Шестипалый
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
- Эй, Борисыч, там опять Шестипалый! - запыхавшийся старик согнулся пополам, хватая воздух широко разинутым ртом. - Там, это...
Борисыч оглянулся через плечо.
- Здоров, дед. Кого на этот раз?
Топор с хрустом вонзился в березовое полено, раскалывая его надвое.
- Я вот, с речки бежал, а там бабы... - старик опасливо покосился на широченную спину мужчины, обтянутую пропотевшей насквозь рубахой. - Я, это...
- Да что ты мямлишь! Сам как баба, право слово, - Борисыч воткнул топор в колоду, и вытер мозолистые ладони о брюки. - Не тяни. Говори, кого задрали.
Мужчина потупился, отступая на шаг.
- Твою Аленку, и Санькину Наташку.
Борисыч нахмурился, сжимая пудовые кулаки.
- И сильно?
Мужчина отступил еще на шаг.
- Насмерть.
Борисыч коротко кивнул, и зашагал к дому, топча сапогами аккуратные грядки.
- Ты, это... - мужчина закричал ему вслед. - Ты, главное, не психуй, Борисыч. Не психуй, и не делай глупостей!
Входная дверь с грохотом захлопнулась, и Борисыч застыл на пороге, разглядывая нехитрое убранство избушки. Беленая печка в углу, украшенная орнаментом из ярких полевых цветов. Стол у окна, накрытый чистой домотканой скатертью. Вязаные из лоскутков коврики на полу, а в углу тикают старенькие ходики с чугунными гирьками в виде еловых шишек.
Борисыч подошел к столу и плюхнулся на табурет. В потоке солнечного света, льющегося сквозь окошко, кружили невесомые пылинки, а на подоконнике тихонько мурлыкала рыжая кошка.
Тяжелая мозолистая рука соскользнула со скатерти, и опустилась кошке на загривок.
- Вот, Шура, и остались только ты да я...
Мужчина почесал кошку за ухом, и неохотно поднялся на ноги. Пересек в три шага комнатку, сдернул с аккуратно застеленной кровати лоскутное одеяло, взял стоящую в углу лопату, и вышел из дому, оставив дверь распахнутой настежь.
.
Тропинка, огороженная с двух сторон высоким частоколом, вела от укрепленного поселения прямиком к реке. Тропинка узкая, вдвоем едва разминешься. Дозорный, сидящий на кособокой башенке, заметил Борисыча и приветственно взмахнул рукой.
- Тебя уже ждут, Борисыч. И староста там...
Под ногами монотонно шуршала пожухшая трава, да похрустывали покрытые пылью подорожники.
Борисыч потянул носом воздух. Привычно пахло грибами-сторожевиками, облепившими палисад сплошным ковром.
Свернув одеяло в тугой валик, мужчина прижал его локтем к боку, а лопату закинул на плечо. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее, соленый пот заливал глаза, а каждый шаг давался с таким трудом, будто бы на каждый сапог налипло по пуду грязи.
- Борисыч! - на тропинке показалась заплаканная женщина в заляпанном кровью переднике. - Там, у пристани, твоя Аленка и наша Наташка! А мой Санька! Ты уж останови его, дурня! Он же прямо сейчас в Лес бежать хочет...
Борисыч скрипнул зубами.
- Спокойно, Ивановна. Никуда он не денется.
Санькин вой был слышен за версту. Вот же глотка у парня!
Толпа мужиков, вооруженных топорами и дрекольем, молча расступилась, пропуская Борисыча вперед.
- Слезами горю не поможешь, - староста навис над Санькой что тот стервятник. Шею вытянул, перья встопорщил, а крылья растопырил. Важный такой, надменный. - Хорош вопить, говорю. Гляди, уже всю детвору до смерти перепугал!
Борисыч грубо оттолкнул старика.
- Отвали, Глеб. Дай пацану выплакаться.
Староста заворчал, прячась за спинами мужиков. Мужики стояли молча. Мрачные, злые.
Борисыч похлопал Саньку по плечу.
- Держи лопату, сынок. У нас с тобой много работы.
Паренек шмыгнул носом, кивнул, и вцепился в лопату, будто в нательный крест.
- Оставьте нас, - Борисыч повернулся к мужикам. - И баб своих заберите. Нечего тут сырость разводить.
