Скорая, врачи которой обрушили впечатляющий медикаментозный шквал на болезного, уже слабо реагировавшего на внешние раздражители, наконец-то отъехала. Домашние, пытаясь отвлечь пришедшего в себя Алексея Кузьмича от опасливых мыслей по поводу случившегося у него серьёзного приступа гипертонии, ещё немного похлопотали у его постели, посокрушались о недопустимо легкомысленном по их мнению отношении с его стороны к состоянию собственного здоровья, заботливо подправили подушку у него под головой и, справившись напоследок о его самочувствии, удалились чаёвничать на кухню, чтобы сбросить с себя нервное напряжение.
После всей той паники, приключившейся с ними, когда ему во время чаепития вдруг стало не по себе и он уронил голову на стол, задев чашку с блюдцем, Алексей Кузьмич неподвижно лежал на своей кушетке и напряжённо размышлял, постепенно свыкаясь с последствиями произошедшего приступа. Сам-то он ничего не помнил из того, что происходило в квартире до приезда скорой, но когда осознание происходящего вновь вернулось к нему, его поразило выражение лиц его близких, поскольку на них без всяких прикрас отражались неподдельный ужас, опустошённость и какая-то безраздельная обречённость. Всё это вместе с профессиональной откровенностью врачей, не оставляющей болезному никаких иллюзий по поводу его здоровья, с их помигивающей диагностической аппаратурой, с его первоначальным ощущением неправдоподобия поднявшейся шумной суеты вокруг него быстро переросло в чувство солдафонской неизбежности самого печального исхода, когда он с холодной ясностью понял, что готов к смерти без всяких сожалений и жалостливых отсрочек.
Поначалу мысли в его голове крутились без какого-либо следования хоть какому-то порядку. Затем умственный хаос его сознания стал постепенно стихать, вслед за чем появились некие недоумения по поводу произошедшего с ним приступа. По прошествии некоторого времени его мысли сосредоточились только на выявлении главной причины такого кардинального сбоя здоровья. Так и лежал он с полузакрытыми глазами, перебирая самые различные варианты происходивших с ним за последние годы своего существования (именно - существования, а не жизни, поскольку он не мог обозначать "жизнью" период собственного "доживания" на пенсии) событий, так или иначе несших в себе потенциал стрессовых ударов по его организму, что в определённой мере могло повлиять на ускоренное развитие болезни.
Жонглируя в своем мыслительном пространстве приходящими ему на ум вариациями на заданную тему, он всё чаще останавливал своё внимание на одной и той же волнительной для него мысли. И, в конце концов, эта мысль стала доминантной по тому главному вопросу, который он пытается прояснить вот уже несколько часов со времени отъезда скорой.
Если кратко, то это мысль содержала в себе свидетельство о некоем состоянии его психики, при котором ему вдруг спонтанным образом начинало казаться, что не успел сделать что-то очень важное, что куда-то опаздывает добраться, что забыл о своём участии в каких-то ответственных мероприятиях, что кого-то с чем-то не поздравил, что не успел оплатить какие-то квитанции, что фатально припозднился на поезд и т.д. и т.п. Вслед за погружением в это психическое состояние у него срабатывал некий рефлекс, когда возникало непреодолимое стремление срочно всё побросать, чтобы побыстрее настроить себя куда-то бежать, ехать, лететь, звонить, писать, сообщать... В эти моменты голова начинала лихорадочно работать. Мысли срывались с привычных стопоров, крутясь и мелькая в бешеном танце при вопиющем цейтноте, как будто бы стремясь отыскать наиболее приемлемые варианты исправления или нивелировки в реале несуществующих его оплошностей. При этом всё его тело напрягалось, а руки сами собой хватались за какие-то вещи, якобы необходимые для его дальнейших действий. Он вскакивал с дивана, кресла или стула с крайне решительным блеском в глазах и ... вдруг на него нисходило горькое осознание, что по большому счёту никому нигде не нужен, что может и далее влачить своё жалкое пенсионное существование, что в большом мире люди просто и непринуждённо обойдутся без него, и это осознание вновь вгоняло его в безрадостный метрономный ритм обыденности серого дня.
