Снег, белая стена снега, без следов и направлений. Трамплин - ведущий тебя вектор. Нет, сейчас трамплин - реальность. Снег - тоже.
Разгон, отрыв, пьянящее ощущение полёта и - точное приземление.
Двое ждут в конце трассы. Сегодня у меня будет другая лыжня.
От следящего устройства можно отказаться, но смогу ли я тогда спать?
Туман. Серый сплошной туман, без препятствий и без следов.
Я знал, что каждое утро ест на завтрак её старшая дочь. Что муж ругается с начальником, а младшенькая капризничает, но ещё не может выразить почему. И - ничего более, сплошной серый туман.
Женщина тряхнула головой, и усилитель, выпустив её, мягко отстранился.
- Вы нашли маму? - вопрос был полон лёгкого удивления и надежды, и не было в нём никакой тревоги.
- Почти, - спокойно ответил я, - мы поймали направление, сделали запись, и теперь будем обрабатывать данные. Вы очень помогли, возвращайтесь домой и ждите.
Капитан смотрел на меня так, что пришлось экранироваться.
- Она не любит мать?
- Почему, - пожал я плечами. - Любит. Но у неё муж и дети, слишком много других забот. Ей давно безразлично, чем живёт её мать, какой уж тут поиск...
За следующие двое суток мы перебрали всех, кого смогла найти служба контроля и полиция. Не так много - первый муж, второй муж, студенческое увлечение, три подруги, несколько коллег по работе, зять, парочка друзей детства. Воспоминания у них были. Но никто не чувствовал её настолько, чтобы дать нам след.
Мне оформили командировку, заставили написать тонну расписок на усилитель, и направили вместе с ним и тремя обслуживающими его техниками на Истру, к её родителям.
Чудесная планета, чудесный городок, чудесные люди, уютные и манящие дома... Не верилось, что меньше двух поколений назад здесь шли уличные бои.
Милые старички угощали меня чаем на террасе увитого виноградом летнего домика, предлагали хлеб и мёд. Увы, они оказались слишком стары и слишком долго её не видели.
Очаровательная белокурая девочка - всё, за что можно было зацепиться. Где-то глубоко в памяти матери, так глубоко, что усилитель аварийно отключился, мерцало безысходное чувство вины, но оно не было связано с дочерью. С мужем. Что-то очень давнее и очень тяжёлое... Измена? Не моё дело. Генетическая карта показывала, что Лариса дочь своего отца, и жизнь её матери меня не волновала.
Дороги чужих привязанностей вели меня на игровые площадки и пляжи Истры, тропы - на Артею, где она училась, но не было ничего, что помогло бы отыскать последнюю дорогу.
Мы покинули Истру.
Пришлось обратиться к прессе. Изображения Ларисы Смирновой появились на всех визорах и экранах. Люди пошли толпой - знакомые, однокурсники, сослуживцы и соседи. Прибыла помощь - ещё двое наших с усилителями. Второй раз за всю мою практику мы занимались не чтением - отсевом.
Снова дочь и зять. Тревога теперь зашкаливала, заставляя едва не терять сознание, но ни малейшего намёка на направление мы не находили. Снова родители - ничего, кроме беспокойства и воспоминаний о белокурой малышке. Мужья - оба - не желали ей зла, даже переживали, но глубоко, очень глубоко, ловилось стыдливое чувство облегчения - вовремя ушли... бояться за неё теперь удел других.
Невысокий хрупкий мужчина очень стеснялся. Я узнал его - Олав Свенсен часто мелькал в сводках научных новостей. Светило ксенобиологии, мегатонны и йоттабайты научных работ и открытий. Хотя всегалактическую славу этому академику принёс ролик, где прямо во время симпозиума из-за него подрались две аспирантки.
- Вы ведь давали подписку? - он прятал взгляд за затемненными стёклами очков, и на щеках его алели пятна.
- Не волнуйтесь, - привычно соврал я, - я ловлю только след. Никаких чувств или образов. Все ваши воспоминания - лишь вектор в пространстве.
- Не держите меня за дурака, - неприязненно искривил губы Олав.
...У неё светлые волосы, прыщики на спине и сводящий с ума пушок на руках. Плечи - такие нежные. Футболка - совсем тонкая... можно потереться щекой о её грудь. Какое счастье, что ребята в школе её сторонятся! Какое счастье... опустить руку... ниже... Она не отстраняется! И не смеётся. Что делать дальше? У неё такой запах... откуда, не было же только что... Что делать дальше?!!! Она ведь не отталкивает! Я не знаю, что делать дальше! Может, футболку потянуть наверх? Кружится голова... почему она кружится, я же парень... ладони вспотели... вдруг ей будет неприятно?...