Пристроив свернутое одеяло на краю опрокинутого корыта, Борисыч осмотрелся по сторонам. Справа и слева частокол спускался к самой реке, надежно огораживая приличный кусок пляжа. Последние бревна стояли уже глубоко в воде, а еще дальше, виднелась небольшая пристань, и наблюдательная вышка. Сквозь растянутые на кольях сети угадывались силуэты вытащенных на берег рыбачьих лодок и сваленных грудой весел.
- Бабы говорят, - Санька приник лбом к черенку лопаты. - Что Шестипалый выскочил прямо из воды. А моя Наташка... Она, дура, встала у него на пути с мокрой тряпкой...
Борисыч коротко кивнул, и зашагал по скрипучему песку, к лежащим у воды телам.
Наташка лежала скрючившись, прижимая окровавленные руки к животу. Горло и белая сорочка разодраны в клочья. Ноги голые, худые, а босые ступни глубоко зарыты в песок.
Борисыч присел на корточки, стараясь не глядеть на второе тело, лежащее чуть поодаль.
- Санька! - гаркнул он. - Тащи одеяло. Мне тут твоя помощь нужна!
Раскатав одеяло на окровавленном песке, Борисыч откашлялся.
- Ну, что встал? Бери-ка ее за ноги.
Санька завыл пуще прежнего. Борисыч скрипнул зубами. Будь его воля, он бы тоже завыл. Завыл страшно, отчаянно. Завыл бы, выплескивая всю горечь, всю боль и весь страх. Борисыч зажмурился, удерживая горячие слезы. Не сейчас. Потом. Потом, когда никого не будет рядом. Потом, когда Шестипалый...
- Давай, Санька, - Борисыч сглотнул. - Там еще моя Аленка.
Санька тут же заткнулся. Красные глаза, бледное лицо, расчерченное грязными дорожками.
- За что это нам, Владислав Борисович? Чем мы это заслужили? Что сделали?
Борисыч хрустнул пальцами, разглядывая лицо мертвой девушки.
- Вы, ребята, ничего, - горький ком подступил к горлу. - Родились-то вы все уже после Пандемии ...
Могилы выкопали на окраине поселка. Староста наспех сколотил надгробья, а Санькина мать подписала таблички. Борисыч похлопал лопатой по маленьким холмикам, и опустил гудящие руки. Ну, вот и все. Нет больше Аленки. Нет больше ни-че-го...
- Нужно, наверно, что-то сказать? - Санька шмыгнул носом, поворачиваясь к старосте.
Староста хмыкнул. Рожа у него была кислая, а глаза сонные.
- Я? А что тут скажешь? Вот, кабы батюшка был жив...
Санькина мать ткнула старосту локтем в бок.
- Дубина ты, стоеросовая!
На шее у женщины висело ожерелье из оберегов. Весь пантеон новых богов.
Борисыч не спеша оглядел собравшихся селян. Стариков среди них почти не осталось, была в основном молодежь. Молодежь, которая и жизни-то другой не видела. Лица пустые, равнодушные. Что для них очередная смерть? Что-то обыденное, привычное. Борисыч поморщился. Не правильно все это. Так не должно быть...
- Я иду в Лес, - сказал он. - Иду сейчас, пока след горячий. Выслежу и убью Шестипалого. Кто еще пойдет?
- Я! - встрепенулся Санька. - Я пойду.
Борисыч покачал головой.
- Ты, Санька, мне только мешать будешь. Мне нужны опытные охотники, а не птенцы желторотые.
Санька тут же скис, а селяне попрятали глаза. У каждого была своя семья, свое хозяйство, и никто не хотел рисковать жизнью понапрасну.
- Василий? - Борисыч обратился к худощавому мужчине с загоревшим дочерна лицом. - Может ты? Ты же у нас лучший следопыт! Лучший охотник!
Василий покачал головой.
- Сколько раз уже ходили за Шестипалым, - мужчина старательно прятал глаза. - Наемники ходили. Ты сам ходил - дважды. И что? Получилось? Только хороших людей загубили. Валерку того же...
Староста с готовностью закивал. Они с Борисычем уже который год были "на ножах".
- Верно! Все верно! Каждый раз одни лишь трупы! Шестипалый - сам дьявол! Его нельзя изловить. Его нельзя убить. Да ты и сам, помнится, говорил...
Сквозь молчаливую толпу протиснулся невысокий мужчина. Валеркин отец. Поправив очки на длинном тонком носу, он стукнул себя кулаком в тощую грудь.
- Я иду.
Селяне удивленно зашушукались. Борисыч смерил храбреца задумчивым взглядом, и покачал головой. Доброволец совершенно не походил на бойца.
- Еще кто-нибудь?
