить.
  -- Но у вас же есть Илья. Не лишай сына отца.
  -- От сына я не отказываюсь. Дай ему трубку. Сынок, здравствуй.
  -- Папа, - прозвучал в трубке детский голосок. - Папа, пришли денежек. Нам совсем нечего кушать. Мама все пропила.
   Ребенок явно повторял слова, которые ему подсказывали.
  -- Илюша! А ты сегодня ел?
  -- Нет.
  -- Я сейчас приеду, сынок, - мужчина забеспокоился не на шутку.
   Федор не знал, что маленького брата так его научила говорить Ярка. У неё была другая цель. Ей надо было примирить отчима и мать, чтобы не только оплатить её обучение, но и получить помощь Федора при обучении за границей. Уже несколько лет их училище посылает лучших выпускников для учебы за границей, а Ярослава все два года впереди всех.
   Федор стал собираться. Сейчас он поедет в деревню, заберет Илюшку, отвезет своей матери, кстати, надо и Ярку туда определить, объяснить ей, в конце концов, что никто её без помощи не собирается оставлять. Жалко девчонку. Мать их любит: и Илюшку, и Ярку. Они часто у неё бывают. Потом надо узнать насчет работы у Милославского. Но куда исчезла Юлька? Мужчина решил узнать о ней у дежурного администратора. Оказалось сведенья о его подруге не записали. Медноволосая полненькая администраторша удивленно пояснила:
  -- Я думала вы хотите сохранить инкогнито своей спутницы.
   На второй вопрос, куда и когда ушла его спутница, также удивленно пояснила, что она не покидала пансионата. Где-то здесь. Она видела её в рекреации, в халате. Мужчина задумался. Юлька играла в какие-то непонятные игры. Федор немного даже рассердился. Ему надо срочно уехать, а Юльки нигде нет. Федор стоял и думал: куда же все-таки исчезла Юлька и как им опять встретиться. И он придумал. Забрал одежду Юльки с собой. Пусть ждет она его в пансионате, раз не покидала его. В этот раз Федор обыграет ловкую девицу, не упустит.
  -- Отдам одежду после обеда при встрече, номер я все равно оплатил до завтрашнего дня, - решил мужчина. - Отвезу Ярославу и Илюшку к матери. Оставлю их там, дам денег. У Ярки, небось, нет даже на дорогу, чтобы в колледж ездить. Нет, надо думать об общежитии. Там, при колледже, хорошее строгое общежитие, пусть Яра спокойно живет там. А Эмме больше не дам ни копейки.
   Он подумал, оплатил номер еще на сутки и отправился в деревню. А на улице падал первый снег. Да такой густой. Первый снег уже покрыл дома, деревья, дороги. И ничьих следов не было видно. В том числе и Юлькиных.
  
   Только после обеда Юлька вернулась в пансионат с девчонками. Опять заезжали в деревню, кормили порося, кур. Двойняшки собрали вещи, учебники, любимые ноутбуки и... мягкие игрушки - рыжую обезьянку и розового поросенка. Потом Юлька заехала в школу, предупредила, что девочки будут жить с ней, что за ними будет приходить машина, одних не отпускать, что будут приезжать или она, или Мишаня, или Златка. После был разговор с охранником. Мишаня, услышав, что ему предлагают пожить в доме тети Липочки, с радостью согласился и сразу спросил, надолго ли. А когда выяснил, что до лета точно, а может и больше, опередил Юльку и поинтересовался, можно привезти сюда мать и сынишку. Скучает он сильно.
  -- Можно. Привози сюда сынишку с матерью, - ответила Юлька. - Только в доме холодновато зимой.
  -- Привезу, привезу, - тут же проговорил Мишаня. - А почему холодно, посмотрю. Вон дверь входная неплотно закрывается. Скумекаю что-нибудь, поправлю. Надо будет, утеплю домишко.
  -- Сыну-то сколько лет? - поинтересовалась Юлька
  -- Семь.
  -- В школу ходит?
  -- Нет в нашей деревне школы. Надо ходить за пять километров. Вот мамка и не отдала. Сказала, что в шесть лет с половиной еще рано так далеко ходить. У неё самой ноги больные, не дойдет. А в интернате жалко оставлять на неделю парнишку. Пусть немножко подрастет.
  -- Давай, Мишаня, вези сюда своих. Сначала здесь поживете. Потом что-нибудь придумаем, - сказала Юлька. - Здесь и школа есть.
  -- А сколько за месяц платить? - поинтересовался мужчина.
  -- Мишаня, ты меня не понял. Только за электричество. Но за домом следить будешь, топить надо, да порося с курами на твоей совести. Корма я доставлю. Мои сюда нескоро вернуться. Может, никогда.
  -- А знаете, Юлия Юрьевна, из пансионата можно брать корма.
  -- Какие? - не поняла Юлька.
  -- Да отходы с кухни. А то все равно выбрасывают. А поросенок за милую душу сожрет. Да и куры все клюют.
  -- А это мысль, - засмеялась Юлька. - Подумаем. Но все равно придется помощи у соседки еще просить. Ты же сутками дежуришь. Хотя теперь можно поменять график. Но с Томкой все-таки поговорю, пусть выручает, когда ты на смене.
   Мишаня согласно улыбнулся и пошел убирать у поросенка. А Юлька по просьбе близнецов пошла с ними на кладбище. Девчонки потребовали, так и сказали:
  -- Мы папе Васе должны доложить, что пристроили маму, замуж она выходит. Пусть не волнуется больше.
   Все-таки интересное мышление было у сестренок. Словно они за всех в ответе. Пристроили маму! Ведьмочки-пророчицы, свахи маленькие. Откуда у них всегда такие далеко идущие житейские матримониальные планы. Уже когда Юлька и озорницы возвращались назад, у калитки соседского дома их поджидала Томка. Вот и хорошо. Заодно Юлька и с ней поговорит. Скоро Мишаня уедет за матерью и сыном, хочешь, не хочешь, а надо просить соседку присмотреть за домом и хозяйством. Юлька ничего не успела сказать. Томка опередила её.
  -- Юлька, кто там у вас по двору ходит? - начала подружка Юльки. - Стучит, дверь в сараюшку поправил. Забор тоже. Теперь что-то с входной дверью делает. Что за мужичка ты привезла? Жениха, что ли, для себя?
   Юлька не успела рта открыть, как близняшки захохотали:
  -- Теть Том, а это для тебя жениха мы привезли. Мы же обещали тебе. Помнишь, осенью, в сентябре, когда картошку копали. Мишаня здесь теперь будет жить. А чего, Юль, чего смеешься, Мишаня здоровый, положительный, непьющий. Даже красивый! И тетя Тома крупная! Юль! Они подходят друг другу. Теть Том! Ты подумай. Нельзя упускать такой шанс.
   И девчонки умотались.
  -- Вот только бедноват Мишаня, Том, - подколола Юлька. - Бесприданница он, сиротка бедный. И забота у него есть на всю жизнь.
  -- Не поняла, - Томка удивленно смотрела на Юльку.
  -- А у него жены нет, а сынишка есть. Спиногрыз! Как говорит твоя сестрица Нинка. Не подойдет Мишаня тебе, Томик, не подойдет. Материальным положением не вышел. Всего добра, что старая мать и семилетний сын.
  -- Не люблю я этого слова, - ответила Томка.
  -- Какого? - не поняла Юлька.
  -- Спиногрыз...
  -- Извини, - Юлька смутилась. - Я, в общем-то, к тебе, Том, с просьбой....
   Соседка согласилась помочь. Юлька ушла, а Томка стояла тайком наблюдала за работающим во дворе крупным мужчиной.
  -- А ведь это хорошо, что у него есть сынишка, это просто замечательно, - сказала женщина и начала думать, как бы быстрее познакомиться с новым соседом.

....Вместо Оксанки из машины вышел Федька...

   Вечером Юлька и Златка сидели в её комнатушке и хохотали. Хохотали так, что заломило скулы. Двойняшки сунулись узнать, по какому поводу такое веселье, но так и ничего толком не поняли. Поняли одно: Юлька потеряла одежду, а где искать, не знает. Молодые женщины опять закатились смехом, глядя на недоуменные лица любопытных озорниц. Ринка с Леськой красноречиво глянули, покрутили пальцами у виска и убежали. Они хоть и ныли, что не хотят жить в пансионате, но и здесь у них было много друзей. Весь штат пансионата знал веселых девчонок. Не получив ответа, о чем веселье у Юльки со Златкой, близняшки отправились на кухню. И в данный момент они пили чай с упитанной поварихой, женщиной лет тридцати, симпатичной разведенной Анной, которая напекла исключительно вкусных булочек. Все давно уже знали, что маленькие ведьмочки предсказывают судьбу, но теперь они гадают на компьютерах. Ринка и Леська искали жениха веселой Анюте пока без компьютера. Вершительницы судеб узнали только имя. Ипполит! Смешливая Анюта ахнула и закатилась смехом.
  -- Ха-ха-ха! Придумали! Мне Ипполита! Нюшка и Ипполит! Ха-ха-ха!
   Вспомнила, как девчонки нагадали сестре Харона, а Златке Эраста, закатилась еще больше.
  -- Мне-то хоть Ипполит достался, - простонала она сквозь смех. - А не Харон, как вашей Юльке.
   Но девчонки не сдались, принесли ноутбук и стали искать Ипполита в Интернете, на сайте знакомств. Нашли. Только ему было уже восемьдесят. Анюта придирчиво рассмотрела фотографию аккуратненького старичка, который был согласен на тридцатилетнюю толстушку, и захохотала еще больше, попросила найти ей Ипполита, ну хоть чуточку, лет на двадцать-сорок помолже. Ринка предложила:
  -- Давай другое имя лучше найдем. С таким именем сейчас никого нет. Вот смотри, какой интересный Андриан, и лет только шестьдесят.
   Но Анюта продолжала веселиться.
  -- Нет. Подавайте мне Ипполита и все. Вы представляете, я сыночка рожу, он будет Ипполитович. Ха-ха-ха. Я сыночка Парамошей назову. У меня будет Парамон Ипполитович! Ха-ха-ха!
  -- Парамон Андрианович тоже ничего, - убеждала Леська.
  -- Нет, - всхлипнула Анюта. - Хочу Ипполитовича.
  -- Анют, - привела последний довод Ринка. - Зачем тебе Ипполит. Вот как ты будешь его ласково называть? Ипполитик? Ипполитушечка? Ипполитенок?
  -- Киса, - весело предложила Леська. - как в "Двенадцати стульях".
  -- Нет, только Ипполита, - Анюта уже плакала от смеха, но упрямилась.
   А Златка и Юлька продолжали веселиться над тем, что Федор увез Юлькину одежду.
  -- Как ты думаешь? - говорила Юлька. - Одежду-то зачем Федька прихватил?
  -- Судьба это, подруга, - ответила Златка. - Поезжай сама теперь за одеждой. Ищи своего Федьку.
  -- Да я не знаю, где Федька живет, даже телефона не знаю, - отозвалась Юлька.
  -- А может, Федька промышляет этим. Увозит одежду, а потом продает, - Златка не выдержала, засмеялась.
  -- Тебе смешно! А мне придется покупать новую одежду. А жаль, там была моя любимая куртка.
   Так и пришлось сделать. Потому что Федька вечером в пансионат не приехал.
   Федор уже и сам был не рад, что так неудачно пошутил, забрав одежду. "Что теперь обо мне подумает Юлька?" Правда, он позвонил в пансионат вечером как раз перед приездом Юльки и с двойняшками, говорил опять со Златкой. Та успокоила его и сказала, что Юля встретила знакомых и уехала с ними, машину у них теплая, довезут прямо до подъезда. "А вот телефона своего и адреса ваша знакомая не оставила", - прозвучал ответ на слова Федора, как найти Юльку. У подруг было такое правило: не давать информацию друг о друге другим без предварительного согласия. Федька немного успокоился. А вот Юлька хоть и хохотала, но досадно было, что Федька не вернулся и не вернется, как видимо. И не в одежде было дело. Федька, в самом деле, ей и снился, и нравился. Неужели правильно маленькие ведьмочки-пророчицы предсказали суженого-ряженого. А вот Геннадия девчонки откровенно не любили, хоть и видели всего раз.
   Бежали дни. Папу выписали. Он сразу в этот же день с Липочкой уехал в санаторий. Хотел девчонок взять с собой. Но школа. Девятый класс, экзамены. Златка копнулась в знаниях близняшек и пришла в ужас. Как они ЕГЭ будут сдавать? И на осенних каникулах озорницам пришлось сидеть с репетитором. Девчонки ныли:
  -- Злат, ну хоть пожалей нас чуть-чуть. Поимей совесть. Хоть денек не заставляй заниматься.
  -- Ладно, устрою вам выходной в занятиях, - пообещала строгая Злата. - У нас намечается много гостей с детьми, будете помогать.
  -- Мы горничными поработаем, - тут же воодушевились девчонки. - Нам чаевые давать будут. Нам деньги нужны.
  -- Нет, ты глянь, - возмутилась Злата. - Мы, Юль, сколько с тобой полы мыли? А эти сразу горничными, сразу чаевые.
  -- Ладно, - нехотя пробурчали девчонки. - Что мы не понимаем?
   У Златки было строго с трудовым воспитанием. И скоро, вооружившись швабрами, девчонки драили служебные помещения, одновременно веселя и смеша сотрудников пансионата. Кончились каникулы, и в пансионате стало поменьше народа. Златка вздохнула с облегчением. Юлька редко ей помогала. Занималась гостиницей. Да ей, наконец, удалось решить квартирный вопрос. В новом, еще не отделанном доме продавались недорого две квартиры. На одной лестничной площадке. Трехкомнатная и четырехкомнатная. Папа перед отъездом в санаторий приказал покупать.
  -- Но я еще не продала свою, - возразила Юлька. - Да и многовато мне три комнаты.
  -- Вот что, дочь, нормально будет. Озорницы к тебе будут бегать. А что касается денег, оформим кредит, - сказал отец.
  -- А вытянем, пап? Ведь столько денег вложили в пансионат, и гостиницы надо реконструировать, иначе не дождемся от них выгоды. А это все деньги.
  -- Вытянем, - ответил отец. - Ты уже знаешь, в мои планы входит продать пансионат. Сейчас он в цене вырос. Ты рано ли, поздно ли выйдешь замуж, родишь, не до пансионата тебе будет. А у меня теперь семья, хватит забот с гостиницами.
  -- А как же Златка? Она столько сил вложила в этот пансионат? - спросила Юлька.
  -- Вот поэтому, дочь, найди такого покупателя, который оставит Златку на работе. Или пусть побыстрее квартиру себе купит. С её опытом работы проблем с трудоустройством не будет. Возьмем в одну из наших гостиниц. Кстати, ты нашла замену Сидору Петровичу? Ты о ком-то говорила.
  -- Да, о Саевском, - слава Богу, Липочки не было при этом разговоре, - Сидор Петрович обещал с ним встретиться. Саевского, кстати, рекомендует и Кожемякин.
   Юлька промолчала, что и сама хорошо уже знакома с Федькой. Ни к чему папке знать о её мужчинах. Он не одобряет подобные связи. Как тогда расстроился из-за Геннадия.
  -- Ипполит Сергеевич?
  -- Да. Ты ведь его знаешь?
  -- Конечно, знаю! Только сделай, дочка, так, чтобы пока я не вернусь, Сидор Петрович остался.
  -- Ну, это конечно.
  -- Как ты сказала? Саевский? Федор? - спросил отец в конце разговора.
  -- Да, - подтвердила дочь. - Ты знаком и с ним?
  -- Нет, но слышал о нем. Мне не про него ли Орлов говорил? Саевский, случайно, не в корпорации "Орлофф" работал?
  -- Да, там, - ответила Юлька. - Но, я слышала, в корпорации возникли какие-то проблемы.
  -- Есть, - ответил отец. - Но из-за границы прилетела владелица корпорации, Елена Орлова, она разберется во всем. Значит, надо у неё попросить уступить нам Саевского. Они же Зацепина, которому я хотел предложить работу, к себе забрали. Ладно, сегодня же позвоню.
   Златка не очень расстроилась или не показала вида, услышав о намерениях продать пансионат.
  -- Пойду тогда в гостиницу, - сказала она. - Возьмете?
  -- Конечно, - утвердительно ответила Юлька. - Ты же непревзойденный менеджер. Тебе равных нет.
  -- Но мне все равно жалко, - Златка оглядела покрытые уже снегом окрестности, разговор был в пансионате. - Здесь я училась работать, здесь у меня с братом впервые появился свой угол, где не было пьяных отца и матери. Я узнала здесь, что такое человеческая жизнь...
   Сегодня Юлька наконец-то оформила куплю-продажу квартир. Была просто счастлива. Она с папой будет жить рядом. Не будет нудить противная Оксанка. Тут же будут тетя Липочка и девчонки. Вечером Юлька взяла девчонок, и они поехали навестить новое жилище. Двойняшки пришли в восторг от просторных комнат, снимали на фотоаппарат, чтобы по Интернету отправить отцу и матери фотографии, хоть вокруг еще были только серые стены, которые тускло освещала одинокая электрическая лампочка. Девчонки выбрали себе комнату с балконом. Что-то шептали, бегали со свечкой по квартире, сказали, что изгнали всю нечисть, что здесь будет только счастье. Потом пошли в Юлькину квартиру. Проделали то же самое. Потом что-то хихикали, сидя за любимыми ноутбуками. Так и не показали Юльке. Но она скоро догадалась. Когда на другой день она приехала в пустые квартиры (должны были подойти рабочие, которые устанавливали сантехнику), то увидела в своей квартире на голой бетонной стене портрет Федьки с надписью: "Хозяин дома!!!!" Юлька улыбнулась, сняла портрет и задумчиво проговорила:
  -- А я скучаю по тебе, хозяин. Где же мне тебя найти?
   Сантехника была установлена. Отделочные работы шли полным ходом. Юлька доверилась вкусу сестренок, но под руководством Златки. Озорницы выбрали для своих комнат все сами - потолки, обои, линолеум на пол, а для папы и тети Липочки комнату оформляла Златка. Юлька занималась своим домом и делами отца, за неделю очень устала от этих забот. И решительно объявила, что в субботу все отдыхают.
  -- Злат, мне комнатку забронируй в пансионате, - попросила она. - Я устала. Оксанку видеть лишний раз не хочу. Она злющая. Кажется, её Эдичка хочет бросить свою суженую.
  -- Ту самую комнатку? - улыбнулась подруга.
  -- Давай ту самую, если свободна.
   Вечером Юлька приехала в пансионат, быстро стемнело. Выглянула ранняя луна, осветила своим бледным светом чистый снег. Юлька любила призрачный свет луны, он её успокаивал. Прабабушка Марфа говорила, что луна покровительствует их роду. Девушка вышла прогуляться. Её что-то подташнивало. Она пошла к деревьям. Наверно, Юлька тоже что-то переняла от прабабушки-ведуньи, девушка любила разговаривать с деревьями. Рядом с ними она всегда находила утешение и успокоение, деревья, казалось, понимали её, шептали, что-то обещали. Так было и сегодня. Елки свесили колючие лапы и успокоили девушку своим смоляным запахом, а одинокий старый дуб демонстрировал прочность и надежность, липы сулили счастье. И вдруг среди этого умиротворения Юлька увидела знакомую машину. На такой ездил Эдгар, жених Оксанки. "Вот зараза, - ругнулась Юлька, - и здесь меня Оксанка достала!" Женщина быстро спряталась за огромные ели, видеть сестрицу совсем не хотелось. Из машины вышел Эдгар.
  -- За что мне это наказание сегодня, - застонала про себя Юлька. - Сейчас сестричка нарисуется. Будет взывать к моей несуществующей совести, вспоминать маму. Хотя порой мне жаль Оксанку, нет у неё близкого человека, нет друзей.
   Юлька видела Оксанку два дня назад. Опять просила освободить квартиру. Юльке подвернулся покупатель. Оксанка отказалась, говорила о неблагодарности Юльки, плакала.
  -- Но у тебя же есть жилье, - отвечала Юлька.
  -- Та квартирка однокомнатная, на первом этаже, - ничего не желала слушать сестра. - И потом я здесь живу много лет. Но если вам хочется, чтобы я отсюда ушла, купите и мне большое жилье.
   Оксана почему-то считала, что Юлькин отец и ей должен купить квартиру.
  -- Ты все равно выходишь замуж, - разозлившись, закричала Юлька. - Уйдешь в богатый дом Кожемякиных. Давай, в конце концов, обменяемся квартирами. Я уйду на первый этаж. Оставайся здесь.
  -- Я этого делать не буду. Моя квартира есть моя. А до замужества я буду жить здесь, - отрубила сестрица. - И, кроме того, там, у Ипполита Сергеевича, твоя матушка обосновалась. Что смотришь удивленно? Как будто не знала? Да, Корина живет с Ипполитом Сергеевичем. Очень вовремя твой папаша её выставил. Я с ней не уживусь. Купите мне новую большую квартиру.
  -- Сестричка, ты обнаглела!
   Юлька чертыхнулась, ушла. А вот что Корина сдержала слово, подала на развод и умоталась к Кожемякину, это было хорошо. Но все же Юлька расстроилась из-за очередного отказа Оксанки. Папка как чувствовал, тут же позвонил.
  -- Да оставь ты Оксанку в покое, - сказал отец, узнав, чем расстроена дочь. - У тебя теперь есть квартира. Вот отделаешь её и живи, не вспоминай о сестре.
  -- Пап, на нас висит кредит. Продали бы мою старую, выплатили бы часть.
  -- Выплатим и так. Лучше скажи, что с нашими новыми домами? Скоро можно там жить. А то я без своих дочек скучаю. А Липочка тем более.
  -- Да, пап, скоро все отделаю, - оживилась Юлька. - Ваша квартира уже почти готова. Вот плитку еще в ванной положим.
  -- Вот и хорошо, - обрадовался отец. - Мы с Липочкой приедем посмотреть. Заодно пусть моя жена мебель по своему вкусу подберет. А ты уж примешь и расставишь, как Липочка попросит. Или девчонки скажут.
  -- А сколько еще будешь в санатории?
  -- Через месяц вернемся.
  -- Пап! Я девчонок все-таки переведу в городскую школу. Ведь мы все будем жить в городе.
  -- А это как они захотят, - ответил отец
  -- Ты не педагогически поступаешь, - рассердилась Юлька. - Балуешь их.
  -- Как и старшенькую дочку, - засмеялся отец.
   Вот эти мысли неслись вихрем в голове девушки. Оксанку совсем видеть не хотелось. Только вместо ожидаемой Оксанки следом за Эдгаром из машины Кожемякина вышел Федька.

...Эдгар повстречал свою судьбу...

   Федор прямо из пансионата поехал к сыну. Зачем он прихватил верхнюю одежду Юльки? Мужчина сам не мог дать внятного ответа. Просто не хотелось терять эту загадочную женщину с её непонятными исчезновениями. Что Юлька прячется от него где-то в пансионате, он не сомневался. Вот и решил переиграть её. Но неожиданно его план дал сбой. Федор не успел вернуться в пансионат не только к обеду, но и к вечеру.
   Через час Федор был в деревне у Эммы. Жена, слава Богу, была не сильна пьяна. Похоже, что запой скоро кончится. Часто стали повторяться эти запои. Ярка была злющая. Девчонку можно понять. Её ровесницы живут без забот, гуляют, влюбляются, а она мать караулит да за братом маленьким еще следит. А ведь девчонка талантлива. Хорошо рисует. Поступила все-таки на дизайнера, первая на курсе. Надо уговорить её поселиться в общежитии, не мотаться каждый день на автобусах в деревню, и сказать, что он не отказывается ей помогать в учебе, тогда глядишь, Ярка сама заставит мать отдать Илюшку бабушке. А еще лучше двоих их отправить к бабушке Вале, матери Федора. Но пока Илюшка был с ними. Эмма кричала, что развода муж не получит и сына тоже. Никогда!
  -- Нас разведут и без твоего согласия, - отвечал Федор. - Ты когда-то женила меня, дурака неопытного, на себе. Теперь будем расставаться.
   Сынишка соскучился, ластился к отцу. Федор дал денег Ярке, сына забрал якобы покататься, потом отвез к матери в деревню. Оставил с ней.
  -- Мам, ты уж прости, но Эмма в запое. Пусть мальчик с тобой побудет. Как ты себя чувствуешь? Не болело больше сердце?
  -- Ничего, ничего, - закивала мать. - Давно говорила: привези ко мне Илюшку.
  -- Да болела ты. И приступ был сердечный.
  -- Ничего сынок, с Илюшкой я быстро выздоровею. Только вот что, ты уж Яру не бросай. Надо доучить девчонку.
  -- Да не собираюсь я её бросать. Знаешь, что плачу за её учебу и денег даю. А может, мам, пусть и она с тобой живет.
  -- Пусть, - согласилась мать. - Она хорошая девочка. Что же поделаешь, не повезло с матерью. Вези и её сюда. Она же помогает мне.
   Федор поехал опять к бывшей жене, нашел Ярославу, поговорил с девочкой, дал ей немного денег, сказал, чтобы собиралась тоже к бабушке Вале. Та выслушала отчима и заметно повеселела, с радостью согласилась жить у бабушки Вали, только сегодня она не поедет, надо разогнать собутыльников матери, а то они уже тянутся сюда, видели машину Федора, думают, что он Эмме дал денег. Потом Федору позвонил Эдька Кожемякин и сказал, что его отец хочет поговорить с ним о работе, он вышел на Милославского. И Федор поехал сразу же. Кожемякин сообщил уже знакомую новость: Милославскому требуется исполнительный директор в его фирму. Федор подходил по все статьям. Его ждут сегодня к четырем в центральном офисе на собеседование. Сам Милославский был болен, в санатории, принял Федора его заместитель Сидор Петрович Воротников, бодрый, умный старичок лет семидесяти. Они долго беседовали. Сидор Петрович сказал, что Федор подходит, что место освободится через месяц, сам Воротников уходит на пенсию. Вот вернется Юрий Петрович, он примет окончательное решение. А пока дела будет по-прежнему вести Сидор Петрович. Федор освободился только в шесть. Позвонил матери, что сегодня не приедет, потом Яре, сказал ей, чтобы та не оставалась с пьяной матерью, ехала тоже к бабушке. Мужчина беспокоился, девчонка-то еще не совсем взрослая, а среди друзей Эммы такие были! Ярка засмеялась и сказала, что все дружки матери трусливые, что сама Эмма куда-то ушла, дома все тихо.
  -- Так поезжай к бабушке Вале, - сказал Федор, - что тебе дома делать-то?
  -- Да я уже в автобусе, - ответила девчонка. - А может мне в общежитие перебраться?
   Федор молчал.
  -- А что, - продолжила Яра. - Илюшка будет с бабушкой. Присмотрен. Я почему не соглашалась на общежитие, за Илюшку переживала. А мать пусть живет, как хочет.
  -- Хорошо, - Федор был доволен, что Ярослава сама пришла к такому решению.
   И он со спокойной совестью направился в пансионат. И тут как назло громадная пробка на дороге. Федор простоял в ней четыре часа. Больше всего он дергался по поводу Юлькиной одежды, что лежала в его машине. Пришлось звонить в пансионат. Федора уже там узнавали. Все та же администраторша сообщила, что дама его сердца встретила знакомых в пансионате и уехала с ними. Все! Юлька опять пропала! Казалось, жизнь начала поворачиваться светлой полосой. И именно с того момента, как Федор впервые встретил Юльку. Именно тогда Федор принял окончательное решение о разводе, в те дни началось улучшение здоровья мамы, поступила в свое училище Ярка. И еще. В жизнь мужчины пришло новое чувство по имени Юлька. Ему не хватало веселой девушки, её смеха, веселых высказываний. Поэтому надо было найти Юльку. И предлог удобный - отдать одежду. А пока Федор, простояв четыре часа, вырулил на встречную полосу, развернулся и поехал на свою съемную квартиру. В пансионате ему было нечего делать, Юльки там не было.
   Утром мужчина закупил кучу продуктов, Илюшку надо кормить, и поехал к матери. Ярка тоже была там. Сынишка еще спал. Но сразу проснулся, прильнул к отцу. Федор решил, что надо побыть с малышом, и остался в деревне еще на два дня. Поправлял кое-что в доме, подлатал несколько углов, наколол дров, в доме не было ОГВ. На третий день поехал на место старой работы. Ему позвонили, просили подъехать к обеду. Вроде сам Орлов прилетел в их город, собирает сотрудников. По пути Федор завернул в Кочетовку, он хотел найти Юльку. Решил спросить у её тетушки, где она живет. Но вместо тетушки по двору ходил огромный мужчина туповатого вида. Федька где-то его определенно видел.
  -- А где хозяйка? - поинтересовался Федор.
  -- В больнице, к мужу поехала. А вам она нужна?
  -- В общем-то, нет. Мне нужна её племянница, Юлия.
   Мишаня, несмотря на свой вид недалекого человека, был надежным человеком. Да и Златка их вымуштровала в пансионате. Мишаня знал: не надо давать информацию про своих хозяев. Тем более Юлия Юрьевна несколько дней назад тайком уехала от этого человека.
  -- Не знаю я никакой племянницы, - сказал он. - Я приезжий. Снял квартиру. Вот буду жить здесь.
   В это время выглянула из-за своего забора Томка.
  -- Федь? Ты чего здесь делаешь?
   Федор замялся.
  -- А я и так знаю, - захохотала Томка. - Юльку Полоскову ищешь. Она недавно уехала отсюда. Тетушку и сестренок забрала и уехала. Они в городе теперь живут.
  -- Адрес знаешь?
  -- Нет!
   Томка хоть и положила глаз на Мишаню, но на Юльку злилась до сих пор. Федор ни с чем уехал отсюда. Хотя теперь он знал фамилию Юльки - Полоскова. Увы! Томка не знала, что уже много лет Юлька носит фамилию отца - Милославская. Мужчина пытался найти Юльку через адресный стол. Это смешно, но во всем большом городе не оказалось ни одной Юлии Полосковой. Была только Полоскова Оксана.
  -- А может, так зовут Юльку, - подумал Федор и поехал по указанному адресу. - Может, это её настоящее имя?
   Он вспомнил, как с ним училась в школе девочка по имени Ирина, а когда стали заполнять им аттестаты, выяснилось, что её настоящее имя Надежда. А вдруг и Юлька не Юлька, а Оксана по документам. И он отправился по данному адресу. По пути, как на грех, начала барахлить машина. Но Федору удалось подладить её. Правдами, неправдами, но он добрался до указанного адреса, в запасе оставался час времени.
   Когда Федор подъехал к нужному дому, то неожиданно увидел своего друга Эдгара. Он ссорился со своей неправдоподобно красивой невестой.
  -- Вот ведь вцепилась дамочка в мужика, - с неприязнью думал Федор. - Эдька ведь хороший парень. Ему бы бабу хорошую, добрую, чтобы по-ласковому все просила. Эдька все тогда сделает, горы свернет. Он ведь умный. С цифрами на ты. У него в голове компьютер. А его Оксанка - это змея. Только команды отдает. Встать! Сесть! С такой Эдька пить начнет. И так он отцу не помогает совсем в бизнесе. Но Ипполит Сергеевич надеется, что вернется сын, одумается. Он из-за этого даже на помолвку согласился. Вот надо же, как умерла тетя Катя, так и вся семья стала рушиться. Нет понимания между отцом и сыном. Тетя Катя все углы сглаживала, все на ней держалось. Лаской, добром все она держала. А они не понимали, думали, что все само собой идет.
  -- Эй, ребята, - притормозил Федор рядом. - О чем ругаетесь?
   Эдгар обрадовался. Оксанка недовольно сморщилась. Она видела, что младшая сестрица, нахалка бессовестная, с помолвки уехала с этим самоуверенным красавцем.
  -- Ты меня ищешь? - спросил Эдгар.
  -- Нет.
   Федор замялся. Как объяснить в присутствии этой красивой змеи, что ищет он одну хорошую девушку. Просто замечательную.
  -- Подвезешь меня? - попросил Эдгар, отвернувшись от невесты.
   Не сказав "до свидания", друг сел в машину. Оксанка высокомерно вздернула голову и ушла.
  -- Давай отвезу, - согласился Федор. - Только по-быстрому. У меня мало времени. Куда тебя?
   Он завел машину и выехал на дорогу.
  -- Даже и не знаю, - расстроенно ответил Эдька. - Домой мне нельзя. С отцом я в ссоре.
  -- Я думал, помирились. Ведь Ипполит Сергеевич согласился на помолвку и даже приехал на неё.
  -- Да, согласился, - уныло отозвался Эдька. - Но папа провел свой тест.
  -- Ну и что?
  -- Оксанка попросила кольцо с бриллиантом.
   Федька засмеялся:
  -- Забраковал Ипполит Сергеевич твою длинноногую красавицу. Недостаточно дорогой подарок попросила Оксанка.
  -- Забраковал. Сказал, полета нет у моей невесты, что она полная дура и глупая хищница. И пообещал, что если я не брошу Оксанку, он тоже на такой дуре женится. На красивой стерве. И женился почти. По крайней мере, в дом привел. Кориной зовут.
  -- Так брось Оксанку, - посоветовал друг от души.
  -- Да я вот тоже думаю. Надо бросить. Она не дура. Она еще хуже. Змея. А ты зачем все-таки сюда попал?
  -- Не смейся только, - ответил Федька. - Я ищу одну девушку. Пытался найти через адресный стол. Она в этом доме вроде как живет.
   Он кивнул на дом, в который ушла Оксанка.
  -- А как зовут?
  -- Юлька.
  -- Сестра Оксанки, что ли? - удивился Эдька. - Ты с ней еще с нашей помолвки умотался.
  -- А как у твоей Оксанки фамилия? - насторожился Федор.
  -- Полоскова.
   Федор стал разворачивать машину.
  -- Ты куда?
  -- Назад. К Юльке. Она мне очень нужна.
  -- Да её там нет. Не живет Юлька с сестрой. Не уживаются они вместе. Они совсем разные.
  -- А где может быть Юлька?
  -- Скорее всего, у своей подруги. В пансионате "Серебряный иней".
  -- Что?
  -- Да, она там вроде работает.
   Федор захохотал. Все ему стало ясно: и с исчезновением Юльки, и откуда она могла взять одежду.
  -- А ларчик просто открывался, - проговорил он.
  -- Что? - не понял Эдька.
  -- Знаешь, Эдь, я потом все тебе объясню. Сейчас мне надо на место старой работы. А потом я поеду в пансионат искать Юльку.
  -- А возьми меня с собой, - попросил Эдгар.- У меня есть немного денег. Переночую сегодня в пансионате. А потом с отцом примирюсь. Прав был старый черт.
  -- Это ты о невесте?
  -- О ней.
  -- Едем.
   Но судьба никак не давала возможности им быстро доехать. Заглохла окончательно машина. Федор все бросил, пересел на такси, а Эдька обещал доставить машину на сервис. Потом он, сказал, что возьмет свою машину и заедет за Федором, а потом уж в "Серебряный иней".
  -- Не арестовал еще Ипполит Сергеевич машину-то? - весело осведомился Федор.
  -- Нет, - засмеялся Федька. - Сроку дал неделю. Приказал найти работу, а если не найду, то заберет.
  -- В самом деле, Эдь, ты же умный мужик. Правильно говорит Ипполит Сергеевич. Работай.
  -- Да что-то настроения не было, - ответил друг.
  -- Да сколько можно зависеть от настроения.
  -- Знаешь, вот раньше мама была, мне и работать хотелось. Хоть папаша при ней деньги давал мне без ограничений. Мама так мной гордилась, когда я начал отцу помогать... А сейчас даже не пойму, в чем дело.
  -- Знаешь, Эдь, у тебя нет цели в жизни. Вот у меня сын есть... Надо растить...
  -- Нет у меня никакой цели, - согласился тот. - Некому мной погордиться. Просто поговорить, пожалеть некому...
   Рана от смерти матери у друга была гораздо глубже, чем думали окружающие...
   Сотрудников якобы ликвидированного филиала "Орлофф", в самом деле, собирал представитель корпорации "Орлофф", только не сам хозяин, а его дочь, удивительно красивая белокурая женщина по имени Елена. Елена Дмитриевна Орлова. Она объявила, что слухи о роспуске компании не обоснованы, что филиал продолжит свою работу. Но, женщина окинула холодным волевым взглядом собравшихся мужчин, меняется исполнительный директор. Она назвала новое имя - Зацепин Виктор, представила его. Вскоре женщина, объявив, кто из сотрудников продолжает работу, кто уволен, отпустила всех, попросив остаться Саевского Федора. Федьке было обидно, что его фамилия не прозвучала в числе оставленных сотрудников, но и в числе уволенных его тоже не было. Однако дальнейшие слова Елены Дмитриевны обрадовали Федора.
  -- Нам очень жаль с вами расставаться, - говорила она. - Мы сначала планировали вас оставить вас во главе одного из торговых комплексов. Но позвонил Юрий Петрович Милославский, он давно знаком с моим отцом, Юрий Петрович очень просил вас уступить ему. Вы согласны перейти к нему? Исполнительным директором? Подождите, не спешите отвечать. Разрешите, я выскажу свое мнение. Мне хоть и жалко терять хорошего работника, но вам лучше согласиться. Я как деловой человек вам говорю: там у вас перспектив больше, вам практически придется вести всю деятельность самому. Милославский был болен, перенес серьезную операцию. Но теперь идет на поправку... Планы у него были грандиозные... Я ему звонила. Через месяц вы должны приступить у него к работе. А пока помогите Виктору Зацепину войти в курс дела...И, пожалуйста, получите деньги. Я уже в курсе, что за этот месяц вам ничего не перечислили. Простой был не по вашей вине.
   Известие, честно говоря, обрадовало Федора. И деньги появились, а работа. А пока он и Эдгар поехали в пансионат с холодным названием " Серебряный иней"
  -- Знаешь, - говорил Эдька, - я там, пожалуй, перекантуюсь несколько дней. Насколько хватит денег.
  -- А потом?
  -- А потом или с Оксанкой придется мириться, или с отцом.
  -- А из-за чего с невестой-то поссорился?
  -- Предложил ей расписаться без торжества. Папа денежный ручеек прикрыл. А ей не понравилось. Ты прав, в Оксанке ничего нет, кроме внешности.
  -- Давно тебе говорил, что она больше на твоего отца рассчитывала, чем на тебя.
   Эдька не ответил.
   Федор и Эдгар приехали, вышли из машины.
   Юлька увидела их и спряталась за могучие деревья. Эдгар и Федор направились в пансионат, не заметив Юльки. Та постояла немного, было холодно. Да и чего прятаться! Юлька потихоньку пошла в здание. Внизу стоял шум. Дежурная сама не смогла уладить вопроса: она не могла понять, что требуют эти два такие вежливые с виду посетителя. Утверждают, что две недели назад у них пропали здесь часы. Златка, как назло, была в отъезде. Юлия Юрьевна куда-то вышла. И дежурная взяла сотовый телефон, позвонила Злате Андреевне. Златка возвращалась, она и Мишаня уже подъезжали к воротам. Но, слава Богу, еще раньше появилась Юлия Юрьевна.
  -- Федь! Хватит врать, - сказала она, подойдя к столику дежурной и глядя в глаза Федьки. - Я не верю ни одному слову. Не пропадали у тебя часы.
  -- И правильно делаешь, что не веришь.
   Мужчин подошел и к удивлению дежурной обнял и поцеловал Юлию Юрьевну. Но персонал был воспитан Златкой в строгости. Ни один мускул не дрогнул на лице дежурной. Тут вбежала и обеспокоенная телефонным звонком Златка. Подруга Юльки была слегка полноватая, но хорошенькая, как куколка. Лицо ласковое, доброе. Почему-то при виде её мужчины сразу начинали мечтать о семье и детях. Вот и Эдька посмотрел на очаровательную Златку, вспомнил свою умершую мать и моментально пропал. Он мигом забыл свою голливудскую длинноногую красавицу Оксанку. Стоял и, замерев, смотрел. Златка тихо засмеялась. А Федор, обнимая Юльку, окликнул друга:
  -- Эдька! Ты что! Уснул?
  -- Нет. Я просто думаю, где взять веревку и потолще. У вас случайно нет? - он обратился к Юльке.
  -- Нет, - удивленно ответила девушка. - А зачем она?
  -- Очень, очень надо!
  -- У нас есть, у нас, - это прокричали две одинаковые девочки с озорными лицами, выбежавшие откуда-то из глубины пансионата.
   Озорницы давно приготовили эту веревку, поколдовали над ней и мечтали связать Юльку и Федьку. Они в окошко наблюдали, как приехал Федор, как заспешила следом Юлька.
  -- Пойдем и свяжем их, - предложила Ринка. - Если они, конечно, стоят рядом. Вот так незаметно подойдем и свяжем.
   Юлька и Федор не только стояли рядом, Федька обнимал Юльку. И девчонки поняли: наступил их звездный час. Заговоренная веревочка свяжет сейчас навсегда влюбленные сердца. Но Эдгар выхватил у них веревку, однако он подошел к Златке и сказал:
  -- Извините меня, но иначе я не могу поступить. Иначе я буду ругать себя всю оставшуюся жизнь.
   И связал заговоренной веревкой руки: свою правую, Златкину левую.
  -- Федь, - сказал он. - Я только что бросил Оксанку.
  -- Мамочки! - воскликнула Юлька. - Нам не жить. Оксанка сожрет нас всех.
   Так Федор нашел Юльку. А Эдгар повстречал свою судьбу - Златку. А озорницы стонали, что у них отобрали заговоренную веревку, которую они протащили через обручальное кольцо. Эта веревка связывает людей навсегда. Со Златкой теперь все в порядке. Никуда она не денется от Эдьки. А вот Федьку и Юльку надо как-то соединить. А то у них опять ума хватит разбежаться в разные стороны.
  -- Да не надо нам веревки, - сказал Федор, - я сам Юльку теперь не отпущу.

..Имя ему дал дедушка. Алексей, Алешка...

   Утро было хмурое, низко висели тучи, из которых валил тяжелый мокрый снег. Казалось, что на земле наступили вечные сумерки. День был совсем короткий. Солнце всходило ненадолго, в три часа дня оно уже падало за кроны близ стоящего леса. Так всегда в декабре. Но какое это имело значение, если Юлька влюбилась. Ведь на свете живет Федька Саевский! А к вечеру грянул еще и сильный мороз, наступил холод. Ну и что. Декабрь - зимний месяц. А Юлька любила Федьку.
   Женщина окинула внимательным глазом свои владения. Её детище - пансионат. Её и Златки. Папа посмотрел цифры, пансионат принес в этот год неплохую прибыль, и решил подождать с продажей. Но скоро Златке придется все равно одной работать. Юлька любит это место, но в её жизни ожидаются большие изменения. И молодая женщина им рада. Федька сказал, что он подал на развод. Он никогда не любил жену, женился в свое время по глупости, да еще из-за ребенка, который должен был появиться на свет, но так и не родился в тот год. Сын у Феди появился гораздо позже...
   Эмма на десять лет была старше своего избранника. Она в то время была очень эффектной женщиной, прекрасно выглядела, и к тому же была первой женщиной в жизни Федора. Первый раз Федор сказал, что женится на ней, когда ему было семнадцать лет. Но тогда был жив его отец, и тот на это прореагировал следующим образом, пару раз обронив крепкое словцо:
  -- Женилка еще не выросла, и в бабах еще не умеешь разбираться, - сказал он и быстро приостановил женитьбу.
   Но отец через два года умер, и Федька женился. Мама была добрая, но характер был слабоват. А в те дни Федька был влюблен и слушался более опытную Эмму. Других женщин у него не было. А тут оказалось, что Эмма еще и беременна. От Федора. Она быстро наладила свою свадьбу с молодым человеком. Федор не решился заранее сообщить матери о своем предстоящем браке, знал, что мать не обрадуется, Эмма поддержала его в этом решении. И Валентину Ивановну, мать Федьки, привезли непосредственно на свадьбу, о которой та узнала только накануне. Валентина Ивановна плакала, вспоминала отца, просила сына не спешить, но Федору, который и сам начинал жалеть о принятом решении, было неудобно перед Эммой. Да и ребенок должен был появиться на свет через семь месяцев. Матери ничего не удалось изменить. Свадьба состоялась, но Валентина Ивановна взяла с сына слово, что он не бросит институт, в который только поступил. Вот так первокурсник Федор Саевский женился. Жили всегда они с Эммой порознь: он в общежитии института, Эмма недалеко от Соловушкина, в деревне Ошкуркино, вместе с дочерью Ярославой. Беременность немолодой Федькиной жены завершилась выкидышем. А Федор, попав в веселое студенческое братство, верности жене не хранил ни дня. Тогда-то он и понял, что нисколько не любил Эмму, просто эта женщина давала ему физическую близость. Теперь он знал, что есть женщины не только моложе, но и лучше её, и опытнее, и умелее. Вот тогда-то он и понял, что не любит жену нисколько. К Эмме его больше не тянуло.
   После института карьера пошла в гору. Этому способствовал случай. Федор как-то проводил лето на Алтае. Там он познакомился с молодым американцем Георгом Игл. Оказалось у его отца крупная корпорация, чей филиал есть и в А-ке. Георг рекомендовал Саевского, и Федор начал свою деятельность. С женой практически не виделся, не хотел с ней и физической близости. Но потом черт снова попутал Федора. Он решил развестись. Ему было двадцать шесть лет. Эмма не возражала, брака, как такового не было. Федор приехал обговорить вопросы развода к Эмме. Та приняла его доброжелательно, усадила за стол, выпили, закусили, и Эмма предложила попрощаться. Прощание состоялось. Перед судом, который их должен был развести, Эмма показала справку о беременности.
  -- Мальчик у нас будет, - сказала она.
   И суд отказал Федору в разводе.
   Родился Илюшка. Хоть и любил Федор детей, но сначала никакой отцовской нежности к малышу не чувствовал. Он бы, может, полюбил бы мальчика, привязался бы к нему, если бы жил вместе с Эммой. Но мужчина бывал только наездами. Зато в материальном плане было все в порядке. Чувствуя вину, что мало любит сына, Федор всегда давал Эмме приличные суммы денег. Вот такое нелепое отношение было у Федора к своему ребенку, такая несуразная семья у них получилась. Ответственности мужчина с себя он не снимал, заботился, а в душе было пусто. Это замечала и мать Федора, но считала виноватой во всем Эмму. "Души она тебя лишила", - говорила мать сыну. Федор не отвечал. Он сам удивлялся своим чувствам. У него даже с Ярой всегда были замечательные отношения, любил он дочь жены. А за сына только чувствовал ответственность. Рождение сына не изменило ничего в отношениях Федора и Эммы. Они по-прежнему жили в разных домах, только теперь Федор чаще теперь видел Эмму, сына он навещал регулярно, потому что считал это нужным. Вот Эмма и вообразила, что можно наладить семейную жизнь. Однако в одну постель Федор с Эммой больше ни разу не ложился. Хватит. Уже хорошо обжегся. А Эмма, имея постоянно на руках деньги, начала попивать после рождения мальчика. Хорошо, что была уже подросшая Яра. Она и мать гоняла, и присматривала за Илюшкой. Мальчик рос тихий и ласковый, как котенок, радовался приездам отца. Федор с чувством вины брал мальчика на руки, ощущая ставшей привычной пустоту, и понимал, что сложившееся положение неестественное. Да, пусть он плохой отец, не рассказывает всем окружающим, не хвастается, как многие его друзья, какой у него замечательный сын, но надо забирать мальчика от пьющей матери. Бабушка согласна была присматривать за мальчиком, однако неожиданно начала болеть. Один за другим последовали несколько сердечных приступов. Вот тогда и задумался Федор о новой женитьбе. Нужна была такая женщина, которая полюбит его и Илюшку, и он, Федор, её будет любить. Легко мечтать, но как в жизнь воплотить? Юлька, когда он познакомился с ней, не тянула на роль матери для Илюшки, Томка подходила больше. Но Федора потянуло к Юльке с неодолимой силой, он даже немного испугался подобных чувств. А потом она как-то сказала, что любит детей, что у неё их будет много. И он решил ей все рассказать о сыне, не говорить только о своих чувствах к ребенку. Юлька знала о существовании Эммы, но не знала о мальчике. Томка забыла донести в свое время. Но сначала Федор вторично подал на развод. Теперь его ничто не должно остановить. Он разведется и предложит Юльке стать его женой и матерью сыну. Мужчина был уверен, что Юльку это не испугает, она полюбит его мальчика. Пока сын пусть поживет у бабушки. Эмма неожиданно быстро согласилась на развод. Но сына просила оставить ей. А Федор может его брать, когда захочет. Она даже бросила пить. Федор не согласился, сына он жене не оставил. Рассказал все Юльке. Юлька ответила именно так, как он и думал:
  -- Федь, я люблю тебя, значит, буду любить и твоего мальчика.
   Все было хорошо. Федор поверил ей. Полюбив Юльку, он стал чувствовать нежность и к Илюшке. Может, права была мать, говоря, что Эмма лишила его всех чувств.
   А Юлька влюбилась. Влюбилась раз и навсегда. Они с Федькой уже вместе почти два месяца. Так и живут в том небольшом номере при пансионате. Но скоро будет готова Юлькина квартира, вернется папа, Липочка, и тогда старшая дочь объявит об изменениях в своей жизни. Федору расскажет, чья она дочь, покажет их будущую квартиру, там есть место и для Илюшки. Молодец папка, что велел дочери купить и себе большую квартиру. Юлька даже специальный детский диванчик поставила в одну из спален. А потом она познакомит Федю с папой. Дочь уже намекала отцу на предстоящие изменения в своей жизни. Но папе рекомендовали побыть еще месяц в санатории. Девочки учились хорошо, у Юльки тоже было все замечательно, и папа с Липочкой остались. Двойняшки жили в пансионате пока и помогали Юльке хранить её секрет. Пусть для папы и Липочки будет сюрприз про Федю. Федя завершал дела на старом месте работы. Скоро он будет работать у папы. И Юлькино непосредственное участие в бизнесе отца близится к концу, вот тогда Федор и узнает, кто просил его принять на работу к Милославскому. Все просто чудесно. А еще одно есть чудо - скоро Юля скажет об этом Федьке - она ждет ребенка. Но скажет эти слова лишь после того, как Федька сделает ей официальное предложение. Пусть не думает, что она его тоже ловит на ребенка. Юлька просто любит Федьку. Она сегодня расскажет ему сказку, что слышала от прабабушки-ведуньи... Сказка про любовь Эфиры и Ветерка... Это означает, что Федька стал частью её жизни...
  -- Юлька, - окликнула её Златка, - что сияешь? Какая причина.
  -- Причина простая, - засмеялась счастливая женщина. - На свете есть человек по имени Федор Саевский. Я его очень люблю!
   Лицо Златки стало настороженным, но подруга ничего не успела сказать. Юлька громко закричала:
  -- Златка! Я за него выйду замуж! Златка, я такая счастливая! Но почему ты не радуешься?
  -- Я рада, честно. Только.... Ты не спешишь?
  -- Нет! Нисколечко! Я на днях встречаюсь с Федей у папы. Я наконец-то нашла ему надежного помощника и зятя.
  -- А-а-а, - опять протянула Златка. - Но все же не спеши. Юль, с тобой хочет поговорить женщина из третьей комнаты.
  -- Какие-нибудь проблемы?
  -- Не знаю, но она приехала вчера с ребенком, вроде все им понравилось. Такая молодая мама. А ребеночек уже года три. Умненький такой, ласковый, как котенок. Что-то они сегодня именно тебя требуют.
  -- Ну и что! Ну и поговорю. Самое главное, Златка, что я люблю Федьку. А остальное - чушь.
  -- Иди, - улыбнулась подруга. - И дай Бог, чтобы твои слова оказались правдой. Что-то мне неспокойно.
   Юлька направилась в свой кабинет.
  -- Зови даму.
  -- Она там уже, сидит в холле, ждет тебя.
  -- Хорошо!
  -- Юль, - окликнула Златка, - как ты сказала фамилия Федьки.
  -- Саевский. Ты же знаешь.
   Златка не ответила, она тихо пошла следом за подругой. В холле сидела приятная молодая женщина, что там молодая, совсем юная, лет двадцати или даже моложе, она была сильно накрашена, это мешало определить возраст. С ней был мальчик, лет трех.
  -- Заходите, - Юлька сделала приглашающий жест.
  -- Пойдем, Илюшенька, - женщина ласково взяла мальчика за руку.
   Юлька почувствовала неосознанную тревогу. Женщина вошла следом в кабинет и задала странный вопрос:
  -- Вам нравится этот мальчик?
  -- Да, - удивилась Юлька.
  -- Благодаря вам, он остается без отца. Я жена Федора Саевского. Меня зовут Эмма, - женщина почему-то сделала акцент на своем имени. .
   Повисло молчание. В голове Юльки неслись мысли: "Я думала, что жена Феди гораздо старше".
  -- Но вы сами согласились на развод, - сказала Юлька.
  -- Да. Мне пришлось это сделать. Федор очень увлечен вами. Он ничего не слышит и не видит. Потерял голову. И если бы я не согласилась, он все равно ушел бы.
  -- А что от меня вам надо?
  -- Буду откровенна. Я не хочу терять мужа. Не скрою, не из-за огромной любви к сыну. Мне нужен муж. Замужней женщиной быть удобно.
  -- А что от меня-то надо?
  -- Я решила вам сказать все честно. Если Федор со мной разведется, этот мальчик, - она указала на притихшего ребенка, - будет воспитываться в детдоме. Поверьте мне. Я сделаю это так.
  -- Но у мальчика есть отец, - робко возразила Юлька.
  -- Есть, - согласилась дама.
  -- Он не отдаст сына в детдом. Мы заберем его к себе.
  -- Но до этого ребенок хватит прелестей детдома. Я понимаю, что вы можете все рассказать Федору. Но если он узнает о нашем разговоре или придет на развод, да еще с вами, то я сделаю так, что жизнь ребенка оборвется. У Федора больше не будет сына. Пусть меня осудят, но и вам счастья не будет. Не сможет Федя жить с вами, когда узнает, что вы виновны в смерти его сына.
  -- Вы страшная женщина. Вы поставили жизнь ребенка...
  -- Я замужняя женщина и хочу быть замужней состоятельной женщиной, у которой муж имеет приличную зарплату. А тем более Федор вскоре выходит на работу к самому Милославскому.
  -- А вы уверены, что его туда возьмут? - задала вопрос Юлька.
  -- Уверена. Вы не помешаете. Я даже знаю, что вы его рекомендовали. Не спрашивайте, откуда. Все равно не скажу. Федор - хороший специалист. Милославский и сам его уже не отпустит.
  -- Так, - протянула Юлька.
  -- Я ухожу, - поднялась дама. - Надеюсь, что завтра вечерние новости не покажут катастрофу, в которой погиб ребенок Федора Саевского, а жена его чудом выжила.
   Женщина встала. Мальчик подбежал к Юльке и протянул ей конфетку. В памяти зазвучали слова Федора:
  -- Илюшка у меня ласковый, как котенок.
  -- Правильно, Илюшенька, - сказала красивая молодая жена Федора. - Пусть тетя хранит эту конфетку, она ей очень будет нужна, особенно, когда узнает, что с тобой случилось. Но если тетя подумает, прежде чем стать женой твоего папы, то ты можешь жить хорошо, и с папой при этом. Да, спасибо вам за отдых. Мы покидаем ваш замечательный пансионат. Нам здесь понравилось.
   Женщина с ребенком ушли. Через пять минут их забрала машина. Юльке показалось, что за тонированными стеклами мелькнуло лицо Корины. Она отмахнулась от этого видения. Злата нашла подругу в странном оцепенении. Юлька не плакала, она стояла у окна и медленно раскачивалась.
  -- Юленька, дорогая, что с тобой? - бросилась к ней Златка.
  -- Все, - ответила та посеревшими губами. - Все. Просто все кончилось. Кончилось в один момент.
  -- Что-то с Федькой? - испугалась Злата.
  -- Нет, Федька по-прежнему живет. Нет больше Юльки. Злата, родненькая, помоги. Вот передай Федору...
   Вошел Эдгар.
  -- Девочки, что случилось? Юль, тебя опять обидела Оксанка? Я видел, она зачем-то подъезжали к пансионату вместе с Кориной. Наверно, по мою душу, но я спрятался от них. Папаша мне недавно звонил, велел домой явиться...
   Но Юлька пропустила эти слова мимо ушей. Её мозг отчаянно заработал, и решал он одну проблему: как спасти сына Феди, ласкового малыша с конфетой в руке.
  -- Эдька, ты говорил, что всю жизнь будешь благодарен мне за Златку? - спросила она.
  -- Говорил.
  -- Ребята! Помогите мне бросить Федьку, - выпалила Юлька и отчаянно заплакала.
   Златка не знала, как реагировать.
  -- Ты что? - Эдгар замахал руками.
   Буквально через пять минут Юлька взяла себя в руки. Больше никто не видел её слез. Но и не было прежней Юльки. Стояла спокойная, лишенная души женщина.
  -- Скажи Федьке, Злат, что я улетела с Эдькой твоим за границу. Вы же все равно завтра улетите. А я исчезну уже сегодня. Пусть Федька думает, что я ему изменила.
  -- Юль! Что случилось? - наконец-то прорезался голос у Златки. - Что ты нам предлагаешь такое?
  -- Случилось, Злат, случилось. Не спрашивай, говорить все равно не буду. Знаю одно: мне надо расстаться с Федором. Это самое лучшее для него, что я могу сделать. Он потом будет благодарен мне.
   Юлька была такой убитой, такой несчастной, и Златка согласилась помочь. Эдька неодобрительно молчал. Потом сказал:
  -- Федька - мой друг. Я не буду врать. Я никогда не скажу, что увел его девушку.
  -- Тогда притворись, что ничего не знаешь, - попросила Юлька. - Или просто молчи. Златка сама скажет.
  -- Только знаешь, Юль, - предложила Златка, - давай скажем, что приехал Геннадий. В это легче поверить.
  -- Мне все равно, пусть Геннадий, - ответила Юлька. - Не судьба мне быть счастливой. Значит, я уехала с Геннадием, моей бывшей... моей бывшей...
   Но не могла она выговорить слово "любовью", не любила она Геннадия ни капельки, никогда не любила.
   Эдгар согласился промолчать. Тем более, вечером Федор не вернулся в пансионат, он уехал на несколько дней по делам. Златка и Эдька утром улетели в Египет на две недели. Юлька оставила в пансионате вместо себя главного администратора, забрала озорниц и уехала в квартиру. Девчонок она предупредила, что порвала с Федором окончательно, больше о нем не говорить, ничего не сообщать. И если они проболтаются, где живет Юлька, ей придется уехать из этого города. Вид старшей сестры был настолько замученный и решительный, что озорницы притихли. Ничего даже не сказали вернувшимся вечером матери и отцу. И не до этого было. Они с гордостью показывали родителям новое жилье. Юлька устало улыбалась.
  -- Устала, дочка? - спросил отец.
  -- Устала, пап, - ответила она. - Можно, я исчезну на недельку. Отдохну.
  -- Можно.
   На другой день Юлька зашла к врачу, тот посмотрел на будущую маму и на всякий случай поместил её в больницу. Юлька равнодушно согласилась. Отцу и Липочке позвонила, что улетела на недельку в Питер, чтобы развеется.
   Встреча Федора с отцом Юльки Юрием Милославским состоялась без неё на другой день. Предложенный дочерью кандидат вполне устроил Юрия Петровича. По просьбе дочери он не сказал, что его рекомендовала Юлька.
   Усталый вид дочери не давал покоя Юрия Петровича. Он уже неделю встревожено ждал от неё звонка. Юлька позвонила и утверждала, что все в порядке. В пятницу она прилетит назад, сразу поедет в пансионат, там какие-то проблемы. А Златки еще нет.
   Федор в пансионате уже больше не жил. Он пытался найти Юльку, не мог понять, что случилось. Позвонил Эдгару, тот не стал ничего говорить. Врала вместо него Златка. Она-то и рассказала Федору про Геннадия. Там было все правдой, кроме одного - не помирилась Юлька с Геннадием. Никогда этого не будет. И не потому, что Геннадий предпочел ей другую. Юлька любила только Федора.
   Подошли к концу две недели, вернулась Златка с Эдгаром. Загоревшие, счастливые. Они надеялись, что Юлька помирилась с Федором. Оказалось не так. Юлька встретила их в пансионате. Внешне она была абсолютна спокойна. Но в душе поселилась большая тревога. Начал побаливать живот. Надо опять в больницу.
  -- Нам Федька вчера звонил, - говорила вернувшаяся Златка. - А мы сделали вид, что ничего не знаем про тебя нового.
  -- Вот и дальше делайте вид, что вам ничего неизвестно про меня, - решительно проговорила Юлька. - А я ухожу из пансионата.
  -- Как же я одна? - растерянно спросила Златка.
  -- Ты сколько раз оставалась одна, - ответила Юлька. - Тебе не привыкать.
  -- Но я знала, что ты рядом, в любой момент выручишь.
  -- Теперь есть Эдгар. Оформляй его. Поможет тебе с расчетами. Эдь, берись серьезно за работу.
  -- Да я и так помогаю, - ответил мужчина.
  -- А теперь делай это за деньги! Или еще не все запасы промотал?
  -- Все! - признался Эдгар. - Пусто на карточке.
   Юлька оформила документы на Эдгара, подписала трудовой договор. Эдька с радостью согласился на предложенную работу. Но тоже спросил, что сказать Федору. Тот опять звонил, спрашивал про Юльку.
  -- Я выхожу замуж, - ответила Юлька.
  -- За кого.
  -- За Геннадия. Сами знаете.
   Златка не поверила.
  -- Знаю, что врешь! - сказала она. - Я же это сама придумала.
  -- Как хочешь, верь или нет, - сказала Юлька равнодушно. - Но с завтрашнего дня меня в пансионате не будет. А сегодня сюда приедет папа с Липочкой и девчонками. С ним обговорите условия аренды.
  -- Какой аренды? - не поняла Златка.
  -- Пансионата. Папа давно хочет избавиться от пансионата. Я ему теперь не помощник. Я предложила ему, чтобы он вам сдавал пансионат в аренду. Вам это выгоднее будет. Так что думайте, ребята.
   Эдька такому предложению обрадовался. А Златка робко спросила:
  -- Юль! А может, останешься. Я же знаю, ты наврала про замужество.
  -- Наврала, - убито согласилась подруга и неожиданно улыбнулась: - Злат, я в больницу опять ложусь.
  -- Не поняла! Ты заболела? Но чему тогда ты радуешься?
  -- Я на сохранение ложусь. Беременна я. Ребеночек у меня будет. Понимаешь, не до пансионата мне теперь. Я скоро стану мамой!
  -- А отец...
  -- Я стану мамой, - повторила Юлька, предупреждая все вопросы....
   В ожидании родных людей Юлька вышла на улицу, к любимым елкам. Хмурое низкое небо казалось, давило. Женщина глянула в даль леса, который рос на окружающих холмах. Неожиданно косой луч солнца разрезал тучи, солнце осветило лес, стоящий на холмах. Юлька замерла. Это была удивительно красивая картина. И светлая! Серый унылый день превратился в праздник. Мириадами звезд зажегся снег. И на душе полегчало. Златка подошла и обняла подругу:
  -- А ты повеселела. Может, простишь Федьку?
  -- Мне не за что его прощать, - ответила Юлька. - Вся его вина в том, что я его люблю, и он меня. Но мы расстались. У него есть ребенок...
  -- Подружка, сколько мужчин уходят от жен, от детей, и обе стороны порой бывают потом счастливы. Ты же Эдгара, считай, привела ко мне нечаянно. И от кого? От собственной сестры.
  -- Эдька в тебя мигом влюбился. Я тут ни при чем. А Оксанка хищница. Но речь не об этом. Я тоже буду счастлива. Я ведь беременна. Я всегда хотела ребеночка.
  -- Помню, ты из-за этого даже как-то поссорилась с Генкой, когда сказала, что мечтаешь о ребенке.
  -- Злат, не надо о нем! - поморщилась Юлька. - Не было Генки в моей жизни. Совсем не было. Понимаешь?
  -- Хорошо, - подруга помолчала. - Но у ребенка должен быть отец.
  -- В том-то и дело, что должен. Ты права.
   Златка не поняла, что означает этот ответ. В это время из подъехавшей машины с визгом высыпали озорницы, сразу закружили Златку, начали что-то ей рассказывать. Юлька осталась стоять на месте.
  -- Что-то все-таки случилось? - Липочка обеспокоено смотрела на осунувшуюся Юльку. - Я чувствовала. Ты не была ни в каком Питере. Девчонки молчат, скрывают что-то. Ты заболела?
  -- Пап. Липочка. Мне будет нужна ваша помощь... - Юлька искала нужные слова, потом махнула рукой и просто сказала: - В общем, я беременна.
   Отец нахмурился.
  -- Пап! - уныло проговорила дочь. - Ты считаешь, что не надо ребенка, что мне надо сделать аборт?
  -- История повторяется, - непонятно произнес отец. - Не умерла наша жрица свободной любви... Опять рожает детей...
  -- Да, - откликнулась Липочка. - Только двадцать пять лет назад ты не знал, что Маша беременна.
  -- А любил я тебя. А Маша любила и рожала детей...
   Юлька смотрела на них. Папка встал рядом. Только сейчас Юлька поняла, что была рождена нелюбимой женщиной, а папка очень сильно любит свою дочь. Так Федька, наверно, любит своего мальчика. И это нормально. Как все запуталось!
  -- Пап! А если бы пришлось тебе выбирать между любимой женщиной и ребенком, кого бы ты выбрал? - вырвалось у Юльки.
   Папка молчал. Ответила Липочка:
  -- Юль, зачем спрашивать? Папа бы выбрал тебя. И это естественно. Дети...
  -- Ладно, пап, не бери в голову, - хмуро сказала дочь. - Я взрослая. Сама выпутаюсь. Спасибо тебе за все. Ты когда-то спас меня от улицы, от наркотиков, проституции. Ты исполнил свой долг. Сколько можно тебе преподносить сюрпризы. Сначала я со своими проблемами, теперь мой ребенок... Ты недавно перенес серьезную операцию... К тебе пришла Липочка... Ты счастлив... Я сама теперь буду жить. Я большая уже девочка.
   Юлька хотела уйти.
  -- Куда? Стоять, - прозвучал голос отца.
   Юлька и не предполагала, что в нем может звучать такая власть. Недаром подчиненные побаиваются его.
  -- Липочка, родная моя, - умоляюще глянула она на добрую тетушку. - Пусть он не ругается на меня...
  -- Я здесь, моя девочка, - сразу откликнулась та и напустилась на мужчину. - Юр, ты испугал её. Ты что? Наша девочка ждет ребенка. Зачем кричишь? Юле нельзя волноваться. Она внука нам носит...
  -- Эх, дочка, дочка, - голос Юрия Петровича стал добрым и усталым. - Я так и не заслужил твоего доверия, твоей благодарности, - говорил отец.
  -- Вот сейчас скажет, что я пошла в маму, не умею думать, - подумала Юлька. - А мама просто была веселая, она всем освещала дорогу, и добрая еще, как и Липочка.
   Молодая женщина не сразу поняла дальнейшие слова отца.
  -- Разве так сообщают о будущих внуках единственному деду. Эх, ты, дочка! Накрыла бы стол, шампанское купила бы. Мы бы сели и сразу за внука выпили. А ты на улице возле пансионата стоишь. Замерзла вся.
   Он обнял дочь. И как много лет назад, Юлька уткнулась в его плечо и заревела. И сразу стало все проще. А тетя Липочка засмеялась. Тут же налетели и озорницы, у которых ушки всегда стояли наготове и слышали все, стали утешать Юльку, ругать папку. Они совсем не боялись его. А он как обожаемый кот, сожравший сметану, жмурился, слушая их, словно его хвалит все прощающая хозяйка.
  -- Пап! Ты зачем нашу Юльку обидел? - закричала Леська.
  -- Почему ругал её? - продолжила Ринка.
  -- Правильно, дочки. Нельзя ругать Юльку, ей скоро быть мамой, - сказала тетя Липочка. - Наша старшая девочка нам внука принесет.
   Внимание сестренок тут же переключилось на Юльку. Визг их взметнулся выше неба.
  -- Мальчика! Ой, как хорошо! Юлечка! Ой, как здорово! Да это просто замечательно! А то мы уж папку с мамой просили, чтобы они нам купили малыша. Чего смеешься? Маме только немного за сорок, могла бы и родить нам братика. Рожают в её возрасте. А теперь Юлька нам родит.
  -- А кто же мой будущий зять? - спросил отец.
   Юлька вскинула строгие глаза. Готовые вырваться слова застряли в горле у озорниц.
  -- А его нет, - сказала дочь.
  -- Это неправда, - закричала Ринка.
  -- Мы знаем, с кем ты встречалась. Не надо обманывать папу.
  -- Того, с кем я встречалась, больше нет.
   Голос Юльки не позволял озорницам назвать имя. Девчонки молчали.
  -- Но имя-то хоть скажи, - попросил отец.
   Папка не должен узнать про Федьку. Пусть он работает с ним. Стоящая тут же Златка неожиданно сказала:
  -- Это Эдгар.
   Двойняшки замолкли моментально. Что-то не сложилось в их кроссворде.
  -- Что? - тетя Липочка лишилась дара слова.
  -- Да вот, - крутилась Злата. - Это было еще до встречи моей и Эдика. Юля с ним встречалась, тайком от Оксанки, а потом они по обоюдному согласию расстались.
  -- Случайно все получилось, - вставила Юлька, благодарная подруге, что та взяла огонь на себя. - Когда Эдька еще был женихом Оксанки...Я и не знала, что беременна...
  -- Я знаю, что Юля не любит Эдгара и никогда не любила, - продолжала Злата. - А ребеночек? Пусть он живет. Его за что не любить? Я простила Эдика. Мы подумали все вместе и решили, что Юля должна рожать.
  -- И Эдгар так решил? - только и спросила Липочка.
  -- Нет, он ничего не знает, - протянула Юлька, не приняв во внимание слова подруги, что они решали все вместе. - Я не хочу, чтобы он знал. Зачем?
  -- Мы только говорили, что Юля беременна. А от кого, не стали уточнять. Эдик не знает.
  -- Не по-человечески это, - сказал отец. - Это неправильно, когда от отцов скрывают их детей.
  -- Пап. Но я хочу, чтобы и Златка была счастлива, - отчаянно выкручивалась дочь. - Она же с Эдгаром встречается теперь...
  -- Ладно, сами разберетесь. А знаешь, Липусь, - папка посмотрел на свою обожаемую помолодевшую новую жену. - А это и хорошо. Юль, пусть у ребенка будет фамилия Милославский, как у меня. Мальчик, говоришь, будет?
  -- Мальчик, - улыбнулась дочь. - Мне в больнице сделали УЗИ. У меня будет маленький Милославский и Юрьевич по отчеству.
  -- Мой внук, мой наследник. Единственный, - гордо проговорил отец.
  -- А мы кто? - закричали озорницы.
  -- Вы? Вы мои обожаемые доченьки. Наследницы денег и состояния. Но жаль, что не фамилии. Выйдите замуж и перестанете быть Милославскими. Юль, я подал документы на удочерение девочек.
  -- Правда? - обрадовалась Юлька.
  -- Правда, - заверили двойняшки. - Так что в городскую школу мы придем уже Милославскими. Идем праздновать.
  -- Идем. Златка, - кивнула Юлька, - пошли, организуем. Сейчас попросим Анюту нам что-нибудь вкусненькое сообразить. И пусть огурцов соленых побольше положит.
  -- Я сейчас, - заторопилась подруга. - Ты оставайся. С родителями побудь. Я сама обо всем договорюсь.
   С ней ушли отец и озорницы. Им тоже нужна была Анюта. Они нечаянно нашли ей очередного Ипполита. Помоложе и поближе. Тетя Липочка и Юлька остались стоять возле могучих елок.
  -- Ну что? - укоризненно покачала головой тетушка. - Доигралась с Федькой?
  -- Да, Липочка. Доигралась, - в глазах Юльки застыли слезы. - Я тебе все честно скажу. Он вернулся к жене.
  -- Врешь, - ответила та. - Я вижу будущие пары. Ты должна быть с Федькой. И ребенок от него! Даже не возражай! Да и Эмму я его знаю. Вернуться к такой дуре... Что-то здесь не то....
  -- Нет, Липочка, нет. Все то. Не получается ничего с Федькой!
  -- Да, дочка, да! Так надо говорить. Получается! Должно получиться! Где Федька? Скажи.
  -- Говорю же, вернулся к жене.
  -- А я не согласна. И когда-нибудь ты убедишься, что я права. Вы все равно будете вместе. Только, может, как я, двадцать лет будешь ждать.
  -- Я и двадцать согласна, - прошептала Юлька.
   Липочка ушла. Юлька подняла голову. Солнце осветило весь лес и тоже, казалось, говорило молодой женщине:
  -- А я тоже не согласно!
   В ночь у Юльки разболелся живот. Она страшно испугалась, что начинается выкидыш. Её отвезли в больницу. Беременность сохранили. Но молодая женщина долго лежала в отделении патологии. Больше она не работала, пансионатом не интересовалась, не знала, как складываются дела у подруги. Никого не хотела видеть, кто мог ей напомнить про Федора. Даже Златку с Эдгаром. На звонки отвечала сжато, нехотя. Её в больнице навещали только папа с Липочкой и двойняшки. Эти люди и помогли Юльке начать вновь радоваться жизни и выносить ребенка. Липочка приносила травяные отвары, от которых молодая женщина успокаивалась. Двойняшки веселили её, но делали значительно больше. Юлька порой физически чувствовала, как Леська с Ринкой удерживают её малыша с ней, не дают ему уйти от мамы в неизвестность. Одно слово, ведьмочки. Молодой женщине часто снился сон. Огромное космическое небо. Яркая светящаяся дорога. По ней робко идет малыш. Он ищет маму. А рядом две одинаковые девочки, только они не хохочут, а ласково и серьезно охраняют малыша, ведут его к Юльке. Малыш устает, плачет, но он должен сам дойти до мамы. Вот он устал, сел. Тут же сели рядом Леська с Ринкой. Обняли его, взяли за руки, подули в лицо, погладили уставшие ножки. Малыш отдохнул и снова пошел к маме. И вот Юлька его уже держит на руках. Усталые, но довольные двойняшки рады не меньше её. Они взмахивают крыльями, да у них есть крылья, и летают по всему небу. К ним силы возвращаются быстро. Нет, они не ведьмочки, они ангелы-хранители.
   В положенный срок молодая женщина родила мальчика. Красивого, крупного, четыре сто, копия - Федька. Забрал дочь из роддома Юрий Петрович. Он же первым взял и малыша на руки. Имя ему тоже дал дедушка. Алексей, Алешка.

...Отец и Липочка разработали план примирения Юльки и Федора...

   Прошел год. Опять стояла снежная холодная зима. Декабрь. Жизнь Юльки давно вошла в ровное русло. Пять месяцев назад она родила мальчика. И вся, всей душой погрузилась в материнство. В этом году она встретит Новый год с Лешенькой. Маленький крошечный мальчик открыл перед молодой женщиной абсолютно новый мир. Она с тихим изумлением и радостью поражалась, как природа могла создать такое совершенство, такое чудо, как её сын. Ладненький, хорошенький мальчик. И очень важный. Он с самого рождения понимал свою значительность. Лежал в своей постельке и сердито сопел, если что ему не нравилось. Он взял все лучшее у своих родителей. А главное, глаза у него были Федькины. Когда возможно стало определить их цвет, Юлька поняла, они будут карие-карие. А реснички длинные-длинные и густые. Бабушка Липочка сказала, разглядев глазки обожаемого внука:
  -- Ну, все девчонки будут твои, Лешенька. Утонешь в твоих глазах.
   Папка, приходя с работы, тут же спешил к дочери, ему обязательно надо было обнять внука, подержать на руках, поцеловать крошечные ручки и ножки, узнать, чему малыш научился за день. Озорницы просто обжали братика, так они его звали.
  -- Племянник, - фыркала Ринка. - Придумали, племянник нам Лешенька. А мы, видите ли, тетушки. Нет уж!
  -- Это слово не подходит к Лешеньке, - вторила Леська. - Племянник! Братик звучит лучше!
  -- Братик наш, Лешенька, - приговаривали сестренки. - Братишечка, братюлечка, мальчик наш.
   А Юлька не возражала. Главное, её мальчика любят все. Все было хорошо в жизни молодой женщины. И когда в памяти против её воли всплывал Федор, то Юлька вызывала другое воспоминание: трехлетний малыш с доверчивыми голубыми глазами протягивает ей конфету. Он тоже заслужил хорошую жизнь, у него должен быть папа.
  -- Лешенька, - шептала сама себе Юлька. - Ты прости меня, сыночек, что растешь, не зная папы, но я хотела спасти твоего братика. У тебя есть мама. А твоего братика мог защитить только папа. И ты, Федь, прости меня. Когда-нибудь ты все узнаешь. А не узнаешь, значит, не судьба.
   Жила Юлька в новой своей квартире. Липочка и отец были очень довольны выбранным вариантом. На их лестничной площадке было три квартиры. Четырехкомнатная, это папина, трехкомнатная - это Юлькина, и однокомнатная. Двери однокомнатной квартиры выходила прямо на лестницу. А Юлькина и папина были напротив друг друга, между ними была большая довольно-таки и темная лестничная площадка. Папка подумал, и вскоре по его решению их две квартиры отгородили от лестниц и лифта дощатой стенкой, сделали дополнительную дверь, тем самым создав изолированный широкий коридор между своими квартирами. В этом коридоре тоже сделали тщательный ремонт, хорошее освещение, а так как двойняшки постоянно бегали к Юльке, порой босиком, то Липочка постелила от одной квартиры до другой ковровую дорожку.
  -- Вот, носитесь теперь, - сказала она дочерям. - Тапочки вам ведь трудно обуть.
   Липочка хотела поставить туда еще и большую пальму, но там был постоянный полумрак, если выключить свет, цветы росли плохо. Папа посмеялся над мечтами жены и привез кучу искусственных цветов. Теперь у Липочки появилась дополнительная забота - вытирать с них пыль.
   Юлька была счастлива, или почти счастлива. И то, что Лешенька по ночам орал, давая спать женщине от силы по полчаса, это было неважно. Главное, у Юльки был сыночек, были сестренки и любящие родители. Она давно в своей душе Липочке отвела место матери.
   Счастлива была и Липочка. Наконец-то она была с любимым человеком. А то, что Юра не развелся до сих пор, ну и что такого. Липочка знала, он никогда не оставит её и девочек. Здоровье Юры налаживалось. Липочка поила его отварами, в травах её научила разбираться Марфа, бабушка-ведунья. И Юрий Петрович приобретал хороший цвет лица, был спокоен, он пока не часто бывал на работе. Все дела вел его новый энергичный помощник. Сидор Петрович был доволен им, Юра тоже. Одно немного расстраивало Липочку. Грустит Юлька. Сама того не замечает. Была веселая, а тут же, раз, и отвлеклась, вспомнила что-то, застыла. Помнит Федьку. Где бы его найти, думала Липочка. Златка утверждала, что не знает. Не знали и девчонки. Они бы давно протрепались или притащили бы его. И вдруг случайная встреча....
   Юрий Петрович попросил жену присутствовать на корпоративе, на Новый год. Липочка долго отказывалась.
  -- Ну куда ты меня повезешь? Куда мне против Корины? Я деревенская, - говорила она. - Ни сказать, ни пройтись не умею.
  -- Ты лучше всех, - смеялся отец. - И все ты умеешь. Я помню, как ты пела с нами в ансамбле в студенческие годы. И на сцене держалась лучше Маши. А голос... Лучше, чем у Корины.
  -- Нет, Юр, - смеялась довольная Липочка. - Корина и Маша музыке учились, а я так, чутьем шла....И про голос ты преувеличил...
  -- Липочка, ты не представляешь, какие порой бывают жены-дуры у начальников, - втолковывала Юлька, - а ты умница. Ты любую беседу умеешь поддержать, не пьешь, пьяная на столе не танцуешь, папа правильно говорит, ты замечательно поешь. И неважно, что ты не училась петь. У тебя природный талант. И ты его не утратила...
   Да Липочка обладала на редкость красивым голосом. Они частенько вдвоем с папой пели. У Юльки замирало сердце в эти минуты, притихали вечно шумные озорницы, даже маленький Лешенька переставал сердито сопеть, вслушивался в красивый голос бабушки и дедушки.
  -- Мам! Поезжай, - наперебой уговаривали девчонки. - И нас возьмите. Пусть нашему папке завидуют все. У него жена красавица. И дочки красавицы...А может, и нас возьмете? Сейчас мы тебе наряд подберем. Ой, и Лешеньку надо взять... Внуком похвастаться...
  -- Ну, без дочек и внучков обойдется папа. А вот жену надо показать. Пусть все видят, какая у папки жена красавица и умница, - завершила спор Юлька.
   Словом, Юлька и девчонки уговорили. И Липочка нехотя поехала с мужем. Но все было хорошо. Липочка понравилась всем гораздо больше Корины. Умная, воспитанная, приятная женщина, всюду рядом с мужем. А когда Липочка спела под караоке, то это довершило то обаяние, что исходило от жены шефа. Все зааплодировали, просили спеть еще. А опоздавший заместитель Юры, тот самый надежный молодой человек, что практически вел все дела Юры, пробился сквозь толпу и в знак признательности поцеловал у женщины руку. Липочка глянула и обомлела. Ей целовал руку Федька, тот самый, что озорницы дочки выбрали в мужья для Юльки, тот самый Федор Саевский, которого Липочка ставила в своих видениях рядом с Юлькой, тот самый, что был отцом их Лешеньки. Саевский то ли узнал Липочку, то ли нет, но говорить ничего не стал и вскоре опять исчез. Липочка даже засомневалась: а вдруг это не он. И только в машине, когда Липочка и Юрий Петрович ехали домой, женщина сказала:
  -- Юр! Как зовут твоего молодого заместителя?
  -- Саевский Федор Дмитриевич.
  -- Это его Юлька тебе нашла?
  -- Его. А что?
  -- Ну, Юлька! Просто и гениально, - засмеялась Липочка.
  -- Липусь, что-то я тебя не понимаю.
  -- Юра! Все просто! А ведь твой заместитель Федор Саевский - отец нашего Лешеньки.
  -- Что? - удивился Юрий Петрович. - Саевский? Не может быть! Он никогда даже намеком не показал, что знает Юлю.
  -- Юлю-то он точно знает. Но знает ли он, что Юля - твоя дочь?
  -- А ведь верно, - подумал минуту Юрий Петрович, - не знает. Юлька не была ни на одном собеседовании, хотя она его нашла.
  -- А ты говорил, что тебе его Орлов рекомендовал.
  -- Да, и Орлов тоже. Но первой сказала о нем Юлька. А потом она легла в больницу, в центральном офисе не появлялась, - отец минуту помолчал и в раздумье произнес: - А ведь наш Лешенька на него похож. Особенно глаза. Теперь-то я понимаю, почему Юлька наотрез отказывается ко мне в центральный офис приезжать.
  -- Знаешь, Юр, - предложила жена, - нам надо им устроить случайную встречу. Юлька его любит. Очень любит.
  -- А он?
  -- Не знаю. Но они должны быть вместе. Я так их вижу.
  -- Как нас, - улыбнулся Юрий Петрович.
  -- Как нас, - подтвердила Липочка. - Даже когда Маша родила от тебя, ты был в моих видениях со мной рядом. Так что позови зачем-нибудь Юльку к себе, в центральный офис. Она к тебе придет, а ты Федора тоже к себе вызови. И посмотришь, любят ли они друг друга. Надо их свести вдвоем.
  -- Надо, - отозвался отец, - и заодно узнать, кто из них решил судьбу мальчишки - расти без отца.
  -- Это Юлька, - в этом Липочка не сомневалась. - Я так думаю, Федор не знает ничего о сыне.
  -- А если Федор знает и не стремится видеть мальчика... - Юрий Петрович замолчал на минуту, потом обескуражено произнес: - Да, но если Федор с Юлей помирятся, то у меня не будет внука.
  -- Куда же он денется? - удивилась Липочка. - Как жили рядом, так и будем жить. Я не отпущу их.
  -- Это все так. Но Федор в первую же неделю нашего Лешеньку перепишет на Саевского Алексея Федоровича. Я знаю его деловую натуру. Ничего не откладывает в дальний ящик.
  -- Но расцветет наша Юлька. Опять станет прежней.
  -- А может они оставят Лешеньку Милославским? - в надежде проговорил отец. - Других нарожают, пусть тех и делают Саевскими, а Лешенька пусть остается Милославским. А, Липусь?
   Липочка засмеялась. И муж, и жена разработали план примирения Юльки и Федора.