Воспоминания отчётливы, но дискретны... вектор то проявляется, то меняет направление... Вот её футболка, сброшенная на пол, вот светлые кудряшки волос, звук учащенного дыхания, ощущение капли пота, сбегающей по спине... Над миром правит бездумная усиливающаяся жажда обладать, задвинув куда-то глубоко осознание неловкости, страха, стыда ... Желание разбухает, заполняет собой весь мир и... Падает в пропасть. Вот только что был всепоглощающий свет и вдруг выключатель щёлкнул. Наступила тьма... Медленно, словно из глубины времён, появляются первые признаки разума...
Так, наверное, - в результате взрыва, - зарождаются вселенные.
Приземлился чисто. Ребята поймают направление. Такая страсть не обманывает. И никакого аварийного отключения. Я перевёл дыхание и открыл глаза. Иногда я боюсь перепутать своих женщин с чужими.
В памяти ещё не затихли отголоски последних воспоминаний...
- Отстань! Я женюсь на ней!
- Она биоморф!
- А я ксенобиолог!
- Она дочь Смирнова!
- Плевать!
- С нами перестанут разговаривать!
- На Артее о нём не слышали!
На Артее она уже не была дочерью Смирнова. Она была первой красавицей...
"Поймали?" - "Семьсот сорок шесть планет... Хоть не миллион. Попробуешь ещё?" - "Я могу кончить вместе с Олавом ещё семьсот сорок шесть раз, точнее не будет..."
Точнее не будет.
Задействовали все поисковые бригады. Биологи и геологи надолго будут обязаны Ларисе - никогда бы им не дали таких средств на исследования. Семьсот сорок шесть планет - и через пять, максимум - восемь дней в психике и физиологии биоморфа начнутся необратимые изменения.
"Уважаемые граждане! Если вы когда-либо сталкивались с Ларисой Смирновой, просьба прийти в Центр поиска..." - бегут строки по экранам...
- Павел Климов, программист, сорок восемь лет... - монотонно начал перечислять искин. Тёзка значит... Я раздражённо перевёл настройки - прибывшая нам на помощь Марина вновь поменяла его голос на женский. Наверное, она так же не любит получать указания от мужчин, как я - от женщин.
Ничего обнадёживающего в очередном посетителе не было. Краткая справка гласила - сокурсник, сослуживец, последний контакт - более пятнадцати лет назад на какой-то научной конференции. И то неизвестно, разговаривал ли он там с ней. Хотя её доклад должен был выслушать, как и она его.
- Вы долго добирались, устали, наверное? Хотите отдохнуть? - каждая минута была на счету, но я обязан проявлять доброту и вежливость. К тому же вряд ли давний сослуживец здесь поможет. Смирнова оказалась достаточно милой, но совершенно незапоминающейся личностью. Весьма правильный вариант для работы на станции, но неудачный для поиска. На моей практике всего второй такой случай.
- Я долго думал, - сухо доложил мужчина. - И теперь хочу быстрее с этим покончить.
- Присаживайтесь, - указал я на превратившийся в кресло усилитель. - Это не займёт много времени.
Пепел. Серый пепел, забивающийся в глаза и ноздри. Всё перегорело слишком давно. Я не желал сыновьям своей судьбы и заставил себя забыть. Отказался. Только следил. Но высшая справедливость существует. "Если вы когда-либо сталкивались с Ларисой Смирновой просьба прийти в Центр поиска..." Нет. Никогда. Слишком давно, слишком далеко, слишком поздно, мои воспоминания всё равно ничем ей не помогут... Горите в аду, твари!
Пепел вспыхнул. Стол отрыва закачался и резко накренился. Боковой ветер обдал жаром, сбивая с направления. Красная лента растеклась рекой крови. Снег полыхал золотом, медью, расплавленным металлом. Ещё немного, и я уже не смогу выбраться... Ноги обожгло, в нос ударил запах горелого пластика... Ну ещё пару секунд! Гора приземления покрылась коркой, гранит завонял палёным... Не снег и не пепел - лава извергающегося вулкана тащила меня за собой. Вот дерьмо, мы совсем не там искали!
Ногти впиваются в ладони. Вот Лариса - жирная сука, это отродье ублюдков получает диплом. Убить, да пусть её папаша... посадят же...
