В небольшом, но на удивление приятном глазу здании, отведенном местной властью под столь необходимые потребности местного населения, самого населения оказалось немного. Разгоряченные паром и плотскими утехами, красные, розовые, с синим отливом и просто без отлива мужики, от которых, как от картошки из чугуна, медленно исходил кисловатый дымок, почти все без исключения заканчивали священную процедуру тем, чем и положено ее заканчивать: пили пиво в буфете. Хотя некоторые, взяв пузатую кружку и постоянно вытирая лицо, выходили "подышать".
Сашка подъехал как можно ближе ко входу и с завистью уставился на одного из счастливчиков, окунувшего свой нос в белую пену.
Семен Петрович тоже не мог не обратить внимания на мужика с кружкой и в какой-то момент расслабился. Мысленно, конечно, но расслабился. Однако тут же взял себя в руки и решительно прошел мимо пива. Тогда как пиво открыло свой рот в блаженной улыбке и с удовольствием размазало пену по щекам. В то время как Сашка продолжал таращить глаза и бороться со слюновыделением, Силин уже шагал среди голых задниц и тазиков, внимательно разглядывая присутствующих. Занятие оказалось не из простых, и пару раз оперу приходилось отрывать мужиков от важного дела, заглядывая им в лицо. Затем он прошлепал в парилку, дернул дверь и получил... волна раскаленного пара саданула его по физиономии, оставив капельки влаги и запах мужского тела.
- Нет этого засранца здесь, - спустя пару минут сообщил Семен Петрович, вытирая рукой лоб.
- Если не нашли, - в сомнении подсказал Сашка, - так может, того...
- Чего того? - спросил Силин, обдумывая предложение.
Сашка посмотрел на мужика с кружкой.
- По одной можно, - согласился с предложением Смертин и первым прошел в буфет.
Очереди не было, и такая же розовощекая, как ее клиенты, тетка шустро наполнила три кружки пенящейся жидкостью. Сашка сосредоточенно дождался, пока опустится белая с дырками корка, и ловко отнес пиво за столик, где уже сидел Смертин.
Тетка тут же стремительно выскочила из-за стойки, протерла поверхность и в сомнении посмотрела на новых посетителей.
- Керосином, значит, баловался, - напомнил проверяющий и окунул свой нос в светло-желтый напиток.
- Кто на чем сидит, тем и дышит, - согласился Семен Петрович и еще раз вытер лицо, - хотя не пойман, не вор. Но информация имелась, все руки не доходили.
- Я знаю, куда он пошел, - вдруг заметил Сашка.
- Знаешь?
- И куда? - поинтересовался Смертин.
- К бабе.
- К бабе днем?
- Вечер уже, Семен Петрович, вечер.
- А хрен разберешь, по мне все едино. Летом - круглые сутки день, а зимой - ночь. Встал - темно, пришел - темно, - он с удовольствием пил маленькими глотками, - может, и к бабе пошел. Почему бы и не сходить? Что еще молодому мужику делать, верно?
- Вы же сказали, его на лесопилке поймали? - напомнил Смертин, доставая папироску.
- Не так выразился, - подсказал Силин, - дизель тогда чуть не запороли, а когда стали разбираться, что к чему, и возникли подозрения.
- Какие подозрения?
- Механик сказал, одной из причин мог стать плохой керосин.
- Солярка, наверно?
- Солярка или керосин, какая разница? - не понял Семен Петрович.
- И что? - Смертин уже допил пиво и запыхтел папироской.
- Движок отремонтировали, а найти так никого и не нашли.
- Семен Петрович, это уже диверсия. Самая настоящая диверсия!
- А, может, этот самый механик и дыма напустил, чтобы на него не подумали, логично? Разбирались мы с этим делом, а что толку? А потом, значит, этот Автюхов вдруг в сторожа захотел, вот тут я и задумался.
- Он тоже механик?
- Какой он на хрен механик, работяга обыкновенный. Механик - это тебе ни хухры - мухры, да Сашка?
Сашка сначала тихо икнул, а затем одобрительно кивнул головой.
- А потом техника она на то и техника, чтобы ломаться. Если, скажем, у Сашки машина встала, так это тоже диверсия? А он механик какой? По звуку определит, чего там надо.
- Обязательно следует этого Автюхова допросить,
- Допросим, всему свой срок.
