Вспотеть не успел, когда принесли телеграмму из Белокурихи. Я думал, Серёга едет домой, - нет, просит прислать десять рублей. Он, как я понял в дальнейшем, останется в санатории ещё на один поток.
- Куда ему столько? - спросила бабушка, вывернув кошелёк.
- Ребёнку всегда хочется сладкого, - тоном эксперта сказала мать, и засобиралась на почту.
Из меня чуть сопля не выскочила: нашли сладкоежку! - Курит падла, вот денежки и понадобились. По-взрослому курит, в затяг.
Я его с этим делом давно, ещё на Камчатке застукал. Да он и не прятался. Знал всегда, что Сашка "не вломит".
Короче, все мамкины планы накрылись дырявым тазом. Хотела она вместе со мной на улицу Победы идти, квартиру смотреть, хоть в окошко внутрь заглянуть, да судьба внесла коррективы. Ей теперь и за час не управиться. Народу много, а очередь на почте одна.
Так что дали мне вольную. А толку? Заскочил до Погребняков, а их уже Митькой звать. Тёть Зоя сказала: "Взяли удочки, пошли на Лабу".
Что делать? Витька и без того мне осточертел, с Жохом мы ещё не кенты, к Рубену чесать неохота... не, думаю, вернусь ка я лучше домой. Тем более вспомнил, что тяпку оставил на островке.
Короче, иду и на ходу рассуждаю. В прошлый раз мы получили "однушку" по улице Победы, и опять шарик судьбы в ту же самую лузу упал. Вот будет хохма, если и адрес тот! Тогда по идее, можно никуда не ходить. Я б мамке по памяти рассказал, что там и как. От подробного описания, до полного фронта предстоящих ремонтных работ. Потолок возле входа и над газовой печкой частично обвален, а на кухне по-чёрному засран. Полы на всей квадратуре обшарпаны до не могу. В загородках туалета и ванной такое амбрэ, что щиплет глаза...
Эх, найти бы слова, чтоб ещё объяснить, откуда я это знаю.
***
Если глянуть со стороны, то каждое моё возвращение для моих стриков событие. Пусть и отсутствовал не больше пяти минут.
- Вот и Сашка! - просветлев, констатировал дед. - Возьми там, на верстаке рукавицы. Будем плитку из песка выковыривать да к сараю переносить. От сих, - он прошёлся от угла до калитки, в паре метров остановился, обозначил черту, - и до сих.
- Вы ж недолго, - сказала бабушка, - кукуруза уже варится.
- Да что тут? - начать да кончить!
Поговорок в дедовой голове считать, не пересчитать. Найдутся на любой случай. Спроси я его, зачем эти манипуляции с плиткой? Ответит: "Затем. Будешь много знать - скоро состаришься". Если, к примеру, у меня будет что-то не получаться, сплюнет через губу: "Это тебе не баран чихнул!" В этот раз он выдал своё знаменитое:
- Ну что, поднажмём?
Почему бы не поднажать? Крайнюю плитку мы уже оторвали, дальше как по маслу пойдёт. Сил у меня, честно сказать, не очень, зато ноги быстры и руки ничего не забыли. Споро управились, деду на один перекур.
Бабушка вышла, чуть не заплакала:
- Степан! Ну, вы как скаженные! Не успели построить, опять разобрали. Вот Петька придёт со смолы - дасть вам чертей! Такую красоту... - И ведро за порог "гряк!" - Остынет, воду сольёшь!
Дед засмолил свою "Приму", и сказал между затяжками:
- Будет время, пройдись вдоль дороги. Крупных булыжников подсобирай. Там вон, под забором сложи. Да помногу не подымай, пупок надорвёшь.
Всё ясно, "будет время" - это значит, сегодня.
Когда замели в кучу песок, двор окончательно потускнел. А так было красиво! Чёрные бегущие лестницы по условно белому фону.
Плитка - моя гордость, хоть сам я к её укладке руки не приложил. Это дядька Петро старался, пока мы с Витьком ездили в Краснодар.
Работы теперь на дому, как на хреновом барском дворе. Серёга приедет, и ему с головой хватит. Сегодня только начало. До вечера мы вырубим виноградник, спилим и выкорчуем вишнёвое дерево, а если успеем, будем копать траншею для ленточного фундамента. Я когда про булыжники услыхал, сразу же понял, что тут к чему.