Что вполне естественно, такие насыщенные нерастраченной энергией жизни эмоционально-когнитивные всплески не могут не оказывать пагубного воздействия на здоровье пожилого человека, в результате чего у того расшатываются нервы, возникают осложнения в работе тех или иных органов его организма, развивается деменция. Если же учесть, что Алексей Кузьмич вышел на пенсию уже более пяти лет назад, то его приступы гипертонии вполне логично объясняются подобными рецидивными апелляциями к событийности давно прошедшего прошлого. Ну, а если ко всему сказанному добавить ещё и такой нюанс, что указанные психические обманки происходят с ним вне зависимости от рода его занятий в тот момент времени, включая и такую экзотику, как путешествия во снах, когда призывная труба незримого горниста грубо прекращает эти сновидческие полёты, заставляя его спросонья мигом мобилизоваться на незамедлительное выполнение каких-то неведомых ему действий, то в неизбежности часто повторяющихся гипертонических приступов мало кому придётся сомневаться.
Таким образом, чётко разобравшись со своими приступами гипертонии, основная причина которых в его понимании состоит в неожиданно накатывающей на него призрачной тревожности ни о чём, он стал обдумывать различные варианты надёжного подавления в своей психике этих фиктивных позывов выправления критических ситуаций или предотвращения катастрофических событий по аналогии с предметом его профессиональной деятельности в далёком прошлом, что в любом случае и сегодня оказывается способно вызывать у него нервные стрессы, приводящие к печальным последствиям. Часы на стене старательно тикали, но, как он не старался, ему на ум не приходило ничего существенного, призванного обезопасить состояние психики. А между тем, напряжение этого вечера всё-таки дало о себе знать - он задремал. Однако не прошло и получаса, как сонливость исчезла, поскольку в голове его мощно запульсировала всего одна мысль о единственно возможном варианте его дальнейших действий по недопущению в будущем подобных психических срывов.
Мыслилось, что ему следует как можно скорее вообразить и укоренить в недрах сознания новый образ себя самого, образ, которому нет абсолютно никакого дела до рецидивных позывов из тех времён, когда он практиковал необычайно активный стиль жизни, командуя "парадом" в самых разных сферах жизнедеятельности; позывов, по принципу рефлексии требующих от него сегодняшнего существенных порций его жизненной энергии, дабы заткнуть ею бреши, дыры, провалы и другие несуразности, так и оставшиеся неотработанными в давно прошедших порах. Сохранившийся до сего времени в его сознании прежний образ спеца, который не раздумывая бросался, засучив рукава, исправлять, усиливать, трансформировать, переиначивать, запускать по второму кругу, да и просто - осуществлять неосуществимое, беззастенчиво отбирал энергию жизни у живого реального человека, того самого, который сегодня едва не лишился жизни по причине "стахановского" задора своего стародавнего образа, комфортно проживавшего все последние годы в неизведанных глубинах его внутреннего мира. И вот теперь, перенеся самый тяжёлый и опасный для своего организма приступ гипертонии, Алексей Кузьмич наконец понял, что старую жизнь с её повседневным героизмом, самоотверженностью, часто нечеловеческим напряжением всех физических и душевных сил настало время заканчивать, позволив ей самостоятельно жить в каких-нибудь неведомых параллельных мирах. И если ему удастся создать жизнеспособный новый образ себя, соответствующий реалиям сегодняшней жизни, то конечно же и в плотном мире произойдёт обновление его обыденного облика. На данный же момент, как говорится, задача сформулирована - настал черёд её разрешения, на что он и сориентировался всей мощью своих мыслительных возможностей.