...Конечно, ничего этого Юлька и Федор не знали....

   Впервые за долгие пять месяцев Юлька вышла на улицу одна, без своего маленького сыночка. Было непривычно, не хватало родной тяжести на руках, руки сами искали коляску, ухо ловило сердитое сопение. Вместо этого Юлька села за руль. Давно она не водила машину. Липочка просила доехать до папки, он забыл лекарства.
  -- А это очень важно, - говорила тетушка. - Понимаешь, папа не сможет приехать в обед. Его деловой заместитель в командировке. Там где-то какие-то проблемы возникли. А папе обязательно надо выпить этот отвар. Эта та самая наша местная травка, которая спасла нашего папу. Её надо пить обязательно по строгому графику, сегодня как раз тот день. Юлюшка, доченька, отвези папе термос с настоем травки. Пирожков заодно захвати. Горячие. Только испекла. Юра их любит. Я позвонила, он знает, ждет тебя. Понимаешь, его заместитель, тот самый, деловой, уже третий день, как в командировке, - Липочка как вроде нечаянно два раза упомянула, что заместитель папы в командировке. - Папе приходится все самому делать. Не может он вырваться домой на обед. Волнуюсь я за него. А я посижу с Алешенькой. Были бы озорницы дома, они бы быстро бы добрались. Но они только завтра прилетят ночью.
  -- А сама чего не хочешь съездить?
  -- Ты что, - испугалась Липочка. - Я сроду не была в центральном офисе. Там люди умные, а я деревенская....
  -- Знакомая песня. А корпоратив? Деревенская ты наша, очаровала всех. Мне даже Сидор Петрович позвонил, весь в комплиментах рассыпался. До сих пор вспоминают, как вы с папой спели про Костю-моряка. "Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил..." - весело напела племянница.
  -- Так это было в ресторане, там все были с женами, а тут все деловые, в костюмах, - выкручивалась тетушка. - Я боюсь ехать в офис.
  -- Ты? - смеялась Юлька.
  -- Боюсь, боюсь.
  -- А чего? Ты же со многими познакомилась.
  -- А вдруг там Корину встречу? - нашлась Липочка.
  -- Да будет тебе, она собирается за границу с отцом Эдгара. Теперь по магазинам мотается, гардероб обновляет.
  -- А я все равно боюсь. Как вспомню, явилась к Юрику в больницу, орет, меня выгоняет.
  -- Что-то ты тогда не походила на испуганную. И судя по словам охранника, кто-то другой Кору выставил. Да ладно, съезжу, - смилостивилась Юлька. - Готовь свои сумки.
  -- Вот и хорошо, - обрадовалась Липочка. - Только, Юль, ты заодно по пути загляни в парикмахерскую. Я тебя записала на двенадцать. Так на всякий случай. А к двум успеешь папе все привезти.
  -- С этого бы и начинала, - засмеялась Юлька, потрогав рукой свои отросшие волосы, которые она небрежно закалывала крабом на затылке, решив, что у Липочки была другая цель - заставить Юльку привести в порядок свою прическу. - Я, пожалуй, сама за руль сяду. А то навыки потеряю. Да и быстрее получится. Сначала в парикмахерскую, раз ты меня записала, после сразу к папе.
  -- Юль, - робко посоветовала Липочка. - Ты подкрасься.
  -- С чего это вдруг?
  -- Но понимаешь, ты же дочь Юры. Должна держать планку. Пусть все смотрят, какая у Юры дочь красавица, - Липочка повторила слова Юльки, она также её уговаривала недавно.
  -- А то меня там не видели раньше! - засмеялась молодая женщина.
  -- Вот-вот, тогда-то ты не разрешала себе выходить не накрашенной, - гнула свою линию Липочка.
   И вот Юлька за рулем. Права Липочка, надо иногда и без сына прогуляться. Сначала Юлька все-таки завернула в парикмахерскую. Папе лекарство надо было в обед пить. Конечно, Липочка еще с термосом и пирожков сунула. Больше о них беспокоилась. Осторожно, не надо мять. Не остыли бы. Разогретые в микроволновке уже не то... Не поймешь её. Про отвар так не говорила. Из-за этих пирожков Юлька не стала красить волосы, только подстриглась. Глянула на себя в зеркало и осталось довольна. Светлые, опять пепельные волосы стояли пышной шапкой на голове, озорная челка падала на лоб.
  -- Я, кажется, помолодела, - констатировала женщина. - Что же, мне мой новый имидж вполне по душе. И хорошо, что подкрасила глаза. Умничка моя Липочка. Как это озорницы меня называют? А вспомнила! Платиновая блондинка.
   Через тридцать минут молодая женщина подъехала к ограде с вывеской " АОО "Домашний рай". Её машину здесь знали, год назад приходилось бывать здесь частенько, особенно когда заболел папа. Но Юлька не стала заезжать в ворота. Она только отдаст лекарство и сразу назад. Уже соскучилась по Алешеньке. Женщина махнула рукой знакомому охраннику, чтобы ворота не открывал, припарковалась рядом и пошла через узкий вход, кляня узкие сапоги на высоченном каблуке, что купили ей двойняшки. Вот там-то она и столкнулась с Федькой, в самом узком месте. Последний раз она его видела чуть больше года назад. Он не изменился, разве что усталость в глазах появилась. Оба одновременно остановились.
   Юрий Петрович наблюдал из окна и довольно сообщал жене по телефону.
  -- Липусь, твой план сработал. Даже еще лучше, чем мы придумали. Юлька и Федор столкнулись на улице при входе. Стоят, говорят. Никак не разойдутся. Он сюда, и она туда. Он дорогу уступает и она. Остановились опять. Говорят. Знаешь, она его в щеку поцеловала. Он тоже. Руки пожали, да расцепить забыли. Стоят и стоят. Ой, разошлись. Она назад пошла. И он вернулся в офис. Неужели не получилось?
   В голосе Юрия Петровича прозвучала тревога. Жена засмеялась.
  -- Сейчас оба вернутся. Ведь Юлька думает, что везет тебе лекарство в термосе. Ты главное, Федьку карауль, ни его, ни её с территории не выпусти. Зови Федора к себе в кабинет, когда Юлька придет, - давала инструкции жена.
  -- Ой, Липусь, - перебил Юрий Петрович, - возвращается Юлька. И Федька навстречу ей идет. Опять в проходе столкнулась. Опять говорят. Стоят. За руки держатся. О! Разошлись! Опять назад пошли, откуда пришли. Не довезет мне дочь твой чай. А я уже на пирожки настроился.
  -- Довезет. Юлька - человек ответственный, - не согласилась Липочка.
  -- Точно, ты права, моя родная, даже до машины не дошла. Назад идет. Почти бежит. И Федька тоже. Бегом мчится!
  -- Может, они ругаются, - предположила неожиданно Липочка.
  -- Вряд ли. Целуются! Вдвоем повернули в офис. За руки держатся, идут. Я сейчас, Липусь, быстренько прикажу механику машину Юлькину испортить. Не заведется. Пусть Федька везет её домой на своей.
   Конечно, ничего этого Юлька и Федор не знали.
   Юлька вышла из машины и пошла через узкий вход. Пару раз подвернула ногу и пообещала, что никогда больше не наденет этих сапог. От сапог мысли убежали к Лешеньке. Молодая женщина думала, как там её сынок. Сопит сердито на бабушку, он это умеет, сердиться и сопеть, выражая недовольство. И все равно он самый лучший. Юлька, увлеченная мыслями, не заметила идущего навстречу ей мужчины и столкнулась с ним в узком проходе.
  -- Извините, - сказали оба одновременно.
   И оба застыли, узнав друг друга. Юлька отступила вправо, пропуская Федора, тот тоже отступил вправо, Юлька отошла влево, Федька тоже. Так они топотались несколько минут, не отводя глаз друг от друга, словно загипнотизированные. Юлька остановилась. Федор тоже.
  -- Ты так работаешь здесь? - спросила она.
  -- Да. А ты тоже хочешь устроиться сюда?
  -- Нет, я к папе.
  -- А-а-а...
   Федор не обратил внимания на эти слова. Главное он видел Юльку, так внезапно разорвавшую их отношения и исчезнувшую, как только могла исчезать она. Он жадно всматривался в её лицо. Она стала еще красивее. Только не золотистые кудри падают на плечи, а пышная прическа.
   Когда-то Федьке по руке нагадали две озорные ведьмочки-пророчицы, что он встретит свою судьбу, изящную платиновую блондинку, не очень высокую, с голубыми глазами. А он встретил с пшеничными кудрями. Она не стала его судьбой. Исчезла. А эта Юлька платиновая. И он её не отпустит. Это решение Федор принял мгновенно. Он понял, что и Юлька до чертиков рада их встрече!
  -- Ты замужем? - спросил Федор.
  -- Нет. А как ты? Как твои жена, сын?
  -- С ними все в порядке. Я развелся.
  -- Ты развелся? - в голосе Юльки прорезалось удивление.
  -- Да, как и собирался. Я же говорил тебе, что это решенный вопрос.
  -- Но я же ушла от тебя. И ты все равно развелся.
  -- Ну и что. Я не любил никогда Эмму. Она тоже признала, что наши отношения изжили себя.
  -- А как твой мальчик?
  -- Был в порядке. Живет с бабушкой, матерью моей, в деревне. Скоро бабушка его привезет мне. Вот с квартирой только вопрос решу.
  -- Ты видишься с женой?
  -- Нет, - ответил Федор, не понимая, почему это так важно для Юльки. - А почему ты тогда уехала? Год назад...
  -- Федь, прости меня. Наверно, я неправильно поступила, я виновата перед тобой, - Юлька не знала, как и что говорить. Она привстала на цыпочки и поцеловала щеку мужчины: - Всего тебе доброго. И еще раз, прости меня.
   Она развернулась и пошла назад, забыв о термосе, о пирожках, что держала в руках. Развернулся и пошел назад Федор, забыв, куда и зачем он шел. В голове Юльки была одна мысль:
  -- Федя ушел от Эммы, она ничего не сделала ребенку. Мальчика забрал Федя. Зачем я поверила Эмме? Почему я отказалась от Федьки. Какая я дура. А может, вернуться и сказать ему всю правду, сказать про Лешеньку...
   Федор шел и думал:
  -- Я люблю её. Вот увидел, и вновь потянуло к ней. Я ничего не хочу знать о её прошлом, с кем она была этот год. Я хочу быть с ней. Я хочу, чтобы Юлька вернулась ко мне. Мне она нужна.
   Юлька посидела несколько минут в машине. Увидела в своей руке пакет с пирогами и термосом.
  -- Я же папке лекарство везу. Липочка велела успеть к обеду. А я и так проторчала в парикмахерской.
   Она вышла и пошла назад.
  -- Я же шел взять ключи, которые оставил в машине, - думал Федор. - И даже не дошел. Увидел Юльку и все забыл. А может, она еще не ушла?
   Почти бегом он побежал назад, А вдруг Юлька там? Они опять столкнулись в узком проходе. Опять топтались, уступали друг другу дорогу, опять не могли разойтись.
  -- Везет нам сегодня на встречи, - сказала Юлька.
  -- Нам всегда с тобой везло на встречи, - поддержал Федор. - Судьба словно специально нас сталкивает.
  -- Или мы сами этого хотим, - неожиданно сказала Юлька.
  -- А ты зачем сюда пришла? - опять спросил Федор, взяв женщину за руку.
  -- К папе. Лекарство привезла.
  -- Понятно, - опять протянул Федор и опять пропустил информацию мимо ушей. - Юль, а можно я тебе позвоню?
  -- Звони, - кивнула женщина.
  -- Ты номер дай.
  -- Он не менялся.
  -- Я звонил, ты не отвечала.
  -- Я разблокирую телефон со старой сим-картой, - ответила женщина. - Прямо сегодня же. Вернусь домой и разблокирую. Я тоже позвоню. У меня сохранился твой номер. Ну, ладно, я пошла.
  -- Хорошо.
   Федор нехотя выпустил её руку. Счастье опять забрезжило на горизонте. Они пошли дальше, Юлька опять в машину, Федор назад в офис. Юлька не дошла до машины.
  -- Мне же к папке надо. Пироги и так остыли, - вспомнила она.
   Она развернулась и побежала бегом назад. Надо было успеть! Может, Федька не ушел еще далеко? Она успела. Федор спешил ей навстречу. В этот раз он обнял женщину и поцеловал.
  -- Я знал, что ты вернешься.
  -- И я! - выдохнула Юлька.
   Удовлетворенно вздохнул Юрий Петрович и прокомментировал жене:
  -- Липочка! Они идут сюда вместе, рук друг друга не выпускают. Скажи моему внучку, пусть не сопит больше сердито на деда никогда, дед вернул ему папку. Всё, кладу трубку, родная моя, они, кажется, идут ко мне. Буду чай пить с пирожками. Люблю твои пирожки.
   Довольная смеялась тетя Липочка. Она смотрела в окно на зимние тучи и говорила:
  -- Машенька, сестренка моя любимая. Помнишь, как ты говорила, хоть бы наши дети были счастливыми. Вот пусть и будут счастливыми. За Юльку я спокойна, она нашла свою половинку. Еще бы Оксанку твою пристроить. Противная она у тебя, дед её набаловал, но все же она твоя дочь. И я люблю её. А уж наши с Юрой девчонки своего счастья не упустят. За них не беспокойся.
  -- Юлька, я люблю тебя, - говорил Федор.
  -- Я тоже, - отвечала женщина.
   И после этих слов к ним вернулась способность мыслить.
  -- Ты зачем в наш офис? - в третий раз спросил Федька.
  -- Папе лекарство привезла.
  -- А-а-а, вспомнил. Ты уже говорила. Так у тебя отец здесь работает? И я не знал! Пойдем, провожу. А кто твой отец? Знаешь, где его кабинет.
  -- Знаю. Я здесь все знаю! Мой папа - Милославский Юрий Петрович.
  -- Кто? Милославский? А ты ведь Полоскова?
  -- Ты не ослышался, Федь. Твой непосредственный шеф - мой папка любимый. Моя фамилия Милославская, а не Полоскова, как ты думал. Милославская я. Это я просила папу принять тебя на работу.
  -- Так ты и есть та самая решительная дочь Милославского, которая как вроде уехала за границу.
  -- Да.
   Только минут через тридцать Юлька дошла до отца. Тот времени не терял. Юлькина машина перестала заводиться. И когда женщина собралась домой, то Федька стоял уже около её машины. Он договаривался с Юлькой о встрече.
  -- Давай встретимся на нашем месте, возле памятника.
  -- Давай, - согласилась Юлька, думая о том, что придет к памятнику с коляской, в которой будет спать их сынок - Алешенька.
   А машина так не завелась. Юлька чертыхнулась, а Федор был доволен. Вышел Юрий Петрович. Разохался. Пряча улыбку, приказал своему непосредственному заму отвезти домой его старшую дочь. Федор с радостью согласился.
   Юлька не стала отвечать на вопрос Федора, почему она тогда разорвала их отношения.
  -- Я, Федь, дура просто была. Испугалась, - и незаметно перевела разговор на сына Федора. - Растет твой Илюшка? С ним вместе жить не хочешь?
  -- Не знаю, - честно ответил Федор. - Вот он лето был у бабушки, в деревне, я каждый день к нему ездил. А сейчас не успеваю. Покупаем еще одну гостиницу, да в командировки мотался часто.
  -- А сколько лет Илюшке уже?
  -- Пятый годик пошел, - ответил Федор.
  -- Большенький уже.
   Юлька вспомнила малыша, протягивающего ей конфету. На душе стало погано.
  -- Федь, а ты привези сына сюда. Обязательно привези. Пусть с тобой живет.
  -- Привезу, позже, вот найдем еще одного помощника Юрию Петровичу, тогда я чаще буду дома бывать, а то Сидор Петрович категорически ушел на пенсию. Как он один во время болезни Юрия Петровича все тянул, - улыбнулся Федор. - Но это все детали. Главное, ты опять рядом. Когда мы увидимся? Ты опять не исчезнешь?
  -- Нет. Я живу вот здесь, - Юлька показала на дом. - Квартира семьдесят семь. Знаешь, Федь, давай не будем встречаться у памятника. Приходи сам вечером ко мне. Я буду ждать. Мы все тебя будем ждать. Ты даже не звони. Просто приходи.
  -- Приду, - улыбнулся Федор.
   Федор не пришел и не позвонил. Юлька ждала его весь вечер. Сама звонить не стала. Сначала ждала все звонка. Потом, когда Федор так и не появился и не позвонил, поняла, что поздно уже звонить. Не всегда она убегает и исчезает. Вот и Федор тоже... Отец и Липочка молчали, виновато пряча глаза. Опять мелькнула надежда на счастье у дочери и пропала. Саевский Федор неожиданно взял отпуск за свой счет и уехал. Отцу Юльки сказал, что едет к жене. Юрию Петровичу пришлось ответить на вопрос дочери, куда делся Саевский. Вот и думала Юлька, что неправду сказал Федька, не развелся он, раз к Эмме поехал. Еще бы у него такая молодая красивая жена. И ребенок есть!
  -- А чего я хотела? - говорила себе молодая женщина. - Я точно также поступила год назад. Исчезла. Изовралась вся.
   Она убрала в холодильник котлеты, что приготовила для Федора, самой есть не хотелось, пошла купать сына. Тот, чувствуя расстройство матери, раскапризничался, спал плохо ночью, просыпался через двадцать минут. К утру молодая женщина была уставшая, измотанная, но это помогло немного пригасить переживания.

... Она теперь охраняла не только маленького мальчика, а всю семью....

   Юлька и её отец не знали, что после обеда Федору на работу позвонила абсолютно незнакомая женщина и представилась работником детского П-кого приюта.
  -- У вас есть сын Илья, четырех лет?
  -- Есть, - ответил, недоумевая, Федор. - А что случилось?
  -- У нас ваш мальчик. Илья, - говорила незнакомка. - Его привезла мать и бросила у нас три дня назад. Бросила тайком и сбежала. Он сидел на ступеньках и плакал. Мы не оставили ребенка на улице, подобрали. При мальчике нашли документы и написанный от руки отказ. Про мать узнали, что она алкоголичка. Вот теперь по документам разыскали вас. Вам что сын совсем не нужен?
  -- Почему не нужен, - выдавил из себя Федор, плохо понимая, о чем речь. - Но мой сын сейчас должен быть с бабушкой.
  -- Я не знаю, где ваш настоящий сын, но у нас уже несколько дней находится Саевский Илья Федорович, четырех лет отроду, - рассердилась женщина. - И если вам ребенок не нужен, государство о нем позаботится. Мальчик ваш хороший, здоровый, только напуганный. Мы подыщем ему приемную семью. Такого ребенка быстро усыновят.
  -- Что? - закричал Федор. - Что вы говорите? Если это мой сын, я заберу его! Я сейчас же заберу сына. Скажите адрес вашего приюта. Я выезжаю прямо сейчас!
   Оказалось, приют находится в соседнем П-ке. Федор позвонил Милославскому, объяснять не стал, уж больно дикой казалась ему вся эта история, поэтому сказал только, что едет к жене. Но на душе покоя не было, надо ехать в П-к. Мужчина ехал и думал: как так получилось. Может, путаница какая? Ведь малыш должен быть у бабушки, у Валентины Ивановны, в деревне. И позвонить ей не мог Федор. Мобильник у матери сломался две недели назад, а новый сын купил, но никак не мог собраться его отвезти. На работе захлестнули дела. А если честно, он сам себя в них топил, чтобы реже вспоминать Юльку. Мужчина ехал и не знал, куда ему сначала: к матери, может, напутали все-таки, и Илюшка там, с бабушкой, или сразу в приют в соседний город, или к Эмме. И все же он заехал к матери. Дома никого не было. Соседка сказала, что маму опять увезла скорая помощь, еще неделю назад, а Илюшку забрала Эмма. Она куда-то ехала с сыном три дня назад. Трезвая. Соседка в автобусе её видела. Ярка этот год училась за границей. Получалось, что мальчишка остался с пьющей матерью один. Ругнувшись в душе на бабушку, которая не додумалась оставить мальчика трезвым соседям, Федор поехал в П-ский приют. Добрался туда по темноте, поздно ночью. Его не хотели пускать, просили подождать до утра. Говорили, что ему сразу и не отдадут мальчика. Но Федор не отступал. "Вы хоть покажите мне, - просил мужчина. - Мой это Илюшка или нет?" Уговорил. Но, к его ужасу, мальчика в приюте не оказалось. Куда он делся, никто толком не знал. Исчез вчера во время прогулки после обеда.
  -- Что у вас здесь за беспорядки? - раскричался Федор. - Мне звоните, а мальчика сами уже потеряли.
   Сердитая воспитательница зло ответила:
  -- А вы сами, мужчина, на что смотрели, как допустили, чтобы вашего ребенка, как собачонку, таскали туда-сюда? Хочу в приют, хочу беру домой. Удобно устроились.
   Но, глянув на сникшего мужчину, разбудила мальчика постарше, тот сказал, что Илюшка во время прогулки все время плакал, а потом его позвала какая-то тетка. Наверно, Илюшка с ней ушел. Федор похолодел. По словам детей, эта тетя была сильно навеселе, с ней был такой же пьяный мужичонка.
  -- Может, это Эмма, совесть у неё проснулась, - подумал мужчина и сразу же поехал назад, в деревню, к бывшей жене, хотя была уже полночь.
   Начался снегопад. Уставший Федор стал засыпать за рулем.
  -- Так я могу не доехать, - подумал он. - Тогда мой мальчик никому не нужен будет. Но и медлить мне нельзя. Где мой мальчишка? Вдруг его нет у Эммы? Вдруг его увела абсолютно чужая женщина? Это Бог меня наказывает за то, что я мало люблю сына. Мне нельзя попадать в аварии. Надо остановиться.
   Снег повалил огромными хлопьями. Видимости практически не стало. И мужчина остановил машину, пережидая снег. Такой сильный снег обычно идет недолго. Этот снег фактически спас мужчине жизнь. Федор, заглушив мотор, моментально отключился. Он только на минуту закрыл глаза, и тут же увидел Юльку. Она ждала его.
  -- Юлька, я обязательно к тебе приеду, - сказал мужчина.- Только Илюшку найду. Ты верь мне.
  -- Конечно, приезжай, - сказала женщина. - И Илюшку привози. Я жду вас.
   Она подошла и обняла мужчину. Стало хорошо, тепло. Юлька была рядом. Федор проснулся, оттого что какой-то водитель постучал в стекло:
  -- Мужик, ты живой?
  -- Живой, - встрепенулся Федор.
   Снега не было и в помине. Светило уже солнце. Федор глянул на часы. Он проспал несколько часов.
  -- Ну, бывай, - сказал мужчина.
  -- Спасибо, - крикнул Федор.
   Он еле вылез из машины, её почти полностью занесло снегом, раскопал и продолжил путь в деревню.
   Дорога была занесенная, не почищенная. Мужчина потратил еще шесть часов на дорогу. Уже начало темнеть, когда наконец-то он доехал до Ошкуркино, вот показался старый дом Эммы. В доме бывшей жены дым стоял коромыслом. Там гуляли. Где только деньги брали?
  -- Где Илюшка? - вошел решительно Федор.
  -- А, муженек, вспомнил, - заорала пьяная Эмма, - говорила же тебе, разведешься, сынка твоего в детдом сдам. Пусть сиротой растет. Не поверил? Я свои слова держу! В детдом отвезла твоего сыночка. А какой не скажу. Хочешь получить его назад, возвращайся в семью. Для начала денег дай. У нас уже все пусто.
  -- Где Илюшка? - вид Федора был злой. - Если с ним что-то случилось, я тебя, Эмма, убью.
  -- Испугал, - пьяненько рассмеялась бывшая жена.
   Она и её пьяные собутыльники хотели еще водки.
  -- А ты нам налей, тогда скажем, - прокричал такой же пьяный плюгавенький мужичонка.
  -- Я тебе сейчас налью, - Федор сгреб его и швырнул на пол. - Я вас всех сейчас поубиваю. Говорите, где мой мальчишка? Куда дели?
   Но испугать матерых маргиналов невозможно. Пьяные мозги отвыкли от человеческих чувств. Им было все равно. Внутри каждого из них сидел громадный червячище и требовал:
  -- Выпить! Выпить! Выпить! Водки! Дай водки! Еще водки!
   Он заслонил все остальные чувства. Федор достал тысячу:
  -- Вот вам, хватит?
   Глаза плюгавенького загорелись. Он протянул дрожащую руку за купюрой.
  -- Мало, - влезла Эмма. - Мало за сына. У тебя, Федька, денег кучи, лопатой греби. Дешево сына не продам.
  -- Ах ты, тварь, ты же мать, как можно ребенком торговать? - только и сказал Федор и достал пятитысячную купюру.
  -- Мало, - издевалась Эмма. - Мало. Я сына отцу родному продаю. Давай больше. Не дашь, одной дамочке продам. Она позавчера приходила. Ей сын нужен. Она мне сто тысяч обещала. За деньгами поехала. Сейчас подъедет. Я, пожалуй, не продам тебе Илюшку. Я её подожду.
   Но водочный червячище в плюгавеньком мужичонке взял верх.
  -- Да, здесь мальчишка, вон там под кроватью сидит, - он кивнул на другую, темную комнату и протянул руку. - Дай только.
   Федор кинул купюру, отшвырнул его и бросился в соседнюю комнату, там стояла огромная железная кровать. Осталась от тещи еще. И если Эмма её не пропила, то лишь по одной причине - железное чудовище никому не было нужно. На кровати было навалено какое-то старое вонючее тряпье. Федор нагнулся, под кроватью было темно, плохо видно.
  -- Илюшенька, сынок. Ты здесь? - громко спросил он.
   В ответ послышалась грозное рычание. Там лежала здоровая тощая собака с клокастой черной свалявшейся шерстью. Федор испуганно отшатнулся. Собутыльники Эммы громко и довольно захохотали.
  -- Так его, Ведьма, так! Ату его, ату. Покусай, как нас. Пусть еще нам денег даст. Мы тогда и тебе пожрать купим.
   Разъяренный мужчина повернулся к пьяницам.
  -- Вам не жить, если что-то случилось с мальчишкой.
   Он схватил лежащую тут же зачем-то палку и пошел на пьяную компанию. Вид его был яростен. Он узнает, где мальчик. Плюгавенький мужичонка испугался.
  -- Да там твой мальчишка, там, под кроватью! - закричал он. - Ведьма его защищает. Это собаку так зовут. Никого к нему не подпускает. Эта ведьма собакой обернулась и лежит рядом с мальчишкой. Ты не нас палкой, а её... её палкой, палкой. Ведьму-то. Глядишь, и выгонишь.
   Федор опять склонился перед кроватью. Собака оскалила зубы. Федор миролюбиво отложил палку в сторону, дружелюбно заговорил, всем видом показывая, что он не причинит вреда мальчику.
  -- Но что ты рычишь на меня? Я тебя не трону. Ты же хорошая. Ты только дай посмотреть, там ли мой мальчишка.
   Он достал зажигалку, и дрожащий огонек выхватил из темноты испуганное детское личико, прячущееся за собакой.
  -- Илюшенька, это я папа, - спокойно позвал мужчина. - Иди ко мне. Мы сейчас к бабушке поедем. А ты, псина, не бойся, я ничего плохого не сделаю. Я тебя тоже заберу с собой. Выходи.
   Подошел плюгавенький, взял палку, он и не собирался трогать собаку, но та моментально выскочила и бросилась на него. Плюгавенький побежал назад, собака за ним. Федор быстро наклонился, вытащил Илюшку, взял сына на руки. Мальчишка был замерзший, весь описался. Собака бросилась назад, к Федору, зарычала. Она явно защищала ребенка.
  -- Да я не обижу его. Идем с нами, - сказал он доброжелательно собаке. - Идем, Ведьма.
   И этот доброжелательный голос успокоил собаку. Она еще пару раз рыкнула на остальных собутыльников Эммы и замолчала. Одежду у мальчика мать уже пропила. Федор распахнул куртку, взял мальчика, прижал к себе, согревая.
  -- В машине тепло, сынок. Пойдем отсюда, - сказал он. - Едем искать нашу бабулю. Как же она тебя сюда отпустила? О чем она думала. Эх, мамка, мамка!
  -- Ты куда, - встала на пути пьяная Эмма, - а деньги?
  -- Обойдешься.
  -- Сына тогда не отдам. За него хорошо обещали заплатить.
   Федор не успел ответить. Метнулась вперед черная собака и сшибла пьяную женщину. Она бы искусала её, истрепала бы всю, если бы Федор не крикнул повелительно:
  -- Фу! Стоять! Ко мне.
   И собака подчинилась. Федор с ребенком на руках вышел, сел в машину и уехал. Было темно, лишь какая-то встречная незнакомая машина осветила фарами дорогу. Собака бежала следом за машиной. Дорога была по-прежнему плохо прочищенная. Федор еле разминулся с богатой иномаркой, которую, Бог весть знает, каким путем занесло в деревню. Пришлось притормозить, остановится. Догнавшая собака начала громко лаять. Федор распахнул дверцу. Псина прыгнула на переднее сидение. Мальчик, закутанный в его куртку, сидел сзади.
   Для начала Федор заехал в родительский дом. Матери не было. В дома было не совсем холодно, печку протопили утром соседи. Они теперь подробно объяснили, что Валентину Ивановну увезла скорая помощь с сердечным приступом. Эмма, которая оказалась здесь, забрала ребенка, а их, к сожалению, не было в это время дома, они бы оставили мальчика у себя, не отдали бы матери. Федор покормил мальчика тем, что нашлось в холодильнике - там были яички, молоко, старый суп. Федор включил электроплитку, изжарил яичницу, нашел буханку черствого хлеба, пожарил ломтиками в подсолнечном масле, так Ярка делала обычно, и Илюшка это любил. Этим и поужинали. Молоко не решился дать мальчику. Старое уже. Суп тоже. Федор помыл немного сына - было холодновато в доме. Печь он решил не топить. Все равно сейчас он поедет дальше. Утром соседи протопят. Они обещали. Может, ждет все Федора Юлька? Мужчина переодел мальчика в старые одежки, что были здесь. Хорошие, новые, наверно, Эмма унесла. Вот только не было никаких зимних сапожек и курточки. Федор вспомнил, что мать хранила в сундуке старые вещи. Он все настаивал, чтобы выбросить, а мать упорно складывала в старый сундук в сенях. Он нашел этот сундук, обнаружил там какое-то детское старое коричневое пальтишко, шапку-ушанку, штанишки с начесом, валеночки. Вот и вырядил в это мальчика. Тепло и хорошо. Нашел себе чистую рубашку, тоже переоделся. Гладить не стал. В душе была одна мысль - Юлька. Она обещала ждать его.
  -- А теперь сынок едем к бабушке, а потом... А потом посмотрим.
   Они вышли и увидели, что огромная страшная тощая собака лежит возле машины.
  -- Ну что с тобой делать? - спросил мужчина. - Тебя-то я не накормил. Забыл. А ты так мне помогла. Я сейчас.
   Он собрал остатки еды, накрошил хлеба, разбил туда два яйца, потом подумал, подогрел молоко и суп и тоже вылил в собачью миску и вынес собаке. Та все моментально съела, довольно облизнулась. Мужчина не собирался брать с собой в город собаку. Решил попросить соседей присмотреть за ней и покормить, пока мать будет в больнице. А пока решил посадить сынишку в машину, чтобы не замерз. Но только он открыл дверцу машины, как собака была там. Она оскалила зубы, не дала себя выгнать. Мальчик сел рядом с ней.
  -- Зутька, Зутька, - проговорил он и обнял собаку и сообщил отцу. - Мне Зутька кобаску принесла.
   Мальчик не умел еще хорошо рассказывать. Федор расспросил его, и перед ним нарисовалась приблизительная картина. А дело было так. Эмма, в самом деле, пыталась сдать мальчика в приют, отвезла, оставила на крыльце, потом передумала и тайком забрала из приюта. Привезла домой к себе. Туда сразу потянулась собутыльники. Никто в доме Эммы не заметил, как и когда собака вошла в дом. А мальчишка сразу спрятался под кровать, как только пьяная мать содрала с него куртку и сапожки. Может быть, собака зашла, когда плюгавенький сожитель Эммы пошел за самогонкой с детской курткой. Этот брошенный пес уже несколько дней бродил по деревне, играл с детьми, но никто не хотел его подобрать. В чужом доме он тоже решил спрятаться и залез под кровать, а может, просто решил быть рядом с ребенком, пес любил детей. Он облизал плачущего мальчишку, лег рядом. Мальчик обрадовался собаке, пригрелся возле неё и уснул. Пропив куртку с ребенка, Эмма решила снять с сына и костюмчик. Вполне приличный. Дадут за него бутылку самогонки. Вот и полезла под кровать, а оттуда на неё бросилась черная страшная собака.
  -- Ведьма, - закричал, испугавшись, плюгавенький сожитель, - это ведьма! Ведьма прилетела и в собаку превратилась. Недаром твой Федька к внучке ведьмы от тебя ушел, к Юльке Полосковой. У неё и бабка ведьма, и тетка ведьма, и сестры ведьмы. Мне мать покойница рассказывала. Это бабка-ведьма, Марфа-ведунья, она сюда прилетела, в собаку превратилась. Лучше не тронь. А то всем нам конец придет.
   Но Эмма не отступала, взяла палку и ткнула под кровать, собака выскочила и бросилась на Эмму. Она не покусала, потому что все в ужасе бросились из дома. А собака подошла к столу, брезгливо обнюхала бутылки, зажала в зубы недоеденное кольцо дешевой ливерной колбасы и отнесла мальчишке, тот немного поел, остальное отдал Жучке. Собутыльники потом вернулись, отсутствия колбасы не заметили, но под кровать больше не лезли. А мальчик боялся выйти. Он сидел в своем убежище, греясь о лохматого защитника, иногда тихо плакал, Жучка облизывала его слезы. Потом приехал папа и забрал его.
   Федор с сыном ехал в город. Надо еще разыскать бабушку, в какой она больнице, что с ней. Наверно, опять сердечный приступ. Илюшка начал покашливать. "Заболеет, наверно? - беспокоился мужчина. - Надо домой его везти". Только дорога сама почему-то привела к дому Юльки. Надо же, сколько раз он подвозил Юрия Петровича, и его пути ни разу не пересеклись с Юлькиным. Долго сидел Федор в своей машине возле дома Юльки. Илюшка уснул на заднем сиденье, собака выскочила из машины и убежала по своим делам. Здесь и увидел Саевского шеф, он куда-то собирался ехать, тут же стояла его приветливая жена. Федор вышел, поздоровался.
  -- Ты где был? Куда пропал? - сердито спросил Юрий Петрович вместо приветствия. - Почему не позвонил Юльке?
  -- Не смог. За ним ездил, за Илюшкой, это мой сын, - Федор кивнул на машину, где спал мальчик.
  -- У тебя есть сын? - дивился Юрий Петрович.
  -- Да, от первого брака.
   Юрий Петрович вопросительно оглянулся на жену:
  -- Юра, Юля знает об этом, - сказала Липочка. - Давно знает.
  -- И что теперь делать? - спросил муж.
  -- Вот что, Юрик, ты поезжай за девочками один, - улыбнулась жена. - Без меня встретишь. А я устрою жизнь нашей старшей дочки. Послежу. А то без меня они опять дров наломают.
   Юрий Петрович уехал, что-то ворча. Липочка подошла к мужчине.
  -- Что стоишь, иди к Юльке, - прикрикнула она на Федьку. - И сына не забудь взять с собой. Юлька детей любит.
   Липочке Юлька как-то рассказала об угрозах первой жены Федора сдать мальчика в детдом. Теперь тетушка смотрела и радовалась, что Федор приехал с мальчиком. Значит, все серьезно, все хорошо у них будет. Юлька примет мальчика. Она давно готова к этому, лишь бы Федор был с ней.
   Федор подошел и позвонил в дверь Юльки. Юлька открыла дверь, что-то сказала, присела, обняла мальчика и пустила в свой дом Федьку. Довольная Липочка закрыла свою дверь и удовлетворенно засмеялась. Надо позвонить Юрику, сказать, что все хорошо.
   А тем временем большая черная страшная собака прорывалась в подъезд. Кто-то из жильцов сжалился, было очень холодно на улице:
  -- Ах ты, бедняжка. Зайди, погрейся, полежи под батареей, я тебе сейчас косточку принесу. Кто же такой бессердечный выгнал тебя?
   Но собака побежала вверх. Она добежала до четвертого этажа и легла перед недавно поставленной стенкой, что отгораживала две квартиры. Собака никого не трогала, она просто лежала под дверью. Кое-кто из жильцов очень захотел выгнать её. Псина зло и громко залаяла. На шум выглянула Липочка. Собака сразу прошмыгнула в их коридор, легла около двери Юльки. Липочка смотрела озадаченно.
  -- И что с тобой делать? Может, ты Федина собака? Но не надейся, я сейчас туда звонить не буду. Нельзя. Давай сделаем так. Ты умная собака, все понимаешь. Уж эту ночь спи здесь, а я тебя сейчас покормлю, одеяло старое тебе постелю, чтобы теплее было. Где-то у меня суп оставался, да хлеба туда побольше покрошу. А косточку хочешь?
   Собака смотрела умными глазами и ничего не говорила, но от двери Юльки так и не ушла. Пол был здесь холодный. Липочка вынесла старый тулуп, вместо одеяла - озорницы играли кикимор в новогоднем спектакле, притащили старье из деревни - положила возле батареи.
  -- Иди уж сюда. Что смотришь? - прикрикнула она на собаку. - Раз просишься сюда жить, значит, слушайся. Иди, иди! Здесь теплее.
   И собака послушала внучку деревенской ведуньи, пошла, съела предложенную ей еду, благодарно лизнула руку женщины и легла на старый тулуп. Она уже охраняла не только маленького мальчика, а всю семью.

...Моя будущая женушка...

   Юлька весь день ждала Федора. Без конца представляла, как покажет мужчине маленького сынишку. Федя придет и останется навсегда. Но мужчина не пришел. Было обидно, тошно. Липочка почему-то смотрела виновато, она старалась не отходить от племянницы. Двойняшек не было дома. Они летали на рождественские каникулы в Испанию. На другой день женщина взяла себя в руки и заставила жить прежней жизнью. У неё есть Алешенька. Наступающей ночью должны вернуться девчонки. Они мигом всех развеселят. Папа и Липочка уже поехали их встречать.
   Неожиданно в дверь позвонили. Юлька ругнулась: только что уснул маленький Алеша, её сыночек пяти месяцев от роду. Она не поспешила к двери, а качнула еще несколько раз кроватку. Бай-бай. Алеша опять закрыл глазки. Как Юлька была благодарна отцу, что он сразу поддержал её намерение родить, не допускал даже мысли об аборте.
  -- Рожай, дочка, я болею, не знаю, сколько мне еще Бог отвел. А ты все не одна будешь, - как-то высказал такую мысль отец.
  -- Пап, ты не умрешь, Липочка не даст, - ответила Юлька. - Не смей даже об этом думать.
  -- А ты рожай, дочка, - отец отвечал каким-то своим мыслям. - Я не радовался твоему рождению, не знал о тебе много лет, а тут порадуюсь. Хоть посмотрю, какими детишки рождаются. Юль, я ведь малыша из роддома на руках понесу. Тебя не нес, девчонок не забирал, Василий это сделал, а сыночка твоего принесу. И Липочка будет рядом.
  -- Рожай, Юляш, - вторила тетя Липочка, - мне так маленького понянчить хочется. Они такие хорошенькие, когда маленькие.
  -- Юлька, Юлька, - напоминали каждый день озорницы, - мы так братика своего сильно любить будем. Роди побыстрей.
  -- Лапочки мои, так это не братик вам, а племянник, - в сотый раз, наверно, говорила Юлька.
  -- Ну и что, мы нянчится все равно будем. Он нас больше тебя любить будет. Вот увидишь!
   Родила Юлька быстро, без всяких проблем. Сынишка был серьезный, улыбался только с озорными тетушками, на остальных все больше строго смотрел своими карими глазами и сопел. Вот и сейчас спал сердитый и толстенький Алешка в своей кроватке. Его отцу ни к чему о нем знать, раз не захотел прийти сюда. Не судьба, значит. Хорошо, что Юлька не сказала о нем сразу. У Федора уже есть семья. Хоть и любит его Юлька до сих пор, хоть и хотелось частенько позвонить самой, хоть вчерашняя встреча и перевернула всю душу, но пусть все будет по-старому. "Федор к жене поехал", - так сказал виновато отец. А Юлька добавила про себя: "И к сыну". Перед глазами опять встало видение: красивая молодая жена Федьки говорит, что лишит жизни ребенка, а он доверчиво протягивает Юльке конфету. И Юлька обещает молодой красивой женщине, что расстанется с Федором. Потом она вспомнила, как встретилась нечаянно с Кориной, та была в обществе Оксанки. Сам по себе уже странный симбиоз - Корина и Оксанка. Кора ехидно улыбнулась, указывая на большой живот Юльки, сказала:
  -- Что, доченька, добилась, что отец твой ушел от меня. Вот и ты оставайся одинокой. Вернулся твой Федька к жене! На что ты ему нужна?
   А Оксанка, как всегда патетически добавила:
  -- На чужом несчастье своего счастья не построишь. Не ты, не твоя подруга. Будешь матерью-одиночкой.
   Юлька тогда в долгу не осталась:
  -- Это лучше, чем быть красивой, но старой злющей девой.
   Оксанка надменно вздернула голову. А Юлька повернулась к матушке:
  -- Погоди, Корочка, злорадствовать, я еще и старого Кожемякина уведу от тебя. Я женщина красивая, одинокая и молодая. Моему сыну отец нужен будет. Пожалуй, Ипполит Сергеевич подойдет. А что? Положительный, богатый, женщин к тому же любит. Ты уж, матушка, лучше не серди меня. А то жить тебе без денег и любовника. Как ей, - Юлька кивнула на Оксанку и добавила. - Пустоцветы!
   И пошла, гордо неся свой живот. Она шла и думала, но откуда эти две злые фурии могут знать про то, что она рассталась с Федором. Вообще, откуда им про Федьку стало известно?
   Вот столько мыслей пронеслось в голове женщины, пока она думала, открывать дверь или нет. Уже поздно, никого не должно быть с визитами. Липочка уехала с папой встречать девочек. Но опять позвонили. Может, что случилось у соседей из однокомнатной. Может, опять уезжают, просят цветы поливать? Но обычно этим ведает Липочка. Кто так упорно стоит и не уходит? Папа и тетя Липочка, если бы были дома, не стали звонить, постучали бы тихонько, они знают, что спит Алешка. Озорницы еще две недели назад улетели на каникулы в Испанию, папа им купил путевки. Сегодня только ночью вернутся. Обещали рог от настоящего быка привезти. Никого не ждала Юлька. И вдруг пронзила мысль: а вдруг что с папкой случилось? Хоть и констатировали врачи, что все у него хорошо. Прижился его искусственный клапан в сердце. Папа давно ведет обычную жизнь. Но кто знает? Вдруг плохо стало по дороге, и он вернулся. И это звонит Липочка. Папу увезли в больницу, а девчонок некому встретить! Липочка ведь не водит машину. Все правильно. Это может быть только Липочка, потому что звонят непосредственно в квартиру, а не в домофон. Встревоженная Юлька побежала к двери. Она даже не глянула в глазок. Распахнула дверь. На пороге стоял похудевший измученный Федька, ему в руку крепко вцепился маленький, бледный мальчик лет трех-четырех, точная копия Федьки, только с голубыми глазами. Юлька застыла на пороге.
  -- Ты пригласишь? - спросил Федор.
   Юлька молчала, глядя только на ребенка. Где только нашли такую одежку ребенку? Пальто, старое, грязное. Ведь холодно на улице, мороз, ветер, а оно продувается. Мальчик посинел, весь замерз. И варежек нет. Вот такие мысли неслись в голове Юльки. Видя, что женщина не отвечает, не смотрит на него, а только на мальчика, Федька грустно сказал:
  -- Пойдем, сынок. Видно, никому мы с тобой не нужны. Не станет тебе эта тетя мамой.
   Но мальчик неожиданно вырвал худенькую ручонку из сильной руки отца, заплакал, закашлялся, сделал робкий шаг к Юльке, из квартиры тянуло теплом:
  -- Нет! Это мама, - просипел его хриплый голосок.
  -- Господи, мальчик еще и простужен, - сказала Юлька. - Федь! Совсем с ума сошел, таскаешь больного ребенка в такую погоду по улице!
   Юлька присела и протянула руки мальчику. Тот доверчиво шагнул, обхватил женщину слабыми ручонками.
  -- Мама, - повторил он.
  -- Сыночек, - прошептала Юлька, давясь слезами.
   Она взяла его, понесла в комнату, так и ничего не сказав Федьке. Тот растерянно оглянулся на соседнюю дверь, там тетя Липочка махала руками:
  -- Иди туда, иди.
   Оглянулась Юлька, сказала сердито:
  -- Что стоишь? Холодом несет. В подъезде свежо. Заходи быстро. И дверь закрой на замок.
   И Федька вошел.
  -- Господи, где ты взял для ребенка такую одежду? - говорила женщина, раздевая мальчика. - На какой свалке? Какого века?
  -- Я сегодня из деревни забрал Илюшку. Бабушка попала в больницу. Эмма пьет. А мальчик, оказывается, был несколько дней в приюте. Я поэтому не пришел вчера, когда мы встретились. Ты прости меня, Юль. Я не звонил, не мог. Так тошно на душе было. Я должен был найти Илюшку. А как нашел, так сразу к тебе. И сегодня, когда приехал, долго стоял возле твоего дома. И если бы не Юрий Петрович и Олимпиада Васильевна.... Это она приказала нам идти к тебе. Мы встретились с ней и твоим отцом возле дома, они куда-то собирались ехать, - сумбурно говорил мужчина.
  -- Ты мальчика кормил? - перебила Юлька, раздев ребенка. - Худенький он у тебя. Бледненький.
   Она прятала глаза от Федора, потому что в голове билась мысль:
  -- Это я виновата, что Илюша попал в детдом. Только я. Надо было тогда сразу все Феде рассказать о замыслах Эммы. Ведь только я согласилась, чтобы Федя пришел ко мне, и Илюшку в приют... Господи, спасибо тебе, мальчик жив. Я теперь никому не дам его в обиду. На пушечный выстрел Эмму не подпущу!
  -- Я Алешке купил йогуртов поесть, - пробились к её сознанию слова Федора. - По дороге заехали в магазин.
  -- Йогурты? Ребенку? Там консерванты, - не согласилась Юлька. - И вообще их неизвестно из чего готовят. Хотите йогуртов, сама приготовлю. Настоящих. Из деревенского молока.
  -- Нет там консервантов, я детские йогурты купил. Так и написано. Без консервантов, - оправдывался Федор.
  -- Поэтому их можно по полгода хранить, - сердито парировала Юлька. - Пойдем, мой маленький. Я тебя сейчас покормлю. Кашку сварю, вкусную, молочную. Ты будешь кашку? Теплу, не то что йогурты из холодильника.
  -- Юль, - все также нераздетый Федька стоял в дверях. - Илюшу бы сначала помыть. Я немного его обтер там, в деревне, а мыть не стал. Холодно было. Я ведь его от Эммы забрал. Там грязи в доме...
   Юлька оглянулась:
  -- Да уж проходи, что стоишь в дверях? - все так же строго она. - Да разденься, в конце концов. Тебе тоже надо вымыться. Но после Илюшки. А пока помоги мне. Иди на кухню, достань из холодильника котлеты, разогрей. И воду поставь, я тебе макарон сварю. Ты хочешь есть?
  -- Хочу. И Илюшка тоже котлет поест. И макароны он любит, - сказал Федор. - Он уже большой у меня.
  -- Ладно, - согласилась женщина. - Домашних котлет можно. А я пока быстро мальчика вымою.
  -- Быстро не получится, - предупредил Федька. - Илюшка из ванны нескоро согласится вылезти, он воду любит.
   Но Юлька уже ушла ванную с мальчиком. Федька выполнил приказание и тоже поспешил в ванную. Его мальчик уже сидел в теплой воде и счастливо хлопал по ней ладошками. Юлька вымыла ему личико, вычистила носик, мальчик сиял довольной розовой мордашкой, на голове стояла шапочкой мыльная пена, по воде плавали всевозможные игрушки.
  -- Как же хорошо! - думал Федька. - Что тянул больше года, давно надо было разыскать Юльке. Какое счастье, что мы случайно встретились.
   Он присел рядом, обнял женщину, поцеловал ей волосы. Мужчина чувствовал, как возвращается в его душу прежняя жизнь, как он любит эту женщину, как дорог ему мальчик, что играл в теплой воде.
  -- Федь, кажется, котлеты горят, - сказала Юлька, уклоняясь. - Пожалуйста, посмотри.
  -- Я сейчас, - Федор чувствовал какое-то напряжение в женщине.
   Он вышел из ванной. Прошел в кухню, сбавил газ, пошел назад. Но остановился. Из спальни донеслись какие-то звуки, словно там недовольно урчал сердитый котенок. Федька приоткрыл дверь и застыл. Миллион чувств обрушился на мужчину. Не последнее место занимала и обида на Юльку. В детской кроватке лежал ребенок. Толстенький, упитанный румяный мальчик с карими глазами. Мальчик не спал, но и не плакал. Он что-то гулил сам с собой, недовольно урчал, ловил пухлой ручкой подвешенную погремушку. Федька осторожно приблизился. Он сразу все понял, когда увидел его глазки.
  -- Ну, Юлька! Ну что тут сказать! Лишь одно. Мой! Мой! И еще раз мой! Ну что же, сынок, здравствуй. Узнаешь своего папку?
   Мужчина взял мальчика на руки. Мокрый. Оглянулся, увидел ровную стопку чистых глаженых ползунков, переодел. Прижал к себе малыша, поцеловал его румяную щечку. Тот все сердито сопел.
  -- Юлька, Юлька, да если бы ты хоть намек дала, - сказал Федор сам себе. - Так, сынок. А твоя мама и сейчас все молчит. Я ведь даже не знаю твоего имени. Пойдем, узнаем у нашей мамы.
   С мальчиком на руках он пошел в ванную, к Юльке. Та оживленно говорила о чем-то с Илюшей. Оглянулась, застыла на минуту:
  -- Ну вот, мы и собрались вместе, - проговорила она, помолчала: - Федь! Мальчика зовут Алешей. Это твой сын.
  -- Юлька, я когда-нибудь тебя очень сильно побью, - ответил Федька. - Как ты смела не сказать, что у меня родился сын.
   Юлька не ответила. А что отвечать? Федя прав. А пока надо подумать, во что переодеть Илюшу. Вспомнила, что озорницы, когда у них заводились денежки, любили отправиться в "Детский мир" и что-нибудь купить Алешеньке. Это были и игрушки, и одежда, причем иногда больших размеров. И так бывало не раз. Среди вещей была яркая большая футболка, это точно. Сейчас и это сгодится. Женщина взяла большое пушистое полотенце, укутала малыша, понесла в комнату.
  -- Юль, ты что? - пытался возразить Федор. - Илюша тяжелый.
  -- Тогда сам неси, - ответила женщина.
  -- Пусть ножками идет.
  -- Босой! После ванны, - возмутилась Юлька. - Ты что, Федь? Иди лучше положи Алешку в кроватку.
   Но Федьке жалко было расставаться с маленьким Алешей. Он уже не так сердито сопел. Ему нравилось на руках отца. Так что Юлька отнесла Илюшку в спальню, посадила на свою кровать.
  -- Сейчас будем кушать, - говорила Юлька, вытирая мальчика. - Только оденемся.
   Футболка оказалась маловата Илюшке. Но только в длину. В ширину ничего, нацепили. В доме было тепло. Шортики не налезли ни одни. Юлька подумала, отрезала у широких растянувшихся ползунков следы и надела на мальчика. И засмеялась. Засмеялся и Федор. На ноги Илюшке с трудом натянула маленькие носочки, чтобы мальчик не бегал босиком, и стала кормить свою, ровно вдвое увеличившуюся семью. Федька не спускал с рук Алешу. Он даже ел с ним на руках. А Юлька кормила Илюшу. Федор был прав. Мальчик с аппетитом съел и котлеты, и макароны, выпил компот. Его разморило от теплой ванны, сытной еды, он стал прикладываться спать. Юлька хотела уложить Илюшку в соседней комнате. Мальчик неожиданно раскапризничался, не хотел оставаться один в комнате.
  -- Федь, - сказала Юлька. - Придется тебе с ним лечь. Он один боится.
  -- Ни за что, - возразил мужчина, по-прежнему держа на руках малыша. - Я с тобой буду спать. А с Илюшкой посижу, пока уснет.
  -- Вот и сиди, - ответила Юлька. - А пока я выкупаю Алешу. Ему тоже пора баиньки. А то перегуляет и не будет спать. Да и кончай носить его на руках, он потом вообще один лежать откажется.
  -- Я с тобой, - ответил Федор. - Я тоже хочу купать Алешеньку.
  -- А Илюшка?
  -- А он с нами побудет.
   Федька нехотя отдал малыша и обнял старшего мальчика. Мужчина с удивлением заметил, что из его души исчезла пустота, он любит своего старшего сына, он рад, что мальчик с ними. "И почему мне раньше казалось, что я не люблю своего сына?" - мимолетом удивился мужчина. Илюшка так и не остался один в комнате. Федор взял его на руки и принес к Юльке. Мальчик сидел на стульчике - Юлька на кухне купала малыша - и внимательно смотрел на происходящее, молчал, не капризничал. Мальчик за весь вечер только один раз сказал одно слово: "Мама". Юлька с ним говорила без перерыва, он следил умными глазами за ней и молчал. И это начало даже беспокоить женщину. Но пока она не спросила об этом Федю. А тем временем состоялось торжественное купание младшего брата. Федька больше мешал, чем помогал. Юлька даже начала сердиться. Илюшка слез со стула и терся возле неё, не хотел больше сидеть ни на стуле, ни на руках отца. Наконец-то самого маленького вымыли. Федор убирал ванночку, а Юлька унесла мальчика в спальню, запеленала сына, положила пока на свою кровать. Посмотрела на Илюшку, робко вставшего в дверях:
  -- Илюшка! А ну иди к нам, лезь сюда, - приказала она, показывая на кровать. - Ложись рядом с братиком.
   Илюшку не надо было просить лишний раз, он быстро вскарабкался на кровать, лег рядом с малышом, осторожно погладил щечку братику и, наконец-то, заговорил:
  -- Лёся, Лёсенька, - произнес мальчик и засмеялся.
   Засмеялась и Юлька. Алеша смотрел на старшего брата и все также сердито сопел, потом заплакал. Он хотел есть.
  -- Сейчас, сейчас, - проговорила Юлька. - Сейчас Лешенька будет кушать.
   Она меняла простынку в детской кроватке. Потом взяла сына, поднесла его к груди.
  -- Вот сейчас и наш Алеша уснет. И Илюшенька будет спать. И будут братики спать спокойно всю ночь. И Лешенька, и Илюшенька. Завтра папа привезет нашему старшему мальчику новую кроватку. Мы поставим её здесь, у нас в комнате, чтобы наш мальчик не боялся. Мы не будем оставлять тебя одного в другой комнате.
   Под ласковое журчание голоса женщины лежащий на кровати Илья сладко уснул. А Федька стоял в дверях и с тихой радостью смотрел на эту картину. Его любимая женщина, его единственная женщина, кормит грудью его младшего сына, рядом спит старший, которому теперь никакая Эмма не страшна. Вот только почему-то Юлька прячет глаза, словно в чем виновата. Ну, ничего, он все равно узнает. Юлька тем временем встала, малыш уже наелся и уснул, осторожно положила в кроватку уснувшего Алешу. Федор взял спящего Илюшку и отнес в соседнюю комнату, где ему была приготовлена постель.
  -- Ты куда понес ребенка? - зашипела вслед Юлька, - он боится.
  -- Я сам буду с тобой спать, - отчеканил шепотом Федор. - И еще привяжу тебя к себе, как это сделал Эдька со Златкой, чтобы ты опять не исчезла. Ты почему не говоришь со мной? Отводишь глаза в сторону?
   Юлька слабо улыбнулась и отвела опять глаза в сторону. В это время в дверь осторожно стукнули. Это была тетя Липочка.
  -- Юль, к вам можно? - тихо спросила она, когда Юлька открыла дверь.
  -- Ты чего спрашиваешь? Конечно, можно, - удивилась Юлька. - Проходи сюда, на кухню, я посуду еще не домыла. Дети уже спят. Вы когда вернулись? А где папа? Не слышу девчонок.
  -- Папа один за девочками поехал. Еще не вернулся. До аэропорта два часа ехать. Да и самолет задерживается. Он звонил.
  -- Без тебя поехал? Липочка! И ты его отпустила?
  -- Юль, папа здоров! Не делай из него больного.
  -- А зачем лекарства ты заставила везти меня вчера?
  -- А это чай был с пирожками! Юра любит мои пирожки. Мы, Юль, специально вашу встречу с Федей устроили.
  -- Верю, Липочка, верю, - улыбнулась племянница.
  -- А как вы тут?
  -- Липочка, у меня теперь два сына.
  -- И муж, - добавил вышедший Федька. - Я больше Юльку никуда не отпущу. Вот и сейчас испугался, что сбежит. Вышел посмотреть.
   Федька притянул к себе Юльку.
  -- Не сбежит, - засмеялась Липочка. - Девчонки вас недавно связали виртуальной веревкой. Перед отъездом все сидели за компьютером. Что-то колдовали. Целый ритуал провели. Вот посмотрите на результат.
   Она показала большую открытку, что на компьютере сделали озорницы: Федька и Юлька рядом, на пляже, полуголые, в обнимку, когда только успели сделать это фото, или монтаж, вокруг них в форме сердца идет сначала толстенная веревка, потом цепь и внизу надпись: "Юлька + Федька = любовь до гроба. Дураки будете оба до тех пор, пока не поженитесь!"
  -- Вот поставьте на стол. В рамку вставьте! Считайте, что судьба вас связала.
   Всхлипнул кто-то из детей. Юлька метнулась в спальню.
  -- Спасибо вам, Липочка, - склонил голову Федька и взял открытку.
  -- Живите счастливо. Я пойду. Что-то Юра долго не возвращается. Юля права, надо было и мне ехать. Но мне надо было обязательно проследить, чтобы вы примирились. У вас одна судьба. Я это знаю.
  -- А давайте я доеду до аэропорта, - предложил Федька. - Помогу Юрию Петровичу. Побуду с ним.
  -- Нет, не надо, тебя ждет Юлька. Иди к ней. А я домой. Может, опять Юра звонил? Кстати, собака твоя в подъезде лежит?
  -- Моя, наверно, - ответил Федор. - Черная такая? Страшная и тощая?
  -- Она, - улыбнулась Липочка.
  -- Моя, - признал мужчина. - Она Илюшку охраняет.
  -- Ну, тогда пусть лежит. Я накормила её. Ну, до завтра. Закрывай дверь.
   Зеленоглазая Липочка перекрестила мужчину, поднялась. Федор пошел проводить её. Липочка вернулась домой, посмотрела в окно. Там сияла огромная луна.
  -- Покровительница моя, царица ночи, красавица Луннита, солнечная Гелия и сестра ваша небесная нежная Эфира. Вот вы и восстановили еще одну нить. Связали пару - Юлю и Федю. Пусть светлая Гелия благословит их. Мария, сестра моя. Твоя младшая дочь счастлива. Ты уж прости, что одинока до сих пор Оксанка. Знаю, давно надо устроить её жизнь, но не вижу рядом её второй половины. Эдгар-то Златку выбрал.
   Липочка в ожидании мужа села смотреть телевизор. Вскоре позвонил Юра. Он сообщил, что самолет с девочками уже приземлился, он их уже видит, машут ему рукой, наверно, что-то кричат. Они скоро получат багаж и сразу домой. Но через тридцать минут муж перезвонил. Девочки уже были с ним. Однако они задерживались. Юра рассказал, что недавно взлетевший самолет вновь экстренно шел на посадку. Летчикам удалось посадить самолет, но он далеко выкатился за пределы взлетной полосы и врезался в холм. Самолет горит. Есть жертвы, наверно. В том самолете улетали на отдых старший Кожемякин и Корина. Юрий видел их в аэропорту, когда ждал рейса с девочками, разговаривал с ними. И сейчас Юрий Петрович остался в аэропорту для того, чтобы выяснить судьбу Кожемякина и бывшей жены.
   Липочка еще раз перекрестилась и произнесла молитву Деве Марии. Она благодарила Божью Матерь за своих девочек, за Юру и просила её за Ипполита Кожемякина и Корину. Пусть Бог не лишает их жизни.
   Федор вернулся. Юлька сидела возле Илюшки. Это он заплакал во сне.
  -- Не бойся, - тихо приговаривала она, гладя мальчика. - С тобой и мама, и папа. Никто тебя больше не обидит.
  -- Зутька, где Зутька? - неожиданно спросил мальчик.
   Юлька подняла непонимающие глаза.
  -- Это собака, она его охраняла, когда он был у Эммы. Никого не подпускала, - шепотом пояснил мужчина. - Спи, сынок, Жучка тоже спит.
   Мальчик опять стал засыпать, но сон его был беспокоен. Он опять позвал собаку. Юлька, оставив с Илюшкой отца, вышла из спальни и вернулась через минуту с огромным лохматым медвежонком, сшитым из теплого мягкого материала, положила возле мальчика. Тот сразу придвинулся к теплому мягкому боку медвежонка, обнял его, улыбнулся:
  -- Зутька, - и спокойно уснул.
   Из другой спальни раздалось сердитое урчание. Алеша чем-то был недоволен, всхлипнул пару раз. Юлька моментально встала и поспешила к другому ребенку. Она стояла, покачивая кроватку, и тихо напевала, когда неслышно, на цыпочках, в комнату вошел Федор:
  -- Баю-баюшки-баю...
   Алеша сердито всхлипнул еще пару раз и утих. И в это время женщина почувствовала, как её обхватили мужские руки:
  -- Ты почему прячешься от меня? Не смотришь? Не говоришь толком? - прошептал Федор, целуя женщину в шею.
   Юлька непроизвольно прижалась к мужчине.
  -- Ты словно боишься меня? - продолжил Федор. - Что случилось?
  -- Федь, - Юлька всхлипнула. - Это я виновата, что твой мальчик попал в детдом.
  -- Что ты городишь? - удивился мужчина.
  -- Федь! Я не хочу с тобой расставаться, - тихо говорила Юлька. - Но вдруг ты сам уйдешь? Я боюсь этого.
  -- Я хоть раз уходил от тебя? - Федька не размыкал рук. - Всегда ты пропадала тайком.
   Юлька тоже не делала попыток вырваться. Объятия Федьки становились все настойчивее, все откровеннее, все требовательнее были поцелуи. Его руки уже расстегивали простой ситцевый халатик женщины. И Юлька не стала ничего говорить. Все равно Федька сейчас ничего не услышит. Да и у неё тоже были уже другие желания.
  -- Федь, я так по тебе соскучилась, - прошептала Юлька.
  -- Я знаю, - мужчина бережно опустил её на кровать.
   Последняя мысль у Федьки была:
  -- Пусть только мой младший сын не сопит так сердито, словно все слышит.
   Но тут руки Юльки скользнули по его телу и окончательно прогнали все мысли, кроме одной - мужчине нужна его женщина.
  -- Господи, как хорошо! - простонала Юлька.
   И мир завертелся вокруг них в своей вековой пляске, перемешалось все мироздание, но не порвалась нить, связавшая Юльку и Федора. Крепка оказалась виртуальная веревка, что сделали маленькие ведьмочки близняшки, и сплела Липочка с помощью своей покровительницы небесной Эфиры.
   Хоть и устал Федор за эти два дня, хоть и плохо спал по ночам Алеша, но Юлька и Федор тоже долго не спали. Когда вернулась способность говорить членораздельно, Федор сказал:
  -- Знаешь, как я тосковал по тебе. По нашим ночам, по ночным разговорам.
  -- И я, - откликнулась Юлька. - Проснусь ночью, а тебя нет, только подушка.
  -- А я привык, когда мы с тобой жили в пансионате, что ты лежишь рядом, на моей руке и говоришь...
  -- Всякую ерунду, - подхватила Юлька. - А ты смотришь своими красивыми глазами, и если даже темно в комнате, я все равно вижу их карий-карий цвет и тону в них.
  -- А ты так весело говоришь, говоришь, обо всем говоришь, - вспоминал Федор. - Но ты так и не рассказала свою сказку.
  -- Расскажу когда-нибудь, Федь.
  -- Я люблю слышать твой голос. Я и не слушаю, я только слышу твой голос. Как мне не хватало твоего голоса, твоего смеха... А теперь говори, почему ты сбежала год назад? Зачем скрыла беременность?
  -- Федь, - еле слышно проговорила Юлька. - Я боялась. Год назад в пансионат приезжала твоя жена.
  -- Ты испугалась Эммы, - удивился Федор. - Ни за что не поверю. В этом мире ничего нет, чего бы боялась в те дни отчаянная Юлька. Я помню твой вредный язычок, как ты издевалась над Томкой, как выпроводила из пансионата Оксанку...
  -- С Томкой я больше не ругаюсь. Я Томке лучшая подружка. Я ей мужа нечаянно нашла. Мишаню. А с Оксанкой грех не ругаться. Я думала о счастье Златки и Эдгара.... Но твою жену, Федь, я боюсь. Твоя жена - страшный человек. Она сказала, что если я тебя не оставлю, она отдаст мальчика в детдом. Ты понимаешь, а мальчик твой в это время стоит рядом с ней и протягивает мне конфету... Улыбается... - Юлька судорожно вздохнула.
  -- Ты зря поверила Эмме. Надо было сказать мне...- Федор ласково погладил обнаженное плечо женщины.
  -- Я подумала об этом. Я сказала Эмме... Но твоя жена ответила, что если я все расскажу тебе, то ... то... - Юлька никак не решалась выговорить. - Я сама теперь мама, я даже боюсь произносить эти слова... понимаешь, она сказала, что убьет Илюшку, продаст его... - голос женщины сорвался, - на органы... Я, Федь, испугалась...
   Федька опять ласково и успокаивающе провел своей сильной рукой по её плечам. Юлька всхлипнула и уткнулась в грудь мужчине:
  -- - Я и теперь боюсь. Ты же привез мальчика из детдома... Вот видишь, Эмма сдержала слово... Только я сказала, чтобы ты пришел ко мне... Она как будто знала... Хорошо, что ты успел, и она не сделала ничего хуже... Не продала мальчика...
   Перед глазами Федьки мелькнула богатая машина, что поворачивала к дому Эммы, когда Федор увозил сына. Неужели он совсем незначительно опередил... Он тоже боялся продолжить эту мысль...
  -- Юлька, Юлька, глупенькая моя... - вздохнул он. - Не надо верить Эмме. Я давно развелся с ней. Сразу после нашего расставания. И Илюшку забрал. Он с матерью моей жил в деревне... Знаешь, Юль, не вспоминай об этом. И не прячь от меня глаз. Я люблю тебя. Я хочу с тобой жить. Ну, улыбнись, моя будущая женушка. Не надо придумывать несуществующую вину. Если кто и виноват, так я. Не искал тебя этот год... Поверил в какого-то Геннадия...
   Алешенька остаток ночи спал спокойно, не вскрикивал больше и Илюшка, прижавшись к плюшевой Жучке, только Юлька и Федор практически не спали, и не только из-за разговоров.

...Ты, Юлька, молодец, такого нам еще красивенького братика привела...