К мамкиному приходу кукуруза "поспела", дошла на пару. У нас это не еда, лакомство. Початок горячий, так и пышет неземным ароматом. Достанешь его из ведра, солью бока натрёшь, и точишь, как тот заяц. Можно не пережёвывать, зёрна сами тают во рту. Вкус такой, что словами не передать. Кто пробовал, знает, а если кому не пришлось, может сполна удовольствоваться старинной пословицей:
- Ох, сладки гусиные лапки!
- А ты едал?
- Я не едал, но мой дед видал, как барин едал!
Короче, сидим. Мы втроём благоденствуем, а у мамки кусок в горло нейдёт. Молчала-молчала, не выдержала:
- Сыночек! Одним глазком! Мы быстро: туда - сюда!
Вот что с ней поделаешь? Не успокоится, пока не посмотрит.
- Ладно, - сказал, - куда хоть, идти?
- Сейчас уточню. У меня на бумажке записано... вот: дом 374, квартира 2.
- Это район элеватора, - сразу сказал дед. - У нас на Победе два жилых многоэтажных дома. И оба находятся там.
***
Шли пешком. Ведь Победы это, можно сказать, соседняя улица. Только с другой стороны железной дороги. Поначалу я удивлялся:
Это же надо как в ГОРОНО угадали, по этому адресу мы когда-то и жили! Потом пораскинул мозгами: где ещё государство для мамки однокомнатную квартиру найдёт, да такую, чтобы была от восьмой школы недалеко?
В прошлый раз мимо нужного дома мы просквозили. Оно и не мудрено: низкий забор, калитка... всё в зелени, порядковый номер нигде не просматривается. Внешне похоже на вход в детский сад. Вернулись назад. Постояли, подумали, и всё-таки решили пройти. Есть в нашем городе фишка: прятать дома и улицы за неприметным проездом. И не ошиблись: уже через несколько метров из-за листвы проступил угол приземистой двухэтажки в целых четыре подъезда. Несоразмерность высоте и длине придавала плоская крыша. Это из-за неё строение походило на участок большой китайской стены.
Вторая квартира была в ближайшем от нас подъезде. Створки дверей, ведущих в него, приглашающе приоткрыты.
- Зайдём? - предложил я.
- Неудобно. Что люди подумают? Без ордера, без ключа... ты как-нибудь сам.
Было бы сказано! Квартира была опечатана плотной бумагой с подписью и фиолетовым оттиском. От неё исходил запах казённых чернил. Похоже, недавно ещё в ней кто-то жил. В ячейке почтового ящика его до сих пор ожидало письмо.
Стараясь не звякать, не грохотать я отогнул жестяную дверцу и вынул за уголок плотный пакет. Судя по ведомственному конверту Московского Государственного педагогического института имени В. И. Ленина, там было что-то действительно важное для адресата, именуемого в соответствующей строке, Горбачёвой Р. М.
Это слегка позабавило. Ни фига себе, - думаю. - Не хватало ещё, чтобы соседом сверху оказался Брежнев Л. И!
В унисон с этой мыслью сверху провернулся замок, Снизу тоже послышались какие-то звуки. Скрепя сердце, я бережно сунул пакет в прорезь почтового ящика и ринулся вниз по ступенькам, где чуть не столкнулся с паникующей мамкой.
- Да что ж ты так долго?! - шепнула она и зашагала к выходу со двора так, что я за ней поспевал только вприпрыжку.
В нашей семье два скорохода - она да Серёга.
Лишь у калитки мне удалось высказать своё "фэ":
- Куда ты? Так ничего толком и не обследовали. Можно было и в окно заглянуть.
- Люди шли, - виновато пояснила она. - Как-то странно на меня посмотрели, могут подумать нехорошо...
Ох уж эти безымянные люди! Вся мамкина жизнь с поправкой на них. Статус учителя - он для неё как проклятье...
Мы долго стояли на автобусной остановке, которая была почти рядом. Мамка сокрушённо вздыхала, а я не знал, чем её успокоить.
Из головы не шёл истоптанный пол, засраный потолок, одуряющий запах... То есть, всё то, что должно было встретить нас за порогом долгожданной квартиры, если бы всё повторилось. Не стыковалось оно с содержимым почтового ящика. Не мог человек, получающий письма из главного пединститута страны, на кухне гнать самогон.
В общем, стоим. Вечереет. Автобуса нет и нет. Вижу, и мамка начала нервничать. Думала, думала, да на меня вызверилась:
- Что молчишь? Так и скажи, что дом тебе не понравился!
Наверно и ей самой он как-то не очень.
