Если бы под случайностью стояли вражеские планы, то победу враг мог начинать праздновать загодя. Его противник был дезориентирован и смят, еще не вступив в борьбу.
Том остановил Mercedes, не доезжая полутора десятка метров до ворот графского поместья.
Главный въезд на территорию замка перегородил автобус, разрисованный логотипами известной туристической фирмы. Между ним и оградой не протиснуться. Оставалось ждать, пока он закончит свои дела, развернется и освободит путь. Немыслимо, но именно так - развернется! Это было первым нововведением, встретившим Эрвина в родных пенатах.
Как и добрую сотню лет назад дорога к замку оставалась тупиковой. Вернее, она входила в ворота и продолжалась уже на внутренней территории, а вот снаружи превращалась в натоптанную тропку, что спускалась с холма в арендаторский поселок. Таков был сложившийся порядок: машины подъезжали к замку с одной стороны, пешие гости приходили с другой. "От ворот поворот" не получал никто, свободно следуя дальше, поэтому и места для разворота не требовалось.
Новые обстоятельства внесли коррективы в древние традиции. Прилегающую ко въезду в ворота небольшую круглую площадку расширили, закатали в асфальт, огородили по периметру высокими бордюрами, обсадили кустами. Нашлось место и для стоянки легковых автомобилей, мест на десять-пятнадцать. Сейчас она была заполнена наполовину. А вот осталось ли что от пешеходной дорожки после этих перестроек, заросла или, наоборот, обиходилась до состояния ухоженного променада, Эрвину было не видно - загораживал автобус. Хорошо - если уж ему суждено принимать перемены, то пусть хоть дозированно.
Толпа человек в десять собралась у распахнутого багажного люка. Водитель автобуса вытаскивал чемоданы. Передавал владельцам, сверял бирки, а длинноволосая представительница туристической фирмы делала отметки у себя в блокноте, попутно отвечая на нескончаемые вопросы туристов. Шум работающих моторов заглушал слова.
Когда же они закончат?! Спокойно глядеть на эту деловито гомонящую толпу и ничего не предпринимать становилось всё труднее. Самообладание Эрвина стремительно таяло.
Так вот что чувствует бык, когда у него перед мордой начинают вертеть красной тряпкой! Мир сужается до маленького фокуса, за границей которого всё заволакивают алые всполохи бешенства. Копыта взбивают землю. Воздух, вырывающийся из раздутых ноздрей, становится обжигающим. Стиснулись зубы, сжались кулаки. Эрвин боялся шевельнуться. Дай он себе сейчас малейшую слабину, потом всю жизнь будет стыдиться, вспоминая, как избивал ни в чем не повинных счастливых туристов.
А может, не стыдиться нужно, а радоваться? Принести кровавые жертвы попранной чести. Много жертв. Много! Ведь не один труп свалится к колесам, прежде чем его сумеют остановить. Сколько их нужно закопать у подножия врат, чтобы сравнять объем мщения с нанесенными дому унижениями?! Голыми руками разорвет, уничтожит, закопает... Искупит вину, усыпит боль...
Холодный озноб прокатился по коже и устремился внутрь, сгоняя горячую кровь в единый твердый пульсирующий ком. Только бы этот шар снова не взорвался шрапнелью! Рука Эрвина безотчетно потянулась к куртке на груди, нащупала бумажник.
- Сэр Эрвин, - осторожно обратился Том, по всей видимости принявший жест хозяина как хватание за сердце, - мы могли бы проехать внутрь через дальние ворота.
Да, можно еще дождаться темной ночи и проникнуть совсем втихую! А потом сжечь, вытравить напалмом этот рассадник!..
Эрвин натужно повел головой из стороны в сторону и потянулся к ручке двери. Том поспешно нажал кнопку, блокирующую центральный замок. Дернув несколько раз, молодой граф развернулся со злобным рыком:
- Открой! Живо!
- Эрвин, если вы сейчас пойдете туда, то потом себе не простите.
- Не тебе решать! Уволю, скотина! - Эрвин шарахнул ладонью по передней панели. - Ну!
- Если выйдете, служить-то мне точнёхонько будет негде.
Поток последовавшей хозяйской брани Том принял, упрямо вцепившись в руль и разглядывая звезду на клаксоне. В распоряжении Эрвина кроме родного языка было еще как минимум пять иностранных разной степени изученности, красочные идиомы из которых он дословно переводил на ходу.
Велеречивое красноречие ушло впустую. Том изумленно покачал головой: повзрослел мальчик, поднаторел... опустился. Но взгляда пожилой слуга не поднял, только побледнел, да костяшки пальцев натянули кожу до предела.
