Ясным летним полднем двое юношей - знатный рыцарь и его слуга-оруженосец - шествовали вдоль восточной опушки Чёрного леса. Высокий белокурый юноша-рыцарь был облачён в короткий камзол зелёного бархата, искусно расшитый сеткой золотых и серебряных нитей, тёмно-синюю шёлковую рубаху, шёлковые штаны цвета охры и мягкие кожаные сапожки. Одеяние черноволосого юноши-слуги состояло лишь из холщёвого кафтана простого покроя с короткими рукавами и таких же штанов до колен. Оруженосец следовал за своим господином, держа в руках его меч и неся за спиной небольшую котомку с едой и питьём.
Солнце перевалило зенит, а путники выдвинулись из города ещё до зари. Пройти через лес была их цель. Вечером, прежде захода солнца, ожидал их видеть в своём замке старый граф, отец юного рыцаря. Приказ явиться в Чёрный замок юноша получил накануне с голубиной почтой. Впрочем, до сумерек у странников оставалось довольно времени.
Подходя к залитой солнцем поляне у самого входа в чащу, юноша-рыцарь остановился.
- Гере! - молвил он. - Перед тем как войти в этот лес и пересечь его тьму и опасности, здесь будет наш привал.
- Верно, господин мой Зей, - отозвался Гере. - Нам следует подкрепить свои силы перед опасным переходом.
Юноши уселись на траву.
- О, Гере! Мы шли без остановок не менее восьми страж! Как устал я! И как нестерпимо ноют теперь стопы ног моих, утомлённые тяжкой дорогой! Как боюсь я не достигнуть моей цели, Чёрного замка сиятельного графа Вествеста, отца моего! О, сколь же быстрее и легче было бы нам преодолеть сей путь конно, однако Чёрный лес повсюду в наших краях настолько густ и непроходим, что проникнуть сквозь него на коне нечего даже и мечтать! Потому-то и должны отважные странники на злом пути сквозь Мёртвую чащу безо всякой пощады трудить ноги свои!
- Немудрено, господин! Долго выпало нам идти сегодня под палящим солнцем! Но господин мой, вы ведь так заботитесь о том, чтобы вашим ногам преодолённый путь не причинил никакого вреда...
- Ещё бы! Да Гере, ты и сам помнишь, что перед сегодняшней дальней дорогой я велел тебе надеть на меня мои лучшие и самые удобные сапожки из мягкой кожи! Я ведь предчувствовал, сколь тяжкий путь нам предстоит.
- Как не помнить этого! Ещё вчера я вычистил и смазал ваши лучшие сапоги, господин, а сегодня до зари облачил в них ваши светлые стопы!
- Ну а ты, Гере, ты-то о своих ногах и вовсе никак не заботишься! Ты же всю дорогу, как и всю твою жизнь - бос!
- Об этом я и веду речь, господин! Да, я ничуть не забочусь о безопасности своих ног, но смотрите, сегодняшний путь не причинил моим добрым подошвам и весёлым пяткам никакого вреда!
С этими словами Гере показал Зею по очереди обе свои обнажённые подошвы, на задубелой коже которых не оказалось ни единой царапины.
- О Гере, теперь я вижу: привычная нагота для твоих ступней и вправду несравненно лучше любых самых удобных сапожек или сандалий! Как жаль, что я не воспитан так же, как и ты! Но это противоречило бы присущему нашему сословию ритуалу. Ведь нам положено уставать в безопасности, а вам - подвергаться опасности, но не уставать!
- Золотые слова, господин мой Зей! Ибо я, вечно разутый, никогда не устаю именно по той же самой причине, по какой устаёте вы, вечно обутый! После крепкого сна вы выходите поутру с немалым запасом своих собственных сил, какие вы и расточаете на своём пути в течение дня. Я же после бессонной ночи, занятый подготовкой вашей одежды, обуви, еды и оружия, выхожу поутру вовсе без сил, но обретаю их снова в дороге!
- Как это тебе удаётся, мой Гере?
- А знаете ли вы, мой светлый господин, что с каждым босым шагом на нашем пути я вбираю в себя те самые силы, которых мне так недоставало раньше?
- Откуда же ты берёшь их, Гере?
- Мне неведомо это! Видать, я черпаю их из лона самой земли, сиречь, из бархатной пыли дорог, из острых камней, из мягкой или колючей травы!
- А я?
- Но у вас, господин, много своих сил!