Не стал я душой кривить:
- Есть немножко. Тем бы строителям, да руки поотшибать! А вот с квартирой тебе повезло. Стены и потолок будут в тепле, а нам хоть всю зиму печку не разжигай!
В тему сказал. У мамки на душе отлегло, повеселела. Пользуясь случаем, я предложил:
- Может, пойдём пешком, пока не стемнело? Я знаю короткий путь. Здесь прямо через железку улица Чехова, а там и до дедовой сторожки недалеко.
- Чем же здесь топят? - спросила она, поворачивая следом за мной. - Во дворе много сараев, но нет застарелого запаха дров как у нас на Камчатке.
- Не знаю, - соврал я, - наверное, газом. Вон, за деревьями крыша видна. Ты видишь над ней хоть одну печную трубу?
***
Короче, "туда-сюда" быстро не вышло. Вернулись по темноте. После ужина мамка рассказывала всё, что нам удалось "выходить". Бабушка слушала, подперев кулачком морщинистую щеку.
Долго они эту тему перетирали. Я успел всю свежую "Правду" перелистать: толстенную, в шесть страниц! А вот, читать там было совсем нечего, ноль информации. Большую часть заполнили тезисы Центрального Комитета КПСС с общим названием "50 лет Великой Октябрьской Социалистической революции".
Июнь не закончился, а они: "Трудящиеся Советского Союза, народы братских социалистических стран", - суконно так, но, чёрт побери, уже пробирает! - "мировое коммунистическое и рабочее движение, всё передовое человечество торжественно отмечают..." "Полвека назад наша Родина вступила на социалистический путь общественного развития. Октябрьская революция положила начало избавлению человечества от эксплуататорского строя, воплощению идей научного коммунизма в жизнь, оказала воздействие на весь последующий ход мировой истории. Она открыла эпоху всеобщего революционного обновления мира, эпоху перехода от капитализма к социализму..."
Нет, лучше бы я камни пособирал!
Ну, что там ещё на двух четвертушках? - программа да спорт. Всего на одном материале взгляд задержался: "Вручение Мартину Нимеллеру Международной Ленинской премии". И то, потому что не знал кто это такой. Оказалось, что пастор из ФРГ - "известный общественный деятель и борец за мир". Боролся с фашизмом, а в после войны - "против ремилитаризации и атомного вооружения Западной Германии". Наш человек, такому не жалко. Для вручения премии к нему в Дюссельдорф прибыл председатель Комитета по Международным Ленинским премиям "За укрепление мира между народами" Д. В. Скобельцын. На торжественной церемонии также присутствовал посол СССР в ФРГ С. К. Царапкин.
Там же прочёл небольшую статью "Курсом к "Авроре":
"Львов. (Корр. "Правды" В. Бурлай) Преподаватель 4-й школы Василий Максимович Артюхов, в прошлом - строитель морских кораблей, сумел пробудить в ребятах страсть к путешествиям. Они совершают плавания по рекам на построенных своими руками катамаранах. Только что школьная флотилия отправилась в путь. Её "адмирал" - десятиклассник Е Киркач.
Ребята проплывут по рекам пяти республик. Их конечная цель - город Ленина, легендарная "Аврора".
Ну и футбол. Как пропустить? Тем более, такой заголовок - "Рекордный счёт".
"Вчера в Москве прошёл последний матч тринадцатого тура чемпионата страны по футболу между торпедовцами Москвы и ереванским "Араратом". Эта встреча принесла рекордный счёт: семь раз фиксировалось взятие ворот.
В первом тайме успех сопутствовал гостям. За шесть первых минут они забили три мяча в ворота москвичей. А после перерыва пришёл черёд торпедовцев. Не смотря на то, что они остались вдесятером (с поля за грубость был удалён Андреюк). На 63-й минуте счёт уже был ничейный. А ещё через 10 минут капитан торпедовцев Бреднев провёл четвёртый победный гол".
Взглянул на таблицу: впереди три "Динамо" - Москва, Киев, Тбилиси. В аутсайдерах "Черноморец", "Локомотив" и "Кайрат".
Отложил я газету, и такая взяла тоска! Хоть бы, думаю, Витька пришёл! Дед на дежурстве, на кухне "ля-ля", репродуктор вообще отключён. Там с утра "Радиофестиваль Советских республик, день Молдавской ССР". То тебе "Молдавия индустриальная", то какой-то "Лучафарул" в гостях у радиостанции "Юность". Сейчас вот, (я не так уж давно справлялся) выступление первого секретаря ЦК КП Молдавии И. Бодюла, потом будет "Вечный родник", про народное творчество в произведениях молдавских композиторов...