Что этот старик о себе возомнил?! Один удар... одного удара достаточно, чтобы припечатать упрямца. Сжать руки на горле, выдавить хрип, сломать кости. Проломить его тщедушным телом дверь. Он станет первой жертвой...
Эрвин изо всех сил зажмурился.
Ему казалось, что прошел как минимум час, пока он сидел, вжимая стиснутые кулаки в кожу сиденья. Но когда открыл глаза, туристы всё так же толпились у автобуса, выслушивая наставления агента и разбирая чемоданы. Том всё это время не двигался, закостенев в позе крайнего напряжения.
Эрвин облизнул губы. Пересохший язык процарапал по сухому. Том наконец отпустил руль, просунул руку назад, достал запечатанную бутылку питьевой воды и протянул молча, по-прежнему не глядя графу в лицо. Первые глотки прошли с болью, следующие - с облегчением.
Отбросив опустевшую тару, Эрвин утерся рукой... и закрылся. Физически ощутил, как между ним и реальностью опустился экран из толстенного непробиваемого стекла. Он переживёт. Он никому не доставит удовольствия видеть его бессилие.
- Так лучше? - голос Эрвина хрипел, но прозвучал достаточно спокойно.
Том вытянул клапан, отпирая двери автомобиля. Сам выходить не стал.
Эрвин одернул куртку, натянул капюшон, засунул руки глубоко в карманы и подошел к автобусу.
Надругательства над его собственностью множились, жестоко подготавливая, что будет еще хуже.
За массивными коваными воротами виднелась небольшая охранная будка, которой на памяти Эрвина здесь отродясь не было. Возможно, в стародавние времена и стояла какая-нибудь привратницкая, но к моменту его рождения даже следа о себе не оставила. Сами ворота раньше всегда оставались распахнутыми и в таком положении давно вросли в землю. В детстве Эрвин не раз пытался их выкопать, расшатать и покататься. Не хватило силенок и настойчивости. Зато по чугунным переплетениям очень удобно было забираться на самый верх - метра три над землей. Выпрямиться во весь рост, огласить прилегающие просторы победным криком. Ощутить себя покорителем незыблемых высот или рыцарем, взявшим штурмом неприступные стены. А потом начать путешествие по широкой каменной кладке, окружающей графский парк, и снисходительно издеваться над взрослыми, квохчущими внизу и уговаривающими шального мальчишку аккуратно спуститься вниз...
Сейчас в стену, с обеих сторон от ворот, были ввинчены одинаковые медные таблички с наименованием отеля. Эрвин молниеносно отвел взгляд, чтобы не разглядеть подробностей, не успеть прочесть. Ворота были выкопаны, очищены от ржавчины, приведены в порядок и накрепко заперты. Открытой оставалась лишь узкая калитка для пеших посетителей в правой створке.
Из будки вышел незнакомый мужчина в фуражке с крепким козырьком и небольшой нашивкой на груди форменной рубашки. Графский герб, слегка видоизмененный, но все равно узнаваемый. У Эрвина, как он ни старался отмежеваться, всё-таки перекорежилось лицо. То ли еще будет! Он молча присоединился к группе, перед которой привратник гостеприимно распахнул калитку. Там рядом с мототележкой для чемоданов наготове стоял еще один прислужник в такой же, как у первого, униформе. И когда багаж гостей был погружен, Эрвин уже не выделялся полным отсутствием личных вещей. Представительница туристической фирмы больше своих подопечных не пересчитывала, зато еще раз извинилась за вынужденную необходимость туристам добраться до особняка пешком. Извилистые дороги парка, дескать, весьма трудны для передвижения такого огромного автобуса. Туристы снисходительно согласились, дружно утверждая, что в такую хорошую погоду путешествие налегке по парку доставит им неземное удовольствие. Кто бы сомневался: всепрощающее настроение людей, прибывших на заслуженный отдых и ожидающих в ближайшее время от жизни лишь удовольствий и потому готовых быть снисходительными.
И на том спасибо. Эрвин вообще не представлял, как такой мамонт шевелился бы в девственных дебрях его парка. Нарисовал себе апокалипсическую картину с прямой, как стрела, заасфальтированной дорогой, убившей десятки вековых деревьев, и уродливые столбы электричества, освещающие ее триумф.