Мужчина сунул трясущуюся руку в карман, и вытащил из него два ружейных патрона.
- У меня еще патроны есть! Славка, ты должен меня взять! Помнишь, ты же мне обещал! Обещал, перед всей деревней!
Толпа загудела, выражая одобрение.
- Точно обещал. Когда в прошлый раз вернулся из Леса, - с готовностью поддакнул староста. - Так что...
Борисыч насупился, но спорить не стал. Окинул толпу задумчивым взглядом и кивнул.
- Хорошо, Лев, выходим через час. Опоздаешь хоть на минуту, уйду один.
Светка стояла, оперевшись локтями на низенький палисад, разделяющий ее участок и участка Борисыча. Немолодая, но все еще статная, красивая. Рыжие вьющиеся волосы собраны в конский хвост, а обнаженные мускулистые руки сплошь усеяны веснушками.
- Светлана, присмотришь за живностью, пока меня не будет? - Борисыч остановился у забора. - Куры и все такое ...
Светка насупилась, разглядывая соседа.
- Дурак ты, Славка, сгинешь там, почем зря! - в глазах у женщины блеснули слезы. - Бог дал - Бог взял. Зачем же еще и тебе...
- Спасибо, Светлана, - оборвал ее Борисыч. - А мне собираться надо, - сделав несколько шагов по тропинке, он оглянулся. - Если не вернусь через неделю, делай с моим добром что захочешь. Возьми себе, что надо, а что не надо, селянам раздай.
Женщина тихонько шмыгнула носом, и Борисыч прибавил шагу. Он терпеть не мог, когда женщины плачут.
Шура дожидалась хозяина на крыльце. Рыжая зверюга лишь отдаленно напоминала кошку, и кошкой ее называли лишь в силу привычки. Круглая голова, ушки с кисточками, зубастая пасть и пуд стальных мышц.
- Остаешься за старшую, - Борисыч присел на корточки, и почесал кошку за ухом. Шура басовито рыкнула, и принялась точить когти о крыльцо. - Следи за порядком, и Светку, гляди, не обижай!
Кошка мяукнула и ткнулась массивной головой мужчине в колени.
Борисыч осторожно заглянул в дом сквозь приоткрытую дверь. Пустая комната его пугала. Ему не хотелось верить, что Аленки больше нет. Не хотелось верить, что все это произошло на самом деле.
- Ну, бывай, - Борисыч ласково оттолкнул кошку. - Пойду я.
Звук шагов в пустом помещении прозвучал как святотатство. Борисыч, точно храмовый вор, прокрался через комнату на цыпочках, и остановился, удивленно глядя на Аленкины тапочки, аккуратно стоящие рядочком под кроватью.
Сердце в груди ухнуло куда-то вниз, а лицо окатило волной нестерпимого жара. Борисыч покачнулся, и упал на пол ничком. Сграбастав обеими руками цветастый половик, он уткнулся в него лицом, и завыл. Завыл так, что заложило уши, а в горле засаднило.
На своем веку Борисыч повидал многое. Двадцать лет прошло после Пандемии. Двадцать лет потрачено на обустройство поселка, на борьбу с лесом, зверьем и бродягами. Двадцать лет испытаний, и лишений. Многие из его друзей погибли, умерли от болезней, от тоски и отчаянья, но Борисыч выжил. Стал твердым как кремень. Камень снаружи - камень внутри. И тут... Аленка. И кто бы мог подумать, что он это заслужил. Заслужил немного человеческого счастья. Все было, и все прошло. Пролетело, как один день. Как прекрасный сон, от которого не хочется пробуждаться.
Поднимаясь с колен, Борисыч скрипнул зубами. Глаза нестерпимо жгло, а в оттаявшей было груди, вновь похрустывал лед.
Бросив в рюкзак несколько кусков вяленого мяса, буханку хлеба и мешочек с сухофруктами, мужчина достал из сундука спальный мешок, огниво и компас. Разложив свое добро на столе, Борисыч окинул взглядом комнату.
- Ничего не забыл?
Портрет Аленки, нарисованный углем на пожелтевшей картонке. Книга с закладкой из засушенной ромашки. Борисыч часто-часто заморгал. Пусть все остается как есть. Как было...
Молнии на рюкзаке давно не закрывались, а пластиковые крепления раскрошились. Мужчина хмыкнул, тщательно затягивая потертые кожаные ремни, нашитые сверху на плотную ткань.