- А если он сейчас себе алиби делает? - предложил Смертин,
- С бабой? - подсказал Силин, - а что еще с бабой можно делать? Пусть делает хоть в хвост, хоть в гриву. Дело-то молодое. Никуда он не денется, а если денется, значит, совсем дурак.
- Я что-то этого дела не помню.
- Да и не было никакого дела, одни подозрения, даже не сигнал какой, а дизель починили в тот же день. Мужики выкурили по цигарке, костяшками в домино постучали и пошли работать дальше. Вот таким вот образом. Никуда он не денется, пусть порезвится, али в бабу, али еще куда...
- Спасибо, хозяюшка, - Семен Петрович поднялся из-за стола, - хорошее у тебя пиво, душевное.
- Заходите, - радостно закивала женщина, - за всегда рады будем.
Силин вышел из буфета, подождал, пока мимо проследовали оба его товарищи, и снял с ручки двери табличку "Перерыв".
Автюхова звали Алексеем, и дураком он никогда не был. Скорее, наоборот, отличался незаурядной сообразительностью. Вот только сообразительность эта всегда носила характер выгоды. Все существование Алексея подчинялось одной цели: прочувствовать возможность и получить от этой возможности. Не важно что, но получить и как можно быстрей. Любой представившийся по жизни шанс всегда использовал в своих интересах, более того Алексей чувствовал его, как собака гнилую кость, спрятанную под забором еще прошлым летом. Сообразительность начиналась с небольшого заостренного носа, постоянно бегающих глаз, которые утром могли иметь серый цвет, а вечером зеленный и, конечно, походки. Хотя походки как раз и не было. Он передвигался, словно тушканчик, почти не касаясь земли постоянно вращая своей головенкой и шевеля ушами.
Когда Семен Петрович заходил в подъезд барака, где проживал интересующий его на тот момент объект, Автюхов выходил из бани, распаренный и довольный. Прежде всего, тем, что сегодня умудрился бесплатно помыться, прошмыгнув мимо старой бабки, занятой важным для нее занятием: приведением в товарный вид ранее использованных веников. Брошенные в раздевалке они тщательно высушивались, подрезались, перевязывались и обретали вполне достойный вид. Алексей дождался именно того момента, когда бабка отвлеклась, и в свойственной ему манере бесшумно запрыгал по лестнице. Мылся он также тщательно и по одной известной только ему методике. Сначала мылил голову, затем собирал остатки мыла и натирал ими тело. Он точно знал, насколько помывок хватало коричневого куска. А когда кусок все же начинал терять форму и вес, Алексей умело заменял его на другой, более перспективный. Заменял опять таки в бане, ловко подменив у соседа. Поэтому мыло у него было вечное, то есть оно никогда не заканчивалось. Греха большого в этом не находил, хотя бога побаивался. Нельзя сказать, что сильно веровал, тем более в нынешние времена, но молитвы знал на всякий случай. Солярку не воровал, а просто разбавил. И не водой, а старым машинным маслом, предварительно осенив себя крестным знамением, опять - таки на всякий случай.
В общем, Алексей выглядел как самый обыкновенный товарищ, может, чуток сообразительней, чем другие, что, впрочем, не бросалось в глаза.
Пятница ему нравилась и не только потому, что он захаживал в баню. Именно этот день посвящался плотским радостям. Несмотря на то, что в душе Автюхов был прирожденный холостяк и не собирался впредь менять жизненных принципов, природа брала свое. Выйдя из лавки, предварительно купив чекушку и двести граммов пряников, Алексей не мог не заметить картинку, представшую перед его взором. В случающиеся крайне редко минуты он все же предавался философским размышлениям, то есть задавал себе вопросы и пытался сам же на них ответить. Вот и сейчас замер на пару секунд, наблюдая за тем, чем ему предстояло заняться в самом ближайшем будущем. Однако брошенный кем-то в собачий клубок камень не позволил сосредоточиться на мыслях, и он проследовал дальше.
Именно эта сцена вдруг необъяснимо всплыла у него в сознании, когда спустя пару часов Алексей также качал задницей, осоловело закатив глаза и глотая воздух широко открытым ртом. Кровать синхронно передавала его движения, а разгоряченное под ним тело, как пропасть, поглощала в стремительном падении. Оставалось совсем немного, когда вдруг раздался женский визг, и он полетел, но уже не в сладостную бездну, а на пол...