К счастью, хоть в этом плане его опасения не оправдались. Парк изменился мало. Лишь стал излишне причесанным и чистым. Исчезла непосредственность, зато появились ограды, всюду были натыканы таблички с просьбами не рвать цветы и фрукты, не ломать кусты, не ходить по клумбам и прочие проявления цивилизации и чужого дикарства.
Эрвин старался не глядеть по сторонам, но и без того подмечал достаточно. К чёрту! Ему еще многое предстоит выдержать. Гомон туристов заглушал шуршание гравия под ногами. Попробовал отстать, но доброжелательный оклик турагентши попросил подтягиваться, уверяя, что у него еще будет время любоваться красотами.
Поднялись на крыльцо. Женщина, придерживая тяжелую створку одной рукой, второй прижимала к груди твердую папку с бумагами и пропускала будущих постояльцев внутрь дома. Эрвин галантно предложил женщине войти первой. Она мило улыбнулась и послушалась. И сразу отвлеклась на гостей, упустив из виду, что вежливый юноша, закрыв за ней дверь, остался снаружи.
Эрвин провел ладонью по гладкой деревянной поверхности створок, холодному металлу украшений, по неровным камням стены. Наткнулся на вывеску, копию-близнеца тех, что висели у въездных ворот. И снова не стал вглядываться в витиеватые буквы присвоенного его дому наименования и звездной категории. Подергал - не шевельнулась. Поискал вокруг себя булыжник или что-то подобное. Но передумал заниматься вандализмом в собственных владениях. Им обоим и без того хватает нанесенных ран.
К крыльцу подъехала тележка с чемоданами.
Эрвин перелез через перила крыльца, спрыгнул вниз и снова затолкал кулаки в карманы и, низко опустив голову, отправился вокруг дома на задний двор. Шел быстро, воровато держась обомшевшей у земли стены. Только бы никто не окликнул, только бы не скомандовал вернуться или не велел придерживаться при прогулке строго пешеходных дорожек. Ведь не очевидно: прибьет ли Эрвин дерзнувшего на месте, или всё-таки послушается указания. Не хотелось до поры до времени привлекать к себе внимания, но и быть уверенным, что сдержится, Эрвин не мог.
Как маленький, право слово! Но он не мог заставить себя зайти в дом в одиночестве. Пусть не за руку держат, но хоть рядом будет кто-то свой.
Еще когда входил с группой туристов на территорию особняка, Эрвин оглянулся, но "Мерседеса" за разворачивающимся туристическим автобусом уже не увидел. И сейчас рассчитывал поймать Тома в гараже.
Услышав голоса, Эрвин остановился, не выходя из-за угла. Прислушался, и сердце забилось ровнее. Свои. Том.
- А я вам скажу, что Ханна, никак, была права. Ничего-то наш граф не знал. Покрайне, не его волей крутится тут... это. Глянули бы вы! Слыхали такое: "на нем лица нет"? Так вот, когда парень увидел новую партию, лицо на нем было! И уж такое, что я, раз глянув, дале мышкой сидел. Да не сдержи я его, всех бы как есть покромсал.
- Ну мордашка-то у него всегда была красноречивая, - ответил высокий женский голос, слегка запыхавшийся, словно после быстрого бега, - и когда ему надо, умеет высказаться без слов. А может ему издалека-то, пока гулял по заграницам, идея подзаработать казалась привлекательной - что ж тут простаивать дому без дела? А как вживую столкнулся - непривлекательно оказалось. Это мы тут каждый день расхлебываем... - женщина шумно выдохнула, сдержав крепкое словцо и заодно выравнивая дыхание.
Нелицеприятное мнение резкой на язычок Софи Эрвина не удивило. Отношения между ними не клеились изначально. Вернее, обе стороны не испытывали нужды их склеивать. Нет, не враждовали, зачем? Эрвин поначалу даже испытывал некий трепет. Софи, единственная, могла, выловив набедокурившего мальчика, острыми пальцами впиться ему в плечи и прошипеть в лицо: "Еще раз подобное вытворишь, плохо будет!" Пока Эрвину не исполнилось лет пять - это срабатывало, пусть и кратковременно. Потом он поднабрался жизненного опыта, достаточного, чтобы понять иерархию в их маленьком мирке, и прочувствовал доподлинную свою безнаказанность. Но стиль их отношений с Софи к тому времени сложился: по возможности они избегали друг друга или невозмутимо игнорировали. Сложности это не представляло. Качество работы Софи - горничной и помощницы домоправительницы - оценивал отнюдь не малолетний граф, а в повседневности их интересы пересекались крайне редко. Возможно, со стороны Софи одной из причин постоянных мелких недовольств хозяином было отсутствие у них с Мехошем собственных детей, или наоборот, собственные дети отсутствовали, потому что вынуждены были ежедневно наблюдать капризы избалованного хозяина, и не хотелось видеть его товарищем для своих возможных отпрысков. Жаль. Ведь не исключено, как теперь понимал и сам Эрвин, будь у него приятель-ровесник для игр, характер его был бы куда более приемлемым для социума.