Ногой в живот. Ещё. Достать нож. Удавку. Лучше руками, пусть хрипит... Отец пусть смотрит. Пусть живёт, сука, и помнит...
Ненависть гасит разум, испепеляет, сгибает, не позволяя разорвать контакт. Нет... это же я сам позавчера отключил аварийное срабатывание... Господи, вытащи меня отсюда!
Я убивал её всеми способами - на глазах у её отца. Сначала я убивал её отца. Всеми способами... Но это было слишком просто. Я знал всю её жизнь, каждый шаг, каждый миг, каждую ошибку и достижение. Эта тварь не сделала ничего, что могло бы помешать её работе, не говоря уж о позоре, ссылке или тюрьме. Кроме этой своей последней дурацкой телепортации. Гравитационный всплеск. Неожиданный, непредсказуемый гравитационный всплеск. Через столько лет Вселенная снизошла к моим мечтам. Я дождался! Уже и не чаял дождаться... Вот он - мой шанс! И я ни при чём... Справедливость существует. Эта сука сдохнет в чужом теле, на чужой планете, потеряв разум... справедливость всё-таки существует!
- Мои соболезнования по поводу вашей дочери. Это так ужасно - умереть на чужой планете, в нечеловеческой оболочке, потеряв разум... наверное, ужаснее, чем двадцать лет рудников. Мои соболезнования.
И я посмотрю в глаза её отцу.
Лыжня опрокинулась. Я катился кубарем по кипящему граниту, обдирая руки и плечи...
Запах нашатыря ударил в ноздри...
- Ты зачем отключил аварийку?! Мало прошлого раза?! Да ты весь в ожогах! Эй, очнись! Медиков!
- Кэп! - застонал я. - Мы не там искали!
- Успокойся, - Марина сунула мне под нос ещё дозу нашатыря. - Твой вектор вывел спасателей на поверхность планеты с точностью до шести метров. Шесть метров!
Мой рекорд четыреста семьдесят девять, я помню...
Зарницы. Дальние, неяркие, беззвучные. Безмолвные. На Истре начинался сезон зарниц.
Её родители встретили меня всё на той же террасе и всё так же предложили чаю с мёдом.
- Мы так вам благодарны, - подкладывали они мне печенья, - так благодарны...
И я ловил образы славной белокурой малышки и её нынешних внучек.
- Что вы, - прихлёбывал я чай, стараясь создать вокруг себя всё то же ощущение мира и спокойствия. - Это её сокурсник - Климов, Павел. Он...
Отец напрягся...
- ... сумел найти дорогу,- как ни в чём не бывало продолжил я, - у него оказались хорошая память и слабые способности псионика, нам повезло.
Старушка поспешно отвернулась.
Меня накрыло давней и застарелой виной - не было измены, она всего лишь не смогла остановить мужа. На коленях умоляла остановиться. И потом не смогла уйти от него.
"А, - в мыслях и чувствах старика не было ни ненависти, ни благодарности, - это сын того? Смотрите, хоть на что сгодился... может, и правильно, что не сослали, хотя надо было... и папаша его нынче... в почёте... Знал бы, от вышки бы не отделался... и что теперь? Сочувствие, уважение, реабилитация... всё ему... на нас смотрят косо - а сами такой мир испоганили, не смогли мы его ото всех климовых защитить... сынку вон образование позволили получить! Не добили гада, не добили... ну хоть на что сгодился, сынок-то... а я всё сделал правильно."
Коммуникатор зазвонил вовремя - был запрограммирован на мой сигнал.
Они всегда приходят благодарить меня. А я всегда отправляю их к тем... тем, кто так любил их, что нашёл через время и пространство.
И накрыл её руку своей ладонью. Так легче работать с памятью.
- Скажите - а почему вас сторонились в школе?
- Я была красива, - безмятежно улыбнулась Лариса, - и папа был большой начальник... стеснялись подступиться... а Олав... он тихо млел... стихи читал... смешной... А теперь из-за него дерутся. Вы видели ролик?
Я кивнул. И убрал руку.
Она ничего не знала. Никто из знающих правду ни разу не обмолвился в её присутствии. Никто из пострадавших не рассказал ей. Ни один.
Я мог бы. Но и я промолчу - таково желание Павла.
Однако он ничего не говорил мне о её родителях.
Там, за чаем, я принял решение.
Когда Лариса приедет домой, отец проговорится сам...
Если приедет.
Ведь за все эти годы она ни разу не возвращалась на Истру.