- А Сашка прав оказался, - заметил Семен Петрович, не без любопытства наблюдая, как заметалась голая женщина. Опер еще больше удивился бы, если бы узнал, откуда пришел к ней любовник. А сам Автюхов, к сожалению, не смог до конца оценить глубочайший смысл незаконченного финала, свидетелем которого он стал, стоя под дождем напротив магазина.
- Так ты хоть успел, или нам обождать? - словно черт из преисподни, поинтересовался Силин, нисколько не смущенный, а наоборот довольный, правда, неизвестно чем.
- Вы кто? - Алексей продолжал сидеть на полу. Хотя, к слову сказать, сообразительность на этот раз его подвела. Оба сотрудника были в форме, такой, что только ненормальный не понял, откуда они.
- Правильный вопрос, - согласил Семен Петрович, - удостоверение показать или на слово поверишь? Я Силин - старший оперуполномоченный районного отдела внутренних дел, а вы - гражданин Автюхов, верно?
- Верно, - ответил Автюхов.
- А коли верно, прикрой свой дрын, и поехали с нами. Разговор есть, важный. Хотя, - он глянул на женщину, которая замерла, прикрывшись какой-то тряпкой, - можешь и так ехать, я не возражаю.
- Мне тоже собираться? - раздался женский голос
- Ты смотри! - оживился опер, - ей одного мало! Ты и в самом деле хочешь?
Женщина глупо улыбнулась, явно растерянная предложением.
- Пока в этом нужды нет, по крайней мере, у меня, - и Силин провокационно глянул на коллегу. Тот вдруг сделался пунцовым, но взгляда от женщины не отвел.
- Ты мне, гражданочка, для начала вот что скажи. Это у вас по любви или как?
- Что по любви?
- Он вас не насильничал? - подсказал Смертин, впервые приняв участие в разговоре.
- Нет, - смутилась гражданочка, - по согласию.
- Это тоже важно, особенно для них, - и кивнул головой на Алексея, который уже натянул штаны и искал оставшуюся часть своего гардероба.
- А чего он натворил?
- А вот мы и хотим с гражданином Автюховым поговорить на эту тему.
- Какую тему? - вдруг спросил Алексей, выходя из транса.
- Вопросы задавать будем мы, а ваше дело обстоятельно и честно на них ответить.
Оставались последние часы на новом месте и в новой должности, и Олави, или скорее Лева, еще раз проверил свои записи. Он изрядно промок, но совсем не устал, а почерневший от влаги и явно с чужого плеча дождевик стал вообще картонным, постоянно сковывая движения. Привыкшее к нагрузкам тело на сей раз отдыхало, но он все равно чувствовал необъяснимую потребность тяжелого физического труда и поэтому помогал разгружать сырые бревна, хотя это в его обязанности не входило. Иногда ловил на себе испытывающие взгляды, что происходит, когда человек занят не своим делом. Стараясь их не замечать, видел их своей спиной. Они заползали через брезент плаща и карабкались по хребту вверх, пока не добирались до головы...Вероятно, это и было самым трудным в его новой работе.
- Ну, давай, посмотрим, что там у тебя получилось, - Хлопотов в таком же огромном балахоне внезапно появился рядом.
- На сегодня все, больше подвод не будет.
Скинув мокрый дождевик, Олави присел за столом конторки, положив перед начальником главный инструмент - большую книгу, последние листы которой были заполнены новым почерком.
- Я же говорил, Лева, большого ума не надо. В смысле, наоборот, ум как раз и нужен, - запутался Хлопотов.
Он внимательно просмотрел колонки цифр, иногда шевеля губами, вероятно, чтобы самому не ошибиться, и остался доволен результатом.
- Ну, что, вот и неделя проскочила, поэтому полагается, - и на столе появилась бутылка.
Олави немного растерялся, но вида не показал.
- Хотя с тебя причитается, в следующий раз исправишься, понял? - он достал нехитрую закуску: пару старых огурцов, хлеб и банку тушенки.
- Открывай пока, - и подложил лист газеты, - заодно и Дмитрия помянем. Ты его знал?
- Нормальный мужик был. Вреда никому не сделал, хотя мог. Давай, все мы там будем, - и первым махнул кружку, - я вот иногда думаю, просто так, сяду и думаю. К примеру, Дмитрий сам был не свой до рыбалки. Ну, там понятно, словил, продал или семья большая. Вопросов нет. А этот, стало быть, один.
- Так, может, поэтому и любил, что один. Что ему одному делать? - высказал
свое видение обсуждаемой темы Олави.