Но и особой неприязни, которая могла бы мешать мирной жизни в замке, у Софи к молодому графу не было. Вот и сейчас сказанные обидные слова, скорее, выражали силу переживаний, чем пренебрежение. Эрвин уловил разницу даже не видя ее лица, Том - нет.
- Мы ж тут не рабы, Софи, - наставительно сказал он. - Никого силком не держат. Не нравится, давай, шагай к Отславу за расчетом. Лично я вот в замке остался своей охотой. Нет у меня роднее дома. Должно ж как-то сохранять, что хоть можно. Да и Ханна одна загнулась бы еще вернее.
- Я бы, может, и ушла, - заносчиво вскинулась женщина, - если бы мой благоверный не уперся. Медом ему здесь намазано.
Медом - иносказательно, но Эрвин невольно улыбнулся. Официально Мехош числился садовником. Но если кто из слуг и вчитывался в список своих обязанностей, когда подписывал должностные инструкции, то было это столь давно, что сейчас вряд ли вспомнит их точное содержание. На практике, отвечая за что-то конкретное, работали всегда одной командой - где, когда, в чьей помощи была нужда. Лишь управляющий, в чьих руках были деньги и отношения с арендаторами в посёлке, да домоправительница, на чьих плечах лежал быт особняка, не могли надеяться на перекладывание своих начальственных полномочий.
Так вот, о мёде. Мехош, в своё время получивший два высших образования, одно из которых сельскохозяйственное, по молодости фонтанировал хозяйственными нововведениями и экспериментами. Его опытам не препятствовали. Тем более, что результаты нередко оказывались практичными. Вероятно именно такая свобода и поддержка окружения и привязали Мехоша к Вуттонскому замку накрепко.
Одной из его идей стало разведение пчёл каким-то свеженаучным методом, обещающим небывалый урожай мёда. План не вызвал нареканий ни у управляющего Баниса, ни у прочих обитателей дома. Вот только любопытный бесцеремонный мальчик-хозяин и кусачие насекомые вместе не прижились. И хотя место пасеке из десятка ульев выделили на поляне за территорией поместья, каменные стены при всегда распахнутых воротах Эрвина удержать не могли. Третий бой маленького графа, вооруженного водяным пистолетом и крышкой от мусорного бака в качестве щита, против полчища злобных пчёл закончился добрым десятком укусов и потерей целого роя. Мехош, вынося визжащего от боли и унижения мальчика с "поля битвы", вздохнул и смирился с провалом опыта.
Вспомнил ли он сейчас о том фиаско или по иной причине, но на слова Софи вскипел.
- Глупости говоришь, Софи! Сама знаешь, что глупости! - сердито оборвал жену Мехош. - Сама ведь скандал устроила, когда я сорвался и готов был бросить. И как хотите, господа, а я не верю, что наш мальчишка мог задумать всё это только ради выгоды. Что угодно могло зародиться в его в голове, но это не деньги. Когда ж его было легко понять?! Ладно, хватит лясы точить. Мы уже обсмолили эту тему не один раз и со всех сторон. По-моему, Нора сейчас - единственная, кто занимается делом: вроде как кроме обычного завтрака для клиентов руководит готовкой чего-то особенного для графа. А мы тут квохчем как клуши. Том, слушай, а если мыслить глобально - ты нам не врешь? Если ты в самом деле привез Эрвина, то где он? Софи говорит - нет его с последней группой.
Понятно стало, откуда затрудненное дыхание женщины.
- Нету, - твердо подтвердила разведданные Софи. - Даже похожего никого. Тебе, Том, часом, подагра на голову не пошла? Может, почудился тебе ночной звонок управляющего, да и остальное тоже? Или блефанул нам, а сам умотал на рыбалку? Учти, станешь жаловаться на боли в ногах, примочки делать не стану. Нечего по сырости гулять да тупые шуточки шутить.
- Приструни язык, дура! Только бабья блажь могла додумать такого! Говорю ж, пешком он двинул. Может, прогуляться решил, пообвыкнуть, - некоторая заминка, и интонации в голосе Тома заметно изменились. - Мыслю я так: идти пора искать наше божье наказание. Не вытворил бы чего. Уж шибко туристы ему не приглянулись.
