Снег, белая стена снега, препятствие, трамплин, пьянящее ощущение полёта.

  Они ждали в конце трассы. Сегодня у меня будет другая лыжня.

  Следящее устройство... от него можно избавиться, но смогу ли тогда спать?

  Туман. Серый сплошной туман, без препятствий и без следов.

  Я знал, что всегда ест на завтрак её старшая дочь. Что муж ругается с начальником, а младшенькая капризничает, но ещё не может выразить, что ей срочно надо почесать прорезающийся седьмой зубик. И - ничего более, сплошной серый туман.

  Женщина тряхнула головой, и усилитель, выпустив её, мягко отстранился.

  Взгляд женщины был полон лёгкого удивления и надежды, и не было в нём никакой тревоги.

  - Вы нашли след? - она была совершенно уверена в моих способностях и возможностях усилителя.

  - Почти, - легко соврал я, - мы поймали направление, сделали запись, и теперь будем обрабатывать данные. Вы очень помогли, возвращайтесь домой и ждите.

  

  Капитан смотрел на меня так, что пришлось экранироваться.

  - Она не любит мать?

  - Почему, - пожал я плечами. - Любит. Просто у неё муж и дети, слишком много других забот.

  За следующие двое суток мы перебрали всех, кого смогла найти служба контроля и полиция. Их было не так много - первый муж, второй муж, студенческое увлечение, три подруги, несколько коллег по работе, зять, парочка друзей детства. Воспоминания у них были. Но никто не чувствовал её настолько, чтобы дать мне след.

  Мне оформили командировку, заставили написать тонну расписок на усилитель, и направили вместе с ним и тремя обслуживающими его техниками на Истру, к её родителям.

  Чудесная планета, чудесный городок, чудесные люди, уютные и манящие дома... Не верилось, что меньше трёх поколений назад здесь шли уличные бои.

   Милые старички угощали меня чаем на террасе увитого виноградом летнего домика, предлагали хлеб и мёд. Увы, они оказались слишком стары и слишком долго её не видели.

  Очаровательная белокурая девочка, очень похожая на её старшую внучку - всё, за что можно было зацепиться. Где-то глубоко в памяти матери, так глубоко, что усилитель аварийно отключился, мерцало безысходное чувство вины, но оно не было связано с дочерью. С мужем. Что-то очень давнее и очень тяжёлое... Измена? Не моё дело. Генетическая карта показывала, что Лариса дочь своего отца, и жизнь её матери меня не волновала.

  Дороги вели меня на игровые площадки и пляжи Истры, тропы - на Артею, где она училась, но не было ничего, что помогло бы отыскать последнюю дорогу.

  Мы покинули Истру.

  Пришлось обратиться к прессе. Изображения Ларисы Смирновой появились на всех визорах и экранах. Люди пошли толпой - знакомые, однокурсники, сослуживцы и соседи. Прибыла помощь - ещё двое наших с усилителями. Второй раз за всю мою практику мы занимались не чтением - отсевом.

  Снова дочь и зять. Тревога теперь зашкаливала, заставляя едва не терять сознание, но ни малейшего намёка на направление мы не находили. Снова родители - ничего, кроме тревоги и белокурой малышки. Мужья - оба - не желали ей зла, даже переживали, но глубоко, очень глубоко, ловилось чувство - вовремя ушли... бояться за неё теперь удел других.

  Невысокий хрупкий мужчина очень стеснялся. Я узнал его - Олав Свенсен часто мелькал в сводках научных новостей. Но всегалактическую славу этому светилу ксенобиологии принёс ролик, в котором две аспирантки дрались из-за него прямо во время симпозиума.

  - Вы ведь давали подписку? - он прятал взгляд за затемненными стёклами очков, и на щеках его пульсировали красные пятна.

  - Не волнуйтесь, - привычно соврал я, - я ловлю только след. Никаких чувств или образов. Все ваши воспоминания - лишь вектор в пространстве.

  - Не держите меня за дурака, - презрительно искривил губы Олав.

  - Извините, - склонил я голову. - Стандартная фраза. Обязан произнести.