- Ах, Гере! За те восемь страж, что мы идём, мои силы совершенно иссякли! Скажи, как их можно восполнить, чтобы дойти мне до замка отца моего?
- Но сможете ли вы?..
- Честью клянусь, мне необходимо уже сегодняшним вечером предстать перед старым графом, моим отцом!
- Тогда скажу я так. Дабы раздобыть новые силы, господин мой Зей, вы и сами должны приобщиться к их Источнику! Вы должны набраться мужества и убрать преграду меж ним и собой, светлый мой господин!
- О Гере! Я услышал тебя! И я в точности понял, что мне сейчас нужно! Мой верный слуга, я велю тебе, не медля более ни единой минуты, снять с моих ног эти вот сапоги!
- Так вы воистину решились на это, светлоногий мой господин? Вы, молодой граф, - дерзаете ныне разуться?! Знайте же: отважное решение ваше вселяет в меня преогромную радость! Но вместе с радостью - признаюсь честно - испытываю я и немалую тревогу за вас. Ибо я, во все дни жизни своей не знавший ни сапог, ни сандалий, ни другой какой обуви, обладаю ступнями выносливыми, закалёнными, - именно такими, какие только и способны встретиться с Источником силы! Вы и сами созерцали это сейчас. А ещё, я никогда не мою ног своих подобно тому, мой господин, как омываю ваши светлые стопы каждый вечер перед сном и каждое утро перед дорогой. Моим ногам это вовсе не требуется - им достаёт и того, что по семи раз на дню их умывают дожди и купают реки, ручьи или родники. Оттого-то подошвы мои с каждым годом ещё больше укрепляются и дубеют, а с ваших стоп моими неустанными стараниями ежевечерне сходит самая малая мозоль или шероховатость. Поэтому, господин мой, ваши стопы ныне, как и во всякое иное время, столь белы и столь нежны. Знайте же: разув их теперь, вы неминуемо подвергнетесь немалой опасности всего за два или три шага лишиться и самых последних сил!
- Нет, Гере. Я дерзну. И - будь что будет! Повелеваю тебе: сию же минуту сними обувь с моих ног точно так, как ты это делаешь каждый вечер!
- Повинуюсь вам! - радостно воскликнул Гере, тотчас вскочил и поклонился Зею. Став перед ним на колени, он взял в руки правую ногу юного рыцаря, согласно древнему ритуалу сначала поцеловал, склонив голову, носок его запылённого сапога, а после медленно снял сапожок, освободив к сиянию солнца белоснежную стопу своего господина. Вновь низко склонившись, юный слуга на мгновение приник губами к мраморной коже её подъёма. Затем Гере разул и другую ногу рыцаря.
- Добро! Ну а теперь подкрепимся и отдохнём, Гере, - после краткого раздумья молвил босоногий отныне Зей, и оба мальчика, поев припасённой Гере простой пищи и запив её квасом, улеглись на траву один подле другого валетом.
Спустя не более половины одной стражи Зей поднялся на ноги и громко произнёс:
- Нам пора!
Слуга вскочил, поднимая с травы меч Зея и свою котомку.
- Мой господин! Но есть ещё одно...
- Что, Гере?
- Если вы твёрдо положили в сердце своём приобщиться к Источнику силы через прикосновение к земле вашими нагими стопами, вам не до́лжно ни в чём его обманывать, мой светлый господин, хотя бы и невольно!
- А в чём же я могу его обмануть?
- Вы будете ступать по земле обнажёнными подошвами ваших светлых ног, мой господин, а я вслед за вами понесу в руках вашу обувь. И вы сможете ею снова воспользоваться по первому изволению вашему. А это большой обман!
- Верно, верно! Воистину ты прав, мой слуга. Вот что, Гере! Я повелеваю оставить свои сапожки прямо здесь, на поляне, на том самом месте, где я впервые обнажил стопы свои!
- Но этого ведь тоже будет недостаточно, мой господин! Ибо, поступив так, вы всё ещё сохраните для себя крохотную возможность хоть когда-нибудь, да вернуться за ними.
- Ты снова прав, мой верный слуга! Велю тебе подать мой меч!
Гере преклонил колени, поцеловал меч господина, затем коснулся губами правой ладони рыцаря и вложил в неё рукоять клинка.
- А теперь сделай то, о чём говорит тебе твой ясный разум!
Гере поднял с травы правый сапог Зея, поцеловал его и метнул перед господином в воздух. Уверенным взмахом клинка Зей рассёк свой сапожок надвое прямо в полёте. Несколько мгновений спустя на лету был рассечён и левый сапог Зея.