  -- Ну, улыбнись, моя будущая женушка, - ласково проговорил Федор.
   И Юлька улыбнулась. Федор почувствовал, успокоилась женщина, становится прежней. Давно надо было заставить её все сказать. Ну, Эмма, ну и придумала! На это у неё мозгов хватает. Однако насчет иномарки, что сворачивала к дому Эммы в деревне, надо выяснить. Говорить об этом Юльке не стоит.
  -- Мы с тобой завтра же подадим документы в загс, поженимся, - сказал мужчина. - И больше ты не исчезнешь. Ты согласна?
  -- Еще бы.
  -- А теперь расскажи мне об Алеше.
   О, тут Юлька могла бы рассказывать сколько угодно. Удобно устроившись на руке мужчины, она начала. Федор и слушал, и не слушал. Глаза его светились мягким светом любви к этой женщине. Он лежал и думал, как хорошо ему, как хорошо Илюшке, им всем хорошо, что рядом Юлька.
  -- Да ты не слушаешь, - рассердилась женщина.
  -- Слушаю, очень внимательно слушаю, - ответил, улыбаясь, Федор. - Так Алешка прямо так и описал девчонок?
  -- Да, ты представляешь...Визгу было... А на руки все равно тянули его без конца... Братик, братик. Зовут его братиком, и все тут!
   Федор не ответил. Руки его опять обняли женщину, он прошептал:
  -- Может, скажешь, что и сегодня ничего не чувствовала?
  -- Федь, - Юлька даже отодвинулась. - Ну, мне стыдно, знаешь ведь... Зачем напоминать...
  -- А чтобы думала, что говорить... Ты за эти слова мне всегда должна будешь ....
  -- Я уже готова... Я и нисколько не против...
   Ночь, в которую они толком и не спали, для них окончилась в шесть утра. Проснулся Алешка и недовольным урчанием возвестил, что сон окончен для него и мамы. Юлька быстро перепеленала сына, стала кормить. Подняла глаза. В дверях стоял Илюшка, держа за лапу огромного медведя.
  -- Федя, Федя, - зашептала Юлька. - Илюшка, наверно, в туалет хочет, а я горшок забыла поставить, отведи, пожалуйста. Я не могу, я Лешу кормлю.
   Пришлось Федору вставать, потом идти с мальчиком в туалет. Но лечь с родителями мальчик не захотел. Он побежал на свой диванчик, там его ждал мягкий уютный медведь, у которого отныне было имя "Жучка". По пути мальчик еще прихватил несколько машинок. Юлька только слышала:
  -- Зутька, иди ко мне, Зутька... Поехали. Би-би.
   Федор еще поспал немного, а для Юльки день начался. Алешенька не собирался больше спать. Да и Феде надо было готовить завтрак. Юлька с вечера не подумала об этом. Но она была счастлива. А что ночь практически без сна... Так это здорово.
   Через час Федор проснулся, чертыхнулся, что проспал, он и так вчера пропустил важные переговоры, вылил в себя чашку кофе, проглотил бутерброд, расцеловал свою семью и поспешил в офис.
  -- Федь! Может, останешься? - попросила Юлька. - Я с папой договорюсь. Пусть освободит тебя на денек.
   Федор засмеялся:
  -- Не получится. Давно все дела веду я. Сегодня очень важные переговоры с представителем корпорации "Орлофф". Мне обязательно надо лично присутствовать. А Юрий Петрович пусть отдохнет. Они под утро только вернулись. (Да, это было так. Юлька слышала в подъезде приглушенные голоса девчонок). Да еще надо выяснить, что с матерью. Я вчера так и не успел.
  -- Как выяснить? - не поняла Юлька. - С какой матерью?
  -- Я же говорил тебе, что Илюшка жил с бабушкой, моей матерью, в деревне. Но бабушка наша заболела, Илюшку пришлось временно с Эммой оставить... А бабушку скорая увезла. Я не знаю, где она, в какой больнице...
  -- Федь, разве так можно? - поразилась Юлька. - Мама в больнице, а ты только сегодня вспоминаешь.
  -- Да не успел я вчера. Илюшку искал... - оправдывался мужчина. - Как услышал про детдом... Решил все же сначала сына забрать, а бабушка в больнице... Не одна все-таки... Взрослая уже... Врачи рядом... А потом к тебе приехал. Тут уже все вылетело из головы...
  -- Как бабушку-то зовут? - прервала Юлька.
  -- Валентина Ивановна Саевская. Да ты не смотри осуждающими глазами. Я после обеда объеду все больницы... Найду.... Ну я пошел...
  -- Ты хоть пораньше возвращайся, - попросила Юлька. - За Илюшеньку не переживай. Все будет в порядке. Я ему сегодня одежду куплю. Мы с ним и Алешей сходим погулять, если не очень холодно. И готовься, двойняшки приехали... Что-то будет, когда они узнают, что мы опять вместе... Удивляюсь, как это они посреди ночи не залетели сюда, Липочка, наверно, цепью приковала... Не виртуальной, а реальной...
   Юлька вышла в подъезд проводить мужчину и испугалась: огромная тощая собака пыталась проникнуть в ее дом.
  -- Фу! - властно прикрикнул Федор.
   Собака остановилась.
  -- Это и есть Жучка, что охраняла Илюшку.
  -- Федь, я не пущу её в дом, - испуганно проговорила Юлька. - Я боюсь её. Да и грязная она. А у нас дети.
  -- Жучка! Иди на место, - приказал мужчина. - Здесь все в порядке. Никто не обижает Илюшку. Ты, Юль, не бойся собаки. Она умная, понимает добро. И детей любит.
   Собака отошла на свое место и легла. Федор уехал. А Юлька подогрела суп, что варила себе еще позавчера, но так и не съела, туда же положила вчерашние макароны, что не доели вечером Илюшка с Федором, подумала и добавила пару оставшихся котлет, накрошила хлеба, выложила все в большую миску и понесла собаке. Женщина осторожно выглянула за дверь. Огромная Жучка лежала на своем тулупе. Собака тут же подняла голову, но осталась лежать на месте.
  -- Ты только не сожри меня, Жучка, - проговорила Юлька, осторожно подходя к собаке с миской еды. - Я тебе покушать несу. Голодная, наверно, ты.
   Женщина поставила еду около собачьей подстилки:
  -- Ешь, бедолага. Вон ты какая тощая. Кто же тебя потерял? Или сама ушла от злых хозяев?
   Она робко протянула руку и погладила лобастую голову. Псина благодарно лизнула руку женщины и начала есть.
  -- Вот мы с тобой и подружились, - засмеялась Юлька. - Ты ведь хорошая. Но в дом не пущу. Живи здесь. Шерсть у тебя густая. Не замерзнешь. Подкормим тебя. Станешь красивая. Надо тебя как-то выгулять. Жди прогулки. Раньше не получится.
   Юлька поспешила назад. Дети были одни.
   Федор до обеда раз пять позвонил Юльке, все проверял, на месте ли она. А Юлька, накормила детей, одного положила в кроватку, другой смотрел мультфильм, сама села за телефон и обзвонила все городские больницы. Савевская Валентина Ивановна была в центральной больнице, в отделении кардиологии. Её привезли неделю назад с подозрением на инфаркт, но диагноз не подтвердился. Был сильный приступ стенокардии. Сейчас положение стабилизировалось. Но пока женщина все находится в палате интенсивной терапии, посещения запрещены в связи с эпидемией гриппа. И когда в очередной раз позвонил Федор, Юлька выдала ему всю информацию. "Спасибо, родная моя. Жаль, что не пропускают в палату", - поблагодарил мужчина. Но все же решил съездить в больницу сам, вдруг все-таки пропустят к матери.
   В обед ворвались в дом двойняшки. Они выспались, и Липочка, наконец, выпустила их. Девчонки и среди ночи порывались сбегать. Не пустила мать. Зато теперь им была дана свобода. За девочками не спеша, шли родители.
  -- Федька, где Федька? - закричали озорницы наперебой. - Юлька! Ты куда опять дела Федьку? Если прогнала, то пойдешь искать его.
  -- Да, дочка, куда опять моего зятя дела? - спросил отец.
  -- В офис центральный поехал, на работу, - ехидно ответила дочь. - Незаменимый он у вас. Сказал, встреча с представителем корпорации "Орлофф".
  -- Мог бы сегодня и прогулять, - улыбнулся отец и добавил: - Хотя Зацепин Виктор не любит иметь дело с необязательными людьми. Все правильно Федор сделал. Так что уж потерпи, Юль. Хорошего ты мне заместителя подобрала, дочь. А главное, и зятем оказался. Я теперь, Липочка, с тобой всегда буду. Пусть дети работают.
   А восторженные девчонки, не обнаружив Федора, нашли Илюшку, пришли в восторг. Целовали, щекотали, тискали. Мальчик сначала испугался напора, бросился к Юльке, даже заплакал. Она обняла его, прижала к себе:
  -- Что ты, мой маленький? Испугался? Не бойся. Это хорошие девочки, только шумные. Мама не даст тебя им в обиду.
  -- Мама, - тихо повторила Липочка. - Это хорошо. Правда, Юра?
  -- Хорошо, - Юрий Петрович ласково улыбнулся мальчику.
  -- Мы тоже не дадим Илюшеньку в обиду, - успокаивали мальчика близняшки. - Иди к нам. Мы хорошие. Мы любим Илюшку. Мы тебе шоколадку дадим.
   Илюшка осторожно поднял головку, глянул на девочек.
  -- Ой, Юлька, у него голубые глазки, - восторженно прошептала Ринка.
  -- Как у его мамы. И светленький. Он в тетю Машу, - добавила Леська. - Наш мальчик!
   Юлька не стала оспаривать. Пусть будет Илюшка похож на покойную маму. Это теперь её сын. Девчонки проявили настойчивость, Илюшка успокоился, протянул охотно руку за шоколадкой, уже без опаски глядел на девчонок, потом окончательно осмелился, тоже поцеловал их, а вот к Липочке, которая обняла его, сразу прижался доверчиво, на Юрия Петровича посмотрел настороженно. Дедушек у него раньше не было.
  -- Ничего, внучок, - протянул отец Юльки, гладя его по светлой головке, - скоро ты привыкнешь, что у тебя есть дедушка.
  -- Ты, Юлька, молодец, - раздавалось то с одной, то с другой стороны от девчонок, которые завладели маленьким Илюшкой, - такого нам еще красивенького братика привела. Прямо ангелочек. А то Алешка маленький, не поиграешь с ним. Да и сердитый он, все сопит недовольно. А Илюшенька уже большой. Улыбается. Нам вот такой братишка и нужен. Мы его на улицу с собой возьмем. Вот сейчас пойдем Жучку выгуливать и возьмем.
  -- Ой, - вспомнила Юлька, - одежды нет у мальчика. Вообще никакой. Федя его у Эммы забирал. В какой-то ужасной одежде привез. Я выбросила её.
  -- То-то я смотрю, - засмеялась Липочка, - мальчик в обрезанных ползунках Лешеньки бегает, и майка внатяжку. Думала, ты спать его собиралась уложить.
  -- Мы купим одежду, мы сами Илюшке все купим, - закричали близняшки. - Мы идем в магазин. Прямо сейчас.
  -- Нет уж, - отказалась Юлька. - Хватит розового комбинезона для Алеши и мне модных сапог на каблуках.
   Липочка и Юрий Петрович улыбнулись. Вспомнили, как Леська с Ринкой прилетели, попросили у отца денег, Липочка только одно поняла, что это такая вещь, такая!! А Юрий Петрович и слушать не стал, узнал, что это для Лешеньки, и сразу дал нужную сумму. Вот так и появился у Алеши ядовито-розовый комбинезон с зеленой отделкой. А что касается сапог, то размер обуви у Юльки и девчонок был один. Вот и купили они себе и ей модные, с их точки зрения, сапоги, на высоченном каблуке. Юлька попробовала два дня назад в них походить, до сих пор ноги болят. И если бы сестрички ограничились только одной покупкой! А то у Юльки уже стояло трое осенних и двое зимних сапог и несколько пар туфель. Юрий Петрович каждый раз обещал не давать денег озорницам, но те так убеждали, что Юльке понравится, что история повторялась. Юльке и нравилось, что выбирают девчонки, вкус у них был, только ей было удобнее, чтобы пониже был каблук, поустойчивее. Сначала она беременная ходила, а теперь ребенка на руках носит.
   Но сегодня от близняшек никуда не удалось деться, как ни пыталась Юлька. Папа и Липочка остались с детьми, а Юлька и сестренки пошли за одеждой для мальчика. Заодно сразу решили проехать в больницу к матери Федора. Юлька сомневалось: удобно ли без Федора и пропустят ли их, да еще карантин.
  -- Пропустят! - заверили двойняшки. - Чтобы нас, да не пустили. Договоримся.
  -- Удобно, - и Липочка их поддержала. - У меня сварен свежий куриный суп. Отвезешь Вале. Скажешь, что от меня. Мы знакомы. И пирожков я уже напекла. Думала, вместе с вами пообедаем, семейный обед, так сказать, с зятем. Что же поделаешь, раз у тебя такой муж деловой. А уж в больницу как-нибудь прорветесь. Наше двойное торнадо, сама знаешь, остановить невозможно.
  -- Хорошо, Липочка, - согласилась Юлька, как послушная школьница. - Поеду. Все равно придется когда-нибудь знакомиться с мамой Феди.
  -- Юль, ты говоришь, что мать Феди с сердечным приступом скорая увезла? - для чего-то уточнила Липочка.
  -- Да.
  -- Так вот ты на всякий случай прихвати халат, тапочки, мыло, щетку зубную, пасту - словом, все, что нужно женщине в больнице... Ведь, наверняка, не до этого Вале было...
  -- Липочка! Но я ни разу не видела мать Феди! Какой размер халата?
  -- Валя такая же, как я.
  -- Кругленькая, - Юрий Петрович ласково погладил жену.
   Юлька и девчонки решили, что сначала лучше ехать в больницу. Тут уж Юлька даже порадовалась, что девчонки будут с ней. Одной страшновато было показаться на глаза будущей свекрови. Юлькина машина осталась в служебном гараже. Пришлось взять такси. Уже когда они подъехали к приемному покою, Юлька увидела знакомую машину. Это был Федор, он тоже спешил к матери. В руках у него был пакет с колбасой, сыром и прочими продуктами, что он по дороге купил матери.
  -- Федь! - окликнула его Юлька.
  -- Юля! - мужчина стремительно подошел к женщине, обнял, поцеловал.
   Затихли в отдалении девчонки. Только мелькнул дорогой телефон в руках одной из близняшек, это они снимали Юльку и Федора.
  -- Ты зачем сюда попала? - спросил Федор, оторвавшись, наконец, от Юльки.
  -- Я к твоей маме.
  -- Юль, спасибо тебе, - Федор не мог найти других слов.
   Но тут налетели двойняшки, зашумели, завизжали, повисли на Федоре. Тот только крутил головой.
  -- Все, - сказала Юлька, - смирись, Федь.
  -- Федька, ты нам теперь брат? - спросила Ринка.
  -- Брат, - покорно согласился мужчина.
  -- Тогда прикажи своей жене, чтобы больше никогда не спорила с нами.
  -- Заступись за своих маленьких сестренок.
  -- Хорошо, - ответил Федор. - А в чем я должен заступиться?
  -- Этого мы еще не решили, но заступаться надо будет много, - засмеялись девчонки. - Идем к твоей маме.
  -- Идем, - согласился Федор.
   Посещения удалось добиться легко и недорого, всего пятьдесят рублей взял охранник со всех. Валентина Ивановна находилась в двухместной палате, она лежала на кровати, всплакнула, увидев сына. Не обратила внимания на несколько напряженную красивую женщину, что вошла в палату вместе с Федором и встала у окна. Думала, к соседке пришла родственница. Но двойняшки быстро все взяли в свои руки.
  -- Тетя Валя, тетя Валя, ты нас не узнала? - подлетели к ней девчонки быстрее Федора.
  -- Узнала! Вы Липочкины девочки. Откуда вы здесь?
  -- А мы к вам. Вот мама пирожков прислала и суп теплый в термосе. С курицей. Кушайте, поправляйтесь.
   Девчонки уселись с двух сторон лежащей на постели женщины. Юльке опять показалось, как тогда в больнице у отца - они словно что-то шепчут, вливают жизнь и силы в больную женщину. Федор достал свой пакет с продуктами, вытащил телефон для матери.
  -- Вот, мам, все тебе купил.
  -- Мне бы, сынок, еще халат привезти, - попросила Валентина Ивановна. - И тапочки бы. Вставать мне разрешили.
  -- Я привезла, - наконец Юлька осмелилась и заговорила.
   Валентина Ивановна вопросительно глянула на сына: "Кто это?"
  -- Теть Валь, теть Валь. А это ваша невестка, - выпалила Ринка.
  -- Жена Федьки, - поддержала Леська.
  -- Да, мам. Это моя жена, - сказал Федор. - Юля. Ты её знаешь?
  -- Теть Валь, это наша сестра Юлька, - пояснила Леська. - почти что родная. У нас папка один. А мамы были сестрички.
   Мать Федора растерянно улыбнулась.
  -- Ты Маши Полосковой дочка? Юля? Ой, Федь, - лицо Валентины Ивановны вдруг побледнело. - А как же Илюша... Ты его не привез? Он не с тобой? Он ведь у Эммы все эти дни...А она может запить... И Яры нет... Как же там наш мальчик?
  -- Не переживай, мам, - ответил сын. - Забрал я Илюшку.
  -- Со мной Илюшка, Валентина Ивановна, - поспешила успокоить пожилую женщину Юлька. - Илюша у меня. С Липочкой сейчас остался. Его мама я теперь...
   Юлька неловко улыбнулась. Валентина Ивановна облегченно откинулась на подушки. Хоть и обрушил на неё сын без всякой подготовки известие о своей женитьбе, но она все равно обрадовалась. Она помнила, что год назад у сына были отношения с какой-то городской девушкой год назад, но не сложились. Федор был мрачный, неразговорчивый. А сейчас повеселел. Совсем другой. А что он привел так неожиданно Юльку, племянницу Липочки, это хорошо. У Липочки замечательные дочки и такая же племянница. Её мать, Маша, веселая, хорошая была. Добрая. На такую жену, как Юлька, мать Федора была согласна.
   Как и предугадала Липочка, Валентине Ивановне надо было и мыло, и зубная паста, и халат, и тапочки, и ночнушка. Кое-что оказалось свободным, великоватым - мать Федора похудела в больнице. Но это её не расстроило:
  -- Велико - не мало, - сказала она. - Подвяжемся пояском. Спасибо, Юленька, спасибо девочки.
   Посидев около часа возле матери, Федор засобирался. С ним и Юлька с девчонками. Довльная Валентина Ивановна перекрестила их, потом лежала и улыбалась, читая про себя молитву. Она просила у Бога счастья сыну и внуку.
  -- Вас куда подвезти? - спросил Федор на улице Юльку.
  -- В "Детский мир", - тут же потребовали девчонки. - Нам надо одежду Илюшке купить. А то Юлька выбирать не умеет.
  -- Туда я одна пойду, - решительно возразила женщина.
  -- Сейчас, - фыркнула Ринка.
  -- Федь, скажи ей, - потребовала Леська. - Ты обещал за нас заступаться.
  -- Юлька, - улыбнулся Федор, - не обижай девчонок.
  -- Их обидишь! - начала Юлька, прекрасно понимая, что не справится с напором девчонок.
  -- Обижает, обижает, - заверила Ринка, глядя на Федора, - вообще не уважает младших сестер...
  -- Но если Илюшка будет гулять в какой-нибудь розовой куртке.... - начала сдаваться Юлька.
  -- Розовую не купим, уже у Лешеньки есть розовая... - успокоили её близняшки. - Надо оранжевую...
   Федор довез их, он хотел подождать, но ему позвонили из офиса - напомнили о встрече с Зацепиным, пришлось уехать. А Юлька пошла воевать с сестренками за покупки для Илюшки. Те не возражали против носочков, колготок, штанишек и прочей мелочи, которую выбирала Юлька... А вот комбинезон для горки... Юлька не справилась с напором юных тетушек. Девчонки заявили, что дети должны быть одеты ярко, и что вообще пора Юльке родить девочку. Столько красивых платьицев продается, а купить некому! Так что сразу, как вернулись, Илюшка был наряжен в новую одежду, а через час уже катался с горки с озорницами в теплом, но ярко-желтом комбинезоне. Юлька вышла попозже и тут же стояла с коляской, где спал Алешенька, и счастливо улыбалась. Липочка и отец смотрели из окна. Счастье пришло в их дом давно. А теперь завернуло и к Юльке.
   Раздался резкий звонок. Юрий Петрович поспешил к телефону. Звонил из больницы Кожемякин. Состояние Корины ухудшилось. Ей сделали операцию, но в сознание женщина не пришла. У него самого тоже проблемы с ногой. Надо делать операцию, ставить аппарат Елизарова, иначе кости неправильно срастутся. Голос Ипполита Сергеевича был грустен.
  -- Как сейчас ему нужна покойная Катерина, жена, - проговорил Юрий Петрович. - Они без неё с Эдгаром как-то погасли. Ипполит, старый дурак, женщин все меняет, думает, найдет такую, как Катя. Эдгар тоже покуролесил. Хорошо, что Златку встретил. А вот никак не помирятся он с отцом. Не хочет Ипполит даже слышать о Златке...
  -- Пусть Юля позвонит Злате и Эдгару, - предложила Липочка. - Надо сообщить Эдгару, что отец в больнице.
  -- Ипполит запретил, - ответил Юрий Петрович.
  -- Что же его так мир не берет с сыном? - вздохнула Липочка.
  -- А Корина-то плоха... - в раздумье проговорил Юрий Петрович.
   Липочка испуганно перекрестилась.
   Федька вернулся с работы, как только закончились переговоры с Зацепиным. Ему хотелось видеть Юльку, детей. Юлька еще утром дала ему ключи от своей квартиры. Он тихо открывал, предполагая, что младший сын может спать. Так оно и было. Юлька услышала звук ключа и поспешила к двери. Она сразу поняла, что это Федор. Сердце женщины наполнилось радостью. Хоть и остался в её доме Илюшка, хоть и звонили они с Федором друг другу каждый час, а какие-то дурацкие мысли лезли в голову. Но Федька пришел. В доме было тихо. Юлька услышала звук поворачиваемого ключа и поспешила к двери.
  -- Федя?
  -- Алеша спит? - Федька снял куртку, обнял обрадовавшуюся Юльку.
  -- Да.
  -- А Илюшка? Тоже спит? Поэтому так тихо? - удивился мужчина.
  -- Илюшка ушел опять гулять. На этот раз с дедушкой и бабушкой. Папа с Липочкой строго дышат свежим воздухом каждый день. Вот сегодня тоже. Взяли с собой Илюшку. Сказали, что теперь они долго будут гулять. Пока Илюшка накатается с горки! Ты их разве не видел во дворе?
  -- Нет, никого не было на горке.
  -- Ну, теперь они в магазин ушли. Тут неподалеку есть небольшой магазинчик с детскими товарами. Папа с Липочкой всегда что-нибудь там Лешеньке покупали. Это у них такое развлечение - детские вещи покупать. А теперь Илюшка для этого есть, туда его повели. Я ему тапочки великоватые купила. Папа с Липочкой сказали, что вечером другие купят.
  -- Юль! А можно мне к Лешеньке?
  -- Конечно, - засмеялась женщина.
   Федор поспешил к младшему сыну. Младший сын спал, сердито хмуря бровки.
  -- Серьезный у нас сын, - сказал шепотом Федор. - То сопит, то хмурится. Но он все равно замечательный. Лучше всех. Это потому, что ты его родила.
   Федор опять обнял Юльку. Весь день он думал об этой женщине. Как, впрочем, и другие дни. Только тогда эти мысли вызывали горечь и печаль, а сегодня улыбка без конца набегала на лицо Федора. Он даже во время переговоров с Зацепиным несколько раз по-дурацки улыбнулся. Тот удивился и даже замолчал на минуту. Федор спохватился, а потом честно признался:
  -- Женился я, ребята!
  -- Когда? - улыбнулся тепло Зацепин.
  -- А вчера.
  -- Ну, это хорошо, - одобрил его собеседник и предложил встретиться завтра с утра. Заодно просил передать Юрию Петровичу, что в их город должен прилететь Орлов Валентин, он знаком с Милославским еще по Штатам.
  -- Передам, - согласился Федор.
   Прощаясь, Зацепин спросил, а детей не собираются они рожать, почему такая срочная женитьба.
  -- А у нас есть, двое уже, - ответил Федор. - Мальчики.
   Зацепин удивленно поднял брови, но больше ничего спрашивать не стал, боясь еще больше запутаться. Вот и приехал Федор пораньше, обнял свою Юльку и застыл, глядя на маленького сына. А потом потянул женщину на постель.
  -- Я, надеюсь, что Лешенька наш не проснется, - прошептал он.
  -- Я тоже, - шепнула Юлька.
   Как же ей все-таки не хватало Федора этот год. Его слов, ласковых рук, да и просто мужского внимания. Оба пережили в очередной раз водопад эмоций, словно их скинуло с вершины водопада в теплые воды. Наслаждение растеклось по всему телу... Расставаться не хотелось.
  -- Федя, Федя! Федюнчик, Феденька, - говорила Юлька, придумывая разные ласковые имена. - Как хорошо, что ты вернулся пораньше. Я еле дождалась тебя. Я весь день о тебе думала. Ты устал, ты хочешь спать? А я болтаю как всегда.
  -- Расскажи мне сказку, - неожиданно попросил Федор.
  -- Какую? - Юлька не поняла даже о чем речь.
  -- А ту самую, что не стала рассказывать мне в пещере. Сказала, что это ваша семейная.
  -- А, - улыбнулась Юлька. - Сейчас расскажу. Только знай, Федь, это означает, что ты никогда от меня никуда не денешься...
  -- Я согласен.
  -- Эту сказку мне рассказала моя прабабушка Марфа. Знаешь, её жизнь тоже похожа на легенду. Она была из знатного польского рода Орел-Соколовских.
  -- И про неё расскажи, - согласился Федор. - Где-то я слышал такую фамилию. От кого?
   Хоть и собралась рассказать Юлька сказку и про Марфу-ведунью, но две практически бессонные ночи сделали свое черное дело.
  -- Я сейчас, Федь, все расскажу, только дай поудобнее устроюсь возле тебя, - женщина прильнула к мужчине, поцеловала его: - Как мне хорошо, спокойно. Сейчас я соберусь с мыслями и начну...
   Юлька всего на минуту закрыла глаза. Но и этого было достаточно. Уснули оба, моментально. Юлька бы проспала до утра, но недовольный плач младшего сына их разбудил уже через час. Юлька вскочила и взяла сына на руки. Мокрый. Быстро переодела и положила рядом с проснувшимся отцом, сама меняла простынки в кроватке малыша.
  -- Юлька, ты наверно не хочешь, чтобы я был членом вашей семьи, - проговорил Федор. - Опять не рассказала мне сказку.
  -- Ну что ты, Федь, - ответила Юлька, потом весело улыбнулась:- Не тащил бы меня в постель за другим, может, и рассказала бы, успела бы. Не уснула бы.
  -- Юлька, а ты не боишься, вдруг опять забеременеешь? - как когда-то в пансионате спросил Федька.
  -- Не боюсь, - засмеялась Юлька и добавила: - Ты не переживай. Я обязательно рожу, если такое случится. Дочку только теперь.
  -- Ты не меняешься, - Федька поцеловал пухлую щеку Алеши. - Давай, мама, корми сына. Он, кажется, собирается плакать. Смотри, как нахмурился.
  -- Сейчас накормлю, - откликнулась женщина. - Заодно начну сказку рассказывать.
   Но сказку так она и не начала рассказывать, и Алешу не успела покормить, в домофон позвонили. Юлька отдала сына отцу и поспешила к двери. Это дедушка и бабушка учили Илюшку нажимать правильно кнопки.
  -- Скажи: "Мама, открой, это я, Илюшка", - послышался в домофоне голос Юрия Петровича.
   Ребенок все послушно повторил.
  -- Сейчас открою, - радостно откликнулась женщина. - Иди, сынок, домой, - она повесила трубку домофона. - После, Федь, сказку расскажу, - поспешно проговорила Юлька. - А теперь готовься. Ты не стал сразу есть, когда пришел. И это хорошо. Мы пойдем к папе. Там тебя ожидает торжественный ужин. Липочка весь день хлопотала. Надо Алешу здесь покормить и сразу туда, - женщина нагнулась к малышу. - Да ты опять мокрый. Федь! Открой, пожалуйста, кажется, кто-то стучит там. Илюшка, наверно, пришел.
   Федор поспешил открыть дверь. Довольный Илюшка вошел в дом, пыхтя от натуги. В руках мальчик тащил огромный красный грузовик. За ним следом, сияя не меньше ребенка, шел Юрий Петрович, нес маленькие детские тапочки.
  -- Здравствуй, Федор, - он протянул руку. - Ты уже дома? И на ночь не остался?
  -- Здравствуйте, Юрий Петрович, - ответил на рукопожатие заместитель. - Жена у меня теперь есть и дети. Соскучился я.
   Илюшка рвался в одежде в комнату, ему надо было показать грузовик, но отец перехватил мальчика, разул, раздел. Мальчик поднял машину и поспешил к Юльке. Она не могла подойти, кормила Алешу.
  -- Давай, признавайся, зятек, почему целый год не появлялся? - начал Юрий Петрович очень серьезно. - Почему скрывал, что отец Алешки? Это же надо, ты целый год ведешь мои дела, а я не знаю, что ты отец моего внука.
  -- Да не знал я, что Юля - ваша дочь. Давно бы пришел. Не стал бы спрашивать даже, нужен и здесь или нет, - засмеялся Федор. - А если бы про Алешу знал...
  -- Вот и правильно, - обрадовался Юрий Петрович. - Но если ты когда-нибудь обидишь Юльку...
  -- Юрий Петрович! Что вы говорите! - прервал его Федор. - Вы на это посмотрите. О какой обиде может быть речь?
   В открытую дверь было видно, как Илюшка поставил грузовик, вскарабкался на кровать, обхватил Юльку за шею и прижался щекой к её лицу: "Мама!" Та повернула голову и поцеловала мальчика. И оба внимательно стали смотреть на младшего братика.
  -- Лёся, Лёсенька, - только слышался голос старшего мальчика.
  -- Да, пожалуй ты прав, - согласился Юрий Петрович. - Я зашел сказать вам, через полчаса собираемся у нас на ужин. Юль, слышишь?
  -- Я знаю, пап. Сейчас Алешу покормлю, и придем. Я помогу Липочке.
  -- И еще. Машину-то на улице сколько бросать будете? Юль! Ключи от гаража зятю моему выдай.
  -- Ой, пап! Я не подумала совсем. Правда. Моя-то машина осталась в служебном гараже. Пусть Федя свою поставит здесь.
   Стукнула дверь. Это вошла Липочка.
  -- Федя! Ты уже дома? Я думала, будешь не раньше шести. Не тороплюсь стол накрывать.
  -- И не торопись, - отозвалась Юлька из спальни. - Мне еще Феде надо гараж показать. Раньше, чем через час, за стол не сядем. Пап, а в гараже разве три машины уместятся? Это я на будущее спрашиваю. Гараж хоть и большой, но на две машины рассчитан.
  -- Не уместятся. Твоя пока постоит у нас в служебном. Все равно редко ездишь. Говорил тебе, надо было два гаража брать.
  -- Говорил, - согласилась Юлька. - Но было уже поздно. Бестолковая у тебя дочь.
   Вмешалась Липочка.
  -- Да у соседа из однокомнатной попросим ключи от гаража, заплатим ему за аренду. Что теперь локти кусать? А сосед недавно продал машину.
  -- Бесценная у меня жена, - улыбнулся Юрий Петрович. - И умная!
   Словно догадавшись, что говорили о нем, в дверь позвонил сосед из однокомнатной квартиры, довольно-таки молодой, но деловой парень.
  -- Дядь Юр, - так он звал Юрия Петровича. - Вам гараж не нужен?
  -- А что? Продаешь?
  -- Да, уезжаю я через три месяца. В Австралию на три года. Все ждал командировки, вот и дождался.
  -- А гараж-то зачем продавать?
  -- Планирую там остаться навсегда. Что про гараж-то скажите? Я знаю, вы сожалели, что Юля только один себе взяла. Вот и пришел вам предложить.
   Все переглянулись.
  -- Гараж куплю я, - это сказал Федор. - Пойдем, покажешь. Сразу цену обговорим.
  -- Это муж Юли, - пояснил Юрий Петрович в ответ на недоумевающий взгляд соседа.
   Федор и сосед ушли. Юрий Петрович подмигнул Юльке:
  -- Молодец твой Федька. Никогда не упустит выгодное предложение. Ни на работе, ни дома. Но прижимистый!
   Через час Федор с малышом на руках, Юлька с нарядным Илюшкой за руку и красным грузовиком на веревочке проследовали в квартиру напротив, откуда плыли вкуснейшие ароматы пищи. Добродушная Жучка, нагулявшаяся, подобревшая, мирно лежала на тулупе возле огромной миски с грудой костей. Липочка днем варила холодец. Его любил Юрий Петрович. Собака только вильнула хвостом. Юрий Петрович и Липочка встретили их со старинной иконой в руках. Они благословили своих старших детей. Даже близняшки были серьезны, они быстренько подхватили детей, чтобы эта церемония прошла по всем правилам. Все сели за стол. Липочка от души постаралась. Но было как всегда. Все начали с необычных Липочкиных пирожков. Федор ел с аппетитом все. Он сегодня днем перехватил только чашку кофе. Липочка аппетитом зятя осталась очень довольна. "Хороший мужчина будет", - шепнула она мужу. Нагулявшийся Илюшка ел все подряд, мешая несовместимые с точки зрения взрослых продукты. Юлька и Липочка переживали, что у мальчика заболит живот, а девчонки, знай, подкладывали ему все, что он просил. Заступился Юрий Петрович. Приказал не трогать ребенка, сам знает, что есть и сколько. Вскоре девчонки исчезли. За ними зашли парни: один худенький, второй - покрупнее, и близняшки поспешно стали собираться. Они пытались опять взять с собой Илюшку, утверждали, что перед сном детям полезно гулять. Но Юлька не дала.
  -- Сколько можно мальчишку таскать по морозу? - сказала она.
  -- Пап! - заныли хитрыми голосами девчонки, - скажи ей. Алешку не дает нам, говорит, что маленький. А теперь Илюшку зажимает от нас.
   Юрий Петрович не ответил. Он сидел на диване, тут же на подушке лежал Алешенька и ловил ртом свою ногу, а рядом, привалившись головкой к теплому боку деда, сидел Илюшка. Он не хотел больше гулять. Дедушка читал ему красивую большую книжку, что купила в магазине бабушка Липа.
  -- Чтоб в одиннадцать были дома, - крикнула вслед дочерям Липочка.
  -- Мам! Сегодня подольше можно, - заявила Ринка.
  -- Это почему?
  -- А с нами Жучка будет.
  -- В одиннадцать! - поднял голову Юрий Петрович, он слышал все.
  -- Хорошо, папочка, - девчонки словно и не сопротивлялись.
   Довольная Липочка улыбнулась.
  -- Вот, Федь, - говорила в это время Юлька. - Покоя не будет. Мы так вместе, считай, и живем. Это еще сегодня девчонки особо к нам не прибегали. Обычно двери не закрываются. Ну, что, рассказывать тебе сказку?
  -- Обязательно, - ответил Федор.
   Вечером, когда уже спали дети, Юлька все-таки рассказала свою семейную сказку.

Семейная сказка.

   Это было в самом начале истока жизни. Отец-мироздание создал чудесный гармоничный мир. Все были счастливы в нем. Был счастлив и отец-мироздание. Души, обитающие в его мире, никогда не были одиноки, они не знали горя, предательства. В создании этого нового мира помогала его сестра госпожа Судьба и найденный ими на неисчислимых дорогах космоса старый чародей Крек. Вскоре одно событие обрадовало всех. На одной из планет отец-мироздание увидел чудесную женщину, она создавала небольшой уютный мир. Увидел её отец-мироздание и не смог забыть. Ласково улыбнулась сестра.
  -- Это твоя доля, - сказала госпожа Судьба брату. - Проси её стать твоей женой.
   Так мать-земля стала женой мироздания. И никто не видел черной тени на лице нахмурившегося старого Крека. Счастливы были отец-мироздание и мать земля. Только редко видел свою жену дома отец-мироздание. Все больше она блуждала по глубинам космоса, создавая новые земли, новые планеты. А как хотелось постоянно слышать её добрый ласковый голос. На помощь пришла госпожа Судьба. Невидимыми нитями она связала все любящие сердца. Хранителем этих нитей стал Крек, чем он был доволен. Эти нити означали мировое господство, к чему он так стремился.
   Мать-земля родила отцу-мирозданию много прекрасных детей. Шло время. Скучно становилось подросшим детям мироздания в своем уютном мире. Они хотели создавать свои миры. Этот дух неуспокоенности дети получили от матери-земли. Грустно было отцу, но не мог запретить детям менять свою жизнь. Вскоре с отцом осталась только младшие дочери - царица ночи серебряная Луннита, повелительница дня светлая Гелия и маленькая голубоглазая Эфира, всеобщая любимица. Пока никто не знал, каким талантом она будет обладать, какая роль выпадет ей в этом мире. Её крестной матерью была сама госпожа Судьба. Мама девочки всегда была далеко, но рядом были любящие сестры, внимательный отец, добрая крестная.
   Пришло время, и из дома ушли ласковые сестрички, занята была крестная. Загрустила озорница Эфира. Обнял отец свою дочь, спросил, что с ней случилось. Девочка призналась, что соскучилась по маме, по любимым сестрицам: Гелии и Лунните.
  -- Не надо грустить, - ответил отец-мироздание. - Твои сестры создают свой мир, свою жизнь... Им госпожа Судьба дала величайший дар - созидание.
  -- А у меня есть дар? - голубые глаза дочери с любопытством смотрели на отца.
  -- Есть, - раздался голос госпожи Судьбы. - Тебе будет подвластна любовь. В твоих руках счастье всего живого.
   Девочка подняла свои большие голубые глаза на крестную мать.
  -- Когда тебе плохо, ты зовешь маму, так ведь? - спросила госпожа Судьба.
  -- Да, мама всегда меня слышит, - ответила дочь. - Даже если она очень далеко. А сейчас она так далеко, что не говорит со мной второй день.
   И девочка заплакала. Впервые в прекрасном мире отца-мироздания лились слезы. Отец встревожился. Что-то было не так. Кто-то нарушил равновесие. Но сестра сделала успокаивающий жест.
  -- Сейчас ты услышишь маму, малышка. Дай мне твою руку.
   Девочка протянула ладошку. На ней, между пальцами, появилась родинка.
  -- Ты зачем это сделала, сестра? - обеспокоился отец-мироздание. - Эфира еще очень мала.
  -- Но у неё любящее сердце, - возразила Судьба и обратила свой взор к девочке: - Тебя отныне могут слышать все: и мама, и сестры, ты предвидишь рождение новой жизни. Вот посмотри, там вдали две искорки. Что сейчас произойдет с ними.
  -- У них родится дочка, - сказала Эфира и ласково улыбнулась новой душе, появившейся в их мире.
  -- Правильно.
   И в тот же момент там, вдали, загорелась третья искорка - это соединились любящие сердца и родили новую жизнь.
  -- Они подчиняются тебе, - сказала Судьба. - А теперь зови маму. Она обязательно услышит.
  -- Мама! - пронесся взволнованный зов по всей вселенной.
  -- Я уже спешу к тебе, моя девочка, - отозвалась из далеких глубин космоса мать-земля. - Я тебя не слышала последний день. Я очень беспокоилась. Что случилось?
   И словно она не была за сотни световых лет, мать-земля возникла из пространства и обняла свою девочку. Счастливо засмеялась Эфира.
  -- Береги свой дар, Эфира, - сказала Судьба. - Помни, от тебя зависит теперь счастье.
   Девочка побежала играть на горный луг, рассказывать цветам и травам про подарок госпожи Судьбы. А взрослые остались стоять рядом.
  -- Ты зачем это сделала, сестра? - опять спросил отец-мироздание. - Зачем ты дала ребенку такую власть?
  -- Я лишила Крека его дара, - ответила Судьба. - Он не хочет счастья всем, он хочет только власти. Зря мы его спасли тогда в глубинах космоса.
  -- Но он помогал создавать нам мир, - возразил отец-мироздание.
  -- Да, но только для того, чтобы властвовать, - не согласилась мать-земля. - Он когда-то сватался ко мне, чтобы стать властелином созданных мною земель.
  -- Но почему ты не сказала об этом? - удивилась Судьба.
  -- Я не узнала его сразу в новом обличье, - ответила жена и обратилась к мирозданью. - В то время он был в обличии черного ворона. Крек - это само зло. Он умеет менять свой образ. Его надо уничтожить.
  -- Зло невозможно уничтожить полностью, - ответила Судьба. - Но его можно контролировать.
  -- Что же все-таки случилось? - спросил отец-мироздание. - Что опять сделал Крек? Из-за чего ты забрала его власть над душами?
   Прекрасный мир мироздания давно не давал покоя черному чародею Креку. Он упорно стремился к власти. От природы у него был лишь один дар - он умел менять внешний облик. Это спасло его от гнева матери-земли. Она не узнала его в седом благообразном старике, что был всегда рядом с её мужем. Потом Крек получил от Судьбы в управление невидимые нити мироздания и начал создавать новые планы вселенского господства. Но госпожа Судьба стала догадываться о его замыслах, когда он хотел нарушить её решение и жениться на прекрасной Гелии, светлой дочери мироздания. Гелия любила свет, темный мир Крека ей был противен. Она отказала ему. Но Крек, желая такой же власти, что и мироздание, посватался к Лунните, она любила темноту.
  -- Я не люблю тебя, Крек, - ответила серебряноволосая красавица. - Я не буду твоей женой. Судьба распорядилась так: я связана только с Гелией. Мы обе дали обет безбрачия. Наша доля - создать новый мир, новую жизнь. Мы уходим от отца в один из миров, созданных матерью. В нашем мире ты никогда не будешь править.
   Вскоре после этого Гелия и Луннита покинули мир отца. А злой Крек попытался сплести новую нить, эта нить должна была соединить его с Гелией и Луннитой. А потом он доберется и до самого мироздания.
  -- Пусть у меня будут сразу две жены, - думал он. - Тогда все миры будут моими.
   Но чтобы сплести новую нить, надо порвать другие. Вот и решился на это Крек. Впервые тогда в мироздании раздался плач. Плакала маленькая девочка. Это плакала Эфира. Её нить порвал злой Крек. Она не слышала мать, она не видела сестер. Насторожилась сразу строгая госпожа Судьба, забеспокоился ласковый отец мироздание. Судьба сразу поняла, в чем дело. У Крека была отобрана власть над невидимыми нитями. А на маленьком пальчике Эфиры появилась крошечная родинка, и маленькая девочка смогла соединить обрывки нити. Мать-земля услышала свою дочь. Она всегда слышала всех своих детей.
   Долго госпожа Судьба учила девочку управлять этими нитями.
  -- Когда тебе захочется увидеть услышать маму, вспомни, что ты это можешь, - говорила она Эфире.
  -- А сестричек я могу слышать? - беспокоилась девочка.
  -- Да.
  -- А видеть?
  -- А ты попроси их, и они сразу к тебе прилетят.
   Помогал младшей дочери и отец. Часто, обняв свою младшую дочку, он говорил:
  -- Покажи мне свою руку. Видишь знак на твоей ладони?
  -- Да, - охотно поясняла девочка, - эту родинку мне дала моя крестная, госпожа Судьба, она сказала, в ней великая сила.
  -- Если ты потеряешь этот знак, то порвется великая нить, связывающая всех людей, - сказал отец. - Эту главную нить госпожа Судьба скрыла от всех.
  -- А я её вижу, - улыбалась Эфира. - Моя родинка на пальце помогает мне видеть эту главную нить.
   Отец мироздание хмурился. Он по-прежнему не одобрял поступка госпожи Судьбы, слишком мала еще дочь, чтобы держать в своих руках нить судьбы всех людей. Но изменить решение Судьбы никому не под силу. Отец-мироздание только просил:
  -- Обещай мне, Эфира, что ты никогда не воспользуешься этой нитью, чтобы сделать плохое дело.
  -- Нет, пап, - простодушно ответила дочь. - Иначе я потеряю свою родинку, иначе я перестану слышать маму.
   Так Эфира стала обладательницей людских и не только людских судеб. Часто говорила девочка с сестрами и мамой. А вот увидеть все было им некогда. Мама создавала новые звезды и планеты, Луннита и Гелия создавали на них жизнь. Как-то возле малышки появился Крек, только он принял другое обличье - он принял образ черного мудрого ворона. Крек давно вынашивал этот замысел. Не удалось стать хозяином мироздания, значит, надо всех лишить счастливой жизни. Устроить хаос. Тогда легче овладеть властью. Но Крек знал, отец-мироздание силен. Далеко в глубинах космоса есть мать-земля, её гнев тоже бывает страшен. А про госпожу Судьбу лучше не вспоминать. А вот Эфира доверчива и очень-очень могуча. Значит, надо воспользоваться её силой и верой в добро.
  -- Скучаешь малышка? - спросил черный ворон, присев на широкую ветку могучего дуба.
  -- Да, - просто ответила девочка. - Я давно не видела маму. Гелия и Луннита тоже ушли из дома.
  -- Но в твоих руках все нити мироздания. Потяни их.
  -- Нет, мама далеко. Нити порвутся, - не согласилась малышка. - Нельзя этого делать.
  -- Но есть главная нить. Ты видишь её?
  -- Да, вижу.
  -- Она прочная. Смотри, какая толстая. Если потянуть её, то она выдержит. И ты не только услышишь маму, но и увидишь. Заодно сразу прилетят Гелия и Луннита. Так что тяни главную нить, а остальные не трогай.
  -- Правда? - обрадовалась девочка.
  -- Правда, попробуй. Только тяни сильнее.
   Эфира потянула главную нить, нить выдержала, как и говорил Крек, а вот идущие от неё тонкие нити, что связывали души, порвались. Все. Разом. Во всем мире настал хаос. В ужасе заплакала маленькая Эфира, видя, что она натворила, слыша, как поднялся людской плач, как мечется госпожа Судьба, не зная, что предпринять, как пытается остановить пространственные и временные потоки отец-мироздание. И нигде нет мамы. И в этом виновата она, Эфира. В отчаянии маленькая девочка покинула родной дом и устремилась в глубины космоса, не зная куда. Он больше не слышала сестер, не слышала мамы. Но материнское сердце чуткое. Хоть и порвалась нить, что связывала её и дочь, мать-земля нашла испуганную малышку среди тысяч звезд, она принесла её в мир своих старших дочерей Гелии и Лунниты и спрятала в пещере, что была укрыта от глаз людей с одной стороны скалой, а с другой - непроходимыми зарослями.
   В мире Гелии и Лунниты происходило что-то страшное. Сначала вырвался из берегов океан и трижды обошел землю. Потом это назвали всемирным потопом. Луннита успокоила воду. Заморозила её. И огромные запасы ледяной воды поползли на сушу. Так сошел великий ледник. Гелия стала сражаться с ним, стала растапливать его. Усилиями сестер их мир был спасен. Но на это ушли многие годы. И только тогда сестры обнаружили, что не слышат отца, что потеряли мать, что уже долго не говорит с ним младшая сестренка. А в их мире царит несчастье - любящие сердца потеряли друг друга. Что делать? Нужен был совет отца, но как найти его мир. Сквозь взрыв сверхновой звезды к ним пробился голос госпожи Судьбы:
  -- Найдите Эфиру. Только она может спасти жизнь. Все нити в её руках.
   Но где искать её? В отчаянии сестры бросили клич матери: она должна знать, она не может потерять связь с детьми. И были правы. Мать-земля откликнулась дочерям. Она была здесь, совсем близко, в их мире. Кто-то невидимый восстановил их связь. Луннита и Гелия встретились с матерью на берегу чистой голубой реки.
  -- Мама! Что случилось? - бросились к ней дочери. - Где наш отец? Где наши старшие братья и сестры? Что с Эфирой.
  -- Сбылось проклятие черного Крека. Он порвал связующие нити. Вы не только далеко друг от друга, вы находитесь в разных временных пластах.
  -- Мама! Но это невозможно. Ведь все нити в руках Эфиры.
  -- Я не должна была оставлять мою девочку, я должна была научить её терпению, - горько говорила мать-земля. - Я понадеялась на вас. И я неправа. Я хотела лишить вас вашего выбора в жизни. Вот и произошла то, что есть сейчас.
   Вдруг в небе появилось белое сияние. Это была госпожа Судьба. Женщина в белых одеждах остановилась прямо на воде. И вода утихла в том месте, прекратилось течение.
  -- Госпожа Судьба, - все склонили головы.
  -- Ты неправа, мать-земля, - сказала Судьба. - У каждого свой путь. И у Эфиры тоже. Вспомни наш разговор, когда ты захотела еще одного ребенка. Тебе было мало Гелии и Лунниты и других твоих многочисленных детей.
  -- Помню, - улыбнулась мать. - Ты спросила, зачем мне еще одна девочка? У меня и так есть чудесные дочери. И они занимаются созиданием. Но мне так хотелось почувствовать на руках еще одно живое существо. И я родила. Ты дала Эфире большую власть. А каково её назначение? Ты не сказала мне тогда.
  -- Ты не догадалась?
  -- Наша Эфира рождена для любви, - вмешалась Гелия. - Она любила нас всех и учила, сама того не ведая, любить друг друга.
  -- Но где она? - тревожилась Луннита.
  -- Здесь, - мать провела дочерей и Судьбу в пещеру.
   Там испуганно пряталась девочка. Она сидела в уголке и быстро-быстро ловким пальчикам связывала разорванные нить, возвращая людям счастье. Они срастались, стоило им прикоснуться друг к другу. Вся беда была в том, что их было очень много, невообразимо много.
  -- Эфира, сестренка, - бросились с ней сестры. - Наша маленькая девочка. Теперь мы справимся со всем. Ты нас научишь этому. Мы поможем тебе.
  -- Да, - кивнула девочка.
  -- Вам никогда не справиться, - грустно произнесла мать. - Нитей неисчислимое количество.
  -- Я останусь здесь до тех пор, пока не верну всем счастье, - ответила тихо девочка. - Я должна это сделать.
  -- Ты умница, - ответила Судьба. - Я не ошиблась в тебе. И скоро вы убедитесь, что девочка умеет держать свое слово. Она свяжет все нити.
   Судьба медленно таяла в небе.
  -- Госпожа Судьба, - крикнула вслед мать-земля. - Подожди, ответь на один вопрос. Мы с тобой редко видимся. А я хочу родить еще одного ребенка. Человеческого. Но я хочу, чтобы ты дала этому ребенку волшебную силу.
  -- Если хочешь, роди, - донесся исчезающий голос. - Только будь осторожна с волшебством....
   Неожиданно возник из ничего отец-мироздание:
  -- Если наши женщины рожают человеческих детей, то эти дети всегда волшебники, - сказал он. - Так было всегда.
  -- Папа! - удивились дочери. - Ты откуда?
  -- Оттуда, - отец показал светящееся пятно. - Это разрывы во времени и пространстве. Я убираю их.
  -- Но нам всегда было подвластно пространство, - сказала мать земля. - Пространственные проходы сами закрываются после нашего перемещения.
  -- Да, это так. Но время никогда не обращалось вспять, - пояснил отец-мироздание. - И если кто из нас попадет во временной прорыв.... Нам очень трудно будет вернуться назад...Связь утратится даже при непорванной нити. Мы больше не сможем увидеть многих наших детей, мать-земля. Они остались в прошлом. Я рад, что ты нашла Эфиру.
   И он пошел обнять младшую дочь:
  -- Почему ты убежала? - горько проговорил отец. - Я ведь люблю тебя.
  -- Мне очень стыдно, - опустила голову младшая дочь. - Это я во всем виновата.
  -- Нет. Это были планы Крека. Он прорвал время.
  -- Отец, - предложила Луннита. - Давай мы поможем тебе справиться с хаосом во времени. Мы можем найти все прорывы. Особенно Гелия. Ведь ей подчиняется свет.
  -- Да, - подхватила Гелия. - Я знаю многие места прорывов. Луннита вышьет эти места на своей серебряной накидке золотыми звездами. Ты, папа, всегда сможешь её видеть. Тебе же подвластно пространство.
  -- И ты запечатаешь эти прорывы, - одобрила мать-земля.
  -- Иного выхода нет, - ответил отец. - Но это на многие годы.
  -- Мы справимся, - сказали старшие дочери.
  -- Пойдем домой, Эфира, - позвал отец.
  -- Нет, папа. Я тоже останусь здесь, - ответил младшая дочь. - Пока не найду способ связать воедино любящие сердца.
   Шли годы. Все меньше оставалось временных прорывов. Все чаще бывала дома мать-земля. Её мечта родить человеческое дитя никак не могла осуществиться. А из испуганной младшей дочери мироздания выросла красивая девушка. Но она так и не покидала пещеры. Сотни и миллионы сердец соединились, благодаря её кропотливому труду. Никто не сердился больше на Эфиру. Уже все знали, что это подстроил черный Крек. Он был изгнан из мироздания и навсегда превращен в черного ворона. Где он жил, никто не знал. Эфира не скучала в своем убежище. Днем всегда ей ласково улыбалась с неба Гелия, ночью бросала свои лучи Луннита, приходила сама царица ночь и рассказывала сказки младшей дочери мироздания. Мать-земля говорила с дочерью, часто навещал отец. Он не винил девочку, он упрекал себя, что допустил появление Крека в своем мире, и Судьбу, что она не подумала, когда дала такую власть ребенку.
  -- Ты не прав, братец, я подумала, - отвечала Судьба на эти упреки. - Нити эти должны были порваться. Пусть это лучше сделает невинная рука ребенка, чем злого колдуна. И скоро вы убедитесь, что я права. Эфира спасет мир. Только имя у неё будет другое.
   Как-то Эфира вышла на высокую скалу. Там и заметил удивительную девушку веселый Ветерок. Он стукнулся о скалу и обернулся красивым юношей. Впервые столь красивого юношу видела девушка. Она отдала свое сердце ласковому Ветерку. Вот тогда и родилось в их груди это чувство, что люди потом назвали любовью. Эфира подарила это чувство всем людям. Они научились любить. Уже не надо было вязать нитей, любовь сама связывала их или порождала. Довольно улыбалась госпожа Судьба - счастье вернулось в мир. Любовь спасла мир. Отец-мироздание по-прежнему звал домой младшую дочь.
  -- Нет, я останусь здесь, - ответила дочь. - Здесь мой Ветерок. Я люблю его. Здесь впервые вышла в мир моя дочь - Любовь.
  -- Но если ты останешься в том мире, рано ли поздно ли, но тебе придется жить по законам этого мира, - ответил отец.
  -- Я знаю, - ответила дочь. - Я пока остаюсь здесь....Я хочу родить еще одного ребенка, как и мама, человеческого. Пусть он помогает людям.
   Юлька оборвала свою сказку на этом моменте. Она оканчивалась этим. Всхлипнул, заговорил во сне Илюшке. Женщина поспешила к нему. Женщина не стала говорить, что близняшки знают продолжение истории про Эфиру. Пусть сами как-нибудь расскажут. Девчонки утверждали, что им бабушка рассказала. Конечно, это не так. Как они могли запомнить, если им было по два с небольшим года, когда не стало деревенской ведуньи Марфы. А была бы жива, было бы у неё сил побольше, возраст поменьше, может, тогда и мать Юльки не умерла бы... Бабушка-ведунья, говорили люди в деревне, умела и рак лечить. Знала какую-то траву. Все лето ждала, чтобы найти эту траву. Но Маша умерла весной, Марфа ушла за ней следом, летом это было. Не нужна уже была эта трава. Жаль, не успела Марфа передать свой дар никому...
   Федор выслушал сказку. И неожиданно вспомнил, где он слышал фамилию Орел-Соколовские. "Актриса Орел-Соколовская есть. Ирена. Дочь Валентина Орлова, жена Георга Игла, с которым я познакомился на Алтае... Точно. Ирена Орел-Соколовская... Надо Юрию Петровичу не забыть передать, что его друг приезжает..."

...Мама...

   Обняв ночью вместо плюшевой Жучки большой пластмассовый грузовик, сладко спал уставший Илюшка. Раза два мальчику чудилось, что с него опять снимают теплую курточку, ему становилось холодно, но он знал, что теперь делать.
  -- Мама! - звал ребенок. - Мама!
   И мама появлялась, обнимала мальчика, целовала его, её ласковые руки защищали от всех бед, и теплая курточка оставалась у Илюшки. Было хорошо.
   Юлька, в очередной раз поправив на ребенке сползшее одеяло, потихоньку вытащила из рук ребенка грузовик, подложила лохматого медведя - с ним теплее, и одеяло сползать не будет - и пошла спать.
  -- Опять одеяло сползло у Илюшки? - сквозь сон спросил Федор.
  -- Да, спи, Федь. Я поправила.
  -- Давай я буду вставать вместо тебя. Ты совсем не спишь.
  -- Отдыхай. Ты работал. А меня Лешенька приучил вставать по десять раз за ночь. Да и сам слышишь, что Илюшка меня зовет. "Мама!" - говорит.
   В голосе женщины слышалась гордость. Федор обнял свою Юльку, так было тепло и хорошо. Была глубокая ночь. Давно были рассказаны все сказки, завтра утром младший сын не посмотрит, что выходной, встанет в шесть утра, если не раньше. Да еще Илюшка спит беспокойно. Набегался за день, столько новых впечатлений. И сколько новых забот свалилось на Юльку.
  -- Юль, - голос Федора был виноватым. - Ты в душе не ругаешь меня, что Илюшка с нами? Потерпи немного. Бабушка выздоровеет, заберет его....
   У Юльки пропал даже сон.
  -- Федь, ну что ты говоришь! Как такое в голову пришло? Я весь год жила с ощущением вины перед этим мальчиком. Знаешь, я так часто думала о нем, я привыкла к мысли, что твой мальчик должен был стать мне родным, мне порой кажется, что просто ко мне вернулся мой ребенок, - путано объясняла женщина. - Я всегда в душе всегда надеялась, что мы будем вместе.
  -- Но ведь с нами столько хлопот прибавилось.
  -- Ну и что!- Юлька помолчала. - Ты не подумал, Федь. Илюшка сразу назвал меня мамой. Как его отдавать? Нельзя. Кстати! Это ты его научил сказать мне "мама"?
  -- Нет. Скорее бабушка. Она всегда говорила, что у Илюшки будет настоящая мама...Да и я говорил, что едем к маме... Вот он и сделал свои выводы.
  -- Выводы, скажешь тоже, просто назвал мамой и все. Илюшка - умненький мальчик. А как мальчик звал Эмму?
  -- Мамака, - улыбнулся Федор. - Как Яра, старшая дочь Эммы. Мамка, говорила она. Илюшка повторял. Мам-ка, ма-ма-ка.
   Да, для маленького Илюшки это были абсолютно разные слова "мама" и "мамка" и разные понятия.
   Мамка - это был шум, неприятный запах, холод, страх, слезы. Это был сердитый крик старшей сестры Яры, которая постоянно ругалась на мать. Яру мальчик любил. Когда она возвращалась домой, он бежал и лез к ней на колени, ночью в постель. Ярка хоть и сердитая была, но Илюшку никому не давала обижать. Один раз даже выгнала из дому злую мамаку. Но чаще Яра брала Илюшу и они ехали к бабушке Вале. Там было тепло. Бабушка была мягкая, уютная. Она кормила мальчика кашей, супом. И при ней Яра не сердилась. Бабушка сказала, чтобы они жили с ней. И Яра осталась. Мамака приходила, ругалась, бабушка уговаривала её, совестила, а Яра как раскричалась, взяла палку и прогнала пьяную мамаку. А потом Яра куда-то пропала, уехала далеко-далеко. Илюша остался с бабушкой. Был у мальчика еще папа. Мальчик понимал, что папа самый главный. Его боятся все: плохая мамка, её пьяные друзья, побаивается Яра, уважает бабушка. Папу слушались все. Но папу мальчик не видел каждый день. Он теперь жил с бабушкой. У бабушки часто болело сердечко. Она охала, хваталась за грудь, чем пугала мальчика, пила сильно и неприятно пахнущие таблетки. Мальчик очень боялся этих моментов, этих запахов. А бабушка успокаивала и говорила, что не надо говорить про это папе, что у бабушки все прошло, поболит немного и пройдет. А еще бабушка часто рассказывала мальчику, что когда-нибудь у Илюшки будет мама, настоящая мама. Папа её найдет. Она будет очень добрая, ласковая, будет любить мальчика. И мальчик понял, что мама - это совсем не мамака, злая плохая Эмма. А потом мамака стала приходить все чаще и ругаться с бабушкой. Яры долго не было дома. Мамака все хотела украсть у бабушки Илюшку. Мальчик прятался под кроватью, и мамка оставляла его. Брала деньги вместо мальчика. А один раз забрала Илюшку, бабушка ей не дала в тот раз денег, у неё сильно болело сердечко. Бабушку увезла машина с красным крестом. А Илюшку мамака привела в свой холодный дом. Мальчик сразу спрятался под кровать. А мамака вытащила и повезла куда-то, отдала чужим людям, Илюшка даже плакать боялся, потом мамака вернулась, забрала мальчика, привезла опять в холодный дом, сняла с него курточку, хоть и замерз сильно Илюшка, но он спрятался опять под кровать, в самый уголок забился, чтобы его не достали. Хорошо, что Жучка пришла и не дала больше раздевать мальчика. Илюшка плакал, звал Яру, звал папу, бабушку, никто не приходил. Хорошо, что была Жучка и кусала всех, кто хотел обидеть Илюшку. А потом папа услышал и приехал. Он кричал на злую мамаку, не испугался Жучки, забрал мальчика и сказал, что отвезет его к маме. К настоящей. С ними поехала Жучка. Испуганный мальчик молчал. Он теперь боялся всего: и мамаку, и папу, боялся, что папа оставит его опять у бабушки, а она его вновь отдаст пьяной мамаке, только Жучку не боялся. Папа привез мальчика в незнакомый дом, позвонил дверь и сказал, что там его мама. И дверь открыла мама. Илюшка это знал точно. Мама была красивая-красивая, чистая, от неё так приятно пахло. А папа почему-то хотел увести сына от мамы. Но тут Илюшка не дал этого сделать, он заплакал, выдернул свою руку от отца и сказал:
  -- Мама.
   И мама сразу все поняла и забрала Илюшку себе. Она была теплая, как бабушка, красивая, как Яра, и ласковая-ласковая. Мама унесла мальчика в свой дом. Посадила в большую ванную, в теплую водичку. Водички было так много, что мальчик сидел в ней весь в воде и радовался. По воде плавали игрушки. А мама сидела рядом и смеялась. И папа стоял смотрел и смеялся. Потом мама мыла Илюшку. И было совсем не больно, как это иногда бывало у Яры. И мыло не кусало глазки, как у бабушки, и перестала болеть попка, которая покраснела очень сильно, потому что мальчик описался под кроватью у мамаки несколько раз. Потом мама опять взяла на руки мальчика и понесла на кровать. Она надела на него теплую и мягкую одежду. Мальчик больше не замерзал. Он даже забыл о Жучке. После мама накормила Илюшку вкусной котлетой и макаронами. У Илюшки еще был и братик теперь. Его на руках носил папа. Папа был высокий, сильный, но Илюшка знал, что невысокая мама все равно главнее и сильнее папы. Ночью к мальчику опять пришла злая мамака. А мама прогнала её, сразу. И Жучку привела, только другую, мягкую, пушистую. Утром, когда мальчик проснулся, мама опять была в соседней комнате, с маленьким братиком, а папы не было. Мама позвала к себе Илюшку, разрешила лечь на её кровать. Он лег, она укрыла его пушистым теплым одеялом, и Илюшка опять уснул. У мамы был большой, красивый дом. Много игрушек. Их все можно было брать. Илюшка покушал немного с утра каши, мама дала ему еще колбасы, которую мальчик очень любил, и довольный Илюшка сидел на пушистом ковре и играл. Мама была рядом. Она гладила белье и разговаривала с Илюшкой. А потом прибежали сразу две одинаковые девушки, такие же, как Ярка, и стали со всех сторон обнимать Илюшку, целовать его. Он испугался, заплакал, спрятался за маму, а мама стала ругать девчонок. А те маму не боялись, они смеялись, не сердились, как Яра. И звали их Леся и Рина. Илюшка после понял, они добрые, как и новая бабушка Липочка. Её Илюшка сразу полюбил. А дедушку он немного боялся, как и папу. Но дедушка дал ему вкусную конфету, а вечером в магазине купил еще и машину, большую, красную. Илюшка сразу понес её маме. Когда рядом была настоящая мама, Илюшка никого не боялся больше, даже дедушку....
   Мальчик спал. И если в его сне появлялась злая мамака Эмма, он знал, что настоящая мама прогонит её... Мама...
   Новая жизнь очень нравилась Илюшке. Нравилось все: дом, в котором жил мальчик, новая бабушка, веселые Леська и Ринкой, маленький братик, дедушка, совсем другим стал папа, потому что с ними была мама. Мама - главный человек в доме. Это Илюшка точно знал. Он слушался её с удовольствием. А иначе мама расстраивалась. Она тоже по утрам, как и бабушка Валя, варила кашу, а мальчик любил колбасу. Илюшка, съев две ложки, отодвигал кашу.
  -- Не хочешь кашу? - спрашивала мама.
  -- Не хотю, - отвечал мальчик.
   Она не заставляла есть, как Ярка, не уговаривала, как бабушка Валя. Мама вздыхала, пододвигала чай и колбасу. Мальчик с удовольствием это съедал. Но как-то утром вместо каши на столе появилась картошка, мама потолкла её, добавила молока, масла, еще и миксером помешала, картошка была вкусная, пышная, тут же лежали две большие котлеты. Илюшка забыл в это утро про колбасу, он съел и картошку, и котлеты, еле выпил чай. Мальчик от еды устал даже, пошел и лег на большой диван в комнате. Бабушка Липочка села рядом, погладила туго набитый животик у Илюшки, засмеялась и сказала маме:
  -- Что я тебе говорила, Юляшка. Ну не любит мальчик молоко. И не мучай его. Сама не любишь. Добавляй молоко в картошку. Попробуй каши на воде сварить, или на мясном бульоне. А вместо колбасы делай паровые котлетки. Мяса мальчик хочет. Пусть ест.
  -- Хотю мяса, - тут же согласился Илюшка.
  -- Ты же у нас мужчина, - засмеялась и мама.
   С тех пор так и было: утром мама давала Илюшке вкусную котлету, одну теперь, Илюшка больше ни разу не смог съесть две, только ковырял, поэтому приходилось вторую отдавать Жучке, еще ел Илюшка картошку или кашу, только без молока, с маслом, иногда макароны. И обязательно чай. В обед мальчик обязательно кушал суп. У мамы был вкусный суп. Она вместо мяса клала туда маленькие котлетки, называла их фрикадельки. Илюшке очень они нравились. И мясо мама варила. Илюшка как-то попросил мяса. Мама сварила большой кусок, поставила на стол. Мясо немного остыло, мама порезала его, как колбаску и сказала: "Ешь на здоровье". Папа тоже захотел мяса и присел к столу. Илюшка ел, как папа. Положил мясо на хлеб, чтобы получился бутерброд, запивал чаем. Они с папой сразу съели все мясо. Мама засмеялась и сказала, что сварит еще, сразу всю свинью. Вот только конфет мама много не давала. У Илюшки, когда много их ел, чесались щеки. Мама мазала щеки чем-то белым, приятным и ругала Ринку с Леськой. Илюшка не соглашался, говорил, что девчонки очень хорошие. Они без шоколадки не приходят. И дедушка всегда тоже нес шоколадку. На дедушку мама не ругалась. Но дедушка сам каждый раз говорил:
  -- Все! Все! Юль! Знаю! Это в последний раз.
  -- Пап! Ты хоть маленькую шоколадку приноси, - просила как-то мама.
   Дедушка послушался. Стал приносить маленькие шоколадки и конфетки. А девчонки стали приносить другие гостинцы. Илюшка очень любил сырки в шоколаде, вот Ринка с Леськой и угощали ими мальчика. За них мама не ругалась. Еще у мамы всегда были в доме фрукты. Стояли на столе. Илюшке разрешалось в любое время схватить яблоко и грызть его. Сколько сгрызет, столько и хорошо. А апельсины мама чистила, делила на дольки, Илюшка бегал и время от времени клал ароматный кусочек в рот. Мама только улыбалась и говорила, что её сыночек умница и молодец.
   Илюшке очень нравилась новая жизнь. И когда привезли из больницы бабушку Валю, он сразу убежал к маме, спрятался за неё, держался, чтобы его не отдали в деревню назад. Мама терпеливо уговаривала его, что надо подойти к бабушке, поздороваться, поцеловать, но Илюшка не соглашался.
  -- Ладно, Юль, не мучай ребенка, - посоветовала бабушка Липочка. - А Вале дай на руки лучше Алексея. Пусть бабушка отведет душу со вторым внуком.
   Так и случилось. Бабушка взяла на руки Лешеньку, про Илюшку забыла, вся заулыбалась, и одновременно слезы потекли.
  -- Федя, вылитый Федя, - только и сказала она.- Илюшка-то в мать... - и замолчала.
   А мама улыбнулась и подтвердила:
  -- Все правильно, в меня Илюшка. На меня старший сынок похож. Мы с ним светловолосые и голубоглазые.
   А Лешка, знай себе, сердито сопел, он на всех сопел, на новую бабушку тоже. Бабушка Валя так и сказала:
  -- Какой серьезный Алеша у вас. Я даже боюсь его.
  -- Это точно, - засмеялась Липочка. - Валь, он тебе никого не напоминает?
  -- Напоминает, - согласилась бабушка. - Отца Феди. Он такой же был. Редко улыбался. А в душе очень добрый.
   Илюшка на всякий случай сказал маме, чтобы она забрала Лешеньку у бабы Вали и в кроватку положила, а то в деревню увезет еще.
  -- Илюш! Ты любишь братика? - спросила бабушка.
  -- Да, - ответил мальчик. - И маму люблю.
   Бабушка опять вытерла слезы.
   На другой день папа отвез бабу Валю опять лечиться, только теперь куда-то далеко, не в больницу. В санаторий, где сердечко ей полечат еще, чтобы больше не пугала народ. Так папа сказал. А потом бабушка Валя будет жить тоже в новом доме. Но не с Илюшкой, а там, где раньше мама жила. Нечего ей в деревне мучаться, так бабушка Липа и мама решили.

...Златка...

   В жизни Златки все складывалось в последнее время удачно. Она понемногу получила все, о чем мечтала, кроме мечты номер один. По-прежнему не было своей квартиры. Почему-то это всегда уходило на потом. Злата уже как-то скопила денег. Но неожиданно женился младший брат. Аркаша окончил мореходное училище, жил в одном их приморских городов. Вот и отдала ему сестра деньги, чтобы он там себе купил жилье, хоть и не понравилась ей жена брата. Да и мечтала сестра, что когда-нибудь братишка вернется к ней поближе. Однако Златка не стала высказывать своего мнения, пусть Аркашка строит свою жизнь. Брат скупо сообщает о своей жизни и возвращает понемногу долг. Но еще лет пять пройдет, прежде чем он расплатится. А Златка опять собирает, хотя бы на одну комнату в коммуналке. Свой угол обязательно нужен. Сколько можно жить в пансионате!
   Год назад с небольшим в жизни Златки появился Эдгар. Златка сначала посмеивалась над ним, над его так моментально вспыхнувшей любовью, считала, что кроме секса между ними ничего нет. Эдгар был неплохим любовником, а Златке всегда нужен был мужчина. Как решилась она на долгую связь с Эдькой? Сама уже не знает. Это получилось само собой. Злата постепенно привыкла к мужчине. У Эдьки был довольно-таки покладистый характер. Ты с ним по-хорошему, и он также. Злата никогда не кричала, не требовала ничего. Просто им было хорошо вместе. И Эдька бросил Оксанку ради уютной Златки. Он так и прижился в Златкиной комнатушке, в пансионате. Как-то Златка просила мужчину помочь с расчетами по пансионату. Федор сказал, что у Эдгара экономическое образование, что с цифрами он на "ты". И Эдгар согласился помочь Злате. Он, действительно, был с цифрами на "ты". Его глаз видел сразу все. Юлька оформила его экономистом, но Эдгар стал помогать и в остальном, занялся поставками продуктов в пансионат, даже разрабатывал планы по дальнейшему улучшению работы пансионата не только в мечтах, но и на бумаге. Наверно, только поэтому Юрий Петрович не продал до сих пор пансионат, что его теперь редко дергали. Юлька пред тем, как лечь в больницу, обмолвилась насчет аренды, так Эдгар об этом не забыл. Но взять в аренду пансионат пока не удалось. Не хватало средств - это первая причина. Была и вторая. Юлька отошла от дел, а у Юрия Петровича появился новый помощник - Федька. Она все просчитал и притормозил аренду. Эдгар очень сожалел, что упустил нужный момент. Надо было взять кредит и оформлять аренду. Но момент был упущен. А вот на зарплату Эдгар не жаловался. Как и Златка. Федор платил хорошо. Однако Эдька решительно возразил, когда Златка хотела оформить кредит и купить хотя бы однокомнатную квартиру.
  -- Золотинка моя, - так Эдька звал Злату, - мы с тобой купим себе большую квартиру. Накопим и купим. А пока поживем здесь, в твоей комнатке.
  -- Мы с тобой? - переспросила Злата.
  -- Мы с тобой. Да, мы же когда-нибудь поженимся. Ты согласна стать женой нищего сына местного капиталиста?
   И Златка откровенно обрадовалась. И Эдька был доволен её радостью. И тогда женщина решилась и призналась: она беременна. Уже три месяца. Эдька расплылся в улыбке.
  -- Рожать будем, золотая моя. Золотая моя женушка, так я тебя буду теперь звать. Но тогда нам обязательно нужно свое жилье. Я подумаю над этим. Будет у нас квартира или свой дом.
   Эдька был на седьмом небе от радости, ему весь день хотелось поделиться радостью с кем-нибудь. Но с кем? С отцом он не разговаривал уже год. Старый Кожемякин хоть с прежними претендентками на роль невестки знакомился, а про Злату даже слышать не хотел. "До алкоголиков дошел", - проорал он в трубку, и Эдгар отрезал все пути общения. Наверно, новая любовница папаши, Корина, что-то в уши напела. Так что с отцом свой удивительной новостью Эдгар не мог поделиться. Думал, может, позвонить Федору. Но тот после разрыва с Юлькой ушел весь в работу, буркнет несколько слов и все. Так и не позвонил никому Эдгар.
   Златке тоже хотелось рассказать свою новость двум людям: Юльке и тете Липочке. Именно эта славная женщина, Юлькина тетушка, первая сказала Злате, что её судьба - это Эдгар. Но с Липочкой Златка никогда не была в близких отношениях, а лучшая подруга Юлька после разрыва с Федькой неохотно говорила с бывшими друзьями, избегала общения.
  -- Извини, Злат, - говорила Юлька. - Ну не могу я сейчас говорить с людьми. Не хочу! Понимаешь?
   И лишь когда у неё родился Алеша, она тогда первый раз встретилась с Златкой. Та с Эдгаром сама приехала поздравить молодую маму. Юлька хоть и гордилась сыном, вся была в заботах о нем, но Златка поняла, ей тяжело видеть их вдвоем. Федора вспоминает. Все! Больше встреч не было. Были только редкие звонки. И то Юлька быстро клала трубку. Златке очень не хватало подруги. Она все годы была для неё, как надежный оплот. Юлька и её мама - тетя Маша. Сначала тетя Маша подкармливала вечно голодных Златку и её брата, покупала и одежду, оставляла ночевать у себя. Потом не стало тети Маши, Юлька тайком от Оксанки таскала Златке и Аркашке еду. А потом появился Юрий Петрович. Взрослая Златка понимает сейчас: сто лет не нуждался ни пансионат, ни гостиница в таких горе-техничках, как Юлька и Златка. Но они работали, и угол для житья был. И братишке Златкиному Юрий Петрович разрешил жить с сестрой в её комнатушке, и брат тоже полы мыл, помогая сестре, двор подметал, и сыты они были. Юрий Петрович просто приказал их кормить в пансионате. Именно Юрий Петрович определил брата Златки в мореходное училище после окончания школы. И все это было с подачи Юльки. Взрослая Златка это точно знает. А теперь эта Юлька отдалилась. Но сегодня Златка все же решила ей позвонить. Эдгар кивнул головой:
  -- Звони. Я потом тоже Федьке позвоню.
   Златка набрала номер и не успела сказать ничего, как услышала знакомый радостный голос подруги:
  -- Я так рада, подруженька. Что ты давно не звонила? Приезжай ко мне. Я так давно тебя не видела!
  -- Нет, Юль, - возразила удивленная Златка, - это я тебя хочу пригласить завтра вечером к нам. У нас с Эдиком важное событие. Какое? После скажу. Мы хотим отметить его с друзьями. Жду тебя в пансионате.
  -- Злат, ты прости, но туда я не поеду. Я не могу надолго оставить детей. Я же кормящая мама. Давайте встретимся в каком-нибудь кафе в городе.
  -- Хорошо, я подумаю. Переговорю с Эдгаром и перезвоню. Но я на тебя рассчитываю.
   Златка быстро переговорила с Эдгаром, они решили выбрать свою любимую "Синюю чайку". Когда Златка уже собиралась звонить Юльке, Эдгар предложил:
  -- А давай Золотинка моя, я Федьку приглашу. Ты Юльку, а я Федьку. Вроде как нечаянно. Может, помирятся? Ведь любили же они друг друга.
  -- Давай, - загорелась Златка. - Я звоню Юльке, а ты позвони Федьке. А то оба, как без души, ходят. Может, увидят друг друга, оживут.
  -- Давай загадаем: если они согласятся оба прийти в "Синюю чайку", то скоро у нас двойная свадьба будет: наша и Юльки с Федькой, - засмеялся Эдгар.
   Эдгар ушел звонить в рекреацию, Златка звонила из комнаты.
  -- Юль! Эдька предлагает нам встретиться в "Синей чайке".
  -- Хорошо! Злат, я обязательно приду. Только я не одна буду.
  -- Алешку возьмешь, что ли? - удивилась подруга.
  -- Нет. Мужа возьму, подруженька. Он меня одну никуда не пускает. Он сейчас сидит рядом, в соседней комнате, Лешу качает. Златка, я такая счастливая. Я вышла замуж!
   Златка растерялась и быстро окончила разговор. Ведь она и Эдька хотели устроить нечаянную встречу Федьки и Юльки. А теперь. Что же получается? Может, Эдгар еще не переговорил с Федором? Она выскочила в рекреацию и услышала окончание разговора:
  -- Завтра. В пять. Будут только свои. Обязательно будешь. И не один. С кем? С женой? Помирился? Хорошо, ждем вас.
   Эдька озадаченно смотрел на замолчавший телефон.
  -- Злат, Федька вернулся к жене. Он завтра придет с Эммой. Ты представляешь? Ты уже пригласила Юльку?
   Златка сжала руки:
  -- Да! И Юлька подумает, что мы издеваемся над ней.
  -- Что делать будем? - упавшим голосом спросил Эдгар.
  -- Господи, Эдь, все еще хуже, - схватилась за голову женщина.
  -- Почему?
  -- Эдик, Юлька вышла замуж. Она с мужем придет в "Синюю чайку".
   Эдька осторожно сел на узкий диванчик у окна
  -- Ну и дела, золотая моя женушка. А за кого Юлька вышла замуж?
  -- Не знаю, - Злата помолчала минуту: - А может, и к лучшему все это? Юлька нашла свою половину. У неё счастливый голос. И Федька вернулся к жене, не будет больше рваться без конца к сыну. Помнишь, как он переживал при разводе, что вдруг суд решит оставить мальчика с матерью.
  -- Для чего Федька тогда разводился? - возразил Эдгар. - Все равно без Юльки остался. А мальчишку он себе забрал. Мальчик с его матерью живет... Хотя я тоже очень удивлен. Но только его возвращением к Эмме. Он говорил, что с Эммой у него в принципе ничего не может быть...
   А Юлька и Федька весело отключили телефоны, чтобы Златка и Эдгар не отменили встречу, и довольно хохотали, вспоминая голоса друзей: вот они как ловко разыграли Златку с Эдькой. Тот-то глаза у них будут, когда увидят Юльку и Федьку вдвоем.
  -- А давай, Юль, детей возьмем, - предложил Федор. - Добьем их до конца. Я с женой и двумя сыновьями.
  -- Давай, - согласилась Юлька. - И Илюшка называет меня мамой. То-то Златка удивится!
   Но детей не дала взять в кафе узнавшая обо всем тетя Липочка.
  -- Совсем одурели от своего счастья, - решительно сказала всегда добрая тетушка. - Придумали, таскать мальчишек по кафе. Подхватите инфекцию. Зима на улице. Грипп. Алешенька совсем маленький.
  -- Липочка, миленькая, может, тогда Илюшеньку разрешишь взять? - робко спросила Юлька.
  -- А он не ребенок?
  -- Он уже большой...
   Липочка не успела ответить. Вмешались озорницы:
  -- Это ты Юлька, дурочка большая. Конечно, нельзя в кафе. Илюшенька сам с тобой не захочет идти. Мы его с собой забираем.
  -- Куда?
  -- На лыжах кататься. Мы в парк пойдем.
  -- Не пущу. Вы вчера вечером мороженым его накормили, и это зимой! На улице. У Илюшки после горло болело.
  -- И не болело, - не согласились сестренки. - Это ты придумала сама. Правда, Илюшка?
   А Илюшенька уже прилип к девчонкам. Он давно не боялся их. Они его таскали повсюду за собой. Мальчик смотрел влюбленными глазками на веселых юных тетушек. С ними он был готов идти на край света в любое время.
  -- Мам, пап, Федь, - заныли привычными хитрыми голосами девчонки, - скажите, чтобы Юлька Илюшку с нами отпустила.
   Федор на всякий случай молчал. В душе он сразу согласился с Липочкой, но Юльке так хотелось похвастаться сыночками.
  -- Ага, на лыжах можно, а в кафе нельзя, - ехидно заметила Юлька, - потому что холодно.
  -- Нельзя, - в спор вмешался отец. - Даже и не думайте, ни туда, ни сюда не пущу я своих внуков. Мы с бабушкой сами посидим с ними, погуляем в сквере, - сказал отец. - Леша поспит на свежем воздухе, а Илюшка с горки покатается во дворе. Он любит. Правильно, Илюш, дедушка говорит?
   Мальчик уже не боялся Юрия Петровича, терся возле него, как котенок, потому что знал, что у дедушки всегда есть вкусная конфетка. Юлька совсем перестала давать сладкое мальчику. У него на щеках появлялись какие-то прыщики.
  -- Правильно, Юра, - поддержала его жена.
   Тетя Липочка, глядя на лица взрослых детей, засмеялась:
  -- Что же вы за люди? Вам же лучше. Побудьте вдвоем без детей, отдохните. Алешка все руки вам оттянет. К тому же он беспокойный. Он спит у вас по двадцать минут всего. Юль, ты же его дольше качать на руках будешь, чем говорить со Златкой.
   На том и порешили. На другой день, уже уходя, Юлька спросила:
  -- Пап, а может, сказать Эдгару, что его отец в больнице?
  -- Нет, - вздохнул Юрий Петрович. - Ипполит не разрешает. Никак не хочет он смириться с выбором Эдгара.
  -- Как себя чувствуют сейчас Ипполит Сергеевич и Корина? - спросила Юлька.
  -- Без изменений. Корина по-прежнему в коме, Ипполит Сергеевич пришел в себя. Но, наверно, будут вскоре делать операцию, если уже не сделали. Врачи подозревают, что переломы не так срастаются. Будут ломать и по-новому складывать. Ставить аппарат Елизарова.
  -- Юль! А по какому поводу у вас со Златкой сборище? - спросила Липочка.
  -- Наверно, Эдька и Златка поженятся. Уж больно у них радостные голоса по телефону были.
  -- Не говори им пока про отца. Не надо омрачать их радость. И Ипполиту, Юр, ничего не надо знать. Он же против этого брака, - дала наказы Липочка. - А ему волноваться нельзя.
   Златка и Эдгар все-таки переживали, ожидая друзей. Каково же было их изумление, когда они увидели счастливого Федьку под ручку с сияющей Юлькой.
  -- Ребята, - начала торжественно Юлька, - разрешите представить. Мой муж Федор Саевский.
  -- А это моя жена Юлия, - подхватил Федор. - Вскоре тоже будет Саевская.
  -- Сговорились, - подозрительно глянула Златка.
  -- Сговорились, - покаянно произнес Федор. - Но все же я вам всем должен намылить шею. Вы со мной встречались и ни разу не сказали про ребенка. Ни звуком не обмолвились.
  -- Да я сам только вчера узнал, - в недоумении ответил Эдька. - Златка только вчера мне сказала, что беременна.
  -- Я про Юльку говорю.
  -- А Юлька тоже беременна? - спросил Эдька.
  -- Нет, - сказала Юлька. - Не должна пока. Хотя кто знает...
  -- Я ничего не понимаю, - сказала Златка. - За что на нас-то вы сердитесь?
  -- Я не сержусь, - поспешила успокоить Юлька.
  -- Я один сержусь, - Федор свел брови. - Вы скрыли от меня, что Юлька родила моего сына, моего Алешеньку, - но счастье переполняло мужчину, она не мог долго выдержать серьезного своего вида, засмеялся: - Ладно, прощаю ваше молчание, заговорщики. Я сегодня добрый и счастливый. Так что ты там про Златку упомянул, Эдька? По-моему, это очень важное сообщение. Так, Юль?
  -- Так, Федь! Так! Златка! Эдька! Признавайтесь официально! Я все правильно поняла?
  -- Федь, Юль! У меня тоже скоро сын будет! - Эдгар был горд.
  -- А если девочку рожу? - улыбнулась Златка.
  -- А это еще лучше, - не растерялся счастливый мужчина.
   Друзья весело провели время. Юлька смотрела на подругу и видела, как та счастлива. Беременность украсила её. Златка не поправилась, наоборот, немного похудела. Ласковые глаза-звездочки освещали её доброе милое лицо. Хоть и помнила ежеминутно женщина, что внутри её новая жизнь, но она постоянно заботилась о своем Эдике. Златка не умела иначе. Она всегда заботилась о ком-то: о пьющих родителях, о младшем брате, сейчас у неё появился Эдгар. А тот просто купался в своем счастье.
  -- Юлька, давай за тебя выпьем, - предложил он, когда уже собирались прощаться. - Благодаря тебе, я познакомился с моей Золотинкой.
   В это время зазвонил телефон у Юльки. Это был Юрий Петрович.
  -- Папа, что-нибудь с детьми? - всполошилась женщина.
   Все замолчали, услышав её тревожный голос. Юлька что-то внимательно слушала, потом тихо произнесла
  -- Я все поняла. Да, папа. Да, я скажу.
   Женщина обратилась к друзьям.
  -- Эдь, не будем пить за меня. Не надо. Я сегодня передаю вам грустные вести. Папа просил. В общем, Ипполит Сергеевич в больнице...
  -- Что с ним? - встрепенулась Златка.
   Эдгар положил свою ладонь на её руку.
  -- Успокойся, Золотинка моя. Я все знаю. Юль, ты не сообщила ничего нового. Я был уже у отца. На другой день после катастрофы.
  -- Что с ним? - дергалась Златка.
  -- С ним полный порядок, - криво улыбнулся мужчина. - Он первым делом потребовал, чтобы я тебя бросил. Я больше не пойду к нему.
  -- А как он туда попал? Ты почему мне не сказал? - не успокаивалась Златка.
  -- Отец и Корина попали в катастрофу, - пояснил Эдгар. - Помнишь, самолет, что сразу после взлета фактически упал. Мне позвонили на другой день, когда были уточнены списки людей, бывших в самолете. Я с первого дня знаю об отце. Знаю, что Корина была без сознания, что у отца сломаны два ребра, серьезные повреждения ноги, весь загипсован... Но я не хочу портить сегодняшний день. Ребята! Мы с Златкой сегодня подали заявление в загс. У нас вполне приличный доход. Мне не нужны деньги отца. И пусть все достанется Корине. Я проживу. Вот еще до конца решим вопрос аренды пансионата. Юль! Помнишь, год назад ты об этом говорила. Я все думаю.... А Федька что-то сопротивляется...
   Юлька молчала. Ничего не говорила. Она понимала, что мужчина специально уводит разговор в сторону, и не поддержала его. Пусть Златка и Эдгар расставят все точки в своем диалоге. Потом она скажет самое главное.
  -- Эдь, деньги у нас есть, ты прав. А отец? - настойчиво перебила Злата. - Отец-то нам нужен?
  -- Ты о чем?
  -- Нам не нужны деньги твоего отца, говоришь ты. И я согласна с тобой. Эдь, нам отец твой нужен. Он единственный твой родной человек. Помирись с ним.
   Эдгар упрямо молчал.
  -- Эдь, все-таки послушай, - тихо проговорила Юлька. - Я договорю, что мне сообщил папа. Корине уже ничего не нужно. Кора умерла. А Ипполита Сергеевича сегодня прооперировали. Там какие-то проблемы возникли с ногой. Кости стали не так срастаться, кажется. Он никак не может прийти в себя после операции. Папе позвонил врач. И говорит, что твоему отцу будет очень больно, когда придет в сознание.
  -- Эдик, - Златка просительно смотрела на своего жениха. - Эдик, родной мой. Я прошу тебя, едем в больницу. Тебе же самому покоя не будет.
   Правильно говорил Федька: с Эдькой жить можно. Он хороший добрый. Только и с ним надо по-доброму. Эдгар вздохнул, посмотрел в тревожные глаза Златки и согласился с ней. Федор и Юлька поехали домой, а Златка и Эдгар в больницу. Позвонил Эдгар друзьям очень поздно, часов в двенадцать, попросился на ночлег. Златка осталась в больнице дежурить возле Ипполита Сергеевича.
   Женщина сидела всю ночь. Пришедший в себя Ипполит Сергеевич принял её за медсестру. Молодая слегка полная женщина ему очень понравилась. Она предугадывала каждое движение, каждое желание. Двое суток, пока положение Ипполита Сергеевича было нестабильным, Златка не отходила от него. На третий день стало получше, она уехала. Надо было отдохнуть, да и Корину хоронили в этот день.