  У неё светлые волосы, прыщики на спине и сводящий с ума пушок на руках. Плечи - такие нежные. Футболка - совсем тонкая... можно потереться щекой о её грудь. Какое счастье, что ребята в школе её сторонятся! Какое счастье... можно опустить руку ниже... Она не отстраняется! И не смеётся. Что делать дальше? У неё такой запах... откуда, не было же только что... Что делать дальше?!!! Она ведь не отталкивает! Я не знаю, что делать дальше! Может, футболку потянуть наверх? Кружится голова... почему она кружится, я же парень... ладони вспотели... вдруг ей будет неприятно?

  Воспоминания отчётливы, но дискретны... вектор то проявляется, то меняет направление... Вот её футболка, сброшенная на пол, вот светлые кудряшки волос, звук учащенного дыхания, ощущение капли пота, сбегающей по спине... Над миром правит бездумная усиливающаяся жажда обладать, задвинув куда-то глубоко осознание неловкости, страха, стыда ... Желание разбухает, заполняет собой весь мир и... Падает в пропасть. Вот только что был всепоглощающий свет и вдруг выключатель щёлкнул. Наступила тьма... Медленно, словно из глубины времён, появляются первые признаки мысли...

  Так, наверное, - в результате взрыва, - зарождаются вселенные.

  Лыжи отрываются от трамплина. Ребята поймают направление. Такая страсть не обманывает. И никакого аварийного отключения. Я перевёл дыхание и открыл глаза. Иногда я боюсь перепутать своих женщин с чужими.

  В памяти всплыли отголоски последних воспоминаний...

  - Отвяжись! Я женюсь на ней!

  - Она биоморф!

  - А я ксенобиолог!

  - Она дочь Смирнова!

  - Плевать!

  - С нами перестанут разговаривать!

  - На Артее о нём не слышали!

  На Артее она уже не была дочерью Смирнова. Она была первой красавицей...

  "Поймали?" - "Семь тысяч сто сорок шесть планет... Хоть не миллионов. Попробуешь ещё?" - "Я могу кончить вместе с Олавом ещё семь тысяч сто сорок шесть раз, точнее не будет..."

  Точнее не будет.

  

  Задействовали все поисковые бригады. Биологи и геологи надолго будут обязаны Ларисе - никогда бы им не дали таких средств на исследования. Семь тысяч сто сорок шесть планет - и через пять, максимум - восемь дней в психике и физиологии биоморфа начнутся необратимые изменения.

  "Уважаемые граждане! Если вы когда-либо сталкивались с Ларисой Смирновой просьба прийти в Центр поиска..." - бегут строки по экранам...

  - Павел Климов, программист, сорок восемь... - монотонно начал перечислять искин. Я раздражённо перевёл настройки - прибывшая нам на помощь Марина вновь поменяла его голос на женский. Наверное, она так же не любит получать указания от мужчин, как я - от женщин.

  Ничего обнадёживающего в очередном посетителе не было. Краткая справка гласила - сокурсник, сослуживиц, последний контакт - более пятнадцати лет назад на какой-то научной конференции. И то неизвестно, разговаривал ли он там с ней. Хотя её доклад должен был выслушать, как и она его.

  - Вы долго добирались, устали, наверное? Хотите отдохнуть? - каждая минута была на счету, но я обязан проявлять доброту и вежливость. К тому же вряд ли давний сослуживец здесь поможет. Смирнова оказалась достаточно милой, но совершенно незапоминающейся личностью. Весьма правильный вариант для работы на станции, но неудачный для поиска. На моей практике всего второй такой случай.

  - Я долго думал, - сухо доложил мужчина. - И теперь хочу быстрее с этим покончить.

  - Присаживайтесь, - указал я на превратившийся в кресло усилитель. - Это не займёт много времени.

  

  Трасса неожиданно оказалась прямой и широкой. В лучах заходящего солнца снег отливал золотом, медью, расплавленным металлом. Ноги обожгло, в нос ударил запах горелого пластика... Лыжня покрылась щебёнкой, гранит вонял палёным... Вот дерьмо, мы совсем не там искали!

  Мы совсем не там искали! - вопил разум, а тело и чувства плавились под натиском всепоглощающей ненависти. Ненависть сгибала, испепеляла, не позволяя разорвать контакт. Нет... это же я сам позавчера отключил аварийное срабатывание... Вот Лариса - жирная сука, это отродье ублюдков получает диплом. Убить, да пусть её папаша... посадят же...