Опустившись на колени, он потянул из-под кровати старинный чемодан. Большой, коричневый, с уголками обитыми железом. Тихонько щелкнули замки, и продавленная крышка, облепленная разноцветными стикерами откинулась.
- Только бы не выдохлась, - Борисыч согнулся в три погибели, разглядывая этикетки на картонных коробочках. - Только бы не выдохлась...
В одной из коробочек обнаружилась стеклянная банка, до половины наполненная какой-то вязкой полупрозрачной субстанцией, поблескивающей мириадами разноцветных искорок.
Осторожно открутив жестяную крышку, Борисыч понюхал.
- Слава Богу! - по пересохшим губам скользнула робкая улыбка. - Все не так уж и плохо!
Захлопнув чемодан, мужчина пинком отправил его на прежнее место.
Осмотрелся. Машинально разгладил складочки на простыне, поправил подушку.
- Ну, прощайте, мои хорошие. Даст Бог, еще свидимся.
Входную дверь Борисыч запирать не стал. Пусть Шура заходит, когда захочет. Оставил ключи на столе. Светка умная баба, сама все поймет.
Во дворе открыл сарайчик с инструментами. Лопаты, грабли, пила. В самом дальнем углу притулилась рогатина. Тусклое листообразное лезвие, толстенная стальная перекладина, и потемневшее от времени древко, обмотанное полоской кожи.
Борисыч подбросил рогатину, позволив древку проскользнуть сквозь пальцы. Кожа на ремне давно пересохла, растрескалась, а стальное лезвие покрылось паутиной и пятнышками ржавчины.
- Ничего, - Борисыч прихватил с полки еще и пыльный оселок. - Скоро ты у меня заблестишь, как новенькая!
Бросив взгляд на наручные часы, мужчина хмыкнул. Времени почти не оставалось. Нужно было поторапливаться.
Закинув рюкзак на спину, Борисыч подергал за ремни и, не оглядываясь, вышел со двора.
День только-только начинался, но солнце уже жарило вовсю. По улице шныряли облезлые грязные куры, где-то блеяла коза, а возле соседского дома на завалинке среди лопухов сидел Коляныч. Важный, серьезный. Колянычу было всего семь, однако на своей улице он пользовался заслуженным уважением.
- За Шестипалым идешь, Борисыч? - мальчишка отложил книжку, и серьезно кивнул на рогатину.
- Ага, - Борисыч хмыкнул. - Хочешь со мной?
- Не-е-е, сам знаешь, мать не пустит, - Коляныч удрученно шмыгнул носом. - Принесешь хоть коготь?
Мужчина невольно улыбнулся.
- Конечно. Все шесть принесу!
- Удачи, Борисыч, - малец показал оттопыренный большой палец с траурной каймой под ногтем. - Отомсти ему за нашу Аленушку.
Лев нагнал Борисыча уже на окраине, у самых ворот.
- Ну и скотина же ты, Славка! Сам хотел сбежать?
Одет Лев был по всем правилам. Борисыч даже удивился, увидав такой наряд. Пятнистый Валеркин комбинезон аккуратно ушит и перепоясан солдатским ремнем, на ногах черные болотные сапоги, тактический рюкзак на спине, фляга на поясе и обрез двустволки на плече.
- Да стой же ты, кому говорю! - Лев засеменил, стараясь не отставать от верзилы. - Что это ты надумал?
- Время вышло, - буркнул Борисыч отворачиваясь. - Сам виноват.
- Черта с два! - Лев демонстративно одернул рукав комбинезона, указывая часы. - Прошло-то всего сорок минут!
У входа в поселок собралась небольшая толпа. Охотник Василий навалился всем весом на тяжелую створку и слегка приоткрыл ворота. Несколько селян переминалось в сторонке, дозорные угрюмо глядели со сторожевой башни, однако с Борисычем никто заговорить так и не решился.
- Удачи, вам, мужики. Мы будем за вас молиться, - Василий протянул мозолистую ладонь. - И да хранят вас боги.
- И тебя тоже, Василий, - кивнул Борисыч, и отвернулся.
Прямо за воротами начиналась "полоса отчуждения". Широкий пустырь, усеянный обгорелыми пнями да старыми угольями. Лес начинался впереди уже в сотне метров. Темный, молчаливый, страшный. Воздевший к небу, точно зловещий кракен, тысячи ветвей-щупалец. Изучающий непрошенных гостей мириадами бесстрастных глаз, прислушивающийся, бесчисленными сторожкими ушами.
- Какая сегодня тишина, - удивился Лев. - Даже птиц почти не слыхать.