...Вася всю жизнь любил Машу...

   Хоронил Корину Медынскую её первый муж Юрий Милославский и его вторая жена Олимпиада.
  -- Вот, Липочка и осталось нас всего двое из нашей группы, - сказал отец вечером, когда позади были похороны, поминки, все усталые вернулись домой.
   Двойняшки, что оставались с детьми, быстро поставили на стол чай. Юрий Петрович любил попить горячего чаю. Все собрались на уютной кухне у родителей.
  -- Да, - отозвалась Липочка. - А от квартета "Альтаир" ты один.
  -- Или двое от группы "Альтаир плюс".
  -- Давай, Юра, вспомним тех, кого нет больше с нами, - торжественно-грустно продолжила Липочка. - Все они были нам близкими людьми. Первой ушла от нас моя сестренка Маша. Мария Полоскова, наша светлая красавица, жрица свободной любви, рекламное лицо квартета. В неё был влюблен весь институт и больше всех Вася. Влюбленный в Машу, он ненадолго пережил её смерть. Не смог смириться Машин Аполлон с её потерей. И сегодня мы проводили в последний путь самую красивую солистку нашей группы, самую талантливую - Корину Медынскую... Помнишь, как она пела! Какой голос!
   Впервые в тот день Юлька и двойняшки услышали всю правду о своих родителях, о днях их молодости, о квартете "Альтаир", что покорял своими голосами студенческий мир педагогического института.
   ...Будущие участники квартета "Альтаир" встретились и познакомились на вступительных экзаменах в педагогическом институте. Высокая длинноногая воздушная блондинка Мария Полоскова, томная черноволосая жгучая брюнетка с таинственными огромными глазами Корина Медынская, интеллигентный интересный Юрий Милославский и деревенский увалень, юморист и балагур Василий Заслонов. Такими они были на первый взгляд. Сдружились еще во время вступительных экзаменов. Поступали все на исторический факультет, последним был экзамен по русскому языку. Многие в тот день волновались. Позади все экзамены, кроме одного - русского языка. А русский для многих проблема. Попробуй, напиши диктант без ошибок. И две подруги, красавица брюнетка и красавица блондинка пожалели двух крупных парней, скромно стоящих около входа в аудиторию. Это были подружки Мария и Корина. Они нисколько не волновались. Шли по широкому фойе и весело смеялись. Потом Маша предложила:
  -- Давай, Коринка, выберем себе по кадру. Смотри, какие парни стоят!
  -- Жрица свободной любви, ты опять за свое? - иронично поинтересовалась Корина. - Ты же говорила: у тебя есть взрослый серьезный мужчина. Он тебя любит. И ты его!
  -- Есть, - согласилась Маша. - Но я кто? Жрица любви. Не просто любви. Свободной любви. Я люблю всех. Мы скоро станем студентками и впереди у нас прекрасные годы. Нельзя их терять. Начинаем дурить головы парням? Начнем вон с тех двух, что стоят у окна. Станем для них путеводной звездой.
  -- Станем, - согласилась Корина. - Но первая выбираю я. Мой будет тот, который высокий, рыжеватый. У окна стоит. В очках.
  -- Фи! Какой примитив! В очках. Интеллигент!
  -- Но он мне понравился, - своенравно возразила подруга. - Вот только как познакомиться?
  -- Учись у меня, Медынская. Вот как надо выбирать судьбу. Эй, - разнесся веселый голос красивой девушки, нарушив волнение аудитории перед последним решающим экзаменом. - Мальчики, кто хочет сидеть рядом со жрицей свободной любви на экзамене?
   Все волновались. Кто-то улыбнулся. Кто-то рассердился. Но никто не выразил желания стать спутником жрицы. Лишь здоровущий деревенского вида парень с пшеничными волосами, что стоял рядом с интеллигентным юношей в очках, весело прокричал:
  -- А кто жрица? Где она? Посмотреть бы надо.
  -- Я! - ответила Маша. - Я жрица свободной любви.
  -- Тогда я твой Аполлон, - весело предложил увалень.
  -- Подходи. И ты, высокий, в золотых очках, иди тоже к нам. Будешь четвертым, - весело приказала Маша. - С Коринкой сядешь. Она приносит удачу. Сдашь русский. Не сомневайся!
   И на экзамене Маша села рядом с Василием, Корина с Юрием. Но тогда парни не знали, что вопрос поступления девушек в институт давно решен. Они видели этот диктант и даже несколько раз написали заранее, потому что Корина была дочерью ректора педагогического, а Мария была её подругой....И больше про Марию в те дни никто не знал ничего... Кроме одного - она красавица и за свободные отношения в любви.
   После окончания экзамена четверка новоиспеченных друзей отправилась в городской парк. Девушки были уверены в своих пятерках. Эта уверенность вселилась и в юношей. Это было начало их дружбы. Дружбы! Не любви.
   Встретились они вновь первого сентября. Все однокурсники отправились на сельхозработы, кроме Марии и Корины. Их оставили работать в институте. И неожиданно были выдернуты с сельхозработ Заслонов Василий и Милославский Юрий. Причина была проста. Оба парня играли на гитарах. А Корина и Маша замечательно пели. За плечами обеих была музыкальная школа. Ректор института решил, что у них должна быть в институте вокальная группа. Так родился их квартет "Альтаир". Это название придумал Василий. Альтаир - одна из звезд нашей галактики, счастливая звезда, такой перевод дал сам Василий.
   Маша по-прежнему именовала себя жрицей свободной любви и была очень смелой во взглядах на любовь. Однако не многие могли похвастаться победой над веселой жрицей. А она любила всех, весь мир. В неё не на шутку влюбился Василий. Маша смеялась, называла его милым мальчиком, могучим рыцарем, Аполлоном, но даже поцеловать себя не дала. И вдруг выяснилось к концу первого семестра, что их жрица беременна. Василий помрачнел, с горя напился, жаловался Юрию, но ничто изменить нельзя было. Их веселая Мария родила к окончанию первого курса девочку. Светловолосую, голубоглазую, и очень красивую. Вот только неизвестно было, кто отец. А он Марию явно не бросал: деньги у молодой мамы были. Да и отец Марии помогал. Но дочь с ребенком в свой дом не взял. Руководство института благосклонно отнеслось к молодой маме. Ей разрешили остаться в общежитии, выделили даже отдельную комнатушку. А растили Оксанку вместе всем квартетом, что там квартетом - всем курсом. У Маши было какое-то время свободное посещение лекций. Учебу она не бросила. Чуть подросла Оксанка, как Маша стала появляться на некоторых лекциях. А Оксанка в это время спала в коляске под дверями аудитории. Если ребенок начинал плакать, любой из студентов или даже преподавателей, случившийся рядом, подходил и начинал качать коляску, успокаивать дитя. Сам ректор сколько раз ласково беседовал с грудным ребенком, даже брал на руки. Он был вполне демократичный ректор. Только Коринка брезгливо фыркала, принципиально не брала девочку на руки. А Василий с Юриком нянчились. А потом приехала бабушка Марии, матери у неё не было, её растила бабушка Марфа, и после небольшого и сердитого разговора с внучкой увезла малышку в деревню. Маша ходила притихшая после посещения бабушки, но вскоре ожила, опять запел "Альтаир". В это время и началась связь жрицы свободной любви сначала с Василием, потом совсем недолгая с Юрием. Квартет их, несмотря на рождение одной из солисток ребенка, не распался. По-прежнему он пользовался успехом, пели участники группы "Альтаир" на дискотеках, конкурсах, вечерах и всюду, куда приглашали.
   Шло время. А вот и последний пятый курс. Квартет пополнился пятым человеком и стал называться группой. Их теперь именовали в шутку "Альтаир плюс". В институт поступила Липочка, или Олимпиада, младшая сестра Маши, миловидная невысокая блондинка. Маша очень любила младшую сестру, представляя её друзьям, забыла, что она жрица свободной любви. Сказала только ретивым представителям мужского пола:
  -- Кто мою Липочку тронет, кастрирую тут же. Слышали, котяры, и другим это передайте.
   Липочка была молода и наивна, но пела просто замечательно. У неё не было за плечами музыкальной школы, не играла она ни на каком музыкальном инструменте, но природа щедро наделила её. Теперь в "Альтаире" были три певицы. Лучшим считался голос Корины. Но зрители просто обожали слушать, когда пели парой Липочка и Юрий. О, сколько раз вызывали их на "бис". Группа была дружна до поры, до времени. Про них усиленно сплетничали. Говорили, что они спят друг с другом, кто с кем хочет, что у них групповой секс, свободная любовь и много еще чего. Что же было на деле? А ничего. Не считая недолгой связи Маши с Юрием и Василием. Участники группы могли обнять друг друга, поцеловать и не больше. Они были просто друзья. Даже жрица свободной любви не имела до последнего курса ничего с мужчинами из их группы. По-прежнему страдал от неразделенной любви Василий. А впервые секс с Марией у него был лишь на пятом курсе. Пожалела его Маша. Василий сразу вообразил себе, что дождался свою жрицу. Но на предложение пожениться Маша подняла свои огромные голубые глаза и спросила:
  -- Ты это серьезно, Вась?
   Василий выскочил из её комнаты и проклял тот миг, когда решился признаться в любви Марии и сделать ей предложение. А Мария после этого заменила его на Юрия. Она умела заставлять подчиняться себе мужчин. Зачем ей нужен был Юрий? Никому бы не призналась жрица свободной любви, что влюбилась. Влюбилась в Юрия. А он? А он полюбил Липочку.
  -- Не тронь мою сестренку, - предупредила Мария его утром, когда они проснулись в одной постели.
  -- Как ты догадалась? - тихо спросил Юрий.
  -- Ты меня Липочкой называл ночью, когда обнимал. Оставь все свои мечты при себе. Липочка у нас святая. Это лучшее, что есть у меня. Не для тебя она.
  -- А если я люблю её? - спросил Юрий.
  -- А если она тебя не любит? - ответила Маша.
  -- Откуда ты можешь знать?
  -- Не любит, - продолжила Маша. - Липочка бы мне сказала. У нас с ней нет матери. Ты знаешь это. Я всегда была для Липочки защитницей, старшей сестрой. Она доверяла мне все свои секреты. Нас вырастила бабушка. Бабушка наша тоже святая женщина. Она сделала так, чтобы Липочке было хорошо жить на свете. И я обещала ей в этом тоже помогать.
   Юрий слушал со вниманием. Маша продолжила рассказ.
  -- Липочка - единственная моя сестренка. Родная. Роднее не может быть. Я это точно знаю. Но мой отец вообразил, что она рождена от другого. Он никогда не любил нашу маленькую Липочку. Даже когда умерла мама, он не захотел её видеть, а меня хотел забрать. Но бабушка сделала так, что я тоже не осталась с отцом. У нас все поровну было с сестренкой. И даже когда приезжал мой папаша, он вез одинаковые подарки для нас. Но Липочка всегда чувствовала, что он не любит её. Отец даже не дал ей своего отчества. Она Васильевна. Я Кирилловна. Меня отец в старших классах взял к себе, а Липочку нет. Да она и сама бы не поехала сама. Она помогала бабушке с Оксанкой. И все-таки несправедливость есть. Почему-то всевышний был уверен, что Липочке должно достаться меньше счастья, чем мне. Я такого не позволю. Ты думаешь, я просто треплюсь, что я жрица. Нет. Я из рода ведьм и колдунов, мне подвластна любовь. Мою бабушку зовут в деревне ведуньей. Она лечит болезни и человеческие души. Одному идиоту только не вылечила - папаше моему.
  -- Отец же тебе помогает, - возразил Юрий. - У тебя всегда есть деньги.
  -- Это отец Оксанки помогает, - ответила Мария. - Папаша в зависимости от настроения выдает мне суммы. Ты не перебивай меня. И не спрашивай. Я все равно не скажу, кто отец моей дочери. Я сейчас о другом. Так вот, я тоже немного ведьма. И если ты не оставишь мою сестренку в покое, я тебе нарисую несчастливую жизнь. Я это умею.
  -- Я люблю её, - повторил Юрий.
  -- Вот когда Липочка скажет мне: "Я люблю Юру", - только тогда я тебе разрешаю посмотреть на неё...
   Такая сила, такая власть звучала в словах всегда веселой Маши, что Юрий отступил. Не стал говорить юной Липочке о своей любви. Только часто, когда пел с ней дуэтом, с такой любовью смотрел. Окружающие считали - это сценический образ. Но была еще и властная красивая, уверенная в себе Корина. Её таинственные космические глаза уже давно горели недобрым огнем. Корина никого не любила, но знала, что замуж выйдет сразу после окончания института за того, кого выберет. Выбор пал на Юрия Милославского. Он был и умный, и серьезный. Из хорошей состоятельной семьи, родители хотят отправить его работать за границу. Корина - подходящая ему пара. Папа ректор одобрил выбор дочери. Не устоял и Юрий перед напором родителей. Их тоже больше устраивала Корина, чем внучка деревенской ведуньи. Сразу после окончания института Юрий женился на Медынской Корине.
   Дружба "Альтаира плюс" оборвалась на выпускном вечере. Последний раз спел их квартет. Уже без Липочки. Корина страшно её не любила. Поэтому не было на выпускном младшей сестры Марии. В этот вечер раз и навсегда поссорились Корина и Маша. Корина узнала, что её будущий муж спал с Машей.
  -- Ты же обещала, что у тебя с ним ничего не будет, - зло выговаривала она подруге. - Ты знала, что я хочу стать его женой.
  -- Да он тебя не любил тогда, и сейчас не любит, - отмахнулась Маша. - И вообще, не ко мне надо ревновать.
  -- А ты своего старого любовника, отца Оксанки, очень любила? - пошла в наступление Корина. - Зачем рожала от старика? Чтобы деньги тебе давал. Еще от Юры роди! Но учти, я сделаю так, что ты ничего не получишь. Ни копейки. Слышишь, жрица!
   И Маша чего-то испугалась. Корина специально громко кричала, а рядом стояли отцы: ректор Станислав Николаевич - отец Корины, и главный инженер города Кирилл Андреевич Самосудов - отец Марии. Ректор укоризненно глядел на подруг и грустно молчал. Кирилл Андреевич рассердился.
  -- Опять ты за свое. Ты же обещала после рождения Оксанки, что возьмешься за ум, не будешь вступать в связи с мужчинами, - сказал отец Марии. - Сколько раз я тебя предупреждал. Нет, ты вся в мать. Та тоже утверждала, что хранила верность только мне, что только меня любила. А сама родила дочь от моего хорошего знакомого...
  -- Папа! - прервала его дочь. - Перестань. Мама была верна тебе...
   Маша упрямо наклонила голову. Станислав Николаевич тоже о чем-то говорил с Марией. В тот день он пообещал ей однокомнатную квартиру, при условии, что Мария оставит в покое Юрия. Маша согласилась.
   Начались трудовые будни. Распалась их группа окончательно, вместе они никогда больше не пели. Но друзья иногда встречались. Маша была снова беременна, только об этом никто пока не знал. А Корина и Юрий объявили о своей помолвке и намерении уехать за границу сразу после свадьбы. Василий Заслонов собрался работать учителем в деревне.
   Горько плакала Липочка, узнав о свадьбе Юры и Корины, признаваясь сестре, что любит Юрия.
  -- Господи! Что я наделала? - только и сказала Маша.
   Она бы, может, и сделала что для счастья сестры, воздушная жрица любви была смелая, решительная женщина, но тяжело заболела воспалением легких маленькая Оксанка. Сдало здоровье и бабушки Марфы. Маша легла с дочерью в детскую больницу, Марфу поместили с гипертоническим кризом в неврологию. Потом Марию саму положили на сохранение. Боясь за здоровье бабушки, Маша попросила своего отца и его новую жену взять на время к себе Оксанку. Липочка выхаживала бабушку, металась между больницами, занималась домашним хозяйством, переведясь на заочное отделение.
   На свадьбе Корины и Юрия никто из квартета не был. Василий помогал Липочке, навещал в больнице Машу. Потом помог Липочке довезти её вещи до деревни. Да там и остался. Пошел работать учителем в местную школу. Жил на квартире у какой-то местной бабульки. Попивал. Липочке было его жалко. Через четыре года, окончив институт, она вышла за него замуж. Бабушка Марфа была против, знала, не любит его внучка. Но Липочка настояла на своем, надеясь на вечное русское "стерпится, слюбится" Терпеть-то Липочка терпела, а любви не было вообще ни у неё, ни у Василия. Жили они вместе с бабушкой Марфой. В школе места не было, Липочка работала в библиотеке. А Маша жила в городе. Ей, как и обещал ректор, дали однокомнатную квартиру. Но окружающие считали, что помог в этом родной отец. Маша родила вторую девочку. Назвала Юлией. Корина и Юрий к тому времени работали за границей. Отец Корины ушел из ректоров. Начал небольшое свое дело, которое успешно разрасталось. Он купил роскошную квартиру. Но спустя тринадцать лет удача отвернулась и от него. Ректор одновременно заболел и начал разоряться. Это произошло в тот год, когда Юрий и Корина вернулись в родные места. Бывшего ректора подвели партнеры. Он остался бы без всего, если не выручил Юрий. И тогда отец Корины принял решение о передаче всего бизнеса зятю. Да и не мог он иначе поступить, слишком большой долг был Юрию. Но умирающий старик потребовал, чтобы дочери осталась квартира, а также ежемесячно она должна получать тысячу долларов. Он видел, что брак Корины и Юрия распадается. Да еще появилась Юлька - дочь Юрия! Станислав Николаевич сразу понял - она будет наследницей, Юрий не бросит свою дочь. Сразу зять признал девчонку, всем объявил, что его дочь была у Маши. Станислав Николаевич ни за что бы не осмелился сделать подобного. У него тоже была внебрачная дочь. Эта мысль не давала покоя старику. Подумав, он написал завещание, что наследниками всего его имущества должны быть обе дочери - Корина Медынская и... Оксана Полоскова, старшая дочь Марии.
   Девять лет ничего не знал о Юльке Юрий. И не узнал бы! Если бы не заболела Маша. У жрицы свободной любви диагностировали рак. Рак матки. Старая бабушка ведунья бессильно отвернулась, приехав к внучке в больницу. Маша поняла сразу - безнадежно. Горько говорила она младшей сестре:
  -- Эта болезнь - наказание за мою свободную молодость, за мои многочисленные связи.
  -- Ну что ты, сестричка? - утешала её Липочка перед операцией. - Ты у нас всегда была хорошая, добрая.
  -- Да, - не соглашалась Маша. - Вот скоро удалят у меня все. И стану я "оно". Это ужасно.
  -- Откуда у людей берутся болезни? - вздохнула Липочка.
  -- У меня после вторых родов было сильное опущение, Юлька крупная родилась, - сказала Маша. - Говорили надо лечить. А я все тянула. Может, от этого. Но я все равно рада, что у меня есть Юлька. Родные мои, послушайте меня, - обратилась Маша к Василию и Липочке. - Я ведь виновата перед вами всеми. Вдруг я не вернусь с операции. Можно я повинюсь.
  -- Не надо! Нет ни в чем твоей вины, не перед кем, - Липочка указала глазами на девятилетнюю Юльку.
   Юлька сидела тут же, обняв мать. Но девочке давно хотелось в туалет. И она что-то шепнула Маше. Липочка сразу заметила:
  -- Пойдем, Юляшка, я отведу тебя.
   Они ушли.
  -- Вась, - обратилась Маша, - наша Липочка святая, ты лучше послушай исповедь грешницы.
  -- Маш! Какая ты грешница? - улыбнулся он. - Ты самая лучшая женщина на свете. Я всегда это говорил.
  -- Вась! Ты всегда любил меня. А я нет. Прости, но ничего не могла я собой поделать. Я ведь пыталась. Помнишь, спала с тобой?
  -- Помню, - улыбнулся мужчина. - Жалела ты меня, я знаю. А я все равно был счастлив в те недолгие дни.
  -- Жалела, - подтвердила Маша. - Зря ты влюбился в жрицу.
  -- А кого же ты любила? Наша жрица! И любила ли ты кого? - спросил Василий.
  -- Было такое. Теперь уже можно тебе сказать. Влюбилась ваша жрица на последнем курсе. Влюбилась в Юру. Я думала, вы догадались, когда я дочь назвала Юлькой.
  -- Юлька - дочь Юры? - все, что смог выговорить мужчина.
  -- Да.
  -- А он знает?
  -- Нет. Зачем ему это?
   Василий задумался.
  -- О чем думаешь, Вася?
  -- Я надеялся, что ты скажешь, что Юлька - моя дочь?
  -- Прости меня, Вась, но сейчас мне уже нельзя врать. Я уже перешагнула порог.
  -- Маша, не надо, - тихо попросил Василий.
  -- Вась, ты не пей. Прошу тебя. Пожалей Липочку. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что она с тобой!
  -- Я постараюсь.
  -- Вась, ты очень любишь мою Юльку. Это только потому, что ты думал, что она твоя дочь?
  -- И из-за этого, - скупо улыбнулся мужчина. - Но ты не переживай, я не стану её меньше любить. Она для меня в первую очередь твоя дочь.
  -- Да, Вась, ты уж не бросай её. Меня может скоро не стать.
  -- Маша!
  -- Ладно, Вась, ладно...
   Вернулась Липочка с девочкой. А задумчивый Василий вышел. Юлька поскакала за ним следом:
  -- Дядь Вась, дядь Вась, купи мне мороженого.
   Знала девочка: дядя Вася ни в чем не откажет ей.
  -- Пойдем, - вымученно улыбнулся тот и ушел с девчушкой.
   Липочка и Маша какое-то время молчали.
  -- Что ты ему сказала? Василий сам не свой стал, - спросила младшая сестра.
  -- Сказала, что Юлька не его дочь.
  -- Она дочь Юры? - Липочка напряженно глядела на сестру.
  -- Да, сестренка, - призналась Мария. - Видишь, что натворила твоя жрица любви. Ты любила Юру, он тебя. А я затащила его в свою постель, родила от него. Только все равно Корина Юру женила на себе. И никому из нас не было счастья. И сейчас нет. Прости меня.
  -- Маша, я давно простила. И давно все знаю.
  -- Откуда?
  -- А когда ты Юльку принесла из роддома. Я как глянула на неё, так и поняла. Юрина эта девочка.
  -- Ты поэтому её так любишь?
  -- Её нельзя не любить.
  -- Сестренка! Ты больше всех взяла талантов от нашей бабушки. Ты умеешь видеть будущее. Скажи мне, что ждет меня.
  -- Я умею видеть лишь семейное счастье, - уклонилась от ответа Липочка. - И то полная ерунда.
   Маша сразу все поняла: у неё нет долгого будущего. Но, жалея Липочку, сказала о другом:
  -- Но ведь все сбывалось, что ты видела.
  -- Кроме меня, - грустно ответила Липочка. - Я всегда себя представляла женой Юры. И у нас были дети. Двое детей.
  -- Вот меня не станет, и будут у вас двое детей. Ты будешь с ним.
  -- Машенька! Сестренка! Не надо! Да и Оксанка ни за что не согласиться жить со мной. Не любит она меня.
  -- Да. Избаловала я старшую дочку.
  -- Машунь, прости, что спрашиваю. Но кто отец Оксанки? Ты всегда это тщательно скрывала. Наверно, он был редкостный красавец?
  -- А на кого похожа моя красивая Оксанка?
   Да, старшая девочка подрастала редкой красавицей. Она стала любимицей деда, к тому времени местного бизнесмена, и его второй жены. И сейчас Оксанки не было с больной матерью. Она была на даче у деда. Юльку туда брали редко.
  -- В тебя она пошла внешностью, - в раздумье говорила Липочка. - Хотя порой, или это только мне кажется, чем-то неуловимым она напоминает мне одну красавицу с недобрыми космическими глазами.
  -- Кого?
  -- Корину.
  -- Все-то ты знаешь, сестричка. Правильно, Оксанка - сестра Корины. Сводная. Я была любовницей нашего ректора. Знаешь, Станислав Николаевич хороший. Я думала, люблю его. Мне льстило, что такой умный, красивый человек оказывает мне знаки внимания: ресторан, цветы, подарки. А я всего-навсего подруга его дочери. Вместе в музыкалке учились. Он стал моим первым мужчиной. Это он, а не мой отец купил мне квартиру после окончания института. И деньги давал, пока я не родила Юльку. Я не сказала ему, от кого родила. После этого связь наша закончилась. Обиделся, что жрица других любит, не только его. Он очень пытался узнать, от кого Юлька. Не получилось. Коринка когда-то была моей лучшей подругой. Не надо ей всего этого знать. От неё можно чего угодно ждать.
   Молчала Липочка. Что говорить в такие моменты? А сестра продолжала:
  -- Ты прости меня, сестренка. По твоей любви прошлась я катком со своей идеологией свободной любви. По твоей и Юриной. Ведь он тоже любил тебя. Он тогда мне признался. А я не смогла вам помочь, не захотела.
  -- Ладно, сестричка, - ответила Липочка. - Все мы уже не студенты, взрослые уже. У всех своя жизнь. Юра выбрал Корину. Я жена Василия. А у тебя дочки. Ни о чем я не жалею. Вася хороший.
  -- А детей чего не рожаешь? Тебе было бы легче.
  -- Не получается, - грустно ответила Липочка.
   В её "не получается" прозвучала такая грусть, такое огромное желание иметь ребеночка, что Маша и не нашлась сразу что сказать. Сестры молчали довольно долго. Потом первой заговорила Мария. В её голосе прозвучали уверенные интонации.
  -- Не печалься, сестренка. Я же жрица любви и немного ведьма, как наша бабушка, вымолю я тебе ребеночка. Ты должна быть счастлива. Мы ведь с тобой сестрички. Только совсем разные. Я называла себя жрицей любви, у меня было много мужчин. А ты другая. Верная. Ты в нашу бабушку.
  -- Лучше бы ты мне любви немного вымолила, - вырвалось у Липочки. - А с детьми не получится. Бабушка сказала, что не во мне дело.
  -- Не в тебе, - согласилась Липочка, - а в том, что ты не любишь Василия. Женщины нашего рода рожают только от любимых. Скажи, сколько лет вы уже не виделись с Юрой?
  -- Десять лет. И, наверно, никогда не встретимся.
  -- Много. Но Юра обязательно приедет хоронить меня...Вот тогда и увидитесь... - горько пошутила Мария.
  -- Маша!
  -- Ладно, ладно. Это, в самом деле, неподходящий момент будет момент... - и Маша замолчала.
   Когда сестра уходила, Маша тихо окликнула:
  -- Если я умру, мои тайны можно выдать. Но не сразу. Так чтобы не было плохо моим девочкам. А пока я жива, никто не должен знать имена отцов моих девочек. Я прошу тебя, сестренка. Это ради самих девочек. Я хоть и не очень путевая была мать, но я люблю своих дочек. Коринка же тут же сожрет и Оксанку, а Юльку тем более. Она же своего никогда и никому не отдаст, даже частички...
  -- Я обещаю, - сказала Липочка.
   А вот Василий молчать не стал. В тот же день, когда он узнал о том, кто отец Юльки, дал телеграмму другу, где сообщал о болезни их жрицы любви и том, что у него есть дочь - Юлия. Юрий прилетел через две недели, Машу уже прооперировали. Он, узнав, что Юлька - его дочь, предлагал Маше стать его женой, готов был бросить все деньги и Корину. Маша отказала. Но после, разговаривая с Липочкой, она плакала:
  -- Юра такой молодой, интересный. А я? Я оно! Мне удалили все женские органы. Кому я нужна такая? Ты прости меня, Липочка, но я его до сих пор люблю.
   Вздохнула Липочка. В душе не было обиды, только грусть по несбывшемуся счастью. Как жаль, что она не была такой, как Маша. Может, и не поженились бы они с Юрой, зато Юлька могла быть её дочкой. Её и Юры. Ребенка от любимого человека Липочка хотела больше всего.
   А вот с Юлькой Юрию не удалось в тот раз подружиться, пообщаться. Во-первых, Мария просила не говорить об этом ни отцу Корины, ни самой девочке, кто её отец. Отказать больной жрице любви никто не осмелился. Во-вторых, был тот редкий случай, когда отец Марии улетел на юг и забрал с собой обеих внучек, к большому неудовольствию избалованной Оксанки. Уже тогда Оксанка считала, что мир должен принадлежать только ей, а остальные в нем существуют только для неё. Маша в это время проходила курс химеотерапии, чувствовала себя очень плохо: тошнило, не хотелось смотреть на еду, стали выпадать её пышные светлые волосы. Не до дочерей ей было. Болела опять старая Марфа, опять рвалась Липочка между сестрой и бабушкой.
   Пока Маша была в больнице, и не было девочек, Василий и Липочка решили отремонтировать её квартиру. Но Василий вошел в дом, где жила его любимая женщина и затосковал еще больше. Его помощь быстро окончилась, он запил и вернулся в деревню. Липочка плакала и продолжала одна белить потолки в однокомнатной квартире сестры. Вот здесь после долгого перерыва и встретились Липочка и Юрий, который прилетел из-за границы и поспешил к их жрице любви, думая, что она дома. Юрий увидел измученную Липочку, вытирающую слезы, всю заляпанную побелкой, и понял: как была она ему дорога, так и осталась. Они проговорили долго. Липочка рассказала ему про Машу все, что знала, в том числе и про Оксанку. Юрий согласился - об этом лучше не знать Корине. Мужчина быстро прекратил все работы в доме Марии, нашел ремонтную бригаду, оплатил работу, они живо привели квартиру в порядок. Квартира Маши была небольшая, но светлая, сухая, уютная. Однако Юрий, проживший много лет за границей, уже смотрел на эти метры по-другому. Тесно трем человекам в одной комнате. Да и Маше после болезни нужна отдельная комната, чтобы она могла прилечь, отдохнуть, побыть одна. Деньги у Юрия к тому времени были, и он решился на покупку квартиры. В тот год упали цены на жилье. И Юрий купил двухкомнатную квартиру Маше в этом же доме, на четвертом этаже. Квартира была в прекрасном состоянии. Её хозяева уезжали на постоянное жительство за границу и спешили продать жилье. Липочка с восторгом встретила это решение Юрия. Она была так рада, словно Юра ей купил квартиру. Юрий решил полностью подготовить все к возвращению Маши из больницы. Вот тут и понадобилась Липочка. Вместе они купили новую не очень дорогую мебель, все расставили, Липочка занялась уютом, вешала шторы. Она стояла на стремянке, когда у неё неожиданно закружилась голова, Липочка как наяву услышала голос сестры:
  -- Я жрица любви, я помогу тебе... помогу тебе...
  -- Что-то случилось с Машей! - испугалась Липочка.
   Пошатнулась и упала бы, если бы Юра не подхватил женщину. Стоило им только прикоснуться друг к другу, как они забыли обо всем. Юрий не выпустил Липочку из своих объятий, а она и сама не хотела. Столько лет прошло, а словно вчера она увидела этого высокого интеллигентного мужчину и подарила ему свое сердце. И он помнил, как в комнате их жрицы любви неожиданно стало светлее - он увидел стройную-стройную девушку, так похожую на Машу, но совсем другую. И понял, что пропал. Жрица любви стала скалой между ними. Она даже уложила Юрия в постель свою. А он её называл во сне Липочкой. Липочку и Юрия потянуло друг к другу сразу, а прикоснуться осмелились спустя больше десяти лет. Всего была одна ночь, которую они провели вместе. Утром Липочка сказала:
  -- Все, Юра, больше ничего не будет. Никогда.
  -- Я уйду от Корины. Я давно люблю тебя.
  -- Юра, есть Маша, есть Юля. И еще есть Василий. Без меня он пропадет. Не перебивай меня. Я его жена. И я ею останусь. Никогда не вспоминай об этой ночи. Не было её. Нам не надо встречаться.
   И Юрий подчинился.
   Марию привезли из больницы в новую квартиру. Она обрадовалась. У девочек будет своя комната, у неё своя. Хотя, наверно, лучше Юльке жить с матерью в одной комнате. Мир сестренок не брал. Но и так хорошо. Юлька ласковая, к маме внимательная, а Оксанка расчетливая. Зато теперь, когда есть новое жилье, её можно не пускать к деду. Его молодая жена плохо влияла на старшую дочь Марии. Оксанка становилась злой, завистливой. Она снимала копию с расчетливой молодой жены деда. Друзья отпраздновали новоселье. Василий был трезв и скучен, он пропился к тому времени. Жалел, что нет его любимицы Юльки. А Юрий вечером получил сообщение, что ему срочно надо вернуться за границу. Он не дождался дочери всего два дня. Липочка, прощаясь, взяла с него слово, что он не будет её беспокоить, писать, звонить, искать встреч, они не должны видеться и никогда не вспоминать о той ночи.
  -- Хорошо, - угрюмо сказал мужчина, - я буду ждать, когда ты сама позовешь.
  -- Ты прости меня, Юр, этого не будет, - серьезно ответила Липа.... - Мы никогда больше не соберемся вместе. Нет, и никогда больше не будет нашего квартета и квартета плюс....
  -- А я все равно дождусь.
   Маша взяла с Юрия обещание: пока жива жрица любви, Юлька и окружающие не должны знать, что Юрий Милославский её отец.
  -- Почему? - спросил Юрий. - Я не отказываюсь от дочери. Я всегда хотел иметь детей, не хочет Корина.
  -- Ты добрый, - ответила Мария. - Но твоя Корина и её отец, они и так ненавидят Юльку, а если узнают, от кого я родила её...
  -- Я сумею защитить свою дочь, - упрямился Юрий.
  -- Юра, - тихо попросила Маша. - Мне недолго осталось... Потерпи... Потом я ни о чем уже не буду просить..
   И Юрий сдался. Но поставил условие:
  -- Я буду вам перечислять деньги. Даже не говори ничего! И в тот момент, когда ты их перестанешь снимать, я...я... я...
  -- Ты поймешь, что я умерла, - улыбнулась Маша.
  -- Зачем ты так говоришь? - смутился мужчина. - Я хотел другое сказать.
  -- Нет, Юра, ты все правильно хотел сказать.
   Маша умерла через три года. Её, как могла, поддерживала ведунья Марфа: все травами поила, что-то шептала, но и её век подходил к концу, бабушке было уже семьдесят семь лет. Старая женщина знала, что дни внучки подходят к концу, ничто не поможет. Марфа сдалась. Мария это поняла сразу. Чувствуя приближение смерти, Мария оформила генеральную доверенность на получение денег на старшую дочь. Маша умерла, а Оксанка продолжала снимать деньги. Юрий целый год не знал о смерти Марии. Старый ректор позвонил дочери, он плакал, говоря о смерти Марии, признался, что любил её, что его дочь - Оксанка. Разъяренная Корина обозвала отца старым маразматиком, скрыла все от Юрия и решила, что надо возвращаться, пока старый дурень не сделал наследницей так внезапно появившуюся сестренку. Уехать сразу было невозможно, ждали замену. Юрий продолжал перечислять деньги. И лишь телеграмма, подписанная именем Василий, открыла страшную правду.
   За эти три года случилось очень многое. Не только плохое, но и хорошее. Во-первых, родила Липочка двух очаровательных девочек - Олесю и Ирину.
   Как же радовалась Маша. Она была такая веселая, бодрая. Все поверили, что болезнь отступила.
   Через год начала сильно болеть старая Марфа. Она все же дожила до того дня, как маленьким озорницам исполнилось по два годика.
   С болезнью старой Марфы словно вынули стержень жизни и из Марии. Её болезнь резко начала прогрессировать. Маша сгорела за три месяца.
   Её отец, Кирилл Самосудов, взял на себя похороны дочери. Долго стоял он у двух могил: здесь лежали его жена и дочь. Потом присел, прижал руку к холмику, заплакал, просил прощения у Липочки за то, что не любил её, не верил, что она тоже его дочь, обещал, что дочери Маши ни в чем нуждаться не будут, он возьмет их себе. А Липочка смотрела и почему-то не верила его словам, она вообще не видела отца, словно он тоже ушел за ту черту. Нет его среди живых. Моментально одряхлевшая Марфа стояла молча, скупые слезы катились по её пергаментным щекам, лишь один раз она скупо оборонила бывшему зятю: "Не надо. Не говори. Все равно не сможешь сделать ничего". Через месяц умерла Марфа. Зять помог похоронить и её. И буквально на второй день после похорон отца Марии сбила машина. Он умер на месте. Оксанка ничего не получила в наследство и обозлилась на весь свет. Все имущество прибрала вторая жена деда, которая неожиданно вскоре тоже скончалась, оставив имущество своему племяннику.
   Старый ректор на похоронах Марии не был. Но когда не стало Маши, он моментально постарел, согнулся, начались его промахи в бизнесе. Ему грозило разорение.
  
  -- ...С тех пор прошло много лет, - грустно говорила Липочка вечером после похорон Корины. - Первой покинула наш квартет "Альтаир плюс" жрица любви Маша. Она умерла через три года после операции. Василий по-черному запил после её смерти. Я ничего не могла поделать. И бабушки еще не стало, Василий только её побаивался. А что девчонки у нас совсем маленькие, его не останавливало. Любил он Машу. Может, была бы жива Марфа, он испугался бы так пить при ней. Василия даже уволили из школы. Закрыли библиотеку, в которой я работала... Ничего не помогало, Василий пил. На что жили? Я продала старую фамильную брошку, очень дорогую, с инициалами нашего рода... Как могла, так и растягивала деньги... Лишь когда с Юлькой начались проблемы, Василий прекратил на время пить. Сказал, Маша снилась, просила помочь дочке. Но так и не смог оправиться, тоска по Маше убила его. Он, как и Маша, заболел раком. Но умер не от него. Врачи сказали, что Василий сам отказался от жизни. Все говорил, что там встретится со своей Машей.
  -- Да, - грустно поддакнули двойняшки. - Пап умирал и звал Машу. "Машенька, девочка моя ясноглазая, жрица любви моей, моя счастливая звезда, мой Альтаир", - говорил он. Два дня звал. Мы с ним были. Он хороший был, наш веселый папка Вася.
  -- А теперь ушла и Корина, - продолжила Липа. - Я не любила её. Все это знали. Но все же жалко мне её. А как она пела! Такой голос! Ведь зрители шли слушать её в первую очередь. Ей надо было стать певицей.
  -- Пап! А почему у вас с Корой не было детей? - спросила Юлька. - Ты же любишь детей. И меня, и озорниц. А про Лешу с Илюшкой вообще молчу.
   Папа молчал.
  -- Не хотела Корина детей. Вот и не было, - это сказала Липочка.
  -- Корина вообще не любила детей, - заговорил и Юрий Петрович. - Я помню, как у нас всех появилась Оксанка. Весь институт нянчил её, все общежитие. А Корина лишь брезгливо поджимала губы.
  -- Надо же, Оксанка - сестра Корины, - в который раз удивилась Юлька. - Хотя, прости меня, Боже, у них обоих змеиный характер. Похожи они.
  -- Я думаю, в ближайшее время подобреет Оксанка, - высказал предположение отец. - И даже освободит твою квартиру.
  -- Почему?
  -- Ей достанется квартира её отца. Согласно завещанию нашего ректора, наследницами являются его дочери Корина Медынская и Оксана Полоскова. Корина так и не оформила наследство после смерти своего отца. Надо было сообщать Оксанке, что половина квартиры её. Жалко было. Жадность одолела.
  -- Ну вот, - улыбнулась Юлька. - Мы знаем все ваши тайны.
  -- Все, - отозвался отец.
  -- Нет, Юр, не все, - Липочка вздохнула, набираясь сил. - Моя сестра, жрица любви, обещала вымолить мне детей. Она все умела, наша необычная Маша. Ты, Юра, приехал в дни её болезни. Мы встретились с тобой после долгого перерыва, помнишь, как готовили Маше квартиру... Родились у меня после этого спустя девять месяцев две девочки. Ирина и Олеся. Юра - ваш отец, девочки. Вот так-то.
  -- Ну вот, наконец-то, ты все сказала, - Юрий Петрович обнял жену. - И хорошо.
   Повисла тишина. Первым нарушили её двойняшки. Девчонки завизжали и бросились обнимать отца и мать.
  -- Я же говорила, что папка - настоящий наш папка. А ты, бредил папа Вася перед смертью, бредил.... - провизжав положенное, сказала Ринка сестре, обнимая Юрия Петровича за плечи слева.
  -- Я такого никогда не говорила, - возразила Леська, обняв отца за шею и положив ему голову на плечо. - Я наоборот, первой предложила дядю Юру папой звать. Правда, пап.
  -- Правда, правда, - только и выговорил Юрий Петрович.
  -- Ну что, Юлька, съела, теперь только вякни "мой папка", - предупредила её Ринка.
  -- Это не только твой, но и наш папка. Настоящий. А то без конца хвасталась перед нами: "Папа. Мой папа" - поддержала Леська.
  -- Боже мой, - сказала Юлька, обращаясь к отцу и Липочке. - А еще говорят, что дети тяжело переживают, когда узнают правду о своих родителях. Но это явно не наш случай.
  -- Это потому что у других не такие папки, как наш... - объяснили девчонки и тут же хитро прищурились. - Папочка. А может, ты нам машину купишь? Ну, в честь официального объявления, что мы твои единокровные дочки.
   И они весело подмигнули Федьке. Учись пользоваться моментом. Юлька застыла с раскрытым ртом. Потом дернула Федора за руку, шепнула:
  -- Денег не давай!
   Юрий Петрович уже немного пришел в себя и сказал:
  -- Я хоть и родной вам папка, но машину еще вам рано. Не куплю!
  -- Правильно, - согласились озорницы. - Ты у нас самый строгий папа. Купи нам скутеры.
  -- Подумаю, - ответил отец.
   Девчонки чмокнули его в щеки с двух сторон, отец, довольный, просиял. А Юлька обалдела от их следующей фразы:
  -- Ну вот, раскрутили еще одну тайну, - сказала Леська. - Уж думали, не дождемся, когда мама расколется.
  -- Совсем замучились молчать, - добавила Ринка. - Делать вид, что ничего не знаем.
  -- Слушайте, а есть что-нибудь в этом мире, чего вы не знаете? - спросила Юлька.
  -- Есть, - отозвалась Ринка. - Мы пока не решили, кто будет мужем Оксанки. Поэтому и не знаем.
  -- Ничего, узнаем, сегодня погадаем на компьютере, - предложила Леська. - Устроим судьбу Оксанки.
  -- Она теперь богатая невеста, с большой квартирой. Должен же какой-то дурак на неё польститься... Где бы его только найти? - засмеялась Юлька.
  -- А может, подобрать лучше умного простофилю? - и девчонки ушли.
   За ними колобком покатился Илюшка.
  -- Пап, прости, что спрашиваю, - сказала Юлька. - Но, мне кажется, ты не удивлен словами Липочки.
  -- Нет, - ответил отец.
  -- Почему?
  -- Когда Маша болела, я встречался с ней. Я тогда спросил, ты прости меня, дочка, а уверена ли она в том, что ты - моя дочь. От меня. Ведь, не секрет, Маша жила с Василием. Со мной встречалась она всего пару раз. Я так и считал, что от Василия она родила тебя. Вот тогда Маша и рассказала, что у Василия были проблемы с этим. Так, Липочка? Это было ей известно от тебя. Вы с Василием проверялись ведь.
  -- Да, у Васи не могло быть детей, это так. Только я скрыла от него результаты и Маше ничего не говорила, - удивленно произнесла Липочка, - только бабушке немного поплакалась.
   Юлька поняла: не надо присутствовать при этом разговоре. Надо будет, сами расскажут. Она же - дочь им. Двойняшки сразу сообразили, ушли якобы гадать.
  -- Федь, - встала она. - Пойдем домой. Папе с Липочкой надо отдохнуть. И мы устали. Сейчас я Илюшку заберу.
  -- Пусть играет с девчонками, - сказал Юрий Петрович.- Приведем, не переживай.
   Юлька, Федор с Алешенькой на руках потихоньку вышли. А отец, благодарно глянув вслед им, продолжал говорить Липочке.
  -- Я не знал этого, только наша жрица приказала мне, Липочка, родная моя, подарить тебе немного счастья, помочь тебе ребеночка родить. И благословила меня... Она так и сказала: "Помоги Липочке родить дочку. Она только от тебя сможет родить. Она не умеет рожать от нелюбимых". Ты ведь очень хотела ребеночка... А я всегда любил тебя... Маша сказала, что ты от меня обязательно родишь...
  -- Юра! Так ты знал, что девочки от тебя? - удивилась Липочка.
  -- Знал, - покаянно произнес отец. - Знал с того момента, как Юлька сказала мне, что у тебя есть Ирина и Олеся. Я сразу понял - мои дочки. Ты представляешь, я еду помочь своей единственной дочери, которой плохо. А узнаю, что есть у меня еще две малышки. Как же я был рад! Но был тогда жив и Василий. Я опять стоял на его пути. Как с Машей. Поэтому и не мог при Василии встречаться с тобой. Знал: не выдержу, подойду, обниму своих дочек, тебя, все расскажу Василию. Помнишь, как я просил отпустить с Юлькой девочек в пансионат. Мне так хотелось побыть со своими дочками, со всеми сразу. А ты еще ругалась, что я балую их. Да разве баловал, так, лишь бы они порадовались и ты хоть немного. Я готов был подарить им весь свет. Они же мне вернули жизнь. И ты, конечно.
  -- Юра! - только и проговорила Липочка.
  -- Я Василию всегда переходил дорогу: и с Машей, и с тобой, и с девочками. Даже надежда, что Юлька - его дочь, не оправдалась. Может, поэтому он и пил. А он догадывался про девочек? Как думаешь?
  -- Не знаю. Мне ведь тоже было нелегко. Вася всю жизнь любил Машу. Я любила тебя, - Липочка задумалась. - Но откуда девчонки все знали? Спросишь, скажут - от бабушки. А им по два года было, когда она умерла. Ведьмочки-пророчицы!
  -- Знаешь, я так жалею, что не был знаком с твоей бабушкой, со старой Марфой, - расскажи мне о ней еще раз, - попросил Юрий Петрович.
  -- И мы послушаем, - это вышли из комнаты девчонки вместе с Илюшкой. Они, как всегда, слышали все.
   Илюшка вскарабкался, было, на диван, подлез под бок Юрию Петровичу, но обвел своими голубыми глазками комнату и не увидел Юльки. Словно потерянный цыпленок, встревожено завертел головкой в разные стороны:
  -- Мама!
   Мамы в комнате не было. И папы. И Лешеньки. Личико мальчика сморщилось. Он не любил, когда оставался без Юльки. Тут же слез с дивана, взял свой красный грузовик и быстро побежал к двери.
  -- Все ясно, - засмеялись девчонки. - Потерялся мамин сыночек. Отведем сейчас тебя к твоей маме. Только вы без нас не начинайте.
   Через минуту они вернулись и тоже стали слушать Липочку.

Бабушка Марфа

  -- Я звала бабушку Марфу мамой, - начала Липочка. - Она вырастила меня и Машу. Человек удивительной судьбы. Её настоящее имя Регина. Регина Андреевна Тургенева, внучка последнего князя Соколова, которому принадлежал барский дом - нынешний пансионат. Но все в деревне звали её Марфа Васильевна Полоскова, проще Марфа-ведунья. По линии матери в их роду всегда были женщины с неординарными способностями, или, как сейчас говорят, экстрасенсы. Все годы Марфа-ведунья помогала людям, лечила их. Она сначала работала долго деревенском в медпункте, потом, когда построили больницу, была там медсестрой. Но бабушка хорошо знала травы, умела заговаривать болезни, просто могла дать умный совет. Люди говорили: поговоришь с Марфой, боль сразу и уходит. Бабушка жила очень долго. Она родилась в 1905 году, пережила революцию, гражданскую войну, коллективизацию, опять войну, вырастила дочь, меня с Машей, даже еще успела понянчить правнучек, когда я родила. Мама наша умерла сразу после моего рождения. Знаешь, я вспоминаю бабушку-ведунью и думаю, что она не ведуньей была, а просто необычайно умной женщиной, мудрой и очень доброй. Она была родом из знатной дворянской семьи Тургеневых по линии отца, мать звали Елена Соколова, она была невесткой последнего князя, чье имение находилось здесь...
  -- Это пансионат, - еще раз пояснила Ринка.
  -- Вот почему, Юлька все обещала, если у неё родится девочка, обязательно назвать Регина.... - добавила Леська.
   Липочка продолжила рассказ.
   Когда шла гражданская война, Регине было всего тринадцать лет. Давно не подавал о себе с фронта вестей её отец, офицер белой армии - Андрей Тургенев, пропала мать, урожденная Екатерина Соколова, что ушла из дома на войну следом за мужем, стала сестрой милосердия. Дочь Регину оставила с бабушкой Еленой, своей матерью. Прощаясь с матерью, Екатерина говорила, чтобы Елена Соколова, урожденная Орел-Соколовская, польская княжна, а после замужества богатая помещица, уехала с внучкой за границу, сначала в Европу, потом как-нибудь в Америку, где живет у неё старшая сестра Анна Игл, там их впоследствии разыщут Екатерина и Андрей, отец и мать Регины. Но ничего не получилось, как планировалось. Бабушка задержалась с отъездом, не верила, что революция надолго и всерьез. Да и совсем недавно умер её муж, Андрей Соколов. Жалко было оставлять без присмотра его могилу. И все ждала сведений о своем старшем сыне - Евгении. Где он будет искать свою мать, если она уедет за океан?
   Гражданскую войну бабушка и внучка пережили. Надвигалась другая беда. В двадцатые годы начались расправы с дворянами. Не избежала этой участи и Елена. Ей грозил арест, а что могло быть пятнадцатилетней внучкой, подумать страшно. Матвей Стрельцов, что много лет работал у помещиков Соколовых и ничего плохого не видел от них, узнав от сына-чекиста о готовящемся аресте, хмыкнул, и, чтобы не видеть всей этой гадости, как он выразился, отправился на охоту, на болота, там у него был домик. На самом же деле этой же ночью он предупредил Елену и увез бабушку и внучку в свою сторожку на болоте. Елена не растерялась, переоделась в крестьянское платье, переодела внучку, прихватила с собой драгоценности и сплетенные ею кружева, остальное все бросила. Неделю они скрывались у Матвея. Потом, опять переодевшись в простую бедную одежду, покинули родные места. Матвей довез их до вокзала, посадил на один из поездов, идущих на восток. Елена отправилась в глубь России, чтобы там как-то пережить смутные времена, а когда все немного успокоится, уехать за границу, а оттуда уж в Америку, к старшей сестре. Не верила она, что власть большевиков надолго. У покойного мужа Елены была богатая усадьба недалеко от города А-ке, жив был еще его отец - старый князь Соколов. Вот туда и направилась Елена. Дом там был хороший, теплый. Но уже в пути немолодая женщина поняла, что это не выход. И там не будет жизни бывшим дворянам. Ненавидят их.
  -- Придется мне стать пролетариатом, - решила Елена. - Выдам себя за сестру милосердия. Я могу немного лечить людей. Тетя Элла когда-то учила нас с Анной. Нет, сестрой милосердия нельзя, могут мобилизовать на работу в госпиталь, в стране эпидемия тифа, выгляжу я молодо. Куда тогда девать Регину? Скажу лучше, что работала в мастерских, плела кружева, кружевница я, не буду скрывать, что грамотная. А Регину выдам за дочь, буду говорить, что училась она у меня в гимназии.
   Елена, в самом деле, была знатная кружевница, хоть и помещица. И на её длинных пальцах были мозоли от коклюшек. Кружева Елены украшали салоны богатейших людей России, их носили сами императрицы. Теперь, продвигаясь по России, выменивала Елена на остановках свои кружевные накидки, воротнички, салфетки на еду. Елена и Регина передвигались очень медленно по просторам России. Сделанные руками богатой помещицы, кружева не дали умереть бабушке и девочке от голода. Были еще зашитые в старое, но вполне добротное пальто семейные драгоценности. Их пока Елена не тронула. В пути бабушка и внучка сдружились с крестьянкой Дуней Полосковой и её немой дочерью Марфой, которые ехали в деревню Кочетовка, что тоже была рядом с А-ком, там у Евдокии жила тетка, которая недавно ослепла. Дуня была моложе Елены лет на десять, а девочка была ровесница Регине. В дороге Евдокия и Марфа заболели и умерли. Елена до последнего ухаживала за спутницей и её дочерью. Сначала умерла немая девочка, потом её мать. Елена, не испугавшись, взяла с трупа документы и заменила на свои. Так умерла дворянка Соколова и её внучка Регина, Елена стала крестьянкой Евдокией Полосковой. А внучка стала ей дочкой Марфой. Елена приказала девочке называть себя мамой.
   Елена была родом из богатого польского рода Орел-Соколовских. Про этот род говорили, что старшие дочери в нем рождаются колдуньями. Елена была младшей дочерью. Из всего колдовства у неё было только умение плести кружева. Но в эти трудные дни немолодая женщина обнаружила, что и у неё проснулись древние способности, которыми обладала сестра Анна и тетка Элла. Так оказалось, что она может подчинить себе волю других людей. Елена пока не пользовалась этими способностями открыто. Лишь когда проверяли документы, напрягая всю волю, мысленно приказывала:
  -- Я обычная кружевница, простая женщина, из крестьян. Быстрее уходите, у меня все документы в порядке.
   И никто не заподозрил, что это бывшая богатая помещица. Когда Елена стала Полосковой Евдокией, то и в этих мысленных приказах надобность почти отпала. Никого не интересовала немолодая усталая женщина с тихой, старающейся быть незаметной дочерью, пробирающаяся через просторы России на жительство к слепой тетке. Таких в те годы было много.
   Приехав в А-к, Елена не пошла в богатую усадьбу своего покойного мужа, хоть и узнала - жив старый князь, болеет тяжело. Понимала, нельзя. Пусть её здесь считают крестьянкой. Только так сохранит она жизнь себе и внучке. А найти способ увидеться с отцом покойного мужа она найдет. Елена поселилась в деревне Кочетовка, где у Евдокии жила единственная слепая тетка, которую ни разу не видела Евдокия. Елена вошла в дом племянницей слепой женщины. Как хорошо, что Евдокия в дороге много жаловалась на жизнь, на то, что покойные отец и муж беспробудно пили, что отец забил мать до смерти, что умер муж, опившись самогонки и оставил беременную жену, что старшие детки умерли во младенчестве, осталась одна Марфа, да и та дурочка немая, потому что поздно её родила мать. Евдокия после смерти мужа работала в больнице санитаркой, там врачи помогли Евдокии родить, а Марфушке выжить. Когда Евдокия узнала, что тетка ослепла, зовет к себе, вот и поехала. В деревне ей проще будет и сытнее. Теперь все это Елена и рассказывала старой слепой тетке, только говорила, что дочка её родилась умницей, а в больнице, говорила Елена, многому она научилась от врачей, была сестрой милосердия. Зорким глазом колдуньи видела Елена, что тетка не жилец. Ослепла она от опухоли в голове. Елена уговорила тетку и свозила её в город к врачу. Тот подтвердил подозрения женщины. Тетка не зажилась. Вскоре Елена осталась в её доме одна с внучкой. Топила сама печку, копала картошку, не гнушаясь никакой работой. Зимой плела кружева. А тут ликбез начался. Узнали, что Елена и её дочь грамотные, да мать еще в больнице сестрой милосердной работала, а дочь в гимназии немного поучила, попросили их стать учительницами. Согласилась Елена. Стала сама она учить взрослых людей, а семнадцатилетняя Марфа - крестьянских ребятишек. Обе старались, хорошо относились к людям. Полюбили и их в деревне. Простая, говорили про Евдокию, хоть и учительница, а как кружево ловко вяжет, ловчее любой бабы, только мелькают коклюшки в её руках, да и болезни умеет лечить. Недаром в больнице работала. А Марфушка её старается, от души возится с ребятишками, не обижает. Так и жили Евдокия и Марфа Полосковы. Евдокия лишний раз никому глаза не мозолила, научилась копать землю, сажать немудреный огород. Плела зимними вечерами свои кружева, чем окончательно убедила, что она из простых людей. Да еще людей лечила. За это брала нехитрые крестьянские дары, где молочка, где сала кусочек, а где и ничего не было, и там помогала. Вот так и жили они с Региной. С внучкой потихоньку говорили на иностранном языке. Лелеяла Елена мечту, что, может, Регина уедет за границу. Там Анна живет, приютит она внучатую племянницу. Одно грызло душу: потерялась в просторах России дочь, ничего неизвестно о сыне, исчез зять. А рядом есть близкий человек, но нельзя к нему.
   Вскоре представился случай повидаться со старым князем. Тот и так болел, а тут невмоготу совсем стало. Вот и приехал за Евдокией Полосковой старый слуга князя, на колени встал, просил посмотреть его барина. Других лекарей не было в округе. Евдокия согласилась, взяла для чего-то взрослую внучку с собой. Князь Соколов уже не вставал. Стар был, да неизвестность мучила, что с детьми-то. Говорил им давно, чтобы сразу уехали за границу, да сын сказал, что без России не может. Где теперь сын? Где его жена, дочь? Где внуки? И вдруг умирающему человеку показалось, что свет озаряет его сумрачную комнату. Он открыл глаза: рядом с его постелью сидела уставшая, постаревшая любимая невестка Елена с взрослой девушкой. Женщина взяла князя за руку, сказала:
  -- Да, это я. А это моя... Марфушка. Харитон, пожалуйста, побудь с Марфой в другой комнате. Я хочу поговорить с князем.
   Харитон хотел увести девушку, но Марфа сказала непреклонно:
  -- Нет. Я уже не маленькая. Я останусь с дедушкой. Здравствуйте, дедушка. Хотя, правильнее сказать, прадедушка.
  -- Здравствуйте, папа, - Елена нагнулась и поцеловала в лоб старого князя. - Простите, что не осмелилась сразу прийти к вам.
  -- Правду, знать, сказал Харитон, что видел женщину, похожую на мою любимую невестку, - прошептал умирающий. - Я не поверил. Сказал, что обознался. Где живешь? Почему не пришла сразу ко мне?
  -- Спасала внучку.
   И опережая вопросы, рассказала все. Это была единственная встреча после революции Елены и старого князя Соколова. Всю ночь просидели Елена и Регина около умирающего человека. Елена сразу поняла, что часы князя сочтены. Не стала лечить. От старости нет средства. Просто сидела рядом, держала за руку и говорила. А Регина просто смотрела, старалась запомнить лицо старого князя. Рассказала Елена свекру о том, как умер её муж, как пришлось бежать ей, спасая себя и девочку. Всплакнул старый князь, услышав о смерти своего сына, спросил о внуках. Но ничего не знала Елена о своей единственной дочери Екатерине и её муже, о своем сыне Евгении. Старый князь не стал осуждать Елену, поддержал её намерение прожить это время простой учительницей. Дал совет отдать учиться внучку. Пусть врачом станет.
  -- Ты меня не хорони, когда я умру, - говорил он, - не выдавай себя. И внучку не пускай. Береги нашу наследницу. А меня Харитон похоронит.
   Он кивнул на слугу. Но все же Елена не выдержала. Пришла на кладбище тайком от внучки, когда уже опустили в могилу свекра, попрощалась со старым князем, бросила горсть земли. Харитон, выручая женщину, так объяснял мужикам, которые ему помогали:
  -- Покоя Евдокии нет. Не смогла вылечить моего князя, вот и пришла повиниться.
  -- Да, - поддержали мужики и бабы, что были там. - Наша Евдокия Ивановна добрая, совестливая. И дочка у неё такая же. Детишек не обижает. И к нам с добрым словом.
   Самого Харитона вскоре выгнали из усадьбы большевики, дом забрали себе. Доживал старый слуга последние дни в доме Елены.
   Так пробежало много лет. Никто не знал и не вспоминал имен Елена и Регина. Взрослела Марфа, старилась Евдокия. Имена Елена и Регина забылись.
   По стране гуляли репрессии. Еще осторожнее стала Евдокия. Только раз она открыто бросила вызов властям. Перед самой войной это было. Пустила в свой дом умирающего человека. Это был освобожденный из лагеря и направленный на вечное поселение бывший офицер белой армии, Андрей Тургенев, отец Регины, зять Елены. А вот про дочку мало что знала Елена до самой своей смерти. Екатерина и Андрей потеряли друг друга в одной из южных республик. Они были больны тифом, спасли ли Екатерину или нет, не знал он. Самого Андрея посчитали умершим, его выбросили из госпиталя большевики. Спасла его какая-то женщина. Притащила в свой дом. Выходила. Андрей пытался уйти за границу, но не удалось. По чужим документам работал на заводе, впоследствии был арестован по ложному обвинению в том, что он английский шпион и получил огромный срок. Когда стал умирать уже, вышло послабление, отпустили на вечное поселение. Он услышал в деревне об учительнице, что плетет небывалые кружева. И мелькнула робкая надежда: а вдруг это Елена. И хоть здесь ему повезло. Андрей и Елена очень надеялись, что Екатерина все же выздоровела и покинула Россию. Дочери Андрея пока решили не говорить, что умирающий мужчина - это её отец. Но Марфа, к тому времени она сама была мамой, догадалась. Её тоже жизнь уже задела своим неприветливым крылом. Женщина научилась быть осторожной. Благодаря уходу Елены Андрей прожил два года и умер в сорок втором году. Елена похоронила его возле могилы старого князя и его верного слуги Харитона. Самой ей нельзя было умирать. Растила правнучку, Марфа была на фронте. Шла вторая мировая война.
   Марфа вняла совету старого князя, поехала учиться, хотела стать врачом, только через два года вернулась домой. Серьезная, повзрослевшая, неразговорчивая Елена сразу поняла, что внучка беременна. Спросила только, кто отец.
  -- Он иностранец, подданный США, - ответила Марфа. - Зовут Биллом. Читал лекции в университете у нас...
   И у Елены вспыхнула надежда, что, может, уедет внучка за границу. В США. А там Анна. Надежная старшая сестра. Но надежда рухнула тут же. Елена услышала, что друг Марфы был арестован, арест грозил и самой девушке, поэтому она вернулась в деревню. Что с Биллом, Марфа не знала, а он не знал о беременности своей подруги. Марфа родила двойняшек: Елену и Анну. Дала девочкам свою фамилию - Полоскова, а отчество - Андреевна, как у неё самой. Дочки родились слабыми, не жильцы, так все врачи утверждали в голос. Прабабушка пыталась выходить их, но все равно одна из них, Елена, вскоре умерла. Вторая малышка без конца болела. Мать день и ночь не отходила от ребенка. Вот в те дни Марфе и стала сниться властная старуха, она знала, что это сестра бабушки - Анна, та самая, что живет за океаном, Анна приказывала Марфе все вспомнить, призвать свои способности. Только так она сохранит жизнь своей дочке. Как-то Марфа рассказала свой сон бабушке, та сразу все поняла.
  -- Наверно, хочет Анна тебе передать свои колдовские способности, - сказала бабушка и заплакала.
  -- Что ты? - не поняла внучка. - Почему плачешь?
  -- Эти способности наследует старшая женщина в роду. Наверно, нет больше никого в живых. Ни дочки моей, ни сына. И брат Иван, наверно, сгинул. Остались мы с тобой одни на этом свете.
   Плечи Елены опустились, словно вытащили стержень.
  -- Мама, - Марфа обняла старую женщину, вырастившую её, заменившую мать, она звала её только мамой. - Но ведь ты тоже умеешь немного колдовать. А твоя старшая сестра Анна ведь жива.
   Слезы еще больше потекли из выцветших глаз Елены.
  -- Уже много лет, как прервалась наша связь. Много воды утекло. Значит, и Анны нет. Хотя порой мне кажется, я её слышу, чувствую.
  -- А мне что делать, мама? Что я должна вспомнить?
  -- Сама поймешь. Ты не противься, дочка. Пользуйся своими способностями, только на благо людям. Спасай и дочку и других людей. Сможешь?
  -- Смогу, - кивнула Марфа.
   Так Марфа стала деревенской ведуньей и спасла дочь от смерти. Где травами, где заговорами, где упорством, но не отдала свою дочь костлявой смерти. Сама Марфа, вспомнив два года университета, успешно отучилась на курсах медсестер, получила документ об этом и работала в деревенском медпункте. Люди уважали её, сколько раз бежали за помощью. Хоть день, хоть ночь, Марфа в любое время шла на помощь. Приезжающие изредка в деревню врачи все в голос утверждали, что Марфе надо дальше учиться, что она своими чуткими пальцами все насквозь видит, ни разу не ошиблась в диагнозе. Она отказалась. У неё росла маленькая Анна.
   Потом началась война. Марфа ушла на фронт. Елена осталась с правнучкой Анной и умирающим зятем. Словно задала себе программу старая женщина - надо жить. Надо дождаться возвращения Марфы. И дождалась. Марфа вернулась живой. Елена умерла через месяц после её возвращения. В забытьи, пред самой смертью, все говорила со старшей сестрой Анной, просила её не умирать, помочь Марфе и её дочке, просила выстоять во всех бедах, собрать всю семью. Марфе показалось, что далекая Анна откликнулась, и не только она, но и другие женщины колдуньи из их рода. Елена заговорила с какой-то Лейсе. Улыбнулась на прощание светлой улыбкой, сказала: "Не умерла моя доченька, выжила моя Катенька, вот и детки у неё еще есть... Сынок мой, Женя, и он жив... Я слышу ваших детей. Будьте счастливыми..." Марфа посчитала это все-таки за бред.
   Марфа осталась с Анной. Выросла Анна. В отличие от матери, она была обычная добрая девушка и очень-очень красивая. Была в её красоте какая-то трагичность, надрывность. "Не к добру такая красота", - вздыхала Марфа, предчувствуя горе. Училась Анна в городе на товароведа. Вот там-то и повстречала будущего мужа Кирилла Самосудова. Он в то время был комсомольским работником, возглавлял райком комсомола. Она родила ему девочку Машу, казалось, все у них хорошо, но Анна прожила с мужем четыре года и ушла. Кирилл заподозрил свою красавицу жену в неверности. Был у него заместитель, которому красота Анны не давала покоя. Вот и стал распространять слухи, что переспал с Анной, даже фотографию полуобнаженной Анны предъявил. Кирилл и поверил. Стал устраивать жене сцены ревности. Та не стала оправдываться. Кирилл разозлился, ждал слез, объяснений. Анна молчала. Муж ушел спать в другую комнату. В доме повисло напряженное молчание. Как-то вернувшись пьяным, Кирилл опять стал выяснять отношения. Анна опять молчала, он ударил её. Ударил и испугался. Ему показалось, что жена сейчас умрет, так сильно побледнела женщина. Кирилл понял, что потерял её навсегда. Анна на другой день забрала дочь и ушла, не сказала даже о своей второй беременности. Вернулась в деревню к матери.
  -- Не буду я с Кириллом больше жить, - коротко сказала Анна ей.
   Сколько ни билась Марфа, ничего не узнала. Знать, в нее пошла дочь. Так ничего не знали в деревне об отце Анны, но время было такое, могли за связь с иностранцем и посадить, а ребенка в специальный детдом отдать. Поэтому молчала Марфа. Анна же развелась, вернула себе девичью фамилию - Полоскова, более того, добилась, чтобы эта фамилия была и у дочери. Так Маша стала Марией Кирилловной Полосковой. Но тут выяснилось, что Анна беременна. Марфа первой заметила это.
  -- Мужу собираешься сказать? - спросила она, глядя на увеличивающийся живот дочери.
  -- Нет, - ответила дочь. - У меня нет мужа.
  -- Хорошо! Кириллу скажи.
  -- Это не его ребенок.
  -- А чей?
  -- Мой, - ответила дочь. - Только мой.
  -- Врешь, - ответила Марфа.
  -- Вру, - равнодушно согласилась дочь.
   Анна родила вторую дочку. Назвала Олимпиадой, а отчество записала как у себя - Васильевна. И затосковала. Померкла её надрывная красота, потускнели светлые волосы. Анны не стало через несколько дней после родов. Матерью Марии и Олимпиаде стала Марфа. Приехал Кирилл, хотел забрать старшую дочь. Марфа не дала. "Из-за тебя умерла Анна. Она тебя любила, а ты души её лишил. Не поверил", - вынесла она приговор зятю. Вот тогда проявилась вся её сила колдуньи. Так глянула, что испугался её Кирилл. Только попросил:
  -- Видеться разрешишь с дочкой?
  -- Разрешу, - ответила Марфа и с глухим отчаянием после небольшой паузы сказала: - Если бы сейчас двух девочек попросил тебе отдать, вспомнил про малышку, все бы тебе простила, а ты и сейчас про одну говоришь...Эх, ты!
  -- Вторая девочка не моя, - оправдываясь, поспешно ответил зять. - Анна так говорила. У неё даже не мое отчество.
  -- Дурак ты, - ответила Марфа. - Анна говорила то, что ты хотел слышать. Да, и дитя невинным на свет приходит, об этом забыл ты, - помолчала и добавила: - Поймешь когда-нибудь все, да поздно будет. Не будет у тебя больше детей. Не будет.
   Зять и сам знал, что не будет. Не хочет он их. Никогда не хотел. Машу-то Анюта родила, не спрашиваясь. Захотела и родила. Кирилл до полугода не подходил к ребенку, а потом ничего, привык, привязался, полюбил. Да и как не любить такое чудо! Машенька его красавица растет. Прямо вылитая Анна, только её красота светлая, теплая, радость дарит людям. А крошечная Липочка? Кто знает, может, и от него она? Ведь доказал один из друзей, глядя на злосчастную фотографию, что это фотомонтаж. А других доказательств не было. Лишь слова и нежелание Анны оправдываться. Да еще почему-то ничего не сказала жена про вторую беременность, первая на развод подала. От него рожала бы, обязательно доложила бы, чтобы сохранить семью. Он готов был, ждал от Анны слов примирения. А она молчала, так молча развелась. Вот таким образом себя пытался успокоить Кирилл. Но никак не мог заставить себя полюбить младшую девочку.
   Марфа растила девочек. Учила французскому языку, говорила с внучками по-французски, как когда-то с бабушкой. Учила плести кружево, тоже бабушкина наука. Машеньку еще и музыке учила. Отец настоял. А Липочка отказалась учиться в музыкальной школе. Понимала своим добрым сердечком, что приезжающий изредка папа для неё чужой. Хоть тот и старался одинаково относиться к девочкам. Подарки всегда для двух привозил, целовал при встрече обеих девочек. Но в душе были разные чувства. Машеньку просто любил, а на Липочку смотрел и думал каждый раз: его или не его дочка. Обе девочки переняли колдовские способности рода Орел-Соколовских. Только Маша пустила свои способности не на то. Хохотала, парням головы крутила. А Липочка боялась своих способностей. Она многое умела, знала будущее, но блокировала все остальные свои возможности. Марфа вырастила девочек. Как радовалась она, когда Маша поступила в институт, мечтала, что и Липочка будет там тоже учиться. Дождалась Марфа и правнучек. Старшая Оксанка взяла только красоту от матери. И Юлька была обычная, как её рано умершая бабушка Анна. Только крепкая, здоровая и добрая, веселая. А накануне того дня, когда родились близняшки у Липочки, старой Марфе приснился чудесный сон. Стоят три удивительно красивые женщины: одна в золотых одеждах, другая в серебряных, третья в белых, простых. А навстречу им идет четвертая, в голубом платье. Ведет двух девочек. И говорит:
  -- Это мои Ирена и Лесиль. Они, наконец, встретились. Они вместе.
  -- Вот и хорошо, - ответила женщина с серебряными волосами.
  -- Мы им возвращаем их силу, - подхватила золотоволосая.
   Подошла женщина в простой белой одежде и благословила их.
  -- Видишь, Эфира, - сказала она, обращаясь к женщине в голубом. - Твой род не исчез. Он существует. Эти девочки будут вершительницами судеб. Они будут дарить людям любовь и счастье.
   Марфа проснулась. Её будила Липочка.
  -- Мама, - Липочка звала Марфу мамой. - Мама. Мне пора в больницу. Я, кажется, рожаю. Я боюсь.
   И Липочка заплакала.
  -- Все будет хорошо, - ответила Марфа. - Я видела во сне Божью Матерь, она тебя благословила. У тебя будут девочки. Василий, - скомандовала бабушка побледневшему мужу внучки, - быстро ищи машину.
   Испуганный Василий моментально исчез.
   Липочка без всяких осложнений родила девочек. Ирину и Олесю. Здоровеньких, горластых, зеленоглазых. Марфа помогала внучке изо всех последних сил, а их совсем немного осталось, да и Машу надо поддерживать. Болела сильно внучка. Бабушка изо всех сил старалась удержать её хоть немного на этом свете. Ведь Юльке будет очень плохо без матери. Она пока не очень сильная. Маша эти дни жила с ними, Юлька тоже, Оксанка была у дедушки. Прабабушка, качая колыбельку с двойняшками, в те дни стала часто рассказывать Юльке сказку про покровительницу их рода, небесную Эфиру, повелительницу людских судеб, она старалась передать обычной своей внучке хоть немного своей силы, чтобы выстоять в этом мире. Знала старая ведунья, что скоро Маша уйдет от них. А малышки, что сначала лежали в колыбельке, потом делали свои первые шаги, те сами впитали все, что было. Зеленые у них были глаза, как у далекой двоюродной бабушки Анны, что уехала в Америку и до которой так и не добралась Регина в годы второй мировой войны. А ведь хотела! И старый знакомый повстречался из войск союзников. Фред Игл его звали. Подданный США. Он был отцом двойняшек Марфы. А приемная его мать была родом из Польши. Анна Игл. Фреда убили в День Победы ... Не успела ему сказать Марфа про дочку.

... Златка прошла тест Ипполита Сергеевича....