Лишь тогда нагие стопы юного рыцаря впервые познали неотвратимость своей свободы как суровый дар земли, - той могущественной земли, которую они попирали.
- Ну а теперь - в путь! - бесстрашно скомандовал Зей, передал меч Гере и сделал шаг в направлении Чёрного леса.
- Мой господин, - произнёс вдруг Гере, целуя принятый меч, - дозвольте мне идти впереди вас хотя бы недолгое время! Тогда вы сможете помещать ваши светлые стопы точно след в след за моими босыми подошвами. Ведь так окажется гораздо безопаснее для ваших столь нежных, впервые в жизни обнажённых ныне для тяжёлого и опасного похода ступней! А Источник силы нисколько не будет исчерпан или даже умалён моим первым шагом, ибо Источнику этому, воистину, не положен ещё предел!
- О Гере, сколь же ты верен мне! Клянусь, я отблагодарю тебя когда-нибудь сверх твоих лучших ожиданий и даже выше того! Сделай, как ты сказал, велю тебе, и ступай передо мной, упреждая каждый мой шаг своими надёжными стопами!
С этими словами рыцарь и его слуга тронулись в путь, босоногие, ступая одинаково легко и бодро: Гере на три шага впереди, а за ним, след в след, - юный Зей.
И тогда внезапный восторг овладел юным рыцарем, словно бы впервые очутившимся ныне на этой залитой солнечным светом лужайке перед дремучим лесом... нет! вообще впервые - на всём пути жизни своей! Лишь сейчас мальчик почувствовал и пережил в сердце своём каждую травинку, каждый стебелёк, каждый камешек, каждую горсть земли и крупицу пыли, с которыми выпадало ему всякий шаг соприкасаться обнажёнными подошвами. Эта мягкость, эта твёрдость, эти тепло, холод, сухость, влага, - ставшие вдруг столь внятными его освобождённым миру стопам, - переполняли юное благородное сердце неизведанным прежде трепетом.
- О Гере, - воскликнул потрясённый Зей, - сколь необычайно это - впервые увидеть мир стопами ног своих! Как человек, всю жизнь проведший с закрытыми глазами, вдруг открывает их! Как человек, всю жизнь проживший с заткнутыми ушами, вдруг вытаскивает эти затычки! Так вот и я, обутый всю жизнь, обнажив подошвы ступней своих, зрю ими теперь весь этот прекрасный мир как будто впервые! Первый раз в моей жизни я без боязни открылся миру, и мир, отвечая на искреннее доверие моё, щедро распахнул свою обитель для меня! О жажда неизведанного! О восторг босых ног!
- Да, мой светлый господин, - молвил Гере, - вижу: отнюдь не втуне разули вы стопы свои! Воистину вы причастились теперь тому Источнику силы и прозрения, о котором я вам рассказывал.
- Ах, Гере! Ты ведь всю жизнь свою видишь мир именно таким, каким я впервые увидал его только сейчас? Счастливый ты человек!
- Да, господин мой, стопы мои никогда не ведали обуви, и ни разу в жизни, даже на какое-нибудь мгновение, даже потехи ради не обувал я их. И вижу я ими мир с раннего детства, с той поры, как научился ходить. Но, как зрячий редко думает о своём видении, а не о том, что́ он видит, и как слышащий никогда не задумывается о слухе своём, а только о том, что́ он слышит, - так вот и я, вечно необутый, не часто думаю о мире, ощущаемом моими открытыми подошвами, и о силах, которые я черпаю из этого мира каждым своим честным шагом. Но как зрячий благодарен судьбе за то, что он может видеть, а слышащий - за то, что он способен слышать, так и я благодарен за отсутствие преграды между моими стопами и всем сущим прекрасным миром. Ныне же за такое счастье сделались благодарны и вы, мой господин. Ну а я, не менее своего, счастлив теперь ещё и вашим счастьем.
- Как разумно молвишь ты, Гере! И сколь глубоко я чувствую сейчас, с каждым новым шагом своим, с каждым прикосновением обнажённых ступней к земле, всю правду твоих слов! Воистину, я полон счастья, ибо встреча с неисчерпаемым Источником животворящей силы не миновала меня! О мир, смотри же - бос я! Прозрел я стопами, отныне - и навек!
С этим восторженным кличем, вырвавшимся из самой глубины сердца благородного рыцаря Зея, необутые мальчики вступили, наконец, под уготованный их доблестному босоногому странствию покров непроницаемой лесной тени.