Снял с полки какую-то книжку: пялился-пялился в разворот, да так ничего и не почерпнул. Полная расбалансировка сознания, или как бабушка говорит, "вум за разум зашёл". В общем, хоть из дома беги.
Вышел на улицу, присел на бревно у калитки. Стал репу чесать. Что-то, думаю, сегодня не так. Что-то важное видел - не осознал. Вспомнил потом: сарай! Не было прошлый раз у подъезда никакого сарая. Верней так: у соседей по дому были, у нас же - проплешина пустыря, от которой с обеих сторон, те же жильцы первой и третьей квартир, сантиметров по двадцать оттяпали в свою пользу. Серёга уже после свадьбы встраивался в оставшийся промежуток, из одной шиферины цельную крышу лепил...
И пошли мои мысли крутиться вокруг сарая. Даже вспомнил, за сколько деревянных рублей Серёга его продал, когда стал работать следователем и получил трёхкомнатную квартиру. Что ж, думаю, за беда? Мимо шёл - взглядом не зацепил, а теперь из башки нейдёт?
Попробовал переключиться на что-то другое, от порога зовут:
- Сашка, домой!
И началось: "Завтра тяжёлый день, мама вчера не выспалась..." В общем, пожалуйте баиньки.
***
Засыпая, подумал: за что в том сарае взгляду цепляться, если он такой же как все? Чуть не подпрыгнул: не может быть! Завтра же... нет, сейчас! Пока не разберусь - не усну!
Сдёрнул со стула штаны и рубашку, на цыпочках, на цыпочках - и гайда! А что? - на часах половина девятого. Ещё и программа "Время" не начиналась. Вернусь к десяти. Если домашние кинутся, скажу, что ходил по нужде, в смысле - в сортир.
Ночью ходить легче, чем днём. Наверное, свет имеет какую-то плотность и притормаживает. Не зря же люди с мешками посещают колхозное поле только после полуночи? Во тьме унесёшь быстрее и больше, ведь по законам физики свет - он и сверху должен давить.
По улице Чехова я не пошёл. Там по пути старое кладбище, да и дед может застукать. Поэтому сразу через железку, и по обочине. Возле дворов стрёмно. Дворовые псы обгавкают и местные пацаны могут остановить. Я хоть, почти "элеваторский", но кто кроме меня может про это знать? Под дурное настроение попадёшь - запросто отрихтуют. И звёзды с дороги лучше видны. Стожары ещё высоко. Лишь к осени склонятся над горизонтом.
Вообще-то стожар это длинный шест. Вкруг него, убирая сено, крестьяне формировали стог. Неверно его установишь - долго не простоит. Рухнет под собственной тяжестью.
Добрался без приключений. Дом отходил ко сну. Возле наших будущих окон пышная тётка снимала с верёвки бельё. Из стоящего на земле приёмника "Альпинист" лился голос радиохулигана: "Раз, два, три! На канале работает радиостанция "Катастрофа". Все, кто слышит мои позывные, настраивайтесь на частоту. Сегодня для вас мои музыкальные пирожки!"
Скрежет иглы по пластинке и тенор Полада Бюльбюль Оглы:
"Ты мне вчера сказа-ала, что позвонишь сего-одня-а,
Но, не назвав мне ча-аса, сказала только: "Жди!"
И вот с утра волну-уясь, я жду у телефо-она-а
И беспокойно се-эрдце стучит в моей груди..."
Гоняет милиция их, охломонов. Машины с радарами ездят по улицам, устраивают "охоту на лис". Ежели кого засекут, вынесут-конфискуют всё, что на их озлобленный взгляд, имеет отношение к радио. В газетах призывы печатают: мол, прекратите блокировать работу аэропорта! Самолеты теряют связь с наземными службами, запросто могут разбиться. Люди погибнут! Им хоть бы хны. Даже это не пробирает. Встретятся два организма на одной частоте, и ну лясы точить: какой у кого супергетеродин, или моща передатчика. Живут же поблизости, знают друг друга, зайди да поговори! Нет, надо чтоб все в городе слышали!
Прогулочным шагом я повернул за угол, прошёлся туда-сюда вдоль шеренги сараев. Невероятно, но факт: на ближнем к дороге фланге, первые пять (в том числе наш) будто бы вышли из-под рук одного каменщика. Не только размеры - расшивку не отличить. Даже полоска мха в нижнем ряду кирпича смотрелась единым для всех элементом декора.