   Златка уже сутки не выходила из больницы. Эдгар сначала рассердился, выговаривал, что ей надо думать о ребеночке, а не о его вредном отце, который к тому же не признает будущей невестки.
  -- Эдик, ты не переживай. С ребеночком все в порядке будет, - отвечала Златка. - Я ведь ничего тяжелого не поднимаю, я просто сижу рядом. Придет твой папа в себя, попить захочет, а рядом никого нет. Или вдруг решит встать, а ему нельзя.
  -- А если он неделю в себя не придет? Или месяц? Кто знает, как на него наркоз подействовал?
  -- Эдик, не переживай, родной. Я же понемногу сплю. Я умею спать понемногу. И сидя умею спать. Я сколько раз дежурила сутками в пансионе. Подремлю чуть-чуть ночью и порядок. А кушать ты мне привез?
  -- Привез, - улыбнулся мужчина. - И все же, Золотинка моя, отдохни. Ну, давай я немного подежурю вместо тебя.
  -- А ты не уйдешь?
  -- Не уйду, я же все же люблю отца. Знаешь, Золотой мой, он хороший был наш папка, пока не умерла мама. Это без неё он такой стал, изменился сильно.
  -- Он и сейчас такой же твой папа. Хороший он. Просто другие не видят.
   Златка позвонила Юльке, попросилась ненадолго в гости,
  -- Надо бы хоть в душе мне сполоснуться, - сказала она. - Я уже сутки сижу возле Ипполита Сергеевича.
  -- Конечно, приезжай. А еще лучше пусть Эдька тебя довезет.
  -- Нет, он около папы будет.
  -- Тогда возьми такси.
   И Златка поехала к Юльке. Но её к себе увела Липочка. У них спокойнее, так объяснила она, дети не плачут и не бегают. Помылась Златка, немного полежала, вздремнула. Устала все-таки. Липочка её накормила горячим борщом, глянула внимательным глазом.
  -- Липочка, - засмеялась Златка. - Что видишь? Счастье или несчастье?
  -- Счастье, - сказала Липочка. - Только тебе много понадобиться сил и терпения. И лучше бы тебе не дежурить по ночам. Дитя все-таки носишь.
  -- Я сильная, - ответила Златка.
   Вечером она вернулась в больницу. Эдгар встретил её около двери в палату. Он кого-то распекал по телефону.
  -- Эдик, родной мой, я отдохнула, поезжай, - ласково попросила Златка.
   Эдька не соглашался, он решил или увезти жену, или остаться с ней. Но опять позвонил старший администратор, в пансионате были проблемы. И Эдгар поехал. А Златка осталась возле неподвижно лежащего, не приходящего в себя Ипполита Сергеевича.
   Ровно горел неяркий ночничок, вставленный в розетку. Его принесла Златка, чтобы видеть отца Эдгара, и чтобы свет не бил лежащему в глаза. Если быть честной перед собой, Златка устала, ей было трудно. Она была беременна, и хоть её беременность протекала без всяких осложнений, ей хотелось то одного, то другого, постоянно хотелось спать, стала болеть поясница. Златка сидела возле Ипполита Сергеевича и не заметила, как задремала. Именно в это время Ипполит Сергеевич открыл глаза. Болели сломанные ребра, болела сложенная по-новому хирургом нога, болело все тело после аварии. Возле кровати сидела и дремала, склонив на грудь голову, немного полноватая медсестра с уютным добрым лицом, с медными волосами. Мужчина внимательно её рассматривал. Он вспомнил умершую жену. Не Корину. Он еще не знал, что его подругу похоронили сегодня. Он вспомнил мать Эдгара, добрую и ласковую Катю. Как хорошо было в доме с ней. Она одним ласковым словом умела укротить мужа, заставить слушаться сына. Но Катя рано ушла от них. У неё была тяжелая форма диабета. Катя долго боролась. Но так и не справилась. И стало опять больно от этого бесконечного горя. Невольный стон вырвался из сжатых губ. Медсестричка сразу встрепенулась.
  -- Пришли в себя, пришли, - она даже всплакнула, вытерла слезинку, подошла, встала рядом. - Ну и хорошо, - молодая женщина взяла руку Ипполита Сергеевича, ласково погладила: - Может, вам чего-нибудь надо? Давайте я вам принесу попить.
  -- Нет, - он отрицательно покачал головой - Ты только посиди, не уходи.
  -- Конечно, конечно. Я останусь. Только сейчас врача позову, скажу, что вы пришли в себя. Пусть посмотрит.
   Она вышла на минуту, а Ипполиту Сергеевичу без неё стало плохо и пусто. Вскоре вернулась полная сестричка с другой медсестрой.
  -- Зря вы мне не верите, - говорила полненькая. - Ипполит Сергеевич со мной разговаривал.
   Следом прибежал и врач.
  -- Все в порядке, теперь жить будете, - сказал тот. - Это ваш ангел-хранитель вас отмолил у Бога, - он кивнул на полноватую медсестру. - А то что-то затянулась ваша кома.
   Ипполиту Матвеевичу сделали укол, он опять стал засыпать. Но спал урывками. А сестричка все сидела. Больной тут же успокаивался. Утром голова у отца Эдгара окончательно прояснилась, но нигде не было этой уютной медсестрички.
  -- Наверно, не её смена, - решил он и стал ждать дежурства понравившейся ему медноволосой медсестры.
   Но шли дни, а кругленькая медсестра не появлялась. Приходили друзья, знакомые. Навестил Милославский, осторожно рассказал о похоронах Корины. Ипполит Сергеевич взгрустнул, но сказал, что знал это с самого первого момента, когда ему сказали, что у Коры тяжелая черепно-мозговая травма. А полная медсестричка все не появлялась, не шел и сын. В душе мужчины образовалась знакомая пустота, та самая, что поселилась со смертью его жены - Кати.
   Златка, когда дежурила возле отца Эдгара, говорила всем, что умеет не спать, что она сильная, привычная к ночным сменам. Но одно дело, когда ты одна, а когда под сердцем вторая жизнь... В ту ночь, когда Ипполит Матвеевич пришел в себя, Златка, утром выйдя в туалет, обнаружила на плавках красное пятно. Кровь!
  -- Мой ребеночек, - подумала она с ужасом, холодея от сознания, что может потерять еще не родившееся дитя.
   Она вспомнила, как Юлька сражалась за жизнь своего Алешки, она практически отлежала все месяцы, не вставала, её только на девятом месяце выпустили ненадолго из больницы, но Юлька выдержала все, сохранила ребеночка. И Златка очень испугалась. Дежурившая с ней медсестра Тая увидела расстроенное лицо женщины, спросила, в чем дело. А когда узнала про беременность, про пятна крови, тут же отвела на два этажа выше, где было отделение гинекологии. Дежурный врач осмотрел женщину, ничего пока страшного не нашел, но приказал лежать на всякий случай. Так Златка из отделения травматологии перекочевала на два этажа выше - в женское отделение. Приехавший к ней Эдгар бушевал. К отцу не пошел.
  -- Это все из-за него, - выговаривал он Златке. - Не сидела бы неделю возле отца, не лежала бы здесь. Говорил же тебе!
  -- Эдик, не шуми, я всего два дня посидела, - оправдывалась Златка. - Папа твой тут ни при чем, он такой одинокий, неприкаянный. Ты сходи лучше к отцу. Узнай, как он, нужно ли ему чего. Он такой несчастный был ночью, когда пришел в себя. Мне так его жалко стало.
  -- Не пойду, - упрямо ответил сын.
   Но все же Эдгар послушался Златку и, выйдя из её палаты, сразу навестил отца. И хорошо, что Эдгар ничего не сказал своей будущей жене. Они с отцом недолго говорили. Услышав, что Эдька по-прежнему живет с Златкой, что, более того, сын на ней собирается жениться, Ипполит Сергеевич грустно улыбнулся и сказал:
  -- Думай сам. Мое отношение к этому знаешь. Я его не изменю. Не по душе мне твои намерения. Ты уж как-то пытался жениться на красавице.
  -- Пап! Златка не такая. Давай я вас познакомлю, - пытался убедить Эдгар отца. - Златка хорошая, добрая.
  -- Не надо, - насмешливо ответил Ипполит Сергеевич. - Я как познакомлюсь с твоей девушкой, так ты её бросаешь.
  -- Златку я не брошу.
  -- Вот-вот, я и говорю! Не надо нам знакомиться.
   Обиженный сын ушел. Ипполиту Сергеевичу было одиноко и плохо. А ласковая медсестричка все не шла. Через три дня Ипполит Сергеевич спросил, когда будет дежурить полная медсестра с медными волосами. Его не поняли, никак не могли сообразить, о ком он говорит.
  -- Эта медсестра сидела возле меня, когда я пришел в себя, - пояснил Ипполит Сергеевич.
  -- Тая совсем не полная, - удивилась дежурная медсестра Дина. - И не рыжая. Скорее темно-каштановые у неё волосы.
  -- Да, а мне показалась: кругленькая.
  -- Ну, это у вас после комы искажение восприятия шло, - засмеялась Дина. - Завтра утром Тая придет.
   Но и утром не было видно знакомой сестрички. Вместо неё пришла высокая статная женщина.
  -- А когда Тая будет дежурить? - спросил её Ипполит Сергеевич.
  -- Я Тая, - ответила статная медсестра.
  -- Я про другую Таю, - ответил Ипполит Сергеевич. - Про полную.
  -- У нас нет полных медсестер, - ответила Тая. - Я самая полная.
  -- А кто же сидел ночью возле меня? Такая кругленькая, с уютным личиком.
  -- А это Златка, невестка ваша, - удивилась Тая. - Вы что не узнали её? Она всю дни и ночи была с вами, пока вы были без сознания. Ни на шаг не отходила. Все боялась, придете вы в себя, а рядом никого нет.
  -- Златка? - удивился Ипполит Сергеевич. - Какая Златка?
  -- Я сначала думала, что это ваша дочь, а оказывается невестка. Да вы счастливый человек, Ипполит Сергеевич, - смеялась Тая. - Не любая дочь так будет дежурить возле отца. А Златка как села на стул, так и не сошла с него, пока вы в себя не пришли. Ни на минуту не отходила...
   Тая замолчала, увидев изменившееся лицо больного. Здесь было что-то не то. Медсестра ушла. Ипполит Сергеевич долго лежал. Потом решительно набрал номер сына.
  -- Что тебе надо? - неприветливо спросил тот, даже не поздоровавшись.
  -- Где твоя Златка? - спросил отец.
  -- А тебе не все равно, - ответил сын.- Ты не переживай. Больше тебя беспокоить не будем. Лежи там один.
   И Эдгар отключился. Даже заблокировал телефон. Он не хотел говорить с отцом. Впервые Ипполит Сергеевич пожалел, что не послушал сына и не познакомился с его очередной невестой. После обеда Ипполита Сергеевича опять навестили Юрий Петрович и Липочка.
  -- Что, старый перечник, - говорил Юрий Петрович, - лежишь тут, страдаешь в гордом одиночестве. Даже супчику домашнего некому принести. Больничные кашки ешь. Говорил же тебе, помирись с сыном.
  -- Да я хотел, - признался Ипполит Матвеевич. - Только теперь Эдька отказывается мириться.
  -- Правильно. Златка столько ночей отсидела возле тебя, а ты поговорить с ней не пожелал, - говорила Липочка. - Редкой души женщина твоя будущая невестка.
  -- Ты все-таки позвони сыну, - сказал друг.
  -- Эдька телефон заблокировал, - уныло отозвался Ипполит Сергеевич.
  -- А ты в пансионат позвони, там стационарный телефон, не заблокируешь, - посоветовал Юрий Петрович.
  -- А еще лучше сразу Златке звони, - предложила Липочка. - Она добрая, простит сразу. Только, Ипполит, ты люби эту девочку. Она в жизни хорошего мало видела. А как рвалась, сколько работала, чтобы стать человеком.
   И Липа рассказала про жизнь Златки.
  -- Час от часу нелегче, - вздохнул отец Эдгара. - То стерва без души была у Эдьки, то пьющие предки у будущей невестки.
  -- Златка не пьет, - сердито ответил Юрий Петрович. - Даже запаха не переносит. Она с пятнадцати лет работает у меня. Брата вырастила на свои копейки. А какая гордая! Сколько раз я ей денег пытался дать. Жалко было девчонку. Я бы не обеднел, потратив лишнюю тысячу. Не брала. Никогда. А вот на работу сразу согласилась. Полы мыла сначала. А теперь главный менеджер. И работник Златка хороший. Пансионат с Юлькой они вместе реконструировали. Кстати, сейчас в пансионате временно твой Эдька заправляет.
  -- Почему?
  -- Надо же так не интересоваться детьми, - ответила Липочка. - Златка-то в больнице лежит. Вот и пришлось Эдьке все дела на себя взвалить.
  -- Да он уже больше года официально работает, - пояснил Юрий Петрович. - Еще Юлька до того, как родила, оформила его.
  -- Мой Эдька еще и работает? - удивился Ипполит Сергеевич. - То-то денег не просит больше.
  -- Работает, - язвительно повторил Юрий Петрович. - Что, не веришь? Уже второй год пашет твой сын на меня. Юлька-то моя от дел отошла. Сам понимаешь, дети маленькие, муж, дом...
  -- Подожди, Юр, давай по порядку. Я запутался. Я даже не могу понять, сколько у тебя внуков? Почему говоришь дети?
  -- Два внука у меня! - Юрий Петрович подмигнул жене.
  -- Когда твоя Юлька еще родить успела... Я что, в коме полгода был? Или больше? Давай по порядку. Сначала про Эдьку.
   Ипполит Сергеевич выслушал старого друга. Долго молчал. Потом спросил:
  -- Что со Златой случилось? Почему она в больнице?
  -- На сохранении, - просто ответила Липочка. - Ребеночка ждет. Слышишь, дед будущий? Ты думаешь, легко было беременной женщине сидеть сутками возле тебя?
  -- Что? Вот почему она была такой кругленькой, - протянул Ипполит Сергеевич.
  -- Да, - ехидно ответил друг. - Тоже скоро дедом станешь. Только я буду гулять с внуками, а ты тайком из-за угла подглядывать...
  -- Нет уж, - решительно возразил Ипполит Сергеевич. - В какой больнице лежит Златка?
   Приехавший к жене Эдгар застал такую сцену. Возле кровати Златки сидел в коляске его похудевший загипсованный отец, Златка плакала, он её утешал, гладил по медным блестящим волосам, говорил, что все будет хорошо. Появившемуся Эдгару Ипполит Сергеевич сердито закричал:
  -- Явился! Сколько можно мучить женщину? Почему до сих пор не женился? Хочешь, чтобы мой внук не был Кожемякиным?
  -- Ипполит Матвеевич мы девочку ждем, - улыбнулась Златка. - Мне сегодня УЗИ сделали.
  -- Ну и что, все равно будет Кожемякина, - все также сердито прикрикнул отец и на Златку. - Это моя внучка.
  -- Папа, ты чего здесь делаешь? - Эдгар был готов защищать Златку.
  -- А что я не могу прийти к своей невестке? Или сейчас скажешь, не моего внука носит она?
  -- Эдик, не сердись! - вмешалась Злата. - Ипполит Сергеевич просто навестил меня. Он дочкой меня назвал. Меня так никто не называл... Никогда...
   В глазах женщины опять заблестели слезы.
   Отец и сын довольно долго просидели возле Златки. Назад, в отделение хирургии, отца на коляске собрался отвезти сын.
  -- Подожди, - попросил Ипполит Матвеевич. - У меня еще дело есть. Золотко ты наше, а можно я тебе подарок сделаю? Вот выбери что хочешь. Дорогое-предорогое. У меня есть деньги, подарю.
  -- Пап, - нахмурился сын. - Прекрати. Я все равно женюсь на Златке.
  -- А что, Златка скоро мне подарит внучку, а я ей чего-нибудь подарю. Скажи, Золотко наше, чтобы ты хотела, - не сдавался Ипполит Сергеевич.
  -- Златка, не говори ничего, - попросил Эдгар. - Это папа свой дурацкий тест проводит. Потом смеяться будет.
  -- Ты его не слушай, дочка. Вот о чем ты мечтаешь, чего хочешь. Скажи, - по-доброму улыбался Ипполит Сергеевич. - Я, Эдь, правда, хочу Злате подарок сделать.
  -- Ипполит Сергеевич! У меня есть Эдик, есть вы, дочкой меня назвали, я рожу девочку, а остальное все приложится. Зачем мне еще какие-то подарки? - ответила женщина.
  -- И никакой мечты нет? - не отступал Ипполит Сергеевич.
  -- Есть. Только она глупая, заземленная и очень-очень дорогая.
  -- А ты скажи.
   Эдгар отрицательно покачал головой, глядя на женщину.
  -- Эдька, не мешай! Не верти головой за моей спиной, - не глядя на него, отозвался Ипполит Сергеевич. - Я тебя все равно заставлю на Златке жениться.
   Эдгар засмеялся. В этот раз тест свой Ипполит Сергеевич проводил не по правилам. Может, правда, просто подарок хочет сделать. Он соглащающе кивнул женщине головой:
  -- Говори.
  -- Знаете, я столько лет работаю в пансионате. Юрий Петрович планирует его продавать. А мне жалко. Я иногда мечтаю купить его. Хочется иметь свое дело. Только... - Златка не договорила.
  -- Пап, а ведь дело говорит Златка, я тут все посчитал, - Эдгар заговорил спокойным деловым тоном. - Пап, выгодное дело.
  -- Эдька, - ответил отец. - Какой же ты дурак! Давно надо жениться на Златке. Давай, показывай свои расчеты. Надо, значит, купим. Только сам будешь все дела вести.
  -- Я и так все сам веду...
   Так Златка прошла тест Ипполита Матвеевича. Эта была первая женщина, которая умела смотреть в будущее, которая умела мыслить деловыми категориями. Хотя, если бы Златка попросила кольцо с бриллиантом, Ипполит Сергеевич купил бы его и сказал, что тест пройден. Златка просто пришлась по сердцу отцу Эдгара.

....Там тоже должна быть доля наследства....

   Юлька осваивала новую роль - жены и матери двух детей. И эта роль ей была по душе. Илюшку она сразу полюбила. Этого ласкового мальчика нельзя было не любить. Он, в самом деле, напоминал котенка. Частенько подсаживался к взрослым и терся головкой. Как котенок, погладится и убежит дальше играть. Мальчика любили все: ласкала Липочка, по-доброму относился Юрий Петрович, обнимали и зацеловывали девчонки. Сам Илюшка был в своих юных тетушек просто влюблен, и если они появлялись, ходил за ними хвостиком, смотрел преданными глазами. Но в любой, самый неожиданный момент, словно что-то вспомнив, подбегал к Юльке, обнимал её и радостно всем сообщал: "Мама! Моя мама". Юлька всегда прятала глаза в эти моменты: ей хотелось плакать. Любил мальчик и маленького брата. Нисколько не ревновал отца, который все никак не мог нанянчиться с младшим сыном, и без конца держал его на руках. Илюшка подлезал в эти моменты Федору под руку и прижимался, сияя голубыми глазками. И они все трое вели важный разговор:
  -- Ну, сыночки мои, - говорил Федор. - Подрастайте быстрее. Будете с папкой на рыбалку ходить?
  -- Будем, - отвечал Илюшка.
  -- Я вас еще научу машину водить.
  -- Машину, - повторял старший сын.
   Алешка, как всегда, сердито сопел в ответ, а Илюшка, привалившись головенкой к отцу, ласково гладил братику то ручку, то щечку и во всем соглашался со всеми. Ему было хорошо в доме мамы. Но если за дверью слышался ураган по имени близнецы, мальчика, словно ветром, сдувало. Радостно визжа, он мчался навстречу девчонкам. Визжать, кстати, он научился от них. Озорницы его таскали всюду за собой. Один раз утащили в школу на дискотеку. Пришли назад веселые, хохочущие. Перебивая друг друга, рассказывали, как Илюшка очаровал всех одноклассников. Когда стали проводить конкурсы и надо было станцевать с близняшками, а старшеклассники-мужчины зажеманились, то мальчик выскочил вперед, крикнул: "Я буду с Лесей и Риной плясать!" - схватил своих озорных тетушек за руки и стал отплясывать с ними. Все захохотали, а он, знай себе, кружился с хохочущими близняшками. Танцевать его тоже научили девчонки. Илюшка в тот день получил главный приз. Когда возвращались домой, то девчонок провожали парни, один худенький, другой полный. И Илюшка неожиданно спросил их, почему люди бывают толстыми.
  -- Много едят, - ответил худенький, насмешливо поглядывая на полного.
  -- Нет, - не согласился Илюшка. - У толстых ребеночки рождаются.
   Парни захохотали от неожиданности.
  -- Бабушка Липочка у нас тоже толстая, - продолжил Илюшка.
   Тут уже фыркнули девчонки:
  -- Как бы она нам не родила еще сестренок!
   Но тут вмешался полный мальчик и сказал:
  -- Все это неправильно. Не слушай их, Илюшка. Толстые люди - это добрые. Бабушка Липочка просто добрая.
  -- А ты добрый? - спросил Илюшка.
   Тот засмеялся:
  -- Очень.
   Девчонки потихоньку разрешали мальчику играть и в компьютер, несмотря на строгий запрет Юльки. Пока он не нажал какую-то кнопку, в результате у Леськи все пропало и пришлось переустанавливать программу. Липочка, слушая её возмущенные стоны, только и сказала: "Так вам и надо".
   Юлька уставала намного сильнее в эти дни. Как-то утром, когда все разъехались: Юрий Петрович и Федор в центральный офис, девчонки в школу, Липочка, глядя на неё, сказала:
  -- Юль, ты сильно похудела за эти дни. Так и молоко может пропасть. А Лешеньку еще надо бы покормить грудью. Тебе надо отдохнуть.
  -- Липочка, я и рада бы отдохнуть, - согласилась Юлька. - Но, сама знаешь, Алешенька спит по ночам по двадцать минут. А днем мне надо за Илюшкой следить. Ничего, не переживай, моя лапочка, я все равно счастливая. Когда-нибудь отдохну, высплюсь.
  -- Счастливая-то ты счастливая, - проворчала Липочка, - не немудрено так и самой свалиться.
  -- Я сильная, выдержу.
   Юлька ни за что не хотела бы вернуть те дни, когда она была чуточку посвободнее, но не было рядом с ней Феди и Илюшки. И сваливая вину на младшего сына, она промолчала, что не только он виноват, что она не высыпается, но еще и Федька. И все равно все было просто великолепно в её новой жизни.
  -- Знаешь, - предложила Липочка, - давай-ка мне детей. Посижу часок, схожу на улицу, а ты отдохни, поспи. Только пообещай мне, что сразу ляжешь.
  -- Обещаю, - охотно согласилась Юлька.
   Липочка забрала детей и ушла. Лешенька не возражал, хоть и сердито сопел, а Илюшку подкупили сырниками. Липочка сказала, что испечет много-много. Илюшка сам поест и маме отнесет. А мама пока пусть поспит. Мальчик согласился. Юлька не успела лечь, как ожил домофон. Это вернулся Федор.
  -- Ты заболел? - встревожилась Юлька, встречая мужчину на пороге. - Почему так рано?
  -- Нет, - признался мужчина. - Меня Юрий Петрович отправил домой.
   И смеясь, Федор рассказал, как все было.
   Юрий Петрович зашел в кабинет своего заместителя. Только его беспрепятственно пропускала секретарша, строгая пожилая Аида Тимофеевна. Федор сидел за столом, опершись рукой. На лице застыло выражение мечтательности. Глаза были прикрыты. Юрий Петрович не сразу понял, что Федор спит. Спит самым натуральным образом. Лишь когда зять мечтательно произнес: "Юлька, я люблю тебя", - Юрий Петрович кашлянул. Не помогло. Он кашлянул погромче. Федор открыл глаза, непонимающе смотрел на отца Юльки: откуда он здесь взялся. Потом озадаченно произнес:
  -- Я, кажется, задремал, Юрий Петрович.
  -- Да ты не задремал, а уснул. И хорошо уснул, - ответил Юрий Петрович. - Что ты только по ночам делаешь?
   Сказал и замолчал. Молчал и Федор. Первым покраснел Юрий Петрович, затем Федор и неловко пояснил, что Лешенька ночью часто просыпался.
  -- Вот что, зятек, - сказал Юрий Петрович, - я не знаю, внук мой тебе не давал спать или дочь, но поднимайся и поезжай домой. С Зацепиным я доведу переговоры до конца. Иди, иди. И даже не возражай.
   Федор согласился. Он быстро ушел. А Юрий Петрович набрал номер жены:
  -- Липочка, ты права. И этот спит на ходу. Домой его отправил. Пусть выспится. И Юльке бы надо отдохнуть. Что? Пойдешь, заберешь детей? А Федька с Юлькой будут спать вдвоем или не будут? Не знаешь? Вот и я не знаю. Но ты у меня все равно умница.
   Липочка обещала привести детей через два часа, привела только вечером. Алешенька хорошо покушал кашку, а Илюшка не рвался к Юльке, потому что девчонки утащили его на каток. Недавно мальчику купили коньки и учили теперь кататься на них. Так что в тот день Юлька и Федор успели немного отоспаться.
   Вот так и жили они. Все было хорошо. Жучка вернулась к старому хозяину. Девчонки как-то решили ей заменить противоблошиный ошейник и обнаружили на старом номер телефона. Позвонили. Хозяин тут же примчался. Это оказался решительно ушедший на пенсию Сидор Петрович. Он долго благодарил, хотел даже дать денег, по потом смутился и убрал кошелек. Пояснил, что Пес - любимец внуков, рос с детьми, поэтому любит их. И все это время собака, не переставая, прыгала вокруг него, жалко гавкала. Юльке даже стало жалко Жучку.
   Приближалось сорок дней со смерти Корины. Юрий Петрович за это время он разобрал бумаги по своему бизнесу, что оставались у него доме Корины, разобрал и бумаги бывшего тестя, окончательно забрал все свои личные вещи. Все, что принадлежало Коре и её родителям, осталось лежать на старых местах. А там было много прекрасных и дорогих вещей. Старый ректор знал толк в красоте. Липочка и Юлька убрали квартиру Корины, спросили Юрия Петровича, когда он скажет Оксанке, что квартира теперь отходит ей. Брак между Юрием Петровичем так и остался нерасторгнутым, и он мог в принципе тоже претендовать на долю в этой квартире, как муж Корины. Но Юрий Петрович решил от этой доли отказаться. Никаких счастливых воспоминаний этот дом у него не оставил. И пусть все, что тут есть, перейдет старшей дочери Марии. Это будет правильно. Липочка поддержала мужа, она ведь любила дочку покойной сестры, несмотря на её противный характер. Юльку попросили привезти сестру в дом покойной Корины. Та нехотя согласилась. Хоть и стала Оксанка поприветливее в последнее время, даже приходила в гости, принесла подарок не только Алешке, но и Илюшке, Юлька все же не стремилась встречаться со старшей сестрой. И сейчас Юлька не стала ничего объяснять Оксанке, сказала только, что очень просит прийти её на сорок дней, которые отведут в доме Корины. Оксанка что-то недовольно фыркнула, но Юлька стала её бить её же оружием:
  -- Ты Корину даже на помолвку звала свою. Вы после сдружились. Я помню, как вы вместе приезжали в пансионат. (Оксанка почему-то вдруг испугалась этого напоминания). И потом я несколько раз вас видела вместе. А теперь ты не хочешь помянуть подругу. У тебя нет совести и благородства, - Юлька верно передала все интонации сестры. - Ведь человек умер, окажи ему последнюю честь, помяни. В конце концов, вспомни, Корина была подругой нашей мамы.
   Оксанка молчала. Юлька вдруг пожалела сестру, живет до сих пор одна, не перед кем даже своим самопожертвованием похвастаться, и сказала:
  -- Да не будет там ни Златки, ни Эдьки.
  -- Неужели ты думаешь, что я переживаю из-за разрыва с Эдгаром? - высокомерно отозвалась сестра. - Или ревную его к Златке?
  -- Ага, думаю, - ехидно подтвердила Юлька.
  -- Я выше этого.
  -- А раз выше, почему не хочешь приехать в дом Коры? - Юлька не отступала.
  -- Куда и когда надо подъехать? - отозвалась сестра.
  -- Я заеду за тобой, - ответила Юлька. - Довезу.
   В субботу она оставила детей с двойняшками, взяла машину, забрала сестру и поехала в дом Медынских. На полпути неожиданно машина заглохла. Юлька и ругалась, и крепкие проклятия посылала по адресу своего механического коня, все напрасно, машина не заводилась. Пришлось звонить Феде.
  -- Сейчас буду, - коротко ответил Федор. - Ждите. Никого не проси о помощи.
   Оксанка сидела в машине, а Юлька стояла рядом, когда рядом остановилась белая иномарка. Водитель показался Юльке знакомым.
  -- Юлечка, это вы? - из машины вылез аккуратно одетый, но взлохмаченный мужчина в очках.
  -- Я, - буркнула Юлька. - Это вы верно подметили.
   Она никак не могла вспомнить, кто это.
  -- Юлечка, вы меня не узнаете? - мужчина подошел и поцеловал её руку. - У вас проблемы?
  -- Да, вот не заводится, - она пнула по колесу.
  -- А вы очень спешите?
  -- Да. Нас ждут.
  -- Опять день рождения?
  -- Поминки, - буркнула Юлька.
  -- А вы все такая же шутница. Не меняетесь.
   И тут она вспомнила: это же Максим Копейкин, её суженый-ряженый, по планам сестер Торгашевых.
  -- Максим! - воскликнула женщина. - Это вы?
   И вдруг в голову пришла такая интересная мысль. Надо Оксанку свести с этим Максом. А что? Мужики при виде её столбенеют. Макс сам никогда не сможет найти себе жену. Слишком увлечен наукой. А Оксанке надо о ком-то заботиться. Вот пусть и направляет свою заботу на гениального ученого.
  -- Максим, - пропела Юлька. - Я не могу уйти, бросить машину, а мы опаздываем, не могли ли вы отвезти мою сестру?
  -- Конечно, Юлечка. А за это обещайте, что мы с вами обязательно встретимся. Вы стали еще красивее.
   Так! Максик решил за ней поухаживать.
  -- Максим, не могу этого я вам обещать. Я замужняя дама и мама двух детей. Но вы не переживайте, - нисколько не улыбаясь, начала Юлька. - А вот моя сестра абсолютна свободна. Она еще красивее, чем я. Оксан, выйди, пожалуйста.
  -- Ну что еще? - недовольно отозвалась сестра, но, увидев приветливый мужской взгляд из-под очков, осеклась и вышла из машины.
  -- Оксана, познакомься, это Максим. Он тебя отвезет к Медынским. А я подожду Федю. Он, кстати, с Эдгаром едет.
  -- Ты знаешь, мне все равно. Можешь, не говорить по Эдгара, - ответила сестра.
   А Максим уже смотрел на красивую Оксанку. Оксанка умела притворяться. И сейчас она разыгрывала из себя умную благородную женщину, к тому же красавицу. Тут кстати подъехали Федор и Эдгар. Оксанка нехотя поздоровалась с ними. Но те быстро зацепили машину и погнали в сервис.
  -- Я с вами? - попросилась Юлька.
   Федор был не против. Но Оксанка зашипела, что одна не поедет к незнакомым людям.
  -- Там папа, Липочка, - отвечала Юлька.
  -- Я с ними плохо знакома.
  -- Ага! - отозвалась с ехидцей Юлька. - Особенно с Липочкой.
  -- Юль, ладно, поезжай с ними, - сказал Федор, - мы быстренько. Скоро там тоже будем.
   А Эдька шепнул:
  -- Там и Златка. Охраняй её.
  -- От кого?
  -- От своей сестрицы. А то еще толкнет её, а она мне дочку носит.
  -- Ладно. Не говори ерунды. Сам знаешь, моя сестрица выше этого.
   Она настолько верно передала интонацию Оксанки, что Эдгар засмеялся. И Юлька поехала с Максимом. По пути выяснилось, что Максим с мамой проживает в том же доме старом элитном доме, том же подъезде, только выше этажом. И Корину он знал. Юлька решила не отступать от промелькнувших в её уме планов насчет сестры и своего бывшего суженого-ряженого. Затащила Максима на поминки. Тут выяснилось, что мама Максима знала покойного ректора и всю его семью. Максик пошел за ней, а Липочка шепнула Юльке:
  -- Зачем приволокла очкарика?
  -- Для Оксанки, - засмеялась племянница.
   Липочка внимательно всмотрелась куда-то вдаль и тихо сказала:
  -- Или мне кажется, или...
  -- Что? - спросила Юлька.
  -- Они составят неплохую пару.
  -- Какую? - не поняла девушка? - Кто?
  -- Семейную. Юлька и Максим. И знаешь. Они будут жить счастливо.
  -- Вот и славненько, - обрадовалась Юлька. - Я, Липочка, еще в дороге об этом начала мечтать. Надо Оксанке мужа найти, может, окончательно подобреет?
   И Липочка была права. Дальнейшая жизнь подтвердила это. А пока, после того как помянули Корину, Липочка заговорила о прошлом.
  -- Я сейчас буду говорить о далеких временах. О сестре своей Маше. Умирая, твоя мать, Оксана, открыла тайну твоего рождения. Ну что же, время пришло сказать это. Твоим отцом был ректор нашего института - Медынский Станислав Николаевич. О его связи со студенткой знали немногие. А Маша умела молчать.
  -- Это неправда, - возразила неожиданно Оксана. - Не наговаривайте на мою маму, она была святая женщина.
   Повисло неловкое молчание. Потом терпеливо заговорил Юрий Петрович:
  -- Мы знали Машу лучше тебя, любили её. Маша была необычайная женщина. Я не встречал больше таких. Да ты права, это была святая душа. Она умела любить всех. И всех прощать, наша жрица...
   Липочка дернула его за руку. Слова "свободной любви" не прозвучали.
  -- И плохо то, - уже сердито продолжил Юрий Сергеевич, - Оксана, что ты не захотела выслушать слова своей тети. А она хотела сказать, что эту квартиру Станислав Николаевич Медынский оставил свом дочерям: Корине и Оксане. Корины больше нет. Хозяйка здесь ты теперь.
   Повисло молчание. У всех были свои мысли. Оксанка думала, что надо менять тактику поведения. Это неплохо, в общем-то, что отцом её был ректор, профессор, не дворник же какой-то. Юлька думала, какая все-таки сестра у неё противная, все хочет доказать, что она лучше других. Златка поеживалась до сих пор от взглядов Оксанки и боялась, чтобы та не сглазила её. Эдгар думал, как у него только могла появиться мысль на женитьбе на этой красивой стервозе. Ипполит Матвеевич благодарил небо и Златку, что Оксанки нет в их семье. Липочка одна смотрела с жалостью на длинноногую красавицу: она любила эту девочку, нянчила. Когда и где из неё выросла эгоистка? Ответа не было. Но пусть она будет счастлива. А у матери Максима - Серафимы Леопольдовны срочно складывался в голове план, как женить сына на этой красивой женщине. У неё чувствуется, сильный характер, умная к тому же. Такая Максику и нужна. И квартира рядом большая, а потом покойный ректор еще и бизнес имел. Там тоже должна быть доля наследства. И еще было одно "еще". О нем Серафима Леопольдовна долгие годы молчала, но этот противный старый Милославский все-таки докопался....
   ....Ярка на её месте тоже не любила бы, а с братиком разрешила бы встречаться....
   Озорницы в это время сидели в няньках с Илюшкой и маленьким Алешкой. Алешку девочки уложили, покормили кашкой, и теперь малыш сладко спал, но сопел, как всегда, недовольно. А Илюшку озорницы опять учили играть в компьютер. Теперь в Юлькин. Мальчик был доволен, нажимал мышку и весело смеялся при виде меняющихся картинок. Но вскоре ему это прискучило, мальчик тоже стал зевать. Он еще раз нажал пальчиком мышку и слез со стула.
  -- Когда придет мама? - грустно спросил он.
  -- Мама наша скоро придет, - обняла мальчика Ринка, опасаясь, что тот может расплакаться.
  -- Ты поспи немного, а проснешься, мама уже будет дома, - добавила Леська. - Пойдем в кроватку. Илюша будет бай-бай?
  -- Будет, - согласился мальчик.
   Девчонки тут же повели его в кроватку. Положили рядом терпеливую плюшевую Жучку. Сели рядом, читали сказку, мальчик немного покапризничал, спросил опять про Юльку и уснул, обняв верного своего друга.
  -- Ой, там Юлькин комп не выключен, - вспомнила Леська.
  -- А пойдем, посмотрим Юлькины секреты, - предложила Ринка.
  -- Да у неё ничего нового. Я уже смотрела. Всюду только фотки Илюшки и Алешки. А еще Федька.
  -- А давай посмотрим почту.
   Девчонки быстро уселись за компьютер, подключили Интернет.
  -- Ты смотри, сколько у Юльки непрочитанных писем! - удивилась Леська. - Интересно, Юлька нигде не сменила пароль?
  -- В "Одноклассниках" прежний, я проверяла, - ответила Ринка, орудуя мышкой. - Ты лучше сюда смотри. Юлька несколько месяцев не лазила в свою почту, а ей в "Одноклассниках" все какой-то парень пишет. Какой-то Максим.
  -- Давай удалим, а то еще Федька увидит, приревнует... - предложила Леська.
  -- К этому очкарику?
  -- Давай лучше ответим этому парню... Разыграем...Пусти меня к компьютеру.
  -- А это мысль. Надо подумать. Иди, садись.
  -- Ой, смотри, этот очкарик и в "Контактах" Юльке пишет, - удивилась Леська. - Всюду её достает.
  -- Ты уже и в "Контакты" влезла?
  -- У Юльки всегда легко угадать пароль, - говорила Леська. - Помнишь, как мы про папу узнали, что он в больнице?
  -- Помню, - засмеялась сестра. - Юлька тогда выбрала паролем нашу дату рождения. Смотри, среди друзей и Оксанка есть.
  -- Посмотрим её страницу.
  -- Посмотрим, - согласилась Ринка.
   На мониторе появилась фотография красивой Оксанки.
  -- А давай ей жениха нарисуем, - загорелась идеей Леська, забыв про очкарика, который писал Юльке. - Найдем кого-нибудь.
   И девчонки взялись за дело. Решили просмотреть друзей Юльки, выбрать кого-нибудь для Оксанки, и опять наткнулись на фото молодого человека в очках, лохматого. Это он все хотел с Юлькой встретиться. Его же фото потом нашли на снимках со дня рождения тети Томы Торгашевой. Там, где Юлька знакомилась с Федькой. Узнали имя. Максим. Вот тут и мелькнула мысль: отравить всю почту Максима Оксанке, заменить имя Юля на имя Оксана, Федьке не будет повода для ревности, и Оксанку разыграют. Но передумали. Письма Максима Юльке удалили. Потом озорницы разыскали среди Юлькиной почты электронный адрес Оксанки и отправили ей фото Максима с подписью:
  -- Я поражен вашей красотой. Я судьба ваша, Оксаночка. Выходите за меня замуж. Я мечтаю о нашей встрече. Осчастливьте, богиня!
   Потом долго тихонько хохотали. Их смех был прерван звонком в дверь. Именно в дверь, а не в домофон. На лестничной клетке стояла молодая красивая девушка, она с кем-то зашла в подъезд и теперь звонила непосредственно в дверь. Видно было по покрасневшим глазам, что девушка недавно плакала.
  -- Мне Федора Саевского надо. Он здесь живет? - спросила она.
  -- Здесь. Только Федьки нет дома. У вас что-то случилось? - участливо спросили девочки.
  -- Да, - ответила та. - Случилось, только с его женой.
  -- Юлька? - озорницы одновременно побледнели. - Что с ней?
  -- Какая Юлька? - не поняла девушка. - Жену Федора Эмма зовут. Эмма в деревне. Она сильно обожглась, обварила все ноги. Но хуже всего, что она не говорит мне, куда дела Илюшку. А её Ваняня сказал, что она продала мальчика за пять тысяч.
   И девушка опять заплакала. Озорницы переглянулись. Здесь было что-то не то. Но они умели молчать. Однако проснулся и выскочил в прихожую Илюшка. Мальчик думал, что вернулась Юлька.
  -- Мама! - закричал он. - Мамочка!
   И испуганно остановился.
  -- Илюшенька, ты здесь? - девушка присела и протянула руки. - Мой маленький, братик мой. Иди ко мне. Это я, Яра.
  -- Яра, - тихо сказал мальчик и посмотрел на девчонок. - Где мама? Я хочу к маме.
   Личико его стало морщиться, он собрался плакать. Мальчик после памятных событий боялся и бабушки Вали, и малейшего напоминания о плохой мамаке Эмме. Ярка была оттуда, где была плохая мамака. И хоть старшая сестра всегда заступалась за малыша, Илюшка все равно испугался. Ринка быстро подхватила мальчика на руки, хоть он был нелегкий, и унесла его в комнату. Леська осталась с девушкой, сказала ей, что Федор будет нескоро.
  -- А можно мне с Илюшкой побыть? - попросила девушка.
  -- Нет, - решительно ответила Леська. - Без родителей нельзя. Вам лучше уйти и прийти попозже.
   Она решительно захлопнула дверь.
  -- Я сейчас вызову милицию, - крикнула Ярослава, стукнув в дверь. - Илюшка - мой брат. А вы ему никто. Вы украли ребенка!
   Но двойняшки все равно не пустили незнакомую девицу в дом. Девчонки отвлекли испуганного Илюшку, успокоили, дали ему в нарушение всех Юлькиных запретов большую шоколадку и стали срочно звонить Федору. Юлька и Федька толком ничего не поняли, но бросили все и приехали домой.
   Яра сидела во дворе на детской площадке. Было очень холодно. Ноги девушки в тонких сапогах замерзли. Курточка тоже плохо грела. Девушка сама не знала, чего ждет. Она прекрасно понимала, что никакая милиция ей не поможет. Ребенок живет с отцом. Это она от бессилия крикнула, что позвонит в милицию. Но надо дождаться Федора. Больше некого попросить о помощи. Умирает ведь мать. Пусть она пила, пусть с ней было плохо, но человек все-таки. Вскоре подъехала машина отчима. Но Федор вернулся не один, с ним была Юлька.
  -- Он все-таки ушел к ней, - обреченно подумала Ярка. - Тогда мне здесь не помогут. Зачем Федору моя мать? Да и Юлька, как увидит меня, сразу вспомнит пансионат. Ведь это я тогда представилась ей женой Федора...
  -- Яра? - удивился Федор. - Ты зачем пришла? Как ты оказалась в России? Ты же была за границей. У тебя каникулы? Ты почему не сообщила, что прилетаешь? Я бы встретил.
  -- Я узнала, что с матерью плохо, что неизвестно где Илюшка, - ответила Ярослава, глядя в сторону.
   Девушка боялась встретиться взглядом с Юлькой. Юлька тоже испугалась, в голове лихорадочно метались мысли. Она ни минуты не сомневалась, что это мать Илюшки, жена Федора. Она пришла, чтобы забрать сына. А вдруг своего добьется, заберет мальчика и опять решит сдать его в приют или продать? А вдруг Федя возьмет Илюшку и уйдет к ней? А как же дальше будет жить Юлька? В этот раз и так молодая мать Илюшки выглядела еще моложе и красивее. Не была так сильно накрашена. Без макияжа выглядит совсем девчонкой. Федор взял Юльку за руку, почувствовал, как та дрожит, сжал её пальцы: "Не волнуйся. Я с тобой!" Юлька с благодарностью глянула на него.
  -- Яра! А почему мне не позвонила? Меня не спросила? С Илюшкой все хорошо, он живет со мной. С ним ничего не случилось.
  -- Я рада. Но ты знаешь, в каком состоянии мать? - уныло ответила Яра. - Ты осенью, когда я уезжала, обещал мне не разводиться с ней.
  -- Яра! Не придумывай. Я не давал этого обещания. Это моя жизнь. Пожалуйста, не надо говорить больше об этом. Что ты хочешь? Зачем ты приехала? Я никак нее пойму. Что тебе от меня-то надо? Деньги на обучение ты получаешь.
   Неожиданно красивая Яра разрыдалась.
  -- Тебе здесь хорошо. Удобно устроился. У тебя дом, жена молодая, красивая, Илюшку забрал, а там мать умирает. Она опрокинула на себя кипяток. Все ноги обварила. Уже прошло несколько недель. Её даже не взяли в больницу. Она лежит в своем деревенском доме и заживо гниет.
   Федор молчал.
  -- Федя, - тихо попросила Юлька. - Надо помочь. Кто там ноги-то обварил? Мама твоя что ли? Валентина Ивановна?
  -- Нет. Эмма обварилась.
  -- А это кто? - Юлька настороженно смотрела на девушку. - Это разве не Эмма? Не твоя бывшая жена?
  -- Нет! Это Ярослава, дочь Эммы от первого брака.
  -- Ах, вот оно что, - протянула Юлька.
   Её сочувствие сразу пропало. Вспомнилась встреча в пансионате. Юлька помолчала и сказала:
  -- Это она, Федь, приходила ко мне в пансионат с Илюшкой. Сказала, что твоя жена. Это она обещала, что наш мальчик погибнет, если я не уйду от тебя, - и тихо шепнула: - Только Илюшку не отдавай ей. Она убьет его.
  -- Юлька! Ты что говоришь? - удивился Федор. - Ярка всегда любила брата. Она не могла такого сказать.
  -- Федь, я сказала тебе правду, зря ты не веришь, - упрямо произнесла Юлька. - Я сейчас пойду домой к детям. Я волнуюсь за них. А ты сам разберись с этой девушкой. И помни, я сказала правду.
   Яра молчала, опустив голову. Да, Юлька говорила правду. Её тогда научили так поступить две красивые женщины. У одной было такое интересное имя - Корина, у второй простенькое - Оксанка, но внешность как у звезды Голливуда. Они придумали целый сценарий, даже оплатили пребывание Яры и Илюшки в пансионате. Ярка сделала все, что они сказали. И отношения Федора и Юльки прекратились. А красивая Корина сдержала свое слово - Ярославу уже осенью послали учиться за границу. Только вот, оказывается, Федор все равно ушел к этой Юльке. И Илюшку забрал, младший брат живет у них. Теперь, наверно, они не дадут даже увидеться с братиком...
   Взгляд Федора был растерянным. В нем боролись противоречивые чувства. Жалко было и Ярку, и за Юльку обидно, и с Эммой что-то надо делать. Сколько же она будет отравлять его жизнь! А вдруг правду Ярка говорит: умирает Эмма. Неизвестно, чем бы кончились разговоры Федора с Ярославой, если бы не подъехали Юрий Петрович с Липочкой.
  -- Вы что так скоро? - спросил Федор.
  -- А что там делать? Оксанка в том теперь хозяйка. Мы ей все показали, оставили все ключи. Пусть сама все убирает, посуду моет, - засмеялась Липочка. - А Максим остался помогать. И мать его тоже. И хорошо!
   Она посмотрела на Федора, на Яру, узнала её.
  -- Что, Федь, никак не дают тебе жизни мать и дочь из рода Яниных. Все так. Они же из породы клещей. Всю жизнь сосут соки. Помню я, как переживала твоя мать, когда ты, молодой восемнадцатилетний дурачок женился на тридцатилетней женщине с ребенком. На Эмме Яниной.
  -- Правильно, Липочка, дурачок был, - согласился Федор. - За это и расплачиваюсь до сих пор.
  -- Что, Яра, опять деньги нужны? - обратилась к ней Липочка. - Что придумала на этот раз? Илюшкой больше не получится шантажировать. У нас он. И мать у него есть. Хорошая, любящая. Не пьет. И никогда не скажет, даже мысли не допустит о детдоме или продаже ребенка. Ты же сестра мальчику! Как только язык твой повернулся такое сказать...
   Яра молчала.
  -- Липочка, я ничего не понимаю, - сказал Юрий Петрович. - О чем ты говоришь? Кто эта девушка? Где Юля?
  -- Юля к детям пошла, - ответил Федор. - Домой.
  -- Эта девушка - Ярослава Янина, - пояснила жена. - Дочь Эммы от первого брака. Бывшей жены Феди.
  -- Ярослава Янина? - почему-то удивился Юрий Петрович. - Но ведь вы, уважаемая Ярослава, должны быть в Лондоне? Так или я ошибаюсь?
  -- Так, - уныло кивнула девушка, она узнала Милославского. Он лично встречался со всеми студентами, которых отправили за границу на обучение.
  -- Наша фирма оплачивает ваше обучение, - продолжал Юрий Петрович. - Я сам подписывал бумаги. Вы учитесь вести гостиничное хозяйство. Федь! Это твоя протеже, ты её рекомендовал. Что молчишь? Почему она здесь? Надо, в конце концов, контролировать студентов. Мы им приличные стипендии платим, чтобы учились.
   Юрий Петрович был сердит. Яра закусила нижнюю губу, чтобы подавить слезы и пошла прочь с этого двора, от этих людей. Все хорошее в её жизни кончилось. Когда летела сюда, не думала, на что будет возвращаться обратно. А тут встреча с самим Милославским. Как бы её не лишили стипендии. Надо же было налететь на Юрия Петровича.
  -- Куда? Стоять! - прозвучал приказ Юрия Петровича. - Разговор с вами еще не окончен.
   Но Ярослава все равно ушла. Она добралась до автостанции, села на идущий в деревню автобус. А куда ехать? В вонючий дом матери? Нет уж. Потом вспомнила. Есть же добрая бабушка Валя. И Ярослава отправилась к ней. Вся надежда на ласковую мать Федора. Сколько раз пряталась у неё Юлька от пьяных разгулов матери. Хватала маленького Илюшку и спешила к ней. У бабушки Вали всегда было тепло, пахло вкусно щами. Бабушка Валя ахала и тут же сажала детей за стол, наливала по огромной тарелке огненных щей. Знала, что голодные они. Потом топила баню и мыла. В бане всегда жарко, тепло. Яра поежилась в тоненькой куртке и решила ехать туда. Бабушка Валя пожалеет. Да хоть согреется девушка. А то ног уже не чувствует. Но удача в этот день надолго отвернулась от Ярославы. Дом бабушки Вали был закрыт. Соседи объяснили, что она после инфаркта в санатории, Федор отправил. Но ключи Яре от дома дали, они знали девушку, знали, что Валентина Ивановна её любит. Ярка вошла в холодный дом и отчаянно расплакалась. Но почему все так плохо? У девушки очень замерзли ноги в тонких сапогах, по спине пробегала дрожь. На улице была зима, стояли сильные морозы, а она в осенней одежде. Ярка встала, пошла за дровами. Надо растопить печь. Уж очень холодно в доме. Одного обогревателя будет мало. Девушка затопила печь, включила обогреватель, прислонилась к быстро нагревшемуся агрегату и грустно думала о своей непутевой матери, о Федоре, об Илюшке, о себе. Как выстоять в этой жизни, чтобы не стать такой, как мать. Перед глазами девушки прокручивалось невеселое прошлое...
  
   ....После рождения Илюшки для Ярославы наступили трудные дни. Мать запила. Она сначала пила втихушку. Яра скрывала все от Федора. Но когда малышу исполнился год, Эмма стала пить чаще и больше. Уйдет в запой, пропьется, глядишь опять нормальная женщина. Подкрасится и вновь ничего. Федор бывал редко в их доме, не замечал. Но запои становились все чаще. У Федора его работа была связана с частыми разъездами. Мать этим пользовалась, тут же начинала куролесить. Ярка брала маленького брата и уходила с ним в соседнее Соловушкино к бабушке Вале, матери Федора. А рассказать Федору боялась. Понимала девчонка, что он окончательно перестанет их навещать. И так его только Илюшка маленький держал. А если узнает Федор о пристрастии матери, и Илюшку отберет, и сам больше ни разу не приедет. А она, Яра, кому будет нужна? Баба Валя тоже молчала, хоть все чаще оказывались у неё внук и неродная внучка. Ярка не знала, почему мать Федора привечала детей и ничего не говорила сыну. Но все же тот момент, которого Яра боялась, наступил. Федор задумался о новой семье. В его жизни появилась другая женщина. Ярка сразу это поняла, для неё это было крушение всех её мечтаний. Она сначала надеялась, что Федька просто угрожает разводом, чтобы мать бросила пить. А потом узнала о существовании Юльки. Яра пыталась заставить бросить пить мать, но та окончательно сорвалась с катушек. Как разлучить Федора с его красивой Юлькой? Неожиданно помогли две красивые незнакомки. Они уговорили Ярославу разыграть сцену в пансионате. Яра изображала жену Федора. Её сильно накрасили, чтобы выглядела повзрослее, надели дорогую одежду. Вместе с ней был Илюшка. Вот тогда Яра впервые увидела Юльку. И ей долго потом снилось, как меняется оживленное счастливое лицо молодой женщины, когда та слышит слова, что в споре за Федора выставлена жизнь мальчика, сына Федора. Но расчет двух красивых женщин был верен: красивая Юлька исчезла с горизонта. А Федька все равно не вернулся к матери, не остановил развод. Жить с матерью стало невозможно. Илюшка давно был у бабушки Вали. Туда же прибилась и Ярка. Бабушка Валя давно ей говорила, чтобы перебиралась к ней. Хватит смотреть на пьяных мужиков в доме матери. И Федор стал настаивать на этом. В этот год Ярослава окончила школу. Девушка неплохо рисовала, была способна. Федор нашел себе новую работу, у Милославского. Ему принадлежали гостиницы города. А Юлька всегда мечтала учиться в колледже гостиничного хозяйства. Её в местный колледж взяли без экзаменов, глянув на аттестат, в котором стоял одни пятерки. И уже этой же осенью нескольких талантливых учеников решили отправить на учебу в Англию. Юлька попала в их число. Она считала, что это Корина, бывшая жена Милославского, вспомнила о ней. Не знала девушка, что за неё просил Юрия Петровича Федор. И вот уже Ярослава отучилась первый семестр, как вдруг одна из прежних деревенских подруг сообщила ей о несчастье с матерью, о слухах, что мать продала маленького брата заезжей богатой даме. Илюшки нигде нет: ни с матерью, ни с бабушкой. А бабушка якобы после этого сильно заболела, чуть не умерла. А сама Эмма очень плоха, умирает. Ярка и прилетела. Да, мать умирала, но продолжала пить. Девушка пыталась положить её в больницу. Но кому нужна умирающая пьяная бомжиха? Не взяли Эмму даже в старую деревенскую больницу. От отчаяния Яра не знала куда бросаться, кого просить о помощи. Да еще соседи подтвердили рассказ подруги, как Эмма пыталась избавиться от Илюшки. Баба Валя заболела, рассказывала соседка-сплетница, попросила Эмму присмотреть за сыном, а та воспользовалась случаем и увезла мальчишку в детдом. Правда, после привезла назад и продала какой-то бездетной даме. Да еще Ваняня ляпнул, подтвердил, что да, продала Эмма мальчика, за пять тысяч рублей, жалеет, что продешевила... А баба Валя никак здоровье после этого не восстановит толком. Болит у неё сердце и болит. При всех своих недостатках Яра очень любила маленького брата. Соседи ничего не знали больше ни про Илюшу, ни про бабушку. Яра бросилась искать Федора, забыв про мать. Он должен знать хоть что-то об Илюшке. В центральном офисе ей дали новый адрес отчима. Только вот меньше всего ожидала Яра там увидеть Илюшку и двух незнакомых девушек, которые не пустили её в дом Федора. Ярка сначала была в ярости, потом немного успокоилась. Ведь Илюшка с отцом. Не в детдоме, слава Богу, не у чужой тетки, а у отца. Ярка села ждать Федора во дворе. Пусть он поможет матери. А Федор приехал с Юлькой. И тотчас девушка поняла, что ей здесь не на что надеяться. Появившийся недовольный Милославский, что оплачивал её обучение, довершил картину.
  
   Юлька прямо влетела в свой дом. Обиженный и испуганный появлением Яры, Илюшка тут же бросился к ней и обхватил её колени: "Ты где была?" Облегченно взвизгнули близняшки. Сразу, словно по сигналу, раздался из спальни басистый недовольный рев Алешеньки. Юлька погладила Илюшку, поцеловала его мягкие волосики и метнулась туда. Илюшка поспешил за ней. Двойняшки попрощались и пошли домой. В дверях столкнулись с Федором, стали ему поспешно объяснять.
  -- Я уже знаю, это была Ярослава, - сказал он. - Сестра Илюшки. Дочь Эммы. Она ждала нас на улице.
   Двойняшки озадаченно переглянулись. Не могли понять: правильно ли они поступили, не пустив девушку в дом. Может, надо было пригласить, чаю предложить? Увидев отца и мать, девчонки пошли к ним. Папка, умница, все знает, сейчас все расставит по местам. Федор закрыл дверь и поспешил к своей семье. Юлька уже кормила малыша. Он довольно чмокал, но на отца посмотрел сердито. Не мешай мне, читалось в его важном взоре. Илюшка как всегда, сидел рядом, привалившись головенкой к Юльке. На лице мальчика больше не было испуга. Ведь рядом была ласковая мама. А это лучше строгой Яры, лучше доброй бабушки Вали. Все было хорошо. Но только на душе у Федора было тягостно. Жалко было Ярку. Чувствовал, что плохо девчонке. Зачем она прилетела? Он бы сам все уладил, надо было просто позвонить ему. Но ведь не думают эти молодые. Он присел рядом, обнял теплые Юлькины плечи. Младший сын посмотрел сердитыми глазками, засопел. Юлька заговорила первая:
  -- Федь, ты поезжай в деревню. Узнай толком, что там с Эммой.
  -- Я не хочу её видеть, - глухо ответил мужчина. - Как я устал от вечных проблем с этим семейством. Правильно сказала Липочка - клещи. Ведь устроил Ярку, за границу отправил учиться. Нет! Нужен всё я им.
  -- Я куда делась Яра?
  -- Не знаю. Она ушла и ничего не сказала.
  -- Федь, холодно на улице, а она в осенних сапогах и тонкой куртке, - заметила Юлька. - Замерзнет девчонка. Заболеет.
   В дверь осторожно стукнули. Шла Липочка. Алеша наелся и уже по-доброму глянул на отца, протянул ему пухлые ручки. Мама ведь сразу в кроватку положит, а папа нет. Федор тут же взял малыша на руки. Юлька прижала к себе Илюшку. Пусть окончательно успокоится мальчик.
  -- Ребятки мои, - начала Липочка. - Я останусь с детьми, а вам надо ехать в деревню. Федь, тебе надо узнать, что с Эммой на самом деле. Но хуже всего, что дочь её может быть там. Сам знаешь, что творится в доме Эммы. Негоже там быть молодой девушке. Поезжай, Федь. Все равно покоя тебе не будет. И ты, Юль, поезжай с ним. А то будешь дергаться. Прямо сейчас поезжайте. Не ждите утра. А за мальчиков не волнуйтесь. Бабушка и дедушка присмотрят за ними. Мы уже соскучились.
   И Федька с Юлькой поехали.
   Картина, открывшаяся в доме бывшей жены Федора их глазам, была ужасна. Грязь, вонь, еще хуже, чем когда Федор забирал отсюда сына. Ожоги Эммы были страшны и сильно запущены. В доме стоял отвратительный запах гниения. Ноги женщины стали черными. Как видимо, началась гангрена. При этом Эмма то ли была пьяна, то ли бредила. Тут же на другой кровати валялся её плюгавенький сожитель Ваняня. Ярки не было. Федор вызвал скорую помощь. На этот раз Эмму увезли. Юлька шепнула Федору, чтобы дал денег врачам, а они уж найдут больницу подходящую. А теперь надо было искать Ярку. Неожиданно у Федьки завибрировал телефон. Звонила его мать, бабушка Валя из санатория.
  -- Федя, сынок, там у нас дома, в деревне, Яра. Ей негде переночевать. Она в моем доме. Мне соседи позвонили, что дали ей ключи. А там холодно, не топили ведь этой зимой. Яра, конечно, печь затопит, но пока дом прогреется. Сынок, ты уж забери её. Не бросай девчонку. Попроси Юлю пустить пока к себе. Яра хорошая, она не помешает вам.
  -- Хорошо, мам. Не волнуйся. Не оставлю я Ярку в холодном доме, - пообещал сын.
   Юлька посмотрела вопросительно.
  -- У моей матери в доме Ярка, мать всегда её привечала. Вот туда она и спряталась, - объяснил мужчина.
  -- Федь, - ответила женщина, - знаешь, хоть мне и неприятно видеть Яру после той нашей встречи в пансионате, но мы должны помочь девчонке. Надо её найти, сказать, что Эмма уже в больнице, пусть не переживает, и отправить Яру обратно на учебу. Нельзя девчонку сейчас одну без помощи оставить. Не дай Боже, пить начнет, как мать. Сам себя тогда проклянешь. Когда-то вот так наша Златка пробивалась. Только подлостей она не делала. Едем, Федь, за Ярой. Хоть и не хочется мне её видеть, но едем. Жалко мне её. Пусть у нас переночует.
  -- Едем. Только ты мне расскажи толком, что у вас тогда было в пансионате.
  -- Расскажу.
   По пути Юлька наконец-то подробно рассказала, как в пансионат с Илюшкой приходила к ней Ярка, как обещала, что мальчиком может случиться несчастье, если Юлька на расстанется с Федором.
  -- Вот сучка, - выругался Федор. Помолчав, заговорил. - Да, Ярка всегда пыталась добиться, чтобы я от них не ушел. А я ведь и не жил с ними никогда. Только наездами бывал. Ярослава этого не желала понимать. Развод ничего бы не изменил. Как жили мы в разных домах, так и продолжили.
  -- Федь, Яру понять можно. Ей только на тебя можно было рассчитывать. Вот и цеплялась. И все же нельзя так было про Илюшку говорить: продам, в детдом отдам... Я до сих пор боюсь этих слов.
  -- Не бойся. Я вот не боюсь. Знаю, что есть ты, - и, не выдержав, опять ругнулся. - Ну, Ярка, ну сучка! За это ей еще надо вставить. Вот почему ты ушла тогда от меня. Скрылась. Я ведь тебя всюду искал. Про больницу только не мог подумать...
  -- Да, Федь, поэтому. Я думала: у тебя молодая очаровательная жена. Не победить мне её. И сынишка есть у тебя...
  -- Ох, Ярка, ох и постаралась, - никак не успокаивался Федор. - А я еще её в списки студентов для обучения в Англии включил, к Юрию Петровичу ходил...
  -- Да ладно, - Юлька уговаривала больше себя, - Ярослава тоже за свою хорошую жизнь боролась. Да и сам говоришь, что Илюшку она любила.
  -- Любила, очень любила, - согласился Федор. - И Илюшка её. Ярка и Эмму гоняла, и за мальчиком следила. Доставалось ей.
   Юлька с мужем забрали Яру к себе. Девушка отказывалась. Но Федор настоял. Дом прогревался плохо. Яра сидела в одежде около обогревателя, никак не могла согреться. Девушку била крупная дрожь.
  -- Как бы ты не заболела, - нахмурилась Юлька. - Тебе ведь надо назад лететь. Что пропускать учебу!
  -- Надо, - согласилась Ярка. - Если только Милославский даст добро теперь. А он принципиальный. Требует, чтобы студенты учились на его деньги, а не развлекались. Надо же было встретиться с ним именно. Я знаю, он не любит недобросовестных студентов. А у меня это только первое нарушение... Я всегда старалась...
  -- Вот встретишься с ним и объяснишь все это сама, - прервала её Юлька.
  -- Да, - согласилась Яра. - Я попытаюсь попасть к нему на прием.
  -- Да что уж так официально, - впервые улыбнулась женщина девушке. - Дома спокойно поговорите.
  -- А это удобно? К ним домой идти?
  -- Зачем к ним? У нас можно.
  -- Почему у вас?
  -- А ты думаешь, папа не придет, когда узнает, что ты у нас?
  -- Какой папа?
  -- Юрий Петрович - отец Юли, - объяснил Федор.
  -- Все, - уныло протянула Яра, - прощай мои мечты...
   Объяснение Яры с Милославским Юрием Петровичем прошло спокойно. Двойняшки, узнав всю историю Ярки, прониклись к ней участием (Юлька не стала никому больше рассказывать про эпизод в пансионате, знала только Липочка) и, обняв отца с двух сторон, доказывали, что Яру надо простить. Юрий Петрович не мог долго спорить с девчонками. Да, если честно сказать, узнав историю Ярославы от Липочки, задумался. Первоначальное решение лишить Яру стипендии поколебалось. Ярка рвалась к лучшей жизни, как Златка. А сильных волевых людей Юрий Петрович уважал. Но с отлетом Ярославе пришлось еще задержаться. Они пока не знали, что Эмма умрет через день, да и разболелась все-таки сама Ярослава.
   Яра прожила в семье отчима две недели. Она простудилась. Когда хоронили мать, дочь стояла и без конца чихала и кашляла. Юлька заставила Яру тепло одеться. Девчонки притащили ей один из своих длинных пуховиков, а Юлька заставила надеть теплые шерстяные колготки и еще толстые брюки, пристроила Ярке свои модные сапоги на высоченном каблуке, что купили ей сестренки. Сказала, что отдает. Яра глянула на них и замерла от восхищения, расшитые, выше колена, модные сапоги очень понравились.
  -- Это мне? - не поверила она.
  -- Тебе, - ответила Юлька. - Заодно и туфли на каблуках заберешь. У нас, кажется, один размер. Нравятся?
  -- Очень, - только и выдавила из себя Яра.
  -- Вот и хорошо. Я все равно не могу ходить в таких. Ноги жалко.
  -- Спасибо... Юля, вот вы мне помогаете... А вы когда-нибудь сможете меня простить за тот разговор в пансионате? - робко спросила Ярослава.
   Юлька не стала отвечать на этот вопрос. "Не простит", - поняла Ярка.
   С девчонками Яра сдружилась. Илюшка боялся оставаться с Ярой, капризничал, цеплялся за Юльку, поэтому близняшки прилетали с утра и забирали Ярославу к себе. Они вместе сидели за компьютером, болтали, Яра им рассказывала про свою учебу, как-то гадали по старинному обычаю, которым грешат многие подростки. Заставляли крутиться блюдце, вызывали духов. Впервые девчонки были недовольны результатом своего гадания - дух великого предсказателя Нострадамуса им сказал, что Ярослава выйдет замуж за... Саевского. Девчонки озадаченно переглянулись. Да еще накануне Ярка некстати им рассказала, что была влюблена в Федора. Словом, результаты этого гадания оглашены не были, а Ярослава вскоре была отправлена доучиваться. Такое решение принял Юрий Петрович.
  -- А вы будете за меня платить? - робко спросила девушка.
  -- Будем, - ответил Милославский. - Но чтобы это у тебя было единственное нарушение. Будем проверять теперь. А вернешься после окончания учебы к нам. Отработаешь все стипендии.
   Впервые Ярка облегченно вздохнула. Все опять складывалось неплохо. Но жена Федьки, Яра это чувствовала, все равно не любит её и не подпускает к ней Илюшку. А если пускает, то сама все время рядом сидит. Ярка бы на её месте тоже не любила бы, а с братиком разрешила бы общаться. Ведь Ярка очень любит Илюшку. И Алешеньку она тоже полюбила. Кто придумал, что он сердито сопит. Он просто важный и такой хорошенький. В отца весь. Когда-нибудь Ярка тоже себе родит такого мальчика.
   Ярослава выздоровела. Федор купил ей билет на самолет. Она улетала в ночь.
  -- Денег дай девчонке, наличных, - шепнула Юлька. - Ей не на кого рассчитывать, кроме тебя.
  -- Пусть подрабатывает, - ответил Федор. - И так лишний билет на самолет оплачиваю. Из своего кармана, между прочим.
   Он умел считать деньги.
  -- И все же дай, - попросила Юлька. - Сделай приятное девчонке. Пусть что-нибудь себе купит в Лондоне.
   Федор еще что-то пробурчал, Юлька не стала слушать. Все эти дни, пока Яра жила в их доме, в отношениях Федора и Юльки была какая-то натянутость. Юлька, хоть и не признавалась, но ревновала Федьку к красивой молоденькой Яре. Она была копией Эммы, а юный Федька когда-то был в неё влюблен.
   Федор уехал провожать Ярославу. Повез её в аэропорт. Юлька попрощалась дома с ними, девчонки выскочили провожать на улицу, вышел в коридор Юрий Петрович с Липочкой.
  -- Пожалуйста, Яра, - попросил отец Юльки, - больше не совершай необдуманных поступков.
  -- Больше не буду, - ответила девушка.
   Липочка поцеловала её на прощание, благословила. Ярослава очень жалела, что не увиделась и не попрощалась с бабушкой Валей.
  -- Будете с ней по телефону говорить, - сказал Федор, - я купил матери мощный мобильник.
   После все разошлись. Федор повез Яру на самолет. А Юлька загрустила. На душе стало тоскливо, она постоянно думала, что Федор и Ярослава вдвоем в машине. Хорошо, что пора было купать детей и укладывать их спать. Сначала она посадила Илюшку в ванну, тот меньше часа там не проводил, играя в воде. Прибежали тут же девчонки, они обожали смотреть, что творит мальчишка в воде. С ними было веселей. Двойняшки сами вымыли мальчишку, оттащили его в постель, рассказали сказку, Илюшка уснул, обнимая свою верную плюшевую Жучку. Девчонки тихо ушли. Юлька тем временем искупала младшего сына, накормила. Алеша уснул сегодня быстро. Юлька все убрала, села на диван, вспомнила, что Федор я Ярой, и тихо заплакала. Потом взяла себя в руки, включила телевизор, легла на диван. Было прохладно, тут же на диване лежал большой махровый халат Феди, она сама ему купила, чтобы ходить дома. Юлька завернулась в него.
  -- Вот, - грустно улыбнулась она, прогоняя слезы из глаз, - будем считать, что это Федя меня обнимает.
   Она не успела заплакать в очередной раз. Какое-то движение в дверях заставило поднять её голову. Там стоял раздетый, в одной маечке Илюшка, держал за лапу свою плюшевую Жучку и испуганно смотрел на Юльку. Мальчик чувствовал, когда его маме плохо.
  -- Иди ко мне, - она протянула руки мальчику.
   Тот сразу просиял, бросил медведя и полез на диван к Юльке. Мальчик, наверно, стоял давно в дверях, он замерз.
  -- Какой ты весь холодненький, замерз мой мальчик, - Юлька прижала детское тельце к себе. - Ничего, мы сейчас с тобой согреемся в папином халате. Давай-ка я включу видик. Где-то тут пульт лежал. Там должен твой мультик стоять.
   И оба они легли на диван, и смотрели мультфильм про мамонтенка. Илюшка согрелся и уснул. Задремала и Юлька. Никуда не денется Федька. Ведь здесь Илюшка. И не только Илюшка, но и Лешенька. А уж его сильнее, чем Федор, любить невозможно.
   Федор вернулся поздно. В доме была тишина.
  -- Устала, - с нежностью подумал мужчина. - Устала моя Юлька. А как не устать. Двое маленьких детей.
   Как всегда, поднялась горячая волна благодарности к этой женщине, что дала тепло и дом и ему, и Илюшке, и еще родила Алешеньку. И не только тепло и дом дала Юлька. Она вернула Федору обычные человеческие чувства. Да, он любит Юльку, любит очень Алешу, но и совесть мужчину больше не терзает, что он не любит старшего сына. Любит Илюшку Федор, очень любит. Он это понял сразу, как в его жизнь вернулась Юлька. Эта женщина научила его любить. Но кроме благодарной волны было сегодня и другое желание. Более заземленное, реальное. Федору нужна была его женщина. Пока была Яра в доме, Юлька почему-то стала избегать близости с Федором. Да и он испытывал что-то подобное. Зато сегодня, распрощавшись с Ярославой, он спешил к Юльке.
   В доме было тихо. На цыпочках мужчина прошел в спальню и обнаружил, что Юльки там нет. Даже не ложилась.
  -- Наверно, Илюшка плакал. Легла с ним, - подумал он.
   Но и в спальне у Илюшки никого не было. Только тут Федор заметил, что в большом зале что-то светится. Это были застывшие титры мультфильма. А Юлька и Илюшка спали на диване, завернувшись в его халат. "Ждут папку", - радостно подумал он. Федор подобрал Жучку, отнес её на кровать сынишки:
  -- Давай, Жучка, выполняй свой долг, - проговорил он. - Карауль сон Илюшки. Мне нужна Юлька. А дети пусть спят спокойно. Мальчики, сыночки, не просыпайтесь.
   Он стал забирать Илюшку, Юлька тут же встрепенулась:
  -- Ты куда его?
  -- На свое место. И ты иди на свое место. Я страшно соскучился по тебе.
  -- Я с тобой, - Юлька встала следом.
   Они уложили вместе Илюшку, Федор обнял женщину.
  -- Наконец-то мы вдвоем.
  -- Федь, пошли быстрее в спальню, - зашептала Юлька. - А то здесь мы можем разбудить Илюшку.
  -- Точно, - засмеялся Федор. - Алешка у нас уже привычный....

Замужество Оксанки.

   Оксанка вышла замуж за Максима Копейкина. Максиму очень понравилась эта голливудская красавица. Он в первый же вечер, целуя новой соседке на прощание руку, признался, что даже не подозревал, что на свете могут быть такие красивые женщины.
  -- Вы, Оксаночка, даже красивее своей сестры Юлии, - говорил Максим.
  -- Я обычная, - Оксанка прятала свои большие глаза, скромно опуская их.
   У неё тоже было намерение не потерять этого кандидата в женихи. Годы-то идут. Она уже не смогла удержать Эдгара. Да и Бог с ним. Максим её больше устраивал. Подумаешь, что в очках и немного лохматый. Юлька сказала, что он ученый, и шепнула, чтобы Оксанка присмотрелась к нему. Оксанка и сама знала, что присмотрится. Таким мужем можно будет управлять. Не Эдгар, не взбрыкнет. За деньги теперь не надо переживать. Оксанка тоже думала, что от отца-ректора ей досталась не только квартира. Рассчитывала и на часть бизнеса. Но, увы, тысяча долларов, что ежемесячно получала Корина, по наследству не переходила.
   Максим долго тянул время, не решался сделать предложение, хотя мама его была не против. А очень даже "за". Красивая серьезная соседка подходила её Максику. И еще... Об этом пока молчала Серафима Леопольдовна.
   Так прошло около месяца.
   Оксанка сразу после поминок перебралась в новый дом, что-то в нем переменила, разобрала вещи Корины, вымела всю пыль. Но и здесь стало скучновато. Как-то раз она включила компьютер, что остался от Корины. Делать было нечего. Оксанка раскладывала пасьянс и неожиданно задумалась о детях. Но только о своих. Она не Юлька, не будет воспитывать сопливых детишек мужа от первого брака да еще от пьющей матери. Надо заставить соседа сделать ей предложение и родить своего ребеночка. Годы-то идут. А Оксанка все одна. В дверь позвонили. Это и был Максим. Мама велела ему пригласить Оксаночку пить чай.
  -- Ой, вы заняты, Оксана, работаете, - расшаркался Максим, увидев включенный компьютер. - А я хотел позвать вас в гости.
  -- Хорошо, - согласилась девушка. - Пойдем. Все равно здесь нет Интернета.
  -- Есть, - ответил сосед. - Только надо оплатить. Я вам подскажу, как это сделать. А пока знаете что, Оксаночка, пойдемте к нам. Попьем чаю, а потом с моего компьютера выйдете в Интернет. Вы что хотели?
  -- Почту посмотреть, - отозвалась Оксанка, хотя прекрасно знала, что никто ей ничего не напишет. Друзей у неё не было.
   Чай с тортом был благополучно выпит. Оксанка, очаровывая будущую свекровь, нахваливала испеченный Серафимой Леопольдовной торт, потом вымыла посуду, села с Максимом к компьютеру. И когда она вошла в свою почту, то тут и увидела фото Максима с надписью:
  -- Я поражен вашей красотой. Я судьба ваша, Оксаночка. Выходите за меня замуж. Я мечтаю о нашей встрече. Осчастливьте, богиня!
   Оксанка обрадовалась и завизжала ничуть не хуже озорниц. А Максим был настолько растерян, увидев на мониторе свое изображение и якобы предложение руки и сердца, что, когда Оксанка обняла его со словами: "Я согласна! Максим! Я согласна!" - он, как истинно интеллигентный воспитанный человек, пробормотал:
  -- Я так рад, Оксаночка.
   Тут же появилась Серафима Леопольдовна, она сразу все правильно поняла, всплакнула и дала свое родительское благословение. Вот так двойняшки от имени Максима Копейкина сделали предложение Оксанке и тем самым решили её судьбу. Через месяц Максим и Оксана поженились.
   И брак этот был вполне счастливым. Оксанка жила неплохо. Серафима Леопольдовна давно подыскивала жену своему сыну. А тут подвернулась умная красивая Оксанка. Да еще и с квартирой. А дальше все складывалось, как любила Оксанка. В этой семье все оценили её жертвенность, её красоту, её ум. Серафима Леопольдовна уже знала, что Оксаночка пожертвовала всем ради младшей, на этот раз Оксанка пропустила слово "неблагодарной", сестры, поэтому так долго не выходила замуж. А раз у Юлечки все уже наладилось, то Оксана может подумать и о себе. Теперь свекровь хвалила Оксану за все: за то, что Оксана готова бросить работу, чтобы создавать все условия для Максима, девочка так волнуется за его научную карьеру, за то, что такая красавица полюбила её сына, что хочет родить ему детей. А может, и полюбила на самом деле своего избранника Оксанка, ей уже было за тридцать. Шансов выйти замуж оставалось все меньше. Максим её устраивал полностью. Умный, интеллигентный, воспитанный. Это не Эдгар, не сбежит, совесть не позволит. Работает в НИИ. Получает не очень много. Жаль, что папа-ректор не оставил Оксанке никакой доли в бизнесе. Но ничего, будут сдавать квартиры лишние: ведь их теперь три: две у Оксанки и одна у Максима. Но и это не понадобилось. Выяснилось, что деньги есть у Серафимы Леопольдовны. Ей когда-то оставила наследство сестра. Хватит на жизнь её Максиму и его жене. И последнее, что окончательно убедило Серафиму Леопольдовну, что с браком сына надо поспешить, это её болезнь и... Юрий Петрович Милославский. Серафиме Леопольдовне надо было делать операцию на женских органах. Как же Максим будет жить один эти дни? Поэтому быстро сыграли свадьбу. И когда обсуждали будущую свадьбу, никто не возражал Оксаночке. Она сама решала, где свадьба, кого пригласить.
  -- Ты сама думай, девочка, - говорила свекровь. - Мы знаем, сколько делала ты для родных и как они отнеслись к тебе...
   И Оксанка старалась. Ни Липочку, ни двойняшек, ни Юрия Петровича она не хотела звать на свадьбу. Даже Юльку, но она была единственная сестра, и об этом все знали. Однако Оксана пригласила всех. Так надо, так правильно. Оксана же благородная, не помнит обид. Все сотрудницы библиотеки, где работала невеста, тоже получили свои приглашения заблаговременно. Уж перед ними Оксанка могла похвалиться своей удачной партией. Неожиданно перед свадьбой Оксанка навестила всех своих родственников и заговорила с ними совсем по-другому, просто, по-человечески, очень просила быть на свадьбе. Липочка тогда подумала, что её старшую племянницу обидела будущая свекровь. Однако дело было не в этом. Оксанка была напугана. За неделю до свадьбы ей приснились умершие родственники, знакомые и незнакомые. Мама в этом сне была похудевшая и очень красивая. Она сидела грустная, такой вид у неё был перед смертью, только целы были её роскошные волосы, которые во время болезни съела химиотерапия.
  -- Что же ты делаешь, дочка? - мама строго смотрела на старшую дочь. - Отказываешься от родных людей. Они же любят тебя.
  -- Я же позвала их всех на свадьбу, - пыталась вывернуться Оксанка. - Даже отца и мужа Юльки.
   Бабушка Марфа осуждающе качала головой, она все понимала, все видела, знала все мысли. Так было всегда. Только подумает что-то Оксанка, а прабабушка уже знает. За это и недолюбливала старшая правнучка деревенскую ведунью. А еще в Оксанке жила глупая обида на прабабушку, про это она никому не говорила: Оксанка думала, что бабушка Марфа, которая столько людей вылечила, почему-то не помогла маме. Ну, хоть бы на годик продлила её жизнь. Даже трав никаких не давала маме. Зато день и ночь сидела с родившимися Липочкиными девчонками и Юлькой, которая была в то время в деревне. Мудрая Марфа говорила правнучке:
  -- Да, у тебя есть теперь Максим, есть с кем поговорить. Но кто поможет тебе, если заболеют твои дети? Ты же родишь скоро дочку. Меня-то больше нет. Кого просить о помощи будешь? - и добавила, опять догадавшись о мыслях женщины. - Будут свои дети, поймешь, нельзя выбирать между невинной жизнью и родным человеком.
  -- Пригласи всех родных на свадьбу, - приказала мама. - И Липочку, и Юру, и девочек.
  -- Я пригласила, - оправдывалась дочь.
  -- Не так пригласи. От души, - наказывала мама. - Они помогут тебе вернуть деньги дедушки Кирилла.
  -- О чем ты говоришь? Какие деньги?
   Словно дождавшись этого вопроса, появился дедушка Кирилл. Он подошел к любимой внучке:
  -- Мои деньги. Ты была моей наследницей, - дедушка замолчал, долго смотрел на внучку, потом укоризненно произнес: - Оксанка, внучка моя любимая, не надо так делать. Учись по-доброму относиться к людям. Я когда-то отказался от своей младшей дочери, от Липочки. Не полюбил её, не пожалел ни разу по-отцовски, не приласкал. И сейчас этого не может мне простить её мать. Видишь, она не подходит ко мне.
   Оксанка увидела, как медленно плывет по воздуху женщина необычной красоты, трагической красоты, в ней ощущался какой-то надлом. Женщина догадалась, что это её бабушка, рано умершая красавица Анна.
  -- Видишь, и ей плохо, и мне плохо. И все потому, что не мог справиться с глупыми обидами, - говорил дедушка.
   Анна протянула руки и по воздуху медленно поплыло свадебное приглашение, там было написано: "Олимпиада Васильевна и Юрий Петрович".
  -- Но я же уже отправила им приглашение, по почте, - воскликнула Оксанка.
  -- А теперь просто поговори с ними. Они же любят тебя, несмотря ни на что, - сказала красивая Анна.
   Откуда-то появилась Липочка с Юрием Петровичем. Оксанка вспомнила, как тетушка нянчилась с ней, прощала ей все, любила.
  -- Липочка, - покаянно произнесла Оксанка, - прости меня за все и обязательно приходи на свадьбу с Юрием Петровичем. Вот возьми.
   Оксанка протянула новое приглашение Липочке.
  -- Спасибо, моя девочка, - тихо ответила тетушка.
   Все стали таять в туманной дымке. Оксанка успела увидеть, как женщина с трагической, надломной красотой остановилась и протянула руки её дедушке Кириллу. Тот взял её за руку.
  -- Спасибо, внучка, - донесся его голос. - Скажи Липочке, что я очень люблю её, что знаю - она моя дочь. Липочка добрая, она меня простит.
  -- А я тоже буду на твоей свадьбе, хотя ты меня не увидишь, - радовалась мама. - Ты будешь счастливой, дочка.
  -- Мы все благословляем тебя, - тихо прошелестела красивая Анна.
   Прабабушка Марфа медленно перекрестила внучку.
   Оксанка проснулась. Рядом она увидела близорукие глаза Максима, она жили уже вместе.
  -- Ты плакала во сне, - сказал он.
  -- Мне приснилась мама. Она благословила меня, - сказала Оксанка чистую правду. - Знаешь, Максим, я завтра заеду к Липочке и Юльке и еще раз позову их на свадьбу. Я хочу, чтобы они обязательно были. Они хорошие.
  -- Конечно, конечно, - согласился тот.
   В планы Максима не входило портить отношения с Юрием Петровичем. У матери есть на счету приличная сумма денег. Надо вложить её во что-нибудь. Сам Максим далек от этого. Нужна помощь знающего человека. Вот и рассчитывал Максим на отца Юльки и её мужа.
   Утром Оксанка сама поехала к тетушке и её семье и Юльке с Федором.
   Липочка вечером всплакнула, рассказывая о разговоре со старшей племянницей. Завершила она свой рассказ неожиданными словами: "Вот и хорошо все. Мы с тобой, Юра, все выполнили, о чем мечтала Маша, о чем просила и не успела попросить. Её дочки счастливы".
   Серафима Леопольдовна, не уставая, всю свадьбу превозносила невестку. "Оксаночка, умница, чистюля, святая душа, а какая красавица, а как любит Максика... Так повезло с невесткой, так повезло!" Юлька, которая совсем недолго была на свадьбе старшей сестры, потому что Илюшка раскапризничался, оставаясь с бабушкой Валей, и потом без конца плакал, не хотел отпускать маму, шепнула Федьке:
  -- Лучше сестер Тогргашевых слушать о их прекрасной жизни, чем все эти дифирамбы.
   Федька улыбнулся:
  -- Терпи, зато теперь у тебя освободилась квартира, и никто больше к тебе не будет цепляться.
  -- Это ты верно подметил. У Оксанки новая жертва - Максим. А в квартиру бабу Валю поселим. Тяжело с её сердцем уже ворочать в деревне.
   После свадьбы самопожертвование Оксанки продолжилось. Она добровольно дежурила возле прооперированной мамы, запрещала ей есть больничную еду, носилась по три раза в больницу с бульонами, кашками, морсами. Да, Оксанка помогала встать будущей свекрови после болезни. Та же, по-прежнему, не уставая, пела всем знакомым, как ей повезло с невесткой. Оксанке это было как бальзам на душу. Максим был увлечен работой, а что дома ждет красивая жена... Да это просто замечательно... Словом, их брак удался.
   Со временем Оксанка полюбила Максима за его бескорыстие, за верность. Ей льстило, что муж занимается наукой, его ценят, его статьи печатаются в толстых журналах. И проблем с деньгами нет. К тому же она забеременела, что дало повод для нового взрыва похвал свекрови:
  -- Ах, Оксаночка, ах, умница. Не стала ждать, сразу решила родить. Обещала девочку назвать Симой.
   Серафима Леопольдовна прожила недолго. И лишь после её смерти выяснилась причина её необычайной любви к невестке. Серафима Леопольдовна была сестрой второй жены отца Маши, Кирилла Самосудова, чьей любимицей была внучка Оксанка. И все свои деньги и квартиру он оставлял жене с условием, и это условие было прописано в завещании, что после смерти его второй жены все должно отойти внучке Оксанке. Но деловой муж Серафимы Леопольдовны, сестры той самой молодой жены, сумел обойти законы, когда вторая жена дедушки Кирилла неожиданно скончалась от раннего инсульта. Про завещание знала Липочка, от неё узнал Юрий Петрович. Его юристы раскрутили эту историю. И перед Милославским встала проблема, как вернуть Оксанке то, что должно было отойти несколько лет назад ей, а не Серафиме Леопольдовне. Вот и решил посоветоваться с Федором. От Федора всю историю узнала Юлька. Она и Липочка и дали дельный совет Юрию Петровичу - надо поженить Максима и Оксанку, а для этого надо нейтрализовать Серафиму Леопольдовну. Милославский прислушался. Максиму Юрий Петрович не стал ничего рассказывать, а Серафиме Леопольдовне так и сказал, что для неё единственный выход сохранить деньги в своей семье - женить сына на Оксанке, тогда каждый будет при своем интересе: Оксанка получает мужа, а деньги остаются в семье Серафимы Леопольдовны. А если она будет препятствовать браку сына и Оксаны, мешать им жить, то Юрий Петрович поднимет дела о наследстве. И Серафима Леопольдовна срочно и глубоко полюбила невестку. Да и Максиму давно пора было жениться. Кстати, умирала Серафима Леопольдовна спокойно, написав завещание на внучку, чтобы Оксанка не бросила Максима. А она бы и так не бросила. Оксанка устала жить одна, ненавидя весь белый свет. А Максим все-таки любил её. Родившаяся дочка во многом изменила характер Оксанки: теперь она точно знала, что ей надо жить ради маленькой девочки. Не откладывая в долгий ящик, Оксанка через полтора года родила еще одну девочку. Машеньку. Девочки были очень красивы. Старшая, Симочка, была светленькая, как мать, как давно умершая бабушка Маша. Младшая, Мария, была в Медынских, черноглазая, черноволосая, вылитая Корина. И характер был такой же настойчивый, упрямый. Максим больше всего на свете любил своих крошечных дочек, он всем говорил, что всегда мечтал о дочках, никогда не хотел иметь сына. Их семья была вполне благополучна. Что касается Юльки, то и она очень любила маленьких племянниц. В целом отношения сестер стали лучше. Изменила Оксанка и свое отношение и к Липочке, и к двоюродным сестренкам. Это случилось не только после того сна, когда Оксанка испугалась. Это было после тяжелой болезни её старшей дочери - Симочки. Обычно в их семье болела Машенька. Девочка родилась слабенькая, хоть и крупная. Оксанка просто впадала в отчаяние порой, когда у девочки в очередной раз поднималась температура. Переживал Максим. В доме частым гостем стал врач. Но в тот раз у старшей Симочки без причины началась сильнейшая рвота. Детский врач, увидев, как даже малейшее количество воды фонтаном летит назад из ребенка, потребовал положить девочку в больницу, Оксанка не решалась. А куда деть Машеньку? Она маленькая. Как же без мамы будет? Детский врач оставил ребенка, при условии, если еще хоть раз вырвет, то сразу вызывать скорую, не ждать. Словно специально, Симочку сразу вырвало после ухода врача. Оксанка разревелась и села за телефон. Максим решительно положил руку на аппарат и не дал вызвать скорую помощь. Он взял дочку на руки, ходил с ней по комнате. Девочка положила ему головку на плечо, задремала. Потом попросила пить. Рвота тут же повторилась. Тогда Максим зачем-то позвонил Юльке.
   Через тридцать минут к Оксанке примчались все женщины: Юлька, Липочка, двойняшки, которые к тому времени уже учились в медицинском колледже. Симочку положили на кровать. Девочка лежала, закрыв глаза. Рядом с двух сторон сидели двойняшки. Они взяли стакан с кипяченой водой, чайную ложку и каждые три минуты вливали в ротик девочки по чайной ложечке воды. Максим каждый раз с замиранием сердца ждал рвоты. Нет, не было. Хоть и задремала девочка, но она послушно глотала водичку. Юлька на кухне успокаивала ревущую Оксанку. Липочка занялась испуганной Машенькой. Через час Симочка крепко уснула. Её не рвало. Девочки все сидели рядом. Когда Оксанка зашла, ей показалось, что девчонки не только поили малышку, они еще что-то нашептывали. Максим, который был рядом, утверждал, что ничего не было, показалось жене. Просто они следили за пульсом, проверяли температуру, шептали: "Ну, маленькая, глотай. Все будет хорошо. Водичка вкусная..." И все же Оксанка была уверена, что Липочка и девочки что-то и другое нашептали. Липочка для чего-то умыла Машеньку тыльной стороной ладони, тоже что-то прошептала. Тетушка не стала отпираться. "Это чтобы девочка не заболела, - пояснила она старшей племяннице. - Меня так бабушка Марфа еще учила".
   Тетушка и Липочка просидели до самого вечера. Юлька уехала раньше. У неё свои дети маленькие еще. Утром, к удивлению Оксанки, прибыл какой-то мужчина, он представился детским врачом, сказал, что его прислали сестры Милославские. Он осмотрел Симочку, расспросил подробно про то, что ела девочка. Оксанка рассказала все. Не было отравления у Симочки. Оксанка очень строго следила за детским питанием. Услышав, что делали двойняшки, как поили малышку, одобрительно хмыкнул и сказал, что все правильно. "Это как капельница, от обезвоживания спасли вашу девочку", - пояснил он.
  -- А есть Симочке можно? - испуганно спросила Оксанка. - А то я ей только пить даю. Отвар изюма. Так мне наш детский врач говорил.
  -- И это хорошо, - одобрил врач.
  -- Симочка кушать просит, - напомнила Оксанка. - А я боюсь её кормить.
  -- Сварите очень жидкой манной кашки. Дайте. Должно прижиться.
   Врач ушел. Благодарная Оксанка пошла его провожать. Когда она вернулась, Максим кормил девочку картошкой-пюре, которую они все очень любили. Оксанка ахнула, но Симочка подняла такой плач, что она не решилась забрать тарелку. Больше девочку не рвало. Максим облегченно вздохнул и поехал в институт. А Оксанка, которая ночью без конца вскакивала к больной дочери, днем прилегла поспать с детьми. Во сне она опять увидела мудрую Марфу. Она смотрела укоризненными глазами.
  -- Жалко дочек?
  -- Жалко, - призналась Оксанка.
  -- А ты все-таки выбери, кого тебе жальче: мать или дочерей? - взгляд прабабушки был строг.
   Появилась покойная Маша:
  -- Мама, - она тоже звала Марфу мамой, - не говори так. Нельзя выбирать.
  -- Вот я и говорю, нельзя, - вздохнула Марфа. - Особенно, когда уже и не можешь ничем помочь.
   Оксанка проснулась. Ей было ужасно стыдно: она обижалась на старую Марфу, что та больше помогала Липочке выхаживать двойняшек, а к больной маме приезжала редко. Всегда считала Оксанка, что сначала надо было помочь умирающей маме, потом остальным. А если остальные были бы детьми Оксанки? Кому должна была помогать старая мудрая Марфа? На этот вопрос ответа не было.
   С этого дня Оксанка стала гораздо мягче и терпимее. И дело было не только во сне. Она впервые сама видела, как что-то умеют сделать девчонки, перенявшие силу мудрой Марфы, как защищает её детей Липочка. Что же поделаешь, пусть они помогают, раз ничего не досталось Оксанке их природных способностей семейства Орел-Соколовских. Впрочем, и Юлька такая...