- Тоже верно подмечено, - согласился Хлопотов, - что ему одному делать, не с самим собой же говорить! Я о другом. Дмитрий, конечно, если поймает, продавал. Вялил себе понемногу. Умел рыбешку заготовить, знал толк, чего-чего не отнимешь. Так вот, - Хлопотов разлил еще по одной, - теперь за новую должность, то есть, получается, за тебя.
- Спасибо, - кивнул Олави.
- Спасибо, не спасибо, а ты теперь уже совсем другой человек, если не понял еще, так я тебе говорю.
- Давай, - и оба крякнули.
- Так вот, о чем я?
- Другой человек я, - напомнил Олави.
- Это точно. Я о Дмитрии. Понимаешь, заметил я интересный факт. Через что Дмитрий помер?
- Простыл, говорили...
- Верно, но это на первый взгляд, - продолжал рассуждать Хлопотов, слегка захмелев, - я спрашиваю: через что умер? - Через свою любовь и умер!
- Как это? - не понял Олави.
- Да ты прикинь, он же от рыбалки сам не свой был! Ничего ему не надо, поверь мне. И через рыбалку умер. Пошел с рыбалки, провалился под лед, прихватило и хана!
- Это еще ничего не значит, - возразил Олави, - если, скажем, утонул бы, вот тогда...
- Хорошо, другой пример, жизненный. Два мужика бабу не поделили. Видная женщина, то есть девка, и приданное, хозяйство за ней причиталось, все как полагается. И что ты думаешь? Вдруг пропадает первый мужик. Окончательно, без всяких там следов, был и нет! Конечно, народ же не дурак, все подозрения на второго, тем более что он парень какой-то. В смысле, связываться с ним никто никогда не хотел, что-то в нем было. Это не объяснить. Ну, девка погоревала, а время идет, и свадьбу, вроде, как назначили ближе к осени. А тут и второй мужик пропал! Поехал в город и пропал. Что скажешь? - и Хлопотов пристально посмотрел на Олави.
- И не нашли?
- Не нашли! Но это не самое страшное. Давай огурец доедай, а иначе испортится,
- и жидкость из бутылки вылилась вновь в кружки.
- На тот самый день, когда свадьбу назначили, - продолжил рассказ Хлопотов, - девка пропала!
- Как пропала?
- А так, пропала и все. Спрашивается, через что все трое сгинули? - Через любовь!
Хлопотов на мгновение замер, словно обдумывая еще что-то.
- Вот поэтому я никого и не люблю, боюсь просто. Когда шибко к чему-то прикипишь, это что-то тебе сначала свой секрет откроет, вроде, как приманивает, а потом и заберет целиком! Вот ты мужик не наш, но толковый, дело свое знаешь, никуда не лезешь. Другие из кожи вон стараются и лезут, под себя других подминают. Хуже зверей. Зверь он сразу зарычит, и все понятно. А этот не рычит, поэтому и опасный. Не знаешь, когда в тебя вцепится. Люди они только с вида люди, а внутри... все их боятся, они и сами друг друга боятся.
Олави слегка удивился словам начальника, однако промолчал.
- Давай еще и собираться будем. А бабу ту, - вдруг сощурил свои глаза Хлопотов, - люди видели в лесу много лет спустя. Такая же молодая и красивая. И видел не один человек, да только одни мужики. И Дмитрий видел, он мне рассказывал, до того как помер.
- Подожди, - несмотря на спиртное Олави отчаянно шевелил мозгами, - получается, что она по лесу бродит?
- Бродит, парень, и мужиков ищет.
- Тех двоих, что пропали?
- Тех двоих она уже нашла, а теперь других ищет.
- А Дмитрий не ошибся, может, обознался?
- Думаю, не обознался. Он меня за попом и отправил, говорит, сама приходила во второй раз. А в третий и увела...
- Что ты хочешь этим сказать?
- По домам пора, вот что хочу сказать, - беззлобно ответил Хлопотов и стал натягивать еще сырой, с темными пятнами дождевик.
- Это я к тому, что места, где она бродит, совсем рядом.
Уже вечером, вслушиваясь в едва слышное дыхание Анны, Олави вспоминал странный рассказ, который неизвестно по какой причине произвел на него сильное впечатление. Ему было также непонятно, зачем вообще ему об этом сообщили. За всем этим скрывалось что-то еще, какая-то затаенная угроза.