В полном смятении я отступил. Двинул назад той же дорогой, щуря глаза под фарами встречных автомобилей. С другой стороны ещё хуже. Над кирпичным забором по всему периметру элеватора с вечера до утра не выключается свет.
Мысли были. Они изумлённо роились в моей черепной коробке и постепенно выстраивались в большой вопросительный знак. Это не то прошлое, в котором я в прошлый раз жил. Похожее, но не то. Или в него попал кто-то ещё, за несколько лет до меня. А как ещё это прикажете понимать?
В остальном всё складывалось удачно. Пёс не залаял, калитка не скрипнула, дверь на веранде не заперта. Там я разоблачился и, шлёпая босыми ступнями, прошествовал к остывшей постели.
- Где был? - спросонья спросила мать.
- В сортире, Китай бомбил.
И тут прокатило...
***
Дрыхнул без задних ног. Мог бы ещё, если б не мухи. Мало им места на потолке - морду мою подавай! Вот падлы! И в ухо лезут, и в нос. Рук не хватает отбиться.
Жизнь продолжается. Во дворе бабушка кормит курей. Верней, пробивается к "ихней" кормушке сквозь частокол тел. Распихивает ногами: "Да штоб вы повыздыхали!"
Дед наверное спит, отдыхает после дежурства. Мамка в школе. И мне пора впрягаться в обыденность. На столе накрытая кружка с взваром, вчерашний хлеб, кружевной носовой платок с завёрнутой в узел мелочью. Можно не пересчитывать: там рубль - тридцать шесть. Это на бидон молока, каравай белого хлеба и булку чёрного - для Мухтара.
А значит, пора в магазин. По дороге я всматривался в знакомый пейзаж, искал нестыковки. Даже Витьку Григорьева просканировал предвзято и пристально.
- Ты чё?
- Да ничё! Откуда фингал?
- С Петькой пацапался. Стырил газету с моей фотографией и утащил в сральник. Еле отбил. На, забирай своего "Кондуита", пока он его на листочки не распустил.
- Читал хоть?
- Не-а, когда?
Проводил он меня до железки и ушёл по своим делам, "прятать газеты на чердаке": Петька туда не полезет, слишком "чижолый".
Вот жизнь! Папка у Витьки дяхан суровый, внешне похожий на коршуна. Участник войны, офицер, орденом награждён. Народный дружинник, входит в родительский комитет. А сыновья раздолбаи.
Да, трудный попался материал в лице Казии. Время может быть и другое, но он прежний. И как мне такого балбеса до ума довести?
Успеть бы!
Так за тяжёлыми думами и забыл, что нужно крутить головой. Вернулся из магазина, поставил покупки на стол - Акимовна идёт с островка, тяпку несёт. Тоже, смотрю, прежняя:
- Чи ты вчера полол? О, я гляжу, и хлеб успел принести? Вот вумница! Только из хаты ни-ни! Мама сказала, пусть ждёт.
И пошёл я на улицу. Время такое, что пока собирать камни. До тридцатого всего ничего. Сорок дней. Не боюсь, но держу в уме...
Больше всего булыжников насобирал в кюветах. Их туда, будто сама дорога выдавливает. Десяток нашёл около бака, где взрослые пацаны выплавляли свинчатки, и огораживали кострища камнями.
А дальше хоть плач! До Витькиной кладки дошёл - нет ни фига! Ну, там дорога в смоле, а вместо кювета речной обрыв. Кучка тоже, сначала росла, потом как заклинило. Сколько булыг не клади, всё, падла, в одной поре!
Дед вышел, почесал пузо:
- Пожалуй, что хватит! Я там вчера извёстку в ведре развёл. Палкой взболтай, через марлечку процеди. На квартиру возьмёшь.
Бабушка:
- Щётки я дам.
- Да погоди ты со щётками! Краска в сарае. Отвёртку с собой захвати. Это тебе банку открыть, и мало ли на что пригодится...
Хотел я ему сказать, чтобы дал немного олифы. В прошлый раз не хватало краски, где-то на метр до порога. Всё, что оставалось на донышке, я тогда растительным маслом развёл. Сохло не меньше месяца. И главное, место самое ходовое, за дверью на кухню. Мы с мамкой туда проникали по принесенной из дома дощечке. Ох, как трудовик смеялся, когда я ему на это пожаловался!
Не сказал. И правильно сделал. А то б сорвалось что-нибудь с языка.
Вообще-то перед ремонтом нужно объект осмотреть, составить примерную смету, но дед рассудил так:
- Будет что лишнее, назад привезёшь. Ноги у тебя есть. Что в той квартире? - побелил да покрасил.