....У Томки теперь семья, дети....

   Жизнь Томки Торгашевой сложилась удачно. Она не упустила нового соседа. Мишаня полностью соответствовал её требованиям. Немолодой, серьезный, работает и ребенок есть. А это для Томки было очень важно. Она давно себе наметила план - найти вдовца с ребенком, так как сама не могла иметь детей. Поэтому в свое время и на Федьку настроилась. Знала, что тот хочет развестись, что сын у него есть, а жена пьет, значит, Федька мальчишку заберет. Но Федьку увела Юлька.
   Теперь Томка стала действовать по-умному. С Мишаней только здоровалась приветливо, перекидывалась парой слов и все. Зато, когда Мишаня привез сюда сына Андрюшку и свою старую мать, стала зазывать к себе мальчика, угощала пирогами, конфетками, кормила вкусным борщом, подружилась с матерью соседа. Томка и сама не заметила, что привязалась к сыну Мишане, полюбила мальчишку. Она неплохая была женщина, шумная только, и детей всегда хотела. А Мишаня все не догадывался предложить соседке руку и сердце. Томка нашла выход: она сама пошла к отцу Андрюшки и предложила пожениться. Мишаня сначала обалдел, но Томка железно ставила один довод за другим.
  -- У меня есть свой дом, живу я состоятельно. Мальчику твоему мать нужна. А я люблю твоего Андрюшку.
  -- Но у меня еще маманя здесь, - робко возразил Мишаня.
  -- Да ты, сынок, обо мне не думай, - торопливо сказала мать Мишани, которая вполне одобрила соседку и её слова. - Живи с Томой. Я опять в свою деревню уеду. Много мне, старухе, надо?
  -- Нет, мам, в деревню нельзя, там дом разваливается. Холодно.
  -- Дом у меня большой, теплый. Всем хватит места, - решительно прекратила споры Томка. - Найдется место и твоей мамане.
   Мишаня молчал.
  -- Я тебе не по душе? - спросила Томка.
  -- Нет, - смутился Мишаня. - Ты хорошая. Красивая.
  -- Что молчишь?
  -- Работа у меня далековато. Не каждый день смогу добираться сюда.
   У Томки на все был ответ:
  -- У меня старая машиненка есть, доедешь.
   И Мишаня согласился. Причем с огромной тайной радостью в душе. Он давно приглядывался к Томке. И мать тоже зудела:
  -- Вот соседка, чем тебе не пара? Женись, Миша. Тома - баба хорошая, работящая. И Андрюшка к ней бегает.
   Но только решительности не хватало Мишане заговорить первому.
   Сразу после этого разговора Томка взяла за руку Андрюшку и сказала:
  -- Пошли, сынок, домой. И вы, мама и Миша, собирайтесь. Через час, чтобы были у меня. Я ужин приготовлю. За ужином обсудим, когда поженимся.
   Андрюшка с радостью пошел с тетей Томой. Мишаня слышал, как она говорила мальчику:
  -- Теперь, сынок, будешь жить со мной. Ты меня не зови больше тетей Томой, а зови мамой.
  -- А ты не рассердишься?
  -- Нет. Я же буду твоя мама.
  -- Настоящая?
  -- Настоящая.
  -- А твоя бабушка опять будет на меня ругаться?
  -- Не будет. Она к тете Нине поехала погостить. А приедет, я сразу ей скажу: "Не смей ругать Андрюшку, он теперь мой сыночек".
   Через час Мишаня и его мать были в новом доме. Томка, в самом деле, отправила старуху к младшей дочери.
   Мишаня и Томка развели огромное кулацкое хозяйство, и через год в их дворе стояла новая машина. Мишаня поговаривал, что надо строить новый дом. Томка возражала:
  -- Квартиру в городе будем покупать, сыну надо будет учиться. А нам с тобой и здесь хватит места.
   Лишь один человек пытался помешать этому браку - старая глухая мать Томки. Но Бог не дал этого сделать. Забрал к себе через три месяца после свадьбы Томки и Мишани. Вместо злобной хвастливой старухи сновала по двору Томки худенькая мать Мишани, добрая ласковая старушка. Она успевала все: и свиней покормить, и корову подоить, и грядки прополоть. Томке порой бывало неудобно, стыдно, она пыталась заставить отдохнуть старую женщину, но Мишаня говорил:
  -- Ты, Том, не трогай её. Маманя помрет без работы.
   Через три года их семья пополнилась. На родине, в глухой деревне, умерла двоюродная сестра Мишани. Мать и Мишаня собрались ехать туда. И похоронить надо было женщину, и у племянницы Томкиной свекрови остался маленький ребенок, трехлетняя дочка, надо с ней было решить вопрос. Другой родни не было. Томка согласилась, что мужу туда надо ехать, но для чего-то осторожно выспросила, не пила ли сестра Мишани.
  -- Нет, - сказала мать. - На дух не переносила Людка водки. Да и как ей пить, болела она. Сердце слабое было. Уж как родить ей разрешили, не знаю.
  -- А ребенок здоровый у неё? - как будто вскользь поинтересовалась Томка.
  -- Да как сказать, - замялась мать Мишани. - девочка её, Таточка, умненькая, с головой в порядке, но болеет часто, и худенькая была.
  -- А отец где? - и это надо было Томке.
  -- А его никогда и не было, для себя Татку рожала Люда. Так и не сказала от кого.
   Томка подумала и объявила, что они поедут туда все вместе на похороны, на машине. У неё была своя цель. Томка очень хотела всегда дочку. Вот была такая глупая мечта. Всегда была. Она и из детдома пыталась взять. Мать не дала, да Нинка разоралась: возьмешь, мол, дочь какой-нибудь пьянчуги, будешь всю жизнь мучиться. А тут эта мечта вспомнилась, да и сон дурацкий еще в дороге, когда Томка задремала, приснился. Сидит девочка маленькая, сидит одна-одинешенька в больничной белой палате и тихо-тихо, и так жалобно плачет. А сама худенькая, худенькая, глаза голубые, волосы русые, в косички заплетены. И никому она не нужна.
   Сестру Мишаня под деловым руководством жены похоронил, справил поминки. Девочки не было на похоронах матери. Болела она, лежала в больнице, в районе с воспалением легких. Мишаня с Томкой и матерью поехал в больницу сразу на второй день после похорон. Вот там Томка и увидела Таточку, худенькую, прозрачную, черноглазую девочку, с темными кудряшками, коротко остриженную. Девочка не плакала, а зачем плакать, все равно мамы нет рядом, она тоже заболела. Девочка давно лежала в больнице, забрать её было некому. Вот и сидела она на кровати, прижимая к себе старого вислоухого зайца, и грустно глядела в окошко недетскими серьезными глазами. Вокруг них залегли синеватые круги.
  -- Это она, Мишань, - сказала Томка, неожиданно заплакав при виде девочки, - она мне снилась. В дороге снилась. Мишань, мы её себе заберем. Нам дочка с тобой нужна.
   Решительная женщина подошла, взяла на руки девочку, поцеловала бледную щечку, убрала со лба непослушные кудряшки, прижала девочку к себе. Та доверчиво посмотрела на крупную большую тетю. Сердитая медсестра закричала:
  -- Не берите на руки ребенка, вы побудете здесь чуть-чуть, подержите минутку, а она потом опять всю ночь будет орать, - и пыталась взять у Томки ребенка.
   Девочка обхватила руками шею Томки и беспомощно заплакала. И это прогнало все сомнения Томки, если они были.
  -- А ну, не тронь моего ребенка, - приказала решительно крупная Томка. - Что удумала? Нельзя брать на руки! Ты еще к кровати привяжи и рот пластырем заклей, как в телевизоре показывают. Мишань, пошли к врачу. Мы заберем прямо сегодня нашу девочку. Нельзя её с такими бессердечными людьми оставлять. А ну, отойди!
   Женщина, не спуская с рук девочку, пошла искать кабинет главврача. Детский пожилой врач, в отличие от молоденькой медсестры, был воспитан и умен. Он сразу понял, что у этой девочки появился шанс жить в хорошей семье, с матерью.
  -- А вы кто? - спросил он Томку в ответ на её заявление, что она забирает ребенка. - Почему я вам должен отдать ребенка?
  -- Мишань, - приказала Томка. - Объясни.
  -- Так это... Я... это самое... дядя Таточкин. Я один у неё. Вот хотим взять Татку себе. А что? Мы хорошо живем. Дом свой есть. Корова. Молочко всегда свойское, яички. Вырастим.
  -- Еще как вырастим! - подтвердила Томка. - Мы прямо сейчас возьмем Таточку.
  -- Сейчас бы не надо. Хрипы у неё только прошли. Воспалением переболела. Слабенькая она, - пытался возразить врач.
  -- Ничего. Я в деревне живу, - ответила Томка. - У меня все свое: молоко, масло, яички. Молочком парным отпою, на печке погрею. Никаких хрипов не будет.
  -- А далеко ехать?
  -- Далеко, - призналась Томка. - Но мы на машине. Довезем Таточку. В машине тепло. Девочка маленькая, поспит у меня на руках. А надо, так и уложу на заднем сидении. Мы с Андрюшкой потеснимся.
   Врач посмотрел на крупную решительную женщину, вздохнул и выписал девочку, дав тысячу наказов и взяв обещание, что сразу, как только приедут к себе, Томка вызовет врача.
  -- Вызову, вызову, - заверила Томка. - У нас прямо в деревне есть больница. А врачи у нас хорошие. Да и город рядом.
   Вскоре они выходили из больницы. Мишаня нес на руках свою новую дочку. Томка думала, что надо шубку девочке купить, жаль, что здесь деревня и ничего нет.
   Томка уже забыла, что в её сне другая была девочка. Она впоследствии всем рассказывала, как Таточка ей приснилась. А Мишаня был рад. Он всю дорогу сюда думал, как сказать Томке, что маманя решила остаться здесь, в деревне, и забрать к себе Татку, чтобы не попала девчонка в детдом. А маманя старая, не потянет одна ребенка, что надо им забирать Татку. Но Томка и сама решила, что им нужна дочка. Мать же Мишани после их возвращения с Таточкой еще больше носилась по двору. С новой мамой девочка поболела одну всего зиму. Томка расстраивалась от каждого кашля, от каждого чиха, беспощадно вызывала и врачей, и скорую помощь. Потом Таточка окрепла на деревенском молочке и деревенском воздухе, округлились её щечки, пропали недетские синяки под глазами, и болезни отступили.
   Томка по-прежнему называла Юльку своей подругой и больше не хвасталась перед ней своим благосостоянием, не злилась, что та увела у неё Федьку. Теперь она знала от Мишани, кому раньше принадлежал пансионат. А насчет Федьки и тут нечему было завидовать. Со слов того же Мишани, Юлька разбежалась с Федькой. А пансионат купил какой-то Кожемякин, подарил сыну на свадьбу.
   Впрочем, до этого Томке не было никакого дела. У Томки теперь своих забот хватало: семья, муж, дети....

...Ведьмочки-пророчицы...

   Шло время. Все меньше занимался делами Юрий Петрович, все больше перекладывал на Федора. Озорницы выросли, окончили школу, объявили, что станут медиками и пошли учиться в местный медицинский колледж. Юлька заметила, что надо пытаться в институт поступить, на что девчонки, хитро улыбаясь, ответили, что не хотят расставаться с папой. Юрий Петрович расплылся весь в улыбке и согласился с дочками. Юлька недовольно фыркнула:
  -- Пап! Ты перестал с ними думать! Построже надо. Липочка, ну хоть ты скажи! Надо получить высшее образование.
   Липочка промолчала, в их городе медицинского института не было, страшно матери отпускать в чужой город своих детей, а девчонки ехидно заметили:
  -- Ты, Юль, на Оксанку становишься похожа. Такая же правильная.
  -- Федь! - Юлька обратилась к мужу в последней надежде, что её услышат.
  -- Пусть еще немного дома поживут, - сказал мужчина. - Ума наберутся.
   Так что призыв Юльки не возымел действия.
   Девчонки по-прежнему всех тормошили, всех веселили, Юльке, честно говоря, тоже жалко было, если бы они уехали из дома. По-прежнему двойняшки гадали, предсказывали судьбу. Юлька их называла теперь только ведьмочками-пророчицами. Смех смехом, но чаще всего их гадания сбывались. Они сами хохотали:
  -- Юль, а мы, правда, умеем, как и мама, видеть судьбу. Но только вдвоем. Вот смотри: папу с мамой сосватали. Это раз!
   Юлька скептически хмыкнула:
  -- Еще до вашего рождения!
  -- Чего хмыкаешь? - не сдавалась Ринка. - А кто Оксанке фотографию Максима отправил?
  -- А кто Мишаню тете Томе нашел? А...- и эту заслугу Леська приписала себе с сестрой.
  -- А Златке мы Эраста подобрали, - добавила Леська. - Еще во время гадания.
  -- Ну, Эдгар не Эраст, - ответила Юлька. - И, кроме того, Златка сама тогда имя спрашивала у мужчины. Сама выбирала...
  -- Да, сейчас! Сама! Как же! Мы ведь... - закричала Леська.
   Ринка одернула её. Юлька этого не заметила и продолжила:
  -- Зато со мной вы промахнулись. Уж это точно. Где мой Харон? Даже ни одного знакомого нет с таким именем.
  -- А Харон - это Федька по-русски, - выпалила Леська.
   Федька, слушая это разговор, оглушительно захохотал.
  -- Ни фига себе. Я - Харон. Ну, вы скажите.
   Однако случайно выяснилось, что девчонки почти что правы... Харон и Федор почти одно и то же.
   Юлькины мальчики заболели почти одновременно и чем-то одинаковым. Покрылись сначала редкими красными прыщиками. Двойняшки к тому времени учились в медицинском колледже почти год, они тут же поставили с уверенностью диагноз: аллергия. Правда, промолчали про то, сколько они мальчишкам накануне скормили шоколада. Но потом у Алеши, который заболел на сутки позже, поднялась высокая температура, прыщики побежали по всему телу. Такой же сыпью покрылся и Илюшка. Приехавший Федька разорался и приказал вызвать врача. Вызвали скорую помощь. Пришел немолодой мужчина, нерусской наружности, Юльке показалось: она где-то его видела. Оказалось, девчонки знают этого врача, он в медицинском колледже преподавал детские болезни.
  -- Ветрянка это, - сказал он, едва глянув на мальчиков, обеспокоенной маме и обратился к двойняшкам, которых узнал, - какая еще аллергия? Стыдно, коллеги.
   Девчонки смущенно опустили головы, в руках Ринка теребила флакон с зеленкой. И только когда врач заговорил дальше, Юлька тоже его узнала:
  -- А ведь вы Харон. Я вас видела как-то под Крещение. В пансионате "Серебряный иней".
  -- Нет, меня зовут Федор Ильич, - весело улыбнулся врач. - Но Хароном я как-то был. На Крещение. Две озорницы, - он подмигнул в сторону покрасневших девчонок, - уговорили меня сказать одной молодой очаровательной даме, что зовут Хароном. Эта дама гадала и подошла спросить мое имя. Помните, как у Жуковского: "Раз в крещенский вечерок девушки гадали..."
  -- Так, - смеющиеся глаза Юльки обратились к сестренкам. - Мне значит Харона выбрали, а Златке Эраста... Ну, спасибо, сестренки.
  -- Да, - вспомнил врач, - со мной был мой друг. Ваши сестренки просили, чтобы он сказал имя Эдип, но он забыл и назвался Эрастом...
  -- Только не говорите, что вашего друга звали Эдгаром, - попросила Юлька.
  -- Нет. Эдуардом вообще-то его звали.
   Федька не удержался и фыркнул.
  -- Ты чего? - удивилась Юлька.
  -- Да настоящее имя Эдгара по паспорту Эдуард. Это он перед девчонками всегда Эдгаром представлялся... Потом так и стали его все звать.
  -- Так, все мне с вами ясно! Ведьмочки-пророчицы... Значит, прежде чем нас с Златкой выпустить спрашивать имена у незнакомых мужчин, вы еще этих мужчин и нашли, и подговорили сказать, что они Харон и Эдип...
  -- Ты, Юлька, шуток совсем не понимаешь, - двойняшки ускользнули, предварительно поставив на прозрачный столик флакон зеленки.
   Федор Ильич осмотрел внимательно детей, послушал легкие, приказал прижечь все прыщики зеленкой, следить за температурой, детей пока не мыть. Уходя, врач сказал Юльке:
  -- Знаете, ваши сестренки - очень талантливые девочки, им обязательно надо после училища в институт. Мне порой кажется, что они видят людей насквозь, как рентгеновский аппарат. С диагнозом не ошибаются... Очень способные девушки.
  -- А в этот раз что-то ошиблись наши рентгеновские аппараты, - Юлька кивнула на своих сыновей. - Надо же так меня убеждали, что это только аллергия. Правда, когда Федя приказал врача вызвать, они совсем не возражали, зеленку зачем-то сразу принесли... Хотя все-таки от аллергии не отказывались...
  -- Это неудивительно, - улыбнулся по-доброму врач. - Вы все-таки давайте поменьше шоколада детям. А то ваши девочки у меня спрашивали накануне, что может быть с их маленьким братиком, если он съел за вечер килограмм шоколадных конфет.
   Юлька подошла к горке, взяла вазу, в которой от детей прятала шоколадные конфеты: точно, пустая, одни фантики светятся через тонкий хрусталь, создавая иллюзию конфет.
  -- Ну, вернутся они у меня, - пообещала она мысленно сестренкам.
   Врач же опять спросил:
  -- Так вы поговорите с девочками о дальнейшей учебе?
  -- С папочкой их надо говорить, - ответила Юлька. - Он им поперек слова не скажет. Совсем избаловал их. А они не хотят уезжать в другой город учиться.
   Лицо у врача стало грустным. Но вмешался Федор:
  -- Будут девчонки учиться. Мы уже обсуждали с Юрием Петровичем это. Из колледжа прямо в институт.
   Так все и было. После колледжа девчонки сразу поступили в институт. Дома теперь бывали редко. Но если появлялись, то это был праздник, в обоих домах воцарялось веселье. И в пансионате у Златки тоже.
   Пансионат у Юрия Петровича купил Ипполит Сергеевич. Подарил сыну. Все-таки не Златке. На имя Златки он оформил квартиру в городе. Невестка ему внучку родила. Назвала Катенькой, как звали покойную жену Ипполита Сергеевича. И дедушка, и папа души не чаяли в ребенке. Но жить продолжали возле пансионата. Там уже было построено несколько небольших коттеджей, один для сотрудников, типа общежития, для богатых клиентов и самый большой для семьи Кожемякиных. Вот там и жили они все. Ипполит Сергеевич не мог прожить ни дня, чтобы не видеть маленькую Катеньку. В его доме перестали появляться женщины. Так, были случайные связи, которые тоже вскоре прекратились. И причина, вскоре выяснилось, была не только в Катеньке.
   Двойняшки по-прежнему любили гостить у Златки. Катенька с радостью тянула ручки, узнавала своих крестных мамочек. Да, девчонки были крестными, они так и утверждали, что свели Эдьку со Златкой, веревку вовремя притащили. А настоящей крестной была одна Леська: когда крестили Катеньку, она её держала на руках, потому что Ринка была крестной мамой у Лешеньки. Ипполит Сергеевич обожал внучку и любил озорниц. Вот они-то и его судьбу нечаянно устроили в один из приездов. Вспомнив, что обещали веселой Анюте, бессменной поварихе пансионата, жениха по имени Ипполит, тут же решили, что отец Эдгара подходит по всем статьям, он должен жениться на Анюте. А что, Ипполит Сергеевич еще мужчина очень ничего, женщинами интересуется. Пусть седой, но зато какие пышные волосы! Сам стройный, подтянутый. Анюта очень ему подходит: веселая, пышная, а как готовит! С этим предложением они и направились сначала к Ипполиту Сергеевичу. Решили непосредственно заняться сватовством. Так и ляпнули прямо в лоб, что, мол, вы, Ипполит Сергеевич, не хотите ли жениться на Анюте. Такая женщина пропадает! Тот сначала выпучил глаза, потом долго хохотал, вспоминая предложение от веселых девчонок, в конце пообещал подумать. А Анюта даже испугалась, смеяться не могла, когда девчонки сказали, что она должна выйти замуж за отца владельца пансионата. Но зерно сомнения было брошено.
   Анюта готовила исключительно вкусно. Ипполит Сергеевич как-то зашел на кухню, захотелось горячего супчика. Усталая Златка сказала, что быстро сварит, но капризничала Катенька, у неё резались зубки. Ипполит Сергеевич глянул на измученную Златку и сказал, что сходит в пансионат, там должен обязательно быть суп. Один из его друзей отдыхал здесь уже неделю, а он три раза в день ел первое. Это у него такая диета была, после того как он попробовал щей, что варила Анюта. ДА сегодня дежурила как раз она. К Анюте уже вернулась её смешливость, женщина не удержалась, фыркнула: вспомнила, как девчонки сватали её. Хозяин тоже с интересом глянул на полную краснощекую миловидную повариху, попросил поесть. Анюта в тот день готовила борщ, и тарелка наваристого борща с огромной ложкой сметаны появилась перед мужчиной. Туда же последовала мозговая косточка. Борщ был изумительным. Так умела готовить только покойная жена Катя. Вот и стал после этого захаживать на кухню Ипполит Сергеевич, завтракал, обедал, ужинал, но только в смену Анюты.
   Златка просто тряслась над таким работником, как Анюта: и чистоплотная, и безотказная, и вкусно готовит. И осталась она все-таки без Анюты. Женился на ней Ипполит Сергеевич. Но так все они жили в доме, что был рядом с пансионатом, то Анюта, весело объявив себя бабой Аней, переселилась в одну комнату с Ипполитом Сергеевичем, с удовольствием нянчилась с Катенькой, сначала и на работе осталась. Но вскоре ей пришлось изменить планы. Она родила маленького Сережу Ипполитовича. Так называли сыночка Анюты и Ипполита Сергеевича двойняшки. Крестными были опять они. На руках держала теперь маленького Сережу Ипполитовича во время крещения Леська, потому что Ринка должна была стать крестной для второй дочки Златки. Жена Эдгара была опять беременна, вновь ждала дочку. Ипполит Сергеевич был необычайно горд. Ну, а что ему уже к пятидесяти, это значения не имеет. Ничего, вырастит он и сыночка, и внучкам поможет. Вскоре рядом вырос еще один просторный коттедж - здесь жили старшие Кожемякины. Эдгар говорил, что их дело процветает, надо подкупить земли для пансионата. Ипполит Сергеевич одобрил идею сына.
   Вскоре семья младших Кожемякиных пополнилась, Златка родила вторую дочку - Настеньку. Федька тоже стал мечтать о дочери... Спросил девчонок, когда жена ему дочь родит, те сказали: "Когда-нибудь".
   Впрочем, остальные все гадания сбылись... Ведьмочки-пророчицы гордились этим. Лишь об одном гадании девчонки упорно молчали, будто его не было - это о том, что Яра должна стать Саевской.

Год юбилеев.

   В этот год было много юбилеев, по двадцать лет исполнилось двойняшкам, пять - Алеше, десять - Илюшке, Юльке - тридцать. Липочка переживала, что дочки никак женихов себе не найдут. А дочки все так же хохотали, порой гадали, предсказывая людям счастье. Гадали на всем: на руках, на картах, компьютере, книгах, просто так. Юлька порой только ахала, когда сбывалось очередное их предсказание.
  -- Наверно, наша бабушка была не ведуньей, а ведьмой-предсказательницей, - как-то высказалась по этому поводу Липочка.
  -- Ты это к чему? - не поняла Юлька.
  -- Это я про своих дочек. Они же твердят, от прабабушки Марфы таланты все унаследовали.
  -- А-а-а, - протянула Юлька. - Липочка, а что ты еще знаешь про бабушку, про свой род?
  -- Да ничего. А что знала, все уже рассказала.
  -- Расскажи еще раз.
  -- Я очень мало знаю, в сущности. Бабушка нашей ведуньи Марфы была из богатого польского рода Орел-Соколовских, это она после замужества стала Соколовой. В роду Орел-Соколовских вроде все женщины были волшебницами. Или как сейчас говорят, экстрасенсами. Может, девчонки наши и есть экстрасенсы... Как узнать? После революции распался весь род, потерялись связи. Вот так-то. Хотя я часто во сне вижу незнакомых женщин, все что-то мне говорят. Это, наверно, потомки рода Орел-Соколовских. Но чаще всего я стала видеть во сне хрупкую темноволосую женщину, похожую на моих дочек, она все что-то мне говорит. То вдруг молодая, белокурая прорвется в мои сны. Словно ищут они меня.
  -- Ой, Липочка, а что мне только не снится, хоть романы пиши, - вздохнула Юлька. - Но я-то точно не экстрасенс. Давай лучше поговорим о земном.
  -- Давай, - согласилась тетушка. - У нас этот год был годом юбилеев. Илюшка, Алеша. Дочкам моим уже по двадцать, а словно вчера я их родила. Молодых людей вокруг них полно, а женихов до сих пор нет.
  -- Липочка, а давай отметим этот год юбилеев, - загорелась вдруг идеей Юлька.
  -- Давай, - согласилась тетушка. - Как будем отмечать? Стол соберем? Позовем всех наших?
  -- Нет. Давайте все поедем куда-нибудь. На природу. Мне кажется, девчонкам эта мысль понравится. Мы давно никуда вместе не ездили. Сейчас спросим двойняшек. Лесь, Рин, подойдите на минуту.
   Те оставили в покое племянников, с которыми шумно возились в соседней комнате, и вышли. Мальчишки прикатились следом. Их детское обожание веселых тетушек с годами только крепло.
  -- Девчонки, в этом году у нас были одни юбилеи. Лешеньке, Илюшке, вам и мне по круглой дате стукнуло!
  -- И Оксанке тридцать пять, - вспомнила тетушка.
  -- Вот, и Оксанке. Надо отметить, - говорила Юлька. - Как вы смотрите на идею выехать куда-нибудь?
  -- К Златке? - предположили девчонки. - У них тоже был юбилей. Годик исполнился Настеньке.
  -- Нет, - не согласилась Юлька. - Мы и так там часто бываем.
  -- Может, в деревню, дом у нас там есть, - внесла предложение Липочка.
  -- Поедем лучше на природу. К тому чудесному месту, где стоит высокая скала, что притащил ледник, - мечтательно прищурилась Юлька.
  -- Замечательное место, - согласилась тетушка.
  -- Мы расположимся прямо на берегу реки, там можно искупаться, шашлыков пожарить. Помните, девчонки, вы меня в детстве туда водили?
  -- Здорово ты придумала Юлька, - затараторила Леська.
  -- Возьмем палатки для ночевки, вдруг сильно разгуляемся, - добавила Ринка.
  -- Да наша деревня недалеко оттуда, - напомнила Липочка. - В случае чего можно туда податься на ночевку.
  -- Или в другую сторону, к Златке с Эдькой, - заметили двойняшки.
  -- Ну что скажите? - посмотрела на взрослых дочерей мать.
  -- Согласны, - ответили девчонки. - На природе отметим семейный праздник. Объявляем день юбилеев!
   На том и порешили. Народу неожиданно оказалось много. Конечно, в первую очередь, все свои: папа, Липочка, семья Юльки и Федора, Златка и её семья, а это еще три плюс три, и Оксанку со счетов не скинешь, сестра все-таки, а это еще четверо.
  -- И бабу Валю возьмем, - решили под конец девчонки. - Пусть за детьми приглядывает. А то Настенька у Златки совсем маленькая.
   Пикник удался на славу. И погода сначала не подвела, солнце светило вовсю, и место было чудесное. Даже Оксанка застыла на несколько минут при виде голубой воды и возвышающейся одинокой скалы. Быстро разложили костер, стали жарить шашлыки. Первый тост подняли за маленьких юбиляров. Поздравили. Юлька строго пила сок, знала, что её свалить может с ног небольшой бокал вина. Поэтому ей выпала миссия следить за детьми вместе с бабушкой Валей. А тут Федька вспомнил про пещеру, что была за скалой и, тряхнув стариной, подхватил Юльку на руки и потащил по воде. Кто-то засмеялся, кто-то испугался. Но вскоре Юлька и Федор оказались на вершине скалы и замахали оттуда руками. Довольный Федор улыбался и тихо говорил жене:
  -- Юль! Пойдем в пещерку, вспомним былое.
  -- Федь! Я бы рада, но не получится. Не слышишь звуков со стороны?
   Федор прислушался:
  -- Как стадо медвежат ломится через кустарник.
   Точно, сюда сквозь густые заросли терна пробирались близняшки с детьми. С ними были мальчишки, старшая дочка Златки, девчонки Оксанки. Оказывается, в густом терновнике кто-то прорубил проход. Детей больше заинтересовала пещера. Неожиданно небо нахмурилось, казалось, вот-вот пойдет дождь. Поэтому взрослые, быстро спрятав продукты, тоже бросились прятаться в пещеру к детям. Златка отказалась лезть сюда. Она и Эдгар с маленькой Настенькой на руках укрылись в машине, крикнув, чтобы Юлька следила за их Катенькой. Ипполит Сергеевич с Анютой поехали домой, переживая за своего двухлетнего Сережу Ипполитовича, который приболел. Бабушка Валя решила тоже переждать надвигающийся дождь в машине сына. Словно по сигналу, небо прорвалось, и хлынул веселый солнечный дождь, в народе его зовут слепым, потому что одновременно светит солнце и идет дождь. Слепой дождь сменился сильной грозой. Но это никому не испортило веселья, только добавило. Все уселись в сухой уютной пещере и пережидали непогоду. Юрий Петрович взял на руки Катеньку, девочка положила головку ему на плечо и стала дремать под шум дождя. Федька сидел, прижав к себе младшего сына. Илюшка прильнул к Липочке. К Юльке прилипли девчонки Оксанки. Юлька, несмотря на сложные отношения со старшей сестрой, до самозабвения любила своих племянниц - одна из них очень походила на покойную маму, а вторая была ласковая, доверчивая, характером в отца пошла, а внешность была от Медынских. Оксанка и Максим, уже не взлохмаченный, а аккуратно причесанный - Оксанка за этим следила, присели рядышком на камень, а двойняшки уселись у выхода и комментировали погоду. Приказывали то сверкать молниям, то нет. У них это получалось очень ловко, команды они подавали вовремя. Стало даже немного жутковато от долгих раскатов грома. Но неожиданно Липочка своим красивым голосом негромко запела знакомый почти всем с детства романс, его тут же подхватил Юрий Петрович. Все зачарованно слушали. Эту песню любила и часто пела деревенская ведунья Марфа Полоскова. Романс на стихи И. С. Тургенева очень любила и её бабушка Елена Соколова, та самая, что сумела выжить в послереволюционные годы и вырастить внучку.
   Утро туманное, утро седое,
   Нивы печальные, снегом покрытые,
   Нехотя вспомнишь и время былое,
   Вспомнишь и лица, давно позабытые...
   Красиво пели Липочка и Юрий Петрович. Их слаженное пение навеяло лирическое настроение. С этого и начался разговор о бабушках и дедушках. Вспомнили всех, кого знали, о ком слышали.
  -- Липочка, а теперь расскажи сказку про Эфиру, - неожиданно попросила Юлька, когда перебрали всех своих предков.
  -- Да вы все её знаете, - отмахнулась Липочка.
  -- Не все, - сказала неожиданно Оксанка.
  -- Да, бабушка, - поддакнули её девочки, Машенька и Симочка, - расскажи. Мама нам говорила, что ты эту сказку рассказываешь лучше всех.
  -- Расскажи, Липочка, - продолжила Юлька, - ведь мы как раз находимся в том месте, где Эфира связывала воедино нити судьбы и встретила своего Ветерка.
  -- Мам, все равно идет дождь, расскажи, - поддержали девчонки.
   И Липочка начала рассказ. Это была та самая сказка, что Юлька когда-то рассказала Федору. Но вот сказка подошла к концу, Липочка произнесла последние слова: " ....Нет, я останусь здесь, - ответила Эфира. - Здесь мой Ветерок. Я люблю его". "Но если ты останешься в этом мире, рано ли поздно ли, но тебе придется жить по законам этого мира", - ответил отец-мироздание. "Я знаю, - ответила младшая дочь мироздания. - Я остаюсь здесь...."
   Липочка завершила свое повествование, все задумались, а Машенька неожиданно обиженно сказала:
  -- Бабушка! Так сказки не кончаются. Они кончаются словами: "И жили все они долго и счастливо..."
  -- Мы сейчас исправим, - засмеялись двойняшки. - Нам тоже всегда не нравилось окончание этой сказки. Какое-то расплывчатое. У этой сказки большое продолжение. Мы сейчас расскажем. Слушайте.
   И девчонки рассказали продолжение сказки про Ветерка и Эфиру, которую сочинили сами. Начала Леська.

Продолжение сказки, сочиненное близняшками.

   От любви Ветерка и Эфиры родилось сначала необычное чувство, его так и назвали - любовь. Больше не надо было вязать новые нити судьбы. Это чувство само связывало воедино человеческие судьбы. А потом Эфире захотелось родить еще малыша, настоящего, чтобы можно было держать на руках, ласкать, целовать. Второе дитя Эфиры и Ветерка было обычное, человеческое, простая девочка с красивыми живыми глазками. И Эфира поняла, что ей пора уходить из своего убежища. Надо идти к людям. Дочка должна расти с ними, раз она человек. Пусть так оно и будет: Эфира примет образ земной женщины, мужчиной станет Ветерок, они вырастят свою девочку и только тогда вернут себе прежний облик и отец-мироздание примет их назад в свой мир. Гелия и Луннита одобрили решение юных родителей. Ветерок подхватил на свои могучие крылья маленькую дочку и Эфиру, он решил сам отнести жену и дочь на берег теплого моря, там будет их дом. Но неожиданно из-за черной тучи вылетел огромный злой ворон, схватил ребенка и кинулся с ним к прорыву во времени, что еще не был запечатан отцом-мирозданием. В отчаянии заметался Ветерок, злой ворон уносил его дитя в неизвестность, в другое время, надо догнать его, а Эфире нельзя во временной прорыв, вдруг они там потеряют друг друга.
  -- Оставь меня, - закричала Эфира Ветерку и бросилась вниз с могучих крыльев. - Спасай нашу дочь.
   И Ветер бросился в темноту. Эфира была дочерью мирозданья, она умела летать, только гораздо медленнее своего мужа Ветерка. Ни секунды не раздумывая, мать бросилась за дочерью. В тот же временной прорыв, что и Ветерок. То ли показалось, то ли нет, но перед ними мелькнул на десятую доли секунды удивленный отец-мироздание.
   С ужасом увидел Ветерок, как падает его дочь в какую-то пропасть, он бросился за ней, оставив позади Эфиру. Пространственные потоки, меняющие время, разделили их. Дочь исчезла в неизвестности.
   Эфира забыла об опасности, что представляло для неё искаженное время, она устремилась за дочерью и стала быстро куда-то падать. Она, дочь мироздания, не могла больше продвигаться свободно в пространстве, разрушенное время лишило её этой возможности. Но женщина не погибла, падая в неизвестный мир. Она была дочерью мироздания, значит, была бессмертна.
   Эфира очнулась на земле. Увы, это была не родная ласковая мать-земля, а чужая холодная почва со своими законами, на небе было чужое солнце, оно не узнало Эфиру, это была не Гелия. Да и сама Эфира не похожа была больше на дочь мироздания. Она в этом мире выглядела обычной человеческой женщиной. Но по-прежнему была родинка между пальцев, значит, подчинялись ей нити, связующие души любящих людей, рука женщины сжимала страшно спутанный клубок невидимых нитей человеческих жизней. Они не порвались, они сильно переплелись. Страшным усилием выделила Эфира среди этого огромного клубка нить Судьбы и услышала её затухающий вдали голос:
  -- Я больше не могу тебе помочь. Я не могу открыть будущего, я просто не знаю твоего прошлого, я не знаю, где ты, в каком времени. Время даже мне не подвластно. Ты сама теперь должна все сделать, чтобы вернуть себе счастье.
   И голос судьбы погас. Эфиру время отшвырнуло в далекое прошлое. Став обычной женщиной, она стояла в незнакомом заснеженном лесу, не зная, куда идти. Все мысли были устремлены к дочери. Но нельзя было потянуть ту нить, что их связывала, оборвется сразу, порвет и другие нити. Да и малышка еще мала, не умеет отвечать, будет только плакать, не видя ласковой мамы. Все, что могла Эфира, только наблюдать из страшного далека за чувствами своей дочки. Мать остро чувствовала испуг и страх своей девочки. Но это было недолго. Её дитя немного успокоилось. Эфира поняла: рядом с девочкой появился родной человек.
  -- Луннита, Гелия, сестренки мои, - произнесла Эфира. - Я знаю, это вы нашли мою девочку. Мне хочется в это верить. Я не могу вас позвать, меня вы не услышите. Временные потоки перепутали нити. Но не дам им порваться. Я распутаю их и вернусь к вам. А вы позаботьтесь о моей девочке.
   Эфира заставила себя сконцентрироваться, чтобы еще хоть немного поддержать связь с дочерью. Малышка беспокоилась. А потом вдруг стала очень счастливой. Эфира горько расплакалась. Она поняла, что это означает. У её девочки появилась новая мама. Настоящая. Она любила её девочку, и дитя откликнулось на эти чувства. Эфира отпустила нить, что связывала её и дочку. Пусть дочка будет счастливой.
   Уставшая женщина присела отдохнуть под деревом и только сейчас обнаружила, что она находится под огромным заснеженным деревом, она не прежняя молодая красавица с небесными голубыми глазами, но и не старуха, ей тридцать лет. Эфира с изумлением оглядела свое одеяние. На ней была богатая одежда, теплая шубка, меховые сапожки, расшитое серебром и золотом платье, на голове теплая пуховая шаль.
  -- Кто же я теперь? - Эфира никак не могла понять. - И что я должна теперь делать? Что за мир окружает меня? Как жаль, что госпожа Судьба не может больше мне ничего предсказать. Я же только знаю одно, мне надо быть в этом лесу. Вот вибрирует ниточка в моей руке. Просит помощи. Я буду ждать.
   Не зная почему, Эфира не уходила с этого места, куда её выбросило время. Она знала: нельзя. У неё в этом мире должно быть теперь новое имя. Какое? Пока Эфира не знала. Но знала одно: время не случайно отправило её сюда. Вдруг моментально искривилось пространство, это завибрировал временной прорыв, что выбросил сюда Эфиру. И перед дочерью мироздания в снег упала бедно одетая молодая женщина с маленьким, почти голым ребенком на руках. Этот ребенок был из их мира, где царил отец-мироздание. Это его ниточка вибрировала в руках вершительницы судеб. Огромная надежда засветилась в глазах матери...
  -- Дочка, моя дочка, - метнулась к ним Эфира....
   Ринка продолжила повествование.
   Маленькую девочку, дочь свой сестры, помогла спасти Луннита, царица ночи. Она увидела, как темный Крек несет куда-то человеческое дитя. Луннита поняла все. Крек был в очередном временном разрыве, оттуда он принес добычу. Не бывать этому. Не будут люди служить воронам. И Луннита моментально поставила преграду. Она набросила на поток времени свою волшебную серебряную накидку, на которой была вышита карта мироздания с временными прорывами. Ворон резко замедлил полет и повернул назад, он знал волшебную силу накидки - она зло лишает силы, поэтому вернется в прошлое. Но не тут-то было. Сюда, навстречу ему, уже спешил отец-мироздание. Он долго продвигался по этому временному потоку, убирая боковые ответвления времени. Именно там он увидел, как летит темный Крек, о, ужас, он несет человеческое дитя, он хочет его погубить. Грозный отец-мироздание встал на пути ворона. Ворон испугался и выпустил свою добычу.
  -- Пусть твоя внучка пропадет во времени, - прокаркал он. - Как пропала твоя дочь!
   Но отец мироздание собрал все силы и направил время назад, временной поток понес девочку назад, туда, откуда её похитил Крек. Тут же отец-мироздание и с ужасом видел, как этот поток отшвырнул в разные стороны его младшую дочь и её избранника Ветерка. Он пытался помочь им, а сделал еще хуже. Время окончательно разделило Эфиру и Ветерка. А отец-мироздание без сил упал возле временного разрыва. Это была вторая неудача в его жизни. И опять с его детьми. Недавно мать-земля в мире своих дочерей Гелии и Лунниты родила человеческое дитя. Её дитя тут же украл Крек и тоже унес во временной разрыв. Мать-земля уже много дней и ночей не отходит от того места, не дает запечатать разрыв, ждет свою маленькую дочь. Да и сам отец-мироздание не стал бы этого делать, ведь он даже не успел увидеть своей новорожденной дочери. Госпожа Судьба не отходит от матери-земли. Та только порой вскидывает огромные свои звездные глаза, и Судьба читает в них вопрос:
  -- Что с моей дочкой?
   Молчит Судьба.
  -- Ты скажи, ей хоть хорошо? Она сыта? Ей тепло?
   Опять опускает глаза Судьба.
  -- Может, моя девочка нашла новую маму? Пусть так будет. Я согласна на это... Я не буду мешать... Пусть только моей девочке будет хорошо.
   Не дает ответа Судьба. Плачет мать-земля. Молчит Судьба. Она не может сказать ничего радостного. Плохо маленькой девочке, рожденной, чтобы стать волшебницей и затерянной во времени. А теперь и вторую маленькую волшебницу пытался унести Крек. Но помешал отец-мироздание. Девочку выкинуло из потока времени. Царица-ночь распахнула свои объятия и спрятала маленькую девочку от злого колдуна. А Крек запутался в серебряной накидке Лунниты, вот-вот казалось, что он задохнется. Его спас поток времени, который засосал волшебную накидку в неизвестное никому время вместе с Креком. Царица-ночь передала ребенка своей повелительнице Лунните. Приближалась пора Гелии. И если луна может быть при солнце, то ночью дня не бывает. Луннита превратилась в женщину и взяла девочку на руки. Она сразу узнала дочь Эфиры.
  -- Что же мне с тобой теперь делать? - говорила Луннита, прижимая к себе крошечное дитя. - Ты родилась человеком. Ты должна жить с людьми. А я не могу долго быть человеком. Я не слышу твою маму, она закрыла дорогу к себе. Горе, наверно, поглотило её разум. Она не слышит меня. И нигде нет веселого Ветерка. Сестра моя Гелия, - воскликнула Луннита, - помоги мне.
  -- Я уже все знаю, - солнечный свет озарил лицо девочки.
   Девочка улыбнулась и проснулась. А потом заплакала. Человеческое дитя хотело есть. Девочка хотела женского молока.
  -- Мы должны отдать её людям, - грустно произнесла Гелия. - Только они смогут спасти её, вырастить.
  -- Но она из рода мироздания, - не согласилась Луннита.
  -- Да, мы все оттуда. Но эта девочка человеческое дитя.
   Неожиданно из потока времени опять вылетел ворон. Ничто не брало Крека. Он освободился от волшебной накидки, скинул его в одном из боковых временных ответвлений. .
  -- Это моя добыча, - прокаркал он. - Девочка вырастет и станет моей женой. Я должен стать наследником мироздания.
  -- Ты глуп, Крек, - ответила Гелия. - Отец-мироздание будет жить вечно. И никогда мы тебе не отдадим малышку.
   Но Крек смеялся. Сейчас сила была на его стороне. Он превращался на глазах сестер в огромного великана, злого, неприятного. Защитить девочку мог только человек, а не лучи луны и солнца. А Луннита и Гелия были хрупкими женщинами. Но неожиданно Крек опять резко принял образ черного ворона, потому что на него набросился упавший из поднебесья сокол. Он яростно бил, трепал ворона. Застыли в неподвижности Гелия и Луннита, огородив своими лучами девочку. Они не понимали, что происходит, какая сила заблокировала их возможности, почему они не могут остановить эту битву, не могут применить свою волшебную силу. Сокол победил ворона, отшвырнул его в гаснущий поток времени. Отец-мироздание запечатывал выход оттуда. Крек больше не вернется сюда. Сокол же был изрядно изранен.
  -- Ушел негодяй, не успел я лишить Крека силы, - раздался голос отца-мироздания. - Но я закрыл этот движущийся временной пласт.
  -- Отец, - бросились к нему дочери. - Это ты не дал нам вмешаться в битву.
  -- Да, - ответил тот. - Это не ваше сражение.
  -- А что нам делать с дочерью Эфиры?
  -- Моя внучка рождена человеческим ребенком, она будет жить среди людей, - твердо произнес отец.
  -- Но как бросить её одну? Мы же не можем быть долго людьми.
  -- Зачем одну? - удивился отец-мироздание. - У нашей малышки есть мать.
  -- Но Эфиры нигде нет.
  -- У её девочки другая мать.
   Отец указал туда, куда пытался улететь Сокол. Вместо него на земле лежала израненная красивая женщина.
  -- Дочь, моя дочь, - прошептала она, протягивая руки к девочке, и потеряла сознание.
   Переглянулись Гелия и Луннита. Они почувствовали, как возвращается их волшебная сила.
  -- Эта женщина доказала свое право стать матерью, - сурово сказал отец и растаял в светящемся потоке света. - Отдайте ей девочку.
  -- Но мы сможем видеть нашу девочку? Встречаться с ней? Помогать?
  -- Сможете, - донесся голос отца. - Вы должны её многому научить.
   Гелия бросила живительные лучи на лежащую женщину. Раны её затянулись. Она открыла глаза:
  -- Дайте мне мою девочку.
   Луннита протянула ребенка. Женщина расстегнула глухой ворот платья и поднесла к груди ребенка. Малышка уютно устроилась в руках женщины и сладко зачмокала.
  -- Кто ты? - удивилась Гелия.
  -- Меня зовут просто - мама, - ответила женщина.
  -- Я благословляю твой род, женщина, - сказала Луннита. - Отныне женщины твоего рода будут иметь особые способности, вы будете ведуньями, вам будут подвластны многие тайны.
  -- А если найдется Эфира? - не удержалась Гелия.- Что ты будешь делать?
  -- Ничего, - ответила женщина. - Я - мать. Эфира поймет меня. Она тоже мать. Нам с дочкой пора домой. Нас ждут.
  -- А как назовешь девочку?
  -- Её имя Ирена.
  -- Хорошее имя, оно означает "мир, покой", - согласились Луннита и Гелия.
   Женщина обернулась соколом и унесла свое дитя в далекий замок. Там отныне будет жить дочь Эфиры. А Луннита и Гелия поспешили к матери-земле. Там тоже горе. И как сказать матери, что пропала во времени еще её одна дочь, их голубоглазая Эфира, повелительница любви.
   Мать-земля плакала. Её слезы водопадом стекали с высоких гор. Мать-земля тосковала по новорожденной дочери. Отец-мироздание подобрал в одном из временных прорывов ребенка. Это была чернокожая испуганная девочка. Он принес её своей жене, может, чужое дитя сумеет утешить горе его жены. Мать-земля старалась приласкать чернокожую испуганную девочку, но горе от потери родной дочери подавило это желание. Чужая девочка это поняла и одиноко играла у подножия горы с камешками. Появление старших дочерей не остановило слез матери, а усилило. Мать сразу поняла: что-то еще страшное произошло.
  -- Я не слышу больше Эфиры, - сказала мать-земля и глянула на Судьбу. - А ты? Где твоя крестница?
   Судьба в очередной раз отвернулась. Повисло грустное молчание.
  -- Да сделай же что-нибудь, - обратилась мать-земля к судьбе. - Ты же судьба!
  -- Я только могу знать чью-то жизнь, но не менять её, - глухо ответила Судьба и зябко передернула плечами.
   Маленькой девочке дочери матери-земли было очень-очень холодно. Ей всегда было холодно, а сегодня особенно. Ледяной снег обжигал кожу малышки. Это почувствовала и мать-земля.
  -- Я уничтожу все созданные мной миры, - в отчаянии закричала она, - но я найду страдающее дитя. Я не для горя родила её.
  -- Мама! - пытались остановить её дочери, - но тогда ты сделаешь несчастными тысячи других людей, в том числе и детей. Не делай этого, они имеют право на счастье.
  -- Подожди, - впервые Судьба подняла глаза на мать. - Чувствуешь, твоя дочь успокоилась. Ей стало тепло, ей хорошо. Кончилась пора её страданий.
  -- Она нашла другую мать? - в надежде вскинула глаза мать-земля.
  -- Не только мать. Твоя девочка нашла родную душу.
  -- Может, Эфира встретилась с ней? - подумали одновременно Луннита и Гелия.
  -- Что ты видишь еще? - мать-земля смотрела, не отрываясь, на Судьбу.
  -- Лишь когда соединяться рожденные мирозданием человеческие души, лишь когда они будут рядом, только тогда проснется их волшебная сила, - непонятно ответила Судьба.
  -- Я ничего не понимаю, - растерялась мать-земля.
  -- Я больше не могу ничего сказать. Лишь это пророчество разрешено мне произнести всесильным временем. Но мне удалось...
   Глаза матери-земли не отрывались от Судьбы.
  -- Мне удалось увидеть мать твоей девочки, всего одно мгновение.... Это женщина из неизвестного мне мира, она похожа на нас, она хорошая мать...
   Горькие слезы матери-земли сменились светлыми, радостными.
  -- Твоей девочке тепло, она сыта. У неё... - судьба была в замешательстве, - у нее уже есть две матери... Но она останется с третьей...
  -- Скажи, её не будут обижать?
  -- Нет, обе эти женщины очень любят свою дочь... Там, вообще, много женщин. А дитя одно на всех. Твоя девочка... Её любят все...
  -- Спасибо тебе, Судьба. Спасибо, - мать-земля успокоилась и протянула руки одинокой чужой чернокожей девочке. Та доверчиво пошла к ней.
  -- Иди сюда, малышка. В одном из древних замков живет замечательная волшебница, она называет себя мамой. Я отнесу тебя к ней... Тебе там будет лучше.
   Переглянулись Гелия и Луннита, поняли, кому они отдали дочь Эфиры. Пусть будет так. Нет рядом родных рук матери, пусть будут приемные, только ласковые, надежные. Облегченно вздохнула Судьба. И только сейчас все увидели стоящего поодаль отца-мироздание. Он медленно запечатал очередной прорыв во времени, где мать-земля ждала свою маленькую дочь. Отец-мироздание знал, что практически невозможно пройти по одному и тому же отрезку времени. Его маленькая дочь-волшебница вернется другим путем, как и Эфира, как Ветерок...
   Чернокожую девочку Гелия и Луннита отнесли в далекий замок, там, где росла отныне Ирена. Женщина, что назвала себя мамой, глянула на девочку и ласково улыбнулась: "Вот еще одна дочка вернулась ко мне. Скоро мы соберемся все вместе. Все мои дочки будут со мной"...
  -- Теперь моя очередь рассказывать, - перебила сестру Леська.
   Ветерок пришел в себя на дне глубокого ущелья. Он не помнил, как попал сюда. Но ни дочери, ни Эфиры рядом не было. И он не был больше свободным ветром, он был человеком. Стены ущелья погасили его силу. Но Ветерок знал, что надо спасти дочь и найти Эфиру. Ведь могут исчезнуть временные потоки, что унесли его сюда, а значит, с Эфирой он расстанется навсегда. Ветерок все же попробовал взлететь и обнаружил, что не может.
  -- Мне остается одно, - сказал Ветерок, - быть человеком и идти искать свое дитя. И лишь найдя нашу маленькую девочку, я смогу вернуться к Эфире. Но я не знаю, где я нахожусь, в каком времени, в каком месте. И почему-то я не слышу Эфиры.
   Нить, связывающая их, вибрировала, дрожала.
  -- Я в другом времени и пространстве, - понял Ветерок.
   Зная, сколько миров создала мать-земля, веселый Ветерок приуныл. С грустью глянул на небо.
  -- Отец-мироздание, открой свой мир, - в отчаянии крикнул Ветерок.
  -- А самому уже не под силу, - насмешливо каркнул с вершины скалы огромный потрепанный ворон.
   Да, это был Крек, ускользнувший от гнева Гелии и Лунниты.
  -- Ах ты, негодяй, - Ветерок пытался достать его, но, увы, сил было мало. Зато, взлетев вверх на десять метров, увидел он, что пространственные потоки, пронизывающие время, еще не закрылись.
  -- Вот как я сюда попал. Мне надо туда, вдруг поток времени вынесет меня к Эфире. Нет, к ней нельзя без дочки... Она где-то здесь, раз Крек не улетает...
  -- Негодяй, - крикнул Ветерок, - куда ты дел мою дочь?
  -- Нет больше твоей дочери...
  -- Ты врешь!
  -- Ха! - насмешливо отозвался ворон. - Она попала в далекое прошлое, прожила свою недолгую жизнь и умерла.
  -- Нет, - Ветерок собирал все силы, чтобы достать ненавистного негодяя.
   Но дальнейшие события отвлекли его от Крека. На вершине огромной скалы, что возвышалось над ущельем, появилась нищенски одетая молодая женщина с маленьким ребенком на руках, завернутым в серебряную накидку. Измученное дитя слабо плакало.
  -- Девочка! Дочка! - рванулся к ним Ветерок.
  -- Нет, - каркнул Крек. - Это не твоя женщина и не твоя дочь. Это нищенка из угольных штолен. Шлюха. Она нечаянно родила волшебницу. Или подобрала где. А может, украла. Но сегодня им придет конец. Я изничтожу всех волшебников, включая отца-мироздание. Я буду одним господином во всем мире.
   Женщина подошла к краю пропасти. Ветерок видел: она горько плачет. Ей очень плохо. И очень плохо ребенку на её руках, он близок к смерти. Но никак не решается нищенка совершить последний шаг - броситься в пропасть, чтобы оборвать все мучения.
  -- Сюда, - крикнул ворон кому-то, - здесь ваша беглянка. И девчонка с ней. Быстрее сюда. А то она прыгнет вниз, убьет себя и дочь.
   И Ветерок обнаружил, что там вверху женщину окружают неприятные злые люди. И здесь они внизу ущелья тоже есть. Бегут, разворачивая на ходу огромное полотнище, чтобы не дать погибнуть женщине. Раздался приказ.
  -- Девчонку любой ценой сохранить. Мать можно убить.
   Стоящая вверху женщина судорожно прижала дитя и решилась на последний шаг. Она кинулась вниз в глубокое ущелье. Забыв, что он человек, Ветерок бросился им навстречу, желая всей душой спасти их. Может, поэтому он взлетел чуть выше, чем у него получалось до этого. Но этого хватило, чтобы предотвратить гибель женщины и ребенка. Невероятным усилием ветерок толкнул их в пространственный поток времени, проходящий через это ущелье. Никто не понял, почему растворились в воздухе женщина и ребенок, падающие вниз на острые камни, куда они делись. Лишь серебряная накидка, в которую было завернуто дитя, медленно падала на дно ущелья. Зло закаркал ворон. Он-то все понял. И тоже бросился туда, в поток времени. Но время было утеряно. Женщины с ребенком не было. Это было последнее, что слышал веселый Ветерок. Последним усилием он нарушил течение временного потока и не пустил зло вслед ребенку. Надо было спасти эту девочку и её мать. Как хотелось верить, что спасенная им девочка - его маленькая дочка. Остальные видели только лишь, как серебряная накидка нищенки плавно опустилась на дно ущелья, да упал Ветерок на приготовленное полотнище. Неприятные люди бросились к Ветерку, желая убить его. Они не знали, что Ветерок бессмертен. Людей остановил приказ хозяина:
  -- Прекратить. Он может быть рабом. Возьмем его в штольни. Пусть работает.
   Серебряная накидка была истоптана многими сапогами, она потеряла свой цвет, стала просто грязной тряпкой. А на Ветерке почти не осталось одежды. Поэтому кто-то приказал ему поднять накидку:
  -- Хватит тебе и этой одежды, чтобы укрыться, - насмешливо проговорил хозяин.
   Так Ветерок попал под землю, где он был начисто лишен своей силы.
   Дальше опять продолжала Ринка.
   Бедно одетая женщина упала в рыхлый снег. Вместе с ней упал почти голый ребенок, потому что серебряную накидку не приняло чужое время, оставило для каких-то целей Ветерку. Женщина плакала, вытаскивала ребенка из снега, прижимала к себе, желая хоть как-то согреть малышку, у которой уже не было сил плакать. Женщину саму сотрясала крупная дрожь.
  -- Дай мне ребенка, - приказала Эфира.
   Нищенка отрицательно замотала головой, со злостью смотрела на богато одетую женщину, прижала к себе девочку. А дитя слабо плакало. Оно умирало.
  -- Дай, - еще раз спокойно приказала Эфира. - Дай, я спасу её.
   В ней осталось еще что-то от всесильной дочери мироздания. Нехотя подчинилась молодая женщина незнакомой женщине. Эфира взяла умирающего ребенка и спрятала в тепло под свои одежды. Ребенок сохранил еще остатки тепла, что подарил им спасший их Ветерок. А любовь Эфиры усилила это. Девочка моментально согрелась и затихла под теплой шубой незнакомой женщины.
  -- Ты кто? - сурово спросила Эфира нищенку и протянула ей свою теплую шаль.
  -- Я не знаю. У меня никогда не было имени, - нищенка схватила шаль и закуталась в неё. - Или я забыла его.
  -- Но как ты попала в пласт времени?
  -- Не знаю, - отвечала, дрожа, женщина. - Я ничего не знаю. Я хотела умереть и забрать с собой мою девочку, а оказалась здесь.
  -- Идем со мной.
   Эфира повернула назад. Она шла, её вело какое-то чутье. Дочь мироздания не ошиблась. Она вышла к богатому дому. Навстречу бросились люди.
  -- Анастасия! Госпожа Анастасия, наша госпожа, наконец-то вы пришли. Мы так долго ждали вас. Где ваш ребенок? Вы принесли его?
  -- Моя дочь здесь, - ответила Эфира и показала ребенка. - А эта женщина спасла его.
   Она кивнула на нищенку. Множество рук протянулось к девочке, кто-то подал бутылочку с теплым молоком. Урча, как жадный котенок, малышка пила молоко. Потом её быстро унесли в дом, где уже наготове была ванночка с теплой и душистой водой, лежали чистые простынки и одежда для малышки. Эфира пошла следом, она сама искупала девочку.
   По приказу Эфиры нищенку вымыли, переодели. Та молча все перенесла, только иногда вскидывала вопрошающие глаза: где моя девочка? Перед внутренним взором нищенки появлялась сразу Эфира, говорящая про девочку, что это её дочь. И готовые сорваться слова, что девочка - дочь её, нищенки из угольных штолен, а не этой богатой женщины, застывали на языке. Лишь поздним вечером нищенку привели к Эфире. Ярко пылал камин. В комнате хозяйки в уютной люльке спала чистенькая нарядная девочка. Она была сыта впервые за несколько месяцев, ей было тепло и уютно, щечки её порозовели. Нищенка бросилась к девочке, хотела забрать.
  -- Не надо, - попросила Эфира. - Так будет лучше всем. Я буду матерью твоей девочке. А ты няней.
   В это время выглянула луна. Эфира вскрикнула и поспешила к окну. Сестра! Луннита! Радость сменилась грустью. На этом небе плыли два ночных светила, две луны. Это ночные светила не были ласковой таинственной Луннитой. Светила не говорили с Эфирой. И Эфира тихо заплакала. Нищенка подошла и осторожно погладила её по голове.
  -- Как зовут твою дочь? - спросила Эфира.
  -- Не знаю. Я не успела дать ей имени.
  -- Ты говоришь неправду, не веришь мне, , - вздохнула Эфира. - Значит, придется мне дать вам имена.
  -- Не спеши, - попросила её нищенка. - Проснется моя девочка, и имя можно будет узнать.
  -- Как так?
  -- Тот, кто держит мою дочку за руку, узнает всю правду. Моя дочка волшебница, предсказательница. Только, - женщина всхлипнула, - болеет сильно моя девочка после своих предсказаний, почти умирает.
  -- Значит, мы сейчас дадим другое имя девочке, мы не будем ни о чем спрашивать, не будем мучить ребенка. Я сделаю так, что девочка забудет о своих способностях. Пусть сначала она вырастет.
   Эфира подошла и наклонилась над спящим ребенком. Да, нити от девчушки уходили в вечность, в мироздание. Девочка была из их мира. Она маленькая волшебница. Но кто из мироздания еще родил волшебницу? Неужели мать-земля? Она тоже хотела человеческое дитя. Эфира еще обладала властью над нитями мироздания. Рвать их нельзя было. А вот сделать их свободными, отпустить на волю свободно летать, это было Эфире под силу. Она сделала это. Те нити, которые были распутаны, Эфира отпустила. Нет больше власти над чувствами людей, любовь сама во всем разберется. Но над нитью маленькой девочки Эфира сначала прошептала несколько слов и только потом отпустила. В тот же момент спящая девочка стала обычной девочкой. Она станет волшебницей в тот момент, когда встретит родственную душу. Так решила Эфира. И вдруг нищенка, которой коснулась летящая нить маленькой девочки, тихо, сказала:
  -- Её имя Лесиль. Я вспомнила. Так кричала женщина, что уронила мне на руки темной ночью, когда стала сражаться с черным вороном. Я подхватила девочку, хотела убежать, но нас куда-то унесло потоком времени, очнулась я под землей, среди рабочих штольни. Они спасли нас. Нас долго прятали. Кто-то давал еду, кто-то приносил чистую воду. Одна несчастная женщина, следом за нами попавшая с воли, отдала нам теплую накидку, что выпала из той же дыры, откуда прилетели мы. Вот тогда и обнаружилось, что моя девочка умеет читать правду. Никто не мог врать в её присутствии. Потом о нас узнал хозяин, узнал, что моя маленькая девочка - волшебница. Её стали брать на допросы тех несчастных, что работали в штольнях и хотели убежать. Так моя девочка, спасенная ими, стала для них врагом. Она раскрыла все их тайны. Вот тогда я и стала думать о том, чтобы вместе с ней броситься вниз на камни и погибнуть. Смотреть, как мучается мое дитя после этих допросов, было свыше моих сил. А потом появился черный человек...
  -- Крек, - поняла Эфира. - Опять Крек.
  -- Да, Крек... Он подсказал хозяину брать ребенка на встречу с такими же негодяями, как и он сам. О! Сколько там у них было лжи. После первого раза моя девочка практически умерла. Нас опять швырнули в штольни и опять нам помогли те несчастные, что работали там. Они отдавали последние крохи нам, зная, что девочка моя опять откроет их тайны. Кто-то донес хозяину, что Лесиль выжила. Он сказал, что скоро моя девочка будет опять ему нужна. Тогда я попросила несчастных рабов из штольни помочь нам в последний раз - вывести нас на высокую скалу. Мне показали этот выход. И я решилась. Я бросилась вниз. Очнулась уже здесь, в этом мире, на холодном снегу...Вы не обидите мою девочку?
  -- Никогда, - искренне ответила Эфира. - Никогда наша Лесиль не будет знать горя. Мы будем любить её.
  -- А можно мы будем её звать просто Леся?
  -- Можно.
   Женщина обрадовалась.
  -- А я не успела дать своей дочери имя, - грустно сказала Эфира. - Я тоже её потеряла темной ночью. Но эта девочка не она. Хотя я чувствую, рядом с вами был мой Ветерок, что моя девочка и твоя Леся связаны...
   И Эфира отчаянно зарыдала. Проснувшаяся девочка протянула руки к ней. В ней она признала свою мать. Слезы Эфиры высохли...
  -- Давай дочка, придумаем имя твоей новой няне. Я знаю, чтобы ты сейчас сказала мне, если бы твой дар остался с тобой. Твою няню мы будем звать Мила. Хорошо? Улыбаешься, значит хорошо. Пусть она будет Мила. Людмила. Милая людям. Ты согласна?
  -- Конечно! - вместо девочки ответила Людмила. - Какое чудесное имя. Милая людям. Так называла меня моя мама.
   Нищенка осталась в богатом доме Эфиры. Только у Эфиры было теперь другое имя - Анастасия. Анастасия, что означало дающая жизнь. Анастасия и Людмила неотлучно находились при ребенке. И матерью была Анастасия, а Людмила - няней.
   Шли годы, по ночам Эфира перебирала спутавшиеся при её падении нити мироздания и отпускала их в свободный полет. Эта работа требовала упорства. Эфира помнила, что было, когда она глупой девчонкой разорвала их. Все меньше становился спутанный клубок, хотелось надеяться, что все ближе к родным становилась Эфира. Днем Анастасия занималась домом, хозяйством, она учила женщин растить хлеб, разводить скот, как это было в мире Гелии и Лунниты, пыталась она подружиться с дневной звездой в незнакомом небе и ночными светилами. Но те пока молчали, хотя Анастасии казалось: она понимают её. Подросшая Лесиль была обычным озорным ребенком. В ней ничего не было от волшебницы. Зачем же временные потоки унесли её сюда? Чья это девочка? Кому она мешала? Ответа Эфира не находила? И еще одно поражало Эфиру в её новом доме - в нем были одни женщины, как и во всей округе. В этом мире не было мужчин. Поэтому было очень трудно.
   Шли годы, старело поколение, оно было обречено на вымирание. Живущая в доме древняя старуха, которая помнила более счастливые времена, перед смертью рассказала Анастасии историю их мира и древнее пророчество.
   Когда-то на этой планете было все: богатые дома, умная техника, были и мужчины. Это все подарила своим неразумным детям их создательница. Но недальновидны были обитатели мира. Они враждовали между собой. И вот началась война. Воевать ушли все мужчины. Так было положено. Воевать мужчинам, женщинам их ждать дома. Они ушли не пешком, не стрелами и луком убивали они друг друга, как это происходит сейчас, когда женщины идут на охоту, их увезли умные машины, такое же умное вооружение было у них. Мужчины были уверены в победе. Они скрылись внутри машин и ушли. Навстречу им двигались такие же роботы, управляемые другими мужчинами. Дома остались только женщины. Даже дети мужского пола были в походе с отцами. Их учили воевать с самых ранних лет. Война продолжалась очень недолго. Как-то утром женщины проснулись от громкого шума. Это возвращались победители на своей умной технике.
  -- Победа! Победа! - пронеслось по округе.
   Женщины вышли из своих домов встречать мужчин. Словно по команде, остановились умные машины. Но никто не вышел из них. Мужчин не было больше, они все погибли. А в сиянии голубого неба появилась богиня этого мира, его создательница - мать...
  -- Земля! - невольно вылетело у Эфиры.
  -- Откуда ты знаешь? - спросила древняя старуха.
   Эфира не ответила. Старуха продолжала.
  -- Зачем я спрашиваю? И так это понятно. Ты обязательно должна знать мать-землю. Ведь это тебя она обещала прислать спасти наш мир.
  -- Рассказывай по порядку, - попросила Эфира.
   ....А в сиянии голубого неба появилась богиня этого мира, их создательница - мать-земля. Но люди не смотрели на неё. Они смотрели на технику. Там не было никого, никто ею не управлял. Все мужчины погибли на войне. Словно сделанные из песка стали рассыпаться умные машины. Рассыпалось и оружие. И только тогда женщины обратили внимание на свою создательницу.
  -- У вас больше нет мужчин, - сурово произнесла мать-земля. - Все дети, которые родятся после войны, будут девочками. Вы забудете, как создавалась техника. Я поспешила вам дать это. Вам предстоит пройти весь путь самим.
  -- Но как же мы выживем без мужчин? - заплакали женщины. - Как мы будем рожать детей?
  -- Пройдет много лет. У вас давно не будут рождаться дети. Станут взрослыми женщинами девочки, рожденные после войны. И тогда в вашем племени появится женщина с ребенком. Они начало новой жизни.... - старуха помолчала. - Мы долго ждали тебя госпожа. Мы знали твое имя - Анастасия - дающая жизнь. И ты пришла. Не одна. Вас было трое. Три женщины. Только вместо мальчика вы принесли девочку. Мы были разочарованы, мы ждали мужчину. Но мы не могли не принять вас. Это означало опять подвергнуть сомнению слова матери-земли. Я живу очень долго, я помню мужчин, я помню, , как в небе появилась мать-земля. Я вас узнала: ты и твой ребенок - дети матери-земли. Вы пришли спасти наш мир. Только не знаю, как вы это сделаете.
   Эфира резко возразила:
  -- Лесиль зовет меня мамой. Она моя дочь.
  -- Я стара. По мнению многих, я выжила из ума. Ты стала управлять нашим миром, взяла на себя эту непосильную ношу. И люди с тобой согласились. Так легче, когда за тебя отвечают другие. Твою дочь любят. Она единственный ребенок в нашем мире. Но как бы ей не пришлось жить в полном одиночестве... Ты должна привести мужчин в наш мир...
  -- Но как это сделать? - воскликнула Эфира.
   Старуха вскоре умерла. А Анастасия жила среди женщин, ни разу не видевших мужчин. И не могла понять: зачем она здесь? Откуда она может взять мужчин?
  