Борисыч осмотрелся по сторонам, кивнул Василию, чтобы закрывал ворота и, не спеша, зашагал вдоль частокола по направлению к реке.
- Иди за мной след в след, - бросил он через плечо. - И молчок. Ясно?
Лев ответил кивком.
Под ногами похрустывали угли, сухая почва рассыпалась бурой трухой, затягивая сапоги по самую щиколотку. Борисыч запнулся, заприметив в земле несколько зеленых "плетей", припорошенных мелкой пылью. Побеги были совсем молодые, однако, на изогнутых шипах, мертвой хваткой вцепившихся в обувку, поблескивали крошечные капельки токсина.
Подняв руку, он приказал Льву остановиться, а сам потянул из ножен охотничий нож. Освободив сапог из плена, он старательно вытер липкое лезвие о землю. На коже сапог остались ряды желтых подпалин.
- "Токсикодендрон радиканс", - хмыкнул Лев, разглядывая останки растения. - Вчера лесорубы выжгли целое поле возле северной башни.
Борисыч неодобрительно поджал губы. Остаток пути мужчины проделали уже в полной тишине.
Спустившись вдоль частокола к воде, Борисыч принялся изучать следы на песке, а Лев устроился поодаль на замшелом валуне.
- Вот скажи, Борисыч, а ты и в правду думаешь, что на этот раз нам удастся прикончить Шестипалого?
Верзила захлюпал сапогами по мелководью, разглядывая что-то сквозь прозрачную воду.
- Сомневаешься?
Лев пожал плечами.
- Валерка-то был настоящим охотником, не чета тебе, увальню, - лицо мужчины заострилось, помрачнело. - Сколько вы в прошлый раз караулили его у берлоги?
Борисыч вышел на берег, вытер мокрые руки о брюки и кивнул на землю.
- Гляди, Лева. Вот он, твой Шестипалый.
На влажном песке виднелся отчетливый след. Отпечаток, похожий на след босой человеческой ноги, да только намного больше, и заканчивающийся длинными бороздками, оставленными острыми когтями.
- Один, два, три, четыре, пять, шесть! - Лев старательно пересчитал пальцы. - Какой же он огромный!
Борисыч кивнул.
- Килограмм пятьсот - шестьсот, метра два в холке. Злобный и хитрый, что сам дьявол, - мужчина настороженно уставился на кромку леса, начинавшуюся сразу за выжженной полосой. - Неужто ты думаешь, что это мы на него охотимся?
Лев вздрогнул.
- А разве нет?
Борисыч пожал плечами, поудобнее перехватывая рогатину.
- В прошлый раз Шестипалый не хотел, чтобы мы его нашли, но в этот раз все будет совсем по-другому, - мужчина нахмурился. - Аленку он по моему запаху нашел. Затеял игру какую-то. В лес меня хочет выманить.
Лев скептически хмыкнул.
- А как же Санькина Наташка? Он что, и на Саньку зуб имеет?
Борисыч хрустнул тяжелыми кулачищами.
- Наташка погибла случайно. Встала у зверюги на пути...
Налетевший порыв ветра погнал по пустырю гудящие смерчи из пепла и сухих листьев. Древесные кроны закачались, Лес загудел, застонал, задышал, словно огромное затаившееся животное.
Лев поежился, поглядывая на товарища.
- И где же нам теперь его искать, в этой чащобе? Пойдем по следу?
Борисыч склонил голову на бок, словно к чему-то прислушиваясь.
- Так ведь Шестипалый только того и хочет. Ты погляди, какой след четкий. Будто специально для нас оставлен. Подальше от воды, да на самом видном месте, - мужчина хмыкнул. - Нет. В прошлый раз мы с Валеркой чуть не попались на эту хитрость. Теперь будем осторожнее. Поглядим, кто хитрее!
Сняв со спины рюкзак, Борисыч расстегнул один из кармашков, и вынул из него банку с "искорками". Осторожно отвинтив крышку, он запустил в горлышко два пальца, зачерпнул вязкой массы, и принялся энергично втирать в кожу лица.
- Это еще что за дрянь? - Лев поморщился. Запах у мази был преотвратный.
- Средство от комаров, - Борисыч ухмыльнулся, протягивая сосуд напарнику. - Давай - давай, мажь морду, не то потом пожалеешь.
Лев сделал глубокий вдох, и тоже зачерпнул из банки.
- Валерка твой, ходок был, каких мало, - Борисыч насупился. - Если бы не он, лежал бы я сейчас в Колючей Балке. Гиблое это место...