Ага, "побелил да покрасил"! А то я не помню, как было! Да это ведро извёстки на одну только кухню уйдёт. Весь потолок в копоти. Там тётка жила, самогонщица, варила по пьяному делу...
Стоп, себе думаю, а как же письмо из ящика, тот же сарай? Это на первый взгляд, прошлое структура аморфная, без потайного дна.
И сам себе возразил: прошлый раз мамка получала квартиру, когда я учился в восьмом классе. А сейчас перешёл в шестой. Многое за три года может произойти. Вселилась бы вместо нас та же бабушка самогонщица, квартиру государству сдала, а сарайчик разобрала на кирпичи. Кто запретит, если это её частная собственность? Так что рано ещё делать выводы: то это время, или не то.
Оно и пошло по другому сценарию. Мамка вернулась из школы с ордером, но без ключа:
- Там девочки к часу придут, будут работать. - И на меня, - ну-ка помой шею, надень что-нибудь поприличнее и только посмей тётей кого-то назвать! Для тебя они только: Зинаида Петровна, или Раиса Максимовна!
Да же бабушке стало за меня неудобно:
- Што он, совсем сказивси?
***
Выступили в половине первого. Я вёл на руках дедов велосипед с полным обвесом. Тут не зевай: на руле с двух сторон по ведру. То что с известью, нужно было всё время поддерживать на весу. Иначе беда! И велик засрёшь, и сам изгваздаешься.
Мамка шла рядом багажником. Следила, чтоб ничего из сумки не выпало, и веник на повороте не выскользнул. Тут не до светских бесед.
В общем, рулю, камушки объезжаю, слышу над ухом: "Ой!" - Что за чёрт, неужели кого-то задел?
Вскидываю глаза: та самая Зинаида Петровна, что должна, по идее, сейчас на квартире впахивать. Руки калачиками подле груди, в глазах чуть ли ни слёзы. И после "ой":
- Рая пошла на вокзал, билет покупать. Сказала, что немножко задержится. А я почему-то забыла взять у неё ключ. Давай её здесь подождём?
Мамка: "Говно вопрос!" (естественно, своими словами), встали они под крылечком, что у входа в элеваторский магазин и ну, лясы точить.
Я высвободил оба ведра, наземь сгрузил, велик прокатил чуть вперёд, чтобы к забору приткнуть. А сам вспоминаю: поздоровался или нет? Это такое дело, что за мамкой не заржавеет.
Подошёл, присоседился, выждал момент:
- Здравствуйте! - И для мамки, - ...Зинаида Петровна!
Её-то грех не узнать, хоть молодая совсем, наш будущий завуч. Шрам на щеке, из-за которого взгляд кажется строгим. Смотрит на меня, улыбается:
- Здравствуй и ты, Саша Денисов! Читала в газете стишок про казака-зайца. Мне понравилось, дочка в восторге. Обещает выучить наизусть...
И по моей душе, будто рашпилем до крови прошлась! Скомкал я взгляд и мамке:
- Можно я дальше пойду? Дождусь... возле подъезда?
- Только смотри, ничего по дороге не растеряй!
Повесил я вёдра на руль, и покатил вдоль забора, над которым всю ночь не выключается свет. А память, будто крест на спине. Тот самый, из кедра, кевга и эвкалипта.
***
То, что у Зинаиды Петровны есть дочь, открылось случайно. Я видел её только раз, и то мельком, даже имени не запомнил. Стояли они в коридоре вместе с моей мамкой возле внутреннего окна, что смотрит в спортзал. Я из него как раз выходил после урока физры. Взросленький был. Усики пробивались. Выпускной, кажется, класс.
Позвали они меня взмахом руки. Я подошёл. Спросили о чём-то - ответил. Смотрю, а у взрослых в ногах кнопка стоит. Красное пальтецо с чёрным воротником, задранным до ушей, шапчонка до глаз, шарф. По одежде догадался: девчонка, а разглядывать даже не стал. Мы тогда восьмиклассниц считали ссыкухами, а это вообще шелупонь, начальные классы. С тем попрощался и отвалил.
Дома уже, мамка спросила:
- Как тебе дочь Зинаиды Петровны?
- Да, - отвечаю, - никак. Что там рассмотришь под шапкой?
- А ты ей понравился. Спросили её: "Кто там, за окном, самый красивый?" - на тебя показала.
Я только фыркнул, а сам эпизод из памяти вон.