Поскольку следующим шагом в его всестороннем осмыслении своего нынешнего состояния здоровья должно было стать сотворение осовремененного образа самого себя, для него стало крайне важно так свершить задуманное, чтобы сотворённый образ оказался в полной совместимости с уникальной психической структурой его личности. К тому же Алексей Кузьмич чётко осознавал, что для указанного образа царствующая вокруг мелочная суета посредственных людей в принципе не должна восприниматься как нечто, имеющее хоть сколько-нибудь решающее значение. Честно же говоря, с подобной специфической в плане творчества задачкой Алексею Кузьмичу ранее не приходилось сталкиваться в его бурной, подчас крайне неоднозначной жизни прошлых лет. И поэтому он погрузился в означенный творческий процесс так глубоко, что только далеко за полночь вынужден был признать отсутствие у него даже малейшего проблеска в понимании того вида, в каком этот образ должен появиться на просторах его внутреннего мира.
Креативные метания вконец обессилили его, и к середине ночи он буквально провалился в страну снов. И как всегда бывает с творческими людьми, упёршимися в своих исканиях в непреодолимую стену идейного тупика, ближе к утру ему приснился сон, в котором с необычайной ясностью были прорисованы даже малейшие штрихи. Надо сказать, что обычно ему никогда не удавалось поутру вспомнить свои сны, но этот сон он, мгновенно пробудившись по его окончании, запомнил до мельчайших подробностей. Суть же сновидения состояла в почти статичной картине, где Алексей Кузьмич в облике верховного старейшины какого-то древнего племени восседал под старым дубом на выступе, который в упрощённом виде вполне можно было принять за трон, находящийся в нише огромного каменного валуна, очевидно, за многие века выточенной в камне каким-то водным потоком.
После пробуждения он старался не шевелиться, опасаясь исчезновения из памяти картинки сна, которая как будто бы застыла перед его внутренним взором, что позволило ему тщательно разглядеть её и запомнить во всех красках. В этот самый момент его разум охватила благодатная волна осознания неслучайности данного чаромутия, что было воспринято им как некое знамение, явленное в качестве подсказки для разрешения стоящей перед ним задачи, то есть искомый образ таким вот необычным путём был во всём своём великолепии представлен его разуму. Безоговорочно приняв сиё послание небес, Алексей Кузьмич без промедления начал обживать свой новый образ, особо не зацикливаясь на мысли о том, что вся эта внутренняя работа со временем приведёт к изменению и его реального облика во плоти...
Пролетели месяцы его обновлённой жизни. Приступов гипертонии больше не отмечалось. Да и сама болезнь, казалось, отступила или, по крайней мере, взяла длительный тайм-аут. Телесный же облик Алексея Кузьмича, действительно, разительно изменился: теперь на его спокойном лице лежала печать надмирной мудрости, движения стали неторопливыми, исполненными высокого достоинства при полном отсутствии какой-либо суетности, что резко выделяло его на фоне дёрганной жизни окружающих. Глаза его более никогда не выражали пустоту и бессмысленность жизни, а с недавних пор в них можно было постоянно наблюдать полыхание огня недюжинной разумности, что зримо проявлялось через мощную мыслительную деятельность.
Помимо отмеченных перемен, изменилось и его поведение в обыденной жизни. Прежде всего, его абсолютно перестали занимать семейные дрязги, чем в изобилии могут похвастаться практически все современные семьи. В противоположность старым временам он никому ничего не выговаривал, никого ни в чём не поучал, не возмущался проявлениями откровенной глупости, не обвинял кого-то в недомыслии, что в целом оказалось весьма неожиданным для домашних.
И если в прежние поры он зачастую не знал, чем бы это занять себя при соответствующем состоянии своего здоровья, сплошь и рядом хватаясь без разбору буквально за все посильные ему работы, чтобы хоть чем-то нагрузить себя в меру своих возможностей, то после того приснопамятного гипертонического криза, неимоверно всех перепугавшего, он к недоумению домашних стал много писать, тщательно обдумывая свои тексты, дабы никоим образом не опуститься до уровня низкоранговой писанины, что сплошь и рядом присутствует у авторов, популярных среди малограмотной толпы. Что он писал? Это домашним было неведомо, поскольку, ввиду полного отсутствия у них интереса к его деятельности, он ни с кем из них не делился тематикой и содержанием своих трудов.