- Слыхал, - Лев невозмутимо смазывал кисти рук.
Борисыч поморщился.
- А о правилах "ходока" ты слыхал?
- Конечно, - мужчина аккуратно поставил банку на песок. - Их все знают. Не болтать, идти "индейским" шагом, и стараться не думать о Лесе.
- А лучше, вообще не думать, - Борисыч многозначительно постучал пальцем по лбу. - Представь, что у тебя в голове ветер дует. Ш-ш-ш-ш! Шагай да помалкивай. Думать за тебя я буду.
Лев взялся за лямки рюкзака, перепачкав их блестками.
- Как скажешь.
Борисыч удовлетворенно кивнул.
- Теперь, покажи-ка мне свой "индейский" шаг. Хочу убедиться, что он у тебя действительно "индейский".
Повесив обрез на плечо, Лев зашагал по песку. Шаг короткий, шаг длинный, шаг длинный, шаг короткий. Мужчина на мгновение остановился, шаркнул правой ногой, и вновь двинулся вперед. Короткий, длинный, длинный, короткий.
Борисыч прикрыл глаза, прислушиваясь.
- Неплохо, но все равно чувствуется ритм. Не повторяй в той же последовательности. Давай, попробуй-ка еще разок.
Лев вздохнул, и послушно зашагал по берегу реки в обратном направлении, оставляя на песке причудливую цепочку следов.
- Хорошо, Лева, - на этот раз Борисыч удовлетворенно хмыкнул. - Молодец. Право слово, не ожидал.
- Я же тренировался, - Лев сложил руки на груди. - Целый год тренировался.
Лес навис над охотниками как исполинский шатер. Громадные кроны, темные и величественные, раскачивающиеся от легчайшего ветерка полупрозрачные отростки-лианы, и блестящие серебристые листочки, покрывающие густой подлесок.
- Если есть что сказать, - Борисыч облокотился на рогатину. - Говори сейчас. Дорога у нас не близкая...
Лев подергал за мочку правого уха и сложил пальцы щепоткой, будто бы бросал соль в котел.
- Ах, ты ж! - Борисыч поморщился. - Совсем забыл. Ты же тренировался. Целый год тренировался...
Под ногами зашуршали палые листья, и захрустели сухие веточки. Борисыч шел "индейским шагом", сторожко поглядывая по сторонам, и держа рогатину наготове. Лес подле поселка был сонный и вялый, однако бдительности терять не следовало. Особенно, сейчас, когда коварный Шестипалый мог таиться за любым деревом, и за любым кустом..
Лев шагал за проводником след в след. Худая спина согнута под тяжестью рюкзака, жилистая шея покрыта каплями пота, а пальцы правой руки до боли впились в обрез.
Борисыч оглянулся, исподтишка разглядывая спутника. Неуклюжий, нескладный, но идет хорошо. Третий час идет, и не проронил даже звука.
Подняв руку вверх, Борисыч сложил из пальцев "козу". Покачал "рожками" и указал на груду замшелых камней у подножья заросшего колючками холма. Лев вытер со лба пот и с облегчением вздохнул.
Над камнями, словно над раскаленной сковородой, покачивалось чуть заметное марево. Колючки были пожухшие, сухие. Борисыч ткнул куст древком рогатины, и растение тут же превратилось в горстку невесомой трухи.
Аномалия. Борисыч удовлетворенно засопел. Выходит, что не сбились с пути, и не потеряли направления.
Лев тихонько подошел сзади, и толкнул проводника локтем в бок. Стрелка компаса, который он держал в руках, бешено вращалась, превратившись в дрожащее размазанное пятно.
Борисыч сжал кулак и два раза шлепнул по раскрытой ладони. Лев заулыбался и даже привстал на цыпочках, разглядывая марево над камнями.
Пробираясь меж необхватных древесных стволов, сплошь покрытых бурым мхом и разноцветными пятнами лишайника, Борисыч разглядывал блестящие ягоды, прячущиеся под резными листьями, белесые шляпки грибов, торчащие тут и там, сухие ветки, преграждающие дорогу, и туго натянутые вибрирующие паучьи сети.
Шестипалый здесь не проходил.
Заметив подозрительный клочок шерсти, прилипший к шершавой коре, Борисыч остановился, поднимая рогатину. Лев застыл как изваяние, испуганно поглядывая по сторонам.