  -- Говори дальше ты, - сказала Ринка сестре.
   Хозяин штолен был зол. Да что там зол? Он был в ярости. Дитя нужно было владельцу штолен. Он сколько раз брал за руку младенца и спрашивал, будет ли ему выгода. И всегда знал ответ. И плевать, что младенец оставался еле живым после этих случаев. Зато сколько денег это принесло. Но дуре матери кто-то дал странную накидку, грязную, но толстую. Вот она укрылась ею, стала невидимой и пробралась по сумраку к выходу никем не замеченной. Да не к тому. Тот выход вел в пропасть. Нищая дура кинулась в пропасть с огромной скалы. Навстречу ей в могучем прыжке взвился какой-то парень и толкнул их в сторону. Те неожиданно растворились. Исчезли. Исчез и он, было, только через минуту появился и упал на землю. Возле него упала накидка, что была у нищенки. Накидка плавно расправилась, и тогда богач увидел на ней вышитые звезды, луну и солнце. Это была карта звездного неба. Накидку затоптали ногами. Зачем она нужна? Ведь девчонки нет. Такой был подготовлен хороший план обогащения хозяином штолен. На хозяйской карте были обозначены предполагаемые места скопления угля, руды, золота, алмазов. Надо было показывать лишь на определенное место и спрашивать: есть ли здесь уголь, руда, золото. Девчонка бы не дала соврать. Хозяин скупил бы эти земли...А что померла бы после девчонка... Да и пусть. Меньше ртов кормить... А сам хозяин бы стал баснословно богат. И этот великолепный ход подсказал старый ворон-колдун, взамен требовал только жизнь девчонки. Но попавшая неизвестно откуда в горы нищенка решилась убить раньше времени эту девчонку. Ворон пытался ей помешать. Не удалось. Неизвестно, как попавший в пропасть парень сделал их невидимыми. Хозяин приказал обыскать все ущелье. А вдруг лежат где-то. И жива еще девчонка... Так и не нашли никого. За это кто-то должен быть наказан. И этот кто-то был парень, что помог нищенке. Ворон не стал дожидаться расправы, улетел куда-то. А парня сначала хотели убить. Но он оказался живучим. Пусть всю оставшуюся жизнь работает в штольнях. Так решил хозяин.
   Ветерок жил в штольнях, он долго не чувствовал своей силы. Да и как почувствуешь. Под землей нет свободы. Нет ветра. Был бы он на вершине ущелья, вернулись бы его силы, улетел бы он на свободу. Радовало одно: женщину с ребенком Ветерок успел спасти, направив их во временной прорыв. Может, это все-таки его дочь? И теперь они в мире Лунниты и Гелии. А они уж найдут, не оставят без помощи нищенку и ребенка...
   Ветерок, приняв человеческое обличие, работал, как все. Его никогда не выпускали наружу, иначе бы он давно вырвался. От еды новый работник отказывался. Но другие рабочие, съедая его пайку, молчали об этом: пусть все считают, что Ветерок сам поедает свою долю. Он же лишь просил подуть на него. Рабочие делали это. Они уже догадались, что упавший с неба человек не простой смертный, он обладает волшебной силой, которая появляется у него, если под землей есть движение воздуха. Вот и пытались вдохнуть в него жизнь. Ветерок всю еду, что причиталась ему, отдавал своим новым товарищам. Только грязную накидку никому не давал и не разрешал стряхнуть с неё пыль. Он давно догадался, что это работа Лунниты - она вышила карту мироздания с временными прорывами. Светящиеся звезды на ней и были эти самые прорывы во времени. Все меньше становилось на карте светящихся звезд. Ветерок знал, это отец-мироздание запечатывает очередные прорывы. Он должен ликвидировать их все. Все меньше времени у Ветерка, чтобы вырываться отсюда и найти свою жену и дочь. Для этого нужна свобода.
   Как-то рабочих стали перегонять в новую штольню. Прежняя обрушилась, похоронив под собой десятки людей. Путь остальных лежал через просторную шахту, вверху которой было широкое отверстие. Многие рабочие говорили о том, что, может, им удастся на короткое время увидеть за многие годы солнце, или луну, а может, звезды. Или несколько дождевых капель упадут в это отверстие. Рабочих гнали бегом через эту шахту. Но Ветерок моментально почувствовал сквознячок, что несся по этой шахте. И силы у него резко возросли.
  -- Друзья мои, - крикнул Ветерок, - я прошу вас, дуньте на меня.
   И бегущие выдохнули в едином порыве, устремив глаза в его сторону, они знали, что Ветерок отдаст им свою еду вечером. Силы Ветра моментально усилились. Он прыгнул и взлетел вверх к отверстию в шахте. С каждым сантиметром он становился сильнее. Все застыли и с изумлением увидели, как их товарищ уплывает в звездное небо. Стражники стали гнать людей дальше. Но не тут-то было. Став могучим ветром, Ветерок не забыл несчастных, что спасали его своих дыханием. Он расшвырял камни на вершине горы, расширил отверстие, встал на краю его и направил мощный поток воздуха, сметающий все на своем пути. Этот поток делал круг и возвращался на волю, к Ветерку.
  -- Все кто хочет свободы, прыгайте в этот поток, - прогремел его голос. - Он поднимет вас сюда, ко мне.
   И вот решился первый. Люди увидели, как его вынесло в отверстие в шахте. Да пусть если он даже пропал, но ведь это на свободе. Он дышит чистым воздухом, он видит небо. И те люди, что хотели свободы, стали бросаться в поток воздуха, сметая стражников. А Ветерок зорко следил, чтобы люди с кнутами не оказались среди его товарищей. Уже многих рабочих вынесло всех на вершину горы, той самой, на которой пыталась свести счеты с жизнью нищенка с ребенком на руках. Могучий ветер помог многим разорвать на их руках цепи. Их становилось все больше и больше, не хватало места. И ветерок направил другой поток воздуха во временной прорыв.
  -- Прыгайте туда! - кричал Ветерок.- Наше спасение там.
   И люди осмелились. А могучий ветер, призвав на помощь все вихри незнакомой планеты, пронесся могучим сквозняком через другие штольни. Те, кто хотел, покинули мрачные шахты. Вскоре на горе остались последние работники, которые не решились кинуться во временной поток. Ветер успокоился. Оставшиеся хотели убить стоящих внизу стражников, но Ветерок запретил. Не все стражники были жестоки. Но куда теперь вырвавшимся на свободу уйти с этой вершины? Как это сделать? Все смотрели на своего спасителя.
  -- Я могу унести вас вниз, - сказал Ветерок. - В любое место, куда вы захотите.
  -- А куда ты пойдешь, Ветерок?
  -- Я? Я последую туда, - Ветерок указал на прорыв во времени, - за вашими товарищами.
  -- Мы с тобой, - раздались голоса некоторых.
  -- Я не знаю, что вас там ждет, - честно сказал Ветерок, - и назад вы не вернетесь. Время не должно возвращаться. Вы боялись, сомневались, и сейчас выбирайте сами. Это последний ваш выбор.
   И люди разделились на две части. Меньшая хотела остаться здесь, в своем мире. Большая решила уйти с ветром. Ветерок распахнул свои могучие крылья и унес меньшую часть в теплую долину, подальше от гор. Потом вернулся к оставшимся товарищам и снова направил поток воздуха во временной провал.
  -- Дальше буду рассказывать я, - толкнула сестру Ринка.
   Людмила шла по лесу с девочкой. Она учила Лесиль охотиться. В этом мире, где они жили, не было мужчин. Были только женщины. Женщины добывали пищу, разводили скот, пахали землю, ходили на охоту.
   Анастасия, хоть и знала про древнее пророчество, но все же не раз задумывалась, почему так. Она объезжала окрестности. Они были богаты и пустынны, ждали сильных рук, чтобы обработать их черноземы. Анастасии казалось: неопытный рукотворец на этой планете остановил свое деяние на полпути. Мир задумывался, как прекрасный цветущий мир. Но что случилось? Почему он обречен на гибель? Где вторая половина этого мира? Неужели старуха рассказала правду? Но мать-земля мудра, она никогда бы не поступила так. Анастасия не находила ответа своим сомнениям. Сегодня она сама работала с женщинами, убирала богатый урожай. Урожаи здесь всегда были щедрыми. Эфира устала. Хотелось отдохнуть. Но было неспокойно. Уже поздно, а Людмилы и Леси дома нет. Здесь нет опасности. Девочку любят все. Она единственный ребенок. Но Лесю так и тянет в запретный лес, где сохранился прорыв во времени. Как бы девочка не попала в него. Анастасия объявила этот лес священным, запретила ходить в него. Уже были случаи, когда пропадал в нем с таким трудом выращенный женщинами скот. Анастасия поспешила туда. Все правильно. Непослушная Леся убежала во время охоты от Людмилы. Та хоть и боялась этого места, а еще больше боялась опять оказаться в черных штольнях, но няня бросилась вслед за девочкой. Она остановила её около совсем близко от искривления времени и сердито ругала. А Лесиль смеялась. Она не боялась ничего. Прискакавшая на коне со своей верной помощницей Марией Анастасия первая почувствовала неладное. Разлом оживал. Из него тянуло воздухом.
  -- Немедленно ко мне! - прозвучал её приказ. - Отступаем в сторону.
   Лесиль не осмелилась ослушаться. И хорошо! И вдруг все вокруг наполнилось странным гудением. Как когда-то из времени выпала сама Людмила с девочкой на руках, так стали падать люди. Только теперь вокруг была ласковая осень, а не лютый зимний холод, землю покрывала еще трава и первые упавшие листья. Некоторые из людей были знакомы Людмиле. Они когда-то спасли её и малышку в штольнях. Последним выпал красивый могучий мужчина с крыльями за плечами. Видно было, он не из простого рода. Лесиль шагнула к нему.
  -- Папа! - произнесла девочка.
  -- Дочка? Ты все-таки моя дочка? - произнес он. - Я спас тебя...
   А к ним уже спешила Анастасия.
  -- Ветерок, мой Ветерок, - раздался её голос.
   Сюда уже бежали и другие женщины из округи. Они прослышали, что пропала Лесиль, и стали её искать. Женщины увидели, как их строгая госпожа обнимает человека в грязной накидке. И вокруг стоит много-много народа. А потом раздался чей-то взволнованный женский голос:
  -- Да это же мужчины! В наш мир пришли мужчины!
   Так в этом непонятном мире восстановилось равновесие, и появились мужчины. А Ветерок вернулся к своей Эфире. Хоть и назвала его Лесиль отцом, но опущенные глаза любимой женщины сказали все: их дочь неизвестно где. Да, они оба не знали, где их дочь.
   Госпожа Анастасия приказала принять всех людей, занесенных к ним из чужого времени. Осторожно присматривались женщины к мужчинам. Но древние инстинкты проснулись сами по себе в женщинах. И уже через девять месяцев многие женщины воспроизвели на свет детей, Анастасия учила свою помощницу Марию принимать роды. В этом мире зазвучали детские голоса. В этот мир вернулось счастье. Мужчины работали, создавали сами новые орудия труда, женщины рожали и растили детей. Все пошло извечным порядком. И клубок нитей мироздания сам распутался в руке Эфиры и улетел на свободу. Нити Эфиры и Ветерка уходили в мир отца-мироздания. Нити Лесиль и Людмилы тянулась в мир Гелии и Лунниты.
   Эфира давно отстирала накидку Лунниты и, спустя год, с грустью увидела, что совсем мало осталось незапечатанных отверстий во времени. Скоро отец-мироздание доберется и до их прохода. Надо решиться и покинуть этих людей. После долгих раздумий Ветерок и Эфира решились сами войти во временной разрыв. Приемную дочь, Эфира сразу это решила, она берет с собой, так как она вполне может оказаться её сестрой, дочерью мироздания. А без своей девочки отказалась остаться в этом мире Людмила.
   Анастасия попрощалась со своими подданными, она назначила преемницу. Ей стала Мария. За оставленных людей Эфира больше не боялась. Ведь в их мире появились мужчины. Значит, жизнь не погибнет. И все же повелительница Анастасия без конца оттягивала уход в другое время. Кто знает, в какой мир их выбросит капризное время. Впервые тогда с Эфирой заговорило дневное светило. Да, яркая звезда, освещающая этот мир, подтвердила слова древней старухи, что этот мир был создан матерью-землей за много веков до рождения Эфиры. Мать-земля дала сразу все блага цивилизации своим детям. И это было ошибкой.
  -- Но почему ты столько лет молчала? - спросила Эфира солнце. - Ведь ты моя сестра, ты тоже дитя земли-матери.
  -- Да, это так. Мне было трудно, жалко тебя, - отвечала дневная звезда. - Но только ты могла исправить ошибку матери-земли.
  -- Ты совсем нас не любила.
  -- Ты неправа, сестренка, просто мы из разного времени, ты жива, а нас уже нет, - возразила яркая звезда. - Но я всегда старалась поддержать тебя и твоих женщин. У вас не было неурожаев, не было засух. Вы жили в благодатном мире.
  -- Это правда. Но, может, ты знаешь, где моя дочь? - глаза Эфиры с надеждой смотрели на дневную звезду.
  -- Не знаю, ведь я осталась в далеком прошлом. Но знаю другое. Маленькая Лесиль - наша сестра, дочь матери-земли и отца мироздания. Ты должна вернуть её назад.
  -- Моя родная сестра? - удивилась Эфира. - Лесиль?
  -- Да.
  -- Но как смогла её потерять наша мама?
  -- Этого я тоже не знаю, - звезда помолчала минуту. - Вам пора собираться, уходить отсюда. Вы не можете больше жить в этом времени. Сюда уже спешит наш отец-мироздание.
   Дневная звезда предупредила женщину, что сегодня ночью будет запечатан выход из их времени. Отец-мироздание уже начал свою работу.
  -- Скажи маме, что в её самом первом мире все в порядке, - попросила яркая звезда напоследок. - Это говорю я, дневная звезда, и две моих сестры - ночные светила. Мы любим и помним маму. Но мы остались в прошлом. Нас нет уже в вашем времени. Мы рады были узнать, что родители наши живут вечно.
   И Эфира решилась. Этой ночью они пришли в запретный лес тайком от обитателей дома, где Эфира прожила много лет. Крепко взялись за руки Эфира, Ветерок, Лесиль и Людмила, чтобы их не унесло в разные стороны, ветерок еще обвил их могучими крыльями. И все они шагнули в последний временной провал. Первое, что увидела Эфира, было удивленное и одновременно радостное лицо её отца-мироздания. Но он не бросился к ним. Он сначала завершил начатое - закрыл последний проход через время.
   Их выбросило в заросшем запущенном саду у старого красивого замка. Навстречу спешила женщина в старинной одежде. Она не обратила внимания ни на Эфиру, ни на Ветерка, она видела только Людмилу и Лесиль.
  -- Девочки мои, дочки, вы вернулись к своей маме. Я всегда знала это. Ирена, девочка моя, - крикнула она, - твои сестры вернулись! И скажи это Юлии.
  -- Юлия? Она здесь? - радостно воскликнула Людмила.
   Откуда-то с радостным визгом выбежала красивая девушка в таком же старинном одеянии. Эфира без сил опустилась на землю. И хоть эта девушка была как две капли воды похожа на Лесиль, Эфира поняла - это её дочь. И имя у неё Ирена. Ирена бросилась обнимать Лесиль. А женщина в старинной одежде обняла застывшую Людмилу.
  -- Мое милое дитя! Ты выжила, ты выдержала все испытания. Ты вернулась ко мне. Теперь Креку приходит конец.
  -- Я ненавижу его! - крикнула Людмила. - Я проклинаю его. Я верила ему, а он... Он обманул меня, он хотел смерти моей сестры... И это была не моя сестра, не Юлия... Это была Лесиль...
   Людмила подошла к Лесиль и встала на колени.
  -- Прости меня, моя девочка, если сможешь... Ведь это я унесла тебя, когда твоя мать-земля сражалась со злым колдуном. Крек сказал, что ты моя новорожденная сестра, которую она украла у нас, что только мне под силу вернуть её. И я унесла тебя, когда мать-земля, рассчитывая на мою помощь, отдала тебя мне в руки. Я поступила подло... Только вместо того, чтобы вернуть нас нашей маме, Крек швырнул нас в черную дыру во времени. Милостивая мать-земля пыталась защитить нас, но ей нельзя перемещаться во времени, она успела крикнуть, что тебя зовут Лесиль. А дальше...
  -- А дальше, - это заговорила Эфира, - ты сделала все, чтобы спасти чужую маленькую девочку. Ты не бойся меня, не пугайся матери-земли, она сумеет тебя простить...
  -- Я уже простила, - раздался голос матери-земли, лицо её за много лет впервые стало радостным, - простила в тот момент, когда моя самая старшая дочь, яркая дневная звезда, увидела вас в созданном мною первом мире.... Она согрела вас, приняла. Я почувствовала это... Я знаю, Людмила, что сделала ты, чтобы моя малышка выжила...
  -- Мама! - обрадовалась Эфира. - Ты уже здесь! Мама!
  -- Да, мы тоже здесь, - рядом стояли отец-мироздание и госпожа Судьба. - Скоро здесь будут Гелия и Луннита... А где нити мироздания? - удивились они оба.
  -- Их больше нет у меня, крестная, - улыбнулась Эфира - Я распутала их и отпустила. Пусть всем движет любовь. Я теперь буду жить среди людей. Я не должна управлять человеческими судьбами...
  -- Эти нити давно не нужны, ты правильно сделала, - улыбнулась Судьба. - Ведь ты родила любовь. Души находят сами себя...
  -- А может, мы будем управлять человеческими судьбами? - это крикнули две одинаковые девочки, Лесиль и Ирена, и подхватили несколько свободно летящих по воздуху нитей.
  -- Нет, - приказала Судьба. - Отпустите.
  -- Но это наши нити...
   И девушки взмахнули руками. Неожиданно в чистом небе ослепительно сверкнула молния, прогремел оглушительный гром, и упала вековая ель. Вместе с ней упал на землю еле живой черный ворон.
  -- Тише вы, озорницы, тише, - проговорила Судьба, обращаясь к Ирине и Лесиль. - Надо учиться контролировать свои силы. Да, вы люди, но ваши корни уходят в мироздание. Вы сейчас стоите рядом. А когда вы рядом, ваша сила просыпается. Вы могучие волшебницы.
  -- Девочки, - строгим голосом сказала женщина в старинном одеянии, - немедленно заблокируйте свои возможности. Здесь Крек.
   Она указала на лежащего на земле черного ворона.
  -- Ой, птичка, - откуда-то выбежала черная кудрявая девушка с растрепанными волосами. - Она ранена. Я помогу ей.
  -- Не тронь, - крикнула Людмила. - Это злой колдун Крек. Пусть он умрет.
  -- Нет, - убежденно сказала темнолицая девушка, - это просто птичка. Больная, у неё сломано крылышко. Я её вылечу. Ворон будет жить у меня в клетке.
   Ворон смотрел круглым глазом, ему было больно, он просил о помощи. Озорницы застыли в нерешительности.
  -- Делайте, что вам приказала мать, - одновременно сказали Эфира и мать-земля. - Вы еще не умеете распоряжаться своими способностями. Идите в замок.
   И девочки послушались.
  -- Вот моя дочь нашла свою истинную мать, - грустно произнесла мать-земля. - Это третья её мать. Она останется с нею.
   Эфира не поняла. Отец-мироздание пояснил:
  -- Все дети остаются в этом замке.
  -- И моя дочь? - тихо спросила Эфира. - Моя Ирена.
  -- Да, дочка, - обняла её мать-земля. - Мы сами с тобой хотели человеческих детей и родили их. Но мы никогда не сможем стать настоящими людьми. А если станем, то многие другие будут несчастны. Ты же не хочешь, чтобы твой Ветерок лишился своих крыльев.
  -- Нет, - тихо ответила Эфира.
  -- Значит, ты вернешься в наш мир.
   Ветерок обнял свою жену.
  -- Давай радоваться, что у наших девочек есть настоящая земная мать, - он кивнул на женщину в старинных одеждах. - Наша Ирена никогда и не знала другой матери.
  -- А если Крек опять захочет причинить им зло? - спросила Эфира.
  -- Он больше не сможет, - сказала Судьба. - Его сила ушла к Людмиле в тот момент, когда она прокляла его.
  -- Людмила - дочь Крека? - этот вопрос вырвался у многих.
  -- Да, - сурово ответила Людмила. - Я дочь черного колдуна, и я его ненавижу. Он обижал и унижал мою мать, он украл мою младшую сестру, он обманул меня, заставил совершить черное дело - украсть Лесиль...Ой! Я забыла! Я еще не нашла свою младшую сестру. Мама! А где моя сестра? Где моя Юлия? Может, ты знаешь?
  -- Знаю, - ответила мать. - Она понесла лечить старого ворона. Наша Юлия - само сострадание.
  -- Но почему она такая черненькая? - не удержалась от вопроса старшая сестра. - Ведь моя маленькая Юленька была светловолосая, волосы были кудрявые, пышные. Помнишь, ты мне говорила, что мы будем их заплетать в косички, а она не будет давать этого делать.
  -- Просто Крек заколдовал нашу Юлю, сделал чернокожей и спрятал, когда послал тебя унести Лесиль у матери-земли. Но скоро наша Юлия станет прежней, ведь силы Крека кончилась навсегда, его волшебство перешло к тебе. И в тот момент, когда ты увидишь в Юлии прежнюю маленькую сестренку, она ею и станет...
   Людмила ахнула и бросилось за темнолицей девочкой.
   На небе показалось ласковое солнце. Тут же появилось слабое очертание луны. Это Гелия и Луннита спешили к своим родным. У них было мало времени. Луна и месяц долго не бывают на одном небе....
   Двойняшки замолчали.
  -- Что-то в этой сказке подозрительно знакомые имена, - сказала Юлька. - Но почему вы про Гелию и Лунниту не рассказали, как они обрадовались...
  -- А дальше мы еще толком не придумали, - захохотали двойняшки. - Но учти, Юлька, имена там самые настоящие. Поэтому никогда не спорь с нами. Мы от Лесиль и Ирены ведем свой род. Мы могучие волшебницы.
  -- А я не от них?
  -- Нет, ты от пышноволосой Юльки.
  -- Нахалки, - засмеялась Юлька. - Я, значит, девка-чернавка.
  -- Нет, ты само милосердие.
  -- Но у вас неувязочка в сказке, - не сдавалась Юлька. - Юлька в вашей сказке - негритянка. Я точно на негритянку не похожа.
  -- Не похожа, - согласились двойняшки. - Ничуть. Но до того момента, как к ней прибежала Людмила и узнала в черной девчонке свою любимую сестричку. В тот же момент исчезли злые чары, и Юлька стала светловолосой...
  -- Платиновой блондинкой, - улыбнулся Федор.
  -- Я все понял в вашей сказке, - очень серьезно сказал Максим, который с огромным вниманием слушал девчонок. - Но кто эта женщина в старинных одеждах, ну, та самая, которая еще в сокола превращалась. Почему всех детей отдают ей?
  -- Неужели не понял? - лица двойняшек выражали самое настоящее изумление. - Это было само материнство, материнская любовь. Мама, так звали эту женщину... Она вырастила Людмилу, Юлю и могучих волшебниц - Лесиль и Ирену.
  -- Лесю и Рину, - мечтательно сказала Симочка. - Они все жили долго и счастливо.
   Все засмеялись. А двойняшки согласились, не мигнув даже глазом.

Продолжение празднества...

   Девчонки, прокомментировав, что они волшебницы, переглянулись и сказали:
  -- Кто еще не верит, что мы волшебницы? К тебе Юлька этот вопрос не относится! Ты ни во что не веришь. И зря! А сейчас мы быстренько объявляем прекращение дождя и продолжение праздника. У нас еще куча шашлыков. А мы проголодались!
   И, точно, дождь кончился. Изумленно ахнули дети, когда выглянуло солнце, они были готовы поверить, что девчонки - волшебницы, а Юлька не стала их разубеждать, говорить, что с края пещеры девчонкам было видно, что туча уходит. Выглянувшее солнце осветило миллионы сверкающих капель на густом терновнике, а двойняшки торжественно сказали:
  -- Это бриллианты Гелии, она ими одаривает самых хороших детей.
   Но та же самая Гелия быстро высушила все бриллианты, и люди пошли назад. Федор сократил свой путь, вышел на скалу и, как в детстве, нырнул вниз. Испуганно ахнула Липочка. Восхищенно ахнули мальчики и тоже хотели спрыгнуть, Юлька еле отговорила. А Машенька и Симочка вопросительно поглядели на своего папу.
  -- Девочки, я не буду прыгать, - сказал расстроенно Максим. - Я боюсь.
  -- Папа шутит, он не боится, - нашлась Липочка. - Просто не всем можно отсюда прыгать. Ваш папа ученый, он пишет умные книги. Зачем ему прыгать со скалы? Вот дедушка Юра тоже не прыгает.
  -- Потому что я тоже боюсь, - честно сказал Юрий Петрович.
   Таким образом, внимание было переключено на дедушку Юру. А двойняшки весело закричали:
  -- Мы, как волшебницы, запрещаем папе Максиму и папе Юре прыгать со скалы. Папа Максим поведет нас по проходу среди колючих кустов. Он ученый, он все знает и найдет дорогу, где меньше колючек.
   Оксанка благодарно глянула на двойняшек. И Максиму пришлось выбирать путь вниз.
   Солнце быстро высушило траву, и пир в честь юбиляров грянул с новой силой. Правда, получилась небольшая накладка. Когда веселая компания уже опрокинула не одну рюмку, неожиданно к месту их дислокации прибыли посторонние. Это была Томка со своим Мишаней и детьми. Они приехали показать детям чудесное место и заодно искупаться в холодной реке.
  -- Теть Том, Мишань, - закричали, как в детстве, веселые озорницы, - присоединяйтесь к нам. У нас юбилей! Сейчас сосчитаем, сколько на всех.
  -- Сто двадцать шесть, - тут же подсказал Максим.
  -- Кому? Липочке и Юрию Петровичу двоим вместе? - удивилась Томка.- А непохоже.
  -- Нет. Мама у нас всегда будет молодой. И папа тоже! Это нам. На семерых, - захохотали девчонки. - Сто двадцать шесть!
   И девчонки весело доложили про юбилеи.
   Андрюшка, сын Томки, был дружен с Илюшкой. Летом Юлька с детьми нередко отдыхала в деревне, в доме Липочки, и ребятишки вместе играли. Мальчишки обрадовались друг другу, сразу о чем-то заговорили. Черноволосая Таточка жалась к Томке. Девочка стеснялась незнакомых людей.
  -- А что, Миш, принимаем приглашение? - предложила Томка.
   Мишаня, как всегда, согласился со своей решительной женой, хоть его и смутило немного присутствие бывших и настоящих владельцев пансионата. Но вскоре он разговорился с серьезным Максимом и успокоился. А пир продолжался. Как когда-то на пикнике в честь Томкиного дня рождения. Только пили меньше. Хотя Эдька пытался приложиться посильнее, но тут же получил сердитый выговор и еще маленькую дочку на руки. Златка строго следила за мужем, не давала выпить лишнего, женщина вообще боялась водки. Эдгар весь расплылся в улыбке, взяв на руки свою Настеньку, сначала перед Томкой похвастался дочкой, потом в сотый раз и перед другими, и пошел отплясывать с дочкой на руках. Девочка звонко смеялась на его руках. И Юлька с удивлением обнаружила на лице мужчины знакомее блаженное выражении: такое было у папки, когда он смотрел на маленьких двойняшек, у Феди, когда носил Лешеньку на руках. Томка в долгу тоже не осталась, похвастаться - это было у Торгашевых в крови, только хвасталась Томка теперь не благосостоянием, а тоже детьми. Доложив сначала Максиму, какие у неё замечательные дети, перешла к Липочке. Липочка слушала и кивала, соглашаясь во всем с Томкой, а она все говорила и говорила, какие детки у неё умные, Андрюшенька учится на одни пятерки, самый лучший ученик в школе, спортом занимается, а Таточку музыке будут учить, Мишаня будет возить в город на занятия. Пианино надо купить.
  -- Да вон у Липочки в доме без дела стоит, у неё и купите, - предложила Юлька. - Еще от мамы осталось. Девчонки-то наотрез отказались учиться в музыкальной школе.
  -- Надо посмотреть, в каком состоянии инструмент, - ум Томки уже подсчитывал выгоду.
   Устав расхваливать своих детей, Томка неожиданно расцеловала маленькую Настеньку, обняла Эдгара и сказала Златке:
  -- Вот правильно, что сразу двух родила. У меня сестра есть, Нинка. Здоровая баба. А детей не рожает. Я давно говорю нашей дуре: рожай, а то уйдет от тебя муж. Мужику дети нужны. Но наша Нина на богатстве повернутая, сначала надо ей квартиру, потом дом. А представляешь, - Томка уже забыла про Златку к её радости и обращалась к Юльке с Липочкой. - Когда мать померла, то земля от неё осталась, пять гектаров, да еще от папки пять. Мы с Нинкой наследницы. А Нинка и говорит, что это все её. Говорит, зачем мне все это? У меня и так дом есть, от родителей мне достался, мол, мне и этого хватит. Я отвечаю, мне-то как раз и надо, у меня дети. Мне надо их учить, растить, о будущем думать. Я землю продам, квартиры им в городе куплю. Да еще Таточка еще болела много этой зимой, вот на юг её повезем. Так моя чокнутая сестрица говорит, что это чужие дети. Как только язык повернулся! - Томка была возмущена до предела. - Правильно люди говорят, не та мать, что родила, а та, что растит. У меня роднее нет детей. Вот, Юль, тебя Илюшка мамой зовет...
   Юлька глянула на старшего сына, слава Богу, он был далеко, и сердито нахмурилась:
  -- Том! Тише!
   Томка спохватилась и снизила голос.
  -- Ой, что я, дура, говорю! Таточка ведь тоже у меня не знает, что мы взяли её. И Андрюшка давно забыл, что когда-то не со мной рос. "Мама, мама!" - все мне. Ты, Юлька, лучше всех меня поймешь. Какие же чужие мне дети? Особенно Таточка. Я же совсем её маленькую взяла. Ты знаешь, она мне приснилась накануне, я её еще не видела, а уже знала, какая она будет, она плакала и просилась ко мне. Я только поэтому и поехала с Мишаней хоронить его сестру. Мое материнское сердце подсказало, что там моя Таточка...
   Томку можно было слушать без конца. Ох, и надоела она Юльке. И Юлька решила избавиться от неё, напоить так, чтобы та уснула. Мишаня здоровый, отопрет её в машину, довезет и за детьми присмотрит, он надежный. Вот за эти черные мысли Юлька и расплатилась. В Томку влезла бы цистерна водки и не свалила. А Юльке та же самая Томка все-таки подлила в сок водки, Юлька и глотнула залпом из своей кружки. Закашлялась, но было уже поздно. Выпила всего ничего, а голова сразу куда-то побежала. И к окончанию пикника в сознании женщины все слилось в круговерть, озорницы хохотали, что-то кричали, а Юлька сначала на пару с Федькой перепела все песни, которые только вспомнила, потом лихо отплясывала вокруг костра. Илюшка со смехом наблюдал за матерью.
  -- Вот дает, - только приговаривал он.
   А потом Юлька пошла купаться, Федька не пускал, но разве удержишь, пошел за ней, но Юлька рвалась на скалу. Ей обязательно туда надо было. Федор рассердился, сгреб её в охапку и куда-то понес. Дальше в памяти наступил полный провал. Проснулась Юлька уже наутро, в пансионате. Рядом спал Федор.
  -- Дети, - вскочила она. - Где дети?
  -- Ты что, Юль! - удивился муж. - Ты же сама разрешила вчера ночевать им у Златки в коттедже. Даже сходила, проверила, на месте ли они.
  -- Да, - задумалась Юлька, - ничего я не помню. Пойду к ним, заберу. Не дело это детей по чужим теткам бросать.
   Юлька встала, и мир вокруг неё медленно завертелся против часовой стрелки.
  -- Лежи уж, - сказал Федор. - С Липочкой дети. Я пошутил.
  -- Тогда ладно, - и Юлька упала на постель. - Все, Федь, сейчас помру. Какой идиот создал водку?
   Федор засмеялся:
  -- Говорят, Менделеев, - потом добавил: - Так тебе и надо. Знаешь теперь, как иногда мне плохо бывает после праздника. Утром и так голова болит, тошнит, а ты пилишь меня, пилишь и водички даже не подашь.
  -- Ой. Федь, я больше никогда не буду так делать, - Юлька помолчала и потом пробормотала: - Все-таки сука эта Томка.
  -- Почему? - удивился Федор.
  -- Опять она мне водки налила, и я опять ничего не помню. Как тогда, на её день рождения.
  -- Я за тобой следил, - ответил Федор, а глаза смеялись. - Ты ничего плохого не делала. Только к Эдьке привязывалась.
  -- Я? К Эдьке? Зачем? - удивилась Юлька.
  -- Кричала, пусть Златка тебя поревнует. Златка обиделась на тебя. Я, кстати, тоже, когда ты целовалась с Эдькой.
  -- Я с Эдькой? Ты не сочиняешь? - у Юльки даже на минуту перестал вращаться мир вокруг неё.
  -- Нет! Как вцепилась в него...
  -- Ой, Федь, не надо, не рассказывай, мне стыдно.
  -- А еще ты Максика у Оксанки напоила.
   Юлька засмеялась:
  -- Это нетрудно. Ему, как мне, одной плошки хватает. Он случайно с Томкой не лег спать у костра под одним одеялом, как тогда? А то меня сестрица со света сживет.
  -- Нет, он Оксанку только обнял и сказал, что она его судьба. Весь вечер целовал свою Оксанку, и с Томкой вдвоем на пару своих детей нахваливали...
   В дверь постучали. Влетели двойняшки.
  -- Ну, сестрица-алкоголичка, лежишь, не встаешь. Поднимайся, иди. Уже там все пришли.
  -- Кто? Зачем? Куда? - Юлька страдальчески глянула на сестер. - Не кричите, у меня и так в голове пушки стреляют.
  -- Нет, ты посмотри, - всплеснули руками девчонки. - У неё пушки стреляют. А нам что прикажешь делать? Ты нам женихов нашла вчера? Нашла! Пригласила? Пригласила. Они уже приехали свататься.
  -- Я? Женихов? Вам? Ну, это врете! - уверенно ответила Юлька. - Еще скажите, что они близнецы.
  -- Может, и не близнецы, но очень-очень похожи!
   Юлька ничего не помнила.
  -- Ну, как же, - убежденно рассказывали сестренки, - вчера приехали посторонние люди искупаться в реке, полюбоваться красотами. Даже и не подходили к нам. Так ты сама к ним поперлась, увидела, что они близнецы и заявила, что они купцы, а у тебя товар есть. И стала нас расхваливать, предлагать. Ты же в этих парней вцепилась и не отпустила до тех пор, пока они не пообещали на нас жениться.
  -- А сейчас-то что вам от меня надо? - страдальчески подняла брови Юлька. - Вы же хотели близнецов в женихи. Сами мне говорили: вот бы двух одинаковых парней найти.
  -- Мало ли что мы хотели, - возмутились двойняшки. - Вот иди сама говори, что мы не будем за них замуж выходить.
  -- А что я еще вчера сделала? - убитым голосом произнесла Юлька.
  -- А еще ты батюшку, священника, позвала. По телефону ему позвонила. Нашла у Ипполита Сергеевича в телефоне номер священника, позвонила и договорилась, чтобы он сегодня папа и маму обвенчал. Папа сразу согласился. Мама переживает, что у неё нет подвенечного платья. Только брюки с собой, а без платья венчать не будут, - выпалили близняшки и улетели.
   Они еле сдерживали смех, Федька уткнулся в подушку, якобы задремал. Юлька верила всему.
  -- Федь! Когда я только успела? Ведь Ипполит Сергеевич уехал, - голос Юльки был убитым. -
  -- А это ты уже здесь к нему ходила, - сдавленным голосом ответил муж.
  -- Федь! Я никогда больше не возьму в рот спиртного.
  -- Я сам тебе больше этого не дам сделать, - ответил Федор. - Я, в отличие от тебя, все понимаю и сочувствую. Очень!
  -- Я полежу немного и пойду у всех прощения просить. Ладно, Федь?
   В дверь опять постучали. На этот раз пришла Липочка.
  -- Совсем плоха. Как Маша, бывало, в юности, выпьет капелюшечку и помирает на другой день, - запричитала она. - Ладно, попей вот минералки. Я принесла. Холодной. Потом супчика пойдешь похлебаешь.
  -- Липочка, - тихо произнесла Юлька, - а может вам с папой, в самом деле, обвенчаться.
  -- Ты это о чем, Юль? Федь, она еще не протрезвела? Или ты ей с утра налил стопочку? - не поняла Липочка.
   Тут уж Федька не выдержал, захохотал. Из-за двери донеслось хихиканье девчонок.
  -- Липочка, я не звала батюшку вас с папой венчать? - на всякий случай уточнила Юлька.
  -- Нет.
  -- Вот, паразитки, опять разыграли, - беззлобно сказала Юлька. - Липочка, хоть ты меня пожалей, расскажи, что со мной было вчера? Только правду скажи.
  -- Да ничего особого, Юль. Ты все наплясывала, еще чужих людей к нам приволокла на шашлыки, там кто-то приехал купаться, а потом куда-то сама ушла. Федя за тобой следил. Он тут же пошел и уже тебя спящую принес, сразу увез сюда. Дети остались с нами. Не хотели ехать. Хотя ты хоть и отключалась, но все приказывала забрать мальчишек.
  -- А с Эдькой я целовалась?
  -- Ты что? - Липочка была беспредельно удивлена. - Златка, хоть и подруга тебе, но Эдьку своего она никому не отдаст.
   Федька получил ощутимый толчок в бок. Больше Юлька не стала расспрашивать ни про кого. Хватит, что Федька и девчонки повеселились от души. И Липочка хохочет, узнав про венчание и несуществующие поцелуи. Про женихов-близнецов поэтому лучше не спрашивать. Хотя девчонки так убедительно говорили, что Юлька даже себе этих парней представляла: один повыше и помоложе, второй постарше, но пониже, и очень-очень похожи...

Встреча с прошлым.

   Лишь к обеду Юльке полегчало. Мальчики забегали к ней сказать, что гуляют на улице с бабушкой и дедушкой. После обеда женщина встала и вышла пройтись. Федя играл с мальчишками в мяч. Липочка, отец и двойняшки сидели в беседке. Они, наверно, говорили о Юльке, потому что замолчали при её приближении.
  -- Обсуждают, небось, какая я вчера была, - подумала Юлька. - Не пойду я к ним. Пусть без меня говорят.
   И застыла. Под сенью могучих вековых дубов шел уверенной спортивной походкой плакатно красивый Геннадий Букчаев, страница в жизни Юльки, которую она не любила и не хотела вспоминать. Он шел и приветливо махал рукой женщине. Та, подумав, как она выглядит после вчерашнего, сделала вид, что не заметила, и поспешно сбежала назад. По пути чуть не сшибла Златку. Даже не поздоровалась. Минут через пятнадцать пришел Федор и сказал, что Златка просила передать: с Юлькой хочет поговорить один приятный мужчина.
  -- Федь, я не пойду, - виновато ответила Юлька.
   Федор молчал.
  -- Чего ты молчишь? - обозлилась Юлька. - Тебе, наверняка, сказали, кто хочет со мной поговорить.
  -- Сказали, - ответил Федор. - Златка сказала. Только я не пойму, чего ты испугалась? Иди, говори.
  -- Не пойду, Федь, - ответила Юлька. - У меня есть муж. Я люблю его. А что было в моей жизни, то было. Ты тоже когда-то был женат.
  -- У меня другая история.
  -- Нет, Федь, одна у нас история. Я люблю только тебя...
  -- А я тебя. Ну и не ходи! - Федор облегченно вздохнул.
   И все же встреча Юльки и Геннадия состоялась. Геннадий упорно добивался этой встречи. Юлька вечером шла из коттеджа Златки, когда высокий светловолосый мужчина в белом костюме, весь из себя эффектный, уверенно перегородил ей дорогу.
  -- Юль! Мне это кажется или ты меня избегаешь? - насмешливо спросил он.
  -- Кажется, - буркнула Юлька и хотела пройти мимо.
   Но Геннадий схватил её за руку:
  -- Тогда поговорим.
  -- Отпусти, - медленно проговорила женщина. - Твоя неотразимость осталась в прошлом.
  -- А если не отпущу, - Геннадий был уверен в себе. - А ты стала еще красивее, чем несколько лет назад.
  -- А тебе не все равно? Отпусти, - Юлька пыталась выдернуть руку.
   Но вместо этого Геннадий поднес к губам и поцеловал руку женщины. Она не знала, что за ней в окошко наблюдает Федор. Тот, увидев, что рука женщины осталась в другой, чужой, мужской, да он еще и целует её, медленно опустил занавеску. И не видел, как Юлька, выдернув руку, со злостью залепила пощечину.
  -- Ты дурак, или строишь из себя? - зашипела она. - Отойди, а то плохо будет.
  -- И как мне плохо будет? - Геннадий явно рисовался и не хотел отпускать Юльку.
  -- У вас какие-нибудь проблемы, Юлия Юрьевна? - словно из ниоткуда возник Мишаня.
   При виде этого средней величины медведя, Геннадий отступил.
   А Федор тихо сидел на диване в своем номере. На кровати в соседней комнате спали мальчики. Дети его и Юльки. Что только не мелькнуло в голове Федора за это короткое время, пока не было Юльки. Вот она приходит и говорит, что все окончилось, что уходит от него, что хочет вернуться к своей бывшей любви, что она возьмет детей.
  -- Как же я без Алешки буду жить? - думал Федор. - А как Илюшка без Юльки? Как я без неё?
   Так он просидел в оцепенении минут десять, пока не вошла злющая Юлька.
  -- Юль! Ты вернулась? - Федор встал и порывисто обнял женщину.
  -- Федь! Ты все видел? - Юлька сразу догадалась и сильно обиделась. - Что же ты за меня не заступился? Не помог?
   Федор промолчал. А Юлька взяла его лицо своими руками и медленно проговорила:
  -- Федь, как же я могла не вернуться? Неужели ты допускал такую мысль? Здесь ты, дети. Здесь моя семья. Здесь ты, самый родной мне человек. Федь, но разве это возможно разрушить? Это же наша жизнь. Другой мне не надо.
  -- Но он целовал твою руку.
  -- За это и поплатился. Пришлось врезать ему. А ты, Федь, мог бы и выйти, когда пристают к твоей жене...
   Федька, понимая, что был неправ в своих глупых подозрениях, обнял и стал жадно целовать Юльку, словно не видел много дней.
  -- Феденька, родной мой, - тихо стонала Юлька, - какое счастье, что ты есть у меня. Я тебя никому не отдам... Только бы нам детей не разбудить...
   Она уже забыла о неприятной встрече с Геннадием. В душе была только огромная всепоглощающая любовь к Федору, словно никогда не было на свете Букчаева Геннадия.
   Юлька уснула. А Федор не спал. В его душе неожиданно поднялась злость. Появился хлыщ, франт, уверенный в себе, лезет в чужую жизнь. Юлька права, надо было вмешаться, врезать, чтобы запомнил. Мужчина тихонько встал, вышел в холл. Узнал от дежурной горничной, где проживает Букчаев Геннадий, осторожно постучал в его номер. Дверь открыл светловолосый мужчина в полосатой пижаме.
  -- Пойдем, поговорим, - сказал Федор Геннадию.
  -- А мне и тут неплохо, - самоуверенно ответил тот. - Так что говорите здесь.
  -- Хорошо, - ответил Федор.
   И в ту же минуту Геннадий упал от сильного удара в лицо.
  -- Запомни, Юлька - моя жена, исчезни с нашей дороги навсегда! - тихо сказал Федор, повернулся и ушел.
   Юлька не спала.
  -- Федь, ты ходил к Геннадию?
  -- Да, - кивнул тот. - Я ему врезал.
  -- Федька, я тебя не просто люблю, я тебя обожаю, - ответила Юлька. - Иди ко мне. Федь, знаешь, нам с тобой нужна дочка.
  -- Нужна, - засмеялся Федор.
   Утром Златка, которая еще ничего не знала о попытках Геннадия встретиться с Юлькой, глянула на огромный синяк на лице их общего знакомого и посоветовала Букчаеву Геннадию покинуть пансионат. Геннадий пришел жаловаться хозяевам пансионата на то, что его избили. Он зашел в кабинет Эдгара, но сегодня вместо Эдгара делами занималась Златка. Женщина в это время поливала многочисленные цветы, что она любила и разводила всюду. Геннадий посчитал её за работницу пансионата.
  -- Все в техничках бегаешь? - насмешливо осведомился он.
  -- Богу богово, Цезарю цезарево. Мы на судьбу не жалуемся. О, какой фингал, - насмешливо проговорила Златка. - Чей-то ревнивый муж наградил. Вам, Геннадий Святославович, лучше покинуть это негостеприимное для вас заведение.
   Тот высокомерно возразил:
  -- Я заплатил за неделю вперед, мне здесь нравится. Такая природа! А потом приятные воспоминания....
  -- Как ты ходил одновременно ко мне и Юльке, - насмешливо напомнила Златка.- Считал, что никто не узнает...
  -- Я не хочу жить в городе, в гостинице, - словно не слыша её, продолжил Геннадий. - Мне нужен свежий воздух...
  -- Тогда, Геннадий Святославович, я сообщу вашей жене, что в пансионате, где вы дышите свежим воздухом, находится Юлия, - ответила Златка. - Скажу, что ты встречаешься с ней. И со мной тоже опять грешишь! И не получишь ты никаких денег за продажу вашей старой гостиницы. Или же Милославский откажется её покупать!
  -- Не откажется, - уверенно ответил мужчина. - Я совсем недорого продаю. Да и какой смысл ему отказываться?
   Златка вспомнила, что Геннадий не знал про родственные связи: Юлька - Юрий Петрович - Федор - и прикусила язык.
  -- Богатый стал? - скептически осведомилась Златка.
  -- Не жалуюсь! А ты все в пансионате работаешь?
  -- Работаю, - ответила Златка. - Только не техничкой, как ты думаешь.
  -- А на повышение пошла. Горничная? Администратор?
  -- Да я всякую работу выполняю, - улыбнулась Златка. - Только не смотри маслеными глазами: со мной у тебя тоже ничего не получится.
  -- А жаль, ты была хорошая любовница, - наглость и неожиданная тупость Геннадия поражала и раздражала женщину.
  -- Мне тоже жаль, что ты встретился на моем пути и Юльки, - ответила женщина. - Собирай вещички.
  -- А это не тебе решать, а хозяину.
  -- Или хозяйке, - вошел Эдгар. - Знаю, уже знаю. Вас побили. За жену. Ну что сказать. Федька врезал за Юльку, а я за Златку добавлю.
   И Геннадий опять упал. На этот раз его били не по лицу. Эдгар когда-то занимался борьбой. Он нанес болезненный удар в живот, но неопасный, без последствий.
  -- Прочь от наших женщин, - завершил Эдгар. - Злата, верни ему деньги.
   Геннадий и сам уже не хотел здесь оставаться.
   Златка была знакома с женой Геннадия. Это красивая холеная женщина была гораздо старше Геннадия, зато богатая. Златка никогда не любила Геннадия, просто он был неплохой любовник. Юлька же не знала, что во время романа с ней, Геннадий спал еще и со Златкой. А потом появилась эта богатая приезжая женщина. И Геннадий заметался, как бы оставить себе двух молодых любовниц и иметь деньги с третьей. Нора, так звали приезжую богатую женщину, была не прочь заиметь молодого мужа. Тем более такого ослепительно красивого. Взвесив все за и против, она нашла Златку, долго говорила с ней. Златка сначала не хотела верить, что Геннадий оказался таким ничтожеством. Но Нора позвонила Геннадию, тот пришел, и она в присутствии Златки стала излагать выгоды брака Геннадия с ней. И тот соглашался. Нора попросила об одном Златку: не сообщать Геннадию, что Юлька - дочь Милославского, того самого, кому она продает свою большую гостиницу, прежде чем уехать в Москву. Златка смотрела в бегающие глаза любовника и думала, с каким ничтожеством она связалась. Мало того, что он одновременно спал с Юлькой и Златкой, он еще и выгоду материальную преследовал. Геннадий, конечно же, выбрал Нору. С Юлькой даже не попрощался. Златка порой думала, может, надо было сообщить, что у Юльки отец тоже состоятельный, что это он купил большую гостиницу, но, вспоминая, как Геннадий сразу вместо любви предпочел деньги, говорила себе, что она поступила правильно. Пусть Юлька ничего не знает. Юлька переживала, казалось, никогда не отойдет от этого предательства, но повстречался Федор на её пути. И Юлька расцвела...
   А теперь спустя несколько лет Нора решила продать и вторую, маленькую гостиницу. На окраине города. Федор давно ей интересовался. Именно он, узнав, что Юрий Петрович хорошо знает Нору, попросил позвонить ей. Нора согласилась. Дала доверенность мужу и послала его продать это здание. Самоуверенный Геннадий, которого Нора держала очень строго, чуть что лишала денег, обрадовался небольшой временной свободе. Приехал, вспомнил Златку, Юльку, решил возобновить хоть на время былые отношения. И лишь когда его побили, он понял, что поступил очень неумно, решив напомнить Юльке и Златке об их былой любви.
   Геннадию пришлось уехать из пансионата. Жена и так уже несколько раз звонила, выражала недовольство, что Геннадий долго задерживается в родном городе, еще не продал гостиницу, у неё была своя связь с Милославским Юрием Петровичем, да к тому же Геннадий остановился в пансионате "Серебряный иней". Нора знала, что одна из бывших любовниц мужа, Златка, жена Эдгара, владельца пансионата.
   Федор, когда узнал, с кем ему иметь дело при покупке новой гостиницы, хотел, было, отказаться от сделки. Но Юрий Петрович не хотел терять выгодного предложения. Посвящать тестя в дела семейные не стоило, так решил Федор. Об этом просила и Юлька. К тому же Юрий Петрович простудился во время дождя, приболел. Липочка объявила ему строгий постельный режим. В результате этого вместо Юрия Петровича на встречу с Букчаевым Геннадием пришлось ехать не только Федору, но и Юльке. За ней так и осталось право последней подписи еще со времени болезни отца, когда он лег на операцию. Геннадий, увидев, кому он должен продать гостиницу, потрогал свой еще не сошедший синяк и пытался отказаться.
  -- Я договаривался с Милославским, - самоуверенно заявил он при виде Юльки и Федора. - Причем вы тут? Хотите перехватить выгодное предложение?
   Впервые увидел Федор, как уверенно и достойно умеет вести себя в эти моменты Юлька.
  -- Выгодное предложение - это для вас, для Элеоноры Антоновны, вашей жены. Да, она договорилась обо всем с Юрием Петровичем. Я дочь Милославского. А все дела ведет мой муж, Федор Дмитриевич Саевский, - несколько насмешливо сказала она. - Если вас, Геннадий Святославович, что-либо не устраивает, пожалуйста, отказывайтесь. Но знайте, что никто другой не купит вашу гостиницу. Кому нужно это старое здание?
  -- Нора сказала, что можно обратиться к Кожемякину. Он её старый друг, дальний родственник покойной жены.
  -- Нора ваша - умная женщина, одна её ошибка - вас выбрала в мужья, Геннадий Святославович, и главное, любит за что-то. Поэтому Нора не сказала вам, что Златка - жена младшего Кожемякина, да, Эдгар - сын Кожемякина, а Златка - его любимая невестка, - парировала Юлька. - Звоните, сообщайте, - у Юльки не дрогнул и волос в прическе. - Но все же я вам советую, подписать все документы сегодня, пока Нора не узнала, что на встрече вместо отца присутствую я, что в пансионате вы встречались со Златкой.
   Сбив немного цену, Федор и Юлька приобрели еще одну гостиницу. Ярка, приехавшая на каникулы, ждала этого с нетерпением. Уж теперь-то она развернется, у неё столько задумок. Она все сделает сама, по последнему слову цивилизации. Юрий Петрович обещал это! А Федор сказал, что Юльке надо начинать работать с ним.
  -- Нет, Федь, - ответила жена. - Я дочку хочу.

...Это моя дочь!!! И только моя!!!

   Федор слова жены "хочу дочку" понял совсем не так. Нет, Юлька и сама бы родила, она всегда хотела третьего ребенка. Но что-то не получалось. А в пансионате у Златки под присмотром медсестер уже месяц без мамы жила маленькая, никому не нужная девочка.... Вот и мелькали у Юльки мысли её забрать, жалко было малышку. Но никак не решалась сказать мужу. Вскоре подвернулся удобный случай. Через две недели позвонил старший Кожемякин и грозно сообщил, что его Сереже Ипполитовичу скоро уже два года, а мама с папой все были неженаты. Он устранил этот недостаток. Они с Анютой оформили отношения. Поэтому на выходные собирает круг своих лучших друзей в пансионате.
  -- Надо отметить создание молодой семьи, - при последних словах Ипполит Сергеевич не выдержал, засмеялся.
   Липочка вся рассыпалась в поздравлениях, обещала, что обязательно приедут все, на что Кожемякин посоветовал брать с него пример и тоже родить себе маленького Юрьевича.
  -- Хватит с нас трех Юрьевн, - засмеялась Липочка. - Одна нам уже двух внуков принесла. Будем от двух других ждать.
  -- Может, и дождетесь, - заметил обнадеживающе Кожемякин. - Я тут на днях ваших озорниц видел с какими-то двумя одинаковыми парнями.
  -- Неужели девчонки все-таки близнецов себе в мужья нашли? - обрадовался Юрий Петрович.
  -- Не знаю, - ответил друг. - Может, и нашли. Они рукой мне помахали из машины и скрылись.
   Бракосочетание Анюты и Ипполита Сергеевича отметили в пятницу. Пышного гуляния не было. Сережа был мал, нуждался в маме. Поэтому были только самые близкие и друзья. Столы для гостей были на улице. Анюта приготовила замечательные блюда, все наелись от души. Все-таки повариха она была от Бога. Был теплый летний вечер. Сережа Ипполитович устал от шума, капризничал. Анюта повела его домой поспать. Неожиданно двойняшкам позвонили, и они на какое-то время исчезли с поля зрения. Кожемякин громко зашептал, когда Ринка по телефону кому-то обещала прийти:
  -- Идите! Идите. Вдруг там ваша судьба. А то всех переженили, замуж повыдавали, а себя забыли.
   Девчонки засмеялись и скрылись. Остальное веселье напоминало скорее домашние посиделки в кругу семьи. И всем это было по душе. Мужчины потягивали пиво, Анюта позаботилась поставить на стол огромное блюдо с вареными раками и креветками, женщины болтали о своем, о девичьем. Тут же играли дети. Илюшка было рванул подглядывать за веселыми тетушками, но не получилось. Они словно испарились. Вот он сидел и рассказывал страшную историю младшему брату и Катеньке. Неожиданно это время около ворот пансионата засигналила машина. Златка поспешила туда. Федор автоматически отметил, что когда-то похожая машина въезжала в ворота покойной Эммы, в тот день он забирал у неё Илюшку. Он ничего не рассказал Юльке про это, просто побоялся. Юлька и так винила себя в бедах маленького Илюшки. Впоследствии Федор выяснил, что за женщина хотела в тот вечер видеть Эмму. Эта женщина была родом из их города, Любовь Михайловна Городецкая, но давно уже здесь не жила. Именно ей Эмма хотела продать Илюшку. Любовь Михайловна после сама разыскала Федора и просила отдать ей мальчика. Эмма обещала ей своего ребенка. Илюшка будет ей сыном. Она никогда не обидит мальчика. Это был тягостный для мужчины разговор. Женщина плакала, убеждала, что не для игр, не случайно ей нужен ребенок. Она просто очень хочет иметь малыша. А своих нет. Муж её состоятелен, даже богат, он согласен иметь приемного сына. Хочет только одного, чтобы ребеночек был здоров. Конечно, чтобы отдать этой женщине Илюшку, речи и не было. Но женщина оказалась упорна. Она познакомилась якобы случайно во дворе с Юлькой, когда та гуляла с детьми. Разговорилась. Хорошо, что двойняшки были там же, они, как всегда, возились на горке с Илюшкой. Они, наверно, в самом деле, немного ведьмочки-пророчицы. Насторожились при виде хорошо одетой незнакомой женщины. Стали звонить Федору, вроде как в шутку жаловались на Юльку, что она с ними Илюшку в кино на детский сеанс не пустила, а незнакомой тетке дает разговаривать с Илюшкой. Еще сглазит мальчика. Федьку словно током пробило. Он спросил, как выглядит женщина. И как только услышал слова, добрая и печальная, то закричал, чтобы с Юльки глаз не спускали и с детей тоже. А сам позвонил Липочке, рассказал ей все, все свои подозрения. Та быстро нашла предлог, чтобы заманить Юльку с детьми домой. Хорошо, что Юрий Петрович был дома. Он-то до конца и разрулил эту ситуацию. Вышел, о чем-то поговорил с женщиной, та уехала. Федор хоть и ругал Юльку, но так и не сказал истинную причину, просто утверждал, что не стоит говорить с незнакомыми людьми, не надо быть такой доверчивой. Любопытные озорницы что-то знали, но молчали. Виновато склонила голову и Юлька. Но одного не знал Федор, что Липочка молчать не стала, все рассказала племяннице про желание Любови Михайловны усыновить Илюшку. Юлька запоздало ахнула, покрылась восковой бледностью, но с незнакомыми женщинами с тех пор опасалась говорить.
   И вот сейчас похожая машина въехала в ворота пансионата. Златка поспешила руководить приемом новых гостей. Праздник праздником, но работа никуда не делась. Юлька пошла ей помочь. Там назревали какие-то проблемы. Юлька вскоре вернулась и рассказала, что муж и жена проезжали мимо, а мужу стало нехорошо в машине. Им кто-то сказал, что в пансионате есть врач, вот и завернули сюда. У мужа, похоже, прихватило сердце. Врач собирался уже домой, но задержался, осмотрел мужчину, сделал укол, мужчине сразу полегчало, ему посоветовали дальше пока не ехать, а остаться хотя бы на ночь здесь. Отдохнуть надо. Жена согласилась. Вот Златка и выделила им номер на первом этаже. Юлька не сказала одного, что она узнала эту женщину. Это была Любовь Михайловна. Узнала и Любовь Михайловна Юльку, спросила, как дети.
  -- Все хорошо, - односложно проговорила Юлька, которая отводила женщину и её мужа в медицинскую комнату. - Растут.
   Врач попросил Любовь Михайловну подождать за дверью. Юлька осталась с ней. Надо будет потом показать их номер, она обещала Златке. Повисло натянутое молчание.
  -- А как вы? Взяли себе малыша? - решилась спросить Юлька. - Вы же всегда этого хотели.
  -- Нет, - грустно ответила женщина. - Нам опять не повезло. Какой-то замкнутый круг. Мы встали в очередь на усыновление. Нам очень понравилась одна девочка. Темненькая такая. Марусей звали. Но нам её не отдали, за ней приехала тетя из-за границы. Родственные связи прежде всего. Мы готовы были даже взять больного ребенка. Но не дают. Потом заболел муж... Словом, не повезло нам... Нам скоро вообще откажут, мы уже не молоды с мужем...
   В это время вышел муж, сказал, что врач советует отдохнуть, не ехать, а завтра сделать кардиограмму. Все же, считал врач, дело в переутомлении, не в сердце.
   Юлька отвела их в двухкомнатный номер на первом этаже.
   Ночью Любовь Михайловна долго не могла уснуть. Уставший муж задремал сразу. Как видимо, помимо болеутоляющего, в шприце было еще и снотворное. Это хорошо. Последние неприятности вымотали его. Хорошо, что все уже позади. Любовь Михайловна и её муж возвращались с похорон. Умерла та самая сестра Любови Михайловны, что рассказала ей про Илюшку.
   Любовь Михайловна сидела в свеем номере около приглушенного телевизора и привычно думала. Жизнь проходит, а ей так и не удалось родить. В этих местах она была очень давно, года четыре назад. Когда-то покойная сестра в письме рассказала ей про маленького сына соседки-пьяницы, про Илюшку. "Ребеночек умненький, здоровенький, но никому не нужен, - писала сестра. - Отец его редко бывает здесь, хочет вновь жениться, его дети молодой жене не нужны..." Вот и загорелась мыслью взять Илюшку себе женщина. Не удалось. Неожиданно отец забрал ребенка. А жаль. Илюшка так понравился Любови Михайловне. Она уехала за деньгами, чтобы заплатить Эмме, та не собиралась даром отдавать сына. Любовь Михайловна уже ехала назад, когда от разбитых ворот Эммы отъехал светлый джип. Это Илюшку увез отец. Эмма просила денег, клялась, что отсудит мальчишку, отдаст обязательно. Любовь Михайловна не стала связываться с ней. Видела, кроме водки, этой матери ничего не надо. Говорят, что старшая дочь её в проститутки подалась. За границей работает. Это тоже сообщила сестра Любови Михайловны.
   Взять к себе Илюшку - это была первая попытка женщины обзавестись ребенком. Потом они с мужем несколько лет ждали своей очереди усыновления. Но словно злой рок висел над ними. Сначала появилась заграничная тетя, потом заболел муж, потом его неприятности в бизнесе. И им отказали. Как это все унизительно! Вот и живут вдвоем. И если не появится в семье ребенок, то смысла в жизни особо и нет. Муж загнал себя работой. Вот и сдало сердце. Любовь Михайловна как-то ему посоветовала другую найти жену.
  -- Нет, Люба, - ответил Дмитрий Антонович. - Я с тобой буду доживать свой век. Ты надежная. Жаль, что нет у нас детей. Мы бы любили их.
   Любовь Михайловна никак не могла уснуть. Как на грех она забыла свое снотворное. Выключив телевизор, женщина вышла из номера. По холлу шла полненькая приятная хозяйка пансиона. Узнав, что женщина никак не может уснуть, посоветовала зайти в комнату врача. "Врача, конечно, сейчас нет, но медсестра вам поможет, - сказала она. - Попросите, сделает укол. Поспите".
   Любовь Михайловна так и сделала. Но в медицинской комнате было пусто. И Любовь Михайловна уже хотела уйти, как до неё донесся слабый детский плач из второй комнатки медпункта. Женщина прошла и осторожно глянула. Там, в детской кроватке, лежала крошечная девочка. Это она плакала.
  -- Наверно, медсестра с дочерью пришла на дежурство, - решила женщина.
   Она села рядом. Горел ночничок. Ребенку не было и года.
  -- Что ты плачешь, малышка? - спросила она. - Кто тебя обидел?
   И тут же поняла. Девочка уронила соску. Вот она тут же на полу. Женщина подняла её, вымыла, дала ребенку. Та зачмокала и успокоилась. Вошла медсестра с бутылочкой в руках.
  -- Что же вы оставляете дочь одну? - с упреком обратилась Любовь Михайловна.
  -- Это не моя дочь, - недовольно ответила медсестра.
  -- А чья же?
  -- Ничья, - устало сказала медсестра и добавила сердито: - Давно надо в приют отдать ребенка. Только нашей хозяйке все жаль. Все надеется, что объявится папаша или у бабушки проснутся человеческие чувства. А медсестер следить заставляет за ребенком.
   И она поведала грустную историю десятимесячной Наташки. Мать её - обычная деревенская девка, не очень красивая. Здесь неподалеку жила, в одной из деревень. Работала в пансионате горничной. Гуляла тайком с охранником, романы на работе не поощряются, забеременела. Тот сразу исчез, узнав о беременности подруги. А та решила рожать. Только её мать заявила, что ей в доме плоды любви не нужны. Злата Андреевна пожалела горничную, оставила на работе. Та так до родов и работала. И потом Злата Андреевна её пожалела. Мать не пустила домой ни дочку, ни внучку. Злата Андреевна выделила матери с новорожденной девочкой комнатушку, только уже не горничной работала мать Наташи, а техничкой. Так той и удобнее было. Убирала служебные помещения, все ждала отца девочки, потом решила показать бабушке внучку, вдруг что-то человеческое проснется в сердце бабушки. Все кончилось печально. Не пустила бабушка её в дом с ребенком. Молодая мама назад возвращалась, под дождь сильный попала. С себя все сняла, дочку завернула. Малышке ничего, а сама сильно простудилась, терпела, не жаловалась, начались осложнения, в один день вообще не смогла встать. Злата Андреевна её в больницу отправила. Там сказали двустороннее крупозное воспаление легких. "Не спасли, - сердито закончила медсестра. - Вот и осталась девочка сиротой. Злата Андреевна все жалеет, не отдает Наташку в приют. Но бабушка наотрез отказалась от внучки, отца теперь ищут". Не найдут, значит, в приют.
   Девочка опять заплакала.
  -- Я подойду, - сказала Любовь Михайловна.
  -- Подождите, её покормить надо. Я ведь за смесью бегала, подогревала на кухне.
   В руках медсестры появилась бутылочка с детской кашей. Любовь Михайловна протянула руку.
  -- Холодная уже, - сурово сказала она. - Сразу что не дали ребенку.
  -- Ага! Она съест, а мне опять беги за смесью на кухню, - сердито ответила медсестра. - У Наташки хороший аппетит. Она несколько раз ест ночью. Прожорливая.
  -- Вы нехорошо говорите, - сказала Любовь Михайловна. - Нельзя так о ребенке. Девочка совсем маленькая, растет.
   После пошла и взяла девочку на руки.
  -- Как звали отца девочки? - спросила она.
  -- Кирилл. Махагонов, - ответила медсестра
  -- Все так, - сказала Любовь Михайловна. - Сходится. Это мой брат. Двоюродный. Вы его не найдете. Он попал в тюрьму. Но недавно его прирезали, он прожил со своим ранением несколько суток. Я успела еще поговорить с ним. Он толком не смог сказать адрес. Твердил только про какой-то пансионат и ребенка.
  -- За что посадили вашего брата? - неожиданно спросила медсестра.
  -- За воровство, - не моргнув глазом, ответила женщина.
  -- Все так, Кирилл был нечист на руку, - подтвердила медсестра.
  -- Я нашла тебя, - Любовь Михайловна поцеловала девочку. - Тетя твоя столько объехала пансионатов. Но ты мне станешь дочкой.
   Женщина врала, врала самозабвенно. Ей нужна была эта девочка. Надо сочинить, придумать что хочешь, лишь бы ей отдали ребенка. Это её дочь. Любовь Михайловна унесла девочку в свой номер. Медсестра, которая тоже для чего-то соврала с ходу про Кирилла, испугалась, подумала и бросилась к Златке. С ней все еще сидела Юлька. Они говорили о Наташе.
  -- Как представлю, что надо отдать малышку в приют, холодеет душа. Кому там нужны грудные дети? Здесь-то толком не хотят последить за Наташкой, хоть и доплачиваю медсестрам.
  -- Златка, но ведь и там, в медпункте, Наташа одна, - говорила Юлька. - Проснется и плачет. Откуда ты знаешь, может, никто к ней не подходит... Отдай мне девочку... Я поговорю с Федей. Я заберу её... Я давно хочу дочку.
   Тут появилась медсестра. Она непонятно что-то говорила. Поняли одно: девочку унесла клиентка, родственница, тетя, так сказала женщина, что приехала сегодня с мужем под вечер. Златка и Юлька бросились к номеру Любови Михайловны.
  -- Да не бойтесь вы меня, - устало сказала запыхавшимся женщинам Любовь Михайловна. - Я не маньячка, не злая ведьма, я просто хочу забрать себе ребенка.
  -- А куда вы сейчас дели девочку? - вид Златки был решителен, это по её инициативе затянули вопрос с отдачей девочки в приют.
  -- Да тише вы, - из другой комнаты вышел муж Любви Михайловны. - Спит девочка. Здесь она, со мной.
   Все решительно двинулись в другую комнату.
  -- Дима, ты ложись, - попросила женщина. - Спи. Отдыхай. Так врач велел.
  -- С вами поспишь, - проворчал муж.
  -- Тебе девочка мешает?
  -- Вы, а не девочка! Как может помешать спящий ребенок?
   Мужчина сел на кровать. Тут же спал ребенок.
  -- Но так нельзя делать, - тихо сказала Златка. - Забрать и все!
  -- Можно одного десятимесячного ребенка на всю ночь оставлять с чужими тетками, которые уходят, лишний раз не покормят, - злым шепотом проговорила Любовь Михайловна. - Это, по-вашему, можно?
   Все замолчали.
  -- Люба, нельзя так делать, женщины правильно говорят, - произнес муж, сидя возле крошки.
  -- Я никому Наташу не отдам, - свистящим шепотом проговорила Любовь Михайловна. - Это наша девочка.
  -- Люба... - начал муж.
   Но всхлипнул ребенок, и муж Любви Михайловны неожиданно тихо запел красивым баритоном:
  -- Баю-баюшки-баю, баю доченьку мою... Спи, маленькая, спи, папа тебя покараулит. А мама кашки подогреет... Люба, ты так и не придумала, чем покормить малышку? Она опять сейчас расплачется. Смотри, как пустышку грызет.
   Златка и Юлька переглянулись и вышли из этой комнаты. Следом вышла Любовь Михайловна. В комнату постучали. Это был Федор. Ему медсестра тоже наговорила что-то непонятное, когда он шел за Юлькой к Златке.
  -- Юлька, - начал он и замолчал, увидев знакомую женщину.
  -- Федь, она ребенка унесла, - сказала Юлька
  -- Но не вашего же, - зло ответила Любовь Михайловна. - Я взяла никому не нужную брошенную девочку.
  -- Как это не нужную? - возразила Златка. - И мы её не бросали.
  -- Поэтому вы её одну оставляли в своем дурацком медпункте.
  -- Я платила дополнительно медсестрам, чтобы следили за девочкой.
  -- Тише вы, идите в холл, - это приказал муж Любови Михайловны. - Наташа спит пока. Не надо мешать девочке. Давайте до утра поспим, а потом решим.
  -- Вы можете тайком уехать с ребенком, - не сдавалась Златка. - Нам придется сейчас говорить...
  -- Да о каком ребенке вы говорите? - никак не мог понять Федор.
   По холлу медленно шел Эдгар.
  -- Ну, вот ушли все, нашу красавицу Катеньку на старого деда бросили. Юлька, там вернулись озорницы и обещают с тебя и Федьки снять голову. Лешка-то ваш не спит.
  -- Подожди, Эдь, тут проблема с девочкой, - прервала мужа Златка.
  -- С Натуськой, что ли? - сразу понял Эдгар.
  -- Да, - кивнула Юлька.
  -- Я хочу её взять, а мне не дают, - поза Любови Михайловны выражала решительность.
  -- Эдь, что делать? - Златка смотрела на мужа.
  -- Я бы посоветовал сделать так, - начал говорить Эдгар. - У девочки есть бабушка... Её бы надо...
  -- Но Натуська ей не нужна, - прервала мужа Златка. - Ты же сам ездил к ней после похорон...
  -- Зато нужны деньги. Да, да! Не смотрите удивленно. Я советую поступить следующим образом: оставьте девочку здесь, поезжайте к её бабушке, правда, придется заплатить, зато бабка сразу вам все бумаги подпишет.
  -- Эдь, что ты говоришь? - Юлька ничего не понимала.
  -- Я был там, знаю, знаю, что говорю. Это реальный путь удочерить Наташку.
  -- Люба, а ведь дело говорит молодой человек, - это вышел в холл муж Любови Михайловны. - Мы так и сделаем.
  -- А пока верните нам девочку, - сказала Златка.
  -- Нет!
   Это тихое нет, сказанное негромко Любовью Михайловной, сразу убедило всех, что даже и не стоит пытаться подойти к маленькой Наташе. Муж Любови Михайловны благоразумно отступил в номер.
  -- Но вам неудобно будет спать, - как последний довод выдвинула предположение Златка. - Этот номер не рассчитан на детей.
  -- А у вас есть номера, рассчитанные на детей? - вопрос задал муж Любови Михайловны, высунувшись на минуту в дверь.
  -- Есть, - сказала Юлька.
  -- Мы сейчас перейдем туда, - раздался его голос.
  -- Да, - подтвердила Любовь Михайловна и обратилась к женщинам. - И еще, женщины, мои хорошие, в одном помогите нам, пожалуйста. Девочка просыпается без конца, кушать, наверно, хочет....
  -- Да, - вмешалась медсестра, она пришла сразу после Эдгара. - Наташка вечером уснула, я не успела покормить.
  -- Лучше бы ты сама голодная спала, - неожиданно разозлился Эдгар. - Опять бросила ребенка и трепалась с горничными...
  -- Я устраивалась на работу медсестрой, а не няней, - сердито ответила медсестра.
  -- Завтра поговорим, - зловеще пообещал Эдгар.
  -- Злат, - Юлька обратилась к подруге. - У Анюты, наверняка, есть молоко. У нас только детское молоко, в пакетах, его с году давать детям можно. Хотя десятимесячной девочке можно и кашку, и овощи уже на пару...
  -- Но не ночью же все это готовить, - прервала Златка. - Эдь, принеси молока, что Мишаня привез из деревни. Мы все равно не выпиваем его.
  -- И к нам зайди, скажи девчонкам, чтобы молока и кефира детского дали несколько пачек, - попросила Юлька.
   Женщины уже забыли, что шли вернуть ребенка. Они стали учить Любовь Михайловну, как ухаживать за девочкой.
  -- А номер-то нам новый дайте, - напомнил муж Любови Михайловны, который вышел с проснувшейся Наташей на руках. - Не спит наша девочка. Грызет свою соску. А она пустая. Люба, давай организуй горячую еду нашей малышке. Есть хочет девочка.
  -- Пойдемте, я вас провожу на кухню, - предложила Юлька. - Эдь, туда принесешь молоко. Кашку сварим. Я совсем забыла: у нас же для Наташи есть детская смесь. По пути зайдем в медпункт, возьмем и смесь, и бутылочку.
  -- Да бутылочка здесь, - сказала Любовь Михайловна. - Только каша в ней холодная и подкисшая. Я не решилась дать такую девочке.
   Взгляд, что метнула Златка на медсестру, был красноречив. Через двадцать минут все разошлись. Муж Любови Михайловны ходил по новому номеру с девочкой на руках, уговаривал не плакать, подождать маму. Минут через десять появилась Любовь Михайловна с бутылочкой смеси. Наташу переодели, накормили. Причем муж Любови Михайловны не дал этого сделать даже жене, сам кормил малышку из бутылочки, тихо умиляясь аппетиту девочки. Сердце забыло уже, что болело. Потом кто-то стукнул в дверь. Это были две абсолютно одинаковые девушки.
  -- Мы вам все принесли, - быстрым шепотом затараторили они. - Вот молоко, это дала Юлька, вот детское питание двух видов от Анюты, вот специальный подогреватель, в него поставите детскую бутылочку, она нагреется до нужной температуры. Да, смесь даже варить не надо. Она разводится водой. А кипяченая вода здесь всегда свежая. Но лучше молоко давайте... Анюта вот еще деревенского молока дала банку. Это от самой Томки... А впрочем вы её не знаете... Мы в холодильник его поставим.
   Девушки не уходили. Любовь Михайловна вопросительно посмотрела на них. Вспомнила, что видела их. Только тогда они были еще девочки-подростки. Это эти двойняшки тогда сыграли тревогу, когда женщина знакомилась с матерью Илюшки.
  -- Девочки, а что вам еще надо? - спросила она. - Почему не уходите? Я все равно не отдам никому Наташу.
  -- И не надо, - улыбнулась одна.
  -- Мы медики, будущие, - добавила вторая.
  -- Можно, мы только посмотрим, все ли в порядке с Наташей.
  -- Но она уже засыпает, - слабо сопротивлялась женщина.
  -- А мы издали умеем определять, - сказала одна из девушек
  -- Мы даже заходить не будем, с порога только глянем, - добавила вторая. - Да вы не бойтесь. Мы ведь рады за Наташку...
  -- Ладно, - Любовь Михайловна приоткрыла дверь.
   Муж уже спал. Но девочку не положил в кроватку. Она лежала рядом с ним. Сытая, переодетая. Тоже спала. Муж обхватил девочку своими большими руками. Боялся, вдруг упадет.
  -- Все ясно, - сказала одна из близняшек.
  -- Что ясно? - не поняла Любовь Михайловна.
  -- Наташка нашла отца.
  -- Родного, - добавила вторая.
  -- И маму тоже, - сказали они вместе и они ушли.
  -- Ничего не понимаю, - пробормотала Любовь Михайловна, устраиваясь на диване спать, - зачем им надо было смотреть на девочку? Смотрели бы на меня. И так все ясно. Я - мама. А мой Дима - папа.
   Женщина быстро уснула. И никакое снотворное не нужно было. А двойняшки докладывали обстановку всем остальным, их ждали на кухне:
  -- Точно, это родители Наташки. Мы видели, они будут счастливой семьей. Мы знаем, что делаем.
  -- Может, вы их и привезли сюда? - насмешливо осведомилась Юлька.
  -- Ага, - не растерялись девчонки. - Мы гуляли со знакомыми, когда остановилась машина возле нас. Мужчине стало плохо. Мы сразу поняли, у него не сердечный приступ, а невралгия. Мы могли бы и так ему помочь. Поколдовать немного, пошептать. Но нам показалось, что они обязательно должны заехать в пансионат. Вот и отправили их сюда. Они сразу нас послушались. Федь, а вот Юлька и с тобой не хотела знакомиться несколько лет назад, не слушала нас. Дай ты ей уж по шее, чтобы не своевольничала.
  -- Дам, обязательно дам, прямо сейчас, - пообещал мужчина и обнял Юльку. - Слушайся сестренок. Они у нас ведь уже маленькие ведьмочки.
  -- Вершительницы судеб, - добавила Златка.
   Проблему с бабушкой Наташи удалось легко решить. Даже платить не стал муж Любови Михайловны. Он оформил все через органы опеки. Помог Юрий Петрович. Правда, сделать это быстро не удалось. Долго еще жили Любовь Михайловна с мужем и Наташей в пансионате. Златка убедилась, что девочке достались хорошие нежные родители. А медсестру все-таки Эдгар уволил. Он несколько дней не мог прийти в себя и все возмущался, как это возможно дать ребенку, который еще за себя постоять не может, говорить не умеет, прокисшую кашу. А тут выяснилось, что не с горничными протрепалась медсестра, а с каким-то клиентом она была. Это было вопиющее нарушение. Тут уже и Златка сказала свое решительное слово. Хозяйкой-то все-таки считали её в пансионате.

...А Ярка после замужества стала Саевской...