- В беседку, наверно, мог пойти, - неожиданно прорвалась у Софи искренняя озабоченность.
- Не думаю, - возразил Мехош. - Там ищущие романтики клиенты спозаранку собираются. Если верить рассказу Тома, то, доберись Эрвин туда, уже бы было известно о жертвах.
- Или зарыл, закопал и надписи не написал... - снова пробурчала Софи.
Еще немного, и буйная фантазия уведет заботливых слуг в неведомые дали, а сами они ищейками разбегутся по парку. Эрвину же придется нестись вослед, стараясь при этом не привлекать внимания чужаков. Он вышел из-за угла.
- Смею заметить, что я всё-таки граф, а не землеройщик.
Шайка заговорщиков стояла под воротами гаража, куда Том так и не успел загнать "Мерседес". На голос Эрвина дружно обернулись. Застигнутые в момент не самого лестного обсуждения хозяина, слуги неловко замолчали, а потом заговорили хором, стараясь бурными восторгами загладить конфуз.
Эрвин категорично оборвал их приветствия.
Энтузиазм слуг свернулся, разбившись о беспристрастную холодность его жеста и выражения лица.
Тот незримый экран, что граф воздвиг вокруг себя, действовал во все стороны, и радость встреч притуплял так же, как помогал абстрагироваться от душевной боли. Пусть. Главное, что пока он работал. Радоваться никогда не поздно, тогда как несчастья хочется как можно скорее оставить позади.
- Где Ханна? В своей комнате?
Комната нянюшки располагалась рядом со спальней Эрвина. Позже помещение стало называться домоправительской, как и его детская переименовалась в хозяйскую.
- Нет, господин граф, - нарочито официальным обращением и даже легким реверансом Софи еще раз извинилась за грубость, свидетелем которой непредвиденно стал хозяин. Совсем неприятно, едва вернувшись домой, столкнуться с таким обращением близких. Тут уж даже она сочла холодный приём Эрвина оправданным.
- Ханна боялась, что вверху постояльцев обеспокоит, - пояснил Том. - А ну как гости почуют хворный дух. Попросилась в девичью.
- Ваши комнаты, господин граф, приведены в порядок и ждут вас, - сменила тему Софи, поскольку Эрвин продолжал хмуро молчать. - Желаете, чтобы я вам приготовила ванну с дороги, или прежде - завтрак?
- Завтрак нынче подают в номера или для этого нужно спуститься на утренний шведский стол? - Эрвин спросил, как выплюнул. - И не сильно ли возмущался клиент, которого вы из-за меня вынуждены были переселить?
- Сэр Эрвин, - встрял Мехош, - постояльцам отведено лишь гостевое крыло, а в главные хозяйские покои доступ только экскурсионный или под надзором. В библиотеку, например, позволен. Но там смотритель всегда сидит. Книги выносить не разрешается. Да, вот еще общую столовую в большом зале организовали - большего по размерам помещения просто нет. Хоть господин Банис и утверждал, что вы не оговаривали каких-либо ограничений, но Ханна уперлась - ни в какую. Через мой труп, сказала, пущу кого наверх, - мужчина помолчал, споткнувшись о горький смысл последней фразы. - Да и мы ее, в общем-то, поддержали. Решили, что если вы, сэр, будете против, то поставите нас в известность, тогда уж сделаем по вашему слову. А так...
...а так слуги озаботились защитой чести хозяина больше, чем он сам. Они деятельно сражались, пока он, ни разу им не позвонив, не подсказав, даже не озвучив своего мнения по поводу творящихся здесь от его имени бесчинств, предавался самобичеванию и утопал в слезах самосожаления. Какое наказание предусматривает военный трибунал командиру, который бросил своих продолжающих доблестно сражаться солдат в пылу битвы? Эрвин опустил голову, снова спрятав лицо в тени капюшона.
- Прежде - Ханна, - отрезал решительно. - Ванны и завтраки потом. Только с рук и лица грязь смою. Я могу пройти к ней как-нибудь так, чтобы не столкнуться с "обслуживающим персоналом"? Их вообще много в замке?
- Тридцать человек, без нас, сэр. И... клиентов полусотня, - сказала Софи. - Я проведу вас, если не погнушаетесь идти через кладовые. Там никого не бывает. Ключ был только у Ханны, ну а сейчас - у меня.
- В своем доме я могу брезговать только постояльцами, - процедил Эрвин, - но никак не его стенами. Кто-то из посторонних знает о моем приезде?