  Ногой в живот. Ещё. Достать нож. Удавку. Лучше руками, пусть хрипит... Отец пусть смотрит. Пусть живёт, сука, и помнит...

   Я убивал её всеми способами - на глазах у её отца. Сначала я убивал её отца. Всеми способами... Но это было слишком просто. Я знал всю её жизнь, каждый шаг, каждый миг, каждую ошибку и достижение. Эта тварь не сделала ничего, что могло бы помешать её работе, не говоря уж о позоре, ссылке или тюрьме. Кроме этой своей последней дурацкой телепортации. Я дождался! Уже и не чаял дождаться... И я ни при чём... Справедливость существует... эта сука сдохнет в чужом теле, на чужой планете, потеряв разум... справедливость всё-таки существует!

  - Мои соболезнования по поводу вашей дочери. Это так ужасно - умереть на чужой планете, в нечеловеческой оболочке, потеряв разум... наверное, ужаснее, чем двадцать лет рудников. Мои соболезнования.

  И я посмотрю в глаза её отцу.

  Лыжня опрокинулась... я катился кубарем по кипящему граниту, обдирая руки и плечи...

  Запах нашатыря ударил в ноздри...

  - Ты зачем отключил аварийку?! Медиков! Да ты весь в ожогах! Эй, очнись!

  - Кэп! - застонал я. - Мы не там искали!

  - Успокойся, - Марина сунула мне под нос ещё дозу нашатыря. - Твой вектор вывел спасателей на поверхность планеты с точностью до шести метров. Шесть метров!

  Мой рекорд четыреста семьдесят девять, я помню...

  

  Её родители встретили меня всё на той же террасе и всё так же предложили чаю с мёдом.

  - Мы так вам благодарны, - подкладывали они мне печенья, - так благодарны...

  И я ловил образы очаровательной белокурой девочки и её внучек.

  - Что вы, - прихлёбывал я чай, стараясь создать вокруг себя всё то же ощущение мира и спокойствия. - Это её сокурсник - Климов, Павел. Он...

  Отец напрягся...

  - ... сумел найти дорогу,- продолжил я, - у него оказались хорошая память и слабые способности псионика, нам повезло.

  

  Старушка поспешно отвернулась.

   В пределах видимости я умею работать без усилителя.

   Меня накрыло давней и застарелой виной - не было измены, она всего лишь не смогла остановить мужа. И не смогла уйти от него.

  

  "А, - в мыслях и чувствах старика не было ни ненависти, ни благодарности, - это сын того? Смотрите, хоть на что сгодился... Вот ведь как, папаша его теперь весь в почёте... Невинно осуждённый, говорят, двадцать лет, говорят! Знал бы, подробностей в свой доклад добавил, от вышки не отделался бы... и нате вам - сочувствие, уважение, реабилитация... Даже сынку его образование позволили получить! Не добили гадов, не добили... ну хоть на что сгодился, сынок-то..."

  Коммуникатор зазвонил вовремя - был запрограммирован на мой сигнал.

  

  Они всегда приходят благодарить меня. А я всегда отправляю их к тем... тем, кто так любил их, что нашёл через время и пространство.

  - Олав Свенсен, - врать я умею прекрасно. - Скажите спасибо ему.

  И накрыл её руку своей ладонью. Так легче работать с памятью.

  - Скажите - а почему вас сторонились в школе?

  - Я была красива, - безмятежно улыбнулась Лариса, - и папа был начальник... стеснялись подступиться... а Олав... он тихо млел... стихи читал... смешной... А теперь из-за него дерутся. Вы видели ролик?

  Я кивнул. И убрал руку.

  Она ничего не знала. Никто из знающих правду ни разу не обмолвился в её присутствии. Никто из жертв не рассказал ей. Ни один.

  Я мог бы. Я считаю это правильным. Но и я промолчу - таково желание Павла.

  Однако он ничего не говорил мне о её родителях.

  

  Когда Лариса приедет домой, отец проговорится сам...

  Если приедет.

  Ведь за все эти годы она ни разу не возвращалась на Истру.

  Почему, если она ничего не знает?