   Прошло несколько лет. Девчонки успешно учились в медицинском институте, срок их обучения подходил к концу. Все чаще в их словах скользила мысль, что они будут не просто врачами, они будут заниматься наукой. Но все с нетерпением ждали, когда же они навсегда вернутся домой. Хотя, Липочка понимала это, придется реже с дочками видеться и тогда. Замуж им пора.
   Ярослава же закончила свое обучение в Лондоне, вернулась в Россию, уже несколько лет работала у Милославского, точнее, у Саевского Федора, так как Юрий Петрович отошел окончательно от дел. Он и Липочка нянчились с внуками, мечтали, когда же, наконец, выйдут замуж близняшки. Те отшучивались, что никак не найдут двух близнецов, похожих на папу.
   Красивая Яра с годами стала еще красивее. Красота её созрела, стала яркой, постоянной. Она очень была похожа внешне на свою мать - Эмму. Юлька, глядя на неё, вздыхала и думала, что теперь ей понятно, почему молодой Федька влюбился в женщину, которая была старше его на десять лет. Слава Богу, что характером Ярослава пошла не в мать. Она четко поставила перед собой жизненные цели и добивалась их. И первая установка была - никогда не брать в рот спиртного.
   Кто только не пытался добиться руки красивой Яры, но всем был отказ. Это вызывало озабоченность у близняшек, с которыми Ярослава была дружна. Веселые девушки никак не могли забыть своего нелепого полудетского гадания, в результате которого было предсказано самим Нострадамусом, что Ярка станет Саевской. По делу и без дела, когда были дома на каникулах, они часто являлись в гостиницу, где старшим менеджером была Ярослава. Проверяли, часто ли там бывает Федор, нет ли у него романа с Яркой. К счастью, пока ни в чем подозрительном муж Юльки замечен ими не был.
   Подозрения сестер-ведьмочек не были беспочвенны. Ярославе, в самом деле, Федор был очень симпатичен, её детская любовь не проходила, но Яра научилась её контролировать и искусно скрывать. Порой ей казалось, что и не любит она Федора, просто не встретился ей никто другой, кем бы она могла увлечься. Девушка прекрасно понимала: у Феди семья. Он и Юлька любят друг друга. У них дети. И Юлька - хорошая мать для Илюшки. Иногда мелькали мысли: попробовать увести Федора из семьи, но Яра понимала, в этом случае Федор останется без детей. Ему Юлька не то, что Алешеньку - Илюшку не отдаст. А Илюшка словно знал мысли старшей сестренки. Стоило Яре появиться в доме бывшего отчима, как уже немаленький Илюшка начинал ходить хвостом за отцом, все пытался сделать, чтобы и Юлька была рядом. Юлька объясняла все это просто: мальчик подсознательно помнит дом Эммы, и появление Яры воспринимает как угрозу - вдруг Яра уведет его назад. В душе же Юлька ревновала Ярку к мужу. Да еще Липочка как-то добавила масла в огонь:
  -- Гони ты Ярку от Федьки. А то доставит она тебе еще проблем.
  -- Федю от меня уведет? - сразу спросила Юлька.
   Этот разговор услышал и Федор. Он расшумелся, язвительно заметил, что он не теленок, его невозможно водить туда-сюда, он сам вполне уже может решать свою судьбу. Липочка при таком раскладе быстро ретировалась к себе, а Юлька слушала с виноватым видом мужа. Илюшка, как он это делал всегда маленьким, подлез ей под руки, обнял и сердито смотрел на отца. Алеша послушал-послушал рассерженного отца и вдруг заморгал и стал вытирать слезы. Федор тут же обнял младшего сына. А Юлька только и сказала:
  -- Федь, не говори больше так. Я ведь люблю тебя. Да, я боюсь тебя потерять. И не надо на меня за это ругаться.
   Она поцеловала в щеку Илюшку, встала и хотела уйти к Липочке, поплакаться. Федор догнал её у двери. Ему показалось, что сейчас Юлька уйдет навсегда. Один прыжок, и он встал у двери.
  -- Ничего себе, пап, вот это ты прыгнул, - раскрыл рот Илюшка.
  -- Ты чего? - удивилась Юлька.
  -- Не пущу, - сердито ответил Федор.
  -- Я к Липочке.
  -- Не пущу все равно.
  -- Ладно, ладно, я не пойду, - согласилась Юлька. - Ты только больше так не прыгай. Напугал.
   Примирились они окончательно ночью, когда уснули дети.
  -- Юлька, - обнимал её Федор, - неужели ты допускаешь мысль, что я смогу жить без тебя?
  -- Да, - отвечала Юлька. - Я ревную. Я боюсь остаться без тебя. Мне уже больше тридцати. А Ярка молодая, красивая, яркая, в тебя влюбленная.
  -- Да брось ты... Просто она одна осталась в этой жизни, нет у неё другой поддержки, вот и цепляется.
  -- Влюбленная, я знаю... Мне девчонки сказали.
  -- Юль, но я-то только тебя люблю.
  -- Я знаю, но я боюсь... Но почему я никак не могу больше родить?
  -- Липочка говорит, что ты тяжело рожала Алешу.
  -- Это уже давно было...
   После этого Федор сам стал избегать лишний раз встречаться с Ярой, она перестала бывать у них дома, хоть и скучала по Илюшке и Алешке.
   Как-то выйдя вечером после работы, Ярка села в автобус. Поехала домой. Девушка снимала квартиру. Неожиданно на остановке она увидела Федора. Тот не сел в автобус. Он кого-то ждал. Ярка помахала ему рукой, проезжая мимо. Федор помахал в ответ, но взгляд у него был удивленный. Ярка весь вечер вспоминала и понять не могла: что не так было в увиденной картине. Может то, что Федька был без машины? Так могла сломаться. Не найдя ответа, Яра уснула. На другой вечер она опять увидела Федора. На этот раз он был в машине, правда, не на своей, и кого-то ждал. Мужчина устало сидел, откинувшись назад, то ли дремал, то ли нет, глаза были прикрыты темными очками. Яра, неожиданно разозлившись на весь белый свет, в том числе и на Юльку, подошла, решительно открыла дверцу и села рядом.
  -- Привет, - непринужденно бросила она. - У меня такое впечатление, что ты стараешься со мной не встречаться.
   Мужчина удивленно смотрел на неё и молчал. А у Ярки опять появилось чувство: здесь что-то не так. Федька был каким-то другим. А он продолжал молчать.
  -- Как Илюшка? Алешка? - спросила Яра. - Я давно не видела мальчиков.
  -- Не знаю, - ответил тот.- Я тоже их давно не видел.
  -- Никак не пойму. С женой ты, что, ли поругался?
  -- Поругался, - грустно вздохнул мужчина.
  -- Поэтому домой не едешь?
  -- Не еду. Не хочу, - ответил мужчина.
   А у Яры забилось радостно сердце. Может, это её звездный час. Надоела Юлька Федору. Вот сейчас Ярослава поднапряжется и уведет Федора. До этого она не предпринимала подобных попыток. А что? Илюшку они отсудят. Он ведь сын Феди, правда, Юлька давно усыновила его, может заупрямиться. И он все за ней: "Мама, мама!" А Алешеньку Яра родит сама.
  -- А поедем ко мне, - предложила Яра.
   Федор повернулся к ней, снял черные очки и сказал:
  -- А ты смелая. Так легко мужчину зовешь к себе, практически незнакомого. Хотя мне кажется, что я тебя где-то встречал.
   Ярка сначала не поняла этих слов, потому что обнаружила, что у Федора голубые глаза. Да и волосы были светлее обычного. Вот что было не то. Это был не Федор, но очень-очень был похож, и даже гораздо симпатичнее. Ярка лишилась дара речи. А мужчина, весело и ласково улыбаясь, смотрел на красивую молодую женщину.
  -- Я тебя еще вчера приметил. Ты мне махала рукой из автобуса.
   Да, и на автобусной остановке тоже был он. Светловолосый. Вот какая мысль не давала покоя Яре. Светлые волосы.
  -- Вы кто? - прорезался у неё голос. - Что здесь делаете?
  -- Брата жду. Он должен подъехать. Работу он мне обещал. Кстати, меня зовут Александр.
  -- Как?
  -- Александр.
  -- А фамилия какая?
  -- Саевский.
  -- А Федор Саевский...
  -- Федька - мой брат. Двоюродный...
   Ярка облегченно засмеялась.
  -- Я вас за Федора приняла.
   Засмеялся и Александр.
  -- Ну что едем? - весело спросил он.
  -- Куда? - не поняла Ярослава.
  -- К тебе, ты звала. Я не могу упустить приглашение от такой красивой девушки. Федьке потом все объясню. Прости, не знаю твоего имени.
  -- Ярослава.
   Александр сразу посмотрел настороженно.
  -- Да, да, Федор был моим отчимом, - подтвердила Яра. - Я дочь Эммы.
  -- Вот почему ты меня к себе звала. Приняла за Федьку. А я думал, что сразу понравился тебе.
  -- А ты и понравился. Так что едем!
   Ярка не кривила душой. Ей неожиданно стало весело и легко. Голубые глаза Александра показались ей гораздо красивее Федькиных. Так началась связь Александра Саевского и Ярославы Яниной. Уже через неделю Яра и не вспоминала Федора. Ей казалось, что она всегда любила Сашку. С братом Федьки было легко и интересно. И не надо было мучиться угрызениями совести, что есть Юлька, что она уведет из семьи отца. Хотя опять было старое "но". Сашка тоже был женат. Хорошо, что детей у него нет. Но Ярка неожиданно так сильно влюбилась, что ей было все равно. Федор, когда узнал, пытался вмешаться в их взаимоотношения, говорил и с ней, и с братом. Но если Сашка еще прислушался слегка к его словам, то Ярка заявила, что Федор пусть даже не прикасается к её жизни. Она сама себе хозяйка.
  -- Яра, да ты пойми, женат Сашка.
  -- Ты был женатым и ушел от моей матери к Юльке, - отвечала Ярослава.
  -- Это было другое, - взывал к её разуму Федор. - Знаешь, какая у Сашки Нина! Хищница! Она Сашку не отпустит.
  -- Значит, буду встречаться с женатым, - отрезала упрямо девушка.
   Юлька с Липочкой тоже обсуждали этот роман. Липочка сразу сказала:
  -- А мне, кажется, у них получится. Это будущая семейная пара. Будут вместе. Конечно, я могу и ошибаться....
   Двойняшки тут же вспомнили, как дух Нострадамуса предсказал Ярке быть Саевской и одобрили роман Ярки. А главное, их больше не мучила совесть, что вдруг Ярка уведет Федьку у Юльки. Пусть лучше Сашку уводит у Нины. Такова была их логика. Но только был прав Федор. Нина наотрез отказалась дать развод. Она учинила грандиозный скандал, Сашка на какое-то время перестал встречаться с Ярой. Федор перевел его на другое место работы, подальше от красивой Ярославы. Все, казалось, успокоилось. Сашка погрустнел, но жил с женой. Ярка зло работала, замучила всех своей добросовестностью. Была какая-то вся бледная, усталая, все норовила подремать лишнюю свободную минуту. Первой стала догадываться Юлька.
  -- Федь, Яра, похоже, беременна, - сказала жена.
  -- Надел-таки дел братец, - ответил Федор, имея в виду Сашку. - Сломал жизнь девчонке.
  -- Федь, надо, наверно, Сашке сказать, - предложила Юлька. - Он должен знать.
  -- Надо, - согласился муж. - Пусть помогает Ярке, содержит ребенка. Сашка, в общем, всегда хотел детей. Не знаю, что они с Нинкой затянули.
  -- Федь, а может, ему лучше уйти от Нины? - осторожно предположила Юлька. - Пусть с Ярой живут.
  -- Не знаю, не знаю...
   Но решили сначала поговорить с Ярой. Та отказалась встречаться с бывшим отчимом и его женой, заявила им в телефонном разговоре, что поздно им проявлять заботу о ней, что она сама вполне может решить свою судьбу, она сделала уже аборт и уезжает отдыхать. Она уже три года без отдыха пашет. А после отпуска уходит от них. Отработала она свой долг, свою плату за обучение. Также Ярослава сообщила, что переходит в корпорацию "Орлофф", её посылают за границу, в Штаты. И Ярка исчезла с горизонта. Это было, в сущности, решение всех проблем. Никто не скандалил, не угрожал всеми возможными карами. Сашка погрустнел, как-то сразу постарел даже, а Ярки нигде не было. Федору она позвонила перед отъездом в Штаты и сообщила, что не вернется назад, будет там устраивать свою жизнь. Федор ругнулся, но сказал, что это, может быть, и к лучшему.
   Ярослава никуда и не уезжала. Но до зимы её никто не видел. Все считали, что она за границей. Пока случайно Юлька не столкнулась с ней в больнице около кабинета гинеколога. У молодой женщины был большой живот, Яра дохаживала последние дни перед родами. Она уклонилась от долгого разговора с Юлькой. Не дала даже адреса, сказала, что все хорошо в её жизни, что она замужем, муж принял её и ребенка, живет она за городом, у них с мужем свой большой дом.
  -- А ребенок-то все-таки Сашкин? - спросила Юлька.
  -- Мой, - ответила Ярослава. - И никому до него не должно быть дела.
   И ушла. Яра скрыла от Юльки, что все это время работала и жила у Златки в пансионате. В корпорацию "Орлофф" она и не собиралась переходить. Добрая Златка, вспомнив, как она выбиралась из такой же пучины, где был пьющий и жестокий отец, больная мать, маленький брат, помогла молодой женщине скрывать беременность и пребывание в России. Она поселила Ярославу в той самой маленькой комнатушке, что долгие годы жила сама. Был договор, что там Яра живет только до родов.
   Рожала Яра тяжело и долго. Медики уже не надеялись, что спасут её, о ребенке и не думали. Однако девочка родилась живой, сразу громко закричала, а Ярка металась после родов в беспамятстве и звала Сашку. Про Федора и не вспоминала. Врачи сказали Златке, когда она позвонила узнать о самочувствии Яры, что все плохо, очень плохо. "Молитесь!" - таким словом завершила свою грустную речь медсестра. Именно поэтому испуганная Златка тут же позвонила Юльке, сказала, что Яра плоха, пусть она все расскажет Федору. Других родственников у Яры нет, не считая маленького Илюшки. Федька был в отъезде. Поэтому Юлька и Липочка бросили все и примчались в роддом, через полчаса туда прилетели двойняшки, которые приехали из института домой на выходные. Именно благодаря им (когда они учились на последнем курсе медицинского колледжа, то проходили здесь практику) Липочку и Юльку пропустили к Яре, а может, пустили потому, что молодая женщина продолжала находиться между жизнью и смертью. Надежд было мало. Липочка и Юлька застыли у двери, глядя на бледную восковую Ярославу. Едва заметное дыхание слегка колебало грудь. Казалось, жизнь готовится навсегда покинуть молодую женщину.
  -- Как же так, - шептала плачущая Липочка. - Я же видела её рядом с Александром, счастливую, красивую... Нет, Юляш, она не умрет, она выживет... Я постараюсь помочь.
   Липочка пыталась вызвать к жизни те способности, что она всегда у себя блокировала. Она села рядом, взяла молодую женщину за руку. Но двойняшки-ведьмочки мягко отстранили мать, войдя в палату, встали рядом с Ярой. Они взяли с двух сторон её за руки, в этот момент Липочка показалось, что она видит свою бабушку-ведунью, Марфу, от которой она разрешила себе взять лишь один талант - видеть будущие семейные пары. А вот двойняшки жили по своим законам. Дочери Липочки так же, как и их прабабушка Марфа-ведунья, что дождалась их появления на свет и помогла их растить, что-то быстро прошептали. Липочка была готова поклясться, её дочерей здесь нет, они там, в глубинах мироздания, ищут душу Ярославы, находят, что-то ей ласково говорят, убеждают в чем-то и возвращают назад. И вдруг... О! Чудо! Веки Яры дрогнули, она медленно открыла глаза. Взгляд был впервые за много часов осмысленный. Тихо и радостно заплакала стоящая у дверей Юлька, побежала за врачом. Побледневшие сестренки устало кивнули: "С возвращением, подружка", - и отошли к окну. А Липочка опять села рядом, взяла бледную руку девушки. Пальцы Яры были холодны.
  -- Бабушка Валя, бабушка, родная моя, - прошептала Ярослава. - Спасибо тебе. Ты опять меня спасаешь. Мне было так холодно. А у тебя всегда тепло. У тебя такие теплые руки. Бабушка Валя, укрой меня.
  -- Надо позвать Валентину Ивановну, - поняла Липочка, укрывая Яру еще одним одеялом. - И, правда, почему мы ей не сообщили? Ведь она любила всегда девочку. И Ярка сколько раз говорила, что она ей мать заменила....
   Пришедшая Юлька поспешно позвонила Валентине Ивановне. Мать Федора последнее время жила в городе, в Юлькиной квартире, Оксанка давно освободила её, даже свою перестала сдавать, собиралась продавать. Прибежавший врач выслушал сердце молодой женщины, радостно вздохнул, приказал принести несколько грелок - Яра все жаловалась на холод. "Теперь все в порядке. Будет жить", - сказал он. Ярославе сделали несколько каких-то уколов. Молодая мама начала дремать. Двойняшки и Липочка ушли узнать, как себя чувствует новорожденная девочка. А Юлька сидела с Ярой, которая вскоре уснула, на этот раз нормальным человеческим сном. Потом приехала запыхавшаяся Валентина Ивановна, привезла домашнего куриного бульона, расплакалась, увидев бледную Ярославу.
  -- Доченька, что же ты все скрыла от меня? - упрекнула она. - Я бы тебе помогла. И жить надо было со мной. Я же рада, что ты теперь мама. Я люблю твою девочку.
   Проснувшаяся Ярослава повеселела, увидев бабушку Валю, съела несколько ложек бульона, лишь бы она не волновалась. Валентина Ивановна осталась с Ярой, остальные поехали домой.
   Через день Яра окончательно пришла в себя. Рядом опять были Липочка и Юлька, они сменили уставшую Валентину Ивановну. Молодая мама хоть и была слаба, но сегодня взяла впервые на руки новорожденную девочку. Девочка была крупной, горластой, она не собиралась покидать этот свет, хоть в результате тяжелых родов у неё была сломана ключица. Липочка пред этим внимательно осмотрела ребенка, что-то пошептала, сказала ласково:
  -- Все будет у тебя хорошо. Держись малышка. Ты сильная. А теперь давай учиться кушать. Яра! Не разрешай больше кормить дочку из бутылочки, у тебя молоко есть, - обратилась она к Ярославе. - Оно гораздо нужней твоей девочке.
   Та кивнула головой. И теперь обе старшие женщины учили младшую, как обращаться с ребенком, как кормить грудью. Ничего не получалось с кормлением. Яра расстроилась, даже заплакала. Малышка отказывалась брать грудь. Девочка сопротивлялась, не хотела сосать, привыкла к бутылочке. Но Липочка была настойчива. Она не разрешила кормить чужим молоком ребенка. Малышка долго капризничала. В конце концов, девочка проголодалась и взяла материнскую грудь. Да как начала сосать. Ярка только порой морщилась от боли. Малышка сосала без перерыва тридцать минут. Потом уснула. Её осторожно переложили в кроватку. Неожиданно Яра тихо заплакала, просила прощения за все: за пансионат, куда она скрылась, за то, что когда-то была влюблена в Федьку, за то, что когда-то осмелилась спекулировать жизнью маленького Илюшки.
  -- Понимаешь, - говорила она, обращаясь к Юльке, - теперь у меня есть маленькая девочка. Я стала другая. Не дал мне Бог счастья с Сашей, но дал дочку, сиротой её не оставил. Но он меня наказал за те слова, что я осмелилась произнести тогда об Илюшке... Я чуть не умерла из-за этого. Я знаю, из-за этого... Простите меня....
   Юлька и Липочка поверили новой Яре. Уже когда они уходили, Ярослава окликнула жену Федора:
  -- Юль, а если бы я умерла...
  -- Зачем ты такое говоришь... - испугалась Юлька.
  -- Нет, ты ответь...
  -- Да, я взяла бы твою девочку, - Юлька знала, о чем вопрос. - Сразу. И Федя бы меня поддержал.
   А еще она подумала, что, скорее всего, Сашка бы забрал ребенка, если бы знал. И от Нины бы ушел, ради своей дочки. Александр словно что-то чувствовал, последние месяцы часто приходил к ним, от души возился с мальчишками, все заводил разговоры о Ярославе, но тогда ни Юлька, ни Федор ничего не знали.
  -- А озорницы ему недавно скорую свадьбу предсказали, - некстати всплыла мысль у Юльки. - Хотя какая свадьба! Уж лучше развод. Надо бы сообщить Сашке, что Яра родила. Нет. Сначала я дождусь Федю. Решим вместе. Хоть бы Ярка хоть слово сказала про Сашку. Я бы тогда сразу его разыскала. Позвонила бы ему. Но она молчит. У меня вообще такое чувство, словно она что-то задумала, скрывает ото всех. А придется Яру пока брать к нам. Больше некуда. Хотя еще есть Валентина Ивановна... Может, она решит забрать Ярославу. Нет, без Феди я ничего решать не буду... И Сашку не надо со счетов сбрасывать. Липочка не ошибается.
   Через неделю Яру опять навестили озорницы. Они пришли с утра пораньше, притащили горы еды, приказали все съесть, задали тысячу вопросов. Молчали про одно - про Александра Саевского. Яра тоже не хотела о нем говорить. Подружки спросили, когда выпишут молодую маму, сказали, что её будут забирать Юлька и Федька. Яра, грустно улыбаясь, сказала, что ей здесь быть еще три дня. Двойняшки переглянулись, попрощались и ушли. Девчонки знали свое дело: этим же вечером стали тайком разыскивать отца девочки: ведь мама назвала парой Яру и Александра. И сами ведьмочки-пророчицы тоже давно предсказали, что Ярке быть Саевской. А их гадания всегда сбываются, если приложить усилия. Девчонки узнали от Юльки, что Саевский Александр ушел из фирмы брата, стал дальнобойщиком. "Это, наверно, чтобы реже жену видеть", - заметила вскользь Ринка, уводя Юльку из комнаты. А оставшаяся Леська тайком исследовала телефон старшей сестры. Хорошо! Есть Александр Саевский. Номер был благополучно перенесен в телефоны озорниц. Они быстренько оставили Юльку в покое, ушли к себе звонить Александру Саевскому. Приказали мужчине сначала остановить машину, иначе они не будут ничего говорить. Хорошо, что Александр уже возвращался назад, подъезжал к хозяйскому гаражу, а то бы он, услышав слова девчонок, развернул свою машину, не добравшись до пункта назначения. Теперь он очень аккуратно зарулил в ворота, остановил машину, выслушал девчонок, выпрыгнул из высокой кабины, поздоровался с хозяином, подал документы и, к удивлению всех, бросился бежать прочь, словно за ним гнались. Его товарищи видели, как он остановил такси, просто прыгнул в него и исчез. Хозяин в недоумении обвел окружающих глазами.
  -- Может, у Саевского что случилось? - в раздумье произнес он. - Позвоню-ка я его брату.
   Через минуту хозяин пояснил своим работникам:
  -- У Сашки дочь, оказывается, родилась. - Чего он молчал? Что я не человек? И так бы отпустил. Ладно, ребята, идем разгружать...
   Сашка, не переодевшись, помчался в роддом. Хоть был уже вечер, Александр не отступал, он должен видеть Яру и свою дочь. Но, увы. Мужчина узнал, что Ярославу днем выписали, её забрала какая-то женщина. Александр бросился в дом брата. Опять, увы! Это не Юлька забрала Ярославу из роддома. Ни Юлька, ни Федор не знали, кто и куда увез Ярославу с ребенком. Юлька вообще считала, что её будут выписывать только через три дня. Сашка орал на Юльку и еще больше на ничего не понимающего, только вернувшегося Федора:
  -- Это вы во всем виноваты! Почему не забрали сразу Яру к себе, пока меня не было? Вот куда она делась, да еще с ребенком, ответь!
  -- Да мы собирались её к нам привезти, - удалось вставить Юльке. - Откуда мы знали, что её сегодня выпишут. Может, Яра у Златки?
   У Златки молодой мамы не было. Сашка взвился по-новому. Теперь все обвинения лились только на брата.
  -- Не перевел бы меня тогда, был бы я сейчас с Ярой и дочкой. Тебе хорошо, у тебя двое парней, у меня нет никого. И дочери меня хочешь лишить?
  -- Саш, - остановила его Юлька. - Ну что ты говоришь? Федя ни в чем не виноват. Это Яра...
  -- Яра! Яра! Она еще молодая, глупая, обидели мы её все. Я, дурак, струсил перед Ниной, отступил, испугался, что жить мне будет негде. Но я все равно найду Яру, - начал немного успокаиваться мужчина. - Что вы думаете, я брошу своего ребенка! Ни за что! Я с Ярой буду жить. Я люблю её!
  -- Ты женат, - напомнил Федор. - У тебя есть Нина.
  -- У тебя тоже была Эмма, а ты к Юльке бегал, - не остался в долгу брат.
  -- У меня совсем другая история. Эмма пила. Да и не жил я с ней.
  -- А с Ниной я скоро пить начну! Ты этого хочешь? Я Яру люблю, я детей хочу. А Нина после аборта никак не родит. И не хочу, чтобы она рожала. Все ей деньги, дом, дача, квартира, машина нужны были... Я уйду от неё. Мне моя дочка нужна. Моя и Яркина.
  -- Саш, тебя же твоя Торгашева без гроша оставит, - напомнил брат. - Ты всю недвижимость на неё оформил.
  -- И черт с ней, с недвижимостью. У меня голова и руки есть. Заработаю! Пока снимем квартиру. Я уже сказал, мне нужны Ярка и моя дочь, - повторил Александр.
   В разгар скандала позвонила Валентина Ивановна. Трубку взяла Юлька. Было плохо слышно. Женщина вышла в другую комнату. Валентина Ивановна переживала. Это она забрала девочку из роддома. Хотела привезти к себе, но Яра просила отвезти её в деревню, в дом Эммы. "Я сама со всем справлюсь!" - твердила молодая мама.
  -- Туда я не повезла её. Там такая халупа. Эмма столько лет пила. Все водкой пропиталось. Я, Юль, в наш дом отправила их. Там чисто, печку мы с Ярой истопили, стало тепло. Меня Яра заставила назад ехать. Я с дури-то согласилась. А теперь покоя нет. Но как там Яра одна будет? Воды нет, печь топить надо. Я хоть и наносила дров и воды, но ведь ребенок маленький, надолго ли хватит? - говорила мать Федора. - Юлечка, попроси Федю или сама довези меня туда. Надо помочь девочке. Ну, зачем я уехала? Совсем, старая, мозги потеряла.
   Мать Федора заплакала. Юлька вошла в комнату, где все еще ругались братья, и сердито остановила ругань.
  -- Все хватит. Надоели со своими претензиями! Яра нашлась. Она в деревне. В доме бабушки Вали.
   Сашка вскочил сразу:
  -- Федька, дай ключи от машины. Я еду туда.
  -- А твоя машина где?
  -- Да Нинка отобрала. Я ей еще перед рейсом сказал, что уйду от неё. Вот и забрала ключи.
   Федор дал ключи. Сашка помчался в деревню. В тот же день он привез Яру и девочку назад. Яра наотрез отказалась остановиться у Юльки. А вот у бабушки Вали согласилась пожить. Я через день Юлька позвонила и сказала, что Оксанка согласна сдать свою квартиру, что находится в том же доме на первом этаже, совсем недорого, но при условии, чтобы её сразу освободили, так как она собирается продать эту квартиру.
  -- Вот мы и купим эту квартиру! - сказал Сашка Яре. - Кредит оформим и купим. Я заработаю. Почаще буду ходить в рейсы. Ничего, прорвемся мы с тобой. Будут когда-нибудь и у нас хоромы.
   Ярослава верила ему во всем. У неё и самой были такие мысли. Да и кое-какие денежные сбережения. Она тоже уже начинала копить на квартиру. Но все же как хорошо, когда есть человек, который о тебе заботится.
   Оксанка с радостью согласилась продать квартиру родственнику Федора. По крайней мере, обмана никакого не будет. Согласилась и подождать, пока покупатели соберут всю сумму денег. Но пока жили Александр и Яра в Юлькиной квартире у бабушки Вали. Внизу в однокомнатной шел ремонт. Сашка развелся с Ниной. Женился сразу же на Ярославе. А дочку они с Ярой назвали Валюшей. Валюша сразу стала Саевской. Бабушка Валя всегда любила неродную внучку. И сейчас она с огромной радостью взялась помогать Ярославе. Александр все же оформил кредит, однокомнатная квартира вскоре стала принадлежать им. Добился он и раздела совместно нажитого имущества с Ниной.
   Нина пыталась доказать, что все имущество должно принадлежать ей, раз оформлено на неё. Не получилось. Федор дал в помощь брату опытных юристов. Они быстро доказали, что Александр имеет право на половину имущества. Вот тут и узнала Юлька, что квартира у Александра и Нины, что была куплена в городе, старая, однокомнатная, да еще в аварийном доме, её не разменяешь. Дом в деревне, кстати, один, а не два, он так и не был достроен за долгие годы. Да, была дорогая машина. Нина не хотела отдавать ничего. И вот тут-то и появилась земля. Десять гектаров. Да, это была та самая старая пасека и прилегающие к ней земли. Половина принадлежала Томке, половина Нине. Земля пустовала. Но деловые мозги Федора сразу поняли - это был выгодный кусок. Первой мысль пришла в голову Юльке, когда Сашка рассказал о предложении Нины отдать ему свою землю, если он откажется от другого имущества.
  -- Саш! Соглашайся. Хоть земля и дешевле квартиры пока. Хотя у вас такая халупа. Но скоро цены на землю поднимутся. А там такие места! Землю эту оторвут у вас с руками. Мы первые с Федей у вас купим.
  -- Да, - улыбнулся муж. - Там, где недалеко речка со скалой. Потом, я думаю, что Юрий Петрович для своих там построит дом. Про Златку не забыть бы. Ипполит Сергеевич, кстати, тоже глаз положил на эти места. Они ведь вплотную примыкают к пансионату. Еще кое-кому предложим в городе. Соглашайся, Саш.
   В результате сложных подсчетов получилось следующее. Кроме Нины, землю согласилась продать и Томка. Почти весь этот огромный участок купили Кожемякины, потому что он вплотную подходил к их пансионату. В планы Эдгара входило создать большую зону отдыха и построить еще несколько коттеджей, чтобы еще и там могли отдыхать люди. Как и говорила Юлька, у самой речки по двадцать соток себе купили Юрий Петрович и Федор, они планировали построить здесь себе дома. А вскоре еще произошел один квартирный обмен. Валентина Ивановна давно жаловалась, что ей тяжело подниматься на четвертый этаж, задыхается, ей бы на первом квартиру. Юлька, недолго думая, сказала, что надо предложить обмен квартир Сашке с Ярой. У них дочь, еще наверняка, народят, пусть в двухкомнатную перебираются.
  -- С доплатой, - тут же добавил Федор.
   Юлька засмеялась. Так и сделали. Но больное сердце не мешало Валентине Ивановне каждый день по несколько раз ходить к Ярке, нянчиться с малышкой.
   Ну, а Ярка, как и предсказал дух Нострадамуса, стала Саевской.

Братья Милославские.

   Прошло еще пять лет со дня юбилеев. Юлька была беременна, через два месяца рожать. Ждала она девочку. Федор радовался, подбирал имена. Мальчики тоже участвовали в этом важном деле. Илюшка, которому уже было пятнадцать лет, очень внимательно относился к матери, Алешка, баловень отцовский, случалось, мог и нагрубить, не послушаться. За что и получал не только от отца, но и от старшего брата. Юлька устала от своего живота. И тут еще двойняшки обрадовали всех: они выходят замуж. Сразу! Обе! Свадьба будет в один день!
  -- Пап, ты не переживай, мы после свадьбы останемся Милославскими, - заверила Леська.
  -- А я пап, когда рожу детей, то дам им отчество Юрьевичи. Не стану, как Юлька, менять отчество и фамилию у Алешки, - заявила вторая дочь, а глаза были хитрые у обеих.
  -- Да вы что, дочки, - замахал руками отец, хотя ему было приятно. - Пусть уж ваши мужья будущие решают, какие вам фамилии носить. Главное, чтобы вы были счастливые.
  -- А они не против. Вечером сам у них спросишь. Мы их приведем знакомиться.
   Девушки засмеялись и умчались. Вечером они привели своих избранников познакомиться с семьей. Юльке сначала показалось, что это тоже близнецы. Нет, оказалось братья, и разница в возрасте пять лет. Леська с Ринкой завели их в зал, где уже Липочка и Юлька накрыли стол, даже не познакомили, приказали развлекать и зачем-то скрылись у себя. Парней это не смутило.
  -- Георгий, - представился первый, он был постарше, но пониже, и галантно поцеловал руку Липочке и Юльке.
  -- Юрий, - сказал второй, что помоложе, но повыше, и точно также склонился к рукам женщин.
   После церемонии знакомства на минуту повисло молчание. Его прервал младший сын Юльки. Мальчика очень волновал один вопрос.
  -- А ты чей? - спросил Алешка старшего из братьев. - Леськин или Ринкин?
  -- Я не знаю, - таинственным шепотом ответил тот. - Они абсолютно одинаковые. Я путаюсь.
  -- Вот сейчас наши девушки вернутся в комнату, мы сразу и решим, где чья, - серьезно добавил второй. - Ты нам поможешь?
   Все, кто слышал этот разговор, поняли, озорницы нашли то, что искали. Красивые, веселые молодые люди, с чувством юмора. И когда девчонки, которые одевались всегда одинаково, появились в комнате, парни моментально нашли своих избранниц.
  -- Моя Ринка, - сказал тот, что помладше. - Я её выбираю. Ты одобряешь?
  -- Она ничего, - согласился Алеша. - Визжит только много.
  -- А мне, выходит, Леська досталась, - подмигнул Алеше старший.
  -- Ничего не поделаешь, - засмеялась Леська. - Но ты не переживай, я тоже умею визжать. Так, Лешенька?
  -- А вы фамилию дедушки будете носить теперь? - не унимался Лешка. - Леська с Ринкой дедушке обещали, что их мужья будут его фамилию носить. Она красивая такая у него, историческая.
  -- Нет, - строго ответил Георгий. - Наши жены возьмут только нашу фамилию.
  -- Этот вопрос обсуждению не подлежит, - добавил серьезный Юрий. - Моя жена - моя фамилия.
  -- Какая? - спросила Юлька.- Вы хоть скажите.
  -- Милославские мы, - ответили оба и, наконец-то, улыбнулись.
   Тут уже захохотали двойняшки.
  -- Пап, мы же обещали, что продолжим твою фамилию, - обняла отца Леська.
  -- А я рожу папе Алексея Юрьевича, - добавила Ринка, поцеловав отца в щеку.
   Смеялись и их будущие веселые мужья.
  -- Мы согласны!
   Липочка всех пригласила за стол. Избранники двойняшек пришлись всем по душе. Юрий Петрович спрашивал, чем они занимаются. Оказалось, Георгий и Юрий из потомственной семьи врачей. Только Георгий занимается наукой, он микробиолог, а Юрий - практикующий врач, хирург.
  -- Мне кажется, что я вас где-то уже видела, - произнесла Юлька.
  -- Видела, - подтвердил Федор. - Это ты их для наших озорниц нашла. Еще несколько лет назад, в день юбилеев.
  -- Юлька, мы же тебе рассказывали, - засмеялись девчонки.- Ты же тогда их с озера привела и торжественно объявила, что госпожа Судьба рядом пробегала и двух братьев девчонкам послала.
  -- Только ты мне Георгия назначила, - пояснила Ринка.
  -- Но я подумал и выбрал Леську, - очень серьезно пояснил Георгий.
  -- А нам с Ринкой ничего уже не оставалось, как полюбить друг друга, - улыбнулся Юрий. - Вот всегда мне старший брат переходит дорогу.
  -- Да ты не расстраивайся, - рассудительно сказал Алеша Юрию. - Ринка с Леськой одинаковые. Обе визжат всегда, как ненормальные.
  -- Так это было сколько лет назад! - не понимала Юлька.
  -- Ну и что. Мы потом еще встретились. Неожиданно. Юра работал в центральной городской больнице, мы туда с Леськой попали на практику два года назад. Вспомнили встречу нашу первую. Потом начали встречаться. Юрик мой все никак не мог выбрать между мной и Леськой.
  -- Ну, допустим не совсем так было, - пытался остановить Ринку её избранник.
  -- Так-так, - вступилась Леська. - Целый год гуляли втроем. Возьмем Юрика под ручки и ведем. А он довольный, сияет, такие девушки две у него красивые. А потом к нему как-то Гоша приехал, мы встретились уже вчетвером.
  -- Я как увидел Лесю, - вступил в разговор Георгий, - понял, что пропал.
  -- Вот и пришлось Юрику меня выбрать, - хохотала Ринка. - А может, я его выбрала. Все ждала, что сам догадается.
  -- А вообще-то, - добавила веселая Леська, - как мы узнали, что они братья по фамилии Милославские, то сразу поняли - наша судьба.
  -- Так вы давно уже встречаетесь? - догадалась Юлька.
  -- Конечно. А вы думали, что мы все годы, что в институте учились монахинями жили? - смеялись девчонки.
   Свадьбу двойняшек отгрохали в пансионате. Было очень весело. К Златке вернулся с семьей младший брат Аркадий с семьей, его жена Лиля отлично танцевала и веселила всю свадьбу, затмив в некоторые моменты даже тамаду. Все были рады. Все любили озорных девчонок. Ради такого события пансионат на выходные отказал всем посетителям, там были только свадебные гости. Однако поздно вечером, даже ночью, в субботу, приехала семейная чета иностранцев. Из Штатов. Красивая черноглазая женщина с веселым лицом и высокий спокойный молодой мужчина. С ними приехал местный предприниматель Соколовский Юрий и его хрупкая миниатюрная жена Инна. Они очень просили оставить их в пансионате. Златка подумала и приказала дежурному администратору предоставить в их распоряжение один из домиков, хотя те очень хотели поселиться в старом здании - бывшем помещичьем доме.
   Утром Юльке не спалось. Мешал живот. Она хоть и устала за свадьбу, мечтала все прилечь, отдохнуть, но ночью спала очень плохо. Вся извертелась, мешала Федору. Тот без конца просыпался, терпеливо обнимал жену. На какое-то время Юлька уснула. Ей опять снился старый князь Соколов, последний владелец барского дома. Он тихо шел по усадьбе с молодой красивой женщиной. "Елена! Невестка князя! - поняла Юлька.- Наша далекая прабабушка или уже даже прапрапрабабушка". До женщины донеслись слова женщины, которые Елена говорила старому князю: "Вот и нашла, наконец, нас моя старшая сестра Анна. Долго я ждала её, но она приехала сюда только сегодня. Скоро воссоединится вся семья Орел-Соколовских". Юлька резко проснулась после этих слов. Начало светать, не спалось ни в какую, Юлька помучилась еще чуток и решила встать, чтобы дать покой мужу. "Ты куда? - встревожено поднял голову Федор. - Пора уже в роддом?" "Спи, я пойду посижу на крылечке", - махнула рукой женщина. Она поправила одеяло у детей, что спали в соседней комнате, вышла и села на ступеньках старого барского дома, что был построен еще до революции. Солнце освещало приветливые старые стены. Молодец Златка, сохранила все. Так и веет уютной русской стариной. Хоть и построено уже несколько коттеджей, все равно сюда люди стремятся, любят снимать номера в старом доме. Здесь добрая аура, дом вселяет покой в душу. Умиротворение во всем. Как жаль, что прабабушка Марфа не дожила до этого времени, не походила она по своему родовому имению, не опасаясь, не оглядываясь. Все боялась, что догадаются люди, что она из дворян, и отправится она с внучкой отбывать наказание на долгие десять, двадцать, двадцать пять лет, как это было с её отцом Андреем Тургеневым. Марфа только изредка разрешала себе взглянуть на старый дом, и то издали, как и её бабушка Евдокия - Елена Соколова. И если есть тот свет, то пусть посмотрят прабабушки сюда, на свое имение, порадуются счастью своих потомков. Уже можно не скрывать, что когда-то эти места благословила молодая колдунья из рода Орел-Соколовских.
   К Юльке подошла хрупкая женщина. Юлька сначала подумала, что кто-то из близняшек идет, потом поняла - ошиблась. Женщина была пониже ростом. Она узнала её, это была жена предпринимателя Соколовского, Федор как-то имел с ним дело. Женщина участливо взглянула на Юльку:
  -- Вам помощь не нужна?
  -- Нет, - ответила Юлька. - Мне просто не спится.
  -- И мне не спится, я люблю вставать рано утром, а здесь такая красота, - ответила женщина и представилась: - Инна.
  -- Юля! - ответила Юлька. - Присаживайтесь рядом. Я тоже люблю смотреть на восходящее солнце, когда оно ранним утром встречается с Лунитой...
  -- С кем? - удивилась Инна. - Как вы сказали?
   Юлька поправилась:
  -- С луной.
   Инна села рядом:
  -- У вас будет девочка? - спросила она.
  -- Да, - ответила Юлька. - Как вы догадались?
  -- Живот кругленький, не острый. Когда мальчиков носят, он вперед больше выступает.
   Женщина внимательно глядела на Юльку. Той опять на минуту показалось, что рядом любопытные двойняшки, они хотят узнать её мысли. Они умели это делать, но никогда не пользовались своей способностью во зло. Юлька давно научилась от этого защищаться. И сейчас она представила себе туманный плотный занавес, он надежно скрывает её и её семью. На лице Инны вновь мелькнуло удивление, словно она увидела этот плотный туман.
  -- Вам скоро уже рожать? - спросила женщина.
  -- Скоро, - вздохнула Юлька.
   И дальше пошел ничего не значащий разговор. Говорили о детях, Инна похвасталась, что у неё тоже растут две дочки, рассказала, что в пансионат её уговорила так срочно приехать двоюродная сестра Ирина Игл, она ненадолго с мужем прилетели из Америки.
  -- А вот и Ирина с Жорой встали, - показала Инна.
   От одного из домиков шли мужчина и женщина. Они остановились рядом с Инной и Юлькой, поздоровались, сказали обычную дежурную фразу. Юлька замерла в изумлении. Это заметила и Инна.
  -- Вам плохо? - спросила она.
  -- Нет, все в порядке, - заставила себя улыбнуться Юлька.
   В мире происходило что-то непонятное. Она пока решила не говорить, что вызвало её удивление. Может, это так гормоны влияют, вот и чудится всякое. Инна подошла к двоюродной сестре.
   Все они вместе стали с большим интересом рассматривать дом. Высокий светловолосый мужчина говорил своей ослепительно красивой жене, с которой Юлька не сводила глаз:
  -- Вот, смотри, Ира. В этот дом и увез из Польши свою жену Елену, младшую сестру нашей мудрой Анны, её муж Андрей Соколов. Анна очень грустила по сестре, но так и не побывала здесь. Просила меня это сделать. Ты собираешь родословную своего рода Орел-Соколовских, рода нашей мудрой Анны. Мы приехали сюда. Цела старинная усадьба. Но, к сожалению, нам не удалось здесь найти потомков Елены Соколовой, ни их могил.
  -- Их здесь, наверно, и не должно быть, - ответила красивая Ирина. - Ведь дочь Елены, Екатерина, попала в одну из южных республик во время гражданской войны. Там жили её дети, внуки Елены.
  -- Да, это так, но это были потомки от второго брака Екатерины с нерусским врачом Арденном, который её спас. А я надеялся, что здесь найдутся следы дочери Екатерины от первого брака - Регины. Пути Регины и её бабушки Елены уходили сюда. Сюда хотела скрыться в годы гражданской войны Елена Соколова со своей внучкой. Как жаль, но следы оборвались. Здесь никто из старожилов не смог вспомнить, где могила Елены Соколовой и Регины Тургеневой. Мы с тобой осмотрели все окрестные кладбища.
  -- Да, но мы нашли могилу Андрея Тургенева и старого князя Соколова, - сказала Инна. - Хочется верить, что это первый муж Екатерины и её дед.
  -- У Андрея Тургенева не было детей, кроме Регины.
   Юлька встала и медленно подошла к супружеской чете и новой знакомой.
  -- Зато у Регины Тургеновой были две дочери. Анна и Елена назвала она их, - медленно говорила она. - Двойняшки. Елена умерла в возрасте трех месяцев. Анна прожила дольше. Но тоже умерла молодой, оставив на свете двух девочек - красавицу Марию и добрую ласковую Липочку. А фамилия была у них Полоскова.
   Пара иностранцев повернулась к Юльке и застыла. Инна улыбалась.
  -- Вы о ком нам рассказываете? - спросил мужчина.
  -- Я сейчас говорю о своей мудрой прапрабабушке-ведунье Регине Тургеневой. Только звали её в деревне Марфой Полосковой. Елена Соколова, спасая жизнь своей внучке, изменила фамилию и имя, она стала Евдокией Полосковой, а Регина - Марфой.
  -- Жора! Я верю. Это они! Это про них рассказывает наша очаровательная незнакомка, - закричала его ослепительно красивая жена. - А я все думала: почему рядом с Андреем Тургеневым и старым князем Соколовым похоронены Полосковы Анна, Елена, Евдокия и Марфа.
   В это время из дома с визгом и смехом вылетели двойняшки. Их веселые мужья бежали следом и ловили их. Сестренки подбежали к Юльке и пытались за неё спрятаться.
  -- Тише вы, собьете меня с ног, - говорила Юлька, укрывая руками свой большой живот.
  -- Ни за что! - прокричала Леська.
  -- Мы тебя всегда удержим, - вторила Ринка.
  -- Мой Бог! - произнес Жора, обращаясь к жене. - Ира! Раньше у меня в глазах двоилось, когда я видел рядом тебя и Инну. А теперь у меня, кажется, даже не троится в глазах. Как это сказать по-русски? Четверится. Посмотри на этих девушек. Они очень похожи на тебя и Инну.
   Ринка и Леська перестали прятаться за Юльку, они увидели красивую Ирину, серьезную Инну и застыли. Сбавили шаг и их молодые мужья, озадаченные сходством четырех женщин. Потом веселый Юрий произнес:
  -- У меня тоже, кажется, начало четвериться в глазах, - и крикнул в раскрытое окно. - Мама Липочка, а вы точно одну пару двойняшек родили, а не две? Что-то здесь не так. Идите сюда!
  -- У нас, к сожалению, нет еще двух братьев, - добавил Георгий.
   Липочка выглянула в раскрытое окно. Раскрыла рот. Потом ошеломленно произнесла, обращаясь к мужу:
  -- Юра! Юра! Иди сюда быстрее. Смотри! Да это же наша любимая актриса Ирена Орел-Соколовская. Да, та самая, что на наших дочек похожа. Из сериала "Дети Лунной Богини". Помнишь, нам Валентин Орлов передал диск, где снимаются его дочери. Оксанкины девочку обожают эту сказку.
   Двойняшки крутили головами. Впервые они не знали, что сказать. Юлька засмеялась и сказала словами из их же сказки.
  -- Старшая сестра Ирены и Лесиль, Людмила, застала врасплох младших озорничающих сестер. Они впервые не знают, что сказать.
  -- Зато они знают, что делать, - сказала Инна, не отводя взгляда от двойняшек.
   Внимание двойняшек переключилось на эту миниатюрную женщину. Юльке вдруг показалось, что миниатюрная Инна похожа на покойную прабабушку Марфу, она тоже ведунья. Но что происходит с двойняшками и Инной? Они понимают друг друга без слов, поняла Юлька. Так продолжалось несколько минут.
  -- Инна, Инна, - обратилась к миниатюрной женщине актриса. - Мы, кажется, нашли потомков Елены Соколовой. Мы нашли еще одну ветвь рода Орел-Соколовских, потомков Регины. Ты же у нас ведьмочка, ты должна знать правду, скажи, это они?
  -- Они, они, - ответила миниатюрная Инна. - Посмотри на этих одинаковых ведьмочек, так похожих на тебя и меня. Они уже мне все мозги прощупали. Без малейшего стеснения. Придется их проучить.
   Неизвестно что произошло, но двойняшки обе одновременно ойкнули, тряхнули головами и заныли:
  -- Мы больше не будем. Ой-ой! Не надо. Не надо!
  -- Не будете, - сказала миниатюрная брюнетка. - Вы счастливые. А счастливым не всякое дано умение... Вы больше не должны быть ведьмочками...
   Так актриса Ирена Орел-Соколовская, в замужестве Игл, нашла очередную ветвь из рода Орел-Соколовских. Она окончательно поверила, что перед ней родственники, когда услышала, что двойняшки умеют немного колдовать. А Липочка, застывшая в окне, как две капли воды походила на молодую Елену Соколову со старинной литографии, что сохранилось у Жоры от бабушки Анны, старшей сестры Елены.
   Вышедший последним Федор с удивлением узнал в иностранце своего старого знакомого по Алтаю Георга Игла, одного из владельцев корпорации "Орлофф". Вздрогнула Липочка, услышав эту фамилию, стала внимательней смотреть на незнакомого мужчину. Но никто не обратил на это внимания.
   Много было разговоров, только позже. А пока шел второй день свадьбы. Двойняшки тут же позвали туда новых знакомых. У Инны были маленькие дочки, она и её муж не остались, беспокоились за малышек. А актриса Ирена Орел-Соколовская любила свадьбы. Так что в этот день больше ели, пили, пели и плясали.
   Уже после свадьбы актриса внимательно выслушала все семейные предания и сказки про Эфиру, на этот раз рассказывали все двойняшки. А потом Ирина рассказала сказку, что всегда жила в их семье, про солнечную Гелию и серебряную Лунниту....

Сказка, рассказанная актрисой Иреной Орел-Соколовской( из книги "Алька - любовь моя) и отредактированная близняшками-ведьмочками.

   В далекой незнакомой галактике по звездному небу медленно плыли, взявшись за руки, две прекрасные женщины, две сестры - дочери самого отца-мироздания. Сегодня наступил день их свободы. Они должны найти свой мир среди множества планет, что создавала уже миллионы лет мать-земля, чтобы стать в нем богинями, научить обитателей этого мира всевозможным умениям и работам. Отец-мироздание с большим сожалением отпустил их из дома. С ним еще оставалась младшая дочь, голубоглазая Эфира - будущая создательница любви. Сестры Луннита и Гелия были очень дружны и не могли представить жизни друг без друга. Но где найти такой мир, в котором люди будут согласны поклоняться сразу двум богиням? Вот на их пути показалась прекрасная голубая планета, которую создала мать-земля после рождения младшей дочери Эфиры. Там были люди, созданные по образу малютки Эфиры, они только учились жить. Гелия и Луннита сразу полюбили этот мир. В этом мире был день, и существовала ночь. Сестры остались здесь. Богиней дня, солнечного света стала золотоволосая Гелия; черноглазая, темноволосая Луннита выбрала ночь. Еще там было огромное голубое небо. Сестры мечтали, что когда-нибудь здесь будет жить и их младшая сестра Эфира, и голубое небо станет местом её обитания, там она будет плести нити судьбы, а потом научит людей любви. А пока Гелия учила их добру, разуму, трудолюбию, Луннита - дружбе, верности и волшебству. На этой планете, в старинном замке, поселилось само материнство в облике земной женщины, оно воспитало много детей, в том числе дочерей Эфиры и матери-земли, что были людьми от рождения. Именно потомкам Ирены и Лесиль Луннита оставила владение волшебством, остальные люди растеряли этот дар. Благодаря умению волшебства самые лучшие, самые достойные представители их рода постигли секрет превращения - они могли принимать облик любого существа. Впервые тогда не пришли к согласию сестры.
  -- Люди не должны быть равными нам, богам, - убеждала сестру златоглазая Гелия. - Они должны быть только людьми, а не принимать любой образ. А если они используют свое умение во имя зла?
  -- Такого не может быть, - возражала черноокая, с золотыми искорками в глубине зрачков Лунита. - Я оставила умение преображения самым лучшим, самым достойным. Это потомки наших волшебниц, рожденных Эфирой и матерью-землей, это дети Ирены и Лесиль, это наши родственники.
  -- Но Людмила и Юлия тоже умели колдовать. Зачем ты оставила их детям это умение? Ты забыла, кто их отец?
  -- Да. Я помню. Они дети могущественного чародея Крека. Я просто не стала блокировать их способности. А потом этих девочек вырастило само материнство. Они не используют свой дар во зло. Кроме того, Юлия отказалась от своих способностей, она обычная женщина, живет, трудится, растит детей. Её дети тоже не будут иметь этого дара. Они счастливые. Только Людмила владеет волшебством. Дети Людмилы достойны пользоваться этими умениями.
  -- А если ты ошиблась, если среди избранных окажется один недостойный, вдруг у злого Крека остались другие дети? - не успокаивалась Гелия. - Ты знаешь, что ждет нас? Отними, я прошу тебя, свой дар у всех людей. Возьми его назад. Помнишь, что говорил нам отец-мироздание при прощании? Наши сестры, ставшие людьми от рождения, должны оставаться людьми.
  -- Помню, - твердо ответила Луннита, - но я не сделаю этого. Однако если зло воспользуется дарованными мной способностями, то секрет преображения будет постепенно утрачен, и нас сменят новые боги. Ты станешь просто звездой, приближенной к этой планете и согревающей её, а я стану спутником. И я перестану существовать раньше тебя.
  -- Нет, сестра, я не расстанусь с тобой, - ответила Гелия. - Вечно будет сиять на небе солнце, согревая её, всегда будет светить луна. А в легендах и сказках мы останемся вместе. И для избранных мы сможем всегда показаться в образе прекрасных женщин - детей отца-мироздания.
   Потомки Лесиль и Ирены уже не были такими могучими волшебницами, как дети мироздания, но они больше всего любили летать в небе орлами. Эта гордая птица стала гербом их рода. Потомки Людмилы взяли умение матери, они превращались в соколов, сокол же гордо смотрел и с их герба. Потомки Юлии были простые добрые люди, они рожали детей и растили их.
   Именно в те стародавние времена, когда люди ещё не утратили секрета преображения, знали колдовство и ведовство, началась история рода Орёл-Соколовских. Этому роду покровительствовала Луннита. Но шли годы, века, мельчали людские желания, новым всесильным богом становилось золото. И лишь единицы из древних родов сохранили секрет преображения. Их преследовали, стали называть оборотнями, ведьмами. С ними жестоко расправлялись, убивали, жгли на кострах. Поэтому в тайне хранила свое умение гордая златоволосая голубоглазая красавица Зося из обедневшего к тому времени рода Орловских. Её избранник, дальний родственник из того же рода, Георг, тоже не утратил древнего мастерства. Уйдя далеко в горы, преобразившись в орлов, влюбленные улетали высоко в поднебесье, парили на неподвижных крыльях. Голубоглазая Эфира, мать самой любви, наблюдала за ними, радовалась, что подаренная ей людям любовь по-прежнему существует, не стареет. Зося и Георг пели в голубой пронзительной вышине о своей любви.
   Но Судьба хмурилась и никогда не обещала им счастья. Красавицу Зосю должны были выдать замуж за богатого соседа Ральфа Гадинского, известного злым и жестоким нравом. Про него говорили, что его роду подарил часть своей силы Крек. Старый чародей всегда знал, что его сила отойдет старшей дочери, что никогда Людмила не использует её во зло. Поэтому в тот момент, когда он упал раненый с могучей вековой ели, успел злодей отдать часть силы проползающему мимо гаду. Так появился род Гадинских, владеющий тоже секретом волшебства. А в Георга была влюблена молодая, решительная, но добрая колдунья Ирена, тайная жрица Лунниты, единственная наследница богатейшего рода Соколовских. Но она молчала о своей любви, потому что Георг любил другую. Как когда-то прародительница этого рода Людмила спасла дочь матери-земли, так Ирена поклялась покровительствовать любви Зоси и Георга, не чинить им вреда. Ради этого она приказала своему сердцу замолчать. Добрая Луннита жалела свою любимицу, мечтала о счастье для неё. Она разыскала госпожу Судьбу, спросила, будет ли счастлива Ирена.
  -- Только добро и лишь одно добро поможет Ирене, - отвечала Судьба. - Она будет вместе с Георгом, так записано на линиях их жизни. Только не пришло еще это время. Я не имею права больше говорить. Поверь мне. И нельзя ничего рассказывать Ирене. Тогда мое пророчество не сбудется.
   Загрустила Луннита, но так и не сказала ничего молодой колдунье. А Ирена словно это знала. Подружилась с Зосей, звала на свидания возлюбленную Георга, сообщая, где и когда ждет он Зосю. Только смахивала слезы, набегающие помимо воли на её прекрасные зеленые глаза, когда видела жаркие поцелуи Георга, что дарились Зосе, а не Ирене.
   Долго надеялись Георг и Зося, что счастье придет к ним, что согласятся родные на их брак. Только все напрасно. Но никому не было дела до их чувств, род беднел и беднел, а Ральф богател и богател. И вот было объявлено о дне свадьбы Зоси и Ральфа. Влюбленные решились на последний шаг: приняв облик гордых орлов, покинули ночью родные дома, поклявшись, никогда не быть больше людьми. Тайно следила за ними Ирена, плакала, но не пожелала им зла. Пусть её любимый человек будет счастлив.
   Гордая красавица орлица и могучий орёл решили жить на самой высокой скале. Внизу протекала холодная горная река
  -- Замечательное место, - одобрила орлица, - здесь наши дети будут в безопасности. Сюда не придут люди. А наши дети никогда больше не будут людьми, пусть всегда остаются гордыми птицами.
   Скоро среди камней появилось гнездо. Его тщательно и терпеливо построила Орлица. Орлица отложила яйца, начала согревать своим теплом. День и ночь сидела она неотлучно, выводя потомство. Улетал муж, охотился, добывал пищу и приносил своей жене. Но только как-то вернулся он и не нашел своей Орлицы. Громко закричал он, призывая её. Слабым звуком отозвалась лежащая за большим камнем умирающая молодая женщина. Это была Зося. В руке она сжимала задушенную змею. Змея пыталась сожрать будущее потомство орлов. Зося превратилась в женщину и задушила огромную змею, но и та успела нанести ей смертельный укус. Зося умирала от змеиного яда. И вокруг гнезда вилось и вилось зло, отравляя все округу смрадным дыханием.
  -- Дети, - проговорила Зося, - дети...мои дети. Георг! Сбереги их, не дай им погибнуть. Здесь оставаться опасно. Унеси наших детей их отсюда.
   Зося собрала остатки сил, все свое волшебное умение, чтобы передать его детям, и умерла. Закричал тоскливо Орёл, превратился в мужчину, обнял свою любимую, грея её остывающее тело своим дыханием, но было уже поздно. Зоси больше не было. Георг тоже решил умереть, но перед этим решил сбросить вниз, в холодную бурную воду, ещё не выведенное потомство, чтоб не достались в добычу хищникам, чтобы не погибали медленной смертью дети от ползущего смрадного зла. Но Солнечная Гелия не могла позволить такого. Она разыскала Ирену. Яркий луч упал на лицо юной колдуньи, зовя её за собой. Ирена обернулась Соколом, и поспешила за лучом. Она успела вовремя. Орел переворачивал свое гнездо над бурлящим потоком. Пролетавшая внизу Соколиха поймала первое, сброшенное Георгом в горную реку орлиное яйцо, гневно закричала, останавливая отца неродившихся еще детей, принесла назад, приняла облик орлицы, отогнала орла и села в гнездо, укрыла крыльями его. Гелия помогла ей согреть орлиные яйца, оживила, было, замершую в них жизнь. Ночью на охрану к своей любимице поспешила Луннита. А Георг тосковал. Он хотел, как гордые представители его рода, взлететь на самую высокую гору и броситься вниз, чтобы погибнуть. Всю ночь он пел тоскливые песни, сидя на самой вершине, а утром он шагнет вниз, в пропасть. Его остановила голубоглазая женщина. Один только Бог ведает, как оказалась она там, на этой недосягаемой круче. Женщина смотрела на него своими удивительными глазами и говорила о трусости мужчин.
  -- Ты ищешь утешения для себя. Ты раздавлен горем, но как будут жить твои крошки?
  -- К ним прилетела новая мать. Ирена не бросит их. Она ведет свой род от самого материнства.
  -- Но ей тоже надо помогать. Кто принесет пищу, кто в холодную погоду поможет укрыть детей?
   Тоскливо посмотрел орел вниз и сказал:
  -- Я. Я помогу своим детям. Пусть Зося подождет меня.
   Орел улетел. К ногам Эфиры, это она была, упал солнечный луч.
  -- Что ты задумала? - спросила Гелия.
  -- Я дам ему другую любовь. Пусть он полюбит Ирену.
  -- А это возможно?
  -- Не знаю, - ответила голубоглазая Эфира. - Но нити их жизни связаны.
   Орёл остался возле Соколихи, приносил пищу новой жене, пока она не могла оставить гнездо. Соколиха вывела потомство. Только вместо птиц родились человеческие дети, четыре красавицы девочки и мальчик. Девочек под покровительство взяла Гелия, согрела своими лучами, дала им красоту, вдохнула в них силы. А мальчика благословила Луннита. Обернулась опять женщиной Ирена и привела в свой богатый замок Георга и его детей и стала растить их, как когда-то вырастила чужих детей её далекая прапрапрабабушка - само материнство. Вернула человеческий облик она и Георгу, Герг полюбил Ирену, только это было другое чувство, не такое, как он испытывал к Зосе, здесь была на первом месте благодарность. Но Ирена была рада и этому. Она была счастлива. Только своих детей у Ирены не было. Поэтому до боли в сердце любила приемных, особенно сына. Мальчик родился последним, из выброшенного яйца, он боялся прийти на этот свет, в нём жил испуг, жалела его приёмная мать, баловали старшие сестры, что унаследовали твердый, бесстрашный характер настоящей и приемной матери. Мальчик же вырос слабым, изнеженным, а дочери взяли самое лучшее от нравов орлов и соколов: и красоту, и умение приносить добычу, и несгибаемость характеров, их ничто не могло сломить. Этот род с тех пор стали называть Орел-Соколовским. Секреты колдовства хранили тоже женщины. Пусть со временем они разучились летать, превращаться в орлов и соколов, но они умели видеть человеческие души, умели лечить тело, узнавать мысли других людей, заставляли отступать смерть. Была странная особенность во владении волшебством: эти способности утрачивались в тот момент, когда к женщинам приходило счастье, и они возвращались, если в жизни их наступало горе.

Тайна мудрой Марфы.

   Федор напомнил Георгу Иглу об их первой встрече на Алтае и пригласил к себе вместе с его очаровательной женой, которая к тому же была какой-то дальней родственницей его Юльки. Липочка помогала племяннице во всем, но была невнимательна, рассеянна, впервые за все время подгорели любимые всеми её пирожки.
  -- Лапочка наша, - беспокоилась племянница, - ты часом не заболела?
  -- Нет, - ответила однозначно Липочка и решительно выбросила пирожки в мусорное ведро.
   Лишь через несколько дней, когда Ирина и Георг сообщили о своем скором отъезде, решившись, тетушка рассказала про последнюю тайну своей бабушки - мудрой Марфы.
   В этот день все собрались в доме Липочки, которая попросила пригласить к ним актрису Ирену Орел-Соколовскую и обязательно её мужа, Георга Игла. Юлька, полагаясь неизвестно на какое чутье - все-таки и она была правнучкой деревенской ведуньи, позвала еще и Инну Соколовскую с мужем. Липочка лишь одобрительно кивнула на это. Двойняшки сразу заявили, что они с мужьями тоже будут в этот день дома, они скучают по папе. В знакомой блаженной улыбке расплылся ставший совсем седым Юрий Петрович.
   В этот раз замечательные пирожки Липочки удались на славу. Молодые мужья двойняшек только вошли, вдохнули ароматы, сразу торжественно-весело объявили, что больше всех любят маму Липочку, что они женились на девчонках только из-за неё, но их любовь усилится, если им дадут хоть по одному маленькому пирожку, а лучше по два. Липочка засмеялась и поставила огромное блюдо на стол. Юрий и Георгий сразу сюда и присели. А за ними и остальные стали пробовать пироги. Георг съел несколько штук и дал высшую оценку:
  -- Непревзойденно, замечательно, очень вкусно. Так умела готовить лишь наша старая Анна, да еще балует меня иногда моя теща, мать Ирины - Алина Орлова.
  -- Да, - подхватила Ирина. - Липочка! Я просто объелась. Но эти пирожки лишний раз доказывают, что мы все из одного рода. Так только наши женщины умеют готовить.
  -- Да, - задумчиво отозвалась Инна, глядя на сидящую на диване светловолосую Юльку и такого же светловолосого Георга Игла, - из одного рода.
   Миниатюрная женщина участливо посмотрела на взволнованную чем-то Липочку и сказала такую фразу.
  -- Род Орел-Соколовских отличается еще одной особенностью. В нем очень сильны родственные связи. Они невольно стремятся друг к другу. Поэтому их пути часто пересекаются, хотя порой они и не знают, что родственники. Это заложено в генетическом коде.
  -- Да, - поддакнули веселые двойняшки. - Это было завещание матери-земли и её дочери Эфиры своим земным дочерям - будьте всегда вместе, в этом ваша сила. Юль, Жор, поняли.
   Те ничего не поняли, если честно сказать. А Инна ласково улыбнулась. Она тоже уже подметила эту интересную особенность близняшек: скажут вроде в шутку, а на самом деле чистая правда. Женщина продолжила свою мысль:
  -- Уж не знаю, завещание ли Эфиры и матери-земли подействовало или еще что, но недаром Ирина взялась за это дело. Недаром ей помогает Жора.
  -- Да, - подхватил Георг, - я хоть не из вашего рода, но меня долгие годы растила мудрая Анна, старшая дочь Орел-Соколовских, она прожила почти сто лет. Анна так мечтала, чтобы её младшая сестра и брат нашлись, ну хотя бы весточку хоть какую-то подали. В годы войны мой дедушка Билл нашел одну женщину из Орел-Соколовских, она была медсестрой. Он успел написать об этом лишь в одном письме своей приемной матери Анне. Но дедушка погиб. Письмо пришло с опозданием, после его смерти. Мы так и не узнали, кого он имел в виду, и была ли эта женщина той самой Орел-Соколовской. Анна считала, что это письмо отослала та самая женщина. Она говорила, что чувствует это, родная рука держала этот листок бумаги...Ира, - Георг ласково посмотрел на свою ослепительную жену. - Вот тебе еще одна тайна. Узнай, про кого писал мой дедушка.
  -- Обязательно узнаю, - пообещали Ирина. - Но только посоветуюсь с Инной. Инна, ведьма наша от слова "ведать", что скажешь, стоит ли браться за это дело?
  -- Что я скажу? - переспросила Инна. - А пусть наши пророчицы скажут. Ведь они знают что-то.
   Девчонки неожиданно скромно опустили глаза, потом Ринка тихо произнесла:
  -- Пусть мама нам расскажет про мудрую ведунью Марфу и её дочерей, рожденных от иностранца...
  -- Да, и про те две старинные иконки, что никогда нам нельзя было трогать, - договорила Леська. - Они в старой шкатулке.
  -- Да, Липочка, - поддержала Инна. - Расскажите нам, что вы столько лет храните, какую тайну. Пришло время.
   И Липочка начала свой рассказ.
  -- Сейчас другое время. Те, кто был репрессирован, оправданы. Вместе хоронят немецких и русских солдат. А после революции уничтожали дворян, высылали из страны иностранцев, потом репрессии тридцатых годов, пятидесятых... Страшно было. Поэтому то, о чем я сейчас вам скажу, нельзя было даже упоминать несколько лет назад...
   ...Марфа училась недолго, вернулась домой беременной. Родила двойняшек. Евдокия и Марфа всем в деревне говорили, что их отцом был коммунист, умерший от застарелых ран. Марфа даже называла его имя. Василий. Поэтому у её дочерей было отчество Васильевна, как впрочем, и у самой Марфы.
   В сорок первом началась война. Марфу мобилизовали, как медицинского работника с первых дней войны. Евдокия расстроилась, переживала, ведь надо растить Анну теперь ей. Евдокия не надеялась увидеть дочь, вернувшейся с фронта. И причина была не в том, что она боялась, что Марфу могут убить. В Евдокии была уверенность, что дочь останется в американском секторе Берлина, чтобы потом направить свой путь в Америку, может, жива там еще Анна. Так приказала сделать внучке Елена Соколова. Пусть Регина уедет за океан, найдет Анну, а потом они вместе придумают, как забрать отсюда дочь Регины. Сама же Елена останется здесь, возле могил зятя и старого князя. Но дочь вернулась домой, была какой-то усталой, опустошенной. И причина была не только в том, что за военные годы Марфа видела много горя и смерти, причина была в потере любимого человека.
   Лишь спустя год Марфа все рассказала Евдокии.
   В последние месяцы войны она встретила Билла, отца её девочек. Он служил в войсках союзников, в американской армии. Это было на Эльбе. Русские и американцы обнимались. Тогда они были союзниками. Марфа ловко уклонялась от всех объятий, когда вдруг ей показалось, что она слышит знакомые интонации на английском языке.
  -- Билл! - невольно вылетело из её губ.
   Немолодой полковник американской армии оглянулся.
  -- Регина! - воскликнул он.
  -- Нет. Я - Марфа, - поправила она.
   Да, это был Билл. Он знал её настоящее имя, с ним она собиралась много лет назад покинуть Советский Союз, но Билл был арестован и выслан. И вот эта случайная встреча. Но тогда она была очень короткой. Потом они встретились в мае сорок пятого еще раз. . Это было в День Победы. Все радовались, ликовали. Опять обнимались. Перемешались войска союзников и русских. А Билл и Марфа спешили поговорить в этой суматохе. Она в этот раз успела ему сказать про рожденных ею девочек, про смерть трехмесячной Елены, про подрастающую Анну. Билл ахнул, сказал, что обязательно должен увидеть свою дочь, что Регине надо ехать с ним в Америку, потому что она из рода Орел-Соколовских, а его бабушка...Билл не договорил. Он увидел в одном из окон уцелевшего здания немецкого снайпера. Тот был с оптической винтовкой и целился в русскую медсестру. Билл резко повернул Марфу, и пуля вошла ему в затылок. Он умер моментально. В ужасе закричала всегда владеющая собой Марфа... А Билл медленно сполз на землю. Марфа замолчала, нагнулась, закрыла глаза Фреду, подобрала выпавшую из кармана иконку и письмо. Дальше её оттеснили товарищи Билла.
   Вот и сейчас, спустя год после Победы, Марфа показала бабушке эту иконку. Вздрогнула Елена, прижала в страшном волнении к груди руки. Это была иконка рода Орел-Соколовских. Это Елена знала точно. А в письме, что было адресовано Анне Игл, Билл писал о своей встрече с Региной, русской медсестрой из рода Орел-Соколовских. Это письмо Марфа знала наизусть. Она передала его потом друзьям Билла, чтобы они отправили его матери.
  -- Мама, - тихо произнесла Марфа. - Что же получается? Отец моих девочек - сын твоей старшей сестры Анны или внук? Дочки мои рождены от родственника были? Поэтому умерла маленькая Леночка?
   Елена молчала, потом произнесла:
  -- Нет. Не поэтому. Анна была бесплодной. У неё были только приемные дети. Но она их любила больше всего на свете. Я успела получить от неё несколько писем, где она делилась со мной своей бедой. Не дал ей Бог деток. Не дал. Скорее всего, Билл был приемным сыном. И все же я рада, хоть такую весточку ты привезла мне от Анны. Жива моя сестренка, жива. Когда-нибудь она найдет нас.
   Елена достала старую шкатулку, там уже была точно такая же иконка. Одна иконка принадлежала Елене, другая Анне, они получили их от своей тетки. Небольшой лик с изображением Божьей Матери подарила юным сестрам Орел-Соколовским мудрая тетка Элла в день их совершеннолетия, сказала, что они охраняют жизнь. Анна дала эту иконку на войну приемному сыну, чтобы Божья Матерь охраняла его. К сожалению, икона не спасла Билла. Он был убит в день Победы.
   Марфа в тот первый день победы надежно спрятала подобранную иконку и письмо. Каждый день, если удавалось остаться одной, она читала строки Билла, что он писал приемной матери, и понимала: надо отослать это письмо Анне. Через неделю на случайной мине подорвалась генеральская машина. Генерала контузило. Начальник госпиталя знал о способностях Марфы, замечал: умеет она облегчать страдания. Поэтому Марфа постоянно дежурила возле генерала, ведунья умела снимать боль. Генерал так и оставил её при себе, покровительствовал ей. Этот немолодой генерал когда-то был на одних нарах с офицером белой армии Андреем Тургеневым. Он помог Марфе передать письмо друзьям Билла. Благодаря генералу, делом Марфы о её знакомстве с американским офицером не занялась контрразведка. Вскоре Марфа была демобилизована.
   Елена выслушала все, что тяготило внучку, и приказала молчать обо всем. Коротка была расправа у советской власти с женщинами, замеченными в связи с иностранцами в годы войны. Женщин - в лагерь. Детей в спецучреждение. И сейчас после войны нельзя говорить об этой встрече. Та же будет участь. И так правнучка без конца болеет. А в лагере она не выживет. Больше Марфа никому ничего не рассказывала. Молчала много-много лет. Оставшаяся в живых дочь Анна так и не узнала, от кого ей достались светло-пепельные волосы и её необычная красота. Когда пришло время умирать Марфе, отдала она Липочке две небольших старинных иконки, рассказала, откуда они, рассказала про Билла Игла, по памяти прочитала его последнее письмо. Липочка записала слова умирающей бабушки. А Маша так иконок ни разу и не увидела, не знала и о письме.
   Липочка, рассказав эту историю, достала старую шкатулку, там лежали две старинные иконки и небольшой листок бумаги, исписанный круглым почерком Липочки.
  -- Я должна вернуть вам одну из иконок, - сказала она Жоре.
   Жора долго смотрел на иконки. Он ничего не знал о русской медсестре, которую вторично свела судьба в годы войны в Берлине с его дедом. Не видел он и иконки, старая Анна ничего ему о ней не говорила, а может, и говорила, да забыл он. А вот про какую-то русскую девушку из рода Орел-Соколовских, встреченную в годы войны Биллом, в семье говорили. И должны быть целы письма Билла с фронта. Их бережет старая Клер, племянница Билла, хранительница семейных ценностей рода Игл.
   Красивая жена Георга по-своему решила этот вопрос.
  -- Жора, я не знаю, с твоим ли прадедом встречалось в годы войны Регина, то есть Марфа, но я знаю одно. Эти иконки должны принадлежать женщинам из рода Орел-Соколовских.
   Ирина кивнула на Ринку и Леську.
  -- Ты права, Ира, - поддержала её Инна.
   Двойняшки, вопреки своему обычаю, не визжали. Они смотрели на иконки, потом Леська тихо произнесла:
  -- Мы давно видели их у мамы. Возьмем потихоньку и разговариваем с ними. А после этого нам всегда снились чудесные сны. Сны, которые сбывались. Так Ринке приснилось, что Дева Мария говорит, что у нас есть отец, настоящий. Папа Юра его зовут. Вот мы сразу и решили, что это Юлькин папа.
   Ринка помолчала и добавила:
  -- А может, нам просто хотелось, чтобы у нас был папа. Вот и выбрали себе своего папулю.
   Юрий Петрович довольно улыбнулся.
  -- Мы у иконок совета спрашивали, - вспоминала Леська.
  -- Когда мы искали жениха для Юльки, то иконка упала прямо на имя Федор, - хитро прищурилась Ринка. - Вот мы и притащили стихи поэта с именем Федор, знали, что заставим Юльку гадать и выбрать Федора.
   Федор, сидя на диване рядом со своей Юлькой, улыбнулся, обнял жену, поцеловал в щеку и сказал, что все так и должно быть. Юлька сидела неестественно напряженная. Федор вопросительно глянул на неё.
  -- И когда папа Вася умирал, мы ему тоже тайком положили под подушку эти иконки. Он перестал плакать от боли и стал говорить с тетей Машей, - сделала следующее признание Леська. - Рассказывал, как любил её.
  -- Вы не верите, что мы помним бабушку Марфу, - продолжила Ринка. - И зря. Мы помним, все помним, как она говорила с этими иконками, молилась за тетю Машу, а потом плакала.
   Все молчали.
  -- Это правда, - сказала неожиданно побледневшая Юлька. - Вы же взрослые были все у мамы в те дни, а я осталась с бабушкой и девочками. Она долго что-то шептала, а потом сказала: "Все! Не могу больше. Нет сил. Все растратила. Были бы родные рядом. Они бы помогли... А девчонки еще малы. Не справятся. Да и я не разрешу. Они для жизни рождены. Ведь недаром обе иконки пришли в нашу семью. Это они их искали". Было такое. Липочка, бабушка Марфа всегда хотела, чтобы ты иконки передала девочкам.
   Липочка подошла и подала иконки дочерям. Те осторожно взяли. Погладили и потемневшую от времени поверхность. Они словно говорили с иконками. Федор не выдержал, улыбнулся и задал вопрос, на который еще не было ответа:
  -- Лесь. Рин. Что сейчас вам говорят эти иконки? Родственник нам Георг или нет?
   Он первым озвучил вопрос, который занимал всех. Девчонки, было, озорно улыбнулись, подмигнули Юльке, но улыбки моментально сменились серьезностью.
  -- Иконки нам говорят, Федя, что надо лучше за женой следить. Сидишь рядом, но ничего не замечаешь! Юлька, что молчишь и за живот хватаешься? Тебе пора в больницу.
  -- Пора, - обреченно произнесла Юлька. - Уже час, как пора. Только мне хотелось узнать окончание этой истории. Не судьба, видно. Федь, поехали. Липочка, папа, вам, как всегда остаются дети.
   Испуганный Илюшка подбежал к матери, она обняла его:
  -- Не бойся, сынок! Мне пора за вашей сестренкой.
  -- Купи такую же веселую, как Ринка с Леськой, - приказал строго Алеша, чем вызвал невольные улыбки.
   Юрий, муж Ринки, подсел к Юльке, взял за руку, озабоченно нахмурился. Федор тоже был не в состоянии улыбаться, он побледнел и побежал заводить машину.

Конец колдовству.

   К роддому мчались на большой скорости несколько машин. В первой постанывала от боли Юлька. Рядом сидел Юрий. Федор за рулем говорил без умолку, то ли поддерживая жену, то ли успокаивая себя. Юрий Петрович настолько разволновался, не мог вести машину. Он и Липочка сели со старшим зятем, с Георгием. Там же были Ринка и Леська. Лешеньку и Илюшку забрали в свою машину Соколовские, с ними были еще Ирина и Жора, все страшно волновались. Инна пыталась успокоить детей.
  -- Все хорошо будет. У Юли прекрасное телосложение.
  -- Да, - неожиданно всхлипнул Илюшка. - Зачем тогда с мамой Юра поехал. Он врач, хирург. Он её резать будет?
   К роддому подъехали одновременно. Муж Ринки выскочил из машины, оттеснил Федора и сам повел женщину в приемный покой, приказал всем оставаться здесь, даже двойняшкам.
  -- Мы с тобой, - заверещали те. - Мы будем рядом с Юлькой.
   На что младший Юрий Милославский ответил:
  -- Здесь вам не шуточки, здесь женщина рожает. Земная женщина, земного ребенка. Хватит сказок. Здесь нужны врачи, специалисты. Я сам все проверю и проконтролирую. Георгий, будь на связи. В случае моего звонка, знаешь, кого искать.
   Тот кивнул. А Юрий Петрович трясущимися руками набирал номер, звонил старому знакомому врачу Станиславу Позднякову. Тот, услышав, что с ними врач Милославский сказал, что ему делать там нечего. Этот умеет все.
   Младший Юрий Милославский вышел из родильного отделения через четыре часа.
  -- Девочка, - крикнул он громко. - Четыре сто. Мама отдыхает. У неё все в порядке.
   Наконец-то двойняшкам представилась возможность завизжать от всей души.
   Вот так Юлька родила долгожданную дочку. Федька, с точки зрения жены, окончательно лишился здравомыслия. Когда его впервые привел в палату жены Юрий и Федька взял на руки крошечный кулечек, он побледнел и испуганно опустился на стул:
  -- Юль, я ничего не сломаю ей? Она такая маленькая.
  -- Нет, - засмеялась Юлька. - Да ты не бойся, Федь. У нас же уже третий ребенок.
  -- А для меня первый, - непонятно ответил муж. - Ни Илюшку, ни Алешку я не видел такими крошечными. А Илюшку и на руках не держал до года, не мог. Никаких отцовских чувств во мне не было.
  -- Ты наговариваешь на себя, Федь, - возразила Юлька. - Ты хороший отец.
  -- Нет, правда. Сейчас совсем другое во мне. Я за эту девочку весь мир отдам. Мне её так жалко. Она такая крошечная, такая беспомощная. Юль, а можно поцеловать её в щечку.
  -- Конечно, можно, - улыбалась жена.
  -- Как назовем дочку, Юль? - Федор уже немного увереннее держал крошечный кулек.
  -- А как бы ты хотел?
  -- Я и не знаю. А ты?
  -- Я хочу, чтобы это было простое русское имя.
  -- Варя. Варенька, - предложил Федор.
   Федор хвастался направо и налево девочкой. Он поражался, сколько нежности проснулось в его душе, когда на свет появилась Варенька. Особенно он старался перед Сашкой, доказывая, что его девочка красивее и умнее. Яра улыбалась сдержанно и мудро, пусть стараются друг перед другом братья, лишь бы не пили. И когда Сашка, в очередной раз выслушав информацию Федора о его необычной Вареньке, признался жене, что ему тоже хочется еще одну малышку, такую же, как Варенька. Ярослава ответила:
  -- В чем дело. Рожу. Вот прямо через девять месяцев и рожу. Только Настеньку.
   И родила. Алешеньку. Как она когда-то мечтала, глядя на сердитого малыша Юльки. Вот уж тут Сашка отвел душу. Яснее ясного было, что его Алешенька самый... самый.. самый... Отец просто не находил слов.
   Илюшка сразу полюбил сестренку, он нисколько не ревновал мать, помогал ей, качал коляску, даже пробовал пеленать. Алеша был более сдержанным, никогда не высказывал своих чувств, казалось, ему все равно, есть сестренка или нет. Юлька переживала, но Федор как-то засек: когда никого не было к комнате, и девочка заплакала, младший сын подошел, поцеловал крошечную ручку и сказал:
  -- Зачем плачешь? Здесь твой брат. Он за тебя заступится, он любит нашу маленькую Вареньку.
   И запел песенку, успокаивая сестру. Но только вошел Федор, Алешка тут же сел за компьютер играть.
   А двойняшки отучались колдовать. Не то чтобы этого у них не получалось. Но осечки бывали. Забывали они предупреждение Инны, что у счастливых это умение утрачивается. И один веселый случай это подтвердил.
   Ринка и Леська помимо многих своих талантов, хорошо понимали животных, их слушались все: и кошки, и собаки, даже пчел девчонки не боялись, могли брать голыми руками, пчелы их никогда не кусали. Но как-то....
   Как-то двойняшки и их мужья приехали в родную деревню. Они любили эти места. А там были большие изменения. Федор, проанализировав доходы от гостиниц, решил расширить сферу своего бизнеса, построить огромные теплицы, чтобы в городе и зимой были свежие овощи, а в деревне рабочие места. Еще у него там была пасека. Вот туда и полезли девчонки, доказывая, что пчелы их ни за что не покусают, они помогут пасечнику достать рамку меда. Мужья их оказались не такими храбрыми, не пошли прогуливаться мимо ульев. Ринка тоже осталась в последний момент. Она уже ждала своего первенца. Муж её не пустил. А Леська смело, без всякой защиты пошла к пасечнику, который доставал мед. Надо сказать, что пчелы её, в самом деле, не тронули. Она принесла рамку с медом. Но когда они с мужьями ели свеженький медок в домике пасечника, одна недовольная пчела прилетела и стала кружиться над тарелкой. Леськин муж отмахнулся, пытаясь выгнать пчелу.
  -- Не тронь мою пчелку, - приказала Леська.
  -- Мы сейчас отдадим ей мысленный приказ, и она улетит, - подхватила Ринка.
   Уж какой приказ они отдали, неизвестно, только неправильная пчелка подлетела и цапнула Леську в прямо в переносицу между глаз. Леська завизжала, стряхнула с себя пчелу, Ринка застыла, а муж Леськи бросился вытаскивать жало. Потом поспешно закрыл окна, там гудели другие пчелы. Больше никого пчелы не покусали. Только оба глаза у Леськи вздулись, заплыли, не осталось даже щелочки. Вот в таком виде они и вернулись в деревню. А там гостила Златка со своими девочками. Леськин Георгий, войдя в дом, встал в красноречивую позу и нарочито расстроенно произнес:
  -- Вот, мама Липочка, уезжал с женой на пасеку, а назад какое-то чучело привез без глаз.
   Леська подыграла:
  -- Ой! Здравствуйте, а куда это меня из леса привели. Ничего-то я током не вижу. Ой, здесь детишки! Детишки, - обратилась она к девочкам Златки. - Вы кто? Давайте познакомимся...
   Дальше она не успела ничего сказать, грянул хохот. Только Настенька сердито подошла к Георгию и сказала:
  -- Иди назад и ищи нашу Леську. А эту со страшным глазом отведи назад в лес.
  -- Дочка, - ахнула Златка, - это и есть наша Леся.
  -- Нет, - не согласилась девочка. - Это чужая тетя, она нас не знает. И глаза у неё толстые. Куда дели Леську?
   Леська села на стул, хотела дурашливо зареветь, что её никто не любит, но вместо этого захохотала, звонко, неудержимо:
  -- Настенька, да это я, я пошутила. Меня пчелка укусила.
   Девочка недоверчиво посмотрела и отошла к отцу. Что-то спросила.
  -- Да, Леська, это Леська, - улыбнулся Эдгар. - Доколдовалась.
  -- Все, - сказала Леська, - никакого больше колдовства. А то и пчелы кусаются, и дети меня боятся.
   Больше девчонки не колдовали. Не было нужды. Леська вместе с мужем занялась микробиологией. Наука и колдовство не сочетались. Ринка работала участковым врачом. Но обе вскоре родили девочек, и если у Леськи мелькали мысли нанять няню и вернуться к науке, то Ринка сразу заявила, что она только мама. Георгий же приказал и Леське заняться дочерью. А та и сама уже не рвалась.
   Юрий Петрович и Липочка гордо гуляли с детьми. Шутка ли, пять внуков. Да еще Ринка ждала опять ребенка, она сказала, что будет рожать до тех пор, пока сын не появится. Она же обещала папе продолжить его фамилию.
   Актриса Ирена Орел-Соколовская продолжила свою работу по воссозданию родословного древа Орел-Соколовских. Ирина разыскала не только потомков Екатерины от первого брака, но и от второго. Через несколько месяцев Милославские и Саевские получили от неё подробную историю рода Орел-Соколовских, а также сообщение, что она хочет проверить свои силы в режиссуре и снять продолжение сериала "Дети Лунной богини". Только свой сериал она назовет по-другому "Потомки небесной Эфиры". В конце письма был постскриптум: "Хочу встретиться с женой Аркадия, Лилей. Она художница. Может, возьмется иллюстрировать наши сказки. Да и не дает мне покоя одна мысль. Уж больно точно сумела Лиля на своих портретах, что заказывала Златка для пансионата, сумела передать внешность Елены Соколовой. Говорит, что её мать давала советы... Неисповедимы пути господни..."
   Приложить родословную.
   10 января 2011г. Продолжение следует. "Поехали".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"