Поначалу явно проявившиеся внешние изменения в характере и облике Алексея Кузьмича всех домашних, разве что только окромя внуков, здорово напрягали, поскольку такие основательные перемены в нём казались им признаками нездоровья. Однако постепенно они привыкли к его новому облику и поведению, а возможно просто смирились с тем, что он теперь другой, совершенно не похожий на себя прошлых лет, когда он частенько бушевал по поводу любых неразумных действий в семье.
Если же говорить о внуках, то они буквально льнули к нему, стремясь при первой же возможности оказаться рядом с ним. А вот для взрослых было совершенно не понятно, о чём это их малявкам так интересно подолгу общаться со стариком, ведь все дети у ихних знакомых не выпускали из рук смартфоны, смотрели боевики по TV, требовали у родителей свозить их в парки с кучей динамических развлечений, а тут сидят со стариком и о чём-то завлекательно разговаривают с ним. При взрослых дети умолкали, а если те долго не отходили от места общения с дедом, то и вовсе разбегались кто куда. Короче, взрослые были в недоумении, поскольку даже случайно услышанные обрывки их разговоров ну никак не укладывались у них в уме в какую-то общую канву.
Алексей Кузьмич и сам мог бы признаться, что ещё совсем недавно никогда не поверил бы в то, о чем теперь они с внуками вели серьёзные разговоры. А дело здесь было вот в чём. Создав в себе образ старейшины, он к своему вящему удивлению обнаружил, что этот образ по непонятной причине стал наполняться потоком каких-то непривычных для него знаний о прошлом, о прогнозах на будущее, о том, как жить в окаянное время сегодняшних дней. В этом потоке были как радостные, так и печальные картины из прошлого, настоящего и будущего. И как раз радужные картины прекрасных будущих времён более всего привлекали его внуков, которые чрезвычайно дотошно допытывались у него о всяческих замечательных с их точки зрения мелочах будущей жизни.
По истечению какого-то времени оказалось, что в жизни семьи постепенно набирали силу глубинные позитивные процессы упрочения внутрисемейных отношений на основе стремительно расширявшегося разнообразия общих семейных ценностей, главными движителями чего были подрастающие внуки, своим жизненным оптимизмом, который они в изобилии черпали из общения с Алексеем Кузьмичом, вовлёкшие в сферу своих футуристических интересов всё семейство без исключения. Фактически семья на глазах превращалась в единый организм, нарастание потенциала жизнестойкости которого можно было наблюдать без всяких ухищрений в режиме реального времени, что несказанно радовало Алексея Кузьмича, который, по правде говоря, уже давно оставил всякие надежды на возрождение своей семьи в человеческих канонах понимания совместного общежития родных людей.
Как-то сама собой изменилась внутрисемейная атмосфера и во взаимоотношениях его домашних: семья стала жить весело, задорно, часто слышались шутки, смех и даже дружное исполнение задушевных песен, а взаимопомощь обрела черты одного из наиглавнейших атрибутов семейной жизни, причём о возникающих проблемах у кого-либо из семьи остальные догадывались чуть ли не интуитивном уровне, немедленно оказывая посильную помощь, которая всегда принималась с благодарностью, а не отвергалась в грубой форме, как это часто случалось до известных событий...
Это теснейшее семейное единение все члены семьи и после ухода в мир иной Алексея Кузьмича пронесли сквозь массу неприятностей, потрясений, бед и несчастий, случавшихся за многие лета и десятилетия, сохранив радость жизни в качестве главной семейной ценности семьи, спаянной мудростью этого чистого душой человека, память о котором благоговейно пестовалась его многочисленными потомками, ведь все письменные труды названного старейшины Рода были адресованы именно потомкам, достойным великого звания Человека Земли!