Потом уже, в лихих девяностых, работая в "афганской" газете, я собирал материал для цикла статей с общим названием "Осенние листья на память". Про небольшой посёлок в предгорьях Большого Кавказа, расстрелянный немецкими егерями. Сто семьдесят шесть душ погубили - женщин, стариков и детей.
Я списки добыл, побщался со всеми свидетелями, кто случайно остался в живых. Дядя Коля Копанев, соседка Анна Кузьминична, бабушка Малакеева, потерявшая мать и шестерых детей. Стишок написал:
На угоре и горе в октябре
сами вырастут живые цветы.
Там, где вечному огню не гореть,
там, где горю моему не остыть.
Здравствуй, Любушка! Как тебе спится?
Снятся руки твои и ресницы,
и полуденных глаз окоём.
Я не плачу, лишь сердце пустое.
Кружит ветер озябшей листвою.
Что за ангелы в небе твоем?
По предгорьям проктилась война.
Прокатилась стуйкой крови со лба.
Усмехнулась напоследок она
И сказала: нам с тобой не судьба.
Листья кружатся - жёлтые стаи.
Я душою к тебе улетаю.
Я ещё ничего не забыл.
Здесь мне видятся звёздные сини,
Триумфальные арки России
над сиротством забытых могил.
В общем, во всеоружии. И тут кто-то сказал, что у меня список не полный. У краеведов девятой школы есть дополнения. Там одна женщина умудрилась родить во время расстрела, кто-то ещё... не помню. Как не поверить? Список действительно куцый. В посёлке кроме жителей были солдаты на излечении, евреи из Ленинграда, те, кто случайно в лесу под руку попался. Кто теперь восстановит, если даже дома сожгли?
Я как та гончая: ноги в руки, да к Зинаиде Петровне. Знал уже, что она в этой школе завуч по воспитанию.
Встретила хорошо. Просияла. В кабинет проводила. Спросила: как я, как мать? А потом:
- Помнишь её? - (Это она про дочку, по имени назвала).
Тут бы соврать, а я, падла, ответил, что нет. - Сама ж Зинаида Петровна учила, что "обманывать нехорошо".
Потускнела она, душою окуклилась. Скрыла приветливость под невидимой роговой оболочкой. Отдала, что просил и попрощалась. Как с незнакомым.
Я сразу же понял, что неспроста. Стал наводить справки у тех, кто должен быть в курсе. Узнал через день, от бывшей технички, с которою мамка тоже дружила. Какое-то время назад, тема была на слуху. В городе её обсуждали. 21 ноября 1993 года, взрыв в здании редакций газет "Кубанские новости" и "Кубанский курьер" на улице Рашпилевской (это бывшая Шаумяна). В газетах писали, что погибла молодая девчонка, работавшая корректором. Воскресный день, что её туда понесло? Сильно наверное, работу свою любила. Откуда ж мне было знать, что это была она, та самая кнопка? - Ни фамилии не назвали, ни имени. Чай, не Влад Листьев! И в нашей центральной брехаловке: ни некролога, ни соболезнований. Был человек, и нет.
Наверное, думала Зинаида Петровна, что хоть я её кровинушку не забыл. А она и для меня умерла.
Долго я себя матюкал и в памяти тот эпизод картинкою всплыл. Чтобы помнилось на Страшном суде.
Чешу я, солнце казнит, пот на лице перемешивается со слезами.
И бога молю: "Господи, если ты есть! Дай повторить свой путь. Не свернуть, не разменяться по мелочам. Я эту девчушку от смерти на руках унесу!"
Так разогнался, чуть мимо калитки не проскочил. Разгрузился в тени сарая. Витёк Резниченко помог, велосипед подержал. Наверно почувствовал, что мы с ним когда-то будем знакомы. А здесь, возле дома, мы раньше с ним не встречались. Он детдомовец. Но то, что его бабушка в пятой квартире живёт, я и тогда знал.
Стою, соображаю. Если этот сарай завалить, как разобраться с общими стенами, когда они в полкирпича? Есть ли вообще смысл? Работы дурной немеряно, а прибыли с гулькин нос. Сподвигнуть на такой карамболь, может лишь ненависть в личностных отношениях соседей по дому. В общем, хрен его знает: то это время, или не то? Надо было у Рези спросить, кто в нашей квартире недавно жил. Да кто ж его знал, куда мысли меня заведут?
До тридцатого время есть. По улицам похожу. Может, встречу ещё одну нестыковку?