Борисыч принюхался, на мгновение прикрыл глаза, прислушиваясь к лесным звукам. Вот зацокала белка. Вот затрещала, перекликаясь с сородичами, какая-то птица. Вот гигантская сколопендра защелкала жвалами, вспарывая кору на трухлявом пне.
- Пс-с-ст! - Борисыч щелкнул пальцами и двинулся дальше.
Идти по Лесу было не просто, зато "индейский шаг" получался сам собой. Переступить через натянутые меж деревьев плети ядовитого плюща, перепрыгнуть покрытый бесцветной слизью булыжник, обогнуть исполинский муравейник, пригнуться, уворачиваясь от пролетающего мимо жука.
Лес был полон жизни. Повсюду встречались насекомые и животные знакомые с детства, попадались так же и диковинные экземпляры: как красивые и элегантные, так и уродливые и гротескные. Одни животные резко увеличились в размерах, другие измельчали, обзавелись дополнительными конечностями, сменили форму, окраску, шерсть на иглы, кожу на панцирь. Лес экспериментировал с формами жизни. Экспериментировал с упоением, точно наслаждаясь игрой.
Лев склонился, было, над кустом, разглядывая сидящую на цветке диковинную бабочку, раскрашенную на манер немецкого биплана времен первой мировой, когда Борисыч бесцеремонно ухватил его за шкирку. Ухватил жестко, больно.
Удерживая перекосившиеся на переносице очки, Лев отпрянул. Куст затрещал, протягивая к человеку длинные тонкие ветви, усеянные спрятанными под листьями шипами. В воздухе резко запахло какой-то химией, и мужчины увидели груду мелких костей, шерсти и перьев, скопившуюся в густой тени.
Борисыч растопырил два пальца, указал на глаза и помотал головой. Лев насупился, но ничего не ответил.
Следующую аномалию путники встретили уже ближе к вечеру. Небольшой родник прятался за горкой из гладких белых камней. Пахло свежестью, заманчиво журчала прозрачная вода, а на мягкой зеленой травке, устилающей дно оврага, поблескивали серебристые капельки.
Борисыч остановился, указывая пальцем на разбросанные тут и там кости. Аномалия, ловушка. Нужно уходить. Однако не успели путники сделать и пары шагов, как из кустов выпрыгнул заяц. Крупный, поджарый, задние лапы зеленые, перепачканные свежей травой. Опасливо оглядевшись по сторонам, зверек повел носом, принюхиваясь. Шевельнул длинными ушами, перемахнул через горку камней и исчез в овраге.
Борисыч ухватил спутника за руку, притягивая к себе. Послышался низкий вибрирующий звук. Будто бы кто-то дернул за туго натянутую гитарную струну. Ту-н-н-н! И в разные стороны полетели клочья белесой шерсти и ошметки плоти.
Заросли по сторонам поляны тут же пришли в движение. Появились десятки острых мордочек, с блестящими бусинками глаз. Несколько крошечных созданий, похожих на мышей полевок, бросились наперегонки к сочащимся кровью кускам мяса.
Пальцы Борисыча расслабились, и Лев покачнулся, выглядывая из-за кустов.
Зверьки тихонько попискивали, задирали окровавленные мордочки, и с жадностью пожирали останки беспечного зайца
Лев заулыбался, восторженно растопыривая пальцы. Невероятно, но аномалия оказалась важной частью экосистемы Леса. Важным звеном в пищевой цепочке. Звеном, снабжавшим пищей целую колонию беспомощных тварей.
Охотники осторожно обошли овраг по краю, и вновь оказались под раскидистыми кронами вековых деревьев.
Воздух здесь был тяжелый и затхлый. Тут и там виднелись черные лужи застоявшейся воды, а на поваленных деревьях и трухлявых пнях фосфоресцировали многочисленные грибницы.
Сгущались сумерки, и вскоре над кустами появились первые светляки. Мигающие огоньки парили в воздухе, с жужжанием перелетая с ветки на ветку. Белые, зеленые, красные. Одно насекомое даже примостилось на наконечнике рогатины, на мгновение превратив неказистое оружие охотника в увенчанный драгоценным камнем посох волшебника.
Борисыч оглянулся, разглядывая лицо спутника. Запрокинув голову назад, Лев улыбался, а огоньки светляков отражались в стеклах его очков.
Одернув рукав, Борисыч бросил взгляд на светящиеся стрелки часов. До полной темноты оставалось совсем немного, и нужно было поторапливаться. Небрежно стряхнув светляка с рогатины, он потянул Льва за рукав, увлекая спутника за собой.