Семен Петрович и в самом деле был хорошим опером. Точнее говоря, психологом, хотя, если бы кто-нибудь сказал ему об этом удивительном качестве, вероятно, очень сильно его озадачил. Семен Петрович просто всегда чувствовал ложь. Он видел ее прежде, чем она появлялась, облаченная в яркие сарафаны, румяная и томная, или, наоборот, убогая, скрюченная, шаркающая ногами и задыхающаяся от дальней дороги. Вот и сейчас, сидя напротив испуганного кандидата в злодеи, Силин понимал, что никакой этот Автюхов не поджигатель. Да, противный и гнусный мужичонка. Взгляду не за что зацепиться: все в нем скользкое и липкое. На кой хрен природа создает такую мерзость? Хотя природа здесь непричем. Не так противно наступить на свежую коровью лепешку, как увидеть дрыгающуюся голую задницу и расплывшуюся в отвратительной истоме и похоти рожу.
Силин намеренно и, как ему показалось, умело передал инициативу Смертину. Пускай, наконец, поработает головой, а он поглядит.
- Значит, утверждаете, что в ночь со среды на четверг спали? - уже в сотый раз спрашивал Смертин.
- Спал, все соседи могут подтвердить, - настаивал на своем Алексей.
- А ты и с мужиками спишь?
- Так мужики соседи! - не понял намека Автюхов, - у нас с этим строго, барак для мужиков, барак для женщин.
- И когда спать пошел?
- Как в карты кончили играть, так и разошлись, а что, нельзя?
- Почему нельзя, - согласился Смертин, явно не зная, какой еще вопрос задать не- состоявшемуся поджигателю.
- Власюка знаешь?
- Какого Власюка?
- Ты из себя идиота не строй, сторожа.
- Так в лицо видел пару раз, а близко незнаком, в друзьях-приятелях не состоял, за одним столом не сидели.
- Значит, не знаешь?
- Не знаю.
- И гражданку Савченко ты не дрючил, и в сторожа не подавался, и солярку не воровал,... отвечать! - вдруг заорал Смертин.
- С Татьяной мы давно в отношениях, - испугался Автюхов.
- А зачем в сторожа идти? Ты же хотел в сторожа идти!
- Спина у меня больная, гражданин начальник, там же все время на ветру, потный весь...
- А сторожем за столом получается? Что-то ты совсем запутался, мил-человек. А солярку тоже не воровал?
- Какая солярка? - выкатил глаза Автюхов., - не знаю я никакой солярки.
- Врет, а вот сейчас точно врет, - решил Семен Петрович, казалось, безучастно наблюдая за поведением подозреваемого.
- У нас показания свидетелей есть! - вдруг заявил Смертин, - этого, как его, механика. Зачем ему на честного человека доносить?
- Неправда, товарищ начальник, - упирался Алексей, - не воровал я, вот те крест!
В следующее мгновение огромная толстая книга, неизвестным образом появившаяся в руках Смертина, опустилась на голову несчастного. Удачно опустилась: тот только лязгнул зубами и слетел с табурета.
- Все, пошли чай пить, надоел мне этот пидор, - Смертин глянул на книгу, - тяжелая!
Семен Петрович не ответил и склонился над телом.
- Эка, как вы его!
- Поджигать не поджигал, но керосин воровал, это ему за керосин.
Силин похлопал по щекам. Черт побери, оказывается, не один он такой умный. Как же догадался, что парень врет?
- А какие показания свидетелей?
Смертин уже крутил колесико зажигалки, прикуривая папироску.
- Будущих, Семен Петрович, будущих.
Вместе они поднялись из подвала, хотя Силин немного задержался, налив в кружку воды и еще раз похлопав по щекам бедолагу.
- Новая методика, эффективная, - подумал он и забрал с собой толстенную книгу.
Пока дежурный возился с самоваром, оба выкурили по цигарке, избегая встречаться друг с другом взглядами. Семен Петрович, чтобы как-то убить время, достал из стола кусочки сахара и начал их колоть ножом.
- Ну, извини, не сдержался, - нарушил молчание Смертин, - не люблю, когда люди врут наглым образом. Вы со мной согласны?
- Нет никаких показаний.
- Верно, нет, это я так, чтобы прижать, прошло же два дня. А у нас, кроме двух придурков, никого нет. Этот Автюхов врет...
- Я знаю, - кивнул Силин.