***
Бригада нагрянула, когда я отлучился в сортир. Это за стенами, в дальнем углу пустыря - деревянная халабуда на шесть отсеков. А в доме канализации нет, как и водопровода. Вернулся к сараю: ни вёдер - ни веника. Но велосипед устоял, не увели. Дверь квартиры распахнута. Я туда колесом - выставили взашей:
- Этого здесь не хватало! - и ведро за порог бац! - Принеси лучше воды!
Знакомая песня! Что ни ремонт, я, свесив язык, сную челноком: колонка - помойка - мусорный ящик. Прошлый раз упирался до вечера. Даже в прихожую не заходил. А потом мамка сунула в зубы трояк:
- Дуй за вином!
Ну, тётки. Они почему-то водку не пьют.
Я, помнится, запрыгнул на велосипед и на свой край покатил. В ногах эйфория, а дураку, как дед говорит, и семь вёрст не круг. Мог бы и сообразить, что где-то поблизости имеется такой же ларёк, где тоже продаётся вино. Купил две бутылки "Рубина" по рубль две, а сумку забыл. Взял их за горлышки в правую руку (нет бы, за пазуху сунуть), одной левой выруливаю. Переднее колесо "виль-виль", и на булыжник наехало. Да как понесло меня юзом!
Очнулся: лежу на спине, бутылки к груди прижимаю. Ни одну не разбил! Бог, наверное, понял, что не себе. Мелочь пересчитал - двенадцать копеек йок. Обследовал обратный маршрут: десюнчик в траве нашёл, а двушка с концами.
Нет, думаю, в этот раз я за угол пешочком пройдусь. "Рубин" покупать не буду - его Киричек сильно критиковал. Возьму лучше "Солнцедар". Он хоть по рубль семнадцать, но все мужики хвалят:
"Не теряйте время даром - похмеляйтесь "Солнцедаром"!
Но не было "этого раза". Вернулся с пустым помойным ведром - мамка сказала: "Всё!"
- Что всё?
- Да то! Можешь возвращаться домой.
- А вёдра, а инструмент?
- Потом заберёшь! - и кухню спиной загораживает, чтоб я не просёк, что там, на столе, бутылка "Шампанского" и коньяк. А Рая, склонившись в анфас, лимончик ножом нарезает...
Не стал я мамку нервировать. Повернулся, ретировался. Пускай остаётся в неведенье, что американский шпион всегда замечает всё:
кафель на стенах, оциклёваные полы, аромат вместо прежней вони. Особенно потолок над Раиной головой, его безмятежную гладь! Да, были умельцы в прежние времена! Разводили алебастр молоком, и делали "под яйцо". Правда, и копеечку драли!
И я покатил налегке, уже не елозя задом по велосипедной раме. Сел в седло, откинул копыта - до верха педали подошвою достаю!
Растём, блин. Во всех смыслах слова растём! То-то мне снилось что падаю и лечу...
***
Дед уже покончил с траншеей. Назавтра собрался бутить. Меня напрягать не стал. Только спросил:
- Что там?
- На сегодня закончили.
- Много чего ушло?
- Не видел, они там в шесть рук. Моё дело подсобное: вынеси-принеси.
- Ну, добре.
Только переоделся - бабушка вызвала на допрос:
- Где Надя? (ей скоро на стол накрывать).
А что я скажу? "Коньяк с лимончиком попивает"? Пробуровил какую-то хрень. Типа того, подруг пошла провожать. В принципе, не соврал, пойдёт ведь. Да и Акимовна вроде поверила.
До ужина спрятался в комнате. Отдыхал от жары, знакомился с прессой. Уже на второй странице надыбал критический материал - заметки В. Карпова, директора завода тяжёлого машиностроения из города Жданова. Ну, думаю, началось! - так шибануло от строчек душком приснопамятной перестройки.
Вчитался: "Внедряя принципы НОТ, коллектив нашего завода сосредоточивает свои основные усилия на трех направлениях. Это научная организация труда, рациональное использование средств производства, более чёткое управление и планирование.
Мне хочется остановиться на последнем направлении, где нам предстоит решить немало проблем. Структура управления у нас не всегда продумана. В цехах иных предприятий имеются должности начальников смен, сменных диспетчеров, дублирующие друг друга. В ряде подразделений технологических и конструкторских служб, а также производственно-диспетчерском отделе штаты необосновано велики.
Совершенствование управления и планирования из гола в год проводится устоявшимся методом: сокращается административный персонал на директивно устанавливаемый процент. Как результат, обязанности секретарей берут на себя техники, учетом выполнения заданий на участках занимаются сменные мастера.