Через четверть часа охотники переступили через цепочку закопченных камней, и вышли на обширную поляну, покрытую короткой пожухшей травой. Весь центр поляны занимало дерево. Мощный ствол, белый и гладкий точно слоновая кость, вздымался, казалось, до самых небес. Ствол был неровный, бугристый, словно руки сказочного великана, оплетенные чудовищными мускулами и вздувшимися венами. Нерукотворная башня, расколотая в незапамятные времена ударом молнии. Громадная, величественная, поражающая воображение.
- Это, Лева, самое безопасное место во всем Лесу, - сказал Борисыч, поправляя лямки рюкзака. - Остановимся здесь на ночь.
Лев вздрогнул от неожиданности, но тут же заулыбался.
- Даже как-то странно, слышать человеческую речь...
Борисыч указал на вбитые в ствол металлические скобы, подобно ступеням лестницы уходящие вверх.
- Мы здесь с твоим Валеркой ночевали. Хорошее место, тихое.
Взбираясь по металлическим скобам, Борисыч украдкой поглядывал вниз. Лев был совсем рядом. Лысый, худой, бледное лицо покрыто капельками пота. Что им движет? Почему он так упорно идет вперед? Почему не жалуется, почему не устает? Что ему нужно в лесу? Неужели его ненависть к Шестипалому и впрямь так сильна?
Борисыч выбрался на маленькую площадку, устроенную из связанных проволокой ветвей. Скинул рюкзак и протянул спутнику руку. Лев перевалился через край площадки и замер, уткнувшись лицом в выбеленные непогодой сучья.
- Ты как? - Борисыч снял с плеча товарища обрез и помог освободиться от рюкзака.
Лев мгновенно скис. Уронил руки, задышал тяжело, ну точь-в-точь как рыба, выброшенная на берег.
- Ты, это... - мужчина вцепился в свой рюкзак и с трудом перевел дыхание. - Думаешь, что я супермен какой-то? - открыв кармашек на липучке, он достал прямоугольный пластиковый контейнер. - Вот, "Пружина" и "Живокост". Все в одном флаконе. Нашел недавно в Валеркиной заначке.
Борисыч почесал в затылке.
- Понятно, - мужчина коснулся артефакта и на мгновение ощутил необъяснимый прилив сил. - Понятно, что ничего не понятно...
Лев откинулся на рюкзак, облизал пересохшие губы и улыбнулся.
- Свойства артефактов нами мало изучены. Их эффективность, комбинаторика...
- Ага, - Борисыч моргнул, борясь с усталостью. - Мне бы тоже такая игрушка не помешала...
Лев хмыкнул, и принялся вынимать из рюкзака припасы. Сыр, хлеб, вяленое мясо, флягу с квасом.
- Соберись, Славка. Тебе тоже нужно подкрепиться.
Перекусив, охотники раскатали спальные мешки. Быстро темнело, однако спать никто не хотел. Открывающийся с высоты вид завораживал. Борисыч приподнялся на локте, вглядываясь в темные волны древесных крон, убегающие до самого горизонта. Волны были подсвечены изнутри тысячами мигающих огоньков, создавая иллюзию, что вся эта темная масса раскачивается, дышит, вздымается, словно грудь исполинского существа.
Вокруг поляны, на которой стояло сухое дерево-убежище, воздух наполнился потоками мерцающих спор, невидимых при дневном свете.
Ухали ночные птицы, в вышине мелькали какие-то темные силуэты, а откуда-то снизу донесся угрожающий рык и треск.
Лев уселся на край, свесив ноги с платформы, и как зачарованный, наблюдал за ночным Лесом.
- Не хотел бы я провести ночь там внизу! - вокруг покрытой испариной лысины кружились светляки. - Скажи, Славка, а ты когда-нибудь ночевал в Лесу? Не в убежище, как мы сейчас, а так... Один на один... С одним лишь ножом в руке?
Борисыч с трудом проглотил кусок жесткого вяленого мяса и хмыкнул.
- Было дело...
Лев закивал.
- А я бы, наверно, от страха помер.
Ветер зашумел в темных кронах, деревья закачались, и над черными верхушками закружил сияющий водоворот из подхваченных воздушными потоками светляков.
- Завораживающее зрелище, - Лев спрятал лицо в ладонях, и Борисычу почему-то показалось, что его приятель плачет. - Заешь, Славка, а ведь я когда-то был писателем. Писал, как раз вот про это...
Борисыч смущенно откашлялся.
- Знаю. Читал несколько твоих книжек.