- Какой он верующий? Козел он! Вы молодец, тоже обратили внимание на детали. Бога вспомнил, иуда, а креста на нем нет! Когда он на бабе сидел, я сразу заметил. А тут: вот те крест! Врет сволочь.
- Придется отпустить, - не поднимая головы, заметил Семен Петрович.
- Два дня уже прошло.
- Время нужно, рано или поздно обязательно что-нибудь всплывет. В моей практике такое уже случалось.
Силин прекрасно понимал, как было бы здорово: приехал и сразу злодея взял. Тут не только поощрение, на орден потянет. Молодой, горячий, этому в зубы, того по башке и... уехал домой. Но кто-то поджог склады, не сами же они загорелись. И ловко поджог, сторож мужик ответственный и того обманул.
- Ну-ка.
- Что? - не понял Семен Петрович.
- Ножичек дай-ка, гляну еще разок.
Силин отложил в сторону наколотые белые кусочки и протянул клинок.
- А какие мыслишки возникли?
- Вот шельма, помнит все, - с уважением к коллеге подумал он.
- Нож самодельный и делал его знающий человек.
- И делал кто-нибудь из местных, - словно рассуждал вслух Смертин, - внимательно разглядывая оружие.
- Финн делал, - наконец сообщил Семен Петрович, - но не охотник.
- Почему?
- Не охотник?
- Почему финн? - Смертин провел пальцем по лезвию.
- Долго объяснять, но ошибка исключается.
Раздался стук в дверь, и тут же вынырнул дежурный, держа в руках небольшой пузатый самовар. Он вопросительно посмотрел на начальника, словно спрашивая: куда ставить?
- А вот сюда и поставь.
- На стол?
Семен Петрович задумался только на мгновение.
- Ставь на стол.
- Жалко, больно хорош, - возразил Смертин, - давай так, - и подложил пару тонких картонок из стопки уже просмотренных ранее дел.
- Ну, как он тебе? - Зина расположилась на кушетке и наметывала очередное свое творение.
- Холодный какой-то.
- Холодный? Ты это, в каком смысле?
- Как тебе объяснить, - Тамара сидела напротив и наблюдала, как мелькает в руках сестры иголка, - я таких прежде не встречала. Вроде, мужик с одной стороны, а с другой - и не мужик.
- Что-то я тебя, подруга, не пойму.
- Да вот и мне непонятно. Все при всем, приятный, обходительный а посмотрит и нет в этом взгляде ничего. Пустота какая-то. Как будто он здесь и его нет.
- Тома, он же ответственный товарищ. Он моего Семена всего затрахал. Раньше сутками не видела, а как этот приехал - вообще пропал.
- Я не о том. Мужик на то и мужик, чтобы носками вонять, да глазами стрелять. Ясно, что ответственный, хотя молодой. Он только первый раз на меня глянул, а потом, вроде, сквозь меня смотрит, вот о чем я.
- У Семена тоже так бывает: сядет и уставится вникуда. Они так думают, понимаешь?
- Не понимаю я, хоть ты тресни, не понимаю. Девка зашла,... кстати, не перестаралась?
- Мне это платье тоже нравится. Фигуру не обтягивает и к твоим глазам подходит.
- Девка зашла, - продолжала Тамара, - не в кабинет или на прием, а он только вначале встрепенулся. Я же видела: пощупал меня своим взглядом, а потом и вовсе не смотрел.
- Как не смотрел?
- Ну смотрел, но не как на женщину, а как обычно, словно тыщу раз меня уже видел.
- Воспитанный, наверно.
- А что Семен?
- А чего Семен? - не поняла Зина, продолжая работать иголкой.
- Говорил чего про меня?
- Тома, он как ночью соскочил, когда склады загорелись, так я его и не видела. Пришел тут злющий, ткнулся головой в койку, даже сапоги не успел снять. Все одно к одному. Я боюсь и спросить, надо - сам расскажет. Это же он предложил тебя пригласить.
- Правда?
- Так и сказал: давай Тамару позовем.
- Он еще долго пробудет у нас?
- Смертин? Не знаю, это тайна. Никто не знает, и Семен не знает.
- Мне говорили, ездили они в третий поселок. Видели их там, а потом в бане пиво пили.
- Вот народ! - удивилась Зина, - все знают.
- А чего знать, он, как белая ворона...
- Семен?
- Да какой Семен, Смертин этот. Слушай, пошли в воскресенье в кино, фильм привезут новый.
- А этот твой?
- Да ну его, разругалась с ним. Дурак он, надоел. Где была? С кем была? Он мне что, муж, чтобы отчет держать? Ну, пойдешь?
Зина отложила шитье и вздохнула.
- Даже не знаю, у Семена спрошу, хотя думаю, вряд ли получится. Придет голодный, накормит надо...
- Ты что, с ложки его кормишь или титькой?
- Не груби, вот замуж выйдешь, я погляжу, если не вертопрах какой попадет.
- Зина, дай-ка мне попить чего, а то селедки наелась, спасу нет, - вдруг спросила сестра, - лучше кваску.
Леша Автюхов в это же самое время тоже испытывал физиологическую потребность, правда, несколько иного характера. Едва лязгнул на дверях запор, он тут же открыл глаза. Нельзя сказать, что удар получился слабый, но и таким сильным, чтобы рухнуть на пол, не был. Однако Леша рухнул, скорее от страха, и прекрасно чувствовал проявленную к нему заботу в виде легких пощечин. Мужичок сообразил, что, если начать возмущаться и тем более что-то там доказывать, можно получить еще, и не только книгой. Решив полежать на полу на всякий случай, он обдумывал сложившуюся ситуацию. Хреновая ситуация! Товарища Силина Семена Петровича знали почти все, а вот этого молодого опера он видел впервые. Странно, но обиды или злости не возникло.
Как все хорошо начиналось, в баньке помылся, водочки откушал, на Танюшу залез... и тут на тебе - поджигатель! Леша, конечно, понимал, что всякое в жизни случается, но такое - и с кем? С ним! И никакой-то там пустяк, а сразу в камеру! Без всяких намеков, угроз. Враг народа и точка! Керосин воровал? - Нет! И бац... Он же правду сказал. Не воровал, а разбавлял, а это огромная разница.
Леша потрогал затылок. А что его трогать, нет там ничего, но едва поднялся на ноги, как тут же услышал первое предупреждение. Заботливый какой, сука, водички налил,... и вновь прозвучало предупреждение, более настойчивое, приняв форму тупой боли внизу живота. Взгляд скользнул по голым стенам, деревянному столу. Так он долго не продержится, но и получить сегодня по морде большого желания нет. Он в сомнении проковылял к двери. Постучать? Убьют, непременно убьют! Кружка слетела со стола, прежде, чем он взял свои чувства под контроль. Однако нарастающая волной потребность вновь скрючила его, и в голове промелькнула ужасная и нелепая картинка, полная унижения. Гады! - зашептал Леша, - какие они гады! Желтая струя ударила в дно потемневшего сосуда, быстро заполняя отведенное пространство. Интересно, поместится? Вот теперь точно убьют, - пронеслась пугающая мысль, - это, наверно, еще хуже, чем воровство народного хозяйства! Это диверсия!
Кружка оказалась на удивление вместительной. И не подумаешь, - заметил про себя Леша, застегнув портки, и присел на тот самый табурет, с которого еще совсем недавно совершил свой хитрый, но незапланированный полет.
Сколько же сейчас времени, и надолго ли его заперли? Допрос продолжался час, а, может, и больше. Трудно сказать, он растерялся и терялся в догадках, пока не прозвучал главный вопрос. Покруче той самой книги, что обрушил на него опер. И вновь по второму кругу, а затем по третьему...
- Где вы находились в ночь со среды на четверг? А кто это может подтвердить?
Власюка знаешь?
- Сторожа?
- А откуда вы знаете, что он сторож?
- Не знаю я этого Власюка!
- Власюка не знаешь, а то, что он сторож, знаешь! Отвечать!
- Товарищ следователь...
- Отвечать! В глаза смотреть, в глаза!
- Товарищ следователь, это ошибка!
- Откуда ты знаешь Власюка?
- Не знаю я Власюка, пару раз видел, но не знал, что он Власюк.
- Что ты мелешь? Как ты его не знаешь, если, сам говоришь, пару раз видел! Где видел?
- Не помню, на улице, в бане, в кинематографе...
- Аааа! Это уже три раза получается!
- Как три? Почему три? Я не понимаю.
- У нас есть показания свидетелей! Сви-де-те-лей! Повторить?
- Каких свидетелей?
- Дурак ты, Автюхов, дурак! У тебя есть шанс самому честно признаться, понимаешь, самому!